Эпитомы

Книга II

XXXIV. Мир с Пар­фи­ей и обо­жест­вле­ние Авгу­ста

(61) И вот были поко­ре­ны все наро­ды на запа­де и на юге, на севе­ре — меж­ду Реном и Дану­ви­ем — и на восто­ке — меж­ду Киром²²⁷ и Евфра­том. Осталь­ные, неза­ви­си­мые от импе­рии пле­ме­на чув­ст­во­ва­ли ее вели­чие и нача­ли питать почте­ние к рим­ско­му наро­ду как к вла­ды­ке мира. (62) Ски­фы и сар­ма­ты отпра­ви­ли послов с прось­бой о друж­бе²²⁸. Серы²²⁹ и живу­щие под самым солн­цем инды²³⁰, при­не­ся в дар гем­мы, жем­чуг и сло­нов, сочли наи­боль­шей данью дли­тель­ность пути, на кото­рый у них ушло четы­ре года. Уже цвет кожи этих людей допус­кал, что они при­шли из дру­го­го мира. (63) Пар­фяне как бы рас­ка­и­ва­лись в сво­ей победе: они доб­ро­воль­но вер­ну­ли зна­ме­на, какие добы­ли во вре­мя пора­же­ния Крас­са²³¹. (64) Так повсе­мест­но сре­ди рода чело­ве­че­ско­го воца­ри­лись либо проч­ный мир, либо пере­ми­рие, и поэто­му Август в 700 году от осно­ва­ния Рима закрыл храм дву­ли­ко­го Яну­са, кото­рый до это­го закры­вал­ся все­го два раза: при царе Нуме и после пер­во­го пора­же­ния Кар­фа­ге­на²³². (65) Теперь, посвя­тив себя миру, он с помо­щью мно­гих суро­вых и стро­гих зако­нов пытал­ся удер­жать в узде век, обра­тив­ший­ся ко всем поро­кам и рос­ко­ши. За эти вели­кие дела он был про­воз­гла­шен несме­ня­е­мым дик­та­то­ром²³³ и отцом оте­че­ства. (66) Дошло даже до обсуж­де­ния в сена­те, не назвать ли его Рому­лом²³⁴, посколь­ку он осно­вал импе­рию. Но более свя­щен­ным и почет­ным пред­ста­ви­лось имя Август. Ведь тем самым он обо­жествлял­ся при жиз­ни.