Жизнеописания августов

XXIV. Тридцать тиранов

I. (1) Напи­сав уже мно­го книг — не так, как пишут исто­рию, и не крас­но­ре­чи­во, а самым обык­но­вен­ным язы­ком, — мы дошли до того вре­ме­ни, когда в годы прав­ле­ния Гал­ли­е­на и Вале­ри­а­на ввиду того, что Вале­ри­ан был занят вели­ки­ми нуж­да­ми Пер­сид­ской вой­ны, появи­лось трид­цать тира­нов¹, ибо к Гал­ли­е­ну отно­си­лись с пре­зре­ни­ем не толь­ко муж­чи­ны, но и жен­щи­ны, как мы в сво­ем месте дока­жем. (2) Вслед­ст­вие того, что эти люди, набро­сив­ши­е­ся на импе­ра­тор­скую власть из раз­ных частей мира, были настоль­ко мало­из­вест­ны­ми, что даже уче­ней­шие мужи не мог­ли ни мно­го рас­ска­зать о них, ни раз­ведать; далее, ввиду того, что все исто­ри­ки, писав­шие по-гре­че­ски и по-латы­ни, про­пу­сти­ли неко­то­рых из них и даже не упо­мя­ну­ли их имен²; нако­нец, так как неко­то­рые сведе­ния о них у боль­шин­ства писа­те­лей³ пере­да­ны совсем по-раз­но­му, я собрал их в одну книж­ку, при­том крат­кую, глав­ным обра­зом пото­му, что, как извест­но, бо́льшая часть сведе­ний о них сооб­ще­на в жиз­не­опи­са­нии Вале­ри­а­на или Гал­ли­е­на и повто­рять их не сле­ду­ет.

Кири­ад

II. (1) Убе­жав от сво­его отца Кири­а­да¹⁽¹⁾, он, чело­век бога­тый и знат­ный², огор­чав­ший без­упреч­но­го ста­ри­ка сво­ей рас­то­чи­тель­но­стью и нрав­ст­вен­ной испор­чен­но­стью, похи­тил боль­шу́ю часть золота и неис­чис­ли­мое коли­че­ство сереб­ра и устре­мил­ся к пер­сам. (2) Там, сбли­зив­шись с царем Сапо­ром и став его дру­гом, он начал под­стре­кать его идти вой­ной на рим­лян, при­вел на рим­скую зем­лю³ сна­ча­ла Одо­ма­ста, а затем Сапо­ра; после взя­тия Антио­хии и Цеза­реи он удо­сто­ил­ся зва­ния Цеза­ря⁴. (3) Затем он был назван Авгу­стом и наво­дил ужас на весь Восток сво­ей силой и дер­зо­стью. Он умерт­вил сво­его отца (дру­гие исто­ри­ки отри­ца­ют это)⁵, и сам был убит⁶ вслед­ст­вие коз­ней сво­их при­бли­жен­ных уже после при­бы­тия Вале­ри­а­на для вой­ны с пер­са­ми. (4) О нем не сохра­ни­лось боль­ше ника­ких исто­ри­че­ских дан­ных, кото­рые пред­став­ля­лись бы достой­ны­ми упо­ми­на­ния; в лите­ра­ту­ре он стал изве­стен бла­го­да­ря пре­да­тель­ству, отце­убий­ству, жесто­кой тира­нии и безум­ной рас­то­чи­тель­но­сти.

Постум

III. (1) Это был муж¹ в выс­шей сте­пе­ни храб­рый на войне, в выс­шей сте­пе­ни твер­дый в мир­ное вре­мя, во всех слу­ча­ях жиз­ни серь­ез­ный. Поэто­му Гал­ли­ен пре­по­ру­чил ему сво­его имев­ше­го житель­ство в Гал­лии сына Сало­ни­на с тем, чтобы Постум охра­нял его жизнь и настав­лял его в том, как дол­жен вести себя и дей­ст­во­вать импе­ра­тор. (2) Он, одна­ко, по утвер­жде­нию мно­гих (что, впро­чем, не соот­вет­ст­ву­ет его нра­вам), впо­след­ст­вии нару­шил вер­ность и, убив Сало­ни­на, взял на себя импе­ра­тор­скую власть². (3) Как вер­нее пере­да­ют мно­гие дру­гие, гал­лы, жесто­ко нена­видев­шие Гал­ли­е­на и не желав­шие тер­петь над собой власть маль­чи­ка, про­воз­гла­си­ли импе­ра­то­ром того, кто управ­лял пору­чен­ной ему частью импе­рии и, подо­слав вои­нов, уби­ли юно­шу. (4) После его убий­ства все вой­ско и все гал­лы с радо­стью при­ня­ли Посту­ма, и он в тече­ние семи лет³ так хоро­шо про­явил себя, что вос­ста­но­вил порядок в Гал­ли­ях, в то вре­мя как Гал­ли­ен про­во­дил вре­мя в рос­ко­ши и по трак­ти­рам и изну­рял себя любо­вью к вар­вар­ской жен­щине⁴. (5) Одна­ко Гал­ли­ен начал про­тив него вой­ну, имен­но ту, в кото­рой Гал­ли­ен был ранен стре­лой. (6) Любовь к Посту­му в душах всех галль­ских наро­дов была огром­ной, так как он, про­гнав все гер­ман­ские пле­ме­на, воз­вра­тил Рим­ской импе­рии преж­нюю без­опас­ность. (7) Но так как он дер­жал себя очень гроз­но, а гал­лы все­гда гото­вы к пере­во­ротам, то он и был убит, когда высту­пил Лол­ли­ан⁵. (8) Тот, кто хочет най­ти дока­за­тель­ство заслуг Посту­ма, пой­мет суж­де­ние о нем Вале­ри­а­на из пись­ма, послан­но­го им гал­лам: (9) «Воен­ным началь­ни­ком зарейн­ской гра­ни­цы и намест­ни­ком Гал­лии⁶ мы назна­чи­ли Посту­ма, чело­ве­ка вполне под­хо­дя­ще­го для гал­лов, кото­рые извест­ны сво­ей суро­во­стью; при нем не потер­пят ущер­ба ни вои­ны в лаге­ре, ни зако­ны на фору­ме, ни судеб­ные тяж­бы в три­бу­на­лах, ни досто­ин­ство в курии; он сохра­нит каж­до­му то, что ему при­над­ле­жит^[1]. Это чело­век, кото­ро­му я сам удив­ля­юсь боль­ше, чем кому-либо дру­го­му, и кото­рый по пра­ву заслу­жи­вал бы зва­ния госуда­ря; за него, я наде­юсь, вы буде­те бла­го­да­рить меня. (10) Если я оши­ба­юсь в сво­ем мне­нии, кото­рое я выска­зал о нем, то знай­те, что нигде сре­ди людей нель­зя най­ти чело­ве­ка, кото­ро­го мож­но было бы одоб­рить во всех отно­ше­ни­ях. (11) Его сыну, юно­ше по име­ни Посту­му, я дал долж­ность три­бу­на вокон­ци­ев⁷, и он пока­жет себя достой­ным нра­вов сво­его отца».

Постум Млад­ший¹

IV. (1) О нем почти нече­го ска­зать, раз­ве толь­ко то, что отец про­воз­гла­сил его Цеза­рем, а затем в честь отца он был про­воз­гла­шен Авгу­стом. Гово­рят, он был убит вме­сте с отцом, когда постав­лен­ный на место Посту­ма Лол­ли­ан при­нял воз­ло­жен­ную на него гал­ла­ми импе­ра­тор­скую власть. (2) В сво­их речах (это един­ст­вен­ное, что заслу­жи­ва­ет упо­ми­на­ния) он был так крас­но­ре­чив, что его кон­тро­вер­сии, гово­рят, были вклю­че­ны в сбор­ник Квин­ти­ли­а­на², и при пер­вом чте­нии любой гла­вы сра­зу ста­но­вит­ся ясным, что он явля­ет­ся ост­ро­ум­ней­шим масте­ром крас­но­ре­чия рим­ско­го пле­ме­ни.

Лол­ли­ан¹

V. (1) Во вре­мя под­ня­то­го им в Гал­лии вос­ста­ния был убит Постум, чело­век, пре­вос­хо­див­ший всех храб­ро­стью, — ведь в то вре­мя как поло­же­ние в Гал­лии ока­за­лось вслед­ст­вие рас­то­чи­тель­но­сти Гал­ли­е­на шат­ким, он при­вел Рим­скую импе­рию в преж­нее состо­я­ние. (2) Лол­ли­ан был так­же чело­ве­ком очень храб­рым, но вслед­ст­вие того, что он вос­стал, он поль­зо­вал­ся у гал­лов мень­шим — по срав­не­нию со сво­и­ми сила­ми — авто­ри­те­том. (3) Он был убит Вик­то­ри­ном, сыном Вит­ру­вии или Вик­то­рии, кото­рая полу­чи­ла впо­след­ст­вии имя мате­ри лаге­рей² и наде­ле­на зва­ни­ем Авгу­сты, хотя сама она, укло­ня­ясь от столь тяж­ко­го бре­ме­ни, доб­ро­воль­но пере­да­ла импе­ра­тор­скую власть сна­ча­ла Марию, а затем Тет­ри­ку и его сыну. (4) И Лол­ли­ан ока­зал неко­то­рые услу­ги государ­ству. Ведь мно­го галль­ских горо­дов, а так­же неко­то­рые лаге­ря, кото­рые Постум за семь лет постро­ил на вар­вар­ской зем­ле³, раз­граб­лен­ные и сожжен­ные во вре­мя вне­зап­но­го втор­же­ния гер­ман­цев после убий­ства Посту­ма, он при­вел в преж­нее состо­я­ние. Потом он был убит сво­и­ми вои­на­ми за то, что он тре­бо­вал от них слиш­ком напря­жен­но­го труда⁴. (5) Таким обра­зом, в то вре­мя как Гал­ли­ен губил государ­ство, в Гал­лии заступ­ни­ка­ми рим­ско­го досто­я­ния явля­лись сна­ча­ла Постум, затем Лол­ли­ан, потом Вик­то­рин, нако­нец — Тет­рик (о Марии мы ниче­го не гово­рим). (6) Я верю, что все они были даны свы­ше для того, чтобы, в то вре­мя как эта язва уто­па­ла в неслы­хан­ной рос­ко­ши, гер­ман­цы не полу­чи­ли воз­мож­но­сти завла­деть рим­ской зем­лей. (7) Если бы тогда гер­ман­цы воз­вы­си­лись так, как готы или пер­сы, то эти пле­ме­на, всту­пив меж­ду собой в согла­ше­ние, поло­жи­ли бы конец этой почтен­ной импе­рии, нося­щей имя Рим­ской. (8) Жизнь Лол­ли­а­на во мно­гих отно­ше­ни­ях так же тем­на, как и жизнь само­го Посту­ма, но лишь част­ная их жизнь: они про­жи­ли, про­сла­вив­шись доб­ле­стью, а не весом сво­его знат­но­го про­ис­хож­де­ния.

Вик­то­рин

VI. (1) Когда Постум стар­ший увидел, что на него надви­га­ют­ся боль­шие силы Гал­ли­е­на и что ему необ­хо­ди­ма помощь не толь­ко со сто­ро­ны вои­нов, но и со сто­ро­ны дру­го­го госуда­ря, он при­звал к уча­стию в импе­ра­тор­ской вла­сти Вик­то­ри­на¹, чело­ве­ка по-воен­но­му дея­тель­но­го², и вме­сте с ним³ борол­ся про­тив Гал­ли­е­на. (2) Бла­го­да­ря при­вле­че­нию ими огром­но­го коли­че­ства вспо­мо­га­тель­ных отрядов из гер­ман­цев вой­на затя­ну­лась, но они все же были побеж­де­ны. (3) Тогда был убит и Лол­ли­ан, и у вла­сти остал­ся один Вик­то­рин. Так как он зани­мал­ся тем, что раз­ру­шал бра­ки вои­нов и коман­ди­ров, то и его само­го зако­лол⁴ повед­ший про­тив него интри­гу в Агрип­пине интен­дант, жену кото­ро­го он обес­че­стил. Сын его Вик­то­рин был про­воз­гла­шен Цеза­рем сво­ей мате­рью Вит­ру­ви­ей или Вик­то­ри­ей, кото­рая была назва­на мате­рью лаге­рей; но и сам этот малень­кий маль­чик был умерщ­влен сра­зу же после того, как был убит в Агрип­пине его отец. (4) Мно­гие подроб­но гово­рят о том, что он был очень храб­рым чело­ве­ком и, если отвлечь­ся от его раз­вра­щен­но­сти, пре­вос­ход­ным импе­ра­то­ром. (5) Но мне кажет­ся, что вполне доста­точ­но при­ве­сти отры­вок из одной кни­ги Юлия Ате­ри­а­на⁵, где он так гово­рит о Вик­то­рине: (6) «Я думаю, что нико­го нель­зя поста­вить выше Вик­то­ри­на, кото­рый пра­вил Гал­ли­ей после Юлия Посту­ма, — ни Тра­я­на в смыс­ле доб­ле­сти, ни Анто­ни­на в смыс­ле мило­сер­дия, ни Нерву в смыс­ле почтен­но­сти, ни Вес­па­си­а­на в смыс­ле управ­ле­ния государ­ст­вен­ным каз­на­чей­ст­вом, ни Пер­ти­на­к­са или Севе­ра в смыс­ле стро­го­сти всей жиз­ни и воен­ной выдерж­ки. (7) Но все это было погуб­ле­но его раз­вра­том и стра­стью к наслаж­де­ни­ям с жен­щи­на­ми, так что никто не осме­ли­ва­ет­ся опи­сы­вать доб­ле­сти того, кто, по обще­му суж­де­нию, заслу­жил свою кару». (8) Итак, раз писа­те­ли выска­за­ли такое суж­де­ние о Вик­то­рине, то мне кажет­ся, что я доста­точ­но ска­зал о его нра­вах.

Вик­то­рин Млад­ший¹

VII. (1) О нем в лите­ра­ту­ре сооб­ща­ет­ся толь­ко то, что он был вну­ком Вик­то­рии и сыном Вик­то­ри­на и что мать или баб­ка объ­яви­ла его Цеза­рем в тот самый час, когда был убит Вик­то­рин, но вои­ны в гне­ве немед­лен­но уби­ли его. (2) Близ Агрип­пи­ны нахо­дят­ся про­стые моги­лы, на кото­рых лежит корот­кая мра­мор­ная пли­та, на них сде­ла­на над­пись: «Здесь поко­ят­ся двое Вик­то­ри­нов — тира­нов»².

Марий

VIII. (1) После умерщ­вле­ния Вик­то­ри­на, Лол­ли­а­на и Посту­ма импе­ра­то­ром в тече­ние трех дней¹ был Марий, кото­рый, как гово­рят, рань­ше был куз­не­цом². (2) Не знаю, что еще тре­бу­ет­ся узнать о нем, кро­ме того, что он про­сла­вил­ся бла­го­да­ря это­му очень крат­ковре­мен­но­му пре­бы­ва­нию у вла­сти. Ведь тот, кто в тече­ние шести часов в середине дня зани­мал долж­ность смен­но­го кон­су­ла, был отме­чен такой шут­кой Мар­ка Тул­лия: «У нас был кон­сул столь стро­гий и тре­бо­ва­тель­ный, что в его кон­суль­ство никто не зав­тра­кал, никто не обедал, никто не спал»³. И отно­си­тель­но Мария мож­но, по-види­мо­му, ска­зать: в пер­вый день он стал импе­ра­то­ром, в сле­дую­щий день пра­вил, а на тре­тий был убит. (3) Был он чело­ве­ком дея­тель­ным и под­нял­ся по всем сту­пе­ням воен­ной служ­бы до зва­ния импе­ра­то­ра; мно­гие назы­ва­ют его Маму­ри­ем, неко­то­рые — Вету­ри­ем⁴, имен­но как масте­ра по ков­ке желе­за. (4) Но слиш­ком мно­го о нем. Доста­точ­но доба­вить, что ничьи руки не были силь­нее, когда нуж­но было уда­рять или тол­кать; каза­лось, что на паль­цах у него были не вены, а какие-то тети­вы. (5) Одним ука­за­тель­ным паль­цем он, гово­рят, оттал­ки­вал катив­ши­е­ся на него возы и самых силь­ных людей уда­рял одним паль­цем так, что они чув­ст­во­ва­ли боль слов­но от уда­ра пал­ки или тупо­го желе­за. Дву­мя паль­ца­ми он мно­гое мог рас­те­реть в поро­шок⁵. (6) Он был убит каким-то вои­ном, кото­рый когда-то был в его куз­ни­це и к кото­ро­му Марий выка­зал пре­не­бре­же­ние либо тогда, когда был воен­ным началь­ни­ком, либо когда при­нял импе­ра­тор­скую власть. (7) Гово­рят, что убий­ца доба­вил: «Это тот меч, кото­рый ты сам сде­лал». Гово­рят, что пер­вая речь Мария на сход­ке была такая: (8) «Знаю, сорат­ни­ки, что меня могут попрек­нуть моим преж­ним ремеслом, свиде­те­ля­ми кото­ро­го вы все явля­е­тесь. (9) Но пусть кто угод­но гово­рит, что хочет. Хотел бы я все­гда зани­мать­ся желе­зом, а не поги­бать от вина, цве­тов, бабе­нок, трак­ти­ров, как это дела­ет Гал­ли­ен, недо­стой­ный сво­его отца и сво­его знат­но­го рода. (10) Пусть меня попре­ка­ют моим ремеслом куз­не­ца, лишь бы толь­ко ино­зем­ные пле­ме­на бла­го­да­ря сво­им пора­же­ни­ям узна­ли, что я имел дело с желе­зом. (11) Я буду ста­рать­ся о том, чтобы вся Ала­ман­ния и вся Гер­ма­ния с про­чи­ми при­ле­гаю­щи­ми к ним пле­ме­на­ми счи­та­ли рим­ский народ желез­ным пле­ме­нем, чтобы с нашей сто­ро­ны имен­но желе­зо вну­ша­ло им страх. (12) И вы так­же, про­шу вас, поду­май­те о том, что вы сде­ла­ли госуда­рем того, кто нико­гда ни с чем дру­гим, кро­ме желе­за, не умел обра­щать­ся. (13) Это я гово­рю пото­му, что эта уто­паю­щая в рос­ко­ши язва может поста­вить мне в вину толь­ко то, что я был ору­жей­ным масте­ром».

Инге­нуй

IX. (1) В кон­суль­ство Тус­ка и Бас­са¹, когда Гал­ли­ен про­во­дил вре­мя за вином и в трак­ти­рах и, окру­жив себя свод­ни­ка­ми, мима­ми и блуд­ни­ца­ми, губил в нескон­чае­мых изли­ше­ствах хоро­шие задат­ки, дан­ные ему от при­ро­ды, Инге­нуй, управ­ляв­ший тогда Пан­но­ни­я­ми, был про­воз­гла­шен импе­ра­то­ром мезий­ски­ми леги­о­на­ми с согла­сия про­чих пан­нон­ских леги­о­нов². Каза­лось, ничем дру­гим вои­ны не помог­ли государ­ству боль­ше, неже­ли тем, что в то вре­мя как надви­га­лись сар­ма­ты, был избран импе­ра­то­ром тот, кто бла­го­да­ря сво­ей доб­ле­сти мог попра­вить тяже­лые обсто­я­тель­ства. (2) С его сто­ро­ны при­чи­ной при­ня­тия им тогда вла­сти было опа­се­ние, что он станет подо­зри­тель­ным в гла­зах импе­ра­то­ров, так как он был чело­век очень храб­рый, нуж­ный для государ­ства и, что все­гда при­чи­ня­ет тре­во­гу вла­сти­те­лям, любез­ный вои­нам. (3) Но насколь­ко Гал­ли­ен был про­па­щим него­дя­ем, настоль­ко же, доведен­ный до край­но­сти, он ста­но­вил­ся стре­ми­тель­ным, храб­рым, энер­гич­ным, жесто­ким. Сло­вом, в после­до­вав­шем столк­но­ве­нии он победил Инге­нуя³ и, убив его, стал ужас­ней­шим обра­зом сви­реп­ст­во­вать про­тив всех мезий­цев — как вои­нов, так и граж­дан. Он не оста­вил нико­го, кто не испы­тал бы на себе его жесто­ко­сти, и был так суров и дик, что во мно­гих горо­дах не оста­вил в живых ни одно­го муж­чи­ны. (4) Гово­рят, что этот Инге­нуй после взя­тия горо­да уто­пил­ся и так окон­чил свою жизнь, чтобы не попасть в руки жесто­ко­го тира­на. (5) Име­ет­ся пись­мо Гал­ли­е­на, напи­сан­ное им Целе­ру Вери­а­ну; оно пока­зы­ва­ет, сколь чудо­вищ­на была его жесто­кость. Я поме­щаю его здесь для того, чтобы все поня­ли, что чело­век, уто­паю­щий в рос­ко­ши, может быть чрез­вы­чай­но жесто­ким, если это­го тре­бу­ет необ­хо­ди­мость: «Гал­ли­ен Вери­а­ну. (6) Ты не удо­вле­тво­ришь меня, если пре­дашь смер­ти толь­ко воору­жен­ных, кото­рых мог бы погу­бить на войне любой слу­чай. (7) Сле­ду­ет истре­бить весь муж­ской пол; с моей сто­ро­ны не будет упре­ка, если будут уби­ты и ста­ри­ки, и малые дети. (8) Дол­жен быть убит вся­кий недоб­ро­же­ла­тель, вся­кий, кто зло­сло­вил про­тив меня, про­тив сына Вале­ри­а­на, про­тив отца и бра­та столь­ких госуда­рей. (9) Инге­нуй стал импе­ра­то­ром! Тер­зай, уби­вай, руби, пой­ми мое настро­е­ние, про­ни­кай­ся моим гне­вом; все это я напи­сал сво­ей соб­ст­вен­ной рукой».

Реги­ли­ан

X. (1) Так было суж­де­но наше­му государ­ству, чтобы во вре­ме­на Гал­ли­е­на вся­кий, кто толь­ко мог, выска­ки­вал в импе­ра­то­ры. И Реги­ли­ан¹, кото­рый был воен­ным началь­ни­ком в Илли­ри­ке, стал импе­ра­то­ром по почи­ну мезий­цев, кото­рые до того были побеж­де­ны вме­сте с Инге­ну­ем и про­тив чьих роди­чей так тяж­ко сви­реп­ст­во­вал Гал­ли­ен. (2) Он, одна­ко же, пред­при­нял мно­го реши­тель­ных дей­ст­вий про­тив сар­ма­тов, но был убит по под­стре­ка­тель­ству рок­со­ла­нов, с согла­сия вои­нов, под вли­я­ни­ем стра­ха, охва­тив­ше­го про­вин­ци­а­лов, как бы Гал­ли­ен не при­ме­нил сно­ва еще более жесто­ких мер². (3) Может быть, пока­жет­ся уди­ви­тель­ным, если объ­яс­нить, с чего нача­лась его импе­ра­тор­ская власть. Он зара­ботал цар­ство бла­го­да­ря заме­ча­тель­ной шут­ке. (4) Как-то, когда вои­ны обеда­ли вме­сте с ним, нашел­ся один заме­сти­тель три­бу­на, кото­рый ска­зал: «Откуда, по-ваше­му, про­ис­хо­дит имя Реги­ли­а­на?», а дру­гой тут же: «По-наше­му, от сло­ва “цар­ство” (reg­num)». (5) Тогда при­сут­ст­во­вав­ший при этом школь­ный учи­тель стал, слов­но по грам­ма­ти­ке, скло­нять: «Царь, царя, царю, Реги­ли­ан». (6) Вои­ны — а люди это­го рода склон­ны быст­ро осу­ществлять то, о чем они дума­ют: «Зна­чит, он может быть царем?». Так­же дру­гой: «Зна­чит, он может управ­лять нами?». Так­же тре­тий: «Бог воз­ло­жил на тебя цар­ское имя». (7) Но к чему мно­го слов? Когда после этих речей он утром сле­дую­ще­го дня вышел, вои­ны пер­вых рядов при­вет­ст­во­ва­ли его как импе­ра­то­ра. Таким обра­зом, что ино­му доста­ви­ла храб­рость или рас­суди­тель­ность, то ему доста­ви­ла хит­рая шут­ка. (8) Нель­зя отри­цать того, что это был чело­век испы­тан­ный в воен­ном деле и уже рань­ше воз­буж­дав­ший у Гал­ли­е­на подо­зре­ние, так как он казал­ся достой­ным импе­ра­тор­ско­го поло­же­ния; был он родом из Дакии и, как гово­рят, род­ст­вен­ни­ком само­го Деци­ба­ла³. (9) Име­ет­ся пись­мо боже­ст­вен­но­го Клав­дия, тогда еще част­но­го чело­ве­ка, в кото­ром он бла­го­да­рит Реги­ли­а­на, быв­ше­го воен­ным началь­ни­ком Илли­ри­ка⁴, за воз­вра­ще­ние Илли­ри­ка, в то вре­мя как все поги­ба­ло от без­де­я­тель­но­сти Гал­ли­е­на. Это пись­мо, най­ден­ное сре­ди под­лин­ни­ков, я решил поме­стить здесь, так как оно было офи­ци­аль­ным. (10) «Клав­дий Реги­ли­а­ну боль­шой при­вет. Счаст­ли­во государ­ство, кото­рое удо­сто­и­лось иметь в сво­их воен­ных лаге­рях тако­го мужа, счаст­лив Гал­ли­ен, хотя ему никто не сооб­ща­ет ниче­го вер­но­го ни о хоро­шем, ни о пло­хом. (11) Бонит и Цельз из сви­ты наше­го госуда­ря рас­ска­за­ли мне, каким ты был в бит­ве при Ску­пах, сколь­ко битв и с какой быст­ро­той ты закон­чил в один день. Ты ока­зал­ся бы достой­ным три­ум­фа, если бы были преж­ние вре­ме­на. (12) Но к чему мно­го слов? Пом­ня о неко­ем чело­ве­ке, я хотел бы, чтобы ты побеж­дал осто­рож­нее. Пожа­луй­ста, при­шли мне сар­мат­ские мечи и два воен­ных пла­ща, толь­ко с застеж­ка­ми⁵, а я послал тебе наши». (13) Из это­го пись­ма вид­но, что думал о Реги­ли­ане Клав­дий, а его суж­де­ние было, несо­мнен­но, в его вре­мя самым важ­ным. (14) Реги­ли­ан был выдви­нут не Гал­ли­е­ном, а его отцом Вале­ри­а­ном, подоб­но Клав­дию, Мак­ри­а­ну, Инге­ную, Посту­му и Аврео­лу, кото­рые были уби­ты, имея зва­ние импе­ра­то­ров, хотя и заслу­жи­ва­ли импе­ра­тор­ской вла­сти. (15) Вале­ри­ан как государь вызы­ва­ет удив­ле­ние тем, что все, кого толь­ко он ни назна­чал пол­ко­во­д­ца­ми, впо­след­ст­вии достиг­ли импе­ра­тор­ской вла­сти бла­го­да­ря при­зна­нию их со сто­ро­ны вои­нов, так что ясно, что при выбо­ре пол­ко­вод­цев для государ­ства ста­рый импе­ра­тор был таким, како­го тре­бо­ва­ло сча­стье рим­ско­го наро­да, если бы оно мог­ло, по воле судь­бы, про­дол­жать­ся под вла­стью хоро­ше­го госуда­ря. (16) О, если бы либо те, кто захва­тил импе­ра­тор­скую власть, мог­ли оста­вать­ся вла­сти­те­ля­ми, либо сын Вале­ри­а­на не был так дол­го импе­ра­то­ром, — в том и дру­гом слу­чае наше государ­ство мог­ло бы удер­жать­ся в преж­нем поло­же­нии. (17) Но судь­ба реши­ла дать слиш­ком мно­го воли сво­им при­хотям: она устра­ни­ла вме­сте с Вале­ри­а­ном хоро­ших госуда­рей и сохра­ни­ла для государ­ства Гал­ли­е­на доль­ше, чем это было нуж­но.

Авре­ол¹

XI. (1) Он так­же был началь­ни­ком илли­рий­ских войск и вынуж­ден был, как все в то вре­мя, вслед­ст­вие того, что Гал­ли­ен вну­шал к себе пре­зре­ние, взять на себя, под дав­ле­ни­ем со сто­ро­ны вои­нов, импе­ра­тор­скую власть. (2) Когда Мак­ри­ан² с сыном сво­им Мак­ри­ном⁽²⁾ дви­нул­ся про­тив Гал­ли­е­на с очень боль­ши­ми сила­ми, Авре­ол захва­тил его вой­ско, а неко­то­рых под­ку­пил и сде­лал сво­и­ми пре­дан­ны­ми сто­рон­ни­ка­ми. (3) Бла­го­да­ря это­му он стал силь­ным импе­ра­то­ром, и Гал­ли­ен после неудач­ных попы­ток победить это­го храб­ро­го мужа, заклю­чил с Аврео­лом мир³, наме­ре­ва­ясь бить­ся про­тив Посту­ма. О боль­шей части этих собы­тий уже рас­ска­за­но и будет рас­ска­за­но даль­ше. (4) После гибе­ли Гал­ли­е­на Клав­дий убил это­го само­го Авре­о­ла во вре­мя столк­но­ве­ния с ним у того само­го моста, кото­рый теперь назы­ва­ет­ся мостом Авре­о­ла, и устро­ил ему как тира­ну очень про­стую моги­лу. (5) До сих пор сохра­ни­лась гре­че­ская над­пись, име­ю­щая такой вид:

(6) Эти сти­хи, пере­веден­ные каким-то грам­ма­ти­ком, я вста­вил сюда ради соблюде­ния досто­вер­но­сти, не пото­му, чтобы их нель­зя было пере­ве­сти луч­ше, но чтобы соблю­сти исто­ри­че­скую точ­ность, при­дер­жи­вать­ся кото­рой я счи­таю дол­гом и при­том мень­ше все­го забо­чусь о том, что отно­сит­ся к крас­но­ре­чию. (7) Ведь я поста­вил себе целью сооб­щить вам о делах, а не о сло­вах, тем более — при таком оби­лии собы­тий, сколь­ко их собра­лось в жиз­не­опи­са­ни­ях трид­ца­ти тира­нов.

Мак­ри­ан

XII. (1) После того как был взят в плен Вале­ри­ан, быв­ший дол­гое вре­мя слав­ней­шим пер­вен­ст­ву­ю­щим граж­да­ни­ном государ­ства, затем храб­рей­шим импе­ра­то­ром, а в кон­це — самым несчаст­ным из всех как пото­му, что на ста­ро­сти лет томил­ся у пер­сов, так и пото­му, что оста­вил после себя недо­стой­ных потом­ков¹; когда Бал­ли­ста, пре­фект Вале­ри­а­на, и Мак­ри­ан², пер­вый из пол­ко­вод­цев, поня­ли, что Гал­ли­е­ном сле­ду­ет пре­не­бречь, при­чем и вои­ны так­же ста­ли искать госуда­ря, они сошлись в одном месте, спра­ши­вая, что сле­ду­ет пред­при­нять. (2) И тогда было реше­но: ввиду того что от Гал­ли­е­на ника­кой поль­зы нет³, а Авре­ол узур­пи­ро­вал власть, кто-нибудь дол­жен стать госуда­рем, и при­том чело­век очень хоро­ший, чтобы не появил­ся какой-нибудь тиран. (3) Речь Бал­ли­сты (как сооб­ща­ет Мео­ний Асти­а­накт, кото­рый участ­во­вал в сове­ща­нии) была такая: (4) «Мой воз­раст, род заня­тий⁴ и соб­ст­вен­ная воля дела­ют меня дале­ким от замыс­лов стать импе­ра­то­ром, и я не могу отри­цать того, что сам ищу хоро­ше­го госуда­ря. (5) Но кто, в кон­це кон­цов, может занять место Вале­ри­а­на, как не такой чело­век, как ты — храб­рый, твер­дый, непод­куп­ный, испы­тан­ный в государ­ст­вен­ных делах и, что име­ет осо­бен­ное зна­че­ние для импе­ра­то­ра, бога­тый? (6) Зай­ми же сме­ло место, при­над­ле­жа­щее тебе в силу тво­их заслуг. Меня ты будешь дер­жать при себе в каче­стве пре­фек­та до тех пор, пока захо­чешь. Ты толь­ко веди государ­ст­вен­ные дела так, чтобы рим­ский мир радо­вал­ся тому, что ты стал госуда­рем». (7) На это Мак­ри­ан отве­тил: «При­зна­юсь, Бал­ли­ста, разум­но­му чело­ве­ку импе­ра­тор­ская власть дает­ся не зря. Ведь и я хочу прий­ти на помощь государ­ству и отстра­нить эту язву от кор­ми­ла прав­ле­ния, но не таков мой воз­раст: ста­рик я и не могу уже как сле­ду­ет ездить вер­хом, мне при­хо­дит­ся чаще мыть­ся, есть более изыс­кан­ную пищу, богат­ство дав­но отучи­ло меня от воен­но­го обра­за жиз­ни. (8) Нуж­но поис­кать каких-нибудь моло­дых людей, и не одно­го, а дво­их или тро­их очень храб­рых, чтобы они, дей­ст­вуя в раз­ных кон­цах насе­лен­но­го людь­ми мира, вос­ста­но­ви­ли государ­ство, кото­рое погу­бил Вале­ри­ан по воле судь­бы, Гал­ли­ен — сво­им обра­зом жиз­ни». (9) После это­го Бал­ли­ста понял, что гово­рит он так с той целью, чтобы ста­ло ясно, что он дума­ет о сво­их сыно­вьях. Поэто­му он обра­тил­ся к нему с таки­ми сло­ва­ми: (10) «Государ­ство мы пере­да­ем тво­ей муд­ро­сти. Ты же дай сво­их сыно­вей Мак­ри­а­на и Кви­е­та, храб­рых моло­дых людей, кото­рых уже дав­но Вале­ри­ан назна­чил три­бу­на­ми, так как, пока импе­ра­то­ром явля­ет­ся Гал­ли­ен, они не могут быть в без­опас­но­сти, пото­му что они хоро­ши». (11) Тогда Мак­ри­ан, заклю­чив, что его сло­ва поня­ты, ска­зал: «Сда­юсь без сопро­тив­ле­ния; из сво­их средств я запла­чу вои­нам двой­ное жало­ва­ние. Но ты возь­ми на себя заботы пре­фек­та и в нуж­ных местах заготовь про­до­воль­ст­вие. Я же поста­ра­юсь сде­лать так, чтобы Гал­ли­ен, эта самая гряз­ная из всех жен­щин, понял, како­вы пол­ко­вод­цы его отца». (12) Таким обра­зом, в согла­сии с жела­ни­ем всех вои­нов, он вме­сте со сво­и­ми дву­мя сыно­вья­ми, Мак­ри­а­ном и Кви­е­том, был объ­яв­лен импе­ра­то­ром⁵ и немед­лен­но начал свой поход про­тив Гал­ли­е­на, пре­до­ста­вив Восток само­му себе⁶. (13) Ведя с собой сорок пять тысяч вои­нов⁷, он столк­нул­ся в Илли­ри­ке или на окра­и­нах Фра­кии с Аврео­лом, был побеж­ден⁸ и умерщ­влен вме­сте с сыном. (14) Трид­цать тысяч вои­нов отда­лись под власть Авре­о­ла. Его победил Доми­ци­ан, самый храб­рый и самый энер­гич­ный из пол­ко­вод­цев Авре­о­ла, вед­ший свое про­ис­хож­де­ние от Доми­ци­а­на и Доми­тил­лы⁹. (15) Мне кажет­ся недо­пу­сти­мым обой­ти мол­ча­ни­ем мне­ние Вале­ри­а­на о Мак­ри­ане, выска­зан­ное им в сво­ем обра­ще­нии к сена­ту, послан­ном из пре­де­лов Пер­сии. Из обра­ще­ния боже­ст­вен­но­го Вале­ри­а­на (сре­ди про­че­го): (16) «Я, отцы сена­то­ры, ведя вой­ну с пер­са­ми, дове­рил все государ­ство, имен­но по воен­ной части, Мак­ри­а­ну. Он верен вам, он пре­дан мне, вои­ны его и любят и боят­ся, а он, вся­кий раз, как того тре­бу­ет дело, обра­ща­ет­ся к вой­скам. (17) Все это, отцы сена­то­ры, не явля­ет­ся для нас ни новым, ни неожи­дан­ным: доб­ле­сти его полу­чи­ли при­зна­ние, когда он был маль­чи­ком — в Ита­лии, когда был юно­шей — в Гал­лии, моло­дым чело­ве­ком — во Фра­кии^[2], уже пожи­лым — в Афри­ке, нако­нец, на поро­ге ста­ро­сти — в Илли­ри­ке и Дал­ма­ции, когда он, пока­зы­вая при­мер, храб­ро дей­ст­во­вал в раз­ных сра­же­ни­ях. (18) К это­му при­со­еди­ня­ет­ся еще и то, что у него есть моло­дые сыно­вья, а он досто­ин быть в рим­ской кол­ле­гии¹⁰, досто­ин нашей друж­бы» и про­чее.

Мак­ри­ан Млад­ший¹

XIII. (1) Мно­гое уже пред­вос­хи­ще­но о нем в рас­ска­зе о прав­ле­нии его отца. Он нико­гда не стал бы импе­ра­то­ром, если бы не было ока­за­но дове­рие муд­ро­сти его отца. (2) Отно­си­тель­но его храб­ро­сти² в моло­дом воз­расте рас­ска­зы­ва­ют мно­го уди­ви­тель­но­го. Но какое зна­че­ние — в смыс­ле изме­не­ния судь­бы или исхо­да вой­ны — име­ет храб­рость одно­го чело­ве­ка? (3) Этот энер­гич­ный чело­век вме­сте со сво­им муд­рей­шим отцом, бла­го­да­ря заслу­гам кото­ро­го он начал счи­тать­ся импе­ра­то­ром, был побеж­ден Доми­ци­а­ном и лишил­ся (я ска­зал об этом выше) трид­ца­ти тысяч вои­нов. По мате­ри³ он был знат­но­го про­ис­хож­де­ния, отец же его был толь­ко храб­рым чело­ве­ком, имев­шим воен­ную под­готов­ку, и с необык­но­вен­ным блес­ком про­шел путь от низ­ших воен­ных долж­но­стей до выс­ших команд­ных постов.

Кви­ет¹

XIV. (1) Он был, как мы ска­за­ли, сыном Мак­ри­а­на. По реше­нию Бал­ли­сты, он вме­сте с отцом и бра­том был объ­яв­лен импе­ра­то­ром. Но как толь­ко Оде­нат, уже дав­но вла­дев­ший Восто­ком, узнал о том, что Мак­ри­ан, отец Кви­е­та, и его брат Мак­ри­ан побеж­де­ны Аврео­лом, что их вой­ско отда­лось под власть Авре­о­ла, он, делая вид, буд­то сто­ит на сто­роне Гал­ли­е­на, умерт­вил юно­шу и Бал­ли­сту, кото­рый дол­гое вре­мя был пре­фек­том². (2) Этот юно­ша был в выс­шей сте­пе­ни досто­ин стать рим­ским импе­ра­то­ром, так что он казал­ся под­лин­но сыном Мак­ри­а­на и бра­том Мак­ри­а­на, а эти двое были в состо­я­нии вести государ­ст­вен­ные дела в эти смут­ные вре­ме­на. (3) Не сле­ду­ет, мне кажет­ся, обой­ти мол­ча­ни­ем одну посто­ян­ную отли­чи­тель­ную чер­ту фами­лии Мак­ри­а­нов, кото­рая и до сих пор про­цве­та­ет. (4) Муж­чи­ны все­гда име­ли чекан­ное изо­бра­же­ние Алек­сандра Вели­ко­го Македон­ско­го на перст­нях и на сереб­ре, а жен­щи­ны — на голов­ных сет­ках³, на носи­мых на пра­вой руке брас­ле­тах, на перст­нях и на вся­ко­го рода укра­ше­ни­ях, так что до сих пор еще суще­ст­ву­ют жен­ские туни­ки, лен­ты и дорож­ные пла­щи, на кото­рых мож­но видеть изо­бра­же­ние Алек­сандра, соткан­ное из раз­но­цвет­ных нитей. (5) Мы недав­но виде­ли, как Кор­не­лий Макр из той же фами­лии, давая обед в хра­ме Гер­ку­ле­са, подал пон­ти­фи­ку жерт­вен­ную чашу из элек­тра⁴, в середине кото­рой нахо­дил­ся порт­рет Алек­сандра, а вокруг — вся его исто­рия в малень­ких плос­ких изо­бра­же­ни­ях, а затем велел про­не­сти чашу кру­гом, чтобы пока­зать ее всем почи­та­те­лям это­го вели­ко­го мужа. (6) Все это я поме­стил здесь пото­му, что, как гово­рят, вся­кий, кто носит изо­бра­же­ние Алек­сандра на золо­те или^[3] сереб­ре, полу­ча­ет от него помощь во всех сво­их делах.

Оде­нат

XV. (1) Если бы после пле­не­ния Вале­ри­а­на, когда силы Рим­ско­го государ­ства были исто­ще­ны, Оде­нат¹, князь Паль­мир­ский, не взял в свои руки импе­ра­тор­скую власть, Восток был бы поте­рян. (2) Поэто­му, при­няв преж­де все­го цар­ское зва­ние², он собрал вой­ско и дви­нул­ся про­тив пер­сов вме­сте со сво­ей женой Зено­би­ей, стар­шим сыном по име­ни Геро­дом и млад­ши­ми — Герен­ни­а­ном и Тимо­ла­ем³. (3) Преж­де все­го он воз­вра­тил под свою власть Низи­бис и бо́льшую часть Восто­ка вме­сте со всей Месо­пота­ми­ей, а затем, победив само­го царя, обра­тил его в бег­ство⁴. (4) Нако­нец, пре­сле­дуя Сапо­ра и его детей до само­го Кте­зи­фон­та, захва­тив в плен его налож­ниц, захва­тив боль­шую добы­чу⁵, он вер­нул­ся на Восток в надеж­де одо­леть Мак­ри­а­на, кото­рый, высту­пив про­тив Гал­ли­е­на, начал пра­вить как импе­ра­тор. Мак­ри­ан, одна­ко, уже отпра­вил­ся про­тив Авре­о­ла и про­тив Гал­ли­е­на⁶; когда же он был убит, Оде­нат умерт­вил его сына Кви­е­та, при­чем Бал­ли­ста, как сооб­ща­ют мно­гие, захва­тил власть, боясь, как бы его само­го не уби­ли. (5) Упо­рядо­чив в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни дела на Восто­ке, Оде­нат был умерщ­влен сво­им двою­род­ным бра­том Мео­ни­ем, рав­но как и его сын Герод⁷, кото­рый по воз­вра­ще­нии из Пер­сии был вме­сте с отцом про­воз­гла­шен импе­ра­то­ром. (6) Я верю, что на наше государ­ство раз­гне­ва­лись боги, если они после умерщ­вле­ния Вале­ри­а­на не поже­ла­ли сохра­нить Оде­на­та. (7) Конеч­но, он вме­сте со сво­ей женой Зено­би­ей мог бы вос­ста­но­вить порядок не толь­ко на Восто­ке, где он уже вос­ста­но­вил преж­нее поло­же­ние, но и во всех про­чих частях все­го мира; это был чело­век, про­яв­ляв­ший реши­тель­ность на войне и, как гово­рит боль­шин­ство писа­те­лей, все­гда сла­вив­ший­ся сво­и­ми заме­ча­тель­ны­ми охота­ми: с ран­них лет он гонял­ся за льва­ми, лео­пар­да­ми, мед­ведя­ми и дру­ги­ми лес­ны­ми зве­ря­ми, с увле­че­ни­ем отда­ва­ясь это­му достой­но­му мужей заня­тию, жил все­гда в лесах и на горах, пере­но­ся жару, дожди и все невзго­ды, кото­рые сопря­же­ны с охот­ни­чьи­ми удо­воль­ст­ви­я­ми. (8) Зака­лен­ный бла­го­да­ря все­му это­му, он пере­нес и солн­це и пыль пер­сид­ских похо­дов. Точ­но так же ко все­му это­му была при­выч­на и его жена, кото­рая, по мне­нию мно­гих, была еще храб­рее мужа; это была зна­ме­ни­тей­шая из всех жен­щин Восто­ка, и, как утвер­жда­ет Кор­не­лий Капи­то­лин, кра­си­вей­шая.

Герод

XVI. (1) Герод¹, рож­ден­ный не от Зено­бии, а от пер­вой жены, при­нял власть вме­сте с отцом; это был чело­век, пре­вос­хо­див­ший всех сво­ей изне­жен­но­стью и совер­шен­но уто­пав­ший в восточ­ной и гре­че­ской рос­ко­ши: у него были палат­ки с рельеф­ны­ми укра­ше­ни­я­ми, золо­че­ные шат­ры и вся пер­сид­ская пыш­ность. (2) При­ни­мая во вни­ма­ние его при­род­ные наклон­но­сти, Оде­нат, дви­жи­мый отцов­ской снис­хо­ди­тель­но­стью, отдал ему всех захва­чен­ных цар­ских налож­ниц, все богат­ства и дра­го­цен­ные кам­ни. (3) Зено­бия отно­си­лась к нему, как насто­я­щая маче­ха, что вызы­ва­ло к нему еще боль­шее рас­по­ло­же­ние со сто­ро­ны отца. Боль­ше о Геро­де ска­зать нече­го.

Мео­ний

XVII. (1) Он был двою­род­ным бра­том¹ Оде­на­та и, руко­во­ди­мый не чем иным, как про­кля­той зави­стью, погу­бил пре­вос­ход­но­го импе­ра­то­ра, хотя не мог выста­вить про­тив него ника­ких обви­не­ний, кро­ме рос­кош­ной жиз­ни его сына Геро­да. (2) Гово­рят, что сна­ча­ла он сго­во­рил­ся с Зено­би­ей, кото­рая не мог­ла выно­сить, что имя ее пасын­ка Геро­да сто­я­ло в пере­чне госуда­рей впе­ре­ди имен ее сыно­вей Герен­ни­а­на и Тимо­лая. Но и он был гряз­ней­шим раз­врат­ни­ком. (3) Поэто­му, оши­боч­но про­воз­гла­шен­ный импе­ра­то­ром, он был в ско­ром вре­ме­ни умерщ­влен вои­на­ми, как того и заслу­жи­вал из-за сво­их изли­шеств.

Бал­ли­ста¹

XVIII. (1) Отно­си­тель­но это­го чело­ве­ка у исто­ри­ков име­ет­ся раз­но­гла­сие: был ли он импе­ра­то­ром. Ведь мно­гие гово­рят, что после убий­ства Кви­е­та Оде­на­том Бал­ли­ста полу­чил про­ще­ние и тем не менее объ­явил себя импе­ра­то­ром, так как не мог дове­рить­ся ни Гал­ли­е­ну, ни Аврео­лу, ни Оде­на­ту. (2) Дру­гие утвер­жда­ют, что он был умерщ­влен как част­ный чело­век в при­об­ре­тен­ном им име­нии под Даф­ной². (3) Мно­гие гово­рят, что он при­нял пор­фи­ру, чтобы стать импе­ра­то­ром по рим­ско­му обы­чаю, повел вой­ско и мно­гое обе­щал от себя вои­нам, но был убит теми, кого Авре­ол послал для захва­та Кви­е­та, сына Мак­ри­а­на, кото­ро­го он назы­вал сво­ей добы­чей. (4) Бал­ли­ста был чело­век заме­ча­тель­ный, научив­ший­ся веде­нию государ­ст­вен­ных дел, обна­ру­жи­вав­ший энер­гию в сво­их реше­ни­ях, про­сла­вив­ший­ся сво­и­ми воен­ны­ми пред­при­я­ти­я­ми, необык­но­вен­но уме­лый в делах про­до­воль­ст­вен­но­го снаб­же­ния, в такой сте­пе­ни любез­ный Вале­ри­а­ну, что тот в одном пись­ме так свиде­тель­ст­ву­ет о нем: (5) «Вале­ри­ан Раго­нию Кла­ру, пре­фек­ту Илли­ри­ка и Гал­лий³. Если в тебе, род­ст­вен­ник Клар, зало­же­ны хоро­шие задат­ки, а они, я знаю, есть, то выпол­ни рас­по­ря­же­ния Бал­ли­сты. (6) Сооб­ра­зуй с ними государ­ст­вен­ные поряд­ки. Ведь ты видишь, что он не обре­ме­ня­ет про­вин­ци­а­лов: коней он дер­жит там, где есть корм, зака­зы­ва­ет про­до­воль­ст­вие для вои­нов там, где есть хлеб, не застав­ля­ет ни про­вин­ци­а­ла, ни вла­дель­ца давать хлеб там, где его нет, пасти коней там, где он не может пасти. (7) Ведь луч­ший порядок выда­чи про­до­воль­ст­вия — выда­вать на сво­их местах то, что там родит­ся, чтобы не обре­ме­нять государ­ство пере­воз­ка­ми и рас­хо­да­ми. (8) Гала­тия име­ет в изоби­лии хлеб, бога­та им Фра­кия, полон Илли­рик⁴: пусть же здесь будет раз­ме­ще­на пехота. Впро­чем, во Фра­кии без вся­ко­го вреда для про­вин­ци­а­лов мог­ли бы зимо­вать и всад­ни­ки: ведь там соби­ра­ет­ся с полей мно­го сена. (9) Так­же вино, сало и про­чие виды про­до­воль­ст­вия долж­ны давать­ся в тех местах, где они име­ют­ся в доста­точ­ном изоби­лии. (10) Это все сове­ты Бал­ли­сты, кото­рый потре­бо­вал, чтобы из вся­кой про­вин­ции достав­лял­ся один толь­ко вид про­до­воль­ст­вия — на том осно­ва­нии, что он име­ет­ся там в изоби­лии, — и чтобы вои­ны были отстра­не­ны от его соби­ра­ния. Об этом было опуб­ли­ко­ва­но поста­нов­ле­ние». (11) Есть и дру­гое пись­мо, в кото­ром он бла­го­да­рит Бал­ли­сту; в нем Вале­ри­ан ука­зы­ва­ет, что он полу­чил от Бал­ли­сты настав­ле­ния отно­си­тель­но управ­ле­ния государ­ст­вом, и раду­ет­ся тому, что бла­го­да­ря его сове­ту нет ни одно­го сверх­ком­плект­но­го, то есть, сво­бод­но­го от обя­зан­но­стей, три­бу­на, ни одно­го чело­ве­ка в его сви­те, кото­рый в дей­ст­ви­тель­но­сти ниче­го не дела­ет, ни одно­го вои­на, кото­рый в дей­ст­ви­тель­но­сти не сра­жа­ет­ся⁵. (12) И этот муж, гово­рят, был убит, лежа в сво­ей палат­ке, каким-то рядо­вым вои­ном в уго­ду Гал­ли­е­ну и Оде­на­ту. (13) Сам я собрал о нем недо­ста­точ­но досто­вер­ных сведе­ний, пото­му что писа­те­ли тех вре­мен рас­ска­за­ли мно­го о нем, как о пре­фек­те, но мало — как об импе­ра­то­ре.

Валент

XIX. (1) Этот воен­ный чело­век, кото­ро­му, одна­ко, и граж­дан­ские его доб­ле­сти созда­ли вели­кую сла­ву, с честью испол­нял тогда обя­зан­но­сти про­кон­су­ла Ахайи, куда назна­чил его Гал­ли­ен. (2) Мак­ри­ан, силь­но опа­сав­ший­ся его как пото­му, что он знал о его сла­ве на всех жиз­нен­ных попри­щах, так и пото­му, что был уве­рен в его враж­деб­ном отно­ше­нии к себе, питая зависть к его доб­ле­стям, послал Пизо­на, чело­ве­ка из очень знат­ной в то вре­мя семьи, в кото­рой было мно­го кон­су­лов, с при­ка­зом убить Вален­та¹. (3) Валент, тща­тель­ней­шим обра­зом обе­ре­гав­ший себя и забо­тив­ший­ся о себе, при­нял зва­ние импе­ра­то­ра², рас­судив, что толь­ко этим он может помочь себе, но вско­ре был убит вои­на­ми.

Валент Преж­ний

XX. (1) Мне кста­ти при­хо­дит на ум, что, гово­ря об этом Вален­те, сле­ду­ет ска­зать что-нибудь и о том Вален­те, кото­рый был умерщ­влен во вре­ме­на преж­них госуда­рей¹. (2) Ведь о нем пере­да­ют, что он при­хо­дил­ся двою­род­ным дедом со сто­ро­ны мате­ри тому Вален­ту, кото­рый был объ­яв­лен импе­ра­то­ром при Гал­ли­ене; дру­гие же гово­рят, что он при­хо­дил­ся ему толь­ко дядей по мате­ри². (3) Но судь­ба того и дру­го­го была оди­на­ко­ва: ведь и он был убит через несколь­ко дней после того, как был объ­яв­лен в Илли­ри­ке импе­ра­то­ром.

Пизон

XXI. (1) Он был послан Мак­ри­а­ном, чтобы убить Вален­та. Узнав, что Валент, видя, что ему пред­сто­ит, объ­явил себя импе­ра­то­ром, Пизон¹ уда­лил­ся в Фес­са­лию и там, имея немно­го­чис­лен­ных сто­рон­ни­ков, при­нял импе­ра­тор­скую власть и полу­чил про­зва­ние Фес­са­лий­ско­го², но был умерщ­влен. Это был чело­век без­упреч­ней­ший и в те вре­ме­на, в кото­рые он жил, заслу­жил про­зва­ние чест­но­го; гово­рят, он вел свое про­ис­хож­де­ние от фами­лии Пизо­нов, с кото­рой пород­нил­ся, чтобы быть бли­же к зна­ти, Цице­рон³. (2) Он был очень любе­зен всем госуда­рям. Даже сам Валент, кото­рый, как пере­да­ют, подо­слал к нему убийц, ска­зал, как гово­рят, что перед судом под­зем­ных богов у него нет оправ­да­ния в том, что он велел убить Пизо­на, хотя и сво­его вра­га, но чело­ве­ка, рав­но­го кото­ро­му не име­ло Рим­ское государ­ство. (3) Я с удо­воль­ст­ви­ем поме­щаю здесь сенат­ское поста­нов­ле­ние о Пизоне для того, чтобы дать пред­став­ле­ние о его вели­чии. За шесть дней до июль­ских календ⁴, когда при­шло изве­стие о том, что Пизон умерщ­влен Вален­том и что сам Валент убит сво­и­ми, кон­су­ляр Арел­лий Фуск, имев­ший пра­во пер­вым выска­зы­вать свое мне­ние⁵, заняв­ший место Вале­ри­а­на, ска­зал: «Кон­сул, соби­рай мне­ния»⁶. (4) Когда спро­си­ли его мне­ние, он заявил: «Я пред­ла­гаю, отцы сена­то­ры, назна­чить Пизо­ну боже­ские поче­сти и уве­рен, что наши госуда­ри, Гал­ли­ен, Вале­ри­ан и Сало­нин одоб­рят это; ведь не было луч­ше­го и более стой­ко­го чело­ве­ка, чем он». (5) После это­го про­чие, когда спро­си­ли их мне­ние, пред­ло­жи­ли назна­чить Пизо­ну ста­тую сре­ди три­ум­фа­то­ров и колес­ни­цу с чет­вер­кой коней. (6) Ста­тую его мож­но видеть и сей­час, а назна­чен­ная ему колес­ни­ца чет­вер­кой — под тем пред­ло­гом, что ее нуж­но пере­не­сти — постав­ле­на в дру­гом месте и до сих пор не воз­вра­ще­на. (7) Она ведь нахо­ди­лась в тех местах, где выстро­е­ны Дио­кле­ти­а­но­вы тер­мы⁷, нося­щие имя столь же веч­ное, сколь и свя­щен­ное.

Эми­ли­ан

XXII. (1) Еги­пет­ско­му наро­ду свой­ст­вен­но, подоб­но одер­жи­мым и безум­ным, дохо­дить по каким-нибудь ничтож­ным пово­дам до поступ­ков, вле­ку­щих за собой крайне опас­ные послед­ст­вия для государ­ства¹. (2) Часто из-за при­вет­ст­вия, остав­ше­го­ся без отве­та, из-за неуступ­лен­но­го в бане места, из-за нало­же­ния запре­та на мясо и ово­щи, из-за раб­ской обу­ви и тому подоб­но­го они дохо­ди­ли до поступ­ков, крайне опас­ных для государ­ства, под­ни­мая мяте­жи, так что про­тив них при­хо­ди­лось направ­лять воору­жен­ные силы. (3) Итак, с обыч­ной для них яро­стью, одна­жды, когда раб како­го-то попе­чи­те­ля, кото­рый управ­лял тогда Алек­сан­дри­ей, был убит воен­ным за то, что гово­рил, буд­то его баш­ма­ки луч­ше, чем баш­ма­ки вои­на, собра­лась тол­па, подо­шла к дому воен­но­го началь­ни­ка Эми­ли­а­на² и ярост­но напа­ла на него со вся­ко­го рода оруди­я­ми, каки­ми дей­ст­ву­ют во вре­мя мяте­жей: в него бро­са­ли кам­ня­ми, в него мети­ли желез­ным ору­жи­ем, тут были вся­кие сред­ства напа­де­ния, каки­ми поль­зу­ют­ся мятеж­ни­ки. (4) Все это заста­ви­ло Эми­ли­а­на взять на себя импе­ра­тор­скую власть³, так как он пони­мал, что ему так или ина­че при­дет­ся поги­бать. (5) Его сто­ро­ну при­ня­ло еги­пет­ское вой­ско, глав­ным обра­зом из нена­ви­сти к Гал­ли­е­ну. (6) Твер­до­сти, нуж­ной для управ­ле­ния государ­ст­вом, у него было доста­точ­но: он про­шел Фива­иду и весь Еги­пет и, насколь­ко мог, оттес­нил вар­вар­ские пле­ме­на, опи­ра­ясь на свой осно­ван­ный на храб­ро­сти авто­ри­тет. (7) Нако­нец, бла­го­да­ря сво­им доб­ле­стям, он заслу­жил про­зва­ние Алек­сандра или Алек­сан­дрий­ско­го (это так­же счи­та­ет­ся неяс­ным). (8) Когда он гото­вил­ся к похо­ду про­тив индий­цев⁴ и был при­слан пол­ко­во­дец Тео­дот⁵, Эми­ли­ан по при­ка­за­нию Гал­ли­е­на понес нака­за­ние; рас­ска­зы­ва­ют, что его уда­ви­ли в тюрь­ме, как обыч­но дела­ли в древ­но­сти с плен­ни­ка­ми. (9) Когда речь идет о Егип­те, не сле­ду­ет, дума­ет­ся, умол­чать о том, что под­ска­зы­ва­ет мне древ­няя исто­рия, а так­же и посту­пок Гал­ли­е­на. (10) Когда он поже­лал облечь Тео­до­та про­кон­суль­ской вла­стью⁶, это­му вос­про­ти­ви­лись жре­цы: они ска­за­ли, что кон­суль­ские связ­ки не долж­ны всту­пать в Алек­сан­дрию⁷. (11) Мы хоро­шо зна­ем, что об этом упо­ми­на­ет и Цице­рон, когда он гово­рит про­тив Габи­ния⁸. Нако­нец, и сей­час еще пом­нят об этом не раз упо­ми­нав­шем­ся обсто­я­тель­стве. (12) Поэто­му ваше­му род­ст­вен­ни­ку Герен­нию Цель­зу, когда он жела­ет полу­чить кон­суль­ство, сле­ду­ет иметь в виду то, что он хочет непоз­во­ли­тель­но­го. (13) Ведь, как пере­да­ют, в Мем­фи­се на золо­той колонне напи­са­но еги­пет­ски­ми пись­ме­на­ми, что Еги­пет станет сво­бод­ным толь­ко тогда, когда в него всту­пят рим­ские связ­ки и пре­тек­ста рим­лян. (14) Об этом мож­но най­ти ука­за­ние у грам­ма­ти­ка Про­ку­ла⁹, уче­ней­ше­го чело­ве­ка сво­его вре­ме­ни, там, где он гово­рит об ино­зем­ных стра­нах.

Сатур­нин

XXIII. (1) Сатур­нин¹ был луч­шим из пол­ко­вод­цев вре­мен Гал­ли­е­на, но осо­бен­но любил его Вале­ри­ан². (2) Так как он не был в состо­я­нии выно­сить рас­пу­щен­ность Гал­ли­е­на, все ночи про­во­див­ше­го вне дома, и управ­лял вои­на­ми не по спо­со­бу сво­его импе­ра­то­ра, а по сво­е­му соб­ст­вен­но­му, то он так­же при­нял от войск импе­ра­тор­скую власть. Он был чело­ве­ком необык­но­вен­но бла­го­ра­зум­ным, чрез­вы­чай­но почтен­ным, сво­им обра­зом жиз­ни вызы­вал к себе общую любовь, был так­же повсюду про­слав­лен сво­и­ми победа­ми над вар­ва­ра­ми. (3) В тот день, когда вои­ны обла­чи­ли его в импе­ра­тор­скую ман­тию³, он, гово­рят, созвав сход­ку, ска­зал: «Сорат­ни­ки, вы поте­ря­ли хоро­ше­го пол­ко­во­д­ца и созда­ли пло­хо­го госуда­ря». (4) Нако­нец, несмот­ря на то, что во вре­мя сво­его прав­ле­ния он во мно­гих слу­ча­ях про­явил себя как чело­век дея­тель­ный, те же самые, кото­рые объ­яви­ли его импе­ра­то­ром, умерт­ви­ли его за то, что он был строг и тре­бо­ва­те­лен по отно­ше­нию к вои­нам. (5) Заме­ча­тель­но одно его поста­нов­ле­ние: он велел вои­нам воз­ле­жать на пирах в воен­ных пла­щах, чтобы не остав­лять обна­жен­ной ниж­нюю часть тела, — зимой в тол­стых, летом — в тон­ких.

Тет­рик Стар­ший

XXIV. (1) После того как были уби­ты Вик­то­рин¹ и его сын, мать его Вик­то­рия или Вит­ру­вия², убеди­ла при­нять импе­ра­тор­скую власть сена­то­ра рим­ско­го наро­да Тет­ри­ка³, пра­вив­ше­го в Гал­лии в каче­стве намест­ни­ка, пото­му что, как гово­рят мно­гие, он был ее род­ст­вен­ни­ком⁴; она доби­лась про­воз­гла­ше­ния его Авгу­стом⁵, а сына его нарек­ла Цеза­рем. (2) После мно­гих удач­ных дей­ст­вий⁶ и дол­го­го прав­ле­ния⁷ Тет­рик, побеж­ден­ный Авре­ли­а­ном⁸ и не будучи в состо­я­нии выно­сить бес­стыд­ство и наг­лость сво­их вои­нов, сам доб­ро­воль­но сдал­ся это­му весь­ма тре­бо­ва­тель­но­му и весь­ма суро­во­му госуда­рю. (3) Пере­да­ют, что он сра­зу же послал Авре­ли­а­ну такой стих: «Непо­беди­мый, из бед исторг­ни меня»⁹. (4) Авре­ли­ан, нелег­ко при­ни­мав­ший про­стые, мяг­кие и спо­кой­ные реше­ния, вел за собой в три­ум­фе сена­то­ра рим­ско­го наро­да, при­том еще кон­су­ля­ра, кото­рый на пра­вах намест­ни­ка управ­лял все­ми Гал­ли­я­ми, — одно­вре­мен­но с Зено­би­ей¹⁰, женой Оде­на­та, и млад­ши­ми сыно­вья­ми Оде­на­та Герен­ни­а­ном и Тимо­ла­ем. (5) Одна­ко этот чрез­мер­но суро­вый чело­век почув­ст­во­вал стыд и сде­лал того, над кем он справ­лял три­умф, коррек­то­ром всей Ита­лии¹¹, то есть Кам­па­нии, Сам­ния, Лука­нии брит­ти­ев, Апу­лии, Калаб­рии, Этру­рии и Умбрии, Пице­на, Фла­ми­нии и всей обла­сти, обя­зан­ной постав­лять про­до­воль­ст­вие¹²; он поз­во­лил Тет­ри­ку не толь­ко жить, но и оста­вать­ся в вели­кой чести¹³, назы­вая его сото­ва­ри­щем, ино­гда сорат­ни­ком, а вре­ме­на­ми даже импе­ра­то­ром.

Тет­рик Млад­ший

XXV. (1) Его, когда он был еще совсем малень­ким маль­чи­ком, Вик­то­рия про­воз­гла­си­ла Цеза­рем¹, когда сама она была наре­че­на вой­ском мате­рью лаге­рей². (2) Вме­сте с отцом он был про­веден в три­ум­фе, а впо­след­ст­вии испол­нял все почет­ные сена­тор­ские долж­но­сти³, не умень­шив сво­его наслед­ст­вен­но­го состо­я­ния, кото­рое он пере­дал сво­им потом­кам, как гово­рит Арел­лий^[4](3) Фуск⁴, оста­ва­ясь все­гда на виду. (3) Дед мой рас­ска­зы­вал, что он был с ним зна­ком и что Авре­ли­ан и дру­гие госуда­ри после него нико­го не ста­ви­ли выше Тет­ри­ка. (4) Еще и поныне на Целий­ском хол­ме, меж­ду дву­мя роща­ми, про­тив Метел­ло­ва хра­ма Изи­ды⁵, суще­ст­ву­ет пре­крас­ней­ший дом Тет­ри­ков. В нем есть кар­ти­на, изо­бра­жаю­щая Авре­ли­а­на, кото­рый дару­ет им обо­им пре­тек­сту и сена­тор­ское досто­ин­ство и при­ни­ма­ет от них ски­петр, венец и цик­ла­ду. Кар­ти­на эта — моза­ич­ная. Освя­щая ее, оба Тет­ри­ка, как гово­рят, при­гла­си­ли Авре­ли­а­на на пир.

Тре­бел­ли­ан

XXVI. (1) Стыд­но про­дол­жать рас­сказ о том, какие были тира­ны при Гал­ли­ене по вине этой язвы; ведь в нем сиде­ла такая жаж­да рос­ко­ши, что он заслу­жил воз­ник­но­ве­ние мно­же­ства вос­ста­ний, и такая жесто­кость, что он вну­шал к себе, и вполне осно­ва­тель­но, страх. (2) Он про­явил ее и по отно­ше­нию к Тре­бел­ли­а­ну¹, кото­рый стал госуда­рем в Исав­рии², так как сами исав­ры иска­ли себе вождя. В то вре­мя как дру­гие назы­ва­ли его архи­пи­ра­том, сам он про­воз­гла­сил себя импе­ра­то­ром. (3) Он при­ка­зал даже чека­нить моне­ту. В кре­по­сти Исав­рии он устро­ил дво­рец. Так как он забрал­ся в самые отда­лен­ные и без­опас­ные мест­но­сти Исав­рии, то в тече­ние неко­то­ро­го вре­ме­ни он был импе­ра­то­ром у кили­кий­цев, защи­щен­ный недо­ступ­но­стью этих мест и гора­ми. (4) Но Кам­си­со­лей, один из пол­ко­вод­цев Гал­ли­е­на, родом егип­тя­нин, брат³ того Тео­до­та, кото­рый захва­тил Эми­ли­а­на, зама­нил его на откры­тую рав­ни­ну, победил и убил. (5) Одна­ко и впо­след­ст­вии ника­кая чело­веч­ность дру­гих госуда­рей не мог­ла успо­ко­ить исав­ров, напу­ган­ных сви­ре­по­стью Гал­ли­е­на. (6) Сло­вом, после Тре­бел­ли­а­на их счи­та­ют вар­ва­ра­ми; их стра­на, нахо­дясь посреди земель, под­чи­нен­ных рим­ской мощи, окру­же­на небы­ва­ло­го рода охра­ной, слов­но здесь гра­ни­ца, — она защи­ще­на осо­бен­но­стя­ми мест, а не людь­ми. (7) Ведь они не отли­ча­ют­ся стат­но­стью, не обла­да­ют доб­ле­стя­ми, не снаб­же­ны в доста­точ­ном коли­че­стве ору­жи­ем, не спо­соб­ны при­ни­мать разум­ные реше­ния; они пре­бы­ва­ют в без­опас­но­сти толь­ко бла­го­да­ря тому, что, живя на воз­вы­шен­но­стях, труд­но дося­гае­мы. Боже­ст­вен­ный Клав­дий, одна­ко, едва не довел дело до того, чтобы, уда­лив их из их мест, рас­се­лить в Кили­кии⁴ — с наме­ре­ни­ем пере­дать все Исаврий­ские вла­де­ния в соб­ст­вен­ность одно­му из сво­их самых близ­ких дру­зей, чтобы на буду­щее вре­мя устра­нить вся­кую воз­мож­ность воз­ник­но­ве­ния в них како­го-нибудь вос­ста­ния.

Герен­ни­ан

XXVII. (1) Уми­рая, Оде­нат оста­вил дво­их малень­ких сыно­вей — Герен­ни­а­на и бра­та его Тимо­лая¹; от их име­ни Зено­бия захва­ти­ла импе­ра­тор­скую власть и доль­ше, чем это подо­ба­ло жен­щине, удер­жи­ва­ла управ­ле­ние государ­ст­вом в сво­их руках, выстав­ляя впе­ред дво­их маль­чи­ков, оде­тых в пор­фи­ру — оде­я­ние рим­ско­го импе­ра­то­ра, беря их с собой на сол­дат­ские сход­ки, кото­рые она все­гда посе­ща­ла, слов­но муж­чи­на, поми­ная по раз­ным пово­дам Дидо­ну, Семи­ра­миду и Клео­пат­ру, родо­на­чаль­ни­цу сво­его рода. (2) Оста­ет­ся неяс­ным, как они окон­чи­ли свою жизнь². Мно­гие гово­рят, что они были умерщ­вле­ны Авре­ли­а­ном; мно­гие — что они умер­ли сво­ей смер­тью, ведь еще и теперь сре­ди рим­ской зна­ти име­ют­ся потом­ки Зено­бии³.

Тимо­лай

XXVIII. (1) О нем, дума­ет­ся нам, подо­ба­ет знать то, что было ска­за­но о его бра­те. (2) Одна­ко в одном отно­ше­нии он отли­чал­ся от бра­та: он с такой стра­стью зани­мал­ся латин­ским язы­ком, что, как гово­рят, в корот­кий срок усво­ил то, что пре­по­дал ему грам­ма­тик, и мог бы даже стать пре­вос­ход­ным рим­ским рито­ром.

Цельз

XXIX. (1) Когда были захва­че­ны галль­ские и восточ­ные, даже пон­тий­ские, фра­кий­ские и илли­рий­ские части импе­рии¹, пока Гал­ли­ен пьян­ст­во­вал и тра­тил свою жизнь на бани и свод­ни­ков, афри­кан­цы, по пред­ло­же­нию Вибия Пас­си­е­на², про­кон­су­ла Афри­ки, и Фабия Пом­по­ни­а­на³, воен­но­го началь­ни­ка ливий­ской гра­ни­цы, про­воз­гла­си­ли импе­ра­то­ром Цель­за⁴, облек­ши его в ман­тию Небес­ной боги­ни⁵. (2) Быв­ший три­бун, он про­жи­вал част­ным чело­ве­ком в Афри­ке в сво­ем име­нии. Он, одна­ко, отли­чал­ся такой спра­вед­ли­во­стью и боль­шим ростом, что казал­ся достой­ным импе­ра­тор­ско­го зва­ния. (3) Объ­яв­лен­ный по этим при­чи­нам импе­ра­то­ром, он был умерщ­влен неко­ей жен­щи­ной по име­ни Гал­ли­е­на, двою­род­ной сест­рой Гал­ли­е­на, в седь­мой день сво­ей вла­сти, поэто­му его труд­но встре­тить даже в пере­ч­нях мало­из­вест­ных госуда­рей. (4) Тело его пожра­ли соба­ки, кото­рых натрав­ли­ва­ли жите­ли Сик­ки⁶, сохра­нив­шие вер­ность Гал­ли­е­ну. Изо­бра­же­ние Цель­за — это был новый вид глум­ле­ния — было под­ня­то на крест при неистов­ствах чер­ни; каза­лось, буд­то сам Цельз при­гвож­ден к висе­ли­це.

Зено­бия

XXX. (1) Про­пал уже вся­кий стыд, если изну­рен­ное государ­ство дошло до того, что, пока Гал­ли­ен про­во­дил жизнь как послед­ний него­дяй, импе­ри­ей пре­вос­ход­но пра­ви­ли даже жен­щи­ны, (2) и при­том еще ино­зем­ки. Ино­зем­ка по име­ни Зено­бия¹, о кото­рой мно­гое уже ска­за­но выше, кото­рая хва­ли­лась тем, что она из рода Клео­патр и Пто­ло­ме­ев, после сво­его мужа Оде­на­та, набро­сив себе на пле­чи импе­ра­тор­ский воен­ный плащ, в оде­я­нии Дидо­ны², надев так­же диа­де­му, пра­ви­ла от име­ни сво­их сыно­вей Герен­ни­а­на и Тимо­лая³ доль­ше, чем это было сов­ме­сти­мо с ее жен­ским полом. (3) Еще в прав­ле­ние Гал­ли­е­на эта гор­дая жен­щи­на при­ня­ла на себя цар­ские обя­зан­но­сти. Клав­дий был занят вой­на­ми про­тив готов, так что она была, нако­нец, побеж­де­на и про­веде­на в три­ум­фе толь­ко Авре­ли­а­ном и поко­ри­лась вла­сти Рима⁴. (4) Суще­ст­ву­ет пись­мо Авре­ли­а­на, кото­рое содер­жит в себе свиде­тель­ство в поль­зу этой жен­щи­ны, уже взя­той в плен. Ввиду того, что неко­то­рые упре­ка­ли его в том, что он, храб­рей­ший муж, вел в сво­ем три­ум­фе жен­щи­ну, слов­но како­го-то пол­ко­во­д­ца, он в пись­ме, направ­лен­ном рим­ско­му сена­ту и наро­ду, защи­щал себя, дав о ней такой отзыв: (5) «Слы­шу, отцы сена­то­ры, что меня упре­ка­ют, гово­ря, что вести Зено­бию в моем три­ум­фе было делом, не достой­ным муж­чи­ны. Пра­во, те, кто упре­ка­ет меня, не нахо­ди­ли бы для меня доста­точ­ных похвал, если бы зна­ли, что это за жен­щи­на, как разум­ны ее замыс­лы, как непре­клон­на она в сво­их рас­по­ря­же­ни­ях, как тре­бо­ва­тель­на по отно­ше­нию к вои­нам, как щед­ра, когда это­го тре­бу­ет необ­хо­ди­мость, как суро­ва, когда нуж­на стро­гость. (6) Могу ска­зать, ее дости­же­ни­ем было то, что Оде­нат победил пер­сов и, обра­тив в бег­ство Сапо­ра, дошел до само­го Кте­си­фо­на⁵. (7) Могут утвер­ждать, что все восточ­ные наро­ды и егип­тяне испы­ты­ва­ли такой страх перед этой жен­щи­ной, что ни ара­бы, ни сара­ци­ны, ни армяне не сме­ли поше­вель­нуть­ся⁶. (8) Я не сохра­нил бы ей жизнь, если бы не знал, как мно­го поль­зы она при­нес­ла Рим­ско­му государ­ству, охра­няя для себя и для сво­их детей свою власть на Восто­ке. (9) Поэто­му пусть те, кому ничем не уго­дишь, хра­нят про себя яд сво­их язы­ков. (10) Ведь если недо­стой­но победить и вести в три­ум­фе жен­щи­ну, то что они ска­жут о Гал­ли­ене, из пре­зре­ния к кото­ро­му она хоро­шо пра­ви­ла импе­ри­ей? (11) Что о боже­ст­вен­ном Клав­дии, без­упреч­ном и чти­мом нашем вожде, кото­рый, будучи занят похо­да­ми про­тив готов, поз­во­лял ей, как гово­рят, сохра­нять за собой власть? И это он сде­лал разум­но и муд­ро: пре­до­ста­вив ей охра­нять восточ­ные части импе­рии, он сам тем спо­кой­нее мог выпол­нять то, что наме­тил». (12) Это обра­ще­ние пока­зы­ва­ет, как судил Авре­ли­ан о Зено­бии. Гово­рят, она соблюда­ла в жиз­ни такую чистоту, что даже мужа сво­его она зна­ла толь­ко ради зача­тия. Разде­лив с ним один раз ложе, она затем, выждав месяч­ные, в даль­ней­шем воз­дер­жи­ва­лась, если ока­зы­ва­лась бере­мен­ной; в про­тив­ном слу­чае она вновь поз­во­ля­ла домо­гать­ся детей. (13) Жила она с цар­ской пыш­но­стью. Перед ней пада­ли ниц, в сущ­но­сти — по пер­сид­ско­му обы­чаю. (14) Пиры она устра­и­ва­ла по обы­чаю пер­сид­ских царей. По обы­чаю рим­ских импе­ра­то­ров она явля­лась на сход­ки со шле­мом на голо­ве, с пур­пур­ной кай­мой на одеж­де, при­чем с кра­ев бахро­мы све­ши­ва­лись дра­го­цен­ные кам­ни, а посредине был закреп­лен улит­ко­об­раз­ный камень напо­до­бие жен­ской застеж­ки; руки ее часто быва­ли обна­же­ны. (15) Лицо ее было смуг­ло­ва­то, тем­ной окрас­ки, ее чер­ные гла­за отли­ча­лись необык­но­вен­ным блес­ком, дух — боже­ст­вен­ный, оча­ро­ва­ние — неве­ро­ят­ное. Белиз­на ее зубов была тако­ва, что боль­шин­ство дума­ло, что у нее не зубы, а жем­чу­жи­ны. Голос — ясный и муже­ст­вен­ный. (16) Суро­вость тира­нов — там, где это­го тре­бо­ва­ла необ­хо­ди­мость, и мило­сер­дие доб­рых госуда­рей, где это­го тре­бо­ва­ло вели­ко­ду­шие. Она отли­ча­лась разум­ной щед­ро­стью, сокро­ви­ща берег­ла луч­ше, чем это доступ­но жен­щи­нам. (17) Она поль­зо­ва­лась кры­той повоз­кой, ред­ко парад­ной, чаще езди­ла вер­хом. Гово­рят, что она часто про­хо­ди­ла пеш­ком с пехо­тин­ца­ми по три или четы­ре мили. (18) Охо­ти­лась она со страст­но­стью испан­цев⁷. Она часто пила с вождя­ми, хотя вооб­ще была трез­вен­ни­цей; пила она и с пер­са­ми, и с армя­на­ми, так что в этом даже побеж­да­ла их⁸. (19) Она употреб­ля­ла на пирах сосуды, укра­шен­ные дра­го­цен­ны­ми кам­ня­ми, употреб­ля­ла так­же сосуды, при­над­ле­жав­шие Клео­пат­ре. При­слу­га ее состо­я­ла из евну­хов пожи­ло­го воз­рас­та и очень неболь­шо­го чис­ла деву­шек. (20) Сыно­вьям она при­ка­за­ла гово­рить по-латы­ни, так что по-гре­че­ски они гово­ри­ли с трудом и ред­ко. (21) Сама она вла­де­ла латин­ским язы­ком недо­ста­точ­но хоро­шо, но гово­рить на нем сты­ди­лась^[5]. По-еги­пет­ски она гово­ри­ла в совер­шен­стве. (22) Она была настоль­ко све­ду­ща в исто­рии Алек­сандра и исто­рии Восто­ка, что, как гово­рят, напи­са­ла крат­кое ее изло­же­ние; рим­скую же исто­рию она чита­ла по-гре­че­ски. (23) Когда Авре­ли­ан взял ее в плен⁹ и, при­ка­зав при­ве­сти ее к себе, обра­тил­ся к ней с таки­ми вопро­са­ми: «Зено­бия, что такое? ты осме­ли­лась изде­вать­ся над рим­ски­ми импе­ра­то­ра­ми?», — она, гово­рят, отве­ти­ла: «Импе­ра­то­ром я при­знаю толь­ко тебя, так как ты побеж­да­ешь, Гал­ли­ен же, Авре­ол и про­чие не были для меня госуда­ря­ми. Счи­тая Вик­то­рию подоб­ной мне, я хоте­ла, чтобы она сов­мест­но со мной пра­ви­ла импе­ри­ей, если бы поз­во­ли­ли гео­гра­фи­че­ские усло­вия». (24) Ее про­ве­ли в три­ум­фе в таком виде, что рим­ский народ не видел более пыш­но­го зре­ли­ща. Преж­де все­го, на ней были укра­ше­ния из огром­ных дра­го­цен­ных кам­ней, так что она изне­мо­га­ла под тяже­стью укра­ше­ний. (25) Пере­да­ют, что эта могу­чая жен­щи­на очень часто оста­нав­ли­ва­лась, гово­ря, что она не может нести на себе бре­мя дра­го­цен­ных кам­ней. (26) Кро­ме того, на ногах у нее были золотые око­вы, на руках — золотые цепи, на шее — тоже золотая цепь, кото­рую нес шед­ший впе­ре­ди пер­сид­ский шут¹⁰. (27) Авре­ли­ан сохра­нил ей жизнь, и, гово­рят, она вме­сте с детьми жила уже как рим­ская мат­ро­на, полу­чив в окрест­но­стях Тибу­ра земель­ное вла­де­ние, кото­рое и ныне еще назы­ва­ет­ся Зено­би­ей, неда­ле­ко от двор­ца Адри­а­на и места, нося­ще­го назва­ние Кон­ка¹¹.

Вик­то­рия

XXXI. (1) Не столь достой­ным делом было бы опи­сать так­же жизнь Вит­ру­вии или Вик­то­рии¹, если бы нра­вы и жизнь Гал­ли­е­на не были при­чи­ною того, что даже жен­щи­ны ста­ли счи­тать­ся достой­ны­ми памя­ти. (2) Когда Вик­то­рия увиде­ла, что ее сын и внук уби­ты вои­на­ми, что умерщ­вле­ны Постум, затем Лол­ли­ан, а так­же Марий, кото­ро­го сами вои­ны нарек­ли госуда­рем, она убеди­ла Тет­ри­ка, о кото­ром ска­за­но выше, взять на себя импе­ра­тор­скую власть, — она все­гда осме­ли­ва­лась на чисто муж­ские дела. Кро­ме того, она носи­ла осо­бый титул, назы­вая себя мате­рью лаге­рей². (3) Были наче­ка­не­ны ее мед­ные, золотые и сереб­ря­ные день­ги — моне­ты такой фор­мы еще и теперь сохра­ни­лись у тре­ве­ров. (4) Жила она не очень дол­го: в прав­ле­ние Тет­ри­ка, она, по сло­вам мно­гих, была уби­та, или, как утвер­жда­ют дру­гие, умер­ла в силу неиз­беж­но­го рока³.

(5) Вот что мне каза­лось нуж­ным ска­зать о трид­ца­ти тира­нах. Всех их я собрал в один том, для того чтобы подроб­ный рас­сказ о каж­дом из них не поро­дил ненуж­ную и невы­но­си­мую для чита­те­ля ску­ку. (6) Теперь я пере­хо­жу к госуда­рю Клав­дию. Мне кажет­ся, о нем мне сле­ду­ет выпу­стить осо­бый, хотя и неболь­шой, том — ввиду важ­но­сти его жиз­ни — и доба­вить жиз­не­опи­са­ние его бра­та, чело­ве­ка исклю­чи­тель­но­го⁴, так, чтобы об этой столь без­упреч­ной и столь знат­ной фами­лии было, по край­ней мере, рас­ска­за­но кое-что. (7) Я умыш­лен­но поме­стил здесь рас­сказ о жен­щи­нах в насмеш­ку над Гал­ли­е­ном — ведь ниче­го более чудо­вищ­но­го, чем он, Рим­ско­му государ­ству испы­ты­вать не при­хо­ди­лось. Теперь я наме­рен доба­вить еще дво­их тира­нов, как бы сверх име­ю­ще­го­ся чис­ла, так как они при­над­ле­жа­ли дру­го­му вре­ме­ни, один из них был во вре­мя Мак­си­ми­на⁵, дру­гой — Клав­дия⁶, чтобы в этом томе заклю­ча­лись жиз­не­опи­са­ния трид­ца­ти тира­нов. (8) Про­шу тебя, кото­рый полу­чил уже закон­чен­ную книж­ку, не посе­туй и бла­го­склон­но при­бавь к тво­е­му тому этих дво­их, кото­рых я решил было при­со­еди­нить после Клав­дия и Авре­ли­а­на к тем, кото­рые были меж­ду Таци­том и Дио­кле­ти­а­ном, подоб­но тому как я посту­пил в этом томе с Вален­том преж­ним. (9) Но мою ошиб­ку испра­ви­ло твое точ­ное зна­ние и память об исто­ри­че­ских собы­ти­ях. (10) Я чув­ст­вую при­зна­тель­ность за то, что твоя муд­рость мило­сти­во допол­ни­ла чис­ло и оправ­да­ла загла­вие моей кни­ги. Никто в хра­ме Мира⁷ не ска­жет, что я поме­стил в чис­ло тира­нов так­же и жен­щин, то есть тира­нок или тира­нид, как они со сме­хом и шут­ка­ми обыч­но выра­жа­ют­ся, гово­ря обо мне. (11) Перед ними — точ­ное чис­ло, заим­ст­во­ван­ное из тай­ни­ков исто­рии и вклю­чен­ное в мое про­из­веде­ние. (12) Ведь Тит и Цен­зо­рин… из кото­рых один, как я ска­зал, был при Мак­си­мине, дру­гой — при Клав­дии; оба они были умерщ­вле­ны теми же вои­на­ми, кото­рые облек­ли их в пор­фи­ру.

Тит

XXXII. (1) Как ука­зы­ва­ет Дексипп¹, о чем не умал­чи­ва­ет и Геро­ди­ан², а так­же все писав­шие об этом для сведе­ния потом­ков³, — Тит, три­бун мав­ров⁴, кото­ро­му Мак­си­мин дал отстав­ку, боясь, как они гово­рят, насиль­ст­вен­ной смер­ти, а соглас­но утвер­жде­нию мно­гих, про­тив сво­ей воли под дав­ле­ни­ем со сто­ро­ны вои­нов, при­нял импе­ра­тор­ское зва­ние и спу­стя немно­го дней после кары за отпа­де­ние, под­готов­лен­ное кон­су­ля­ром Маг­ном, был умерщ­влен сво­и­ми же вои­на­ми⁵. Импе­ра­то­ром он был, как гово­рят, шесть меся­цев. (2) Он при­над­ле­жит к чис­лу тех, кто за свою домаш­нюю и обще­ст­вен­ную жизнь боль­ше всех заслу­жи­ва­ет похва­лы с государ­ст­вен­ной точ­ки зре­ния, но как импе­ра­тор он не имел сча­стья. (3) Дру­гие гово­рят, что его сде­ла­ли госуда­рем армян­ские стрел­ки, кото­рых Мак­си­мин нена­видел и оскорб­лял как при­вер­жен­цев Алек­сандра⁶. (4) И не уди­ви­тель­но, что суще­ст­ву­ет такое раз­но­об­ра­зие мне­ний о чело­ве­ке, самое имя кото­ро­го едва извест­но. (5) Женой его была Каль­пур­ния⁷, без­упреч­ная и почтен­ная жен­щи­на из рода Цезо­ни­нов, то есть Пизо­нов⁸, кото­рую наши пред­ки почи­та­ли в чис­ле самых свя­тых жен­щин, как еди­но­муж­нюю жри­цу; ста­тую ее, золо­че­ную, с мра­мор­ны­ми конеч­но­стя­ми⁹, мы еще виде­ли в хра­ме Вене­ры. (6) Гово­рят, она вла­де­ла жем­чу­жи­на­ми, при­над­ле­жав­ши­ми Клео­пат­ре¹⁰, вла­де­ла сереб­ря­ным, упо­ми­нае­мым у мно­гих поэтов, под­но­сом, весом в сто фун­тов, на кото­ром была изо­бра­же­на исто­рия ее пред­ков. (7) По-види­мо­му, я зашел даль­ше, чем того тре­бо­ва­ло дело. Но что поде­ла­ешь? Зна­ние, под­дер­жан­ное при­род­ной склон­но­стью, ста­но­вит­ся мно­го­слов­ным. (8) Поэто­му я перей­ду к Цен­зо­ри­ну, чело­ве­ку знат­но­го рода, кото­рый, как гово­рят, не столь­ко на бла­го государ­ства, сколь­ко к несча­стью для него, был импе­ра­то­ром в тече­ние семи дней.

Цен­зо­рин¹

XXXIII. (1) Чело­век в пол­ном смыс­ле сло­ва воен­ный, а в курии издав­на поль­зо­вав­ший­ся зна­че­ни­ем: два­жды кон­сул², два­жды пре­фект пре­то­рия, три­жды пре­фект Рима³, в чет­вер­тый раз про­кон­сул, в тре­тий — кон­су­ляр, во вто­рой раз — легат, быв­ший пре­тор, в чет­вер­тый — быв­ший эдил⁴, в тре­тий — быв­ший кве­стор, в чрез­вы­чай­ном поряд­ке отправ­лен­ный послом в Пер­сию, а так­же к сар­ма­там. (2) После всех этих поче­стей, будучи уже ста­ри­ком и хро­мая на одну ногу вслед­ст­вие ране­ния, полу­чен­но­го им на войне с пер­са­ми во вре­ме­на Вале­ри­а­на, он про­жи­вал в сво­ем име­нии. Его объ­яви­ли импе­ра­то­ром, и шут­ни­ки в насмеш­ку назва­ли его Клав­ди­ем. (3) Он дер­жал себя очень суро­во и стал невы­но­сим для вои­нов вслед­ст­вие сво­ей тре­бо­ва­тель­но­сти в смыс­ле дис­ци­пли­ны, а пото­му и был умерщ­влен теми же людь­ми, кото­рые сде­ла­ли его импе­ра­то­ром. (4) Близ Боно­нии име­ет­ся его моги­ла, на ней круп­ны­ми бук­ва­ми выре­зан пере­чень его почет­ных долж­но­стей. (5) В послед­ней стро­ке при­пи­са­но: «Счаст­ли­вый во всем, он был несчаст­ней­шим импе­ра­то­ром». Род его до сих пор суще­ст­ву­ет, и в нем часто встре­ча­ет­ся имя Цен­зо­ри­на; часть его потом­ков из нена­ви­сти к рим­ским поряд­кам уда­ли­лась во Фра­кию, часть — в Вифи­нию⁵. (6) Суще­ст­ву­ет и пре­крас­ней­ший дом⁶, соеди­нен­ный с вла­де­ни­я­ми рода Фла­ви­ев; этот дом, гово­рят, неко­гда при­над­ле­жал импе­ра­то­ру Титу. (7) Перед тобой пол­ное чис­ло трид­ца­ти тира­нов. По это­му пово­ду ты делал мне упре­ки, хотя и сов­мест­но с недоб­ро­же­ла­тель­ны­ми людь­ми, но доб­ро­же­ла­тель­но. (8) Теперь дай любо­му чело­ве­ку эту кни­жеч­ку, отли­чаю­щу­ю­ся в боль­шей сте­пе­ни досто­вер­но­стью, неже­ли крас­но­ре­чи­во­стью. Да, я, кажет­ся, обе­щал не крас­но­ре­чие, а дель­ные сооб­ще­ния; ведь эти выпу­щен­ные мною книж­ки о жиз­ни госуда­рей я не пишу, а дик­тую и дик­тую с такой поспеш­но­стью, какую, испол­няя свои обе­ща­ния и твои прось­бы, сам себе пред­пи­сы­ваю, так что у меня нет даже воз­мож­но­сти пере­ве­сти дух.