История Рима

Книга восьмая
Страны и народы от Цезаря до Диоклетиана

с.173 138

Гла­ва VI

ПРИДУНАЙСКИЕ ЗЕМЛИ И ВОЙНЫ НА ДУНАЕ

Меро­при­я­тия Авгу­ста

Если рейн­ская гра­ни­ца была созда­ни­ем Цеза­ря, то дунай­ская гра­ни­ца была созда­ни­ем Авгу­ста. Когда он стал у кор­ми­ла прав­ле­ния, на ита­лий­ском полу­ост­ро­ве рим­ляне едва овла­де­ли Аль­па­ми, на гре­че­ском — Гемом (Бал­ка­на­ми) и при­бреж­ны­ми поло­са­ми на морях Адри­а­ти­че­ском и Чер­ном. Нигде их вла­де­ния не дости­га­ли мощ­ной реки, отде­ля­ю­щей южную Евро­пу от север­ной. Север­ная Ита­лия, рав­но как илли­рий­ские и пон­тий­ские тор­го­вые горо­да, и в еще боль­шей сте­пе­ни — циви­ли­зо­ван­ные обла­сти Македо­нии и Фра­кии были посто­ян­но откры­ты для хищ­ни­че­ских набе­гов гру­бых и бес­по­кой­ных сосед­них пле­мен. Когда Август умер, вме­сто одной едва успев­шей полу­чить само­сто­я­тель­ное управ­ле­ние про­вин­ции Илли­ри­ка появи­лось пять боль­ших рим­ских адми­ни­ст­ра­тив­ных окру­гов: Ретия, Норик, Ниж­няя Илли­рия, или Пан­но­ния, Верх­няя Илли­рия, или Дал­ма­ция, и нако­нец Мёзия, а Дунай на всем сво­ем тече­нии сде­лал­ся для импе­рии если не воен­ной, то во вся­ком слу­чае поли­ти­че­ской гра­ни­цей. Выше была изло­же­на исто­рия срав­ни­тель­но лег­ко­го поко­ре­ния этих обшир­ных обла­стей, а так­же опас­но­го вос­ста­ния 6—9 гг. и вызван­но­го им отка­за от пред­по­ла­гав­ше­го­ся ранее пере­не­се­ния гра­ни­цы с верх­не­го Дуная в Боге­мию и на Эль­бу. Нам оста­ет­ся оха­рак­те­ри­зо­вать раз­ви­тие этих обла­стей в эпо­ху после Авгу­ста и отно­ше­ния рим­лян с пле­ме­на­ми, оби­тав­ши­ми по ту сто­ро­ну Дуная.

Позд­няя циви­ли­за­ция в Ретии

Судь­бы Ретии настоль­ко тес­но пере­пле­та­ют­ся с судь­ба­ми верх­не­гер­ман­ской про­вин­ции, что в этом отно­ше­нии мы можем ото­слать чита­те­ля к пред­ше­ст­ву­ю­щим гла­вам. В общем, рим­ская циви­ли­за­ция раз­ви­лась здесь в незна­чи­тель­ной сте­пе­ни. В гор­ной обла­сти Альп с доли­на­ми верх­не­го Инна и верх­не­го Рей­на жили сла­бые пле­ме­на, отли­чав­ши­е­ся сво­им само­быт­ным харак­те­ром, веро­ят­но, те самые, кото­рые неко­гда вла­де­ли восточ­ной поло­ви­ной севе­ро­и­та­лий­ской рав­ни­ны; быть может, они были род­ст­вен­ны этрус­кам. Вытес­нен­ные оттуда кель­та­ми, а может быть, так­же илли­рий­ца­ми, они посе­ли­лись в север­ных горах. Меж­ду тем как про­сти­раю­щи­е­ся на юг доли­ны, как, напри­мер, доли­на Адидже, тяго­те­ли к Ита­лии, горы с.174 севе­ра были неудоб­ны для посе­ле­ния и не бла­го­при­ят­ст­во­ва­ли осно­ва­нию горо­дов. Далее к севе­ру плос­ко­го­рье меж­ду Боден­ским озе­ром и Инном, заня­тое кельт­ски­ми пле­ме­на­ми вин­де­ли­ков, лег­ко мог­ло бы сде­лать­ся цен­тром рим­ской куль­ту­ры. Одна­ко в этой обла­сти поли­ти­ка ран­ней эпо­хи импе­рии, по-види­мо­му, ско­рее задер­жи­ва­ла, чем поощ­ря­ла куль­тур­ное раз­ви­тие; в отли­чие от Нори­ка, эта область не мог­ла стать непо­сред­ст­вен­ным про­дол­же­ни­ем Ита­лии, и, подоб­но смеж­ным с нею 139 Деку­мат­ским полям, она име­ла для рим­лян цен­ность преж­де все­го лишь как про­стран­ство, отде­ля­ю­щее их от гер­ман­цев.

Мы уже ука­зы­ва­ли (стр. 32) на то, что тот­час после заво­е­ва­ния этой обла­сти рим­ляне поста­ра­лись пре­вра­тить ее в без­люд­ную пусты­ню. В свя­зи с этим в ран­нюю эпо­ху импе­рии здесь не воз­ник­ло ни одной общи­ны с рим­ской орга­ни­за­ци­ей. Прав­да, осно­ва­ние Авгу­сты Вин­де­лик­ской, нынеш­не­го Аугс­бур­га, яви­лось необ­хо­ди­мой частью соору­же­ния боль­шой доро­ги, кото­рая была про­веде­на стар­шим Дру­зом через Аль­пий­ские горы одно­вре­мен­но с их заво­е­ва­ни­ем. Одна­ко это быст­ро рас­цве­тав­шее посе­ле­ние более ста лет оста­ва­лось про­сто рын­ком, пока нако­нец Адри­ан и здесь не отка­зал­ся от пред­у­ка­зан­но­го Авгу­стом пути и на область вин­де­ли­ков не рас­про­стра­нил­ся про­цесс рома­ни­за­ции севе­ра. Даро­ва­ние Адри­а­ном рим­ско­го город­ско­го пра­ва глав­но­му горо­ду вин­де­ли­ков мож­но при­ве­сти в связь с тем, что при­бли­зи­тель­но в это же вре­мя воен­ная гра­ни­ца на верх­нем Рейне была про­дви­ну­та впе­ред и на преж­них Деку­мат­ских полях воз­ник­ли рим­ские горо­да; одна­ко и впо­след­ст­вии Авгу­ста оста­ва­лась един­ст­вен­ным круп­ным цен­тром рим­ской циви­ли­за­ции в Ретии. Воен­ные учреж­де­ния так­же задер­жи­ва­ли раз­ви­тие этой циви­ли­за­ции. Про­вин­ция с само­го нача­ла нахо­ди­лась в управ­ле­нии импе­ра­то­ра, и ее нель­зя было оста­вить без окку­па­ци­он­ной армии. Одна­ко, как было уже ука­за­но выше, пра­ви­тель­ство, исхо­дя из осо­бых сооб­ра­же­ний, ста­ви­ло в Ретии лишь отряды вто­ро­го раз­ряда, и если они чис­лен­но были доволь­но зна­чи­тель­ны, то все же более мел­кие посто­ян­ные лаге­ри ал и когорт не мог­ли в такой мере спо­соб­ст­во­вать раз­ви­тию куль­ту­ры и росту горо­дов, как лаге­ри леги­о­нов. Как бы то ни было, при импе­ра­то­ре Мар­ке Авре­лии в резуль­та­те мар­ко­ман­ской вой­ны в глав­ной квар­ти­ре Ретии, Регин­ском лаге­ре^[1], нынеш­нем Регенс­бур­ге, был постав­лен один леги­он; одна­ко даже этот пункт в рим­скую эпо­ху, по-види­мо­му, оста­вал­ся про­стым воен­ным посе­ле­ни­ем и в каче­стве город­ско­го цен­тра мог срав­нить­ся раз­ве толь­ко со вто­ро­раз­ряд­ны­ми лаге­ря­ми на Рейне, как, напри­мер, с Бон­ном^[2].

Ретий­ский лимес

Выше было отме­че­но (стр. 33), что уже в эпо­ху Тра­я­на гра­ни­ца Ретии к запа­ду от Регенс­бур­га была про­дви­ну­та на неко­то­рое рас­сто­я­ние за Дунай; там же гово­ри­лось, что эта область, веро­ят­но, была при­со­еди­не­на к импе­рии, как и Деку­мат­ские поля, без при­ме­не­ния ору­жия. Было так­же упо­мя­ну­то, что воен­ные укреп­ле­ния воз­во­ди­лись в этой обла­сти, может быть, для защи­ты от втор­гав­ших­ся в нее с.175 при Мар­ке Авре­лии хат­тов и что хат­ты, а позд­нее, в III в., але­ман­ны опу­сто­ша­ли как эту окра­и­ну, так и Ретию и в кон­це кон­цов при Гал­ли­ене отня­ли ее у рим­лян.

Ита­ли­за­ция Нори­ка

Сосед­няя про­вин­ция Норик полу­чи­ла такое же про­вин­ци­аль­ное устрой­ство, как и Ретия; одна­ко в дру­гих отно­ше­ни­ях она раз­ви­ва­лась ина­че. Для сухо­пут­ных сно­ше­ний Ита­лия ни с какой сто­ро­ны не доступ­на в такой мере, как с севе­ро-восто­ка; тор­го­вые свя­зи Акви­леи, а так­же пути, про­хо­див­шие через Фри­уль^[3] к верх­не­му Дунаю и зале­жам желез­ной руды в Норейе и через Юлий­ские Аль­пы к долине Савы, более чем в каком-либо дру­гом рай­оне при­ду­най­ской обла­сти под­гото­ви­ли здесь поч­ву для рас­ши­ре­ния гра­ни­цы Авгу­стом. Нав­порт (Врни­ка) по эту сто­ро­ну гор­но­го про­хо­да уже в рес­пуб­ли­кан­скую эпо­ху пред­став­лял собой рим­ское тор­го­вое местеч­ко. Эмо­на (Люб­ля­на) явля­лась рим­ской граж­дан­ской коло­ни­ей, кото­рая поз­же была офи­ци­аль­но при­со­еди­не­на к Ита­лии, фак­ти­че­ски же при­над­ле­жа­ла к Ита­лии уже со вре­ме­ни ее 140 осно­ва­ния Авгу­стом. Поэто­му, как было уже отме­че­но рань­ше (стр. 32), для пре­вра­ще­ния это­го «цар­ства» в рим­скую про­вин­цию, веро­ят­но, было доста­точ­но про­сто­го объ­яв­ле­ния о таком пре­вра­ще­нии. Насе­ле­ние Нори­ка, пер­во­на­чаль­но, види­мо, илли­рий­ское, позд­нее в зна­чи­тель­ной сво­ей части кельт­ское, не обна­ру­жи­ва­ет ника­ких сле­дов той при­вер­жен­но­сти к нацио­наль­но­му быту и язы­ку, какую мы видим у кель­тов запа­да. Латин­ский язык и рим­ские обы­чаи, долж­но быть, рано про­ник­ли сюда, а затем импе­ра­тор Клав­дий орга­ни­зо­вал по образ­цу ита­лий­ских город­ских общин всю область, даже ее север­ную часть, отде­лен­ную от доли­ны Дра­вы гор­ной цепью Тав­ра. В то вре­мя как в сосед­них обла­стях, Ретии и Пан­но­нии, либо вовсе не име­ет­ся памят­ни­ков латин­ско­го язы­ка, либо их нахо­дят толь­ко в более круп­ных цен­трах, — доли­ны Дра­вы, Мура, Заль­ца­ха и их при­то­ков, вплоть до гор­но­го хреб­та, изоби­лу­ют памят­ни­ка­ми глу­бо­ко про­ник­шей рома­ни­за­ции. Норик был пред­две­ри­ем и до извест­ной сте­пе­ни частью Ита­лии; пока леги­о­ны и пре­то­ри­ан­ская гвар­дия фор­ми­ро­ва­лись пре­иму­ще­ст­вен­но из ита­лий­цев, Нори­ку при­над­ле­жа­ло в этом отно­ше­нии пер­вое место пред­по­чти­тель­но перед осталь­ны­ми про­вин­ци­я­ми.

Раз­ме­ще­ние воен­ных сил в Нори­ке было такое же, как в Ретии. По при­чи­нам, уже изла­гав­шим­ся выше, в тече­ние пер­вых двух веков импе­рии в Нори­ке так­же суще­ст­во­ва­ли толь­ко лаге­ри для ал и когорт; при­над­ле­жав­ший в эпо­ху Авгу­ста к Нори­ку Кар­нунт (Пет­ро­нелль близ Вены), как толь­ко в нем были постав­ле­ны илли­рий­ские леги­о­ны, и имен­но в свя­зи с этим, был при­со­еди­нен к Пан­но­нии. Более мел­кие норий­ские посто­ян­ные лаге­ри на Дунае и даже устро­ен­ный Мар­ком Авре­ли­ем лагерь в Лаври­а­ке (у Энса^[4]) для леги­о­на, постав­лен­но­го им в этой про­вин­ции, не име­ли ника­ко­го зна­че­ния с точ­ки зре­ния город­ско­го раз­ви­тия; круп­ные насе­лен­ные пунк­ты Нори­ка, как Целейя (Целе) в долине Сави­ни, Агу­онт (Линц), Теур­ния (неда­ле­ко от Шпи­та­ля), Вирун (Цолль­фельд с.176 у Кла­ген­фур­та), на севе­ре Ював (Зальц­бург), раз­ви­лись из чисто граж­дан­ских эле­мен­тов.

Илли­рий­ское пле­мя

Илли­рик, т. е. рим­ская область меж­ду Ита­ли­ей и Македо­ни­ей, в рес­пуб­ли­кан­скую эпо­ху делил­ся на две части: мень­шая была соеди­не­на с гре­ко-македон­ским намест­ни­че­ст­вом, а бо́льшая управ­ля­лась как сосед­няя с Ита­ли­ей область; после учреж­де­ния Циз­аль­пий­ской Гал­лии Илли­рик в адми­ни­ст­ра­тив­ном отно­ше­нии вошел в состав это­го намест­ни­че­ства. Терри­то­рия Илли­ри­ка до неко­то­рой сте­пе­ни сов­па­да­ет с обла­стью рас­се­ле­ния широ­ко рас­про­стра­нив­ше­го­ся пле­ме­ни, от име­ни кото­ро­го Илли­рик полу­чил свое назва­ние. Это то пле­мя, незна­чи­тель­ные остат­ки кото­ро­го под име­нем шки­пе­та­ров, как они сами себя назы­ва­ют, или арна­у­тов, либо албан­цев, как назы­ва­ют их соседи, доныне сохра­ня­ют свою древ­нюю нацио­наль­ность и соб­ст­вен­ный язык на южной окра­ине сво­их неко­гда обшир­ных вла­де­ний. Это пле­мя при­над­ле­жит к индо-гер­ман­ской семье, а внут­ри ее оно все­го более род­ст­вен­но гре­че­ско­му кру­гу, что вполне соот­вет­ст­ву­ет мест­ной обста­нов­ке; одна­ко оно сто­ит рядом с этим кру­гом по мень­шей мере так же само­сто­я­тель­но, как кру­ги латин­ский и кельт­ский. Пер­во­на­чаль­но илли­рий­ское пле­мя зани­ма­ло побе­ре­жье Адри­а­ти­че­ско­го моря от устья По через Ист­рию, Дал­ма­цию и Эпир до Акар­на­нии и Это­лии, далее, внут­ри стра­ны, зани­ма­ло верх­нюю Македо­нию, а так­же нынеш­ние Сер­бию и Бос­нию и вен­гер­скую стра­ну на пра­вом бере­гу Дуная. Таким обра­зом, на восто­ке оно гра­ни­чи­ло с фра­кий­ски­ми пле­ме­на­ми, на запа­де — 141 с кельт­ски­ми, от кото­рых Тацит его опре­де­лен­но отли­ча­ет. Это креп­кие люди южно­го типа, с чер­ны­ми воло­са­ми и тем­ны­ми гла­за­ми, очень непо­хо­жие на кель­тов и еще менее на гер­ман­цев, — трез­вые, уме­рен­ные, бес­страш­ные, гор­дые, пре­вос­ход­ные сол­да­ты, не склон­ные к город­ско­му обра­зу жиз­ни, более пас­ту­хи, чем зем­ледель­цы.

Это­му наро­ду не было суж­де­но достиг­нуть зна­чи­тель­но­го поли­ти­че­ско­го раз­ви­тия; на италь­ян­ском бере­гу с ним преж­де все­го столк­ну­лись, веро­ят­но, кель­ты; мест­ные, по-види­мо­му, илли­рий­ские пле­ме­на, в осо­бен­но­сти вене­ты, в резуль­та­те сво­его сопер­ни­че­ства с кель­та­ми рано сде­ла­лись покор­ны­ми под­дан­ны­ми рим­лян. В кон­це VI в. от осно­ва­ния Рима [сер. II в. до н. э.] зани­мае­мая ими область еще более сокра­ти­лась в свя­зи с осно­ва­ни­ем Акви­леи и под­чи­не­ни­ем полу­ост­ро­ва Ист­рии (I, 629). На восточ­ном бере­гу Адри­а­ти­че­ско­го моря все более или менее зна­чи­тель­ные ост­ро­ва и южные гава­ни мате­ри­ка с дав­них пор были заня­ты сме­лы­ми эллин­ски­ми моря­ка­ми. Когда затем илли­рий­ские вла­сти­те­ли в Ско­д­ре (Шко­дер), пред­став­ляв­шей в древ­но­сти, как и теперь, сво­его рода центр илли­рий­ской стра­ны, нача­ли ста­но­вить­ся само­сто­я­тель­ной силой и, в осо­бен­но­сти на море, напа­дать на гре­ков, Рим еще до Ган­ни­ба­ло­вой вой­ны сми­рил их сво­ей мощ­ной рукой и под­чи­нил все побе­ре­жье сво­е­му про­тек­то­ра­ту (I, 519 сл.); вско­ре после того как вла­сти­тель Ско­д­ры при­нял уча­стие в войне на сто­роне царя Пер­сея Македон­ско­го с.177 и вме­сте с ним потер­пел пора­же­ние, этот про­тек­то­рат при­вел к пол­но­му рас­па­ду илли­рий­ско­го государ­ства (I, 727). В кон­це VI и пер­вой поло­вине VII в. от осно­ва­ния Рима [сер. II — нач. I в. до н. э.] в резуль­та­те мно­го­лет­ней борь­бы рим­ляне заня­ли так­же побе­ре­жье меж­ду Ист­ри­ей и Ско­д­рой (II, 158, 162). Во внут­рен­них обла­стях мате­ри­ка рим­ляне в рес­пуб­ли­кан­скую эпо­ху мало сопри­ка­са­лись с илли­рий­ца­ми. Зато про­дви­гав­ши­е­ся с запа­да кель­ты, по-види­мо­му, завла­де­ли зна­чи­тель­ной частью пер­во­на­чаль­ной илли­рий­ской обла­сти; так, они заня­ли став­ший впо­след­ст­вии по пре­иму­ще­ству кельт­ским Норик. Лато­би­ки в нынеш­ней Крайне так­же явля­ют­ся кель­та­ми; таким обра­зом, в то вре­мя, когда Август под­чи­нил рим­ско­му вла­ды­че­ству южные окру­га Пан­но­нии, оба этих вели­ких пле­ме­ни впе­ре­меж­ку зани­ма­ли область меж­ду Савой и Дра­вой, а так­же доли­ну Ра́бы.

Это силь­ное сме­ше­ние с кельт­ски­ми эле­мен­та­ми наряду с рав­нин­ным харак­те­ром стра­ны, веро­ят­но, в извест­ной сте­пе­ни содей­ст­во­ва­ло ран­не­му исчез­но­ве­нию илли­рий­ской нации на терри­то­рии Пан­но­нии. Напро­тив, в южные рай­о­ны насе­лен­ных илли­рий­ца­ми обла­стей из чис­ла кельт­ских пле­мен про­ник­ли толь­ко скор­дис­ки, о посе­ле­нии кото­рых на ниж­ней Саве до Мора­вы и о набе­гах до окрест­но­стей Фес­са­ло­ник мы уже гово­ри­ли рань­ше (II, 161 сл.). Гре­ки же до неко­то­рой сте­пе­ни очи­сти­ли здесь для них место; упа­док могу­ще­ства Македо­нии и запу­сте­ние Эпи­ра и Это­лии долж­ны были спо­соб­ст­во­вать рас­про­стра­не­нию илли­рий­цев. Бос­ния, Сер­бия и в осо­бен­но­сти Алба­ния были в эпо­ху импе­рии илли­рий­ски­ми обла­стя­ми, а Алба­ния оста­ет­ся тако­вой и сей­час.

Про­вин­ция Илли­рик

Выше было рас­ска­за­но, что уже дик­та­тор Цезарь замыш­лял сде­лать Илли­рик намест­ни­че­ст­вом и план этот был осу­щест­влен при разде­ле про­вин­ций меж­ду Авгу­стом и сена­том. Мы уже зна­ем, что это намест­ни­че­ство, отдан­ное пер­во­на­чаль­но сена­ту в свя­зи с необ­хо­ди­мо­стью вести там вой­ну, пере­шло затем к импе­ра­то­ру; что Август разде­лил это намест­ни­че­ство и сде­лал реаль­ным до тех пор в общем номи­наль­ное вла­ды­че­ство Рима как в Дал­ма­ции, так 142 и в обла­сти Савы; что после труд­ной четы­рех­лет­ней борь­бы Август пода­вил нако­нец нацио­наль­ное вос­ста­ние, вспых­нув­шее сре­ди дал­мат­ских и пан­нон­ских илли­рий­цев в 6 г. н. э. Теперь оста­ет­ся рас­ска­зать о даль­ней­ших судь­бах про­вин­ции и преж­де все­го — о южной ее части.

Дал­ма­ция и рас­про­стра­не­ние в ней ита­лий­ской циви­ли­за­ции

Опыт, выне­сен­ный из борь­бы с вос­ста­ни­ем, реко­мен­до­вал при­ме­нять набран­ных в Илли­ри­ке рекру­тов не на их родине, как это дела­лось до тех пор, но пре­иму­ще­ст­вен­но за ее пре­де­ла­ми и дер­жать в пови­но­ве­нии дал­ма­тов и пан­нон­цев посред­ст­вом воен­но­го коман­до­ва­ния пер­во­го ран­га. Эта послед­няя мера быст­ро достиг­ла сво­ей цели. Сопро­тив­ле­ние, кото­рое жите­ли Илли­ри­ка ока­за­ли при Авгу­сте непри­выч­но­му для них чуже­зем­но­му гос­под­ству, пре­кра­ти­лось после одно­го бур­но­го взры­ва; в с.178 после­дую­щие годы наши источ­ни­ки не сооб­ща­ют ни об одном дви­же­нии тако­го рода, хотя бы мест­ном. Для южно­го, или, употреб­ляя рим­ское выра­же­ние, верх­не­го, Илли­ри­ка — про­вин­ции Дал­ма­ции, как обыч­но назы­ва­ет­ся эта область со вре­ме­ни Фла­ви­ев, — вме­сте с введе­ни­ем импе­ра­тор­ско­го управ­ле­ния нача­лась новая эпо­ха. Прав­да, на наи­бо­лее доступ­ной для гре­ков части побе­ре­жья гре­че­ские куп­цы осно­ва­ли два тор­го­вых пунк­та — Апол­ло­нию (у Вало­ны) и Дирра­хий (Дурац­цо); имен­но поэто­му уже при рес­пуб­ли­ке эта область была в адми­ни­ст­ра­тив­ном отно­ше­нии свя­за­на с Гре­ци­ей. Одна­ко далее к севе­ру элли­ны посе­ли­лись толь­ко на ост­ро­вах Иссе (Лис­са), Фаро­се (Лези­на), Чер­ной Кер­ки­ре (Ко́рчу­ла) и оттуда под­дер­жи­ва­ли сно­ше­ния с мест­ным насе­ле­ни­ем, в осо­бен­но­сти на бере­гу Наро­ны и в окрест­но­стях Сало­ны. В эпо­ху Рим­ской рес­пуб­ли­ки при­няв­шие здесь наслед­ство гре­ков ита­лий­ские тор­гов­цы появи­лись в глав­ных гава­нях: Эпидав­ре (Ца́втат^[5]), Нароне, Салоне, Яде­ре (За́дар^[6]) — в таком коли­че­стве, что мог­ли играть замет­ную роль в войне меж­ду Цеза­рем и Пом­пе­ем. Но попол­не­ние новы­ми посе­лен­ца­ми-вете­ра­на­ми и — что было все­го важ­нее — город­ское пра­во эти пунк­ты полу­чи­ли лишь бла­го­да­ря Авгу­сту; вме­сте с тем имен­но эти посе­лив­ши­е­ся на восточ­ном бере­гу Адри­а­ти­че­ско­го моря ита­лий­цы боль­ше чем кто бы то ни было выиг­ра­ли от энер­гич­но­го раз­гро­ма еще суще­ст­во­вав­ших на ост­ро­вах при­то­нов мор­ских раз­бой­ни­ков и от под­чи­не­ния внут­рен­них обла­стей стра­ны и пере­не­се­ния рим­ской гра­ни­цы к Дунаю. Глав­ный город этой стра­ны Сало­на, рези­ден­ция намест­ни­ка и все­го управ­ле­ния, осо­бен­но быст­ро достиг­ла про­цве­та­ния и зна­чи­тель­но опе­ре­ди­ла более древ­ние гре­че­ские посе­ле­ния — Апол­ло­нию и Дирра­хий, хотя в этот послед­ний город при Авгу­сте так­же были посла­ны ита­лий­ские коло­ни­сты, прав­да, не вете­ра­ны, а лишив­ши­е­ся сво­их вла­де­ний ита­ли­ки, и город был пре­вра­щен в рим­скую граж­дан­скую общи­ну. Веро­ят­но, про­цве­та­ние Дал­ма­ции и оскуде­ние илли­рий­ско-македон­ско­го побе­ре­жья были в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни обу­слов­ле­ны про­ти­во­по­лож­но­стью меж­ду импе­ра­тор­ским и сенат­ским управ­ле­ни­ем, пре­вос­ход­ством адми­ни­ст­ра­ции Дал­ма­ции, а так­же пред­по­чте­ни­ем, ока­зы­вае­мым этой про­вин­ции самим импе­ра­то­ром. С этим свя­за­но и то обсто­я­тель­ство, что илли­рий­ская нацио­наль­ность луч­ше удер­жа­лась в македон­ском намест­ни­че­стве, неже­ли в дал­мат­ском; там она про­дол­жа­ет суще­ст­во­вать еще и теперь, а в эпо­ху импе­рии внут­ри стра­ны, за исклю­че­ни­ем гре­че­ской Апол­ло­нии и ита­лий­ской коло­нии Дирра­хия, наряду с обо­и­ми государ­ст­вен­ны­ми язы­ка­ми народ­ным язы­ком, веро­ят­но, оста­вал­ся илли­рий­ский. Напро­тив, в Дал­ма­ции берег и ост­ро­ва, если они сколь­ко-нибудь ока­зы­ва­лись для это­го при­год­ны (дикий край к севе­ру 143 от Яде­ра, есте­ствен­но, отстал в сво­ем раз­ви­тии), полу­чи­ли общин­ное устрой­ство по ита­лий­ско­му образ­цу, и вско­ре все побе­ре­жье ста­ло гово­рить на латин­ском язы­ке, при­бли­зи­тель­но как теперь оно гово­рит на вене­ци­ан­ском. Про­ник­но­ве­нию циви­ли­за­ции внутрь стра­ны пре­пят­ст­во­ва­ли труд­но­сти мест­но­го харак­те­ра. Мно­го­вод­ные пото­ки Дал­ма­ции пред­став­ля­ют собой с.179 ско­рее водо­па­ды, неже­ли вод­ные пути сооб­ще­ния; соору­же­ние дорог на суше вслед­ст­вие осо­бых свойств гор­ных хреб­тов Дал­ма­ции так­же натал­ки­ва­ет­ся на необы­чай­ные труд­но­сти. Рим­ское пра­ви­тель­ство уси­лен­но пыта­лось про­ник­нуть в эту стра­ну. Леги­он­ный лагерь Бур­на^[7] в долине Кер­ки и леги­он­ный лагерь Дель­ми­ния в долине Це́тины явля­лись носи­те­ля­ми циви­ли­за­ции и лати­ни­за­ции. Под их покро­ви­тель­ст­вом вво­ди­лись ита­лий­ские спо­со­бы обра­бот­ки зем­ли, куль­ту­ра вино­гра­да и мас­ли­ны и вооб­ще ита­лий­ские поряд­ки и обы­чаи. Напро­тив, по дру­гую сто­ро­ну водо­разде­ла меж­ду Адри­а­ти­че­ским морем и Дуна­ем мало­при­год­ные для зем­леде­лия доли­ны от Куль­пы до Дри­ны нахо­ди­лись в рим­скую эпо­ху на таком же низ­ком уровне раз­ви­тия, какой мы нахо­дим теперь в Бос­нии. Прав­да, импе­ра­тор Тибе­рий рука­ми сол­дат дал­мат­ских лаге­рей про­вел ряд шос­сей­ных дорог от Сало­ны до доли­ны Бос­нии; но позд­ней­шие пра­ви­тель­ства, по-види­мо­му, отка­за­лись от этой труд­ной зада­чи. На побе­ре­жье и в рас­по­ло­жен­ных побли­зо­сти от него обла­стях Дал­ма­ция вско­ре пере­ста­ла нуж­дать­ся в воен­ной охране; уже Вес­па­си­ан смог уве­сти леги­о­ны из доли­ны Кер­ки и Цети­ны и исполь­зо­вать их в дру­гом месте. В эпо­ху обще­го упад­ка импе­рии в III в. Дал­ма­ция постра­да­ла срав­ни­тель­но немно­го, а Сало­на имен­но тогда достиг­ла выс­шей точ­ки сво­его рас­цве­та. Прав­да, отча­сти это было вызва­но тем, что обно­ви­тель рим­ско­го государ­ства импе­ра­тор Дио­кле­ти­ан был уро­жен­цем Дал­ма­ции, и его стрем­ле­ние низ­ве­сти Рим с его поло­же­ния сто­ли­цы в первую оче­редь пошло на поль­зу глав­но­му горо­ду его соб­ст­вен­ной роди­ны: воз­ле это­го горо­да он выстро­ил колос­саль­ный дво­рец, от кото­ро­го нынеш­ний глав­ный город про­вин­ции полу­чил свое назва­ние Спа­ла­то¹; город поме­стил­ся в этом двор­це почти цели­ком, а двор­цо­вые хра­мы и поныне слу­жат ему в каче­стве собо­ра и бап­ти­сте­рия². Одна­ко тем, что она ста­ла боль­шим горо­дом, Сало­на обя­за­на не Дио­кле­ти­а­ну; имен­но пото­му, что она уже рань­ше была круп­ным цен­тром, он сде­лал ее сво­ей лич­ной рези­ден­ци­ей. Тор­гов­ля, море­ход­ство и ремес­ло сосре­дото­чи­ва­лись в этом бас­сейне в то вре­мя, веро­ят­но, пре­иму­ще­ст­вен­но в Акви­лее и Салоне; этот послед­ний город был одним из насе­лен­ней­ших и бога­тей­ших на Запа­де. Бога­тые желез­ные руд­ни­ки Бос­нии, по край­ней мере в позд­нюю эпо­ху импе­рии, уси­лен­но раз­ра­ба­ты­ва­лись; леса про­вин­ции достав­ля­ли огром­ное коли­че­ство пре­вос­ход­но­го стро­и­тель­но­го мате­ри­а­ла; а о цве­ту­щей ткац­кой про­мыш­лен­но­сти Дал­ма­ции до сих пор напо­ми­на­ет назва­ние одеж­ды като­ли­че­ских свя­щен­ни­ков — дал­ма­ти­ка³. В целом же при­об­ще­ние Дал­ма­ции к циви­ли­за­ции и ее рома­ни­за­ция пред­став­ля­ют одно из самых свое­об­раз­ных и зна­чи­тель­ных явле­ний эпо­хи импе­рии. Гра­ни­ца меж­ду Дал­ма­ци­ей и Македо­ни­ей явля­ет­ся вме­сте с тем поли­ти­че­ской и язы­ко­вой гра­ни­цей меж­ду Запа­дом с.180 и Восто­ком. У Ско­д­ры сопри­ка­са­лись обла­сти вла­ды­че­ства Окта­ви­а­на и Мар­ка Анто­ния, 144 а после разде­ле­ния импе­рии в IV в. — вла­де­ния Рима и Визан­тии. Здесь про­хо­дит гра­ни­ца меж­ду латин­ской про­вин­ци­ей Дал­ма­ци­ей и гре­че­ской про­вин­ци­ей Македо­ни­ей; и охва­чен­ная бур­ным ростом, в пре­вос­ход­стве сво­их сил раз­ви­вая мощ­ную про­па­ган­ду, здесь млад­шая сест­ра — латин­ская циви­ли­за­ция — сто­ит рядом со стар­шей — циви­ли­за­ци­ей гре­че­ской.

Пан­но­ния до эпо­хи Тра­я­на

Если южная илли­рий­ская про­вин­ция с ее мир­но теку­щей жиз­нью вско­ре пере­ста­ет играть замет­ную роль в исто­рии, то север­ный Илли­рик, или, как его обыч­но назы­ва­ют, Пан­но­ния, явля­ет­ся в эпо­ху импе­рии одним из круп­ных воен­но-поли­ти­че­ских цен­тров. В при­ду­най­ской армии пан­нон­ские лаге­ри зани­ма­ют такое же веду­щее поло­же­ние, как на запа­де рейн­ские, а при­мы­каю­щие к ним дал­мат­ские и мезий­ские леги­о­ны зани­ма­ют по отно­ше­нию к ним такое же зави­си­мое поло­же­ние, как бри­тан­ские и испан­ские леги­о­ны по отно­ше­нию к рейн­ским. Рим­ская циви­ли­за­ция нахо­дит­ся здесь все вре­мя под вли­я­ни­ем лаге­рей, кото­рые в Пан­но­нии суще­ст­во­ва­ли не в тече­ние лишь несколь­ких поко­ле­ний, как в Дал­ма­ции, но посто­ян­но. После подав­ле­ния вос­ста­ния Бато­на^[8] нор­маль­ная окку­па­ци­он­ная армия про­вин­ций рав­ня­лась сна­ча­ла трем, а поз­же, по-види­мо­му, толь­ко двум леги­о­нам, и даль­ней­шее раз­ви­тие было обу­слов­ле­но нали­чи­ем посто­ян­ных лаге­рей этих леги­о­нов и про­дви­же­ни­ем их в глубь стра­ны. Если после пер­вой вой­ны про­тив дал­ма­тов Август избрал в каче­стве глав­но­го воен­но­го цен­тра Сис­кию у впа­де­ния Куль­пы в Саву, то после того как Пан­но­ния была под­чи­не­на Тибе­ри­ем по край­ней мере до Дра­вы, лаге­ри были пере­не­се­ны к этой реке, и по мень­шей мере одна из пан­нон­ских глав­ных квар­тир нахо­ди­лась с этих пор в Пето­ви­оне (Птуй) на норий­ской гра­ни­це. При­чи­на, по кото­рой пан­нон­ская армия пол­но­стью или частич­но оста­лась в долине Дра­вы, может быть лишь той же самой, кото­рая при­ве­ла к осно­ва­нию дал­мат­ских леги­он­ных лаге­рей: здесь были нуж­ны воен­ные отряды, чтобы дер­жать в пови­но­ве­нии под­дан­ных как в сосед­нем Нори­ке, так и, преж­де все­го, в самой обла­сти Дра­вы. Сто­ро­же­вую служ­бу на Дунае нес рим­ский флот, кото­рый упо­ми­на­ет­ся уже в 50 г. и кото­рый был постро­ен, веро­ят­но, одно­вре­мен­но с учреж­де­ни­ем про­вин­ции. На самой реке леги­он­ных лаге­рей при дина­стии Юли­ев — Клав­ди­ев, быть может, еще не суще­ст­во­ва­ло⁴; при этом надо иметь в виду, что с.181 бли­жай­шее к гра­ни­це про­вин­ции государ­ство све­вов в то вре­мя нахо­ди­лось 145 в пол­ной зави­си­мо­сти от Рима и до извест­ной сте­пе­ни слу­жи­ло доста­точ­ным при­кры­ти­ем гра­ни­цы. По-види­мо­му, Вес­па­си­ан, упразд­нив­ший дал­мат­ские лаге­ри, уни­что­жил так­же и лаге­ри на Дра­ве, пере­не­ся их на самый Дунай; с этих пор глав­ной квар­ти­рой пан­нон­ской армии явля­ют­ся быв­ший норий­ский город (стр. 175) Кар­нунт (Пет­ро­нелль к восто­ку от Вены) и наряду с ним Вин­до­бо­на (Вена).

Раз­ви­тие город­ско­го строя, с кото­рым мы позна­ко­ми­лись в Нори­ке и на дал­мат­ском побе­ре­жье, в Пан­но­нии обна­ру­жи­ва­ет­ся в такой же сте­пе­ни толь­ко в неко­то­рых лежав­ших на норий­ской гра­ни­це и частью при­над­ле­жав­ших пер­во­на­чаль­но к Нори­ку окру­гах; Эмо­на и верх­няя доли­на Савы вполне могут срав­нить­ся в этом отно­ше­нии с Нори­ком, и если Сава­рия (Штейн на р. Анге­ре) полу­чи­ла ита­лий­ское город­ское устрой­ство одно­вре­мен­но с норий­ски­ми горо­да­ми, то это, оче­вид­но, лишь пото­му, что пока Кар­нунт был норий­ским горо­дом, Сава­рия так­же, долж­но быть, при­над­ле­жа­ла к Нори­ку. Лишь с того вре­ме­ни, как воен­ные отряды появи­лись на Дунае, пра­ви­тель­ство при­сту­пи­ло к введе­нию город­ско­го устрой­ства внут­ри стра­ны. В запад­ной обла­сти, при­над­ле­жав­шей пер­во­на­чаль­но к Нори­ку, Скар­бан­тия (Эден­бург у Ней­зид­лер­зее) полу­чи­ла при Фла­ви­ях город­ское пра­во, тогда как Вин­до­бо­на и Кар­нунт сами собой пре­вра­ти­лись в при­ла­гер­ные горо­да. Ука­жем лишь глав­ные насе­лен­ные пунк­ты: Сис­кия и Сир­мий меж­ду Савой и Дра­вой полу­чи­ли город­ское пра­во при Фла­ви­ях, Пето­ви­он (Птуй) на Дра­ве полу­чил то же пра­во при Тра­яне, Мур­са (О́сиек) полу­чи­ла пра­во коло­нии при Адри­ане. Мы уже гово­ри­ли, что насе­ле­ние, в боль­шин­стве сво­ем илли­рий­ское, но в зна­чи­тель­ной части так­же кельт­ское, не ока­зы­ва­ло сколь­ко-нибудь энер­гич­но­го сопро­тив­ле­ния рома­ни­за­ции; преж­ний язык и преж­ние обы­чаи исче­за­ли там, куда явля­лись рим­ляне, и удер­жи­ва­лись толь­ко в более отда­лен­ных окру­гах. Обшир­ные, но не очень при­вле­ка­тель­ные для посе­ле­ния про­стран­ства к восто­ку от р. Рабы и к севе­ру от Дра­вы до Дуная, по-види­мо­му, уже со вре­ме­ни Авгу­ста счи­та­лись при­над­ле­жа­щи­ми к импе­рии, одна­ко едва ли их поло­же­ние суще­ст­вен­но отли­ча­лось от поло­же­ния Гер­ма­нии до пора­же­ния Вара; город­ской строй не при­вил­ся здесь ни тогда, ни поз­же, к тому же эта область дол­гое вре­мя с.182 если и была заня­та воен­ны­ми сила­ми, то лишь в очень незна­чи­тель­ной сте­пе­ни. Толь­ко после окку­па­ции Дакии при Тра­яне такое поло­же­ние до неко­то­рой сте­пе­ни изме­ни­лось; вызван­ное этим пере­не­се­ние пан­нон­ских лаге­рей к восточ­ной гра­ни­це про­вин­ции и даль­ней­шее внут­рен­нее раз­ви­тие Пан­но­нии будет удоб­нее изло­жить в свя­зи с вой­на­ми Тра­я­на.

Фра­кий­ское пле­мя

Послед­ний уча­сток пра­во­го бере­га Дуная, гор­ная стра­на по обе сто­ро­ны Мар­га (Мора­вы), а так­же рав­ни­на меж­ду Гемом и Дуна­ем были насе­ле­ны фра­кий­ски­ми наро­да­ми. Нам надо преж­де все­го позна­ко­мить­ся в общих чер­тах с этим круп­ней­шим пле­ме­нем. В неко­то­рых отно­ше­ни­ях оно напо­ми­на­ет илли­рий­ское пле­мя. Подоб­но тому как илли­рий­цы неко­гда зани­ма­ли зем­ли от Адри­а­ти­че­ско­го моря до сред­не­го Дуная, так фра­кий­цы когда-то жили к восто­ку от них на терри­то­рии от Эгей­ско­го моря до устья Дуная и, кро­ме того, в Евро­пе на левом бере­гу Дуная, в нынеш­ней Тран­силь­ва­нии, а в Азии по ту сто­ро­ну Бос­по­ра, во вся­ком слу­чае в Вифи­нии, — до самой Фри­гии; Геро­дот не без осно­ва­ния назы­ва­ет фра­кий­цев самым боль­шим из извест­ных ему наро­дов после инду­сов. Подоб­но илли­рий­ско­му пле­ме­ни, фра­кий­ское не достиг­ло пол­но­го раз­ви­тия; посто­ян­но тес­ни­мое и угне­тае­мое враж­деб­ны­ми наро­да­ми, это пле­мя 146 так и не полу­чи­ло воз­мож­но­сти всту­пить на путь спон­тан­но­го исто­ри­че­ско­го раз­ви­тия. Одна­ко в то вре­мя как язык и нра­вы илли­рий­цев сохра­ни­лись, хотя и в изме­нен­ном виде, до нынеш­них дней и мы с извест­ным пра­вом можем пере­но­сить образ пали­ка­ров⁵ из новой исто­рии в исто­рию Рим­ской импе­рии, — с фра­кий­ски­ми пле­ме­на­ми дело обсто­я­ло ина­че. Мы име­ем мно­го­чис­лен­ные и досто­вер­ные свиде­тель­ства, что наро­ды той обла­сти, за кото­рой в резуль­та­те рим­ско­го про­вин­ци­аль­но­го деле­ния в кон­це кон­цов оста­лось назва­ние Фра­кии, — рав­но как и наро­ды Мёзии меж­ду Бал­ка­на­ми и Дуна­ем, а так­же геты и даки на дру­гом бере­гу Дуная — все гово­ри­ли на одном и том же язы­ке. Этот язык зани­мал в Рим­ской импе­рии такое же поло­же­ние, как язы­ки кель­тов и сирий­цев. Исто­рик и гео­граф эпо­хи Авгу­ста Стра­бон ука­зы­ва­ет на сход­ство язы­ков всех этих наро­дов; в бота­ни­че­ских сочи­не­ни­ях эпо­хи импе­рии для неко­то­рых рас­те­ний при­во­дят­ся дак­ские назва­ния⁶. Когда его совре­мен­ни­ку, поэту Овидию, судь­ба пре­до­ста­ви­ла воз­мож­ность в дале­кой Доб­руд­же пре­да­вать­ся раз­мыш­ле­ни­ям о сво­ем слиш­ком лег­ком обра­зе жиз­ни, он с.183 вос­поль­зо­вал­ся досу­гом, чтобы научить­ся гет­ско­му язы­ку, и почти сде­лал­ся гет­ским поэтом.

Но если у ирланд­ских бар­дов, у сирий­ских мис­си­о­не­ров, в гор­ных доли­нах Алба­нии в тече­ние неко­то­ро­го вре­ме­ни сохра­ня­лись дру­гие наре­чия импе­рии, то фра­кий­ское наре­чие совер­шен­но исчез­ло в вол­нах пере­се­ле­ния наро­дов в при­ду­най­ской обла­сти и под мощ­ным вли­я­ни­ем Кон­стан­ти­но­по­ля; мы не можем даже опре­де­лить место, кото­рое зани­ма­ло это наре­чие в гене­а­ло­ги­че­ском дре­ве наро­дов. Опи­са­ния нра­вов и обы­ча­ев отдель­ных наро­дов это­го пле­ме­ни, о кото­рых сохра­ни­лись неко­то­рые сведе­ния, совер­шен­но не пере­да­ют спе­ци­фи­че­ских осо­бен­но­стей пле­ме­ни и боль­шей частью отме­ча­ют лишь такие дета­ли, кото­рые харак­тер­ны для всех наро­дов, сто­я­щих на низ­кой сту­пе­ни куль­ту­ры. Одна­ко со вре­мен Пело­пон­нес­ской вой­ны и Алек­сандра Македон­ско­го до эпо­хи рим­ских цеза­рей фра­кий­цы — сра­жа­лись ли они про­тив Рима или, как это было поз­же, в рядах его армий — все­гда оста­ва­лись наро­дом вои­нов: всад­ни­ков и лег­ко воору­жен­ной пехоты. В диком, но вели­че­ст­вен­ном рели­ги­оз­ном куль­те так­же, пожа­луй, про­яв­ля­ют­ся харак­тер­ные осо­бен­но­сти это­го пле­ме­ни; этот культ отли­чал­ся буй­ны­ми празд­не­ства­ми, вызы­вае­мы­ми вес­ной и юно­ше­ским избыт­ком сил, ноч­ны­ми факель­ны­ми шест­ви­я­ми пля­шу­щих деву­шек в горах, шум­ной, при­во­дя­щей в экс­таз музы­кой, пото­ка­ми вина и кро­ви, воз­буж­де­ни­ем всех чув­ст­вен­ных стра­стей в опья­ня­ю­щем вих­ре весе­лья. Дио­нис, вели­ко­леп­ный и страш­ный бог, был покро­ви­те­лем Фра­кии, 147 и все, что осо­бен­но напо­ми­на­ет о нем в эллин­ском и рим­ском куль­те, име­ет свои кор­ни во фра­кий­ских или фри­гий­ских обы­ча­ях.

Кня­же­ская власть во Фра­кии

После подав­ле­ния вели­ко­го вос­ста­ния в послед­ние годы прав­ле­ния Авгу­ста наро­ды Дал­ма­ции и Пан­но­нии боль­ше уже не бра­лись за ору­жие в борь­бе с рим­ля­на­ми. Нель­зя ска­зать того же о фра­кий­цах; даже нака­нуне сво­ей гибе­ли эта нация не утра­ти­ла сво­ей дикой храб­ро­сти и столь­ко раз про­яв­лен­ной ею люб­ви к неза­ви­си­мо­сти. Во Фра­кии, к югу от Гема, древ­нее кня­же­ство оста­лось под вер­хо­вен­ст­вом Рима. Тузем­ный пра­вя­щий дом одри­сов с рези­ден­ци­ей в Бизии (Виза) меж­ду Адри­а­но­по­лем и бере­гом Чер­но­го моря уже и в более ран­нюю эпо­ху замет­но выде­лил­ся сре­ди всех фра­кий­ских кня­же­ских родов. После эпо­хи три­ум­ви­ра­та мы встре­ча­ем фра­кий­ских царей толь­ко из это­го дома; по-види­мо­му, Август пре­вра­тил про­чих кня­зей Фра­кии в вас­са­лов или устра­нил их, и цар­ская власть во Фра­кии отныне пере­да­ва­лась толь­ко чле­нам это­го рода. Веро­ят­но, при­чи­на тако­го обра­за дей­ст­вий заклю­ча­лась в том, что в тече­ние пер­во­го сто­ле­тия, как будет пока­за­но далее, на ниж­нем Дунае не было рим­ских леги­о­нов. Август ожи­дал от сво­его фра­кий­ско­го вас­са­ла погра­нич­ной охра­ны у устья Дуная. Реме­талк, с.184 во вто­рой поло­вине прав­ле­ния Авгу­ста власт­во­вав­ший над всей Фра­ки­ей в каче­стве рим­ско­го вас­саль­но­го царя⁷, и его сыно­вья и вну­ки игра­ли в этой стране при­бли­зи­тель­но такую же роль, как Ирод и его потом­ки в Пале­стине. Пол­ная пре­дан­ность импе­ра­то­ру, опре­де­лен­ная склон­ность ко все­му рим­ско­му, враж­деб­ное отно­ше­ние к соб­ст­вен­ным зем­ля­кам, сохра­ня­ю­щим нацио­наль­ную неза­ви­си­мость, — таки­ми чер­та­ми харак­те­ри­зу­ет­ся пози­ция чле­нов фра­кий­ско­го пра­вя­ще­го дома. Опи­сан­ное выше (стр. 36) круп­ное вос­ста­ние фра­кий­цев в 741—743 гг. [13—11 гг.] было направ­ле­но преж­де все­го про­тив Реме­тал­ка и его бра­та и сопра­ви­те­ля Коти­са, погиб­ше­го в этой борь­бе; если в то вре­мя Реме­талк остал­ся фак­ти­че­ским царем толь­ко бла­го­да­ря рим­ля­нам, то несколь­ки­ми года­ми поз­же он отпла­тил им, остав­шись им верен в момент вос­ста­ния дал­ма­тов и пан­нон­цев, к кото­ро­му при­мкну­ли его еди­но­пле­мен­ни­ки даки, и ока­зав Риму суще­ст­вен­ное содей­ст­вие в подав­ле­нии вос­ста­ния. Его сын Котис был более рим­ля­ни­ном или даже гре­ком, неже­ли фра­кий­цем. Он утвер­ждал, что явля­ет­ся потом­ком Эвмол­па и Эрих­то­ния, и сумел полу­чить руку одной род­ст­вен­ни­цы импе­ра­тор­ско­го дома, пра­внуч­ки три­ум­ви­ра Анто­ния. Его вос­пе­ва­ли совре­мен­ные ему гре­че­ские и латин­ские поэты; он и сам был поэтом, при­том не гет­ским⁸. Послед­ний фра­кий­ский царь Реме­талк, сын рано умер­ше­го Коти­са, вырос в Риме и, подоб­но вну­ку Иро­да Агрип­пе, был това­ри­щем дет­ских игр буду­ще­го импе­ра­то­ра Гая Кали­гу­лы.

Про­вин­ция Фра­кия

Одна­ко фра­кий­ский народ отнюдь не разде­лял рим­ских сим­па­тий сво­его пра­вя­ще­го дома, и рим­ское пра­ви­тель­ство 148 посте­пен­но убеди­лось, что и во Фра­кии и в Пале­стине колеб­лю­щий­ся трон вас­саль­ных кня­зей, под­дер­жи­вае­мый толь­ко при помо­щи посто­ян­но­го вме­ша­тель­ства дер­жа­вы-покро­ви­тель­ни­цы, не был бла­гом ни для Рима, ни для самих этих стран и что во всех отно­ше­ни­ях более жела­тель­ным было бы вве­сти в этих стра­нах непо­сред­ст­вен­но рим­ское управ­ле­ние. Импе­ра­тор Тибе­рий вос­поль­зо­вал­ся воз­ник­ши­ми во фра­кий­ском цар­ском доме раздо­ра­ми и под пред­ло­гом опе­ки над несо­вер­шен­но­лет­ним наслед­ни­ком отпра­вил в 19 г. во Фра­кию рим­ско­го намест­ни­ка Тита Тре­бел­ле­на Руфа^[9]. Впро­чем, рим­ская окку­па­ция встре­ти­ла серь­ез­ное, хотя и без­успеш­ное, сопро­тив­ле­ние со сто­ро­ны наро­да, в осо­бен­но­сти со сто­ро­ны насе­ле­ния гор­ных долин, не желав­ше­го при­зна­вать постав­лен­ных Римом вла­сти­те­лей; спо­соб­ные носить с.185 ору­жие муж­чи­ны под пред­во­ди­тель­ст­вом сво­их пле­мен­ных стар­шин почти не счи­та­ли себя сол­да­та­ми сво­его царя и тем менее соби­ра­лись стать сол­да­та­ми рим­лян. При­езд Тре­бел­ле­на вызвал в 21 г. вос­ста­ние, в кото­ром при­ня­ли уча­стие самые круп­ные фра­кий­ские наро­ды и кото­рое гро­зи­ло при­нять еще более широ­кий раз­мах; эмис­са­ры вос­став­ших пере­шли через Гем, чтобы зажечь нацио­наль­ную вой­ну в Мёзии, и, может быть, про­ник­ли даже даль­ше. Одна­ко мезий­ские леги­о­ны появи­лись в нуж­ный момент, чтобы осво­бо­дить оса­ждае­мый мятеж­ни­ка­ми Филип­по­поль и пода­вить дви­же­ние. Но когда через несколь­ко лет (25 г.) рим­ское пра­ви­тель­ство при­ка­за­ло про­из­ве­сти во Фра­кии воен­ный набор, рекру­ты отка­за­лись слу­жить за пре­де­ла­ми соб­ст­вен­ной стра­ны. Так как рим­ское пра­ви­тель­ство не посчи­та­лось с этим, вся гор­ная Фра­кия вос­ста­ла и после­до­ва­ла отча­ян­ная борь­ба, в кото­рой вос­став­шие, побеж­ден­ные голо­дом и жаж­дой, иска­ли смер­ти в бою или кон­ча­ли само­убий­ст­вом, пред­по­чи­тая погиб­нуть, чем отка­зать­ся от сво­ей искон­ной сво­бо­ды. Непо­сред­ст­вен­ное рим­ское управ­ле­ние про­дол­жа­ло суще­ст­во­вать во Фра­кии в фор­ме опе­ки над наслед­ни­ком до смер­ти Тибе­рия. И если импе­ра­тор Гай тот­час по вступ­ле­нии на пре­стол вер­нул власть обо­им дру­зьям сво­ей юно­сти, царе­ви­чам фра­кий­ско­му и иудей­ско­му, то уже через несколь­ко лет, в 46 г., пра­ви­тель­ство Клав­дия реши­тель­но покон­чи­ло с само­сто­я­тель­ным прав­ле­ни­ем во Фра­кии. Это окон­ча­тель­ное при­со­еди­не­ние фра­кий­ско­го цар­ства и пре­вра­ще­ние его в рим­ский округ сно­ва сопро­вож­да­лось столь же без­на­деж­ным и столь же упор­ным сопро­тив­ле­ни­ем. Но с введе­ни­ем непо­сред­ст­вен­но­го рим­ско­го управ­ле­ния это сопро­тив­ле­ние было слом­ле­но. Намест­ник новой про­вин­ции, назна­чав­ший­ся сна­ча­ла из всад­ни­ков, а со вре­ме­ни Тра­я­на — из чле­нов сена­та, нико­гда не имел в сво­ем рас­по­ря­же­нии и одно­го леги­о­на рим­ских войск; для того чтобы дер­жать фра­кий­цев в пови­но­ве­нии, было доста­точ­но раз­ме­щен­но­го в этой стране отряда, чис­лен­но­стью не пре­вы­шав­ше­го 2 тыс. чело­век, и неболь­шой сто­яв­шей у Перин­фа эскад­ры, вме­сте с обыч­ны­ми мера­ми пре­до­сто­рож­но­сти со сто­ро­ны пра­ви­тель­ства. Тот­час после при­со­еди­не­ния обла­сти в ней нача­ли стро­ить доро­ги; мы видим, что уже в 61 г. пра­ви­тель­ство постро­и­ло и пере­да­ло в употреб­ле­ние необ­хо­ди­мые при суще­ст­во­вав­шей в стране обста­нов­ке стан­ци­он­ные зда­ния для путе­ше­ст­вен­ни­ков. С этих пор Фра­кия ста­но­вит­ся мир­ной, под­власт­ной Риму про­вин­ци­ей, име­ю­щей боль­шое зна­че­ние для импе­рии; едва ли какая-либо дру­гая про­вин­ция поста­ви­ла столь­ко людей для всех родов ору­жия, осо­бен­но для кон­ни­цы и флота, как эта искон­ная роди­на гла­ди­а­то­ров и наем­ни­ков.

Мёзия

149 Серь­ез­ная борь­ба, кото­рую при­шлось выдер­жать рим­ля­нам с тем же наро­дом на так назы­вае­мом фра­кий­ском бере­гу в мест­но­сти меж­ду Бал­ка­на­ми и Дуна­ем и кото­рая при­ве­ла к учреж­де­нию мезий­ско­го коман­до­ва­ния, пред­став­ля­ет собой суще­ст­вен­ный момент в исто­рии уре­гу­ли­ро­ва­ния север­ной гра­ни­цы при Авгу­сте, и в этой свя­зи она уже была нами опи­са­на с.186 (стр. 28). Источ­ни­ки ниче­го не сооб­ща­ют о каком-либо сопро­тив­ле­нии рим­ля­нам со сто­ро­ны насе­ле­ния Мёзии, хоть сколь­ко-нибудь напо­ми­наю­щем про­ти­во­дей­ст­вие, ока­зан­ное им фра­кий­ца­ми. Веро­ят­но, настро­е­ние там было такое же, но в стране, пред­став­ля­ю­щей плос­кую рав­ни­ну и нахо­дя­щей­ся под кон­тро­лем со сто­ро­ны рас­по­ло­жен­ных лаге­рем у Вими­на­ция леги­о­нов, сопро­тив­ле­ние не мог­ло про­явить­ся откры­то.

Элли­низм и рома­низм во Фра­кии и Мёзии

К фра­кий­ским наро­дам, как и к илли­рий­ским, циви­ли­за­ция про­ни­ка­ла с двух сто­рон: с побе­ре­жья и от македон­ской гра­ни­цы — циви­ли­за­ция эллин­ская, от дал­мат­ской и пан­нон­ской гра­ни­цы — циви­ли­за­ция латин­ская. О пер­вой будет более целе­со­об­раз­но ска­зать тогда, когда мы перей­дем к опи­са­нию поло­же­ния евро­пей­ских гре­ков в эпо­ху импе­рии; теперь же доста­точ­но отме­тить, что Рим и здесь ока­зы­вал защи­ту гре­че­ской куль­ту­ре всюду, где встре­чал ее, при­чем все побе­ре­жье, вклю­чая и ту его часть, кото­рая под­чи­ня­лась намест­ни­ку Мёзии, все­гда оста­ва­лось гре­че­ским; мы ука­жем так­же на то, что про­вин­ция Фра­кия, куль­тур­ное раз­ви­тие кото­рой нача­лось лишь при Тра­яне и было все­це­ло делом импе­рии, вклю­чи­лась в рус­ло не рим­ской, но гре­че­ской циви­ли­за­ции. Даже север­ные скло­ны Гема, несмот­ря на то, что в адми­ни­ст­ра­тив­ном отно­ше­нии они при­над­ле­жа­ли к Мёзии, были охва­че­ны этим про­цес­сом элли­ни­за­ции, а осно­ван­ные Тра­я­ном Нико­поль на Янтре и Мар­ки­а­но­поль неда­ле­ко от Вар­ны были орга­ни­зо­ва­ны по гре­че­ско­му типу.

Латин­ская циви­ли­за­ция име­ла в Мёзии такой же харак­тер, как и в сосед­ней дал­мат­ской и пан­нон­ской внут­рен­ней обла­сти; одна­ко по мере уда­ле­ния от Рима эта циви­ли­за­ция, есте­ствен­но, высту­па­ет позд­нее и сла­бее и име­ет более иска­жен­ные фор­мы. Здесь глав­ны­ми носи­те­ля­ми рим­ской циви­ли­за­ции были лаге­ри леги­о­нов, кото­рые при­нес­ли ее на восток, при­чем цен­тра­ми ее явля­лись, по-види­мо­му, древ­ней­шие лаге­ри Мёзии, рас­по­ло­жен­ные у Син­гиду­на (Бел­град) и Вими­на­ция (Косто­лац)⁹. Конеч­но, соот­вет­ст­вен­но харак­те­ру апо­сто­лов этой циви­ли­за­ции — рим­ских сол­дат — она с.187 и в Верх­ней Мёзии сто­я­ла на очень низ­кой сту­пе­ни и остав­ля­ла доста­точ­но места для преж­них при­ми­тив­ных усло­вий быта. Вими­на­ций полу­чил от Адри­а­на 150 ита­лий­ское город­ское пра­во. Поряд­ки в Ниж­ней Мёзии меж­ду Бал­ка­на­ми и Дуна­ем в ран­нюю эпо­ху импе­рии оста­ва­лись в основ­ном без изме­не­ния со вре­ме­ни при­хо­да рим­лян. Лишь когда были осно­ва­ны леги­он­ные лаге­ри на ниж­нем Дунае у Нов, Дуро­сто­ра и Трёз­ми­са, что, как мы ска­жем ниже (стр. 197), про­изо­шло лишь в нача­ле II в., эта часть пра­во­го бере­га Дуная так­же вос­при­ня­ла те эле­мен­ты ита­лий­ской циви­ли­за­ции, кото­рые были сов­ме­сти­мы с лагер­ны­ми поряд­ка­ми. С тех пор здесь так­же воз­ник­ли посе­ле­ния рим­ских граж­дан, глав­ным обра­зом горо­да́ с ита­лий­ским пра­вом, осно­ван­ные на самом Дунае меж­ду боль­ши­ми посто­ян­ны­ми лаге­ря­ми — Рати­а­рия, непо­да­ле­ку от Види­на, и Эска, у впа­де­ния Искы­ра в Дунай, — и посте­пен­но эта мест­ность при­бли­зи­лась к уров­ню еще суще­ст­во­вав­шей тогда, хотя и начав­шей при­хо­дить в упа­док, рим­ской куль­ту­ры. Со вре­мен Адри­а­на, к эпо­хе кото­ро­го отно­сят­ся древ­ней­шие миле­вые кам­ни, най­ден­ные там, пра­ви­те­ли уси­лен­но зани­ма­лись дорож­ным стро­и­тель­ст­вом в Ниж­ней Мёзии.

Гер­мун­ду­ры

Обра­тим­ся от стран пра­во­го бере­га Дуная, нахо­див­ших­ся со вре­мен Авгу­ста под вла­стью Рима, к жите­лям лево­го бере­га и позна­ко­мим­ся с суще­ст­во­вав­ши­ми у них поряд­ка­ми; что каса­ет­ся запад­ной части этих земель, то основ­ное, что мож­но о них сооб­щить, было уже ска­за­но нами при опи­са­нии Верх­ней Гер­ма­нии; в част­но­сти, мы отме­ти­ли (стр. 143), что жив­шие все­го бли­же к Ретии гер­ман­цы, гер­мун­ду­ры, из всех соседей рим­лян были самы­ми мир­ны­ми; насколь­ко нам извест­но, с ними нико­гда не воз­ни­ка­ло кон­флик­тов.

Мар­ко­ма­ны

О мар­ко­ма­нах, или, как их рань­ше назы­ва­ли рим­ляне, све­вах, мы уже гово­ри­ли. В эпо­ху Авгу­ста они нашли себе новое место­жи­тель­ство в древ­ней стране боев Боге­мии¹⁰ и полу­чи­ли от коро­ля Маро­бо­да более проч­ную государ­ст­вен­ную орга­ни­за­цию; во вре­мя рим­ско-гер­ман­ских войн они оста­лись, прав­да, про­сты­ми зри­те­ля­ми, одна­ко выступ­ле­ние рейн­ских гер­ман­цев спас­ло их от угро­жав­ше­го им втор­же­ния рим­лян; мы рас­ска­за­ли так­же, что послед­ст­ви­ем вто­рич­но­го сры­ва рим­ско­го наступ­ле­ния на Рейне был раз­гром это­го пока­зав­ше­го себя слиш­ком ней­траль­ным государ­ства. В резуль­та­те это­го раз­гро­ма мар­ко­ма­ны пол­но­стью утра­ти­ли гос­под­ст­ву­ю­щее поло­же­ние в отда­лен­ных обла­стях по Эль­бе, кото­рое было при­об­ре­те­но ими при Маро­бо­де, а сам король умер изгнан­ни­ком на рим­ской зем­ле (стр. 66). Мар­ко­ма­ны и сопле­мен­ные им их восточ­ные соседи, ква­ды в Мора­вии, попа­ли в поло­же­ние кли­ен­тов Рима, — в свя­зи с тем, что здесь, подоб­но тому как это было в Арме­нии, боров­ши­е­ся за власть пре­тен­ден­ты поль­зо­ва­лись под­держ­кой рим­лян, а эти послед­ние при­сво­и­ли себе пра­во лен­но­го пожа­ло­ва­ния, кото­рое с.188 они и при­ме­ня­ли в соот­вет­ст­вии с обсто­я­тель­ства­ми. Король гото­нов Кату­аль­да, глав­ный винов­ник низ­вер­же­ния Маро­бо­да, ока­зал­ся не в состо­я­нии на дол­гое вре­мя удер­жать власть в сво­их руках, тем более, что про­тив него высту­пил король сосед­них гер­мун­ду­ров; ему так­же при­шлось перей­ти на рим­скую терри­то­рию и, подоб­но Маро­бо­ду, про­сить мило­сти импе­ра­то­ра. Тогда коро­лем мар­ко­ма­нов сде­лал­ся став­лен­ник Тибе­рия знат­ный квад Ван­ний. Мно­го­чис­лен­ной сви­те обо­их изгнан­ных коро­лей, кото­рую нель­зя было оста­вить на пра­вом бере­гу Дуная, Тибе­рий отвел места для посе­ле­ния на левом бере­гу в долине 151 Мар­хи¹¹ и добил­ся того, что Ван­ний был при­знан дру­же­ст­вен­ны­ми Риму гер­мун­ду­ра­ми. После трид­ца­ти лет вла­ды­че­ства он был в 50 г. сверг­нут сыно­вья­ми сво­ей сест­ры Ван­гио­ном и Сидо­ном, кото­рые вос­ста­ли про­тив него и при­влек­ли на свою сто­ро­ну сосед­ние наро­ды — гер­мун­ду­ров во Фран­ко­нии и луги­ев в Силе­зии. Рим­ское пра­ви­тель­ство, к кото­ро­му Ван­ний обра­тил­ся за помо­щью, оста­лось вер­но поли­ти­ке Тибе­рия: оно пре­до­ста­ви­ло убе­жи­ще сверг­ну­то­му коро­лю, но не ока­за­ло ему помо­щи вой­ска­ми, так как его пре­ем­ни­ки, поде­лив­шие меж­ду собой область, охот­но при­зна­ли вер­хов­ную власть Рима. Новый вла­сти­тель све­вов Сидон и его сопра­ви­тель Ита­лик, быть может, пре­ем­ник Ван­гио­на, вме­сте с рим­ской дунай­ской арми­ей сра­жа­лись на сто­роне фла­виан­цев в той бит­ве, кото­рая реши­ла спор меж­ду Вител­ли­ем и Вес­па­си­а­ном. Мы сно­ва встре­тим­ся с их пре­ем­ни­ка­ми в пери­о­ды жесто­ких кри­зи­сов рим­ско­го вла­ды­че­ства на Дунае при Доми­ци­ане с.189 и Мар­ке Авре­лии. Дунай­ские све­вы не вхо­ди­ли в Рим­скую импе­рию; прав­да, чека­нен­ные ими моне­ты име­ют латин­ские над­пи­си, но они не оди­на­ко­вы по досто­ин­ству с рим­ской моне­той, не гово­ря уже о том, что на них нико­гда не встре­ча­ет­ся изо­бра­же­ния импе­ра­то­ра. Систе­ма­ти­че­ских воен­ных набо­ров и сбо­ров нало­гов в этой обла­сти не про­из­во­ди­лось. Одна­ко в I в. свев­ское государ­ство в Боге­мии и Мора­вии все же вхо­ди­ло в сфе­ру рим­ско­го вли­я­ния и, как уже было заме­че­но, это отра­зи­лось на раз­ме­ще­нии рим­ской погра­нич­ной охра­ны.

Язы­ги

На Рав­нине меж­ду Дуна­ем и Тис­сой, к восто­ку от рим­ской Пан­но­нии, меж­ду этой обла­стью и посе­ле­ни­я­ми фра­кий­ских даков сохра­нил­ся оско­лок сар­мат­ско­го наро­да, при­над­ле­жа­ще­го, веро­ят­но, к мидий­ско-пер­сид­ско­му пле­ме­ни. Этот народ кочев­ни­ков-пас­ту­хов и наезд­ни­ков зани­мал боль­шую часть обшир­ной восточ­но­ев­ро­пей­ской рав­ни­ны; отко­лов­ши­е­ся от него язы­ги, «пере­се­лен­цы» (με­τανάσ­ται), полу­чи­ли это назва­ние в отли­чие от остав­шей­ся на Чер­ном море основ­ной части пле­ме­ни. Самое назва­ние пока­зы­ва­ет, что они посе­ли­лись в этих местах в срав­ни­тель­но позд­нее вре­мя; 152 быть может, их появ­ле­ние здесь было одним из тех уда­ров, под кото­ры­ми око­ло того вре­ме­ни, когда про­изо­шло сра­же­ние при Акци­у­ме, рух­ну­ла дакская дер­жа­ва Буре­би­сты (стр. 26). Впер­вые мы встре­ча­ем их здесь при импе­ра­то­ре Клав­дии; коро­лю све­вов Ван­нию язы­ги постав­ля­ли кон­ни­цу для его войн. Рим­ско­му пра­ви­тель­ству при­хо­ди­лось зор­ко следить за про­вор­ны­ми кон­ны­ми отряда­ми этих хищ­ни­ков, хотя в общем его отно­ше­ния с ними не были враж­деб­ны­ми. Когда в 70 г. при­ду­най­ские леги­о­ны отпра­ви­лись в Ита­лию, чтобы поса­дить на импе­ра­тор­ский пре­стол Вес­па­си­а­на, они откло­ни­ли пред­ло­жен­ную язы­га­ми помощь кава­ле­ри­ей и толь­ко уве­ли с собой под бла­го­вид­ным пред­ло­гом неко­то­рое коли­че­ство их знат­ней­ших пред­ста­ви­те­лей, чтобы гаран­ти­ро­вать мир на лишен­ной войск гра­ни­це.

Даки

Серь­ез­ная посто­ян­ная охра­на тре­бо­ва­лась на ниж­нем Дунае. По лево­му бере­гу этой мощ­ной реки, пред­став­ляв­шей теперь гра­ни­цу импе­рии, на рав­ни­нах Вала­хии и нынеш­ней Тран­силь­ва­нии, жили даки, на восточ­ной рав­нине, в Мол­да­вии, Бес­са­ра­бии и даль­ше — гер­ман­ские бастар­ны, а за ними — сар­мат­ские пле­ме­на, к чис­лу кото­рых при­над­ле­жа­ли рок­со­ла­ны, такие же наезд­ни­ки, как язы­ги; пер­во­на­чаль­но это пле­мя коче­ва­ло меж­ду Дне­пром и Доном (II, 258), а затем нача­ло про­дви­гать­ся вдоль бере­га Чер­но­го моря. В пер­вые годы прав­ле­ния Тибе­рия вас­саль­ный царь Фра­кии уси­лил свои вой­ска для отра­же­ния набе­гов бастар­нов и ски­фов. Одним из при­зна­ков все воз­рас­таю­щей пас­сив­но­сти прав­ле­ния Тибе­рия в послед­ние годы счи­та­лось то, что он остав­лял без нака­за­ния втор­же­ния даков и сар­ма­тов. Слу­чай­но сохра­нив­ший­ся отчет намест­ни­ка Мёзии Тибе­рия Плав­тия Силь­ва­на Эли­а­на поз­во­ля­ет соста­вить неко­то­рое пред­став­ле­ние о поло­же­нии вещей в обла­стях по с.190 обе сто­ро­ны устья Дуная в послед­ние годы прав­ле­ния Неро­на. Эли­ан «пере­се­лил на этот берег Дуная свы­ше 100 тыс. жив­ших по ту сто­ро­ну муж­чин с их жена­ми и детьми, кня­зья­ми или царя­ми, так что они под­ле­жа­ли теперь обло­же­нию нало­га­ми. Он пода­вил дви­же­ние сар­ма­тов, преж­де чем оно нача­лось, несмот­ря на то, что отдал зна­чи­тель­ную часть сво­их отрядов Кор­бу­ло­ну для веде­ния вой­ны в Арме­нии. Он пере­вел на рим­ский берег неко­то­рое коли­че­ство до тех пор не извест­ных или враж­до­вав­ших с рим­ля­на­ми царей и заста­вил их пре­кло­нить коле­на перед рим­ски­ми зна­ме­на­ми. Царям бастар­нов и рок­со­ла­нов он ото­слал плен­ных или ото­бран­ных у непри­я­те­ля сыно­вей, царям даков вер­нул их плен­ных бра­тьев¹² и от мно­гих из упо­мя­ну­тых царей взял залож­ни­ков. Бла­го­да­ря это­му мир в про­вин­ции был упро­чен и рас­про­стра­нен на более широ­кую терри­то­рию. Кро­ме того, Эли­ан заста­вил царя ски­фов отка­зать­ся от оса­ды горо­да Хер­со­не­са (Сева­сто­по­ля) по ту сто­ро­ну Бори­сфе­на. Он пер­вый отправ­ка­ми круп­ных пар­тий зер­на из этой про­вин­ции сни­зил в Риме цены на хлеб». Эта над­пись дает нам ясное пред­став­ле­ние о бур­ном водо­во­ро­те наро­дов на левом бере­гу Дуная при дина­стии Юли­ев — Клав­ди­ев, а так­же об энер­гич­ных уси­ли­ях импер­ско­го пра­ви­тель­ства защи­тить гре­че­ские горо­да даже по ту сто­ро­ну реки, на Дне­пре и в Кры­му, при­чем эти уси­лия при­нес­ли извест­ные резуль­та­ты, как будет пока­за­но в сле­дую­щей гла­ве при опи­са­нии поло­же­ния в Гре­ции.

153 Одна­ко воен­ных сил, кото­ры­ми рас­по­ла­гал здесь Рим, было совер­шен­но недо­ста­точ­но. Неболь­шие отряды, рас­по­ло­жен­ные в Малой Азии, и столь же малый флот на Чер­ном море в луч­шем слу­чае мог­ли слу­жить какой-то защи­той толь­ко для гре­че­ских оби­та­те­лей его север­но­го и запад­но­го побе­ре­жья. Перед намест­ни­ком Мёзии, кото­ро­му с дву­мя леги­о­на­ми при­хо­ди­лось охра­нять берег Дуная от Бел­гра­да до само­го устья, сто­я­ла весь­ма труд­ная зада­ча; при этом помощь со сто­ро­ны строп­ти­вых фра­кий­цев ино­гда ока­зы­ва­лась толь­ко новой опас­но­стью. В осо­бен­но­сти ост­ро ощу­ща­лось отсут­ст­вие под­хо­дя­ще­го оплота про­тив все воз­рас­таю­ще­го напо­ра вар­ва­ров в рай­оне устья Дуная. В резуль­та­те того, что во вре­мя смут после смер­ти Неро­на при­ду­най­ские леги­о­ны два раза воз­вра­ща­лись в Ита­лию, у устья Дуная в еще боль­шей сте­пе­ни, чем на ниж­нем Рейне, уча­сти­лись набе­ги сосед­них наро­дов — сна­ча­ла рок­со­ла­нов, затем даков, затем сар­ма­тов, т. е., оче­вид­но, языг­ов. Это была труд­ная борь­ба; в одном из про­ис­шед­ших здесь сра­же­ний, по-види­мо­му с язы­га­ми, пал храб­рый намест­ник Мёзии Гай Фон­тей Агрип­па. Тем не менее Вес­па­си­ан не с.191 стал при­ни­мать мер для уси­ле­ния при­ду­най­ской армии¹³. Ази­ат­ские леги­о­ны, веро­ят­но, еще более нуж­да­лись в под­креп­ле­нии, а осо­бен­но необ­хо­ди­мая в то вре­мя береж­ли­вость отнюдь не допус­ка­ла како­го-либо уве­ли­че­ния обще­го соста­ва армии. Посколь­ку это­го насто­я­тель­но тре­бо­ва­ло поло­же­ние на гра­ни­це, а так­же вызван­ное при­со­еди­не­ни­ем Фра­кии рас­фор­ми­ро­ва­ние сто­яв­ших в ней отрядов, Вес­па­си­ан огра­ни­чил­ся пере­дви­же­ни­ем к импер­ской гра­ни­це боль­ших лаге­рей при­ду­най­ской армии в той мере, в какой это поз­во­ля­ло уми­ротво­ре­ние внут­рен­ней обла­сти. Таким обра­зом, пан­нон­ские леги­о­ны с Дра­вы пере­шли в Кар­нунт^[10] и Вин­до­бо­ну (стр. 181) напро­тив королев­ства све­вов, а дал­мат­ские леги­о­ны с Кер­ки и Цети­ны — на мезий­ский берег Дуная¹⁴, так что с этих пор намест­ник Мёзии рас­по­ла­гал удво­ен­ным коли­че­ст­вом леги­о­нов.

Вой­на Доми­ци­а­на с дака­ми

154 Пере­ме­на в соот­но­ше­нии сил не в поль­зу Рима насту­пи­ла при Доми­ци­ане¹⁵, точ­нее гово­ря, имен­но в это вре­мя ска­за­лись резуль­та­ты недо­ста­точ­ной защи­ты гра­ниц. Насколь­ко поз­во­ля­ют заклю­чить скуд­ные с.192 дан­ные, име­ю­щи­е­ся в нашем рас­по­ря­же­нии, пере­ме­на в поло­же­нии дел, совер­шен­но как в эпо­ху Цеза­ря, была вызва­на все­це­ло одним чело­ве­ком из пле­ме­ни даков; то, что замыш­лял царь Буре­би­ста, каза­лось, пред­сто­я­ло выпол­нить царю Деце­ба­лу. О том, насколь­ко вели­ко было его лич­ное вли­я­ние в после­дую­щих собы­ти­ях, свиде­тель­ст­ву­ет рас­сказ, что царь даков Дурас, желая, чтобы достой­ный чело­век зани­мал подо­баю­щее ему место, отка­зал­ся от вла­сти в поль­зу Деце­ба­ла. О том, что Деце­бал при под­готов­ке к борь­бе уде­лял глав­ное вни­ма­ние вопро­сам орга­ни­за­ции, свиде­тель­ст­ву­ют сооб­ще­ния источ­ни­ков о введе­нии им в дак­ской армии рим­ской дис­ци­пли­ны и о вер­бов­ке при­год­ных людей из самих рим­лян; даже после сво­ей победы он поста­вил рим­ля­нам усло­ви­ем доста­вить ему све­ду­щих людей для обу­че­ния его под­дан­ных мир­ным и воен­ным ремес­лам. В каком широ­ком мас­шта­бе про­из­во­ди­лись эти при­готов­ле­ния, пока­зы­ва­ют свя­зи, кото­рые Деце­бал завя­зал на запа­де и на восто­ке со све­ва­ми и язы­га­ми и даже с пар­фя­на­ми. Напа­даю­щей сто­ро­ной яви­лись даки. Намест­ник про­вин­ции Мёзии Оппий Сабин, пер­вым высту­пив­ший про­тив них, пал на поле бит­вы. Целый ряд мел­ких лаге­рей был взят дака­ми, круп­ные лаге­ри нахо­ди­лись под угро­зой, под вопрос было постав­ле­но самое гос­под­ство рим­лян в этой про­вин­ции. Доми­ци­ан лич­но при­был к армии, а его заме­сти­тель — сам он не был пол­ко­вод­цем и дер­жал­ся в сто­роне — началь­ник пре­то­ри­ан­ской гвар­дии Кор­не­лий Фуск повел армию через Дунай; одна­ко за свое неосто­рож­ное про­дви­же­ние Фуск попла­тил­ся жесто­ким пора­же­ни­ем, и сам он, вто­рой по сче­ту глав­но­ко­ман­дую­щий, погиб в бою. Его пре­ем­ник Юли­ан, спо­соб­ный офи­цер, раз­бил даков в их соб­ст­вен­ной обла­сти в боль­шом сра­же­нии при Тапах и уже сто­ял на пути к дости­же­нию проч­ных успе­хов. Но в то вре­мя, когда исход борь­бы с дака­ми оста­вал­ся еще не решен­ным, Доми­ци­ан начал поход про­тив све­вов и языг­ов за то, что они не при­сла­ли ему под­мо­гу; он при­ка­зал каз­нить их послов, явив­ших­ся к нему с изви­не­ни­я­ми за этот посту­пок¹⁶. Но и здесь рим­ское ору­жие пре­сле­до­ва­ли неуда­чи. Мар­ко­ма­ны одер­жа­ли победу над самим импе­ра­то­ром; целый леги­он был окру­жен и пере­бит язы­га­ми. Совер­шен­но рас­стро­ен­ный этим пора­же­ни­ем Доми­ци­ан, несмот­ря на успе­хи, достиг­ну­тые Юли­а­ном в борь­бе с дака­ми, поспеш­но заклю­чил с ними мир, что, одна­ко, не поме­ша­ло ему пере­дать в Риме коро­ну Диеги­су, пред­ста­ви­те­лю Деце­ба­ла, слов­но этот послед­ний был лен­ни­ком рим­лян, и само­му взой­ти с три­ум­фом на Капи­то­лий, хотя в дей­ст­ви­тель­но­сти заклю­чен­ный им мир был 155 рав­но­си­лен капи­ту­ля­ции. То, что Деце­бал в насмеш­ку пред­ло­жил при вступ­ле­нии рим­ско­го вой­ска в Дакию, — отпус­кать невреди­мым домой каж­до­го сол­да­та, за кото­ро­го ему с.193 гаран­ти­ру­ют еже­год­ную выпла­ту 2 ассов, — теперь почти ста­ло дей­ст­ви­тель­но­стью; по мир­но­му дого­во­ру, рим­ляне отку­пи­лись от втор­же­ний даков в Мёзию ценой еже­год­ной упла­ты отступ­но­го.

Вой­ны Тра­я­на с дака­ми

Создав­ше­е­ся поло­же­ние тре­бо­ва­ло корен­ных изме­не­ний. Пре­ем­ни­ком Доми­ци­а­на, быв­ше­го, прав­да, хоро­шим пра­ви­те­лем импе­рии, но оста­вав­ше­го­ся глу­хим к тре­бо­ва­ни­ям воен­ной чести, после корот­ко­го прав­ле­ния Нер­вы стал импе­ра­тор Тра­ян, сол­дат до моз­га костей, кото­рый не толь­ко разо­рвал заклю­чен­ный Доми­ци­а­ном мир­ный дого­вор, но и при­нял меры к тому, чтобы ниче­го подоб­но­го более не повто­ря­лось. Вой­на про­тив све­вов и сар­ма­тов, еще про­дол­жав­ша­я­ся в год смер­ти Доми­ци­а­на (96 г.), была, по-види­мо­му, счаст­ли­во окон­че­на при Нер­ве в 97 г. Новый импе­ра­тор еще до сво­его тор­же­ст­вен­но­го въезда в сто­ли­цу импе­рии отпра­вил­ся с Рей­на на Дунай, где про­был зиму 98/99 г., одна­ко не для того, чтобы немед­лен­но напасть на даков, а для того, чтобы под­гото­вить вой­ну; к это­му вре­ме­ни отно­сит­ся закон­чен­ное в 100 г. про­веде­ние доро­ги на пра­вом бере­гу Дуная в окрест­но­стях Орсо­вы, свя­зан­ное с дорож­ным стро­и­тель­ст­вом в Верх­ней Гер­ма­нии (стр. 139). Толь­ко вес­ной 101 г. Тра­ян отбыл на вой­ну про­тив даков, в кото­рой он коман­до­вал лич­но, как и во всех сво­их похо­дах. Он пере­шел Дунай ниже Вими­на­ция и начал наступ­ле­ние на нахо­див­шу­ю­ся непо­да­ле­ку оттуда цар­скую сто­ли­цу Сар­ми­зе­ге­ту­зу. Деце­бал вме­сте со сво­и­ми союз­ни­ка­ми — буры и дру­гие жив­шие на севе­ре пле­ме­на при­ня­ли уча­стие в этой борь­бе — ока­зал ему реши­тель­ное сопро­тив­ле­ние, и лишь в жар­ких и кро­во­про­лит­ных сра­же­ни­ях про­дви­га­лись рим­ляне впе­ред. Чис­ло ране­ных было столь вели­ко, что импе­ра­тор пре­до­ста­вил в рас­по­ря­же­ние вра­чей свои соб­ст­вен­ные оде­я­ния. Одна­ко в исхо­де борь­бы сомне­ний не было. Одна за дру­гой кре­по­сти пере­хо­ди­ли в руки рим­лян; сест­ра само­го царя, рим­лян­ка, нахо­див­ша­я­ся в пле­ну у даков со вре­ме­ни пред­ше­ст­ву­ю­щей вой­ны, отня­тые у армии Доми­ци­а­на зна­ме­на — все это доста­лось армии Тра­я­на^[11]. Царю, тес­ни­мо­му вой­ска­ми само­го Тра­я­на с одной сто­ро­ны и храб­ро­го Лузия Кви­е­та с дру­гой, оста­ва­лось толь­ко сдать­ся на милость победи­те­лей (102 г.). Тра­ян потре­бо­вал от него не более не менее как отка­за от неза­ви­си­мой вер­хов­ной вла­сти и при­зна­ния рим­ско­го про­тек­то­ра­та над цар­ст­вом даков. Пере­беж­чи­ки, ору­жие, воен­ные маши­ны, рабо­чие, при­слан­ные неко­гда Римом для их изготов­ле­ния, под­ле­жа­ли выда­че рим­ля­нам, а царь дол­жен был лич­но пре­кло­нить коле­на перед победи­те­лем. Он отка­зал­ся от пра­ва вести вой­ну и заклю­чать мир и обе­щал постав­лять Риму вой­ска. Часть кре­по­стей была сры­та до осно­ва­ния, осталь­ные сда­ны рим­ля­нам, и в них, преж­де все­го в сто­ли­це, оста­лись рим­ские гар­ни­зо­ны. Мощ­ный камен­ный мост, постро­ен­ный по пове­ле­нию Тра­я­на через Дунай у Дро­бет (напро­тив Тур­ну Севе­ри­ну­луи), обес­пе­чил надеж­ное сооб­ще­ние даже в небла­го­при­ят­ное вре­мя года и создал с.194 для гар­ни­зо­нов Дакии проч­ную опо­ру в сосед­них леги­о­нах Верх­ней Мёзии. Одна­ко дакская нация и в осо­бен­но­сти ее царь не мог­ли при­ми­рить­ся с поте­рей неза­ви­си­мо­сти так, как при­ми­ри­лись с этим цари Кап­па­до­кии и Мавре­та­нии; точ­нее гово­ря, они под­чи­ни­лись игу Рима толь­ко в надеж­де при пер­вой же воз­мож­но­сти сно­ва от него осво­бо­дить­ся. Это под­твер­жда­ет­ся после­дую­щи­ми собы­ти­я­ми: часть под­ле­жав­ше­го выда­че ору­жия не была постав­ле­на; кре­по­сти 156 вопре­ки согла­ше­нию не были сда­ны; рим­ским пере­беж­чи­кам по-преж­не­му пре­до­став­ля­лось убе­жи­ще. Даки отня­ли участ­ки терри­то­рии у сво­их вра­гов языг­ов — может быть, в борь­бе с набе­га­ми послед­них на дак­ские вла­де­ния — и под­дер­жи­ва­ли ожив­лен­ные и вну­шав­шие опа­се­ния свя­зи с отда­лен­ны­ми, еще сохра­нив­ши­ми сво­бо­ду наци­я­ми. Тра­я­ну при­шлось убедить­ся, что он выпол­нил свою зада­чу лишь напо­ло­ви­ну, и, не дол­го думая и не всту­пая в даль­ней­шие пере­го­во­ры, он спу­стя три года после заклю­че­ния мира (105 г.) сно­ва объ­явил царю вой­ну. Деце­бал охот­но отка­зал­ся бы от этой вой­ны, но было слиш­ком ясно, что рим­ляне удо­вле­тво­рят­ся, толь­ко взяв его в плен. Оста­ва­лось лишь всту­пить в отча­ян­ную, смер­тель­ную борь­бу. Но не все были гото­вы на такую борь­бу; зна­чи­тель­ная часть даков под­чи­ни­лась без сопро­тив­ле­ния. Обра­щен­ный к сосед­ним наро­дам при­зыв сов­мест­но отра­зить опас­ность, гро­зив­шую так­же и их сво­бо­де и нацио­наль­но­сти, не нашел у них откли­ка; в этой войне Деце­бал и остав­ши­е­ся ему вер­ны­ми даки не име­ли союз­ни­ков. Попыт­ки даков устра­нить с помо­щью пере­беж­чи­ков само­го импе­ра­то­ра-пол­ко­во­д­ца или купить себе при­ем­ле­мые усло­вия, пере­дав рим­ля­нам плен­но­го рим­ско­го офи­це­ра выс­ше­го ран­га, так­же оста­лись без­успеш­ны­ми. Импе­ра­тор сно­ва победо­нос­но всту­пил в сто­ли­цу непри­я­те­ля, а Деце­бал, до послед­ней мину­ты боров­ший­ся с судь­бой, теперь, когда все было поте­ря­но, покон­чил само­убий­ст­вом (107 г.). На этот раз Тра­ян довел дело до кон­ца; эта вой­на долж­на была решить вопрос не о сво­бо­де дак­ско­го наро­да, но о самом его суще­ст­во­ва­нии. Мест­ные жите­ли были изгна­ны из луч­ших рай­о­нов стра­ны, кото­рые были засе­ле­ны обез­ли­чен­ным в нацио­наль­ном отно­ше­нии насе­ле­ни­ем, при­вле­чен­ным для работы в руд­ни­ках из гор Дал­ма­ции, а глав­ным обра­зом, по-види­мо­му, из Малой Азии. Прав­да, в неко­то­рых обла­стях все же оста­лось преж­нее насе­ле­ние и даже удер­жал­ся мест­ный язык¹⁷. Эти даки и рас­се­ян­ные по сосед­ним обла­стям их сопле­мен­ни­ки при­чи­ня­ли хло­поты рим­ля­нам и в более позд­нее вре­мя, напри­мер при Ком­мо­де и Мак­си­мине; одна­ко в кон­це кон­цов и они сошли со сце­ны исто­рии. Рим дол­жен был пред­от­вра­тить воз­мож­ность воз­вра­ще­ния опас­но­сти, кото­рая столь­ко раз гро­зи­ла его вла­ды­че­ству от с.195 пол­но­го сил фра­кий­ско­го пле­ме­ни, и Тра­ян достиг этой цели. Тра­я­нов Рим уже не был Римом эпо­хи Ган­ни­ба­ла; одна­ко и теперь никто еще не мог без­на­ка­зан­но одер­жать победу над рим­ля­на­ми.

Строй­ная колон­на, шесть лет спу­стя воз­двиг­ну­тая сена­том импе­ра­то­ру на новом фору­ме Тра­я­на в Риме, укра­шаю­щая этот форум и поныне, явля­ет­ся един­ст­вен­ным в сво­ем роде при­ме­ром того, в каком несо­вер­шен­ном виде дошло до нас пре­да­ние об исто­ри­че­ских собы­ти­ях Рим­ской импе­рии. Вся эта колон­на, высотой ров­но в 100 рим­ских футов, покры­та свер­ху дони­зу отдель­ны­ми изо­бра­же­ни­я­ми, кото­рых насчи­ты­ва­ет­ся 124; это лен­та изва­ян­ных из кам­ня кар­тин дак­ских войн, текст к кото­рой почти повсюду отсут­ст­ву­ет. Мы видим сто­ро­же­вые баш­ни рим­лян с их ост­ро­ко­неч­ны­ми кры­ша­ми, с обне­сен­ным часто­ко­лом дво­ром, с верх­ней пло­щад­кой для дозо­ра и огне­вы­ми сиг­на­ла­ми. Мы видим город на бере­гу Дуная и реч­но­го бога, кото­рый смот­рит, как рим­ские вои­ны со зна­ме­на­ми идут по 157 пон­тон­но­му мосту. Мы видим само­го импе­ра­то­ра сна­ча­ла в воен­ном сове­те, затем у алта­ря за при­не­се­ни­ем жерт­вы перед лагер­ны­ми вала­ми. Рас­ска­зы­ва­ют, что союз­ные с дака­ми буры пре­до­сте­ре­га­ли Тра­я­на от вой­ны в латин­ском изре­че­нии, напи­сан­ном на огром­ном гри­бе; неко­то­рые узна­ют этот гриб на изо­бра­же­нии; он погру­жен на вьюч­ное живот­ное, при­чем сби­тый этим живот­ным с ног вар­вар, дер­жа­щий в руке пали­цу, ука­зы­ва­ет паль­цем на этот гриб при­бли­жаю­ще­му­ся импе­ра­то­ру. Мы видим, как рим­ляне раз­би­ва­ют лагерь, рубят дере­вья, носят воду, стро­ят мост. Вот ведут к импе­ра­то­ру пер­вых взя­тых в плен даков, кото­рых лег­ко узнать по их каф­та­нам с длин­ны­ми рука­ва­ми и широ­ким шта­нам; их ведут с завя­зан­ны­ми за спи­ной рука­ми, сол­да­ты дер­жат их за длин­ный чуб на голо­ве. Мы видим бои, видим копье­ме­та­те­лей и пращ­ни­ков, косо­нос­цев, пеших луч­ни­ков, кон­ных луч­ни­ков, оде­тых в тяже­лые пан­цы­ри, зна­мя даков с изо­бра­же­ни­ем дра­ко­на, непри­я­тель­ских офи­це­ров в круг­лых шап­ках, слу­жа­щих отли­чи­ем их ран­га, видим сос­но­вый лес, куда даки несут сво­их ране­ных, видим отруб­лен­ные голо­вы вар­ва­ров, сло­жен­ные к ногам импе­ра­то­ра. Вот перед нами дакская свай­ная дерев­ня посреди озе­ра; в ее круг­лые хижи­ны с ост­ро­ко­неч­ны­ми кры­ша­ми летят факе­лы; жен­щи­ны и дети молят импе­ра­то­ра о поща­де. Рим­ляне уха­жи­ва­ют за сво­и­ми ране­ны­ми и пере­вя­зы­ва­ют их, офи­це­ры и сол­да­ты полу­ча­ют награ­ды. Затем сно­ва сле­ду­ют бое­вые сце­ны: рим­ляне штур­му­ют укреп­ле­ния, пред­став­ля­ю­щие собой частью дере­вян­ные соору­же­ния, частью камен­ные сте­ны; под­во­зят­ся осад­ные орудия, под­но­сят­ся лест­ни­цы, штур­мо­вая колон­на напа­да­ет под при­кры­ти­ем «чере­па­хи»¹⁸. Нако­нец царь даков со сво­ей сви­той лежит рас­про­стер­тый у ног Тра­я­на; зна­ме­на с изо­бра­же­ни­ем дра­ко­на в руках у рим­лян; вой­ска с лико­ва­ни­ем при­вет­ст­ву­ют импе­ра­то­ра; перед сло­жен­ным в гру­ду с.196 ору­жи­ем вра­гов сто­ит боги­ня Победы и пишет слав­ную лето­пись вой­ны. Далее сле­ду­ют кар­ти­ны вто­рой вой­ны, в общем похо­жие на первую серию. Обра­ща­ет на себя вни­ма­ние боль­шая кар­ти­на, изо­бра­жаю­щая, по-види­мо­му, кня­зей даков после того, как пожа­ром был уни­что­жен цар­ский замок; они сидят вокруг кот­ла и один за дру­гим осу­ша­ют кубок с ядом. На дру­гой кар­тине импе­ра­то­ру под­но­сят блюдо с голо­вой храб­ро­го царя даков; нако­нец заклю­чи­тель­ная кар­ти­на пред­став­ля­ет длин­ную вере­ни­цу побеж­ден­ных, кото­рые вме­сте со сво­и­ми жена­ми, детьми и ста­да­ми покида­ют роди­ну. Импе­ра­тор сам напи­сал исто­рию этой вой­ны, подоб­но тому как Фри­дрих Вели­кий напи­сал исто­рию Семи­лет­ней вой­ны и как мно­гие дела­ли это после него; но этот труд до нас не дошел. Нико­му не при­дет в голо­ву вос­ста­нав­ли­вать исто­рию Семи­лет­ней вой­ны на осно­ва­нии кар­тин Мен­це­ля. Так и Тра­я­но­ва колон­на остав­ля­ет в нас, поми­мо неко­то­ро­го пред­став­ле­ния об отдель­ных туман­ных эпи­зо­дах, лишь груст­ное ощу­ще­ние боль­шой и бур­ной исто­ри­че­ской ката­стро­фы, навсе­гда потуск­нев­шей для исто­рии и не оста­вив­шей по себе даже вос­по­ми­на­ний.

Воен­ное поло­же­ние на Дунае после Тра­я­на

Погра­нич­ная обо­ро­на в при­ду­най­ской обла­сти в резуль­та­те пре­вра­ще­ния Дакии в рим­скую про­вин­цию не пре­тер­пе­ла таких изме­не­ний, как это сле­до­ва­ло бы ожи­дать. Суще­ст­вен­но­го изме­не­ния обо­ро­ни­тель­ной линии не про­изо­шло, но новая про­вин­ция в целом пре­вра­ти­лась как бы в пере­до­вую пози­цию Рима, непо­сред­ст­вен­но свя­зан­ную с рим­ски­ми вла­де­ни­я­ми толь­ко на юге, на самом Дунае, 158 с трех же дру­гих сто­рон окру­жен­ную зем­ля­ми вар­ва­ров. Лежа­щая по тече­нию Тис­сы рав­ни­на меж­ду Пан­но­ни­ей и Даки­ей по-преж­не­му оста­ва­лась в руках языг­ов. Прав­да, были най­де­ны остат­ки древ­них валов, про­хо­дя­щих от Дуная через Тис­су до гор Дакии и огра­ни­чи­ваю­щих область языг­ов с севе­ра, одна­ко о вре­ме­ни и созда­те­ле этих укреп­ле­ний не уда­лось выяс­нить ниче­го досто­вер­но­го. Бес­са­ра­бия так­же пере­се­ка­ет­ся двой­ной загра­ди­тель­ной лини­ей, кото­рая, сле­дуя от Пру­та к Дне­стру, окан­чи­ва­ет­ся у Тиры и, соглас­но добы­тым до сих пор непол­ным дан­ным, отно­сит­ся, по-види­мо­му, к рим­ской эпо­хе¹⁹. Если это так, то Мол­да­вия и южная часть Бес­са­ра­бии, рав­но как и вся Вала­хия, вхо­ди­ли в состав Рим­ской импе­рии. Но даже если номи­наль­но так и было, едва ли рим­ское вла­ды­че­ство реаль­но рас­про­стра­ни­лось на эти зем­ли; по край­ней мере до сих пор у нас нет досто­вер­ных сведе­ний о суще­ст­во­ва­нии рим­ских посе­ле­ний как в восточ­ной Вала­хии, так и в Мол­да­вии и Бес­са­ра­бии. Во с.197 вся­ком слу­чае еще в боль­шей сте­пе­ни, неже­ли Рейн в Гер­ма­нии, Дунай оста­вал­ся здесь гра­ни­цей рим­ской циви­ли­за­ции и насто­я­щим опор­ным пунк­том погра­нич­ной обо­ро­ны. Укреп­лен­ные пози­ции на Дунае были зна­чи­тель­но уси­ле­ны.

Для Рима было сча­стьем, что в то вре­мя, когда на Дунае уси­лил­ся напор новых наро­дов, на Рейне он осла­бел и став­шие там излиш­ни­ми вой­ска мог­ли быть исполь­зо­ва­ны в дру­гих местах. Если еще при Вес­па­си­ане на Дунае сто­я­ло, веро­ят­но, не более шести леги­о­нов, то Доми­ци­ан и Тра­ян впо­след­ст­вии дове­ли их чис­ло до деся­ти, с чем свя­за­но то, что оба суще­ст­во­вав­ших до сих пор вер­хов­ных коман­до­ва­ния — Мёзии и Пан­но­нии — были поде­ле­ны, пер­вое — при Доми­ци­ане, вто­рое — при Тра­яне, и после того как к ним при­ба­ви­лось воен­ное коман­до­ва­ние в Дакии, общее чис­ло коман­до­ва­ний на ниж­нем Дунае дошло до пяти. Прав­да, сна­ча­ла, по-види­мо­му, был сре­зан изгиб, кото­рый обра­зу­ет река ниже Дуро­сто­ра (Сили­ст­рии) в нынеш­ней Доб­руд­же от нынеш­не­го горо­да Рас­со­вы, где река при­бли­жа­ет­ся к морю на 7 немец­ких миль^[12], чтобы затем почти под пря­мым углом повер­нуть на север; линия реки была заме­не­на укреп­лен­ной доро­гой по образ­цу бри­тан­ско­го вала (стр. 165), дости­гав­шей мор­ско­го бере­га у Том²⁰. Одна­ко, во вся­ком слу­чае 159 уже при Адри­ане, этот изгиб был вклю­чен в рим­ские погра­нич­ные укреп­ле­ния, ибо с этих пор мы нахо­дим в Ниж­ней Мёзии, до эпо­хи Тра­я­на, веро­ят­но, не имев­шей более или менее зна­чи­тель­ных посто­ян­ных гар­ни­зо­нов, три леги­он­ных лаге­ря: у Нов (близ Свишто­ва^[13]), Дуро­сто­ра (Сили­ст­рия) и Трёз­ми­са (Игли­ца близ Гала­ца); послед­ний из них лежит как раз перед упо­мя­ну­тым выше с.198 изги­бом Дуная. Эта пози­ция была укреп­ле­на для отра­же­ния набе­гов языг­ов, и к верх­не­ме­зий­ским лаге­рям у Син­гиду­на и Вими­на­ция при­ба­вил­ся ниж­не­пан­нон­ский лагерь у впа­де­ния Тис­сы в Дунай близ Аку­мин­ка. Коли­че­ство войск в самой Дакии было в то вре­мя неве­ли­ко. Глав­ный ее город, став­ший Тра­я­но­вой коло­ни­ей Сар­ми­зе­ге­ту­зой, лежал в Верх­ней Мёзии, непо­да­ле­ку от глав­ных пере­хо­дов через Дунай. Рим­ляне сели­лись пре­иму­ще­ст­вен­но здесь и на сред­нем Мари­зе, рав­но как и по дру­гую его сто­ро­ну, где име­лись золотые при­ис­ки. Вско­ре один леги­он, сто­яв­ший гар­ни­зо­ном в Дакии со вре­мен Тра­я­на, так­же полу­чил глав­ную квар­ти­ру в этой мест­но­сти у Апу­ла (Карлс­бург). Далее к севе­ру Пота­ис­са (Тор­да) и Напо­ка (Кла­у­зен­бург) были, конеч­но, так­же немед­лен­но заня­ты рим­ля­на­ми; одна­ко круп­ные пан­нон­ско-дакий­ские воен­ные цен­тры про­дви­га­лись на север мед­лен­но. Пере­ме­ще­ние ниж­не­пан­нон­ско­го леги­о­на из Аку­мин­ка в Аквинк, нынеш­ний Офен, и заня­тие этой гос­под­ст­ву­ю­щей воен­ной пози­ции состо­я­лось не позд­нее прав­ле­ния Адри­а­на, веро­ят­но, имен­но в это вре­мя; навер­ное, тогда был пере­веден в Бри­ге­тио (напро­тив Комор­на) один из верх­не­пан­нон­ских леги­о­нов. При Ком­мо­де на север­ной гра­ни­це Дакии, в поло­се шири­ной в одну милю, были запре­ще­ны вся­кие посе­ле­ния, долж­но быть, в свя­зи с погра­нич­ны­ми поряд­ка­ми, уста­нов­лен­ны­ми после вой­ны с мар­ко­ма­на­ми, о чем речь впе­ре­ди. Воз­мож­но, что тогда же воз­ник­ли укреп­лен­ные линии, кото­рые, подоб­но верх­не­гер­ман­ским, защи­ща­ли эту гра­ни­цу. При Севе­ре один из сто­яв­ших до тех пор в Ниж­ней Мёзии леги­о­нов при­был на север­ную гра­ни­цу Дакии в Пота­ис­су (Тор­да). Одна­ко и после этих пере­ме­ще­ний Дакия оста­ва­лась при­кры­той гора­ми и око­па­ми пере­до­вой пози­ци­ей на левом бере­гу, при­чем труд­но было ска­зать, облег­ча­ла ли она или, напро­тив, затруд­ня­ла обо­ро­ну рим­лян. Адри­ан дей­ст­ви­тель­но поду­мы­вал о том, чтобы выве­сти вой­ска из этой обла­сти, и, сле­до­ва­тель­но, счи­тал ошиб­кой при­со­еди­не­ние ее к импе­рии; но раз уже это при­со­еди­не­ние совер­ши­лось, импе­ра­тор не мог отка­зать­ся от Дакии; при этом он руко­вод­ст­во­вал­ся если не инте­ре­сом к доход­ным золотым при­ис­кам этой стра­ны, то во вся­ком слу­чае заботой о быст­ро раз­ви­ваю­щей­ся рим­ской циви­ли­за­ции в обла­сти Мари­за. Одна­ко Адри­ан велел снять по край­ней мере верх­ние части камен­но­го моста через Дунай, так как воз­мож­ность исполь­зо­ва­ния его вра­га­ми тре­во­жи­ла его боль­ше, неже­ли забота о нахо­див­ших­ся в Дакии гар­ни­зо­нах. В после­дую­щее вре­мя эти опа­се­ния исчез­ли; одна­ко Дакия про­дол­жа­ла зани­мать обособ­лен­ное поло­же­ние в общей систе­ме защи­ты гра­ниц.

Шесть­де­сят лет, после­до­вав­шие за окон­ча­ни­ем войн Тра­я­на с дака­ми, были для при­ду­най­ских стран пери­о­дом мир­но­го раз­ви­тия. 160 Прав­да, пол­но­го спо­кой­ст­вия здесь не было нико­гда, в осо­бен­но­сти у устья Дуная; кро­ме того, рим­ляне про­дол­жа­ли при­ме­нять рис­ко­ван­ное вспо­мо­га­тель­ное сред­ство — обес­пе­чи­ва­ли без­опас­ность гра­ни­цы от бес­по­кой­ных соседей, под­ку­пая их и выда­вая с.199 им еже­год­ные подар­ки, как это было с Деце­ба­лом²¹. Тем не менее архео­ло­ги­че­ские наход­ки, отно­ся­щи­е­ся к это­му вре­ме­ни, повсюду свиде­тель­ст­ву­ют о рас­цве­те город­ской жиз­ни, и нема­ло общин имен­но в Пан­но­нии назы­ва­ют сво­и­ми осно­ва­те­ля­ми Адри­а­на или Пия. Но за этим зати­шьем после­до­ва­ла такая буря, какой еще не при­хо­ди­лось выдер­жи­вать Рим­ской импе­рии; и хотя эта буря, в сущ­но­сти, была толь­ко погра­нич­ной вой­ной, тем не менее она охва­ти­ла целый ряд про­вин­ций, дли­лась 13 лет и потряс­ла всю импе­рию.

Вой­на с мар­ко­ма­на­ми

Винов­ни­ком вой­ны, полу­чив­шей свое назва­ние от пле­ме­ни мар­ко­ма­нов, не был какой-либо один выдаю­щий­ся чело­век типа Ган­ни­ба­ла или Деце­ба­ла. Ее при­чи­ною не были так­же какие-либо захва­ты или пра­во­на­ру­ше­ния со сто­ро­ны рим­лян. Импе­ра­тор Пий не оби­жал сво­их соседей, ни силь­ных, ни сла­бых, и ценил мир, может быть, даже боль­ше, чем сле­до­ва­ло. Дер­жа­ва Маро­бо­да и Ван­ния тем вре­ме­нем рас­па­лась, воз­мож­но в резуль­та­те разде­ла меж­ду Ван­гио­ном и Сидо­ном (стр. 188), на королев­ство мар­ко­ма­нов в нынеш­ней Боге­мии и королев­ство ква­дов в Мора­вии и Верх­ней Вен­грии. Здесь, по-види­мо­му, не про­ис­хо­ди­ло столк­но­ве­ний с рим­ля­на­ми; более того, вас­саль­ная зави­си­мость квад­ских коро­лей была офи­ци­аль­но при­зна­на в прав­ле­ние Пия бла­го­да­ря исхо­да­тай­ст­во­ван­но­му ими у импе­ра­то­ра утвер­жде­нию во вла­сти.

Бли­жай­шей при­чи­ной вели­кой вой­ны были пере­дви­же­ния наро­дов, про­ис­хо­див­шие дале­ко за пре­де­ла­ми кру­го­зо­ра рим­лян. Вско­ре после смер­ти Пия (161 г.) с бере­гов Эль­бы в Пан­но­нию яви­лись целые тол­пы гер­ман­цев, а имен­но — лан­го­бар­ды, но кро­ме них так­же мар­ко­ма­ны и люди из дру­гих пле­мен, стре­мив­ши­е­ся, по-види­мо­му, завла­деть новы­ми места­ми для посе­ле­ния на пра­вом бере­гу. После того как эти пле­ме­на были оттес­не­ны выслан­ны­ми про­тив них рим­ски­ми вой­ска­ми, они отпра­ви­ли мар­ко­ман­ско­го кня­зя Бал­ло­ма­рия и с ним по одно­му пред­ста­ви­те­лю от деся­ти при­част­ных к это­му делу пле­мен с целью воз­об­но­вить прось­бу об отведе­нии им земель для посе­ле­ния. Одна­ко намест­ник не дал им ника­ко­го отве­та и при­нудил их вер­нуть­ся за Дунай. Тако­во было нача­ло вели­кой вой­ны на Дунае²². Намест­ни­ку Верх­ней с.200 Гер­ма­нии Гаю 161 Ауфидию Вик­то­ри­ну, зятю писа­те­ля Фрон­то­на, так­же уже око­ло 162 г. при­шлось отра­жать напа­де­ние хат­тов, кото­рые, воз­мож­но, в свою оче­редь, насту­па­ли под натис­ком дви­гав­ших­ся от Эль­бы пле­мен. Если бы рим­ляне с само­го нача­ла при­ня­ли энер­гич­ные меры, они смог­ли бы пред­у­предить ката­стро­фу. Но как раз в это вре­мя нача­лась армян­ская вой­на, в кото­рую вско­ре вме­ша­лись пар­фяне. Если на восток и не были посла­ны отряды непо­сред­ст­вен­но с под­вер­гав­ше­го­ся опас­но­сти участ­ка гра­ни­цы, для чего у нас, во вся­ком слу­чае, нет дока­за­тельств²³, то все же для немед­лен­но­го откры­тия воен­ных дей­ст­вий кон­тин­ген­тов не хва­та­ло. За это про­мед­ле­ние рим­ля­нам при­шлось жесто­ко попла­тить­ся. Как раз в то вре­мя, когда в Риме празд­но­ва­ли три­умф по слу­чаю победы над восточ­ны­ми царя­ми, хат­ты, мар­ко­ма­ны, ква­ды, язы­ги одним сокру­ши­тель­ным уда­ром обру­ши­лись на пре­де­лы импе­рии. Ретия, Норик, обе Пан­но­нии, Дакия сра­зу были навод­не­ны вра­га­ми. Следы это­го втор­же­ния еще сохра­ни­лись в руд­ни­ко­вом рай­оне Дакии. Какие опу­сто­ше­ния были про­из­веде­ны тогда в этих местах, дав­но не видев­ших непри­я­те­ля, пока­зы­ва­ет тот факт, что еще мно­го лет спу­стя ква­ды воз­вра­ти­ли сна­ча­ла 13 тыс., затем 50 тыс., а язы­ги — даже 100 тыс. рим­ских плен­ных. Дело не огра­ни­чи­лось опу­сто­ше­ни­ем одних толь­ко про­вин­ций. Про­изо­шло то, чего не слу­ча­лось уже три сто­ле­тия, в воз­мож­ность чего уже пере­ста­ли верить: вар­ва­ры про­би­ли аль­пий­скую сте­ну и вторг­лись в самую Ита­лию; явив­шись из Ретии, они разо­ри­ли Опи­тер­гий (Одер­цо), их пол­чи­ща, при­шед­шие из-за Юлий­ских Альп, напа­ли на Акви­лею²⁴. Отдель­ные армей­ские кор­пу­са, по-види­мо­му, неод­но­крат­но тер­пе­ли пора­же­ния; нам извест­но толь­ко, что один из коман­ди­ров гвар­дии, Вик­то­рин, пал в бит­ве и что ряды рим­ских войск ужа­саю­ще пореде­ли.

Этот жесто­кий удар пора­зил рим­ское государ­ство в самый небла­го­при­ят­ный момент. Прав­да, вой­на на Восто­ке была окон­че­на, но вслед за ней по Ита­лии и по все­му Запа­ду с.201 рас­про­стра­ни­лась чума, кото­рая была более про­дол­жи­тель­ной, чем вой­на, и унес­ла зна­чи­тель­но боль­ше чело­ве­че­ских жиз­ней. В тех слу­ча­ях, когда при­хо­ди­лось созда­вать более или менее зна­чи­тель­ные скоп­ле­ния войск, жерт­вы чумы ста­но­ви­лись еще мно­го­чис­лен­нее. Обыч­но моро­вой язве сопут­ст­ву­ет рост цен на про­до­воль­ст­вие; на этот раз импе­рию так­же постиг­ли неуро­жай, голод и жесто­кий финан­со­вый кри­зис: в каз­ну пере­ста­ли посту­пать пода­ти, и во вре­мя вой­ны импе­ра­то­ру при­шлось на пуб­лич­ном аук­ци­оне про­да­вать сокро­ви­ща сво­его двор­ца. Импе­рии недо­ста­ва­ло насто­я­ще­го руко­во­ди­те­ля. При создав­шем­ся в Риме поло­же­нии ни один пол­ко­во­дец, кро­ме само­го импе­ра­то­ра, не мог взять на себя столь боль­шую и слож­ную воен­но-поли­ти­че­скую зада­чу. Марк Авре­лий, при­ни­мая власть, со свой­ст­вен­ной ему скром­но­стью и вер­но­стью суж­де­ния, созна­вая в себе недо­ста­ток неко­то­рых необ­хо­ди­мых для пра­ви­те­ля качеств, взял себе в рав­но­прав­ные сопра­ви­те­ли сво­его млад­ше­го бра­та по 162 усы­нов­ле­нию, Луция Вера, при­чем с обыч­ным сво­им доб­ро­же­ла­тель­ст­вом пред­по­ла­гал, что из это­го раз­гуль­но­го моло­до­го чело­ве­ка, при его спо­соб­но­стях к фех­то­ва­нию и охо­те, выра­бота­ет­ся дель­ный пол­ко­во­дец. Одна­ко бла­го­род­ный импе­ра­тор не обла­дал уме­ни­ем раз­га­ды­вать людей. Труд­но было сде­лать более неудач­ный выбор. В толь­ко что закон­чив­шей­ся войне с пар­фя­на­ми номи­наль­ный пол­ко­во­дец пока­зал себя раз­врат­ни­ком и неспо­соб­ным офи­це­ром. Сопра­ви­тель­ство Вера ока­за­лось лишь новым бед­ст­ви­ем, от кото­ро­го, впро­чем, импе­рию изба­ви­ла его смерть, после­до­вав­шая вско­ре после нача­ла мар­ко­ман­ской вой­ны (169 г.). Марк Авре­лий, по сво­им склон­но­стям более созер­ца­тель, неже­ли прак­тик, к тому же лишен­ный воен­ных талан­тов и вооб­ще чело­век, кото­ро­го нель­зя было назвать выдаю­щей­ся лич­но­стью, взял на себя все руко­вод­ство необ­хо­ди­мы­ми опе­ра­ци­я­ми. Воз­мож­но, что при этом он наде­лал доста­точ­но отдель­ных оши­бок, чем и объ­яс­ня­ет­ся про­дол­жи­тель­ность борь­бы. Одна­ко един­ство вер­хов­но­го коман­до­ва­ния, ясное пони­ма­ние целей вой­ны, логич­ность и после­до­ва­тель­ность государ­ст­вен­но­го руко­вод­ства и преж­де все­го чест­ность и твер­дость это­го чело­ве­ка, самоот­вер­жен­но выпол­няв­ше­го свой тяже­лый долг, — все это в кон­це кон­цов сло­ми­ло гроз­ный натиск вар­ва­ров. Это пред­став­ля­ет тем более высо­кую заслу­гу, что успех явил­ся резуль­та­том ско­рее харак­те­ра это­го чело­ве­ка, чем его даро­ва­ний.

С каки­ми угро­за­ми при­хо­ди­лось счи­тать­ся в то вре­мя, пока­зы­ва­ет тот факт, что пра­ви­тель­ство, несмот­ря на недо­ста­ток людей и денег, в пер­вые же годы этой вой­ны сила­ми сво­их сол­дат и на соб­ст­вен­ные день­ги обнес­ло сте­на­ми сто­ли­цу Дал­ма­ции Сало­ну и сто­ли­цу Фра­кии Филип­по­поль. Несо­мнен­но, это были не един­ст­вен­ные меро­при­я­тия в этом роде. При­хо­ди­лось счи­тать­ся с воз­мож­но­стью оса­ды север­ны­ми наро­да­ми круп­ных горо­дов во всей импе­рии. Ужа­сы гот­ской вой­ны уже навис­ли над импе­ри­ей и были на этот раз пред­от­вра­ще­ны, быть может, лишь бла­го­да­ря тому, что с.202 пра­ви­тель­ство виде­ло их при­бли­же­ние. Непо­сред­ст­вен­ное вер­хов­ное руко­вод­ство воен­ны­ми опе­ра­ци­я­ми и став­шее насто­я­тель­ной необ­хо­ди­мо­стью уре­гу­ли­ро­ва­ние отно­ше­ний с погра­нич­ны­ми наро­да­ми, а так­же немед­лен­ное пре­об­ра­зо­ва­ние суще­ст­ву­ю­щих поряд­ков — все это явля­лось тре­бо­ва­ни­ем момен­та, при­чем выпол­не­ние этих меро­при­я­тий не мог­ло быть воз­ло­же­но на бес­ха­рак­тер­но­го бра­та импе­ра­то­ра или на отдель­ных упол­но­мо­чен­ных. Дей­ст­ви­тель­но, поло­же­ние изме­ни­лось, как толь­ко оба импе­ра­то­ра при­бы­ли в Акви­лею, чтобы оттуда вме­сте с вой­ском отпра­вить­ся на театр вой­ны. Гер­ман­цы и сар­ма­ты, мало склон­ные к объ­еди­нен­ным дей­ст­ви­ям и не имев­шие обще­го руко­вод­ства, чув­ст­во­ва­ли себя неспо­соб­ны­ми выдер­жать такой контр­удар со сто­ро­ны рим­лян. Про­ник­шие в импе­рию пол­чи­ща вар­ва­ров повсюду отсту­па­ли; ква­ды посла­ли импе­ра­тор­ским намест­ни­кам изъ­яв­ле­ние сво­ей покор­но­сти, и мно­гие вожди вар­ва­ров попла­ти­лись жиз­нью за свое выступ­ле­ние про­тив рим­лян. Луций нахо­дил, что вой­на взя­ла уже доста­точ­но жертв, и сове­то­вал воз­вра­тить­ся в Рим. Одна­ко мар­ко­ма­ны про­дол­жа­ли упор­но сопро­тив­лять­ся, а обру­шив­ше­е­ся на Рим бед­ст­вие, сот­ни тысяч уведен­ных на чуж­би­ну плен­ни­ков и достиг­ну­тые вар­ва­ра­ми успе­хи — все это насто­я­тель­но тре­бо­ва­ло более энер­гич­ной поли­ти­ки и про­дол­же­ния насту­па­тель­ных опе­ра­ций. Зять Мар­ка Авре­лия, Тибе­рий Клав­дий Пом­пе­ян, в чрез­вы­чай­ном поряд­ке при­нял на себя коман­до­ва­ние в Ретии и Нори­ке; его спо­соб­ный помощ­ник, впо­след­ст­вии импе­ра­тор, Пуб­лий Гель­вий Пер­ти­накс 163 с помо­щью при­зван­но­го из Пан­но­нии пер­во­го вспо­мо­га­тель­но­го леги­о­на без труда очи­стил рим­скую терри­то­рию от вар­ва­ров. Несмот­ря на финан­со­вую нуж­ду, путем набо­ра сре­ди насе­ле­ния Илли­ри­ка было сфор­ми­ро­ва­но два новых леги­о­на, при­чем нема­ло преж­них раз­бой­ни­ков с боль­шой доро­ги пре­вра­ти­лось в защит­ни­ков стра­ны, и, как уже ука­зы­ва­лось выше (стр. 146, 175), незна­чи­тель­ная до сих пор погра­нич­ная охра­на обе­их этих про­вин­ций была уси­ле­на новы­ми леги­он­ны­ми лаге­ря­ми в Регенс­бур­ге и Энсе. В верх­пе­пан­нон­ские лаге­ри отпра­ви­лись оба импе­ра­то­ра. В первую оче­редь было необ­хо­ди­мо лока­ли­зо­вать очаг вой­ны. Рим­ляне не отвер­га­ли являв­ших­ся с севе­ра вар­ва­ров, пред­ла­гав­ших свою помощь, и те сра­жа­лись за жало­ва­нье у Рима, за исклю­че­ни­ем слу­ча­ев, когда они нару­ша­ли сло­во и ста­но­ви­лись на сто­ро­ну вра­га. Прось­ба ква­дов о мире и об утвер­жде­нии их ново­го коро­ля Фур­тия была неза­мед­ли­тель­но удо­вле­тво­ре­на, и им было предъ­яв­ле­но толь­ко одно тре­бо­ва­ние — вер­нуть пере­беж­чи­ков и плен­ных. Рим­ля­нам до извест­ной сте­пе­ни уда­лось добить­ся того, что в даль­ней­шем вой­ну при­шлось вести толь­ко с глав­ны­ми их про­тив­ни­ка­ми — мар­ко­ма­на­ми и искон­ны­ми союз­ни­ка­ми послед­них, язы­га­ми. В после­дую­щие годы Риму при­шлось выдер­жать тяже­лую борь­бу с эти­ми дву­мя наро­да­ми, при­чем импер­ским вой­скам неод­но­крат­но слу­ча­лось тер­петь пора­же­ния. Нам извест­ны лишь отдель­ные эпи­зо­ды этой борь­бы, кото­рые не все­гда уда­ет­ся увя­зать с.203 меж­ду собой. Марк Клав­дий Фрон­тон, кото­ро­му в чрез­вы­чай­ном поряд­ке было пору­че­но объ­еди­нен­ное коман­до­ва­ние над Верх­ней Мёзи­ей и Даки­ей, в 171 г. пал в сра­же­нии про­тив гер­ман­цев и языг­ов. В бою погиб и коман­дую­щий гвар­ди­ей Марк Мак­ри­ний Вин­декс. Им обо­им, а так­же дру­гим офи­це­рам выс­ше­го ран­га были постав­ле­ны в эти годы почет­ные памят­ни­ки в Риме, рядом с колон­ной Тра­я­на, в бла­го­дар­ность за то, что они отда­ли жизнь в борь­бе за оте­че­ство. Вар­вар­ские пле­ме­на, объ­явив­шие себя сто­рон­ни­ка­ми Рима, частью сно­ва отпа­ли, как, напри­мер, коти­ны и в осо­бен­но­сти ква­ды, кото­рые пре­до­ста­ви­ли убе­жи­ще спа­сав­шим­ся бег­ст­вом мар­ко­ма­нам и про­гна­ли сво­его вас­саль­но­го коро­ля Фур­тия, вслед за чем Марк Авре­лий назна­чил пре­мию в 1000 золотых за голо­ву его пре­ем­ни­ка Арио­ге­за. Лишь на шестом году вой­ны (172 г.) мар­ко­ма­ны, по-види­мо­му, были пол­но­стью под­чи­не­ны, после чего Марк Авре­лий при­нял вполне заслу­жен­ный им побед­ный титул «Гер­ман­ско­го». Затем были поко­ре­ны ква­ды, нако­нец язы­ги (175 г.), в резуль­та­те чего импе­ра­тор полу­чил еще новый титул — победи­те­ля сар­ма­тов. Усло­вия, постав­лен­ные побеж­ден­ным наро­дам, пока­зы­ва­ют, что Марк Авре­лий был наме­рен не про­сто нака­зать их, но под­чи­нить. Мар­ко­ма­нам и язы­гам, а так­же, веро­ят­но, и ква­дам было пред­пи­са­но очи­стить при­ле­гаю­щую к реке погра­нич­ную поло­су шири­ной в две немец­кие мили, а по позд­ней­ше­му, более мяг­ко­му тре­бо­ва­нию — в одну^[14]. В укреп­лен­ных пунк­тах по пра­во­му бере­гу Дуная были постав­ле­ны рим­ские гар­ни­зо­ны, чис­лен­ность кото­рых в обла­сти одних толь­ко мар­ко­ма­нов и ква­дов состав­ля­ла не менее 20 тыс. чело­век. Все поко­рен­ные пле­ме­на были обя­за­ны выстав­лять под­мо­гу рим­ско­му вой­ску — язы­ги, напри­мер, 8 тыс. всад­ни­ков. Если бы импе­ра­тор не был отвле­чен вос­ста­ни­ем в Сирии, он совсем изгнал бы языг­ов с их роди­ны, подоб­но тому как Тра­ян изгнал даков. Даль­ней­ший ход собы­тий под­твер­жда­ет, что Марк Авре­лий соби­рал­ся сле­до­вать имен­но это­му при­ме­ру в сво­их дей­ст­ви­ях про­тив отпав­ших от Рима заду­най­ских под­дан­ных. Как толь­ко было подав­ле­но упо­мя­ну­тое выше вос­ста­ние 164 в Сирии, импе­ра­тор сно­ва поспе­шил на Дунай и совер­шен­но так же, как в свое вре­мя Тра­ян, начал в 178 г. вто­рую, завер­шаю­щую, вой­ну. Под каким пред­ло­гом была нача­та эта вой­на, мы не зна­ем; целью же ее было, как, без сомне­ния, пра­виль­но ука­зы­ва­лось, созда­ние двух новых про­вин­ций — Мар­ко­ма­нии и Сар­ма­тии. Язы­гам, кото­рые, по-види­мо­му, выка­за­ли готов­ность под­чи­нить­ся воле импе­ра­то­ра, была про­ще­на бо́льшая часть при­чи­тав­ших­ся с них тяже­лых нало­гов и для сно­ше­ний с их сопле­мен­ни­ка­ми, жив­ши­ми к восто­ку от Дакии рок­со­ла­на­ми, был раз­ре­шен даже про­ход через Дакию под соот­вет­ст­ву­ю­щим над­зо­ром; это раз­ре­ше­ние объ­яс­ня­ет­ся, веро­ят­но, тем, что их уже счи­та­ли рим­ски­ми под­дан­ны­ми. Мар­ко­ма­ны почти пол­но­стью погиб­ли от меча и голо­да. Доведен­ные до отча­я­ния ква­ды хоте­ли пере­се­лить­ся на север и искать места для посе­ле­ния у сем­но­нов, но и это не было им доз­во­ле­но, так с.204 как они долж­ны были обра­ба­ты­вать поля, чтобы достав­лять про­до­воль­ст­вие рим­ским гар­ни­зо­нам. После 14-лет­ней почти непре­рыв­ной вой­ны импе­ра­тор поми­мо соб­ст­вен­но­го жела­ния сно­ва сто­ял у цели, и рим­ляне вто­рич­но полу­чи­ли воз­мож­ность захва­тить зем­ли по верх­ней Эль­бе. Теперь дей­ст­ви­тель­но оста­ва­лось толь­ко про­воз­гла­сить наме­ре­ние удер­жать за собой при­об­ре­тен­ные терри­то­рии. Но в этот момент импе­ра­тор скон­чал­ся, не достиг­нув еще 60 лет, в лаге­ре у Вин­до­бо­ны 17 мар­та 180 г.

Резуль­та­ты мар­ко­ман­ской вой­ны

Мы долж­ны не толь­ко отме­тить реши­тель­ность и после­до­ва­тель­ность дей­ст­вий рим­ско­го импе­ра­то­ра, но так­же при­знать, что он посту­пал в соот­вет­ст­вии с тре­бо­ва­ни­я­ми реаль­ной поли­ти­ки. Заво­е­ва­ние Дакии Тра­я­ном было сомни­тель­ным при­об­ре­те­ни­ем, хотя имен­но в мар­ко­ман­ской войне обла­да­ние Даки­ей не толь­ко изба­ви­ло Рим от одно­го из его опас­ных про­тив­ни­ков, но, веро­ят­но, име­ло и тот резуль­тат, что наро­ды, жив­шие по ниж­не­му Дунаю, бастар­ны, рок­со­ла­ны и мно­же­ство дру­гих, не вме­ша­лись в вой­ну с мар­ко­ма­на­ми. Одна­ко после того как мощ­ный натиск заду­най­ских наро­дов к запа­ду от Дакии сде­лал необ­хо­ди­мой вой­ну с эти­ми наро­да­ми, вой­на эта мог­ла быть лишь послед­ней и окон­ча­тель­ной, для чего в рим­скую обо­ро­ни­тель­ную линию долж­ны были вой­ти Боге­мия, Мора­вия и рав­ни­на Тис­сы, хотя и этим обла­стям, подоб­но Дакии, была пред­на­зна­че­на толь­ко роль фор­по­стов, а стра­те­ги­че­ской погра­нич­ной лини­ей, конеч­но, дол­жен был остать­ся Дунай.

Ком­мод заклю­ча­ет мир

Пре­ем­ник Мар­ка Авре­лия импе­ра­тор Ком­мод нахо­дил­ся в лаге­ре, когда умер его отец, и так как офи­ци­аль­но он уже мно­го лет разде­лял с ним импе­ра­тор­ский пре­стол, то немед­лен­но после его смер­ти ока­зал­ся пол­но­власт­ным пра­ви­те­лем. Недол­го поз­во­лил девят­на­дца­ти­лет­ний наслед­ник при­бли­жен­ным сво­его отца, его зятю Пом­пе­я­ну и дру­гим лицам, вынес­шим вме­сте с Мар­ком Авре­ли­ем тяж­кое бре­мя вой­ны, руко­во­дить дела­ми в духе покой­но­го импе­ра­то­ра. Во всех отно­ше­ни­ях Ком­мод пред­став­лял про­ти­во­по­лож­ность сво­е­му отцу — фех­то­валь­щик, а не уче­ный, он был столь же трус­лив и сла­бо­во­лен, сколь его отец реши­те­лен и после­до­ва­те­лен, столь же ленив и лишен чув­ства дол­га, сколь его отец дея­те­лен и доб­ро­со­ве­стен. Ком­мод не толь­ко отка­зал­ся от при­со­еди­не­ния заво­е­ван­ной обла­сти, но доб­ро­воль­но пре­до­ста­вил мар­ко­ма­нам такие усло­вия, о каких они не сме­ли и меч­тать. Уре­гу­ли­ро­ва­ние под рим­ским кон­тро­лем погра­нич­ных отно­ше­ний и обя­за­тель­ство не оби­жать соседей, нахо­див­ших­ся в друж­бе с Римом, — все это разу­ме­лось само собой; одна­ко гар­ни­зо­ны из их стра­ны были выведе­ны, и толь­ко запрет засе­лять при­гра­нич­ную поло­су остал­ся в силе. Были, прав­да, 165 выго­во­ре­ны пла­те­жи нало­гов в поль­зу рим­лян и постав­ка им рекру­тов, одна­ко пер­вые были вско­ре отме­не­ны, а вто­рые, навер­ное, нико­гда не постав­ля­лись. На таких же усло­ви­ях был заклю­чен мир с ква­да­ми и, веро­ят­но, с.205 с про­чи­ми заду­най­ски­ми наро­да­ми. Тем самым рим­ляне отка­за­лись от сво­их заво­е­ва­ний, и мно­го­лет­ние вой­ны ока­за­лись напрас­ны­ми; если бы рим­ляне не доби­ва­лись боль­ше­го, подоб­ный порядок вещей мог бы быть достиг­нут зна­чи­тель­но рань­ше. Тем не менее, хотя Рим и выпу­стил из рук побед­ный тро­фей, мар­ко­ман­ская вой­на все же упро­чи­ла на буду­щее вре­мя рим­ское гос­под­ство в этих местах. Удар, сокру­шив­ший впо­след­ст­вии миро­вое вла­ды­че­ство Рима, был нане­сен совсем ины­ми наро­да­ми.

Коло­нат

Дру­гой дли­тель­ный и проч­ный резуль­тат этой вой­ны свя­зан с вызван­ны­ми ею пере­се­ле­ни­я­ми заду­най­ских жите­лей в пре­де­лы Рим­ской импе­рии. Вооб­ще, подоб­ные пере­се­ле­ния про­ис­хо­ди­ли во все вре­ме­на; пере­се­лен­ные при Авгу­сте в Гал­лию сугам­бры, отправ­лен­ные во Фра­кию даки были про­сто новы­ми под­дан­ны­ми или новы­ми общи­на­ми под­дан­ных, при­со­еди­нив­ши­ми­ся к преж­ним; то же самое сле­ду­ет ска­зать и о 3000 нари­стов, кото­рым Марк Авре­лий раз­ре­шил обме­нять свои места житель­ства к запа­ду от Боге­мии на новые — в пре­де­лах импе­рии, тогда как подоб­ная прось­ба неиз­вест­ных нам из дру­гих источ­ни­ков астин­гов на север­ной гра­ни­це Дакии была откло­не­на. Одна­ко гер­ман­цы, посе­лен­ные Мар­ком Авре­ли­ем не толь­ко в при­ду­най­ской обла­сти, но и в самой Ита­лии близ Равен­ны, не были ни сво­бод­ны­ми под­дан­ны­ми, ни зави­си­мы­ми в соб­ст­вен­ном смыс­ле сло­ва. Здесь перед нами начат­ки рим­ско­го кре­пост­но­го состо­я­ния, коло­на­та, про­ник­но­ве­ние кото­ро­го в сель­ское хозяй­ство все­го государ­ства будет опи­са­но в дру­гой свя­зи. Упо­мя­ну­тое выше посе­ле­ние в окрест­но­стях Равен­ны ока­за­лось, впро­чем, недол­го­веч­ным; посе­лен­цы вос­ста­ли, и их при­шлось сно­ва уда­лить, так что новый коло­нат вна­ча­ле огра­ни­чи­вал­ся толь­ко терри­то­ри­ей про­вин­ций, а имен­но — при­ду­най­ски­ми обла­стя­ми.

Север­ные пле­ме­на насту­па­ют на импе­рию

За окон­ча­ни­ем вели­кой вой­ны на сред­нем Дунае сно­ва после­до­вал почти 60-лет­ний пери­од мира, бла­готвор­ное дей­ст­вие кото­ро­го не мог­ло быть пол­но­стью уни­что­же­но даже непре­рыв­но воз­рас­тав­шим рас­строй­ст­вом внут­рен­не­го управ­ле­ния. Прав­да, судя по неко­то­рым отры­воч­ным сооб­ще­ни­ям, гра­ни­ца, в осо­бен­но­сти наи­бо­лее откры­тая — дакий­ская, не оста­ва­лась вполне спо­кой­ной. Одна­ко стро­гий воен­ный режим Севе­ра в первую оче­редь оправ­дал себя имен­но здесь; по край­ней мере, мар­ко­ма­ны и ква­ды и при его бли­жай­ших пре­ем­ни­ках нахо­ди­лись в столь пол­ной зави­си­мо­сти от Рима, что сын Севе­ра мог вытре­бо­вать к себе одно­го квад­ско­го кня­зя и отру­бить ему голо­ву. Столк­но­ве­ния, про­ис­хо­див­шие в эту эпо­ху на ниж­нем Дунае, так­же име­ли лишь вто­ро­сте­пен­ное зна­че­ние. Но веро­ят­но в это вре­мя про­изо­шло боль­шое пере­дви­же­ние наро­дов с севе­ро-восто­ка в направ­ле­нии к Чер­но­му морю, что поста­ви­ло рим­скую погра­нич­ную охра­ну на ниж­нем Дунае лицом к лицу с новы­ми, более опас­ны­ми про­тив­ни­ка­ми. До это­го вре­ме­ни рим­ляне сопри­ка­са­лись здесь пре­иму­ще­ст­вен­но с сар­мат­ски­ми наро­да­ми, а из них бли­же все­го с.206 с рок­со­ла­на­ми; из гер­ман­ских пле­мен здесь жили толь­ко издав­на обос­но­вав­ши­е­ся в этой мест­но­сти бастар­ны. Теперь рок­со­ла­ны исче­за­ют: быть может, они были погло­ще­ны дру­ги­ми наро­да­ми, воз­мож­но, еди­но­пле­мен­ны­ми им кар­па­ми, кото­рые с этих пор явля­ют­ся бли­жай­ши­ми соседя­ми рим­лян на ниж­нем Дунае, при­бли­зи­тель­но в доли­нах Сере­та и Пру­та. Рядом с кар­па­ми, тоже в каче­стве непо­сред­ст­вен­ных соседей рим­лян, у устья Дуная появ­ля­ет­ся народ готов.

Готы

166 Это гер­ман­ское пле­мя, соглас­но его соб­ст­вен­ным дошед­шим до нас пре­да­ни­ям, пере­ко­че­ва­ло из Скан­ди­на­вии через Бал­тий­ское море в область Вис­лы, а отсюда к Чер­но­му морю. В соот­вет­ст­вии с этим рим­ские гео­гра­фы II в. сооб­ща­ют, что они живут на Вис­ле, а в рим­ской исто­рии, начи­ная с пер­вой тре­ти III в., они упо­ми­на­ют­ся как жите­ли севе­ро-запад­но­го бере­га Чер­но­го моря. С этих пор чис­лен­ность это­го пле­ме­ни непре­рыв­но воз­рас­та­ет; остат­ки бастар­нов отсту­пи­ли перед ним на пра­вый берег Дуная при импе­ра­то­ре Про­бе, остат­ки кар­пов — при Дио­кле­ти­ане, меж­ду тем как зна­чи­тель­ная часть тех и дру­гих, без сомне­ния, сме­ша­лась с гота­ми и при­мкну­ла к ним. Эту ката­стро­фу мож­но назвать гот­ской вой­ной лишь в том смыс­ле, в каком вой­ну, начав­шу­ю­ся при Мар­ке Авре­лии, назы­ва­ют мар­ко­ман­ской. Вся мас­са наро­дов, при­веден­ная в дви­же­ние пото­ком кочев­ни­ков, шед­ших с севе­ро-восто­ка к Чер­но­му морю, при­ни­ма­ла уча­стие в этой ката­стро­фе; напа­де­ния совер­ша­лись как на суше — через ниж­ний Дунай, так и на море — от север­но­го бере­га Чер­но­го моря, пре­вра­ща­ясь в тес­но пере­пле­таю­щий­ся клу­бок раз­бой­ни­чьих набе­гов на суше и на море. Поэто­му один уче­ный афи­ня­нин, при­ни­мав­ший уча­стие в этой войне и оста­вив­ший ее исто­рию, не без осно­ва­ния гово­рит, что ее надо назвать ско­рее скиф­ской, при­чем под этим име­нем, подоб­но име­ни пеласгов, при­во­дя­щим исто­ри­ков в отча­я­ние, он пони­ма­ет всех вра­гов импе­рии, рав­но гер­ман­ских и негер­ман­ских. Здесь мы изло­жим все, что мож­но рас­ска­зать об этих похо­дах, насколь­ко это доз­во­ля­ет хао­ти­че­ское состо­я­ние источ­ни­ков, вполне соот­вет­ст­ву­ю­щее хао­су этой страш­ной эпо­хи.

Гот­ские вой­ны

238 год, год сме­ны четы­рех импе­ра­то­ров в граж­дан­ской войне, отме­ча­ет­ся как началь­ный год вой­ны про­тив готов, имя кото­рых упо­ми­на­ет­ся при этом впер­вые²⁵. Моне­ты Тиры и Оль­вии пре­кра­ща­ют­ся после смер­ти с.207 импе­ра­то­ра Алек­сандра (235 г.); сле­до­ва­тель­но, эти лежа­щие вне импер­ской гра­ни­цы рим­ские вла­де­ния уже несколь­ки­ми года­ми ранее сде­ла­лись добы­чей новых вра­гов. В ука­зан­ном году готы впер­вые пере­шли Дунай, и самый север­ный из мезий­ских при­бреж­ных горо­дов, Истр, сде­лал­ся их пер­вой жерт­вой. Гор­ди­а­на, кото­рый из смут это­го вре­ме­ни вышел обла­да­те­лем импе­ра­тор­ско­го вен­ца, назы­ва­ют победи­те­лем готов; более веро­ят­но, что при нем, если не рань­ше, рим­ское пра­ви­тель­ство реши­ло отку­пить­ся от втор­же­ний готов²⁶. Понят­но, кар­пы потре­бо­ва­ли для себя того же, 167 что импе­ра­тор соиз­во­лил дать готам, кото­рых кар­пы счи­та­ли ниже себя; когда это тре­бо­ва­ние не было удо­вле­тво­ре­но, они в 245 г. вторг­лись в пре­де­лы импе­рии. Импе­ра­тор Филипп — Гор­ди­а­на в то вре­мя уже не было в живых — отбро­сил их назад, и энер­гич­ные дей­ст­вия соеди­нен­ных сил огром­ной импе­рии, конеч­но, заста­ви­ли бы вар­ва­ров оста­но­вить­ся. Но это были годы, когда вся­кий убий­ца импе­ра­то­ра быст­ро дости­гал тро­на и столь же быст­ро поги­бал от руки дру­го­го убий­цы, ста­но­вив­ше­го­ся его пре­ем­ни­ком. Имен­но в под­вер­гав­ших­ся опас­но­сти при­ду­най­ских зем­лях вос­став­шая про­тив Филип­па армия про­воз­гла­си­ла импе­ра­то­ром сна­ча­ла Мари­на Пака­ти­а­на, а когда он был устра­нен — Тра­я­на Деция, кото­рый дей­ст­ви­тель­но победил в Ита­лии сво­его про­тив­ни­ка и был при­знан вла­сти­те­лем Рима. Это был спо­соб­ный и храб­рый чело­век, достой­ный обо­их имен, кото­рые он носил; как толь­ко это ста­ло воз­мож­но, он реши­тель­но всту­пил в борь­бу на Дунае. Одна­ко загла­дить вред, нане­сен­ный граж­дан­ской вой­ной, было теперь уже невоз­мож­но. Пока рим­ляне сра­жа­лись друг с дру­гом, готы и кар­пы объ­еди­ни­лись и под пред­во­ди­тель­ст­вом гот­ско­го кня­зя Кни­вы вторг­лись в лишен­ную воен­ных отрядов Мёзию. Намест­ник про­вин­ции Тре­бо­ни­ан Галл со сво­и­ми сол­да­та­ми укрыл­ся в Нико­поль, в горах Гема, и был здесь оса­жден гота­ми; послед­ние одно­вре­мен­но под­верг­ли раз­граб­ле­нию Фра­кию и оса­ди­ли ее сто­ли­цу, боль­шой и хоро­шо укреп­лен­ный город Филип­по­поль; они добра­лись даже до Македо­нии и напа­ли на Фес­са­ло­ни­ки, где намест­ник Приск нашел этот момент под­хо­дя­щим, чтобы про­воз­гла­сить себя импе­ра­то­ром. Когда явил­ся Деций, чтобы бороть­ся одно­вре­мен­но со сво­им сопер­ни­ком и с внеш­ним вра­гом, ему уда­лось без труда устра­нить пер­во­го и, кро­ме того, осво­бо­дить от оса­ды Нико­поль, где, по сооб­ще­нию источ­ни­ка, пало 30 тыс. готов. Одна­ко с.208 отсту­пав­шие во Фра­кию готы, со сво­ей сто­ро­ны, одер­жа­ли победу при Берое (Ста­ра Заго­ра), отбро­си­ли рим­лян назад к Мёзии и овла­де­ли Нико­по­лем в этой про­вин­ции, Анхи­а­лом во Фра­кии и даже Филип­по­по­лем, где, как сооб­ща­ет источ­ник, в их руки попа­ло 100 тыс. чело­век. После это­го они напра­ви­лись на север, чтобы доста­вить в без­опас­ное место огром­ную добы­чу. Деций замыш­лял нане­сти удар вра­гу при его пере­хо­де через Дунай. Он выста­вил на бере­гу один отряд под коман­дой Гал­ла, наде­ясь отбро­сить готов к это­му отряду и полу­чить воз­мож­ность отре­зать им отступ­ле­ние.

Смерть Деция

Но у погра­нич­но­го мезий­ско­го местеч­ка Абрит­та воен­ное сча­стье ему изме­ни­ло, чему, быть может, спо­соб­ст­во­ва­ло и пре­да­тель­ство Гал­ла; Деций погиб вме­сте со сво­им сыном, а про­воз­гла­шен­ный его пре­ем­ни­ком Галл начал свое прав­ле­ние с того, что вто­рич­но гаран­ти­ро­вал готам еже­год­ную упла­ту денеж­ной дани (251 г.)²⁷.

Это пол­ное пора­же­ние рим­ско­го ору­жия и рим­ской поли­ти­ки, гибель Деция, пер­во­го импе­ра­то­ра, пав­ше­го в борь­бе про­тив вар­ва­ров, весть о чем даже в эту эпо­ху, когда все настоль­ко при­вык­ли к бед­ст­ви­ям, что дошли до како­го-то оце­пе­не­ния, глу­бо­ко потряс­ла 168 души людей, нако­нец после­до­вав­шая затем позор­ная капи­ту­ля­ция — все это дей­ст­ви­тель­но поста­ви­ло под вопрос целост­ность импе­рии. По всей веро­ят­но­сти, непо­сред­ст­вен­ным резуль­та­том этих собы­тий были серь­ез­ные ослож­не­ния на сред­нем Дунае и, веро­ят­но, угро­за поте­ри Дакии. Еще раз эта угро­за была отвра­ще­на: намест­ник Пан­но­нии Марк Эми­лий Эми­ли­ан, спо­соб­ный сол­дат, добил­ся круп­ных воен­ных успе­хов и изгнал непри­я­те­ля из пре­де­лов импе­рии. Одна­ко и его настиг­ла караю­щая рука Неме­зиды. Резуль­та­том этой одер­жан­ной во имя Гал­ла победы было то, что армия отка­за­лась пови­но­вать­ся коман­ди­ру, пре­дав­ше­му Деция, и про­воз­гла­си­ла импе­ра­то­ром сво­его пол­ко­во­д­ца. Таким обра­зом граж­дан­ская вой­на сно­ва отвлек­ла вни­ма­ние рим­лян от обо­ро­ны гра­ниц. Эми­ли­ан сна­ча­ла одер­жал в Ита­лии победу над Гал­лом, но вско­ре за тем был побеж­ден пол­ко­вод­цем послед­не­го Вале­ри­а­ном (254 г.); имен­но в это вре­мя Дакия была поте­ря­на для импе­рии, при­чем нам неиз­вест­но, какой народ захва­тил ее и при каких обсто­я­тель­ствах²⁸.

Поте­ря Дакии

Послед­няя чека­нен­ная этой про­вин­ци­ей моне­та и самая позд­няя най­ден­ная там над­пись отно­сят­ся к 255 г.; послед­няя моне­та сосед­не­го Вими­на­ция в Верх­ней с.209 Мёзии отно­сит­ся к сле­дую­ще­му году; таким обра­зом, в пер­вые годы прав­ле­ния Вале­ри­а­на и Гал­ли­е­на вар­ва­ры заня­ли рим­скую область на левом бере­гу Дуная и, навер­ное, про­ник­ли так­же на его пра­вый берег.

Преж­де чем перей­ти к рас­смот­ре­нию даль­ней­ше­го раз­ви­тия собы­тий на ниж­нем Дунае, мы счи­та­ем необ­хо­ди­мым упо­мя­нуть о набе­гах мор­ских раз­бой­ни­ков, широ­ко рас­про­стра­нив­ших­ся в то вре­мя в восточ­ной поло­вине Сре­ди­зем­но­го моря, а так­же о раз­вив­ших­ся из этих набе­гов мор­ских экс­пе­ди­ци­ях готов и их союз­ни­ков.

Мор­ские раз­бои в Пон­те

То обсто­я­тель­ство, что рим­ский флот все­гда был необ­хо­дим на Чер­ном море и мор­ским раз­бо­ям здесь, по-види­мо­му, нико­гда не уда­ва­лось поло­жить конец, было обу­слов­ле­но самим харак­те­ром рим­ско­го гос­под­ства на чер­но­мор­ском побе­ре­жье. Рим­ское гос­под­ство на этом побе­ре­жье было дей­ст­ви­тель­но проч­ным лишь на про­стран­стве при­бли­зи­тель­но от устья Дуная вниз до Тра­пезун­да. Риму при­над­ле­жа­ли, прав­да, так­же Тира у устья Дне­стра и Оль­вия в бух­те у устья Дне­пра, а на про­ти­во­по­лож­ном бере­гу Чер­но­го моря — кав­каз­ские пор­ты Дио­с­ку­ри­а­да и Пити­унт в окрест­но­стях нынеш­не­го Суху­ми. Зани­мав­шее про­ме­жу­точ­ное поло­же­ние Бос­пор­ское цар­ство в Кры­му так­же состо­я­ло под рим­ским про­тек­то­ра­том и име­ло рим­ский гар­ни­зон, под­чи­нен­ный намест­ни­ку Мёзии. Одна­ко на этих боль­шей частью мало­при­вле­ка­тель­ных бере­гах в проч­ном обла­да­нии рим­лян нахо­ди­лись толь­ко выше­упо­мя­ну­тые пор­то­вые горо­да, пред­став­ляв­шие собой либо ста­рые гре­че­ские посе­ле­ния, либо рим­ские кре­по­сти, самое же побе­ре­жье оста­ва­лось пустын­ным или было заня­то насе­ляв­ши­ми внут­рен­ние обла­сти тузем­ца­ми, извест­ны­ми под общим име­нем ски­фов. Послед­ние при­над­ле­жа­ли в основ­ном к пле­ме­ни сар­ма­тов и нико­гда, ни рань­ше, ни позд­нее, не были под­власт­ны Риму. При­хо­ди­лось радо­вать­ся, если они хотя бы не совер­ша­ли откры­тых напа­де­ний на рим­лян или их кли­ен­тов. Ввиду это­го нет осно­ва­ний удив­лять­ся, что уже при Тибе­рии пира­ты восточ­но­го побе­ре­жья не толь­ко сде­ла­ли небез­опас­ным пла­ва­ние по само­му Чер­но­му морю, но выса­жи­ва­лись на 169 его бере­гах и гра­би­ли при­бреж­ные селе­ния и горо­да. Если при импе­ра­то­рах Пии и Мар­ке Авре­лии отряд жив­ших на севе­ро-запад­ном бере­гу Чер­но­го моря косто­бо­ков напал на рас­по­ло­жен­ный в самом серд­це Фокиды город Эла­тею и под его сте­на­ми сра­жал­ся с граж­да­на­ми, то это про­ис­ше­ст­вие, изве­стие о кото­ром, как об отдель­ном собы­тии, дошло до нас лишь совер­шен­но слу­чай­но, пока­зы­ва­ет, что в это вре­мя воз­об­но­ви­лись те же самые явле­ния, кото­рые при рес­пуб­ли­ке пред­ше­ст­во­ва­ли паде­нию гос­под­ства сена­та, и несмот­ря на то, что власть импе­рии внешне оста­ва­лась еще совер­шен­но проч­ной, не толь­ко отдель­ные пират­ские кораб­ли, но целые пират­ские эскад­ры крей­си­ро­ва­ли в Чер­ном и даже в Сре­ди­зем­ном море. Ясно про­явив­ший­ся после смер­ти Севе­ра и в осо­бен­но­сти после пре­кра­ще­ния послед­ней дина­стии упа­док пра­ви­тель­ст­вен­ной с.210 вла­сти ска­зал­ся, есте­ствен­но, преж­де все­го в даль­ней­шем упад­ке мор­ской поли­ции. Мало досто­вер­ные в том, что каса­ет­ся дета­лей, сооб­ще­ния гово­рят о появ­ле­нии в Эгей­ском море еще до Деция боль­шо­го пират­ско­го флота, затем о раз­граб­ле­нии уже при Деции побе­ре­жья Пам­фи­лии и гре­ко-ази­ат­ских ост­ро­вов, о пират­ских набе­гах в Малой Азии до Пес­си­нун­та и Эфе­са при импе­ра­то­ре Гал­ле²⁹. Все это были раз­бой­ни­чьи набе­ги. Эти пира­ты гра­би­ли бере­га во всех направ­ле­ни­ях и, как мы виде­ли, совер­ша­ли так­же дерз­кие похо­ды в глубь стра­ны; одна­ко нам ниче­го не извест­но о раз­ру­ше­нии горо­дов; к тому же пира­ты избе­га­ли столк­но­ве­ний с рим­ски­ми вой­ска­ми, напа­дая пре­иму­ще­ст­вен­но на такие обла­сти, в кото­рых не было рим­ских отрядов.

Мор­ские похо­ды готов и их союз­ни­ков

При Вале­ри­ане эти экс­пе­ди­ции при­ни­ма­ют дру­гой харак­тер. Спо­соб орга­ни­за­ции похо­дов настоль­ко отли­ча­ет­ся от пред­ше­ст­ву­ю­щих, что сам по себе не имев­ший осо­бен­но боль­шо­го зна­че­ния поход бора­нов про­тив Пити­ун­та при Вале­ри­ане мог быть назван све­ду­щи­ми повест­во­ва­те­ля­ми нача­лом это­го дви­же­ния³⁰, так что в тече­ние неко­то­ро­го вре­ме­ни пира­тов в Малой Азии назы­ва­ли по име­ни это­го неиз­вест­но­го нам из дру­гих источ­ни­ков наро­да. В эти 170 похо­ды отправ­ля­ют­ся уже не преж­ние жите­ли бере­гов Чер­но­го моря, но тес­ня­щие их тол­пы при­шель­цев. То, что до сих пор было мор­ским раз­бо­ем, начи­на­ет ста­но­вить­ся частью того с.211 пере­дви­же­ния наро­дов, к кото­ро­му отно­сит­ся пере­се­ле­ние готов на ниж­ний Дунай. При­ни­маю­щие в нем уча­стие наро­ды весь­ма раз­но­об­раз­ны; часть их нам мало извест­на; в даль­ней­ших похо­дах веду­щую роль игра­ло, по-види­мо­му, гер­ман­ское пле­мя геру­лов, жив­шее в то вре­мя на бере­гах Мео­ти­ды. В чис­ле этих наро­дов встре­ча­ют­ся и готы, одна­ко, посколь­ку дело каса­ет­ся мор­ских похо­дов в соб­ст­вен­ном смыс­ле сло­ва, о кото­рых име­ют­ся доволь­но точ­ные сведе­ния, уча­стие в них готов не было осо­бен­но зна­чи­тель­ным; эти похо­ды, соб­ст­вен­но гово­ря, было бы пра­виль­нее назы­вать не гот­ски­ми, а скиф­ски­ми. Мор­ским цен­тром этих напа­де­ний явля­лась гавань Тира в устье Дне­стра³¹. Гре­че­ские горо­да Бос­по­ра, остав­ши­е­ся вслед­ст­вие сла­бо­сти импер­ско­го пра­ви­тель­ства без защи­ты и отдан­ные в жерт­ву насту­паю­щим пол­чи­щам вар­ва­ров, угро­жав­ших им оса­дой, волей-нево­лей долж­ны были согла­сить­ся пере­пра­вить этих опас­ных новых соседей на сво­их соб­ст­вен­ных кораб­лях с помо­щью сво­их соб­ст­вен­ных моря­ков к бли­жай­шим рим­ским вла­де­ни­ям на север­ном бере­гу Пон­та, так как для тако­го пере­езда у самих вар­ва­ров не было ни средств, ни уме­ния. Так состо­я­лась упо­мя­ну­тая выше экс­пе­ди­ция про­тив Пити­ун­та. Бора­ны выса­ди­лись на берег и, твер­до рас­счи­ты­вая на успех, отпра­ви­ли кораб­ли обрат­но. Одна­ко отваж­ный комен­дант Пити­ун­та Сук­цес­си­ан отра­зил ата­ку, и напа­даю­щие, опа­са­ясь при­бли­же­ния осталь­ных рим­ских гар­ни­зо­нов, поспеш­но отсту­пи­ли, с трудом собрав необ­хо­ди­мые для это­го суда. Одна­ко они не отка­за­лись от сво­его пла­на. В сле­дую­щем году они появи­лись сно­ва, и, так как комен­дант тем вре­ме­нем был сме­нен, кре­пость сда­лась. Бора­ны, кото­рые на этот раз оста­ви­ли при себе бос­пор­ские кораб­ли и сфор­ми­ро­ва­ли для них эки­па­жи из насиль­ст­вен­но завер­бо­ван­ных моря­ков и плен­ных рим­лян, на широ­ком про­стран­стве завла­де­ли бере­гом и достиг­ли само­го Тра­пезун­да.

Поход на Тра­пезунд

В эту хоро­шо укреп­лен­ную и снаб­жен­ную силь­ным гар­ни­зо­ном кре­пость сбе­жа­лось все насе­ле­ние, а пред­при­нять насто­я­щую оса­ду вар­ва­рам было не по силам. Но коман­до­ва­ние рим­лян ока­за­лось негод­ным и дис­ци­пли­на настоль­ко упа­ла, что они не поза­бо­ти­лись даже занять город­ские сте­ны; вос­поль­зо­вав­шись этим, вар­ва­ры ночью взо­бра­лись на сте­ны, не встре­тив ни малей­ше­го сопро­тив­ле­ния, и в боль­шом бога­том горо­де в их руки попа­ла огром­ная добы­ча, меж­ду про­чим так­же неко­то­рое коли­че­ство кораб­лей. Затем они бла­го­по­луч­но вер­ну­лись из даль­не­го пла­ва­ния к бере­гам Мео­ти­ды.

Поход в Вифи­нию

Вто­рой, вызван­ный этим успе­хом, поход дру­гих, сосед­них скиф­ских пле­мен, состо­яв­ший­ся зимой сле­дую­ще­го года, был направ­лен про­тив Вифи­нии. Ярким при­ме­ром царив­ше­го в ту эпо­ху хао­са явля­ет­ся тот факт, что ини­ци­а­то­ром это­го похо­да был некий грек из Нико­медии, по с.212 име­ни Хри­зо­гон, и что за удач­ный исход пред­при­я­тия он попал в боль­шой почет у вар­ва­ров. Так как невоз­мож­но было достать нуж­ное коли­че­ство кораб­лей, эта экс­пе­ди­ция была пред­при­ня­та частью морем, частью сушей. Толь­ко вбли­зи Визан­тии пира­там уда­лось захва­тить боль­шое коли­че­ство рыбац­ких лодок, и таким обра­зом они пере­бра­лись на ази­ат­ский берег к Хал­кедо­ну^[15], силь­ный гар­ни­зон кото­ро­го раз­бе­жал­ся при изве­стии о их 171 появ­ле­нии. Кро­ме это­го горо­да, в их руки попа­ли при­бреж­ные горо­да — Нико­медия, Киос, Апа­мея, а далее в глубь стра­ны — Никея и Пру­са; Нико­медию и Никею они сожгли и добра­лись до Ринда­ка. Отсюда они отплы­ли обрат­но нагру­жен­ные сокро­ви­ща­ми бога­той стра­ны и ее круп­ных горо­дов.

Поход в Гре­цию

Уже поход в Вифи­нию был пред­при­нят частич­но сухим путем; напа­де­ния на Евро­пей­скую Гре­цию, как пра­ви­ло, совер­ша­лись одно­вре­мен­но по морю и по суше. Если готы и не обос­но­ва­лись в Мёзии и Фра­кии, они все же бро­ди­ли здесь во всех направ­ле­ни­ях, слов­но у себя дома, и пред­при­ни­ма­ли отсюда набе­ги в самую глубь Македо­нии. Даже Ахайя при Вале­ри­ане ожи­да­ла втор­же­ния с этой сто­ро­ны; Фер­мо­пи­лы и Истм были забарри­ка­ди­ро­ва­ны, а афи­няне реши­ли вос­ста­но­вить свои сте­ны, лежав­шие в раз­ва­ли­нах со вре­мен Сул­лы. Одна­ко в тот момент вар­ва­ры не яви­лись, и вооб­ще они избра­ли иной путь. При Гал­ли­ене флот этих вар­ва­ров, на сей раз пре­иму­ще­ст­вен­но геру­лов, состо­яв­ший из 500 парус­ных судов, появил­ся перед гава­нью Визан­тии, кото­рая, одна­ко, еще не утра­ти­ла свою спо­соб­ность к обо­роне; кораб­ли визан­тий­цев удач­но отра­зи­ли ата­ку раз­бой­ни­ков. Послед­ние поплы­ли даль­ше, появи­лись у ази­ат­ско­го бере­га перед не под­вер­гав­шим­ся преж­де напа­де­ни­ям Кизи­ком и отсюда через Лем­нос и Имброс при­бы­ли к бере­гам соб­ст­вен­но Гре­ции. Афи­ны, Коринф, Аргос и Спар­та были раз­граб­ле­ны и разо­ре­ны. Прав­да, подоб­но тому как это было в эпо­ху гре­ко-пер­сид­ских войн, граж­дане раз­ру­шен­ных Афин в чис­ле 2000 все же устро­и­ли заса­ду уда­ляв­шим­ся вар­ва­рам и под пред­во­ди­тель­ст­вом сво­его име­ни­то­го граж­да­ни­на Пуб­лия Герен­ния Дексип­па из древ­ней­ше­го знат­но­го рода Кери­ков^[16], мужа столь же уче­но­го, сколь храб­ро­го, и при под­держ­ке рим­ско­го флота нанес­ли пира­там боль­шой урон. При воз­вра­ще­нии вар­ва­ров, когда неко­то­рая часть их дви­га­лась по суше, импе­ра­тор Гал­ли­ен напал на них во Фра­кии у реки Неста, и в после­до­вав­шей бит­ве погиб­ло мно­го вар­ва­ров³².

Импер­ское пра­ви­тель­ство эпо­хи гот­ских похо­дов

с.213 Чтобы вполне пред­ста­вить себе, как вели­ки были бед­ст­вия того вре­ме­ни, необ­хо­ди­мо иметь в виду, что в этой рас­па­дав­шей­ся на части импе­рии и осо­бен­но в навод­нен­ных вар­ва­ра­ми про­вин­ци­ях рим­ские коман­ди­ры один за дру­гим при­сва­и­ва­ли себе импе­ра­тор­скую власть, кото­рая, соб­ст­вен­но, уже почти пере­ста­ла суще­ст­во­вать. Не сто­ит труда пере­чис­лять име­на этих эфе­мер­ных носи­те­лей пор­фи­ры; харак­тер­но, что после опу­сто­ше­ния Вифи­нии пира­та­ми импе­ра­тор Вале­ри­ан воз­дер­жал­ся от отправ­ки туда коман­ди­ра с чрез­вы­чай­ны­ми пол­но­мо­чи­я­ми, так как каж­дый гене­рал в его гла­зах не без осно­ва­ния являл­ся воз­мож­ным сопер­ни­ком. Опа­се­ния тако­го рода были одной из при­чин почти посто­ян­ной пас­сив­но­сти пра­ви­тель­ства в этот бед­ст­вен­ный для импе­рии пери­од. Но, с дру­гой сто­ро­ны, эта безот­вет­ст­вен­ная пас­сив­ность в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни объ­яс­ня­ет­ся, несо­мнен­но, лич­ны­ми каче­ства­ми импе­ра­то­ров того вре­ме­ни: Вале­ри­ан был слаб и стар, Гал­ли­ен был чело­век бес­по­кой­ный и бес­пут­ный; ни тот, ни дру­гой не годил­ся для роли 172 корм­че­го государ­ства в эти бур­ные годы. Мар­ки­ан, на кото­ро­го после втор­же­ния готов в Ахайю Гал­ли­ен воз­ло­жил коман­до­ва­ние в тех местах, достиг неко­то­рых успе­хов; одна­ко пока импе­ра­тор­ский трон зани­мал Гал­ли­ен, суще­ст­вен­но­го пово­рота к луч­ше­му быть не мог­ло.

Победы Клав­дия над гота­ми

После умерщ­вле­ния Гал­ли­е­на (268 г.), вар­ва­ры, быть может в свя­зи с этим изве­сти­ем, под пред­во­ди­тель­ст­вом геру­лов, но на этот раз соеди­нен­ны­ми сила­ми, пред­при­ня­ли новый, невидан­ной силы штурм импер­ских гра­ниц, при­чем они выста­ви­ли мощ­ный флот и, по-види­мо­му, одно­вре­мен­но дей­ст­во­ва­ли на суше со сто­ро­ны Дуная³³. Флот силь­но постра­дал от бурь в Про­пон­ти­де; затем он разде­лил­ся, и часть готов напра­ви­лась про­тив Фес­са­лии и Гре­ции, часть же — про­тив Кри­та и Родо­са. Основ­ные силы дви­ну­лись на Македо­нию и оттуда про­ник­ли внутрь стра­ны, без сомне­ния, дей­ст­вуя в кон­так­те со вторг­нув­ши­ми­ся во Фра­кию пол­чи­ща­ми. Одна­ко при­бы­тие импе­ра­то­ра Клав­дия в сопро­вож­де­нии силь­но­го вой­ска при­нес­ло избав­ле­ние доведен­ным до край­ней сте­пе­ни отча­я­ния жите­лям посто­ян­но под­вер­гав­ших­ся оса­де Фес­са­ло­ник. Импе­ра­тор с.214 погнал готов вверх по долине Аксия (Вар­дар) и даль­ше через горы в Верх­нюю Мёзию. После ряда боев с пере­мен­ным успе­хом он одер­жал здесь в долине Мора­вы у Наисса бле­стя­щую победу, по рас­ска­зам, сто­ив­шую жиз­ни 50 тыс. вра­гов. Готы в бес­по­ряд­ке отсту­па­ли сна­ча­ла в направ­ле­нии на Македо­нию, затем через Фра­кию к горам Гема с целью спа­стись от про­тив­ни­ка за Дунай. Воз­ник­ший в рим­ском лаге­ре раздор, на этот раз меж­ду пехотой и кон­ни­цей, едва не дал им новой пере­дыш­ки; но когда дело дошло до бит­вы, всад­ни­ки не допу­сти­ли, чтобы их пешие това­ри­щи оста­лись одни про­тив вар­ва­ров, и объ­еди­нен­ная армия одер­жа­ла новую победу. Жесто­кая чума, кото­рая сви­реп­ст­во­ва­ла в тех местах и преж­де все­го в вой­сках во все годы бед­ст­вий, а в то вре­мя в осо­бен­но­сти, при­чи­ни­ла силь­ный вред и рим­ля­нам — сам импе­ра­тор Клав­дий сде­лал­ся ее жерт­вой; одна­ко огром­ная армия север­ных вар­ва­ров была пол­но­стью уни­что­же­на, и мно­же­ство плен­ных было насиль­ст­вен­но вклю­че­но в ряды рим­ско­го вой­ска или пре­вра­ще­но в кре­пост­ных.

Вос­ста­нов­ле­ние укреп­ле­ний на дунай­ской гра­ни­це

Гид­ра воен­ных пере­во­ротов так­же была до неко­то­рой сте­пе­ни укро­ще­на. Клав­дий, а вслед за ним и Авре­ли­ан были пра­ви­те­ля­ми ино­го сти­ля, неже­ли Гал­ли­ен. По-види­мо­му, Клав­дий немед­лен­но занял­ся вос­ста­нов­ле­ни­ем флота, нача­тым при Гал­ли­ене. Прав­да, при­об­ре­тен­ная Тра­я­ном Дакия так и оста­лась навсе­гда утра­чен­ной для Рима. Авре­ли­ан вывел из Дакии еще сохра­нив­ши­е­ся там сто­ро­же­вые отряды и пре­до­ста­вил изгнан­ным оттуда или желав­шим пере­се­лить­ся вла­дель­цам новые места житель­ства на мезий­ском бере­гу. Но Фра­кия и Мёзия, кото­рые в тече­ние неко­то­ро­го вре­ме­ни 173 при­над­ле­жа­ли более готам, чем рим­ля­нам, вер­ну­лись под власть Рима, и дунай­ская гра­ни­ца была сно­ва укреп­ле­на.

Общий харак­тер войн с гота­ми

Было бы ошиб­кой думать, что во вре­мя этих похо­дов готов и ски­фов на суше и на море, длив­ших­ся в тече­ние 20 лет, с 250 по 269 г., хлы­нув­шие непре­рыв­ным пото­ком в пре­де­лы импе­рии пол­чи­ща вар­ва­ров наме­ре­ва­лись проч­но обос­но­вать­ся на тех зем­лях, на кото­рые они всту­па­ли. Нель­зя обна­ру­жить суще­ст­во­ва­ние тако­го пла­на даже в отно­ше­нии Мёзии и Фра­кии, не гово­ря уже о более отда­лен­ных бере­гах; к тому же, едва ли напа­даю­щие были доста­точ­но мно­го­чис­лен­ны, чтобы осу­ще­ст­вить серь­ез­ное наше­ст­вие. Посколь­ку нахлы­нув­шие в эти обла­сти вол­ны раз­бой­ни­ков на суше и пира­тов на море были вызва­ны в гораздо боль­шей сте­пе­ни дур­ным управ­ле­ни­ем послед­них импе­ра­то­ров и в осо­бен­но­сти нена­деж­но­стью войск, чем пере­ве­сом сил вар­ва­ров, то, как толь­ко внут­рен­ний порядок был вос­ста­нов­лен и пра­ви­тель­ство нача­ло дей­ст­во­вать более энер­гич­но, осво­бож­де­ние этих обла­стей про­изо­шло само собой. Внеш­ние силы были еще не в состо­я­нии сокру­шить рим­ское государ­ство, если оно само себя не раз­ру­ша­ло. Все же вос­ста­нов­ле­ние Клав­ди­ем пра­ви­тель­ст­вен­ной маши­ны было боль­шим делом. Об этом импе­ра­то­ре мы зна­ем еще мень­ше, чем о боль­шин­стве с.215 импе­ра­то­ров того вре­ме­ни, ибо после того как его объ­яви­ли — по всей веро­ят­но­сти, без осно­ва­ния — пред­ком Кон­стан­ти­на, его дей­ст­ви­тель­ный облик был под­ме­нен в тра­ди­ции шаб­лон­ным обра­зом совер­шен­но­го пра­ви­те­ля. Одна­ко самая идея его род­ства с Кон­стан­ти­ном, рав­но как бес­чис­лен­ные моне­ты, выпу­щен­ные в его честь после его смер­ти, пока­зы­ва­ют, что бли­жай­шее поко­ле­ние счи­та­ло его спа­си­те­лем государ­ства, и надо ска­зать, что в дан­ном слу­чае оно не ошиб­лось. Как бы то ни было, эти похо­ды ски­фов, несо­мнен­но, явля­ют­ся про­ло­гом пере­се­ле­ния наро­дов, отно­ся­ще­го­ся к более позд­не­му вре­ме­ни, и раз­ру­ше­ние горо­дов, отли­чаю­щее их от обык­но­вен­ных пират­ских набе­гов, достиг­ло тогда таких раз­ме­ров, что эко­но­ми­ка и куль­ту­ра Гре­ции и Малой Азии уже нико­гда не мог­ли от них опра­вить­ся.

Вой­ны на Дунае до кон­ца III в.

На вос­ста­нов­лен­ной дунай­ской гра­ни­це Авре­ли­ан закре­пил достиг­ну­тую победу тем, что про­дол­жал обо­ро­нять­ся посред­ст­вом насту­па­тель­ных опе­ра­ций и, перей­дя Дунай у его устья, на про­ти­во­по­лож­ном его бере­гу раз­бил кар­пов, кото­рые отныне отда­лись под про­тек­то­рат Рима, и готов с их коро­лем Кана­ба­у­дом. Его пре­ем­ник Проб, как уже было упо­мя­ну­то, при­нял на рим­ский берег раз­би­тых и тес­ни­мых гота­ми бастар­нов, а Дио­кле­ти­ан в 295 г. посту­пил точ­но так же с кар­па­ми. Это пока­зы­ва­ет, что по ту сто­ро­ну реки государ­ство готов окреп­ло; одна­ко далее они не про­дви­ну­лись. Погра­нич­ные укреп­ле­ния рим­лян были уси­ле­ны; в 294 г. был зало­жен Про­ти­ву-Аквинк (contra Aquin­cum, нынеш­ний Пешт). Набе­ги пира­тов окон­ча­тель­но не пре­кра­ти­лись. При Таци­те их при­шед­шие с Мео­ти­ды пол­чи­ща появи­лись в Кили­кии. Фран­ки, кото­рым Проб отвел места для посе­ле­ния на Чер­ном море, раздо­бы­ли себе суда и отпра­ви­лись к себе на роди­ну к Север­но­му морю, при­чем доро­гой гра­би­ли бере­га Сици­лии и Афри­ки. На суше воен­ные дей­ст­вия так­же не пре­кра­ща­лись: все мно­го­чис­лен­ные победы Дио­кле­ти­а­на над сар­ма­та­ми и часть его побед над гер­ман­ца­ми были одер­жа­ны на бере­гах Дуная. Но толь­ко при Кон­стан­тине дело сно­ва дошло до серь­ез­ной вой­ны с гота­ми, в кото­рой рим­ляне одер­жа­ли ряд успе­хов; со вре­ме­ни победы Клав­дия над гота­ми пре­вос­ход­ство сил Рима было столь же неиз­мен­ным, как и рань­ше.

Про­ник­но­ве­ние илли­рий­ских эле­мен­тов в армию и пра­ви­тель­ство

174 Воен­ные собы­тия, исто­рию кото­рых мы толь­ко что раз­вер­ну­ли перед чита­те­лем, ока­за­ли зна­чи­тель­ное и дли­тель­ное вли­я­ние обще­го харак­те­ра на рим­скую армию и государ­ст­вен­ное устрой­ство. Мы уже ука­зы­ва­ли, что рейн­ские леги­о­ны, в нача­ле импе­рии играв­шие в армии руко­во­дя­щую роль, уже при Тра­яне усту­пи­ли пер­вое место при­ду­най­ским леги­о­нам. Если при Авгу­сте в при­ду­най­ских зем­лях сто­я­ло 6 леги­о­нов, а в при­рейн­ских — 8, то после дак­ских войн Доми­ци­а­на и Тра­я­на во II в. рейн­ские лаге­ри име­ли толь­ко 4 леги­о­на, тогда как дунай­ские име­ли 10, а после мар­ко­ман­ской вой­ны даже 12 леги­о­нов. После того как со вре­ме­ни Адри­а­на из армии, за исклю­че­ни­ем офи­цер­ско­го с.216 соста­ва, исчез ита­лий­ский эле­мент и в общем каж­дая часть рекру­ти­ро­ва­лась в той мест­но­сти, где она сто­я­ла лаге­рем, сол­да­ты при­ду­най­ской армии, точ­но так же как и цен­ту­ри­о­ны, выхо­див­шие из рядо­вых, явля­лись уро­жен­ца­ми Пан­но­нии, Дакии, Мёзии и Фра­кии. Новые, сфор­ми­ро­ван­ные при Мар­ке Авре­лии леги­о­ны так­же состо­я­ли из илли­рий­цев; чрез­вы­чай­ные попол­не­ния, в кото­рых в то вре­мя нуж­да­лись вой­ска, веро­ят­но, тоже наби­ра­лись пре­иму­ще­ст­вен­но в мест­но­стях, где сто­я­ли эти вой­ска. Таким обра­зом, пер­вен­ство дунай­ских армий, упро­чен­ное вой­ной трех импе­ра­то­ров в эпо­ху Севе­ра, явля­лось в то же вре­мя пер­вен­ст­вом илли­рий­ских сол­дат; это весь­ма замет­но про­яви­лось при пре­об­ра­зо­ва­нии гвар­дии в прав­ле­ние Севе­ра. Пре­об­ла­да­ние илли­рий­ских эле­мен­тов не рас­про­стра­ня­лось на выс­шие кру­ги пра­ви­тель­ства, пока поло­же­ние офи­це­ра сов­па­да­ло с поло­же­ни­ем государ­ст­вен­но­го чинов­ни­ка, хотя всад­ни­че­ская карье­ра во все вре­ме­на была доступ­на рядо­во­му сол­да­ту через посред­ст­ву­ю­щее зве­но цен­ту­ри­о­на­та, и таким обра­зом уро­жен­цы Илли­ри­ка и рань­ше про­ни­ка­ли в ряды всад­ни­че­ско­го сосло­вия. Еще в 235 г. фра­ки­ец Гай Юлий Вер Мак­си­мин, а в 248 г. пан­но­нец Тра­ян Деций достиг­ли таким путем даже импе­ра­тор­ской пор­фи­ры. Но когда затем Гал­ли­ен вслед­ст­вие недо­ве­рия — прав­да, вполне обос­но­ван­но­го — закрыл для сосло­вия сена­то­ров доступ к офи­цер­ским долж­но­стям в армии, то ска­зан­ное выше о сол­да­тах рас­про­стра­ни­лось и на офи­це­ров. Таким обра­зом, было вполне есте­ствен­но, что сол­да­ты дунай­ской армии — в основ­ном уро­жен­цы илли­рий­ских обла­стей — игра­ли с этих пор глав­ную роль и в пра­ви­тель­стве, а посколь­ку армия ста­ви­ла импе­ра­то­ров, боль­шин­ство послед­них тоже было илли­рий­ца­ми. За Гал­ли­е­ном сле­ду­ют дар­да­нец Клав­дий, мези­ец Авре­ли­ан, пан­но­нец Проб, дал­мат Дио­кле­ти­ан, пан­но­нец Мак­си­ми­ан, дар­да­нец Кон­стан­ций, уро­же­нец Сер­ди­ки^[17] Гале­рий. Один писа­тель эпо­хи Кон­стан­ти­но­вой дина­стии, гово­ря о послед­них из пере­чис­лен­ных здесь импе­ра­то­ров, отме­ча­ет, что они про­ис­хо­ди­ли из Илли­ри­ка, и добав­ля­ет, что, имея скуд­ное обра­зо­ва­ние, но хоро­шую под­готов­ку в шко­ле кре­стьян­ско­го хозяй­ства и воен­ной служ­бы, они сде­ла­лись пре­крас­ны­ми пра­ви­те­ля­ми импе­рии. Та роль, кото­рую в тече­ние дол­го­го вре­ме­ни игра­ли албан­цы в отно­ше­нии турец­кой дер­жа­вы, при­над­ле­жит их пред­кам в отно­ше­нии Рим­ской импе­рии, когда послед­няя при­шла в состо­я­ние тако­го же рас­па­да и вар­вар­ства. Одна­ко не сле­ду­ет усмат­ри­вать в обнов­ле­нии рим­ской импе­ра­тор­ской вла­сти илли­рий­ца­ми какую-то нацио­наль­ную реор­га­ни­за­цию. Это был про­сто резуль­тат того, что импе­рия, при­шед­шая в пол­ный упа­док вслед­ст­вие негод­но­го управ­ле­ния ее высо­ко­род­ных вла­сти­те­лей, избра­ла в каче­стве сво­ей опо­ры армию. Ита­лия совер­шен­но деми­ли­та­ри­зо­ва­лась; но исто­рия не при­зна­ет при­тя­за­ний на гос­под­ство, если они не под­креп­ля­ют­ся воен­ной мощью.