Киропедия

Книга VIII

с.181

(VIII. 1. 1) Такую речь про­из­нес Кир¹. Вслед за ним встал Хри­сант и ска­зал так:

—В самом деле, вои­ны, неред­ко я и в дру­гих слу­ча­ях заме­чал, что муд­рый вла­сти­тель ничем не отли­ча­ет­ся от хоро­ше­го отца. Как отцы пекут­ся о сво­их детях, чтобы у них нико­гда не было недо­стат­ка в необ­хо­ди­мом, так и Кир, мне кажет­ся, дает нам нын­че такие сове­ты, бла­го­да­ря кото­рым мы луч­ше все­го смо­жем сохра­нить наше сча­стье. Но об одном, я пола­гаю, он ска­зал мень­ше, чем сле­до­ва­ло; это я и поста­ра­юсь разъ­яс­нить тем, кто не зна­ет². (2) При­пом­ни­те: какой вра­же­ский город уда­ва­лось взять недис­ци­пли­ни­ро­ван­ным вои­нам? Какой дру­же­ский уда­ва­лось защи­тить непо­слуш­ным? Какое вой­ско, состо­я­щее из непо­кор­ных, когда-либо доби­ва­лось победы? В каких слу­ча­ях люди чаще про­иг­ры­ва­ли сра­же­ния? Не тогда ли, когда каж­дый начи­нал помыш­лять лишь о соб­ст­вен­ном спа­се­нии? Чего вооб­ще хоро­ше­го совер­ша­ли те, кто не пови­но­вал­ся луч­шим? Какие горо­да управ­ля­лись соглас­но зако­нам, какие состо­я­ния сохра­ня­лись? Каким обра­зом доби­ра­лись кораб­ли до цели? (3) Да и мы сами, как доби­лись все­го, что мы име­ем, как не пови­но­ве­ни­ем наше­му пол­ко­вод­цу? Ведь бла­го­да­ря это­му и ночью и днем мы быст­ро ока­зы­ва­лись там, где надо; шли, сомкнув­шись вокруг наше­го пред­во­ди­те­ля, и пото­му были неодо­ли­мы; ни одно­го его при­ка­за­ния не испол­ня­ли толь­ко напо­ло­ви­ну. Одна­ко, если пови­но­ве­ние слу­жит луч­шим сред­ст­вом для дости­же­ния успе­ха, то оно же, будь­те уве­ре­ны, явля­ет­ся луч­шим спо­со­бом и для сохра­не­ния того, что надо сохра­нить. (4) Рань­ше мно­гие из нас не име­ли нико­го под сво­им нача­лом, а сами были под нача­лом дру­гих. Теперь же, наобо­рот, поло­же­ние всех, кто здесь при­сут­ст­ву­ет, тако­во, что вы все отда­е­те при­ка­за­ния, одни — боль­ше­му чис­лу людей, дру­гие — мень­ше­му. Одна­ко, подоб­но тому, как сами вы буде­те стре­мить­ся сохра­нить свою власть над под­чи­нен­ны­ми вам людь­ми, точ­но так же нам над­ле­жит под­чи­нять­ся тому, кто сто­ит над нами. При этом наше поведе­ние долж­но отли­чать­ся от поведе­ния рабов имен­но тем, что рабы слу­жат сво­им гос­по­дам поне­во­ле, а мы, если толь­ко хотим быть сво­бод­ны­ми, долж­ны доб­ро­воль­но делать то, что кажет­ся наи­бо­лее необ­хо­ди­мым. Вы може­те лег­ко уста­но­вить, — про­дол­жал он, — что даже там, где государ­ства обхо­дят­ся без монар­хии, наи­бо­лее неуяз­вим для вра­гов тот город, кото­рый более все­го готов под­чи­нять­ся вла­стям. (5) Итак, будем являть­ся, как нам велит Кир, к его двор­цу; ста­нем упраж­нять­ся во с.182 всем, что луч­ше все­го помо­жет удер­жать наше досто­я­ние; пре­до­ста­вим самих себя в пол­ное рас­по­ря­же­ние Киру. При этом сле­ду­ет быть уве­рен­ны­ми, что Кир не смо­жет отыс­кать для нас такой служ­бы, кото­рая ему пой­дет на бла­го, а нам нет, пото­му что нам всем полез­но одно и то же и вра­ги у нас одни и те же.

(6) После такой речи Хри­сан­та ста­ли под­ни­мать­ся мно­гие дру­гие, и пер­сы, и союз­ни­ки, чтобы заявить о сво­ем согла­сии. В кон­це кон­цов было реше­но, чтобы знат­ные вои­ны все­гда явля­лись ко дво­ру Кира и пре­до­став­ля­ли себя в пол­ное его рас­по­ря­же­ние, пока он их не отпу­стит. И как тогда было реше­но, так и поныне еще дела­ют нахо­дя­щи­е­ся под вла­стью царя жите­ли Азии: они до сих пор несут служ­бу при дво­рах сво­их пра­ви­те­лей. (7) Все эти пра­ви­ла, кото­рые, как было пока­за­но в нашем рас­ска­зе, Кир уста­но­вил для сохра­не­ния вла­сти за собой и за пер­са­ми, еще и сей­час соблюда­ют­ся пер­сид­ски­ми царя­ми — его пре­ем­ни­ка­ми. (8) Впро­чем, и здесь дело обсто­ит так же, как и в осталь­ных слу­ча­ях: чем луч­ше быва­ет гла­ва государ­ства, тем без­упреч­нее испол­ня­ют­ся зако­ны, а чем хуже, — тем небреж­нее.

Итак, знат­ные вои­ны ста­ли являть­ся ко дво­ру Кира на конях и с копья­ми, посколь­ку так было еди­но­душ­но реше­но все­ми осо­бен­но отли­чив­ши­ми­ся при созда­нии новой дер­жа­вы.

(9) Над раз­ны­ми обла­стя­ми управ­ле­ния Кир поста­вил раз­лич­ных ответ­ст­вен­ных лиц. У него были при­ем­щи­ки дохо­дов и блю­сти­те­ли рас­хо­дов, смот­ри­те­ли работ, хра­ни­те­ли иму­ще­ства, упра­ви­те­ли, рас­по­ря­жав­ши­е­ся при­па­са­ми для сто­ла. Он назна­чил так­же над­зи­ра­те­лей за конюш­ня­ми и псар­ней, подо­брав их из таких людей, кото­рых счи­тал наи­бо­лее спо­соб­ны­ми содер­жать для него в готов­но­сти лоша­дей и собак³. (10) Что же каса­ет­ся тех, в ком он чаял най­ти помощ­ни­ков по охране обще­го бла­го­по­лу­чия, то заботу об их даль­ней­шем совер­шен­ст­во­ва­нии он не решил­ся воз­ла­гать на дру­гих: это заня­тие он счел нуж­ным оста­вить за собой. Ведь он знал, что если когда-либо пона­до­бит­ся вести вой­ну, то из этих людей ему при­дет­ся наби­рать для себя бой­цов, кото­рые в бит­ве будут сто­ять рядом или сза­ди, чтобы делить с ним самые боль­шие опас­но­сти. Он пони­мал, что из их же чис­ла при­дет­ся назна­чать так­си­ар­хов и в пехоту и в кон­ни­цу. (11) Знал он так­же, что если пона­до­бит­ся послать куда-либо стра­те­гов, спо­соб­ных упра­вить­ся и без него, то их тоже при­дет­ся под­би­рать из чис­ла этих близ­ких к нему людей; что неко­то­рые из них долж­ны будут стать стра­жа­ми и сатра­па­ми горо­дов и целых наро­дов, а дру­гие еще и отправ­лять­ся с посоль­ства­ми, кото­рые он счи­тал одним из важ­ней­ших средств, поз­во­ля­ю­щих добить­ся нуж­ной цели без вой­ны. (12) Если эти люди, с помо­щью кото­рых пред­сто­я­ло вер­шить мно­же­ство вели­чай­ших дел, не будут таки­ми, каки­ми надо, то, думал он, его дела при­мут сквер­ный обо­рот; но если они будут таки­ми, каки­ми им над­ле­жа­ло быть, то, пола­гал он, все пой­дет у него наи­луч­шим обра­зом. При­дер­жи­ва­ясь тако­го мне­ния, он с голо­вой оку­нул­ся в это заня­тие. При этом он был убеж­ден, что оно и для него само­го явит­ся упраж­не­ни­ем в доб­ле­сти. Ибо, рас­суж­дал он, если не будешь сам образ­цом во всем, то не смо­жешь и дру­гих побуж­дать к бла­го­род­ным делам. (13) Испол­нив­шись тако­го наме­ре­ния, он понял, что преж­де все­го нуж­да­ет­ся с.183 в досу­ге, если хочет рас­по­ла­гать усло­ви­я­ми для заня­тия самым глав­ным. Разу­ме­ет­ся, он счи­тал для себя невоз­мож­ным пре­не­бречь заботою о дохо­дах, ибо пред­видел, что неиз­беж­ны будут так­же и боль­шие тра­ты на управ­ле­ние столь огром­ной дер­жа­вой. Вме­сте с тем он созна­вал, что если он сам будет зани­мать­ся эти­ми дела­ми, то при обшир­но­сти его вла­де­ний эти заня­тия не оста­вят ему сво­бод­но­го вре­ме­ни для заботы о выс­ших инте­ре­сах все­го государ­ства. (14) Обду­мы­вая поэто­му, каким обра­зом нала­дить управ­ле­ние хозяй­ст­вом и одно­вре­мен­но обес­пе­чить себе досуг, он обра­тил вни­ма­ние на харак­тер орга­ни­за­ции в вой­ске. Там по боль­шей части дека­дар­хи при­смат­ри­ва­ют за сво­и­ми дека­да­ми, лоха­ги — за дека­дар­ха­ми, хили­ар­хи — за лоха­га­ми⁴, мири­ар­хи — за хили­ар­ха­ми. В резуль­та­те никто не оста­ет­ся без при­смот­ра, даже если вои­нов наби­ра­ет­ся мно­гие десят­ки тысяч, и когда стра­те­гу нуж­но употре­бить вой­ско для какой-либо цели, ему доста­точ­но лишь пере­дать при­каз мири­ар­хам. (15) Итак, подоб­но это­му поряд­ку в армии, Кир точ­но так же сосре­дото­чил воеди­но и управ­ле­ние хозяй­ст­вен­ны­ми дела­ми. В резуль­та­те, хотя он огра­ни­чи­вал­ся беседа­ми с немно­ги­ми лица­ми, ни одно из хозяй­ст­вен­ных дел не ока­зы­ва­лось у него в небре­же­нии. Более того, с этих пор он рас­по­ла­гал досу­гом даже бо́льшим, чем, ска­жем, хозя­ин одно­го дома или одно­го кораб­ля. Устро­ив таким обра­зом рас­по­рядок сво­их дел, он научил затем и людей из сво­его окру­же­ния сле­до­вать это­му рас­по­ряд­ку.

(16) Обес­пе­чив таким обра­зом необ­хо­ди­мый досуг и себе и сво­им при­бли­жен­ным, Кир обра­тил­ся, нако­нец, к заботам о том, чтобы и они были таки­ми, как надо. Пер­вым делом, если кто-либо из них не являл­ся ко дво­ру, хотя и полу­чал доста­точ­но дохо­да от сво­их рабов, то Кир обя­за­тель­но осве­дом­лял­ся о таких. Он счи­тал, что являв­ши­е­ся ко дво­ру не поз­во­лят себе ника­ко­го дур­но­го или позор­но­го поступ­ка, так как вся их жизнь про­те­ка­ет на гла­зах госуда­ря и из убеж­де­ния, что любой их посту­пок будет заме­чен луч­ши­ми людь­ми. Те же, кто не являл­ся ко дво­ру, отсут­ст­во­ва­ли, по мне­нию Кира, или из-за рас­пут­ства, или пре­гре­ше­ния, или нера­ди­во­сти. (17) Рас­ска­жем сна­ча­ла, как он при­нуж­дал таких нера­ди­вых являть­ся ко дво­ру. Кому-нибудь из сво­их бли­жай­ших дру­зей он при­ка­зы­вал забрать иму­ще­ство укло­ня­ю­ще­го­ся от обя­зан­но­стей, объ­явив при этом, что заби­ра­ет свое соб­ст­вен­ное досто­я­ние. Когда такое слу­ча­лось, лишив­ши­е­ся иму­ще­ства тот­час же при­бе­га­ли к Киру, чтобы пожа­ло­вать­ся на обиду. (18) Тот дол­гое вре­мя не мог най­ти воз­мож­но­сти выслу­шать их, а когда, нако­нец, выслу­ши­вал, дол­го еще откла­ды­вал реше­ние дела. Кир счи­тал, что, посту­пая таким обра­зом, он при­уча­ет людей к служ­бе, при­чем это — сред­ство менее нена­вист­ное, чем при­нуж­дать их к при­сут­ст­вию пря­мым нака­за­ни­ем. (19) Это был у него один спо­соб при­учать людей бывать при дво­ре. Дру­гой состо­ял в том, что при­сут­ст­ву­ю­щим он давал самые лег­кие и самые выгод­ные пору­че­ния. Тре­тий — чтобы нико­гда не жало­вать ниче­го отсут­ст­ву­ю­щим. (20) Но самым реши­тель­ным мето­дом при­нуж­де­ния, когда чело­век не вни­мал ни одно­му из пред­у­преж­де­ний, было лише­ние его всех вла­де­ний и пере­да­ча их тому, кто, по мне­нию Кира, готов был являть­ся своевре­мен­но. Вме­сте с тем у Кира появ­лял­ся полез­ный друг вме­сто с.184 бес­по­лез­но­го. Нынеш­ний пер­сид­ский царь так­же осве­дом­ля­ет­ся о при­чине, если кто-нибудь у него отсут­ст­ву­ет из тех, кому над­ле­жит быть при дво­ре.

(21) Так отно­сил­ся Кир к отсут­ст­ву­ю­щим. Что же каса­ет­ся тех, кто с готов­но­стью являл­ся в его рас­по­ря­же­ние, то он пола­гал, что, будучи их пра­ви­те­лем, он осо­бен­но суме­ет побудить их к бла­го­род­ным делам, если поста­ра­ет­ся пока­зать себя перед под­чи­нен­ны­ми во всем блес­ке несрав­нен­ной доб­ле­сти. (22) Конеч­но, он созна­вал, что бла­го­да­ря пись­мен­ным зако­нам люди тоже ста­но­вят­ся луч­ше, одна­ко хоро­ше­го пра­ви­те­ля Кир счи­тал живым зако­ном для людей⁵, пото­му что он в состо­я­нии и отда­вать рас­по­ря­же­ния, и видеть и нака­зы­вать не соблюдаю­щих порядок. (23) При­дер­жи­ва­ясь тако­го мне­ния, он преж­де все­го ста­рал­ся пока­зать свое усер­дие в почи­та­нии богов, при­том имен­но в то вре­мя, как дела были хоро­ши⁶. Тогда впер­вые были назна­че­ны им маги […]⁷, чтобы все­гда с наступ­ле­ни­ем дня вос­хва­лять богов и еже­днев­но при­но­сить жерт­вы тем из них, на кото­рых ука­жут маги. (24) Эти уста­нов­ле­ния и поныне еще сохра­ня­ют свою силу при каж­дом пер­сид­ском царе. В бла­го­че­стии Киру ста­ли под­ра­жать и все дру­гие пер­сы, во-пер­вых, пола­гая, что сами они добьют­ся боль­ше­го сча­стья, если будут чтить богов по при­ме­ру того, кто был их вла­сте­ли­ном и вме­сте с тем самым счаст­ли­вым чело­ве­ком; кро­ме того, они счи­та­ли, что таким поведе­ни­ем уго­дят Киру. (25) А тот, в свою оче­редь, был убеж­ден, что бла­го­че­стие окру­жаю­щих ока­жет­ся бла­гом и для него само­го, ибо он рас­суж­дал совер­шен­но так же, как море­пла­ва­те­ли, кото­рые пред­по­чи­та­ют иметь това­ри­ща­ми по пла­ва­нию людей бла­го­че­сти­вых, а не таких, кото­рых при­зна­ют свя­тотат­ца­ми⁸. Кро­ме того, он думал, что если его при­двор­ные будут людь­ми бого­бо­яз­нен­ны­ми, то они менее будут склон­ны посту­пать нече­сти­во по отно­ше­нию друг к дру­гу и к нему само­му, ибо он счи­тал себя их бла­го­де­те­лем. (26) Пока­зы­вая, далее, что он пре­вы­ше все­го ста­вит стрем­ле­ние не при­чи­нять обиды ни дру­гу, ни союз­ни­ку и изо всех сил ста­ра­ет­ся соблюдать спра­вед­ли­вость, Кир наде­ял­ся, что и дру­гие бла­го­да­ря это­му ско­рее ста­нут воз­дер­жи­вать­ся от постыд­но­го стя­жа­тель­ства и поста­ра­ют­ся жить по спра­вед­ли­во­сти. (27) Он счи­тал так­же, что ему лег­че будет вну­шить дру­гим чув­ство сты­да, если всем станет ясно, что сам он испол­нен такой стыд­ли­во­сти, что не спо­со­бен ни ска­зать, ни сде­лать ниче­го постыд­но­го. (28) О том, что такое пред­по­ло­же­ние пра­виль­но, он судил на сле­дую­щем осно­ва­нии: люди испы­ты­ва­ют боль­ше сты­да не толь­ко перед пра­ви­те­лем, но и перед теми, кто не вну­ша­ет стра­ха, если послед­ние стыд­ли­вы, а не бес­стыд­ны; даже на жен­щин они обыч­но взи­ра­ют с боль­шей сдер­жан­но­стью, когда чув­ст­ву­ют, что и те стыд­ли­вы. (29) Он верил, что послу­ша­ние станет непре­мен­ным каче­ст­вом окру­жав­ших его людей имен­но тогда, когда станет ясно, что он более отли­ча­ет без­ого­во­роч­но пови­ну­ю­щих­ся, чем совер­шаю­щих, каза­лось бы, самые зна­чи­тель­ные и самые труд­ные подви­ги. При­дер­жи­ва­ясь тако­го мне­ния, он так все­гда и посту­пал⁹. (30) Его скром­ность побуж­да­ла и всех осталь­ных вос­пи­ты­вать в себе то же каче­ство. Ведь когда окру­жаю­щие видят, что тот, кому все поз­во­ле­но, оста­ет­ся скром­ным, тогда и дру­гим, менее зна­чи­тель­ным людям не хочет­ся быть заме­чен­ны­ми с.185 в сквер­ных поступ­ках. (31) Стыд­ли­вость и скром­ность Кир раз­ли­чал сле­дую­щим обра­зом: люди стыд­ли­вые избе­га­ют в откры­тую совер­шать позор­ные поступ­ки, скром­ные же не совер­ша­ют их и втайне. (32) Рав­ным обра­зом, чтобы обра­тить дру­гих к посто­ян­но­му соблюде­нию воз­дер­жан­но­сти, он счи­тал осо­бен­но важ­ным пока­зать, что сам он не отвле­ка­ет­ся от доб­рых дел доступ­ны­ми все­гда наслаж­де­ни­я­ми, а наобо­рот, рань­ше весе­лых утех стре­мит­ся потрудить­ся ради воз­вы­шен­ной цели. (33) Посту­пая таким обра­зом, Кир добил­ся при сво­ем дво­ре стро­го­го поряд­ка, когда худ­шие спе­ши­ли усту­пить луч­шим и все отно­си­лись друг к дру­гу с учти­во­стью и ува­же­ни­ем. Нель­зя было встре­тить там нико­го, кто выра­жал бы свой гнев кри­ком, а радость — наг­лым сме­хом; напро­тив, наблюдая этих людей, мож­но было заклю­чить, что они дей­ст­ви­тель­но живут в соот­вет­ст­вии с высо­ки­ми иде­а­ла­ми.

(34) Вот чем посто­ян­но зани­ма­лись и что все­гда име­ли перед гла­за­ми нахо­див­ши­е­ся при дво­ре Кира. Что же каса­ет­ся воен­ных упраж­не­ний, то тех, для кото­рых он эти заня­тия при­зна­вал необ­хо­ди­мы­ми, Кир брал с собой на охоту, так как счи­тал ее вооб­ще луч­шим упраж­не­ни­ем в воен­ных делах и наи­бо­лее при­год­ной для совер­шен­ст­во­ва­ния в искус­стве вер­хо­вой езды. (35) Ведь охота осо­бен­но раз­ви­ва­ет уме­ние дер­жать­ся в сед­ле при скач­ке по любой мест­но­сти, когда при­хо­дит­ся дого­нять убе­гаю­щую дичь, и отлич­но при­уча­ет дей­ст­во­вать с коня, пото­му что вну­ша­ет стрем­ле­ние во что бы то ни ста­ло сва­лить зве­ря. (36) Она так­же поз­во­ля­ла Киру при­учать сво­их сото­ва­ри­щей к воз­дер­жа­нию, к уме­нию пере­но­сить вся­кие труд­но­сти, холод и жару, голод и жаж­ду. И поныне пер­сид­ский царь и его окру­же­ние сохра­ня­ют при­вя­зан­ность к это­му заня­тию. (37) Мне­ние Кира, что чело­ве­ку не при­ста­ло власт­во­вать, если он не пре­вос­хо­дит доб­ле­стью сво­их под­власт­ных, доста­точ­но под­твер­жда­ет­ся как все­ми выше­при­веден­ны­ми при­ме­ра­ми, так и тем, что, упраж­няя таким обра­зом сво­их людей, он с еще бо́льшим тща­ни­ем зака­ли­вал само­го себя, при­уча­ясь к воз­дер­жа­нию и осва­и­вая воен­ные при­е­мы и упраж­не­ния. (38) Ведь осталь­ных он выво­дил на охоту лишь тогда, когда не тре­бо­ва­лось оста­вать­ся дома, но сам зани­мал­ся этим и тогда, когда при­хо­ди­лось оста­вать­ся, охотясь в таких слу­ча­ях на зве­рей, содер­жав­ших­ся в его пар­ках. При этом и сам он нико­гда не при­ни­мал­ся за обед, не потрудив­шись до пота, и лоша­дям не зада­вал кор­ма, не уто­мив их упраж­не­ни­я­ми. На эту охоту он так­же при­гла­шал сво­их скип­тро­держ­цев¹⁰. (39) Вслед­ст­вие это­го, бла­го­да­ря посто­ян­ным упраж­не­ни­ям, и сам он, и люди, его окру­жав­шие, силь­но отли­ча­лись во всех бла­го­род­ных заня­ти­ях. Вот какой при­мер пода­вал он сво­им поведе­ни­ем. Но, кро­ме того, и всех осталь­ных, в ком он видел осо­бен­ное стрем­ле­ние к бла­го­род­ным делам, он награж­дал подар­ка­ми, долж­но­стя­ми, почет­ны­ми места­ми и вся­ки­ми отли­чи­я­ми. Бла­го­да­ря это­му Кир во всех умел воз­будить вели­кое често­лю­бие, так что каж­дый ста­рал­ся ока­зать­ся в его гла­зах луч­ше дру­гих.

(40) В дей­ст­ви­ях Кира мы можем усмот­реть отра­же­ние и дру­го­го его убеж­де­ния: вла­сти­те­ли долж­ны отли­чать­ся от под­власт­ных не толь­ко сво­им лич­ным совер­шен­ст­вом, но и спо­соб­но­стью оча­ро­вы­вать дру­гих. По с.186 край­ней мере он и сам пред­по­чи­тал носить мидий­скую одеж­ду и убедил поль­зо­вать­ся ею сво­их сото­ва­ри­щей. Он счи­тал, что эта одеж­да помо­га­ет скры­вать телес­ные изъ­я­ны тем, кто их име­ет, и поз­во­ля­ет нося­щим ее казать­ся кра­си­вы­ми и высо­ки­ми. (41) Дей­ст­ви­тель­но, мидяне носят такие баш­ма­ки, в кото­рые они могут совсем неза­мет­но что-нибудь под­кла­ды­вать, чтобы казать­ся более высо­ки­ми, чем они есть на самом деле. Кир поз­во­лял так­же пер­сам под­во­дить гла­за, чтобы они каза­лись выра­зи­тель­нее, чем есть, и румя­нить­ся, чтобы кожа выгляде­ла более кра­си­вой, чем она быва­ет от при­ро­ды. (42) Он вос­пи­тал в них так­же при­выч­ку не пле­вать и не смор­кать­ся на людях и не обо­ра­чи­вать­ся явно при виде кого-либо, но сохра­нять невоз­му­ти­мость¹¹. Он пола­гал, что все это помо­га­ет высту­пать перед под­чи­нен­ны­ми в более почтен­ном виде.

(43) Вот так, само­лич­но руко­во­дя упраж­не­ни­я­ми и пода­вая дру­гим высо­кий при­мер, Кир зани­мал­ся под­готов­кой тех, кому, по его мне­нию, над­ле­жа­ло власт­во­вать. Про­чих, кому он угото­вил быть раба­ми, он отнюдь не побуж­дал упраж­нять­ся в труд­ных заня­ти­ях сво­бод­ных людей и не поз­во­лял им при­об­ре­тать ору­жия. Одна­ко он ста­рал­ся, чтобы они нико­гда не оста­ва­лись без еды и питья из-за тех упраж­не­ний, кото­ры­ми зани­ма­лись сво­бод­ные. (44) Так, когда им при­хо­ди­лось сго­нять зве­рей в доли­ны для всад­ни­ков, он раз­ре­шал им брать с собой на охоту еду, тогда как нико­му из сво­бод­ных он не поз­во­лял это­го. В похо­де он при­ка­зы­вал своевре­мен­но отво­дить их к воде, как вьюч­ных живот­ных, а когда при­хо­дил час зав­тра­ка, ждал, пока они что-нибудь съе­дят, чтобы их не мучил звер­ский голод. В резуль­та­те они тоже, подоб­но самым знат­ным, назы­ва­ли его сво­им отцом, хотя он забо­тил­ся толь­ко об одном — чтобы они все­гда без­ого­во­роч­но оста­ва­лись под­не­воль­ны­ми слу­га­ми.

(45) Так Кир ста­рал­ся обес­пе­чить незыб­ле­мость пер­сид­ской дер­жа­вы. Что каса­ет­ся себя лич­но, то он был совер­шен­но уве­рен, что ему не гро­зит ника­кой серь­ез­ной опас­но­сти со сто­ро­ны пора­бо­щен­но­го насе­ле­ния: он счи­тал этих людей лишен­ны­ми воин­ской доб­ле­сти и видел их пол­ную раз­об­щен­ность, а кро­ме того, никто из них не мог даже при­бли­зить­ся к нему ни ночью, ни днем. (46) Одна­ко были и дру­гие, кото­рых он при­зна­вал за людей могу­ще­ст­вен­ных, тем более, что, как он видел, они были воору­же­ны и спло­че­ны. Неко­то­рых из них он знал как пред­во­ди­те­лей кон­ных и пеших отрядов, во мно­гих заме­чал высо­кий дух людей, уве­рен­ных в сво­ей спо­соб­но­сти власт­во­вать. Эти послед­ние весь­ма близ­ко сопри­ка­са­лись с его охра­ной, а мно­гие из них частень­ко обща­лись и с ним самим; это было необ­хо­ди­мо во всех слу­ча­ях, когда он соби­рал­ся при­бег­нуть к их услу­гам. Конеч­но, эти люди во мно­гом мог­ли пред­став­лять для него серь­ез­ную опас­ность. (47) Обду­мы­вая, каким спо­со­бом обез­опа­сить себя от угро­зы с их сто­ро­ны, он счел непри­год­ным лишать их ору­жия и воин­ско­го досто­ин­ства; он нахо­дил это неспра­вед­ли­вым и чре­ва­тым воз­мож­но­стью кру­ше­ния сво­ей вла­сти. С дру­гой сто­ро­ны, совер­шен­но не под­пус­кать их к себе и явно выка­зы­вать им свое недо­ве­рие тоже мог­ло озна­чать, по его мне­нию, нача­ло вой­ны. (48) Вме­сто все­го это­го, понял Кир, есть толь­ко одно, но самое дей­ст­вен­ное и вме­сте с тем самое достой­ное сред­ство обес­пе­чить свою без­опас­ность — с.187 это сде­лать всех этих могу­ще­ст­вен­ных людей более дру­зья­ми себе, чем друг дру­гу. Как, по наше­му мне­нию, ему уда­лось добить­ся этой друж­бы, мы сей­час поста­ра­ем­ся рас­ска­зать.

(VIII. 2. 1) Пер­вым делом он все­гда, в любое вре­мя ста­рал­ся как толь­ко мог пока­зать свою при­вет­ли­вость, пото­му что, пола­гал он, как нелег­ко людям полю­бить тех, кого они счи­та­ют сво­и­ми нена­вист­ни­ка­ми, и отно­сить­ся доб­ро­же­ла­тель­но к сво­им недоб­ро­же­ла­те­лям, точ­но так же труд­но пред­ста­вить себе, чтобы те, кого зна­ют как дру­зей и доб­ро­же­ла­те­лей, ста­но­ви­лись пред­ме­том нена­ви­сти со сто­ро­ны тех, кто верит в их друж­бу. (2) Пока у него было мень­ше воз­мож­но­стей ода­рять людей, он ста­рал­ся добить­ся друж­бы ины­ми сред­ства­ми — сво­ей заботой о ближ­них, жела­ни­ем облег­чить их труды, искрен­ней радо­стью по пово­ду их успе­хов и сочув­ст­ви­ем — по пово­ду неудач. Когда же у него появи­лась воз­мож­ность жало­вать цен­ные подар­ки, тогда, дума­ет­ся нам, он преж­де все­го при­нял за пра­ви­ло, что ника­кие дары не достав­ля­ют людям столь­ко радо­сти, при одной и той же затра­те средств, как уго­ще­ние. (3) Про­ник­шись таким убеж­де­ни­ем, он преж­де все­го рас­по­рядил­ся, чтобы за его сто­лом все­гда пода­ва­ли, наряду с куша­нья­ми для него само­го, еще мно­го таких же яств для боль­шо­го коли­че­ства людей. Все, что пода­ва­лось, он, исклю­чая часть, кото­рая пред­на­зна­ча­лась ему само­му и его сотра­пез­ни­кам, разда­вал тем из сво­их дру­зей, кому хотел пока­зать, что пом­нит о них и бла­го­во­лит к ним. Рас­сы­лал он уго­ще­ния так­же и тем, кем был осо­бен­но дово­лен за несе­ние охра­ны, за ока­за­ние услуг или какие-либо дру­гие дела, пока­зы­вая этим, что их стрем­ле­ние уго­дить ему не оста­ет­ся неза­ме­чен­ным. (4) Так­же и слуг он отли­чал куша­нья­ми со сво­его сто­ла в знак осо­бой похва­лы, при­чем всю еду для этих слуг при­ка­зы­вал ста­вить на свой соб­ст­вен­ный стол, будучи убеж­ден, что как соба­кам, так и слу­гам это вну­ша­ет осо­бую пре­дан­ность¹². Затем, если он хотел при­влечь к кому-либо из дру­зей вни­ма­ние тол­пы, то таким он так­же посы­лал куша­нья со сво­его сто­ла. Ведь и поныне, лишь толь­ко люди заме­тят, что кому-то посы­ла­ют­ся дары с цар­ско­го сто­ла, как все они начи­на­ют заис­ки­вать перед таки­ми счаст­лив­ца­ми, думая, что те нахо­дят­ся в осо­бой мило­сти и могут ока­зать им содей­ст­вие. Впро­чем, не толь­ко в силу этих назван­ных нами при­чин достав­ля­ют радость дары, посы­лае­мые царем; куша­нья с цар­ско­го сто­ла дей­ст­ви­тель­но гораздо вкус­нее. (5) А что дело обсто­ит имен­но так, в этом нет ниче­го уди­ви­тель­но­го, ибо как про­чие искус­ства доведе­ны до высо­ко­го совер­шен­ства в боль­ших горо­дах, так, соот­вет­ст­вен­но, и цар­ские яст­ва гото­вят­ся осо­бен­но хоро­шо. Ведь в неболь­ших горо­дах один и тот же мастер дела­ет ложе, дверь, плуг, стол, а неред­ко тот же чело­век соору­жа­ет и дом, при­чем он рад, если хоть так най­дет доста­точ­но заказ­чи­ков, чтобы про­кор­мить­ся. Конеч­но, тако­му с.188 чело­ве­ку, зани­маю­ще­му­ся мно­ги­ми ремес­ла­ми, невоз­мож­но изготов­лять все оди­на­ко­во хоро­шо. Напро­тив, в круп­ных горо­дах бла­го­да­ря тому, что в каж­дом пред­ме­те нуж­ду испы­ты­ва­ют мно­гие, каж­до­му масте­ру доволь­но для сво­его про­пи­та­ния и одно­го ремес­ла. А неред­ко доволь­но даже части это­го ремес­ла; так, один мастер шьет муж­скую обувь, а дру­гой — жен­скую. А ино­гда даже чело­век зара­ба­ты­ва­ет себе на жизнь един­ст­вен­но тем, что шьет заготов­ки для баш­ма­ков, дру­гой — тем, что выре­за­ет подош­вы, тре­тий — толь­ко тем, что выкра­и­ва­ет пере­д­ки, а чет­вер­тый — не делая ниче­го из это­го, а толь­ко сши­вая все вме­сте. Разу­ме­ет­ся, кто про­во­дит вре­мя за столь огра­ни­чен­ной работой, тот и в состо­я­нии выпол­нять ее наи­луч­шим обра­зом. (6) То же самое про­ис­хо­дит и с при­готов­ле­ни­ем пищи. У кого один и тот же слу­га сте­лет ложе, накры­ва­ет на стол, месит тесто, [варит]¹³ и гото­вит то одни, а то дру­гие куша­нья, у того, я думаю, по необ­хо­ди­мо­сти все полу­ча­ет­ся так, как при­дет­ся. Но в домах, где работы вполне хва­та­ет, чтобы одно­му — варить мясо, дру­го­му — его жарить, третье­му — варить рыбу, чет­вер­то­му — ее жарить, пято­му печь хле­ба́, при­чем не раз­лич­но­го вида, но лишь одно­го, наи­бо­лее пред­по­чти­тель­но­го, там при таком поряд­ке, я думаю, каж­дое блюдо при­готов­ля­ет­ся самым изыс­кан­ным обра­зом¹⁴.

(7) В уме­нии при­об­ре­тать друж­бу пожа­ло­ва­ни­ем даров со сво­его сто­ла Кир не имел себе рав­ных. Впро­чем, жало­ва­ни­ем вся­ких иных мило­стей он так­же доби­вал­ся мно­го­го, как я сей­час об этом рас­ска­жу. Ведь если он намно­го пре­вос­хо­дил осталь­ных людей вели­чи­ной полу­чае­мых дохо­дов, то еще боль­ше он пре­вос­хо­дил их щед­ро­стью сво­их даров. Нача­ло это­му поло­жил имен­но Кир, но и поныне сохра­ня­ет­ся еще у пер­сид­ских царей такая щед­рость в подар­ках¹⁵. (8) В самом деле, у како­го пра­ви­те­ля дру­зья выглядят более бога­ты­ми, чем у пер­сид­ско­го царя? Кто про­яв­ля­ет боль­ше ста­ра­ний, чтобы облечь сво­их людей в кра­си­вые одеж­ды, чем этот царь? Чьи подар­ки мож­но узнать с такой же лег­ко­стью, как узна­ют­ся дары пер­сид­ско­го царя, — брас­ле­ты, грив­ны, зла­то­сбруй­ные кони?¹⁶ Ведь там и вла­деть-то эти­ми веща­ми нель­зя, если их не пода­рит царь. (9) О ком дру­гом еще гово­рят, что он щед­ро­стью сво­их даров доби­ва­ет­ся, чтобы люди отда­ва­ли ему пред­по­чте­ние и перед бра­тья­ми сво­и­ми, и перед роди­те­ля­ми, и перед детьми?¹⁷ Кто дру­гой умел так карать вра­гов, отсто­я­щих на мно­го меся­цев пути, как пер­сид­ский царь? Кто дру­гой, кро­ме Кира, сумел добыть себе власть заво­е­ва­ни­ем и уме­реть, заслу­жив от под­власт­ных имя отца? Меж­ду тем, оче­вид­но, что это имя более под­хо­дит бла­го­де­те­лю, чем захват­чи­ку. (10) Мы отлич­но зна­ем, кро­ме того, что и тех, кого назы­ва­ют цар­ски­ми оча­ми и цар­ски­ми уша­ми, он сумел най­ти и при­вя­зать к себе не иным каким-либо спо­со­бом, а имен­но дара­ми и поче­стя­ми. Всех, кто доно­сил о ново­стях, кото­рые ему важ­но было знать, он ода­рял вели­ки­ми мило­стя­ми и таким обра­зом побудил мно­гих людей и под­слу­ши­вать, и высмат­ри­вать что угод­но, чтобы толь­ко добыть для царя важ­ные изве­стия¹⁸. (11) Вслед­ст­вие это­го и ста­ли счи­тать, что у царя мно­го очей и мно­го ушей. А если кто дума­ет, что у царя есть толь­ко одно избран­ное око, то он оши­ба­ет­ся. Один ведь немно­го мог бы увидеть и немно­го мог бы услы­шать, с.189 да и всем осталь­ным тогда как бы был дан при­каз ниче­го не делать, если бы это пору­че­ние было воз­ло­же­но толь­ко на одно­го. К тому же, рас­по­знав такое царе­во око, люди зна­ли бы, что его-то им и надо осте­ре­гать­ся. Одна­ко дело обсто­ит совсем не так; напро­тив, царь выслу­ши­ва­ет любо­го, кто заяв­ля­ет, что он слы­шал или видел что-либо достой­ное вни­ма­ния. (12) Вот поче­му счи­та­ет­ся, что у царя мно­го ушей и мно­го очей. От это­го люди повсюду боят­ся вести речи, не угод­ные царю, как буд­то он сам их услы­шит, и совер­шать поступ­ки, не угод­ные царю, как буд­то он сам будет их свиде­те­лем. Нече­го и думать, что кто-нибудь решил­ся бы там в раз­го­во­ре дур­но ото­звать­ся о Кире; напро­тив, каж­дый все­гда дер­жал себя сре­ди при­сут­ст­ву­ю­щих так, как если бы все они были цар­ски­ми оча­ми и уша­ми. Я не знаю, одна­ко, чем еще мож­но было бы объ­яс­нить такое отно­ше­ние людей к Киру, как не готов­но­стью его за малые услу­ги ока­зы­вать боль­шие мило­сти.

(13) Впро­чем, нет ниче­го уди­ви­тель­но­го, когда чело­век пре­вос­хо­дит дру­гих щед­ро­стью даров, если он сам бога­че всех; заме­ча­тель­нее дру­гое — когда он стре­мит­ся пре­взой­ти сво­их дру­зей вни­ма­ни­ем и заботою, невзи­рая на свое цар­ское досто­ин­ство. Дей­ст­ви­тель­но, как гово­рят, по поведе­нию Кира было ясно, что он ни в чем так не сты­дил­ся отстать от дру­гих, как в заботах о дру­зьях. (14) Упо­ми­на­ют о харак­тер­ном его изре­че­нии: он гово­рил, что дела хоро­ше­го пас­ты­ря и хоро­ше­го царя весь­ма схо­жи, пото­му что и пас­ты­рю над­ле­жит извле­кать из ста­да поль­зу, достав­ляя ско­тине тот вид сча­стья, кото­рый ей досту­пен, и царю точ­но так же подо­ба­ет извле­кать поль­зу из горо­дов и людей, делая их счаст­ли­вы­ми. Поэто­му нет ниче­го уди­ви­тель­но­го, если он про­ник­ся убеж­де­ни­ем, что ему необ­хо­ди­мо пре­вос­хо­дить осталь­ных людей в бла­го­де­я­ни­ях¹⁹. (15) Рас­ска­зы­ва­ют и о таком заме­ча­тель­ном объ­яс­не­нии, кото­рое Кир дал Кре­зу, когда тот стал втол­ко­вы­вать ему, что из-за сво­их частых раздач он станет бед­ня­ком, тогда как у Кира есть воз­мож­ность собрать в сво­ем доме столь­ко золота, сколь­ко вооб­ще по силам одно­му чело­ве­ку. (16) Гово­рят, на это Кир отве­тил таким вопро­сом:

—Сколь­ко же, по тво­е­му мне­нию, у меня было бы теперь богатств, если бы, сле­дуя тво­е­му сове­ту, я стал соби­рать их с того момен­та, как стал вла­сти­те­лем?

Крез назвал ему какую-то очень боль­шую сум­му. На это Кир ска­зал:

—Ну что ж, Крез, отправь тогда с нашим Гис­тас­пом кого-нибудь, кому ты более все­го дове­ря­ешь. А ты, Гис­тасп, обой­ди всех дру­зей и ска­жи им, что я нуж­да­юсь в золо­те для одно­го дела, — я ведь и вправ­ду в нем нуж­да­юсь, — а потом попро­си их запи­сать, сколь­ко каж­дый смо­жет достать для меня денег, и в запе­ча­тан­ном виде отдать эту запис­ку для достав­ки слу­ге Кре­за.

(17) Эту прось­бу он изло­жил и в пись­ме и, запе­ча­тав, отдал Гис­тас­пу, чтобы тот пока­зал дру­зьям; Кир сде­лал так­же при­пис­ку, чтобы все ока­зы­ва­ли Гис­тас­пу при­ем как его дру­гу. Когда они совер­ши­ли объ­езд и слу­га Кре­за доста­вил пись­ма дру­зей, Гис­тасп ска­зал:

с.190 — Царь Кир! Теперь ты и на меня дол­жен смот­реть как на бога­то­го чело­ве­ка, пото­му что бла­го­да­ря тво­е­му пись­му я вер­нул­ся со мно­же­ст­вом подар­ков.

(18) — Видишь, Крез, — заме­тил Кир, — с этим Гис­тас­пом у меня уже есть сокро­ви­ще, но ты взгля­ни и на дру­гие и под­счи­тай, сколь­ко у меня нагото­ве средств, если воз­никнет в них нуж­да для како­го-нибудь дела.

Рас­ска­зы­ва­ют, что сум­ма, обна­ру­жен­ная Кре­зом при под­сче­те, намно­го пре­взо­шла ту, кото­рую, по его сло­вам, Кир имел бы в сво­ей сокро­вищ­ни­це, если бы стал копить день­ги. (19) Когда это ста­ло извест­но, Кир ска­зал Кре­зу:

—Теперь ты видишь, Крез, что и у меня есть сокро­ви­ща? Одна­ко ты мне сове­ту­ешь соби­рать их у себя, чтобы воз­буж­дать зависть и нена­висть и вве­рять охра­ну их наем­ным стра­жам. Я же, наобо­рот, обо­га­щая сво­их дру­зей, вижу в них свои сокро­ви­ща и одно­вре­мен­но стра­жу и для себя, и для наших богатств, при­чем стра­жу более надеж­ную, чем если бы я окру­жил себя наем­ни­ка­ми²⁰. (20) При­зна­юсь тебе и в дру­гом: я тоже, Крез, не могу пода­вить в себе стра­сти, кото­рую боги вло­жи­ли в души людей и тем самым всех оди­на­ко­во обрек­ли на бед­ность; и я, как и все дру­гие, испол­нен нена­сыт­но­го стрем­ле­ния к богат­ству²¹. (21) Одна­ко, дума­ет­ся мне, в одном я силь­но отли­ча­юсь от боль­шин­ства людей. Эти послед­ние, когда обре­тут богат­ства боль­ше, чем доста­точ­но, часть его зары­ва­ют в зем­лю, часть гно­ят, а про­чее с вели­ким бес­по­кой­ст­вом пере­счи­ты­ва­ют, изме­ря­ют, взве­ши­ва­ют, про­вет­ри­ва­ют, сто­ро­жат. Тем не менее, дер­жа дома такие сокро­ви­ща, они не едят боль­ше того, что могут съесть без стра­ха лоп­нуть, и не наде­ва­ют на себя одеж­ды боль­ше, чем могут надеть без стра­ха задох­нуть­ся; напро­тив, избы­ток богат­ства достав­ля­ет им одни толь­ко хло­поты. (22) Со сво­ей сто­ро­ны, я тоже поко­рен богам и все­гда стрем­люсь к боль­ше­му, но, когда добьюсь сво­его, все, что вижу у себя в избыт­ке сверх необ­хо­ди­мо­го, употреб­ляю на помощь дру­зьям в их заботах и, обо­га­щая и осы­пая мило­стя­ми раз­лич­ных людей, при­об­ре­таю с помо­щью сво­его богат­ства их пре­дан­ность и друж­бу, бла­го­да­ря чему поль­зу­юсь без­опас­но­стью и доб­рой сла­вой. Цен­но­сти эти не гни­ют и избы­ток их не вредит; наобо­рот, доб­рая сла­ва, чем ее боль­ше, тем она вели­че­ст­вен­нее и пре­крас­нее и тем лег­че ее носить, а неред­ко она и носи­те­лям сво­им сооб­ща­ет извест­ную лег­кость²². (23) Вооб­ще, чтобы ты знал, Крез: я вовсе не счи­таю самы­ми счаст­ли­вы­ми тех, кто боль­ше все­го име­ет и боль­ше все­го сто­ро­жит. Ведь тогда вои­ны, охра­ня­ю­щие сте­ны, были бы самы­ми счаст­ли­вы­ми, пото­му что они сто­ро­жат все досто­я­ние сво­их горо­дов. Нет, я при­знаю самым счаст­ли­вым того, кто спо­со­бен и чест­но нажить вели­чай­шее богат­ство и пре­крас­но рас­по­рядить­ся им.

Так он гово­рил, и вся­кий видел, что так он и дей­ст­во­вал.

(24) Кро­ме того, он под­ме­тил, что боль­шин­ство людей, когда они здо­ро­вы, при­ла­га­ют доста­точ­но ста­ра­ний, чтобы иметь все необ­хо­ди­мое, и откла­ды­ва­ют про запас то, что полез­но для сто­ла здо­ро­вых людей. Одна­ко, как он видел, они вовсе не обре­ме­ня­ют себя забота­ми о том, чтобы иметь под рукою все нуж­ное на слу­чай болез­ни. Он решил, что сам он не допу­стит с.191 тако­го про­сче­та; с готов­но­стью опла­чи­вая все издерж­ки, он собрал у себя луч­ших вра­чей²³, и не было ни одно­го полез­но­го инстру­мен­та, о кото­ром ему гово­рил кто-либо из вра­чей, ни одно­го лекар­ства, целеб­но­го куша­нья или питья, кото­рое он не ста­рал­ся бы достать и отло­жить у себя про запас. (25) И вся­кий раз, как заболе­вал кто-нибудь из людей, здо­ро­вьем кото­рых он осо­бен­но доро­жил, он сам наблюдал боль­но­го и пре­до­став­лял для его лече­ния все, что было необ­хо­ди­мо. Он даже питал при­зна­тель­ность к тем вра­чам, кото­рые выле­чи­ва­ли боль­но­го, поль­зу­ясь его, Кира, сред­ства­ми.

(26) На такие и мно­гие подоб­ные этим улов­ки пус­кал­ся Кир для того, чтобы вну­шить осо­бую любовь тем, друж­бы кото­рых он искал. Что же каса­ет­ся состя­за­ний, кото­рые он объ­яв­лял, и наград, кото­рые он уста­нав­ли­вал ради того, чтобы воз­буж­дать сорев­но­ва­ние в бла­го­род­ных заня­ти­ях, то все это, без­услов­но, дела­ло Киру честь, пото­му что этим он побуж­дал людей упраж­нять­ся в доб­ле­сти. Одна­ко эти же состя­за­ния порож­да­ли сре­ди знат­ных людей враж­ду и сопер­ни­че­ство. (27) Кро­ме того, Кир как бы уза­ко­нил тот порядок, чтобы в каж­дом слу­чае, когда тре­бо­ва­лось судеб­ное раз­би­ра­тель­ство, при тяж­бе ли, или на состя­за­нии, заин­те­ре­со­ван­ные в таком раз­би­ра­тель­стве схо­ди­лись сна­ча­ла во мне­нии о воз­мож­ных судьях. Совер­шен­но оче­вид­но, что сопер­ни­чаю­щие сто­ро­ны стре­ми­лись к тому, чтобы запо­лу­чить в судьи самых могу­ще­ст­вен­ных и вме­сте с тем дру­же­ски рас­по­ло­жен­ных к ним людей. Тем не менее про­иг­рав­ший завидо­вал победив­ше­му и нена­видел судей, выска­зав­ших­ся не в его поль­зу, меж­ду тем как победи­тель, со сво­ей сто­ро­ны, наста­и­вал на том, что он выиг­рал по спра­вед­ли­во­сти, и пото­му не счи­тал себя обя­зан­ным испы­ты­вать бла­го­дар­ность к кому-либо. (28) Вооб­ще сре­ди тех, кто стре­мил­ся быть в осо­бен­ной друж­бе с Киром, цари­ли вза­им­ная зависть и недоб­ро­же­ла­тель­ство, как, впро­чем, это быва­ет и в сво­бод­ных государ­ствах, так что боль­шин­ство ско­рее жаж­да­ло изба­вить­ся друг от дру­га, чем дей­ст­во­вать сов­мест­но в чем-либо полез­ном. Таким обра­зом мы пока­за­ли, как доби­вал­ся Кир того, чтобы все могу­ще­ст­вен­ные люди более дру­же­ст­вен­но отно­си­лись к нему, чем друг к дру­гу.

(VIII. 3. 1) Теперь пора нам рас­ска­зать, как Кир в пер­вый раз совер­шил выезд из сво­его двор­ца, ибо тор­же­ст­вен­ность тако­го выезда, по наше­му мне­нию, тоже слу­жит одним из средств, при­ду­ман­ных для вну­ше­ния боль­ше­го ува­же­ния к вла­сти. Итак, сна­ча­ла до выезда он при­гла­сил к себе всех началь­ст­ву­ю­щих лиц из пер­сов и про­чих союз­ни­ков и раздал им мидий­ское пла­тье. Тогда впер­вые пер­сы наде­ли на себя мидий­скую одеж­ду. За разда­чею Кир объ­явил им, что жела­ет про­ехать на свя­щен­ные участ­ки, выде­лен­ные богам, и вме­сте с ними при­не­сти там жерт­вы.

с.192 (2) — Поэто­му, — про­дол­жал он, — зав­тра до вос­хо­да солн­ца яви­тесь в этих новых нарядах к две­рям мое­го двор­ца и стань­те так, как вам ука­жет от мое­го име­ни перс Феравл; а когда я открою шест­вие, сле­дуй­те за мной в ука­зан­ном поряд­ке. Если же кому из вас при­дет в голо­ву, что мож­но совер­шать выезд ина­че, более вели­ко­леп­но, чем это мы дела­ем нын­че, то пусть по воз­вра­ще­нии обрат­но он мне ска­жет об этом, ибо как, по-ваше­му мне­нию, будет более все­го вели­ко­леп­но и достой­но, так и до́лжно все устро­ить.

(3) После того как он раздал самым знат­ным самые кра­си­вые наряды, он велел при­не­сти мно­же­ство дру­го­го мидий­ско­го пла­тья, заготов­лен­но­го им в боль­шом коли­че­стве, не жалея ни пур­пур­ных пла­щей, ни тем­но-крас­ных, ни баг­ря­ных, ни алых. Выде­лив каж­до­му из коман­ди­ров соот­вет­ст­вен­ную долю этих одежд, он велел им нарядить в них сво­их дру­зей, «точ­но так же, — ска­зал он, — как я наря­жаю вас». (4) Тут кто-то из при­сут­ст­ву­ю­щих спро­сил его:

—А ты сам, Кир, когда обла­чишь­ся в свой наряд?

—А раз­ве вам не кажет­ся, — отве­чал Кир, — что нын­че, наря­жая вас, я и сам наря­жа­юсь? Не тре­вожь­тесь, — заклю­чил он. — Если я смо­гу доста­вить бла­го вам, моим дру­зьям, то в какой бы одеж­де я ни ока­зал­ся, все рав­но я буду выглядеть вели­ко­леп­но.

(5) Итак, все они разо­шлись и, при­звав сво­их дру­зей, ста­ли обря­жать их в новые одеж­ды. Меж­ду тем Кир, зная, что Феравл, тот самый про­стой перс²⁴, наде­лен сооб­ра­зи­тель­но­стью, любо­вью к кра­со­те и поряд­ку, а так­же несо­мнен­ным стрем­ле­ни­ем уго­дить ему, ибо и рань­ше еще Феравл под­дер­жал пред­ло­же­ние награж­дать каж­до­го по заслу­гам, — Кир при­гла­сил его к себе и стал сове­то­вать­ся, как устро­ить свой выезд таким обра­зом, чтобы людям пре­дан­ным он пока­зал­ся вели­ко­леп­ным, а недоб­ро­же­ла­те­лям — устра­шаю­щим. (6) После того как они все рас­смот­ре­ли и при­шли к оди­на­ко­во­му мне­нию, Кир велел Ферав­лу при­нять на себя заботу, чтобы зав­траш­ний выезд про­шел имен­но так, как они при­зна­ли наи­луч­шим.

—Я рас­по­рядил­ся, — ска­зал Кир, — чтобы все пови­но­ва­лись тво­им при­ка­за­ни­ям о поряд­ке выезда. А чтобы они с боль­шей охотой слу­ша­лись тво­их при­ка­за­ний, возь­ми и отне­си эти новые хито­ны началь­ни­кам копье­нос­цев, эти касы²⁵ для вер­хо­вой езды отдай началь­ни­кам всад­ни­ков, а вот эти хито­ны вру­чи коман­ди­рам колес­ниц.

(7) Феравл пошел отно­сить эти подар­ки. Коман­ди­ры, завидев его, гово­ри­ли:

—Ты стал важ­ным чело­ве­ком, Феравл, раз уж ты и нам будешь ука­зы­вать, что надо делать.

—Кля­нусь Зев­сом, — отве­чал Феравл, — похо­же, что мне при­дет­ся делать не толь­ко это, но и носить вам вещи. По край­ней мере сей­час я при­нес два каса, один для тебя, а дру­гой для тво­е­го това­ри­ща. Ты можешь взять любой, какой поже­ла­ешь.

(8) Разу­ме­ет­ся, полу­чав­ший кас тут же забыл о сво­ей зави­сти; мало того, он сра­зу стал сове­то­вать­ся с Ферав­лом, какой кас ему взять. Тот пока­зал ему, какой луч­ше, и доба­вил:

с.193 — Если, одна­ко, ты рас­ска­жешь, что я пре­до­ста­вил тебе пра­во выбо­ра, то в дру­гой раз, когда я сно­ва буду при­слу­жи­вать, ты не най­дешь во мне тако­го доб­ро­го слу­жи­те­ля.

Рас­пре­де­лив подар­ки так, как ему было ука­за­но, Феравл немед­лен­но занял­ся под­готов­кой пред­сто­я­ще­го выезда, ста­ра­ясь, чтобы все выгляде­ло наи­луч­шим обра­зом.

(9) На сле­дую­щий день, еще до рас­све­та, все было в пол­ном поряд­ке: ряды вои­нов вытя­ну­лись по обе­им сто­ро­нам доро­ги, — как и теперь еще они выст­ра­и­ва­ют­ся на пути сле­до­ва­ния царя. В середи­ну меж­ду эти­ми ряда­ми нель­зя всту­пать нико­му, кро­ме лиц высо­ко­го поло­же­ния; для это­го рядом раз­ме­сти­лись биче­нос­цы, гото­вые обру­шить уда­ры на любо­го, кто станет нару­шать порядок. Пер­вы­ми, перед самы­ми ворота­ми, выстро­и­лись по четы­ре чело­ве­ка в глу­би­ну око­ло четы­рех тысяч копье­нос­цев, по две тыся­чи с каж­дой сто­ро­ны ворот. (10) Сюда же при­бы­ли в пол­ном соста­ве всад­ни­ки, кото­рые сто­я­ли, сой­дя с коней и про­су­нув руки в рука­ва кан­ди­ев, как и теперь они еще дела­ют, когда пред­ста­ют пред очи царя²⁶. Пер­сы выстро­и­лись спра­ва, а про­чие союз­ни­ки сле­ва от доро­ги и точ­но так же ста­ли колес­ни­цы, рав­ным чис­лом с каж­дой сто­ро­ны. (11) Когда, нако­нец, рас­пах­ну­лись ворота цар­ско­го двор­ца, пер­вы­ми выве­ли постав­лен­ных по четы­ре в ряд вели­ко­леп­ных быков, пред­на­зна­чен­ных для закла­ния Зев­су и дру­гим богам, на кото­рых ука­за­ли маги. Ведь пер­сы при­дер­жи­ва­ют­ся того пра­ви­ла, что в вопро­сах рели­гии к мне­нию зна­то­ков надо при­слу­ши­вать­ся еще боль­ше, чем в любом дру­гом деле. (12) За быка­ми вели коней, пред­на­зна­чен­ных в жерт­ву Гелио­су²⁷. За ними еха­ла свя­щен­ная колес­ни­ца Зев­са, запря­жен­ная белы­ми лошадь­ми, с золо­че­ным дыш­лом и вся в вен­ках²⁸; за нею дви­га­лась колес­ни­ца Гелиоса, тоже запря­жен­ная белы­ми лошадь­ми и укра­шен­ная вен­ка­ми, как и пер­вая, а за ней третья колес­ни­ца, запря­жен­ная коня­ми, покры­ты­ми пур­пур­ны­ми попо­на­ми. Поза­ди нее шли люди, нес­шие на боль­шой жаровне огонь²⁹. (13) За ними из ворот выехал на колес­ни­це Кир в пря­мой тиа­ре³⁰ и пур­пур­ном хитоне с белой поло­сой посе­редине. Нико­му, кро­ме царя, не раз­ре­ша­ет­ся носить хитон с белой поло­сой³¹. На Кире были еще ана­к­си­риды³² крас­но­го цве­та и пур­пур­ный кан­дий. Вокруг тиа­ры у него обви­ва­лась диа­де­ма³³, и тот же отли­чи­тель­ный знак име­ли его соро­ди­чи³⁴, при­чем они сохра­ня­ют его и поныне. Руки его были обна­же­ны, а рука­ва отки­ну­ты. (14) Рядом с ним сто­ял воз­ни­чий, чело­век высо­ко­го роста, одна­ко ниже Кира, то ли на самом деле, то ли пото­му, что так было устро­е­но³⁵, во вся­ком слу­чае Кир казал­ся намно­го выше. При виде Кира все про­стер­лись ниц, может быть, по при­ме­ру неко­то­рых, кому так было при­ка­за­но, а может быть, и от впе­чат­ле­ния, про­из­веден­но­го рос­кош­ным обла­че­ни­ем и вели­че­ст­вен­ным видом Кира. До того никто из пер­сов не падал перед Киром ниц³⁶. (15) Как толь­ко пока­за­лась колес­ни­ца Кира, четы­ре тыся­чи копье­нос­цев дви­ну­лись впе­ред, сле­дуя по две тыся­чи с каж­дой сто­ро­ны от колес­ни­цы. Поми­мо них, Кира сопро­вож­да­ли око­ло трех­сот его скип­тро­держ­цев на конях, в кра­си­вых нарядах и с дро­ти­ка­ми. (16) Кро­ме того, под узд­цы вели око­ло двух­сот коней из коню­шен Кира, укра­шен­ных золо­той сбру­ей и покры­тых поло­са­ты­ми попо­на­ми. с.194 За ними шли еще две тыся­чи копье­нос­цев, а даль­ше — постро­ен­ные по сто в шири­ну и в глу­би­ну десять тысяч всад­ни­ков, кото­рые поло­жи­ли нача­ло пер­сид­ской кон­ни­це; коман­до­вал ими Хри­сант. (17) За ними в таком же поряд­ке шли дру­гие десять тысяч пер­сид­ских всад­ни­ков, кото­ры­ми коман­до­вал Гис­тасп; за ними в том же поряд­ке еще десять тысяч под коман­до­ва­ни­ем Дата­ма, а за эти­ми еще [десять тысяч]³⁷ под коман­до­ва­ни­ем Гада­та. (18) Далее шли мидий­ские всад­ни­ки, а затем по поряд­ку армяне, гир­кан­цы, каду­сии и, нако­нец, саки. За всад­ни­ка­ми дви­га­лись постро­ен­ные по четы­ре в ряд колес­ни­цы; ими коман­до­вал перс Арта­бат.

(19) За колес­ни­цей Кира, по обе­им сто­ро­нам воин­ских цепей, шли тол­пы людей, желав­ших обра­тить­ся к Киру с раз­лич­ны­ми прось­ба­ми. Послав к этим людям несколь­ких сво­их скип­тро­держ­цев, — а у него с каж­дой сто­ро­ны колес­ни­цы еха­ло по три таких скип­тро­держ­ца спе­ци­аль­но для пере­да­чи при­ка­зов, — Кир велел объ­явить им, что если есть какие-либо прось­бы к нему, то пусть каж­дый рас­ска­жет о сво­ем деле кому-нибудь из гип­пар­хов³⁸, а те уже пере­да­дут ему. Люди сра­зу отсту­пи­ли от Кира и поспе­ши­ли к всад­ни­кам, обду­мы­вая каж­дый, к кому луч­ше обра­тить­ся. (20) Меж­ду тем Кир через сво­их послан­цев стал под­зы­вать к себе по оче­реди тех из дру­зей, на кого он хотел обра­тить осо­бое вни­ма­ние тол­пы, и всем им давал такие настав­ле­ния:

—Если кто-нибудь из этих людей, сле­дую­щих за нами, обра­тит­ся к вам с прось­бой, но прось­ба эта пока­жет­ся вам необос­но­ван­ной, не обра­щай­те на тако­го ника­ко­го вни­ма­ния; если же вы сочте­те его прось­бу закон­ной, то доло­жи­те о ней мне, чтобы мы вме­сте обсуди­ли и реши­ли его дело.

(21) Все вооб­ще дру­зья, как толь­ко он под­зы­вал их, спе­ши­ли изо всех сил на его зов, ста­ра­ясь этим при­дать боль­ше блес­ка вла­сти Кира и вме­сте с тем пока­зать, насколь­ко они гото­вы пови­но­вать­ся. Был, одна­ко, сре­ди них некий Даи­ферн, чело­век по нату­ре гру­бо­ва­тый, кото­рый пола­гал, что чем неспеш­нее он будет откли­кать­ся на зов Кира, тем боль­ше неза­ви­си­мо­сти про­явит³⁹. (22) Кир заме­тил это и, преж­де чем тот собрал­ся подой­ти и пого­во­рить, послал к нему одно­го из сво­их скип­тро­держ­цев и велел пере­дать, что более не нуж­да­ет­ся в его услу­гах; и дей­ст­ви­тель­но, впредь Кир уже нико­гда не под­зы­вал его к себе. (23) Наобо­рот, дру­го­му, полу­чив­ше­му при­гла­ше­ние поз­же, но явив­ше­му­ся рань­ше Даи­фер­на, Кир тут же пода­рил коня — одно­го из тех, кото­рых вели за колес­ни­цей, — и при­ка­зал одно­му из скип­тро­держ­цев отве­сти его, куда при­ка­жет новый хозя­ин. Наблюдав­шие со сто­ро­ны сочли это осо­бен­ной мило­стью и с той мину­ты гораздо боль­ше людей ста­ло заис­ки­вать перед этим чело­ве­ком.

(24) Когда про­цес­сия достиг­ла свя­щен­ных участ­ков, при­нес­ли в жерт­ву Зев­су и сожгли цели­ком быков, затем в честь Гелиоса совер­ши­ли все­со­жже­ние коней⁴⁰ и, соглас­но обряду, ука­зан­но­му мага­ми, закла­ли жерт­вы в честь Геи, а напо­сле­док при­нес­ли жерт­вы геро­ям-покро­ви­те­лям Сирии⁴¹. (25) После это­го, посколь­ку мест­ность здесь была ров­ная, Кир наме­тил рас­сто­я­ние при­мер­но в пять ста­ди­ев⁴² и велел всад­ни­кам каж­до­го пле­ме­ни пооче­ред­но про­ска­кать его, пус­кая лоша­дей во весь опор. Сам он ска­кал с.195 вме­сте с пер­са­ми и одер­жал победу, намно­го опе­ре­див дру­гих, пото­му что издав­на посто­ян­но упраж­нял­ся в вер­хо­вой езде. У мидян победил Арта­баз — ведь Кир пода­рил ему сво­его коня; сре­ди сирий­цев, пере­шед­ших на сто­ро­ну Кира, пер­вым был Гадат, у армян — Тиг­ран, у гир­кан­цев — сын их гип­пар­ха, у саков же — про­стой воин, кото­рый на сво­ем коне обо­шел осталь­ных всад­ни­ков почти на поло­ви­ну пути. (26) Рас­ска­зы­ва­ют, что Кир спро­сил тогда юно­шу, согла­сит­ся ли он поме­нять сво­его коня на цар­ство. А тот отве­тил на это:

—За цар­ство я бы не отдал, но, пожа­луй, отдал бы, чтобы заслу­жить бла­го­дар­ность доб­лест­но­го мужа.

(27) — Ну что ж, — про­мол­вил Кир, — я готов пока­зать тебе место, куда ты можешь стре­лять с закры­ты­ми гла­за­ми и все-таки без ошиб­ки попа­дешь в доб­лест­но­го мужа.

—В таком слу­чае, — ска­зал сак, — непре­мен­но пока­жи мне это место, чтобы я мог швыр­нуть туда хотя бы этим ком­ком зем­ли. — И с эти­ми сло­ва­ми он под­нял ком зем­ли.

(28) Кир без коле­ба­ний ука­зал саку на место, где собра­лось боль­шин­ство его дру­зей; тот же, зажму­рив­шись, запу­стил туда комом зем­ли и попал в про­ез­жав­ше­го мимо Феравла. Послед­ний как раз направ­лял­ся пере­дать какое-то при­ка­за­ние Кира; хотя ком попал пря­мо в него, он даже не обер­нул­ся, но про­дол­жал свой путь туда, куда его посла­ли. (29) Открыв гла­за, сак спро­сил, в кого он попал.

—Кля­нусь Зев­сом, — отве­чал Кир, — ни в кого из при­сут­ст­ву­ю­щих.

—Но тогда тем более, — заме­тил юно­ша, — я не мог попасть и в отсут­ст­ву­ю­щих.

—Да нет, кля­нусь Зев­сом, — воз­ра­зил Кир, — ты попал вон в того всад­ни­ка, ска­чу­ще­го воз­ле колес­ниц.

(30) — Отче­го же тогда он даже не обер­нет­ся?

—Похо­же, сума­сшед­ший какой-то, — отве­тил Кир.

Услы­шав это, юно­ша помчал­ся посмот­реть, в кого он попал, и нагнал Феравла, у кото­ро­го вся боро­да была в зем­ле и кро­ви, стру­ив­шей­ся из раз­би­то­го носа. (31) Подъ­е­хав к нему, моло­дой чело­век спро­сил, не ранен ли он.

—Как видишь, — отве­чал тот.

—В таком слу­чае, я дарю тебе сво­его коня.

—За что это? — спро­сил Феравл.

Тогда сак рас­ска­зал ему, как было дело, и в кон­це при­ба­вил:

—Я уве­рен, что попал в доб­лест­но­го мужа.

(32) — Конеч­но, — — заме­тил на это Феравл, — будь у тебя боль­ше бла­го­ра­зу­мия, ты мог бы пода­рить коня кому-нибудь дру­го­му, кто побо­га­че меня; но раз уж так слу­чи­лось, я при­му твой дар. Одна­ко я молю богов, под­ста­вив­ших меня под твой удар, дать мне воз­мож­ность сде­лать так, чтобы ты не рас­ка­и­вал­ся в сво­ем даре. Теперь же, — доба­вил он, — садись на мое­го коня и уез­жай, а я ско­ро при­со­еди­нюсь к тебе.

(33) Такой обмен совер­ши­ли они меж­ду собой. А у каду­си­ев победу одер­жал Рафин. Кир устро­ил так­же заезды колес­ниц, по оче­реди друг за дру­гом. Всех победи­те­лей, чтобы они мог­ли при­не­сти жерт­вы и попи­ро­вать, с.196 он оде­лил быка­ми и чаша­ми. Сам он тоже взял себе быка в каче­стве награ­ды за победу, а достав­ши­е­ся ему чаши пода­рил Ферав­лу за то, что тот, по его мне­нию, вели­ко­леп­но обста­вил его выезд из двор­ца. (34) Тор­же­ст­вен­ный порядок цар­ско­го выезда, уста­нов­лен­ный тогда Киром, сохра­ня­ет­ся в Пер­сии и поныне, раз­ве что ино­гда не быва­ет жерт­вен­ных живот­ных, когда царь не соби­ра­ет­ся совер­шать жерт­во­при­но­ше­ния. В тот день, по окон­ча­нии состя­за­ний, все вер­ну­лись обрат­но в город и отпра­ви­лись обедать: те, кому были пода­ре­ны дома, — по сво­им домам, а осталь­ные — в лагерь.

(35) Что каса­ет­ся Феравла, то он при­гла­сил к себе сака, пода­рив­ше­го ему коня, и уго­стил его на сла­ву. Когда же они покон­чи­ли с тра­пе­зой, Феравл напол­нил куб­ки, кото­рые он полу­чил от Кира, и, выпив за здо­ро­вье гостя, пода­рил их ему. (36) Видя мно­же­ство пре­крас­ных покры­вал, рос­кош­ную обста­нов­ку и мас­су слуг, сак задал хозя­и­ну вопрос:

—Ска­жи мне, Феравл, ты и на родине у себя при­над­ле­жал к чис­лу бога­тых?

(37) — Каких там бога­тых, — отве­чал Феравл. — Я был как раз из тех, кто живет трудом сво­их рук. Мой отец, сам работая не покла­дая рук, едва мог содер­жать меня и дать вос­пи­та­ние, какое пола­га­ет­ся маль­чи­кам. А когда я под­рос, он никак уже не мог про­кор­мить меня, не понуж­дая к рабо­те, и пото­му отвел меня в дерев­ню и велел трудить­ся⁴³. (38) С тех пор, пока отец был жив, я уже сам содер­жал его, вска­пы­вая и засе­вая ничтож­ный кло­чок зем­ли, кото­рый, впро­чем, был не так уж плох и даже отли­чал­ся свое­об­раз­ной спра­вед­ли­во­стью. Ведь сколь­ко он при­ни­мал зер­на, столь­ко по-чест­но­му и отда­вал, и даже с неко­то­рым избыт­ком, а ино­гда, в силу осо­бен­но­го сво­его пло­до­ро­дия, воз­вра­щал мне вдвое про­тив того, что полу­чал⁴⁴. Вот так жил я у себя на родине, а все это, что ты теперь видишь, пода­рил мне Кир.

(39) — Какой же ты счаст­ли­вец, — вос­клик­нул сак, — и вооб­ще, и пото­му в осо­бен­но­сти, что стал бога­тым из бед­но­го! Ибо, я думаю, тебе сей­час гораздо при­ят­нее быть бога­тым пото­му, что ты раз­бо­га­тел после страш­ной нуж­ды.

(40) — Неуже­ли ты пола­га­ешь, сак, — воз­ра­зил на это Феравл, — что жить мне ста­ло настоль­ко же при­ят­нее, насколь­ко я стал бога­че? Тебе неве­до­мо, конеч­но, что я ем, пью и сплю теперь ничуть не сла­дост­нее, чем тогда, когда я был беден. Отто­го, что все­го у меня вдо­воль, я полу­чаю лишь одну выго­ду: боль­ше надо сто­ро­жить, боль­ше разда­вать дру­гим, боль­ше испы­ты­вать бес­по­кой­ства от вся­ких забот. (41) Ведь нын­че мно­же­ство слуг тре­бу­ют от меня еды, питья и одеж­ды, а неко­то­рые еще нуж­да­ют­ся в помо­щи вра­ча. А то при­хо­дит кто-нибудь и при­но­сит остат­ки овцы, разо­рван­ной вол­ка­ми, или быка, сва­лив­ше­го­ся в про­пасть, или сооб­ща­ет, что на скот напа­ла чума. Так что, — заклю­чил Феравл, — кажет­ся мне, что теперь из-за мое­го богат­ства у меня боль­ше огор­че­ний, чем рань­ше было из-за нуж­ды.

(42) — Тем не менее, кля­нусь Зев­сом, — ска­зал сак, — когда богат­ства твои в сохран­но­сти, вид их достав­ля­ет тебе гораздо боль­ше радо­стей, чем испы­ты­ваю их я.

с.197 — Все-таки, сак, — заме­тил Феравл, — не так при­ят­но вла­деть богат­ст­вом, как тягост­но поте­рять его. Ты сам пой­мешь, что я гово­рю прав­ду. Ведь сре­ди людей бога­тых ты не най­дешь таких, кого избы­ток удо­воль­ст­вий заста­вит про­во­дить ночи без сна, тогда как любой, кто лишит­ся чего-нибудь, не смо­жет глаз сомкнуть от огор­че­ния.

(43) — Да, кля­нусь Зев­сом, — под­твер­дил сак, — но и сре­ди тех, кто полу­ча­ет что-либо, ты не увидишь таких, кто от пущей радо­сти впал бы в дре­моту.

(44) — Это вер­но, — согла­сил­ся Феравл. — И если бы вла­де­ние богат­ст­вом достав­ля­ло столь­ко удо­воль­ст­вия, сколь­ко его при­об­ре­те­ние, то бога­чи были бы гораздо счаст­ли­вее бед­ня­ков. Но в том-то и дело, сак, что тому, кто мно­го име­ет, мно­го при­хо­дит­ся и тра­тить и на богов, и на дру­зей, и на гостей. Меж­ду тем, кто силь­но раду­ет­ся день­гам, тот, можешь быть уве­рен, силь­но огор­ча­ет­ся, когда дол­жен их истра­тить.

(45) — Навер­ное это так, кля­нусь Зев­сом, — про­мол­вил сак. — Но я-то к чис­лу таких не при­над­ле­жу; напро­тив, я счи­таю, что сча­стье в том и состо­ит, чтобы, имея мно­го, мно­го и тра­тить.

(46) — Тогда, ради всех богов, — вос­клик­нул Феравл, — поче­му бы тебе сей­час же не стать счаст­ли­вым чело­ве­ком и не сде­лать меня таким же? Возь­ми все эти богат­ства и вла­дей и поль­зуй­ся ими, как хочешь, а мне толь­ко выде­ли содер­жа­ние, как гостю како­му-нибудь, и даже более скром­ное, чем гостю: мне будет доста­точ­но, если ты уде­лишь мне долю того, что будешь брать себе сам.

(47) — Ты шутишь, — ска­зал сак. Одна­ко Феравл поклял­ся, что он гово­рит вполне серь­ез­но.

—Более того, сак, я добьюсь для тебя от Кира поз­во­ле­ния не являть­ся ко дво­ру и не слу­жить в вой­ске⁴⁵. Оста­вай­ся дома и наслаж­дай­ся богат­ст­вом, а я выпол­ню наш долг и за себя и за тебя. Мало того, если я полу­чу еще какую-нибудь награ­ду за служ­бу Киру или за уча­стие в каком-либо похо­де, я пере­дам ее тебе, чтобы ты рас­по­ря­жал­ся еще бо́льшим досто­я­ни­ем; толь­ко избавь меня от всех этих забот. Если я буду сво­бо­ден от них, то тем самым, я убеж­ден, ты ока­жешь огром­ную услу­гу и мне и Киру.

(48) После тако­го раз­го­во­ра они так и поре­ши­ли и ста­ли дей­ст­во­вать соот­вет­ст­вен­но. При этом один был уве­рен, что он обрел сча­стье, пото­му что полу­чил в свое рас­по­ря­же­ние боль­шое досто­я­ние, а дру­гой счи­тал себя на вер­шине бла­жен­ства, пото­му что ему посчаст­ли­ви­лось най­ти управ­ля­ю­ще­го, кото­рый пре­до­став­лял ему досуг для заня­тия тем, в чем он нахо­дил удо­воль­ст­вие.

(49) Нату­ре Феравла была свой­ст­вен­на любовь к дру­зьям; более того, он счи­тал, что нет ниче­го столь при­ят­но­го и полез­но­го, чем выка­зы­вать заботу о людях. Он был убеж­ден, что из всех живых существ чело­век в осо­бен­но­сти наде­лен чув­ст­вом дол­га и бла­го­дар­но­сти. Ибо он видел, что на похва­лу люди охот­но отве­ча­ют похва­лою, а за услу­ги ста­ра­ют­ся отпла­тить услу­га­ми; что тем, кого они зна­ют как сво­их доб­ро­же­ла­те­лей, они отве­ча­ют пре­дан­но­стью и не спо­соб­ны на враж­деб­ное чув­ство к таким, с.198 в чьей люб­ви к себе они убеж­де­ны; что из всех живых существ они отли­ча­ют­ся наи­боль­шей склон­но­стью возда­вать сво­им роди­те­лям бла­го­дар­но­стью за их заботы и при жиз­ни их и после смер­ти; про­чие же суще­ства, как он знал, гораздо небла­го­дар­нее и бес­чув­ст­вен­нее людей. (50) Поэто­му Феравл чрез­вы­чай­но радо­вал­ся, что у него будет теперь воз­мож­ность, осво­бо­див­шись от заботы об иму­ще­стве, цели­ком посвя­тить себя дру­зьям; в свою оче­редь, сак был дово­лен тем, что отныне он мог, вла­дея мно­гим, мно­гим и поль­зо­вать­ся. Сак любил Феравла за то, что тот все­гда что-нибудь при­но­сил в дом, а тот — сака за готов­ность все при­нять и не доку­чать ему, несмот­ря на рас­ту­щие заботы об уве­ли­чи­вав­шем­ся состо­я­нии. Вот так они с тех пор и жили.

(VIII. 4. 1) Совер­шив жерт­во­при­но­ше­ние, Кир тоже устро­ил пир в честь сво­ей победы и при­гла­сил на него тех сво­их дру­зей, кото­рые рев­ност­нее осталь­ных стре­ми­лись содей­ст­во­вать блес­ку его вла­сти и про­яви­ли боль­ше все­го почте­ния и пре­дан­но­сти. Вме­сте с ними он при­гла­сил так­же мидя­ни­на Арта­ба­за, армя­ни­на Тиг­ра­на, гип­пар­ха гир­кан­цев и Гобрия. (2) Что каса­ет­ся Гада­та, то он рас­по­ря­жал­ся скип­тро­держ­ца­ми Кира и всем рас­по­ряд­ком двор­цо­вой жиз­ни. Поэто­му, когда у Кира обеда­ли гости, Гадат не садил­ся за стол, а был в хло­потах, но когда они были одни, он обедал вме­сте с Киром, пото­му что тот нахо­дил при­ят­ным его обще­ство. За эту свою служ­бу Гадат удо­ста­и­вал­ся мно­гих вели­ких поче­стей от Кира, а бла­го­да­ря Киру и от дру­гих. (3) Когда при­гла­шен­ные яви­лись на обед, Кир стал уса­жи­вать каж­до­го не как при­дет­ся, но кого боль­ше всех ценил, того поса­дил по левую руку, пото­му что сам был открыт для напа­де­ния боль­ше с этой сто­ро­ны, чем спра­ва⁴⁶, сле­дую­ще­го за ним по сте­пе­ни ува­же­ния он поса­дил по пра­вую руку, третье­го — сно­ва по левую, чет­вер­то­го — опять по пра­вую; и если у царя быва­ет боль­ше гостей, то они рас­са­жи­ва­ют­ся даль­ше в таком же поряд­ке. (4) Пока­зы­вать сте­пень сво­его ува­же­ния к каж­до­му Кир нахо­дил полез­ным по той при­чине, что там, где убеж­де­ны, что луч­ший не удо­сто­ит­ся ни вос­хва­ле­ния, ни награ­ды, — там люди не про­яв­ля­ют вза­им­но­го сопер­ни­че­ства, а где луч­ший поль­зу­ет­ся оче­вид­ным пре­иму­ще­ст­вом, там все с вели­чай­шим усер­ди­ем всту­па­ют в сорев­но­ва­ние. (5) Таким обра­зом, Кир ста­рал­ся пока­зать свое пред­по­чти­тель­ное отно­ше­ние к луч­шим, начи­ная уже с рас­пре­де­ле­ния мест, как сидя­чих, так и сто­я­чих. Одна­ко, отво­дя кому-либо опре­де­лен­ное место, он не давал его навеч­но; напро­тив, он счи­тал спра­вед­ли­вым, чтобы чело­век за свои доб­лест­ные дела про­дви­гал­ся на более почет­ное место, а за нера­ди­вость ото­дви­гал­ся назад. При этом он счи­тал для себя позо­ром, если зани­мав­ший пер­вое место не ока­зы­вал­ся наде­лен­ным у него и бо́льши­ми пожа­ло­ва­ни­я­ми. Как нам извест­но, такой порядок, уста­нов­лен­ный при Кире, суще­ст­ву­ет и поныне.

с.199 (6) За обедом Гобрий нашел уди­ви­тель­ным не то, что у Кира, как у вели­ко­го вла­сти­те­ля, все на сто­ле было в вели­ком изоби­лии; уди­ви­тель­ным ему пока­за­лось дру­гое — то, что Кир при всем его могу­ще­стве ни одно из блюд, кото­рые ему хоте­лось отведать, не съе­дал один, но обя­за­тель­но про­сил при­сут­ст­ву­ю­щих так­же их отведать, а неред­ко, как видел Гобрий, он даже и неко­то­рым отсут­ст­ву­ю­щим дру­зьям посы­лал такие куша­нья, кото­рые ему само­му понра­ви­лись. (7) Поэто­му, когда обед кон­чил­ся и Кир разо­слал со сво­его сто­ла все остав­ши­е­ся в боль­шом коли­че­стве лиш­ние куша­нья, Гобрий ска­зал:

—Преж­де, Кир, я счи­тал, что ты пре­вос­хо­дишь осталь­ных людей более все­го спо­соб­но­стя­ми пол­ко­во­д­ца, но теперь, кля­нусь бога­ми, я думаю, что ты еще боль­ше, чем воен­ной муд­ро­стью, пре­вос­хо­дишь их чело­веч­но­стью.

(8) — Это так, кля­нусь Зев­сом, — под­твер­дил Кир. — К тому же мне гораздо при­ят­нее отли­чать­ся доб­ры­ми дела­ми, чем успе­ха­ми пол­ко­вод­че­ски­ми.

—Поче­му же? — спро­сил Гобрий.

—Пото­му, — отве­чал Кир, — что в одном, чтобы отли­чить­ся, надо при­чи­нять людям зло, а в дру­гом — доб­ро.

(9) Немно­го спу­стя, когда все уже под­вы­пи­ли, Гис­тасп спро­сил Кира:

—Не про­гне­ва­ешь­ся ли ты, Кир, если я спро­шу тебя о том, что мне так хочет­ся узнать от тебя?

—Конеч­но нет, кля­нусь бога­ми, — отве­чал Кир, — напро­тив, я был бы недо­во­лен, если бы заме­тил, что ты мол­чишь о том, о чем хочешь спро­сить.

—Тогда ска­жи мне: раз­ве я когда-нибудь не при­хо­дил по тво­е­му зову?

—Оставь, что ты гово­ришь, — запро­те­сто­вал Кир.

—Но, может быть, я откли­кал­ся на твой зов слиш­ком неспеш­но?

—Отнюдь нет.

—Может быть, я не испол­нил како­го-либо тво­е­го при­ка­за­ния?

—Мне не в чем тебя упрек­нуть, — ска­зал Кир.

—Ну а то, что я делаю, — заме­чал ли ты хоть раз, что я что-нибудь выпол­нял неохот­но или без удо­воль­ст­вия?

—Нет, ни разу, — под­твер­дил Кир.

(10) — Отче­го же тогда, ради всех богов, Кир, ты рас­по­рядил­ся, чтобы Хри­сан­та поса­ди­ли на более почет­ное место, чем меня?

—Ска­зать тебе? — спро­сил Кир.

—Все­не­пре­мен­но, — отве­тил Гис­тасп.

—А ты, в свою оче­редь, не обидишь­ся на меня, услы­шав прав­ду?

(11) — Я буду толь­ко рад, если узнаю, что мне не чинят наро­чи­той обиды.

—Так вот, — начал Кир, — во-пер­вых, этот самый Хри­сант не дожи­дал­ся вызо­ва, а являл­ся, блюдя наши инте­ре­сы, рань­ше, чем его позо­вут. Затем, он не огра­ни­чи­вал­ся выпол­не­ни­ем при­ка­за­ния, но делал еще и то, что сам нахо­дил полез­ным испол­нить для нас. Когда же надо было высту­пить по како­му-либо пово­ду перед союз­ни­ка­ми, он помо­гал мне сове­та­ми в тех делах, касать­ся кото­рых он счи­тал достой­ным меня; если же он с.200 заме­чал, что я хочу дове­сти до сведе­ния союз­ни­ков кое-какие вещи, о кото­рых, одна­ко, стес­ня­юсь гово­рить от сво­его име­ни, то он гово­рил об этом сам, выска­зы­вая мое суж­де­ние о них как свое соб­ст­вен­ное. Поэто­му мож­но ли не при­знать, что в таких слу­ча­ях он был мне полез­нее даже меня само­го? К тому же, по его соб­ст­вен­ным сло­вам, ему само­му все­гда доста­точ­но того, что у него есть, тогда как мне — это зна­ет каж­дый — он непре­стан­но ста­ра­ет­ся ока­зать услу­гу каким-нибудь новым при­об­ре­те­ни­ем и гораздо боль­ше меня само­го гор­дит­ся и раду­ет­ся моим успе­хам.

(12) — Кля­нусь Герой, Кир, — вскри­чал Гис­тасп, — я про­сто счаст­лив, что спро­сил тебя об этом.

—Поче­му это? — уди­вил­ся Кир.

—Да пото­му, что и я поста­ра­юсь теперь делать так. Одно­го толь­ко я не возь­му в толк, — доба­вил он. — Как смо­гу я пока­зать, что раду­юсь тво­е­му бла­го­по­лу­чию: надо ли хло­пать в ладо­ши, или сме­ять­ся, или еще что-нибудь делать?

—Луч­ше пля­сать по-пер­сид­ски, — заме­тил Арта­баз, и при этих сло­вах все рас­сме­я­лись⁴⁷.

(13) Пир­ше­ство шло сво­им чере­дом, когда Кир спро­сил Гобрия:

—Ска­жи мне, Гобрий, как по-тво­е­му, теперь тебе было бы при­ят­нее отдать свою дочь за кого-нибудь из этих дру­зей, чем тогда, когда ты впер­вые встре­тил нас?⁴⁸

—Что ж, — отве­чал Гобрий, — мож­но и мне ска­зать прав­ду?

—Конеч­но, кля­нусь Зев­сом, — поощ­рил его Кир, — ведь никто не зада­ет вопро­сов из жела­ния услы­шать ложь.

—В таком слу­чае можешь пове­рить, что теперь сде­лать это мне было бы гораздо при­ят­нее.

—А мог бы ты объ­яс­нить, поче­му соб­ст­вен­но? — спро­сил Кир.

—Разу­ме­ет­ся.

(14) — Сде­лай милость, ска­жи.

—Дело в том, что тогда, как я видел, они бод­ро пере­но­си­ли труд­но­сти и опас­но­сти, а теперь я убеж­да­юсь в их бла­го­ра­зум­ном отно­ше­нии к сча­стью. Меж­ду тем, по мое­му мне­нию, Кир, труд­нее най­ти чело­ве­ка, пере­но­ся­ще­го достой­но свое сча­стье, чем несча­стье, ибо пер­вое боль­шин­ству при­да­ет наг­лость, а вто­рое всем вну­ша­ет бла­го­ра­зу­мие⁴⁹.

(15) — Ты слы­шал изре­че­ние Гобрия? — обра­тил­ся Кир к Гис­тас­пу.

—Да, кля­нусь Зев­сом; и если он поча­ще станет изре­кать такие исти­ны, то запо­лу­чит меня в жени­хи сво­ей доче­ри гораздо ско­рее, чем если будет пока­зы­вать мне свои мно­го­чис­лен­ные куб­ки⁵⁰.

(16) — Ну что ж, — ска­зал Гобрий, — у меня запи­са­но мно­же­ство таких изре­че­ний⁵¹, и я не прочь буду поде­лить­ся ими с тобой, если ты полу­чишь мою дочь в жены. Что же каса­ет­ся куб­ков, кото­рых ты, сда­ет­ся мне, не выно­сишь⁵², то я не знаю, не отдать ли мне их это­му Хри­сан­ту, раз уж он и место у тебя пере­хва­тил.

(17) — Вооб­ще же, — сно­ва заго­во­рил Кир, — и ты, Гис­тасп, и вы все, здесь при­сут­ст­ву­ю­щие, долж­ны знать: если вы буде­те гово­рить мне о том, с.201 когда кому-либо из вас при­дет в голо­ву женить­ся, то вы лег­ко убеди­тесь, каким отлич­ным помощ­ни­ком я смо­гу ока­зать­ся для вас.

(18) — А если кто-нибудь поже­ла­ет выдать дочь, — спро­сил Гобрий, — кому он дол­жен заявить об этом?

—Тоже мне, — ска­зал Кир, — ибо я на ред­кость све­дущ в этом искус­стве.

—В каком это? — поин­те­ре­со­вал­ся Хри­сант.

(19) — Да в том, чтобы опре­де­лить, кому какой брак под­хо­дит.

—Тогда ска­жи мне, ради богов, — попро­сил Хри­сант, — какая жена, по-тво­е­му, луч­ше все­го подой­дет мне?

(20) — Преж­де все­го, — отве­чал Кир, — малень­кая; ведь ты и сам неве­лик, а если ты женишь­ся на высо­кой и когда-нибудь захо­чешь ее поце­ло­вать, когда она будет сто­ять, тебе при­дет­ся под­пры­ги­вать, как щен­ку.

—Да, это ты пра­виль­но заме­тил, — согла­сил­ся Хри­сант, — тем более, что я никуда не год­ный пры­гун.

(21) — Затем, — про­дол­жал Кир, — тебе бы очень подо­шла кур­но­сая.

—А это еще к чему?

—Да ведь сам ты гор­бо­нос, а гор­бо­но­сость, поверь мне, луч­ше все­го соче­та­ет­ся с кур­но­со­стью.

—Ты, пожа­луй, ска­жешь, — усмех­нул­ся Хри­сант, — что и хоро­шо поев­ше­го — вот как я теперь — надо соче­тать с голод­ной.

—Разу­ме­ет­ся, кля­нусь Зев­сом, — под­твер­дил Кир. — Ведь у сытых людей живот по-сво­е­му гор­бо­нос, а у голод­ных — кур­нос.

(22) — А хлад­но­кров­но­му царю? — спро­сил Хри­сант. — Ты мог бы ска­зать нам, ради всех богов, какая ему подо­шла бы жена?⁵³

Тут все рас­хо­хота­лись, и Кир, и осталь­ные гости. (23) Посреди обще­го сме­ха Гис­тасп заме­тил:

—В тво­ей цар­ской вла­сти, Кир, я осо­бен­но завидую одно­му.

—Чему? — поин­те­ре­со­вал­ся Кир.

—Тому, что ты можешь, несмот­ря на свою холод­ность, вызы­вать смех у людей.

—А меж­ду тем, — воз­ра­зил Кир, — раз­ве ты не отдал бы кучу денег за то, чтобы само­му так гово­рить и чтобы слу­хи о тво­ем ост­ро­умии дошли до той, в гла­зах кото­рой ты хочешь отли­чить­ся?

Таки­ми шут­ка­ми обме­ни­ва­лись они тогда на пиру.

(24) После это­го Кир рас­по­рядил­ся при­не­сти бога­тый жен­ский наряд, кото­рый он попро­сил Тиг­ра­на пере­дать его жене за то, что она храб­ро сле­до­ва­ла за мужем в похо­де⁵⁴. Арта­ба­зу он пода­рил золо­той кубок, а пред­во­ди­те­лю гир­кан­цев коня и мно­го дру­гих пре­крас­ных подар­ков.

—Что каса­ет­ся тебя, Гобрий, — ска­зал он затем, — то я дам мужа тво­ей доче­ри.

(25) — В таком слу­чае, — вме­шал­ся Гис­тасп, — дай им меня, чтобы мне доста­лись его запи­си.

—А есть ли у тебя состо­я­ние, кото­рое может срав­нить­ся с богат­ст­вом той девуш­ки? — осве­до­мил­ся Кир.

с.202 — Кля­нусь Зев­сом, — отве­чал тот, — оно у меня даже во мно­го раз боль­шее.

—И где же оно, это твое состо­я­ние? — поин­те­ре­со­вал­ся Кир.

—Здесь, — отве­чал Гис­тасп, — как раз на том месте, где ты сам сидишь, раз ты мне друг.

—Для меня это­го доста­точ­но, — про­мол­вил Гобрий; и тут же, протя­нув пра­вую руку, заявил:

—Отдай мне его, Кир; я при­ни­маю тако­го зятя.

(26) Тогда Кир взял пра­вую руку Гис­тас­па и вло­жил ее в руку Гобрию, а тот при­нял ее. Вслед за тем Кир пре­под­нес Гис­тас­пу мно­же­ство пре­крас­ных подар­ков, чтобы он мог послать их сво­ей неве­сте. Хри­сан­та же Кир при­тя­нул к себе и поце­ло­вал. (27) Тут Арта­баз заме­тил:

—Кля­нусь Зев­сом, Кир, чаша, кото­рую ты пода­рил мне, и пода­рок, кото­рый ты сде­лал Хри­сан­ту, отли­ты не из оди­на­ко­во­го золота.

—Ну что ж, — отве­чал Кир, — я и тебе сде­лаю такой же пода­рок.

—Когда? — поспе­шил спро­сить тот.

—Через трид­цать лет.

—Я буду ждать, — заявил Арта­баз, — и не умру до того, так что будь готов.

На том пир­ше­ство тогда и окон­чи­лось. Когда гости нача­ли вста­вать, Кир тоже встал и про­во­дил их до две­рей.

(28) На сле­дую­щий день Кир отпу­стил домой всех при­со­еди­нив­ших­ся к нему доб­ро­воль­но союз­ни­ков, за исклю­че­ни­ем тех, кото­рые поже­ла­ли остать­ся у него навсе­гда; этим он дал зем­лю и дома, кото­ры­ми и поныне еще вла­де­ют потом­ки остав­ших­ся тогда с Киром вои­нов, а были это по боль­шей части мидяне и гир­кан­цы. Всех ухо­див­ших Кир щед­ро ода­рил и рас­стал­ся с ними так, что ни коман­ди­ры, ни про­стые вои­ны не мог­ли на него пожа­ло­вать­ся. (29) После это­го он рас­пре­де­лил уже сре­ди сво­их вои­нов сокро­ви­ща, взя­тые в Сар­дах⁵⁵. Мири­ар­хам и состо­яв­шим при нем гипе­ре­там он отде­лил луч­шие доли в соот­вет­ст­вии с заслу­га­ми каж­до­го, а осталь­ное пустил в раздел; при этом, выде­лив каж­до­му мири­ар­ху соот­вет­ст­ву­ю­щую часть, он пору­чил им про­из­ве­сти даль­ней­ший раздел тем же спо­со­бом, как он сам это сде­лал для них. (30) Таким обра­зом каж­дый началь­ник рас­пре­де­лял сна­ча­ла награ­ды меж­ду под­чи­нен­ны­ми ему коман­ди­ра­ми, в соот­вет­ст­вии с их заслу­га­ми, а самые остат­ки гек­са­дар­хи рас­пре­де­ли­ли меж­ду рядо­вы­ми вои­на­ми, так­же соот­вет­ст­вен­но заслу­гам. В ито­ге все по спра­вед­ли­во­сти полу­чи­ли свою долю. (31) Тем не менее, когда вои­ны полу­чи­ли свои награ­ды, кое-кто стал выска­зы­вать­ся в таком духе:

—Оче­вид­но, сам он вла­де­ет несмет­ны­ми богат­ства­ми, раз уж каж­до­му из нас выдал по столь­ку.

Дру­гие же воз­ра­жа­ли:

—Каки­ми там несмет­ны­ми! Не таков харак­тер у Кира, чтобы он стал копить сокро­ви­ща для себя; он нахо­дит боль­ше радо­сти, разда­вая, чем при­об­ре­тая.

(32) Услы­шав о таких речах и суж­де­ни­ях на свой счет. Кир созвал дру­зей и всех началь­ни­ков и ска­зал им так:

с.203 — Дру­зья мои! Я не раз уже наблюдал людей, кото­рые жела­ют пока­зать, что они вла­де­ют состо­я­ни­ем бо́льшим, чем оно есть на самом деле, пото­му что дума­ют, что так они будут выглядеть бла­го­род­нее. Одна­ко, по-мое­му, они при­об­ре­та­ют сла­ву, про­ти­во­по­лож­ную той, к кото­рой стре­мят­ся. Ведь если чело­ве­ка счи­та­ют бога­чом, а он не про­яв­ля­ет заботы о дру­зьях соот­вет­ст­вен­но сво­е­му состо­я­нию, то он непре­мен­но заслу­жит репу­та­цию низ­ко­го ска­реда. (33) С дру­гой сто­ро­ны, есть и такие, кото­рые ста­ра­ют­ся скрыть, сколь­ко у них накоп­ле­но богатств. На мой взгляд, эти люди — худ­шие вра­ги сво­им дру­зьям. Ведь из-за незна­ния дей­ст­ви­тель­но­го поло­же­ния вещей их дру­зья неред­ко ниче­го не гово­рят им о сво­их нуж­дах и пото­му тер­пят лише­ния. (34) По мое­му мне­нию, выс­шим про­яв­ле­ни­ем чест­но­сти будет не скры­вать сво­их воз­мож­но­стей и, исхо­дя из них, состя­зать­ся в бла­го­род­стве. Поэто­му я хочу пока­зать вам все мои богат­ства, какие воз­мож­но увидеть, а что увидеть невоз­мож­но, то опи­шу сло­ва­ми.

(35) После тако­го заяв­ле­ния он стал пока­зы­вать им мно­го­чис­лен­ные свои сокро­ви­ща, а что лежа­ло так, что его труд­но было осмот­реть, то опи­сал сло­ва­ми. (36) Под конец он ска­зал:

—Все эти богат­ства, вои­ны, вы долж­ны рас­смат­ри­вать как при­над­ле­жа­щие вам ничуть не мень­ше, чем мне, ибо я соби­раю их не для того, чтобы само­му их рас­тра­тить, — я бы и не смог это­го сде­лать, — а для того, чтобы мне мож­но было ода­ри­вать всех вас за ваши пре­крас­ные дела и чтобы любо­му из вас, кому будет что-нибудь нуж­но, мож­но было прий­ти ко мне и полу­чить то, в чем он нуж­да­ет­ся.

Вот какие сло­ва про­из­нес тогда Кир.

(VIII. 5. 1) Когда Кир счел, что дела в Вави­лоне при­веде­ны уже в такой порядок, что он может и уехать, он стал соби­рать­ся к отъ­езду в Пер­сию и отдал при­каз гото­вить­ся к нему дру­гим. После того как он решил, что сде­ла­ны доста­точ­ные запа­сы все­го, что, по его мне­нию, мог­ло пона­до­бить­ся в похо­де, он отдал при­каз к выступ­ле­нию. (2) Рас­ска­жем теперь о том, как армия Кира, несмот­ря на свою мно­го­чис­лен­ность, в отлич­ном поряд­ке устра­и­ва­лась на сто­ян­ку и вновь соби­ра­лась в путь, как быст­ро все раз­ме­ща­лись там, где нуж­но; ведь надо учесть, что где бы пер­сид­ский царь ни оста­нав­ли­вал­ся на сто­ян­ку, все его люди тоже рас­по­ла­га­ют­ся рядом с ним в палат­ках и летом и зимой.

(3) Так вот, Кир с само­го нача­ла завел обы­чай, чтобы его шатер уста­нав­ли­ва­ли вхо­дом на восток. Затем он твер­до уста­но­вил, на каком рас­сто­я­нии от цар­ско­го шат­ра долж­ны ста­вить палат­ки его копье­нос­цы. Далее, хле­бо­пе­кам он отвел место с пра­вой сто­ро­ны, а пова­рам — с левой, лоша­дям — сно­ва спра­ва, а про­чим вьюч­ным живот­ным — опять сле­ва. Всем осталь­ным так­же были даны такие точ­ные при­ка­за­ния, что каж­дая с.204 часть зна­ла свое место, — и на каком про­тя­же­нии ей рас­по­ла­гать­ся, и где имен­но. (4) Когда они соби­ра­ют­ся в путь, каж­дый скла­ды­ва­ет те вещи, о кото­рых ему пред­пи­са­но забо­тить­ся, а дру­гие тут же нагру­жа­ют их на вьюч­ных живот­ных. Вслед­ст­вие это­го все обоз­ные одно­вре­мен­но устрем­ля­ют­ся к живот­ным, выде­лен­ным под пере­воз­ку, и каж­дый одно­вре­мен­но с дру­ги­ми нагру­жа­ет кла­дью свое вьюч­ное живот­ное. Таким обра­зом одно­го вре­ме­ни доста­точ­но для сбо­ров что одной палат­ки, что всех. (5) Точ­но так же обсто­ит дело и с устрой­ст­вом на сто­ян­ку. Рав­ным обра­зом и для своевре­мен­но­го при­готов­ле­ния пищи каж­до­му даны точ­ные при­ка­за­ния, что делать. Поэто­му оди­на­ко­вое вре­мя затра­чи­ва­ет­ся на при­готов­ле­ние и одно­го куша­нья, и всех.

(6) Подоб­но тому как слу­жи­те­ли, заня­тые при­готов­ле­ни­ем пищи, рас­по­ла­га­лись каж­дый на сво­ем месте, точ­но так же и воору­жен­ные вои­ны зани­ма­ли в лаге­ре Кира места, соот­вет­ст­вен­но воору­же­нию каж­до­го. Все они зна­ли, кому какое отво­дит­ся место, и пото­му каж­дый без­оши­боч­но раз­ме­щал­ся на сво­ем. (7) Стро­гий порядок Кир счи­тал хоро­шим уста­нов­ле­ни­ем и для домаш­ней жиз­ни, ибо в этом слу­чае все­гда извест­но, куда надо пой­ти и где взять то, что бы ни потре­бо­ва­лось. Но еще более заме­ча­тель­ным уста­нов­ле­ни­ем при­зна­вал он порядок в рас­по­ло­же­нии воин­ских частей, пото­му что момен­ты дей­ст­вий на войне зна­чи­тель­но ост­рее и неуда­чи по вине опоздав­ших здесь гораздо серь­ез­нее. Наобо­рот, бла­го­да­ря своевре­мен­но­му при­сут­ст­вию всех и каж­до­го во вре­мя воен­ных дей­ст­вий, как он видел, дости­га­ет­ся огром­ное пре­иму­ще­ство. Вслед­ст­вие это­го он и про­яв­лял осо­бую заботу о стро­гом воин­ском поряд­ке⁵⁶. (8) Во-пер­вых, сам он поме­щал­ся непре­мен­но в середине лаге­ря, посколь­ку здесь самое надеж­ное место. Далее, самых вер­ных сво­их людей он обык­но­вен­но раз­ме­щал рядом с собой, а за ними коль­цом рас­по­ла­гал всад­ни­ков и колес­ни­чих. (9) Он нахо­дил, что эти послед­ние тоже нуж­да­ют­ся в при­кры­тии, пото­му что на сто­ян­ке в лаге­ре они не име­ют под рукой сво­его бое­во­го ору­жия и им тре­бу­ет­ся мно­го вре­ме­ни для при­веде­ния себя в такую готов­ность, чтобы быть полез­ны­ми в бою. (10) Спра­ва и сле­ва от сто­ян­ки Кира и всад­ни­ков было место пель­та­стов, а место луч­ни­ков, в свою оче­редь, было впе­ре­ди и сза­ди той пози­ции, кото­рую зани­мал он с всад­ни­ка­ми. (11) Гопли­тов и вои­нов с боль­ши­ми пле­те­ны­ми щита­ми он рас­по­ла­гал вокруг осталь­но­го вой­ска напо­до­бие сте­ны, чтобы, если всад­ни­кам, напри­мер, пона­до­би­лось бы вре­мя для сна­ря­же­ния, эти сто­я­щие пер­вы­ми наи­бо­лее стой­кие отряды пре­до­ста­ви­ли им воз­мож­ность завер­шить свое воору­же­ние в без­опас­но­сти. (12) Как гопли­ты, так и пель­та­сты и луч­ни­ки рас­по­ла­га­лись у него на ноч­лег в строю, чтобы и ночью, в слу­чае нуж­ды, оди­на­ко­во и гопли­ты были гото­вы отра­зить напа­де­ние вра­га, и луч­ни­ки и мета­те­ли дро­ти­ков, в слу­чае тако­го напа­де­ния, мог­ли сра­зу метать свои дро­ти­ки и стре­лы через голо­вы гопли­тов. (13) Кро­ме того, все коман­ди­ры отрядов име­ли на сво­их шат­рах знач­ки; и как в сво­бод­ных горо­дах рев­ност­ные слу­жи­те­ли зна­ют жили­ща боль­шин­ства горо­жан, в осо­бен­но­сти же наи­бо­лее важ­ных, так и гипе­ре­ты Кира были хоро­шо осве­дом­ле­ны о место­по­ло­же­нии всех коман­ди­ров на лагер­ных сто­ян­ках и зна­ли знач­ки каж­до­го из них. Поэто­му, с.205 когда кто-либо из них тре­бо­вал­ся Киру, гипе­ре­ты не разыс­ки­ва­ли их по лаге­рю, а крат­чай­шим путем доби­ра­лись до каж­до­го. (14) Каж­дый отряд сто­ял, не сме­ши­ва­ясь с дру­ги­ми, и поэто­му гораздо лег­че было заме­тить, кто соблюда­ет долж­ный порядок, а кто не выпол­ня­ет отда­вае­мых при­ка­за­ний. При таком рас­по­ло­же­нии, счи­тал Кир, если кто и напа­дет на лагерь ночью или днем, он натолк­нет­ся здесь как бы на заса­ду.

(15) Кир счи­тал, далее, что так­ти­че­ское искус­ство состо­ит не толь­ко в уме­нии с лег­ко­стью рас­тя­нуть фронт фалан­ги или углу­бить ее постро­е­ние, или из поход­ной колон­ны пере­стро­ить вой­ско в фалан­гу, или раз­вер­нуть эту фалан­гу над­ле­жа­щим обра­зом, если враг появит­ся спра­ва, сле­ва или сза­ди; к так­ти­че­ско­му искус­ству он отно­сил так­же уме­ние рас­чле­нить строй в слу­чае необ­хо­ди­мо­сти, поста­вить каж­дую часть там, где она более все­го при­не­сет поль­зы, поспеш­но выпол­нить маневр в слу­чае, если надо упредить непри­я­те­ля. Зна­ние всех этих и мно­гих подоб­ных при­е­мов Кир счи­тал обя­за­тель­ным для хоро­ше­го так­ти­ка и ста­рал­ся оди­на­ко­во исполь­зо­вать их все. (16) Таким обра­зом, в похо­де он вел свое вой­ско в поряд­ке, при­но­ров­лен­ном каж­дый раз к обсто­я­тель­ствам, а на сто­ян­ке раз­ме­щал его по боль­шей части так, как было ска­за­но выше.

(17) Когда они дошли, нако­нец, до Мидии, Кир отпра­вил­ся к Киа­к­са­ру. После обме­на при­вет­ст­ви­я­ми Кир пер­вым делом сооб­щил Киа­к­са­ру, что ему выде­лен в Вави­лоне дво­рец со все­ми служ­ба­ми, чтобы он мог и там в слу­чае при­езда оста­нав­ли­вать­ся в сво­их поко­ях. После это­го Кир пре­под­нес ему мно­же­ство дру­гих цен­ных подар­ков. (18) Киа­к­сар при­нял эти дары, после чего велел сво­ей доче­ри подой­ти к Киру и пре­под­не­сти ему золо­той венок, брас­ле­ты, грив­ну и мидий­ское пла­тье ред­кой кра­соты и вели­ко­ле­пия. (19) Девуш­ка увен­ча­ла Кира вен­ком⁵⁷, а Киа­к­сар ска­зал:

—Кир, я дарю тебе так­же в жены эту девуш­ку, мою соб­ст­вен­ную дочь. В свое вре­мя твой отец тоже женил­ся на доче­ри мое­го отца, кото­рая ста­ла тво­ей мате­рью. Эта моя дочь — та самая, кото­рую ты частень­ко нян­чил, когда еще маль­чи­ком был у нас; с тех пор, когда ее спра­ши­ва­ли, за кого она вый­дет замуж, она отве­ча­ла, что за Кира. В каче­стве при­да­но­го я отдаю за ней так­же всю Мидию, ибо нет у меня закон­но­го наслед­ни­ка муж­ско­го пола.

(20) Так ска­зал Киа­к­сар, а Кир отве­тил ему:

—Я бла­го­да­рен тебе, Киа­к­сар, за пред­ло­же­ние пород­нить­ся и счаст­лив буду полу­чить и твою дочь, и эти дары, одна­ко я хочу при­нять твое пред­ло­же­ние с согла­сия мое­го отца и мате­ри.

Несмот­ря на эти сло­ва, Кир пре­под­нес девуш­ке все подар­ки, какие, по его мне­нию, долж­ны были польстить и Киа­к­са­ру. После это­го он дви­нул­ся даль­ше в Пер­сию.

(21) Достиг­нув, нако­нец, гра­ниц Пер­сии, он оста­вил здесь все свое вой­ско, а сам вме­сте с дру­зья­ми напра­вил­ся в город⁵⁸, ведя с собой мас­су жерт­вен­ных живот­ных, чтобы всем пер­сам мож­но было при­не­сти жерт­вы и попи­ро­вать. Он вез так­же с собой дары, какие счи­тал при­лич­ным пре­под­не­сти отцу, мате­ри и осталь­ным дру­зьям и каки­ми подо­ба­ло наде­лить долж­ност­ных лиц, ста­рей­ших мужей и всех гомо­ти­мов. Он сде­лал так­же с.206 всем пер­сам и пер­си­ян­кам под­но­ше­ния, какие и теперь еще царь дела­ет каж­дый раз, когда при­ез­жа­ет в Пер­сию⁵⁹. (22) После это­го Кам­бис собрал ста­рей­ших из пер­сов и тех долж­ност­ных лиц, кото­рым при­над­ле­жит наи­выс­шая власть, и, при­гла­сив так­же Кира, про­из­нес такую речь:

—Пер­сид­ские мужи и ты, Кир! По самой при­ро­де вещей я бла­го­во­лю к вам всем, пото­му что над вами, пер­сы, я царь, а ты, Кир, — мой сын. Поэто­му я впра­ве выне­сти на общий суд те свои пред­ло­же­ния, кото­рые нахо­жу полез­ны­ми для вас всех. (23) В про­шлом вы поло­жи­ли нача­ло воз­вы­ше­нию Кира, дав ему вой­ско и сде­лав его пред­во­ди­те­лем, а Кир во гла­ве это­го воин­ства с помо­щью богов доста­вил вам, пер­сы, сла­ву в целом мире и осо­бен­ный почет во всей Азии. Кро­ме того, луч­ших из сво­их сорат­ни­ков он обо­га­тил, а мас­се осталь­ных вои­нов пре­до­ста­вил пла­ту и содер­жа­ние. Нако­нец, учредив пер­сид­скую кон­ни­цу, он обес­пе­чил пер­сам пре­об­ла­да­ние и на рав­ни­нах⁶⁰. (24) Поэто­му, если вы и впредь буде­те дер­жать­ся тако­го мне­ния о вза­им­ных обя­зан­но­стях, то навсе­гда оста­не­тесь источ­ни­ком вели­чай­ших благ друг для дру­га. Напро­тив, если ты, Кир, увле­чен­ный нынеш­ни­ми успе­ха­ми, заду­ма­ешь власт­во­вать и над пер­са­ми ради свое­ко­рыст­ной выго­ды, как над дру­ги­ми наро­да­ми⁶¹, или вы, граж­дане, поза­видо­вав его могу­ще­ству, попро­бу­е­те лишить его вла­сти, то, знай­те, вы навер­ня­ка яви­тесь друг дру­гу поме­хой в дости­же­нии вели­чай­ше­го сча­стья. (25) Для того чтобы это­го не про­изо­шло, а, наобо­рот, все было хоро­шо, я пред­ла­гаю вам всем сов­мест­но при­не­сти жерт­вы богам и, при­звав их в свиде­те­ли, заклю­чить дого­вор о том, что ты, Кир, если кто-нибудь пой­дет вой­ною на пер­сид­скую зем­лю или попро­бу­ет низ­верг­нуть зако­ны пер­сов, ока­жешь им помощь все­ми сила­ми, а вы, пер­сы, если кто-нибудь попы­та­ет­ся лишить Кира вла­сти или от него попро­бу­ет отло­жить­ся какой-нибудь из под­власт­ных наро­дов, тоже посто­и­те и за себя самих и за Кира по пер­во­му его при­зы­ву⁶². (26) Понят­но, пока я жив, цар­ская власть в Пер­сии оста­нет­ся в моих руках, но, когда я умру, она, оче­вид­но, перей­дет Киру, если он пере­жи­вет меня. Тогда каж­дый раз, как он явит­ся в Пер­сию, вы буде­те посту­пать бла­го­че­сти­во, поз­во­ляя ему при­но­сить жерт­вы за вас, как это теперь делаю я⁶³, а когда он будет в отсут­ст­вии, для вас будет бла­гом, если поче­сти богам будет возда­вать тот из наше­го рода, кого вы сочте­те наи­луч­шим.

(27) Это пред­ло­же­ние Кам­би­са было при­ня­то с пол­ным одоб­ре­ни­ем и Киром и долж­ност­ны­ми лица­ми пер­сов; и как тогда они заклю­чи­ли этот дого­вор и при­зва­ли богов в свиде­те­ли, так и поныне еще сохра­ня­ют­ся такие вза­и­моот­но­ше­ния у пер­сов с их царя­ми.

(28) Покон­чив с эти­ми дела­ми, Кир сно­ва уехал. По при­бы­тии в Мидию, посколь­ку согла­сие отца и мате­ри было полу­че­но, Кир женил­ся на доче­ри Киа­к­са­ра, о кото­рой еще и теперь сохра­ня­ет­ся память как о необы­чай­ной кра­са­ви­це. [Впро­чем, неко­то­рые писа­те­ли утвер­жда­ют, что он женил­ся на сест­ре сво­ей мате­ри, одна­ко, в таком слу­чае неве­ста была бы совер­шен­ной ста­ру­хой]⁶⁴. Сра­зу после свадь­бы Кир вме­сте с женой отпра­вил­ся в путь.

с.207

(VIII. 6. 1) По при­бы­тии в Вави­лон Кир решил, что пора уже назна­чать сатра­пов над под­чи­нен­ны­ми наро­да­ми⁶⁵. При этом, одна­ко, он хотел, чтобы началь­ни­ки гар­ни­зо­нов в цита­де­лях и хили­ар­хи, воз­глав­ляв­шие сто­ро­же­вые отряды в сель­ской мест­но­сти, по-преж­не­му под­чи­ня­лись толь­ко ему. Такой порядок он хотел пред­у­смот­реть на слу­чай, если кто-нибудь из сатра­пов, воз­гор­дясь от богат­ства и вла­сти над мно­же­ст­вом людей, взду­мал бы свое­воль­ни­чать и отка­зы­вать ему в пови­но­ве­нии: тогда мятеж­ник сра­зу натолк­нул­ся бы на сопро­тив­ле­ние в сво­ей соб­ст­вен­ной стране. (2) Желая осу­ще­ст­вить такую меру, Кир решил, одна­ко, сна­ча­ла созвать всех высо­ко­по­став­лен­ных лиц и пред­у­предить их, чтобы они зна­ли, на каких усло­ви­ях отпра­вят­ся в свои обла­сти те из них, кото­рые полу­чат назна­че­ния. Он счи­тал, что в таком слу­чае они спо­кой­нее ко все­му отне­сут­ся; напро­тив, если бы они сна­ча­ла полу­чи­ли назна­че­ния, а потом узна­ли об усло­ви­ях, то, весь­ма веро­ят­но, болез­нен­но бы пере­жи­ва­ли это, счи­тая, что меры при­ня­ты из-за недо­ве­рия к ним. (3) Итак, собрав их всех, он ска­зал им сле­дую­щее:

—Дру­зья мои, в поко­рен­ных нами горо­дах сто­ят гар­ни­зо­ны во гла­ве с началь­ни­ка­ми, кото­рых мы оста­ви­ли там при заво­е­ва­нии. Уез­жая, я при­ка­зал им не забо­тить­ся ни о чем, кро­ме охра­ны кре­по­стей. Этих людей я не наме­рен лишать их долж­но­сти, посколь­ку они над­ле­жа­щим обра­зом сохра­ни­ли то, что было пору­че­но их заботам. Одна­ко я решил в допол­не­ние к ним послать сатра­пов, кото­рые будут осу­ществлять власть над мест­ны­ми жите­ля­ми, полу­чать с них подать, выда­вать жало­ва­нье гар­ни­зон­ным сол­да­там и выпол­нять все про­чее, что пона­до­бит­ся. (4) Одно­вре­мен­но тем из вас, кото­рые оста­нут­ся здесь и кото­рых я наме­рен посы­лать со спе­ци­аль­ны­ми пору­че­ни­я­ми к под­власт­ным наро­дам⁶⁶, я решил пре­до­ста­вить там зем­ли и дома, так, чтобы сюда для вас посту­па­ли пода­ти, а по при­езде в те места вы мог­ли оста­нав­ли­вать­ся в соб­ст­вен­ных име­ни­ях.

(5) При этих сло­вах он дей­ст­ви­тель­но наде­лил мно­гих сво­их дру­зей дома­ми и под­власт­ны­ми людь­ми во всех поко­рен­ных горо­дах; и до сих пор еще у потом­ков тех, кто полу­чил тогда наде­лы, оста­ют­ся вла­де­ния в раз­лич­ных обла­стях, а сами они живут при цар­ском дво­ре.

(6) — Нам над­ле­жит, — про­дол­жал Кир, — подыс­кать на долж­ность сатра­пов в эти обла­сти таких людей, кото­рые будут спо­соб­ны учесть и не пре­ми­нут посы­лать сюда все то луч­шее, что есть в каж­дой мест­но­сти, чтобы и мы, остаю­щи­е­ся здесь, мог­ли иметь свою долю от тех благ, кото­рые рож­да­ет каж­дая стра­на. Ибо, с дру­гой сто­ро­ны, если воз­никнет где-нибудь опас­ность, нам при­дет­ся идти туда на помощь.

(7) На этом он кон­чил тогда свою речь, после чего из тех сво­их дру­зей, в чьем жела­нии отпра­вить­ся намест­ни­ка­ми на ука­зан­ных усло­ви­ях он был уве­рен, он ото­брал наи­бо­лее, на его взгляд, под­хо­дя­щих и назна­чил сатра­па­ми: в Ара­вию — Мега­би­за, в Кап­па­до­кию — Арта­ба­та, в Вели­кую Фри­гию — Арта­ка­ма, в Лидию и Ионию — Хри­сан­та, в Карию, соглас­но с.208 прось­бам мест­ных жите­лей⁶⁷, — Аду­сия, в Гел­лес­понт­скую Фри­гию и Эолиду — Фар­ну­ха. (8) В Кили­кию, на Кипр, и к пафла­гон­цам он не стал назна­чать пер­сид­ских сатра­пов, пото­му что те доб­ро­воль­но согла­си­лись участ­во­вать в похо­де на Вави­лон; одна­ко он пред­пи­сал им тоже вно­сить пода­ти⁶⁸. (9) Как Кир тогда уста­но­вил, так и поныне еще гар­ни­зо­ны, сто­я­щие в цита­де­лях, под­чи­не­ны непо­сред­ст­вен­но царю, рав­но как и хили­ар­хи, воз­глав­ля­ю­щие сто­ро­же­вые отряды, назна­ча­ют­ся царем и зна­чат­ся в цар­ском реест­ре. (10) Всем вновь назна­чен­ным сатра­пам Кир дал наказ, чтобы они под­ра­жа­ли все­му тому, что на их гла­зах делал он сам: чтобы, во-пер­вых, они обра­зо­ва­ли отряды всад­ни­ков и колес­ни­чих из чис­ла тех пер­сов и союз­ни­ков, кото­рые после­ду­ют за ними; чтобы всех, кто полу­чит зем­ли и дома, они при­нуж­да­ли являть­ся к их дво­рам и застав­ля­ли дер­жать­ся скром­но­го поведе­ния и выпол­нять любое пору­че­ние сво­его сатра­па; чтобы они вос­пи­ты­ва­ли вновь рож­даю­щих­ся детей при сво­их дво­рах точ­но так же, как это дела­ет­ся при дво­ре Кира; чтобы каж­дый сатрап выво­дил на охоту сво­их при­двор­ных и упраж­нял­ся сам и застав­лял упраж­нять­ся дру­гих в воен­ных заня­ти­ях.

(11) — А кто из вас, — про­дол­жал Кир, — при­ме­ни­тель­но к сво­им воз­мож­но­стям пре­до­ста­вит мне наи­боль­шее коли­че­ство колес­ниц и всад­ни­ков, пре­вос­ход­ных по сво­им каче­ствам, того я буду чтить как доб­ро­го союз­ни­ка и дру­га, вер­но помо­гаю­ще­го пер­сам и мне охра­нять нашу дер­жа­ву. Пусть и у вас, как у меня, луч­шие люди в награ­ду полу­ча­ют пер­вые места, и пусть стол ваш, подоб­но мое­му, будет доста­то­чен, во-пер­вых, для про­корм­ле­ния ваших домо­чад­цев, а затем и для пот­че­ва­ния дру­зей и еже­днев­но­го уго­ще­ния тех, кто совер­шит какое-либо бла­го­род­ное дело. (12) Устра­и­вай­те так­же пар­ки и дер­жи­те там зве­рей для охоты, и ни сами нико­гда не при­ни­май­тесь за еду, не потрудив­шись до уста­ло­сти, ни коням сво­им не зада­вай­те кор­ма, не уто­мив их упраж­не­ни­я­ми. Ведь я один, будучи все­го лишь чело­ве­ком, не смо­гу охра­нить общее наше бла­го­по­лу­чие; надо, чтобы я со сво­и­ми вои­на­ми, соеди­нив свою доб­лесть с доб­ле­стью моих помощ­ни­ков, — был защит­ни­ком вам, а вы со сво­и­ми людь­ми — тоже все, как один, храб­ре­цы — были союз­ни­ка­ми мне. (13) Я хотел бы еще обра­тить ваше вни­ма­ние на то, что ни одно из заня­тий, к кото­рым я нын­че при­зы­ваю вас, я не вме­няю в обя­зан­ность рабам; напро­тив, то, что, по мое­му мне­нию, над­ле­жит делать вам, все это я и сам ста­ра­юсь выпол­нять. И точ­но так же, как я при­зы­ваю вас под­ра­жать мне, так и вы научи­те сле­до­вать ваше­му при­ме­ру тех, кто полу­чит долж­но­сти из ваших рук.

(14) Такие уста­нов­ле­ния были введе­ны тогда Киром, и еще и сей­час соглас­но тому же поряд­ку несут свою служ­бу все нахо­дя­щи­е­ся в под­чи­не­нии царя сто­ро­же­вые отряды; соглас­но тому же поряд­ку орга­ни­зо­ва­на служ­ба при дво­рах всех намест­ни­ков и про­хо­дит жизнь во всех домах — и боль­ших, и малых — при­чем везде луч­шие из гостей почи­та­ют­ся пер­вы­ми места­ми; нако­нец, в том же стро­гом поряд­ке совер­ша­ют­ся все похо­ды и точ­но так же управ­ле­ние все­ми государ­ст­вен­ны­ми дела­ми сосре­дото­чи­ва­ет­ся в руках немно­гих.

с.209 (15) Изло­жив таким обра­зом обя­зан­но­сти новых сатра­пов и выде­лив каж­до­му необ­хо­ди­мые силы, Кир отпра­вил их к местам назна­че­ния; при этом он пред­у­предил всех, чтобы они гото­ви­лись к пред­сто­я­ще­му в сле­дую­щем году похо­ду и к смот­ру людей, ору­жия, коней и колес­ниц.

(16) Нас заин­те­ре­со­ва­ло еще одно уста­нов­ле­ние, кото­рое, как гово­рят, тоже ведет нача­ло от Кира и суще­ст­ву­ет еще и поныне: еже­год­но спе­ци­аль­ный посла­нец царя во гла­ве отряда вои­нов отправ­ля­ет­ся в поезд­ку для того, чтобы ока­зать помощь, если кто-нибудь из сатра­пов нуж­да­ет­ся в ней, или обра­зу­мить того, кто начи­на­ет свое­воль­ни­чать, или вооб­ще вос­ста­но­вить над­ле­жа­щий порядок, если кто-нибудь из сатра­пов не раде­ет о сбо­ре пода­тей, не дума­ет о защи­те мест­но­го насе­ле­ния, не забо­тит­ся о том, чтобы зем­ля была возде­ла­на, или пре­не­бре­га­ет какой-либо дру­гой сво­ей обя­зан­но­стью. Если же само­му послан­цу это не под силу, то он докла­ды­ва­ет царю, и тот, выслу­шав сооб­ще­ние, реша­ет, как посту­пить с нару­ши­те­лем поряд­ка. Имен­но о таких послан­цах идет речь каж­дый раз, когда гово­рят, что ожи­да­ет­ся при­езд сына царя, или бра­та царя, или царе­ва ока, кото­рые, впро­чем, могут и не появить­ся, пото­му что любой из них обя­зан вер­нуть­ся с пути по пер­во­му зову царя⁶⁹.

(17) Нам извест­но и дру­гое ново­введе­ние Кира, под стать вели­чине его дер­жа­вы, бла­го­да­ря кото­ро­му он быст­ро узна­вал о состо­я­нии дел даже в очень отда­лен­ных рай­о­нах. Заме­тив, какое рас­сто­я­ние может про­ска­кать лошадь за один день, он устро­ил на таком рас­сто­я­нии друг от дру­га поч­то­вые стан­ции, снаб­дил их лошадь­ми и коню­ха­ми и во гла­ве каж­дой поста­вил чело­ве­ка, спо­соб­но­го обес­пе­чить при­ем и даль­ней­шую пере­да­чу пись­мен­ных доне­се­ний, гото­во­го при­нять обес­силев­ших лоша­дей и людей и отпра­вить вме­сто них све­жих. (18) Рас­ска­зы­ва­ют, что ино­гда эта скач­ка не пре­кра­ща­ет­ся даже ночью и днев­но­го гон­ца сра­зу сме­ня­ет ноч­ной. При таком поряд­ке, как утвер­жда­ют неко­то­рые, гон­цы совер­ша­ют свой путь быст­рее журав­лей. Если даже это утвер­жде­ние оши­боч­но, то, во вся­ком слу­чае, несо­мнен­но, что из всех доступ­ных чело­ве­ку спо­со­бов пере­дви­же­ния по суше этот — быст­рей­ший⁷⁰. Меж­ду тем вели­кое это бла­го — узна­вать о каж­дом собы­тии ско­рей­шим обра­зом, чтобы немед­лен­но при­ни­мать соот­вет­ст­ву­ю­щие меры.

(19) По про­ше­ст­вии года Кир стал соби­рать вой­ска в Вави­лон, и, как гово­рят, ока­за­лось у него до ста два­дца­ти тысяч всад­ни­ков, до двух тысяч сер­по­нос­ных колес­ниц и око­ло шести­сот тысяч пехоты. (20) Под­гото­вив такие силы, он дви­нул­ся в поход, во вре­мя кото­ро­го, как пере­да­ют, он поко­рил все наро­ды, живу­щие, если вый­ти за пре­де­лы Сирии, вплоть до Крас­но­го моря⁷¹. Затем, рас­ска­зы­ва­ют, состо­ял­ся поход в Еги­пет, и эта стра­на тоже была поко­ре­на Киром⁷². (21) После это­го гра­ни­ца­ми его дер­жа­вы ста­ли: на восто­ке — Крас­ное море, на севе­ре — Понт Эвк­син­ский, на запа­де — Кипр и Еги­пет, на юге — Эфи­о­пия. Край­ние пре­де­лы этих обшир­ных вла­де­ний были не при­год­ны для посе­ле­ния в одном слу­чае из-за жары, в дру­гом — из-за холо­да, в третьем — из-за оби­лия воды, в чет­вер­том — из-за ее отсут­ст­вия. (22) Поэто­му для себя Кир избрал местом житель­ства цен­траль­ные рай­о­ны и зим­нее вре­мя в тече­ние семи меся­цев про­во­дил в Вави­лоне, с.210 пото­му что место здесь теп­лое, вес­ной в тече­ние трех меся­цев жил в Сузах, а в раз­гар лета два меся­ца про­во­дил в Экба­та­нах⁷³. Гово­рят, что бла­го­да­ря тако­му поряд­ку он все­гда наслаж­дал­ся весен­ним теп­лом и про­хла­дой. (23) Рас­по­ло­же­ние людей к Киру было тако­во, что любой народ, каза­лось, сам погре­шал про­тив соб­ст­вен­ной выго­ды, если не пред­ла­гал Киру заме­ча­тель­ных про­из­веде­ний сво­ей стра­ны — пло­дов зем­ли, живот­ных или изде­лий ремес­ла. Рав­ным обра­зом вся­кий город, вся­кий отдель­ный чело­век был убеж­ден, что он станет бога­тым, если чем-либо уго­дит Киру. И дей­ст­ви­тель­но, полу­чая от раз­ных людей часть того, что у них было в изоби­лии, Кир, в свою оче­редь, пре­до­став­лял им при­па­сы, в кото­рых, как он знал, они испы­ты­ва­ли недо­ста­ток⁷⁴.

(VIII. 7. 1) В таких заня­ти­ях про­шла вся жизнь Кира, а в пре­клон­ном уже воз­расте⁷⁵ при­ехал он сно­ва в Пер­сию, седь­мой раз за вре­мя сво­его прав­ле­ния. Понят­но, что его отец и мать к тому вре­ме­ни дав­но уже умер­ли. Кир сам совер­шил обыч­ные жерт­во­при­но­ше­ния, по заведен­но­му у пер­сов поряд­ку открыл хоро­вод⁷⁶ и по сво­е­му обык­но­ве­нию всем сде­лал под­но­ше­ния. (2) Когда он лег спать в сво­ем двор­це, при­видел­ся ему такой сон. Пред­ста­ви­лось ему, что подо­шел к нему некто, видом сво­им более вели­че­ст­вен­ный, чем обыч­ные люди, и ска­зал:

—Соби­рай­ся, Кир, теперь отпра­вишь­ся ты к богам.

После тако­го сно­виде­ния Кир ско­ро про­будил­ся и сра­зу понял, что при­шел конец его жиз­ни. (3) Не меш­кая, ото­брал он жерт­вен­ных живот­ных и на гор­ной вер­шине, как это дела­ют пер­сы⁷⁷, заклал их в честь Зев­са Отче­го, Гелиоса и дру­гих богов, при­со­во­ку­пив к обряду такую молит­ву:

—Зевс Отчий и ты, Гелиос, и вы все, осталь­ные боги, при­ми­те эти жерт­вы в знак при­зна­тель­но­сти моей за все мои уда­чи и в бла­го­дар­ность за то, что вы все­гда ука­зы­ва­ли мне и на жерт­вах, и небес­ны­ми зна­ме­ни­я­ми, и поле­том вещих птиц, и рече­ни­я­ми, что мне надо было делать, а что — не надо. Вели­кая вам бла­го­дар­ность за то, что я мог уга­ды­вать вашу волю и пото­му при уда­чах нико­гда не мнил о себе боль­ше, чем поло­же­но чело­ве­ку. Молю вас теперь, даруй­те сча­стье моим детям и жене, дру­зьям и оте­че­ству; мне же пода­ри­те такую кон­чи­ну, какую рань­ше пода­ри­ли жизнь.

(4) Испол­нив обряд и воз­вра­тив­шись домой, Кир почув­ст­во­вал жела­ние отдох­нуть и при­лег на ложе. В поло­жен­ный час при­шли к нему слу­ги-бан­щи­ки и при­гла­си­ли совер­шить омо­ве­ние, но он отве­тил, что хочет отдох­нуть. Затем дру­гие слу­ги, тоже в поло­жен­ное вре­мя, пода­ли обед; но душа его пищи не при­ни­ма­ла, он лишь испы­ты­вал жаж­ду и с удо­воль­ст­ви­ем пил. (5) Когда это повто­ри­лось с ним и на вто­рой и на тре­тий день, он рас­по­рядил­ся позвать сыно­вей; в тот раз они сопро­вож­да­ли его в с.211 поезд­ке и тоже были в Пер­сии. Он при­гла­сил так­же дру­зей и долж­ност­ных лиц пер­сов. Когда все яви­лись, он повел перед ними такую речь:

(6) — Дети мои и вы все, при­сут­ст­ву­ю­щие здесь дру­зья, вот и при­шел конец моей жиз­ни; по мно­гим при­зна­кам я с уве­рен­но­стью заклю­чаю об этом. Одна­ко по смер­ти моей отне­си­тесь ко мне, как к чело­ве­ку счаст­ли­во­му, и это отно­ше­ние под­кре­пи­те все­ми нуж­ны­ми сло­ва­ми и дей­ст­ви­я­ми. Ведь я, мне кажет­ся, все­гда доби­вал­ся отли­чия при испол­не­нии дол­га: маль­чи­ком — сре­ди детей, когда под­рос — сре­ди юно­шей, когда стал взрос­лым — сре­ди мужей⁷⁸. С тече­ни­ем вре­ме­ни, как я мог убедить­ся, все вре­мя воз­рас­та­ла и моя сила, так что и в ста­ро­сти сво­ей я нико­гда не чув­ст­во­вал себя более немощ­ным, чем в моло­до­сти⁷⁹, и я не пом­ню, чтобы я потер­пел неуда­чу в каком-либо пред­при­я­тии или наме­ре­нии. (7) Я видел, как мои­ми ста­ра­ни­я­ми дру­зья мои ста­ли счаст­ли­вы­ми, а вра­ги были вверг­ну­ты в раб­ство; и нашу роди­ну, кото­рая преж­де была лише­на вся­ко­го зна­че­ния в Азии, я остав­ляю теперь окру­жен­ной поче­том, при­чем я не утра­тил ни одно­го из сде­лан­ных мною при­об­ре­те­ний. В тече­ние про­жи­той мною жиз­ни я посто­ян­но доби­вал­ся успе­хов, о кото­рых меч­тал, и толь­ко при­су­щий мне страх увидеть, услы­шать или испы­тать в буду­щем какую-либо непри­ят­ность не поз­во­лял мне воз­гор­дить­ся и все­це­ло пре­дать­ся радо­сти. (8) Теперь, при сво­ей кон­чине, я остав­ляю живы­ми и здо­ро­вы­ми вас, мои дети, кото­рых богам было угод­но пода­рить мне; я остав­ляю счаст­ли­вы­ми свое оте­че­ство и дру­зей. Так раз­ве не досто­ин я остать­ся навеч­но в памя­ти людей, как истин­но счаст­ли­вый чело­век?

(9) Но теперь над­ле­жит мне оста­вить и о цар­стве сво­ем ясные рас­по­ря­же­ния, чтобы не сде­ла­лось оно пред­ме­том спо­ра и не доста­ви­ло вам хло­пот. Я оди­на­ко­во люб­лю вас обо­их, дети мои, одна­ко гла­вен­ство в сове­те и пред­во­ди­тель­ство в делах, какие будут при­зна­ны необ­хо­ди­мы­ми, я вру­чаю стар­ше­му из вас, кото­рый, есте­ствен­но, и более опы­тен. (10) Я сам был вос­пи­тан по зако­нам наше­го обще­го оте­че­ства в том духе, что стар­шим — не одним толь­ко бра­тьям, но всем вооб­ще сограж­да­нам — надо усту­пать и доро­гу, и место, и сло­во; и вас, дети мои, я с само­го нача­ла при­учал к тому, что подо­ба­ет ока­зы­вать почет стар­шим, а от млад­ших, наобо­рот, при­ни­мать его⁸⁰. Отне­си­тесь поэто­му к моим сло­вам с тем вни­ма­ни­ем, како­го заслу­жи­ва­ет древ­ний, утвер­жден­ный обы­ча­ем и зако­ном порядок.

(11) Итак, ты, Кам­бис, вла­дей цар­ст­вом; его вру­ча­ют тебе боги и я, насколь­ко это в моей вла­сти; тебя же, Тана­ок­сар⁸¹, я назна­чаю сатра­пом над мидя­на­ми, армя­на­ми и, кро­ме того, каду­си­я­ми. Я при­знаю, что таким сво­им пожа­ло­ва­ни­ем я остав­ляю боль­ше вла­сти и самое имя царя тво­е­му стар­ше­му бра­ту, зато тебе я дарю сча­стье более лег­кое. (12) Дей­ст­ви­тель­но, не вижу, какой чело­ве­че­ской радо­сти ты будешь лишен: у тебя будет все, что, по обще­му мне­нию, достав­ля­ет людям радость. Зато страсть к труд­но­ис­пол­ни­мо­му, забота по мно­же­ству пово­дов, невоз­мож­ность обре­сти покой из-за под­сте­ги­ваю­ще­го стрем­ле­ния срав­нять­ся сво­и­ми успе­ха­ми со мною, коз­ни, кото­рые надо стро­ить и кото­рых сле­ду­ет избе­гать, — все это, без­услов­но, ско­рее доста­нет­ся в удел тому, кто станет царем, неже­ли тебе; с.212 можешь себе пред­ста­вить, сколь­ко помех это доста­вит ему для наслаж­де­ния сча­стьем.

(13) Со сво­ей сто­ро­ны ты, Кам­бис, так­же дол­жен знать, что не этот золо­той ски­петр охра­ня­ет цар­скую власть: истин­ней­шим и надеж­ней­шим ски­пет­ром царей явля­ют­ся их дру­зья⁸². Но не думай, что люди от при­ро­ды рож­да­ют­ся пре­дан­ны­ми; тогда одни и те же были бы вер­ны­ми дру­зья­ми для всех, подоб­но тому как про­чие вещи, создан­ные при­ро­дою, для всех явля­ют­ся одни­ми и теми же; нет, каж­дый дол­жен сам при­об­ре­тать себе пре­дан­ных дру­зей, и это­го нико­гда нель­зя достиг­нуть с помо­щью силы, а ско­рее бла­го­де­я­ни­я­ми. (14) Но если уж ты при­мешь­ся под­би­рать себе помощ­ни­ков для охра­ны сво­ей вла­сти, то нач­ни это в первую оче­редь с того, кто одно­го с тобою про­ис­хож­де­ния. Ведь бес­спор­но же, что сограж­дане бли­же нам, чем ино­зем­цы, а сотра­пез­ни­ки род­нее сто­лу­ю­щих­ся отдель­но. Но те, кто рож­ден от одно­го семе­ни, что и мы, вскорм­лен той же мате­рью, вырос в том же доме, взле­ле­ян теми же роди­те­ля­ми и тех же самых людей, что и мы, назы­ва­ет сво­и­ми мате­рью и отцом, — раз­ве эти не род­нее нам всех дру­гих?⁸³ (15) Поэто­му нико­им обра­зом не остав­ляй­те втуне те доб­рые воз­мож­но­сти, кото­рые сами боги зало­жи­ли в осно­ву брат­ской бли­зо­сти, но на этом осно­ва­нии, не откла­ды­вая, воз­во­ди­те зда­ние друж­бы, и тогда ваш союз перед все­ми дру­ги­ми все­гда будет отли­чать­ся несрав­нен­ной проч­но­стью. Пра­во же, кто забо­тит­ся о бра­те, тот печет­ся о самом себе. Ибо кому еще вели­кий чело­век доста­вит столь­ко сла­вы сво­им вели­чи­ем, как бра­ту? Кто еще при­об­ре­тет от его могу­ще­ства столь­ко поче­та, как брат? Кого так будут боять­ся обидеть, как бра­та это­го силь­но­го чело­ве­ка? (16) Поэто­му ты, как никто дру­гой, дол­жен⁸⁴ быст­ро откли­кать­ся и с готов­но­стью являть­ся на его зов. Ведь и уда­чи его и беды нико­го так близ­ко не каса­ют­ся, как тебя. При­ми во вни­ма­ние и дру­гое: от кого за услу­гу ты можешь ожи­дать боль­шей бла­го­дар­но­сти, чем от бра­та? В ком за свою под­держ­ку най­дешь ты более надеж­но­го союз­ни­ка? Кого так стыд­но не любить, как бра­та? Кого так похваль­но окру­жать осо­бен­ным поче­том, как бра­та? Поис­ти­не, Кам­бис, толь­ко пред­по­чте­ние, ока­зы­вае­мое бра­том бра­ту, не вызы­ва­ет зави­сти у дру­гих.

(17) Вооб­ще, дети мои, ради всех отчих богов, доро­жи­те друж­бою друг дру­га, если вы жела­е­те и мне хоть сколь­ко-нибудь уго­дить. Ибо вы не може­те ска­зать навер­ное, что я пре­вра­щусь в ничто, когда закон­чит­ся мое чело­ве­че­ское суще­ст­во­ва­ние; ведь вот, вы и до сих пор не виде­ли моей души, одна­ко по раз­лич­ным ее дей­ст­ви­ям мог­ли убедить­ся в ее суще­ст­во­ва­нии. (18) Раз­ве вы не заме­ча­ли нико­гда, какие стра­хи насы­ла­ют на убийц души невин­но загуб­лен­ных людей, каких духов-мсти­те­лей насы­ла­ют они на нече­стив­цев? С дру­гой сто­ро­ны, как, по-ваше­му, сохра­нил­ся бы обы­чай ока­зы­вать поче­сти мерт­вым, если бы души их не полу­ча­ли от это­го ника­кой радо­сти?⁸⁵ (19) Вооб­ще, дети мои, я нико­гда не мог пове­рить, что душа жива, пока она нахо­дит­ся в смерт­ном теле, а как толь­ко рас­ста­ет­ся с ним, то уми­ра­ет. Напро­тив, я вижу, что душа сама сооб­ща­ет жизнь смерт­но­му телу, пока обре­та­ет­ся в нем. (20) Рав­ным обра­зом я не верю, что душа оста­нет­ся бес­со­зна­тель­ной, когда она отде­лит­ся от лишен­но­го созна­ния тела. с.213 Напро­тив, когда разум обосо­бит­ся в чистое и несме­шан­ное состо­я­ние, тогда, есте­ствен­но, он и испол­нит­ся выс­ше­го созна­ния. Затем, когда чело­век уми­ра­ет, вид­но, как каж­дый эле­мент его, кро­ме души, воз­вра­ща­ет­ся к одно­род­но­му нача­лу; душа же одна не доступ­на наше­му наблюде­нию, ни когда она при­сут­ст­ву­ет в теле, ни когда ухо­дит. (21) При­ми­те во вни­ма­ние, что из всех состо­я­ний чело­ве­ка нет ниче­го бли­же смер­ти, чем сон⁸⁶; меж­ду тем чело­ве­че­ская душа имен­но тогда ока­зы­ва­ет­ся более все­го срод­ни богу и спо­соб­на пред­видеть буду­щее, посколь­ку в тот момент она, по-види­мо­му, более все­го осво­бож­да­ет­ся от телес­ных уз⁸⁷.

(22) Итак, если все обсто­ит таким обра­зом, как я думаю, и душа дей­ст­ви­тель­но покида­ет тело, то вам над­ле­жит и к моей душе отно­сить­ся с бла­го­го­ве­ни­ем и выпол­нять мои прось­бы. Если же дело обсто­ит не так и душа, оста­ва­ясь в теле, уми­ра­ет вме­сте с ним, тогда бой­тесь, по край­ней мере, веч­но сущих, все­видя­щих и все­мо­гу­щих богов, кото­рые весь этот миро­по­рядок сохра­ня­ют неру­ши­мым, непре­хо­дя­щим, без­упреч­ным, испол­нен­ным невы­ра­зи­мой кра­соты и вели­чия⁸⁸, — бой­тесь их и не совер­шай­те и даже в помыс­лах не допус­кай­те ниче­го кощун­ст­вен­но­го и бес­чест­но­го⁸⁹. (23) А затем, после богов, ува­жай­те так­же весь род чело­ве­че­ский во всех его буду­щих поко­ле­ни­ях, раз боги не скры­ли вас во мра­ке и ваши дела непре­мен­но у всех и все­гда будут в памя­ти. Если ваши поступ­ки ока­жут­ся чисты­ми и без­упреч­ны­ми, то это явит все­му миру вашу силу, но если вы замыс­ли­те друг про­тив дру­га что-либо злое, то навер­ня­ка у всех людей лиши­тесь дове­рия. Никто тогда не смо­жет более верить вам, даже при самом силь­ном жела­нии, если вид­но будет, как зло нано­сит­ся тому, кто боль­ше всех име­ет прав на любовь.

(24) Если я доста­точ­но объ­яс­нил вам, как надо отно­сить­ся друг к дру­гу, тогда хоро­шо; если же это­го мало, то поучи­тесь хотя бы у преж­них поко­ле­ний, ибо их опыт — луч­шая шко­ла. В самом деле, мно­гие люди оста­ва­лись дру­зья­ми сво­им близ­ким: роди­те­ли — детям, бра­тья — бра­тьям; одна­ко неко­то­рые из них посту­па­ли по отно­ше­нию друг к дру­гу совсем наобо­рот. Кому из них, по вашим наблюде­ни­ям, шел на поль­зу при­ня­тый образ дей­ст­вий, тех возь­ми­те себе за обра­зец и вы не оши­бе­тесь.

(25) Но, навер­ное, об этом уже доволь­но. Тело же мое, когда я скон­ча­юсь, не укла­ды­вай­те, дети мои, ни в золо­то, ни в сереб­ро, ни во что дру­гое, но пря­мо пре­дай­те зем­ле⁹⁰. Ибо что может быть бла­жен­нее сли­я­ния с зем­лей, кото­рая рож­да­ет и вскарм­ли­ва­ет все, что есть в мире пре­крас­но­го и полез­но­го? Мне и рань­ше все­гда было свой­ст­вен­но чело­ве­ко­лю­бие и теперь, наде­юсь, будет при­ят­но при­об­щить­ся к бла­го­де­тель­но­му нача­лу все­го рода чело­ве­че­ско­го. (26) Одна­ко, — про­дол­жал он, — мне кажет­ся, что душа моя уже нача­ла остав­лять те части тела, кото­рые она, по-види­мо­му, и у всех дру­гих покида­ет в первую оче­редь. Поэто­му, если кто-нибудь из вас хочет кос­нуть­ся моей руки или взгля­нуть мне в гла­за, пока я еще жив, пусть подой­дет. Когда же я закро­юсь с голо­вой⁹¹, тогда, про­шу вас, не надо более нико­му, даже вам, дети мои, смот­реть на меня. (27) Вы толь­ко при­гла­си­те всех пер­сов и союз­ни­ков на мою моги­лу, чтобы они мог­ли пора­до­вать­ся за меня, пото­му что отныне я буду в без­опас­но­сти и уже ниче­го с.214 дур­но­го со мной не слу­чит­ся, буду ли я сре­ди богов или пре­вра­щусь в ничто⁹². А всех, кто при­дет, на про­ща­нье вы щед­ро ода­ри­те, как поло­же­но в память о счаст­ли­вом чело­ве­ке. (28) И запом­ни­те мой послед­ний совет: если буде­те делать доб­ро дру­зьям, то и вра­гов все­гда смо­же­те пока­рать. А теперь про­щай­те, милые дети, и пере­дай­те вашей мате­ри мое послед­нее про­сти; про­щай­те и все вы, мои дру­зья, при­сут­ст­ву­ю­щие и отсут­ст­ву­ю­щие.

После такой речи он попро­щал­ся со все­ми за руку, а потом закрыл­ся с голо­вой и так умер.

(VIII. 8. 1) Что цар­ство Кира было самым вели­ко­леп­ным и самым могу­ще­ст­вен­ным из государств Азии — это под­твер­жда­ет­ся уже его раз­ме­ра­ми. На восто­ке оно было огра­ни­че­но Крас­ным морем, на севе­ре — Пон­том Эвк­син­ским, на запа­де — Кипром и Егип­том, на юге — Эфи­о­пи­ей. Будучи столь огром­ным, оно управ­ля­лось един­ст­вен­но волею само­го Кира; он доро­жил сво­и­ми под­дан­ны­ми и пек­ся о них, как о соб­ст­вен­ных детях, но зато и под­власт­ные Киру наро­ды чти­ли его, как род­но­го отца. (2) Одна­ко, когда Кир умер, его сыно­вья тот­час зате­я­ли рас­прю, и немед­лен­но нача­лось отпа­де­ние горо­дов и наро­дов, и все пошло хуже⁹⁴. Я поста­ра­юсь пока­зать, что я гово­рю прав­ду, и нач­ну с боже­ских уста­нов­ле­ний. Я знаю, что в преж­ние вре­ме­на царь и его под­дан­ные, давая обе­ща­ния, скреп­лен­ные ли клят­ва­ми или про­стым пожа­ти­ем руки, непре­мен­но соблюда­ли их, даже в отно­ше­нии тех, кто совер­шил тяг­чай­шие пре­ступ­ле­ния. (3) Если бы они не были таки­ми и не обла­да­ли соот­вет­ст­ву­ю­щей репу­та­ци­ей, то им не верил бы никто, как не верит им никто теперь, когда всем ста­ло извест­но их нече­стие. Тогда не ста­ли бы им верить и те стра­те­ги, кото­рые воз­глав­ля­ли вои­нов, ушед­ших в поход с Киром; одна­ко, пола­га­ясь на преж­нюю репу­та­цию пер­сов, они дове­ри­лись им, и тогда их отве­ли к царю и обез­гла­ви­ли⁹⁵. Из участ­во­вав­ших в том похо­де вар­ва­ров мно­гие так­же были обма­ну­ты раз­лич­ны­ми заве­ре­ни­я­ми и погиб­ли. (4) Намно­го хуже ста­ли пер­сы теперь и в дру­гом отно­ше­нии: преж­де лишь те, кто рис­ко­вал жиз­нью ради царя, или под­чи­нял его вла­сти какой-нибудь город или народ, или совер­шал для него какое-либо дру­гое пре­вос­ход­ное дело, удо­сто­и­ва­лись отли­чия, а теперь любой, кто, по мне­нию царя, доста­вит ему хоть какую-нибудь выго­ду, — или как Мит­ри­дат, кото­рый пре­дал сво­его отца Арио­бар­за­на⁹⁶, или как Рео­митр, кото­рый оста­вил залож­ни­ка­ми в Егип­те свою жену, сво­их детей и детей сво­их дру­зей и попрал вели­кие клят­вы вер­но­сти, — тот и награж­да­ет­ся вели­чай­ши­ми поче­стя­ми. (5) При виде таких поряд­ков все насе­ля­ю­щие Азию наро­ды впа­ли в нече­стие и неспра­вед­ли­вость, ибо како­вы пра­ви­те­ли, тако­вы по боль­шей части ока­зы­ва­ют­ся и под­дан­ные их. Итак, в этом отно­ше­нии пер­сы теперь несо­мнен­но ста­ли бес­чест­нее, чем преж­де.

с.215 (6) Их отно­ше­ние к день­гам тоже утра­ти­ло преж­нюю без­упреч­ность. Теперь они не толь­ко явных пре­ступ­ни­ков, но и ни в чем не повин­ных людей хва­та­ют и при­нуж­да­ют без вся­ких осно­ва­ний выпла­чи­вать штраф, так что лица, слы­ву­щие бога­ча­ми, дро­жат от стра­ха не мень­ше тех, кто мно­го­крат­но нару­шал закон. Поэто­му состо­я­тель­ные люди так­же не жела­ют пока­зы­вать­ся на гла­за силь­ным мира сего и не реша­ют­ся даже являть­ся на служ­бу в цар­ское вой­ско. (7) И кто бы ни начал с пер­са­ми вой­ну, любо­му пре­до­став­ля­ет­ся пол­ная воз­мож­ность без­на­ка­зан­но нахо­дить­ся в их стране ввиду тако­го нече­стия их пра­ви­те­лей перед бога­ми и такой неправоты их перед людь­ми. Бес­спор­но, образ мыс­лей пер­сов стал гораздо низ­мен­нее, чем когда-то.

(8) Впро­чем, я пока­жу сей­час, что и о телах сво­их они не заботят­ся так, как преж­де. Издав­на поло­же­но было у них не пле­вать и не смор­кать­ся. Оче­вид­но, что они при­дер­жи­ва­лись тако­го пра­ви­ла не из бояз­ни рас­тра­тить лиш­нюю вла­гу в теле, а из жела­ния укре­пить свое тело трудом до пота. Сей­час обы­чай не пле­вать и не смор­кать­ся сохра­ня­ет­ся, а вот упор­ный труд у них не в чести. (9) Далее, преж­де у них было зако­ном при­ни­мать пищу раз в день, чтобы все осталь­ное вре­мя мож­но было употре­бить на раз­лич­ные дела и упраж­не­ния. Сей­час обы­чай при­ни­мать пищу раз в день сохра­ня­ет­ся, толь­ко при­сту­па­ют они к это­му тогда, когда зав­тра­ка­ют самые что ни на есть ран­ние пташ­ки, а затем непре­рыв­но едят и пьют вплоть до вре­ме­ни, когда этим зани­ма­ют­ся одни лишь полу­ноч­ни­ки.

(10) Было у них так­же уста­нов­ле­но не вно­сить на пируш­ки про­хо­иды⁹⁷, оче­вид­но из того сооб­ра­же­ния, что уме­рен­ная выпив­ка мень­ше будет ска­зы­вать­ся на состо­я­нии ума и тела. Этот обы­чай не вно­сить про­хо­иды сохра­ня­ет­ся еще и сей­час, одна­ко пьют они столь­ко, что уже не сосуды надо вно­сить, а их самих выно­сить, посколь­ку ухо­дить с пира на сво­их ногах они не в состо­я­нии.

(11) Суще­ст­во­вал у них и дру­гой обы­чай: во вре­мя днев­но­го пере­хо­да не есть и не пить, чтобы бла­го­да­ря это­му не справ­лять у всех на виду свои есте­ствен­ные надоб­но­сти. Сей­час этот обы­чай воз­дер­жи­вать­ся от отправ­ле­ния есте­ствен­ных потреб­но­стей сохра­ня­ет­ся, одна­ко пере­хо­ды они теперь дела­ют такие корот­кие, что нико­го уже не уди­вит подоб­ное воз­дер­жа­ние.

(12) Кро­ме того, и на охоту рань­ше они выхо­ди­ли так часто, что ее одной хва­та­ло им для закал­ки себя самих и выезд­ки коней. Одна­ко с тех пор как царь Арта­к­серкс и его при­бли­жен­ные при­стра­сти­лись к вину⁹⁸, боль­ше уже они так часто ни сами не отправ­ля­ют­ся, ни дру­гих не выво­дят с собой на охоту. Более того, если кое-кто ока­зы­ва­ет­ся черес­чур трудо­лю­би­вым и мно­го охо­тит­ся вме­сте со сво­и­ми всад­ни­ка­ми, то дру­гие отно­сят­ся к тако­му с явным неодоб­ре­ни­ем и нена­видят его за пре­вос­ход­ство.

(13) Рав­ным обра­зом оста­ет­ся еще в силе обы­чай вос­пи­ты­вать маль­чи­ков при дво­ре пра­ви­те­ля⁹⁹. Одна­ко обу­че­ние вер­хо­вой езде со все­ми необ­хо­ди­мы­ми упраж­не­ни­я­ми дав­но забро­ше­но, пото­му что негде боль­ше пока­зать свое уме­ние и бла­го­да­ря это­му про­сла­вить­ся. Затем, в преж­ние вре­ме­на дети слу­ша­ли там спра­вед­ли­вые при­го­во­ры по раз­лич­ным тяж­бам и таким обра­зом, несо­мнен­но, учи­лись спра­вед­ли­во­сти, но теперь и это с.216 совер­шен­но изме­ни­лось, ибо они видят сво­и­ми гла­за­ми, что выиг­ры­ва­ет тот, кто боль­ше даст. (14) Нако­нец, свой­ства раз­лич­ных рас­те­ний в преж­ние вре­ме­на изу­ча­лись детьми для того, чтобы уметь поль­зо­вать­ся полез­ны­ми рас­те­ни­я­ми и воз­дер­жи­вать­ся от употреб­ле­ния вред­ных¹⁰⁰. А теперь, похо­же, это­му учат­ся лишь для того, чтобы совер­шать поболь­ше зло­де­я­ний; по край­ней мере, нигде так мно­го людей не поги­ба­ет и не стра­да­ет от яда, как там.

(15) Вдо­ба­вок ко все­му, пер­сы ста­ли теперь гораздо изне­жен­нее, чем при Кире. Ведь тогда они еще при­дер­жи­ва­лись пер­сид­ской систе­мы вос­пи­та­ния и уме­рен­но­сти, хотя и вос­при­ня­ли одеж­ду и рос­кошь мидян. Нын­че же они с рав­но­ду­ши­ем смот­рят на исчез­но­ве­ние пер­сид­ской вынос­ли­во­сти, зато вос­при­ня­тую у мидян изне­жен­ность сохра­ня­ют все­ми сила­ми. (16) Впро­чем, я наме­рен яснее пока­зать нынеш­нюю изне­жен­ность пер­сов. Во-пер­вых, им уже недо­ста­точ­но сте­лить себе мяг­кие посте­ли: они ста­вят свои ложа нож­ка­ми на ков­ры, чтобы те не упи­ра­лись в пол, а уто­па­ли в этих ков­рах¹⁰¹. Затем, они не толь­ко сохра­ни­ли все блюда, какие преж­де были изо­бре­те­ны для сто­ла, но посто­ян­но при­ду­мы­ва­ют все новые и новые. Точ­но так же обсто­ит дело и с при­пра­ва­ми; ведь они дер­жат даже спе­ци­аль­ных изо­бре­та­те­лей как куша­ний, так и при­прав к ним¹⁰². (17) Кро­ме того, зимой им недо­ста­точ­но при­крыть голо­ву, тело и ноги — даже кисти рук они пря­чут в тол­стые рука­ви­цы и пер­чат­ки. Наобо­рот, летом им мало тени от дере­вьев или от скал — спе­ци­аль­ные люди, стоя рядом с ними, созда­ют им вдо­ба­вок искус­ст­вен­ную тень¹⁰³. (18) Они гор­дят­ся, если обла­да­ют мно­же­ст­вом куб­ков, одна­ко ничуть не сты­дят­ся того, что эти куб­ки могут быть добы­ты откро­вен­но не чест­ным путем: до такой сте­пе­ни раз­ви­лись у них неспра­вед­ли­вость и постыд­ное коры­сто­лю­бие.

(19) Затем, хотя преж­де у них тоже было пра­ви­лом не пока­зы­вать­ся на людях иду­щи­ми пеш­ком, но дер­жа­лись они это­го пра­ви­ла лишь для того, чтобы стать совер­шен­ны­ми наезд­ни­ка­ми. А теперь у них на конях боль­ше покры­вал, чем на ложах, ибо они не столь­ко дума­ют о вер­хо­вой езде, сколь­ко о мяг­ком сиде­нии для себя. (20) Раз­ве не оче­вид­но после все­го это­го, что и в воен­ном отно­ше­нии они долж­ны быть теперь гораздо сла­бее, чем преж­де? Ведь в преж­нее вре­мя у них было в обы­чае, чтобы вла­дель­цы поме­стий постав­ля­ли со сво­их земель всад­ни­ков для служ­бы в вой­ске, если была такая необ­хо­ди­мость, а вои­ны, нес­шие охра­ну стра­ны, состо­я­ли на жало­ва­нье. Нын­че же знат­ные люди дела­ют всад­ни­ка­ми и ста­вят на жало­ва­нье вся­ких при­врат­ни­ков, пека­рей, пова­ров, вино­чер­пи­ев, бан­щиц, слуг, кото­рые пода­ют куша­нья и уби­ра­ют со сто­ла, помо­га­ют при отхо­де ко сну и при вста­ва­нии, нако­нец, кос­ме­тов, кото­рые под­во­дят гла­за, накла­ды­ва­ют румя­на и вооб­ще совер­ша­ют туа­лет сво­их гос­под. (21) Разу­ме­ет­ся, их тоже наби­ра­ет­ся вели­кое мно­же­ство, но поль­зы от них для вой­ны ника­кой. Это под­твер­жда­ют и сами нынеш­ние собы­тия: в стране пер­сов вра­ги их чув­ст­ву­ют себя воль­гот­нее, чем дру­зья¹⁰⁴. (22) В самом деле, когда-то Кир покон­чил с обы­ча­ем даль­них пере­стре­лок и, одев в пан­ци­ри всад­ни­ков и коней и дав в руку каж­до­му по копью, поло­жил нача­ло так­ти­ке ближ­не­го боя; нын­че же они и пере­стре­лок изда­ли не ведут, и в с.217 руко­паш­ный бой всту­пать не жела­ют. (23) Пехо­тин­цы по-преж­не­му воору­же­ны пле­те­ны­ми щита­ми, саб­ля­ми и секи­ра­ми, чтобы сра­жать­ся так же, как это дела­ли вои­ны Кира, одна­ко теперь и они не жела­ют схо­дить­ся для боя. (24) Нако­нец, и сер­по­нос­ные колес­ни­цы не исполь­зу­ют­ся ими боль­ше для той цели, для кото­рой их пред­на­зна­чал Кир. Ибо тот, воз­вы­шая сво­их воз­ни­чих поче­стя­ми и отли­чая их перед все­ми, все­гда имел под рукой храб­ре­цов, гото­вых устре­мить­ся на вра­же­скую пехоту, тогда как нынеш­ние пра­ви­те­ли даже не зна­ют сво­их колес­ни­чих и дума­ют, что те без вся­кой выуч­ки сго­дят­ся им не хуже зака­лен­ных бой­цов. (25) И дей­ст­ви­тель­но, они устрем­ля­ют­ся в ата­ку, но, преж­де чем про­ник­нуть в ряды непри­я­те­ля, одни, даже не желая того, сва­ли­ва­ют­ся, а дру­гие сами спры­ги­ва­ют на зем­лю, так что упряж­ки, лишив­шись воз­ни­чих, неред­ко при­чи­ня­ют боль­ше вреда сво­им, чем вра­гам¹⁰⁵. (26) Впро­чем, пер­сы и сами пони­ма­ют, какие воен­ные сред­ства оста­лись теперь в их рас­по­ря­же­нии; они сми­ри­лись с суще­ст­ву­ю­щим поло­же­ни­ем и нико­гда уже не всту­па­ют в вой­ну без помо­щи элли­нов, враж­ду­ют ли они друг с дру­гом или же отра­жа­ют напа­де­ния этих самых элли­нов, пото­му что они убеж­де­ны, что и с сами­ми элли­на­ми надо вести вой­ну при под­держ­ке их же соро­ди­чей¹⁰⁶.

(27) Итак, я пола­гаю, что вполне спра­вил­ся с той зада­чей, кото­рую поста­вил перед собой. Думаю, что мне уда­лось дока­зать, что по срав­не­нию с преж­ним вре­ме­нем пер­сы и их союз­ни­ки ста­ли теперь нече­сти­вее отно­сить­ся к богам, бес­со­вест­нее — к соро­ди­чам, неспра­вед­ли­вее — к про­чим людям, ста­ли трус­ли­вее вести себя на войне. Если же кто при­дер­жи­ва­ет­ся ино­го мне­ния, то пусть взглянет на их дела, и он най­дет, что они пол­но­стью под­твер­жда­ют мои сло­ва.