Агесилай

с.218

(1) Я сознаю, что не лег­ко соста­вить похваль­ное сло­во Аге­си­лаю, достой­ное его доб­ро­де­те­лей и сла­вы: но все же сле­ду­ет попы­тать­ся сде­лать это. Будет неспра­вед­ли­во, если толь­ко из-за того, что доб­ро­де­те­ли Аге­си­лая достиг­ли совер­шен­ства, он не удо­сто­ит­ся похва­лы, даже если она и не вполне будет соот­вет­ст­во­вать его вели­ким заслу­гам. (2) О бла­го­род­стве его про­ис­хож­де­ния что может свиде­тель­ст­во­вать луч­ше и пре­крас­нее, как не то, что и поныне, при пере­чис­ле­нии пред­ков, упо­ми­на­ет­ся, какой он по сче­ту пото­мок Герак­ла. И пред­ки эти — не част­ные лица, а цари, про­ис­хо­дя­щие от царей!¹ (3) При этом никто не смог бы упрек­нуть их, что хотя они и цари, но цар­ст­ву­ют над ничтож­ным государ­ст­вом. Ведь в той же мере, в какой род их явля­ет­ся в государ­стве наи­слав­ней­шим, настоль­ко же слав­ным явля­ет­ся и само их государ­ство в Элла­де. Так что они высту­па­ют не пер­вы­ми сре­ди вто­ро­сте­пен­ных, но управ­ля­ют наро­дом геге­мо­нов². (4) Оди­на­ко­вой похва­лы заслу­жи­ва­ют и оте­че­ство, и пред­ки Аге­си­лая. Ведь государ­ство спар­тан­цев нико­гда не пыта­лось сверг­нуть их с пре­сто­ла, про­ник­шись зави­стью к их гла­вен­ст­ву­ю­ще­му поло­же­нию, а сами цари нико­гда не стре­ми­лись вый­ти за пре­де­лы тех пол­но­мо­чий, на усло­ви­ях кото­рых они с само­го нача­ла полу­чи­ли цар­скую власть. Поэто­му нигде нель­зя отыс­кать дру­го­го управ­ле­ния — демо­кра­тии, оли­гар­хии, тира­нии или цар­ской дина­стии, — кото­рое обла­да­ло бы такой непре­рыв­ной пре­ем­ст­вен­но­стью вла­сти, как в Спар­те. Толь­ко здесь власть пере­хо­дит без пере­ры­ва от одно­го поко­ле­ния царей к дру­го­му³.

(5) О том, что Аге­си­лай еще до того, как стать царем, был при­знан достой­ным цар­ской вла­сти, свиде­тель­ст­ву­ет сле­дую­щее. Когда царь Агис скон­чал­ся и за пра­во уна­сле­до­вать его власть всту­пи­ли в спор Лео­ти­хид, как сын Аги­са, и Аге­си­лай, как сын Архида­ма, спар­тан­ское государ­ство поста­но­ви­ло, что более достой­ным и по про­ис­хож­де­нию, и по лич­ным каче­ствам явля­ет­ся Аге­си­лай, пре­до­ста­вив ему цар­ский пре­стол⁴. Посколь­ку в могу­ще­ст­вен­ней­шем государ­стве Элла­ды самые доб­лест­ные мужи сочли его достой­ным высо­чай­шей чести, — какие еще нуж­ны свиде­тель­ства его доб­ро­де­те­лей, кото­ры­ми он обла­дал до того, как стать царем?

(6) Перей­ду теперь к опи­са­нию его дея­ний за вре­мя цар­ст­во­ва­ния. Эти дея­ния, я пола­гаю, могут наи­яс­ней­шим обра­зом свиде­тель­ст­во­вать о его нра­вах и харак­те­ре. Ведь цар­скую власть Аге­си­лай полу­чил еще совсем с.219 юным⁵. Как толь­ко он всту­пил на цар­ский пре­стол, раз­нес­лась весть о том, что пер­сид­ский царь собрал мно­го­чис­лен­ное вой­ско, сухо­пут­ное и мор­ское, чтобы напасть на элли­нов⁶. (7) Когда спар­тан­цы и их союз­ни­ки ста­ли обсуж­дать создав­ше­е­ся поло­же­ние, Аге­си­лай пред­ло­жил отпра­вить­ся в Азию, если ему дадут трид­цать спар­тан­цев⁷, две тыся­чи нео­да­мо­дов⁸ и отряд союз­ни­ков чис­лом до шести тысяч. Там он попы­та­ет­ся уста­но­вить мир — или же, если царь вар­ва­ров про­явит жела­ние вое­вать, сде­лать так, чтобы отнять у него самую воз­мож­ность начать поход про­тив элли­нов. (8) Мно­гих тут при­ве­ло в вос­торг уже одно то, что Аге­си­лай пред­ло­жил упредить пер­сид­ско­го царя, тогда как преж­де пер­сы пер­вы­ми напа­да­ли на Элла­ду⁹. Каза­лось гораздо более пред­по­чти­тель­ным напасть самим, вме­сто того, чтобы ожи­дать напа­де­ния пер­сид­ско­го царя; самим разо­рять его государ­ство, чем допу­стить веде­ние воен­ных дей­ст­вий на эллин­ской зем­ле. Одна­ко самым пре­крас­ным, как реши­ли все, было то, что вой­на будет вестись ради заво­е­ва­ния Азии, а не обо­ро­ны Элла­ды. (9) Аге­си­лай, полу­чив вой­ско, отплыл¹⁰. Мож­но ли най­ти иную воз­мож­ность нагляд­но пред­ста­вить его пол­ко­вод­че­ский талант, если не рас­ска­зать по поряд­ку обо всех совер­шен­ных им подви­гах? (10) Вот какой пер­вый подвиг он совер­шил в Азии. Тис­са­ферн¹¹ дого­во­рил­ся с Аге­си­ла­ем, под­кре­пив дого­вор клят­вой, о сле­дую­щем: если Аге­си­лай заклю­чит с ним пере­ми­рие до того, как вер­нут­ся послы, кото­рых Тис­са­ферн соби­ра­ет­ся напра­вить к пер­сид­ско­му царю, то он, Тис­са­ферн, добьет­ся, чтобы нахо­дя­щи­е­ся в Азии гре­че­ские горо­да были объ­яв­ле­ны сво­бод­ны­ми и неза­ви­си­мы­ми. Аге­си­лай, в свою оче­редь, поклял­ся в том, что будет верен это­му дого­во­ру, обу­сло­вив вре­мя его дей­ст­вия тре­мя меся­ца­ми. (11) Тис­са­ферн сра­зу же нару­шил усло­вия дого­во­ра, в вер­но­сти кото­ро­му он поклял­ся: вме­сто того, чтобы забо­тить­ся об уста­нов­ле­нии мира, он стал доби­вать­ся от пер­сид­ско­го царя боль­шо­го вой­ска в добав­ле­ние к тому, кото­рое у него уже име­лось. Аге­си­лай же, хотя и узнал об этом, оста­вал­ся верен усло­ви­ям пере­ми­рия. (12) Мне это пред­став­ля­ет­ся пер­вым пре­крас­ным подви­гом, кото­рый совер­шил Аге­си­лай. Изоб­ли­чив Тис­са­фер­на в клят­во­пре­ступ­ле­нии, он сде­лал так, что все пере­ста­ли ему верить. Что же каса­ет­ся само­го Аге­си­лая, то все увиде­ли преж­де все­го, как он верен клят­вам, как он не нару­ша­ет усло­вий заклю­чен­но­го с ним дого­во­ра. И это поро­ди­ло дове­рие, с кото­рым и элли­ны и вар­ва­ры заклю­ча­ли с ним дого­во­ры, если он на это согла­шал­ся.

(13) Когда же Тис­са­ферн, воз­гор­див­шись отто­го, что к нему при­бы­ло вой­ско, объ­явил Аге­си­лаю вой­ну, если тот не покинет Азию, все про­чие союз­ни­ки и при­быв­шие с Аге­си­ла­ем спар­тан­цы были весь­ма удру­че­ны этим обсто­я­тель­ст­вом. Они счи­та­ли вой­ско, нахо­див­ше­е­ся под коман­до­ва­ни­ем Аге­си­лая, более сла­бым, чем под­готов­лен­ная пер­сид­ским царем армия. Аге­си­лай же, напро­тив, с сия­ю­щим лицом при­ка­зал послам пере­дать Тис­са­фер­ну сле­дую­щее: он, Аге­си­лай, весь­ма ему при­зна­те­лен за то, что Тис­са­ферн, нару­шив клят­вы, навлек на себя враж­ду богов и сде­лал их тем самым союз­ни­ка­ми элли­нов. (14) После это­го Аге­си­лай сра­зу же пере­дал сво­им вои­нам при­каз соби­рать­ся в поход. Горо­дам, через кото­рые он дол­жен был про­хо­дить, направ­ля­ясь с вой­ска­ми в Карию, он пове­лел гото­вить с.220 рын­ки, на кото­рых его вои­ны мог­ли бы купить себе при­па­сы. Отпра­вил он посла­ния ионий­цам, эолий­цам и гре­кам, жив­шим в рай­оне Гел­лес­пон­та, чтобы они все при­сла­ли ему под­креп­ле­ния в Эфес.

(15) Тис­са­ферн, зная, что у Аге­си­лая нет кон­ни­цы, а мест­ность Карии неудоб­на для дей­ст­вий кон­ни­цы, и пола­гая, что Аге­си­лай раз­гне­ван на него за обман, решил, что Аге­си­лай дей­ст­ви­тель­но пред­при­мет напа­де­ние на его рези­ден­цию в Карии. Поэто­му он всю свою пехоту напра­вил сюда, а кон­ни­цу повел круж­ным путем в доли­ну Меанд­ра, счи­тая, что у него достанет силы раз­гро­мить сво­ей кон­ни­цей вой­ска элли­нов до того, как они вторг­нут­ся на терри­то­рию, неудоб­ную для дей­ст­вий всад­ни­ков. (16) Аге­си­лай же вме­сто того, чтобы напра­вить­ся в Карию, неожи­дан­но повер­нул и напра­вил­ся в про­ти­во­по­лож­ную сто­ро­ну, на Фри­гию. Кон­тин­ген­ты войск, дви­гав­ши­е­ся ему навстре­чу во вре­мя это­го похо­да, он вклю­чал в состав сво­ей армии. Аге­си­лай под­чи­нял горо­да и, вне­зап­но в них втор­га­ясь, захва­ты­вал мно­же­ство цен­но­стей. (17) В том, что он посту­пал таким обра­зом, про­яви­лось и его пол­ко­вод­че­ское искус­ство: так как вой­на была уже объ­яв­ле­на, он имел пра­во употре­бить обман­ный маневр. Это вполне соот­вет­ст­во­ва­ло боже­ст­вен­ным уста­нов­ле­ни­ям; Тис­са­ферн же со сво­и­ми хит­ро­стя­ми ока­зал­ся перед ним сущим ребен­ком.

Вполне бла­го­ра­зум­ным поступ­ком со сто­ро­ны Аге­си­лая было и то, что он решил обо­га­тить сво­их дру­зей. (18) А имен­но, так как из-за оби­лия захва­чен­ной добы­чи все про­да­ва­лось по дешев­ке, он посо­ве­то­вал сво­им дру­зьям поку­пать, сооб­щив им, что вско­ре спу­стит­ся к морю вме­сте с вой­ском. Про­дав­цам же добы­чи Аге­си­лай при­ка­зал, чтобы они, запи­сы­вая цены, по кото­рым про­да­ва­лись захва­чен­ные тро­феи, отда­ва­ли их. Таким спо­со­бом все его дру­зья, ниче­го не потра­тив и не нано­ся ущер­ба государ­ст­вен­ной казне, при­об­ре­ли мно­же­ство цен­но­стей. (19) К это­му еще надо доба­вить сле­дую­щее. Когда пере­беж­чи­ки при­хо­ди­ли к царю и, как это обыч­но быва­ет, изъ­яв­ля­ли жела­ние ука­зать, где сокро­ви­ща, он и здесь при­ни­мал меры, чтобы эти сокро­ви­ща нахо­ди­ли его дру­зья, кото­рые одно­вре­мен­но и обо­га­ща­лись, и стя­жа­ли себе сла­ву. Поэто­му мно­гие сра­зу же вос­пы­ла­ли жела­ни­ем зару­чить­ся его друж­бой.

(20) Хоро­шо зная, что опу­сто­шен­ная и разо­рен­ная стра­на не смо­жет дол­гое вре­мя содер­жать его вой­ско и что, напро­тив, засе­лен­ная и регу­ляр­но засе­вае­мая зем­ля будет посто­ян­но снаб­жать вои­нов при­па­са­ми, Аге­си­лай ста­рал­ся не толь­ко силой одоле­вать сво­их вра­гов, но и при­вле­кать их на свою сто­ро­ну крот­ким обхож­де­ни­ем. (21) Высту­пая перед сво­и­ми вои­на­ми, он часто реко­мен­до­вал им не обра­щать­ся с плен­ны­ми как с пре­ступ­ни­ка­ми, но сте­речь их, пом­ня, что они тоже люди. Меняя места лагер­ных сто­я­нок и узна­вая о бро­шен­ных малень­ких детях, при­над­ле­жав­ших куп­цам (мно­гие про­да­ва­ли этих детей, так как счи­та­ли невоз­мож­ным возить их с собой и вос­пи­ты­вать), Аге­си­лай часто про­яв­лял заботу и о них, поме­щая детей в без­опас­ные места. А плен­ным, остав­ля­е­мым по при­чине их пре­клон­но­го воз­рас­та, он при­ка­зы­вал забо­тить­ся об этих детях, чтобы их не разо­рва­ли соба­ки или вол­ки. Поэто­му не толь­ко те, кто узна­вал о таких поступ­ках Аге­си­лая, но и сами плен­ные про­ни­ка­лись к нему дове­ри­ем.

с.221 (22) Жите­лей горо­дов, ока­зы­вав­ших­ся в под­чи­не­нии Аге­си­лая, он осво­бож­дал от несе­ния раб­ских повин­но­стей. Он при­ка­зы­вал им испол­нять лишь то, что обя­за­ны делать сво­бод­ные люди, пови­ну­ю­щи­е­ся вла­стям. А те кре­по­сти, кото­рые невоз­мож­но было взять силой, он заво­е­вы­вал бла­го­да­ря сво­е­му чело­ве­ко­лю­бию.

(23) Так как на рав­нин­ной мест­но­сти Фри­гии ему было труд­но вести воен­ные дей­ст­вия про­тив кон­ни­цы Фар­на­ба­за¹², он при­нял реше­ние создать соб­ст­вен­ную кон­ни­цу, чтобы не при­шлось спа­сать­ся бег­ст­вом во вре­мя вой­ны. С этой целью Аге­си­лай при­ка­зал всем самым бога­тым граж­да­нам в тамош­них горо­дах раз­во­дить коней. (24) При этом он пред­у­предил, что тот, кто доста­вит его вой­ску коня, воору­же­ние и хоро­шо обу­чен­но­го всад­ни­ка, будет осво­бож­ден им от несе­ния воен­ной служ­бы. Это заста­ви­ло каж­до­го со все­воз­мож­ным ста­ра­ни­ем выпол­нять его при­каз, как это бы сде­лал вся­кий, желаю­щий отыс­кать чело­ве­ка, кото­рый согла­сил­ся бы уми­рать вме­сто него. Он опре­де­лил и горо­да, обя­зан­ные постав­лять ему всад­ни­ков, пола­гая, что те из горо­дов, где коне­вод­ство более все­го было раз­ви­то, долж­ны обла­дать и луч­ши­ми всад­ни­ка­ми. Это так­же было уди­ви­тель­ным его дея­ни­ем — то, что Аге­си­лаю уда­лось создать кон­ни­цу, и она сра­зу же ока­за­лась силь­ной и спо­соб­ной ока­зать ему дей­ст­вен­ную под­держ­ку.

(25) Когда же насту­пи­ла вес­на¹³, он собрал все свое вой­ско в Эфес. Чтобы под­гото­вить вои­нов к веде­нию бое­вых дей­ст­вий, он назна­чил награ­ды отрядам всад­ни­ков, кото­рые ока­жут­ся луч­ши­ми в искус­стве вер­хо­вой езды, и отрядам гопли­тов, кото­рые добьют­ся луч­ших резуль­та­тов в бое­вой выуч­ке. Он назна­чил так­же награ­ды пель­та­стам и луч­ни­кам, кото­рые про­явят наи­луч­шие успе­хи и подо­баю­щее мастер­ство в сво­ем деле. Поэто­му вско­ре мож­но было увидеть гим­на­сии, пере­пол­нен­ные упраж­ня­ю­щи­ми­ся, иппо­дром, где мно­же­ство всад­ни­ков зани­ма­лись вер­хо­вой ездой, мета­те­лей дро­ти­ков и стрел­ков из лука, ста­раю­щих­ся попасть в цель. (26) Бла­го­да­ря этой дея­тель­но­сти Аге­си­лая, город, в кото­ром он нахо­дил­ся, достав­лял каж­до­му, кто туда при­бы­вал, зре­ли­ще, заслу­жи­ваю­щее осо­бо­го вни­ма­ния. Рынок был полон все­воз­мож­ных това­ров — ору­жия, выстав­лен­ных на про­да­жу коней. Мед­ни­ки, плот­ни­ки, куз­не­цы, кожев­ни­ки, живо­пис­цы — все были заня­ты изготов­ле­ни­ем ору­жия и доспе­хов, так что поис­ти­не весь город мож­но было при­нять за ору­жей­ную мастер­скую. (27) Каж­дый про­ник­ся в успех дела, видя Аге­си­лая, а затем и осталь­ных вои­нов, выхо­дя­щи­ми из гим­на­си­ев с вен­ка­ми на голо­ве и посвя­щаю­щих затем эти вен­ки богине Арте­ми­де¹⁴. И дей­ст­ви­тель­но, мож­но ли было не пре­ис­пол­нить­ся доб­рых надежд там, где люди почи­та­ют богов, пре­да­ют­ся воен­ным упраж­не­ни­ям, рев­ност­но испол­ня­ют при­ка­зы вое­на­чаль­ни­ков?

(28) Чтобы вос­пи­тать у сво­их вои­нов пре­зре­ние к вра­гам, с кото­ры­ми им пред­сто­я­ло сра­жать­ся, Аге­си­лай при­ка­зал гла­ша­та­ям про­да­вать на рын­ке захва­чен­ных пира­та­ми вар­ва­ров обна­жен­ны­ми. Вои­ны Аге­си­лая, видя белиз­ну их тел (ибо вар­ва­ры нико­гда не разде­ва­лись), жир­ных и не при­выч­ных к тяже­ло­му физи­че­ско­му тру­ду (пото­му что те все­гда езди­ли на повоз­ках), при­хо­ди­ли к мне­нию, что пред­сто­я­щая вой­на ничем не будет отли­чать­ся от вой­ны с жен­щи­на­ми.

с.222 Аге­си­лай так­же объ­явил вои­нам, что наме­рен вско­ре пове­сти их крат­чай­шим путем в пло­до­род­ней­шие рай­о­ны стра­ны, рас­счи­ты­вая, что и это заста­вит их усерд­нее зака­лять свое тело и укре­пит их для буду­щих сра­же­ний. (29) Тис­са­ферн решил, что Аге­си­лай ска­зал это с целью еще раз его обма­нуть, что в дей­ст­ви­тель­но­сти он теперь вторг­нет­ся в Карию. Поэто­му Тис­са­ферн, как и в про­шлый раз, повел свою пехоту в Карию, а кон­ни­це пред­на­зна­чил место в долине Меанд­ра. Одна­ко Аге­си­лай не солгал, но дви­нул­ся сра­зу, как и объ­явил, в область Сард. Дви­га­ясь в тече­ние трех дней по стране, сво­бод­ной от вра­же­ских войск, он захва­тил боль­шое коли­че­ство про­до­воль­ст­вия для сво­ей армии.

(30) На чет­вер­тый день появи­лась кон­ни­ца вра­га. Пред­во­ди­тель¹⁵ при­ка­зал началь­ни­ку обо­за перей­ти реку Пак­тол и раз­бить там лагерь. Сами же пер­сы, заме­тив обоз­ных из эллин­ско­го вой­ска, рас­се­яв­ших­ся на мест­но­сти с целью гра­бе­жа, пере­би­ли мно­гих из них. Узнав об этом, Аге­си­лай при­ка­зал сво­им всад­ни­кам прий­ти к ним на помощь. В свою оче­редь, пер­сы, заме­тив всад­ни­ков Аге­си­лая, сгруп­пи­ро­ва­ли свои силы и выстро­и­ли про­тив вой­ска элли­нов все свои мно­го­чис­лен­ные отряды всад­ни­ков. (31) Тут Аге­си­лай, зная, что у про­тив­ни­ка все еще нет пехоты, в то вре­мя как у него само­го все уже было гото­во к бою, счел этот момент самым под­хо­дя­щим для сра­же­ния, если толь­ко он смо­жет навя­зать его пер­сам. При­не­ся жерт­вы богам, он сра­зу же повел фалан­гу в ата­ку про­тив выстро­ив­шей­ся кон­ни­цы вра­га. Тем из гопли­тов, кото­рым было по деся­ти лет от поры воз­му­жа­ния¹⁶, он велел устре­мить­ся пря­мо на непри­я­те­ля, а пель­та­стам бегом дви­гать­ся впе­ре­ди них. Всад­ни­кам так­же был отдан при­каз ата­ко­вать вра­га, сам же он со всем осталь­ным вой­ском дол­жен был сле­до­вать за ними. (32) Удар гре­че­ских всад­ни­ков при­ня­ли на себя луч­шие вои­ны пер­сов; но когда на них обру­ши­лась вся сила эллин­ско­го вой­ска, пер­сы пода­лись назад. Одни из них попа­да­ли в реку, дру­гие бежа­ли с поля сра­же­ния. Пре­сле­дуя их, гре­ки захва­ти­ли вра­же­ский лагерь. Пель­та­сты, есте­ствен­но, кину­лись его гра­бить. Аге­си­лай, окру­жив сво­и­ми вой­ска­ми обо­зы вра­же­ской армии и свои соб­ст­вен­ные, раз­бил вокруг лагерь.

(33) Про­слы­шав о смя­те­нии в стане вра­гов, в поис­ках винов­ни­ков пора­же­ния обви­няв­ших друг дру­га, он дви­нул­ся на Сар­ды. Там он стал разо­рять окрест­но­сти горо­да, сжи­гая стро­е­ния и жили­ща. Одно­вре­мен­но он объ­явил жите­лям Сард, что желаю­щие сохра­нить сво­бо­ду долж­ны явить­ся к нему как к союз­ни­ку. А если есть такие, кото­рые пре­тен­ду­ют на гос­под­ство в Азии, пусть вый­дут с ору­жи­ем в руках про­тив осво­бо­ди­те­лей стра­ны. (34) Но так как никто не высту­пил из горо­да, он бес­пре­пят­ст­вен­но про­дол­жал воен­ные дей­ст­вия. Теперь он видел, как элли­нам, до это­го вынуж­ден­ным пре­смы­кать­ся перед пер­сид­ским царем, ока­зы­ва­ют почет и ува­же­ние те, кто преж­де угне­тал их. Тех же, кто счи­тал воз­мож­ным нажи­вать­ся даже за счет дохо­дов, посту­пав­ших богам, Аге­си­лай уни­зил настоль­ко, что они и гла­за не сме­ли под­нять на элли­на. Зем­лям дру­зей он обес­пе­чил без­опас­ность; напро­тив, на зем­ле вра­гов он собрал такую бога­тую добы­чу, что смог в тече­ние двух лет жерт­во­вать дель­фий­ско­му свя­ти­ли­щу более ста талан­тов.

с.223 (35) Царь Пер­сии решил, что винов­ни­ком его неудач явля­ет­ся сам Тис­са­ферн, и отпра­вил Тифрав­ста с при­ка­зом отру­бить Тис­са­фер­ну голо­ву. После это­го дела вар­ва­ров ста­ли еще без­на­деж­нее, а поло­же­ние Аге­си­лая укре­пи­лось еще более. От всех наро­дов явля­лись к нему посоль­ства с пред­ло­же­ни­я­ми друж­бы, мно­гие пере­хо­ди­ли на его сто­ро­ну, чтобы добить­ся сво­бо­ды, так что Аге­си­лай стал во гла­ве не толь­ко эллин­ских государств, но и мно­гих вар­вар­ских наро­дов. (36) Осо­бо­го вос­хи­ще­ния заслу­жи­ва­ет он еще и по сле­дую­щей при­чине. Хотя он стал пове­ли­те­лем мно­гих государств на мате­ри­ке и вла­сти­те­лем ост­ро­вов, после того как спар­тан­ское государ­ство пре­до­ста­ви­ло ему флот, несмот­ря на то, что сла­ва его и могу­ще­ство уве­ли­чи­лись необык­но­вен­но, и он смог бы добить­ся для себя любых благ, каких бы он ни захо­тел (осо­бое зна­че­ние при этом имел воз­ник­ший у него замы­сел раз­гро­мить дер­жа­ву, пытав­шу­ю­ся преж­де заво­е­вать Элла­ду), — итак, несмот­ря на все это, он не поз­во­лил себе увлечь­ся ни одной из пре­до­став­ляв­ших­ся ему воз­мож­но­стей. Когда от вла­стей его роди­ны при­был при­каз ока­зать помощь оте­че­ству¹⁷, он испол­нил его точ­но с такой же готов­но­стью, как если бы он один сто­ял перед эфо­ра­ми в отведен­ном им поме­ще­нии¹⁸. Тем самым он ясно пока­зал, что не про­ме­ня­ет сво­ей роди­ны на весь мир, сво­их ста­рых дру­зей — на при­об­ре­тен­ных вновь и что постыд­ным, хотя и без­опас­ным, выго­дам пред­по­чи­та­ет спра­вед­ли­вые и бла­го­род­ные дей­ст­вия, даже если они и сопря­же­ны с опас­но­стя­ми. Нель­зя не назвать дея­ни­ем царя, заслу­жи­ваю­ще­го самой высо­кой похва­лы, (37) и то, что Аге­си­лай, застав государ­ства, ока­зав­ши­е­ся со вре­ме­ни его отплы­тия под его вла­стью, в состо­я­нии меж­до­усоб­ной борь­бы вслед­ст­вие посто­ян­но меня­ю­ще­го­ся там государ­ст­вен­но­го строя, добил­ся, нико­го при этом не изго­няя и не пре­да­вая смерт­ной каз­ни, того, что в этих государ­ствах воца­ри­лись еди­но­ду­шие, все­об­щее бла­го­ден­ст­вие и граж­дан­ский мир¹⁹. (38) По этой при­чине, когда он покидал Азию, жив­шие там элли­ны были опе­ча­ле­ны не толь­ко из-за того, что лиша­лись пра­ви­те­ля: они скор­бе­ли так, как если бы их покидал отец или друг. А в кон­це они дока­за­ли всю искрен­ность сво­ей друж­бы: они доб­ро­воль­но отпра­ви­лись вме­сте с ним на помощь спар­тан­ско­му государ­ству. Так посту­па­ли они, хоро­шо зная, что им при­дет­ся вое­вать с про­тив­ни­ком, кото­рый ничуть не сла­бее их.

На этом закон­чи­лись подви­ги Аге­си­лая, совер­шен­ные в Азии.

(1) Перей­дя Гел­лес­понт, Аге­си­лай дви­нул­ся в путь через обла­сти, насе­лен­ные теми же пле­ме­на­ми, по зем­ле кото­рых неко­гда дви­гал­ся пер­сид­ский царь во вре­мя вели­ко­го похо­да²⁰. И путь, кото­рый царь вар­ва­ров пре­одоле­вал целый год, Аге­си­лай про­де­лал менее чем за один месяц: он при­ла­гал все силы к тому, чтобы не опоздать с при­бы­ти­ем на роди­ну. (2) Когда он пере­сек Македо­нию и при­был в Фес­са­лию, жите­ли Лари­сы, с.224 Кран­но­на, Скотус­сы и Фар­са­ла, быв­шие союз­ни­ка­ми бео­тий­цев, — сло­вом, все фес­са­лий­цы, кро­ме поли­ти­че­ских изгнан­ни­ков, ста­ли напа­дать на его вой­ско, дви­га­ясь за ним вслед. Аге­си­лай до это­го вел вой­ско выстро­ен­ным в каре; одна поло­ви­на кон­ни­цы дви­га­лась у него в аван­гар­де, дру­гая — в арьер­гар­де. (3) Когда же фес­са­лий­цы, напав на арьер­гард, ста­ли мешать его про­дви­же­нию впе­ред, Аге­си­лай пере­ме­стил всад­ни­ков, дви­гав­ших­ся у него в аван­гар­де, в арьер­гард, за исклю­че­ни­ем лишь тех, кто сопро­вож­дал лич­но его²¹. Когда враж­дую­щие армии выстро­и­лись друг про­тив дру­га, фес­са­лий­цы, заме­тив, что мест­ность неудоб­на для кава­ле­рий­ской ата­ки про­тив гопли­тов, повер­ну­ли назад и ста­ли отхо­дить. Спар­тан­цы с боль­шой осто­рож­но­стью их пре­сле­до­ва­ли.

Аге­си­лай понял ошиб­ку тех и дру­гих. Самым луч­шим из сопро­вож­дав­ших его всад­ни­ков он при­ка­зал изо всех сил пре­сле­до­вать фес­са­лий­цев, не давая им воз­мож­но­сти пере­стро­ить­ся и встре­тить про­тив­ни­ка лицом к лицу. Этот же при­каз Аге­си­лая они долж­ны были пере­дать всем осталь­ным вои­нам. Фес­са­лий­цы под натис­ком неожи­дан­но напав­ших на них всад­ни­ков Аге­си­лая про­дол­жа­ли отсту­пать. Те из фес­са­лий­цев, кото­рые пыта­лись встре­тить пре­сле­до­ва­те­лей лицом к лицу, были застиг­ну­ты в тот момент, когда пово­ра­чи­ва­ли сво­их коней. (4) Гип­парх всад­ни­ков из Фар­са­ла, Поли­харм, успел повер­нуть свой отряд лицом к про­тив­ни­ку, но погиб в сра­же­нии. (5) После это­го фес­са­лий­цы обра­ти­лись в бес­по­рядоч­ное бег­ство; часть их была пере­би­та, дру­гие — захва­че­ны в плен. Про­дол­жая бег­ство, они оста­но­ви­лись толь­ко тогда, когда достиг­ли горы Нар­та­кия²². После это­го Аге­си­лай поста­вил тро­фей меж­ду Пран­том и Нар­та­ки­ем; здесь он оста­но­вил­ся, раду­ясь созна­нию совер­шен­но­го им подви­га. Ведь он одер­жал победу над пре­ис­пол­нен­ной высо­ко­ме­рия кон­ни­цей фес­са­лий­цев с помо­щью всад­ни­ков, набран­ных и обу­чен­ных им самим.

На сле­дую­щий день он пере­ва­лил через Ахей­ские горы во Фтии и в даль­ней­шем дви­гал­ся уже по терри­то­рии дру­же­ст­вен­ной стра­ны до самых гра­ниц Бео­тии. (6) Там он столк­нул­ся с выстро­ив­ши­ми­ся вой­ска­ми фиван­цев, афи­нян, арги­вян, корин­фян, эни­а­нов, эвбей­цев и обе­их Лок­рид²³, Аге­си­лай не стал мед­лить, но пере­стро­ил свое вой­ско на виду у вра­га. У него было пол­то­ры моры спар­тан­цев²⁴, из мест­ных союз­ни­ков с ним высту­па­ли толь­ко орхо­мен­цы и фокий­цы. К это­му еще надо доба­вить вой­ско, кото­рое он при­вел из Азии. (7) Теперь я соби­ра­юсь рас­ска­зать не о том, буд­то Аге­си­лай, имея мень­шее по чис­лен­но­сти и более сла­бое вой­ско, решил­ся дать сра­же­ние, — ведь если бы я стал гово­рить подоб­ное, я пред­ста­вил бы тем самым Аге­си­лая без­рас­суд­ным, а себя само­го — глуп­цом, вос­хва­ля­ю­щим пол­ко­во­д­ца, рис­ку­ю­ще­го всем без како­го-либо рас­че­та, — но я преж­де все­го изум­ля­юсь тому, как он сумел соста­вить себе вой­ско, ничуть не мень­шее, чем вой­ско про­тив­ни­ка, и так воору­жить его, что оно все свер­ка­ло медью и пур­пу­ром²⁵. (8) Аге­си­лай забо­тил­ся о здо­ро­вье вои­нов, чтобы они лег­ко мог­ли пере­но­сить самые раз­но­об­раз­ные труд­но­сти, и делал все, чтобы серд­ца их пре­ис­пол­ни­лись уве­рен­но­сти в пре­вос­ход­стве над любым про­тив­ни­ком, с кем бы ни при­шлось сра­жать­ся. Он под­дер­жи­вал в них дух сорев­но­ва­ния, чтобы каж­дый стре­мил­ся пре­взой­ти дру­го­го, с.225 и обна­де­жи­вал всех, обе­щая мно­го­чис­лен­ные бла­га, если они про­явят храб­рость в бою. Все это долж­но было, по его мне­нию, под­нять бое­вой дух вои­нов в пред­сто­я­щих сра­же­ни­ях. И в этом он не ошиб­ся.

(9) Теперь я рас­ска­жу о самом сра­же­нии — оно было совер­шен­но бес­при­мер­ным²⁶. Вой­ска сошлись на рав­нине под Коро­не­ей, армия Аге­си­лая дви­га­лась со сто­ро­ны Кефи­са, а фиван­цы и их союз­ни­ки — со сто­ро­ны Гели­ко­на. Как я мог видеть²⁷, выстро­ив­ши­е­ся фалан­ги про­тив­ни­ков были совер­шен­но рав­ны по вели­чине; то же мож­но ска­зать об отрядах всад­ни­ков с той и дру­гой сто­ро­ны. Пра­вым флан­гом коман­до­вал сам Аге­си­лай, на край­нем левом флан­ге сто­я­ли орхо­мен­цы. В рядах про­тив­ни­ков пра­вый фланг зани­ма­ли фиван­цы, на левом флан­ге сто­я­ли арги­вяне. Вой­ска схо­ди­лись в пол­ном мол­ча­нии. (10) Когда рас­сто­я­ние, разде­ляв­шее их, уже рав­ня­лось одно­му ста­дию²⁸, фиван­цы изда­ли бое­вой клич и бегом рину­лись в ата­ку. Когда про­тив­ник нахо­дил­ся уже на рас­сто­я­нии трех пле­тров²⁹ от фалан­ги Аге­си­лая, навстре­чу ему так­же бегом дви­ну­лись наем­ни­ки, при­быв­шие под коман­до­ва­ни­ем Герип­пида. (11) Они состо­я­ли из вои­нов, встав­ших под его зна­ме­на еще на родине, неко­то­ро­го чис­ла наем­ни­ков Кира, а так­же ионий­цев, эолий­цев и гре­ков, жив­ших по бере­гам Гел­лес­пон­та. Все они при­ня­ли уча­стие в ата­ке и, сбли­зив­шись до рас­сто­я­ния, когда вра­га мож­но было достать копьем, опро­ки­ну­ли про­тив­ни­ка. Арги­вяне так­же не выдер­жа­ли натис­ка отряда, нахо­див­ше­го­ся под коман­до­ва­ни­ем Аге­си­лая, и побе­жа­ли по направ­ле­нию к Гели­ко­ну. (12) В этот момент, когда неко­то­рые наем­ни­ки уже хоте­ли награ­дить Аге­си­лая вен­ком, ему доло­жи­ли, что фиван­цы изру­би­ли меча­ми орхо­мен­цев и про­рва­лись к обо­зу. Аге­си­лай тот­час же повер­нул фалан­гу и дви­нул­ся про­тив них. Фиван­цы, со сво­ей сто­ро­ны, заме­тив бегу­щих к Гели­ко­ну сво­их союз­ни­ков и желая про­рвать­ся к сво­им, ста­ли храб­ро насту­пать. В этот момент Аге­си­лай про­явил себя, без вся­ко­го сомне­ния, отваж­ным пол­ко­вод­цем, хотя при­ня­тое им реше­ние и не было самым без­опас­ным. У него была воз­мож­ность дать вра­гу про­рвать­ся, и затем, дви­га­ясь сле­дом, напасть на его арьер­гард. Но он так не посту­пил и встре­тил­ся с фиван­ца­ми лицом к лицу. Столк­нув­шись щита­ми, они тес­ни­ли друг дру­га, сра­жа­лись, уби­ва­ли и гиб­ли. Не слыш­но было воен­ных кли­чей, но не было и тиши­ны: сто­ял тот шум, кото­рый сопро­вож­да­ет ярост­ную бит­ву. В кон­це кон­цов части фиван­цев уда­лось про­рвать­ся к Гели­ко­ну, но мно­гие из них при отступ­ле­нии погиб­ли. (13) После того как вой­ска под пред­во­ди­тель­ст­вом Аге­си­лая одер­жа­ли победу, его, ране­но­го, про­нес­ли перед фалан­гой. Тут под­ска­ка­ли всад­ни­ки и, сооб­щив Аге­си­лаю, что восемь­де­сят воору­жен­ных вои­нов вра­га укры­лись в хра­ме, ста­ли спра­ши­вать, как с ними посту­пить³⁰. Несмот­ря на мно­го­чис­лен­ные раны, нане­сен­ные ему раз­но­об­раз­ным ору­жи­ем в раз­лич­ные места тела, Аге­си­лай не забыл сво­его дол­га перед бога­ми. Он при­ка­зал, чтобы укрыв­шим­ся в хра­ме дать воз­мож­ность уйти куда они хотят; при этом Аге­си­лай запре­тил оби­жать их и пове­лел всад­ни­кам, сопро­вож­дав­шим его, про­во­дить этих вои­нов вра­га, пока они не ока­жут­ся в без­опас­но­сти. (14) Когда сра­же­ние окон­чи­лось, мож­но было увидеть, как зем­ля на том месте, где вой­ска сошлись, была сплошь обаг­ре­на с.226 кро­вью: тру­пы сво­их и вра­же­ских вои­нов лежа­ли впе­ре­меш­ку, а рядом с ними бро­ше­ны про­лом­лен­ные щиты, раз­би­тые пан­ци­ри, кин­жа­лы, одни из кото­рых без ножен валя­лись на зем­ле, дру­гие тор­ча­ли воткну­ты­ми в тело, а неко­то­рые были зажа­ты в руках уби­тых.

(15) В этот день (ведь было уже очень позд­но) вои­ны Аге­си­лая огра­ни­чи­лись тем, что пере­та­щи­ли тру­пы вра­гов вовнутрь рас­по­ло­же­ния фалан­ги, поужи­на­ли и рас­по­ло­жи­лись на отдых. Рано утром Аге­си­лай при­ка­зал поле­мар­ху Гилиду выстро­ить вой­ско и поста­вить тро­фей; все вои­ны долж­ны были увен­чать себя вен­ка­ми в честь боже­ства, флей­ти­стам было отда­но рас­по­ря­же­ние играть. (16) При­каз Аге­си­лая был выпол­нен. Меж­ду тем, фиван­цы при­сла­ли вест­ни­ка, про­ся заклю­чить пере­ми­рие и выдать тру­пы уби­тых для погре­бе­ния³¹. Пере­ми­рие было заклю­че­но, и Аге­си­лай дви­нул­ся по направ­ле­нию к дому, пред­по­чтя цар­ст­во­вать в Спар­те соглас­но спар­тан­ским зако­нам и этим же зако­нам под­чи­нять­ся, чем быть гос­по­ди­ном всей Азии.

(17) После это­го Аге­си­лай узнал, что арги­вяне собра­ли у себя дома уро­жай и, при­со­еди­нив к себе Коринф, ведут воен­ные дей­ст­вия, захва­ты­вая добы­чу. Он немед­лен­но дви­нул­ся про­тив них³². Опу­сто­шив всю зем­лю арги­вян, он пере­ва­лил оттуда через тес­ни­ны, веду­щие к Корин­фу, и захва­тил сте­ны, соеди­ня­ю­щие этот город с Лехе­ем³³. Открыв таким обра­зом ворота в Пело­пон­нес, он вер­нул­ся в Спар­ту к празд­ни­ку Гиа­кин­тий³⁴ и при­нял уча­стие в пении пэа­на боже­ству, заняв то место в хоре, кото­рое ука­зал ему устро­и­тель.

(18) Затем, когда до Аге­си­лая дошло изве­стие, что корин­фяне согна­ли весь свой скот в Пирей и засе­ва­ют и соби­ра­ют уро­жай по все­му Пирею, у него воз­ник­ли боль­шие опа­се­ния в свя­зи со всем этим. Он решил, что бео­тий­цы, выплыв из Крев­сиды, лег­ко про­ник­нут через этот порт в Коринф; поэто­му он отпра­вил­ся похо­дом на Пирей³⁵. Там он заме­тил, что порт этот охра­ня­ет­ся мно­го­чис­лен­ным гар­ни­зо­ном. Поэто­му он после зав­тра­ка пере­нес свой лагерь бли­же к Корин­фу. (19) Ночью он узнал, что из Пирея спеш­но были пере­бро­ше­ны под­креп­ле­ния в город, и поэто­му на заре он повер­нул назад и захва­тил Пирей, ока­зав­ший­ся без гар­ни­зо­на, и все, что в нем было, а так­же укреп­ле­ния, кото­рые там были воз­двиг­ну­ты. Совер­шив все это, он вер­нул­ся в Спар­ту.

(20) После этих собы­тий ахей­цы пред­ло­жи­ли спар­тан­ско­му государ­ству заклю­чить союз и упро­си­ли отпра­вить­ся вме­сте с ними похо­дом в Акар­на­нию. Когда акар­нан­цы напа­ли на спар­тан­цев в уще­льях, Аге­си­лай захва­тил вер­ши­ны гор и завя­зал сра­же­ние с про­тив­ни­ком. Мно­гих он пере­бил, воз­двиг тро­фей и не пре­кра­тил воен­ных дей­ст­вий, пока не заста­вил акар­нан­цев, это­лий­цев и арги­вян стать дру­зья­ми ахей­цев и даже всту­пить с ним самим в союз³⁶.

(21) Вра­ги Спар­ты при­сла­ли послов с пред­ло­же­ни­я­ми мира³⁷, но Аге­си­лай воз­ра­жал про­тив это­го, пока не добил­ся от Корин­фа и Фив воз­вра­ще­ния тех корин­фян и фиван­цев, кото­рые были изгна­ны за друж­бу со Спар­той. Поз­же он добил­ся и от Фли­ун­та, отпра­вив­шись про­тив это­го горо­да похо­дом, что граж­дане это­го горо­да раз­ре­ши­ли вер­нуть­ся преж­де изгнан­ным с.227 дру­зьям Спар­ты³⁸. Может быть, кто-нибудь станет, исхо­дя из осо­бых сооб­ра­же­ний, пори­цать Аге­си­лая за это, но совер­шен­но ясно, что все это он совер­шил во имя иде­а­лов друж­бы.

(22) Когда вра­ги Спар­ты в Фивах пере­би­ли нахо­див­ших­ся там спар­тан­цев, Аге­си­лай высту­пил в их защи­ту и дви­нул­ся похо­дом на Фивы³⁹. Там он обна­ру­жил, что вся стра­на пере­ко­па­на рва­ми и пере­го­ро­же­на часто­ко­ла­ми. Перей­дя Кинос­ке­фа­лы⁴⁰, он стал опу­сто­шать всю стра­ну до самых Фив. Он пред­ло­жил фиван­цам всту­пить в сра­же­ние на рав­нине или в горах, если они захотят. В сле­дую­щее лето⁴¹ он вновь отпра­вил­ся похо­дом на Фивы. Фор­си­ро­вав рвы и часто­ко­лы у Ско­ла⁴², он разо­рил остав­шу­ю­ся до это­го нетро­ну­той часть Бео­тии.

(23) Успе­ха­ми, выпав­ши­ми на долю Спар­ты, государ­ство в рав­ной мере было обя­за­но и Аге­си­лаю, и доб­ле­сти сво­их сограж­дан; что же каса­ет­ся неудач, слу­чив­ших­ся после это­го, то никто не смог бы ска­зать, что они про­изо­шли при управ­ле­нии Аге­си­лая⁴³. Когда спар­тан­ское государ­ство потер­пе­ло пора­же­ние у Левктр и в Тегее про­тив­ни­ки с помо­щью ман­ти­ней­цев пере­би­ли дру­зей и госте­при­им­цев Аге­си­лая, в то вре­мя как все бео­тий­цы, арка­дяне и элей­цы объ­еди­ни­лись воеди­но, Аге­си­лай отпра­вил­ся в поход с одним лишь [спар­тан­ским вой­ском]⁴⁴, хотя мно­гие счи­та­ли, что спар­тан­цы уже надол­го не смо­гут высту­пить за пре­де­лы сво­ей зем­ли. (24) Опу­сто­шив зем­ли тех, кто пере­бил дру­зей Спар­ты, он вер­нул­ся домой⁴⁵. Вско­ре после это­го, когда в поход про­тив Спар­ты высту­пи­ли все арка­дяне, арги­вяне, элей­цы, бео­тий­цы, вме­сте с ними жите­ли Фокиды и обе­их Лок­рид, фес­са­лий­цы, эни­а­ны, акар­нан­цы и эвбей­цы, когда кро­ме это­го вос­ста­ли и рабы и мно­гие из горо­дов пери­э­ков, а спар­тан­цы сами поте­ря­ли в бит­ве при Левк­трах не мень­ше, чем их оста­лось в живых, — несмот­ря на все это, Аге­си­лай все же отсто­ял Спар­ту, хотя она и не была защи­ще­на сте­на­ми⁴⁶. Там, где вра­ги мог­ли иметь пре­вос­ход­ство, он ста­рал­ся укло­нить­ся от сра­же­ния; но там, где его сограж­дане мог­ли рас­счи­ты­вать на успех, он реши­тель­но выст­ра­и­вал свои вой­ска, чтобы сра­зить­ся с вра­гом. Аге­си­лай учи­ты­вал, что, сра­жа­ясь на рав­нине, он рис­ку­ет быть окру­жен­ным; напро­тив, под­сте­ре­гая непри­я­те­ля в тес­ни­нах и в горах, он все­гда возь­мет над ним верх.

(25) После того, как вой­ско вра­гов поки­ну­ло пре­де­лы стра­ны, кто не при­знал бы, что Аге­си­лай в сво­ей даль­ней­шей государ­ст­вен­ной дея­тель­но­сти про­явил себя как самый муд­рый поли­тик? Воз­раст уже не поз­во­лял ему при­ни­мать уча­стие в похо­дах, пешим или на коне. Видя, что государ­ство нуж­да­ет­ся в день­гах, чтобы хотя частич­но сохра­нить сво­их союз­ни­ков, он напра­вил все свои силы на дости­же­ние этой цели. Если, оста­ва­ясь дома, он мог ока­зать в этом помощь государ­ству, он не жалел уси­лий. Когда же воз­ни­ка­ла необ­хо­ди­мость пустить­ся в даль­ний путь, он не боял­ся и не сты­дил­ся высту­пать в каче­стве посла, а не пол­ко­во­д­ца, если толь­ко мог в чем-либо при­не­сти поль­зу сво­ей родине. (26) И даже когда он был послом, он совер­шал дея­ния, достой­ные вели­ко­го пол­ко­во­д­ца.

Авто­фра­дат оса­дил в Ассе Арио­бар­за­на⁴⁷, быв­ше­го союз­ни­ком Спар­ты, но, испу­гав­шись Аге­си­лая, снял оса­ду и бежал. Точ­но так же с.228 Котис, оса­див Сест, при­над­ле­жав­ший Арио­бар­за­ну, вынуж­ден был снять оса­ду и уйти. Таким обра­зом, Аге­си­лай имел осно­ва­ния воз­двиг­нуть тро­фей по слу­чаю победы над вра­гом и после сво­его посоль­ства. Мав­сол оса­дил оба эти горо­да с моря, коман­дуя фло­том в сто кораб­лей, но снял оса­ду и отплыл домой, — если не из стра­ха перед Аге­си­ла­ем, то, во вся­ком слу­чае, сдав­шись на его уго­во­ры. (27) Аге­си­лай совер­шил поис­ти­не уди­ви­тель­ные дея­ния: и те, кто счи­тал себя ему обя­зан­ны­ми, и те, кто были вынуж­де­ны бежать от его войск, — все дава­ли ему день­ги. И Тах⁴⁸, и Мав­сол, кото­рый ради преж­ней друж­бы с Аге­си­ла­ем ссу­жал Спар­ту день­га­ми, отправ­ляя его на роди­ну, пре­до­ста­ви­ли ему почет­ный эскорт.

(28) Воз­раст Аге­си­лая уже при­бли­жал­ся к 80 годам. Узнав, что еги­пет­ский царь собрал­ся вое­вать с Пер­си­ей и что он собрал под свои зна­ме­на мно­же­ство всад­ни­ков и пехо­тин­цев, а так­же рас­по­ла­гал при этом боль­ши­ми сред­ства­ми, Аге­си­лай весь­ма бла­го­склон­но отнес­ся к при­гла­ше­нию, кото­рое ему было посла­но, и пред­ло­же­нию взять на себя коман­до­ва­ние вой­ска­ми⁴⁹. (29) Он пола­гал, что, отпра­вив­шись в Еги­пет, он тем самым отбла­го­да­рит еги­пет­ско­го царя за ока­зан­ные им Спар­те бла­го­де­я­ния, а так­же вновь вернет сво­бо­ду живу­щим в Азии элли­нам. Одно­вре­мен­но он ото­мстит пер­сид­ско­му царю как за преж­ние враж­деб­ные дей­ст­вия, так и за то, что ныне, счи­та­ясь на сло­вах союз­ни­ком Спар­ты, он тре­бо­вал осво­бож­де­ния Мес­се­нии⁵⁰. (30) Но после того как еги­пет­ский царь при­гла­сил его, но не пре­до­ста­вил ему коман­до­ва­ния, Аге­си­лай ока­зал­ся жесто­ко обма­ну­тым и стал разду­мы­вать, как ему посту­пать в даль­ней­шем. В это вре­мя сна­ча­ла от вой­ска еги­пет­ско­го царя, разде­лен­но­го на две части, отпа­ла зна­чи­тель­ная армия, затем и все осталь­ные оста­ви­ли его. И сам царь, стру­сив, бежал, спа­сая свою жизнь, в фини­кий­ский город Сидон. Разде­лив­шись на две части, егип­тяне избра­ли себе двух царей. (31) Аге­си­лай поду­мал, что если он оста­нет­ся ней­траль­ным, то ни один из обо­их пре­тен­ден­тов не выпла­тит элли­нам жало­ва­нья за служ­бу и не пре­до­ста­вит рын­ка для снаб­же­ния эллин­ских вои­нов при­па­са­ми; более того, тот, кто победит, непре­мен­но станет их вра­гом. Напро­тив, если он при­мет сто­ро­ну одно­го из двух пре­тен­ден­тов, то этот послед­ний, добив­шись успе­ха, станет его дру­гом. Рас­судив дело таким обра­зом, Аге­си­лай встал со сво­и­ми вои­на­ми под зна­ме­на того, кто казал­ся более дру­же­люб­но настро­ен­ным по отно­ше­нию к элли­нам. Одер­жав победу над дру­гим, кото­рый отно­сил­ся к элли­нам с нена­ви­стью, он взял его в плен; пер­во­го же он под­дер­жал⁵¹. Сде­лав его дру­гом Спар­ты, Аге­си­лай полу­чил от него боль­шую сум­му денег и отплыл на роди­ну, хотя была уже середи­на зимы⁵². Он спе­шил, боясь, что Спар­та с при­бли­же­ни­ем лета может ока­зать­ся не под­готов­лен­ной к борь­бе с вра­га­ми.

с.229

(1) До это­го мы рас­ска­зы­ва­ли о таких подви­гах Аге­си­лая, свиде­те­ля­ми кото­рых были его мно­го­чис­лен­ные совре­мен­ни­ки. Подоб­ные дея­ния не нуж­да­ют­ся в том, чтобы истин­ность их дока­зы­ва­лась: о них доста­точ­но лишь напом­нить, и к ним сра­зу же про­ни­ка­ешь­ся дове­ри­ем. Теперь же я попы­та­юсь рас­крыть вели­чие его душев­ных качеств, бла­го­да­ря кото­рым ему уда­лось все это совер­шить и кото­рые застав­ля­ли его всю жизнь стре­мить­ся ко все­му пре­крас­но­му и нена­видеть все низ­кое. (2) К боже­ст­вен­ным уста­нов­ле­ни­ям Аге­си­лай отно­сил­ся с таким бла­го­че­сти­ем, что даже вра­ги счи­та­ли его клят­вы и дого­вор­ные обя­за­тель­ства более надеж­ны­ми, чем друж­бу меж­ду ними сами­ми. [Дого­ва­ри­ва­ясь о чем-либо друг с дру­гом, они по боль­шей части]⁵³ опа­са­лись схо­дить­ся в одно место, а ему они с готов­но­стью вве­ря­ли свою жизнь. Чтобы ни у кого не воз­ник­ло сомне­ний, я назо­ву наи­бо­лее заме­ча­тель­ных из чис­ла тех, кото­рые ему дове­ря­лись.

(3) Перс Спиф­ридат⁵⁴ узнал, что Фар­на­баз, все­ми сила­ми доби­ва­ясь полу­чить в жены цар­скую дочь, замыс­лил в то же вре­мя сде­лать его, Спиф­рида­та, дочь сво­ей налож­ни­цей. Сочтя это тяж­ким оскорб­ле­ни­ем для себя, он пере­шел под зна­ме­на Аге­си­лая, дове­рив ему и свою жену, и детей, и все свое вой­ско.

(4) Котис, пра­ви­тель Пафла­го­нии, не под­чи­нил­ся пер­сид­ско­му царю⁵⁵, несмот­ря на то, что царь давал ему зало­ги вер­но­сти и друж­бы. Котис опа­сал­ся, как бы ему, когда он ока­жет­ся во вла­сти царя, не при­шлось рас­стать­ся с боль­шой сум­мой денег или даже с самой жиз­нью. Напро­тив, дого­во­ру с Аге­си­ла­ем он пол­но­стью дове­рил­ся, при­был к нему в лагерь и заклю­чил с ним обо­ро­ни­тель­ный и насту­па­тель­ный союз. Он пред­по­чел высту­пить в поход в сою­зе с Аге­си­ла­ем, имея под сво­им нача­лом тыся­чу всад­ни­ков и две тыся­чи пель­та­стов.

(5) Всту­пил в пере­го­во­ры с Аге­си­ла­ем и Фар­на­баз⁵⁶, дого­во­рив­шись с ним о том, что если его, Фар­на­ба­за, не поста­вят во гла­ве цар­ско­го вой­ска, он отло­жит­ся от пер­сид­ско­го царя. «А если я ста­ну пол­ко­вод­цем, — доба­вил Фар­на­баз, — я буду бороть­ся с тобой, Аге­си­лай, не на жизнь, а на смерть». Гово­ря так, Фар­на­баз нисколь­ко не опа­сал­ся того, что его пре­да­дут.

Столь вели­ким и пре­крас­ным каче­ст­вом у всех людей, а осо­бен­но у пол­ко­во­д­ца, явля­ет­ся вер­ность и чест­ность, при­зна­вае­мые все­ми. Вот что я хотел рас­ска­зать о бла­го­че­стии Аге­си­лая.

(1) Что же каса­ет­ся его бла­го­род­ства в денеж­ных делах, то что может слу­жить луч­шим свиде­тель­ст­вом это­му, как не сле­дую­щее: никто нико­гда не жало­вал­ся на то, что Аге­си­лай у него что-нибудь отнял, и, напро­тив, очень мно­гие уве­ря­ли, что он их весь­ма щед­ро ода­рил. Мог ли поза­рить­ся с.230 на чужое и тем самым стя­жать себе дур­ную сла­ву тот, кому столь мно­го удо­воль­ст­вия достав­ля­ло отда­вать людям свое? Если бы он был коры­сто­лю­бив, он мог бы с гораздо мень­ши­ми хло­пота­ми огра­ни­чить­ся про­стой береж­ли­во­стью, не стре­мясь при­об­ре­тать то, что ему не при­над­ле­жит. (2) И далее, мог ли поку­шать­ся на чужое (что кара­ет­ся по зако­ну) тот чело­век, кото­рый более все­го боял­ся ока­зать­ся небла­го­дар­ным (что даже непод­суд­но)? Аге­си­лай же не толь­ко счи­тал небла­го­дар­ность самым дур­ным свой­ст­вом чело­ве­ка, но пола­гал позор­ным не отпла­тить за доб­ро по воз­мож­но­сти еще боль­шим. (3) И кто посмел бы обви­нить его в попыт­ке при­сво­ить государ­ст­вен­ные день­ги, когда даже то воз­на­граж­де­ние, кото­рое пола­га­лось ему, он пере­да­вал в поль­зу государ­ства? И раз­ве не может слу­жить вели­чай­шим свиде­тель­ст­вом его бес­ко­ры­стия то, что он мог одал­жи­вать день­ги у дру­гих, желая ока­зать помощь день­га­ми государ­ству или сво­им дру­зьям? (4) Если бы он про­да­вал свои услу­ги или ока­зы­вал бла­го­де­я­ния за пла­ту, никто не счи­тал бы себя ему обя­зан­ным; но люди, кото­рым ока­за­ли бла­го­де­я­ние без­воз­мезд­но, все­гда рады помочь сво­е­му бла­го­де­те­лю и пото­му, что им ока­за­ли услу­гу, и пото­му, что их сочли достой­ны­ми дове­рия и спо­соб­ны­ми сохра­нить при­зна­тель­ность. (5) Что же уди­ви­тель­но­го в том, что Аге­си­лай, кото­рый пред­по­чел быть бед­ным, но сохра­нить бла­го­род­ство души, неже­ли раз­бо­га­теть неспра­вед­ли­вы­ми спо­со­ба­ми, избе­гал постыд­но­го и низ­ко­го коры­сто­лю­бия? И в самом деле, когда спар­тан­ское государ­ство при­суди­ло ему все иму­ще­ство Аги­са, он отдал поло­ви­ну род­ст­вен­ни­кам со сто­ро­ны мате­ри, так как знал о их бед­ст­вен­ном поло­же­нии. (6) То, что это прав­да, может под­твер­дить вся спар­тан­ская общи­на. Когда Тифравст стал пред­ла­гать ему мно­го­чис­лен­ные подар­ки⁵⁷, лишь бы он ушел из стра­ны, Аге­си­лай отве­тил: «Тифравст, у нас при­ня­то хва­лить того пол­ко­во­д­ца, кото­рый обо­га­ща­ет не само­го себя, а все свое вой­ско. Что же каса­ет­ся иму­ще­ства вра­гов, то мы пред­по­чи­та­ем отни­мать его, как воен­ную добы­чу, чем полу­чать его в виде подар­ков».

(1) Далее, видел ли кто-нибудь Аге­си­лая рабом одной из тех стра­стей, кото­рые при­об­ре­та­ют власть над мно­ги­ми людь­ми? Он пола­гал, что пьян­ства сле­ду­ет избе­гать так же, как безу­мия, а чре­во­уго­дия — так же, как любо­го дру­го­го про­ступ­ка. Полу­чая две пор­ции во вре­мя обще­ст­вен­но­го пир­ше­ства, Аге­си­лай не остав­лял себе ни одной: он не съе­дал полу­чен­ной им доли, но делил ее меж­ду участ­ни­ка­ми пир­ше­ства. По его сло­вам, царям Спар­ты пре­до­став­ля­ет­ся двой­ная пор­ция не ради того, чтобы они были более сыты, а для того, чтобы они и за сто­лом мог­ли почтить того, кого они захотят⁵⁸.

(2) Аге­си­лай все­гда успеш­но борол­ся со сном и сораз­ме­рял свою потреб­ность в нем сооб­раз­но обсто­я­тель­ствам. А когда его ложе не ока­зы­ва­лось с.231 более скуд­ным и убо­гим, чем у дру­гих, он явно это­го сты­дил­ся, ибо счи­тал, что пол­ко­вод­цу при­ли­че­ст­ву­ет отли­чать­ся от дру­гих не изне­жен­но­стью, но более суро­вым обра­зом жиз­ни. (3) Аге­си­лай все­гда гор­дил­ся тем, что летом под­вер­гал себя чрез­мер­но­му воздей­ст­вию солн­ца, а зимой — холо­да. А когда на долю вой­ска выпа­да­ли тяже­лые работы, он трудил­ся боль­ше, чем все осталь­ные, ибо счи­тал, что такие поступ­ки пол­ко­во­д­ца вооду­шев­ля­ют вои­нов и поз­во­ля­ют им лег­че пере­но­сить труд­но­сти. Одним сло­вом, мы мог­ли бы ска­зать, что Аге­си­лай радо­вал­ся, когда стал­ки­вал­ся с труд­но­стя­ми, и совер­шен­но не допус­кал рас­хля­бан­но­сти.

(4) Что каса­ет­ся его воз­дер­жан­но­сти в любов­ных наслаж­де­ни­ях, то об этом сле­ду­ет упо­мя­нуть, если не ради чего-либо дру­го­го, то хотя бы ради сле­дую­ще­го уди­ви­тель­но­го слу­чая. Если бы Аге­си­лай воз­дер­жи­вал­ся от таких наслаж­де­ний, к кото­рым не чув­ст­во­вал бы вле­че­ния, каж­дый при­знал бы это каче­ст­вом, свой­ст­вен­ным всем людям вооб­ще. Но раз­ве не явля­ет­ся вер­ши­ной бла­го­ра­зу­мия и воз­держ­но­сти, дохо­дя­щей до мании, сле­дую­щий слу­чай? Аге­си­лай был влюб­лен в Мега­ба­та, сына Спиф­рида­та — так, как толь­ко может влю­бить­ся силь­ная нату­ра в пре­крас­но­го юно­шу. У пер­сов же при­ня­то цело­вать тех, кого они осо­бен­но любят и почи­та­ют. Когда Мега­бат попы­тал­ся поце­ло­вать Аге­си­лая, тот напряг всю силу воли, чтобы укло­нить­ся от поце­луя. (5) Счи­тая себя глу­бо­ко оскорб­лен­ным, Мега­бат после это­го уже не пытал­ся его поце­ло­вать. Тогда Аге­си­лай обра­тил­ся к одно­му из дру­зей с прось­бой поми­рить его с Мега­ба­том, чтобы юно­ша вновь стал ока­зы­вать ему ува­же­ние и почет. Друг спро­сил Аге­си­лая: поце­лу­ет ли он Мега­ба­та, если удаст­ся поми­рить их? Помол­чав неко­то­рое вре­мя, Аге­си­лай отве­тил так: «Нет, даже если бы я сра­зу после это­го стал самым кра­си­вым, самым силь­ным и самым быст­ро­но­гим из всех людей на зем­ле. Более того, кля­нусь все­ми бога­ми, что я ско­рее пред­по­чел бы вновь выдер­жать эту тяже­лую борь­бу с самим собой. Пусть даже все, что я вижу, пре­вра­тит­ся в золо­то, я и за эту цену не дам сво­его согла­сия».

(6) Я хоро­шо пони­маю, что у неко­то­рых воз­ник­нут сомне­ния по пово­ду в истин­но­сти это­го слу­чая. Мне так­же пред­став­ля­ет­ся, что боль­шин­ство людей спо­соб­ны ско­рее одо­леть вра­га, чем подоб­ную страсть. И хотя боль­шин­ство людей име­ет пра­во отно­сить­ся ко все­му это­му с недо­ве­ри­ем, так как такие слу­чаи извест­ны лишь немно­гим, мы все очень хоро­шо зна­ем, что поступ­ки выдаю­щих­ся людей ред­ко оста­ют­ся в тени. Одна­ко никто и нико­гда не заяв­лял, буд­то видел Аге­си­лая совер­шив­шим бес­чест­ный посту­пок, и даже если бы стал пред­по­ла­гать подоб­ное, ему никто бы не пове­рил. (7) Нахо­дясь на чуж­бине, Аге­си­лай нико­гда не зани­мал отдель­но­го дома, но все­гда рас­по­ла­гал­ся либо в хра­ме, где совер­шен­но невоз­мож­но зани­мать­ся бес­чест­ны­ми дела­ми, либо у всех на виду, так что все ста­но­ви­лись свиде­те­ля­ми его бес­по­роч­но­го поведе­ния. Если все, что я гово­рю здесь об Аге­си­лае, неправ­да и вся Элла­да уве­ре­на в про­ти­во­по­лож­ном, то моя похваль­ная речь не достигнет цели, я же нака­жу само­го себя.

с.232

(1) Как мне пред­став­ля­ет­ся, Аге­си­лай неопро­вер­жи­мо дока­зал, что обла­да­ет муже­ст­вом и отва­гой, ибо он все­гда был готов высту­пить про­тив самых силь­ных вра­гов, угро­жав­ших его государ­ству и Элла­де. В борь­бе про­тив них он сам все­гда шел впе­ре­ди. (2) Каж­дый раз, когда вра­ги согла­ша­лись дать сра­же­ние, он не стра­хом повер­гал их в бег­ство и так доби­вал­ся победы, но ста­вил тро­фей, одолев непри­я­те­ля в пря­мой и упор­ной бит­ве, остав­ляя бес­смерт­ные памят­ни­ки сво­ей доб­ле­сти, уно­ся и сам на сво­ем теле ясные свиде­тель­ства муже­ства, про­яв­лен­но­го в бою. Поэто­му желаю­щие судить о его душев­ных каче­ствах мог­ли сде­лать это по лич­ным наблюде­ни­ям, а не по слу­хам. (3) Одна­ко будет спра­вед­ли­во судить о воен­ных подви­гах Аге­си­лая не толь­ко по тро­фе­ям, постав­лен­ным им; о его подви­гах луч­ше все­го свиде­тель­ст­ву­ют похо­ды, кото­рые он совер­шил. Победы его были ничуть не менее зна­чи­тель­ны­ми, когда вра­ги укло­ня­лись от сра­же­ния; в этих слу­ча­ях он доби­вал­ся победы без рис­ка и с боль­шей поль­зой для государ­ства и союз­ни­ков Спар­ты. Ведь и во вре­мя гим­на­сти­че­ских состя­за­ний победив­ших бла­го­да­ря отка­зу про­тив­ни­ка от борь­бы награж­да­ют вен­ка­ми ничуть не менее тех, кто одер­жал победу в схват­ке с про­тив­ни­ком.

(4) А какие из совер­шен­ных им дея­ний не свиде­тель­ст­ву­ют о его муд­ро­сти — его, все­гда с вели­чай­шей готов­но­стью испол­няв­ше­го волю оте­че­ства, ока­зы­вав­ше­го помощь близ­ким, при­об­ре­тав­ше­го самых вер­ных дру­зей? Вои­ны Аге­си­лая одно­вре­мен­но и люби­ли его, и пови­но­ва­лись ему. А что может так уси­лить бое­вую мощь фалан­ги, как порядок, создаю­щий­ся бла­го­да­ря воин­ской дис­ци­плине и вер­но­сти вои­нов пол­ко­вод­цу, в осно­ве кото­рой лежит их любовь к нему? (5) Вра­ги не мог­ли отка­зать ему в ува­же­нии, хотя и вынуж­де­ны были его нена­видеть. А союз­ни­кам он все­гда помо­гал одер­жи­вать верх над про­тив­ни­ком, вво­дя его в заблуж­де­ние, когда пред­став­лял­ся под­хо­дя­щий слу­чай, опе­ре­жая его там, где тре­бо­ва­лась быст­ро­та, скры­вая от него свои пла­ны тогда, когда это­го тре­бо­ва­ла поль­за дела. По отно­ше­нию к вра­гам он дей­ст­во­вал совер­шен­но по-ино­му, чем к дру­зьям. (6) Ночью он пред­при­ни­мал все, на что отва­жи­вал­ся днем, а днем делал то, что мог пред­при­ни­мать ночью, очень часто остав­ляя всех в неведе­нии отно­си­тель­но того, где он нахо­дит­ся, куда соби­ра­ет­ся идти, что он наме­рен совер­шить. В резуль­та­те тако­го обра­за дей­ст­вий кре­по­сти вра­га ока­зы­ва­лись для него недо­ста­точ­но креп­ки­ми: он их или обхо­дил, или брал штур­мом, или при­ме­нял про­тив них воен­ные хит­ро­сти и обма­ны. (7) Когда Аге­си­лай отправ­лял­ся в поход, он вел свое вой­ско таким стро­ем, чтобы им лег­че было управ­лять, пом­ня, что сра­же­ние может завя­зать­ся в любой момент, если это­го захотят вра­ги. Вой­ско дви­га­лось спо­кой­ным шагом, как ходят самые скром­ные девуш­ки. Он знал, что такой порядок сле­до­ва­ния обес­пе­чи­ва­ет спо­кой­ст­вие, пол­ное отсут­ст­вие стра­ха, невоз­му­ти­мость духа вои­нов и пред­о­хра­ня­ет от воз­мож­ных оши­бок; при таком поряд­ке исклю­че­на воз­мож­ность засад и коз­ней вра­га. (8) Посту­пая так, Аге­си­лай все­гда был стра­шен вра­гам, дру­зьям же он все­лял в душу с.233 бод­рость, уве­рен­ность и созна­ние соб­ст­вен­ной силы. Он про­жил жизнь, окру­жен­ный почти­тель­ной бояз­нью вра­гов, нико­гда и ни в чем не упре­кае­мый сограж­да­на­ми, без­упреч­ный по отно­ше­нию к дру­зьям, горя­чо люби­мый и вос­хва­ля­е­мый все­ми людь­ми.

(1) Подроб­ное опи­са­ние того, насколь­ко он был пре­дан сво­е­му государ­ству, заня­ло бы слиш­ком мно­го места. Как я пола­гаю, сре­ди совер­шен­ных им дея­ний нет ни одно­го тако­го, кото­рое бы об этом не свиде­тель­ст­во­ва­ло. Коро­че, все мы зна­ем, что Аге­си­лай не жалел трудов, сме­ло под­вер­гал­ся опас­но­стям, не щадил ни средств, ни здо­ро­вья и не ссы­лал­ся на пре­клон­ный воз­раст, когда ему пред­став­ля­лась воз­мож­ность при­не­сти поль­зу государ­ству. (2) Одно­вре­мен­но он счи­тал дол­гом истин­но­го царя ока­зы­вать как мож­но боль­ше бла­го­де­я­ний сво­им сограж­да­нам. К чис­лу вели­чай­ших услуг, ока­зан­ных оте­че­ству, я отно­шу и то, что Аге­си­лай, оста­ва­ясь самым могу­ще­ст­вен­ным чело­ве­ком на сво­ей родине, тща­тель­ней­шим обра­зом соблюдал зако­ны государ­ства. Дей­ст­ви­тель­но, кто осме­лил­ся бы про­явить непо­слу­ша­ние, видя, как рев­ност­но испол­ня­ет зако­ны сам царь? Кто, счи­тая себя ущем­лен­ным в пра­вах, смог бы отва­жить­ся на то, чтобы изме­нить суще­ст­ву­ю­щее поло­же­ние в государ­стве, видя, как охот­но соблюда­ет зако­ны и под­чи­ня­ет­ся им сам Аге­си­лай? (3) А он даже к сво­им про­тив­ни­кам в государ­стве отно­сил­ся так, как отец отно­сит­ся к детям: пори­цал их за ошиб­ки, награж­дал, когда они совер­ша­ли пре­крас­ные поступ­ки, при­хо­дил на помощь, когда слу­ча­лась беда. Нико­го из сво­их сограж­дан он не счи­тал вра­гом, про­яв­ляя доб­рую волю к тому, чтобы все вели себя достой­ным обра­зом и заслу­жи­ли похва­лу. Спа­се­ние всех граж­дан было для него самой важ­ной целью, а гибель чело­ве­ка, хоть сколь­ко-нибудь достой­но­го ува­же­ния, — лич­ным несча­стьем. Твер­дое соблюде­ние зако­нов он счи­тал зало­гом про­цве­та­ния сво­его оте­че­ства, а бла­го­ра­зум­ное поведе­ние элли­нов вооб­ще — осно­вой могу­ще­ства Спар­ты. (4) И если фил­эл­лин­ство счи­тать досто­ин­ст­вом, укра­шаю­щим элли­на, то кто и когда видел дру­го­го тако­го пол­ко­во­д­ца, кото­рый смог бы отка­зать­ся от взя­тия горо­да, если это было сопря­же­но с его раз­ру­ше­ни­ем, или счи­тал бы нече­сти­ем для себя одер­жать победу в сра­же­нии с эллин­ским вой­ском? (5) Когда Аге­си­лаю доста­ви­ли изве­стие, что в сра­же­нии у Корин­фа погиб­ли восемь спар­тан­цев и почти десять тысяч вра­гов, он нисколь­ко не обра­до­вал­ся и, вздох­нув, ска­зал: «Увы, какое горе постиг­ло Элла­ду!⁵⁹ Ведь если бы ныне погиб­шие оста­лись живы, их было бы вполне доста­точ­но, чтобы одер­жать победу над все­ми вар­ва­ра­ми!» (6) А когда изгнан­ные из Корин­фа граж­дане ста­ли убеж­дать его в том, что их город готов сдать­ся спар­тан­цам, и ука­зы­ва­ли ему на сред­ства, с помо­щью кото­рых они наде­я­лись овла­деть укреп­ле­ни­я­ми горо­да, Аге­си­лай отка­зал­ся его штур­мо­вать⁶⁰. Он заявил при этом, с.234 что сле­ду­ет стре­мить­ся не к пора­бо­ще­нию эллин­ско­го горо­да, а к тому, чтобы его обра­зу­мить: «Если мы будем уни­что­жать тех элли­нов, кто совер­ша­ет ошиб­ки, то где мы най­дем людей, чтобы одо­леть вар­ва­ров?» (7) А если нена­висть к пер­сам счи­тать пре­крас­ным каче­ст­вом, — ибо и в ста­ри­ну их царь⁶¹ напа­дал на Элла­ду, чтобы ее пора­бо­тить, и нынеш­ний царь⁶² под­дер­жи­ва­ет всех тех, с чьей помо­щью он рас­счи­ты­ва­ет более все­го при­чи­нить ей вреда, и щед­ро ода­ри­ва­ет людей, кото­рые, как он наде­ет­ся, за эти день­ги при­чи­нят элли­нам бес­чис­лен­ные беды, и содей­ст­ву­ет заклю­че­нию тако­го мира, с помо­щью кото­ро­го он наде­ет­ся посе­ять веч­ную враж­ду меж­ду элли­на­ми⁶³, как это все теперь ясно, — то кто дру­гой, кро­ме Аге­си­лая, при­ло­жил столь­ко ста­ра­ний к тому, чтобы от пер­сов отло­жи­лись под­власт­ные им наро­ды, чтобы под­дер­жи­вать вос­став­ших, вооб­ще чтобы царь пер­сов, стал­ки­ва­ясь с внут­рен­ни­ми затруд­не­ни­я­ми, не мог достав­лять бес­по­кой­ство элли­нам? Даже в те вре­ме­на, когда Спар­та вое­ва­ла с элли­на­ми, Аге­си­лай не забы­вал об обще­эл­лин­ском бла­ге, но пустил­ся в море с целью при­чи­нить как мож­но боль­ше зла вар­ва­рам⁶⁴.

(1) Нель­зя умол­чать здесь и о его лич­ном оба­я­нии. Ведь в то вре­мя, когда он бывал осы­пан поче­стя­ми, обла­дал огром­ным вли­я­ни­ем, да к тому же еще и цар­ской вла­стью, и как царь был все­ми любим и не имел недру­гов, никто нико­гда не видел его испол­нен­ным высо­ко­ме­рия. Напро­тив, всем поне­во­ле бро­са­лись в гла­за его любез­ность и готов­ность помочь дру­зьям. (2) С боль­шим удо­воль­ст­ви­ем он участ­во­вал в раз­го­во­рах о любов­ных исто­ри­ях, при­ни­мал близ­ко к серд­цу все, что каса­лось его дру­зей. Такие осо­бен­но­сти его харак­те­ра, как жиз­не­ра­дост­ность, бод­рость, весе­лость, при­вле­ка­ли к нему мно­гих, стре­мив­ших­ся к обще­нию с ним не столь­ко ради того, чтобы чего-либо от него добить­ся, сколь­ко ради при­ят­но­го вре­мя­пре­про­вож­де­ния. Он менее все­го был скло­нен к само­вос­хва­ле­нию, но, несмот­ря на это, бла­го­склон­но выслу­ши­вал тех, кто про­слав­лял само­го себя, пола­гая, что этим они нико­му не при­но­сят вреда, но сама похва­ла обя­зы­ва­ет их доб­лест­но вести себя в буду­щих сра­же­ни­ях. (3) Надо упо­мя­нуть и о том, как кста­ти про­явил он вели­ко­леп­ную гор­дость. Когда до него дошло пись­мо от пер­сид­ско­го царя, кото­рое доста­вил посла­нец, при­быв­ший вме­сте со спар­тан­цем Кал­ле­ем, — а в нем содер­жа­лось пред­ло­же­ние заклю­чить друж­бу и госте­при­им­ство, — Аге­си­лай пись­ма не при­нял⁶⁵. Доста­вив­ше­му пись­мо он при­ка­зал пере­дать царю, что не сле­ду­ет адре­со­вать­ся к нему част­ным обра­зом, и при этом доба­вил: «Если пер­сид­ский царь дока­жет на деле, что явля­ет­ся дру­гом Спар­ты и про­явит доб­ро­же­ла­тель­ность по отно­ше­нию ко всей Элла­де, тогда и я ста­ну ему самым вер­ным дру­гом. Если же царь пыта­ет­ся стро­ить коз­ни, то пусть зна­ет, что я нико­гда ему дру­гом не ста­ну, даже если полу­чу от него мно­же­ство писем». (4) Я осо­бен­но с.235 хва­лю Аге­си­лая за то, что он пре­не­брег госте­при­им­ст­вом пер­сид­ско­го царя, чтобы снис­кать себе тем самым сим­па­тии элли­нов. Вос­хи­ща­юсь я и тем, что пред­ме­том гор­до­сти он счи­тал не сокро­ви­ща или власть над боль­шим чис­лом под­дан­ных, но обла­да­ние лич­ны­ми доб­ро­де­те­ля­ми и власть над доб­лест­ны­ми людь­ми. (5) Так же высо­ко я ценю его даль­но­вид­ность, нашед­шую свое выра­же­ние в том, что он счи­тал бла­гом для Элла­ды, если про­тив пер­сид­ско­го царя вос­станет как мож­но боль­ше сатра­пов. Ни подар­ки пер­сид­ско­го царя, ни его воен­ная мощь, ни пред­ло­же­ние заклю­чить госте­при­им­ство не мог­ли ока­зать вли­я­ние на Аге­си­лая, и он делал все, чтобы избе­жать упре­ка в невер­но­сти со сто­ро­ны сатра­пов, кото­рые соби­ра­лись отпасть от пер­сов.

(6) А кто не про­ник­ся бы вос­хи­ще­ни­ем перед его уме­рен­но­стью? Пер­сид­ский царь, напри­мер, ста­рал­ся собрать в свои сокро­вищ­ни­цы все золо­то, все сереб­ро, все цен­ные вещи, кото­ры­ми обла­да­ли люди, пола­гая, что если он будет обла­дать боль­шим коли­че­ст­вом денег, то с их помо­щью суме­ет под­чи­нить себе всех. Аге­си­лай же, напро­тив, устро­ил свой дом совер­шен­но ина­че, не нуж­да­ясь в чем-либо подоб­ном. (7) Если кто это­му не верит, пусть взглянет сам, как скром­но выгляде­ло жили­ще его, пусть посмот­рит на две­ри его. При взгляде на них при­хо­дит в голо­ву мысль, что это те же самые две­ри, кото­рые поста­вил Ари­сто­дем, пото­мок Герак­ла, когда воз­вра­тил­ся на роди­ну⁶⁶. Пусть желаю­щие рас­смот­рят внут­рен­нее убран­ство дома, вспом­нят, как вел себя Аге­си­лай на пир­ше­ствах; пусть послу­ша­ют рас­ска­зы о том, как [дочь его]⁶⁷ отправ­ля­лась в Ами­к­лы на обыч­ном кана­тре⁶⁸. (8) Он так сораз­ме­рял свой рас­ход с при­хо­дом, что совер­шен­но не нуж­дал­ся в добы­ва­нии денег нечест­ны­ми спо­со­ба­ми. Счи­та­ет­ся пре­крас­ным дея­ни­ем соорудить такую кре­пость, кото­рая непри­ступ­на для вра­гов; но намно­го пре­крас­нее, пола­гаю я, сде­лать непри­ступ­ной для рас­тле­ваю­ще­го вли­я­ния денег, наслаж­де­ний, стра­ха свою соб­ст­вен­ную душу.

(1) Теперь я ска­жу о том, как отли­чал­ся его про­стой нрав и обхож­де­ние от чван­ства пер­сид­ско­го царя. Послед­ний стре­мил­ся воз­ве­ли­чить себя тем, что ред­ко появ­лял­ся на людях. Аге­си­лай же, напро­тив, радо­вал­ся тому, что был окру­жен людь­ми, счи­тая, что толь­ко порок нуж­да­ет­ся в скрыт­но­сти; он пола­гал, что пре­крас­но­му обра­зу жиз­ни свет при­да­ет осо­бый блеск. (2) Пер­сид­ский царь счи­тал недо­ступ­ность сво­ей осо­бы при­зна­ком вели­чия, Аге­си­лай же бывал рад каж­до­му, кто хотел его посе­тить. Тот созда­вал себе сла­ву осо­бой мед­ли­тель­но­стью в делах, Аге­си­лай же осо­бен­но радо­вал­ся тогда, когда отпус­кал людей, быст­ро удо­вле­тво­рив их прось­бы. (3) Достой­но вни­ма­ния и то, насколь­ко более про­сты­ми и доступ­ны­ми были удо­воль­ст­вия Аге­си­лая. Для пер­сид­ско­го царя его люди обе­га́ют все зем­ли, разыс­ки­вая ему самые луч­шие вина; десят­ки тысяч трудят­ся, с.236 при­готов­ляя ему самые вкус­ные блюда. Труд­но рас­ска­зать о том, что́ дела­ет­ся, лишь бы он задре­мал. Напро­тив, для Аге­си­лая любовь к тру­ду сде­ла­ла при­ят­ным любой ока­зы­вав­ший­ся доступ­ным напи­ток, любую слу­чай­но достав­лен­ную ему пищу. Любое ложе ока­зы­ва­лось ему доста­точ­но удоб­ным, чтобы спо­кой­но на нем высы­пать­ся. (4) И все это не толь­ко достав­ля­ло ему удо­воль­ст­вие, но осо­бен­но наслаж­дал­ся он созна­ни­ем того, что все эти пред­ме­ты нахо­дят­ся у него под рукой. В то же вре­мя Аге­си­лай имел воз­мож­ность наблюдать, как для царя вар­ва­ров, чтобы изба­вить его от дур­но­го настро­е­ния, сво­зи­лись со всех кон­цов зем­ли услаж­даю­щие напит­ки и яст­ва. (5) И что еще достав­ля­ло Аге­си­лаю удо­воль­ст­вие, так это уме­ние при­спо­соб­лять­ся к раз­лич­ным вре­ме­нам года. В то же вре­мя он видел, как царь вар­ва­ров боял­ся и жары и холо­да по при­чине душев­ной сла­бо­сти; он вел образ жиз­ни, достой­ный не доб­лест­ных мужей, но самых жал­ких зверь­ков. (6) А как не назвать пре­крас­ной и поис­ти­не вели­ко­леп­ной осо­бен­но­стью его обра­за жиз­ни то, что дом свой Аге­си­лай укра­сил пред­ме­та­ми и устро­ил соот­вет­ст­вен­но заня­ти­ям, достой­ным мужей! Он дер­жал сво­ры охот­ни­чьих собак, раз­во­дил поро­ди­стых, год­ных к воен­ной служ­бе лоша­дей. Свою сест­ру Кинис­ку он убедил раз­во­дить коней для кон­ных риста­ний. На состя­за­ни­ях в беге колес­ниц Кинис­ка одер­жа­ла победу, и Аге­си­лай бла­го­да­ря это­му ясно всем пока­зал, что раз­веде­ние подоб­ных коней свиде­тель­ст­ву­ет толь­ко о богат­стве, а вовсе не о муж­ской доб­ле­сти⁶⁹. (7) И раз­ве не свиде­тель­ст­ву­ет о бла­го­род­стве его харак­те­ра выска­зан­ное им мне­ние, что победа в беге колес­ниц ничуть не уве­ли­чит его сла­вы?⁷⁰ Напро­тив, если он при­об­ре­тет бла­го­рас­по­ло­же­ние сво­его государ­ства, боль­шое чис­ло вер­ных дру­зей, если он станет пер­вым бла­го­де­те­лем оте­че­ству, сорат­ни­кам и сокру­шит вра­гов роди­ны, имен­но тогда он одер­жит победу в самых пре­крас­ных и вели­че­ст­вен­ных состя­за­ни­ях и при­об­ре­тет самую гром­кую сла­ву как при жиз­ни, так и после смер­ти.

(1) Вот за какие каче­ства я вос­хва­ляю Аге­си­лая. О нем нель­зя гово­рить так, как гово­рят о чело­ве­ке, нашед­шем сокро­ви­ще: «хотя он и стал более бога­тым, но от это­го не стал более хозяй­ст­вен­ным»; или как о стра­те­ге, одер­жав­шем победу над вой­ском вра­га, но ока­зав­шем­ся жерт­вой эпиде­мии, — «хотя это­му стра­те­гу сопут­ст­во­ва­ла уда­ча, но от это­го он не стал более опыт­ным в искус­стве вожде­ния войск». Напро­тив, лишь тот может быть назван доб­лест­ным и совер­шен­ным мужем, кто ока­зы­ва­ет­ся самым неуто­ми­мым там, где надо уси­лен­но трудить­ся, самым храб­рым там, где тре­бу­ет­ся муже­ство, самым муд­рым там, где необ­хо­ди­мо дер­жать совет. (2) Если шнур и линей­ку сле­ду­ет при­знать пре­крас­ным чело­ве­че­ским изо­бре­те­ни­ем, с помо­щью кото­ро­го созда­ют­ся совер­шен­ные про­из­веде­ния архи­тек­ту­ры, то настоль­ко же пре­крас­ным при­ме­ром, на мой взгляд, долж­ны с.237 слу­жить и доб­ро­де­те­ли Аге­си­лая для всех, кто хочет стать доб­лест­ным мужем. Дей­ст­ви­тель­но, мож­но ли стать нече­сти­вым, под­ра­жая бла­го­че­сти­во­му, или неспра­вед­ли­вым, под­ра­жая спра­вед­ли­во­му, или наг­ле­цом, под­ра­жая скром­но­му, или раз­гуль­ным, под­ра­жая уме­рен­но­му? Аге­си­лай не так гор­дил­ся цар­ской вла­стью, дав­шей ему пра­во повеле­вать людь­ми, как вла­стью над самим собой, и видел свою сла­ву не столь­ко в том, чтобы вести сограж­дан в бой про­тив вра­га, сколь­ко в том, чтобы вести их по пути доб­ро­де­те­ли. (3) Пусть никто не назо­вет эту речь пла­чем на том осно­ва­нии, что Аге­си­лай про­слав­ля­ет­ся здесь уже после смер­ти; имен­но поэто­му речь эта ско­рее явля­ет­ся похваль­ным сло­вом. Я хотел бы преж­де все­го воз­ра­зить, что гово­рю здесь об Аге­си­лае лишь то, что он слы­шал о себе и при жиз­ни. И вооб­ще, может ли что-либо быть более чуж­дым погре­баль­но­му пла­чу, чем жизнь, пол­ная сла­вы, и пре­крас­ная смерть? И есть ли что-либо более заслу­жи­ваю­щее похваль­но­го сло­ва, чем вели­ко­леп­ные победы и вызы­ваю­щие вос­хи­ще­ние подви­ги? (4) Его мож­но с пол­ным осно­ва­ни­ем назвать счаст­ли­вым — его, кото­рый с дет­ско­го воз­рас­та был влюб­лен в сла­ву и стал самым зна­ме­ни­тым из всех совре­мен­ни­ков! Будучи често­лю­би­вым от при­ро­ды, он про­жил жизнь, со вре­ме­ни заня­тия цар­ско­го пре­сто­ла не потер­пев ни одно­го пора­же­ния. Достиг­нув само­го пре­клон­но­го воз­рас­та, до кото­ро­го вооб­ще дожи­ва­ют люди⁷¹, он не совер­шил ни одно­го пре­до­суди­тель­но­го поступ­ка ни по отно­ше­нию к тем, кем он пра­вил, ни по отно­ше­нию к тем, про­тив кото­рых он вое­вал.

(1) Я хочу теперь в самых общих чер­тах пред­ста­вить доб­ро­де­те­ли Аге­си­лая, чтобы похваль­ное сло­во о нем луч­ше запе­чатле­ва­лось в памя­ти. Он почи­тал рели­ги­оз­ные уста­нов­ле­ния даже у вра­гов, пола­гая, что сде­лать сво­и­ми союз­ни­ка­ми богов вра­же­ской стра­ны не менее важ­но, чем богов дру­же­ст­вен­но­го государ­ства. К умо­ля­ю­щим о защи­те и нахо­дя­щим­ся под покро­ви­тель­ст­вом боже­ства он нико­гда не при­ме­нял наси­лия, даже если они были вра­га­ми. Он счи­тал абсурд­ным назы­вать людей, гра­бя­щих хра­мы, свя­тотат­ца­ми, и в то же вре­мя счи­тать бла­го­че­сти­вы­ми тех, кто отры­ва­ет умо­ля­ю­щих о защи­те от алта­рей. (2) Аге­си­лай любил повто­рять, что боги, по его мне­нию, раду­ют­ся бла­го­че­сти­вым делам людей ничуть не мень­ше, чем жерт­вам, кото­рые им при­но­сят. Пре­успе­вая, Аге­си­лай нико­гда не отно­сил­ся к людям с пре­зре­ни­ем, но за все бла­го­да­рил богов. Избег­нув опас­но­сти и раду­ясь избав­ле­нию, он при­но­сил богам гораздо бо́льшие жерт­вы, чем обе­щан­ные им в тот момент, когда он чего-то опа­сал­ся. Даже в смя­тен­ном состо­я­нии духа он выглядел радост­ным и весе­лым, а будучи воз­не­сен, оста­вал­ся доб­рым и при­вет­ли­вым. (3) С наи­боль­шей сим­па­ти­ей он отно­сил­ся не к самым вли­я­тель­ным из сво­их дру­зей, а к самым пре­дан­ным, а нена­видел не тех, кто защи­щал­ся от с.238 при­чи­ня­е­мо­го им зла, а тех, кто про­яв­лял небла­го­дар­ность, несмот­ря на ока­зан­ные им бла­го­де­я­ния. Ему достав­ля­ло удо­воль­ст­вие видеть, как коры­сто­лю­би­вые люди пре­вра­ща­лись в бед­ня­ков; напро­тив, бла­го­род­ным людям он помо­гал раз­бо­га­теть, желая тем самым дока­зать, что доб­ро­де­тель воз­на­граж­да­ет­ся луч­ше, чем порок. (4) Он охот­но общал­ся со вся­ки­ми людь­ми, но дру­жил лишь с бла­го­род­ны­ми. Когда он слы­шал, как чело­ве­ка пори­ца­ют или хва­лят, он счи­тал оди­на­ко­во важ­ным для себя полу­чить ясное пред­став­ле­ние как о тех, кто про­из­но­сил эти похва­лы или пори­ца­ния, так и о тех, кого пори­ца­ли или хва­ли­ли. Людей, обма­ну­тых дру­зья­ми, он не пори­цал, но жесто­ко бра­нил тех, кого обма­ны­ва­ли вра­ги. Обма­нуть недо­вер­чи­во­го чело­ве­ка он почи­тал за лов­кость, а довер­чи­во­го — бес­чест­ным поступ­ком. (5) Когда его хва­ли­ли люди, гото­вые одно­вре­мен­но и пори­цать то, что им не нра­ви­лось, он радо­вал­ся и нико­гда не оби­жал­ся на чисто­сер­деч­ное сво­бод­ное суж­де­ние. Скрыт­ных людей он осте­ре­гал­ся, как осте­ре­га­ют­ся заса­ды. Кле­вет­ни­ков он нена­видел боль­ше, чем воров, пола­гая, что утра­та дру­га явля­ет­ся боль­шей поте­рей по срав­не­нию с денеж­ным ущер­бом.

(6) Аге­си­лай снис­хо­ди­тель­но отно­сил­ся к ошиб­кам, совер­шен­ным част­ны­ми людь­ми; напро­тив, ошиб­кам государ­ст­вен­ных дея­те­лей он при­да­вал очень боль­шое зна­че­ние, счи­тая, что част­ные лица сво­и­ми ошиб­ка­ми при­но­сят вред немно­гим, тогда как ошиб­ки долж­ност­ных лиц при­во­дят к боль­шим бед­ст­ви­ям. Царям подо­ба­ло, по его мне­нию, быть не без­де­я­тель­ны­ми, но доб­лест­ны­ми и пре­крас­ны­ми. (7) Хотя мно­гие и пыта­лись воз­двиг­нуть ему ста­туи, он все­гда от это­го укло­нял­ся⁷², но неустан­но трудил­ся, чтобы оста­вить память о сво­ей дея­тель­но­сти; по его мне­нию, созда­ние ста­туи зави­се­ло от скуль­п­то­ра и богат­ства лица, в честь кото­ро­го она ста­вит­ся, тогда как память о душе чело­ве­ка зави­сит от него само­го и от доб­рых его качеств. (8) В сво­ем отно­ше­нии к день­гам он был не толь­ко чест­ным, но и щед­рым чело­ве­ком, счи­тая необ­хо­ди­мым при­зна­ком чест­но­сти не тро­гать чужо­го, тогда как щед­рый чело­век охот­но дарит и свое. Все­гда он опа­сал­ся судь­бы, пола­гая, что пре­успе­ва­ние в жиз­ни еще не может быть назва­но сча­стьем, и толь­ко окон­чив­шие свой жиз­нен­ный путь со сла­вой могут быть назва­ны поис­ти­не счаст­ли­вы­ми. (9) Знаю­щий, что такое доб­ро­де­тель, дол­жен был, по его мне­нию, нести бо́льшую ответ­ст­вен­ность за пре­не­бре­же­ние ею, чем не знаю­щий. Он ува­жал толь­ко такую сла­ву, кото­рой чело­век добил­ся бла­го­да­ря сво­им лич­ным заслу­гам. Лишь немно­гие, кажет­ся мне, мог­ли срав­нить­ся с ним в том, чтобы испол­не­ние нрав­ст­вен­но­го дол­га счи­тать удо­воль­ст­ви­ем, а не тяж­кой обя­зан­но­стью. Похва­ла достав­ля­ла ему боль­ше радо­сти, чем день­ги. Но муже­ство, про­яв­ляв­ше­е­ся им, было сопря­же­но ско­рее с осмот­ри­тель­но­стью, чем с риском. И муд­рость свою он боль­ше дока­зы­вал на деле, чем в искус­ных речах. (10) В выс­шей сте­пе­ни доб­рый и при­вет­ли­вый к дру­зьям, вра­гам он был стра­шен. Упор­ный в тяже­лом труде, он с удо­воль­ст­ви­ем под­чи­нял­ся чув­ству друж­бы, питая более при­стра­стия к пре­крас­ным делам, чем к пре­крас­ным телам. Одер­жи­вая успе­хи, он мог сохра­нять уме­рен­ность, так же как в труд­ных и опас­ных пред­при­я­ти­ях — бод­рость духа. (11) Оба­я­ние его про­яв­ля­лось не в уме­нии ска­зать ост­рое слов­цо, а в обра­зе поведе­ния, вели­чие с.239 души — не в дер­зо­сти, а в суж­де­нии и мыс­ли. Пре­зи­рая кич­ли­вых людей, он был уме­рен­ней­шим из уме­рен­ных. Он при­вле­кал к себе вни­ма­ние бед­но­стью одеж­ды, а вой­ско его — свер­каю­щим сна­ря­же­ни­ем. Огра­ни­чи­вая себя в необ­хо­ди­мом, он щед­ро ода­рял дру­зей. (12) Вдо­ба­вок к это­му, он был самым опас­ным про­тив­ни­ком, но про­яв­лял ред­кую гуман­ность, одер­жав победу. Вра­гам было невоз­мож­но его обма­нуть, по отно­ше­нию же к дру­зьям он был самым довер­чи­вым чело­ве­ком. Посто­ян­но обе­ре­гая сво­их дру­зей, он все­гда стре­мил­ся нане­сти ущерб про­тив­ни­ку. (13) Близ­кие назы­ва­ли Аге­си­лая забот­ли­вым род­ст­вен­ни­ком, обя­зан­ные ему — надеж­ным дру­гом, те, кото­рым он сам был обя­зан, — при­зна­тель­ным чело­ве­ком, став­шие жерт­вой обиды — защит­ни­ком, а сорат­ни­ки по опас­но­стям — пер­вым после богов спа­си­те­лем. (14) Как мне пред­став­ля­ет­ся, он един­ст­вен­ный из людей дока­зал, что телес­ная сила чело­ве­ка ста­ре­ет, но сила духа доб­лест­ных мужей все­гда оста­ет­ся юной. Он неустан­но стре­мил­ся стя­жать себе вели­кую и пре­крас­ную [сла­ву, даже тогда, когда]⁷³ тело его уже не мог­ло соот­вет­ст­во­вать устрем­ле­ни­ям и силе его духа. (15) И дей­ст­ви­тель­но, раз­ве не каза­лась его ста­рость более при­вле­ка­тель­ной, чем юность любо­го дру­го­го чело­ве­ка? Кто, нахо­дясь в рас­цве­те сил, бывал так стра­шен вра­гам, как Аге­си­лай, нахо­див­ший­ся уже на склоне сво­их лет? Чья кон­чи­на более все­го обра­до­ва­ла вра­гов, хотя умер он уже в стар­че­ском воз­расте? Кто боль­ше Аге­си­лая мог все­лять бод­рость в союз­ни­ков, хотя он уже закан­чи­вал свой жиз­нен­ный путь? По како­му юно­ше дру­зья скор­бе­ли так силь­но, как по Аге­си­лаю, хотя он и скон­чал­ся, достиг­нув глу­бо­кой ста­ро­сти? (16) До такой сте­пе­ни с поль­зою для отчиз­ны про­жил свой век этот чело­век, что, даже и после смер­ти сво­ей про­дол­жая слу­жить государ­ству, достиг послед­не­го и веч­но­го при­ста­ни­ща⁷⁴, повсюду на зем­ле оста­вив памят­ни­ки сво­ей доб­ле­сти, а в оте­че­стве сво­ем удо­сто­ив­шись цар­ско­го погре­бе­ния.