Текст приводится по изданию: Вулих Н. В. Овидий. М., Издательство «Молодая гвардия-ЖЗЛ», 1996.
(Жизнь замечательных людей: Серия биографий; Вып. 732).
Перевод Н. В. Вулих.
OCR Halgar Fenrirsson.
Постраничная нумерация примечаний заменена на сквозную.
(Жизнь замечательных людей: Серия биографий; Вып. 732).
Перевод Н. В. Вулих.
OCR Halgar Fenrirsson.
Постраничная нумерация примечаний заменена на сквозную.
Тот я, кто автором был шутливых любовных элегий. Слушай, потомство, хочу я о себе рассказать. Родина мне Сульмон, обильный водой ледяною, Он от Рима лежит на девяностой версте1. |
|
5 | Здесь я родился, но знай и время рожденья, читатель, Консула оба в тот год пали в неравном бою2. Если важно узнать, потомок я древнего рода, Не от Фортуны щедрот всадником сделался я. Не был я первым ребенком, в семье вторым я родился. |
10 | Годом старше всего был мой единственный брат. В день мы родились один, освещенный одною зарею, В этот день нам пекли каждому по пирогу3. Первым был этот день в пяти, посвященных Минерве, Той щитоносной, чей день кровью всегда обагрен4. |
15 | Юными отдали нас учиться, отцовской заботой, В Риме стали ходить к лучшим наставникам мы. С раннего возраста брат увлечен красноречьем был пылко, Был для форумских битв и для судебных рожден. С детства меня увлекло служенье высоким искусствам, |
20 | Муза тайно влекла к ей посвященным трудам. Часто отец говорил: «К чему занятья пустые, Ведь состоянья скопить сам Меонид не сумел»5. Я подчинялся отцу и, весь Геликон забывая, Стопы отбросив, писать прозой пытался, как все. |
25 | Но против воли моей слагалась речь моя в стопы, Все, что пытался писать, в стих превращалось тотчас. Годы шли между тем неслышно, шагом скользящим, И вслед за братом и мне тогу пришлося надеть6. Плечи окутала нам одежда с пурпурной каймою7, |
30 | Но занятья свои мы не стремились бросать. Вот на двадцатом году мой старший брат умирает, Осиротел я с тех пор, части лишившись души. Стал я лицом должностным, куда молодежь допускалась, Стал одним я из трех тюрьмы блюдущих мужей. |
35 | В курию путь был открыт, но полосу уже избрал я, Пурпур тяжелый носить не было мне по плечу. Не был я телом вынослив, к трудам не стремился тяжелым, Честолюбивых надежд я не лелеял в душе. Музы к досугам меня безопасным всегда увлекали, |
40 | К тем, которые сам предпочитал я всему. Я почитал высоко в то время живших поэтов, Верил, что в каждом из них бог всемогущий живет. Макр, что старше меня, читал мне поэму о птицах, И об укусах змеи, и о целебной траве8. |
45 | Часто элегии мне декламировал страстный Проперций, Тесной дружбой со мной связан он был издавна. Понтик, гекзаметром славный, и ямбами Басс знаменитый9 Были в союзе друзей самыми близкими мне. Слух услаждал мне Гораций — неслыханный мастер размеров — |
50 | Легким касаясь перстом Лиры авзонской своей10. Только видеть пришлось Вергилия мне, а с Тибуллом, Рано умершим, продлить дружбу судьба не дала11. Галл начинателем был, а Тибулла продолжил Проперций, Место четвертое мне время средь них отвело. |
55 | Как я молился на старших, так младшие чтили Назона, Рано Муза моя стала известною всем. Я впервые прочел публично стихи еще юным, Бороду раз или два только успевши побрить. Воспламеняла меня в стихах, звучавших повсюду, |
60 | Та, которую я ложно Коринной назвал. Много писал я, но все, что мне неудачным казалось, На исправленье бросал прямо в горящий огонь. Да и тогда, когда выслан был, зная, что будет народу Труд мой любезен, его в гневе на Музу я сжег. |
65 | Нежное сердце имел я, легко Купидон его ранил. Всякая мелочь тотчас воспламеняла меня. Но хоть и был я таким, и от всякой вспыхивал искры, Все-таки сплетней меня в Риме никто не чернил. Рано женили меня на женщине мало достойной, |
70 | И из-за этого брак наш кратковременным был. Вслед за нею пришла другая, была безупречной, Но и с нею союз быстро расстроился наш. Третья верна мне и ныне, хотя тяжел ее жребий И называют ее ссыльного мужа женой. |
75 | Дочь моя рано меня двух внуков сделала дедом, Хоть родилися они и от различных мужей. Вот и отец, к девяти пятилетиям столько ж прибавив, Кончил свой жизненный путь, силы свои истощив. Также я плакал над ним, как он надо мною бы плакал, |
80 | Вскоре затем пережить матери гибель пришлось. О, как счастливы оба они, удалившись в то время, Пока в ссылку еще не был отправлен их сын. Счастлив и я, что им горя при жизни еще не доставил И о несчастье моем не горевали они. |
85 | Если от тех, кто погиб, не имя одно остается И погребальный костер легким не страшен теням, То, если только молва дойдет до вас, милые тени, И на стигийском суде будут меня обвинять, Знайте, прошу вас, ведь вас обманывать мне не пристало, |
90 | Что лишь ошибка виной — ссылки моей роковой. Манам почет я воздал, теперь я к вам возвращаюсь, К тем, кто жаждет узнать правду о жизни моей. Вот уже старость прогнала мои цветущие годы И, как всегда, сединой волос окрасила мой. |
95 | Десять раз уж с тех пор, как я родился, оливой Всадник Писейский свой лоб на состязанье венчал12. В это-то время меня на левый берег Евксина, В Томи Цезарь сослал, тяжко обиженный мной. Всем была хорошо известна причина изгнанья, |
100 | И не должен я сам здесь показанья давать. Что мне сказать об измене друзей, о слугах неверных, Многое я перенес горше, чем ссылка сама. Дух мой все ж поборол несчастья, себя показал я Непобедимым, нашел силы в душе я своей, |
105 | И позабыв свою жизнь, проведенную в неге досуга, Меч жестокий схватил, чуждый привычкам моим. Столько я бед перенес на земле и на море коварном, Сколько и видимых нам есть, и невидимых звезд13. После многих скитаний, гонимый бурями в море, |
110 | Прибыл я в землю, где гет вместе с сарматом царит. Здесь я, хотя вкруг меня и звенит повсюду оружье, Песней печальной стремлюсь участь мою облегчить. Пусть здесь и нет никого, кому мог прочесть, что пишу я, Все-таки день скоротать, время могу обмануть. |
115 | И за то, что живу, что противлюсь горьким страданьям И не стала еще мне отвратительна жизнь, Муза, тебе благодарен! Ведь ты даешь мне усладу. Ты — покой от забот, ты — исцеленье от мук. Вождь и спутник ты мне, уводишь меня ты от Истра, |
120 | На Геликоне даешь место почетное мне. Ты мне, а это так редко, при жизни славу даруешь, Ту, что вкушать суждено только умершим у нас. Даже и Зависть, что все живое привыкла порочить, Зубом ехидным своим мой не затронула труд. |
125 | Пусть, хоть славу стяжало в наш век и много поэтов, Все-таки ниже, чем их, слава моя не была. Предпочитал я себе из них столь многих, и все же С ними равняли меня, в мире я стал знаменит. Если истина есть в предсказаньях вещих поэтов, |
130 | То, когда я умру, твой я не буду, земля! И любви ли твоей иль стихам я этим обязан, Но благодарность мою, добрый читатель, прими! |
ПРИМЕЧАНИЯ