с.59 В статье рассматриваются обстоятельства процесса П. Рутилия Руфа 93 или 92 г. до н. э. Автор приходит к выводу, что причиной осуждения Рутилия стало недовольство не только всадников или Мария, как обычно считается, а целой группы влиятельных сенаторов — помимо Мария, основания для недовольства действиями Рутилия в качестве легата наместника провинции Азия имели также консуляры Эмилий Скавр (принцепс сената!) и Маний Аквилий. Именно их позиция, очевидно, предопределила приговор всаднического суда, члены которого вряд ли бы решились по своей воле осудить консуляра Рутилия.
Ключевые слова: процесс Рутилия Руфа, Гай Марий, Эмилий Скавр, политика
Девяностые годы I в. (здесь и далее все даты — до н. э.) стали затишьем между двумя бурями римской истории. Однако известно об этом времени не так уж много, и Э. Бэдиан резонно называет
Несколько слов о предшествующей биографии Рутилия Руфа. Как и Марий, он был homo novus и, очевидно, клиент Метеллов. Совсем молодым человеком Рутилий (опять-таки, как и Марий) участвовал в Нумантинской и Югуртинской войнах. В 105 г. он добился консулата — всего через два года после Мария, и ему дважды передавал под командование армию: в Нумидии после отзыва Метелла и в 105/104 г. после разгрома войск Сервилия Цепиона и Маллия Максима при Араузионе. В 100 г. Рутилий принял участие в борьбе с Апулеем Сатурнином2. Позднее был легатом3 консула 95 г. Квинта Муция Сцеволы, когда тот девять месяцев с.60 являлся проконсулом Азии, остался на несколько месяцев в провинции после его отбытия, как и его начальник, активно боролся против злоупотреблений откупщиков, а после возвращения в Рим был привлечен к суду по обвинению в вымогательстве. Он не стал прибегать к услугам виднейших ораторов того времени, Антония и Красса, и защищал себя сам, позволив, правда, высказаться в свою пользу своему бывшему шефу Муцию Сцеволе и молодому Гаю Аврелию Котте (в 75 г. тот станет консулом). Обвиняемый, приверженец стоической философии, подражая Сократу, вел себя с достоинством, не стал умолять членов всаднического суда о снисхождении, а просто изложил суть дела, был осужден на изгнание и штраф, превышавший размеры его имущества, и уехал в Митилену (позднее в Смирну)4, где провинциалы тепло приняли его и даже будто бы с лихвой возместили ему издержки. Обвинительный приговор Публию Рутилию вызвал возмущение, став впоследствии «образцовым» примером судебной расправы над невиновным, и дал толчок судебной реформе Ливия Друза. Рутилий остался жить в Азии, отказавшись от предложения Суллы вернуться в Рим5.
Такова картина, которую мы наблюдаем в источниках. Долгое время она в целом принималась исследователями. Принимались утверждения античных авторов о невиновности Рутилия Руфа, о том, что процесс стал свидетельством произвола всадников в судах и действительно оказался важнейшей причиной судебной реформы Ливия Друза6. Особенно ярко и эмоционально охарактеризовал случившееся Т. Моммзен: «Комиссия по делам о вымогательствах перестала служить защитой для жителей провинций; напротив, она превратилась для них в самый тяжкий бич. Явный вор выходил из комиссии оправданным, если не впутывал в дело своих сообщников и не отказывался поделиться с присяжными награбленным добром. Зато горе тому, кто пытался удовлетворить справедливые жалобы жителей провинций; его ждал верный обвинительный приговор»7. Бэдиан объявил осуждение Рутилия первой и крупнейшей победой публиканов — правда, они не достигли бы ее без помощи Мария, представителя влиятельного класса землевладельцев, чья поддержка была в данном случае необходима публиканам. «Сенат впервые утратил контроль над управлением. Новый класс, которому Г. Гракх дал власть без ответственности, продемонстрировал, что может пользоваться этой властью безответственно — если не для того, чтобы управлять государством (ибо это не являлось его целью и было за пределами его возможностей), то, по крайней мере, препятствовать, чтобы им управляли»8.
Более сдержан в своих оценках К. Майер. Он отмечает, что в источниках, в том числе и в нашем случае, именем всадников зачастую называют публиканов — наиболее организованную и сплоченную часть ordo equester. Политика занимала их с.61 в той степени, в какой касалась их экономических интересов. Политические воззрения всадников отличались консерватизмом, и они почти всегда поддерживали сенат. Несмотря на переход в их ведение quaestiones repetundarum, что значительно усилило их позиции, в том числе и в провинциях, они не демонстрировали сенаторам открыто свою власть. Что же касается процесса Рутилия, который Майер вслед за другими учеными датирует 92 г.9 , то это «совершенно особый случай. Ведь речь шла не просто о том, что наместник повел жесткую борьбу против публиканов, отстаивая порядок и справедливость, но о том, что легат Рутилий и наместник Кв. Муций Сцевола стали проводниками новой, вдохновлявшейся принцепсом сената М. Эмилием Скавром политики сената, которая предполагала коренные перемены в положении провинций, в первую очередь жестоко угнетаемой Азии, иными словами, хотели изжить укоренившуюся прежде всего по вине публиканов практику разорения (Mißwirtschaft)» провинциалов. Скандальное осуждение Рутилия привело к пробе сил между сословиями сенаторов и всадников, которой стала борьба вокруг законопроектов Друза10.
Процесс Рутилия Руфа рассматривался и с точки зрения борьбы сенатских группировок. Многие исследователи обратили внимание на сообщение Диона Кассия (fr. 97. 3) о причастности Мария к осуждению Рутилия (καί τινα ὁ Μάριος αἰτίαν τῆς ἁλώσεως αὐτοῦ ἔσχεν) и сделали на этом основании вывод о том, что именно он был главным организатором судебного преследования Рутилия11 — своего старого врага, тем более что арпинат имел материальные интересы в Азии12. Бэдиан, указывавший на тесные связи обвиняемого с Метеллами (он был, как известно, другом Метелла Нумидийского), охарактеризовал его осуждение как удар в сердце factio Metellana. При этом, однако, Марий благоразумно пощадил Сцеволу, который недавно стал его родственником. Как предполагает Бэдиан, Рутилий Руф был мужем тетки Ливия Друза, а советником трибуна 91 г. являлся Эмилий Скавр, которого враги Рутилия также подвергли в те годы судебному преследованию. Именно он, по всей видимости, стал организатором его и Сцеволы миссии в Азию с целью облегчить ее положение и тем добиться большей лояльности провинциалов перед лицом угрозы со стороны Митридата Понтийского (ту же цель, по мнению Бэдиана, имела и поездка самого Скавра в Азию в
Э. Грюэн, изложив историю миссии Сцеволы и Рутилия, высказывает мнение, что они «руководствовались самыми высокими побуждениями (motives of highest character), желая заново придать блеск потускневшей репутации сенатской с.62 заморской администрации и проявить искреннюю заботу о благе провинциалов. Судебное преследование было неизбежным и ожидаемым» из-за непримиримой вражды наместника и его легата с представителями римских business classes. Осуждение Рутилия привело к разрыву между сословиями сенаторов и всадников, а если брать отношения внутри правящего круга, то к разрыву отношений Мария с некоторыми нобилями, которые совсем недавно еще поддерживали его. Арпинат, враждовавший с Рутилием, несмотря на родство со Сцеволой приложил руку к осуждению его легата, хотя нельзя сказать, что он «дергал за все веревочки». Грюэн возражает против тезиса Бэдиана о том, что Марий не стал трогать Сцеволу14, ибо атака на Рутилия была и атакой на Сцеволу, чьи реформы в Азии ставились под удар — недаром последнему самому пришлось выступать во время процесса над Рутилием. Почему его не решились привлечь к суду — не вполне ясно15. Конечно, homo novus Рутилий был куда более удобной мишенью, чем представитель старинного и уважаемого рода Муций Сцевола16, однако это не помешало в других случаях выдвигать обвинения против Метелла Нумидийского и Скавра; возможно, всадники сочли, что осуждение Сцеволы17 — это уже слишком, приговора его легату им вполне хватало для достижения своих целей. Если же говорить о деле Рутилия в контексте политических процессов
Весьма смелая гипотеза была высказана по поводу характера обвинения, предъявленного Рутилию. По мнению некоторых ученых20, ему инкриминировали с.63 получение взятки от Митридата Понтийского. Доказательства, способные подтвердить подобные обвинения, Марий будто бы собирал во время своего пребывания на Востоке. Однако эта версия не встретила поддержки у исследователей, поскольку в источниках прямо сказано, что речь шла о процессе de repetundis (Liv. Per. 70; Vell. II. 13. 2; Dio Cass. Fr. 97. 1)21.
В 1990 г. Р. Кэллет-Маркс предпринял попытку пересмотра многих связанных с процессом Рутилия положений, которые прежде считались общепринятыми22. Он отметил, что образ Рутилия, донесенный до нас античными авторами, «слишком хорош, чтобы быть правдой» — он основан на его собственных мемуарах и благосклонной к нему сенатской традицией23. Кэллет-Маркс отверг традиционную дату процесса — 92 г., высказавшись за 94 г. К этому времени умер Метелл Нумидийский, патрон Рутилия, что ослабило его позиции. Серьезным сомнениям исследователь подверг взгляд на процесс через призму борьбы сторонников Метеллов и Мария: «По-видимому, в основе политического процесса (underlying political current) середины и конца
Как видим, точек зрения множество, причем по самым разным аспектам проблемы, и остается, казалось бы, лишь присоединиться к одной из них. Но, во-первых, даже в таких случаях возможны усиление или корректировка аргументации в пользу того или иного мнения, а во-вторых, как я надеюсь показать, возможности и для новых решений еще не исчерпаны.
с.64 Начнем с вопроса о хронологии. В историографии было много споров о том, к какому году относить наместничество Сцеволы и легатство Рутилия, от чего, как представляется, зависит и датировка суда над последним. Высказывались мнения в пользу 98/97 (во время претуры Сцеволы28 и проконсулата после нее)29, 97 — только после претуры30, 94 г. — после консулата31; некоторые ученые оставляют вопрос открытым32.
С целью обосновать более раннюю датировку наместничества Сцеволы привлекался текст Аскония: L. autem Crasso collega fuit Q. Scaevola pontifex qui, cum animadverteret Crasso propter summam eius in re publica potentiam ac dignitatem senatum in decernendo triumpho gratificari, non dubitavit rei publicae magis quam collegae habere rationem ac ne fieret
Перевод первой фразы вполне ясен: «Коллегой Л. Красса был Кв. Сцевола Понтифик, который, когда сенат ввиду огромного влияния и авторитета Красса из любезности предоставил ему триумф, не остановился перед тем, чтобы, исходя из заботы о благе государства, а не своего коллеги, наложить запрет на решение сената». Иначе обстоит дело со второй, ибо слова provinciam… deposuerat допускают различное толкование: 1) отказ от наместничества в назначенной ему Азии33, 2) прекращение исполнения обязанностей ее наместника и отъезд из нее раньше установленного законом времени34. Последние четыре слова, которые могли пояснять смысл выражения provinciam deponere, сохранились плохо, а потому вряд ли их можно учитывать при обсуждении вопроса35.
с.65 Плюсквамперфект глагола deposuerat предполагает время, предшествующее по отношению к названному ранее выступлению против триумфа Красса, имевшему место в год консулата Сцеволы и самого Красса, т. е. в 95 г. Таким образом, если имеется в виду досрочно прерванное наместничество, то оно придется на претуру Сцеволы, предшествовавшую консулату 95 г. (поскольку до истечения консулата его наместником не послали бы — такое практиковалось только во время войны), иными словами, на 98/97 г.
Если же речь идет об отказе Сцеволы от предназначавшейся ему Азии, то получится, что в какой-то более поздний момент ему снова выпало управлять ею и на сей раз Квинт Муций возражать не стал. При этом первое, отклоненное назначение должно было иметь место во время либо претуры, либо консулата Сцеволы. Второе, принятое назначение должно было состояться в связи с консульством, и само наместничество приходится тогда на следующий после консулата, т. е. 94 год36.
Более правдоподобным представляется понимание deposuerat именно как отказа от провинции, поскольку тогда риторическое противопоставление заботящегося о res publica Сцеволы тем viri boni, которые в отношении провинции cupiditate deliquerant (весьма интересная характеристика viri boni!), оказывается ярче — отказ от наместничества производил куда большее впечатление, чем преждевременный отъезд37.
В случае принятия первой датировки (98 или 97 г.) требует объяснения интервал от четырех до шести лет между деятельностью Рутилия Руфа в Азии и процессом, а также то, что консуляр оказался в необычной роли легата у претора или претория38. Высказывалось предположение, что Рутилий стал в 92 г. жертвой конкретной политической ситуации, когда не за горами была quaestio Variana, и его осуждение подготавливало почву для ее деятельности39. Однако между первым и вторым началась Союзническая война, которая слишком изменила ситуацию, чтобы ставить в один ряд процессы Рутилия и обвиняемых по lex Varia.
Р. Кэллет-Маркс считает, что упомянутый интервал не является чем-то особенным — процесс Норбана, например, состоялся в 95 г., через много лет после событий 103 г., давших повод для его обвинения. То, что консуляр оказался легатом при претории, также не должно удивлять: Диодор сообщает, что наместник Сицилии с.66 Луций Азеллион, подобно Сцеволе, выбрал себе легатом одного из своих лучших друзей, Гая (Семпрония?) Лонга, человека весьма достойного (ζηλωτὴς τῆς ἀρχαίας καὶ σώφρονος ἀγωγῆς). Это было своего рода новшество, когда выбирали в советники наилучшего, не обращая внимания на их статус40. Кэллет-Маркс предполагает, что Сцевола возвратился ранним летом 97 г., чтобы успеть подготовиться к консульским выборам на 95 г., по максимуму используя gloria iustitiae et abstinentiae (Cic. Att. V. 17. 5), приобретенную им благодаря наместничеству в Азии, тем более что его поведение там побуждало к выгодному для него сравнению с явно нечистым на руку Манием Аквилием41, процесс над которым недавно состоялся42.
Построения Кэллет-Маркса представляются по большей части спорными. Конечно, можно допустить, что Сцевола, несмотря на неравенство статусов, решился обратиться к Рутилию с просьбой стать его легатом, а тот согласился, однако пример с Азеллионом не очень убедителен и больше напоминает риторическую конструкцию. Выходит, что прежде никто из наместников не брал достойных людей себе в советники, во что трудно поверить. И к тому же разница в статусах слишком велика, чтобы не обращать на нее внимания — сделать советником кого-либо невлиятельного много проще, чем того, кто выше тебя. Сомнительно также, что Сцевола, если только он не был наивным человеком, рассчитывал заработать на наместничестве политический капитал, который помог бы ему добиться высшей магистратуры — насколько известно, справедливое отношение к провинциалам не упоминается в источниках среди причин, которые побудили бы голосовать за кандидата в консулы. К тому же своими iustitia et abstinentia Сцевола задел весьма влиятельных лиц (см. ниже), а потому весьма сомнительно, что он вообще добился бы консулата, если бы его наместничество имело место после претуры. Пример с процессом Норбана трудно признать удачным: в 102 г. Цепион был избран квестором, отправился в Киликию с Антонием и вернулся в Рим, надо думать, не раньше него, т. е. самое раннее в декабре 100 г., а в 99 г. Антоний стал консулом43, что оставляло мало шансов на успех обвинения Норбана.
Вопрос о датировке наместничества связан с оценкой политической ситуации в самом Риме. Учитывая то возмущение, которое вызвала деятельность Сцеволы и Рутилия в определенных кругах (о них см. ниже), а также отсутствие даже намеков на интервал в несколько лет между возвращением последнего и процессом над ним, есть все основания считать, что этот интервал был достаточно небольшим, а потому при ранней датировке проконсульства Сцеволы в Азии суд над его легатом состоялся бы не позднее 96 г. Всего двумя годами раньше сторонники Метелла Нумидийского добились его триумфального возвращения в Рим, теперь же никто и не подумал заступаться за одного из его преданных друзей. Между тем кто-то из четырех Метеллов (Нумидийский, Диадемат, Непот и Капрарий) наверняка еще был жив, не говоря уже об их соратниках. (При этом, заметим, Непот стал консулом в том же 98 г.44) Таким образом, налицо невероятно быстрый распад factio с.67 Metellana45. Конечно, можно его объяснить исчезновением общих целей после возвращения Метелла Нумидийского46. Однако такое равнодушное отношение к одному из виднейших клиентов семейства все же понять трудно, особенно на фоне активности Мария: никого из своих людей, попавших под суд, он в те годы, насколько известно, в обиду не дал47.
Все эти вопросы снимаются, если отказаться от датировки миссии Сцеволы и Рутилия и суда над последним 98—
Что же касается теории Егорова о группировке Сцевол — Крассов, то она не выдерживает критики, тем более что он предполагает ее существование от реформ Гракхов до гражданской войны
с.68 Теперь обратимся к главному вопросу: чьи интересы выражал суд, когда он выносил Рутилию свой суровый и несправедливый приговор? Ответ, данный античной традицией, которая возложила ответственность на публиканов, был уже давно оспорен (см. выше), хотя, как мы видели, даже Майер, весьма скептически оценивающий самостоятельную роль всадников в политике, все же готов признать, что здесь они настояли на своем, пусть это и был особый случай53. Между тем, как отмечал Бэдиан, «несмотря на свое господство в судах, всадники были бессильны без поддержки влиятельных сенатских кругов»54. Сам он, как и многие другие ученые, счел достаточным вмешательство Мария, давнего врага Рутилия. Прежде чем рассмотреть вопрос о том, насколько обоснованна такая позиция, позволю себе несколько замечаний по поводу inimicitia обоих консуляров, чтобы сделать картину их отношений более многомерной. Марий и Рутилий были старыми боевыми товарищами, ибо вместе служили еще под Нуманцией, а затем в Африке, во время Югуртинской войны55. Стали ли они врагами уже в ходе последней, как утверждает Егоров, ссылаясь на то, что Метелл поручил именно Рутилию передать армию Марию, поскольку сам с ним встречаться не желал (Sall. Iug. 86. 5)?56 Сам этот эпизод ничего не доказывает, хотя, конечно, вполне возможно, что Рутилий разделял неприязнь своего патрона к арпинату57, но это не более чем догадка — применительно к
с.69 Однако хватило ли бы влияния Мария, чтобы судьи, еще недавно оправдывавшие любого сенатора61, вынесли столь суровый приговор заслуженному консуляру? Ведь Бэдиан сам пишет о «влиятельных сенатских кругах», но Марий был лишь одним из их представителей, и совершенно не очевидно, что те principes, которые поддерживали с ним хорошие отношения, помогли бы ему в столь щекотливом деле. Он и сам, мягко говоря, не афишировал свое участие в нем. О его роли в осуждении Рутилия сообщает лишь один автор, да и то достаточно поздний — Дион Кассий. Словоохотливый Цицерон, немало места уделивший процессу Рутилия (De or. I. 227—
Не умолчали ли источники о других влиятельных лицах, причастных к скандальному исходу процесса? Думается, да. Имя одного из них напрашивается само собой, хотя и не привлекало в данном контексте внимания ученых. Это консул 101 г. Маний Аквилий, старый соратник Мария, сын основателя провинции Азия, который имел там обширные связи, накануне Первой Митридатовой войны приехал в те края в составе посольства, весьма поспособствовавшего ее разжиганию, и среди прочего занимался там ростовщическими операциями, ссужая деньгами царя Вифинии Никомеда IV63. Вряд ли можно сомневаться в том, что он получал доходы от деятельности публиканов, а потому не питал добрых чувств к Рутилию и, вполне вероятно, принял участие в подготовке процесса над ним, благо имел немалый опыт по этой части, побывав в свое время под судом по обвинению в вымогательствах (см. выше).
Другим консуляром, причастным к осуждению Рутилия, был, по всей видимости, Марк Эмилий Скавр64, многолетний princeps senatus, один из самых влиятельных политиков своего времени65. Хотя, как уже отмечалось выше, Бэдиан считал его одним из вдохновителей миссии Сцеволы и Рутилия, факты позволяют сделать иные выводы. У Тацита правнук принцепса сената Мамерк Скавр прямо говорит о том, что его прадед выступал обвинителем консула 105 г. (Ann. III. 66. 1), причем, как убедительно показывает Бэдиан, оратор подразумевал процесс именно
Но вот что обращает на себя внимание: в устах оратора, перечисляющего знаменитые accusationes, Скавр оказывается в одном ряду с такими уважаемыми людьми, как Катон Цензорий и Сципион Эмилиан, а «напарниками» Рутилия, которых они обвиняли, выступают оставившие по себе дурную память Сервий Гальба и Луций Котта. Совершенно очевидно, что такое «соседство» свидетельствует об отрицательном отношении Мамерка Скавра к Рутилию, которого он, надо полагать, считал виновным69. Скорее всего, правнук Марка Эмилия выражал не личное мнение, а воспроизводил семейную традицию. Можно объяснить это тем, что Марк Скавр после процесса 116 г. до конца сохранял неприязнь к Рутилию70, но можно и тем, что в suggestio falsi содержался намек на причастность принцепса сената к осуждению консула 105 г. Считать так есть достаточно серьезные основания.
Похоже, именно в
Был и еще один консуляр, не замеченный, правда, в связях с публиканами, но имевший серьезные причины для враждебных действий по отношению к Муцию, к каковым и относилась атака на Рутилия. Речь о многократно упоминавшемся Луции Лицинии Крассе, который по вине Сцеволы, как уже говорилось, лишился возможности справить триумф. Весьма вероятно, что Квинт Муций, добившись отмены решения сената о нем, нажил себе и других inimici.
Таким образом, по меньшей мере три консуляра (Марий, Скавр, Аквилий) имели веские основания желать осуждения Рутилия, а еще один (Красс) — отомстить Сцеволе, что обеспечивало его как минимум дружественный нейтралитет по отношению к обвинителям75. Возможно, чьи-то имена нам остались неизвестными. Иными словами, речь уже шла о достаточно внушительной коалиции, противопоставить которой Сцеволе и Рутилию оказалось нечего — Метелл Нумидийский и, вероятно, некоторые из его братьев умерли. При этом нет никаких сведений о том, чтобы кто-то из видных сенаторов высказал недовольство осуждением Рутилия. (Поэтому спорно выглядит тезис Грюэна о разрыве между Марием и некоторыми нобилями после процесса.) Весьма любопытное описание процесса читаем у Цицерона: «Дело велось так, будто бы это происходило в платоновом выдуманном государстве. Никто из защитников не стенал, никто не взывал, никто не скорбел, никто не сетовал, никто слезно не заклинал государство, никто не умолял. Чего же больше? Никто и ногою-то не топнул на этом суде, наверно, чтоб это не дошло до стоиков» (De or. I. 230; пер.
Знал ли Рутилий (да и Сцевола), что такое может произойти? Прав ли Грюэн, говоря, что его осуждение было «неизбежным и ожидаемым»? Это маловероятно: в последние годы суды выносили оправдательные приговоры сенаторам, и уж тем более полным абсурдом должна была казаться мысль о том, что не просто сенатора, а консуляра могут осудить за борьбу с произволом публиканов, даже если пострадали интересы весьма влиятельных людей. Тем не менее это произошло.
Стал ли процесс Рутилия рубежным событием в римской политике того времени, как считал Бэдиан? По-видимому, правильнее считать его знаковым — это был случай экстраординарный, но единичный. Повлек ли он за собой судебную реформу Друза? В ситуации, когда сами же сенаторы (или, точнее, многие из них) и были вдохновителями процесса, это выглядело бы по меньшей мере странно. К тому же Асконий (19 C) прямо указывает, что выступить с проектом судебной реформы Друза побудил Скавр, обвиненный Цепионом de repetundis, — он, как известно, был советником трибуна (Cic. Dom. 50); кроме того, из текста Флора, лишь двумя словами упомянувшего осуждение Рутилия, следует, что гораздо большее значение в данном отношении имели процессы Скавра и Филиппа, обвиненных Цепионом (Flor. III. 17. 3—
Тем не менее связь между осуждением Рутилия и попыткой судебной реформы Друза все же у античных авторов прослеживается: у Веллея Патеркула сразу после пассажа о Рутилии начинается рассказ о реформах Друза (II. 13. 2), да и у Флора такая связь до некоторой степени все же присутствует. Цицерон пишет о том шоке, который вызвало осуждение консула 105 г. (Brut. 115), после этого невиновные не могли чувствовать себя в безопасности (Scaur. 3d)80. Думается, все с.73 эти пассажи восходят во многом к речам самого Друза, который мог ссылаться на процесс Рутилия, на возмущение честных людей, на страх, вызванный несправедливым решением суда — естественно, что-то преувеличивая и домысливая. Это, правда, противоречит тезису о Скавре как одном из виновников изгнания Рутилия, но лишь по видимости — цель состояла в передаче судов сенаторам, а риторика имела второстепенное значение, поскольку на судьбу Рутилия она уже повлиять не могла. Слышал ли Друз о роли Скавра81 в этом неприглядном деле? Вполне вероятно; однако последний имел влияние на своего молодого друга и мог преподнести ему все в несколько ином свете, представив главными виновниками случившегося других, а себя — жертвой обстоятельств или даже клеветы.
Подведем итоги. Рутилий Руф отправился в Азию с Муцием Сцеволой в 94 г., откуда вернулся в 93 г. и в этом или следующем году был осужден по ложному обвинению, инициаторами которого явились, вероятно, не только или даже не столько публиканы, сколько влиятельные сенаторы. Процесс стал знаковым событием, ибо впервые после 103 г. подвергся осуждению консуляр, но к каким-либо переменам он не привел и причиной внесения Друзом проекта судебной реформы не был. Однако суд над Рутилием оставил заметный след в греческой и римской традиции (прежде всего благодаря усилиям Цицерона и, видимо, самого осужденного), явившись тем самым ярким событием в истории античной культуры.
Литература
1. Габелко
2. Гуленков
3. Егоров
4. Егоров
5. Короленков
6. Короленков
7. Моммзен Т. 1994: История Рима. Т. II. СПб.
8. Селецкий
9. Alexander
10. Alexander
11. Badian E. 1956: Q. Mucius Scaevola and Province of Asia // Athenaeum.
12. Badian E. 1957: Caepio and Norbanus. Notes on the Decade 100—
13. Badian E. 1958: Mam. Scaurus Cites Precedent // CR. 8, 216—
14. Badian E. 1972: Publicans and Sinners. Private Enterprise in the Service of the Roman Republic. Ithaca (NY).
15. Balsdon
16. Bates
17. Bernhardt R. 1985: Polis und römische Herrschaft in der späten Republik (149—
18. Brennan
19. Broughton
20. Brunt
21. Carney
22. Carney
23. Fantham E. 2004: The Roman World of Cicero’s De oratore. Oxf.
24. Frank E. 1955: Marius and the Roman Nobility // CJ. 50. 4, 149—
25. Gruen
26. Gruen
27. Hendrickson
28. Herzog E. 1884: Geschichte und System der römischen Staatsverfassung. Bd I. Lpz.
29. Ihne W. 1879: Römische Geschichte. Bd V. Lpz.
30. Kallet-Marx R. 1989: Asconius 14—
31. Kallet-Marx R. 1990: The Trial of Rutilius Rufus // Phoenix. 44. 2, 122—
32. Last H. 1932: The Senatorial Recovery // Cambridge Ancient History. Vol. IX. Cambr., 172—
33. Long J. 1866: The Decline of the Roman Republic. Vol. I
34. Luce
35. Mackay Ch. S. 2009: The Breakdown of the Roman Republic: From Oligarchy to Empire. Cambr.
36. Marshall B. 1976: The Date of Q. Mucius Scaevola’s Governorship of Asia // Athenaeum.
37. Meier Ch. 1966: Res publica amissa. Eine Studie zu Verfassung und Geschichte der späten römischen Republik. Wiesbaden.
38. Münzer F. 1914: Rutilius // RE. 2. R. Hlbd 1, 1269—
39. Münzer F. 1933: Mucius (23) // RE. Hlbd 31, 437—
40. Neumann C. 1881: Geschichte Roms während des Verfalles der Republik. Breslau.
41. Nicolet C. 1966: L’ordre équestre à l’époque républicaine (312—
42. Schur W. 1942: Das Zeitalter des Marius und Sulla. Lpz.
43. Shatzman I. 1974: Scaurus, Marius and the Metelli: a Prosopographical-Factional Case // Ancient Society. 5, 197—
44. Sherk
45. Sumner
46. Van Ooteghem J. 1964: Caius Marius. Bruxelles.
47. Waddington
48. Weinrib E. J. 1970: The Judiciary Law of M. Livius Drusus (tr. pl. 91
The author presents the following reconstruction of the events connected with the notorious trial of P. Rutilus Rufus. The latter went to Asia together with Q. Mucius Scaevola in 94 BC and returned in 93 BC. In the same year or in the year that followed he was convicted on false charges made not only by publicans (as is generally assumed), but also — and, perhaps, mainly — by influential senators, the consulares M. Aemilius Scaurus, C. Marius and Man. Aquilius. The trial was a significant event, a consularis being convicted for the first time ever since 103 BC, but it did not lead to any changes, nor was it the cause of Drusus’ bill on judicial reform, as Kallet-Marx reasonably argues. Still, Rutilius’ trial left a distinctive mark in the Greek and Roman tradition (mainly due to Cicero’s efforts, but also presumably to his own, considering his memoirs).
Keywords: trial of P. Rutilius Rufus, roman politics of 90s, Q. Mucius Scaevola, C. Marius, M. Aemilius Scaurus.
ПРИМЕЧАНИЯ
Данная статья представляет собой расширенный и переработанный вариант доклада, прочитанного 30 октября 2013 г. на XV Жебелёвских чтениях на кафедре истории древней Греции и Рима СПбГУ. Автор выражает признательность