ЛАОКООН — знаменитая античная мраморная группа, найденная в 1506 г. в винограднике гражданина Ф. де’Фредди на Эсквилине, в Риме (а не в термах Тита, как гласит обычное предание, в подтверждение которого в упомянутых термах до сих пор показывают нишу, где будто бы был найден Лаокоон). Папа Юлий II вскоре приобрел эту группу, уступив де’Фредди пожизненно доходы с заставы Порта-Сан-Джованни до суммы 600 дукатов золотом (ок. 3000 руб. золотом) ежегодно. В ватиканском «дворе статуй» или Бельведере была проектирована архитектором Дж. ди-Сан-Галло особая ниша для Лаокоона. Браманте сделал с Лаокоона первую бронзовую копию по восковой модели Джакопо Сансовино. Микеланджело прилежно изучал Лаокоона и указал, что группа сделана не из одной глыбы мрамора, как говорится у Плиния. Когда Франциск I, после победы при Мариньяно (1515) требовал от Льва X группу себе в подарок, папа, для удовлетворения французского короля, заказал Баччо Бандинелли копию Лаокоона; эта копия (с изменениями) находится ныне в музее Уффици, во Флоренции. Бандинелли же был и первым реставратором Лаокоона, найденного без правых рук отца и младшего сына и без правой кисти руки старшего сына. Но свою реставрацию он не внес в оригинал, а только сделал в упомянутой копии. Когда, вскоре затем, папа пожелал реставрировать самый оригинал, Микеланджело рекомендовал ему с этою целью своего ученика и помощника Монторсоли, который и занялся этой работой. Для правой, поднятой руки Лаокоона было, по-видимому, предложено несколько проектов. Реставрация Монторсоли была проектирована, кажется, в глине. Приставленные теперь к оригиналу реставрированные части, из стука, принадлежат скульптору XVIII в. Авг. Корнаккини и, вообще, вопреки мнению большинства нынешних археологов-классиков, главным образом немцев, должны быть признаны правильными. В 1803 г. Лаокоон помещен в одном из четырех кабинетов, пристроенных к углам бельведерского двора. Кроме знаменитой группы, сохранилось еще в разных местах несколько фрагментов более или менее близких ее копий, в том числе голова Лаокоона в Императорском Эрмитаже (галерея древней скульптуры, № 395), все сомнительной древности, и целый ряд воспроизведений ее в виде рельефов, монет, статуэток и т. п. Этим воспроизведениям посвящены детальные исследования Блюмнера (в его
Сто с лишним лет спустя после Винкельмана и Лессинга, вопрос о Лаокооне разросся и усложнился (его литературу см. у Блюмнера) и для большей ясности должен быть разбит на несколько частных вопросов.
А) Реставрация, как сказано выше, должна быть признана, вообще, правильной. Овербек (Plastik) и за ним большинство археологов-классиков предпочитают видеть Лаокоона и младшего сына закинувшими правые руки за голову, первого — от боли, второго — в предсмертной агонии. По их мнению, Лаокоон уже обречен на гибель и сознательно уже не борется, находясь всецело под влиянием страшной боли от змеиного укуса, поражающего его, подобно молнии. Ввиду напряжения мускулов, доказывающего, что Лаокоон борется всеми силами, и, в частности, ввиду левой руки, душащей змею, хотя и неудачно, далеко от головы, все реставраторы и вообще художники совершенно правильно требовали того же и от правой руки, на основании простейшего закона параллельности движений и инстинктивности действий рук и ног. Правая рука младшего сына также не была закинута, а искала точки опоры, так как вся фигура сшиблена с ног и приподнята кольцами змеи. Все, что говорится о красивой пирамидальности группы, при упомянутой реставрации — неверно, так как голова Лаокоона не на равном расстоянии от голов сыновей.
Б) Толкование и оценка. Лаокоон представлен нагим, сидящим на возвышении о двух ступенях (может быть, на жертвеннике), на которое свалилась его одежда. По ту и другую стороны от него — два его сына, различного возраста, также почти совсем нагие. Все три фигуры обвиты — главным образом, по ногам и рукам — двумя громадными змеями, из которых одна кусает Лаокоона в левое бедро, а другая впилась в правую часть груди младшего сына, стоявшего вправо от отца на ступеньках возвышения, но приподнятого кольцом змеи, привязавшим его правую ногу к правой ноге отца. Лаокоон от боли корчится и кидается в противоположную укусу сторону, стараясь, вместе с тем, инстинктивно разорвать как руками, так и ногами, опутавших его змей. Голова следует общему судорожному движению тела. Лицо искажено страданием, рот полуоткрыт, но, как прекрасно указал физиолог Генке (Die Gruppe des Laokoon, Лейпциг и Гейдельб., 1862), не кричит, а, как на то указывают приподнятая грудь и складки живота, набирает в себя воздух, для дальнейшей энергичной борьбы. Во всяком случае, до утраты сил и беспомощного падения на жертвенник, которым преступный жрец осквернит святыню, тут еще далеко. Младший сын, как замечено выше, сшиблен и укушен змеей, но еще не умирает: его лицо выражает не спокойствие смерти (Овербек), а наоборот, живейший ужас; правой рукой он инстинктивно ищет схватиться за что-либо в воздухе, а левой сжимает голову змеи, укусившей его, и, по-видимому, издает вопль. Старший сын находится пока в наименее страшном положении. Что и ему не уйти, на это художники намекнули узлом, который образовала змея вокруг его левой ноги. Левой рукой он старается освободиться от этого узла, а правой, также опутанной змеиным кольцом, по-видимому, зовет к себе на помощь. Лицо его выражает преимущественно сострадание к отцу и брату.
Что касается до художественной оценки Лаокоона, то превосходная группа эта вполне достойна тех восторгов, предметом которых она была в течение столетий. Превосходное знание анатомии и виртуозное умение выказать его при самом неестественном положении фигур, пафос движений, выразительность лиц и жестов — все это доказывает, что авторы Лаокоона, или тот из них, который был изобретателем и душой предприятия, были таланты первостепенные. Отнесение группы Винкельманом к эпохе после Лисиппа остается и теперь вообще верным. Относить ее к эпохам Фидия или Праксителя, конечно, нельзя: для этого в ней слишком мало простоты и слишком много пафоса, театральности, стремления к эффекту. Группа задумана с расчетом на одну точку зрения и через то приближается к рельефной композиции. Это всё характерные особенности упомянутой эпохи. Художники бессознательно или умышленно придали сыновьям Лаокоона пропорции не детей, а взрослых людей, но гораздо меньших размеров, чем главная фигура, и замечательно, что это не режет непредупрежденного глаза. Фигуры детей от этого стушевываются перед фигурой отца; тем не менее такой прием должен быть с.342 признан антихудожественным. Несмотря на то, что мы теперь гораздо лучше, чем Винкельман, знаем все периоды древнего искусства, дальше его terminus post quem, на основании одних стилистических соображений, мы не могли бы идти в датировке памятника, если бы не помогла эпиграфика.
В) Эпоха группы. Мы уже установили terminus post quem для Лаокоона. Terminus’ом ante quem является эпоха Флавиев, когда группа была поставлена в доме императора Тита. Так как других древних сведений о Лаокооне, кроме того, что говорится у Плиния, не имеется, то до выяснения вопроса о времени жизни творцов группы приходилось добираться окольными путями. Подробнее всего этот вопрос разобран у Фёрстера («Ueber d. Entstehungszeit des L. Verhandlungen der 40 Versammlung deut. Philologen u. Schulmännen in Görlitz», Лпц. 1890). Он подразделяет его на 3 части: 1) Грамматико-экзегетическую. Дело идет о свидетельстве Плиния, что художники работали группу «de consilii sententia». Защитники позднего происхождения видели здесь consilium principis эпохи императоров и полагали (Лахманн, Кайбель и др.), что группа была заказана для украшения дворца (или бань) Тита императорским советом. Приверженцы более древнего происхождения группы переводят означенное выражение словами: «по совету друзей» (Моммсен) или же «по взаимному соглашению» (Фёрстер) и т. п. Вернее признать это выражение темным и, быть может, переведенным из греческой надписи художников, находившейся на пьедестале. 2) Мифографическую и историко-литературную. Вопрос о зависимости группы от Виргилия, или от утраченных греческих источников, весьма запутанный; в сущности, он ничего не дает для определения времени исполнения группы. Во всяком случае, в поэме Виргилия змеи набрасываются сперва на детей, а потом на отца. Аналогия помпеянской стенописи, по-видимому, задавшейся целью точно иллюстрировать Виргилия, также весьма слаба. 3) Эпиграфическо-палеографическую. Пользуясь надписями, уже Фёрстер (см. указ. ст.), а в особенности Гиллер-фон-Гертринген («Die Zeitbestimmung d. Rhodischen Künstlerinschriften», в «Jahrb. d. Inst.», IX) получили гораздо более точное определение времени жизни наших художников. Сопоставление в надписях их имен с именами знаменитых римлян (Мурены, Лукулла, Лентула и, м. б., Суллы) делает очевидным, что художники жили в начале I в. до Р. Хр. Вообще исследование Гиллера-фон-Гертрингена устанавливает для родосской школы период процветания гораздо более продолжительный (III—
В заключение упомянем, что сходство Лаокоона с некоторыми фигурами пергамского фриза, подмеченное в особенности Кекуле («Zur Deutung u. Zeitbestimmung des L.», Берл. и Штутгардт, 1883), не простирается далее случайного и чисто внешнего и не дает права поднимать вопрос о заимствовании Лаокоона от пергамских скульптур, которые не возвышаются над уровнем развитой орнаментальной пластики и красота которых, по сравнению с Лаокооном, может быть названа не более как каллиграфией. В отношении определения времени (I в. до Р. Хр.) Кекуле прав; но, как мы видели, такая датировка основывается на совершенно иных соображениях (Кекуле возражал наиболее сильно Иренделенбург: «Die L.-gruppe und der Gigantenfries von Pergamenischen Altars», Берлин 1884). Еще с бо́льшим основанием можно усомниться в значении усмотренных Конце аналогий между Лаокооном и геркуланской мозаикой, изображающей битву Александра Великого («Laokoon und Alexanderschlacht. Commentationes in honorem Th. Mommseni», 448 стр. и сл., Берлин, 1878).