Как юноше слушать поэтические произведения¹

1. St. p. 14eИзвест­ны, Марк Седа­тий, сло­ва поэта Филок­се­на², что самое вкус­ное мясо не похо­же на мясо, а самая вкус­ная рыба не похо­жа на рыбу. Если мы согла­сим­ся с этим, мы упо­до­бим­ся людям, у кото­рых, как гово­рил Катон³, язык более тон­ко чув­ст­ву­ет, чем серд­це. А в фило­со­фии — нам это совер­шен­но ясно — самое при­вле­ка­тель­ное, убеди­тель­ное и пле­ни­тель­ное для нашей «зеле­ной» моло­де­жи дале­ко от серь­ез­ных фило­соф­ских рас­суж­де­ний. Ведь юно­ши не толь­ко чита­ют поба­сен­ки Эзопа и поэ­ти­че­ские бред­ни вро­де Герак­лидо­ва «Аба­ри­са» и Ари­сто­нов­ско­го «Лико­на»⁴, но еще и упи­ва­ют­ся уче­ни­ем о душе, где при­ме­ша­на мифо­ло­гия. Поэто­му мало следить, чтобы юно­ши не увле­ка­лись слад­кой едой и питьем; надо еще при­учать их к мыс­ли, что при чте­нии и слу­ша­нии они преж­де все­го долж­ны искать цели­тель­ное и полез­ное, fа наслаж­де­ние при этом полу­чать неболь­ши­ми пор­ци­я­ми, слов­но вкус­ную при­пра­ву. Зачем запи­рать все нахо­дя­щи­е­ся в горо­де ворота, если через одни из них все-таки смо­гут про­ник­нуть вра­ги? Для юно­ши напрас­но воз­дер­жа­ние от наслаж­де­ний, если он как-нибудь слу­чай­но услы­шит хотя бы об одном. 15И если не обра­тить вни­ма­ния на услы­шан­ное, то оно все боль­ше будет вли­ять на разум и мыс­ли и все вред­нее и гибель­нее будет для слу­шаю­ще­го. А так как невоз­мож­но да и бес­по­лез­но удер­жи­вать­ся от чте­ния в таком воз­расте, как мой Соклар и твой Кле­андр, то мы долж­ны наблюдать за ними со всем вни­ма­ни­ем; руко­вод­ство в чте­нии им более необ­хо­ди­мо, чем сопро­вож­де­ние на про­гул­ках.

Поэто­му я напи­сал и решил послать тебе то, о чем я недав­но гово­рил в беседе о про­из­веде­ни­ях поэтов. При­ми и про­чти. bВоз­мож­но, тебе пока­жет­ся это не менее полез­ным, чем так назы­вае­мые аме­ти­сты⁵ — кам­ни, кото­рые иные люди наде­ва­ют во вре­мя пир­шеств перед тем, как пить. Если так, то поде­лись всем этим с Кле­анд­ром. Таким обра­зом ты огра­дишь от дур­ных вли­я­ний юно­шу, отнюдь не тупо­го и без­раз­лич­но­го, но живо­го и наблюда­тель­но­го. Про­чтя эти настав­ле­ния, он станет более вос­при­им­чи­вым.

Зло и доб­ро у поли­па в одной голо­ве оби­та­ют…6

Голо­ва поли­па — очень вкус­ное блюдо. И все же оно нару­ша­ет спо­кой­ный сон неве­ро­ят­но стран­ны­ми и страш­ны­ми обра­за­ми. Так и в поэ­зии содер­жит­ся мно­го при­ят­но­го и полез­но­го для моло­дой души, но не мень­ше и тако­го, что может сму­тить ее и вну­шить вздор­ные мыс­ли, если слу­ша­нье не сопро­вож­да­ет­ся пра­виль­ны­ми пояс­не­ни­я­ми. Ведь, по-види­мо­му, не толь­ко cо зем­ле егип­тян, но и о поэ­зии мож­но ска­зать, что для тех, кто сопри­ка­са­ет­ся с нею, она

…мно­го Зла­ков рож­да­ет: и доб­рых, целеб­ных, и злых, ядо­ви­тых.

Или:

Там и любовь, и жела­нья, там и зна­ком­ства, и прось­бы, Льсти­вые речи, не раз улов­ляв­шие ум и разум­ных7.

Но люди нераз­ви­тые и неум­ные совер­шен­но не вос­при­ни­ма­ют поэ­ти­че­ских вымыс­лов. Симо­нид⁸ на вопрос: «Поче­му ты не обма­ны­ва­ешь одних толь­ко фес­са­лий­цев?» отве­тил: «Для это­го они слиш­ком неве­же­ст­вен­ны!».

dГор­гий⁹ назы­вал тра­гедию обма­ном, где обман­щик спра­вед­ли­вее чест­но­го, а обма­ну­тый муд­рее необ­ма­ну­то­го. Так что же луч­ше? Зале­пить уши юно­шам, как спут­ни­кам Одис­сея, чем-то вро­де твер­до­го, сухо­го вос­ка и заста­вить их плыть в челне Эпи­ку­ра, избе­гая и обхо­дя поэ­зию?¹⁰ Или под­чи­нить суж­де­ния юно­шей пра­виль­но­му, как мы пола­га­ем, ходу мыс­ли? В этом слу­чае мы отвле­чем нашу моло­дежь на вер­ный путь и вос­пре­пят­ст­ву­ем тому, чтобы наслаж­де­ние увле­ка­ло их в сто­ро­ну вред­но­го.

«Нет, и могу­чий Ликург, зна­ме­ни­тая отрасль Дри­ан­та», вовсе не обна­ру­жил здра­во­го ума: когда мно­гие ста­ли напи­вать­ся и без­образ­ни­чать, eон выру­бил кру­гом вино­град­ные лозы вме­сто того, чтобы под­ве­сти бли­же источ­ни­ки и, как гово­рит Пла­тон¹¹, усми­рить бес­ну­ю­ще­го­ся бога дру­гим, отрезв­ля­ю­щим боже­ст­вом. Ведь смесь воды и вина устра­ня­ет вред­ное, сохра­няя вме­сте с тем полез­ное. Так­же и мы не долж­ны ни выру­бать, ни истреб­лять поэ­ти­че­ской лозы муз. Быва­ют слу­чаи, что поэ­зия, в погоне за одним толь­ко удо­воль­ст­ви­ем и сла­вой, не зная меры, с необуздан­ной дер­зо­стью и наг­ло­стью откры­ва­ет нам свою фан­та­стич­ность и неесте­ствен­ность. В этом слу­чае мы поме­ша­ем ей и заста­вим ее замол­чать. Когда же поэ­зия вос­при­ни­ма­ет что-либо от истин­ной пре­ле­сти какой-либо музы, fтак что сла­дость и увле­ка­тель­ность сло­ва не оста­ют­ся в ней бес­плод­ны­ми и пусты­ми, мы введем в нее фило­со­фию и сме­ша­ем их. Подоб­но тому, как манд­ра­го­ра¹², рас­ту­щая воз­ле вино­град­ных лоз, сооб­ща­ет свой букет вину и скра­ши­ва­ет сон опья­нев­ших, поэ­зия, чер­пая сло­ва впе­ре­меж­ку из мифов и из фило­со­фии, дела­ет уче­ние для юно­шей при­ят­ным и лег­ким. Поэто­му желаю­щим зани­мать­ся фило­со­фи­ей сле­ду­ет не избе­гать поэ­зии, 16а учить­ся фило­соф­ст­во­вать уже при изу­че­нии поэ­ти­че­ских про­из­веде­ний.

В при­ят­ном юно­ши долж­ны при­вы­кать нахо­дить и любить полез­ное. А если не най­дут, пусть победят себя и отка­жут­ся от при­ят­но­го.

Вот нача­ло вос­пи­та­ния по Софо­клу:

Любое дело, если кто-нибудь начнет С успе­хом, то окон­чит так­же хоро­шо13.

2. Итак, сна­ча­ла мы введем в поэ­зию того, кто ниче­го ино­го не зна­ет и все­гда готов повто­рять:

аэды мно­го врут…14

Врут они отча­сти с умыс­лом, а отча­сти и без умыс­ла. С умыс­лом пото­му, что с точ­ки зре­ния удо­воль­ст­вия для слу­ха и при­вле­ка­тель­но­сти, к чему стре­мит­ся боль­шин­ство людей, они счи­та­ют прав­ду более непри­ят­ной, чем ложь. Ведь прав­ди­вый рас­сказ, bосно­ван­ный на вер­ных фак­тах, не допус­ка­ет ника­ких изме­не­ний, хотя бы конец его был печа­лен. А выдум­ку, это спле­те­ние слов, очень лег­ко изме­нить и обра­тить из печаль­но­го в при­ят­ное. В самом деле, и раз­ме­рен­ность речи, и ее харак­тер, и воз­вы­шен­ность сти­ля, и удач­ные мета­фо­ры, и сла­жен­ность, и ком­по­зи­ция в хоро­шо состав­лен­ных ска­зоч­ных исто­ри­ях обла­да­ют осо­бой пре­ле­стью.

В живо­пи­си, напри­мер, из-за кажу­ще­го­ся сход­ства с нату­рой, крас­ки про­из­во­дят более силь­ное впе­чат­ле­ние, чем кон­ту­ры. Так и в поэ­зии, соче­та­ние прав­ды с ложью силь­нее потря­са­ет и боль­ше при­вле­ка­ет, чем сти­хотвор­ные про­из­веде­ния без зани­ма­тель­но­сти и поле­та фан­та­зии.

Нет ниче­го уди­ви­тель­но­го в том, что Сокра­та¹⁵ неко­то­рые сны побуж­да­ли к поэ­ти­че­ско­му твор­че­ству. cНо он сам всю жизнь был при­рож­ден­ным бор­цом за исти­ну, а поэто­му не мог искус­но и убеди­тель­но сочи­нять фан­та­сти­че­ские исто­рии. Вот он и пере­ла­гал сти­ха­ми бас­ни Эзопа: то, что лише­но вымыс­ла, он не счи­тал поэ­зи­ей.

Мы зна­ем жерт­во­при­но­ше­ния без пля­сок и флейт, но не зна­ем поэ­зии без ска­зок и выдум­ки. А поэ­мы Эмпе­док­ла и Пар­ме­нида, сочи­не­ние о живот­ных Никанд­ра и гно­ми­че­ские изре­че­ния Фео­гнида¹⁶ — все это про­из­веде­ния, кото­рые взя­ли взай­мы у поэ­зии раз­мер и высо­кий стиль, слов­но теле­гу, чтобы не ходить пеш­ком. dЗна­чит, когда извест­ный и выдаю­щий­ся чело­век гово­рит какие-нибудь неле­по­сти о богах, демо­нах или о доб­ро­де­те­ли, то один слу­ша­тель при­ни­ма­ет это всерь­ез, дает себя увлечь и полу­ча­ет обо всем невер­ное пред­став­ле­ние. А дру­гой ясно видит обман­ные хит­ро­спле­те­ния поэ­зии и нико­гда не забы­ва­ет о них, так что в любую мину­ту может ска­зать ей: «Ты, пре­взо­шед­шая сфинк­са в сво­ей зага­доч­но­сти! Что ты хму­ришь­ся, играя? Зачем при­тво­ря­ешь­ся, буд­то учишь нас?» Такой слу­ша­тель не под­даст­ся вздор­ным убеж­де­ни­ям и не пове­рит ни во что дур­ное. Напро­тив, он удер­жит свой страх перед Посей­до­ном и ужас, что тот раз­верзнет зем­лю и обна­жит предо все­ми цар­ство Аида¹⁷. eОн сдер­жит гнев на Апол­ло­на за луч­ше­го из ахей­цев:

Кого он в гим­нах пел, с кем вме­сте на пиру Сидел, того он, сам при­го­во­рив, убил18.

Он не будет уже опла­ки­вать умер­ших Ахил­ла и Ага­мем­но­на, кото­рые в цар­стве Аида, страст­но желая вер­нуть­ся к жиз­ни, про­сти­ра­ют бес­кров­ные и бес­силь­ные руки. А если душой это­го чело­ве­ка даже и овла­де­ют стра­сти, если его все-таки отра­вит яд, содер­жа­щий­ся в поэ­зии, он тот­час ска­жет себе:

Ты же на радост­ный свет поспе­ши воз­вра­тить­ся, но помни, Что я ска­за­ла, чтоб все повто­рить при свида­нье супру­ге.

Гомер удач­но ска­зал это о «Некии»¹⁹, кото­рую из-за ее ска­зоч­но­сти чита­ют жен­щи­ны. fВот какие вещи поэты при­ду­мы­ва­ют умыш­лен­но.

Но в боль­шин­стве слу­ча­ев даже и то, что не выду­ма­но ими, во что они верят, при­об­ре­та­ет в наших гла­зах отте­нок лож­но­сти. Как, напри­мер, Гомер гово­рит о Зев­се:

17Зевс рас­про­стер, про­мыс­ли­тель, весы золотые, на них он Бро­сил два жре­бия Смер­ти, в сон погру­жаю­щей дол­гий: Жре­бий один Ахил­ле­са, дру­гой — При­а­мо­ва сына, Взял посредине и под­нял: поник­нул Гек­то­ра жре­бий, Тяж­кий к Аиду упал; Апол­лон от него уда­лил­ся.

А Эсхил всю свою тра­гедию на эту тему сде­лал ска­зоч­ной, назвал ее «Пси­хо­ста­сия» и поста­вил у весов с одной сто­ро­ны Фети­ду, с дру­гой — Эос, кото­рые про­сят за сво­их враж­дую­щих сыно­вей. Вся­ко­му ясно, что вымы­сел и выдум­ка в этой тра­гедии пред­на­зна­че­ны для того, чтобы доста­вить удо­воль­ст­вие слу­ша­те­лю или пора­зить его.

А вот сти­хи:

Зевс все­мо­гу­щий, кото­рый меж смерт­ны­ми бра­ней реши­тель20.

bИли:

Все­гда для смерт­ных боже­ство вину создаст, Когда захо­чет с кор­нем погу­бить их род21.

Подоб­ные вещи поэты пишут в соот­вет­ст­вии со сво­и­ми убеж­де­ни­я­ми и взгляда­ми. Такое обман­чи­вое пред­став­ле­ние о богах и незна­ние боже­ст­вен­ных вещей они несут нам и рас­про­стра­ня­ют сре­ди нас.

И все же почти ни от кого не усколь­за­ет, что мно­го вымыс­ла и лжи, слов­но отра­ва в пище, при­ме­ша­но ко всем этим опи­са­ни­ям ужа­сов под­зем­но­го цар­ства, в кото­рых нагро­мож­де­ния страш­ных слов порож­да­ют в слу­ша­те­ле фан­та­сти­че­ские обра­зы огнен­ных рек, непри­ступ­ных и диких мест, жесто­ких нака­за­ний.

cНи Гомер, ни Пин­дар, ни Софокл не были убеж­де­ны, что это на самом деле имен­но так, когда писа­ли, напри­мер, сле­дую­щее:

Там бес­ко­неч­ный мрак исхо­дит из глу­бин Без­жиз­нен­ных пото­ков ночи веко­вой22.

Или:

Мимо Лев­ка­да ска­лы и стре­ми­тель­ных вод Оке­а­на Шли они…23

Или:

Тес­ни­ны Гаде­са и зыби мрач­ных вод…24

А все те, кто счи­тал смерть чем-то скорб­ным, а непо­гре­бе­ние ужас­ным, гово­ри­ли так:

Да не сой­ду я в Аид неопла­кан­ным, непо­гре­бен­ным.

Или:

Тихо душа, изле­тев­ши из тела, нис­хо­дит к Аиду, Пла­чась на жре­бий печаль­ный, бро­сая и кре­пость и юность25.

Или:

Так рано не губи меня! Смот­реть на свет dМне слад­ко: ты мне взор под зем­лю обра­тил26.

Все эти мыс­ли свой­ст­вен­ны тем, кого убеди­ли лож­ные мне­ния и кто попал в плен обма­на. Тем более такие мыс­ли вли­я­ют на нас, сму­щая душу, напол­няя ее стра­хом и бес­си­ли­ем, от кото­ро­го они исхо­дят. А к это­му при­ба­вим опять же ста­рую, изби­тую мысль, что поэ­зии нет дела до прав­ды. Более того, прав­да в этих вещах весь­ма труд­но уло­ви­ма и труд­но пости­гае­ма, даже для тех, кто ничем иным не зани­ма­ет­ся, кро­ме изу­че­ния и позна­ния дей­ст­ви­тель­но­сти. Они сами при­зна­ют­ся в этом. Очень под­хо­дят сюда сло­ва Эмпе­док­ла:

eЭто незри­мо для глаз чело­ве­че­ских, скры­то для слу­ха, Непо­сти­жи­мо умом…27

Или, напри­мер, сло­ва Ксе­но­фа­на²⁸:

Не было ни одно­го муд­ре­ца, да и впредь не родит­ся Тот, кто бы знал о богах все то, что я здесь изла­гаю.

Это­го же вопро­са, я уве­рен, каса­ют­ся и сло­ва Сокра­та, как пере­да­ет их Пла­тон: имен­но, Сократ кля­нет­ся, что чело­ве­че­ское зна­ние в этой обла­сти невоз­мож­но²⁹.

3. Мы при­вле­чем вни­ма­ние юно­ши еще боль­ше, если, вво­дя его fв чте­ние поэ­ти­че­ских про­из­веде­ний, опре­де­лим поэ­зию как искус­ство под­ра­жа­тель­ное, подоб­ное в этом отно­ше­нии искус­ству живо­пи­си. Юно­ша дол­жен слу­шать не толь­ко те извест­ные сло­ва, кото­рые нам уже надо­е­ли, а имен­но, что поэ­зия — зву­ча­щая живо­пись, а живо­пись — немая поэ­зия. 18Юно­ше сле­ду­ет еще и вну­шать мысль, что, когда мы видим изо­бра­же­ние яще­ри­цы, обе­зья­ны, лица Тер­си­та³⁰, мы наслаж­да­ем­ся и вос­хи­ща­ем­ся не кра­сотой, а сход­ством. В дей­ст­ви­тель­но­сти ведь без­образ­ное не может пре­вра­тить­ся в кра­си­вое. А удач­ное под­ра­жа­ние заслу­жи­ва­ет похва­лы неза­ви­си­мо от того, вос­про­из­во­дит ли оно дур­ное или пре­крас­ное. Напро­тив, если изо­бра­же­ние урод­ли­во­го тела ока­жет­ся пре­крас­ным, оно не будет соот­вет­ст­во­вать ни дей­ст­ви­тель­но­сти, ни сво­е­му назна­че­нию. Неко­то­рые изо­бра­жа­ют неле­пые и пре­ступ­ные вещи, как, напри­мер, Тимо­мах — убий­ство детей Меде­ей, Феон — убий­ство Оре­стом мате­ри, bПарра­сий — при­твор­ное безу­мие Одис­сея, Хай­ре­фан³¹ — необуздан­ное рас­пут­ство жен­щин и муж­чин. В таких слу­ча­ях сле­ду­ет юно­шу при­учать к мыс­ли, что одоб­ре­ния заслу­жи­ва­ет не то, чему под­ра­жа­ют, а само искус­ство, если оно прав­до­по­доб­но вос­про­из­во­дит дей­ст­ви­тель­ность. Неред­ко поэ­зии при­хо­дит­ся рас­ска­зы­вать путем вос­про­из­веде­ния о дур­ных делах, о пороч­ных стра­стях, об испор­чен­ных нра­вах: то, что вос­про­из­веде­но удач­но и вызы­ва­ет вос­хи­ще­ние, сле­ду­ет счи­тать не пре­крас­ным и прав­ди­вым, но соот­вет­ст­ву­ю­щим и под­хо­дя­щим лишь дан­но­му дей­ст­ву­ю­ще­му лицу. cКогда мы слы­шим хрю­ка­нье сви­ньи, скрип ворота, шум вет­ра, нам быва­ет непри­ят­но, и нас раз­дра­жа­ет это. Но если кто-то удач­но вос­про­из­во­дит эти зву­ки, как, напри­мер, Пар­ме­нон, под­ра­жая сви­нье, или Фео­дор³² — зву­кам ворота, мы испы­ты­ва­ем наслаж­де­ние. Болез­нен­но­го и нездо­ро­во­го чело­ве­ка мы избе­га­ем, как зре­ли­ща, кото­рое удо­воль­ст­вия нам не достав­ля­ет; но при виде Иока­сты Сила­ния и Фил­ок­те­та Ари­сто­фон­та³³, изо­бра­жен­ных в момент гибе­ли, мы вос­хи­ща­ем­ся.

Читая о шутов­ских выход­ках Тер­си­та, о коры­сто­люб­це Сизи­фе, о том, что гово­рит и про­де­лы­ва­ет свод­ник Бат­рах³⁴, юно­ша дол­жен учить­ся ценить искус­ство и спо­соб­ность под­ра­жа­ния, dа вос­про­из­во­ди­мые собы­тия и поступ­ки — пори­цать и пре­зи­рать. Под­ра­жать хоро­ше­му и под­ра­жать хоро­шо — не одно и то же. Под­ра­жать хоро­шо — зна­чит вос­про­из­во­дить точ­но и сооб­раз­но пред­ме­ту. В таком слу­чае дур­ные вещи дают и урод­ли­вые изо­бра­же­ния. Так, сапо­ги хро­мо­го Демо­нида³⁵, хотя он и желал, чтобы они при­шлись вору по ноге, ока­за­лись для всех негод­ны, и толь­ко ему одно­му были впо­ру.

Возь­мем такие при­ме­ры:

Непра­вед­ный посту­пок, если нужен он, Все­гда пре­крас­ней ради вла­сти совер­шить.

Или:

Все, что захо­чешь, делай, лишь бы чест­ным слыть — И не покинет сча­стье дом твой нико­гда.

Или:

eДают при­да­но­го талант… Я ль отка­жусь? Как буду жить, коль я талан­том пре­не­брег? Смо­гу ли спать спо­кой­но, день­ги упу­стив? Пожа­луй, и в Аиде я не искуп­лю Вины, так оскор­бив сереб­ря­ный талант!

Сло­ва низ­кие, пол­ные лжи, но для Этео­к­ла, Икси­о­на³⁶ и ста­ро­го ростов­щи­ка под­хо­дя­щие! Так вот сле­ду­ет напо­ми­нать юно­шам, fчто поэты пишут такие вещи не пото­му, что они одоб­ря­ют и ценят это, но пото­му, что эти неле­пые и дур­ные сло­ва долж­ны исхо­дить из уст людей дур­ных и без­нрав­ст­вен­ных. И тогда моло­дежь не будет пре­врат­но­го мне­ния о поэтах.

Наобо­рот, если дей­ст­ву­ю­щее лицо изо­бра­же­но с недо­стат­ка­ми, это пред­ста­вит в пло­хом све­те все его сло­ва и дела, так как гово­рить и посту­пать дур­но свой­ст­вен­но людям дур­ным. Это отно­сит­ся, напри­мер, к рас­ска­зу Гоме­ра, как Парис, убе­жав из бит­вы, при­шел к Елене³⁷. Ведь поэт не изо­бра­зил нико­го из дру­гих людей, про­во­дя­щим вре­мя с жен­щи­ной средь бела дня. Он пока­зал, что такая невоз­дер­жан­ность свой­ст­вен­на толь­ко раз­нуздан­но­му и раз­врат­но­му чело­ве­ку.

4. 19В этих местах осо­бен­но надо обра­щать вни­ма­ние, объ­яс­ня­ет ли сам поэт сло­ва сво­их дей­ст­ву­ю­щих лиц, выра­жая таким обра­зом свое пори­ца­ние. Так сде­лал Менандр в про­ло­ге к «Таиде»³⁸:

Кра­сот­ку помо­ги, боги­ня, мне вос­петь, Чтоб в ней сме­ша­лись дер­зость с оба­я­ни­ем, Чтоб оскорб­ля­ла часто возды­ха­те­лей И, не любя, искус­но при­тво­ря­лась бы.

Луч­ше все­го таким при­е­мом поль­зу­ет­ся Гомер. А имен­но, осуж­де­ние он пред­по­сы­ла­ет пороч­ным речам, а одоб­ре­ние — хоро­шим. bЗара­нее хва­лит он, напри­мер, так:

С сло­вом при­ят­но-лас­ка­тель­ным он обра­тил­ся к царевне39.

И еще:

К каж­до­му он под­хо­дил и удер­жи­вал крот­кою речью.

А осуж­дая что-либо зара­нее, Гомер выра­жа­ет таким обра­зом почти запре­ще­ние исполь­зо­вать и обра­щать вни­ма­ние на эти пороч­ные и неле­пые вещи. Напри­мер, перед тем, как опи­сать без­жа­лост­ное обхож­де­ние Ага­мем­но­на со жре­цом, он гово­рит:

Толь­ко царя Ага­мем­но­на было то не любо серд­цу; Гор­до жре­ца ото­слал (и при­рек ему гроз­ное сло­во).

cЭто гру­бо, жесто­ко и про­тив­но обы­чаю. В уста Ахил­ла, наобо­рот, он вкла­ды­ва­ет сло­ва дерз­но­вен­ные:

Груз­ный вином, со взо­ра­ми песьи­ми, с серд­цем еле­ня!

выра­зив пред­ва­ри­тель­но соб­ст­вен­ное суж­де­ние:

Но Пелид быст­ро­но­гий суро­вы­ми сно­ва сло­ва­ми К сыну Атрея вещал и отнюдь не обузды­вал гне­ва.

Ведь нет ниче­го пре­крас­но­го в гнев­ных и рез­ких сло­вах. То же мож­но ска­зать и об изо­бра­жае­мых поступ­ках:

Рек, — и на Гек­то­ра он недо­стой­ное дело замыс­лил: Ниц пред Патрок­ла одром рас­про­стер Дар­да­ни­о­на в пра­хе.

Гомер хоро­шо поль­зу­ет­ся пори­ца­ни­я­ми, точ­но так же давая этим соб­ст­вен­ную оцен­ку тому, dчто гово­рит­ся и про­ис­хо­дит. Напри­мер, о пре­лю­бо­де­я­нии Аре­са он застав­ля­ет гово­рить богов так:

Злое не впрок; над про­вор­ст­вом здесь мед­лен­ность верх одер­жа­ла.

О над­мен­но­сти Гек­то­ра:

Так, воз­но­сясь, вос­кли­цал он; про­гне­ва­лась мощ­ная Гера.

О стрель­бе из лука Пан­да­ра:

Так гово­ря, без­рас­суд­но­го серд­це Афи­на подвиг­ла40.

Такие места, где автор откро­вен­но выска­зы­ва­ет соб­ст­вен­ное мне­ние, может увидеть каж­дый вни­ма­тель­ный чело­век. В дру­гих слу­ча­ях эти оцен­ки поэты выра­жа­ют сами­ми поступ­ка­ми дей­ст­ву­ю­щих лиц. eТак, напри­мер, пере­да­ют ответ Еври­пида тем, кто осуж­дал его Икси­о­на, как нече­сти­во­го и пре­ступ­но­го: «Все-таки я увел его со сце­ны не рань­ше, чем при­гвоздил к коле­су!»

У Гоме­ра есть вот какой вид скры­тых настав­ле­ний. Не без поль­зы тща­тель­но иссле­ду­ет он мифы наи­бо­лее пороч­но­го содер­жа­ния. Неко­то­рые фило­со­фы иска­жа­ют эти мифы, тол­куя их по-сво­е­му⁴¹. Под вли­я­ни­ем того, что рань­ше назы­ва­лось скры­тым смыс­лом, а теперь алле­го­ри­ей, они гово­рят, что Афро­ди­ту, когда ее соблаз­нил Арес, ука­за­ло солн­це, и что звезда Аре­са, сошед­шись со звездой Афро­ди­ты, созда­ют раз­врат­ные поко­ле­ния людей, а скрыть­ся от вос­хо­дя­ще­го и захо­дя­ще­го солн­ца эти звезды не могут. fВ наряде Геры, наде­том ею ради Зев­са, и обо­льще­нии супру­га вол­шеб­ным поя­сом Афро­ди­ты они хотят видеть какое-то очи­ще­ние возду­ха, близ­кое к при­ро­де огня, как буд­то сам Гомер не объ­яс­нил это.

В мифах об Афро­ди­те поэт учит тех, кого это каса­ет­ся, что сквер­ная музы­ка, гнус­ные песен­ки и раз­врат­ные сло­ва дела­ют нра­вы рас­пу­щен­ны­ми, образ жиз­ни — пре­зрен­ным, 20а мужей учат любить рос­кошь, изне­жен­ность и сожи­тель­ство с жен­щи­на­ми:

Све­жесть одежд, сла­до­страст­ные бани и мяг­кое ложе.

Поэто­му и Одис­сей при­ка­зы­ва­ет кифа­реду:

…Теперь о коне дере­вян­ном, Чуд­ном Эпе­о­са с помо­щью девы Пал­ла­ды созда­нье, Спой нам…42

На этом при­ме­ре Гомер ясно пока­зы­ва­ет, что поэтам и музы­кан­там сле­ду­ет чер­пать мате­ри­ал для сво­их сочи­не­ний из того, что содер­жит в себе муд­рость и здра­вый смысл.

В мифах о Гере пре­крас­но пока­за­но, что связь с муж­чи­на­ми и лас­ки, вызван­ные при помо­щи зелий, закли­на­ний и уло­вок, не толь­ко мимо­лет­ны и нена­деж­ны, bно обо­ра­чи­ва­ют­ся враж­дой и гне­вом, когда ути­ха­ет страсть.

Зевс обра­ща­ет­ся к Гере с таки­ми угро­за­ми:

В помощь ли зло­бе тво­ей и любовь и объ­я­тия были, Кои­ми ты, от богов уда­ляя, меня обо­льсти­ла43.

Ведь изо­бра­же­ние на сцене и опи­са­ние зло­де­я­ний, окон­чив­ших­ся ущер­бом и позо­ром для пре­ступ­ни­ка, не вредит, а при­но­сит поль­зу слу­шаю­ще­му.

В самом деле, для настав­ле­ний и вос­пи­та­ния фило­со­фы поль­зу­ют­ся образ­ца­ми, кото­рые им достав­ля­ет жизнь, cа поэты для тех же целей сами при­ду­мы­ва­ют при­ме­ры и сочи­ня­ют сказ­ки. Так, Мелан­тий⁴⁴ то ли в шут­ку, то ли всерь­ез, гово­рил, что город афи­нян дол­го спа­са­ла сму­та и рас­пря сре­ди ора­то­ров. В таких слу­ча­ях обыч­но не быва­ет, чтобы все тяну­ли в одну сто­ро­ну. Наобо­рот, раз­но­гла­сие пра­ви­те­лей порож­да­ет какое-то сопро­тив­ле­ние тому, что при­но­сит ущерб государ­ству. Так и про­ти­во­ре­че­ния поэтов, вну­шая к себе недо­ве­рие, не дают боль­шо­го пере­ве­са вред­но­му нача­лу. Если в одних и тех же местах поэты явно про­ти­во­ре­чат самим себе, сле­ду­ет согла­шать­ся с луч­шим, как напри­мер:

dДитя, во мно­гом боги для людей вра­ги. — Идешь путем ты лег­ким: обви­нять богов.

И еще:

Ликуй — богат­ства мно­го, о дру­гом забудь. — Жить лишь одним богат­ст­вом — тупо­умие.

И еще:

Зачем тер­петь стра­да­нья? Луч­ше уме­реть. — Труда нет ника­ко­го почи­тать богов45.

В подоб­ных слу­ча­ях опро­вер­же­ния пороч­ных мыс­лей с пол­ной ясно­стью высту­пят перед нами, если, как ска­за­но выше, мы научим юно­шей отли­чать хоро­шее от пло­хо­го. А все неле­по­сти, вслед за кото­ры­ми нет их опро­вер­же­ний, сле­ду­ет сво­дить на нет при помо­щи того, что ска­за­но самим же авто­ром в дру­гих местах в про­ти­во­по­лож­ном смыс­ле. eПри этом не сле­ду­ет сер­дить­ся и него­до­вать на поэта: он ведь при­ме­ня­ет­ся к харак­те­ру сво­их дей­ст­ву­ю­щих лиц и отда­ет дань шут­ке.

Возь­мем, к при­ме­ру, гоме­ров­ские выдум­ки: боги друг дру­га сбра­сы­ва­ют с Олим­па, меж­ду ними про­ис­хо­дят тяг­чай­шие ссо­ры, их ранят люди.

Мог ты совет и дру­гой, бла­готвор­ней­ший, всем нам при­мыс­лить!

Кля­нусь Зев­сом, в дру­гих местах ты мыс­лишь пра­виль­нее и гово­ришь луч­ше:

…мир­но живу­щие боги46.

Или:

Там для богов в неска­зан­ных уте­хах все дни про­бе­га­ют47.

Или:

Боги суди­ли все­силь­ные нам, чело­ве­кам несчаст­ным, Жить на зем­ле в огор­че­ньях: боги одни бес­пе­чаль­ны48.

fЭто — здра­вые и прав­ди­вые суж­де­ния о богах, а все иное выду­ма­но, чтобы пора­жать вооб­ра­же­ние людей. Напри­мер, у Еври­пида мы нахо­дим:

Так боги, пре­взо­шед­ши силою людей, 21Обма­ны­вать уме­ют их софиз­ма­ми.

Тогда непло­хо при­ве­сти и такие его сло­ва:

Они не боги, коль от них исхо­дит зло49.

Это уже луч­ше.

На сло­ва Пин­да­ра, пол­ные озлоб­ле­ния и горе­чи, «уни­что­жить вра­га надо все­ми спо­со­ба­ми», мож­но отве­тить: «А сам-то ты гово­ришь:

У радо­сти, неспра­вед­ли­во полу­чен­ной, Очень печаль­ный конец»50.

И Софо­клу, когда он гово­рит:

Доход при­я­тен и неправ­дой нажи­тый, —

мож­но воз­ра­зить: «Да ведь от тебя же мы слы­ша­ли:

От слов, где есть неправ­да, тол­ку вовсе нет».

bВот, напри­мер, что ска­зал тот же Софокл о богат­стве:

В доступ­ные места и недо­ступ­ные Богат­ство про­ни­ка­ет лов­ко, без труда, А бед­ня­ку желан­ной цели не достичь, Хоть и близ­ка порою: пре­вра­тит мол­ва Кра­си­во­го — в уро­да, дур­ня — в муд­ре­ца.

Это­му мно­гое про­ти­во­ре­чит у него же:

Бед­няк досто­ин так­же ува­же­ния.

Или:

Дру­гих не хуже нищий, если разум есть.

Или:

…От мно­гих благ Нет радо­сти, коль рож­де­ны они cБогат­ст­вом, гнус­но при­об­ре­тен­ным51.

А Менандр несо­мнен­но под­нял на высоту стрем­ле­ние к удо­воль­ст­ви­ям пол­ны­ми тще­сла­вия, пла­мен­ны­ми, про­слав­ля­ю­щи­ми любовь сло­ва­ми:

Все, что живет на све­те, видя солн­ца блеск, В пле­ну у наслаж­де­ний…

Но в то же вре­мя он сно­ва обра­тил нас и увлек к пре­крас­но­му, сно­ва уни­что­жил дерз­кую раз­нуздан­ность, ска­зав:

Позор­на жизнь в раз­вра­те, хоть утех пол­на52.

Эти сло­ва про­ти­во­ре­чат пер­вым, но они луч­ше и при­но­сят боль­ше поль­зы.

Одним сло­вом, такое срав­не­ние и тол­ко­ва­ние про­ти­во­по­лож­ных по смыс­лу мест при­ведет к тому, что слу­шаю­щий dили возь­мет для себя толь­ко хоро­шее или хотя бы утра­тит веру в авто­ри­тет того, что пло­хо. А если сами поэты не опро­вер­га­ют свои неле­по­сти, слу­шаю­щим непло­хо сопо­ста­вить с их сло­ва­ми выска­зан­ное дру­ги­ми зна­ме­ни­ты­ми людь­ми, и взве­сив, как на весах, и те и дру­гие мыс­ли, выбрать луч­шее.

Так, напри­мер, на неко­то­рых про­из­во­дят впе­чат­ле­ние такие сло­ва Алек­сида⁵³:

Муд­рец пусть все увидит удо­воль­ст­вия, Но силы животвор­ной толь­ко три из них: Питье, еда, любовь. А на все про­чее Смот­реть он дол­жен как на допол­не­ние.

eПри этом сле­ду­ет напом­нить, что Сократ гово­рил обрат­ное, а имен­но, что дур­ные люди живут ради того, чтобы есть и пить, а хоро­шие пьют и едят, чтобы жить.

Кто-то напи­сал: «По отно­ше­нию к под­ло­му под­лость — не бес­по­лез­ное ору­жие». Этот чело­век сове­ту­ет в неко­то­ром роде упо­доб­лять­ся под­ле­цам, и ему мож­но воз­ра­зить сло­ва­ми Дио­ге­на⁵⁴. Послед­ний, когда его спро­си­ли, что нуж­но сде­лать, чтобы отра­зить вра­га, ска­зал: «Стать бла­го­род­ным».

Сло­ва Дио­ге­на мож­но исполь­зо­вать и про­тив Софок­ла, кото­рый мно­же­ство чело­ве­че­ских душ напол­нил уны­ни­ем, напи­сав о таин­ствах сле­дую­щее:

Счаст­ли­вы три­жды те из смерт­ных, кто ушел fВ Аид, обряды таинств увидать успев; В Аиде снос­но пре­бы­ва­нье лишь для них, Для про­чих это — лишь одни муче­ния55.

Дио­ген, услы­шав сло­ва при­мер­но тако­го же смыс­ла, ска­зал: «Что это зна­чит? Вор Пат­эки­он посвя­щен в таин­ства, — зна­чит, после смер­ти он полу­чит луч­ший удел, чем Эпа­ми­нонд!»⁵⁶

22А Тимо­фею, когда он пел в теат­ре и назвал Арте­ми­ду мена­дой, неисто­вой жри­цей Феба, Кине­сий⁵⁷ в ответ крик­нул: «Тебе бы такую дочь!». Ост­ро­ум­но и заме­ча­ние Био­на по пово­ду слов Фео­гнида⁵⁸:

Бед­но­сти бре­мя несу­щий свер­шить ниче­го не уме­ет, Так­же и сло­ва ска­зать: свя­зан язык у него.

Муд­рец как бы отве­тил поэту: «Так что же ты, бед­няк, столь­ко бол­та­ешь и уже надо­ел нам?»

5. Не сле­ду­ет так­же упус­кать повод и для тех объ­яс­не­ний, кото­рых тре­бу­ют отдель­ные мыс­ли или все про­из­веде­ние в целом. Вра­чи уве­ре­ны, что нож­ки и кры­лья шпан­ской муш­ки, хотя бы и мерт­вой, bпомо­га­ют и при­да­ют силы боль­но­му⁵⁹. И в поэ­зии, если отдель­ное сло­во или целая фра­за скры­ва­ют от нас истин­ную мысль поэта, надо на это тот­час обра­щать вни­ма­ние и тут же объ­яс­нять. Неко­то­рые так и посту­па­ют. Вот, напри­мер, Гомер гово­рит:

Нам, земно­род­ным, стра­даль­цам, одна здесь надеж­ная почесть: Сле­зы с ланит и отре­зан­ный локон волос на моги­ле60.

Или:

Боги суди­ли все­силь­ные нам, чело­ве­кам несчаст­ным, Жить на зем­ле в огор­че­ньях61.

Ведь горест­ную жизнь боги дают в удел не всем людям, а одним толь­ко без­рас­суд­ным и глуп­цам. Поэт не гово­рит об этом пря­мо. Но под «стра­даль­ца­ми» и «несчаст­ны­ми» он cпод­ра­зу­ме­ва­ет имен­но тех, кто жалок и ничто­жен из-за сво­ей пороч­но­сти.

6. Дру­гой спо­соб исправ­ле­ния заклю­ча­ет­ся в том, чтобы тол­ко­вать дву­смыс­лен­ные места поэ­ти­че­ских про­из­веде­ний в хоро­шую, а не в плохую сто­ро­ну. При этом надо при­учать юно­шу к употреб­ле­нию обык­но­вен­ных слов, а не к так назы­вае­мым глос­сам⁶². Конеч­но, зна­ние неко­то­рых вещей при­ят­но, да и свиде­тель­ст­ву­ет об уче­но­сти. Напри­мер, что сло­во ῥι­γεδα­νή озна­ча­ет «при­чи­ня­ю­щий тра­ги­че­скую смерть», так как македо­няне «смерть» назы­ва­ют δά­νος, что победа у это­лян име­ну­ет­ся καμ­μο­νία от слов ἐπι­μο­νή — «вынос­ли­вость» и καρ­τε­ρία — «твер­дость», что дрио­пы⁶³ зовут демо­нов πό­ποι. Но если мы хотим полу­чить поль­зу, dа не вред от поэ­ти­че­ских про­из­веде­ний, полез­но и необ­хо­ди­мо знать, как поэты употреб­ля­ют име­на богов, назва­ния поро­ков и доб­ро­де­те­лей, что́ под­ра­зу­ме­ва­ют они под сло­ва­ми «судь­ба» — τύ­χη и «участь» — μοῖρα, и употреб­ля­ют­ся ли эти назва­ния у поэтов в одном зна­че­нии или в раз­ных, как и мно­гое дру­гое. Так, «домом», они назы­ва­ют то жили­ще («дом с высо­кой кры­шей»), то иму­ще­ство («гибнет мой дом!»), «жиз­нью» — то самую жизнь:

…ее ост­рие обес­си­лил, В жиз­ни героя вра­гу отка­зав Посей­дон чер­но­вла­сый64,

eто день­ги:

…жизнь мою про­еда­ют дру­гие65,

И ἀλύω — «вол­но­вать­ся» озна­ча­ет то «стра­дать, томить­ся»:

Рек, — и она уда­ля­ет­ся смут­ная, с скор­бью глу­бо­кой66.

то «лико­вать, радо­вать­ся»:

…Иль, оси­лив Бед­но­го Ира, так под­нял ты нос, — бере­ги­ся одна­ко67.

Сло­во θοάζειν одни, как Еври­пид, употреб­ля­ют в зна­че­нии «быст­ро дви­гать­ся»:

Плы­ву­щий кит по зыби Атлан­ти­че­ской68,

дру­гие, наобо­рот, в зна­че­нии «быть непо­движ­ным, сидеть», как Софокл:

О деда Кад­ма юные потом­ки, fЗачем сиди­те здесь у алта­рей?69

При­ят­но нахо­дить объ­яс­не­ние сло­вам в соот­вет­ст­вии с тем момен­том, когда они употреб­ля­ют­ся, если эти сло­ва, как учат грам­ма­ти­ки, при­ни­ма­ют раз­лич­ные зна­че­ния, по ходу дей­ст­вия. Напри­мер:

Мень­ший хва­ли корабль, а на боль­ший взва­ли­вай гру­зы70.

У неко­то­рых поэтов αἰνεῖν — «хва­лить» зна­чит «выска­зы­вать похва­лу», а у Геси­о­да ἐπαι­νεῖν — «хва­лить» заме­ня­ет сло­во «отка­зы­вать­ся». Так и в повсе­днев­ной жиз­ни мы гово­рим: «Ну и пре­крас­но!» или «Покор­но бла­го­да­рю!», 23когда мы чего-либо не хотим и не при­ни­ма­ем. И Пер­се­фо­ну назы­ва­ют Ἐπαι­νή — «Достой­ная похва­лы» в смыс­ле «Гроз­ная».

Поэто­му одно­вре­мен­но с наблюде­ни­ем за выбо­ром слов и раз­но­об­ра­зи­ем их зна­че­ний в наи­бо­лее серь­ез­ных и важ­ных местах поэ­ти­че­ских сочи­не­ний нам сле­ду­ет начать обу­че­ние юно­шей с упо­ми­на­ний имен богов. Мы объ­яс­ним, что поэты поль­зу­ют­ся эти­ми име­на­ми, то наме­кая на самих богов, то имея в виду некие жиз­нен­ные силы, кото­рые созда­ны и управ­ля­ют­ся бога­ми. Напри­мер, Архи­лох⁷¹ гово­рит:

Внем­ли, вла­ды­ка Гефест, пред тобой пре­кло­нил я коле­на, bБудь мило­серд, помо­ги, дай все, что можешь ты дать.

Ясно, что он при­зы­ва­ет само­го бога. Но когда он опла­ки­ва­ет мужа сест­ры, погиб­ше­го в море и лишен­но­го обряда погре­бе­ния, и гово­рит, что пере­нес бы это несча­стье более стой­ко,

Если бы пряди куд­рей и тело пре­крас­ное в белом Саване мощ­ный Гефест охва­тил, укрыв­ши от взо­ров, —

то здесь он име­ет в виду не бога, а огонь.

И опять, если Еври­пид про­из­но­сит клят­ву:

Арей кро­ва­вый, звезды, Зевс — свиде­те­ли!72 —

он назы­ва­ет самих богов.

А из слов Софок­ла:

Смот­ри­те, жен­щи­ны, сле­пой Арес сме­шал, cСви­нье подоб­но, беды и несча­стья все73, —

мож­но понять, что речь идет о войне.

Точ­но так же мож­но уло­вить, что Гомер под­ра­зу­ме­ва­ет ору­жие, когда гово­рит:

Коих чер­ную кровь по бре­гам пыш­но­ст­руй­но­го Ксан­фа Бур­ный Арей раз­ли­ял, и в Аид погру­зи­лись их души.

Кро­ме всех этих при­ме­ров сле­ду­ет знать и пом­нить, что име­нем «Зевс» или «Дий» поэты назы­ва­ют то само­го бога, то судь­бу, то рок. Так:

Мощ­ный Зевес, обла­даю­щий с Иды, пре­слав­ный, вели­кий!74

Или:

dО Зевс, кто может счесть себя муд­рей, чем ты?75 —

гово­рят они о самом боже­стве.

Но если они назы­ва­ют Дия в чис­ле при­чин всех явле­ний и гово­рят:

Мно­гие души могу­чие слав­ных геро­ев низ­ри­нул В мрач­ный Аид и самих рас­про­стер их в корысть пло­то­яд­ным Пти­цам окрест­ным и псам…76,

они под­ра­зу­ме­ва­ют рок.

Ведь поэт не дума­ет, что боже­ство зло­коз­нен­но по отно­ше­нию к людям, он лишь пра­виль­но изо­бра­жа­ет необ­хо­ди­мый ход собы­тий. Он пока­зы­ва­ет, что горо­дам, вои­нам и пол­ко­во­д­цам, если они посту­па­ют разум­но, опре­де­ле­но сча­стье и победа над вра­гом, а тем, кто пре­да­ет­ся стра­стям и поро­кам, как ахей­цы под Тро­ей, eтем, кто зате­ва­ет рас­прю и впа­да­ет во враж­ду, даны в удел позор, душев­ные муки и бес­слав­ный конец.

За помыс­лы пло­хие как воз­мездие Пожать плохую жат­ву смерт­ным суж­де­но77.

Так и Геси­од, рас­ска­зы­вая, как Про­ме­тей учит Эпи­ме­тея.

…чтобы дара От Олим­пий­ско­го Зев­са не брать нико­гда, но обрат­но Тот­час его отправ­лять…78

употреб­ля­ет имя Зев­са в зна­че­нии судь­бы. Он назы­ва­ет дара­ми Зев­са пре­хо­дя­щие бла­га — богат­ство, брак, власть и вооб­ще все внеш­нее, то, что при­об­ре­тать бес­смыс­лен­но людям, не уме­ю­щим этим разум­но поль­зо­вать­ся. fПоэто­му, по мне­нию Геси­о­да, ничтож­но­му и без­рас­суд­но­му Эпи­ме­тею сле­ду­ет вся­че­ски осте­ре­гать­ся бла­го­по­лу­че­ния как несу­ще­го вред и гибель.

Так­же людей не дер­зай попре­кать раз­ру­шаю­щей душу Гибель­ной бед­но­стью: шлют ее людям бла­жен­ные боги.

В этом слу­чае он назы­ва­ет дара­ми богов то, что дано судь­бой. Поэто­му стыд­но пори­цать тех, кому суж­де­на бед­ность; пори­ца­ния и пре­зре­ния 24заслу­жи­ва­ет тот, кто беден из-за лени, изне­жен­но­сти, рас­то­чи­тель­ства. Люди еще не зна­ли само­го сло­ва «судь­ба», когда они постиг­ли могу­чую силу бес­ко­неч­но­го ряда при­чин, про­из­воль­но дей­ст­ву­ю­щих всюду, силу, перед кото­рой чело­ве­че­ский ум без­за­щи­тен. Эту силу ста­ли назы­вать име­на­ми богов. Так и теперь мы име­ем обык­но­ве­ние назы­вать демо­ни­че­ски­ми и боже­ст­вен­ны­ми собы­тия, нра­вы и даже, кля­нусь Зев­сом, сло­ва и людей. Сле­ду­ет испра­вить мно­гое из того, что неле­по ска­за­но о Зев­се. В том чис­ле, напри­мер:

Две глу­бо­кие урны лежат перед пра­гом Зеве­са bПол­ны даров: счаст­ли­вых одна и несчаст­ных дру­гая.

Или:

Наших усло­вий высо­ко­ца­ря­щий Кро­нид не испол­нил, Но, беды сове­щаю­щий, нам обо­юд­но гото­вит Бит­вы…79

Или:

А слу­чи­лось то в самом нача­ле Бед­ст­вий, нис­по­слан­ных богом богов на тро­ян и дана­ев80.

В этих местах гово­рит­ся о судь­бе и роке, так как при­чи­на собы­тий непо­сти­жи­ма и вооб­ще мы не в силах ее изме­нить. Мы счи­та­ем, что сле­ду­ет назы­вать богов их насто­я­щи­ми име­на­ми там, где это умест­но, разум­но и вошло в при­выч­ку, как, напри­мер, в сле­дую­щих местах:

Он и дру­гие ряды обхо­дил рато­бор­цев ахей­ских, Их и копьем, и мечом, и огром­ны­ми кам­ня­ми бью­щий; cНо с Аяк­сом борь­бы избе­гал, с Тела­мо­но­вым сыном: Зевс раз­дра­жил­ся бы, если б он с мужем силь­ней­шим сра­зил­ся81.

Или:

Для смерт­ных Зевс печет­ся толь­ко о боль­шом, Все малое оста­вил он дру­гим богам82.

Сле­ду­ет так­же очень вни­ма­тель­но отно­сить­ся и к дру­гим назва­ни­ям, при­ме­ня­е­мым поэта­ми в зави­си­мо­сти от мно­же­ства раз­лич­ных обсто­я­тельств и употреб­ля­е­мым в раз­ных зна­че­ни­ях. Тако­во, напри­мер, сло­во «доб­ро­де­тель». Оно не толь­ко при­ла­га­ет­ся к людям разум­ным, спра­вед­ли­вым и доб­рым, но так­же в извест­ной мере обо­зна­ча­ет сла­ву и авто­ри­тет, с чем соглас­ны поэты. Для срав­не­ния вспом­ним, dчто «мас­ли­на» и «фига» полу­чи­ли назва­ния от дере­вьев, их при­но­ся­щих. А в сочи­не­ни­ях поэтов мож­но най­ти сле­дую­щее:

Но доб­ро­де­тель от нас отде­ли­ли бес­смерт­ные боги Тягост­ным потом…83

Или:

В час сей ахе­яне силой сво­ей разо­рва­ли фалан­ги84.

Или:

Коль выпал жре­бий уме­реть, пре­крас­на смерть, Для тех, кто про­жил доб­ро­де­тель­ную жизнь85.

Читая это, пусть юно­ша дума­ет, что здесь гово­рит­ся о луч­шем и боже­ст­вен­ном нача­ле в нас, под кото­рым мы пони­ма­ем хоро­шее направ­ле­ние ума, ост­ро­ту мыс­ли и гар­мо­нич­ное состо­я­ние души. А если юно­ша про­чтет такие стро­ки:

eДоб­лесть же смерт­ных вла­сти­тель­ный Зевс и вели­чит и малит.

Или:

Вслед за богат­ст­вом идут доб­ро­де­тель с поче­том86,

он не дол­жен, рас­крыв рот от изум­ле­ния, смот­реть на бога­чей и думать, буд­то они поку­па­ют доб­ро­де­тель за день­ги, а так­же не дол­жен пола­гать, что во вла­сти судь­бы отнять или при­ба­вить чело­ве­ку разу­ма. Юно­ше сле­ду­ет понять, что поэт употре­бил сло­во «доб­ро­де­тель» вме­сто слов «сла­ва», «авто­ри­тет», «бла­го­по­лу­чие» или чего-либо подоб­но­го это­му. Ведь и сло­вом κα­κό­της — «зло» поэты ино­гда обо­зна­ча­ют пороч­ность или рас­пу­щен­ность души, как, напри­мер, Геси­од:

Зла натво­рить, сколь­ко хочешь, совсем немуд­ре­ное дело87,

fа ино­гда какую-то зло­счаст­ность и неудач­ли­вость, как Гомер:

…в несча­стии люди ста­ре­ют­ся ско­ро88.

Было бы ошиб­кой думать, что поэты употреб­ля­ют сло­во «бла­го­ден­ст­вие» в таком же смыс­ле, как и фило­со­фы, под­ра­зу­ме­ваю­щие в этом слу­чае при­об­ре­те­ние всех жиз­нен­ных благ, обла­да­ние ими и даже совер­шен­ство жиз­ни, наи­бо­лее близ­кой к при­ро­де. 25Нет, поэты часто поль­зу­ют­ся раз­но­об­раз­ны­ми зна­че­ни­я­ми это­го сло­ва и назы­ва­ют бла­го­ден­ст­ву­ю­щим или счаст­ли­вым бога­то­го, а сла­ву и авто­ри­тет — «бла­го­ден­ст­ви­ем». В пря­мом зна­че­нии употреб­ля­ет это сло­во Гомер:

С тех пор и все уж мои мне сокро­ви­ща ста­ли посты­лы.

Так­же и Менандр:

Вла­дею мно­гим я, и все меня зовут Бога­тым, — но счаст­ли­вым не зовет никто89.

А Еври­пид вно­сит боль­шой бес­по­рядок и смя­те­ние сло­ва­ми:

В моей печаль­ной жиз­ни благ не надо мне.

Или:

bТы тиран­нию чтишь, а зна­ешь ли, что в ней С неспра­вед­ли­во­стью бла­га пере­пле­лись?90

Читаю­щий это избе­жит пута­ни­цы толь­ко в том слу­чае, если обра­тит вни­ма­ние на мета­фо­ры и на изме­не­ние зна­че­ний слов. Итак, об этом доволь­но.

7. Не один, а мно­го раз сле­ду­ет напо­ми­нать и пока­зы­вать юно­шам, что, с одной сто­ро­ны, поэ­зия как под­ра­жа­тель­ное искус­ство исполь­зу­ет при­кра­сы и блеск для изо­бра­же­ния собы­тий и нра­вов, а, с дру­гой сто­ро­ны, она стре­мит­ся к прав­ди­во­сти, пото­му что под­ра­жа­ние успеш­но лишь тогда, когда оно убеди­тель­но. Поэто­му, если под­ра­жа­ние не пре­не­бре­га­ет прав­дой окон­ча­тель­но, оно вос­про­из­во­дит при­су­щее вещам cсоче­та­ние пороч­но­сти и доб­ро­де­те­ли. Тако­во, напри­мер, под­ра­жа­ние Гоме­ра, весь­ма рез­ко опро­вер­гаю­щее уче­ние сто­и­ков, кото­рые гово­рят, что в доб­ро­де­те­ли не может быть ниче­го дур­но­го, а в пороч­но­сти ниче­го хоро­ше­го, что невеж­да все­гда посту­па­ет непра­виль­но, а муд­рец нико­гда ни в чем не оши­ба­ет­ся. Имен­но это мы слы­шим в шко­лах. Но на самом деле, в жиз­ни, полу­ча­ет­ся по Еври­пиду:

Отдель­но не родит­ся ни доб­ро, ни зло, Все­гда они в сме­ше­нье…91

Если же поэ­зия лише­на прав­ды, она исполь­зу­ет в очень боль­шом коли­че­стве вещи раз­но­род­ные, допус­каю­щие мно­го тол­ко­ва­ний. dВедь имен­но вне­зап­ные пере­ме­ны вно­сят в мифы воз­вы­шен­ное, чудес­ное, неожи­дан­ное, — то, что вле­чет за собой и вели­чай­шее потря­се­ние и огром­ное удо­воль­ст­вие. А в глад­ком тече­нии собы­тий нет ни высо­ких чувств, ни поле­та фан­та­зии. Вот поче­му у поэтов не быва­ет так, чтобы те же самые люди во всем побеж­да­ли, посто­ян­но были счаст­ли­вы и все­гда посту­па­ли пра­виль­но. Мало того, даже богов, кото­рые сопри­ка­са­ют­ся с дела­ми чело­ве­че­ски­ми, поэты изо­бра­жа­ют спо­соб­ны­ми к стра­да­ни­ям и ошиб­кам, чтобы впе­чат­ля­ю­щая сила поэ­зии не дре­ма­ла, если толь­ко ей ничто не угро­жа­ет и не про­ти­во­дей­ст­ву­ет.

8. А раз все это так, пусть юно­ша, при­об­ща­ясь к поэ­зии, не дума­ет при слав­ных и вели­ких име­нах про­шло­го, eбуд­то люди были муд­ры­ми и спра­вед­ли­вы­ми, а цари — вели­ко­душ­ны­ми и к тому же образ­ца­ми вся­че­ской доб­ро­де­те­ли и пра­вед­но­сти. Юно­ше может повредить, если он будет все их поступ­ки оце­ни­вать как вели­кие и вос­хи­щать­ся ими, ничем не воз­му­ща­ясь, ниче­го не слы­ша и не зная об их пороч­ных сло­вах и дея­ни­ях, как напри­мер:

Если б, о веч­ный Зевес, Апол­лон и Афи­на Пал­ла­да, Если б и Трои сыны, и ахе­яне, сколь­ко ни есть их, Все истре­би­ли друг дру­га, а мы лишь, избыв­шие смер­ти, Мы бы одни раз­ме­та­ли тро­ян­ские гор­дые баш­ни.

Или:

Гром­кие кри­ки При­а­мо­вой доче­ри, юной Кас­сан­дры, fБлиз­ко услы­шал я: нож ей во грудь Кли­тем­не­стра вон­за­ла Под­ле меня…

Или:

…моли­ла С девою преж­де почить, чтоб стал нена­ви­стен ей ста­рец, Я поко­рил­ся и сде­лал.

Или:

Зевс, ни один из бес­смерт­ных подоб­но тебе не злотво­рен!92

26Итак, пусть юно­ша не будет при­твор­но-послуш­ным и хит­рым, пусть у него не появит­ся при­выч­ка хва­лить подоб­ные вещи, при­бе­гая к уверт­кам и выду­мы­вая оправ­да­ния в объ­яс­не­нии дур­но­го. Напро­тив, пусть он убедит­ся, что люди, жизнь и нра­вы, вос­про­из­во­ди­мые поэ­зи­ей, не совер­шен­ны, не чисты, не без­упреч­ны во всех отно­ше­ни­ях, в них стал­ки­ва­ют­ся чув­ство и разум, ложь и незна­ние, хотя в силу врож­ден­ной склон­но­сти к доб­ру часто берет пере­вес луч­шее.

Такое вос­пи­та­ние и образ мыс­лей сде­ла­ют чте­ние поэ­зии для юно­ши без­вред­ным, так что при хоро­ших сло­вах и делах он будет испы­ты­вать подъ­ем и вооду­шев­ле­ние, bа дур­ное вызо­вет в нем отвра­ще­ние и него­до­ва­ние. Но тот, кто счи­та­ет все для себя при­ем­ле­мым, кто всем вос­хи­ща­ет­ся, кто быва­ет ослеп­лен име­на­ми геро­ев, тот, подоб­но под­ра­жа­те­лям суту­ло­сти Пла­то­на или шепе­ля­во­сти Ари­сто­те­ля⁹³, неза­мет­но для себя станет вос­при­им­чи­вым ко мно­же­ству дур­ных вещей. Юно­ше не нуж­но тру­со­сти или бла­го­го­вей­но­го стра­ха, слов­но в хра­ме: о пра­виль­ном и при­стой­ном, о непра­виль­ном и непри­стой­ном он дол­жен при­вык­нуть судить рав­ным обра­зом без­бо­яз­нен­но и пря­мо. Так, напри­мер, Ахилл созы­ва­ет собра­ние из боль­ных вои­нов, cнего­дуя, что вой­на затя­ну­лась, и осо­бен­но, что сам он поль­зу­ет­ся извест­но­стью и сла­вой сре­ди вой­ска. Но так как он зна­ком с вра­чеб­ным искус­ст­вом, по про­ше­ст­вии девя­то­го дня — срок, когда болезнь мож­но опре­де­лить, — он убеж­да­ет­ся, что недуг не обы­чен и воз­ник не от обык­но­вен­ных при­чин. Тогда, под­няв­шись, Ахилл обра­ща­ет­ся за сове­том не ко все­му собра­нию, а к одно­му Ага­мем­но­ну:

Долж­но, Атрид, нам, как вижу, обрат­но испла­вав­ши море, В домы свои воз­вра­тить­ся, когда лишь от смер­ти спа­сем­ся.

Это пра­виль­но, скром­но и как подо­ба­ет. Но когда про­ри­ца­тель гово­рит, что боит­ся гне­ва силь­ней­ше­го из элли­нов, Ахилл посту­па­ет непра­виль­но и дерз­ко, клят­вен­но обе­щая, что, пока он жив, никто не под­ни­мет руку на Кал­ха­са, dи добав­ля­ет:

…хотя бы назвал само­го ты Атрида.

Этим он пока­зы­ва­ет пре­не­бре­же­ние и пре­зре­ние к царю. Затем в поры­ве силь­но­го раз­дра­же­ния Ахилл хва­та­ет­ся за меч с наме­ре­ни­ем прон­зить царя. Это без­образ­но и бес­смыс­лен­но. Но пере­ду­мав, он

…огром­ный свой меч в нож­ны опу­стил, поко­ря­ся Сло­ву Пал­ла­ды…

Это опять-таки пра­виль­но и кра­си­во: будучи не в силах пода­вить окон­ча­тель­но вспыш­ку гне­ва, все же, преж­де чем сде­лать что-нибудь необ­ду­ман­но, он оста­но­вил­ся и сдер­жал свой дух, под­чи­нив его рас­суд­ку.

eРечи и поступ­ки Ага­мем­но­на на собра­нии смеш­ны. А в том, что каса­ет­ся Хри­се­иды, он более пре­ис­пол­нен досто­ин­ства и более цар­ст­вен. Ведь когда уве­ли Бри­се­иду,

Бро­сил дру­зей Ахил­лес, и, дале­ко от всех, оди­но­кий Сел у пучи­ны седой…

Ага­мем­нон, напро­тив, без вся­ких гнус­но­стей и откро­вен­ных про­яв­ле­ний люб­ви сам под­нял­ся на корабль, чтобы пере­дать и ото­слать плен­ни­цу, кото­рую, как он гово­рил неза­дол­го до это­го, он ста­вил в мыс­лях выше, чем супру­гу. И Феникс, про­кля­тый отцом из-за налож­ни­цы, рас­ска­зы­ва­ет вот что:

fВ гне­ве убить я отца изощ­рен­ною медью решил­ся; Будет в наро­де мол­ва, и какой мне позор в чело­ве­ках, Еже­ли отце­убий­цей меня про­зо­вут арги­вяне!94

И дей­ст­ви­тель­но, Ари­старх, испу­гав­шись, изъ­ял эти стро­ки⁹⁵. Но это оправ­да­но по отно­ше­нию к дан­но­му момен­ту, так как Феникс объ­яс­ня­ет Ахил­лу, 27каким быва­ет гнев, на что отва­жи­ва­ют­ся люди в состо­я­нии невме­ня­е­мо­сти, не обра­ща­ясь к разу­му и не внем­ля уго­во­рам. Так­же и Меле­а­г­ра Гомер изо­бра­жа­ет раз­гне­ван­ным на сво­их сограж­дан, а затем успо­ко­ен­ным⁹⁶. Он пра­виль­но пори­ца­ет стра­сти и хва­лит как нечто пре­крас­ное и при­но­ся­щее поль­зу уме­ние не под­да­вать­ся поры­вам, про­ти­во­сто­ять им, вла­деть собой и обду­мы­вать свои поступ­ки.

В этих при­ме­рах оче­вид­но раз­ное отно­ше­ние поэта к изо­бра­жае­мо­му им. Но где мысль его неяс­на, там сле­ду­ет нам самим най­ти это раз­ли­чие, объ­яс­няя его юно­ше при­мер­но сле­дую­щим обра­зом. Вот Навзи­кая увиде­ла чуже­зем­ца Одис­сея. Если такие же чув­ства, как у Калип­со, воз­ник­ли и у этой изба­ло­ван­ной девуш­ки, bкото­рой пора выхо­дить замуж, и она по глу­по­сти раз­бал­ты­ва­ет об этом слу­жан­кам:

О, когда бы подоб­ный супруг мне нашел­ся, кото­рый, Здесь посе­лив­шись у нас, навсе­гда захо­тел бы остать­ся,

ее сле­ду­ет пори­цать за дер­зость и рас­пу­щен­ность. Если же она, узнав из речей незна­ком­ца его харак­тер и вос­хи­ща­ясь его ост­ро­ум­ной наход­чи­во­стью, пред­по­чи­та­ет быть его супру­гой, чем супру­гой любо­го из сво­их сограж­дан, како­го-нибудь мат­ро­са или музы­кан­та, это­му сле­ду­ет радо­вать­ся. И когда Пене­ло­па раз­го­ва­ри­ва­ет с жени­ха­ми не непри­вет­ли­во, а они дарят ей одеж­ды, золо­то и дру­гие укра­ше­ния, Одис­сей раду­ет­ся:

cБыло при­ят­но ему, что от них поже­ла­ла подар­ков97.

Если он раду­ет­ся подар­кам как при­бы­ли, он пре­вос­хо­дит в свод­ни­че­стве Полиа­гра, часто изо­бра­жае­мо­го в комеди­ях:

Зев­са козу кор­мить, в дом богат­ство несу­щую, Счаст­лив был Полиагр98.

Но если он дума­ет, что ему будет лег­че спра­вить­ся с жени­ха­ми, когда они ослеп­ле­ны надеж­дой и не пред­видят буду­ще­го, его дер­зость и радость обос­но­ван­ны. Так же и с под­сче­том вещей, кото­рые феа­ки погру­зи­ли к нему на корабль при отплы­тии. Если на самом деле Одис­сей боит­ся за иму­ще­ство, очу­тив­шись в пол­ном оди­но­че­стве и неиз­вест­но­сти:

dЦело ли все, не укра­ли ль чего в кораб­ле быст­ро­ход­ном?99 —

кля­нусь Зев­сом, его коры­сто­лю­бие вызы­ва­ет жалость, дохо­дя­щую до отвра­ще­ния. Одна­ко неко­то­рые гово­рят, что Одис­сей, сомне­ва­ясь, дей­ст­ви­тель­но ли он нахо­дит­ся в Ита­ке, дума­ет, что сохра­не­ние богат­ства есть дока­за­тель­ство чест­но­сти феа­ков: ведь не затем вез­ли они его на кораб­ле, чтобы без­воз­мезд­но выса­дить в чужой стране и оста­вить, не при­кос­нув­шись к вещам. В этом слу­чае ход его мыс­лей пра­виль­ный, и даль­но­вид­ность достой­на похва­лы. А иные пори­ца­ют Одис­сея за то, что он спал во вре­мя высад­ки. Рас­ска­зы­ва­ют при этом, что у тиррен­цев¹⁰⁰ есть пре­да­ние, eбуд­то Одис­сей от при­ро­ды был сон­лив и поэто­му часто не мог­ли его добудить­ся. Есть и такие, кото­рые счи­та­ют, что он вовсе и не спал, но, с одной сто­ро­ны, сты­дясь ото­слать феа­ков без про­щаль­ных подар­ков, а с дру­гой сто­ро­ны, будучи не в состо­я­нии скрыть­ся от вра­гов, если бы они ока­за­лись близ­ко, при­бег­нул к улов­ке и при­тво­рил­ся спя­щим. За это он досто­ин одоб­ре­ния.

Ста­вя в при­мер такие тол­ко­ва­ния, мы не долж­ны допус­кать, чтобы мыс­ли моло­дых людей полу­чи­ли дур­ное направ­ле­ние. В юно­шах надо про­буж­дать стрем­ле­ние к луч­ше­му, чтобы они к месту и хва­ли­ли и пори­ца­ли, отда­вая долж­ное таким обра­зом и хоро­ше­му и пло­хо­му. Осо­бен­но это важ­но при чте­нии тра­гедий, fв кото­рых убеди­тель­ные и мет­кие сло­ва отно­сят­ся к делам бес­слав­ным и позор­ным. Не совсем вер­но гово­рит Софокл:

От дел пло­хих исхо­дят гнус­ные сло­ва101.

А меж­ду тем как раз он-то и соеди­ня­ет обык­но­вен­но испор­чен­ные нра­вы и без­образ­ные поступ­ки с юмо­ром и смяг­чаю­щи­ми вину обсто­я­тель­ства­ми. А его това­рищ по сцене, как ты зна­ешь, изо­бра­зил Фед­ру, упре­каю­щую 28Тезея в том, что из-за его неспра­вед­ли­во­сти воз­ник­ла ее про­ти­во­за­кон­ная страсть к Иппо­ли­ту¹⁰². Точ­но такая же дер­зость по отно­ше­нию к Геку­бе при­пи­са­на в «Тро­ян­ках» Елене, кото­рая дума­ет, что боль­ше всех сле­ду­ет нака­зать Геку­бу за то, что она роди­ла Пари­са¹⁰³. При таких отступ­ле­ни­ях юно­ше сле­ду­ет не улы­бать­ся, так как в этом вовсе нет ни ост­ро­умия, ни тон­ко­сти, а при­вы­кать к мыс­ли, что бес­по­рядоч­ных слов надо осте­ре­гать­ся нисколь­ко не мень­ше, чем раз­нуздан­ных поступ­ков.

9. Во всех слу­ча­ях полез­но еще и отыс­ки­вать при­чи­ну каж­до­го выска­зы­вае­мо­го поло­же­ния. Так, напри­мер, Катон¹⁰⁴ в дет­стве испол­нял все, bчто ни при­ка­жет вос­пи­та­тель, но все­гда хотел знать при­чи­ну и объ­яс­не­ние при­ка­за­ния. Так и поэтам не сле­ду­ет пови­но­вать­ся, слов­но учи­те­лям или зако­но­да­те­лям, если их сло­ва не име­ют смыс­ла. Но смысл содер­жит­ся в том, что при­но­сит поль­зу, а при­но­ся­щее вред долж­но быть при­зна­но пустым и напрас­ным. Тем не менее мно­гие настой­чи­во тре­бу­ют объ­яс­не­ния таких мест, как напри­мер:

Так­же в то вре­мя, как пьют, чер­па­ка на кра­тер­ную чашу Не поме­щай нико­гда.

Или:

Кто ж в колес­ни­це сво­ей на дру­гую при­дет колес­ни­цу, Пику впе­ред уставь105.

cВ то же вре­мя более серь­ез­ные вещи они при­ни­ма­ют на веру, не иссле­дуя их.

И самый сме­лый раб­ски кло­нит голо­ву, Стыд мате­ри при­пом­нив и клей­мо отца.

Или:

В несчастьи скром­ность не долж­на поки­нуть нас106.

И все же эти места могут повли­ять на харак­тер и нару­шить спо­кой­ную жизнь, вну­шая дур­ные суж­де­ния и небла­го­род­ные мыс­ли, если мы не будем отве­чать на каж­дую фра­зу в соот­вет­ст­вии с нашим обра­зом мыс­лей. Поче­му чело­век, попав­ший в несча­стье, дол­жен ходить с поник­шей голо­вой, а не, наобо­рот, про­ти­во­сто­ять судь­бе, оста­ва­ясь гор­дым и неслом­лен­ным? Поче­му, если я — пото­мок негод­но­го отца, то моя доб­ро­де­тель не дает мне пово­да гор­дить­ся, а из-за пре­ступ­но­сти отца я дол­жен быть уни­жен­ным и забы­тым? dТот, кто встре­ча­ет это и отве­ча­ет, как пола­га­ет­ся, не под­даст­ся вся­ко­му сло­ву, как вет­ру. Тот, кто уве­рен в право­те слов: «Не уме­ю­щий мыс­лить от каж­до­го сло­ва при­хо­дит в ужас», будет избав­лен от вред­но­го вли­я­ния мно­го­го, ска­зан­но­го непра­виль­но и впу­стую. А для тако­го чело­ве­ка чте­ние поэ­зии уже без­опас­но.

10. Но неред­ко, подоб­но пло­ду, зате­рян­но­му в листьях лозы и в моло­дых побе­гах, eполез­ная и нуж­ная часть поэ­зии скры­та в поэ­ти­че­ских выра­же­ни­ях и зату­ма­ни­ваю­щих все мифах. Ни тер­петь, ни избе­гать это­го нель­зя. Напро­тив, ко все­му, что ведет к доб­ро­де­те­ли и может сфор­ми­ро­вать харак­тер, надо отно­сить­ся очень вни­ма­тель­но.

Непло­хо вкрат­це кос­нуть­ся само­го пред­ме­та, разо­брав в общих чер­тах суть дела и пре­до­ста­вив про­стран­ные тол­ко­ва­ния, улов­ки и нагро­мож­де­ния при­ме­ров тем, кто стре­мит­ся пока­зать свою уче­ность. Итак, сна­ча­ла пусть юно­ша раз­бе­рет­ся в поло­жи­тель­ных и отри­ца­тель­ных пер­со­на­жах и харак­те­рах дан­но­го про­из­веде­ния, а затем уже обра­ща­ет вни­ма­ние на сло­ва и поступ­ки, кото­ры­ми поэт соот­вет­ст­вен­но наде­лил каж­дое дей­ст­ву­ю­щее лицо. fТак, Ахилл гово­рит Ага­мем­но­ну, хотя и в гне­ве:

Но с тобой нико­гда не имею награ­ды я рав­ной, Если тро­ян­ский цве­ту­щий ахе­яне град раз­гром­ля­ют.

А Тер­сит поно­сит Ага­мем­но­на сле­дую­щи­ми сло­ва­ми:

Кущи твои пре­ис­пол­не­ны меди, и мно­же­ство плен­ниц В кущах тво­их, кото­рых тебе, арги­вяне, избран­ных 29Пер­во­му в рати даем, когда горо­да разо­ря­ем107.

Опять же Ахилл:

Если дару­ет Зевс креп­ко­стен­ную Трою раз­ру­шить.

И Тер­сит:

в искуп­ле­ние сына, Кое­го в узах я бы при­вел, иль дру­гой арги­вя­нин?108

Когда Ага­мем­нон при обхо­де вой­ска пори­ца­ет Дио­меда, этот послед­ний мол­чит:

…Ни сло­ва царю Дио­мед не ответ­ст­во­вал храб­рый, Внем­ля с почте­ньем уко­ры почтен­но­го саном вла­ды­ки.

А какой-то Сфе­нел воз­ра­зил:

Нам, о Атрид, не неправ­дуй, тогда как и прав­ду ты зна­ешь. Мы спра­вед­ли­во гор­дим­ся, что наших отцов мы храб­рее109.

bЕсли юно­ша посто­ян­но будет обра­щать вни­ма­ние на раз­ни­цу в сло­вах и поступ­ках изо­бра­жае­мых людей, это научит его отно­сить­ся к скром­но­сти и уме­рен­но­сти как к цен­ным свой­ствам души, а само­на­де­ян­но­сти и хва­стов­ства осте­ре­гать­ся как дур­но­го. В при­веден­ном месте полез­но рас­смот­реть поведе­ние и Ага­мем­но­на. Мимо Сфе­не­ла он про­шел мол­ча, а воз­му­ще­ние Одис­сея не оста­вил без вни­ма­ния и заго­во­рил:

Гнев­ным узрев Одис­сея, оскла­бил­ся царь Ага­мем­нон, И, к нему обра­ща­я­ся, начал он новое сло­во110.

Ведь оправ­ды­вать­ся перед все­ми — несо­лид­но и недо­стой­но; а пре­зи­рать всех — при­знак над­мен­но­сти и глу­по­сти. Все­го луч­ше в подоб­ных обсто­я­тель­ствах посту­па­ет Дио­мед, кото­рый, слы­ша во вре­мя бит­вы оскорб­ле­ния царя, cмол­чит, а после бит­вы осме­ли­ва­ет­ся заго­во­рить с ним:

Храб­рость мою пори­цал ты недав­но пред ратью ахей­ской111.

Хоро­шо так­же отме­тить раз­ни­цу меж­ду муд­рым чело­ве­ком и тще­слав­ным пред­ска­за­те­лем. Кал­хант, напри­мер, не заду­мав­шись, удоб­но ли это, в при­сут­ст­вии мно­гих стал неспра­вед­ли­во пори­цать царя за то, что тот яко­бы навлек на вой­ско болезнь. Дру­гое дело Нестор. Он хочет замол­вить сло­во о при­ми­ре­нии с Ахил­лом, но так, чтобы в гла­зах вои­нов это не было осуж­де­ни­ем Ага­мем­но­на, кото­рый, дав волю гне­ву, совер­ша­ет ошиб­ку. Поэто­му Нестор гово­рит:

Пир для ста­рей­шин устрой: и при­лич­но тебе и спо­соб­но… dСобран­ным мно­гим, того ты послу­шай­ся, кто меж­ду ними Луч­ший совет при­со­ве­ту­ет…112

И после обеда он посы­ла­ет к Ахил­лу послов. Это — исправ­ле­ние оши­бок изо­бра­жае­мых людей, а слу­чай со жре­цом — пори­ца­ние их и обви­не­ние.

Сле­ду­ет еще рас­смот­реть, чем отли­ча­ют­ся друг от дру­га по харак­те­ру гре­че­ские пле­ме­на. Тро­ян­цы бро­са­ют­ся в ата­ку с кри­ком, в безум­ной отва­ге, а ахей­цы

…мол­чат, почи­тая началь­ни­ков113.

Ведь если вои­ны уже одер­жа­ли победу над вра­га­ми и при этом не вышли из пови­но­ве­ния, это при­знак храб­ро­сти, а вме­сте с тем и воз­дер­жан­но­сти. Поэто­му Пла­тон вну­ша­ет, что сле­ду­ет боять­ся позор­ных поступ­ков и упре­ков за них в боль­шей мере, чем труд­но­стей и опас­но­стей, eа Катон¹¹⁴ гово­рил, что людям блед­не­ю­щим он пред­по­чи­та­ет людей крас­не­ю­щих. Даже и обе­ща­ния име­ют свои осо­бен­но­сти. Долон обе­ща­ет так:

Стан от кон­ца до кон­ца я прой­ду и к судам доступ­лю я, К самым судам Ага­мем­но­на115.

А вот Дио­мед ниче­го не обе­ща­ет, но гово­рит, что боял­ся бы мень­ше, если бы его посла­ли вме­сте с кем-нибудь дру­гим. Пред­у­смот­ри­тель­ность свой­ст­вен­на утон­чен­ным нату­рам элли­нов, а без­рас­суд­ное дер­за­ние и удаль­ство — дур­ным людям и вар­ва­рам. И к пер­во­му надо стре­мить­ся, вто­рое — отвер­гать.

Не менее полез­но обра­тить вни­ма­ние на чув­ства тро­ян­цев и в част­но­сти Гек­то­ра, fкогда Аянт соби­ра­ет­ся всту­пить с ним в еди­но­бор­ство. На Ист­мий­ских играх, когда кого-то из участ­ни­ков уда­ри­ли в лицо и сре­ди зри­те­лей под­нял­ся крик, Эсхил, нахо­див­ший­ся там, ска­зал: «Что за обы­чай! Те, кто смот­рит, кри­чат, а те, кого бьют, мол­чат». Так и Гомер гово­рит, что гре­ки радост­но при­вет­ст­во­ва­ли свер­каю­ще­го доспе­ха­ми Аян­та:

30Но тро­я­ни­ну каж­до­му тре­пет всту­пил во все чле­ны; Даже у Гек­то­ра серд­це в могу­чей груди содро­га­лось116.

Кого не пора­ду­ет это раз­ли­чие? У того, кто под­вер­га­ет­ся дей­ст­ви­тель­ной опас­но­сти, кля­нусь Зев­сом, толь­ко серд­це коло­тит­ся, как у бор­ца перед состя­за­ни­я­ми, а зри­те­ли — те и блед­не­ют и тря­сут­ся от стра­ха за царя и сочув­ст­вия к нему.

И, нако­нец, сле­ду­ет кос­нуть­ся кон­тра­ста луч­ше­го и худ­ше­го.

Тер­сит —

Враг Одис­сея и злей­ший еще нена­вист­ник Пелида, Их он все­гда пори­цал…

bАянт, напро­тив, дру­же­ски рас­по­ло­жен­ный к Ахил­лу, гово­рит о нем Гек­то­ру так:

Гек­тор, теперь ты узна­ешь, один на один под­ви­за­ясь В рати ахей­ской зем­ли, како­вы и дру­гие герои Есть, без Пелида, фаланг раз­ры­ва­те­ля, с льви­ной душою!

И это как буд­то похва­ла Ахил­лу. Но вот что гово­рит Аянт в поль­зу осталь­ных:

Нас же, ахе­ян, кото­рые вый­ти с тобою гото­вы, Мно­го таких…117

Аянт пока­зы­ва­ет, что он не един­ст­вен­ный и не самый луч­ший, а такой же, как и мно­гие, кото­рые могут высту­пить в еди­но­бор­стве.

cНа этом мож­но было бы кон­чить наши рас­суж­де­ния о кон­трастах, но сле­ду­ет доба­вить, что мно­го тро­ян­цев попа­ло в плен живы­ми, а из ахей­цев никто. И неко­то­рые тро­ян­цы поко­ри­лись вра­гам, как напри­мер Адраст, сыно­вья Анти­ма­ха, Лика­он¹¹⁸, сам Гек­тор, про­ся­щий Ахил­ла о погре­бе­нии. А из гре­ков никто не под­верг­ся этой уча­сти. Как буд­то умо­лять и быть побеж­ден­ным — дело вар­ва­ров, а гре­ки могут лишь побеж­дать в сра­же­нии или уми­рать.

11. На лугах и паст­би­щах пче­ла ищет цве­ты, коза — зеле­ные побе­ги, сви­нья — кор­ни, а иные живот­ные — семе­на и пло­ды. Так­же и в чте­нии поэ­ти­че­ских сочи­не­ний dодин тща­тель­но иссле­ду­ет содер­жа­ние, а дру­го­го цели­ком захва­ты­ва­ет кра­сота слов и их рас­по­ло­же­ние, как Ари­сто­фан гово­рит об Еври­пиде:

Я речи закруг­лен­ность у него беру119.

А есть и такие, кото­рые счи­та­ют полез­ны­ми рас­суж­де­ния о мора­ли. Имен­но к ним теперь и обра­ще­на наша речь. Напом­ним им тот заме­ча­тель­ный факт, что от любя­ще­го сказ­ки не скро­ет­ся необыч­ное и новое в рас­ска­зе, что уче­но­го-фило­ло­га не мину­ет соот­вет­ст­вие изло­жен­но­го пра­ви­лам грам­ма­ти­ки и рито­ри­ки. Так­же чело­век с чув­ст­вом соб­ст­вен­но­го досто­ин­ства и любя­щий доб­ро­де­тель, а поэто­му читаю­щий поэ­зию не ради заба­вы, а в целях вос­пи­та­тель­ных, не станет вяло eи невни­ма­тель­но слу­шать то, что гово­рит­ся о храб­ро­сти, муд­ро­сти, спра­вед­ли­во­сти, вро­де таких слов:

Что, Дио­мед, мы сто­им и забы­ли воин­скую доб­лесть? Шест­вуй сюда ты и стань близ меня: нестер­пи­мый позор нам, Если у нас кораб­ли заво­ю­ет боже­ст­вен­ный Гек­тор120.

Юно­ша станет тем более вос­при­им­чи­вым к доб­ро­де­те­ли, если увидит, что очень разум­ный чело­век, нахо­дясь под угро­зой погиб­нуть вме­сте со сво­и­ми сорат­ни­ка­ми, боит­ся не смер­ти, а сты­да и позо­ра.

В таком слу­чае и стих:

Был ей (Афине) при­я­тен посту­пок разум­но­го юно­ши, —

допус­ка­ет такое тол­ко­ва­ние: боги­ню раду­ет в чело­ве­ке не сила, не кра­сота и не богат­ство, fа разум и спра­вед­ли­вость. Так­же, когда она гово­рит, что не пре­зи­ра­ет и не покинет Одис­сея:

Мне невоз­мож­но в несча­стье поки­нуть тебя: ты при­ем­лешь Лас­ко­во каж­дый совет, ты понят­лив, ты смел в испол­не­ньи121, —

она дает понять этим, что из чело­ве­че­ских качеств лишь одна доб­ро­де­тель — боже­ст­вен­ное нача­ло в нас, — и угод­на богам, раз так устро­е­но, что все стре­мит­ся к сво­е­му подо­бию. 31Подав­ле­ние в себе гне­ва — вели­кое дело. И это не толь­ко кажет­ся нам, но и на самом деле так. Одна­ко осто­рож­ность и пред­у­смот­ри­тель­ность, ограж­даю­щие нас от того, чтобы не впасть в гнев и не сде­лать­ся его раба­ми, — нечто боль­шее. А раз это так, то на неко­то­рые фак­ты мы долж­ны ука­зы­вать чита­те­лю не мимо­хо­дом, а обсто­я­тель­но. Напри­мер, Ахилл, не будучи ни сдер­жан­ным, ни крот­ким, убеж­да­ет При­а­ма не раз­дра­жать его и вести себя спо­кой­но:

Ста­рец, не гне­вай меня! Разу­мею и сам я, что долж­но Сына тебе воз­вра­тить. От Зеве­са мне весть при­но­си­ла Матерь моя среб­ро­но­гая, ним­фа мор­ская Фети­да. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Или стра­шись, да тебя, невзи­рая, что ты и моли­тель, В куще моей я не бро­шу и Зев­сов завет не нару­шу122.

bЗатем, преж­де чем пока­зать При­аму обез­обра­жен­но­го сына, Ахилл при­ка­зы­ва­ет омыть и убрать Гек­то­ра; он соб­ст­вен­но­руч­но кла­дет тело на повоз­ку:

Он опа­сал­ся, чтоб гне­вом не вспых­нул отец огор­чен­ный, Сына узрев, и чтоб сам он тогда не подвиг­нул­ся духом Стар­ца убить или нару­шить свя­щен­ные Зев­са заве­ты.

Такая даль­но­вид­ность достой­на вос­хи­ще­ния. Чело­век суро­вый, горя­чий, лег­ко под­даю­щий­ся гне­ву, не лице­ме­рит, а все­ми сила­ми осте­ре­га­ет­ся того, что может раз­дра­жить его, и стре­мит­ся пред­у­смот­реть на воз­мож­но боль­шее вре­мя все обсто­я­тель­ства, чтобы не стать рабом стра­сти. cЭто сле­ду­ет усво­ить и тому, кто любит выпить, и тому, кто пре­да­ет­ся люб­ви. Напри­мер, Аге­си­лай не поз­во­лил, чтобы при­шед­ший к нему кра­са­вец-маль­чик поце­ло­вал его, а Кир не осме­лил­ся увидеть Пан­фею¹²³. А меж­ду тем люди невос­пи­тан­ные выис­ки­ва­ют сред­ства, раз­жи­гаю­щие страсть, и потвор­ст­ву­ют этим самым сво­ей невоз­дер­жан­но­сти и дур­ным наклон­но­стям. И Одис­сей, поняв из слов Теле­ма­ха, что тот настро­ен по отно­ше­нию к жени­хам враж­деб­но и нетер­пи­мо, не толь­ко сам воз­дер­жи­ва­ет­ся от гне­ва, но еще и сыну при­ка­зы­ва­ет быть спо­кой­ным и сдер­жан­ным:

…Когда там ругать­ся Ста­нут они надо мною в жили­ще моем, не давай ты dМило­му серд­цу сво­бо­ды, и чтоб б ни тер­пел я, хотя бы За ногу выта­щен был из пала­ты и выбро­шен в две­ри, Или хотя бы в меня чем швыр­ну­ли — ты будь рав­но­ду­шен124.

С людь­ми, склон­ны­ми к поры­вам и спо­соб­ны­ми на без­рас­суд­ство, посту­па­ют так же, как с коня­ми, кото­рых взнузды­ва­ют не во вре­мя бега, а перед состя­за­ни­я­ми. Таких людей пред­у­преж­да­ют о послед­ст­ви­ях и разум­ны­ми дово­да­ми охлаж­да­ют их пыл, а затем уже пус­ка­ют на борь­бу.

Сле­ду­ет вни­кать даже в смысл отдель­ных слов, но при этом надо отверг­нуть игру Кле­ан­фа¹²⁵. А он дей­ст­ви­тель­но шутит, делая вид при этом, что тол­ку­ет такие выра­же­ния, как —

Мощ­ный Зевс, обла­даю­щий с Иды

eИли:

Зевс, пове­ли­тель Додо­ны126.

Кле­анф при­ка­зы­ва­ет читать вто­рое как одно сло­во, пото­му что (буд­то бы он так дума­ет) воздух, под­ни­маю­щий­ся от зем­ли, и есть ἀνα­δωδω­ναῖος. И Хри­сипп часто зани­ма­ет­ся чепу­хой. Прав­да, он не шутит, но неубеди­тель­но пре­да­ет­ся пусто­сло­вию, пре­вра­щая «дале­ко зря­ще­го Кро­нида»¹²⁷ в лов­ко­го собе­сед­ни­ка, все побеж­даю­ще­го силой сво­ей речи. А луч­ше, пре­до­ста­вив все это грам­ма­ти­кам, обра­щать боль­ше вни­ма­ния на то, в чем содер­жит­ся полез­ное и убеди­тель­ное:

Серд­це мне то запре­тит: научил­ся быть я бес­страш­ным.

Или:

…доко­ле дышал, при­ве­тен со все­ми Быть он умел…128

fВедь тот, кто пока­зы­ва­ет, что храб­рость есть нау­ка, и кто счи­та­ет, что зна­ние вме­сте с разу­мом порож­да­ет в нас дру­же­люб­ное отно­ше­ние к людям, учит нас не пре­не­бре­гать собой. Мы долж­ны позна­вать пре­крас­ное и вни­ма­тель­но отно­сить­ся к тем, кто нас убеж­да­ет, что неуме­ние дер­жать себя и тру­сость есть не что иное как недо­ста­ток зна­ний и неве­же­ст­вен­ность.

К это­му очень под­хо­дит то, что Гомер гово­рит о Зев­се и Посей­доне:

32Оба они и еди­ная кровь и еди­ное пле­мя; Зевс лишь Кро­ни­он и преж­де родил­ся и более ведал129.

Ведь поэт пока­зы­ва­ет здесь разум как боже­ст­вен­ное и царя­щее надо всем нача­ло, в кото­ром он видит вели­чай­шее пре­вос­ход­ство Зев­са, счи­тая, что дру­гие доб­ро­де­те­ли под­чи­не­ны разу­му.

Сле­ду­ет так­же учить юно­шу при­слу­ши­вать­ся и к таким сло­вам:

Лжи он, конеч­но, не ска­жет, умом ода­рен­ный вели­ким.

Или:

Что, Анти­лох, ты сде­лал, все­гда рас­суди­тель­ным слыв­ший? Сла­ву мою помра­чил и коней у меня ты рас­стро­ил.

Или:

Главк, и таков ты будучи, так гово­ришь без­рас­суд­но! bМыс­лил, о друг, я доныне, что разу­мом ты пре­вос­хо­дишь Всех насе­ля­ю­щих зем­лю про­стран­ной дер­жа­вы Ликий­ской130.

Слу­шаю­щий дол­жен заклю­чить из это­го, что разум­ные люди не лгут, не при­бе­га­ют к уверт­кам в сра­же­ни­ях, не обви­ня­ют дру­гих неза­слу­жен­но. А рас­ска­зы­вая, как Пан­дар по соб­ст­вен­ной глу­по­сти под­дал­ся уго­во­рам нару­шить клят­ву, поэт несо­мнен­но хочет ска­зать этим, что разум­ный чело­век так не посту­пил бы.

Подоб­ные при­ме­ры мож­но при­ве­сти и о муд­ро­сти, если обра­тить вни­ма­ние юно­ши на сле­дую­щее:

С юно­шей Пре­та жена воз­же­ла­ла, Антия мла­дая, Тай­ной люб­ви насла­дить­ся; но к жаж­ду­щей был непре­кло­нен Чувств бла­го­род­ных испол­нен­ный, Бел­ле­ро­фонт непо­роч­ный131.

Или:

cПреж­де самой Кли­тем­не­стре боже­ст­вен­ной было про­тив­но Дело постыд­ное — мыс­лей пороч­ных она не име­ла132.

Этим поэт хочет ска­зать, что даже цело­муд­рие есть след­ст­вие муд­ро­сти. А к сра­же­ни­ям он побуж­да­ет при­мер­но так:

Стыд, о ликий­цы! Бежи­те? Теперь вы отваж­ны­ми будь­те!

Или:

…Опом­ни­тесь, дру­ги! Пред­ставь­те себе вы Стыд и уко­ры людей! Реши­тель­ный бой насту­па­ет!

Види­мо, Гомер наде­ля­ет муд­рых и храб­ро­стью, пото­му что они сты­дят­ся гад­ких поступ­ков, dа так­же могут пре­не­бречь удо­воль­ст­ви­я­ми и про­ти­во­сто­ять опас­но­стям.

Непло­хи и стро­ки Тимо­фея¹³³. Этот поэт, дви­жи­мый теми же чув­ства­ми, что и Гомер, обра­ща­ет­ся к гре­кам в сво­ей поэ­ме «Пер­сы»:

Честь ува­жай­те, она в сра­же­нье отва­ге помо­жет.

А Эсхил вво­дит в поня­тие разу­ма еще скром­ное отно­ше­ние к сла­ве, отсут­ст­вие кич­ли­во­сти и занос­чи­во­сти, когда мно­гие хва­лят. Он пишет об Амфи­а­рае¹³⁴:

Он хочет быть, а не казать­ся пра­вед­ным, Он из борозд глу­бо­ких серд­ца жат­ву жнет, И в нем реше­нья созре­ва­ют доб­рые.

Ведь имен­но разум­ный чело­век может гор­дить­ся самим собой и сво­им обра­зом мыс­лей — тем, что в нем дей­ст­ви­тель­но луч­ше все­го.

eИтак, при­ни­мая разум за осно­ву все­го, поэт пока­зы­ва­ет, что вся­кая доб­ро­де­тель может быть достиг­ну­та обу­че­ни­ем и вос­пи­та­ни­ем.

12. Пче­ла в силу при­род­но­го инстинк­та выис­ки­ва­ет в души­стых цве­тах очень слад­кий и очень неж­ный мед. Так и дети, если они будут пра­виль­но вос­при­ни­мать поэ­ти­че­ские про­из­веде­ния, так или ина­че научат­ся извле­кать нуж­ное и полез­ное даже из тех мест, кото­рые дают повод к неле­пым и дур­ным подо­зре­ни­ям. Подо­зри­те­лен, напри­мер, посту­пок Ага­мем­но­на: он поз­во­лил бога­то­му чело­ве­ку, кото­рый пода­рил ему Эфу, не участ­во­вать в похо­де:

fДал, чтоб ему не идти на вой­ну под вет­ри­стую Трою, Но наслаж­дать­ся спо­кой­ст­ви­ем дома: богат­ст­вом от Зев­са Был ода­рен он вели­ким…135

Пра­виль­но сде­лал, гово­рит Ари­сто­тель, тот, кто пред­по­чел хоро­шую лошадь тако­му чело­ве­ку. Кля­нусь Зев­сом, такой сла­бый, трус­ли­вый, изне­жен­ный, изба­ло­ван­ный богат­ст­вом чело­век сто­ит не более осла или соба­ки. Так­же некра­си­вым пред­став­ля­ет­ся нам и посту­пок 33Фети­ды, когда она зовет сына к удо­воль­ст­ви­ям и напо­ми­на­ет ему о любов­ных наслаж­де­ни­ях¹³⁶. Но и в этом месте сле­ду­ет обра­тить вни­ма­ние на воз­дер­жан­ность Ахил­ла: несмот­ря на то, что он любит вер­нув­шу­ю­ся к нему Бри­се­иду и зна­ет, что конец его жиз­ни бли­зок, он не спе­шит вку­сить наслаж­де­ний. Опла­ки­вая дру­га, Ахилл не пре­да­ет­ся без­дей­ст­вию, как мно­гие дру­гие в этом слу­чае, и не отка­зы­ва­ет­ся от сво­их обя­зан­но­стей. Печаль удер­жи­ва­ет его от наслаж­де­ний, но зато в делах вой­ны он дея­те­лен и неуто­мим.

Не заслу­жи­ва­ет похва­лы и Архи­лох¹³⁷, кото­рый, гру­стя о погиб­шем в море муже сест­ры, bвсе же хочет разо­гнать печаль вином и весе­льем. Одна­ко объ­яс­не­ние его не лише­но смыс­ла:

Сле­зы мои ниче­го не попра­вят, и хуже не будет, Если пре­дам­ся люб­ви и наслаж­де­нью пиров.

Если Архи­лох счи­тал, что он ниче­го пло­хо­го не дела­ет, про­во­дя вре­мя на пирах и празд­не­ствах, то мы и подав­но долж­ны быть доволь­ны сво­им вре­мя­пре­про­вож­де­ни­ем, так как мы зани­ма­ем­ся фило­со­фи­ей и государ­ст­вен­ны­ми дела­ми, идем то в Ака­де­мию, то на пло­щадь или обра­ба­ты­ва­ем зем­лю.

Поэто­му изме­не­ния, кото­рые вно­си­ли в тек­сты тра­гедий Анти­сфен и Кле­анф¹³⁸, не так уж пло­хи. cПер­вый, увидев, какое вол­не­ние в теат­ре сре­ди афи­нян вызы­ва­ет стих Еври­пида:

Позо­ра нет, коль я его не нахо­жу В сво­ем поступ­ке…139

сей­час же пере­де­лал:

Позор позо­рен, — видишь ты его иль нет.

А Кле­анф вот что ска­зал о богат­стве. Стих:

Дру­зьям дать денег и неду­ги изле­чить Рас­хо­да­ми…140

он изме­нил так:

Дать денег дев­кам и неду­ги нако­пить Рас­хо­да­ми.

Зенон¹⁴¹, исправ­ляя сло­ва Софок­ла:

dЯвив­ший­ся к тиран­ну станет раб­ст­во­вать, Хотя бы не рабом, сво­бод­ным был рож­ден, —

напи­сал:

Рабом уже не станет, кто сво­бод­ным был.

Так Зенон пока­зы­ва­ет, что чело­век, не знаю­щий стра­ха, вели­ко­душ­ный, бод­рый духом, и чело­век сво­бод­ный — одно и то же. Что же меша­ет нам звать юно­шей к луч­ше­му при помо­щи подоб­ных мыс­лей? Надо поль­зо­вать­ся тек­стом при­мер­но так:

Достой­но зави­сти, когда стре­ла забот Желан­ной цели дости­га­ет у людей142, —

не годит­ся, а сле­ду­ет попра­вить:

…когда стре­ла забот Полез­ной цели дости­га­ет у людей.

Ведь дости­же­ние желае­мо­го и обла­да­ние им, если оно не при­но­сит поль­зы, заслу­жи­ва­ет не под­ра­жа­ния, а сожа­ле­ния.

eИль ты мнил, на бес­смен­ное сча­стье тебя, Ага­мем­нон, родил пове­ли­тель Атрей? Боги смерт­но­рож­ден­но­му в долю дают Лишь с печа­ля­ми сча­стье143.

Кля­нусь Зев­сом, мы ска­жем не так. Если ты достиг того, что тебе опре­де­ле­но судь­бой, так что ни горе, ни радость не кос­нут­ся тебя боль­ше, тебе сле­ду­ет радо­вать­ся, а не печа­лить­ся:

Иль ты мнил, на бес­смен­ное сча­стье тебя, Ага­мем­нон, родил пове­ли­тель Атрей? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . О ужас! Боги людям насы­ла­ют зло: Лишь зная о хоро­шем, дур­но посту­пать144.

Нет, это не так. Видеть для себя путь доб­ро­де­те­ли, но идти по сто­пам дур­но­го из-за изне­жен­но­сти и без­во­лия — удел людей жал­ких, нера­зум­ных, подоб­ных живот­ным.

Вол­ну­ет нрав, не сло­во гово­ря­ще­го145.

fЭто не совсем вер­но: вол­ну­ет и речь и харак­тер, а еще луч­ше — харак­тер посред­ст­вом речи, как всад­ник управ­ля­ет при помо­щи узды, а руле­вой — при помо­щи кор­ми­ла. Ведь у доб­ро­де­те­ли нет более есте­ствен­но­го и при­ят­но­го для людей сред­ства, чем сло­во.

Мысль:

34С кем дру­жен он, с муж­чи­ной или с жен­щи­ной? За кра­сотой идет он в обе сто­ро­ны

луч­ше было бы выра­зить так:

За муд­ро­стью идет он в обе сто­ро­ны.

Это пра­виль­нее и при­стой­нее. А тот, на кого дей­ст­ву­ют кра­сота и удо­воль­ст­вие, поро­чен и неустой­чив.

Богов зна­ме­нья страш­ны даже муд­ре­цам, —

так нель­зя читать ни в коем слу­чае. Надо:

Богов зна­ме­нья храб­рость муд­рым при­да­ют146.

Страх сле­ду­ет оста­вить людям гру­бым, глу­пым и не уме­ю­щим мыс­лить, пото­му что при­чи­ну, нача­ло и внут­рен­нюю силу вся­ко­го бла­га они встре­ча­ют подо­зри­тель­но, как нечто, при­но­ся­щее вред.

bВот како­го рода долж­ны быть исправ­ле­ния поэ­ти­че­ских тек­стов.

13. Употреб­ле­ние слов в широ­ком смыс­ле пра­виль­но пока­зал Хри­сипп. А имен­но, он счи­та­ет, что полез­ные мыс­ли сле­ду­ет рас­про­стра­нять не на один пред­мет, а при­ме­нять ко мно­гим похо­жим обсто­я­тель­ствам. Так, если Геси­од гово­рит:

Если бы не был сосед твой дурен, то и бык не погиб бы147, —

он гово­рит этим то же самое и о соба­ке, и об осле, одним сло­вом, обо всех живот­ных, кото­рые могут погиб­нуть подоб­ным обра­зом.

И под сло­ва­ми Еври­пида:

Най­дет­ся ль раб, что смер­ти не боял­ся бы?148

сле­ду­ет под­ра­зу­ме­вать, что это ска­за­но им так­же о труд­но­стях и болез­нях. Вра­чи, напри­мер, изу­чив силу лекар­ства, cпри­год­но­го для одной болез­ни, рас­ши­ря­ют гра­ни­цы его дей­ст­вия и поль­зу­ют­ся им во всех близ­ких слу­ча­ях. Так­же и любую мысль в поэ­ти­че­ских про­из­веде­ни­ях нель­зя рас­смат­ри­вать в свя­зи с чем-то одним; надо при­ме­нять ее ко всем подоб­ным обсто­я­тель­ствам, при­учая так юно­шей видеть общее и быст­ро пере­хо­дить к част­но­му, чтобы на этих мно­го­чис­лен­ных при­ме­рах выра­ба­ты­ва­лась и раз­ви­ва­лась ост­рая вос­при­им­чи­вость.

Тогда, читая сло­ва Менанд­ра:

Счаст­ли­вец тот, кто и разу­мен, и богат149, —

юно­ши пра­виль­но отне­сут их к сла­ве, авто­ри­те­ту, силе сло­ва.

Дру­гой при­мер. Одис­сей упре­ка­ет Ахил­ла, dсидя­ще­го сре­ди ски­рос­ских деву­шек:

Ты гасишь све­точ сла­вы рода сво­его, Сын луч­ше­го из гре­ков, сидишь с вере­те­ном150.

Это мож­но при­ме­нить и к рас­пут­но­му, и к коры­сто­лю­би­во­му, и к лег­ко­мыс­лен­но­му, и к невос­пи­тан­но­му:

Сын луч­ше­го из гре­ков, без удер­жу ты пьешь.

Рав­ным обра­зом мож­но под­ста­вить «игра­ешь в кости», «сби­ва­ешь пере­пе­лов»¹⁵¹, «тор­гу­ешь в лав­ке», «зани­ма­ешь­ся ростов­щи­че­ст­вом». Раз­ве это заня­тия, тре­бу­ю­щие высо­ко­го поле­та мыс­ли и достой­ные чело­ве­ка бла­го­род­но­го про­ис­хож­де­ния? Или возь­мем такие сло­ва:

Мол­чи — я богом Плу­то­са не назо­ву: eЕго достигнет и негод­ный ведь лег­ко152.

А нель­зя ли ска­зать то же и о сла­ве, кра­со­те, одеж­де пол­ко­во­д­ца, жре­че­ском вен­ке — одним сло­вом, обо всем том, чего дости­га­ют так­же и худ­шие люди?

У тру­со­сти родят­ся гнус­ные пло­ды, —

но, кля­нусь Зев­сом, тоже и у рас­пу­щен­но­сти, у суе­ве­рия, у зави­сти и у всех дру­гих неду­гов души. Луч­ше все­го гово­рит Гомер:

Гнус­ный Парис и внешне кра­си­вый153.

Или:

fС пре­крас­ной наруж­но­стью Гек­тор!

Поэт пока­зы­ва­ет, что тот, у кого нет ниче­го луч­ше внеш­ней кра­соты, досто­ин осуж­де­ния и пори­ца­ния. Это надо рас­про­стра­нить на подоб­ные явле­ния, пре­пят­ст­вуя чрез­мер­ной занос­чи­во­сти неко­то­рых людей и при­учая юно­шей счи­тать оскор­би­тель­ным и постыд­ным, если к кому-нибудь обра­ща­ют­ся, напри­мер, так: «Ты, пре­взо­шед­ший всех богат­ст­вом!», «Ты, пер­вый в пирах!», «Ты, более всех про­сла­вив­ший­ся детьми!», «Ты, у кого боль­ше все­го скота!» и уж, конеч­но, «Ты, самый спо­соб­ный глад­ко гово­рить речи!».

35Ведь стре­мить­ся к выс­шей сте­пе­ни, зани­мать пер­вое место и быть вели­ким в вели­чай­шем надо толь­ко в обла­сти пре­крас­но­го. А сла­ва, воз­ник­шая от мел­ких и дур­ных дел, ничтож­на и недо­стой­на поче­та. Как вни­ма­тель­но сле­ду­ет отно­сить­ся к пори­ца­ни­ям и похва­лам, напо­ми­на­ют нам при­ме­ры, при­веден­ные очень кста­ти в гоме­ров­ских поэ­мах. Осо­бо­го вни­ма­ния заслу­жи­ва­ет мысль, что не сле­ду­ет при­да­вать боль­шо­го зна­че­ния внеш­но­сти и пре­хо­дя­щим каче­ствам. Во-пер­вых, герои Гоме­ра в обра­ще­ни­ях и при­вет­ст­ви­ях не назы­ва­ют друг дру­га «кра­си­вый», «бога­тый» или «силь­ный», но поль­зу­ют­ся дру­ги­ми сло­ва­ми, чтобы выра­зить почти­тель­ность:

Сын бла­го­род­ный Лаэр­та, герой, Одис­сей мно­го­ум­ный!

Или:

bГек­тор, пас­тырь наро­да, сове­та­ми рав­ный Кро­ниду![1]

Или:

О, Ахил­лес Пелей­он, вели­чай­ший вои­тель ахей­ский!

Или:

О, Мене­тид бла­го­род­ный, о друг, любез­ней­ший серд­цу.

Так­же и бра­нят они друг дру­га, не каса­ясь внеш­них качеств, но обра­щая вни­ма­ние на пороч­ность нрав­ст­вен­ную:

Груз­ный вином, со взо­ра­ми песьи­ми, с серд­цем еле­ня.

Или:

Спор­щик пер­вей­ший, Аякс зло­ре­чи­вый!

Или:

Но и все­гда ты лишь празд­но бол­та­ешь; тебе непри­лич­но Здесь пусто­сло­вить: и луч­ше тебя здесь при­сут­ст­ву­ют мужи.

Или:

Празд­ные зву­ки, Аякс! веле­ре­чишь огром­но­стью гор­дый.

cИ, нако­нец, Тер­си­та Одис­сей назы­ва­ет не «хро­мым», «пле­ши­вым» или «кри­вым», а несу­щим вздор; к Гефе­сту мать обра­ща­ет­ся лас­ко­во, гово­ря о его хро­мо­те:

В бой, хро­мо­нож­ка! Бро­сай­ся, о сын мой!154

Так Гомер осме­и­ва­ет тех, кто сты­дит­ся хро­моты или сле­поты. По его мне­нию, невоз­мож­но пори­цать то, что вовсе не позор­но или что позор­но не по нашей вине, а пото­му, что так устро­е­но судь­бой.

И вот люди, при­вы­каю­щие вни­ма­тель­но слу­шать поэ­зию, обла­да­ют дву­мя пре­иму­ще­ства­ми: во-пер­вых, это чув­ство меры, то есть уме­ние нико­го не заде­вать жесто­ки­ми и бес­смыс­лен­ны­ми упре­ка­ми за то, что дано судь­бой, а во-вто­рых, это — сила души, кото­рая заклю­ча­ет­ся в том, чтобы, нахо­дясь в беде, не вешать голо­ву dи не впа­дать в смя­те­ние, а крот­ко пере­но­сить и язви­тель­ные насмеш­ки и оскорб­ле­ния, хоро­шо пом­ня при этом сло­ва Филе­мо­на¹⁵⁵:

Что более при­ят­но и утон­че­но, Чем в силах быть любую брань пере­не­сти?

Если же кто-нибудь пока­жет­ся явно достой­ным пори­ца­ния, сле­ду­ет обра­тить­ся к его ошиб­кам и стра­стям, подоб­но тому, как в тра­гедии Адраст на сло­ва Алк­мео­на:

Убив­шей мужа бра­том ты при­хо­дишь­ся, —

отве­тил:

Убий­ца мате­ри, тебя родив­шей, ты!156

eНахо­дят­ся люди, кото­рые, когда им слу­ча­ет­ся сечь кого-либо, бьют по пла­тью, не каса­ясь тела. С ними мож­но срав­нить тех, кто пори­ца­ет дру­гих за неудач­ли­вость или низ­кое про­ис­хож­де­ние, сует­но и без­рас­суд­но напа­дая на внеш­нее и обхо­дя душу, а сле­до­ва­тель­но, и то, что как раз тре­бу­ет рез­ко­го осуж­де­ния и исправ­ле­ния.

14. В преды­ду­щих гла­вах мы про­ти­во­по­став­ля­ли сло­ва и мыс­ли слав­ных и заня­тых государ­ст­вен­ной дея­тель­но­стью людей дур­ным и вред­ным сти­хам, чтобы пре­се­кать и уни­что­жать дове­рие к послед­ним. Так и теперь надо оста­но­вить­ся на том, что мы нашли изящ­но­го и полез­но­го в этих сти­хах, раз­ви­вая и под­креп­ляя свои мыс­ли при­ме­ра­ми и свиде­тель­ства­ми из фило­со­фии.

Ведь если дове­рие при­об­ре­та­ет силу и авто­ри­тет, fто пра­виль­но и полез­но, чтобы все, что гово­рит­ся со сце­ны, что поет­ся в сопро­вож­де­нии лиры или что про­из­но­сит­ся как упраж­не­ние в ритор­ской шко­ле, согла­со­ва­лось с мыс­ля­ми Пла­то­на и Пифа­го­ра и при­во­ди­ло к поло­же­ни­ям Хило­на и Биан­та¹⁵⁷, кото­ры­ми настав­ля­ют юно­шей. 36Поэто­му не будет лиш­ним при­ве­сти такие при­ме­ры:

Милая дочь! Не тебе запо­веда­ны шум­ные бра­ни. Ты зани­май­ся дела­ми при­ят­ны­ми сла­дост­ных бра­ков.

Или:

Зевс раз­дра­жил­ся бы, если б он с мужем силь­ней­шим сра­зил­ся158.

Это нисколь­ко не отли­ча­ет­ся по смыс­лу от слов «познай само­го себя».

Дур­ни не зна­ют, что боль­ше быва­ет, чем все, поло­ви­на.

Или:

Зло на себя замыш­ля­ет, кто зло на дру­го­го замыс­лил159, —

то же самое, что гово­рит Пла­тон в «Государ­стве» и в «Гор­гии», а имен­но, что «посту­пать неспра­вед­ли­во хуже, чем испы­ты­вать неспра­вед­ли­вость само­му» и совер­шать зло более вред­но, чем тер­петь стра­да­ния. bК сло­вам Эсхи­ла:

Будь бодр! Пре­дел стра­да­ний вре­ме­ни лишен!160 —

сле­ду­ет доба­вить, что то же самое выска­за­но и Эпи­ку­ром: «боль­шие стра­да­ния быст­ро про­хо­дят, а дол­го для­щи­е­ся — ничтож­ны». Пер­вая поло­ви­на этой мыс­ли ясно выра­же­на Эсхи­лом, а вто­рая сле­ду­ет из ска­зан­но­го им. Ведь если боль­шое и силь­ное стра­да­ние непро­дол­жи­тель­но, то для­ще­е­ся — неве­ли­ко и тер­пи­мо.

Смот­ри на Зев­са: вели­чай­ший из богов Лжи чужд, насме­шек так­же, слов пустых; cНо он один не зна­ет наслаж­де­ния.

Чем эти сло­ва Фес­пида¹⁶¹ отли­ча­ют­ся от слов Пла­то­на «боже­ст­вен­ное дале­ко от печа­ли и наслаж­де­ния»?¹⁶² А то, что ска­зал Вак­хи­лид¹⁶³:

Лишь бла­го­род­ство сла­ву вер­ную создаст, Богат­ст­вом же и трус рас­по­ря­жа­ет­ся, —

близ­ко к мыс­ли Еври­пида:

Почтен­ней муд­ро­сти не знаю ниче­го: Она — все­гдаш­ний спут­ник доб­лест­ных людей.

Или, напри­мер, сле­дую­щее:

Вы доби­лись этой поче­сти, думая, Что богат­ство уве­ли­чит вашу доб­ро­де­тель. Но став бла­го­род­ны­ми, вы не ста­не­те счаст­ли­вы­ми164.

dРаз­ве это не под­твер­жда­ет то, что гово­рят фило­со­фы о богат­стве и о про­чих внеш­них бла­гах, бес­по­лез­ных и бес­смыс­лен­ных без доб­ро­де­те­ли для обла­даю­щих ими.

Такая общ­ность и связь с фило­со­фи­ей уво­дит поэ­зию от ска­зоч­но­сти и теат­раль­но­сти, при­да­вая зна­че­ние сло­вам, содер­жа­щим полез­ное, и побуж­да­ет юно­шу к заня­ти­ям фило­со­фи­ей. Юно­ша при­сту­па­ет к этим заня­ти­ям уже не будучи совер­шен­ным невеж­дой. Он не будет без раз­бо­ра вме­щать в себя то, что он слы­шал от мате­ри, нянь­ки, даже от отца и вос­пи­та­те­ля. eВедь все эти люди почи­та­ют и счи­та­ют счаст­ли­вы­ми бога­тых, страш­но боят­ся труд­но­стей и смер­ти, назы­ва­ют жал­ки­ми доб­ро­де­тель и все то, что совер­ша­ет­ся без сла­вы и денег. И когда моло­дые люди слы­шат все это, отри­цаю­щее сло­ва фило­со­фов, сна­ча­ла их охва­ты­ва­ет ужас, страх, смя­те­ние, если они не при­уче­ны стой­ко выдер­жи­вать подоб­ное и не пытать­ся бежать от отра­жен­но­го све­та и сла­бо­го блес­ка прав­ды, сме­шан­ной с поэ­ти­че­ским вымыс­лом. Так быва­ет с теми, кому после глу­бо­кой тьмы пред­сто­ит увидеть солн­це. Юно­ши могут про­честь в поэ­ти­че­ских про­из­веде­ни­ях:

Навстре­чу мно­гим бедам ново­рож­ден­ный fПри­шел — его опла­чем, а умер­ше­го, Чьи муки кон­че­ны, про­во­дим с радо­стью.

Или:

Что надо чело­ве­ку кро­ме двух вещей — Даров Демет­ры и обиль­ных вла­ги струй?

Или:

Ты, тиран­ния, вар­ва­ров люби­ми­ца!

Или:

37У тех из смерт­ных в сча­стье недо­стат­ка нет, Кто мень­ше всех с невзго­да­ми зна­ком165.

И про­чтя это, они в мень­шей сте­пе­ни испы­та­ют сму­ще­ние и затруд­не­ние, если услы­шат от фило­со­фов: «Смерть для нас ничто», или «Богат­ства при­ро­ды огра­ни­че­ны»¹⁶⁶, или «Бла­жен­ство и сча­стье заклю­ча­ет­ся не во мно­же­стве богатств, не в удач­ном веде­нии дел, не во вла­сти, не во вли­я­тель­но­сти, а в отсут­ст­вии печа­лей, в без­мя­теж­но­сти и в духов­ной гар­мо­нии с при­ро­дой».

Из это­го, а так­же из ранее ска­зан­но­го понят­но, что хоро­шее руко­вод­ство в чте­нии необ­хо­ди­мо юно­ше для того, чтобы никто его не осуж­дал пред­взя­то: ведь полу­чив пред­ва­ри­тель­ную под­готов­ку, bон перей­дет от поэ­зии к фило­со­фии, уже любя эту нау­ку и чув­ст­вуя в ней себя как дома.