Эпитомы

Книга II

XIII. Граж­дан­ская вой­на Цеза­ря и Пом­пея

IV. 2. Когда мир почти успо­ко­ил­ся, Рим­ская импе­рия ока­за­лась настоль­ко могу­ще­ст­вен­ной, что не мог­ла быть одо­ле­на каки­ми-либо внеш­ни­ми сила­ми. Поэто­му судь­ба, завидуя наро­ду-прин­цеп­су, воору­жи­ла его на соб­ст­вен­ную поги­бель. (2) Исступ­ле­ние Мария и Цин­ны было про­ло­гом борь­бы внут­ри наше­го горо­да, как бы про­бой сил. Шире, но все же в пре­де­лах Ита­лии, про­гре­ме­ла сул­лан­ская буря. (3) Но ярость Цеза­ря и Пом­пея охва­ти­ла Рим, Ита­лию, все пле­ме­на и наро­ды подоб­но навод­не­нию и пожа­ру, так что невер­но было бы гово­рить о граж­дан­ской войне. (4) Это и не союз­ни­че­ская вой­на, и не внеш­няя, это более, чем их соче­та­ние, и более, чем вой­на⁹⁹. (5) Что каса­ет­ся ее пред­во­ди­те­лей, то в ней участ­во­вал весь сенат, что каса­ет­ся вой­ска, то с одной сто­ро­ны — один­на­дцать, с дру­гой — восем­на­дцать леги­о­нов, цвет и сила ита­лий­ской кро­ви; если гово­рить о союз­ни­ках, то про­тив отбор­ных гал­лов и гер­ман­цев высту­па­ли Дейотар¹⁰⁰, Арио­бар­зан¹⁰¹, Тар­кон­ди­мот¹⁰², Котис¹⁰³ и Рас­ки­пол¹⁰⁴ из Фра­кии, Македо­нии, Кили­кии, Гре­ции — весь Восток. (6) Дли­тель­ность вой­ны — четы­ре года — срок неболь­шой в срав­не­нии с при­чи­нен­ны­ми ею бед­ст­ви­я­ми. В терри­то­ри­аль­ном отно­ше­нии она нача­лась в Ита­лии, затем повер­ну­ла в Гал­лию и Испа­нию, затем обру­ши­лась с запа­да всей мощью на Эпир и Фес­са­лию, потом вне­зап­но пере­прыг­ну­ла в Еги­пет, оттуда повер­ну­ла в Азию, навис­ла над Афри­кой, пока­ти­лась в Испа­нию и лишь там затих­ла. (7) Но враж­да пар­тий не пре­кра­ти­лась вме­сте с вой­ной. Спо­кой­ст­вие не насту­пи­ло до тех пор, пока в Риме и в самом сена­те нена­висть побеж­ден­ных не насы­ти­лась кро­вью победи­те­ля.

(8) При­чи­на столь вели­ко­го бед­ст­вия обыч­ная — пере­из­бы­ток сча­стья. При кон­су­лах Квин­те Метел­ле и Луции Афра­нии¹⁰⁵, когда вели­чие Рима ста­ло оче­вид­но все­му миру и Рим вос­пе­вал в теат­ре Пом­пея¹⁰⁶ недав­ние победы (пон­тий­ский и армян­ский три­ум­фы), небы­ва­лое могу­ще­ство Пом­пея воз­буди­ло, как это обыч­но быва­ет, зависть без­де­я­тель­ных граж­дан. (9) Метелл из-за ума­ле­ния его крит­ско­го три­ум­фа¹⁰⁷, Катон из-за свой­ст­вен­ной ему подо­зри­тель­но­сти к могу­ще­ст­вен­ным лицам нача­ли бес­че­стить Пом­пея и оспа­ри­вать его меро­при­я­тия. Раз­дра­жен­ный этим Пом­пей при­нял меры для защи­ты сво­его поло­же­ния. В то вре­мя про­цве­тал Красс. Выде­ля­ясь бла­го­род­ст­вом про­ис­хож­де­ния, высо­ким обще­ст­вен­ным поло­же­ни­ем и богат­ст­вом, он вслед­ст­вие это­го меч­тал о даль­ней­шем обо­га­ще­нии. (10) Цезарь бла­го­да­ря крас­но­ре­чию и отва­ге был неда­лек от кон­су­ла­та. Но Пом­пей пре­вос­хо­дил их обо­их. (11) Итак, Цезарь стре­мил­ся к заво­е­ва­нию поли­ти­че­ско­го вли­я­ния, Красс — к его умно­же­нию, Пом­пей — к удер­жа­нию. В рав­ной мере одер­жи­мые жаж­дой вла­сти в государ­стве, они охот­но объ­еди­ни­лись для ее захва­та¹⁰⁸. (12) Каж­дый исполь­зо­вал под­держ­ку дру­гих для дости­же­ния сво­их целей. Цезарь отпра­вил­ся в Гал­лию, Красс — в Азию, Пом­пей — в Испа­нию. Сою­зу трех пол­ко­вод­цев при­над­ле­жа­ли три вели­чай­ших вой­ска и власть над миром. (13) Десять лет гос­под­ст­во­ва­ли они соглас­но заклю­чен­но­му дого­во­ру, сдер­жи­вае­мые вза­им­ным стра­хом. Сопер­ни­че­ство раз­го­ре­лось после гибе­ли Крас­са в Пар­фии и смер­ти Юлии, доче­ри Цеза­ря, кото­рая, вый­дя замуж за Пом­пея, под­дер­жи­ва­ла согла­сие меж­ду зятем и тестем. (14) И вот Пом­пею уже ста­ла вну­шать опа­се­ния власть Цеза­ря, а Цезарь тяго­тил­ся высо­ким обще­ст­вен­ным поло­же­ни­ем Пом­пея. Пер­вый не выно­сил рав­ных себе, вто­рой — пре­вос­хо­дя­щих его¹⁰⁹. Какое нера­зу­мие! Они так забо­ти­лись о пер­вен­стве, слов­но богат­ства могу­ще­ст­вен­ной импе­рии им не хва­ти­ло бы на дво­их¹¹⁰. (15) В кон­суль­ство Лен­ту­ла и Мар­цел­ла¹¹¹ впер­вые ока­за­лась поко­леб­ле­но дове­рие меж­ду участ­ни­ка­ми дого­во­ра. Сенат, то есть Пом­пей, начал аги­та­цию за сме­ну Цеза­ря. (16) Тот не отка­зы­вал­ся уйти при усло­вии, что его кан­дида­ту­ра будет выстав­ле­на на бли­жай­ших выбо­рах, о чем недав­но поста­но­ви­ли десять народ­ных три­бу­нов при согла­сии Пом­пея. Теперь же Пом­пей пре­не­брег этим, и Цеза­рю было отка­за­но в заоч­ной пере­да­че кон­су­ла­та: «Пусть он, де, явит­ся домо­гать­ся его соглас­но ста­рин­но­му обы­чаю». (17) Цезарь, ссы­ла­ясь на преж­нее реше­ние, угро­жал: «Если не сдер­жат сло­ва, я не рас­пу­щу вой­ска». В резуль­та­те про­тив него при­ня­ли реше­ние как про­тив вра­га. Потря­сен­ный этим, Цезарь решил ору­жи­ем защи­щать заво­е­ва­ния сво­его ору­жия.

(18) Пер­вой аре­ной граж­дан­ской вой­ны ста­ла Ита­лия, чьи кре­по­сти Пом­пей удер­жи­вал сла­бы­ми гар­ни­зо­на­ми. Цезарь вне­зап­но напал и раз­бил их. (19) Пер­вые воен­ные тру­бы про­зву­ча­ли у Ари­ми­на¹¹². Либон¹¹³ был изгнан из Этру­рии, Терм¹¹⁴ — из Умбрии, Доми­ций¹¹⁵ — из Кор­фи­ния. Вой­на закон­чи­лась бы без кро­во­про­ли­тия, если бы Цезарь настиг Пом­пея в Брун­ди­зии. (20) Он мог бы его захва­тить, если бы Пом­пей не ускольз­нул ночью через узкий про­ход запер­той гава­ни. Стыд­но ска­зать: Пом­пей, еще гла­ва сена­та, вер­ши­тель вой­ны и мира, бежал на почти не воору­жен­ном судне по морю, над кото­рым уже отпразд­но­вал победу! (21) Но бег­ство Пом­пея из Ита­лии ока­за­лось не менее позор­ным¹¹⁶, чем сена­то­ров из Рима: город почти опу­стел, когда Цезарь, сея страх, сам себя про­воз­гла­сил кон­су­лом¹¹⁷. При­ка­зав взло­мать свя­щен­ный эра­рий¹¹⁸, кото­рый три­бу­ны мед­ли­ли открыть, он похи­тил состо­я­ние рим­ско­го наро­да рань­ше, чем его могу­ще­ство.

(22) Раз­бив Пом­пея и обра­тив его в бег­ство, Цезарь пред­по­чел пре­сле­до­ва­нию уми­ротво­ре­ние про­вин­ций. Сици­ли­ей и Сар­ди­ни­ей, источ­ни­ка­ми про­до­воль­ст­вия, он овла­дел с помо­щью лега­тов. (23) В Гал­лии у него не было вра­гов; он сам уста­но­вил там мир. Но Мас­си­лия осме­ли­лась закрыть перед ним ворота, когда он про­хо­дил мимо, направ­ля­ясь про­тив испан­ских войск Пом­пея. Несчаст­ная! Страст­но желая мира, она была вверг­ну­та в вой­ну за то, что ее боя­лась. Мас­си­лию, имев­шую креп­кие сте­ны, Цезарь при­ка­зал взять в свое отсут­ст­вие. (24) Общи­на гре­ку­лов (не столь изне­жен­ных, как мож­но заклю­чить по смыс­лу это­го сло­ва) осме­ли­лась взло­мать наши укреп­ле­ния, сжечь воен­ные маши­ны и даже сра­зить­ся с наши­ми кораб­ля­ми. (25) Но Брут¹¹⁹, кото­ро­му была пору­че­на вой­на, победил их на море и усми­рил. У сдав­ших­ся было отня­то все, кро­ме сво­бо­ды, кото­рую они цени­ли более все­го¹²⁰.

(26) С пере­мен­ным успе­хом, но без боль­шо­го кро­во­про­ли­тия велась вой­на в Испа­нии с лега­та­ми Пом­пея Пет­ре­ем и Афра­ни­ем¹²¹, сто­яв­ши­ми лаге­рем у Илер­ды¹²². Цезарь пытал­ся оттес­нить их к реке Сико­ри­су и отре­зать от горо­да. (27) Меж­ду тем весен­ний раз­лив пре­пят­ст­во­вал под­во­зу про­до­воль­ст­вия; лаге­ря стра­да­ли от голо­да, и оса­ждаю­щий был как бы сам оса­жден. (28) Когда же река всту­пи­ла в бере­га и откры­ла поля опу­сто­ше­ни­ям и бит­вам, Цезарь стре­ми­тель­но пере­шел в наступ­ле­ние. Пре­сле­дуя вра­гов, отсту­пив­ших в Кельт­ибе­рию, он при­нудил их к сда­че: их лагерь был оса­жден и остав­лен без воды. (29) Так была взя­та Ближ­няя Испа­ния, не было задерж­ки и с Даль­ней¹²³. И что мог сде­лать один леги­он, после того как были побеж­де­ны пять? Итак, после доб­ро­воль­ной сда­чи Варро­на¹²⁴ Гадес, про­лив, Оке­ан — все поко­ри­лось сча­стью Цеза­ря.

(30) Близ Илли­ри­ка и в Афри­ке судь­ба, одна­ко, осме­ли­лась высту­пить про­тив отсут­ст­во­вав­ше­го там пол­ко­во­д­ца, слов­но для того, чтобы неко­то­ры­ми неуда­ча­ми при­дать ему еще боль­ший блеск. (31) Ведь когда Дола­бел­ла¹²⁵ и Анто­ний¹²⁶ долж­ны были по его при­ка­зу удер­жи­вать вход в Адри­а­ти­ку и ста­ли лаге­ря­ми один на Илли­рий­ском, дру­гой на Курик­тий­ском бере­гу¹²⁷, Пом­пею уда­лось на зна­чи­тель­ном про­стран­стве занять сво­и­ми кораб­ля­ми море. Пол­ко­вод­цы Цеза­ря были окру­же­ны огром­ны­ми мор­ски­ми сила­ми Окта­вия Либо­на¹²⁸. (32) Анто­ния вынудил сдать­ся голод. Плоты, послан­ные ему на помощь Бази­лом¹²⁹ для воз­ме­ще­ния нехват­ки судов, были захва­че­ны, слов­но сетью, верев­ка­ми, натя­ну­ты­ми под водой, — новая выдум­ка каких-то кили­кий­цев, нахо­див­ших­ся на служ­бе у пом­пе­ян­цев. (33) Два плота были, одна­ко, при­би­ты тече­ни­ем. Один из них, доста­вив­ший опи­тер­гин­цев¹³⁰ и застряв­ший на мели, послу­жил при­ме­ром потом­кам: отряд, насчи­ты­вав­ший тыся­чу юно­шей, весь день сдер­жи­вал натиск насту­пав­ше­го ото­всюду вой­ска. Посколь­ку у храб­ре­цов не было ино­го выхо­да кро­ме сда­чи, они по побуж­де­нию три­бу­на Вуль­тея уби­ли себя. (34) И Кури­он¹³¹ в Афри­ке тоже отли­чил­ся как доб­ле­стью, так и пора­же­ни­ем. Послан­ный для овла­де­ния про­вин­ци­ей, гор­дый тем, что раз­бил и обра­тил в бег­ство Вара¹³², он не смог отра­зить вне­зап­но­го напа­де­ния царя Юбы¹³³ и кон­ни­цы мав­ров. Побеж­ден­но­му оста­ва­лось бежать. Но стыд вынудил его, поте­ряв­ше­го из-за сво­ей опро­мет­чи­во­сти вой­ско, искать смер­ти.

(35) И вот уже судь­ба потре­бо­ва­ла новой схват­ки. Пом­пей избрал местом вой­ны Эпир, и Цезарь не меш­кал. (36) Ула­див дела в тылу, он отплыл на место боя, хотя была середи­на зимы и меша­ли бури, (37) и рас­по­ло­жил­ся лаге­рем у Ори­ка¹³⁴, в то вре­мя как часть армии во гла­ве с Анто­ни­ем задер­жа­лась в Брун­ди­зии из-за нехват­ки кораб­лей. Охва­чен­ный нетер­пе­ни­ем, Цезарь попы­тал­ся, хотя море было вздыб­ле­но силь­ным вет­ром, пере­пра­вить­ся на под­вер­нув­шем­ся судне, чтобы вызвать вой­ско. До нас дошли его сло­ва, обра­щен­ные к напу­ган­но­му опас­но­стью корм­че­му: «Чего боишь­ся? Везешь Цеза­ря!» (38) После того как вой­ска собра­лись ото­всюду и рас­по­ло­жи­лись друг про­тив дру­га лаге­ря­ми, выяви­лось раз­ли­чие пла­нов пол­ко­вод­цев. Цезарь, необуздан­ный по при­ро­де и жаж­дав­ший ско­рее кон­чить дело, выста­вил напо­каз свой строй, вызы­вая и драз­ня про­тив­ни­ка (39) то оса­дой лаге­ря Пом­пея валом, имев­шим в окруж­но­сти шесть­де­сят миль (но что это за оса­да, когда морем мог­ло достав­лять­ся все необ­хо­ди­мое!), (40) то ата­кой про­тив Дирра­хия (напрас­ной, так как место его рас­по­ло­же­ния было непри­ступ­но), то бес­пре­стан­ным отра­же­ни­ем выла­зок оса­жден­ных (тогда блес­ну­ла доб­лесть цен­ту­ри­о­на Сце­вы¹³⁵, в щите кото­ро­го застря­ло сто два­дцать дро­ти­ков), (41) то, нако­нец, ограб­ле­ни­ем горо­дов-союз­ни­ков — Ори­ка, Гомф¹³⁶ и дру­гих кре­по­стей Фес­са­лии. (42) Пом­пей, напро­тив, мед­лил, отсту­пал, чтобы рас­се­ять силы вра­га, отре­зан­но­го от жиз­нен­ных при­па­сов, и осла­бить нажим пыл­ко­го пол­ко­во­д­ца. (43) Но этот спа­си­тель­ный план не пошел Пом­пею на поль­зу. Вои­ны упре­ка­ли его в без­дей­ст­вии, союз­ни­ки в мед­ли­тель­но­сти, вое­на­чаль­ни­ки в занос­чи­во­сти. Волею рока местом бит­вы была избра­на Фес­са­лия, и судь­бы Рима, импе­рии, рода чело­ве­че­ско­го были дове­ре­ны полям Филипп¹³⁷. (44) Нико­гда еще фор­ту­на не объ­еди­ня­ла в одном месте столь­ко рим­ских сил, столь­ко выдаю­щих­ся людей — более трех­сот тысяч вои­нов, кро­ме вспо­мо­га­тель­ных войск, царей и сена­то­ров. (45) Нико­гда еще зна­ме­ния не пред­ве­ща­ли без­мер­ных бед­ст­вий так оче­вид­но: бег­ство жерт­вен­ных живот­ных, рои пчел на воен­ных знач­ках, наступ­ле­ние тьмы сре­ди бела дня. Пом­пею ночью при­сни­лось, что он был оши­кан в сво­ем теат­ре хлоп­ка­ми ладо­ней, как уда­ра­ми кры­льев, и как-то утром в став­ке его виде­ли в тем­ном пла­ще — тоже дур­ной знак. (46) Вой­ско Цеза­ря нико­гда не было таким живым и реши­тель­ным. Пер­вый звук тру­бы и пер­вый дро­тик после­до­ва­ли с его сто­ро­ны. Как ору­жие, начав­шее бит­ву, был отме­чен дро­тик Кра­сти­на, а сама необыч­ность ране­ния, кото­рое он полу­чил, — он был най­ден сре­ди тру­пов с мечом во рту — свиде­тель­ст­во­ва­ла о яро­сти и бешен­стве, с каки­ми Кра­стин сра­жал­ся¹³⁸. (47) Не менее уди­ви­тель­ным ока­зал­ся исход сра­же­ния. Пере­вес Пом­пея в кон­ни­це был настоль­ко велик, что окру­жить Цеза­ря каза­лось ему лег­ко. Одна­ко в окру­же­ние попал он сам. (48) Сра­же­ние дол­го было без­ре­зуль­тат­ным, но вот по при­ка­зу Пом­пея с флан­га врас­сып­ную вырва­лась кон­ни­ца; немед­лен­но про­зву­чал сиг­нал с дру­гой сто­ро­ны, и когор­ты гер­ман­цев с такой силой уда­ри­ли по рас­се­яв­шим­ся всад­ни­кам, что созда­лось впе­чат­ле­ние, буд­то те — пехо­тин­цы, а гер­ман­цы — на конях. (49) Раз­гром отсту­паю­щей кон­ни­цы сопро­вож­дал­ся уни­что­же­ни­ем лег­ко воору­жен­ных вои­нов. И посколь­ку пани­ка рас­про­стра­ня­лась все даль­ше, при­во­дя в смя­те­ние вой­ска, раз­гром был довер­шен как по мано­ве­нию руки. И ничто не повли­я­ло на исход боль­ше, чем вели­чи­на вой­ска. (50) Мно­го­лик был Цезарь в этом сра­же­нии: то пол­ко­во­дец, то воин. Дошли неко­то­рые из его при­ка­за­ний, про­из­не­сен­ных на ска­ку: одно — кро­во­жад­ное, но поучи­тель­ное и эффек­тив­ное в бою («Воин, бей в лицо!»), дру­гое — рас­счи­тан­ное на похва­лу («Щади граж­дан!»). (51) Это когда он пре­сле­до­вал Пом­пея. О, как счаст­лив был бы тот, несмот­ря на все беды, если бы мог разде­лить судь­бу сво­его вой­ска! Но ему было суж­де­но пере­жить свое вели­чие и с тем боль­шим сты­дом ска­кать на коне через Тем­пей­скую доли­ну в Фес­са­лии, плыть на суде­ныш­ке в Лес­бос, раз­мыш­лять в уеди­не­нии на Сиед­ре¹³⁹, (52) чтобы, нако­нец, у бере­га Пелу­сия¹⁴⁰ быть уби­тым на гла­зах жены и детей по при­ка­зу ничтож­ней­ше­го из царей, по сове­ту евну­хов и, что все­го хуже, — мечом Сеп­ти­мия, дезер­ти­ра из сво­ей армии.

(53) Кто бы мог поду­мать, что вой­на не закон­чит­ся вме­сте с кон­чи­ной Пом­пея? Но голов­ни фес­са­лий­ско­го пожа­ра вспых­ну­ли после его смер­ти еще ярче и неисто­вей. (54) В Егип­те борь­ба про­тив Цеза­ря не была свя­за­на с борь­бою рим­ских пар­тий. (55) Когда Пто­ле­мей, царь Алек­сан­дрии, совер­шив тяг­чай­шее пре­ступ­ле­ние граж­дан­ской вой­ны, освя­тил дру­же­ский союз с Цеза­рем ценой голо­вы Пом­пея, судь­ба, желая ото­мстить ему за убий­ство тако­го мужа, не име­ла недо­стат­ка в пово­дах. (56) Клео­пат­ра, сест­ра царя, при­пав к ногам Цеза­ря, востре­бо­ва­ла часть цар­ства. Сыг­ра­ла роль деви­чья кра­сота; дей­ст­вие ее уси­ли­ва­лось тем, что деви­ца каза­лась жерт­вой неспра­вед­ли­во­сти. К это­му при­ба­ви­лась нена­висть Цеза­ря к царю, (57) кото­рый пошел на убий­ство Пом­пея в инте­ре­сах сво­ей кли­ки, а не ради Цеза­ря¹⁴¹, и мог бы отва­жить­ся на такое и по отно­ше­нию к нему само­му, если бы выдал­ся слу­чай. (58) Когда Цезарь рас­по­рядил­ся поста­вить ее на цар­ство, он был тот­час оса­жден в цар­ском двор­це убий­ца­ми Пом­пея и с неболь­шим вой­ском доб­лест­но про­ти­во­сто­ял натис­ку огром­ной армии. (59) Под­жег­ши преж­де все­го бли­жай­шие зда­ния и кора­бель­ные доки, он отвел удар вра­гов, а затем вне­зап­ным натис­ком занял полу­ост­ров Фарос; вытес­нен­ный оттуда в море, он бла­го­да­ря уди­ви­тель­но­му сча­стью добрал­ся вплавь до бли­жай­ше­го кораб­ля, оста­вив, одна­ко, в вол­нах свой плащ, то ли слу­чай­но, то ли умыш­лен­но, чтобы он при­нял на себя дро­ти­ки и кам­ни вра­гов. (60) Спа­сен­ный сво­и­ми моря­ка­ми, он ата­ко­вал вра­гов на всех направ­ле­ни­ях и при­нес трус­ли­вый и пре­да­тель­ский народ в жерт­ву манам сво­его зятя. Тео­дот, руко­во­ди­тель и зачин­щик этой вой­ны, а так­же Потин и Гани­мед (уро­ды, в кото­рых не было ниче­го муж­ско­го) порознь были застиг­ну­ты смер­тью во вре­мя бег­ства по морю и суше. Тело само­го царя, покры­тое тиной, опо­зна­ли по золо­той коль­чу­ге.

(61) В Азии новый пере­во­рот так­же исхо­дит из Пон­та, слов­но фор­ту­на впрямь так опре­де­ли­ла судь­бу Мит­ри­да­то­ва цар­ства, чтобы Пом­пей победил отца, а Цезарь сына. (62) Царь Фар­нак, пола­га­ясь более на наши раздо­ры, чем на соб­ст­вен­ную храб­рость, обру­шил­ся с вой­ском на Кап­па­до­кию. (63) Цезарь, ата­ко­вав, победил его за одно сра­же­ние, даже, если так мож­но выра­зить­ся, непол­ное, ата­ко­вав, подоб­но мол­нии, кото­рая в один миг при­хо­дит, пора­жа­ет, исче­за­ет. И не пустой похваль­бой были сло­ва Цеза­ря, что он обез­ору­жил вра­га рань­ше, чем обна­ру­жил¹⁴².

(64) Так обсто­я­ло дело с внеш­ни­ми вра­га­ми, но в Афри­ке с граж­да­на­ми было ужас­нее, чем при Фар­са­лах. Поток бег­ства при­бил сюда остат­ки раз­би­той кораб­ле­кру­ше­ни­ем пар­тии, а луч­ше ска­зать — неис­то­щен­ную вой­ну. (65) Силы были ско­рее рас­се­я­ны, чем сокру­ше­ны, вер­ность при­ся­ге укреп­ля­ла поте­ря пол­ко­во­д­ца¹⁴³. Пре­ем­ни­ки ока­за­лись достой­ны­ми его: вме­сто име­ни Пом­пея вели­че­ст­вен­но зазву­ча­ли име­на Като­на и Сци­пи­о­на. При­со­еди­нил свои вой­ска царь Мав­ри­та­нии Юба — явно для того, чтобы Цезарь побеж­дал на более обшир­ном про­стран­стве. (66) Итак, ника­кой раз­ни­цы меж­ду Фар­са­ла­ми и Тап­сом, послед­ний даже зна­чи­тель­нее; натиск цеза­ри­ан­цев был тем реши­тель­нее, что вой­на после смер­ти Пом­пея вызы­ва­ла их него­до­ва­ние; нако­нец, чего не быва­ло преж­де, вои­ны сами пода­ли сиг­нал к бит­ве, не дожи­да­ясь при­ка­за пол­ко­во­д­ца. (67) Пер­вым раз­гро­ми­ли Юбу. Его сло­нов, недав­но достав­лен­ных из лесов, непри­выч­ных к войне, при­ве­ли в ужас вне­зап­ные зву­ки труб, и они обру­ши­лись на сво­их. Вой­ско обра­ти­лось в бег­ство. Началь­ни­кам не хва­ти­ло храб­ро­сти остать­ся на месте боя, но смерть при­нес­ла им сла­ву. (68) Сци­пи­он бежал на кораб­ле, но, пре­сле­ду­е­мый вра­га­ми, прон­зил себя мечом. Его иска­ли, спра­ши­ва­ли, где он. Отве­том было: «Пол­ко­вод­цу хоро­шо»¹⁴⁴. (69) Юба укрыл­ся в сво­ем двор­це и на сле­дую­щий день участ­во­вал в рос­кош­ном пир­ше­стве вме­сте со спут­ни­ком по бег­ству Пет­ре­ем. За сто­лом и куб­ка­ми он при­нял смерть от его руки. Пет­рея хва­ти­ло не толь­ко для царя, но и для себя. Яст­ва это­го погре­баль­но­го пира были обрыз­га­ны одно­вре­мен­но кро­вью царя и рим­ля­ни­на¹⁴⁵. (70) Катон не участ­во­вал в бит­ве. Рас­по­ло­жив­шись лаге­рем у Баг­ра­да, он защи­щал Ути­ку, вто­рую твер­ды­ню Афри­ки. (71) Но, узнав о раз­гро­ме сво­ей пар­тии, он не мед­ля, как подо­ба­ет фило­со­фу, радост­но при­звал к себе смерть. Осво­бо­див­шись от объ­я­тий сына и про­во­жа­тых, он ночью при све­те ламп про­чи­тал кни­гу Пла­то­на, что учит о бес­смер­тии души¹⁴⁶, и дал себе крат­кий отдых. (72) Око­ло пер­вой ноч­ной стра­жи вынул меч и несколь­ко раз вон­зил в обна­жен­ную грудь. Вра­чи осме­ли­лись оскор­бить вели­ко­го мужа повяз­ка­ми. Он стер­пел, пока они не уда­ли­лись, затем сорвал повяз­ки; откры­лось кро­во­те­че­ние, и он, уми­рая, оста­вил руки в тех ранах, кото­рые два­жды нанес сам себе.

(73) И сно­ва враж­дую­щие пар­тии под­ня­ли ору­жие, слов­но преж­де не сра­жа­лись, и Афри­ка настоль­ко пре­вос­хо­ди­ла Фес­са­лию, насколь­ко Испа­ния пре­взо­шла Афри­ку. (74) Более все­го пом­пе­ян­цам бла­го­при­ят­ст­во­ва­ло то, что их вожди были бра­тья­ми: место одно­го Пом­пея заня­ли два. (75) Нико­гда еще не сра­жа­лись столь ярост­но и с таким пере­мен­ным успе­хом. Сна­ча­ла в самом устье Оке­а­на¹⁴⁷ схва­ти­лись лега­ты Вар и Дидий¹⁴⁸. Но вой­на с морем была оже­сто­чен­нее, чем с кораб­ля­ми: как бы карая граж­дан­ские рас­при, Оке­ан уни­что­жил оба флота. (76) Каким же дол­жен был быть ужас, когда одно­вре­мен­но столк­ну­лись вол­ны, буря, вои­ны, кораб­ли, сна­сти. При­бавь к это­му страх, вызы­вае­мый самим местом: с одной сто­ро­ны — гра­ни­цы Испа­нии, с дру­гой — бере­га Мав­ри­та­нии и два моря, внеш­нее и внут­рен­нее, сли­ваю­щи­е­ся в одно, нави­саю­щие дозор­ные баш­ни Герак­ла. Бит­вы и бури слов­но угро­жа­ли со всех сто­рон. (77) Потом еще были сра­же­ния при оса­де горо­дов, кото­рые, тер­пя наси­лия тех или дру­гих пол­ко­вод­цев, нес­ли нака­за­ние за свой союз с Римом. Послед­нее сра­же­ние про­изо­шло у Мун­ды¹⁴⁹. (78) Цеза­рю здесь изме­ни­ло его обыч­ное сча­стье. Бит­ва была жесто­кой, и исход ее дол­гое вре­мя оста­вал­ся неясен, так что каза­лось, что фор­ту­на поче­му-то нача­ла коле­бать­ся. (79) И сам Цезарь был перед стро­ем про­тив обык­но­ве­ния печа­лен, то ли видя шат­кость чело­ве­че­ской судь­бы, то ли счи­тая сомни­тель­ным, что про­длит­ся его чрез­мер­ный успех, или даже опа­са­ясь, что его постигнет судь­ба Пом­пея. (80) И в ходе бит­вы про­изо­шло нечто такое, чего не было еще на памя­ти людей: в то вре­мя как обе армии сра­жа­лись с вели­чай­шим пылом, как по вза­им­но­му согла­сию насту­пи­ла жут­кая тиши­на и общей мыс­лью было: «Доко­ле же?». (81) И небы­ва­лое бес­че­стие пред­ста­ло взо­ру Цеза­ря: испы­тан­ная в четыр­на­дца­ти­лет­них бит­вах рать вете­ра­нов нача­ла мед­лен­но отсту­пать. Хотя вои­ны не обра­ти­лись еще в бег­ство, было оче­вид­но, что от это­го их удер­жи­ва­ет ско­рее стыд, чем при­су­щая им доб­лесть. (82) Тогда, спе­шив­шись, Цезарь, как безум­ный, ворвал­ся в пер­вые ряды. Он удер­жи­вал бегу­щих, вооду­шев­лял зна­ме­нос­цев, умо­лял, обо­д­рял, взы­вал, слов­но хотел удер­жать вой­ско кри­ком, взо­ра­ми, рука­ми. (83) Гово­рят, он нахо­дил­ся в таком смя­те­нии духа, что хотел убить себя. Так и было бы, если бы в тот момент пять когорт про­тив­ни­ка, послан­ные Лаби­е­ном¹⁵⁰ для охра­ны лаге­ря, не обра­ти­лись в при­твор­ное бег­ство. (84) Он или пове­рил в обман, или, как опыт­ный пол­ко­во­дец, вос­поль­зо­вал­ся пред­ста­вив­шим­ся слу­ча­ем, чтобы устре­мить­ся на при­твор­но бегу­щих¹⁵¹. Этим он вооду­ше­вил сво­их и при­вел в заме­ша­тель­ство вра­гов. Его вои­ны, пола­гая, что они побеж­да­ют, нача­ли отваж­нее пре­сле­до­вать вра­га, а пом­пе­ян­цы, пове­рив, что бегут свои, сами обра­ти­лись в бег­ство. (85) Како­вы были поте­ри вра­га, гнев и ярость победи­те­лей, мож­но судить по сле­дую­ще­му: когда бежав­шие с поля боя сошлись в Мун­ду и Цезарь при­ка­зал немед­лен­но оса­дить побеж­ден­ных, они сооруди­ли вал из тру­пов, скре­пив их при помо­щи копий и дро­ти­ков. Это было бы гнус­но даже по отно­ше­нию к вар­ва­рам. (86) Ста­ло ясно, что сыно­вья Пом­пея отча­я­лись в победе. Гней Пом­пей, бежав­ший с поля боя и ранен­ный в ногу, искал без­опас­но­го укры­тия, но был застиг­нут Цезо­ни­ем у горо­да Лав­ро­на и погиб в схват­ке — на это у него еще хва­ти­ло духа. (87) Секс­та судь­ба спря­та­ла в Кельт­ибе­рии и при­бе­рег­ла для войн, начав­ших­ся после гибе­ли Цеза­ря.

(88) Цезарь явил­ся на роди­ну победи­те­лем. В три­ум­фаль­ной про­цес­сии пер­вой он про­вел Гал­лию. Здесь были Рен, Родан, пле­нен­ный Оке­ан в золотых блест­ках. Вто­ры­ми про­шли лав­ры Егип­та. Тут на пере­движ­ных плат­фор­мах были изо­бра­же­ния Нила, Фаро­са, пылаю­ще­го как пла­мя, и Арси­ноя¹⁵². (89) Третьей про­шла колес­ни­ца Фар­на­ка и Пон­та. Чет­вер­тая колес­ни­ца пред­ста­ви­ла Юбу и Мав­ри­та­нию и два­жды поко­рен­ную Испа­нию. Не увиде­ли ни Фар­са­ла, ни Тап­са, ни Мун­ды. Насколь­ко более зна­чи­тель­ным было то, что не отме­тил три­умф!

(90) И в кои-то веки настал конец войне. После­до­вав­ший мир не был обаг­рен кро­вью, и вой­ну урав­но­ве­си­ло мило­сер­дие. Никто не был каз­нен по при­ка­зу Цеза­ря, кро­ме Афра­ния (доста­точ­но, что его уже раз про­ща­ли), Фау­ста Сул­лы¹⁵³ (Пом­пей научил боять­ся зятьев) и доче­ри Пом­пея с детьми¹⁵⁴ от Сул­лы¹⁵⁵ (в назида­ние потом­кам). (91) Граж­дане не ока­за­лись небла­го­дар­ны­ми, и пер­во­му в государ­стве чело­ве­ку были даро­ва­ны все поче­сти: его ста­туи вокруг хра­мов, в теат­ре, диа­де­ма в виде лучей, крес­ло в курии, fas­ti­gium¹⁵⁶, месяц в кален­да­ре, зва­ние отца оте­че­ства, пожиз­нен­но­го дик­та­то­ра и, нако­нец (неиз­вест­но, по его ли воле), цар­ские зна­ки, под­не­сен­ные кон­су­лом Анто­ни­ем у ростр. (92) Но все это было собра­но напо­до­бие свя­щен­ной повяз­ки для жерт­вен­но­го живот­но­го, пред­на­зна­чен­но­го к закла­нию. Ведь мило­сер­дие пер­во­го в государ­стве чело­ве­ка было побеж­де­но нена­ви­стью, сама воз­мож­ность полу­чать бла­го­де­я­ния была невы­но­си­мо тяже­ла для сво­бод­ных людей. (93) Вла­ды­че­ство его было недол­гим. Брут, Кас­сий и дру­гие сена­то­ры дого­во­ри­лись убить прин­цеп­са. Како­ва сила рока! (94) Широ­ко рас­про­стра­нил­ся слух о заго­во­ре, и в тот же день Цезарь полу­чил о нем донос. Он при­нес сто жертв, и все же не смог полу­чить бла­го­при­ят­но­го зна­ме­ния. Одна­ко он явил­ся в курию, раз­мыш­ляя о пар­фян­ском похо­де. (95) И там на него, сидя­ще­го в куруль­ном крес­ле, напа­ли сена­то­ры. Два­дца­тью тре­мя рана­ми он был поверг­нут на зем­лю. Так тот, кто залил мир кро­вью сограж­дан, в кон­це кон­цов напол­нил курию сво­ей соб­ст­вен­ной кро­вью.