ЛОШАДЬ, КОНЬ

Equ­us,

1) в есте­ствен­ном и куль­тур­но-исто­ри­че­ском отно­ше­нии — живот­ное это цени­лось у древ­них не толь­ко за его полез­ность, но и за осо­бен­ное бла­го­род­ство (ἵπ­πος εὐγε­νής) и бод­рость (κἂν ᾖ γέ­ρων, θυ­μὸν οὐκ ἀπώ­λεσεν Soph. El. 25). За быст­ро­ту поэты про­из­во­ди­ли лошадь от вет­ров, за все ее пре­вос­ход­ные каче­ства — от боже­ст­вен­ных коней, или счи­та­ли ее вскорм­лен­ной бога­ми. Лоша­ди нахо­дят­ся под покро­ви­тель­ст­вом осо­бых божеств, напр. боги­ни Епо­ны (покро­ви­тель­ни­ца лоша­дей), изо­бра­же­ния или ста­туи кото­рой ста­ви­лись в конюш­нях. По суще­ст­вен­ной роли, кото­рую лошадь игра­ет в облег­че­нии сно­ше­ний и сооб­ще­ний, ее срав­ни­ва­ли с кораб­лем, а корабль назы­ва­ли мор­ским конем. Отсюда, может быть, и про­изо­шло ска­за­ние, что твор­цом коня был Посей­дон (ἵπ­πιος, eques­ter). Поэты и худож­ни­ки часто про­слав­ля­ли отдель­ных лоша­дей в сво­их про­из­веде­ни­ях: Гомер вос­пел коней Ахил­лея (Ксан­фа и Балия), Ага­мем­но­на (Эг), Мене­лая (Подар­га), Пин­дар — победо­нос­но­го коня Гиеро­на (Фере­ни­ка); далее, извест­ны Буке­фал Алек­сандра Вели­ко­го и Бори­сфен Гад­ри­а­на (Dio Cass. 69, 10); Гад­ри­ан воз­двиг сво­е­му коню осо­бый над­гроб­ный памят­ник (Spart. Hadr. 20). Подоб­ные же поче­сти, впро­чем, ока­зы­ва­ли уже гре­ки коням, одер­жав­шим трое­крат­ную победу на Олим­пий­ских играх (Aelian. de ani­mal. 12, 40. Plin. h. n. 8, 42). Коне­вод­ст­вом извест­ны были Аргос и Фес­са­лия, кро­ме того Кире­на в Афри­ке и Сици­лия. Рим­ляне, во вре­ме­на Гер­ма­ни­ка, бра­ли себе бое­вых коней из Гал­лии (Tac. ann. 2, 5). По цве­ту более все­го цени­лись белые; коней белой масти употреб­ля­ли рим­ляне и для три­ум­фаль­ных про­цес­сий (Liv. 5, 23), рав­но как и гер­ман­цы при рели­ги­оз­ных обрядах (Tac. Germ. 10). В каче­стве спут­ни­ков чело­ве­ка в сра­же­нии, кони тре­бо­ва­ли осо­бо­го вос­пи­та­ния и обу­че­ния (Verg. g. 3, 180 и сл.);

2) искус­ство вер­хо­вой езды с ран­них вре­мен было пред­ме­том осо­бен­ных забот и вос­хо­дит даже до мифи­че­ских вре­мен (Verg. G. 3, 115 и сл.); к нему отно­сит­ся лите­ра­тур­ный труд Ксе­но­фон­та (περὶ ἱπ­πι­κῆς). На осо­бен­но бой­ких и свое­нрав­ных лоша­дей наде­ва­ли уди­ла с желез­ны­ми жала­ми или зубья­ми (fre­na lu­pa­ta, Hor. od. 1, 8, 6. Ov. trist. 4, 6, 3). Сед­ла (cli­tel­lae), стре­ме­на (sta­piae) и под­ко­вы в ран­ней древ­но­сти не были извест­ны; неко­то­рые отно­сят к под­ко­вам гоме­ров­ское выра­же­ние в χαλ­κό­πους, но so­leae fer­reae у позд­ней­ших рим­лян при­креп­ля­лись, по край­ней мере, не гвоздя­ми. Попо­ны для лоша­дей суще­ст­во­ва­ли (equi con­stra­ti, Liv. 21, 54, см. Ephip­pium), хотя не все­гда (гер­ман­цы пре­не­бре­га­ли ими, Caes. b. g. 4, 2). Юно­ше­ство упраж­ня­лось в лег­ком вспры­ги­ва­нии на коня на дере­вян­ных лоша­дях на Мар­со­вом поле;

3) см. Si­de­ra.