Илиада

Предисловие переводчика
(В. В. Вересаева)

с.5 У нас есть два пол­ных пере­во­да «Или­а­ды», читае­мых и сей­час. Один ста­рин­ный (деся­тых-два­дца­тых годов про­шло­го века) — Гнеди­ча, дру­гой более новый (кон­ца про­шло­го — нача­ла наше­го века) — Мин­ско­го.

Пере­вод Гнеди­ча — один из луч­ших в миро­вой лите­ра­ту­ре пере­во­дов «Или­а­ды». Он ярко пере­да­ет муже­ст­вен­ный и жиз­не­ра­дост­ный дух под­лин­ни­ка, полон того внут­рен­не­го дви­же­ния, пафо­са и энер­гии, кото­ры­ми дышит поэ­ма. Но у пере­во­да есть ряд недо­стат­ков, делаю­щих его труд­но при­ем­ле­мым для совре­мен­но­го чита­те­ля.

Глав­ный недо­ста­ток — арха­и­че­ский язык пере­во­да. Напри­мер:

Пере­вод пере­на­сы­щен цер­ков­но-сла­вян­ски­ми сло­ва­ми и выра­же­ни­я­ми, пест­рит таки­ми сло­ва­ми, как «дщерь», «рек», «вещал», «зане», «паки», «тук», вплоть до таких, совре­мен­но­му чита­те­лю совер­шен­но уже непо­нят­ных, слов, как «ски­мен» (моло­дой лев), «сули­ца» (копье), «глез­на» (голень) и т. п.

Гнедич, далее, ста­ра­ет­ся при­дер­жи­вать­ся в сво­ем пере­во­де «высо­ко­го сло­га». Вме­сто «лошадь» он пишет «конь», вме­сто «соба­ка» — «пес», вме­сто «губы» — «уста», вме­сто «лоб» — «чело» и т. п. Он совер­шен­но не счи­та­ет воз­мож­ным пере­да­вать в с.6 непри­кос­но­вен­но­сти доволь­но гру­бые под­час выра­же­ния Гоме­ра. Ахил­лес руга­ет Ага­мем­но­на: «пья­ни­ца, обра­зи­на соба­чья!» Гнедич пере­во­дит: «вино­пий­ца, чело­век псо­об­раз­ный!» Еле­на пока­ян­но назы­ва­ет себя перед Гек­то­ром «сукой», «бес­стыд­ной соба­кой». Гнедич стыд­ли­во пере­во­дит: «меня, недо­стой­ную».

Пере­вод Мин­ско­го напи­сан совре­мен­ным рус­ским язы­ком, но чрез­вы­чай­но сер и совер­шен­но не пере­да­ет духа под­лин­ни­ка. Мин­ско­му более или менее уда­ют­ся еще чисто опи­са­тель­ные места, но где у Гоме­ра огнен­ный пафос или мяг­кая лири­ка, там Мин­ский вял и про­за­и­чен.

Когда новый пере­вод­чик берет­ся за пере­вод клас­си­че­ско­го худо­же­ст­вен­но­го про­из­веде­ния, то пер­вая его забота и глав­ней­шая тре­во­га — как бы не ока­зать­ся в чем-нибудь похо­жим на кого-нибудь из преды­ду­щих пере­вод­чи­ков. Какое-нибудь выра­же­ние, какой-нибудь стих или дву­сти­шие, ска­жем даже, — целая стро­фа пере­да­ны у его пред­ше­ст­вен­ни­ка как нель­зя луч­ше и точ­нее. Все рав­но! Соб­ст­вен­ность свя­щен­на. И пере­вод­чик дает свой соб­ст­вен­ный пере­вод, сам созна­вая, что он и хуже, и даль­ше от под­лин­ни­ка. Все дости­же­ния преж­них пере­вод­чи­ков пере­чер­ки­ва­ют­ся, и каж­дый начи­на­ет все сна­ча­ла.

Такое отно­ше­ние к делу пред­став­ля­ет­ся мне в корне непра­виль­ным. Глав­ная все оправ­ды­ваю­щая и все покры­ваю­щая цель — мак­си­маль­но точ­ный и мак­си­маль­но худо­же­ст­вен­ный пере­вод под­лин­ни­ка. Если мы допус­ка­ем кол­лек­тив­ное сотруд­ни­че­ство, так ска­зать, в про­стран­стве, то поче­му не допус­ка­ем тако­го же кол­лек­тив­но­го сотруд­ни­че­ства и во вре­ме­ни, меж­ду всею цепью сле­дую­щих один за дру­гим пере­вод­чи­ков?

Все хоро­шее, все удав­ше­е­ся новый пере­вод­чик дол­жен пол­ною гор­стью брать из преж­них пере­во­дов, конеч­но, с одним усло­ви­ем: не пере­но­ся их меха­ни­че­ски в свой пере­вод, а орга­ни­че­ски пере­ра­ба­ты­вая в свой соб­ст­вен­ный стиль, точ­нее, в стиль под­лин­ни­ка, как его вос­при­ни­ма­ет дан­ный пере­вод­чик.

Игно­ри­ро­вать при пере­во­де «Или­а­ды» дости­же­ния Гнеди­ча — это зна­чит зара­нее отка­зать­ся от пере­во­да, более или менее достой­но­го под­лин­ни­ка.

В осно­ву сво­его пере­во­да я кла­ду пере­вод Гнеди­ча везде, где он уда­чен, везде, где его мож­но сохра­нять. «Или­а­да», напри­мер, кон­ча­ет­ся у Гнеди­ча таким сти­хом:

Луч­ше не ска­жешь. Зачем же, как Мин­ский, напря­гать уси­лия, чтоб ска­зать хоть хуже, да ина­че, и дать такое окон­ча­ние:

Мно­гие сти­хи Гнеди­ча я пере­ра­ба­ты­вал, исхо­дя из его пере­во­да. Напри­мер:

с.7 Гнедич:

Новый пере­вод:

Подав­ля­ю­щее боль­шин­ство сти­хов, одна­ко, напи­са­но зано­во, — в таком, напри­мер, роде. При­ам в став­ке Ахил­ле­са молит его отдать ему тело уби­то­го Гек­то­ра.

Гнедич:

Новый пере­вод:

Я счи­тал воз­мож­ным вно­сить в пере­вод так­же отдель­ные удач­ные сти­хи и обо­роты Мин­ско­го. И если от заим­ст­во­ва­ний каче­ство пере­во­да повы­сит­ся, то этим все будет оправ­да­но.

Очень труден вопрос о сте­пе­ни точ­но­сти, с какою сле­ду­ет пере­во­дить поэ­му, напи­сан­ную три тыся­чи лет назад. В общем мне кажет­ся, что преж­ние пере­вод­чи­ки слиш­ком уж боя­лись чрез­мер­ной, по их мне­нию, бли­зо­сти к ори­ги­на­лу, укло­ня­ю­щей­ся от наших обыч­ных обо­ротов речи. У Гоме­ра, напри­мер: «Что за сло­ва у тебя чрез огра­ду зубов изле­те­ли!» Пере­вод­чи­ки пред­по­чи­та­ют: «Что за сло­ва из уст у тебя с.8 изле­те­ли!» Пред­по­чи­та­ют «гне­ва в груди не сдер­жав­ши» вме­сто гоме­ров­ско­го «не вме­стив­ши», «лишь тогда б ты насы­ти­ла зло­бу» вме­сто «исце­ли­ла свою зло­бу».

Сло­во thy­mos (дух) и psy­che (душа) без­раз­лич­но пере­во­дят­ся то «дух», то «душа». Меж­ду тем у Гоме­ра это два поня­тия, совер­шен­но раз­лич­ные. «Тимос» (дух) — сово­куп­ность всех духов­ных свойств чело­ве­ка, «пси­хе» (душа) — это заклю­чен­ная в чело­ве­ке его тень, при­зрак, отле­таю­щий после смер­ти чело­ве­ка в цар­ство Аида, груст­ное подо­бие чело­ве­ка, лишен­ное жиз­нен­ной силы, настоль­ко лишен­ное, что, напри­мер, душа Патрок­ла, явив­ша­я­ся во сне Ахил­ле­су, спо­соб­на выра­зить свою грусть от рас­ста­ва­ния с дру­гом толь­ко пис­ком (XXIII, 101).

При­вет­ст­вуя друг дру­га, элли­ны гово­ри­ли: «chai­re — радуй­ся, будь радо­стен», где мы гово­рим «здрав­ст­вуй, будь здо­ров». Как пере­во­дить это сло­во — «радуй­ся» или «здрав­ст­вуй»? Когда эллин­ские послан­цы при­хо­дят к Ахил­ле­су, он при­вет­ст­ву­ет их сло­вом «chai­re­te — радуй­тесь!» Но ахей­цы раз­би­ты, Гек­тор у их кораб­лей, Ахил­лес помочь не хочет, чему же тут радо­вать­ся? Тем не менее, по-мое­му, все-таки нуж­но пере­во­дить «радуй­тесь». Незнаю­щий пусть из при­ме­ча­ния узна­ет, что «радуй­тесь» соот­вет­ст­ву­ет наше­му «здрав­ст­вуй­те». Но слиш­ком для эллин­ско­го жиз­неот­но­ше­ния харак­тер­но, что при встре­чах они жела­ли друг дру­гу радо­сти, и сти­рать в пере­во­де эту чер­точ­ку нель­зя. То же и с излюб­лен­ным у Гоме­ра сло­вом «phi­los — милый». «Милым печа­лу­ясь серд­цем», «уто­ми­лись его милые ноги» и даже: «печа­лит­ся мое милое серд­це». Соб­ст­вен­но гово­ря, сло­во «phi­los» здесь зна­чит про­сто «свой, соб­ст­вен­ный». Одна­ко в после­го­ме­ров­ское вре­мя сло­во в этом смыс­ле уж не употреб­ля­лось, а для гоме­ров­ско­го вре­ме­ни харак­те­рен имен­но этот отте­нок: свое серд­це — милое серд­це, как горо­да — бла­го­здан­ные, тело — пре­крас­ное, колес­ни­ца — искус­но сде­лан­ная и т. д.

И вооб­ще, мне кажет­ся, мож­но дер­жать­ся бли­же к под­лин­ни­ку гораздо чаще, чем это дела­ют преж­ние пере­вод­чи­ки, как бы нам ни каза­лись чуж­ды­ми и необыч­ны­ми эпи­те­ты и обо­роты Гоме­ра. Он часто, напри­мер, употреб­ля­ет выра­же­ние «одно­ко­пыт­ные кони», как буд­то быва­ют и дву­ко­пыт­ные кони; «увидел гла­за­ми»; боги дела­ют герою лег­ки­ми «ноги и руки над ними». Гомер ино­гда употреб­ля­ет при­ем, нося­щий назва­ние «hys­te­ron — pro­te­ron» (более позд­нее — более ран­нее). Герой, встав от сна, наде­ва­ет плащ и хитон, хотя, конеч­но, он наде­ва­ет рань­ше хитон (рубаш­ку), а потом уже плащ. Ним­фа Калип­со наде­ва­ет на Одис­сея новое пла­тье и дела­ет ему ван­ну. Конеч­но, ван­ну она дела­ет рань­ше.

Когда мы чита­ем в каком-нибудь рас­ска­зе: «Иван Пет­ро­вич подо­шел к сто­лу. Он был очень весел» — мы почи­та­ем себя обя­зан­ны­ми спро­сить: «Кто был весел — стол?» Гомер очень часто употреб­ля­ет сло­ва «он», «она», «они», когда по смыс­лу ясно, о ком идет речь, хотя желаю­щий может задать вопрос, подоб­ный вопро­су о сто­ле. Я в этом слу­чае счи­тал воз­мож­ным сле­до­вать Гоме­ру.

Одна­ко идти в точ­но­сти пере­во­да до кон­ца я не решил­ся. Для Гоме­ра, напри­мер, седа­ли­щем всех душев­ных и умст­вен­ных свойств чело­ве­ка явля­ет­ся не мозг, а серд­це, еще точ­нее — грудо­брюш­ная пре­гра­да (phre­nes). Может быть, это отсут­ст­вие нуж­ной дер­зо­сти, но у меня не под­ня­лась рука пере­во­дить: «гнев охва­тил его грудо­брюш­ную пре­гра­ду» или: «я раду­юсь всею сво­ею грудо­брюш­ною пре­гра­дою».

с.9 О тран­скрип­ции соб­ст­вен­ных имен. В общем, я ста­рал­ся пере­да­вать их в соот­вет­ст­вии с ори­ги­на­лом, но име­на, уже полу­чив­шие у нас пра­во граж­дан­ства и став­шие для всех обыч­ны­ми, я оста­вил в преж­ней тран­скрип­ции: Ахил­лес (а не Ахил­лей), Геку­ба (а не Гекаба), Аякс (а не Аянт), Кал­хас (а не Кал­хант). Так же в под­готов­ля­е­мом пере­во­де «Одис­сеи»: Цир­цея (а не Кир­ка), цик­лоп (а не кик­лоп) и т. д.

То же с уда­ре­ни­я­ми. Пра­виль­но было бы: Апо́ллон, Дио́нис, При́ам, Мене́лай, Па́рис и т. д. Я сохра­нил уда­ре­ния, став­шие для нас уже обыч­ны­ми.