Рец. на: Yarrow L. M. Historiography at the End of the Republic. Provincial Perspectives on Roman Rule.
Oxford: Oxford University Press, 2006. XXII, 330 р.

с.211 Моно­гра­фия Лив М. Ярроу «Исто­рио­гра­фия кон­ца Рес­пуб­ли­ки: взгляд про­вин­ци­а­лов на рим­скую власть»¹ посвя­ще­на исто­рио­гра­фии пери­о­да Позд­ней рес­пуб­ли­ки — исто­рио­гра­фии, кото­рая, по мне­нию авто­ра, была не гре­че­ской или рим­ской, а, так ска­зать, «эку­ме­ни­че­ской». Как счи­та­ет Л. М. Ярроу, на рубе­же ста­рой и новой эр в гре­ко-рим­ском Сре­ди­зем­но­мо­рье уже суще­ст­во­ва­ла интел­лек­ту­аль­ная эли­та, кото­рая иден­ти­фи­ци­ро­ва­ла себя, исхо­дя из обра­зо­ва­тель­но­го уров­ня, а не из фак­то­ра этни­че­ско­го или соци­аль­но­го про­ис­хож­де­ния². В этом кон­тек­сте Л. М. Ярроу ведёт речь об «интел­лек­ту­аль­ном сою­зе куль­тур» (in­tel­lec­tual union of cul­tu­res; с. 350). Хро­но­ло­ги­че­ски иссле­до­ва­ние охва­ты­ва­ет пери­од со 146 г. до н. э. (раз­ру­ше­ние Кар­фа­ге­на и Корин­фа³, как извест­но, ста­ло сво­его рода пово­рот­ной точ­кой в исто­рии гре­ко-рим­ско­го Сре­ди­зем­но­мо­рья) по 14 г. н. э. (т. е. до смер­ти Авгу­ста). Это вре­мя, как пола­га­ет Л. М. Ярроу, было отме­че­но не толь­ко рас­ши­ре­ни­ем мас­шта­бов рим­ской экс­пан­сии в Сре­ди­зем­но­мо­рье, но и нача­лом про­цес­са интен­сив­но­го вза­и­мо­дей­ст­вия рим­лян и про­вин­ци­а­лов на интел­лек­ту­аль­ном уровне (хотя этот про­цесс был весь­ма непро­стым; при­мер — отно­ше­ние рим­лян к элли­ни­сти­че­ской куль­ту­ре⁴). Про­вин­ци­аль­ные эли­ты, без­услов­но, ока­за­ли опре­де­лён­ное воздей­ст­вие на эво­лю­цию поли­ти­че­ской систе­мы в Риме⁵. Л. М. Ярроу с.212 усмат­ри­ва­ет тес­ную связь меж­ду исто­рио­пи­са­ни­ем и поли­ти­кой (с. 5). Автор моно­гра­фии пыта­ет­ся выяс­нить, насколь­ко глу­бо­ко про­вин­ци­аль­ные интел­лек­ту­а­лы того вре­ме­ни были вовле­че­ны в поли­ти­че­скую жизнь. По мне­нию Л. М. Ярроу, «интел­лек­ту­аль­ная куль­ту­ра» (in­tel­lec­tual cul­tu­re) яви­лась мощ­ным поли­ти­че­ским фак­то­ром в отно­ше­ни­ях меж­ду рим­ля­на­ми и про­вин­ци­а­ла­ми в пери­од Позд­ней рес­пуб­ли­ки и впо­след­ст­вии (с. 10). Напри­мер, напи­са­ние Нико­ла­ем Дамас­ским био­гра­фии Авгу­ста ста­ло важ­ным собы­ти­ем в диа­ло­ге рим­ской и про­вин­ци­аль­ной элит. Такую же роль посред­ни­ка играл и Посей­до­ний.

Пред­ме­том сво­его иссле­до­ва­ния Л. М. Ярроу избра­ла шесть исто­ри­че­ских сочи­не­ний, дошед­ших до наших дней в раз­ной сте­пе­ни сохран­но­сти. Пер­вая кни­га Мак­ка­ве­ев, при­над­ле­жа­щая перу ано­ним­но­го авто­ра, един­ст­вен­ное из всех шести про­из­веде­ний, сохра­нив­ше­е­ся (хочет­ся верить!) цели­ком и (веро­ят­но) в сво­ём ори­ги­наль­ном виде⁶. От двух гран­ди­оз­ных «Все­об­щих исто­рий» на гре­че­ском язы­ке — Нико­лая Дамас­ско­го⁷ в 144 кни­гах и Посей­до­ния из Апа­меи⁸ в 57 кни­гах — до нас дошли лишь фраг­мен­ты. Гораздо луч­ше сохра­нил­ся гран­ди­оз­ный ком­пи­ля­тив­ный труд — «Исто­ри­че­ская биб­лио­те­ка» Дио­до­ра Сици­лий­ско­го в 40 кни­гах (кни­ги с I по V и с XI по XX дошли до нас пол­но­стью, не гово­ря уже о целом ряде фраг­мен­тов). Напи­сан­ная Пом­пе­ем Тро­гом пер­вая «Все­об­щая исто­рия» на латин­ском язы­ке⁹ (в 44 кни­гах) сохра­ни­лась в виде эпи­то­мы, выпол­нен­ной Мар­ком Юни­ем Юсти­ном, и в крат­ких извле­че­ни­ях-про­ло­гах. Нако­нец, исто­рия Герак­леи Пон­тий­ской, создан­ная Мем­но­ном Герак­лей­ским, дошла до нас лишь частич­но, да и то бла­го­да­ря сокра­ще­нию пат­ри­ар­ха Фотия (кни­ги с IX по XVI).

Моно­гра­фия делит­ся на шесть глав. Пер­вая из них (с. 18—77) посвя­ще­на выяс­не­нию соци­аль­но-поли­ти­че­ской пози­ции интел­лек­ту­а­лов, вышед­ших из среды про­вин­ци­аль­ной эли­ты. Дви­же­нию вверх по соци­аль­ной лест­ни­це спо­соб­ст­во­ва­ли обра­зо­ва­ние, спо­соб­но­сти и лич­ные свя­зи (Л. М. Ярроу при­во­дит в каче­стве при­ме­ра Терен­ция Афра и Тиро­на, воль­ноот­пу­щен­ни­ка и дру­га Цице­ро­на). Как отме­ча­ет автор кни­ги, бла­го­да­ря свя­зям с вли­я­тель­ны­ми рим­ля­на­ми интел­лек­ту­а­лы из про­вин­ций вклю­ча­лись в рим­скую поли­ти­че­скую жизнь (при­мер — Фео­фан Мити­лен­ский, вошед­ший в окру­же­ние Пом­пея). Впро­чем, дале­ко не все­гда отно­ше­ния меж­ду с.213 поли­ти­ком и его учё­ным дру­гом вклю­ча­ли поли­ти­че­скую состав­ля­ю­щую (с. 50). Пре­успе­ваю­щий интел­лек­ту­ал мог сде­лать поли­ти­че­скую карье­ру и в род­ном поли­се (при­мер Посей­до­ния, став­ше­го маги­ст­ра­том на Родо­се, а впо­след­ст­вии пред­ста­ви­те­лем Родо­са в Риме). Интел­лек­ту­ал как пред­ста­ви­тель сво­ей общи­ны мог сыг­рать важ­ную поли­ти­че­скую роль (при­мер Афи­ни­о­на, став­ше­го в 87 г. до н. э. афин­ским тира­ном). Нако­нец, в пери­од, о кото­ром идёт речь, не толь­ко интел­лек­ту­а­лы при­хо­ди­ли к вла­сти, но и вла­сти­те­ли ста­но­ви­лись интел­лек­ту­а­ла­ми (при­ме­ры Иро­да I Вели­ко­го¹⁰, Цеза­ря, Авгу­ста и Юбы II). Когда слу­же­ние государ­ству ста­но­вит­ся, по сло­вам Л. М. Ярроу, «конеч­ной целью каж­до­го пред­ста­ви­те­ля эли­ты» (с. 56), мыс­ли­те­ли начи­на­ют при­хо­дить к вла­сти, а вла­сти­те­ли начи­на­ют мыс­лить.

Во вто­рой гла­ве (с. 78—122) автор кни­ги обра­ща­ет­ся к теме «тео­рии и мето­да». Л. М. Ярроу под­чёр­ки­ва­ет то обсто­я­тель­ство, что, за исклю­че­ни­ем Пер­вой кни­ги Мак­ка­ве­ев, про­из­веде­ния шести наших авто­ров пред­став­ля­ют собой re­li­quiae, т. е. «остат­ки» (тер­мин введён П. А. Бран­том). Re­li­quiae, по мне­нию Л. М. Ярроу, в целом доно­сят до нас ори­ги­наль­ные идеи авто­ров (с. 116). Она делит re­li­quiae на две боль­шие груп­пы: те, кото­рые со всей досто­вер­но­стью при­над­ле­жат дан­но­му писа­те­лю, и те, кото­рые ему лишь при­пи­сы­ва­ют­ся. Л. М. Ярроу работа­ет толь­ко с пер­вой груп­пой (с. 104). Её она, в свою оче­редь, делит на две под­груп­пы: свиде­тель­ства о самом авто­ре и фраг­мен­ты, пере­даю­щие ори­ги­наль­ный текст. Послед­ние делят­ся на отсы­лоч­ные (по мне­нию Л. М. Ярроу, самые неточ­ные и нена­дёж­ные), пере­ра­ботан­ные и ком­по­зи­ци­он­ные (более точ­но вос­про­из­во­дя­щие автор­ский текст; их мы нахо­дим в про­из­веде­ни­ях ком­пи­ля­то­ров¹¹). Сре­ди пере­ра­ботан­ных фраг­мен­тов (in­ten­tio­nal frag­ments) Л. М. Ярроу выде­ля­ет эпи­то­мы (весь­ма нена­дёж­ный вари­ант, посколь­ку неяс­но, что имен­но эпи­то­ма сохра­ни­ла от ори­ги­наль­но­го тек­ста) и извле­че­ния (напри­мер, в сочи­не­ни­ях импе­ра­то­ра Кон­стан­ти­на VII Баг­ря­но­род­но­го). Л. М. Ярроу обра­ща­ет наше вни­ма­ние лишь на двух эпи­то­ма­то­ров: пат­ри­ар­ха Фотия и Юсти­на. Если сокра­ще­ние труда Мем­но­на Фоти­ем она счи­та­ет вполне надёж­ным, то Юстин, по её мне­нию, такой оцен­ки не заслу­жи­ва­ет (с. 110 слл.). Веро­ят­но, Юстин серь­ёз­но пере­ра­ботал ори­ги­наль­ный текст Пом­пея Тро­га, вос­ста­но­вить кото­рый не пред­став­ля­ет­ся воз­мож­ным, и по-ново­му его ском­по­но­вал, доба­вив от себя мора­ли­зи­ру­ю­щие суж­де­ния и оцен­ки. Воз­ни­ка­ет вопрос: как выявить автор­скую пози­цию в каж­дом кон­крет­ном слу­чае? В этой свя­зи Л. М. Ярроу выде­ля­ет три момен­та: 1) чёт­кие оце­ноч­ные суж­де­ния, когда кто-то или что-то харак­те­ри­зу­ет­ся в пози­тив­ном или нега­тив­ном клю­че; 2) скры­тые оце­ноч­ные с.214 суж­де­ния, когда автор огра­ни­чи­ва­ет­ся намё­ка­ми; 3) отбор мате­ри­а­ла, кото­рый направ­ля­ет мысль чита­те­ля в опре­де­лён­ное рус­ло (с. 119). Посколь­ку зача­стую мы име­ем дело с раз­роз­нен­ны­ми фраг­мен­та­ми вме­сто боль­шо­го связ­но­го тек­ста, выяв­ле­ние автор­ской пози­ции ста­но­вит­ся крайне непро­стым делом, ибо эпи­то­ма­то­ры и ком­пи­ля­то­ры вовсе не забо­ти­лись о досто­вер­ной пере­да­че мыс­лей и взглядов авто­ра (с. 120).

В третьей гла­ве (с. 123—166) речь идёт о целях и поли­ти­че­ских взглядах каж­до­го из шести авто­ров. Л. М. Ярроу вычле­ня­ет в элли­ни­сти­че­ской исто­рио­гра­фии два жан­ра: 1) все­об­щая исто­рия; 2) мест­ные хро­ни­ки (с. 123). Напи­са­ние все­об­щей исто­рии в антич­но­сти счи­та­лось «герак­ло­вым трудом». Под­ви­зав­ши­е­ся на этой ниве Посей­до­ний (его Л. М. Ярроу счи­та­ет самым зна­чи­тель­ным исто­ри­ком из всех шести), Дио­дор, Пом­пей Трог и Нико­лай Дамас­ский суть исто­ри­ки-уни­вер­са­ли­сты, посколь­ку они вклю­чи­ли в свои труды самые раз­но­об­раз­ные мате­ри­а­лы (по мифо­ло­гии, этно­гра­фии, гео­гра­фии и т. д.). По мне­нию авто­ра кни­ги, это кос­мо­по­ли­ты, пред­ста­ви­те­ли интел­лек­ту­аль­ной эли­ты гре­ко-рим­ско­го Сре­ди­зем­но­мо­рья. Попу­ляр­ность жан­ра все­об­щей исто­рии в кон­це рес­пуб­ли­ки и в нача­ле импе­рии, веро­ят­но, была как-то свя­за­на с рим­ски­ми при­тя­за­ни­я­ми на миро­вое гос­под­ство¹². Харак­тер­но, что, как отме­ча­ет Л. М. Ярроу, Рим при­сут­ст­ву­ет в повест­во­ва­нии каж­до­го из наших авто­ров, одна­ко вовсе не явля­ет­ся его цен­тром. В част­но­сти, «Трог напи­сал исто­рию вокруг Рима, но не о Риме» (с. 149). Во «Все­об­щей исто­рии» Нико­лая Дамас­ско­го Рим при­сут­ст­ву­ет все­го лишь как один из ком­по­нен­тов повест­во­ва­ния; это вовсе не глав­ная тема в труде¹³ (с. 161). Нако­нец, Посей­до­ния инте­ре­со­ва­ли пре­иму­ще­ст­вен­но дета­ли, свя­зан­ные с этно­гра­фи­ей и повсе­днев­ной куль­ту­рой Рима. Ни один из шести авто­ров не писал с откро­вен­но про­рим­ских или, напро­тив, анти­рим­ских пози­ций и не оста­вил после себя ни пане­ги­ри­ков, ни пам­фле­тов, посвя­щён­ных Риму. В их сохра­нив­ших­ся текстах «нет и намё­ка на жиз­не­спо­соб­ную аль­тер­на­тив­ную власть или на жела­ние авто­ра увидеть миро­вую импе­рию рас­па­даю­щей­ся на более мел­кие регио­наль­ные государ­ства» (с. 166). Интел­лек­ту­а­лы вре­мён «рим­ской гло­ба­ли­за­ции» счи­та­ли необ­хо­ди­мым искать и нахо­дить mo­dus vi­ven­di с пер­со­наль­ны­ми носи­те­ля­ми рим­ской вла­сти в про­вин­ци­ях, т. е. с маги­ст­ра­та­ми и про­ма­ги­ст­ра­та­ми.

Тема отно­ше­ния пред­ста­ви­те­лей элли­ни­сти­че­ской исто­рио­гра­фии к Риму полу­чи­ла даль­ней­шее раз­ви­тие в чет­вёр­той гла­ве (с. 167—230). В совре­мен­ных иссле­до­ва­ни­ях часто встре­ча­ют­ся такие тер­ми­ны, как с.215 «анти­рим­ский», «про­рим­ский», «фил­эл­лин», «вар­ва­ро­филь­ский», «лите­ра­тур­ная оппо­зи­ция». Л. М. Ярроу счи­та­ет их непро­дук­тив­ны­ми, посколь­ку они не отра­жа­ют всей глу­би­ны и слож­но­сти отно­ше­ния пред­ста­ви­те­лей про­вин­ци­аль­ной эли­ты к рим­ской вла­сти (с. 167—168). Все шесть авто­ров без­ого­во­роч­но при­ни­ма­ют эту власть, одна­ко ни для кого из них «рим­ская тема» не явля­ет­ся при­о­ри­тет­ной. Дидак­ти­че­ские при­ме­ры в трудах Дио­до­ра и Тро­га, по мне­нию Л. М. Ярроу, адре­со­ва­ны, преж­де все­го, рим­ским про­вин­ци­аль­ным адми­ни­ст­ра­то­рам (с. 202). Невер­ные, неточ­ные, иска­жаю­щие реаль­ность опи­са­ния рим­ской струк­ту­ры вла­сти (напри­мер, в Пер­вой кни­ге Мак­ка­ве­ев и у Мем­но­на) объ­яс­ня­ют­ся стрем­ле­ни­ем выдать желае­мое за дей­ст­ви­тель­ное или же недо­стат­ком сведе­ний. Наши авто­ры всерь­ёз инте­ре­со­ва­лись толь­ко теми реа­ли­я­ми, кото­рые мог­ли непо­сред­ст­вен­но повли­ять на жизнь про­вин­ци­а­лов; они не виде­ли заме­ны рим­ской вла­сти и были заин­те­ре­со­ва­ны в её ста­биль­но­сти (с. 228—230).

В пятой гла­ве Л. М. Ярроу рас­смат­ри­ва­ет мето­ды управ­ле­ния про­вин­ци­я­ми и про­бле­му отно­ше­ния мест­ных элит к рим­ской вла­сти (с. 231—282). По мне­нию авто­ра, пред­ста­ви­те­ли про­вин­ци­аль­ной эли­ты не чув­ст­во­ва­ли себя угне­тён­ны­ми, посколь­ку они были так или ина­че вовле­че­ны в про­цесс управ­ле­ния. В этом смыс­ле не суще­ст­во­ва­ло про­бле­мы отчуж­де­ния (с. 231). Писа­те­ли, чьи про­из­веде­ния ана­ли­зи­ру­ют­ся в моно­гра­фии, виде­ли в рим­ском гос­под­стве, в первую оче­редь, гаран­тии соблюде­ния закон­но­сти и пра­во­по­ряд­ка¹⁴ (Ius­tin. XLIV. 4. 8; Diod. XXXVI. 11. 2). Одна­ко они не закры­ва­ли гла­за и на издерж­ки импер­ской поли­ти­ко-пра­во­вой систе­мы. По мыс­ли Л. М. Ярроу, вкрат­це отно­ше­ние про­вин­ци­а­лов к рим­ской вла­сти сво­ди­лось к сле­дую­ще­му: одоб­ре­ние разум­но­го, уме­рен­но­го управ­ле­ния и непри­я­тие без­за­ко­ний, про­из­во­ла и зло­употреб­ле­ний по отно­ше­нию к мест­но­му насе­ле­нию. И здесь огром­ное зна­че­ние име­ли лич­ные каче­ства рим­ских адми­ни­ст­ра­то­ров и пол­ко­вод­цев, кото­рые под­час еди­но­лич­но (напри­мер, Лукулл или Пом­пей) при­ни­ма­ли реше­ния, судь­бо­нос­ные для жите­лей про­вин­ций. При­ме­ром «иде­аль­но­го» намест­ни­ка мог слу­жить Квинт Муций Сце­во­ла, кото­рый, будучи про­кон­су­лом Азии в 97 г. до н. э. (оче­вид­но, недо­ра­зу­ме­ние — пра­виль­но в 94 г. до н. э.), сумел вер­нуть дове­рие и ува­же­ние про­вин­ци­а­лов к рим­ско­му про­ма­ги­ст­ра­ту. Итак, по мне­нию Л. М. Ярроу, наши авто­ры пола­га­ли, что, во-пер­вых, рим­ское гос­под­ство неиз­беж­но и аль­тер­на­ти­вы ему нет; во-вто­рых, необ­хо­ди­мо най­ти баланс меж­ду инте­ре­са­ми про­вин­ци­а­лов и инте­ре­са­ми Рима (с. 281).

Нако­нец, в шестой гла­ве гово­рит­ся о кри­ти­ке т. н. «рим­ско­го импе­ри­а­лиз­ма» (с. 283—341). В част­но­сти, у Тро­га мы нахо­дим ответ это­лий­цев с.216 рим­ля­нам (Ius­tin. XXVIII. 2) и речь Мит­ри­да­та к союз­ни­кам (XXXVIII. 6). В этих текстах речь идёт как о дав­них пре­гре­ше­ни­ях рим­лян (стрем­ле­ние к миро­во­му гос­под­ству и небла­го­дар­ность по отно­ше­нию к союз­ни­кам), так и о гре­хах поно­вее (про­из­вол намест­ни­ков, зло­употреб­ле­ния пуб­ли­ка­нов, корруп­ция). Впро­чем, Л. М. Ярроу счи­та­ет, что это все­го лишь дань рито­ри­че­ской тра­ди­ции, и не более того. Ни Трог, ни Дио­дор, разу­ме­ет­ся, не соби­ра­лись под­ры­вать рим­ское гос­под­ство, казав­ше­е­ся им незыб­ле­мым. Уме­рен­но кри­ти­ко­вать рим­скую власть было при­ня­то. Одна­ко бороть­ся с ней всерь­ёз эти интел­лек­ту­а­лы из про­вин­ций не соби­ра­лись (с. 290). Элли­ни­сти­че­ская монар­хия явно не годи­лась в каче­стве заме­ны рим­ско­му гос­под­ству. Такие мора­ли­зи­ру­ю­щие исто­ри­ки, как Дио­дор, Посей­до­ний и Трог, рез­ко кри­ти­ку­ют дес­по­тизм и экс­тра­ва­гант­ную рос­кошь еги­пет­ских Пто­ле­ме­ев и сирий­ских Селев­кидов (с. 294 слл.). Един­ст­вен­ны­ми достой­ны­ми сопер­ни­ка­ми рим­лян на Восто­ке мог­ли быть толь­ко пар­фяне. Мир ока­зал­ся как бы поде­лён меж­ду Римом и Пар­фи­ей (Ius­tin. XLI. 1. 1). Меж­ду тем создан­ные элли­ни­сти­че­ски­ми исто­ри­ка­ми обра­зы жесто­ко­го и дес­по­тич­но­го, но храб­ро­го и энер­гич­но­го царя Мит­ри­да­та VI Эвпа­то­ра и «бла­го­род­но­го дика­ря» Вири­а­та слу­жи­ли не столь­ко для обли­че­ния поро­ков рим­ской импер­ской систе­мы, сколь­ко для того, чтобы под­черк­нуть пре­вос­ход­ство рим­ской воен­ной маши­ны, сокру­шив­шей столь силь­ных про­тив­ни­ков. В целом, по мне­нию Л. М. Ярроу, про­вин­ци­а­лы смот­ре­ли на вещи доволь­но праг­ма­тич­но: рим­ская власть, без­услов­но, была дале­ка от иде­а­ла, одна­ко что-то при­ем­ле­мое, спо­соб­ное занять её место отсут­ст­во­ва­ло; в ответ на готов­ность сотруд­ни­чать Рим пред­ла­гал поли­ти­че­скую ста­биль­ность, и это было уже нема­ло (с. 341).

В заклю­че­ние Л. М. Ярроу фор­му­ли­ру­ет основ­ные выво­ды (с. 342—350). Итак, все шесть авто­ров при­ни­ма­ют рим­скую власть; ника­кой оппо­зи­ции рим­ско­му гос­под­ству в их сочи­не­ни­ях нет. Л. М. Ярроу объ­яс­ня­ет этот фено­мен тре­мя при­чи­на­ми: 1) те явные бла­га и выго­ды, кото­рые рим­ская власть сули­ла про­вин­ци­аль­ной эли­те; 2) бороть­ся с Римом было опас­но; 3) отсут­ст­вие реаль­ной аль­тер­на­ти­вы рим­ско­му гос­под­ству (с. 342). Первую при­чи­ну Л. М. Ярроу счи­та­ет глав­ной. Наши авто­ры не толь­ко при­ни­ма­ли рим­скую власть, но, более того, актив­но её под­дер­жи­ва­ли (с. 344). В эпо­ху кон­ца рес­пуб­ли­ки и нача­ла импе­рии рим­ские намест­ни­ки в про­вин­ци­ях и мест­ные маги­ст­ра­ты дей­ст­во­ва­ли парал­лель­но, в чём-то дуб­ли­руя, в чём-то допол­няя друг дру­га. Это была прак­ти­ка «регу­ляр­но­го вза­и­мо­дей­ст­вия»¹⁵, или сотруд­ни­че­ства¹⁶. Сло­жив­ша­я­ся систе­ма управ­ле­ния вполне отве­ча­ла инте­ре­сам обе­их сто­рон — как импер­ских с.217 вла­стей, так и про­вин­ци­аль­ных элит. Обла­дая солид­ным запа­сом проч­но­сти, эта систе­ма отно­си­тель­но бла­го­по­луч­но функ­ци­о­ни­ро­ва­ла вплоть до кри­зи­са III в., потряс­ше­го самые осно­вы гре­ко-рим­ской сре­ди­зем­но­мор­ской циви­ли­за­ции.

Выска­жем несколь­ко заме­ча­ний в свя­зи с неко­то­ры­ми тези­са­ми авто­ра моно­гра­фии. На наш взгляд, не сто­ит пре­уве­ли­чи­вать сте­пень «рим­ской гло­ба­ли­за­ции», в т. ч. и в интел­лек­ту­аль­ной сфе­ре. В «эку­ме­ни­че­ской» исто­рио­гра­фии пери­о­да Позд­ней рес­пуб­ли­ки и рубе­жа ста­рой и новой эр слиш­ком явным было пре­об­ла­да­ние гре­ко­языч­ных сочи­не­ний в ущерб про­из­веде­ни­ям на латин­ском язы­ке. Это и неуди­ви­тель­но: язы­ком нау­ки и лите­ра­ту­ры в Сре­ди­зем­но­мо­рье того вре­ме­ни был гре­че­ский. Так, Цице­рон при­зна­вал, что «про­из­веде­ния на гре­че­ском язы­ке чита­ют­ся почти во всех стра­нах, тогда как труды на латы­ни огра­ни­че­ны сво­и­ми, очень тес­ны­ми, пре­де­ла­ми» (Cic. Arch. 23). Кро­ме того, фак­то­ры этни­че­ско­го и соци­аль­но-поли­ти­че­ско­го свой­ства, о кото­рых мимо­хо­дом упо­ми­на­ет Л. М. Ярроу, в ту эпо­ху про­дол­жа­ли играть свою раз­об­щаю­щую роль и в интел­лек­ту­аль­ной сфе­ре: по сло­вам того же Цице­ро­на, «рим­ляне почти не зна­ют по-гре­че­ски, а гре­ки — по-латы­ни. Поэто­му они глу­хи к речи друг дру­га» (Cic. Tusc. V. 116). Впро­чем, обра­зо­ван­ные рим­ляне зна­ли по-гре­че­ски всё-таки гораздо луч­ше, чем гре­ки по-латы­ни¹⁷. Таких рим­лян, как извест­но, кон­сер­ва­тив­но настро­ен­ные сооте­че­ст­вен­ни­ки пре­зри­тель­но назы­ва­ли «гре­чиш­ка­ми» (Grae­cu­li)¹⁸. Как бы то ни было, Рим, с III в. до н. э. испы­ты­вав­ший настоль­ко мощ­ное вли­я­ние элли­ни­сти­че­ской куль­ту­ры, что А. Моми­лья­но счёл воз­мож­ным гово­рить о появ­ле­нии «латин­ско­го элли­низ­ма»¹⁹, в пери­од Позд­ней рес­пуб­ли­ки стал, по сло­вам А. Г. Бок­ща­ни­на, «типич­ным элли­ни­зо­ван­ным государ­ст­вен­ным обра­зо­ва­ни­ем»²⁰. Поэто­му в обла­сти куль­ту­ры «гло­ба­ли­за­ция» была ско­рее элли­ни­сти­че­ской, неже­ли рим­ской. Харак­тер­но, что из шести исто­ри­че­ских про­из­веде­ний, избран­ных Л. М. Ярроу для ана­ли­за, пять напи­са­ны по-гре­че­ски, тогда как шестое изна­чаль­но (до пере­ра­бот­ки Юсти­ном) при­над­ле­жа­ло перу этни­че­ско­го гре­ка.

По наше­му мне­нию, не сле­ду­ет сбра­сы­вать со сче­тов и пре­сло­ву­тый «анти­рим­ский» пафос мно­гих про­из­веде­ний гре­че­ской лите­ра­ту­ры той с.218 эпо­хи, о кото­рой идёт речь в моно­гра­фии Л. М. Ярроу. Для III—I вв. до н. э. харак­тер­на ярко выра­жен­ная анти­рим­ская направ­лен­ность гре­че­ской исто­рио­гра­фии²¹. В это вре­мя в про­из­веде­ни­ях гре­че­ских авто­ров гос­под­ст­ву­ет тео­рия «вар­вар­ско­го» про­ис­хож­де­ния рим­лян. В боль­шин­стве сво­ём гре­че­ские интел­лек­ту­а­лы счи­та­ли рим­лян «вар­ва­ра­ми», и лишь немно­гие «рома­но­фи­лы», такие как Дио­ни­сий Гали­кар­насский²², пыта­лись обос­но­вать тезис о том, что рим­ляне явля­лись потом­ка­ми гре­че­ских коло­ни­стов и, сле­до­ва­тель­но, не мог­ли счи­тать­ся «вар­ва­ра­ми» (см., напр.: Dio­nys. I. 89—90; VII. 70). Впро­чем, сам по себе этот тезис являл­ся, как вер­но отме­тил Э. Грюн, «обыч­ной фор­мой эллин­ско­го интел­лек­ту­аль­но­го импе­ри­а­лиз­ма»²³. Лишь на рубе­же I—II вв., бла­го­да­ря фил­эл­лин­ской поли­ти­ке Авгу­ста и его пре­ем­ни­ков, про­изо­шло то, что Дж. Бал­сдон назвал «тихой рево­лю­ци­ей»²⁴, а Г. Бау­эр­сок — «гре­че­ским ренес­сан­сом»²⁵, ины­ми сло­ва­ми — завер­ше­ние фор­ми­ро­ва­ния гре­ко-рим­ской сре­ди­зем­но­мор­ской циви­ли­за­ции, в рам­ках кото­рой состо­ял­ся тот «интел­лек­ту­аль­ный союз куль­тур», о кото­ром пишет Л. М. Ярроу. Итак, на наш взгляд, во II—I вв. до н. э. та кри­ти­ка в адрес пре­сло­ву­то­го рим­ско­го «импе­ри­а­лиз­ма», кото­рую поз­во­ля­ли себе пред­ста­ви­те­ли элли­ни­сти­че­ской исто­рио­гра­фии, не толь­ко носи­ла мораль­но-эти­че­ский харак­тер с целью ока­зать опре­де­лён­ное вли­я­ние на дея­те­лей рим­ской адми­ни­ст­ра­ции, но и зача­стую явля­лась спо­со­бом излить нако­пив­ше­е­ся раз­дра­же­ние в свя­зи как с самим фак­том рим­ской окку­па­ции, так и с кон­крет­ны­ми зло­употреб­ле­ни­я­ми рим­ских про­вин­ци­аль­ных вла­стей. В дей­ст­ви­тель­но­сти, по-види­мо­му, отно­ше­ние к Риму пред­ста­ви­те­лей мест­ных элит и, в част­но­сти, писав­ших по-гре­че­ски интел­лек­ту­а­лов было очень раз­ным, неров­ным и неод­но­знач­ным; пожа­луй, крат­ко его мож­но выра­зить сакра­мен­таль­ной фра­зой: nec pos­sum te­cum vi­ve­re, nec si­ne te…

Моно­гра­фия Л. М. Ярроу пред­став­ля­ет собой доста­точ­но глу­бо­кое и инте­рес­ное иссле­до­ва­ние, суще­ст­вен­но рас­ши­ря­ю­щее круг наших пред­став­ле­ний об элли­ни­сти­че­ской исто­рио­гра­фии пери­о­да Позд­ней рес­пуб­ли­ки и рубе­жа ста­рой и новой эр.