Замечания по поводу речи Цицерона «Против Верреса», II. 1. 155—157
Перевод с итальянского О. В. Любимовой.
с.825 1. В первой книге второй сессии против Верреса Цицерон останавливается на карьере и злодеяниях обвиняемого, предшествующих его наместничеству на Сицилии, и упоминает суд (iudicium publicum), который он явно несправедливо вершил во время своей претуры (74 г. до н. э.)1. К суду перед его трибуналом был привлечён Квинт Опимий, плебейский трибун предшествующего года, которому грозил штраф — формально за использование права интерцессии в нарушение Корнелиева закона, но реально — за произнесённые в должности речи, неугодные «некоему знатному человеку». Дело было рассмотрено необычайно быстро, всего за три часа, и Опимий, вследствие манипуляций своих противников, был присуждён к огромному штрафу, который его разорил. Продав его имущество, Веррес извлёк огромную прибыль. Этот скандальный процесс, по словам Цицерона, вызвал в обществе такое негодование, что в сенате несколько раз выдвигалось предложение полностью отменить этот род штрафов и судов.
Несмотря на свою внешнюю ясность, это свидетельство представляет проблемы, связанные как с нарушением, в котором обвинялся Опимий, так и с типом судебного преследования, которому он подвергся.
с.826 Согласно наиболее распространённому мнению, нарушение Опимия состояло в том, что он использовал право вето вопреки точному предписанию Корнелиева закона о трибунской власти (lex Cornelia de tribunicia potestate), который отнял у трибунов право интерцессии (ius intercedendi)2. Действительно, исследователи часто считают, что согласно сулланскому закону «трибунская интерцессия (intercessio tribunorum), которая была мощным оружием социальной и политической борьбы трибунов, и которую Гракхи пытались вернуть к её изначальным функциям, перестала быть средством отмены решений общего характера и была сведена к простому оказанию помощи (auxilii latio), то есть к праву вмешательства в отдельных случаях ради защиты отдельных граждан»3. Вопреки законодательному распоряжению, Опимий произвольно использовал право интерцессии и таким образом дал своим противникам удобный повод привлечь его к суду и добиться его осуждения.
Однако это мнение трудно принять. Сообщения источников не позволяют считать, что Сулла отменил трибунскую интерцессию. Напротив, Цезарь в «Записках о гражданской войне» прямо утверждает, что диктатор, лишивший трибунов всех прерогатив, оставил нетронутым лишь их право вето4. Кроме того, сохранились сведения о по меньшей мере двух случаях, относящихся к сулланской эпохе, когда трибуны использовали право интерцессии и никто не оспаривал легитимность их действий5. Это вызывает довольно серьёзные сомнения в достоверности объяснения, которое обычно принимают современные исследователи. Следует поискать иные правовые основания для этого процесса и осуждения Опимия.
2. Как мы видели в предыдущем параграфе, Цицерон в пассаже из речи против Верреса не упоминает, в связи с какими событиями Опимий неправомерно использовал право интерцессии, и не называет по имени врагов трибуна, обозначая их обобщённо как «несколько своевольных людей» (paucos homines … adrogantes). Однако некоторые сведения об этом содержатся в схолиях Псевдо-Аскония. В них мы читаем, что Опимий совершил интерцессию ради того, чтобы за плебейскими трибунами было признано право занимать другие магистратуры и что он выступал в поддержку соответствующего закона6. Знатный человек, задетый речами трибуна, — это, видимо, Квинт Лутаций с.827 Катул, в то время признанный глава сулланской группировки7, а «несколько своевольных людей», привлекших Опимия к суду, — это тот же Катул и ещё два видных представителя консервативной партии, Квинт Гортензий Гортал и Гай Скрибоний Курион8.
Это свидетельство заслуживает внимания. Как известно, хотя схолии Псевдо-Аскония к речам против Верреса имеют специфически грамматическое содержание, в ряде случаев в них встречаются примечания исторического характера. Такие примечания, как показали недавние исследования9, в основном извлечены из тех же самых речей Цицерона и других его сочинений, но некоторые из них, вероятно, восходят к утраченным комментариям Аскония. Поэтому можно выдвинуть предположение, что и вышеприведённые сведения о процессе Опимия были взяты из комментария Аскония к речам против Верреса, который до нас не дошёл. Если так, то нет никаких серьёзных причин сомневаться в их достоверности10.
Наконец, эти сведения прекрасно соответствуют политической обстановке того времени, когда раз за разом выдвигались предложения о возвращении плебейским трибунам всех полномочий, которыми они обладали до Суллы11. Как сообщает Аппиан, диктатор запретил лицам, занимавшим трибунат, добиваться курульных магистратур12. Чтобы отменить этот запрет, один из консулов 75 г. до н. э., Гай Аврелий Котта, невзирая на протесты консерваторов, внёс законопроект, вновь открывавший трибунам доступ к высшим магистратурам13. В этом же году Опимий был плебейским трибуном. Поэтому вполне вероятно, что он, как утверждает Псевдо-Асконий, поддерживал инициативу Котты, которой противились Катул и другие представители сулланской группировки, и что, используя право вето в ходе ожесточённой политической борьбы, он бросил провокационный вызов запрету на интерцессию, установленному законом диктатора14.
Последнее утверждение требует уточнения. Как говорилось выше, Сулла не издавал никакого распоряжения общего характера, нацеленного на упразднение трибунского права вето. Однако вполне возможно, что закон о трибунской власти (lex de tribunicia potestate) предусматривал, наряду со многими другими законами, защитные статьи, гарантирующие с.828 его соблюдение и, в частности, препятствующие его бойкотированию со стороны магистратов или других субъектов, обязанных его выполнять15.
Одна из наиболее распространённых защитных статей в законах, насколько можно судить по эпиграфическим текстам, устанавливала, что никто не имеет права препятствовать исполнению данного закона путём интерцессии. Например, в законе о преторских провинциях (lex de provincis praetoriis) было установлено, что «вопреки данному закону пусть никто не поступает сознательно и умышленно, и пусть каждый выполняет то, что в силу данного закона должно быть сделано; пусть никто не пытается сознательно и умышленно под любым предлогом сделать данный закон недействительным; пусть никто не действует и не налагает запрет с той целью, чтобы не было выполнено то, что в силу данного закона должно быть выполнено»16. Точно так же и закон о Цизальпийской Галлии устанавливает, что «пусть ни один магистрат… не налагает запрет и не делает ничего с целью воспрепятствовать тому, чтобы судебное дело было возбуждено и тяжба была разрешена как установлено (данным законом)»17. Аналогичные статьи, хоть и без прямого упоминания интерцессии, встречаются также в законе о вымогательствах с Бембийской таблицы (lex repetundarum Tabulae Bembinae)18, в латинском законе с Банцийской таблицы (lex Latina Tabulae Bantinae)19, в законе Валерия — Аврелия20, а также в муниципальном уставе Ирни21. Подобные статьи, как правило, заканчивались объявлением штрафа, который нарушитель должен был выплатить в государственную казну (in publicum)22.
Если всё это учесть, то представляется обоснованным предположение, что Опимий был привлечён к суду не за нарушение (фантомного) распоряжения Суллы, отнявшего у трибунов право вето, а за пренебрежение запрета на интерцессию, включённого в Корнелиев закон о трибунской власти, чтобы обеспечить его соблюдение и действенность23. Штраф, к которому его присудили, как раз представлял собой обычное наказание, предусмотренное для нарушителей подобных статей.
с.829 Теперь следует задаться вопросом, какому типу судебного преследования подвергся Опимий. Цицерон, как мы видели, говорит о государственном суде (iudicium publicum). На основании этого многие авторы предполагают, что пламенный трибун предстал перед постоянной судебной комиссией (quaestio)24. Однако это мнение не подкреплено весомыми аргументами, и против него были выдвинуты обоснованные возражения25. Отмечается, что, по словам Цицерона, Опимия судило малочисленное жюри присяжных (pauci homines), тогда как в постоянных судах заседало довольно значительное число присяжных; кроме того, оратор свидетельствует, что дело решилось за несколько часов, и это мало похоже на процесс в судебной комиссии (quaestio); наконец, данный процесс вызвал в сенате споры о возможности отмены подобных судов, и это не позволяет поверить, что правонарушение, в котором обвинялся Опимий, рассматривалось в одном из постоянных уголовных судов. К сказанному можно добавить и последнее соображение — как представляется, решающее: в 74 г. до н. э. Веррес был городским претором (praetor urbanus), а не претором-председателем постоянного суда26.
Тогда какой судебный орган вынес приговор по делу Опимия?
Немного выше мы указали, что, вероятнее всего, правонарушение трибуна состояло в несоблюдении запрета на интерцессию, установленного в защитной статье Корнелиева закона о трибунской власти. Если так, то для того, чтобы ответить на поставленный вопрос, необходимо определить, какая процедура обычно использовалась для взыскания штрафов, предусмотренных государственными законами (leges publicae) в качестве санкций за нарушение содержавшихся в них защитных статей.
Важное свидетельство по этому вопросу содержится в законе о преторских провинциях (lex de provinciis praetoriis). На основании этих данных можно довольно точно реконструировать процедуру, использовавшуюся, когда иск о наложении штрафа предъявлял частный гражданин27. Процедура — насколько нам известно из последней части надписи из Дельф28 — начиналась с вызова нарушителя к трибуналу претора. Если нарушитель принимал решение защищаться, оспаривая суть дела, то магистрат должен был назначить коллегию судей и поручить ей вынесение решения о необходимости уплаты штрафа. Дельфийская копия закона не позволяет выяснить, из кого состояла эта коллегия, поскольку содержит лакуну на месте двух последних строк. Однако некоторое представление об этом можно получить из другого закона, предусматривающего штрафную санкцию, — Латинского закона Банцийской таблицы (lex Latina Tabulae Bantinae): согласно этому закону, если инициативу взыскания штрафа с.830 взяло на себя частное лицо, то претор по его запросу должен назначить рекуператоров29. Таким образом, не будет безосновательным предположение о том, что и коллегия, упомянутая в законе о преторских провинциях, тоже была коллегией рекуператоров. Эта гипотеза подтверждается другим отрывком данного закона, на сей раз дошедшим до нас не в дельфийской, а в книдской надписи30. В нём содержится ряд норм, относящихся к назначению коллегии рекуператоров и к процедуре рассмотрения дела в ней: эти нормы, как справедливо отмечалось31, вероятно, следовали сразу за теми, что изложены в последней части дельфийской копии. В таких обстоятельствах трудно не прийти к выводу, что вынесение решения в процессах, о которых идёт речь, было доверено именно этим судьям32.
Итак, на основании вышеизложенных соображений представляется вероятным, что иск о наложении штрафа на Опимия был возбуждён перед Верресом в роли городского претора (а не председателя судебной комиссии) и что процесс принял форму суда рекуператоров (iudicium recuperatorium).
4. Однако выдвинутой гипотезе можно противопоставить одно возражение. Описывая суд, который мы рассматриваем, Цицерон прямо называет его iudicium publicum, то есть использует выражение, которое обычно употреблялось для обозначения уголовного процесса в постоянных судебных комиссиях. И не только. Из его рассказа совершенно ясно, что тот же самый Веррес руководил коллегией, судившей Опимия, наподобие того, как преторы председательствовали в судебных комиссиях. Осуждение трибуна, говорит Цицерон, состоялось «перед ним» (apud ipsum); а немного ранее он ещё более прямо утверждает, что Опимий был осуждён cum praetor (Verres) iudicio… praefuisset[1]. Но даже если оставить в стороне эти обстоятельства, сам тот факт, что оратор возлагает ответственность за обвинительный приговор лично на Верреса, доказывает, что он сыграл решающую роль на этом суде и направлял, а то и впрямую определял решение членов коллегии. Всё это заставляет усомниться, что процесс Опимия действительно происходил в суде рекуператоров.
Это сложный вопрос, требующий прояснения.
Бесспорно, процессы с участием рекуператоров по делам о штрафах изначально строились по образцу частных формулярных процессов33: частное лицо, требовавшее уплаты штрафа, и его противник являлись на предварительное слушание (in iure) и излагали перед с.831 претором свои аргументы, которые затем обобщались магистратом в формулу, содержавшую имена рекуператоров и адресованные им указания о порядке вынесения приговора; после установления предмета тяжбы (litis contestatio) стадия in iure заканчивалась и дело, как обычно, переходило к коллегии, выносившей приговор. Однако со временем всё изменилось. Источники свидетельствуют, что вследствие распространения судебных комиссий (quaestiones) вышеописанная процедура, уже по своей природе обладающая характеристиками, сближавшими её с процедурой государственных судов (iudicia publica), — иск, который, как правило, мог предъявить любой человек (quivis de populo), формирование жюри посредством поочерёдного отвода присяжных сторонами, — стала включать всё больше элементов уголовного процесса34. Теперь требование об уплате штрафа могло быть выдвинуто не только посредством гражданского иска, но и посредством предъявления обвинения (nominis delatio) — и показательно, что инициатора процесса стали называть не только истцом (petitor), но также обвинителем (accusator или delator)35; процесс происходил без формулы36; передача судопроизводства (iudicium) коллегии рекуператоров более не предварялась установлением предмета тяжбы (litis contestatio)37; претору было поручено председательство в коллегии присяжных с.832 и руководство всем этапом прений вплоть до произнесения приговора38. Иными словами, древний формулярный процесс о взыскании штрафа превратился в суд (iudicium), имевший, по сути, уголовный характер, во многих отношениях сходный с процессом в постоянной судебной комиссии (quaestio).
Учитывая всё это, конечно, не стоит удивляться, что Цицерон называет государственным судом (iudicium publicum) рассматриваемый здесь процесс. В связи с этим стоит подчеркнуть, что оратор использует тот же термин, говоря о суде (iudicium), происходившем перед городским претором на основании Леториева закона об обмане молодых (lex Laetoria de circumscriptione adulescentium)39. Этот закон, как известно, учредил «народный иск» о взыскании штрафа с того, кто обманул молодого человека в имущественных делах, злоупотребив его неопытностью40. Соответствующий суд затрагивал отношения частного права, однако обладал, наравне с другими процедурами назначения штрафа, характеристиками, сближавшими его с государственными судами (iudicia publica) в постоянных судебных комиссиях (quaestiones): и именно поэтому Цицерон называет его специфическим выражением: «государственный суд по частному делу» (iudicium publicum rei privatae).
Использование выражения iudicium publicum в отношении процессов о взыскании штрафа встречается также в муниципальном законе Гераклейской таблицы. Согласно одной из его статей, из местных сенатов исключались не только те, кому в Риме государственный суд (iudicium publicum) вынес приговор, предусматривавший отъезд из Италии, но и те, кому государственный суд (iudicium publicum) вынес обвинительный приговор в их родной гражданской общине41. Поскольку в муниципиях не существовало уголовных судов, подобных постоянным судебным комиссиям (quaestiones), нет сомнений в том, что в законе имеются в виду рекуператорные процессы, происходившие перед местными магистратами и связанные со взысканиями штрафов в пользу общины42.
В свете всего сказанного слова Цицерона, описывающие процесс Опимия как государственный суд (iudicium publicum), становятся вполне понятными и полностью соответствующими представлениям того времени.
Abstract
The tribune Q. Opimius, whose judicial events are described by Cicero in the actio secunda in Verrem (§§ 155—
ПРИМЕЧАНИЯ