Текст приводится по изданию:
Марк Валерий Марциал. Эпиграммы. СПб., Издательство АО «Комплект», 1994.
Перевод Ф. А. Петровского.
Лат. текст: P. Papini Stati Silvae. Rec. A. Marastoni. Leipzig, Teubner, 2 ed., 1970.
Примечания приводятся по лёбовскому изданию 1928 г. в переводеО. В. Любимовой (2017).
СКРЫТЬ ЛАТИНСКИЙ ТЕКСТ
Марк Валерий Марциал. Эпиграммы. СПб., Издательство АО «Комплект», 1994.
Перевод Ф. А. Петровского.
Лат. текст: P. Papini Stati Silvae. Rec. A. Marastoni. Leipzig, Teubner, 2 ed., 1970.
Примечания приводятся по лёбовскому изданию 1928 г. в переводе
IV, 6. Настольная Лисиппова статуя ГеркулесаIV, 6. Hercules Epitrapezios Novi Vindicis | |
Раз, когда я без забот и в покое оставленный Фебом, Праздный пошел побродить меж колонн просторной Ограды В сумерках гаснущих дня, приглашен я на ужин любезным Виндиком был. Этот ужин навек в душе сохраню я, |
|
Forte remittentem curas Phoeboque levatum pectora, cum patulis tererem vagus otia Saeptis iam moriente die, rapuit me cena benigni Vindicis. haec imos animi perlapsa recessus |
|
5 | В самых глубинах ее. Никаких там чреву угодных Блюд не отведали мы, никаких иноземных закусок, Или же вин, по годам расположенных без перерыва. Жалкие вы, знатоки, кому важно отличье фазана От журавлей, на Родопе зимующих; потрох какого |
inconsumpta manet: neque enim ludibria ventris hausimus aut epulas diverso a sole petitas vinaque perpetuis aevo certantia fastis. a miseri, quos nosse iuvat quid Phasidis ales distet ab hiberna Rhodopes grue, quis magis anser |
|
10 | Гуся жирней; чем тусский кабан благородней умбрийских, Или нежней на каких студенистая устрица травах! Нас радушный прием, разговор, с Геликона идущий, Шутки и радостный смех скоротать побудили приятно Ночь в середине зимы и сладостным сном не забыться |
exta ferat, cur Tuscus aper generosior Vmbro, lubrica qua recubent conchylia mollius alga. nobis verus amor medioque Helicone petitus sermo hilaresque ioci brumalem absumere noctem suaserunt mollemque oculis expellere somnum, |
|
15 | Вплоть до того, как с полей Елисейских выглянул Кастор И над вчерашним столом рассмеялась Тифона супруга. О, что за ночь! О, быть бы двойной тебе ночью Тиринфской! Надо отметить тебя эритрейским камнем Фетиды: Будь незабвенною ты, вековечным да будет твой гений! |
donec ab Elysiis prospexit sedibus alter Castor et hesternas risit Tithonia mensas. o bona nox iunctaque utinam Tirynthia luna! nox et Erythraeis Thetidis signanda lapillis et memoranda diu geniumque habitura perennem! |
|
20 | Тысячу древних фигур из бронзы, из кости слоновой И восковых, что вот-вот, казалось, вымолвят слово, Видел я тут. Да и кто поспорил бы в верности глаза С Виндиком, коль доказать надо подлинность вещи старинной И неподписанным дать изваяниям мастера имя? |
mille ibi tunc species aerisque eborisque vetusti atque locuturas mentito corpore ceras edidici. quis namque oculis certaverit usquam Vindicis, artificum veteres agnoscere ductus et non inscriptis auctorem reddere signis? |
|
25 | Бронзу покажет тебе — плоды размышлений Мирона Умного, мрамор, какой под резцом Праксителя твердым Ожил, слоновую кость, что писейским лощена пальцем, То, что заставил дышать Поликлет в своих горных плавильнях. Линию, что выдает Апеллеса старинного руку. |
hic tibi quae docto multum vigilata Myroni aera, laboriferi vivant quae marmora caelo Praxitelis, quod ebur Pisaeo pollice rasum, quid Polycleteis iussum spirare caminis, linea quae veterem longe fateatur Apellen, |
|
30 | Это ведь отдых его, всякий раз как он лиру отложит В сторону; это влечет его из пещер Аонийских. Но в восхищенье меня наибольшее трапезы строгой Гений-хранитель привел — Амфитри́она сын, и не мог я Глаз отвести от него и насытиться зрелищем этим: |
monstrabit: namque haec, quotiens chelyn exuit, illi desidia est, hic Aoniis amor avocat antris. Haec inter castae genius tutelaque mensae Amphitryoniades multo mea cepit amore pectora nec longo satiavit lumina visu: |
|
35 | Так благородна была работа, и в тесных границах Столько величья. То бог, то бог! Он изволил явиться Перед тобою, Лисипп, и великим постичь себя в малом Образе! Здесь, хотя все это чудо искусства размером Только в стопу, но, взглянув на строение мощного тела, |
tantus honos operi finesque inclusa per artos maiestas. deus ille, deus! seseque videndum indulsit, Lysippe, tibi parvusque videri sentirique ingens! et cum mirabilis intra stet mensura pedem, tamen exclamare libebit, |
|
40 | Всякий невольно вскричит: Эта самая грудь задушила Опустошителя — льва из Немеи, а руки держали Гибельный дуб и ладьи аргонавтов весла ломали. Вот какой чувства обман заключается в малом предмете! О, что за точность руки, что за опытность умный художник |
si visus per membra feres: «hoc pectore pressus vastator Nemees; haec exitiale ferebant robur et Argoos frangebant brachia remos». ac spatio tam magna brevi mendacia formae! quis modus in dextra, quanta experientia docti |
|
45 | Здесь проявил, изваяв лишь прибор для стола и сумевши Выразить в нем вместе с тем величайшую силу и мощность! И ни Телхины в своих глубоких пещерах под Идой, Ни неуклюжий Бронт, ни лемносец, который отделкой Занят оружья богов, не сладили б с этой фигуркой. |
artificis curis pariter gestamina mensae fingere et ingentes animo versare colossos! tale nec Idaeis quicquam Telchines in antris nec stolidus Brontes nec, qui polit arma deorum, Lemnius exigua potuisset ludere massa. |
|
50 | Нет, не угрюмо лицо и не чуждо веселого пира! Гостеприимному так бедняку он явился Молорху, В роще Алей таким его видела жрица Тегеи; Был он таков, когда, к звездам взнесен из этейского пепла, Нектар он радостно пил, хоть угрюмо смотрела Юнона. |
nec torva effigies epulisque aliena remissis, sed qualem parci domus admirata Molorchi aut Aleae lucis vidit Tegeaea sacerdos; qualis et Oetaeis emissus in astra favillis nectar adhuc torva laetus Iunone bibebat: |
|
55 | Ласковый взгляд у него, и, радости полон сердечной, Он приглашает к столу. Одной рукою он держит Братнюю чашу вина, а другою — дубину; на жесткой Он восседает скале, покрытой немейскою шкурой. Вещи священной судьба достойна. Пеллейский владыка |
sic mitis vultus, veluti de pectore gaudens, hortatur mensas. tenet haec marcentia fratris pocula, at haec clavae meminit manus; aspera sedis sustinet et cultum Nemeaeo tegmine saxum. Digna operi fortuna sacro. Pellaeus habebat |
|
60 | Этим владел божеством — украшением радостных трапез, Не расставаяся с ним, на восток уходя и на запад, Ставя любовно на стол десницей, которой короны Он отнимал и давал и великие рушил твердыни. Им вдохновлялся всегда накануне завтрашней битвы, |
regnator laetis numen venerabile mensis et comitem occasus secum portabat et ortus, praestabatque libens modo qua diademata dextra abstulerat dederatque et magnas verterat urbes. semper ab hoc animos in crastina bella petebat, |
|
65 | И о добычах в бою всегда он рассказывал богу, — Или когда, заковав, он индусов от Бромия вывел, Иль когда стену пробил Вавилона копьем своим мощным, Или Пелопа страну и всю свободу пеласгов Он уничтожил войной. Из всех этих подвигов ратных |
huic acies semper victor narrabat opimas, sive catenatos Bromio detraxerat Indos, seu elusam magna Babylona refregerat hasta, seu Pelopis terras libertatemque Pelasgam obruerat bello; magnoque ex agmine laudum |
|
70 | Лишь за фиванский триумф, говорят, он просил извиненья. Но когда рок положил предел его славным деяньям, И когда гибельный пил он кубок, и смерть осенила Тучей его, когда лик божества изменился, и бронза По́том покрылась, — объял его ужас на пире последнем. |
fertur Thebanos tantum excusasse triumphos. ille etiam, magnos fatis rumpentibus actus, cum traheret letale merum, iam mortis opaca nube gravis vultus alios in numine caro aeraque supremis timuit sudantia mensis. |
|
75 | После того обладал этим чудом искусства властитель Назамонийский. Всегда возлиянья могучему богу Гордый преступным мечом и свирепый десницею делал Царь Ганнибал. Но его за пролитие и́талов крови И за жестокий пожар сжигавший строения римлян |
Mox Nasamoniaco decus admirabile regi possessum; fortique deo libavit honores semper atrox dextra periuroque ense superbus Hannibal. Italicae perfusum sanguine gentis diraque Romuleis portantem incendia tectis |
|
80 | Бог ненавидел, — хотя и яства, и Вакхову влагу Тот приносил, — и ему святотатственный лагерь стал гнусен Больше еще, как поджег нечестивый факел его же Крепость, дома осквернив и храмы в безвинном Сагунте. И охватило народ благородное ярости пламя. |
oderat, et cum epulas, et cum Lenaea dicaret dona, deus castris maerens comes ire nefandis, praecipue cum sacrilega face miscuit arces ipsius immeritaeque domos ac templa Sagunti polluit et populis Furias immisit honestas. |
|
85 | Да и по смерти вождя сидонского бронзою редкой Дом не плебейский владел, — пиры благородного Суллы Ей украшались: всегда пребывать среди славных пенатов У родовитых господ изваяние это привыкло. Ну, а теперь, — если боги на нрав и на сердце людское |
Nec post Sidonii letum ducis aere potita egregio plebeia domus. convivia Syllae ornabat semper claros intrare penates assuetum et felix dominorum stemmate signum. Nunc quoque, si mores humanaque pectora curae |
|
90 | Смотрят еще, — не дворец тебе, тиринфиец, обитель, Не у царей тебе честь, но тобой обладает достойный И безупречнейший муж: нерушимы навеки законы Искренней дружбы ему. Знает это Вестин, что в цветущем Возрасте к предкам причтен: о нем он денно и нощно |
nosse deis, non aula quidem, Tirynthie, nec te regius ambit honos, sed casta ignaraque culpae mens domini, cui prisca fides coeptaeque perenne foedus amicitiae. scit adhuc florente sub aevo par magnis Vestinus avis, quem nocte dieque |
|
95 | Все продолжает вздыхать и живет дорогой ему тенью. Радостный здесь ты покой обрел, из бессмертных сильнейший, Отпрыск Алкея! Ты зришь не жестокие битвы и войны, — Лиру ты видишь, венки и лавр для поэтов любезный. Здесь упомянет поэт в торжественной песне тот ужас, |
spirat et in carae vivit complexibus umbrae. hic igitur tibi laeta quies, fortissime divum Alcide, nec bella vides pugnasque feroces, sed chelyn et vittas et amantes carmina laurus. hic tibi sollemni memorabit carmine quantus |
|
100 | Что пережили Пергам, и гетов владенья, и снежный Стимфал, дрожа пред тобой, и влажный хребет Эриманта; Как пред тобой трепетал и владелец иберского стада, И Мареотии царь у своих алтарей беспощадных. Проникновенье твое и добычу в обители смерти |
Iliacas Geticasque domos quantusque nivalem Stymphalon quantusque iugis Erymanthon aquosis terrueris, quem te pecoris possessor Hiberi, quem tulerit saevae Mareoticus arbiter arae; hic penetrata tibi spoliataque limina mortis |
|
105 | Он воспоет, и рыдания дев ливийских и скифских. Нет, никогда бы тебя ни царь македонян, ни дикий Вождь Ганнибал не сумел, ни грубым голосом Сулла Так сладкозвучно воспеть. Да и ты, этот дар изваявший, Быть не желал бы, Лисипп, оцененным иными глазами. |
concinet et flentes Libyae Scythiaeque puellas. nec te regnator Macetum nec barbarus umquam Hannibal aut saevi posset vox horrida Syllae his celebrare modis. certe tu, muneris auctor, non aliis malles oculis, Lysippe, probari. |
ПРИМЕЧАНИЯ
[Прим. к II. 7. 132] Гений, или жизненное начало, воплощенный в отце семейства при его жизни, все еще ожидает Поллу как дух покойного, с которым она состоит в мистической связи.
[Прим. к III. 1. 40] Авга из аркадской Тегеи, которая родила Телефа от Геркулеса. Веселый и любвеобильный нрав этого бога — распространенная тема в античной литературе.
[Прим. к IV. 2. 49] Существовал цикл легенд о завоеваниях Вакха в Индии, о которых см. «Деяния Диониса» Нонна.