Звездочкой отмечены ссылки, исправленные редакцией сайта.
1. Меньше всего желая произносить избитые для вступлений к историческим сочинениям слова, я вынужден прежде сказать о себе самом, но не собираюсь превозносить себя в похвалах, что, я знаю, несносно для слушателей, и решил не злословить по поводу других сочинителей, как это сделали во вступлениях к своим историям Анаксимен1 и Теопомп2. Я лишь изложу мои собственные размышления, которыми я руководствовался, когда приступил к этому труду, и поведаю об источниках, из которых я почерпнул знания о том, о чем пойдет речь далее. (2) Ведь я убежден, что тем, кто хочет оставить последующим поколениям память о своей душе, память, которая не исчезнет во времени вместе с бренными телами, а более всех тем, кто пишет исторические сочинения, в которых, как мы все верим, живет основа разума и мудрости — истина, необходимо прежде всего выбирать темы достойные, о великом, выгодно оттеняющие то, о чем пойдет речь, а затем с большим старанием и трудолюбием подготовить необходимые для разработки этой темы источники. (3) Ведь те, что полагали в основание своих работ дела либо бесславные, либо дурные, или вообще малозначительные, тщась ли достигнуть сколько-нибудь известности, желая ли продемонстрировать избыток способностей к сочинительству, не удостаиваются от потомков ни похвалы за знания, ни одобрения за усердие и оставляют славу тем, кто потом снова возьмется за их рассказы, потому что они восхвалили жизнь тех, чьи писания выпустили в свет: ведь все справедливо полагают, что сочинения — это подобие души каждого. (4) Другие же, хотя и обращаются к предметам примечательным, составляют свои труды наудачу и легкомысленно из того, что случайно ими услышано, вовсе не обретают славы за свой выбор: ведь мы не считаем, что исторические сочинения о знаменитых городах и о мужах, когда-то власть предержащих, должны создаваться скоропалительно либо легкомысленно. (5) Посчитав, что эти правила для историка являются необходимыми и первоочередными, я уделил большое внимание обоим, не пожелав ни пройти мимо них, ни поместить их в каком-либо ином месте, кроме как во вступлении.
2. И вот, поскольку мне думается, что я взялся за тему и достойную, и величавую, и полезную для многих, нет нужды растекаться мыслью перед теми, кто совершенно не знаком со всеобщей историей. Ведь если кто-нибудь обратит свое внимание к сложившемуся с давних времен могуществу городов и народов, а затем исследует каждое явление по отдельности и в сравнении друг с другом и захочет выяснить, который из них установил бо́льшую власть и явил более блистательные деяния, как в мирное время, так и на войне, то узрит, что могущество римлян далеко превзошло все, что было до того, сообразно не только с величием их власти и блеском деяний, из коих ни одно еще достойно не отмечено в писаниях, но и с продолжительностью времени его существования, которое длится еще и в наши дни. (2) Так, держава ассирийцев, будучи древне́й и восходя к мифическим временам, раскинулась лишь на небольшой части Азии. Мидийское царство, низложившее ассирийское, приобретя еще большее могущество, удерживало его недолго и было низвергнуто на четвертом поколении3. Персы же, покорившие мидийцев, в конце концов овладели едва ли не всей Азией, но, напав на европейские народы, подчинили себе немногих и господством обладали не более двухсот лет. (3) Македонское же государство, уничтожив державу персов, величием мощи превзошло все, что было до него, но расцвет его длился недолго: после смерти Александра оно начало клониться к упадку. Ведь тотчас разъятое на части многочисленными правителями, из диадохов, хотя сохраняя после них ещё силу шествовать впереди всех вплоть до второго или третьего поколения, царство македонян ослабело из-за собственных распрей и в итоге было сокрушено римлянами. (4) И даже оно не подчинило себе всю землю и все моря, так как оно не сделало подвластной себе Ливию за исключением лишь небольшой области, что находилась рядом с Египтом, и не завоевало всей Европы, но македоняне продвинулись на север лишь до Фракии4, а на запад до Адриатического моря.
3. Итак, славнейшие из держав, о которых мы знаем из истории, пережив такой расцвет и такое могущество, были уничтожены; ведь не стоит даже сравнивать с ними эллинские государства, которые не знали ни величия власти, ни столь продолжительной славы, которой обладали те державы. (2) Но Афины властвовали лишь над самым побережьем только шестьдесят восемь лет — и не надо всем даже, а только над тем, что простирается между Понтом Эвксинским и Памфилийским морем, когда их морское владычество переживало расцвет. А лакедемоняне, господствуя над Пелопоннесом и прочей Элладой, простерли свою власть вплоть до Македонии, но власти этой, продлившейся неполных тридцать лет, положили конец фиванцы. (3) А Рим правит надо всей землей, куда только можно дойти и где только обитают люди, и господствует надо всем морем, не только тем, что находится по сю сторону от Геракловых столпов, но и над Океанским простором5, куда только можно доплыть, будучи первым и единственным из тех городов, что с древнейших времен сохранились в памяти, установив границами своей державы место восхода и захода солнца. И господство его оказалось не кратковременным, но таким продолжительным, какого не было ни у одного города или царства. (4) Рим с самого начала, тотчас после основания, принялся подчинять себе проживающие поблизости народы, сильные и воинственные, и постоянно продвигался вперед, покоряя противников; и этому в консульство Клавдия Нерона (который получил консульскую власть второй раз, и Пизона Кальпурния, избранных на эту должность в сто семьдесят третью Олимпиаду6) уже семьсот сорок пять лет. (5) После того как Рим обрел господство над всей Италией и отважился простереть власть вообще над всеми, изгнав с моря карфагенян, обладавших чрезвычайно сильным флотом, и подчинив себе Македонию, которая до той поры считала, что у неё великое могущество на суше, и не имея больше соперником ни варварское, ни эллинское племя, он продолжает владычествовать повсюду уже седьмое поколение. И нет ни одного народа, который состязался бы с ним в господстве или пытался бы выйти из-под его длани. (6) Поэтому, дабы мне не выбрать ничтожнейшую из тем, я решил не тратить время на мелкие и неприметные события (как я говорил), но пишу об известнейшем городе и о таких деяниях, блистательнее которых никто не смог бы явить, и я не ведаю, что еще нужно прибавить.
4. Так как я не без расчета и не без серьезного размышления обратился к тому, что рассказывают о древности, но будучи в состоянии дать такому выбору разумнейшие объяснения, то я хочу сделать небольшое вступление, чтобы никто из тех, кто все на свете принимает на веру и не стремится получить доказательства и кто, услышав, что воспеваемый нами теперь Рим начало имел безвестное и совершенно незначительное, недостойное упоминания в истории, а к известности и славе пришел лишь немногими поколениями ранее, когда разгромил Македонскую державу и преуспел в Пунических войнах, не упрекнул меня, будто я, имея возможность заняться какими-то значительными страницами его истории, обратился к прежней его совсем не славной жизни. (2) Ведь древняя история римского города неведома почти всем эллинам, и некие намеки, далекие от правды, но возникшие из крупиц случайно услышанного, весьма многих ввели в совершенное заблуждение, дескать, основатели города — это какие-то бездомные, бродяги, варвары, даже несвободные люди, и что он со временем обрел господство надо всеми не вследствие благочестия, справедливости и прочих добродетелей, но из-за какой-то своенравной и несправедливой судьбы, которая наугад бросает больше благ тому, кто менее всего их достоин; и потому такие люди открыто порицали судьбу за то, что она дает блага, предназначенные эллинам, самым дурным из варваров. (3) И что же говорить о прочих, если даже отдельные сочинители дерзнули написать подобное в своих книгах, охотно родня варварских царей, которые ненавидели эту державу и которым сочинители, рабски прислуживая, подносили несправедливые и неправдивые исторические труды?[1]
5. Желая, чтобы эти действительно ошибочные, как я сказал, суждения не удержались бы в мыслях многих читателей, а их место заняла бы правда, я в своем сочинении поведаю о тех, кто основал этот город, каковы они были, при каких обстоятельствах сошлись друг с другом, согласно какому жребию покинули отцовские жилища. И здесь я обещаю показать и то, что сами они являлись эллинами, а не сбродом из немощных или мелких народов. (2) После описания сего, я перво-наперво расскажу и о деяниях, явленных сразу же вслед за основанием города, и о тех деяниях, благодаря которым потомки основателей достигли столь великого могущества, притом не пренебрегая (насколько это будет мне по силам) историческими сочинениями, кои того достойны. Я сделаю это, чтобы познавшим истину открылось, как надо судить об этом городе, если они не питают вражды и злобы к нему, и чтобы им не тяготиться зависимостью от него, возникшей по справедливости (ведь есть закон природы, общий для всех, который не подвластен времени, дабы сильнейшие властвовали над более слабыми), и не винить судьбу, которая подарила достойному этого города столь великую мощь и на столь долгое время[2]. (3) В самом деле, у тех, кто из исторических сочинений узнал, что многие из людей, отличившихся при основании города, не были ни излишне благочестивы, ни слишком справедливы, да и в жизни своей не отличались особым благоразумием, и что ни один город — ни эллинский, ни варварский — не имел более сильных противников в войне, рассказ мой не встретит враждебности: ведь именно ожидание невероятного и удивительного чревато ею. (4) Все, кто приписывает Риму такое величие могущества, не известны эллинам, которым не пришлось располагать историком, достойным упоминания. Ведь о римлянах не вышло — вплоть до нашего времени — ни единого исторического труда на эллинском языке, за исключением очень кратких рассказов, повествовавших лишь о самых главных событиях.
6. Ибо первым (насколько мне известно) римского прошлого коснулся историк Гиероним Кардийский7 в сочинении об эпигонах; затем раннюю историю описал Тимей Сицилийский8 в труде по всеобщей истории, но войны с Пирром Эпирским он поместил в специальный труд. Одновременно же с ними к точно таким же произведениям, но по-разному, приступили Антигон9, Полибий10, Силен11, и многие другие, каждый из которых записал то, что им было собрано, вкратце и без подробностей, составив свои сочинения из случайно услышанного. (2) Подобные и ни в чем от них не отличающиеся исторические сочинения обнародовали и те из римлян, кто изложил по-гречески старинные события, происшедшие в городе. А старейшими из них можно назвать Квинта Фабия и Луция Цинция12, чей расцвет творчества пришелся на период Пунических войн. Каждый из них описал подробно те события, очевидцем которых выступал, основываясь на собственном опыте, а прежних, случившихся после основания Рима, коснулся лишь в общем. (3) По этим-то причинам мне и не следует оставлять в стороне ту прекрасную историческую эпоху, что была забыта старшими историками: из их подробного изложения получается наилучший и блестящий итог; достойным мужам, которые исполнили то, что им было предназначено судьбой, досталась вечная слава и хвала потомков, что делает природу смертных подобной природе божественной, и дела человеческие не умирают вместе с ними. (4) А потомки этих богоравных мужей — живут ли они сейчас или придут потом — сознают, что, происходя из благородного истока, следует избрать жизнь не приятнейшую и легчайшую, но благороднейшую и в высшей степени замечательную. И им надлежит всерьез задуматься, насколько в их силах не сделать ничего, что было бы недостойно предков. (5) А поскольку я помню и о воспитании, и о прочих благах, которые я вкусил, проживая в этом вот городе, и не похвалы ради пришел к данному труду, но прежде всего помышляя об истине и справедливости, к коим до́лжно стремиться во всяком историческом сочинении и в первую очередь явить собственное мнение, поскольку это полезно для всех людей добрых и ценящих благородные и великие дела, то мне и следует воздать хвалу городу, насколько у меня хватит сил.
7. Поведав о своем выборе, я хочу еще добавить о тех источниках, которыми я воспользовался, когда вознамерился приступить к этому сочинению; ведь те, кто прочитал Гиеронима, Тимея, Полибия, или кого-либо из прочих историков, о которых я говорил немного ранее как о сочинителях, небрежно составивших свои труды, и не найдя у них много того, о чем пишу я, подумают, что и я делаю все поверхностно, и посчитают необходимым узнать, откуда я получил сведения обо всем описанном. Чтобы такое представление обо мне ни у кого не сложилось, лучше разъяснить, на каких сочинениях и памятных записках я основывался, приступая к своему труду. (2) Я приплыл в Италию одновременно с окончанием внутренней смуты, которая была прекращена Цезарем Августом в середине сто восемьдесят седьмой олимпиады, после этого прожил в Риме в течение двадцати двух лет вплоть до сего дня, выучил римский язык, изучил местные писания, и в течение всего времени занимался тем, что вело меня к означенной цели. (3) Что-то я узнал от весьма сведущих мужей, с которыми мне приходилось беседовать, другое вычитал в исторических сочинениях, которые написали весьма уважаемые самими римлянами Порций Катон13 и Фабий Максим14, Валерий Антиец15 и Лициний Макр16, Элий17 и Геллий18, Кальпурний19 и многие другие наряду с ними, отнюдь не безвестные люди. Основываясь на таких сочинениях (а они сходны с эллинскими хронографиями), я и приступил тогда к настоящему труду. (4) Но довольно говорить о себе. Теперь осталось сказать о самом историческом сочинении: какое время я охвачу в нем, о каких событиях буду повествовать, какой вид придам своему труду.
8. Начинаю же я историю с самых древних сказаний, которые сочинители, писавшие до меня, оставили в небрежении, поскольку их трудно разыскать, не приложив к этому большого старания. (2) А довожу я свое повествование до начала первой Пунической войны, которая началась в третий год сто двадцать восьмой олимпиады20. Я освещаю все войны с чужеземцами, которые Рим вел в это время, и внутренние смуты, всякий раз когда они его приводили в волнение. Я отмечаю, по каким причинам они возникли и посредством каких дел и слов они были прекращены; я описываю также все виды государственного устройства, которые существовали в городе как во время появления царей, так и после упразднения царской власти, и каков был порядок при каждом из них; и обычаи наилучшие, и законы славнейшие я излагаю и показываю в целом всю прежнюю жизнь Города. (3) Вид же своему труду я придаю не такой, какой давали историческим сочинениям те, кто освещал только войны, и не такой, как те, кто описывал виды государственных устройств, и не такой, как в хрониках, что сделали достоянием публики историки, занимавшиеся историей Аттики. Ведь все их работы просты и быстро утомляют читателей. А мой исторический труд, будучи сочетанием приемов всякого рода: и ораторского искусства, и заставляющих размышлять, и просто приятных для чтения, — кажется, содержит в себе достаточно, чтобы удовлетворить запросы любителей политики и тех, кто занят философскими вопросами, а также тех, кто пожелает проводить время в покое, за чтением исторических сочинений. (4) Таковым будет предмет моего повествования и таковой вид примет моя история. А составил её я, Дионисий, сын Александра, из Галикарнасса. И с этого места я начинаю.
9. Передают, что древнейшими и приснопамятными обитателями Города, повелителя всей земли и моря, который теперь населяют римляне, были варвары сикелы, туземный народ; о том же, что было до них — владели ли Городом другие народы или он был незаселен — никто с уверенностью утверждать не может. Но позже его захватывают аборигины, отняв его в ходе большой войны у прежних обитателей. (2) Сначала аборигины жили на горах, деревнями без оборонительных стен и отдельно друг от друга, но потом пеласги и какие-то прочие эллины, соединившиеся с ними, помогли им в войне против соседей. Принудив народ сикелов сняться с этого места, аборигины одержали победу над многочисленными городами и сделали все для того, чтобы земля, границами которой служат две реки — Лирис21 и Тибр, оказалась бы под их властью. А реки эти, беря начало в отрогах Апеннинских гор, которые разрезают всю Италию вдоль на две части, отстоя одна от другой в устье на расстоянии около восьмисот стадиев, изливаются в Тирренское море: Тибр впадает в море севернее, близ города Остия, а Лирис — южнее, огибая Минтурну22 (оба города — колонии римлян). (3) Аборигины же остались обитать на одном и том же месте, никем более не изгнанные, но хотя они оставались теми же самыми людьми, они дважды переменили название: ведь до Троянской войны они еще сохраняли прежнее наименование аборигинов, но при царе Латине, который правил во время Илионской войны, начали зваться латинами. (4) Когда же шестнадцатью поколениями позже падения Трои, Ромул основал город, названный его именем, они приняли прозвание, которое и сейчас носят. Со временем они достигли того, что народ из малого стал многочисленным, а из безвестного в высшей степени знаменитым, не только человеколюбивым принятием к себе искавших место проживания и предоставлением гражданских прав тем, кто благородно сражался и проиграл им в войнах, но и разрешением любому из рабов, получивших от них свободу, оставаться средь них и тем, что не пренебрегали ни одной человеческой судьбой, если человек мог принести пользу обществу. А превыше всего причина заключается в порядке государственного устройства, который они установили, пройдя через многочисленные испытания, всякий раз как только представится удобный случай, перенимая себе нечто полезное.
10. Одни объявляют аборигинов, от которых ведет начало римский род, автохтонами23 Италии — племенем, возникшим само по себе. Италией же я называю все побережье, какое охватывают Ионийский залив, Тирренское море, а с третьей стороны, с суши — Альпы24. Говорят, что первое название аборигинам было дано потому, что они породили тех, кто жил после них, так что мы могли бы назвать их родоначальниками или прародителями. (2) Другие же утверждают, что какие-то бездомные скитальцы, собравшиеся из разных весей, по воле божества встретились друг с другом именно в этом месте, основали укрепленные поселения и стали жить разбоем и пастушеством, название же им поменяли сообразно с обстоятельствами на более подходящее — аберригины25, так как в нем они себя явили «скитальцами». Согласно этим писателям, оказывается, что племя аборигинов нисколько не отличается от тех, кого древние называют лелегами26; ибо они в большинстве случаев давали наименование аборигинов бездомным, полукровкам и не проживавшим ни в какой земле постоянно, как на родине. (3) А иные плетут, что они были колонистами27 лигуров28, граничивших с омбриками29; ведь лигуры живут в Италии повсюду и кочуют по ней и по Галлии. Не ясно, какая именно у них родина. Больше о них ничего достоверного не известно.
11. Наиболее же сведущие из римских писателей, — в их числе Порций Катон30, тщательнейшим образом собравший генеалогии городов Италии, и Гай Семпроний31, а также многие другие, — утверждают, что это были сами эллины, населявшие некогда Ахайю и переселившиеся оттуда за много поколений до Троянской войны. Однако они не определяют ни эллинского племени, к коему те принадлежали, ни города, от которого те отложились, ни времени, ни предводителя колонии, ни обстоятельств, в силу которых они покинули отчизну. Следуя греческому преданию, эти авторы все же никого надежного из греческих историков не нашли, так что истина осталась неясной. А если они все же правы, то пожалуй, колонисты не могли принадлежать ни какому иному племени, как к тому, что прозывается ныне аркадским. (2) Ведь именно эти эллины первыми, переправившись через Ионийский залив, под предводительством Энотра, сына Ликаона32; заселили Италию. Энотр был пятым от Эзея и Форонея33, первых владык в Пелопоннесе; ведь от Форонея рождается Ниоба; а сын её и Зевса, как говорят, — это Пеласг; сын же Эзея — Ликаон; а его дочь — Деянира; а сыном Деяниры и Пеласга был другой Ликаон; от него же родился Энотр за семнадцать поколений до похода на Трою. Значит, именно в то время эллины послали колонию в Италию. (3) А Энотр выселился из Эллады, недовольный своей земельной долей. Поскольку у Ликаона родились двадцать два ребенка, понадобилось разделить аркадскую землю на столько же уделов34. По этой-то причине Энотр, оставив Пелопоннес и снарядив флот, пересекает Ионийское море в сопровождении Певкетия, одного из своих братьев. За ними последовали многие из их народа (ведь рассказывали, что их народ был первоначально многочисленным) и из прочих эллинов, кто имел земли меньше, чем требовалось. (4) И так Певкетий устраивает свой народ на полуострове Япигия35, там, где они впервые в Италии высадились, и от него поселенцы этого края стали именоваться певкетами. Энотр же во главе большей части войска прибывает к другому заливу, расположенному с западной стороны Италии, который тогда назывался Авзонийским по живущим там авзонам36. Когда же тиррены стали господами на море, залив обрел то название, которое носит поныне.
12. Обнаружив обширные земли для пастбищ, обильные и удобные для земледелия, но преимущественно безлюдные или не населенные большим количеством людей, Энотр очистил часть этой страны от варваров и основал небольшие городки на горах, связанные друг с другом в соответствии с обычаем поселения у древних. И вся обширная страна, которой он завладел, стала называться Энотрией, и все люди под его властью — энотрами, поменяв в третий раз свое наименование. Ведь в царствование Эзея они превратились в эзеев, когда же власть принял Ликаон, опять-таки от него они были поименованы ликаонами. Когда же Энотр привел их в Италию, в течение некоторого времени они назывались энотрами. (2) А свидетелем того мне служит трагик Софокл своим повествованием в драме «Триптолем»; ведь у него изображена Деметра, которая поучает Триптолема необходимости пройти всю страну, засеивая её данными богиней семенами. Упомянув сначала о восточной Италии, которая расположена от Япигской возвышенности до Сикелийского залива и затем, вновь достигнув Сикелии37, она обращается к западной Италии и перечисляет большую часть населяющих эту прибрежную область народов, начиная с поселения энотров. Достаточно только одного из ямбов, в которых Софокл говорит:
Сзади с правой руки, И Энотрия вся, и Тирренский Залив И земля Лигустикская38 Примут тебя. |
(3) А Антиох Сиракузский39, очень старинный писатель, перечисляя древнейших обитателей Италии и, отмечая какую часть её каждый из них имел, передает о том, что энотры первые из упомянутых там народов поселились в ней, такими словами: «Антиох, сын Ксенофана, написал об Италии на основе древних преданий самое верное и очевидное, а именно: “той землей, которая ныне зовется Италией, в древности владели энотры”». Затем он исследовал, каким образом они управлялись и как со временем царем у них стал Итал, по которому они были переименованы в италиков, а от него власть получил Моргет, по которому они стали называться моргетами, и что Сикел, принятый в качестве гостя Моргетом, установил собственную власть и разделил народ. И вот что приводит Антиох: «Таким образом появились сикелы, моргеты и италийцы, бывшие энотрами».
13. Теперь покажем, откуда пошло племя энотров, подкрепив свидетельством другого человека из древних писателей, афинянина Ферекида, никому в учености из генеалогов40 не уступающего. У него по поводу царей Аркадии сказано следующее: «От Пеласга и Деяниры родился Ликаон; он женился на Киллене, нимфе Неиде41, от которой получила название гора Киллена». Затем, описывая их детей и местности, населяемые их потомками, Ферекид упомянул об Энотре и Певкетии, говоря так: «И Энотр, по которому именуются энотры, обитавшие в Италии, и Певкетий, по которому называются певкетии, живущие у Ионийского залива». (2) Вот так сказано древними поэтами и мифографами относительно расселения и происхождения энотров. Если действительно племя аборигинов было эллинским, как уверяют Катон, Семпроний42, а также многие другие, я лично, следуя этому, полагаю, что оно было потомком тех самых энотров. В самом деле, я нахожу, что и пеласги, и критяне, и сколько бы других племен в Италии ни обитало, прибыли в более позднее время. И я не могу обнаружить никаких выходцев из Эллады на запад Европы в более ранние времена, нежели участники этого похода. (3) Я разумею, что энотры не только заняли многие другие области Италии, захватив частично безлюдные, частично малонаселенные края, но и от земель омбриков часть отторгли. А аборигинами они прозывались от привычки жить на горах43 (кстати и аркадское племя любит горы), подобно тому как жители возвышенностей в Афинах называются гиперакрийцами, а приморской полосы — паралийцами. (4) Если же кто-то имеет обыкновение не принимать с ходу на веру известия о старинных событиях, пусть они не торопятся причислять лигиев, омбриков, или иных варваров к аборигинам, но, подождав сбора полных сведений, отберут из всего наиболее убедительное.
14. Из городов, в которых сначала жили аборигины, до моего времени сохранились немногие. Большинство из них остаются брошенными и разрушенными из-за войн и других бедствий. Эти города стояли в Реатинской земле невдалеке от Апеннинских гор, как пишет в «Археологии» Теренций Варрон44, ближайший из городов на расстоянии от Рима всего одного дня пути. Я перечислю известнейшие из них, следуя повествованию Варрона. (2) Так, Палатин45 находится примерно в двадцати пяти стадиях от Реаты46 — города, населенного римлянами еще и при моей жизни близ Квинциевой дороги; Трибола47, отстоящая от того же города приблизительно на шестьдесят стадиев, расположена на пологом холме; Свесбола48, удаленная на то же самое расстояние от Триболы, близ Керавнийских49 гор. А в сорока стадиях от неё — знаменитый город Суна50; там находится очень древний храм Марса51. (3) А Мефюла52 лежит примерно в тридцати стадиях от Суны; можно видеть её руины и остатки стен. В сорока же стадиях от Мефюлы — Орвиний53, как и любой другой из здешних городов, славный и крупный. Ибо сохранились фундаменты его стен, некоторые почтенной древности погребения и очертания обширных погостов, раскинувшихся на высоких холмах; и там же — древний храм Минервы54, сооруженный на возвышенном месте. (4) А в восьмидесяти стадиях от Реате путникам по Куриевой дороге55 вдоль горы Корета56 предстает недавно разрушенная Корсула57. И виднеется некий остров, называемый Исса, который омывается водою болотистого залива. Говорят, что аборигины заселили его без оборонительных укреплений, а используя стоячие воды как городские стены. Близ же Иссы находится Марувий58, стоящий позади того же самого болота на расстоянии сорока стадиев от так называемых Семи вод. (5) А шествующим в обратную сторону от Реате по Листинской59 дороге встречается в тридцати стадиях Ватия; Тиора же, называемая Матиеной — в трехстах стадиях. Сообщают, что в ней имелось очень древнее прорицалище Марса. А по характеру это прорицалище, как говорят, было близко известному по преданиям и существовавшему у додонцев60. Только передавали, что в Додоне пророчествует голубь, сидящий на священном дубе; у аборигинов то же самое совершала посланная богом птица, появляющаяся на деревянном столбе, которую они называют «пик», а эллины на своем языке дятлом. (6) В двадцати четырех стадиях от названного города отстоит Листа, метрополия аборигинов, её еще в глубокой древности, внезапно захватили сабиняне, выступив ночью из города Амитерна. Спасшиеся от плена, будучи приняты реатинцами, они предприняли много усилий вернуть прежнюю землю, но не будучи в состоянии отобрать ее у неприятелей, посвятили ее богам, словно собственную, предав проклятию тех, кто будет впоследствии пользоваться ее дарами.
15. В семидесяти стадиях от Реате лежит у подножия горы славный город Котилия61. Невдалеке от неё находится озеро сорока плетров в поперечнике, как говорят, бездонной глубины, с обильными, постоянно бьющими ключами. Местные жители считают его посвященным Виктории62, поскольку здесь есть нечто, достойное божества; и они охраняют его как священное, оградив со всех сторон частоколом, чтобы никто не приблизился к озеру, кроме тех кто приходит в определенное время ежегодно на островок и совершает священнодействия, установленные обычаем. (2) Островок же почти пятидесяти футов в диаметре и возвышается над водой не более чем на фут. Он не стоит на месте и время от времени перемещается туда и сюда от легкого дуновения ветра. И растет на нем трава, похожая на «бутом», а также какие-то кустики. И это явление для тех, кто не знаком с чудесами природы, кажется невероятным и удивительным.
16. Говорят, аборигины основали в тех местах первое поселение, изгнав из них омбриков. Двинувшись оттуда, аборигины стали воевать за землю с другими варварами, особенно с сопредельными сикелами63; а некая, посвященная для этого молодежь — немного людей — была послана родителями в мир искать счастья; это было, как мне известно, древним обычаем64 и у многих варваров, и у эллинов. (2) Ведь когда в городах скапливалось чрезмерное множество народа, так что возникал недостаток в жилье и пропитании для всех, или когда из-за ниспосланных небом перемен земля не приносила обычных урожаев, или иная беда такого рода постигала города и возникала нужда в сокращении численности населения, эллины, посвящая тем или иным богам поколение молодежи соответствующего года, высылали юношей из своей земли, снабдив их оружием. Если же они воздавали должное богам за доблесть и победу в войне, принося заранее установленные жертвы, то при благоприятных ауспициях65 выводили колонии. Если же они ощущали гнев божеств, то моля об избавлении от бедствий, совершали такие же обряды, но в печали прося прощения у юношей, изгоняя их. (3) А переселившиеся, понимая, что им не приобрести отчей земли, если они не смогут добыть новую, рассматривали другие края, которые их принимали либо по дружбе, либо в силу завоевания, как свое новое отечество. И божество, которому были посвящены эти изгнанники, как кажется, большей частью содействовало им и укрепляло поселение в соответствии с ожиданиями людей. (4) В самом деле, основываясь в те времена на этом самом законе, иные из аборигинов, по мере того как места обитания оказывались перенаселенными (поскольку они считали, что нельзя убивать никого из потомства, полагая, что нет вины худшей, чем такое убийство), посвятив кому-нибудь из богов потомство определенного года, после его возмужания выселяли из своей земли в колонию, а те, оставив свои пределы, постоянно теснили и грабили сикелов. (5) По мере того как они завоевывали некоторые местности во вражеских краях, и остальные из аборигинов, уже из соображений безопасности, нуждаясь каждый в земле, наложили руку на владения соседей и основали новые города, населенные до сих пор — Антемны, Теллены, Фикулы, которые находятся у так называемых Корникульских гор, а также Тибур, где еще и поныне часть города зовется Сикеликон. И были они наиболее тягостными для обитавших по соседству сикелов. А из этих распрей между народами возникла война, какой никогда раньше не бывало в Италии, и продолжалась она длительное время.
17. Затем иные из пеласгов, обитавшие в стране, которая называется ныне Фессалией, вынуждены были покинуть свою землю, оказались живущими вместе с аборигинами и совместно с ними начинали войну против сикелов. И аборигины приняли пеласгов, может быть, в надежде, что те будут им обязаны, а (как я убежден) более всего из-за родства с ними. (2) В самом деле, племя пеласгов было искони эллинским — пелопоннесским. Оно претерпело множество различных невзгод, но больше всего долгие скитания и отсутствие надежного места поселения; ибо ранее они, будучи туземцами, населяли так называемый ахейский Аргос, как сообщают о них многие. С самого начала они приняли для себя название по царю Пеласгу. (3) А Пеласг был, как говорят, рожден Зевсом и Ниобой, дочерью Форонея; с ней, первой смертной женщиной, по преданию, соединился Зевс. Шестью же поколениями позже пеласги, покинув Пелопоннес, перебрались в землю, называвшуюся тогда Гаймонией, а ныне — Фессалией. Во главе переселенцев стояли Ахей, Фтий и Пеласг, сыновья Ларисы и Посейдона. Придя же в Гаймонию, они изгоняют живущих там варваров и делят страну на три части, поименовав их по предводителям Фтиотидой, Ахайей и Пеласгиотидой. Там оставались они в течение жизни пяти поколений, и достигли на долгое время процветания, пользуясь в полной мере плодами равнин Фессалии; а примерно на шестом поколении они изгоняются из Фессалии куретами66 и лелегами, которые ныне называются этолийцами, и локрами, а также многими другими, кто обитал близ Парнаса. А предводительствовал этими захватчиками Девкалион, сын Прометея и матери Климены Океаниды.
18. Рассеянная во время бегства часть пеласгов удалилась на Крит, другая же захватила некоторые из Кикладских островов, третья поселилась около Олимпа и Оссы в местности, называемой Гестиатидой, а иные переправились в Беотию, Фокиду и Эвбею. Те же из пеласгов, которые проникли в Азию, завладели большими пространствами Геллеспонтского побережья, а также многими из прилегающих к нему островов, включая и называемый ныне Лесбосом, где смешались с теми, кто основал там их первую колонию из Эллады под предводительством Макара, сына Кринака. (2) Но бо́льшая часть пеласгов пошла через внутреннюю область к своим живущим в Додоне сородичам, с которыми никто не предполагал вести войну, так как они считались священными, и провела там определенное время. Когда же они почувствовали свою обременительность для хозяев страны, поскольку земли для прокормления всех не хватало, то они покинули её под влиянием оракула, повелевающего им плыть в Италию, которая тогда называлась Сатурнией. (3) Снарядив много кораблей, пеласги достигают Ионийского залива, стремясь достичь ближайших земель Италии. Отнесенные к северу дувшим с юга ветром, а также из-за незнания местности, они бросили якорь у одного из протоков в устье Пада, называемого Спинетом67. Они оставляют там суда и множество соплеменников, наименее выносливых в трудностях, выделив им охрану, чтобы располагать убежищем, если дело у них не заладится. (4) Оставшись в этой местности они окружили стоянку стеной и доставили на судах жизненные припасы, а когда им показалось, что дела у них идут успешно, то пеласги, как они и замыслили, основали город под тем же именем, что и рукав устья реки. И они достигли благоденствия более всех обитавших вокруг Ионийского моря, будучи его властелинами долгое время, и отсылали богу в Дельфы десятину самых замечательных из всех возможных даров моря. (5) Однако позднее, когда соседствующие варвары с огромным войском двинулись на них войной, пеласги покинули город Спину. Варвары же со временем были изгнаны римлянами. Таким образом погибло племя пеласгов, оставшееся в Спине.
19. А те пеласги, которые продвинулись во внутреннюю область Италии, перевалили через хребет и прибыли в землю омбриков, граничащую с аборигинами. Омбрики населяли много и других мест в Италии. И был этот народ в те времена многочисленным и древним. Так что пеласги сперва овладели землями, где утвердились поначалу, и захватили некоторые городки омбриков. Когда же на пеласгов двинулось огромное войско, они испугались численного перевеса врагов и отступили, приблизившись к аборигинам. (2) А аборигины посчитали, что к ним приближаются враги, и поэтому быстро сошлись из ближайших окрестностей, чтобы изгнать пеласгов. Пеласги же по воле божества оказались в ту пору в окрестностях Котилии68, города аборигинов, расположенного близ священного залива. Уразумев, что островок в нем действительно крутится, и услышав от захваченных в поле пленных название места, пеласги поняли, что для них сбылось прорицание. (3) Ведь в Додоне им был дан оракул, который, по его собственным словам, видел Луций Маллий69, весьма известный муж. Оракул этот был высечен древними письменами на одном из треножников, находившихся на священном участке Зевса, и вот в чем он состоит:
Идите, стремясь в Сатурнийскую землю сикелов И в Котилию аборигинов, где движется остров; С ними смешавшись, пошлите деся́тину Фебу И головы Зевсу Крониду, и мужа пошлите отцу. |
20. Когда же аборигины выступили крупным войском, пеласги устремились безоружными навстречу, протягивая знаки мольбы70; толкуя о своей участи и умоляя по-дружески принять их под свой кров, разъясняя изречение в том смысле, что не послужат они коренным жителям в тягость, недаром ведь божество направляет их именно в эти пределы. (2) Когда аборигины убедились в их добрых намерениях, они рассудили, что следует повиноваться оракулу и заключить общеэллинский союз против враждебных им варваров, тем более что в то время сами они вели тяжкую войну с сикелами. И, соответственно, установив мир с пеласгами, аборигины выделяют им угодья из собственных земель, раскинувшихся вокруг священного залива, среди которых было много болотистых и которые теперь созвучно древнему наречию называются Велией. (3) Ведь у древних эллинов был обычай именам, которые начинаются с гласных, предпосылать «у», которое пишется одной буквой. Был этот знак подобен гамме, связанной двумя боковыми линиями в одну прямую, как это видно по «Велена», «Ванакс», «Войкос», «Ваэр»71 и т. п. (4) Хоть доля их была не худшей, но когда земли всем хватать перестало, пеласги, убедив аборигинов сняться с места и отправиться вместе с ними, начинают войну против омбриков. Внезапным приступом они захватывают их богатый и большой город Кротон72. Используя его как оплот боевых действий против омбриков и укрепление, достаточно пригодное для обороны, притом имеющее сельскую округу с тучным пастбищем, пеласги овладели и множеством других территорий и вместе с аборигинами с особенным усердием принялись превозмогать тяготы войны против сикелов, до тех пор пока не изгнали их из своих пределов. (5) Много городов пеласги начали заселять совместно с аборигинами — одни ранее принадлежали сикелам, а другие ими самими были основаны. Среди них город цэритов73, тогда именовавшийся Агиллой, Пиза, Сатурния, Алсий и ряд других, которые потом были захвачены тирренами74.
21. Но Фалерии75 и Фесценний76 еще в мое время населены римлянами и сохранили мало остатков пеласгийского рода-племени, а сначала принадлежали сикелам. В них пеласги сохраняли долгое время немало из древнего образа жизни, чем ранее пользовалось эллинство, например, прекрасное воинское снаряжение, арголидские щиты и копья. Так, всякий раз как они начинали войну или отражали нападавших, посылая в чужие пределы войско, некие благочестивые и безоружные мужи шествовали впереди в качестве мироносцев. Сохранялось и обустройство храмов, алтари богов, обряды очищения, жертвоприношения и многое другое. (2) А самый знаменитый памятник людям, которые изгнали сикелов, показывающий, что некогда они обитали в Аргосе, это храм Юноны в Фалериях, построенный в духе Аргосского. Бытовал там и подобный аргосскому обычай жертвоприношений, и священные жены обслуживали священный участок77, и так называемая канефора — незамужняя дева — ведала предварительными обрядами при жертвоприношениях, и хоры девственниц распевали гимны и отеческие песни во славу богини. (3) Пеласги же владели не самой малой частью Кампанских долин, удобных для пастбищ скота, очень живописных, изгнав с них варварский народ аврунков78. Они же основали там разные города, в том числе и Ларису, дав ей имя по своей прародине в Пелопоннесе. (4) Кстати, из различных небольших городов имеются и такие, [которые][3] часто меняя состав населения, сохранились до моего времени. Что касается Ларисы, то она была опустошена с давних времен, а если и была некогда густо заселена, то о ней ясного представления сейчас ни у кого не осталось, кроме как об имени, да и то лишь у немногих людей; а находилась она невдалеке от так называемого Попилиева форума79. Кроме того, пеласги овладели многими другими областями как в приморской, так и во внутренней зоне, вытеснив оттуда сикелов80.
22. Сикелы же, вовлеченные в противоборство пеласгами и аборигинами и не будучи в состоянии им сопротивляться, забрали с собой детей и жен, а также все имущество из золота или серебра. Повернув на юг через хребет и пройдя всю нижнюю Италию, где их отовсюду изгоняли, сикелы со временем, снарядив в гавани плоты и установив стражу в южных водах, переправились из Италии на ближайший остров. (2) Островом же владели сиканы81, иберийское племя, незадолго до того там осевшее, беглецы из Лигурии, которые назвали остров, прежде именовавшийся из-за его треугольной формы Тринакрией, по своему племени Сиканией. Однако на большей его части поселенцев было мало, и значительные просторы страны были еще безлюдны. Поэтому сикелы, переместившись на остров, прежде всего заселили западные его области, а затем и прочие местности, и именно по ним остров этот стал называться Сикелией. (3) Итак, сикелийское племя таким вот способом покинуло Италию, как передает Гелланик Лесбосский82, тремя поколениями ранее Троянской войны и на двадцать шестой год жречества в Аргосе Алкионы. По его же словам, в Сикелию было совершено два вторжения: первое — переселение элимов, которые, как говорит Гелланик, были изгнаны энотрами, а после него (на пятый год) — поход авзонов, которые бежали от япигов; и царем их он объявляет Сикела, по которому и получили имя и люди, и остров. (4) Филист же Сиракузский83 пишет, что переход из Италии состоялся за восемьдесят лет до Троянской войны, а народ, переселившийся оттуда, не был ни авзонами, ни элимами, но лигиями под предводительством Сикела. Он же, продолжает Филист, был сыном Итала, и люди по его царствованию были названы сикелами. (5) А лигуры были изгнаны из своих пределов омбриками и пеласгами. Антиох же Сиракузский84 не указывает времени перехода, но утверждает, что сикелы переместились на остров под натиском энотров и опиков85, сделав предводителем колонии Стратона. А Фукидид86 пишет, что переселенцами были сикелы, а их изгонителями опики, время же — много лет после Троянской войны. Итак, таковы рассуждения достойных упоминания людей о сикелах, перенесших место обитания из Италии в Сикелию.
23. Пеласги, овладев обширной и прекрасной страной, заняли много городов, а другие возвели сами и превратились скоро в многочисленный и богатый народ и достигли всякого иного благополучия, чем, впрочем, им пришлось наслаждаться недолго. Как только всем стало казаться, что они в полном расцвете сил, они были настигнуты божественным гневом и одни из них погибли от несчастий, ниспосланных богами, а другие — по вине обитавших по соседству варваров. Бо́льшая же часть пеласгов оказалась рассеяна по Элладе и, в том числе, по варварским землям (о чем можно бы поведать гораздо больше, если бы я намеревался писать подробно), а меньшая их часть осталась в Италии по предусмотрительности аборигинов. (2) Дело в том, что вначале пагуба в городах, вероятно, случилась по причине засухи, что опустошила поля, ибо всякий плод на деревьях, не дозревая, опадал неспелым и сколько бы ни всходило семян, ростки их не расцветали, а время, необходимое для наливания колоса, проходило согласно закону природы, и никакой травы не произрастало в достаточной мере для корма скоту, и не хватало воды для питья, некоторые источники летом мелели, а другие пересыхали. (3) Что до потомства как у скота, так и у людей, то приключилось у них нечто сходное: либо происходил выкидыш, либо плод погибал при родах, что нередко губило рожениц. Если же при родах удавалось избежать смерти, то уродливое, неполноценное или в силу других причин немощное потомство не было смысла растить. Кроме того, множество живых существ, уже будучи в полном расцвете сил, страдало от неожиданных болезней и погибало, подобно остальным. (4) Когда же пеласги вопрошали оракул, кого из богов или духов они оскорбили, раз терпят такое, и что сделать, чтобы побудить надежду на прекращение бедствий, бог ответствовал, что они, достигнув желаемого, не исполнили того, что обещали, к тому же самого сокровенного. (5) Ведь пеласги, когда у них в стране возникла всеобщая нужда, дали обет Юпитеру, Аполлону и Кабирам87 принести в жертву десятину всего, что у них в будущем появится. Завершив же молебствие, они отобрали часть растительных плодов и скота и принесли её в жертву богам, словно это было всё, что обещано. А повествует об этом Мирсил Лесбийский88, сообщая об этом почти то же, что и я сейчас, кроме того, что звать их следует не пеласгами, но тирренами. О причине же этого я расскажу несколько позднее.
24. Когда пеласги узнали изреченное богом, они не сумели постичь его смысл. Но кто-то из старцев, понявший божественный глагол, разъяснил недоумевающим соплеменникам, что они заблуждаются, если мнят, будто боги осуждают их несправедливо. Ведь что касается имущества и плодов, они поступили правильно и справедливо, но надлежало отдать первинки всего, включая часть новорожденных людей, и этот дар по праву считается у богов наиболее ценным. И если на самом деле боги примут положенную часть первинок, то оракул, данный пеласгам, исполнится. (2) В результате, одним виделось, что изречение истинно, а другим — что оно толкуется как сплошь козни. После того как кто-то высказал мнение, что следует узнать у бога, любо ли ему получить десятину в виде людей, пеласги послали вопросить бога вторично. И бог изрек, что надо поступить именно так. С тех пор среди пеласгов начинается раздор по поводу способа определения десятины. И в первую очередь были взбаламучены друг другом лица, начальствующие над городами. (3) А затем и остальную толпу соплеменников обуяли подозрения в отношении руководителей. Развернулось беспорядочное переселение, которое только можно ожидать от безумства и нечестивости, и многие совсем крепкие домашние очаги оказались покинуты, так как часть семей поменяла местожительство. Ведь пеласги считали несправедливым, что близкие теряют уходящих, расстаются с ними и из любимейших становятся их врагами. (4) Действительно, первые, кто выселился из Италии, разбрелись по Элладе и по большей части варварских пределов. А после них и остальных постигла та же самая участь, и это происходило каждый год. Ибо властители общин не переставали отбирать первинки из цвета юношества, стремясь воздать богам должное и боясь скрытых мятежников. И многое было отнесено под всяким благовидным предлогом к враждебным действиям; так что произошло много выселений, и пеласгическое племя рассеялось по большей части земли.
25. И переносили вражду к себе люди, обитавшие среди воинственных народов лучше многих, благодаря своему опыту в морском деле, приобретенному в опасностях из-за соседства с тирренами. Последнее побудило живущих в тяготах людей стать отважными. Это обстоятельство оказалось для них как бы вождем и наставником во всех начинаниях, так что они без труда брали верх, куда бы ни приходили. (2) Именовать же их разные люди стали как по названию страны, из которой они произошли, так и в память о древнем племени — тирренами и пеласгами равнозначно. Я высказал о них это мнение, дабы никто не удивлялся всякий раз, когда слышит от поэтов и писателей, что пеласги прозываются также и тирренами, так как один и тот же народ имеет оба наименования. (3) Например, у Фукидида имеется упоминание об Акте на Фракийском побережье и о лежащих там городах, которые населяют двуязычные народы. А по поводу народа пеласгов у него есть такие слова: «есть же там и что-то халкидское, но по большей части пеласгическое, так как тиррены некогда населяли и Лемнос, и Афины». (4) У Софокла же в драме «Инах» устами хора в анапестах дано следующее:
Многоструйный Инах, прародителя Вод, Океана, дитя. Твою славу блюдут В утробе Аргоса, на холмах Геры И среди тирренов-пеласгов. |
(5) Ведь название Тиррения было тогда распространено по Элладе, и вся западная Италия, лишенная наименования по народам, получила это обозначение, как это случилось повсюду в Элладе и относительно называемого так ныне Пелопоннеса. Ведь, по одному из обитавших там народов — по ахейскому — весь полуостров был назван Ахайей, а на нем проживали и аркадский, и ионийский, и многие прочие народы.
26. Времена, в которые пеласгическое племя начало испытывать напасти, почти на два поколения отстояли до Троянских событий, но продолжались они и после Троянской войны, до тех пор пока численность народа не сократилась до крайности. Ведь кроме Кротона, достойного упоминания города омбриков, если и остались ещё какие-нибудь поселения в земле аборигинов, все остальные небольшие города пеласгов погибли. Кротон же, надолго сохранив древний облик, лишь недавно поменял название и обитателей. И теперь еще существует колония римлян, которая называется Кортонией. (2) После того как пеласги оставили свою страну, их городами завладели другие различные народы, которые оказывались им соседями, а среди них большими и лучшими городами — тиррены. Тирренов же одни объявляют автохтонами Италии, а другие — пришельцами. Те, кто считает народ туземным, говорят, что название им дано по укреплениям, которые они построили на этом месте до прихода новых поселенцев. Ибо у тирренов, как и у эллинов, защищенные стенами и крышами жилища называются «башнями»89. По этому случаю, они полагают, им дано имя, подобно тому как в Азии — моссинойкам. Действительно, ведь и те живут в высоких бревенчатых укреплениях, как бы в башнях, называя их моссинами.
27. А приверженцы преданий сообщают, будто они — какие-то приблудные, и заявляют, что Тиррен, став предводителем колонии, дал народу имя по самому себе. Родом же он был лидийцем из называемой прежде Меонии и переселился оттуда в древние времена. Утверждают также, что он был пятым рожденным от Зевса, а именно: от Зевса и Геи90 родился Манес91, первый царь в этой земле. А у него от Каллирои, дочери Океана, родился Котис. У Котиса же, женившегося на Галии, дочери Тилла, рожденного Землей, появилось двое детей — Асий и Атис. (2) А от Атиса и Каллитеи, дочери Хорайя, родились Лид и Тиррен. И Лид, оставшись на родине, получил отцовскую власть, и по нему земля была названа Лидией. Тиррен же, став во главе колонии, приобрел большу́ю часть Италии и дал свое имя участникам возглавляемого им похода. (3) У Геродота же сказано, что переселение в Италию детей Атиса, сына Манеса, которые сопровождали Тиррена, а также меонов, не было добровольным. Поскольку он передает, что в правление Атиса в стране меонов разразился неурожай, и люди, пока они испытывали глубокую привязанность к своей отчизне, прибегали ко многим средствам для отвращения беды и в иной день употребляли умеренное количество пищи, а в другой вовсе воздерживались от еды. Так как это бедствие не кончалось, они, поделив весь народ на равные части, бросили жребий для решения своей судьбы — кому выпадет исход из страны, а кто останется на месте — из детей Атиса один присоединился к одним, другой ко вторым. (4) После того, как части, бывшей с Лидом, выпала лучшая доля, другая, собрав свои пожитки, выселилась из страны и, причалив к западным берегам Италии, где имелись поселения омбриков, осталась там и основала города, существующие еще и поныне.
28. Как мне известно, многие писатели разделяли это мнение о тирренском племени, либо присоединяясь к изложенному, либо изменяя причины и время событий. Так, некоторые говорят, что Тиррен был сыном Геракла от лидийской Омфалы92, что он, придя в Италию, изгнал пеласгов, но не из всех городов, а только из тех, что располагались по ту сторону Тибра, т. е. в северной части страны. Другие же писатели объявляют Тиррена сыном Телефа93, явившегося в Италию после падения Трои. (2) Ксанф94 же Лидиец, более чем кто бы то ни было сведущий в области древней истории, а в отношении отечественной надежный как никто из историков, не назвал нигде в своем сочинении Тиррена правителем Лидии, не знает он и колонии меонов, выведенной в Италию, и не упоминает о Тиррении как о колонизованной лидийцами, хотя помнит о других, значительных вещах. Ксанф говорит, что у Атия родились сыновья, Лид и Торэб, и оба они, поделив отцовскую власть, остались в Азии, а каждому народу, которым правили, дали название по своему имени, и заявляет следующее: «От Лида произошли лидийцы, от Торэба — торэбы». Языки же их мало различаются, и теперь еще они пользуются многими словами друг друга, подобно ионийцам и дорийцам. (3) Гелланик же Лесбосский сообщает, что тиррены назывались раньше пеласгами, а когда они поселились в Италии, то приняли наименование, которое носят и ныне. В «Форониде» у него имеется такой рассказ: «От царя Пеласга и Мениппы, дочери Пенейя, родился Фрастор, а от него — Аминтор, а от этого — Тевталид, а от него — Навас. В его правление пеласги были изгнаны эллинами и, оставив корабли у реки Спинет в Ионийском заливе, захватили город Кротону во внутренней части страны и, двигаясь оттуда, дали начало области, называемой теперь Тирсенией». (4) Мирсил же высказывает противоположное Гелланику мнение и заявляет, что, когда тиррены оставили свою землю, во время блужданий они были переименованы в пеларгов, уподобленные одному виду птиц — так называемым аистам, так как они перемещались стаями в Элладу и в варварскую землю, а у афинян сложили вокруг акрополя стену, называемую «Пеларгикон».
29. Однако мне кажется, что все, убежденные в тождестве тирренского и пеласгического народов, ошибаются. Ведь нет ничего удивительного в том, что они получили наименование друг от друга, поелику и у некоторых иных народов (как эллинских, так и варварских) происходило то же самое. Так, например, троянцев и фригийцев, живших по соседству друг с другом, многие считали принадлежащими к одному и тому же корню, различными лишь по названиям, а не по природной сущности, и не менее часто, чем у народов, которых смешивали по названиям в различных местах, то же имело место и в Италии. (2) В самом деле, было время, когда латинов и омбриков, авзонов и многих других эллины называли тирренами, потому что расселение народов на большом пространстве делало неясным и неточным их наименование для людей, живущих вдалеке от них. И многие писатели предполагали, что и сам Рим — тирренский город. Так вот, я убежден, что у народов изменялось название с изменением образа жизни, но не уверен, что они имели общий корень, по той причине (среди прочих), что их языки различны и не сохранили ничего общего. (3) «Ведь и кротонийцы95, — как говорит Геродот, — не имеют единого языка ни с кем из ныне окрест живущих, как и плакиенцы96, хотя говорят на одном языке с первыми. Но ясно, что плакиенцы, придя в эти места, принесли с собой характерные черты своего языка и сохраняют его». Хотя кто-нибудь, пожалуй, подивится тому, что с плакиенцами, живущими возле Геллеспонта, кротонийцы имеют общее наречие, но ведь оба народа в древности относились к пеласгам, с тирренами же, ближайшими соседями, их язык не имеет никакого сходства. В самом деле, если предполагать, что родство является причиной близости речи, то отсутствие родства — причиной несходства языков. (4) Ведь нельзя по одному и тому же признаку судить и о том и о другом. Одно дело, когда одни и те же народы, поселившись вдали друг от друга, уже перестают сохранять единый язык из-за общения с близживущими, но чужими людьми. В то же время, если живущие в стране люди, вышедшие из единого племени, не сходятся друг с другом ни в чем по языку, то это представляется лишенным смысла.
30. Так вот, опираясь на это рассуждение, я пришел к убеждению, что пеласги отличны от тирренов. И я не думаю, что тиррены были выходцами из Лидии. Так как тиррены не имеют общего языка с ними, и нельзя сказать, что они пусть даже не употребляют близкое наречие, но сохраняют какие-то следы языка метрополии. Ведь тиррены не признают тех богов, каких почитают лидийцы, и не пользуются схожими законами и установлениями, но во всем этом больше отличаются от лидийцев, чем от пеласгов. (2) Сдается мне, что те, кто объявляет этот народ ниоткуда не пришедшим, но туземным, более близки к правде, потому что народ сей очень древен и ни на какое другое племя не похож по языку и образу жизни. И ничто не мешает эллинам называть его именем, которое он носит, как по обитанию в башнях, так и по мужу-правителю. (3) Однако римляне применяют к нему другие названия. Так по стране, в которой они когда-то жили, по имени Этрурия, они называют этих людей этрусками, а по опытности в богослужениях, в чем они отличаются от прочих, именуют тусками, — это ныне совсем непонятно, а раньше римляне точно знали их имя, как и эллины, и называли их «тюосками». Сами же они обозначают себя, по имени какого-то вождя Расенна, также расеннами. (4) О том, какие города населяли тиррены, какие порядки в них установили, какой силой они обладали, и какие приснопамятные деяния совершали, а также какая участь им выпала, будет изложено в другой книге. (5) Так вот, пеласгическое племя, все, которое не погибло и не рассеялось по колониям, но сохранилось малым числом от некогда великого, осталось согражданами аборигинов в тех же краях, где со временем их потомки вместе с другими97 основали Рим. Вот каковы предания по поводу рода-племени пеласгов.
31. Спустя немного времени эллины отправляются в странствие в эти же земли Италии, а именно за шестьдесят лет до Троянской войны, как говорят сами римляне, выступив из аркадского города Паллантия. А предводительствовал переселенцами Эвандр, как говорят, сын Герма и одной местной аркадской нимфы, которую эллины именуют Фемидой и называют пророчицей, а писавшие о ранней римской истории называют её на отчем языке Карментой. Но возможно на элладском наречии имя нимфы было «Феспиода»98. Дело в том, что римляне называют песни «кармина», а женщину эту единодушно считают одержимой божественным духом, прорицающей множеству людей с помощью песни о том, что случится в будущем. (2) А поход этот самый был отправлен не по общему решению, но потому что народ99 восстал и потерпевшая поражение часть его добровольно удалилась. Тогда же царскую власть над аборигинами обрел Фавн, как говорят, потомок Марса, человек деятельного характера и большого ума; римляне почитают его как местное божество жертвоприношениями и песнопениями. И этот вот муж, приняв с великим радушием аркадцев, немногих числом, дает им из своих земель столько, сколько они пожелали. (3) Аркадцы же, как посоветовала им Фемида, выбирают небольшой холм, невдалеке от Тибра, который находится теперь прямо-таки посреди города Рима, и устраивают близ него небольшое селение, достаточное для пристанища двум рыбачьим суденышкам, на которых они покинули Элладу. Судьба со временем возжелает вознести это селение на такую высоту, какой ни один эллинский ли, варварский ли город ни по размерам ни могуществу, ни по всему прочему не достигнет, и помнить о нем будут средь смертных больше, чем о других городах. (4) А имя этому маленькому городу дают Паллантий по их метрополии в Аркадии. Теперь, однако, он называется у римлян «Палатием»100, потому что время смешало точность наименований, чем и предоставило многим повод для неуместных этимологий.
32. А как передают некоторые, в том числе и Полибий Мегалополитанец, название было дано в честь некоего отрока Палланта, здесь скончавшегося. Был же он сыном Геракла и Лавинии101, дочери Эвандра. Дед по матери соорудил ему гробницу на холме, и по этому отроку место стало называться Паллантием. (2) Я же, однако, не видал в Риме могилы Палланта, не слыхал о совершении возлияний и не сумел обнаружить ничего другого из подобных обрядов, но род этот не оставлен в забвении и не лишен почестей, которыми люди отмечают божества. Так, я узнал о жертвоприношениях Эвандру и Карменте, совершаемых римлянами публично из года в год, так же как остальным героям и божествам; и увидел алтари, водруженные Карменте под так называемым Капитолием у Карментских ворот, а Эвандру — у другого из холмов, называемого Авентином, невдалеке от Тридимских ворот. К Палланту же, насколько мне известно, ничто из этого не относится. (3) И вот аркадцы, поселившиеся все вместе у подножия холма, принялись и во всем остальном обустраивать основанное ими поселение, согласно отчим законам, и воздвигать святилища — в первую очередь Ликейскому Пану, по велению Фемиды. Ведь у аркадцев самым древним и почитаемым из богов является Пан. Они отыскали подходящее место, которое римляне именуют Луперкалий, а мы могли бы назвать Ликейон. (4) Кстати, ныне, вследствие густой застройки вокруг священного участка, вид древней местности стал неузнаваемым. А представляла она собой, как говорят, во время о́но большую пещеру под холмом, защищенную густым лесом, с подземными родниками под скалами, а также примыкающую к крутому отрогу тенистую долину с высокими ветвистыми деревьями. (5) Поставив там алтарь богу, аркадцы совершили жертвоприношение по отеческому обычаю, которое римляне отправляют вплоть до нашего времени в феврале месяце после зимнего солнцеворота, не внося никаких изменений в тогдашнее установление. О виде жертвоприношения будет рассказано далее. Выбрав на вершине холма участок, посвященный Нике102, они и ей учредили ежегодные жертвоприношения, которые римляне соблюдают и в мое время.
33. Аркадцы хранят предание, что Ника — дочь Палланта, сына Ликаона, и что почести от людей, которые теперь имеет, она обрела по желанию Афины, будучи вскормленной вместе с богиней, поелику Афина тотчас после рождения была отдана Зевсом Палланту и воспитывалась у него до тех пор, пока не повзрослела. Аркадцы также возвели храм Цереры103 и приносят ей безвозлиянные жертвы с помощью женщин, как это в обычае у эллинов, который время и доныне никак не изменило. (2) Они отвели также священный участок Нептуну104 Коннику, и учредили празднество, которое аркадцы именуют Гиппократиями, а римляне — Консуалиями, когда у них по обычаю отдыхают от работы лошади и мулы, чьи головы украшаются венками цветов. (3) Вдобавок они освятили также много других священных рощ, алтарей и кумиров богов и ввели священнодействия по отчим обычаям и жертвоприношения, которые совершаются вплоть до моего времени неизменным образом. И я не удивлюсь, пожалуй, если даже некоторые из них стерлись из памяти потомков из-за их глубокой древности, но их и теперь еще довольно, чтобы засвидетельствовать их принадлежность давним аркадским установлениям. Подробнее о них расскажем в других книгах. (4) Говорят, что первыми эллинскую грамоту принесли в Италию аркадцы, а также и мелодии, исполняемые на инструментах, которые называются лирами, треугольниками и флейтами, в то время как предшественники здесь никаким музыкальным изобретением кроме пастушьей свирели не пользовались. Именно они установили законы и изменили звероподобный образ жизни на в высшей степени культурный, и обучили здешних людей искусствам и ремеслам, а также многому другому полезному для общества. И благодаря этому аркадцы удостоились большого уважения у принявших их жителей. (5) Это второй эллинский народ, после пеласгов, прибывший в Италию, который основал общее с аборигинами поселение — в наилучшей части Рима.
34. Немного лет спустя после аркадцев заявляются в Италию другие эллины под предводительством Геракла, который предварительно подчинил Иберию и все земли вплоть до крайнего Запада. Некоторые из прибывших упросили Геракла отпустить их с воинской службы и остались близ этих мест, где и основали город, найдя расположенный в трех стадиях от Паллантия удобный холм, который ныне зовется Капитолийским, а тогдашними людьми назывался Сатурнийским, т. е. можно, пожалуй, на эллинском языке, сказать — Кронийским. (2) Большую часть оставшихся составляли фенеаты, которые были пелопоннесцами, и эпейи, уроженцы Элиды, которые не имели уже желания вернуться домой, так как их родина оказалась разоренной в войне против Геракла; когда Геракл овладел их городом, к ним примешалась какая-то часть пленных троянцев Лаомедонта105, происходящих из Илиона106. Но мне думается, что и все остальное войско, поскольку тяготилось трудами и утомилось в своих скитаниях, испросив увольнения от военной службы, осталось в этой самой местности. (3) Как я уже сказал, некоторые думают, что название холма — древнее, и потому эпейи весьма привязались к холму в память о холме Кроноса в Элиде. Он находится в области Писатиде, близ реки Алфей, и элейцы107, считая его посвященным Кроносу, на общих сходках чествуют бога жертвоприношениями и другими способами в установленные для того сроки. (4) Эвксен же, древний поэт, а также некоторые другие из италийских песнопевцев думают, что имя этому месту дано самими писийцами из-за сходства с их холмом Кронием, и что алтарь Сатурну эпейи воздвигли вместе с Гераклом. Алтарь этот еще и теперь находится у подножья холма на подъеме от Форума108 на Капитолий. Что касается жертвы, то её и в мое время римляне приносят, соблюдая эллинский закон, так, как установили её ещё эпейи. (5) По моему личному разумению, и до прибытия Геракла в Италию холм этот был посвящен Сатурну и назван местными жителями Сатурнийским109. И весь остальной приморский край, зовущийся ныне Италией, находился под покровительством этого бога и назывался у коренных обитателей Сатурнией, и эти сведения можно почерпнуть в некоторых Сивиллиных110 изречениях и в других оракулах, данных богами. И повсюду в стране стояли святилища этому богу, и некоторые города назывались тогда, как и вся прибрежная страна, таким же образом, в частности многие земли и даже скалы и небесные явления именовались по этому божеству.
35. А с течением времени Италия получила свое имя по правителю Италу. Антиох Сиракузский сообщает, что Итал, доблестный и мудрый от рождения, покорил всю землю между Напетинским и Скиллетинским заливами, одних из соседей силой убеждения, а других оружием. Именно этот край был первым назван Италией по Италу. Усилившись и подчинив своей власти множество людей, Итал незамедлительно обратился к захватам и овладел многими городами. Происходил же он из энотров. (2) А Гелланик Лесбосский передает такой рассказ: когда Геракл угонял быков Гериона в Аргос, он очутился в Италии, там одна из телок отбилась от стада, убежала, прошла вдоль всего берега и, переплыв морской пролив между Италией и Сицилией, оказалась в Сицилии. Тогда Геракл, преследуя телку, постоянно расспрашивал чуток понимающих эллинский язык местных жителей, среди которых он оказался, не встречал ли ее где-нибудь кто-либо из здешних людей. Поскольку на их родном языке животное в виде телки называлось, как и теперь, uitulus, то по этому слову всю страну, по которой он прошел, Геракл назвал Витулией. (3) Неудивительно, что со временем это название перешло в нынешнюю форму, ведь даже многие из эллинских названий претерпели превращение. Кроме того, будь то Италия поименована, по словам Антиоха, по предводителю (что, возможно, и более убедительно), будь то по мысли Гелланика, по теленку, но и то и другое мнение подтверждают, что страна обрела свое наименование при жизни Геракла или несколько ранее. А до этого эллины называли страну Гесперией111 и Авзонией, местные же жители — Сатурнией, как я рассказывал ранее.
36. Но существует и другой рассказ, отраженный местными писателями в предании о том, что до правления Зевса в этой стране правил Сатурн, и, как говорят, жизнь при нем была изобильна всем, что только ни порождает природа во все времена года, так что жизнь у прочих народов оказалась не богаче, чем у них. (2) И если кому-либо, отбросив из рассказа мифологические детали в этой истории, захотелось бы удостовериться в достоинствах страны, от которой только что возникший род людской обрел наибольшую радость, — от её земли или иным каким способом, как сообщают древние, — то он не обнаружил бы ничего удобнее данного края. Ибо при сравнении его с каким-либо другим такого же размера — не только в Европе, но и на прочих частях мира, — то наилучшей, по-моему, окажется Италия. (3) Хотя не секрет, что многие считают, будто и Египет, и Ливия, и Вавилон, и многие другие страны являются счастливыми, лично я все же полагаю, что богатство — не в одной только земле и сорте плодов, и я не завидую поселению, где лишь тучные нивы, а из прочего нет ничего полезного; мне представляется лучшей та земля, которая обладает множеством собственных благ и испытывает лишь самую незначительную нужду в привозимых, и я убежден, что Италия изобилует всем полезным в сравнении с любой другой страной.
37. В самом деле, в ней много добрых нив, но нет недостатка в лесах, как в хлебородной стране. С другой стороны, хотя она пригодна для произрастания всех видов растений, Италия при засевании не производит скудных урожаев, словно лесистая страна. А кроме того, хотя она изобильна как зерном, так и лесом, она будто отнюдь не пригодна для скотоводства[4]. И никто, пожалуй, не скажет, что хотя она богата плодами и в ней много лесов и прекрасных пастбищ, она, скорее, предоставляет людям непривлекательные условия обитания. Напротив, всякий скажет, что в ней полно всего для удовольствия и пользы. (2) Что же до плодородных земель, орошаемых не реками, а небесными водами, так Италия располагает так называемыми кампанскими равнинами, на которых я сам видел пашни, трижды в год плодоносящие, где вызревает посев летний — после зимнего, а осенний — после летнего; а какие там земли из маслиноносных, так это — мессапийские112, давнийские, сабинские и многие другие, что до производящих вино — так это тирренские, альбанские и фалернские области, удивительно богатые виноградной лозой и пригодные для получения множества отменных плодов при незначительных усилиях труда. (3) Но кроме плодоносной, возделанной земли можно, пожалуй, найти и обширную часть её незасеянных полей, удобных для пастбищ, пригодных для пропитания овец и коз, но еще более замечательных — для разведения лошадей и крупного рогатого скота. Ведь изобильные болотные и луговые травы, освежаемые росой, в безграничном количестве летом и зимой, обеспечивают благополучие стад. (4) Самым удивительным из всего являются дубовые рощи вокруг скалистых кряжей, долин и невозделанных холмов, где добывают много отличной древесины для постройки судов, а также для разных поделок. И ни одно из этих мест не труднодоступно и не удалено от всего, что необходимо человеку, но все удобно расположено и достигаемо благодаря множеству рек, которые пересекают все побережье и делают легкой и выгодной перевозку плодов земли и обмен ими. (5) Край богат также источниками теплых вод, которые встречаются во многих местностях, способными доставить приятные купания и отменно вылечить хронические заболевания, и всевозможными рудами металлов. Он благоприятствует охоте на диких зверей, богат многообразными дарами моря и множеством другого полезного и удивительного. Но самое замечательное из всего — это воздух, который равно благоприятен во все времена года и наносит меньше всего вреда ужасными перепадами морозов или жары созреванию плодов и живым существам.
38. Так вот, ничего нет удивительного в том, что древние предполагали, будто страна эта — священная обитель Сатурна. Понеже они думали, что этот бог является подателем и умножителем всяческого благоденствия для людей. И называть бога надо то ли Кроносом, как считают эллины, то ли Сатурном, как римляне, но как бы его ни называли, божество это включает в себя всю природу мира. Древние люди видели, что страна эта исполнена всевозможными изобилием и благодатью, к коему стремится род смертных. Они также считали, что и для богов, и для людей она является самым желанным даром: горы и леса — для Пана; луга и цветущие местности — для нимф; побережья и острова — для морских божеств; а прочее — что каждому богу и божеству подходит. (2) Говорят, что древние совершали человеческие жертвоприношения Сатурну, как в Карфагене, пока существовал этот город, как это происходит теперь у кельтов и у некоторых других западных племен, умерщвляющих в этих целях людей. Геракл же положил конец обычаям подобных жертвоприношений, пожелав воздвигнуть алтарь на холме, посвященном Сатурну, и начать непорочные приношения на очищающем огне. Но, чтобы у людей, лишившихся привычных жертв, не осталось уныния в душе, Геракл научил туземцев умилостивлять бога сбрасыванием в Тибр вместо людей, которых они связывали, чтобы лишить сил, изображения, изготовленные наподобие человеческих фигур, чтобы действительно зло, что когда-то пряталось в душах, изымалось, хотя приверженность древним обычаям еще сохранялась. (3) И римляне совершают этот обряд вплоть до моего времени, проводя его ежегодно немного позднее весеннего равноденствия, в мае месяце, в так называемые Иды113, которые они считают серединой месяца. И они хотят, чтобы в этот день, подготовив установленные священнодействия, понтифики114, знаменитейшие из жрецов, и вместе с ними девы, хранящие неугасимый огонь115, а также преторы и другие граждане, которые имели право присутствовать при священнодействиях, скидывали со священного моста в поток Тибра тридцать человеческих изображений, называя их Аргеями. (4) Однако о жертвоприношениях и других священнодействиях, которые город римлян совершает и по эллинскому, и по собственному обряду, мы поведаем в другом месте, а настоящий момент требует рассказать тщательнейшим образом о прибытии Геракла в Италию и не упустить каких-либо достопамятных свершений там.
39. Дело в том, что в сказаниях о Геракле присутствует и сказочное, и вполне правдивое. Так вот, сказочная история о пребывании его такова: когда по приказанию Эврисфея116 Геракл наряду с другими испытаниями должен был пригнать коров Гериона117 из Эрифеи в Аргос, он завершил этот подвиг и на обратном пути миновал многие края в Италии и достиг той части земель аборигинов, которая примыкает к Паллантию. (2) Обнаружив обилие отличной травы для скота, он отпустил коров на пастбище, а сам, отягощенный усталостью, улегся на землю и предался сну. А в это время на пасущихся без присмотра коров наталкивается местный разбойник по имени Как и заманивает их к себе. Когда же он увидал, что здесь расположился Геракл, то смекнул, что не сумеет скрытно отогнать всех животных, и понял, что дело это — нелегкое. Однако, немногих из них он укрывает в ближайшей пещере, в которой проживал сам, при этом таща каждую корову за хвост задом наперед. Это и помогло ему скрыть улики, так как путь в пещеру оказался ведущим в сторону, противоположную направлению следов. (3) Спустя немного времени, Геракл встал и пересчитал коров. Как только он понял, что некоторых недостает, то, поскольку он не знал, куда они подевались, решил, что они покинули пастбище и принялся искать их по всей стране. Когда же он вернулся ни с чем, то отправился к пещере, но хотя обманулся следами, все же подумал, что следовало бы обыскать местность. Но Как, стоя у входа в пещеру, на вопрос Геракла отрицал, что видал коров, и не позволил их разыскивать, да еще воззвал за помощью к находящимся поблизости, будто терпит оскорбление от чужеземца. Тогда Геракл, не зная, чем ещё можно помочь делу, придумал пригнать к пещере остальных коров. И вот, значит, когда находившиеся внутри пещеры коровы учуяли голос и запах стада, в котором все вместе паслись, они замычали, обращаясь к тем, кто был снаружи, и рев их разоблачил похищение. (4) Когда стало ясно, что Как совершил злодеяние, он призвал на защиту знакомых пастухов. Тут Геракл убивает его дубиной и выводит коров. Увидев, что местность подходит для совершения разбоя, он разрушает пещеру, засыпав ее вместе с вором. Очистив же себя речной водой от убийства, он воздвигает близ этого места алтарь Зевса Эврисейского118, который находится в сегодняшнем Риме у Тридимских ворот, и приносит богу за возвращение коров одну телку в качестве благодарственной жертвы. Данное жертвоприношение римский город совершает еще и в мое время, пользуясь всеми эллинскими установлениями именно в том виде, в каком их учредил Геракл.
40. Как только аборигины и обитавшие в Паллантии аркадцы узнали о смерти Кака и узрели Геракла, то первого возненавидели за воровство и изумились наружности второго, в котором усмотрели нечто божественное, и воздали ему почести за большое счастье избавления от разбойника. А бедняки из них, сорвав ветви лавра, который во множестве рос в этих местах, увенчивали ими героя и себя, а цари их пришли, приглашая Геракла быть их гостем. И как только они узнали его имя и его род, ибо он поведал обо всех делах, то из дружеских чувств вручили ему страну и самих себя для дружбы. (2) Эвандр же, еще давно от Фемиды наслышанный, что Геракл, рожденный Зевсом и Алкменой, благодаря своей доблести определен судьбой поменять смертную природу на бессмертную, как только проведал про него, желая упредить всех остальных, первым стал воздавать герою божеские почести. Эвандр немедленно со всем тщанием воздвиг отдельный алтарь и принес Гераклу в жертву безъяремную телку, сообщив ему о данном богами пророчестве, и молил его возглавить священнодействия. (3) А Геракл в благодарность людям за их гостеприимство начинает угощать народ, принеся в жертву некоторых из коров и выбрав из прочей добычи десятину. Царей же он одарил большой территорией лигиев и других соседей, над которой они получили великую власть, и выслал из неё некоторых нарушавших закон людей. Говорят, что сверх этого Геракл совершил моления за местных поселенцев, так как они первые посчитали его богом, с тем чтобы они вечно воздавали ему почести, принося ежегодно в жертву безъяремную телку и отправляя священнодействия по эллинским обычаям. И дабы научить их жертвоприношениям, чтобы они всегда их ему совершали, он вменяет эту обязанность двум самым знатным семьям. (4) И были тогда обучены эллинским священнодействиям Потиции и Пинарии, потомки которых долгое время продолжали заботиться о совершении жертвоприношений в том виде, как их установил Геракл: Потиции предводительствовали священнодействиями и начинали сожжение жертв, Пинарии же были лишены вкушания внутренностей, но во всем другом, что полагалось для обоих родов, получили вторую по значению почесть. Такое умаление почести было им определено из-за опоздания, так как им было велено явиться на заре, а они прибыли в то время, когда другие уже прикоснулись к внутренностям жертвы. (5) Ныне, однако, попечение о священнодействиях уже не возлагается на их потомков, но совершают их юноши из рабов на общественный счет. По каким причинами изменился обычай и какие были божественные явления, касающиеся смены жрецов, я расскажу, когда дойду до этого в соответствующей части повествования. (6) А алтарь, на котором принес десятинные жертвы Геракл, называется у римлян Величайшим и находится близ так называемого Бычьего рынка, и местные жители чтут его как никакой другой. Ведь у алтаря даются клятвы и заключаются договоры теми, кто хочет надежно устроить дело, а также взимаются десятины всякого рода по обету. По внешнему украшению алтарь уступает своей славе. Но и повсюду в других местах Италии выделяют священный участок этому божеству и водружают алтари в городах, а также на дорогах, и редко кто сыщет там место, где бы не почитался этот бог. Вот таков мифологический рассказ о нем, каким его и передают.
41. А более правдивое, чем то, каким воспользовались многие из излагавших деяния Геракла в виде истории, таково: став сильнейшим из всех в его время полководцем, предводительствуя большими силами, пройдя всю землю вплоть до Океана, уничтожая всякую тиранию, тягостную и горестную для подданных, или город, оскорбляющий и позорящий близлежащие города, или преобладание людей дикого образа жизни, применявших нечестивые убийства чужестранцев, Геракл учредил законные царства, мудрое управление и для всех приемлемые и человеколюбивые обычаи. Сверх того, он перемешал эллинов и варваров, живших в глубине страны, с прибрежным населением, отношения которых до той поры были недоверчивы, и которые были отчуждены друг от друга. Он основал в пустынных землях города и повернул реки для орошения равнин, прорубил тропы в неприступных горах, а также изобрел еще и другое, так что вся земля и все море стали открытыми для всеобщей пользы. (2) Геракл прибыл в Италию не в одиночку и не вслед за стадом коров (ибо местность не лежала на пути переправлявшихся в Аргос из Иберии и не считалась достойной чести прохода через неё), но для подчинения и властвования в ней над людьми, ведя за собой большое войско и уже прибрав к рукам Иберию. Он вынужден был провести в Италии долгое время из-за отсутствия флота, наступившей зимней погоды и поскольку не все народы, обитавшие в Италии, охотно к нему присоединялись. (3) Ведь помимо прочих варваров многочисленное и воинственное племя лигуров, поселившееся в проходах Альпийских гор, попыталось оружием воспрепятствовать его вторжению в Италию. И произошло у них такое великое сражение с эллинами, что даже все стрелы во время битвы у них иссякли. Об этой войне из древних поэтов рассказывает Эсхил в «Освобожденном Прометее». Он говорит, как Прометей, предсказывая Гераклу будущее, знает в том числе и о том, как именно случится с ним каждое событие во время похода к Гериону и, конечно, о том, какой нелегкой будет Лигистикская119 война. В поэме сказано следующее:
Ты идешь на бесстрашное войско лигуров, Где, я знаю точно, если ты неутомимый, За битву не будешь судьбу порицать, ведь Определено судьбой стрелам тебя миновать. |
42. Когда же Геракл, покорив лигуров, овладел горными проходами, некоторые из их союзников добровольно открывали ему города, особенно те, что имели эллинское происхождение или не обладали достаточными силами для сопротивления, большая же часть была подчинена войной и осадой. (2) Среди побежденных в битве оказался Как, отмеченный в римских преданиях, вождь вполне варварский, предводительствовавший совершенно дикими людьми; обитал он в неприступных местах и в силу этого представлял немалую трудность для соседей. Когда же Как узнал, что Геракл расположился лагерем в соседней долине, он, по-разбойничьи изготовившись, совершил внезапный набег, пока войско спало, окружил и угнал все, что сумел захватить из неохраняемой добычи. (3) Позже Как был осажден эллинами, охрана его силой взята была в плен, а затем и он сам был уничтожен в своих укреплениях. Когда крепости были уничтожены, спутники Геракла — аркадцы, которые были с Эвандром, и Фавн, царь аборигинов — взяли и поделили между собой окрестные земли. Пожалуй, можно предположить, что те эллины, что остались там, а это эпеи и аркадцы из Фенея, а также троянцы, были оставлены победителем для защиты страны. (4) В самом деле, среди деяний Геракла это присуще ему как воителю и ничуть не менее иных достойно удивления. Ведь, он привлек изгнанников из покоренных тогда городов к участию в походе, а после того как воодушевил их на совместное военное предприятие, начал расселять их по завоеванным краям и даровал богатства, отнятые у других. Именно благодаря этому деянию возвеличилось имя и воссияла слава Геракла в Италии, а вовсе не из-за того, что он-де проследовал через страну, в чем не содержалось ничего достойного преклонения.
43. Иные передают, что Геракл в тех местах, кои ныне населяют римляне, оставил детей от двух женщин: во-первых, Палланта — от дочери Эвандра, имя которой, говорят, было Лавиния; во-вторых Латина — от некой гиперборейской120 девы, которую он взял себе, отданную отцом в залог, и хранил её непорочной для брака. Но приплыв в Италию, Геракл влюбился в неё, и она понесла, а когда он вознамерился вернуться в Аргос, то отдал её в жены царю аборигинов Фавну. По этой причине многие считают, что Латин был сыном Фавна, а не Геракла121. (2) Ещё рассказывают, что Паллант, не достигнув юношеского возраста, умер, Латин же, возмужав, взял власть над аборигинами. Так как он, сражаясь против соседних рутулов, погиб, не оставив мужского потомства, власть перешла к Энею, сыну Анхиса122, который был зятем Латина. Но это случилось уже в другие времена.
44. Когда же Геракл установил по Италии все по своему усмотрению и к нему прибыл из Иберии в целости и сохранности военный флот, он принес богам десятину из добычи и основал названное по нему поселеньице123, где у него стоял на якоре флот, которое и теперь населяют римляне. А расположено оно между Неаполем и Помпеями на берегу залива и обладает надежными гаванями в любое время года. Достигнув у всех жителей Италии славы, восхищения и богоравных почестей, Геракл отбыл в Сицилию. (2) Оставленные же им в Италии ополченцы и поселенцы обосновались около Сатурнийского холма и пока стали сами управлять собой. Но спустя немного времени, объединив свои уклад жизни, законы и святилища богов с аборигинскими, подобно аркадцам (а еще раньше пеласгам), они воссоединились в одном и том же городе и сошлись на том, чтоб считаться единым народом. Пусть этого будет достаточно сказано о походе Геракла и о пребывании пелопоннесцев в Италии. (3) Двумя же поколениями после отбытия Геракла (и на
45. В это время троянцы, которые спаслись бегством вместе с Энеем из Илиона, после взятия города врагом, прибыли к Лавренту на побережье Тирренского моря, расположенное невдалеке от устья Тибра, которое принадлежало аборигинам. Получив от аборигинов место для поселения и все, чего ни посчитали нужным, троянцы основали на холме невдалеке от моря город, и нарекли его Лавинием124. (2) А спустя недолгое время, троянцы поменяли свое древнее наименование и стали вместе с аборигинами прозываться по имени царя этой страны латинами125. Выселившись из Лавиния вместе с туземцами, они основали более крупный, окруженный стенами город, который назвали Альба. Тронувшись из него далее, они возвели и другие города так называемых древних латинов, из коих многие обитаемы вплоть до моего времени. (3) Шестнадцатью же поколениями позднее взятия Илиона латины вывели колонию в Паллантий и в Сатурний, где устроили первое поселение пелопоннесцы и аркадцы и где еще сохранялись остатки древнего племени. Латины начали заселять эти места и окружили Паллантий стенами, так что тогда он впервые приобрел вид города. Основанному городу они дают имя Рома по выславшему колонию Ромулу, который являлся потомком Энея в семнадцатом колене. (4) Но поскольку одним писателям рассказ не известен, а у других он звучит по-разному, мне хочется не походя, а собрав сведения у наиболее достойных доверия эллинов и римлян, поведать о появлении Энея в Италии.
46. После захвата Илиона ахейцами то ли обманом с помощью деревянного коня, как говорится у Гомера, то ли из-за предательства Антеноридов126, то ли как-то иначе, масса людей в городе — и троянцы и союзники — были застигнуты и умерщвлены еще в постелях — действительно, так случилось, что на них, беззащитных, ночью обрушилось бедствие. Эней же и те, кто находился при нем в качестве помощников илионцев, т. е. троянцы из городов Дардана и Офриния, а также все прочие, кто заранее почуял опасность, сколько их осталось в живых после падения нижнего города, сообща ускользнули в крепость Пергам127 и захватили акрополь, защищенный особой стеной. В нем у троянцев хранились и отеческие святыни, и огромные денежные богатства (что принято было содержать в укрепленном месте), а также отборная часть войска. (2) Очутившись там, они принялись отбивать попытки врагов взобраться на кручу и путем тайных вылазок поднимать на гору толпу, рассеянную в поисках спасения от плена, для чего использовали теснины в обрывистых кручах. Так большинство жителей избежало пленения. Эней разгадал замысел врагов внезапно уничтожить город целиком, и, дабы укрепленный город с ходу не был весь захвачен, замыслил собственный план. Проницательно глядя в будущее и понимая, насколько безнадежно спасать город, большая часть которого уже утеряна, он задумал уступить противнику часть стены, лишенную защитников, а живую силу, отеческие святыни и сколько можно унести денег спасти. (3) Сообразуясь со своим планом, он приказывает детям, женщинам, престарелым и всем прочим, кто вынужден медленно передвигаться, покидать город по дорогам, ведущим к Иде128, пока ахейцы, рвавшиеся захватить крепость, не додумались преследовать толпу, ускользающую из Трои. Одну часть войска Эней выделил охранять беглецов, чтобы по возможности обезопасить и облегчить их бегство. Этим же воинам было велено занять наиболее неприступные отроги Иды. Остальное войско, самое отборное, он оставил на стенах и обеспечивал уходящим щадящие условия для бегства, благодаря тому что враги в схватке за стену оказались разобщены. (4) Когда же Неоптолем129 вместе с товарищами ворвался в одну из частей акрополя при общей поддержке ахейцев, Эней оставил крепость врагам и, открыв ворота, ушел с выстроенными колонной остатками беглецов, увозя на лучших колесницах отца, отчих богов, жену, детей, а также прочий люд и наиболее ценное имущество.
47. Тем временем ахейцы овладели городом и предались грабежу, тем самым предоставив беглецам полную свободу для спасения. А спутники Энея, нагнав уже по дороге своих и, объединившись, заняли самую укрепленную из вершин Иды. (2) К ним явились не только тогдашние жители Дардана130, которые как только увидели огромное пламя, бушующее в Илионе, покинули ночью опустевший город (кроме тех, кто вместе с Элимом131 и Эгестом132 подготовили несколько кораблей и еще ранее отчалили оттуда), но и все население Офриния и остальных троянских городов, жаждавших свободы. И военные силы у троянцев вскоре стали весьма значительны. (3) Конечно спасенные вместе с Энеем от порабощения, обретаясь в этих местах, спустя некоторое время возымели надежду вернуться назад в свои земли, когда враги отплывут. Ахейцы же, поработив полис и близлежащую округу, перерезав стражников, стали готовиться прибрать к рукам и тех, кто оказался в горах. (4) После того как троянцы отправили вестников с предложением прекратить военные действия и просили не заставлять их вновь браться за оружие, ахейцы, сойдясь на народное собрание, заключили с ними перемирие на следующих условиях: Эней и его спутники, забрав столько имущества, сколько спасли во время бегства, в назначенный срок удаляются из Троады, передав ахейцам укрепления. Ахейцы же, согласно договору, предоставляют изгнанникам безопасность на всей захваченной ими земле, а также и на море. (5) Эней принимает эти условия, посчитав их в данных обстоятельствах самым лучшим и посылает старшего из детей, Аскания133 вместе с отрядом союзнического войска, в большинстве состоявшего из фригийцев, в землю, называемую Даскилитийской, где расположен Асканийский залив. Ведь Асканий был призван местными жителями царствовать над ними, но проживал там недолго. После того как к нему явились Скамандрий134 и другие Гекториды135, отпущенные из Эллады Неоптолемом, он повел их в отеческую землю и прибыл в Трою. (6) Вот что сообщается об Аскании. Собрав остальных своих детей, а также отца и изображения богов, Эней со снаряженным для этого флотом, переплыл Геллеспонт, держа курс на близлежащий полуостров, который лежит у побережья Европы, а зовется Паллена. Владел же им союзный фракийский народ, именуемый крусейским, который проявил наибольшую преданность из всех, поднявшихся вместе с троянцами на войну.
48. Так выглядит самый достоверный рассказ о бегстве Энея, которым из числа древних писателей воспользовался Гелланик в своем повествовании «О троянских делах». Но у некоторых других писателей встречаются и иные сообщения о том же самом событии, каковые лично я полагаю менее убедительными. Пусть каждый из читателей судит, как он пожелает. (2) Так, трагик Софокл в драме «Лаокоон» изобразил Энея в тот момент, когда городу предстояло пленение, собирающимся по приказу отца Анхиза на Иду, памятуя о тех, за кого просила Венера136 и о тех знамениях в отношении Лаоконтидов, какие все вместе возвещали грядущую гибель города. И содержатся в драме следующие ямбы, которые произносит некто под видом вестника:
И вот Эней, сын богини, находится в воротах, Неся на плечах отца, орошающего слезами Мягкую ткань на пораженной молнией спине; А кругом — вся масса ойкетов137, И сопровождает толпа, которую ты не представляешь, Как говорят, присоедините к этой колонии фригийцев. |
(3) Менекрат же Ксантий138 заявил, что Эней предал город ахейцам из вражды к Александру139, и благодаря этому благодеянию ахейцы согласились на то, чтобы была спасена его семья. Примыкает же этот рассказ к тому, который начинается с похорон Ахилла, таким образом: «Тоска взяла ахейцев, и им показалось, что войско лишилось головы. Однако после погребального костра они стали воевать в полную силу, пока не был пленен ими Илион, отданный Энеем. Ведь будучи отлученным от святых даров из-за Александра, Эней отверг Приама. Совершив же это, он превратился в одного из ахейцев». (4) Некоторые же другие уверяют, будто Энею случилось в то время оказаться у троянской корабельной стоянки, а иные — что он с войском был послан Приамом по какой-то военной надобности во Фригию; но находятся и такие, которые изображают его изгнание более сказочно. Пусть каждый держится своего убеждения.
49. То же, что произошло после ухода Энея, ставит многих перед еще большими трудностями. Ибо одни доводят его до Фракии, говоря, что он окончил жизнь там, — в их числе Кефалон Гергитий140, а также Гегесипп141, написавший о Паллене, мужи старинные и достопамятные. Другие же, выводя его из Фракии, доводят его странствия до Аркадии и уверяют, что он поселился в аркадском Орхомене и в местечке Остров, который, хоть и расположен на суше, но получил название от влажных низин и реки. И добавляют, что Энеем и троянцами были основаны так называемые Капии142, а прозваны они так по троянцу Капию. Рассказывают, что данные об этом встречаются и у других писателей, в том числе у Ариайта143, создавшего «Аркадику». (2) Находятся и такие, кто упоминает, будто Эней пришел в Аркадию, однако конец жизни встретил не в тех краях, но в Италии, об этом же свидетельствуют и многие другие и в числе прочих поэт Агатилл Аркадский, который пишет в элегии:
Он пришел в Аркадию и поселил На Несе двух детей от ложа Кодоны и Антемоны. Сам же поспешил в Гесперийскую землю, А сына произвел Ромула. |
(3) Относительно прибытия Энея и троянцев в Италию являются надежными свидетелями все римляне, да и деяния их, нашедшие выражение в жертвоприношениях и празднествах, указывают на это событие, и речения Сивиллы и пифийских оракулов144, как и многое другое, чем никто из-за величия дела не станет пренебрегать. Много ясных сведений сохраняется у эллинов до сего времени: где троянцы бросили якорь и среди кого пребывали, отказавшись от продолжения плавания из-за погоды. Хотя таких данных несть числа, суть их я изложу настолько кратко, насколько сумею. (4) Сначала троянцы достигли Фракии, полуострова Паллены, и бросили там якорь. Владели же полуостровом, как я упоминал, варвары-крусеи. Они предоставили пришельцам безопасное пристанище. Пережидая зимнее время, троянцы воздвигли здесь на одном из мысов храм Венеры и основали город Энея145, в котором оставили тех, кто не способен был продолжать плаванье из-за усталости, и всех тех, кто хотел там задержаться, чтобы обосноваться, как на родной земле. Город этот существовал вплоть до начала власти македонян, которая установилась при диадохах Александра. Но в правление Кассандра, когда был основан город Фессалоника, он подвергся уничтожению, и энеаты вместе со многими другими народами перебрались в новый город.
50. Покинув Паллену, троянцы прибывают на Делос, в то время когда им правил Аний146, и много следов присутствия Энея и троянцев на Делосе сохранилось до тех пор, пока остров был населен и процветал. Затем, переправившись на другой остров, Киферу147, который расположен близ Пелопоннеса, они воздвигают там святилище Венеры. (2) Совершая плавание от Киферы, они одного из спутников Энея, скончавшегося Кинетия, погребают невдалеке от Пелопоннеса на одном из мысов, что по нему ныне носит имя Кинетий. Памятуя о своем родстве с аркадцами (о чем я поведаю в следующем рассказе148), троянцы остановились ненадолго в этих местах и оставили некоторых сотоварищей. Наконец, троянцы добираются до Закинфа149. (3) Надо сказать, закинфяне приняли их дружески благодаря родственным связям; говорят ведь, что у Дардана, сына Зевса, и Электры Атлантиды, имелось двое детей, от Батейи — Закинф и Эрихтоний[5]150, из них второй стал предком Энея, а Закинф — первым поселенцем острова. В самом деле, изгнанники задержались здесь подольше как в память об этом родстве, так и в ответ на расположение туземцев, к тому же лишенные возможности продолжать плавание. Они приносят около сооруженного святилища жертву Венере (её закинфяне совершают сообща вплоть до настоящего времени) и устраивают состязания эфебов151 в разных видах борьбы и в беге, а победной награды удостаивается вбежавший в храм первым. Бег называется Энеевым и Венериным, а в храме поставлены деревянные статуи обоих. (4) Оттуда морем троянцы попадают на Левкаду152 в те времена, когда этим островом владели акарнанцы. И в ней они опять-таки воздвигают святилище Венеры, которое и сейчас еще сохраняется на островке между Диориктом и городом, а зовется оно храм Венеры Энеады. Снявшись оттуда с якоря, по направлению к Акцию, они пристают к мысу в Амбракийском заливе. А оттуда они посещают город Амбракий, где правил царь Амбрак, сын Дексамена, сына Геракла. И там и там они оставляют памятники своего пребывания: в Акции — храм Венеры Энеады и близ него — святилище великих богов (оба действующие в мое время), в Амбракии — святилище той же богини и героон Энея близ небольшого театра, в котором находилось маленькое деревянное старинное изображение Энея, о котором уже говорилось, и почитали его жертвами люди, называемые у них прислужниками.
51. Направляясь из Амбракии на корабле вдоль берега, Анхис вместе со спутниками, достиг Бутрота153, в заливе в Эпире. Эней же с воинами самого цветущего возраста, совершив двухдневный переход, прибывает в Додону, дабы вопросить бога154, и застает там троянцев, бывших с Эленом155. Получив же оракул по поводу колонии и отблагодарив бога различными троянскими дарами, в том числе медными сосудами, некоторые из которых еще сохранились, а весьма древние надписи указывают на тех, кто их возложил здесь, они прибывают к стоянке флота после примерно четырехдневного пути. Присутствие в Бутроте троянцев подтверждается неким холмом, известным как Троянский, которым тогда воспользовались для разбивки лагеря. (2) Из Бутрота, идя вдоль берега до залива, тогда называвшегося Анхисовым, а теперь непонятно как, они воздвигли и здесь святилище Венеры, и переправились через Ионийское море. Водителями их флота были акарнанцы, которые добровольно отплыли вместе с ними, увлекая за собой тех, кто был с фурийцем Патроном156. Когда войско в целости и невредимости высадилось в Италии, большинство из них снова разошлись по домам. Патрон же, убежденный Энеем совместно основать колонию, и ряд его друзей остались вместе с ним продолжать поход. Некоторые писатели сообщают, что троянцы остались жить в сицилийском Алунтии. В память об этом благодеянии римляне со временем и подарили акарнанцам Левкаду и Анакторий, лишив такого подношения коринфян, и позволили эниадцам157, желающим того, отложиться, а также разрешили жителям Эхинадских островов158 собирать плоды сообща с этолийцами. (3) Что же касается Энея и его спутников, то они сходили на берег не в одном только месте Италии, большинство кораблей пристали к мысу Япигии, который тогда назывался Салентином, а другие на остальных кораблях шли по так называемому Атенею и высадились там, где и сам Эней вступил в Италию. Это был мыс, а рядом с ним — летняя гавань, которая с той поры зовется гаванью Венеры. Так вот, они проследовали до пролива, имея по правую руку Италию, оставив и в этих местах следы своего пребывания, в том числе в святилище Юноны — медный фиал с древней надписью, содержащей имя Энея, одарившего богиню.
52. Приблизившись к Сицилии, троянцы, то ли решив бросить здесь якорь, то ли прибитые неблагоприятными ветрами, какие дуют в этом море, высаживаются на острове у так называемого Дрепана159. Там они встречаются с троянцами, которые во главе с Элимом и Эгестом ранее вышли из Трои. Подстегнутые удачей и попутным ветром — к тому же не отягощенные грузной поклажей, — те быстро переправились прямо в Сицилию и поселились у реки Кримис, в земле сиканов, приняв от них по дружбе это местечко, благодаря родству их с Эгестом, родившимся и воспитанным в Сицилии вот по какому тяжкому случаю. (2) Кто-то из его предков, знаменитый муж троянского происхождения, воспротивился Лаомедонту, и царь, схватив его по какому-то обвинению, предал смерти его и все мужское потомство со страха, как бы не претерпеть чего от них. Дочерей же их, бывших еще девицами, умертвить он посчитал не приличествующим, но пренебречь тем, что они живут вместе с троянцами — небезопасным. Поэтому он отдает их купцам, приказав отвезти как можно дальше. (3) Вместе с ними отплыл некий отрок из знатных, охваченный любовью к одной из дев, на которой женился по прибытии в Сицилию. И родилось у них в Сицилии дитя по имени Эгест, который изучил обычаи и язык местных жителей. После смерти своих родителей в царствование в Трое Приама он добился того, чтоб ему дозволено было вернуться. Эгест перенес вместе с троянцами войну против ахейцев, а после того как троянский град пал, он снова отплыл в Сицилию, совершив побег вместе с Элимом на трех кораблях, которые имелись у Ахилла, когда тот грабил города Троады, но поскольку они сели на подводные рифы, Ахилл их бросил. (4) Встретившись с упомянутыми мужами, Эней благосклонно принимает их и закладывает для них городки Эгесту и Элиму, а также оставляет в них некоторую часть своего войска — как мне кажется, по доброй воле, чтобы отягощенные усталостью или иначе пострадавшие на море обрели бы отдых и безопасные стоянки. Но по словам некоторых, после потери части флота, которую подожгли некие женщины, измученные блужданиями, Эней поневоле оставил там весь сброд со сгоревших кораблей, который по сей причине был лишен возможности продолжать совместное плаванье.
53. Имеется много других свидетельств о приходе Энея и троянцев в Сицилию, но самые явные — это алтарь Венеры Энеады, воздвигнутый на высоте Элимы, и святилище Энея в Эгесте. Первый Эней водрузил здесь в честь матери, второе же — отставшими от похода в честь своего спасителя[6]. А троянцы с Элимом и Эгестом осели в этих местах и зажили под именем элимов160. Ведь Элим, будучи царского рода, отличался достоинством, потому от него все остальные и обрели имя. (2) А Эней со спутниками, плывущие из Сицилии через Тирренское море, сначала пристали к Италии в заливе Палинур161, который, как говорят, получил это название от одного из кормчих Энея, здесь скончавшегося. Затем они причалили к острову, которому дали имя Левкасия по двоюродной сестре Энея, почившей неподалеку от этого места. (3) Направившись оттуда к глубокому и прекрасному заливу в стране опиков, троянцы после смерти и там одного из знатных людей, Мисена, по нему окрестили этот залив. Волею случая пристав к острову Прохита и мысу Кайета, странники по той же причине, желая увековечить память умерших тут троянок, так их называют. Как передают, одна из них была родственницей Энея, а другая — кормилицей. Наконец, изгнанники в Италии162 достигают Лаврента, где и закончили странствия. Они воздвигают укрепления, а место, где они разбили лагерь, с той поры зовется Троей. Оно отстоит от моря примерно на четыре стадия. (4) А поведал я обо всем об этом и отступление сделал в силу необходимости, поелику одни из писателей утверждают, будто Эней с троянцами не достигал Италии, другие — что приходил совсем другой Эней, рожденный не от Венеры и Анхиса, третьи же — что это был Асканий, сын Энея, а иные уверяют, будто заявлялись какие-то другие люди. Но есть и такие, кто рассказывает, что Эней, сын Венеры, отправив в Италию отряд, вновь возвратился домой и царствовал в Трое, а при смерти оставил царство сыну Асканию, и род, пошедший от него, удерживал власть очень долго. Но мне лично кажется, что они были сбиты с толку неверно понятыми словами Гомера. (5) Ведь у него в «Илиаде» выведен Посейдон, который предсказывает будущее чудесное явление относительно Энея и его потомков таким манером:
Будет отныне Эней над троянцами царствовать мощно, Он, и сыны от сынов, имущие поздно родиться163. |
Потому-то предполагая, будто Гомер знал, кто властвовал во Фригии164 (ибо невероятно, живя в Италии, царствовать над троянцами), писатели и измыслили возвращение Энея. На деле, возможно, что Эней властвовал над троянцами, которых привел с собой, хотя и создававшими государство в других краях. Но у кого-нибудь, может быть, найдутся и иные причины поддаться обману.
54. Если же некоторых смущает, что повсюду рассказывают о могилах Энея и показывают их, хотя невозможно быть похороненным в нескольких местах, то — принимая во внимание, что именно это обычно затрудняет всех, особенно коли речь заходит о мужах блистательной судьбы, но проведенной в скитаниях жизни, — пусть смущающиеся постигнут, что место упокоения их тел было единственным, памятники же им установлены во многих краях и весях из-за благорасположения людей, испытавших от них добро, в особенности, если остаются от последних некие следы, например, основанный город или знаки их длительного и милосердного пребывания и деяний. Вот такие предания мы знаем об этом герое. (2) В самом деле, Эней сделал для Илиона так, чтобы город не погиб окончательно в пылу погрома, и дал возможность вспомогательному отряду найти спасение в так называемой Бебрикии165. Во Фригии же он поставил царем своего сына Аскания, а в Паллене основал город под тем же именем. В Аркадии он выдал замуж дочерей, а в Сицилии оставил часть войска, во многих других краях явил свое человеколюбие, за что и встретил везде искреннее расположение, благодаря чему, оставив земной мир, он был повсюду почтен возведенными в его честь памятниками и героонами166. (3) Разве возможно измыслить причины установления ему памятников в Италии, не правь он в тех местах, не пребывая в них и будучи совершенно у них не известен? Но об этом опять-таки пойдет речь тогда и в том случае, если повествованию потребуются объяснения.
55. Причинами, по которым троянская экспедиция не двинулась дальше в Европу, стали как предсказания, исполненные в этих краях, так и многократно являвшее свою волю божество. Ведь вначале те троянцы, которые пристали в Лаврентской бухте и разбили на морском берегу палатки, страдали от жажды, так как место было безводным, (я сообщаю то, о чем узнал от местных жителей). Но затем они узрели родники с вкуснейшей водой, бьющие сами по себе прямо из-под земли. Из них потом утоляло жажду и все воинство, а участок стал орошаем до моря, куда стекала вода из всех ключей. (2) Однако ныне родники уже не так полноводны, чтобы переливаться через край, но лишь немного воды собирается во впадине, которую местные жители зовут Солнечным святилищем. А близ него показывают два алтаря троянцев: один — обращенный к востоку, другой же — к западу. На алтарях, рассказывают, Эней совершил первое благодарственное жертвоприношение богу за воду. (3) Затем, поскольку им пришлось трапезничать прямо на земле, для чистоты многие подстелили сельдерей послужить столом для яств, которыми стали, по словам некоторых, пшеничные лепешки. Когда же с пищей покончили, кто-то съел самую нижнюю лепешку, принялись и за подстилку из сельдерея. И так случилось, что то ли один из детей Энея, то ли из разделивших с ним шатер спутников, воскликнул: «Ну вот, у нас уже и стол съеден!» Лишь только эти слова достигли ушей остальных, все сразу всполошились и закричали, что сбылась первая часть пророчества. (4) Дело в том, что троянцам было дано прорицание, по словам одних, в Додоне, а по письменам других — в прорицалище Иды в Эритрах, где проживает местная нимфа, предсказательница Сивилла. Она молвила им плыть на запад, пока не достигнут они того места, где съедят столы; когда же они узнают, что это произошло, то сделают своим вожаком четвероногое животное и там, где оно притомившись остановится, изгнанники и заложат город. (5) И правда, вспомнив об этом пророчестве, одни, по приказу Энея, принялись выносить на предназначенные места кумиры богов из корабля, другие — устанавливать для них постаменты и алтари, женщины же, стеная и приплясывая, сопровождали святыни. Эней со товарищи приготовив жертвы, с венками на головах окружили алтарь.
56. Во время совершения молебствия супоросая свинья, предназначенная в жертву, как только жрецы подступили к ней, задрожала и, вырвавшись из рук державших её, бросилась прочь. Эней же, сообразив, что этот четвероногий вожак и являет собой пророчество, устремился с немногими людьми преследовать свинью, держась от нее поблизости из опасенья, как бы от шума преследователей свинья не отклонилась от предначертанного божеством пути. (2) Свинья же, промчавшись без малого двадцать четыре стадия167 вглубь от моря, подбегает к какому-то холму и, сраженная усталостью, валится с ног. Когда Эней увидел (ибо стало ясно, что предсказанное свершилось), что местечко не имеет пригодной земли и далеко от моря, к тому же лишено удобной корабельной стоянки, то ему сделалось не по себе, и он пришел в недоумение, неужели, веря пророчеству, суждено осесть именно здесь, и провести безрадостную жизнь, не изведав ничего хорошего, или надлежит следовать далее на поиски лучшей земли. (3) Во время его размышлений об этом и порицаний богов, Энею внезапно, как сообщают, послышался из леса некий глас, причем сам возвещавший остался незрим. Глас повелел остановиться здесь, поспешить заложить город, и не отвергать хотя еще не наступившего, но грядущего счастья, если он устроит жизнь в благодатной земле, презрев трудности в настоящем. (4) Ведь ему выпало на долю, положив началом это унылое и крохотное поселение, со временем приобрести обширную и благодатную землю, а детям его и потомкам предстояло править, обладая огромной властью, весьма длительное время. И хотя теперь именно это поселение послужит убежищем троянцам, через такое количество лет, сколько свинья принесет поросят, его потомками будет основан другой город, счастливый и большой. Услышав такое и сочтя, что изреченное гласом — из рода божественного, Эней поступает, как велел ему бог. (5) Другие же уверяют, что сему мужу, впавшему в уныние и изнемогшему от горя до того, что он не смог ни вернуться в лагерь и ни добыть хлеба, но провел в этом месте ночь, предстало во сне великое и восхитительное видение, образом подобное одной из богинь его краев, которое подтвердило изложенное нами чуть немного раньше. Насколько это правда, известно только богам. На следующий день, говорят, свинья родила тридцать поросят, и столько же лет спустя троянцами был основан новый город в соответствии с прорицанием, о чем я поведаю в своем месте.
57. Эней же посвятил потомство свиньи вместе с производительницей отеческим богам в том самом месте, где ныне высится его храм, который лавинийцы, охраняя совместно с другими как зеницу ока, считают священным. Приказав троянцам раскинуть лагерь на холме, он на самом лучшем участке воздвигает кумиры богов и тотчас же с головой окунается в обустройство города. Рыща по окрестностям, Эней завладевает всем, что потребно для строительства поселения, преимущественно железом, деревом и земледельческими орудиями, что обескуражило тех, кто лишился всего этого. (2) Латину же, который был тогда царем, воевавшим против соседнего народа рутулов и терпел неудачи в битвах, доносят о том, что творится, в очень преувеличенном виде, будто бы все побережье разоряется иноземным войском и, если он поспешно не пресечет все бесчинства, то тяжкая борьба с соседними городами покажется шуткой. В душу Латина, услышавшего такое, вселяется беспокойство, и он, тотчас оставив текущую войну, обрушивается на троянцев с большим войском. (3) Но при виде троянцев, вооруженных подобно эллинам и ожидающих сражения в боевом строю в полной готовности и бесстрашии, Латин мигом отказывается от рискованного предприятия, ибо ему не одолеть их первым же натиском, как он намеревался, выходя из дому. Расположившись лагерем на холме, Латин предпочел сначала дать роздых войску, утомленному долгим путем и изматывающим преследованием противника. (4) Проведя ночь под открытым небом, Латин принимает решение с восходом зари сойтись с врагами. Но представшее ему во сне одно из местных божеств просветило его, что надлежит принять эллинов в страну для совместного житья. Ведь они явились в качестве серьезной помощи Латину и для общего блага аборигинам. А посетившие той же самой ночью Энея отечественные боги призывают его убедить Латина добровольно предоставить им поселение в том месте, где они пожелают, и воспользоваться эллинским войском, как скорее союзным, чем враждебным. Таким образом обоим видения во сне помешали начать битву. А как только занялся день и боевые силы изготовились к сражению, примчались гонцы, передавшие, чтобы предводители обеих сторон в едином порыве сошлись друг с другом на переговоры. И это свершилось.
58. Первым же Латин, обвиняя пришельцев во внезапной и необъявленной войне, посчитал необходимым потребовать, чтобы Эней доложил, кто он таков и чего желает, раз грабит местность, не претерпев никаких обид и зная, что всякий защищается от развязавшего войну. Местные жители могли бы по доброй воле предоставить ему из чувства дружбы помощь, в которой он нуждается, но пренебрегши законными требованиями людей, он решил получить то же самое гнусно, неблагородно и насильно. (2) После того как Латин высказал это, Эней ответствовал: «Мы родом троянцы, а произошли из славного среди эллинов града. Когда он был захвачен ахейцами в итоге десятилетней осады, то мы оказались скитальцами. Блуждая вокруг в поисках города и края, в которых нам суждено прожить в силу безысходности, мы и прибыли сюда, ибо мы повинуемся велениям богов. И для нас, как говорится в предсказании, конечной пристанью скитаний станет единственно данная земля. И мы добываем себе в краю то, что нам необходимо, скорее из горести, чем для обогащения, в то время как до сих пор желали только самого малого. (3) Но мы взамен возместим ущерб многими добрыми деяниями, вручая вам и тела и души наши, достаточно привыкшие ко всяческим бедам, чтобы вам использовать нас по своему усмотрению для защиты вашей земли от разора или для совместного и единодушного приобретения новой у врагов. И мы умоляем вас не принимать содеянное во гнев, а учесть, что не с намерением обидеть, но подгоняемые нуждой, творили мы это. А все, что совершено без умысла, достойно прощения. (4) И вам не следует решать, что надо попытаться как-то навредить нам, тем, кто протягивает вам руки. В противном случае мы, прося богов и гениев168, которые владеют здешней землей, о снисхождении за наши невольные проступки, предпримем все усилия для защиты от вас, если вы начнете военные действия. Понеже ныне уже не первой и не самой тяжкой войны мы хлебнем». (5) Выслушав это, Латин сказал Энею: «Лично я питаю расположение ко всему эллинскому роду и весьма сокрушаюсь по поводу вынужденных страданий людских. Я расценил бы превыше всего ваше спасение, если бы ясно убедился, что вы пришли в поисках крова и земли в количестве достаточном, а не чрезмерном, и по дружбе станете сообща с нами владеть тем, что будет вам подарено, но что вы не намереваетесь отобрать у меня власть силой. Если речь моя покажется вам искренней, то, по моему разумению, надо взаимным образом обменяться залогами, которые будут блюсти наше соглашение без обмана».
59. После одобрения Энеем сказанного, между обоими народами заключаются клятвенные соглашения такого рода: аборигины выделяют троянцам земли столько, сколько считают нужным — около сорока стадиев во все стороны от холма. Троянцы же разделят с аборигинами ведущуюся теми в настоящее время войну и будут сообща сражаться, где бы те ни потребовали. И обе стороны приложат все усилия чтобы стоять друг за друга и словом и делом. (2) Заключив такой договор и подкрепив доверие взаимной отдачей детей в заложники, они вместе двинулись войной против городов рутулов. Немного времени спустя аборигины и троянцы, прибрав к своим рукам все, что было у рутулов, возвращаются к небольшому городку троянцев, еще наполовину недостроенному, и все войско, в едином порыве, обносит его стенами. (3) А имя городу Эней дал «Лавиний», как полагают сами римляне, в честь дочери Латина, которую, говорят, звали Лавинией; но по сообщениям отдельных эллинских сказателей — в честь дочери царя делийцев Ания, имя которой тоже было Лавиния169, так как она скончалась от болезни примерно во время закладки первого города; поскольку ее погребли там же, где она страдала, то город сделался ей памятником. Передают, что она сопровождала троянцев, отданная отцом Энею, который нуждался в ней как в мудрой прорицательнице. (4) Согласно легендам относительно города Лавиния, троянцев посетили следующие знамения: когда самопроизвольно вспыхнул огонь, волк, таща в пасти сухое полено из рощи, бросил его в огонь, а прилетевший орел раздул взмахами крыльев пламя. Лиса же, замышляя обратное, стала бить намоченным в реке хвостом и тушить разгорающийся пожар; и тогда те, что поджигали, брали верх, а лиса старалась им помешать, но в конце концов победила первых двоих и удалилась, в бессилии что-либо еще сделать[7]. (5) Эней, узрев такую картину, объявил, что колония станет и знаменитой и дивной, и шествующей к вершинам славы, но с ростом превратится в предмет зависти и укоризны для соседей, однако все же осилит противников, обретя по воле богов лучшую долю, невзирая на людскую корысть. Таким образом, говорят, были явлены полису ясные знаки грядущего. И на форуме лавинийцев сохранились памятники этих знамений в виде медных фигурок животных, издревле оберегаемые.
60. После основания троянцами своего города, всех охватило воодушевление обрести обоюдную пользу, и первыми пример подают цари, укрепив достоинства местного и пришлого племен взаимными браками — например, Латин отдал свою дочь Лавинию в супруги Энею. (2) А затем и прочий люд перенял от царей то же стремление и в скором времени они смешали обычаи, законы, святилища богов, а также священнодействия богам, завязали родство друг с другом, и стали сообща воевать. Все они вкупе обозначили себя по имени царя аборигинов латинами и нерушимо соблюдали условия соглашения, так что уже никаким обстоятельствам не суждено было отторгнуть их друг от друга. (3) В итоге, сошлись вместе и объединили свой жизненный уклад следующие народы, от которых пошел римский корень, прежде чем населить существующий ныне город: во-первых, это были аборигины, которые изгнали из этих мест сикелов, они родом были древними эллинами из Пелопоннеса (после того как они вместе с энотрами переселились из области, называемый ныне Аркадией, в чем я лично убежден); затем из тогдашней Гемонии, ныне Фессалии, пришли пеласги; третий же поток перебрался вместе с Эвандром в Италию из города Паллантия; вслед за ними появились воевавшие вместе с Гераклом пелопоннесцы — эпейи и фенеаты170, с которыми смешалась какая-то часть троянцев; наконец, прибыли с Энеем спасенные троянцы из Илиона, Дардана и других троянских городов.
61. О том, что троянский народ по большей части принадлежал к эллинскому и некогда выселился из Пелопоннеса, отмечено у некоторых старинных писателей и будет поведано вкратце мной. Суть легенды такова. Первым царем в нынешней Аркадии был Атлант, обретавшийся близ Таумасийской горы171. У него родилось семь дочерей, которые ныне, как говорят, находятся на небе под именем Плеяд. Одну из них, Электру, взял в жены Зевс и произвел от нее детей — Ясона и Дардана. (2) Так вот, Ясон остался холостым, Дардан же женился на Хрисе, дочери Палланта, от которой у него родились дети — Идей и Деймант. В то время когда они, восприняв власть Атланта, правили Аркадией, во всей стране произошло страшное наводнение, равнины оказались залиты водой и на долгое время непригодны для земледелия. Людям пришлось жить на горах, с трудом добывая себе пропитание. Тогда по зрелому размышлению они пришли к заключению, что оставшейся в их распоряжении земли не хватит всем для прокормления, и разделились на две части. Одни из них остались в Аркадии, выбрав царем Дейманта, сына Дардана, а прочие, собрав пожитки, отправились в дальнее странствие из Пелопоннеса. (3) Плывя вдоль европейского побережья, они достигают Меланского залива и случайно пристают к какому-то острову близ Фракии — не могу сказать, был ли он ранее заселен или необитаем. И они наделяют его прозвищем, составленным из имен человека и места — Самофракия. Ведь островок относился к Фракии, а основателем колонии был Самон, сын Гермеса172 и нимфы Киллениды, которая звалась Реной. (4) Недолго странники оставались на острове из-за тяжкой доли, ибо им приходилось бороться со скудной землей и бурным морем. Поэтому они, оставив на острове немногих поселенцев, в большинстве своем возобновили путешествие в Азию, где сделали основателем колонии Дардана (поскольку Ясон, как гласит молва, скончался на острове от удара молнии, ибо возжелал взойти на ложе Деметры). Сойдя с кораблей в Геллеспонте, они осели в краю, позднее названном Фригией. Идэй, сын Дардана, с частью воинства обосновался в горах, которые теперь в честь него зовутся Идэйскими. Там он воздвигнул святилище Матери богов и учредил таинства и празднества, кои справляются во Фригии и по сию пору повсеместно. Дардан же основал в Троаде город своего имени, поскольку выделил ему для этого землю Тевкр173, отчего и земля эта в старину звалась Тевкрией. (5) Многие однако, в том числе Фанодем174, написавший «Аттические древности», приписывали ему переход в Азию из Аттики в качестве правителя дома ксипетэев, и приводили немало свидетельств в пользу этого предания. А Тевкр, повелевая страной обширной, благодатной и мало населенной, охотно принял Дардана и прибывших с ним эллинов в надежде на союз с ними в войнах против варваров, а также чтобы земля не оставалась безлюдной.
62. Однако необходимо прояснить происхождение самого Энея; что я и сделаю кратким отступлением. Когда пришел срок скончаться Хрисе, дочери Палланта, которая подарила Дардану первых детей, он женился на Батиэе, дочери Тевкра. От нее родился у него Эрихтоний, который, как говорят, оказался благополучнейшим из всех людей, так как унаследовал власть от отца и деда по матери. (2) От Эрихтония и Каллирои, дочери Скамандра, произошел Трос175, который и передал народу свое имя. От Троса и Акаллариды, дочери Эвмеда, родился Ассарак; от него и Клитодоры, дочери Лаомедонта, — Капис; от Каписа же и наяды Гиеромнемы — Анхис; а от Анхиса и Афродиты — Эней. А об исконных эгинских корнях троянского рода я уже сообщал.
63. Существуют иные мнения разных авторов о времени основания Лавиния. Мне представляется, однако, более вероятными те, что переносят это событие на второй год исхода из Трои. Ведь Илион пал уже летом, за семнадцать дней до летнего солнцеворота и в восьмой день до конца месяца Таргелиона176 по афинскому летоисчислению, поэтому в том году выпали лишние двадцать дней, наступившие после солнцеворота. В течение тридцати семи дней после падения Трои ахейцы, я думаю, расселились по окрестностям, приняли посольства от переметнувшихся к ним племен и обменялись с ними клятвами. (2) На следующий же год после падения Трои около времени осеннего равноденствия троянцы, с молитвами, снимаются с места, переправляются через Геллеспонт и, добравшись до Фракии, зимуют там, принимая в свою среду товарищей по изгнанию и готовясь к дальнейшему плаванию. С началом весны они из Фракии совершают промежуточный морской переход до Сицилии. Бросив там якорь, троянцы проводят лето и вторую зиму на острове, участвуя в заселении городов вместе с элимами. (3) Когда же открылся сезон мореплавания, троянцы покидают остров и направляются в Тирренское море. Наконец, в середине лета они достигают Лаврента на побережье племени аборигинов. Заняв местность, троянцы основывают в ней Лавиний на второй год после пленения Трои. И мое мнение об этом уже изложено выше.
64. Эней же, устроив в городе святилища и другие живописные сооружения, бо́льшая часть которых сохранялась еще и по сию пору, в следующем году — на третий год от исхода — стал править одними троянцами. На четвертый же год, после смерти Латина, Эней принимает и его царство по причине как свойства по супружеству (ибо Лавиния стала наследницей Латина), так и ожидавшихся стычек с соседями. (2) Ведь от латинов вновь отложились рутулы177, избрав себе предводителем некоего перебежчика по имени Тиррен178, родственника супруги Латина Аматы. Тиррен порицал своего свойственника Латина за замужество Лавинии, потому что та пренебрегла узами родства, вступила в брак с чужеземцем, да и Амата подстрекала своего родича, нашлись также другие пособники. В результате Тиррен с возглавляемым им войском присоединился к рутулам. (3) Поскольку из-за этих козней разразилась война и жестокая битва, уже после смерти Латина, то Тиррена и всех прочих одолевают все те, кто был с Энеем. С этого момента Эней и принимает царскую власть, оказавшуюся у него ранее благодаря свойству. Процарствовав три года после смерти Латина, он погибает во время войны. (4) Дело в том, что рутулы единодушно двинулись против Энея, а с ними царь тирренов Мезенций, опасавшийся за свои владения. Ему было отчего беспокоиться, наблюдая за усилением и численным ростом эллинского войска. В ходе кровопролитной битвы близ Лавиния, в которой пали многие с обеих сторон, с наступлением ночи вражеские войска были разделены, но тело Энея нигде не могли обнаружить. Поэтому одни уверяют, что он вознесся к богам, а другие, — что погиб в реке, на берегу которой разыгралось сражение. (5) Латины устроили ему героон, отмеченный таким посвящением: «Отцу и подземному божеству, который разгоняет воды реки Нумик». Но находятся такие, кто утверждает, что этот памятник сооружен Энеем Анхису, почившему за год до этой войны. От него остался небольшой холмик, а вокруг него — деревья, выросшие в ряд, приятно ласкают взор.
65. После того как Эней покинул мир людей, точно на седьмой год после гибели Илиона, предводительство над латинами принял Эврилеон, еще во время скитаний получивший имя Аскания. Троянцы в тот период подверглись осаде, причем силы врагов все возрастали, а латинские войска были бессильны оказать помощь осажденным в Лавинии. (2) Вначале Асканий со товарищи попытались склонять неприятелей к дружбе и к справедливым соглашениям. Но так как те не шли ни на какие уступки, латины вынуждены были обратиться к ним с предложением прекратить войну на условиях, которые те сочтут приемлемыми. Однако царь тирренов выставил им как почти порабощенным всякие непосильные условия, в том числе доставлять тирренам ежегодно все вино, производимое на латинской земле. Латины посчитали это бремя нестерпимым и постановили, чтобы священный плод виноградной лозы принадлежал Юпитеру. Эту мысль подал им Асканий, после чего латины, ободряя друг друга, призывая к борьбе и моля богов разделить с ними опасную долю, в безлунную ночь совершили вылазку из города. (3) Тотчас же они обрушились на ту часть лагеря врагов, что была расположена ближе всего к городу и являлась передовым укреплением остального войска. Он был разбит на хорошо защищенной местности, и в нем находился цвет тирренской молодежи, которым предводительствовал сын Мезенция по имени Лавс. Внезапным приступом латины Аскания с легкостью овладели этим оплотом. После захвата сего укрепления неприятель в лагере на равнине, увидев неурочные огни и услышав вопли гибнущих людей, бросил лагерь и устремился с равнины в горы. (4) Тотчас всех охватило сильное смятение и начался переполох, обычный при ночном передвижении войска, так все боялись, что на него внезапно нападут враги, пока оно в беспорядке и при расстроенных боевых рядах. Когда же латины захватили внезапным натиском крепость и обнаружили, что остальное войско врагов рассеяно, они обрушились на них, сея смерть и преследуя. Никому из тирренов не пришло в голову не то чтобы проявить боевой дух и сопротивляться, но даже осознать, в каком тяжком положении они очутились. От смятения и неразберихи одни погибали, бросаясь с круч, другие попадали в плен, застревая в непролазных ущельях, большинство же, не узнавая друг друга во тьме, всех и вся принимали за врагов, а потому гибли страшной смертью от рук своих же. (5) Мезенцию удалось захватить с горсткой людей какой-то холм, где он узнал о судьбе сына. Но когда от недостатка припасов он лишился всего войска на том самом пятачке, где он закрепился, он принялся слать гонцов в Лавиний для мирных переговоров. Асканий счел положение безопасным и посоветовал латинам решить его судьбу по-хорошему. Поэтому, заключив перемирие, Мезенций удалился вместе с остатками войска, и с той поры навсегда прекратил вражду и сделался надежным другом латинов.
66. На тридцатый год после основания Лавиния сын Энея Асканий закладывает новый город, согласно явленному Энею знамению, и переводит как жителей Лавиния, так и часть других латинов, кто возжелал лучшей доли, во вновь созданное поселение, назвав его Альбой179. А на эллинском языке Альба значит «Белая»; и чтобы легче было отличить название города от одноименного другого, то его обозначили по его форме. Таким образом, название города оказалось сложенным из двух — Альба Лонга, или «Белая Длинная». (2) Ныне она в запустении, ибо в правление римского царя Тулла Гостилия Альба Лонга была разгромлена, потому что вступила в распрю с колонией из-за верховенства; но население ее принял Рим, уничтоживший метрополию. Но это произошло гораздо позже; в самом же начале заселения город был выстроен между горой и озером, и они служили как бы оборонительной стеной города, делающей его неприступным. Ведь гора в тех краях очень кряжистая и высокая, а озеро глубокое и широкое, и равнина принимает его словно через открытые ворота, так что люди пользуются водой вдоволь. (3) А раскинувшиеся вокруг долины — дивные на вид, плодородные и обильные виноградом и всяческими плодами, нисколько не уступающими дарам природы остальной Италии. Особенно же славится Альбанское вино, сладкое и вкусное, оно превосходит по своим качествам все прочие, за исключением, разумеется, небезызвестного Фалернского.
67. Во время основания города случилось, как говорят, великое чудо. После того как в неприступном месте был сооружен храм для богов, статуи которых Эней вывез из Троады и водрузил в Лавинии, а затем кумиры были перенесены во внутреннее помещение святилища, с наступлением ночи — при том, что двери были заперты, стены ничуть не повреждены и крыша не тронута — они были обнаружены поставленными на прежних постаментах в Лавинии. (2) А когда их опять переправили из Лавиния с молитвами и умилостивительными жертвами, они вновь заняли прежнее положение. И люд терялся в догадках, как поступить в подобных обстоятельствах, не желая ни разделить людей и богов на две части, ни вернуться на покинутое поселение. Вдруг их осенила мысль, способная утолить обе возможности: дозволить богам пребывать на старом месте, а людей для попечения о них, возвратить из Альбы в Лавиний для проживания. И были выделены шестьсот блюстителей священнодействий, которые перебрались обратно вместе со своими домочадцами. Предводителем их был назначен Эгист. (3) Именуют же римляне этих богов Пенатами. Перелагая их имя на греческий язык, одни толкуют их «Отечественными», другие — «Родовыми», третьи видят в них «Основателей», иные — «Внутренних», а прочие переводят как «богов Домашнего очага». Но складывается впечатление, что каждый нарицает их по чему-то близкому ему самому, и сдается, что все подразумевают одно и то же. (4) Вид и форму кумиров описывает Тимей: это железные и медные жезлы и троянские глиняные сосуды, которые установлены в качестве святынь в заповедном месте в Лавинии, — а узнал он об этом от местных жителей. Я же лично полагаю, что не следует глазеть всем на все и расписывать все, что узрели, и не полезно слушать всяческие россказни от видавших. И я негодую на охотников совать нос, куда не следует, и разузнавать больше дозволенного обычаем.
68. Но то, чему я сам был очевидцем и без всякой опаски могу поведать об этом, состоит в следующем: в Риме недалеко от Форума по кратчайшей дороге, ведущей к Каринам180, возведен храм, довольно угрюмый и небольшой, а место на тамошнем181 языке зовется Велией. Вот там-то находятся изображения троянских божеств, которые открыты для обозрения, а сопроводительная надпись сообщает, что это и есть Пенаты182. (2) Они представляют собой двоих сидящих юношей с копьями, которые являются творениями древнего мастерства. Мы лицезрели в древних святилищах немало иных изображений тех же богов, но всегда в виде двух юношей в облике воинов. И действительно, видеть их можно, а узнать и сообщать о них следует то, что рассказывает Каллистрат183, оставивший сочинение о Самофракии, и Сатир184, собравший древние предания, а также многие другие, старейшим из которых, как мы знаем, был поэт Арктин185. (3) Так вот, передают следующее: дочь Палланта Хриса, выданная замуж за Дардана, принесла в качестве приданого дары Афины: Палладий и святыни великих богов, будучи сама сведущей в обрядах этих таинств. Когда же аркадцы, спасаясь от наводнения, покинули Пелопоннес и обосновались на острове «Фракия», Дардан поставил там святилище этих богов, сокрыв от других людей их собственные имена, и учредил мистерии в их честь, которые совершаются самофракийцами вплоть до данного времени. (4) Когда Дардан перевел большую часть народа в Азию, то предоставил святыни богов и мистерии пожелавшим не покидать остров, Палладий же и изображения божеств он собрал и увез с собой. Гадая о выборе поселения, Дардан среди прочего и по поводу сохранности святынь получил любопытный оракул:
В город, который ты заложил, Доставь предметы вечные почитания И блюди их с помощью стражи и жертв, и хоров. Пока на нашей земле будут стоять эти святыни, Дары твоей дочери Зевса для супруга, Город твой останется невредим на вечные времена. |
69. Дардан в городе своего имени выделил специальные места для хранения святынь. Когда же основал позднее поселение Илий186, святыни были перенесены туда потомками Дардана. А илионцы воздвигли для них храм и священный участок на вершине неприступной горы и стерегут его с величайшим тщанием, на какое только способны, рассуждая, что они ниспосланы им богами в качестве залога спасения города. (2) После того как была захвачена низовая часть Трои, Эней продолжал удерживать крепость и спас из неприступных укрытий святыни великих богов и Палладий187, еще сохраненный (ведь, существуют домыслы, что следующей ночью проникнув в Илион, его выкрали Одиссей с Диомедом). Эней же вынес Палладий, покидая город, и доставил его в Италию. (3) По словам же Арктина, Дардану Зевсом был дарован единственный Палладий, именно он был сокрыт в неприступном убежище и оставался в Илионе вплоть до падения города. А копия его, изготовленная с целью обмануть злоумышленников, ни в чем не отличалась от оригинала и выставлялась открыто, ее-то и похитили злокозненные ахейцы. (4) Итак, я следую помянутым выше авторам, святыни доставленные Энеем в Италию были изображениями великих богов, которых из всех эллинов более всего почитают священнодействиями самофракийцы, а также Палладием, который, как известно, хранят святые девы. Он находится в храме Весты188, где поддерживается неугасимый огонь, о чем будет сказано в свою очередь. Все же остальное в сравнении с изложенным, для нас, непосвященных, сокрыто мраком. А потому ограничимся сказанным о троянских святынях, и этого будет довольно.
70. По завершении на тридцать восьмом году царствования Аскания правление принял его брат Сильвий, родившийся уже после смерти Энея от дочери Латина Лавинии. Поговаривали, что его воспитывали в горах пастухи. (2) Ведь после того как Асканий вступил на царствование, Лавиния, будучи в тягости, опасалась какой-либо каверзы с его стороны, поскольку приходилась ему лишь мачехой. Поэтому она вверила себя попечению некоего Тиррена189 из царских свинопасов. Она знала, что он слыл самым близким советником у Латина. Тиррен же отвел ее в непролазный лес, словно простолюдинку, из опасения, как бы не углядели знакомые. Там он содержал ее в срубленном им домишке в мало кому известной лесной долине. Родившееся у неё дитя Тиррен забрал к себе и стал воспитывать, нарекши его Сильвием от слова «лес», что на эллинском языке звучит как «Лесовик». (3) По прошествии срока он проведал, что латины сбились с ног в поисках царицы, а в глазах простонародья на Аскании лежит вина за убиение младенца. Тогда Тиррен раскрыл народу правду и привел Лавинию вместе с ребенком из леса. Таким вот образом благодаря уготованной ему необычайной судьбе Сильвий обрел означенное имя, а после него и весь его род. Когда его брат скончался, возникло сомнение в правах на царство одного Юла, старшего из детей Аскания, считавшего себя достойным принять отеческую власть. (4) Но народ вынес справедливое решение не без влияния всяческих соображений и более всего того, что мать Сильвия была единственной наследницей царства. Юл же вместо царской власти был наделен некой священной силой и почетом, как для безопасности свойственной монархии, так и для приятной жизни190, чем еще и в мою пору пользуется пошедший от него род Юлиев. Род этот прославился величием и вместе с тем стал блистательнейшим из всех родов, какие мы знаем. Он дал самых выдающихся полководцев, доблести которых не позволяют усомниться в их благородном происхождении. Подробнее о них будет рассказано в другой книге.
71. Сильвий двадцать девять лет находился у власти. Сын его, Эней, унаследовал ее и царствовал тридцать один год. А вслед за ним пятьдесят один год правил Латин; затем тридцать девять лет — Альба; после же Альбы двадцать шесть лет — Капет; потом двадцать восемь лет — Капис. А после Каписа около тринадцати лет владел троном Кальпет. (2) Его сменил Тиберин, который процарствовал всего восемь лет. По слухам, он погиб в бою у реки и был унесен ее потоком. В память об его имени река получила название Тибр, вместо прежнего — Альбула. Потомок Тиберина, Агриппа, властвовал сорок один год. (3) Вслед за Агриппой в течение девятнадцати лет власть пребывала в руках Аллодия, который отличался тираническими повадками и был ненавистен даже богам. Презирая все божеское, он велел изготовить некие подражания молниям и механизмы, издававшие шумы, подобные громам. Они использовались по его требованию для устрашения людей, будто бы их насылало божество. Когда же настоящие ливень и молнии поразили его жилище, а озеро, на берегу которого, как получилось, стоял его дом, словно по волшебству, вышло из берегов, Аллодий потонул и погиб со всеми домочадцами. И теперь еще, когда определенный участок озера просвечивает, а вода схлынет, а рябь устоится, то на дне видны обломки колоннад и другие руины. (4) От Аллодия власть перешла к Авентину, по которому получил имя один из семи холмов Рима. Он удерживал ее тридцать семь лет, а вслед за ним Прока — двадцать три года. Затем Амулий неправым образом отнял царскую власть у Нумитора, который приходился ему старшим братом, и правил сорок два года. (5) Когда же Амулий был свергнут Ромулом и Ромом191, родившимися от священной девы, как вскоре будет сказано, то власть по закону вернулась к Нумитору, деду этих юношей по матери. А в следующем году правления Нумитора и на четыреста тридцать второй год после взятия Илиона альбанцы, выслав колонистов под водительством Ромула и Рома, основывают Рим в первый год седьмой Олимпиады, в которой победил в беге на стадий Даикл Мессенский, в то время как у афинян архонтом был Хароп в первый год десятилетия192.
72. Поскольку существует много разногласий относительно как времени, так и основателей Рима, мне и самому кажется, что не следует без предварительных замечаний подступить к рассказу, как если бы все были согласны. Так, Кефалон Гергитий, писатель очень древний, сообщает, что город был основан при втором поколении после Илионской войны людьми, спасшимися из Илиона вместе с Энеем; а основателем он объявляет предводителя колонии Рома, который был одним из детей Энея. По словам Кефалона, у Энея было четверо детей — Асканий, Эврилеон, Ромул и Ром. Демагор193 же, Агатилл и многие другие согласны с ним в отношении как времени, так и личности основателя колонии. (2) Но создатель194 истории жриц Аргоса и событий, происходивших при каждой, утверждает, что Эней прибыл в Италию вместе с Одиссеем от молоссов195, и стал основателем города, а назвал его по одной из троянок Ромой196. Именно она, продолжает он, устав от блужданий, подговорила остальных троянок сообща сжечь корабли. С ним соглашается Дамаст Сигейский197 и некоторые другие. (3) Но философ Аристотель дает свое толкование, что некоторые из ахейцев, возвращавшиеся из-под Трои, после того как обогнули мыс Малею198, были застигнуты суровой бурей и, сбитые с пути, гонялись ветрами по волнам туда и сюда, наконец, достигли того самого места Опики199, которое простирается вдоль берега Тирренского моря и называется Латинием200. (4) Исполнившись радости при виде земли, они выволакивают на берег корабли и зимуют, готовясь к дальнейшему плаванию с наступлением весны. Но после ночного поджога кораблей они лишились возможности сняться с места, а потому против воли и по нужде они обосновываются в том краю, где оказались. Приключилось с ними это из-за пленных женщин, которых они увезли из Илиона. Они-то и спалили суда из страха, что по возвращении ахейцев домой им предстоит рабство. (5) Каллиас же, описавший Агафокловы деяния, упоминает, что какая-то троянка Рома из прибывших вместе с другими троянцами в Италию вышла замуж за Латина, царя аборигинов, и родила ему трех детей — Рома, Ромула и Телегона…201 которые заложили град и нарекли его именем матери. Писатель Ксенагор202 сообщает, что у Одиссея и Кирки203 родилось трое сыновей — Ром, Антей и Ардей, которые основали каждый по городу и дали им свои имена. (6) А Дионисий Халкидийский204 объявляет основателем города Рома и заявляет, что он, по одним версиям, был сыном Аскания, по другим — Эматиона205. Но есть и такие, кто уверяет, будто Рим был основан Ромом, сыном Итала, а матерью его была Левкария206, дочь Латина.
73. Хотя можно привести мнения многих других эллинских писателей, которые по-разному именуют основателей города, дабы не показаться многоречивым, я перейду к писателям римским. Так вот, у римлян нет ни одного старинного писателя или логографа207. Однако сохранились древние писания на священных таблицах, и каждый потом в своих сочинениях что-либо заимствовал из них. (2) Одни утверждают, что основателями Рима являются Ромул и Ром, сыновья Энея; другие же — что они являлись детьми дочери Энея, не уточняя отцовства, и уверяют, что они были даны Энеем царю аборигинов Латину в качестве будущих заложников, когда у местных жителей с чужестранцами будут заключены договоры о доверии. Латин же полюбил их, окружал всяческими заботами и, умирая без мужского потомства, оставил их преемниками своей власти над какой-то частью страны. (3) Другие же отстаивают мнение, что после смерти Энея Асканий, став единоличным властителем над латинами, разделил страну и власть на три части между собой и братьями — Ромулом и Ромом. Сам он основал Альбу и другие небольшие города; Ром — Капую, названную по имени прапрадеда Каписа, Анхису — по пращуру Анхису, Энейю (позднее ставшую Яникулом) — по отцу, и Рим, наименованный по себе самому208. Рим на какое-то время был покинут, но после того как появилась новая колония, которую вывели альбанцы во главе с Ромулом и Ромом, город принял свое древнее имя. Таким образом, Рим был основан дважды: в первый раз спустя немного времени после Троянских событий, а во второй — через пятнадцать поколений после первого. (4) Если же кому-нибудь придет охота заглянуть еще дальше вглубь веков, то он сможет обнаружить и третий Рим, еще древнее первых двух, и возникший раньше, чем Эней и троянцы явились в Италию. Но об этом не поведал никто ни из старинных, ни из современных писателей, а только Антиох Сиракузский, о котором я упомянул ранее. Он уверяет, что в царствование в Италии Моргета — а Италией называлась тогда прибрежная страна от Таранта до Посейдонии — явился к нему некий беглец из Рима. И рек он следующее: «Когда Итал состарится, воцарится Моргет. А к нему прибудет беглец из Рима. Имя ему — Сикел». (5) Действительно, согласно сиракузскому историку, существовал какой-то древний Рим, предшествовавший троянской эпохе. Я лично не могу прийти к определенному выводу, так как Антиох оставил неясным, стоял ли он в тех самых краях, где ныне находится заселенный город, или иное место носило такое название. Как бы то ни было, я полагаю, что вполне достаточно высказался по поводу древних оснований Рима.
74. Тимей Сицилийский, не знаю, на основании каких источников, передает, что возникновение последнего по времени поселения Рима или его основание, или как бы иначе ни назвать это событие, произошло одновременно с основанием Карфагена209 за триста восемь лет до первой Олимпиады. Луций же Цинций210, муж из сенаторского совета, относит его примерно к четвертому году двенадцатой Олимпиады, а Квинт Фабий211 к первому году восьмой Олимпиады. (2) Порций Катон, не разделяя эллинского летоисчисления, но как никто заботясь о собирании фактов древней истории, заявляет, что основание произошло позже Троянских дел на четыреста тридцать два года. Срок этот, согласно «Хронографиям» Эратосфена212, падает на первый год седьмой Олимпиады. А о точности используемых Эратосфеном канонов летоисчисления и о порядке соразмерения римских дат с эллинскими, изложено у меня в другой истории. (3) К тому же я не счел оправданным, как Полибий Мегалополец213, ограничиться только заявлением, что убежден, будто Рим основан на втором году седьмой Олимпиады, и оставить без внимания доказательство, содержащееся в одной-единственной таблице, хранящейся у жрецов214. Но я решил в центр внимания поставить свои обоснования, которые окажутся полезными для желающих разобраться в данном вопросе. (4) Так вот, в той таблице содержится точное указание, но подробности о выводах, заключенных в ней, воспоследуют далее. А дело обстоит таким образом: нашествие кельтов, во время которого был захвачен город римлян, что признается почти всеми, произошло, когда архонтом в Афинах был Пиргион, иными словами в первом году девяноста восьмой Олимпиады. Период же от захвата до первых в Риме после ниспровержения царей215 консулов Луция Юния Брута и Луция Тарквиния Коллатина, охватывает сто двадцать лет. (5) Еще более проясняют дело и многочисленные так называемые цензорские списки, которые передаются от отца к сыну и выше всего ценятся потомками как семейные святыни; и немало выдающихся мужей из цензорских семей хранят их. В этих заметках я нахожу двумя годами ранее захвата города цензовую перепись римского гражданства, в которой, как и в других, отмечено его время: «В консульство Луция Валерия Потита и Тита Манлия Капитолийского на сто девятнадцатом году после изгнания царей». (6) Как видим, кельтское нашествие, случившееся на второй год после того ценза, отстояло на сто двадцать лет от первого консульства. Поскольку данный период укладывается в тридцать Олимпиад, необходимо согласиться, что первые избранные консулы приняли власть, когда в Афинах архонтом был Исагор, т. е. на первом году шестьдесят восьмой Олимпиады.
75. Так вот, время, исчисляемое от изгнания царей до первого правителя города Ромула, составляло двести сорок четыре года. Оно устанавливается по количеству царей и по времени правления каждого. Считается, что основатель города Ромул владычествовал тридцать семь лет. А после смерти Ромула город оставался без царя в течение одного года216. (2) Затем Нума Помпилий, избранный народом, царствовал сорок три года. После же Нумы Тулл Гостилий правил тридцать два года. А вслед за ним царствовал двадцать четыре года Анк Марций. После же Марция Луций Тарквиний, прозванный Приском217, находился у власти тридцать восемь лет. Наследовавший ему Сервий Туллий занимал трон сорок четыре года. Устранивший Сервия Луций Тарквиний, человек тиранического склада и заслуженно прозванный за надменность Супербом218, удерживался у власти двадцать пять лет. (3) А поскольку исполнилось двести сорок четыре года правления царей и прошла шестьдесят одна Олимпиада, остается признать, что первый правитель города, Ромул, принял власть в первый год седьмой Олимпиады, когда в Афинах в первый год десятилетия архонтом был Хароп. Ведь это вытекает из подсчета лет. А число правления лет каждого из царей мне кажется точным, благодаря свидетельству таблицы, изложенному выше. (4) Таковы рассуждения о времени возникновения господствующего ныне города как моих предшественников, так и мои собственные. А кем являлись основатели Рима, какими судьбами они создали колонию и какая разноголосица звучит при рассказах многих об этом событии, обо всем поведаю и я, но все же ограничиваясь наиболее правдоподобными сведениями. Начнем же так.
76. Приняв царствование над альбанцами, Амулий219 отстранил старшего брата Нумитора от трона отцов, отняв у него власть насильно, высказав полное презрение ко всякой справедливости. Он совершил и другое злодеяние, замыслив в конце концов из страха перед неотвратимым возмездием и из желания никогда не потерять власть лишить дом Нумитора продолжения рода. (2) Давно задумав это, он сперва завлекает только еще взрослеющего сына Нумитора Эгеста в лес и подбивает на охоту, предварительно устроив в потайном месте засаду. Решившего же поохотиться племянника он приказывает убить и подстраивает все так, чтобы после злодеяния разнесся слух, будто юноша погиб от рук разбойников. Однако надуманная ложь не заслонила Амулия от правды, которую он пытался скрыть, и у многих вопреки опасности достало смелости говорить о том, что было действительно содеяно. (3) Нумитор прознал об этом, но предпочтя расчет чувству, притворился, что ничего не ведает, решив отложить возмездие до более подходящего случая. Амулий же в уверенности, что преступления в отношении отрока остались сокрыты в тайне, совершает второе, вот какое деяние: дочь Нумитора Илию, а, как именуют ее некоторые, Рею и по прозвищу Сильвию, находящуюся в брачном возрасте, он назначает жрицей Весты220, так, чтобы она не вошла в сношения с мужчиной и не родила мстителей за свой род. Не менее пятилетнего срока221 нужно было священным девам оставаться безбрачными. На них была возложена обязанность поддержания неугасимого огня, и все другие таинства, что были установлены законом и исполнялись девами ради общего блага. (4) Амулий же воспользовался для своих целей благовидным предлогом, как бы во имя чести и славы рода. Притом, он не сам вводил закон, а принудил брата последовать общему правилу, ведь в обычае (причем добром) у альбанцев было назначать служительницами Весты самых знатных девственниц. Нумитор же почуял, что брат руководствуется в этом отнюдь не лучшими побуждениями, но не стал проявлять гнев, чтобы не вызвать недовольства народа, и затаил в себе обиду за эту каверзу.
77. Четыре года спустя Илия посещает как-то священную рощу Марса222 ради святой воды, которую она намеревалась использовать для жертвоприношений, и в этом святом месте подвергается насилию со стороны кого-то. Некоторые рассказывают, что это был один из женихов девушки, влюбленный в нее с детства. Иные же сообщают, что это был сам Амулий, скорее не из похоти, а по злому умыслу, прикрытый доспехами, в которых он собирался выглядеть устрашающе, так что смог сделать свою известную всем внешность неузнаваемой. (2) Большинство же предпочитает сказ о явлении божества, которому принадлежала эта роща, и наряду с этим о многих других божественных знамениях, возбуждающих чувства, а именно: о затмении солнца, о тьме и мраке в небе. Видение имело необычайно дивный облик, который превосходил человеческий статью и очарованием. И, говорят, что надругатель, утешая горюющую деву, произнес нечто такое, что прояснило его божественную сущность, — что нечего огорчаться из-за приключившегося, ибо она вступила в союз с божеством, владеющим этой местностью, и произведет на свет двух мальчиков, самых могучих среди людей по доблести и по воинственности. Изрекши такие слова, он окутался облаком и, оторвавшись от земли, вознесся ввысь. (3) Здесь не место решать, как же следует относиться к взглядам на это происшествие: то ли пренебречь ими как примером человеческого легковерия касательно богов (хотя божество не способно к какому-либо поступку, недостойному его бессмертной и блаженной природы), то ли принять эти предания как проявление смешанной сущности мироздания — т. е. о находящейся между богами и смертными некоей третьей природе, каковой является племя демонов, порой смешивающихся с людьми, порой — с богами, из чего, как говорят, рождается мифологический род героев. Как я уже сказал, тут не время рассуждать об этом, да и к настоящему времени философы достаточно высказались по этому поводу. (4) Так вот, после насилия девушка на людях выглядела немощной (необходимость такого поведения ей внушила мать ради ее безопасности и благочестия к богам), она уже не приближалась к святыням, но пребывала среди других дев, которые исполняли все те обязанности, что были возложены на нее.
78. Амулий же, то ли зная о том, что случилось, то ли одолеваемый подозрениями о вероятном ходе дел, учинил следствие, по какой-такой причине происходит столь длительное воздержание племянницы от святынь, и пригласил наиболее доверенных знахарей. А когда женщины принялись растолковывать, что существует неведомая для мужчин хворь, он приставил к деве соглядатаем собственную жену. (2) Она-то сумела изобличить причину тягости девушки, с женской сообразительностью догадавшись о непонятном для мужчин, и сообщила об этом мужу. Тогда Амулий приставил к девушке вооруженную стражу, чтобы она не родила тайно, ведь она была на сносях. А сам он, призвав брата на совещание в сенате, стал обличать скрытую для остальных пагубу потери девственности и обвинять родителей в сообщничестве с ней, а также потребовал от Нумитора не прятать виновника и привести его на суд. (3) Нумитор возразил, что слышит чудовищные речи и что дочь неповинна в предъявленных прегрешениях. Он потребовал времени для выяснения истины. С трудом добившись отсрочки, Нумитор выведал подробности дела от своей жены, которая сообщила, что именно рассказала сама девушка. После этого он объявил о насилии, совершенном божеством, и сообщил о его словах по поводу рождения близнецов, а также потребовал установить их истинность — окажется ли потомство после родов именно таким, как предсказал бог. Ведь дева вот-вот родит, так что, если она бесчестна, это скоро обнаружится. Поэтому он приставил к девушке прислужниц в интересах расследования, дабы ни одна из улик не была оставлена без внимания. (4) Во время речи Нумитора большинство сената склонилось к признанию правоты его доводов, но Амулий не признал его требования здравыми, а изо всех сил старался погубить роженицу. Пока суть да дело, примчались отряженные наблюдать за родами и доложили, что дева произвела на свет младенцев — близнецов мужского пола. И Нумитор тотчас же в пространной речи объявил это делом бога и потребовал не подвергать девушку противозаконным карам, ибо она невиновна в своем позоре. Однако Амулию почудились какие-то людские махинации в связи с родами, будто бы кто-то из повитух тайком от стражи или при ее содействии подложил второго младенца, и он долго распространялся на этот счет. (5) Когда же члены сената уяснили, что царь преисполнен непреклонной решимости, они также осудили запятнанную, как он того и требовал, т. е. что надлежит применить закон, предписывающий опозорившую свое тело весталку забить палками до смерти, а ее отродье выбросить в речной поток223. Теперь, однако, священный закон велит таких закапывать заживо.
79. До этого момента большинство писателей излагают почти одно и то же, склоняясь, одни к мифологическому варианту, другие к житейскому. Но в изложении последовавших событий они расходятся. (2) Ведь одни говорят, что дева была умерщвлена немедленно, другие — что она сгинула в неизвестной темнице, что дало народу повод подозревать о тайной казни. Амулий же был подвигнут на это из-за своей собственной дочери, которая умоляла его пощадить двоюродную сестру, ибо они вместе воспитывались, были ровесницами и любили друг друга, как родные сестры. И будто бы Амулий из любви к дочери, поскольку она была у него единственной, избавляет Илию от казни, но запирает ее в темницу. Однако со временем после смерти Амулия, она была освобождена. (3) Насколько древнейшие сказания об Илии разнятся друг с другом, настолько каждое содержит зернышко истины. Поэтому я и упомянул об обеих версиях, а какой нужно верить, пусть каждый из читателей решает сам. (4) О судьбе потомства Илии Квинт Фабий, прозванный Пиктором (ему следовали и Луций Цинций, Катон Порций, Пизон Кальпурний, и большинство других сочинителей) написал, что некие слуги по приказу Амулия, положили младенцев в корыто и отнесли к реке на расстояние от Альба-Лонги примерно в сто двадцать стадиев. (5) Приблизившись к Тибру, слуги застали его в разгар половодья вздувшимся от непрерывных бурь и затопившим долины. Они спустились с вершины Паллантия к поднявшейся воде, — ведь они сумели приблизиться лишь к тому месту, где разлив реки достигал предгорья, — и бросили корыто в воду. Корыто некоторое время держалось на воде, а затем вода немного отступила от залитых участков и корыто, зацепившись за камень, перевернулось, и младенцы вывалились из него. (6) Они лежали в образовавшемся болоте, хныча, но тут появилась недавно ощенившаяся волчица с налитыми млеком сосцами и вложила их в уста младенцев, принявшись слизывать языком грязь, в которой они полностью вымазались. Случайно в это время пастухи выгоняли стада на пастбище — поскольку луга уже обнажились для прохода, — и один из них, увидав как волчица ласкала младенцев, на какое-то время застыл с разинутым ртом от изумления, не веря глазам своим. Затем, он бросился прочь, собрал, сколько мог из людей, пасших поблизости скот, и повел их взглянуть на это чудо, ибо словам его не поверили. (7) Когда же и остальные пастухи приблизились и увидели, что волчица обходится с близнецами, как со своими детенышами, а они льнут к ней, как к матери, то они возомнили, что узрели нечто божественного рода, и всем скопом подступили поближе, пугая зверя криком. А волчица, не озлившаяся при виде людей, но словно ручная, спокойно отошла от младенцев и удалилась с полным безразличием к толпе пастухов. (8) Неподалеку имелось священное урочище, густо заросшее дремучим лесом, а в нем — полая скала с бьющими из нее родниками. Поговаривали, что роща принадлежит Пану и помещался там алтарь этого бога. В этом-то месте волчица и скрылась. Так вот, священная роща уже не существует, но пещера, из которой изливается струя, расположенная рядом с Паллантием по дороге, ведущей к Цирку224, еще виднеется. И поблизости расположен священный участок, где стоит бронзовое изделие старинной работы, изображающее это явление — волчица, протягивающая сосцы двум детям. Говорят, что это место считалось некогда самым священным у аркадцев, живших здесь с Эвандром. (9) Когда же зверь отошел, пастухи подбирают младенцев, и порываются их накормить, поскольку боги возжелали их спасти. Среди них был один добродетельный человек, смотрящий за царскими свиными хлевами, по имени Фаустул, который оказался в городе по какой-то надобности как раз тогда, когда обнаружились погибель Илии и рождение детей. Когда после этого младенцев доставляли к реке, он шел по той же самой дороге вслед за несущими их, держа путь по божескому наитию к Паллантию. Смешавшись с прочими и делая вид, будто бы в неведении об обстоятельствах дела, он просит уступить ему младенцев, с общего согласия забирает их у пастухов и относит жене. (10) Застав ее после родов и опечаленную, поелику ребенок оказался мертвым, он утешает ее и взамен него как бы подменяет его детьми, поведав с самого начала всю постигшую их судьбу. Когда они подросли, он дает имена — одному Ромул, другому Ром. Возмужав, они внешней статью и остротой ума выказали себя не свинопасами, не пастухами, но всякий готов был отнести их к царскому роду или считать их порождением божественного семени, как распевается еще и теперь римлянами в отечественных гимнах. (11) Но жизнь они вели пастушескую и пропитание добывали собственным трудом, живя в горах в хижинах, которые они построили из дерева и покрыли камышом. Одна из них стояла еще в мое время на кряже Паллантия, обращенном к Цирку. Называется она Ромуловой, ее как святыню охраняют те, в чье попечение она входит. И ничего в ней не утрачивают, но чинят ее и возвращают ей прежний облик, буде в ней что-нибудь приходит в негодность от непогоды и времени. (12) Когда же близнецам исполнилось около восемнадцати лет, у них возник спор с пастухами Нумитора, которые держали загоны вокруг Авентина, — холма прямо напротив Паллантия. Они нередко обвиняли друг друга то в делении пастбища ненадлежащим образом, то в том, что только одна группа занимает общий луг, то в чем-то еще. И из-за этих перепалок вспыхивали драки то врукопашную, а то и с оружием. (13) Люди же Нумитора, получив множество увечий от юношей и потеряв нескольких своих людей и будучи изгнаны уже силой соперников с этой земли, стали строить козни против них. Они устроили засаду в скрытой части лощины и, условившись о времени нападения с теми, кто поджидал юнцов в засаде и остальные целой толпой ночью набросились на их загоны. Так вышло, что Ромул в это самое время вместе с наиболее уважаемыми из поселян направился в местечко под названием Ценина, собираясь справить там священнодействия на общее благо в соответствии с обычаями отечества. (14) Ром же, проведав о нападении противников, быстро схватил оружие, собрал немногих из поселян и бросился на выручку брату. Но враги уклоняются от боя с ними и отступают туда, куда хотели, чтобы, развернувшись в удобном для себя месте, напасть на преследователей. Ром же, не подозревая до поры до времени об их кознях и преследуя их, минует место засады, тотчас же оттуда выскакивают люди, а бегущие разворачиваются назад. И все они, окружая соратников Рома и забрасывая их градом камней, захватывают в полон попавших в их руки, так как они получили приказание от хозяев доставить юношей живыми. Вот таким образом схваченный Ром и был ими уведен.
80. А как пишет Элий Туберон, почтенный муж, старательно собиравший сведения по истории, люди Нумитора, узнав, что юноши собираются праздновать посвященные Пану225 Луперкалии226 по аркадскому обычаю, который установил Эвандр, и устроили засаду, подгаданную ко времени, когда полагалось, чтобы живущие вокруг Паллантия юноши, принеся жертву и выйдя из Луперкала, нагими обежали селение, прикрыв стыд свежими шкурами жертвенных животных. Эта церемония служила неким очищением поселян, и оно совершается и поныне. (2) Вот тогда-то пастухи и сделали в теснине засаду юношам, отправлявшим священные обряды; когда же появился перед ними первый отряд во главе с Ромом — остальные же, которые были с Ромулом, а также третьи, запаздывали (они были разделены на три отряда и бежали на расстоянии друг от друга), — то не дожидаясь этих отставших, пастухи двинулись против первых, с дружным кличем окружив их, и забросали их кто дротиками, кто камнями — что у кого оказалось под рукой. Будучи приведенными необычайным нападением в замешательство и не зная что делать, сражаясь безоружными против вооруженных, близнецы со товарищи были с легкостью пленены. (3) Затем Ром, оказавшись в руках врагов, как передал Фабий, был в оковах препровожден в Альбу. Когда Ромул узнал о беде брата, то вознамерился тотчас преследовать похитителей с самыми отборными пастухами, чтобы перехватить Рома еще в пути. Но его удержал от такого шага Фаустул. Он видел, что рвение юноши слишком безрассудно. Считаясь их отцом и сохраняя до сих пор для отроков тайну, он поступал так, чтобы они не отважились быстро на что-либо рискованное, прежде чем вступят в пору расцвета. Но теперь Фаустул, побужденный необходимостью, рассказал обо всем Ромулу наедине. (4) Когда же юноша узнал подробности о постигшей их участи, с самого начала он был тронут страданиями матери и заботами Нумитора. Поэтому после многократных бесед с Фаустулом он решил удержаться от немедленного броска, но подготовив силы побольше, освободить всю свою семью от беззакония Амулия. И он отважился на крайний риск за величайшие награды судьбы и уже вместе с дедом по матери совершить то, что тому показалось бы угодным.
81. Когда Ромул решил, что так будет лучше всего, он созвал всех поселян и попросил их поспешить изо всех сил в Альбу, но не входить всем вместе в одни и те же ворота, дабы у находящихся в том городе не возникло никакого подозрения, а затем дожидаться на площади и быть готовыми выполнить любое приказание, после чего сам он первым отправился в город. (2) Тем временем те, кто вел Рома, представили его царю и начали рассказывать про все оскорбления, полученные от близнецов. Они выставляли свои раны, грозясь покинуть загоны, если не добьются отмщения. Амулий же, возжелав угодить как сошедшейся толпе, так и Нумитору (тот случайно присутствовал там и разделял негодование вместе с клиентами227), а также стараясь, чтобы в стране был мир и вместе с тем с подозрением глядя на самонадеянность юноши, в чьих словах сквозила непреклонность, изрекает такой приговор: назначить Нумитора ответственным за наказание Рома, говоря, что лучше всего, чтобы совершивший ужасное деяние претерпел бы за это не от кого иного, как от пострадавшего. (3) Пока пастухи Нумитора вели Рома со связанными сзади руками и осыпаемого оскорблениями, сопровождавший их Нумитор был поражен какой-то царственной красотой тела юноши и заметил благородство духа, которое тот сохранил в тяжелых обстоятельствах, не взывая к жалости, не проявляя назойливости, как поступают все в подобных случаях, но шел навстречу своему жребию в благопристойном молчании. (4) Когда же они добрались до своего поселения, Нумитор, приказав прочим удалиться, спросил оставшегося с ним наедине Рома, кто он и из каких, так как он способен оказаться не тем человеком, кем был. На это Ром ответствовал, что знает от своего воспитателя лишь то, что он с братом-близнецом еще младенцем был выброшен в лес сразу после рождения и воспитан, подобранный пастухами. Помедлив немного после краткого раздумья, Нумитор, то ли заподозрив толику правды, то ли по внушению божества, для прояснения дела говорит ему: (5) «То, что ты оказался передо мной, Ром, дабы претерпеть, что бы я тебе ни присудил, и так как доставившие тебя сюда много ущерба понесли от твоих рук и свято уверены, что ты должен умереть, — все это понимающему человеку объяснять не надо. Если же я избавлю тебя от казни и всякого другого наказания, почувствуешь ли ты ко мне благодарность и поможешь ли мне в нужде, что послужит общему благу для нас обоих?» (6) Отрок в ответ заявил, что надежда на спасение вдохновляет лишенного ее все говорить и обещать владыкам. Нумитор, повелев освободить его и всем уйти прочь, знакомит его со всеми перипетиями собственной судьбы: как его брат Амулий лишил его царства и отнял у него детей, тайно умертвив сына на охоте и заключив дочь в темницу, а кроме того совершал все прочие злодеяния, обращаясь с ним, как господин с рабом.
82. Высказав это и пролив много слез вместе со словами, Нумитор начал просить, чтобы Ром сделался мстителем за все бедствия, причиненные его семье. После того как юноша охотно принял его предложение и потребовал, чтобы тот немедленно приступил к делу, Нумитор похвалил его пыл и сказал: «Я выберу подходящее время, а ты пока пошли брату тайно от всех других весть, давая знать, что ты жив, и требуя, чтобы он явился как можно скорее». (2) Вслед за ним находят и отправляют того, кто способен добросовестно выполнить службу. Тот же, встретив невдалеке от города Ромула, разъясняет доверенную ему весть. Ромул же возрадовался и устремился к Нумитору. Заключив обоих в объятья, он сначала приветствует их, а затем рассказывает о том, как его с братом выбросили и воспитали и обо всем прочем, что он узнал от Фаустула. А так как остальные ждали, чтобы история оказалась правдой, то нуждались в немногих свидетельствах, чтобы поверить, и рассказ был им в радость. Когда же они узнали друг друга, то сразу условились обо всем и стали раздумывать, каким способом и случаем удобнее предпринять нападение. (3) Пока они занимались этим, Фаустула отводят к Амулию. Поскольку он из опасения, как бы Нумитору не показалось неправдой, то, что говорит Ромул, который оказался обличителем столь важного дела без достаточных доказательств, захватив в качестве свидетельства корыто, в котором выбросили младенцев, вскоре поспешил в город. (4) Но когда он проходил в большом смятении через ворота и больше всего старался, чтобы никто не понял, что он несет, его заметил один из стражников (так как из опасения перед нападением врагов ворота охраняли самые верные царю люди). Этот страж хватает Фаустула и, считая, что можно разузнать то, что он скрывал, силой срывает с него одежду. Но как только он увидел корыто и опознал смущенного человека, он потребовал сказать, откуда такое смущение и с каким намерением он не вносит открыто барахло, которое не имеет смысла скрывать. (5) Тем временем к нему стекаются многие стражники, один из них узнает корыто, в котором он сам доставлял детей к реке, и он возвещает об этом присутствующим. Тогда собравшиеся влекут Фаустула к самому царю и рассказывают о том, что случилось. (6) Амулий начал запугивать Фаустула угрозой пытки, если он добровольно не скажет правду, но прежде спросил, живы ли дети. И как только узнал об этом, поинтересовался, каким образом они спаслись. А после того как Фаустул изложил, как все случилось, царь сказал: «Ну-ка, коли ты действительно владеешь истиной, скажи, где они теперь могут находиться? Несправедливо ведь им влачить жизнь среди пастухов, в то время как мне они приходятся родственниками и спасены не иначе как по промыслу богов».
83. Фаустул же заподозрил неладное в такой необъяснимой нежности и встревожился, что тот говорил не то, что думал на самом деле, а поэтому отвечает такими словами: «Дети находятся в горах, ведя жизнь пастухов, я же лично был послан ими к матери, чтобы открыть ей, какова их участь. Услыша, что она под твоей охраной, я намеревался связаться с твоей дочерью, чтобы она отвела меня к ней. А корыто я нес, чтобы сопроводить слова ясными доказательствами. И вот теперь, когда ты решил доставить юношей сюда, я рад. Так что отправь кого хочешь вместе со мной. Я предоставлю пришедшим детей, и они расскажут им о твоих намерениях». (2) На самом деле он так сказал, пытаясь найти для юношей отсрочку от верной смерти и вместе с тем надеясь скрыться от ведущих его, когда он окажется в горах. Амулий же срочно посылает вернейших из оруженосцев с тайным приказом схватить тех, на кого им укажет свинопас, и как можно скорее доставить к нему. Проделав это, он замыслил тотчас призвать брата и держать его под стражей без оков, до тех пор пока обстоятельства не улучшатся. Так что он призывает Нумитора под видом каких-то дел. (3) Но отправленный вестник, благодаря расположению к находящемуся в опасности Нумитору и жалея его в беде, и из сострадания к его судьбе, изобличает перед Нумитором замысел Амулия. Нумитор, указав юношам на нависшую над ними опасность и приказав им проявить себя доблестными мужами, прибыл ко дворцу, ведя немалый вооруженный отряд из клиентов, друзей и верных слуг. К ним присоединились люди, крепким боевым строем пришедшие с полей в город, минуя Форум, спрятав под одеждой мечи. Все они единым натиском преодолевают вход, охраняемый немногими тяжеловооруженными пехотинцами, без труда закалывают Амулия и после этого захватывают крепость. Такое освещение событий дано Фабием.
84. Другие же, уверенные, что историческому сочинению не пристало ничего из мифологических россказней, утверждают, что выбрасывание младенцев так, как было приказано слугам, невероятно. Они насмехаются также над ручной волчицей, которая дала детям свои сосцы, как над полной нелепицей, свойственной драматургическому жанру. (2) Возражающие против этого говорят, что, когда Нумитор узнал о беременности Илии, приготовив других новорожденных, он подменил у роженицы младенцев. Затем он дал присутствующим при родах избавиться от чужого потомства, то ли купив верность за деньги, то ли замыслив подмену детей с помощью женщин. Амулий, взяв их, действительно каким-то способом избавился от них. А дед по матери, выше всего ставя спасение рожденных Илией, вручил их Фаустулу. (3) Фаустул же этот, говорят, был родом аркадец из потомков тех, что прибыли с Эвандром, а жил он около Паллантия, опекая владения Амулия. И угодил он Нумитору взятием на воспитание детей, послушавшись своего брата по имени Фаустин, который пас около Авентина стада Нумитора. (4) Добавляют, что выкормившая детей и давшая им сосцы была не волчицей, но, вероятно, женщиной — сожительницей Фаустула по имени Ларенция228. Так как она предоставляла свое цветущее тело в общее пользование тем, кто проживал около Паллантия, то ей дали прозвище «Лупа». Это эллинское древнее наименование, которым наделяются те, кто получает плату за любовные утехи — ныне они называются более пристойным именем гетер. Некоторые же неосведомленные писатели сочинили миф о волчице, так как на языке латинского народа этот зверь зовется «лупой»229. (5) Когда же дети были отняты от груди, они были отданы воспитателям в город Габии230, расположенный недалеко от Паллантия, чтобы они усвоили греческое образование. И там у людей, которые были связаны узами частного гостеприимства с Фаустулом, они и росли вплоть до юношеских лет, изучая литературу, музыку и владение греческим оружием. (6) А когда они вернулись к тем, кто считался их родителями, возникла у них ссора с пастухами Нумитора по поводу пастбищ. После они их даже побили как прогонявших стада. Сделано это было по указанию Нумитора, чтобы дать повод к обвинению и одновременно создать предлог для присутствия в городе толпы пастухов. (7) Когда это случилось, Нумитор взывает к Амулию, заявляя, что терпит ущерб от его пастухов, и требует, что, если за ним нет ни в чем вины, следует пастуха и его сыновей передать ему, Нумитору, для суда. Амулий же, желая очистить себя от обвинения, приказывает не только тем, кто действительно виновен, но и всем прочим, обвиненным в участии в этих событиях, явиться пред Нумитором, чтобы тот все-таки произвел разбирательство. (8) А когда многие пришли вместе с обвиненными под предлогом суда, дед по матери подробно рассказал юношам о доставшейся им судьбе и, сказав, что сейчас (или никогда) наступил удобный миг для воздаяния, внезапно вместе с толпой пастухов напал на Амулия. Вот что сообщается о рождении и воспитании основателей Рима.
85. А к изложению того, что случилось во время самого основания Рима (ведь мне остается еще эта часть сочинения), я теперь и перехожу. Так вот, когда Амулий умер, Нумитор восстановил свою власть, спустя немного времени вернул прежние порядки в городе, пребывавшем до последнего времени в расстройстве, и тотчас задумал подготовить для юношей их собственную власть путем основания другого города. (2) Вместе с тем, когда толпа граждан231 возросла, он подумал, что было бы полезно избавиться от какой-то части людей, особенно некогда несогласных с ним, чтобы ему не питать к ним подозрения. Договорившись с юношами и получив их согласие, он выделяет им земли, которыми им предстоит править, расположенные там, где они детьми воспитывались. И в частности он решил, что не только оказавшиеся у него на подозрении в том, что вот-вот устроят переворот, но и все те, кто желал добровольно, могли удалиться. (3) Были же среди них, как это обычно бывает в городе при отселении, множество простого люда, но также знатнейшие из наилучшей части народа, а также из троянцев признаваемые благороднейшими, потомки которых сохранились еще до моего времени, — а именно пятьдесят семей. И Нумитор стал собирать для юношей и деньги, и оружие, и хлеб, и рабов, и тягловый скот и все прочее, потребное для строительства города. (4) После того как юноши вывели своих людей из Альбы и смешали их с местными жителями на Паллантии и вокруг Сатурнии, они поделили всю эту массу на две части. Это было сделано для возбуждения честолюбия и стремления во взаимном соперничестве скорее завершить начатое дело, но это же стало причиной величайшего зла — их распри. (5) Суть в том, что каждая часть присоединившихся к близнецам, восхваляя своего предводителя, стала возвеличивать его как способного начальствовать над всеми; и сами братья, более не испытывая согласия и не считая нужным питать друг к другу братские чувства, так как каждый предполагал командовать другим, отбросили принцип равенства власти и стали стремиться к преобладанию. До поры до времени их корыстные побуждения не были заметны, а затем прорвались при следующих обстоятельствах. (6) Местность, где они намеревались основать свой город, каждый выбрал свою. Так, у Ромула была мысль заселить Паллантий среди прочего и потому, что место оказалось счастливым, так как предоставило им и спасение, и пропитание; Рому же представлялось нужным заселить участок, теперь называемый по нему Реморией. Действительно, там было место, подходящее для города, — холм, неподалеку от Тибра, примерно в тридцати стадиях от центра Рима. И из этого соперничества вскоре стала проступать разобщающая страсть к власти. Ведь для уступившего в выборе места победа брата грозила распространиться вообще на все.
86. При этом время тянулось, а раздор нисколько не стихал, тогда они прибыли в Альбу поведать деду по матери о своих замыслах. Он же предложил им такой выход: сделать судьями богов, дабы они определили, кому принадлежать колонии и кому иметь власть в ней. Назначив определенный день, Нумитор приказал им сесть на заре отдельно друг от друга в том месте, которое каждый из них сочтет достойным для себя, и, заранее принеся богам установленные жертвы, поджидать вещих птиц; тому же, кому птицы первому окажут благоволение, и править колонией. (2) Юноши, воздав хвалу этому решению деда, удалились и в соответствии с соглашением явились в условленный для проверки день. Ромулу местом для птицегадания послужил Паллантий, где он счел нужным основать колонию, Рому же — лежащий напротив него холм, называемый Авентином, а как передают некоторые — Реморией. И к обоим была приставлена стража, дабы не позволить им объявить то, что не было явленным. (3) Когда же они заняли надлежащие места, Ромул некоторое время спустя от ревности и зависти к брату, — а может быть и божество подталкивало его к тому же, — и даже прежде чем увидеть какое-либо знамение, послал к брату вестников и потребовал, чтобы он как можно быстрее шел, так как он первым увидел вещих птиц. В то время как посланные им, посчитав обман позором, двигались не спеша, Рому дали знак шесть коршунов, летящих справа. И он, увидев птиц, возликовал, но немного времени спустя, посланные Ромулом, попросили его подняться и повели на Паллантий. (4) Когда они сошлись вместе, Ром спросил Ромула, каких именно птиц он увидал первым, а Ромул оказался в затруднении, не зная, что ответить. И в это время появились двенадцать вещих коршунов. При виде их Ромул осмелел и, указывая на них, ответил Рому: «Что тебе за нужда узнать о случившемся прежде, ты ведь, небось, сам видишь этих птиц». Тот же вознегодовал и посчитал ужасным, что он обманут братом, поэтому заявил, что не уступит ему колонии.
87. А от этого вражда разгорается пуще прежнего, так как каждый тайно преследуя цель получить преимущество, открыто присоединяется к законному равенству по следующим причинам. Ведь дедом по матери им было установлено: кому первому показался знак в виде большего числа птиц, тому и править колонией. Так как род птиц обоим явился одинаковый, то один утверждал, что победил тот, кто увидел их первым, а другой, что тот, кто насчитал большее число птиц. Остальной люд также ввязался в их ссору и, кое-как вооружившись, развязал войну без приказа вождей; и разразилась жестокая битва, и много крови пролилось с обеих сторон. (2) Некоторые говорят, что во время этой битвы Фаустул, который вскормил юношей, желая покончить с враждой братьев, но ничего не в состоянии сделать, безоружным ворвался в гущу сражающихся, ища скорой смерти, что и случилось. Сообщают также, что каменный лев, который стоял на римском Форуме в самом лучшем месте около ростр232, был воздвигнут над телом Фаустула, которого нашедшие погребли там, где он упал. (3) Поскольку Ром погиб в этом бою, Ромул, одержавший несчастную победу над братом и соплеменниками, хоронит Рома на Ремории, потому что при жизни тот сам определил это место для поселения. Сам же Ромул с горя и раскаяния в содеянном, потеряв интерес к жизни, впадает в угнетенное состояние. Так как Ларенция которая, приняв новорожденных, вскормила их и любила не меньше чем мать, умоляла и утешала его, он, повинуясь ей, воспрял духом. Собрав латинов, всех, избежавших гибели в бою, числом чуть более трех тысяч из той, вначале весьма многочисленной толпы, когда он выводил колонию, Ромул строит город на Паллантии. (4) Итак, мне кажется, что мое мнение наиболее убедительно из всех рассказов о конце Рома. Однако, если кто-нибудь сумеет передать это по-другому, пусть поведает. Все же, некоторые говорят, будто уступив первенство Ромулу, Ром в печали и гневе на обман, когда была построена городская стена, желал показать, что защита эта негодная, заявил: «Пожалуй, любой из ваших врагов перешагнет ее без труда, как и я», — и тотчас перепрыгнул через стену. А Целер233, один из стоявших на стене, который был надзирателем за строительными работами, воскликнул: «Ну, что до этого-то врага, то кто угодно из нас может отразить его без труда», — ударил Рома заступом по голове и тут же на месте убил его. Так вот, рассказывают, закончилась вражда братьев.
88. Когда же не осталось никаких препятствий для основания города, Ромул назначил день, в который он намеревался, умилостивив богов, положить начало строительству, приготовил все, сколько необходимо для жертв и для приема людей, и собрался употребить это с пользой для дела. Как только наступил условленный час, он и сам первым принес жертвы богам и приказал остальным делать по мере сил то же самое. Сначала же он замечает вещих птиц, которые дают благоприятные знамения. После этого, повелев зажечь костры перед палатками, он выводит людей, чтобы они прыгали через пламя ради очищения от скверны. (2) Когда Ромул решил, что все, что было угодно богам, уже исполнено, он созывает весь люд в намеченное место и начертывает на холме плугом четырехугольник, проводя с помощью быка, сопряженного с телкой, длинную борозду, на которой будет воздвигнута стена. С того времени при основании городов у римлян сохраняется этот обычай опахивания их территории. Закончив это и принеся в жертву обоих животных, а также совершив многие другие жертвоприношения, он приставляет людей к работам. (3) Еще и по сию пору город римлян ежегодно чествует этот день, считая, что он не менее значителен, чем любое другое празднество, а называют его «Парилии»234. В этот день в начале весны земледельцы и пастухи приносят умилостивительную жертву за приплод четвероногих. Но проводили ли раньше этот день в отдохновении и поэтому сочли именно его наиболее подходящим для основания города, или он знаменовал начало города и священным днем сделали его те, кто полагал, что следует почитать в этот день богов-покровителей пастухов, я точно сказать не могу.
89. Вот, что удалось найти мне, с большим тщанием изучив многочисленные сочинения эллинов и римлян о корнях римского племени. Так что действительно любой, отважившись многократно повторить «прощай» тем, кто представляет Рим убежищем варваров235, беглецов и бездомных, может утверждать, что это — город эллинский, показав, что он — самый общедоступный и приветливый из городов, обратив также внимание на то, что племя аборигинов было энотрским, а оно в свою очередь — аркадским. (2) Следует вспомнить и о поселившихся вместе с ними пеласгах, которые, будучи родом аргивянами, оставили Фессалию и пришли в Италию. Надо учесть также прибытие Эвандра и аркадцев, которые осели близ Паллантия, где аборигины предоставили им место; а еще сказать о пелопоннесцах — спутниках Геракла, которые поселились на холме Сатурний; наконец, об изгнанниках из Троады, которые смешались с предыдущими. Ведь, пожалуй, не найдешь ни единого средь народов ни более древнего, ни более эллинского. (3) А смешение с варварами, вследствие чего полис подзабыл многие из древних установлений, началось в более поздние времена. И для многих, размышляющих об этом, пожалуй, поразительно, как это Рим весь не варваризовался, приняв опиков и марсов, самнитов и тирренов, бруттиев и омбриков, а также лигиев, иберов и кельтов, и мириады других народов вдобавок к уже названным, одних — из самой Италии, прочих — пришедших из других мест, не имевших ни общего языка, ни схожего образа жизни; и естественно, поскольку жизнь случайно собравшихся вместе людей пришла в расстройство из-за такого разноязычия, это вносило много нового в древнее устройство полиса. (4) Так как другие народы, жившие среди варваров, спустя какое-то время утратили все эллинское, так что и не говорили по-эллински, и не пользовались эллинскими нормами жизни, и не почитали тех же самых богов, и не пользовались подобающими законами (чем особенно отличается эллинская природа от варварской), и не принимали других признаков эллинства и вообще чего бы то ни было эллинского, это доказывают живущие по берегам Понта236 ахейцы: элейцы по происхождению, т. е. из глубин эллинства, являющиеся ныне самыми дикими из всех варваров.
90. Римляне же не употребляют ни чисто варварской речи, ни полностью эллинской, но, говорят на какой-то смешанной из обеих, основная часть которой — эолийская, испытывая от смешения многих народов только то неудобство что они не все звуки произносят правильно. В отношении же всего остального есть признаки их эллинского происхождения. Они, как никто другой из покинувших родину, сохранили их, сразу начав жить в дружбе со всеми, а не теперь только, когда имеют великую и удачно текущую судьбу, являясь наставником прекрасного, и не оттого, что сперва устремились к заморским краям, сокрушив владычество карфагенян и македонян, но все время с тех пор, как они воссоединились здесь для основания города, они ведут жизнь на эллинский манер. И они не упражняются ни в чем более выдающемся в доблести ныне по сравнению с прошлым. (2) Я имею бесчисленные возможности поведать об этом и в состоянии подкрепить мои слова множеством свидетельств, а также привести суждения людей, достойных доверия, но я все это оставляю для своего повествования, которое будет посвящено их государственному устройству. Теперь я продолжу по главам свое сочинение, подытожив вкратце во введении к следующей книге то, что содержалось в данной.
ПРИМЕЧАНИЯ