РЕЧИ

Речь за Марка Фонтея

Exor­dium. (A) Из «несход­ства» мы можем извле­кать дово­ды как при конъ­ек­ту­раль­ной, так и при вся­кой дру­гой поста­нов­ке защи­ты, сле­дую­щим обра­зом: как выше мы спра­ши­ва­ли, в чём заклю­ча­ет­ся сход­ство, так здесь мы будем, наобо­рот, раз­ви­вать, в чём заклю­ча­ет­ся несход­ство того дела, кото­рое мы ведём, с каким-нибудь дру­гим. Так в речи за Фон­тея М. Тул­лий дока­зы­ва­ет, что дело Фон­тея дру­го­го рода, чем дело Верре­са¹.

* * *

(B) Поз­во­ли­тель­но так­же пред­вос­хи­щать во вступ­ле­нии темы глав­ных частей речи, но толь­ко мель­ком и слег­ка лишь затра­ги­вая их, а не так, чтобы они каза­лись глав­ным пред­ме­том обсуж­де­ния: так в речах за Флак­ка (р. 25) и за Фон­тея М. Тул­лий гово­рит, что весь смысл того суда заклю­ча­ет­ся в том, чтобы лишить маги­ст­ра­тов воз­мож­но­сти без­опас­но для себя управ­лять союз­ни­ка­ми соглас­но с инте­ре­са­ми государ­ства².

* * *

(C) Под­час дву­смыс­лен­ность (аmphi­bo­lia) полу­ча­ет харак­тер загад­ки (aenig­ma); тако­ва ост­ро­та Цице­ро­на по отно­ше­нию к Пле­то­рию³, обви­ни­те­лю Фон­тея: IV. 10. его мать, ска­зал он, при жиз­ни содер­жа­ла пан­си­он, а после смер­ти сама обре­ла себе маги­ст­ров. Дело в том, что при её жиз­ни к ней часто схо­ди­лись жен­щи­ны лёг­ко­го поведе­ния, а после её смер­ти её иму­ще­ство пошло с аук­ци­о­на. Здесь, впро­чем, сло­во «пан­си­он» (lu­dus) употреб­ле­но мета­фо­ри­че­ски, дву­смыс­лен­ность заклю­ча­ет­ся лишь во сло­ве ma­gistri⁴.

* * *

(D) Но что видим мы здесь? Есть ли тут смысл? есть ли тому осно­ва­ние в наших обы­ча­ях? есть ли тут хоть тень прав­до­по­до­бия? И вы хоти­те, чтобы мы при­да­ва­ли веру тому, чего не допус­ка­ет ни здра­вый смысл, ни обы­чаи, ни самый харак­тер дела? (Cus. 1.).

* * *

(E) Может ли эта ули­ка иметь зна­че­ние в гла­зах како­го бы то ни было, даже само­го при­страст­но­го судьи? (Cus. 2.).

* * *

(F) Како­го дове­рия заслу­жи­ва­ет свиде­тель, кото­рый в сво­их свиде­тель­ских пока­за­ни­ях к прав­де при­ме­ши­ва­ет ложь? (Cus. 3.).

* * *

(G) Это самое сооб­ра­же­ние долж­но раз­ру­шить в ваших гла­зах убеди­тель­ность так­же и осталь­ных свиде­тельств. (Cus. 4.).

* * *

(H) Лазей­ка лжи⁵. (Cus. 5.).

* * *

Nar­ra­tio. (I) Гн. Пом­пей в выс­шей сте­пе­ни доб­лест­но и успеш­но вёл вой­ну в Испа­нии. (Cus. 6).

* * *

(K) Ста­ра­тель­но и рев­ност­но. (Cus. 7.).

* * *

(L) Было достиг­ну­то, бла­го­да­ря вспо­мо­га­тель­ным вой­скам вели­ко­го пол­ко­во­д­ца и доб­лест­но­го мужа Гн. Пом­пея⁶. (Cus. 8).

* * *

(M) Ἀντιστρο­φή, con­ver­sum. Эта фигу­ра, будучи по сво­ей силе почти оди­на­ко­ва с преды­ду­щей (т. е. с ἐπα­ναφο­ρά), по фор­ме про­ти­во­по­лож­на ей, так как там тоже­ство соблюде­но в нача­ле, а здесь в кон­це пред­ло­же­ний. При­ме­ром может слу­жить сле­дую­щее место из речи за Фон­тея: IV. 8. Груды хле­ба (были достав­ле­ны) Гал­ли­ей, мно­го­чис­лен­ные пешие дру­жи­ны — Гал­ли­ей, очень мно­го всад­ни­ков — Гал­ли­ей⁷.

* * *

(N) Гал­лы — боль­шие люби­те­ли вина, изо­брёт­шие и мно­го дру­гих напит­ков в том же роде, при­чём неред­ко люди низ­ших сло­ёв, ум кото­рых при­туп­лен посто­ян­ным пьян­ст­вом — неда­ром в извест­ном изре­че­нии Като­на оно назы­ва­ет­ся родом доб­ро­воль­но­го поме­ша­тель­ства — про­из­во­дят повсе­мест­ные буй­ства, оправ­ды­вая таким обра­зом про­из­не­сён­ные Тул­ли­ем в защи­те Фон­тея сло­ва: IV. 9. (Не беда, если) гал­лы отныне будут раз­бав­лять водой то вино, кото­рое они счи­та­ли ядом для себя⁸.

* * *

Pro­po­si­tio (O) За что они рату­ют, что замыш­ля­ют, к чему стре­мят­ся?⁹ (Cus. 9.).

* * *

Pro­ba­tio extra cau­sam. Ч. II. Кве­сту­ра. (P) I. 1. или же он про­из­во­дил упла­ту по тем же пра­ви­лам, как и все осталь­ные? Вот, судьи, в чём заклю­ча­ет­ся ядро защи­ты Фон­тея: я утвер­ждаю, что со вре­ме­ни утвер­жде­ния Вале­ри­е­ва зако­на¹⁰, от кве­сту­ры Гир­ту­лея¹¹ до кве­сту­ры Т. Кри­спи­на¹², никто ина­че упла­ты не про­из­во­дил; я утвер­ждаю, что мой кли­ент сле­до­вал при­ме­ру всех сво­их пред­ше­ст­вен­ни­ков, а все его пре­ем­ни­ки — его при­ме­ру. В чём же ты обви­ня­ешь, за что упре­ка­ешь его? — 2. Прав­да, мой про­тив­ник утвер­жда­ет, что Фон­тей изме­нил сво­е­му дол­гу, не вос­поль­зо­вав­шись трёх­чет­верт­ны­ми и чет­верт­ны­ми сче­та­ми, кото­рые ввёл Гир­ту­лей; но тут я уже не могу разо­брать, сам ли он заблуж­да­ет­ся, или хочет вве­сти в заблуж­де­ние вас. Поз­воль спро­сить себя, М. Пле­то­рий, можешь ли ты не одоб­рить наше­го дела, если ока­жет­ся, что Фон­тей в том самом обра­зе дей­ст­вий, за кото­рый ты обви­ня­ешь его, после­до­вал при­ме­ру вос­хва­ля­е­мо­го тобой более всех Гир­ту­лея? что того само­го обра­за дей­ст­вий, за кото­рый ты хва­лишь Гир­ту­лея, дер­жал­ся и Фон­тей? Ты пори­ца­ешь спо­соб упла­ты — но государ­ст­вен­ные гра­моты дока­зы­ва­ют, что тем же спо­со­бом про­из­во­дил упла­ту и Гир­ту­лей; ты пре­воз­но­сишь Гир­ту­лея за то, что он ввёл трёх­чет­верт­ные сче­та — но эти сче­та при­ме­нял и Фон­тей, при том в оди­на­ко­во­го рода пла­те­жах. А чтобы ты не вооб­ра­зил, по незна­нию, что те сче­та отно­сят­ся к ста­рин­ным поряд­кам упла­ты по дол­го­вым обя­за­тель­ствам — могу ска­зать тебе, что они при­ме­ня­лись при одних и тех же усло­ви­ях и по одно­му и тому же роду денеж­ных обя­за­тельств. Дело в том, что откуп­щи­ки афри­кан­ских нало­гов, откуп­щи­ки тамо­жен­ных пошлин в Акви­лее…¹³ (Nieb. 1).

* * *

(Q) При конъ­ек­ту­раль­ной поста­нов­ке защи­ты дока­за­тель­ства могут быть извле­че­ны из цело­го, из части и т. д. Из цело­го, напри­мер, так, как это дела­ет М. Тул­лий в защи­те Фон­тея: IV. 7. если вооб­ще не было упла­че­но денег — это-то и есть целое — то с каких денег было взять эти два про­цен­та? это и есть часть¹⁴.

* * *

(R) II. 3. Никто, судьи, никто, повто­ряю, не ска­жет, что он в кве­сту­ру М. Фон­тея дал ему хоть один сестер­ций, или что тот хоть один сестер­ций вычел из той сум­мы, кото­рая под­ле­жа­ла упла­те со сто­ро­ны каз­ны; мало того, ни в чьих сче­тах не най­дё­те вы ни малей­ше­го намё­ка на подоб­ное воров­ство, ни малей­ше­го следа тако­го при­сво­е­ния или выче­та в запи­сан­ных ста­тьях. А меж­ду тем все­гда про­тив обви­ня­е­мых в нашей комис­сии людей выстав­ля­ют­ся преж­де все­го свиде­те­ли — да и труд­но допу­стить, чтобы дав­ший маги­ст­ра­ту взят­ку не решит­ся пока­зы­вать про­тив него либо из нена­ви­сти, либо из чув­ства дол­га; но если даже пред­по­ло­жить, что свиде­те­лей сдер­жи­ва­ет страх перед вли­я­ни­ем под­суди­мо­го — то ведь оста­ют­ся гра­моты, и они, по край­ней мере, не дают себя ни под­ку­пить, ни запу­гать. Допу­стим, что все те люди были луч­ши­ми дру­зья­ми Фон­тея, что вся эта несмет­ная тол­па, незна­ко­мая с Фон­те­ем и не питав­шая ника­ко­го уча­стия к нему, сго­во­ри­лась щадить его поло­же­ние в государ­стве и его доб­рое имя; всё же самый спо­соб того пись­мо­во­ди­тель­ства и сче­то­вод­ства по сво­е­му суще­ству таков, что из раз­бо­ра креди­та и дебе­та обна­ру­жи­ва­ет­ся вся­кий вымы­сел, вся­кое при­сво­е­ние, вся­кая неточ­ность. Все они удо­сто­ве­ри­ли сво­ею запи­сью полу­че­ние тех сумм в поль­зу рим­ско­го наро­да; если они тот­час упла­ти­ли или выда­ли оди­на­ко­вые сум­мы дру­гим, так что кредит в точ­но­сти соот­вет­ст­ву­ет дебе­ту, то ясно, что ника­ких выче­тов не было. Если же они то или дру­гое при­сво­и­ли, то из их лар­ца…¹⁵ (Nieb. 2)

* * *

(S) III. 4. Что это, ради богов и людей! Для сум­мы в 23000000 сестер­ци­ев вы не може­те най­ти свиде­те­ля? А сколь­ко людей тут было заме­ша­но? Более шести­сот. А в каких кра­ях про­ис­хо­ди­ло всё это? В том зда­нии — да, в том, кото­рое вы види­те отсюда¹⁶. Но, быть может, сум­ма была дана экс­тра­ор­ди­нар­ным путём?¹⁷ Напро­тив — нель­зя было тро­нуть ни одно­го сестер­ция без цело­го ряда запи­сей. Как же назвать теперь тако­го обви­ни­те­ля, кото­ро­му лег­че под­нять­ся на Аль­пы, чем — по тем немно­гим сту­пе­ням — в каз­на­чей­ство, кото­рый с бо́льшим ста­ра­ни­ем засту­па­ет­ся за каз­ну рутен¹⁸, чем за каз­ну рим­ско­го наро­да, кото­ро­му при­ят­нее поль­зо­вать­ся незна­ко­мы­ми и ино­род­ны­ми свиде­те­ля­ми, чем зна­ко­мы­ми и сво­и­ми, в гла­зах кото­ро­го бред­ни вар­ва­ров явля­ют­ся более надёж­ным дока­за­тель­ст­вом обви­не­ния, чем запи­си наших сограж­дан?

* * *

Pro­ba­tio extra cau­sam. Часть III. Испан­ская лега­ция. (T) 5. Так-то, судьи, даёт­ся вам отчёт в двух маги­ст­ра­ту­рах, каж­дая из кото­рых дава­ла в его руки и в его рас­по­ря­же­ние огром­ные сум­мы денег: в три­ум­ви­ра­те¹⁹ и в кве­сту­ре; ока­зы­ва­ет­ся, что дей­ст­вия Фон­тея, кото­рые про­ис­хо­ди­ли на гла­зах всех граж­дан, затра­ги­ва­ли инте­ре­сы столь­ких людей, засвиде­тель­ст­во­ва­ны государ­ст­вен­ны­ми и част­ны­ми запи­ся­ми — что эти дей­ст­вия не содер­жат ни малей­ше­го намё­ка на воров­ство, не дают ни малей­шей пищи подо­зре­нию в какой-либо небла­го­вид­но­сти. 6. Но вот за кве­сту­рой после­до­ва­ла лега­ция в Испа­нии 82 г. в самый раз­гар граж­дан­ских меж­до­усо­биц, когда вслед­ст­вие при­хо­да в Ита­лию гро­мад­но­го вой­ска Л. Сул­лы…²⁰ Како­вым ока­зал­ся он в это несчаст­ное для государ­ства вре­мя… (Nieb. 3).

* * *

(U) Чело­ве­ка в выс­шей сте­пе­ни лов­ко­го и пре­крас­но умев­ше­го усколь­зать из рук…²¹ (Cus. 11).

* * *

Pro­ba­tio extra cau­sam. Часть IV. Македон­ская лега­ция. (V) Нет в ваших свиде­тель­ствах ниче­го кро­ме вымыс­ла, кро­ме наг­ло­сти, кро­ме безу­мия, меж­ду тем как в его поль­зу, кро­ме ряда доб­лест­ных и почтен­ных мужей, сама Победа высту­па­ет свиде­тель­ни­цей²². (Cus. 12).

* * *

(X) и боль­шую опыт­ность в воен­ном деле, судьи… (Cus. 45).

* * *

(Y) Я защи­щаю чело­ве­ка храб­ро­го и выдаю­ще­го­ся, ода­рён­но­го высо­ким муже­ст­вом, неуто­ми­мым трудо­лю­би­ем, заме­ча­тель­ной сооб­ра­зи­тель­но­стью (Cus. 14).

* * *

(Z) кото­рый с ран­ней юно­сти при­ни­мал уча­стие во мно­гих и раз­но­об­раз­ных вой­нах и сде­лал­ся, бла­го­да­ря это­му, одним из луч­ших пол­ко­вод­цев и вооб­ще, гово­ря прав­ду, чело­ве­ком и по физи­че­ским, и по нрав­ст­вен­ным свой­ствам, и по все­му строю жиз­ни как нель­зя луч­ше при­спо­соб­лен­ным к войне и воен­ной адми­ни­ст­ра­ции. (Cus. 15).

* * *

(AA) А как ста­ра­тель­но наши пред­ки забо­ти­лись о тако­го рода людях, судьи, это вы може­те заклю­чить из того, что они защи­ща­ли их не толь­ко тогда, когда они были жерт­ва­ми кле­ве­ты, но и тогда, когда они были явно винов­ны; они уме­ли не толь­ко награж­дать их за их доб­рые дела, но и про­щать им их пре­гре­ше­ния²³. (Cus. 16).

* * *

Pro­ba­tio ex cau­sa. Часть I. Защи­та Нар­бо­на и Мас­си­лии. (BB) Встань­те, про­шу вас, доб­рые мужи, доб­лест­ные депу­та­ты почтен­ной и заслу­жен­ной общи­ны; во имя бес­смерт­ных богов, отра­зи­те клят­во­пре­ступ­ные и оскор­би­тель­ные речи этих людей — тех самых, стре­лы кото­рых вы столь­ко раз уже отра­зи­ли²⁴. (Cus. 17).

* * *

(CC) Чело­век, ода­рён­ный все­ми пре­иму­ще­ства­ми, кото­рые даёт лич­ная доб­лесть и доб­рое мне­ние сограж­дан; он, кото­ро­го само боже­ство обе­ре­га­ет в нашем государ­стве, чтобы его при­сут­ст­вие напо­ми­на­ло вам о досто­ин­стве преж­них вре­мён²⁵. (Cus. 18).

* * *

Pro­ba­tio ex cau­sa. Часть II. Зай­мы. 11. …что в его намест­ни­че­ство Гал­лии окон­ча­тель­но погряз­ла в дол­гах. Пре­крас­но, но у кого же были сде­ла­ны, по их сло­вам, эти столь гро­мад­ные зай­мы? У гал­лов? — О, нет. — У кого же тогда? — У рим­ских граж­дан, зани­маю­щих­ся денеж­ны­ми обо­рота­ми в Гал­лии. Отче­го же мы не слы­шим их слов? отче­го нам не пред­став­ля­ют их кас­со­вых книг? Как види­те, судьи, я уже от себя обра­ща­юсь к обви­ни­те­лю с тре­бо­ва­ни­я­ми и запро­са­ми: да, я обра­ща­юсь к нему и тре­бую, чтобы он пред­ста­вил свиде­те­лей; в этом деле я вынуж­ден более трудить­ся и хло­потать, доби­ва­ясь пред­став­ле­ния свиде­те­лей со сто­ро­ны обви­ни­те­ля, чем дру­гие защит­ни­ки — опро­вер­гая их. Могу сме­ло заявить судьи, нисколь­ко не опа­са­ясь упрё­ка в лег­ко­мыс­лии: вся Гал­лия напол­не­на капи­та­ли­ста­ми из рим­ских граж­дан, ни один сестер­ций в Гал­лии не может шевель­нуть­ся, не остав­ляя следа в кас­со­вых кни­гах рим­ских граж­дан; 12. и тем не менее — обра­ти­те вни­ма­ние, судьи, какую неслы­хан­ную уступ­ку я соби­ра­юсь им сде­лать, до какой сте­пе­ни я забы­ваю о сво­ей обыч­ной осто­рож­но­сти и щепе­тиль­но­сти, — тем не менее я делаю вам сле­дую­щее пред­ло­же­ние: предъ­яви­те хоть один счё­тец, кото­рый содер­жал бы хоть малей­ший намёк на полу­че­ние М. Фон­те­ем взят­ки, пред­ставь­те хоть одно­го свиде­те­ля из столь зна­чи­тель­но­го чис­ла капи­та­ли­стов, коло­ни­стов, откуп­щи­ков, зем­ледель­цев, ското­во­дов, — и я приз­на́ю обви­не­ние осно­ва­тель­ным²⁶.

Боги бес­смерт­ные! Как назвать это дело, эту защи­ту? М. Фон­тей был намест­ни­ком Гал­лии, т. е. той про­вин­ции, наро­ды кото­рой — ста­ро­го я поми­нать не буду, — отча­сти при наших отцах вели оже­сто­чён­ные и про­дол­жи­тель­ные вой­ны с рим­ским наро­дом, — отча­сти лишь недав­но были поко­ре­ны наши­ми пол­ко­во­д­ца­ми, недав­но были укро­ще­ны ору­жи­ем, недав­но дали нам повод к три­ум­фам и побед­ным памят­ни­кам, недав­но были в нака­за­ние лише­ны зем­ли и горо­дов по рас­по­ря­же­нию сена­та — отча­сти даже сра­зи­лись с самим М. Фон­те­ем и лишь бла­го­да­ря его пол­ной трудов и лише­ний дея­тель­но­сти при­зна­ли власть и гос­под­ство рим­ско­го наро­да²⁷. 13. С дру­гой сто­ро­ны, в той же про­вин­ции лежит город Нар­бон Мар­сов, коло­ния с пра­ва­ми наше­го граж­дан­ства, пере­до­вой пост рим­ско­го наро­да, твер­ды­ня, о сте­ны кото­рой дол­жен был раз­бить­ся натиск тех пле­мён; там же, нако­нец, нахо­дит­ся и город Мас­си­лия, о кото­ром речь была выше, насе­ля­е­мый наши­ми вер­ны­ми союз­ни­ка­ми, помощь кото­рых, состо­яв­шая и во вспо­мо­га­тель­ных вой­сках, и в про­чих воен­ных сред­ствах, урав­но­ве­ши­ва­ла гро­зив­шие нам со сто­ро­ны гал­лов опас­но­сти. VI. Из таких-то раз­но­род­ных эле­мен­тов состо­ит про­вин­ция, намест­ни­ком кото­рой был, как я ска­зал, М. Фон­тей; насто­я­щих вра­гов он поко­рил сам, недав­них вра­гов заста­вил поки­нуть те обла­сти, кото­рые у них поста­нов­ле­но было отнять, осталь­ным — кото­рые с тем-то и были поко­ре­ны в жесто­ких и не раз воз­об­нов­лён­ных вой­нах, чтобы навсе­гда оста­вать­ся под­дан­ны­ми рим­ско­го наро­да — он при­ка­зал доста­вить мно­го кон­ных отрядов для тех войн, кото­рые велись тогда рим­ским наро­дом по все­му миру²⁸, мно­го денег на жало­ва­ние им, очень мно­го хле­ба на потреб­но­сти испан­ской вой­ны. 14. И что же? Тот, кто совер­шил это, при­вле­ка­ет­ся к ответ­ст­вен­но­сти; вы, не при­ни­мав­шие в этом ника­ко­го уча­стия, раз­би­ра­е­те его дело заод­но с рим­ским наро­дом; а про­тив­ни­ка­ми их явля­ют­ся те самые, к край­не­му неудо­воль­ст­вию кото­рых были сде­ла­ны те рас­по­ря­же­ния, те самые, кото­рые, соглас­но при­ка­зу Гн. Пом­пея были при­нуж­де­ны поки­нуть свои поля, те самые, кото­рые, будучи раз­би­ты и обра­ще­ны в бег­ство М. Фон­те­ем в кро­во­про­лит­ных бит­вах, теперь толь­ко, видя его без­оруж­ным, осме­ли­ва­ют­ся смот­реть ему в гла­за. — А коло­ни­сты Нар­бо­на? како­во их жела­ние, их мне­ние? Их жела­ние — чтобы он был спа­сён вами, их мне­ние — что им спа­се­ны они. А Мас­си­лия? Его она, пока он был там, наде­ли­ла выс­ши­ми поче­стя­ми из всех, каки­ми она толь­ко рас­по­ла­га­ла, вас же она заоч­но про­сит и молит, чтобы вы при­зна­ли неко­то­рое зна­че­ние за её искрен­ним и вес­ким хва­леб­ным отзы­вом. 15. А рим­ские граж­дане? како­во их настро­е­ние? Во всём их огром­ном чис­ле нет ни одно­го, кото­рый не при­зна­вал бы его вели­ких заслуг и перед про­вин­ци­ей, и перед государ­ст­вом, и перед союз­ни­ка­ми, и перед его сограж­да­на­ми.

VII. Итак, вы види­те, кто под­дер­жи­ва­ет обви­не­ние, вы зна­е­те, кто под­дер­жи­ва­ет защи­ту М. Фон­тея; рас­суди­те же теперь, чего тре­бу­ет врож­дён­ное вам чув­ство спра­вед­ли­во­сти и досто­ин­ство рим­ско­го наро­да, рас­суди­те, кому вам сле­ду­ет верить, о ком забо­тить­ся: о ваших ли коло­ни­стах, ваших ли тор­гов­цах, ваших ли пре­дан­ней­ших и древ­ней­ших союз­ни­ках, или же о тех, кото­рые слиш­ком лег­ко дают увлечь себя гне­ву, чтобы заслу­жи­вать дове­рия, слиш­ком часто изме­ня­ли вам, чтобы заслу­жи­вать ува­же­ния с вашей сто­ро­ны.

16. Но это ещё не всё. Ска­жи­те, судьи: если я пред­став­лю вам ещё боль­шее чис­ло чест­ных людей, кото­рые засвиде­тель­ст­ву­ют перед вами его доб­лесть и непод­куп­ность, неуже­ли и тогда стач­ка гал­лов одер­жит пере­вес в ваших гла­зах над еди­но­душ­ным свиде­тель­ст­вом самых сте­пен­ных людей? Вам извест­но, судьи, что во вре­мя намест­ни­че­ства Фон­тея в Гал­лии силь­ные вой­ска рим­ско­го наро­да нахо­ди­лись в обе­их Испа­ни­ях под коман­дой его наи­бо­лее слав­ных пол­ко­вод­цев. Мало ли отправ­ля­лось к ним рим­ских всад­ни­ков, мало ли воен­ных три­бу­нов, мало ли име­ни­тых лега­тов? К тому же вели­кое и отбор­ное вой­ско Гн. Пом­пея зимо­ва­ло в Гал­лии в намест­ни­че­ство М. Фон­тея. Как вам кажет­ся, доста­точ­но ли мно­гих, доста­точ­но ли надёж­ных свиде­те­лей и оче­вид­цев поста­ви­ла сама Судь­ба тем делам, кото­рые про­ис­хо­ди­ли в Гал­лии при М. Фон­тее? Ска­жи­те же теперь: кого може­те вы избрать себе свиде­те­лем для это­го дела из это­го столь гро­мад­но­го чис­ла людей? чьё пока­за­ние объя́вите вы заслу­жи­ваю­щим дове­рия? Ука­жи­те нам его — и мы сами пред­ста­вим его как свиде­те­ля защи­ты и хва­ли­те­ля. 17. И после это­го вы ещё буде­те сомне­вать­ся, судьи, в спра­вед­ли­во­сти заяв­ле­ния, с кото­рым я при­сту­пил к сво­ей защи­те — заяв­ле­ния, что весь смысл это­го суда состо­ит в том, чтобы, разда­вив М. Фон­тея свиде­тель­ства­ми людей, от кото­рых, к их край­не­му неудо­воль­ст­вию, были потре­бо­ва­ны боль­шие жерт­вы ради бла­га наше­го государ­ства, осла­бить энер­гию про­чих намест­ни­ков? вы буде­те сомне­вать­ся в этом, повто­ряю, видя на сто­роне обви­не­ния тех, кото­рым вы не може­те сде­лать уступ­ку без опас­но­сти для вла­сти рим­ско­го наро­да?

Pro­ba­tio ex cau­sa. Часть III. Построй­ка доро­ги. VIII. Было так­же выска­за­но обви­не­ние, что М. Фон­тей нажи­вал­ся при построй­ке дорог, имен­но, что он за взят­ку осво­бож­дал от повин­но­сти стро­ить пути и за взят­ку же при­ни­мал в каз­ну неудо­вле­тво­ри­тель­но постро­ен­ные участ­ки. Меж­ду тем, след­ст­ви­ем выяс­не­но, что все были при­вле­че­ны к стро­и­тель­ной повин­но­сти, и что мно­гим было отка­за­но в при­ня­тии их участ­ков в каз­ну; этим ясно опро­верг­ну­ты оба обви­не­ния, и обви­не­ние в даро­ва­нии за взят­ку льгот — так как никто ника­кой льготы не полу­чил — и обви­не­ние в при­ня­тии за взят­ку негод­ных участ­ков в каз­ну, — так как мно­гие участ­ки при­ня­ты не были. 18. Но что же ска­же­те вы, узнав, что мы можем при­крыть­ся по это­му пунк­ту очень свет­лы­ми име­на­ми — не с тем, чтобы вме­нить его в вину дру­гим, а с целью дока­зать вам, что заведы­ва­ние построй­кой дорог было пору­че­но людям, кото­рым нетруд­но будет и отве­чать за свои дей­ст­вия и оправ­дать­ся в них? Неуже­ли вы и тогда не пере­ста­не­те всё сва­ли­вать на М. Фон­тея, при­да­вая веру пока­за­ни­ям озлоб­лен­ных свиде­те­лей? Знай­те же, что М. Фон­тей, созна­вая государ­ст­вен­ную важ­ность построй­ки Доми­ци­е­вой доро­ги, но будучи обре­ме­нён ещё более важ­ны­ми государ­ст­вен­ны­ми дела­ми, пору­чил всю эту обя­зан­ность сво­им лега­там, знат­ным мужам, Г. Аннию Бел­ли­е­ну и Г. Фон­тею; они и были над­зи­ра­те­ля­ми и, как того тре­бо­ва­ло их досто­ин­ство, по сво­е­му усмот­ре­нию рас­по­ря­жа­лись и при­ни­ма­ли гото­вые участ­ки в каз­ну. (Обви­ни­те­лям:) Если вы не зна­ли это­го и так, то вы мог­ли почерп­нуть тре­бу­е­мые сведе­ния из пере­пис­ки мое­го кли­ен­та, с кото­рой вы сня­ли копии²⁹; но если вы рань­ше её не чита­ли, то поз­воль­те нам сооб­щить вам, что писал Фон­тей сво­им лега­там и что они отве­ча­ли ему. Чте­ние писем к лега­ту Г. Аннию, к лега­ту Г. Фон­тею, лега­та Г. Анния и лега­та Г. Фон­тея. 19. Отсюда ясно, пола­гаю я, что всё касаю­ще­е­ся построй­ки дорог к М. Фон­тею совсем не отно­сит­ся, и что к это­му делу были при­став­ле­ны люди, сто­я­щие выше вся­ко­го подо­зре­ния³⁰.

Pro­ba­tio ex cau­sa. Часть IV. О вин­ном деле. IX. Затем вам пред­сто­ит озна­ко­мить­ся с обви­не­ни­ем М. Фон­тея в зло­употреб­ле­ни­ях по вин­но­му делу, кото­рые, по мне­нию обви­ни­те­лей, явля­ют­ся наи­бо­лее суще­ст­вен­ны­ми и скан­даль­ны­ми. Поста­нов­ка обви­не­ния, судьи, со сто­ро­ны Пле­то­рия тако­ва: он утвер­жда­ет, что мысль о нало­же­нии тамо­жен­ной пошли­ны на вино яви­лась у М. Фон­тея не в Гал­лии — нет, что он этот план выра­ботал уже в Риме до отправ­ле­ния в про­вин­цию³¹. Так-то Титу­рий, гово­рят нам, брал в Толо­зе в виде тамо­жен­ной пошли­ны по четы­ре дена­рия с амфо­ры вина, Пор­ций и Муний в Сего­дуне³² по три, Сер­вей в Вол­ка­лоне по два с вик­то­ри­а­том — в этих двух горо­дах, Сего­дуне и Вол­ка­лоне, тамож­ня была устро­е­на для тех, кото­рые оста­ви­ли бы стол­бо­вую доро­гу у дерев­ни Кабио­ла­га, что меж­ду Нар­бо­ном и Толо­зой, не желая про­дол­жать путь в Толо­зу — нако­нец, в Эле­зии (?) Дулу­с­конт (?) взи­мал в виде пошли­ны по 6 дена­ри­ев с тех, кото­рые отправ­ля­лись во вра­же­скую терри­то­рию³³.

20. Да, судьи, это обви­не­ние серь­ёз­ное, как само по себе — ведь дело сво­дит­ся к обло­же­нию пошли­ной наших про­дук­тов, и я дол­жен сознать­ся, что этим путём мог­ла быть собра­на очень зна­чи­тель­ная сум­ма — так и ещё более вслед­ст­вие той нена­ви­сти, кото­рое оно может воз­будить к под­суди­мо­му: неда­ром наши про­тив­ни­ки так усерд­но дава­ли оглас­ку имен­но это­му пунк­ту. Но я пола­гаю так: чем тяже­лее обви­не­ние, тем круп­нее — в слу­чае, если оно ока­жет­ся вымыш­лен­ным — вина того, кто его при­ду­мал, так как он самой тяже­стью обви­не­ния хотел оше­ло­мить слу­ша­те­лей и сде­лать их менее спо­соб­ны­ми к вос­при­ня­тию исти­ны.

* * *

* * *

* * *

Re­fu­ta­tio. X. 21. «Но, — гово­рят нам, — гал­лы это оспа­ри­ва­ют». Но, отве­чу я, самый смысл тех собы­тий и вес при­ведён­ных мною дока­за­тельств застав­ля­ют нас при­знать это. Но раз­ве судья может не при­да­вать веры пока­за­ни­ям свиде­те­лей? Не толь­ко может, но и дол­жен, если эти свиде­те­ли при­страст­ны, если они озлоб­ле­ны, если они вошли в стач­ку, если они не пита­ют ува­же­ния к свя­то­сти клят­вы. А то как же? Если мы долж­ны счи­тать М. Фон­тея винов­ным в силу одно­го того, что гал­лы это утвер­жда­ют, то к чему тут муд­рый судья, к чему бес­при­страст­ный пред­седа­тель, к чему ода­рён­ный здра­вым смыс­лом ора­тор? «Гал­лы это утвер­жда­ют»; отри­цать это нель­зя. Если в этом слу­чае, по-ваше­му, дело умно­го, опыт­но­го и спра­вед­ли­во­го судьи сво­дит­ся к тому, чтобы, раз свиде­те­ли что-либо утвер­жда­ют, сле­по им верить, то сама Бла­го­дать³⁷ не суме­ет защи­тить невин­ных и доб­лест­ных мужей; если же при раз­би­ра­тель­стве дел не послед­няя зада­ча муд­ро­го судьи состо­ит в том, чтобы он про­из­во­дил оцен­ку каж­до­му сооб­ра­же­нию и взве­ши­вал его зна­че­ние, то при­дёт­ся сознать­ся, что вам при вашем мол­ча­ли­вом раз­мыш­ле­нии пред­сто­ит пре­одо­леть несрав­нен­но боль­ше труд­но­стей, чем мне при моей защи­те³⁸. 22. В самом деле, мне каж­дый раз при­хо­дит­ся допра­ши­вать свиде­те­лей не толь­ко по разу о каж­дом пунк­те, но и крат­ко, неред­ко даже при­хо­дит­ся воз­дер­жи­вать­ся от допро­са, чтобы не давать озлоб­лен­ным пово­да к раз­гла­голь­ст­во­ва­ни­ям, или не пока­зы­вать вида, буд­то я при­даю зна­че­ние пока­за­нию явно при­страст­но­го чело­ве­ка; вам, напро­тив, дана воз­мож­ность мно­го­крат­но обду­мы­вать одно и то же и боль­ше вре­ме­ни посвя­щать одно­му и тому же свиде­те­лю, вы долж­ны, с дру­гой сто­ро­ны, дога­ды­вать­ся о при­чи­нах мое­го мол­ча­ния в тех слу­ча­ях, когда я отка­зы­ва­юсь от допро­са того или дру­го­го свиде­те­ля. Итак, если вы дума­е­те, что закон или чув­ство дол­га пред­пи­сы­ва­ет судье верить свиде­те­лям, то вся­кая раз­ни­ца меж­ду хоро­шим и дур­ным, умным и огра­ни­чен­ным судьёй исче­за­ет: всё сво­дит­ся тогда к суж­де­нию ушей, а это — вещь лёг­кая и про­стая, кото­рой при­ро­да без раз­бо­ра наде­ли­ла и умных, и глу­пых людей. 23. Если же вы с этим не соглас­ны, то я спро­шу вас, в чём же состо­ит та часть обя­зан­но­сти судьи, в кото­рой может ска­зать­ся его рас­суди­тель­ность, бла­го­да­ря кото­рой мож­но уста­но­вить раз­ни­цу меж­ду неда­лё­ким и лег­ко­вер­ным слу­ша­те­лем и доб­ро­со­вест­ным и муд­рым судьёй? Ответ один: в том, что он под­вер­га­ет свиде­тель­ские пока­за­ния пыт­ли­вой и осно­ва­тель­ной кри­ти­ке, спра­ши­вая себя, велик ли авто­ри­тет свиде­те­ля, вели­ки ли его бес­при­стра­стье, его любовь к истине, его чув­ство дол­га, его ува­же­ние к при­ся­ге, его забот­ли­вость о сво­ей доб­рой сла­ве, его стро­гость к само­му себе, его страх пред бога­ми. XI. Нель­зя же вам, в самом деле, по отно­ше­нию к пока­за­ни­ям вар­ва­ров обна­ру­жи­вать менее само­сто­я­тель­но­сти, чем та, кото­рую столь часто без вся­ко­го коле­ба­ния обна­ру­жи­ва­ли муд­рей­шие судьи и в наше вре­мя, и во вре­мя наших отцов по отно­ше­нию к самым име­ни­тым граж­да­нам наше­го государ­ства! Они не дали веры пока­за­ни­ям Гн. и Кв. Цепи­о­нов, Л. и Кв. Метел­лов про­тив Кв. Пом­пея, чело­ве­ка «ново­го»³⁹; при всех их высо­ких каче­ствах, их знат­но­сти, их подви­гах, — подо­зре­ние в том, что они враж­деб­но настро­е­ны про­тив под­суди­мо­го, уро­ни­ло вес и зна­че­ние их пока­за­ний. 24. Есть ли, затем, чело­век — из наших ли совре­мен­ни­ков. или из тех, кото­рые живут лишь в нашей памя­ти — кото­ро­го мож­но бы было по поли­ти­че­ской муд­ро­сти, по вли­я­нию, по твёр­до­сти убеж­де­ния, по той все­на­род­ной сла­ве, кото­рая при­об­ре­та­ет­ся доб­ле­стью, сано­ви­то­стью, умом и подви­га­ми, срав­нить с М. Эми­ли­ем Скав­ром? А всё же и он, кото­рый одним сво­им мано­ве­ни­ем, безо вся­кой при­ся­ги, давал при­ка­за­ния, мож­но ска­зать, все­му миру, — не мог снис­кать дове­рия сво­им дан­ным под при­ся­гой пока­за­ни­ям про­тив Г. Фим­брии и Г. Мем­мия⁴⁰: судьи хоте­ли лишить зло­па­мят­ных людей воз­мож­но­сти губить сво­им свиде­тель­ст­вом сво­их лич­ных вра­гов. Кто не слы­хал затем о чест­но­сти, о спо­соб­но­стях, о вли­я­нии Л. Крас­са? а всё же и он, вся­кое заме­ча­ние кото­ро­го, даже сде­лан­ное в дру­же­ской беседе, име­ло силу свиде­тель­ско­го пока­за­ния — и он, повто­ряю, не убедил судей в спра­вед­ли­во­сти того, что он в каче­стве дей­ст­ви­тель­но­го свиде­те­ля пока­зы­вал с враж­деб­ным наме­ре­ни­ем про­тив М. Мар­цел­ла⁴¹ — 25. Вели­ка, поис­ти­не, вели­ка была муд­рость тех судей, кото­рые счи­та­ли себя впра­ве про­из­но­сить при­го­вор не толь­ко под­суди­мо­му, но и свиде­те­лям, бес­по­щад­но бра­куя ту часть их пока­за­ний, кото­рая пред­став­ля­лась или про­сто вымыш­лен­ной, или под­ска­зан­ной удач­ным сов­па­де­ни­ем обсто­я­тельств, или про­дан­ной за день­ги, или извра­щён­ной под вли­я­ни­ем рас­чё­та или стра­ха, или вну­шён­ной чув­ст­вом рас­по­ло­же­ния или враж­ды; в самом деле, если судья не суме­ет обнять сво­ей мыс­лью и взве­сить в сво­ей душе всё это, если он будет при­ни­мать всё, что гово­рит­ся на том месте, за изре­че­ния како­го-то ора­ку­ла, то, пра­во, доста­точ­но будет — как я заме­тил выше — при­ста­вить к это­му делу ода­рён­но­го слу­хом судью, и не будет ника­кой надоб­но­сти пору­чать раз­би­ра­тель­ство дел осо­бен­но муд­рым и раз­но­сто­ронне опыт­ным людям.

XII. 26. Итак, те рим­ские всад­ни­ки, кото­рых мы сами виде­ли, кото­рые не так дав­но про­сла­ви­лись у нас в то вре­мя, когда и государ­ство, и судо­про­из­вод­ство про­цве­та­ли, — име­ли столь­ко муже­ства и силы воли, чтобы отка­зать в дове­рии свиде­тель­ству М. Скав­ра; а вы бои­тесь отне­стись недо­вер­чи­во к пока­за­ни­ям воль­ков и алло­бро­гов? — «Они посту­пи­ли пра­виль­но, не пола­га­ясь на свиде­тель­ство лич­но­го вра­га». — Но какая же враж­да силь­нее: воз­ник­шая ли из пар­тий­ных инте­ре­сов и внут­рен­ней зави­сти враж­да Крас­са к Мар­цел­лу и Скав­ра к Фим­брии, или враж­да гал­лов к Фон­тею? Ведь даже те из них, кото­рые нахо­ди­лись в наи­бо­лее выгод­ном поло­же­нии, были сплошь и рядом застав­ля­е­мы, к сво­е­му край­не­му недо­воль­ству, достав­лять и всад­ни­ков, и хлеб, и день­ги; осталь­ные же были отча­сти нака­за­ны зем­лёй за преж­ние вой­ны, отча­сти же побеж­де­ны и поко­ре­ны самим Фон­те­ем. — 27. «Не сле­ду­ет верить тем, явно при­страст­ные пока­за­ния кото­рых вну­ше­ны рас­чё­том на лич­ную выго­ду». — А как вы дума­е­те, что кому было бы выгод­нее — Цепи­о­нам или Метел­лам осуж­де­ние Кв. Пом­пея, кото­рое изба­ви­ло бы их толь­ко от чело­ве­ка недоб­ро­же­ла­тель­но отно­сив­ше­го­ся к вожде­ле­ни­ям их пар­тии, или всей Гал­лии гибель М. Фон­тея, кото­рую эта про­вин­ция чуть ли не счи­та­ет зало­гом сво­ей эко­но­ми­че­ской и поли­ти­че­ской сво­бо­ды? — «Необ­хо­ди­мо при­ни­мать в сооб­ра­же­ние харак­тер само­го чело­ве­ка», — Дей­ст­ви­тель­но, это при оцен­ке свиде­тель­ства важ­нее чем где-либо; но что же тогда? Раз­ве мож­но поста­вить на одну дос­ку гал­ла, како­ва бы ни была его знат­ность, не гово­рю уже: с теми вели­чай­ши­ми мужа­ми наше­го оте­че­ства, но хотя бы толь­ко с самым низ­ко­по­став­лен­ным рим­ским граж­да­ни­ном? Раз­ве Инду­ци­о­мар⁴² име­ет поня­тие о том, что зна­чит высту­пать свиде­те­лем? Раз­ве на него дей­ст­ву­ет тот страх, кото­рый овла­де­ва­ет каж­дым из нас, когда его при­во­дят к это­му месту? XIII. 28. Вспом­ни­те, судьи, с какой забот­ли­во­стью вы обду­мы­ва­е­те не толь­ко содер­жа­ние того, что вы пока­зы­ва­е­те в каче­стве свиде­те­лей, но и самые сло­ва, в кото­рых вы даё­те свои пока­за­ния, избе­гая всех выра­же­ний, кото­рые мог­ли бы пока­зать­ся задор­ны­ми или вну­шён­ны­ми аффек­том; мало того, вы бои­тесь даже, как бы то или дру­гое изме­не­ние обыч­но­го выра­же­ния ваше­го лица не было истол­ко­ва­но как дей­ст­вие аффек­та; вооб­ще все ваши ста­ра­ния направ­ле­ны к тому, чтобы самим появ­ле­ни­ем вну­шить окру­жаю­щим мол­ча­ли­вое убеж­де­ние в вашей чест­но­сти и доб­ро­со­вест­но­сти и, уда­ля­ясь, выне­сти созна­ние, что это убеж­де­ние оста­лось таким же до кон­ца. 29. А Инду­ци­о­мар! Очень уж вол­но­ва­ли его — не прав­да ли? — эти опа­се­ния, эти мыс­ли, когда он высту­пал свиде­те­лем! его, кото­рый с пер­вых же слов устра­нил тот осто­рож­ный, освя­щён­ный обы­ча­ем обо­рот я пола­гаю, к кото­ро­му мы при­бе­га­ем даже в том слу­чае, когда пока­зы­ваем под при­ся­гою то, что мы твёр­до зна­ем, чему мы были оче­вид­ца­ми; да, он устра­нил его изо все­го сво­его пока­за­ния, гово­ря, что он всё зна­ет⁴³. Очень уж тре­во­жи­ла его мысль, что он может уро­нить этим своё доб­рое имя в гла­зах ваших и рим­ско­го наро­да, что про него будут гово­рить: «Как же мог Инду­ци­о­мар, столь сте­пен­ный чело­век, пока­зы­вать так страст­но, так необ­ду­ман­но!» Да и с какой ста­ти было тре­во­жить­ся? Он пре­крас­но пони­мал, что ни его зем­ля­ки, ни наши обви­ни­те­ли ниче­го от него, как свиде­те­ля, не тре­бу­ют, кро­ме зыч­но­го голо­са и мед­но­го лба⁴⁴.

30. Или, быть может, вы дума­е­те, что эти пле­ме­на в сво­их свиде­тель­ских пока­за­ни­ях дума­ют о свя­то­сти клят­вы, что их тре­во­жит страх перед бес­смерт­ны­ми бога­ми? До какой сте­пе­ни они отли­ча­ют­ся от дру­гих наро­дов сво­и­ми нра­ва­ми и обы­ча­я­ми, вид­но по сле­дую­ще­му: дру­гие наро­ды в вой­нах защи­ща­ют свою рели­гию, они — напа­да­ют на рели­гию дру­гих; дру­гие наро­ды, ведя вой­ну, про­сят мира и про­ще­ния у бес­смерт­ных богов (р. 9 пр. 49), они, напро­тив, вели вой­ны с сами­ми бес­смерт­ны­ми бога­ми. XIV. Да, это те самые пле­ме­на, кото­рые неко­гда отпра­ви­лись в столь даль­ний путь и дошли до самых Дель­фов, чтобы оскор­бить и огра­бить Апол­ло­на Пифий­ско­го и его все­на­род­ное про­ри­ца­ли­ще⁴⁵. Они же, эти бла­го­че­сти­вые и бого­бо­яз­нен­ные в пода­че пока­за­ний пле­ме­на, оса­ди­ли неко­гда 390 г. Капи­то­лий и того само­го Юпи­те­ра, имя кото­ро­го по заве­там наших пред­ков счи­та­ет­ся зало­гом прав­ди­во­сти свиде­тельств. 31. Да и какую вооб­ще свя­ты­ню могут при­зна­вать те люди, кото­рые даже в тех ред­ких слу­ча­ях, когда какая-нибудь напасть застав­ля­ет их уми­ло­стив­лять бес­смерт­ных богов, осквер­ня­ют их жерт­вен­ни­ки и хра­мы чело­ве­че­ски­ми жерт­во­при­но­ше­ни­я­ми, дока­зы­вая этим, что они не уме­ют даже удо­вле­тво­рять тре­бо­ва­ни­ям рели­гии, не оскорб­ляя её пред­ва­ри­тель­но пре­ступ­ле­ни­ем?⁴⁶ Всем извест­но, что чудо­вищ­ный, вар­вар­ский обы­чаи зака­лы­вать людей у алта­рей богов сохра­нил­ся у них и поныне. Мож­но ли, одна­ко, пола­гать­ся на прав­ди­вость и бла­го­че­стье людей, кото­рые даже к уми­ло­стив­ле­нию бес­смерт­ных богов счи­та­ют луч­шим сред­ст­вом пре­ступ­но про­ли­тую чело­ве­че­скую кровь? Мож­но ли допу­стить, чтобы вы дали таким свиде­те­лям вли­я­ние на вашу совесть? Мож­но ли пове­рить, что они хоть раз соблюли при­ли­че­ст­ву­ю­щую чело­ве­ку в при­сут­ст­вии боже­ства скром­ность и уме­рен­ность? 32. И неуже­ли вы, люди столь чест­ные, столь пра­вед­ные, согла­си­тесь — в то вре­мя как все наши лега­ты, пере­бы­вав­шие в Гал­лии за то трёх­ле­тие, все жив­шие там рим­ские всад­ни­ки, все него­ци­а­то­ры (р. 10 пр. 57) той про­вин­ции, все вооб­ще дру­зья и союз­ни­ки рим­ско­го наро­да в Гал­лии жела­ют оправ­да­ния М. Фон­тея, хва­лят его и от себя лич­но, и от име­ни сво­их общин — неуже­ли вы согла­си­тесь, спра­ши­ваю я вас, погу­бить его в уго­ду гал­лам? Какое же сооб­ра­же­ние мож­но будет тогда при­ве­сти в вашу поль­зу? Жела­ния ли людей? Но раз­ве в ваших гла­зах жела­ния вра­гов име­ют более зна­че­ния, чем жела­ния граж­дан? Или досто­ин­ство свиде­те­лей? Но раз­ве мож­но отдать пред­по­чте­ние неиз­вест­ным перед извест­ны­ми, заин­те­ре­со­ван­ным перед бес­при­страст­ны­ми, ино­ро­д­цам перед сво­и­ми, воз­буж­дён­ным перед спо­кой­ны­ми, дви­жи­мым денеж­ны­ми рас­чё­та­ми перед бес­ко­рыст­ны­ми, без­бож­ным перед бла­го­че­сти­вы­ми, злей­шим вра­гам нашей дер­жа­вы и наше­го име­ни перед доб­ры­ми и вер­ны­ми союз­ни­ка­ми и граж­да­на­ми?

XV. 33. Или, быть может, вы не вери­те, что все эти пле­ме­на и в сво­их помыс­лах, и в сво­их дей­ст­ви­ях сле­ду­ют врож­дён­ной нена­ви­сти к име­ни рим­ско­го наро­да? Вы вооб­ра­жа­е­те, что они здесь, щего­ляя в сво­их воен­ных пла­щах и шаро­ва­рах, ведут себя скром­но и смир­но, как это в обы­чае у оби­жен­ных, когда они в каче­стве про­си­те­лей и чело­бит­чи­ков взы­ва­ют к заступ­ни­че­ству судей? Ничуть не быва­ло; они рас­ха­жи­ва­ют весе­ло и гор­до по все­му фору­му, наво­дя страх на людей сво­и­ми угро­жаю­щи­ми дви­же­ни­я­ми и диким зву­ком сво­их вар­вар­ских речей. Уве­ряю вас, я сам бы не пове­рил это­му, если бы не слы­шал вме­сте с вами, судьи, из уст про­тив­ни­ков повто­рён­но­го несколь­ко раз уве­ща­ния: бере­ги­тесь, как бы оправ­да­ние под­суди­мо­го не послу­жи­ло пово­дом к новой Галль­ской войне. 34. Если бы, судьи, всё в этом про­цес­се было про­тив М. Фон­тея, если бы он был при­вле­чён к ваше­му суду как чело­век, в позо­ре про­вед­ший свою юность и в бес­че­стии про­во­дя­щий свою насто­я­щую жизнь, если бы маги­ст­ра­ту­ры, кото­рые он исправ­лял на ваших гла­зах, были без­на­дёж­но запят­на­ны пока­за­ни­я­ми заслу­жен­ных людей, его лега­ции были озна­ме­но­ва­ны круп­ней­ши­ми бес­чин­ства­ми и сам он был пред­ме­том нена­ви­сти для всех, если бы по это­му само­му делу он был раздав­лен уст­ны­ми и пись­мен­ны­ми свиде­тель­ства­ми нар­бон­ских коло­ни­стов рим­ско­го наро­да, вер­ных мас­си­лий­ских союз­ни­ков, всех вооб­ще рим­ских граж­дан — всё же даже тогда вам сле­до­ва­ло бы ста­ра­тель­но поза­бо­тить­ся, чтоб не пока­за­лось, что вы усту­пи­ли стра­ху перед эти­ми людь­ми, ока­за­лись доступ­ны­ми их угро­зам и запу­ги­ва­ни­ям, хотя бла­го­да­ря подви­гам ваших отцов и пред­ков их отно­ше­ния к вам были тако­вы, что вы име­ли воз­мож­ность не обра­щать вни­ма­ния на них. 35. Но что же ска­зать теперь? Ни один бла­го­на­дёж­ный чело­век про­тив него не пока­зы­ва­ет, все ваши сограж­дане и союз­ни­ки его хва­лят, напа­да­ют на него имен­но те, кото­рые так часто напа­да­ли на наш город и нашу дер­жа­ву; мало того, вра­ги М. Фон­тея угро­жа­ют так­же и вам, и рим­ско­му наро­ду, меж­ду тем как его дру­зья и род­ст­вен­ни­ки умо­ля­ют вас за него — и вы ещё колеб­ле­тесь пока­зать и вашим сограж­да­нам, столь отзыв­чи­вым к чести и сла­ве, и ино­зем­ным пле­ме­нам и наро­дам, что вы пред­по­чи­та­е­те в сво­их при­го­во­рах под­чи­нить­ся чув­ству состра­да­ния к ваше­му сограж­да­ни­ну, чем чув­ству робо­сти перед вра­гом? XVI. 36. Да, судьи: ко всем про­чим сооб­ра­же­ни­ям, кото­рый долж­ны заста­вить вас оправ­дать М. Фон­тея, при­ба­ви­лось ещё одно, в выс­шей сте­пе­ни важ­ное: это — страх перед тем пят­ном позо­ра, кото­рое падёт на нашу дер­жа­ву, если в Гал­лию про­никнет слух, что сена­то­ры и всад­ни­ки рим­ско­го наро­да поста­но­ви­ли при­го­вор соглас­но тре­бо­ва­ни­ям гал­лов, усту­пая не убеди­тель­но­сти их свиде­тель­ских пока­за­ний, а вну­ши­тель­но­сти их угроз… Да и в самом деле, что нам делать, если они заду­ма­ют вое­вать с нами? При­дёт­ся вызвать из пре­ис­под­ней Г. Мария, чтобы он попро­бо­вал спра­вить­ся на поле бра­ни с этим кич­ли­вым и над­мен­ным Инду­ци­о­ма­ром; при­дёт­ся вызвать так­же Гн. Доми­ция и Кв. Мак­си­ма, чтобы они сно­ва победи­ли и поко­ри­ли пле­мя алло­бро­гов и про­чие… но так как это невоз­мож­но, то мы долж­ны будем обра­тить­ся к мое­му дру­гу М. Пле­то­рию с прось­бой, чтобы он уго­во­рил сво­их новых кли­ен­тов не зате­вать вои­ны, чтобы он усми­рил сво­и­ми лас­ко­вы­ми пред­став­ле­ни­я­ми их гроз­ный пыл, их злоб­ную отва­гу; а если это ему не удаст­ся, то мы попро­сим его това­ри­ща по обви­не­нию, М. Фабия, чтобы он успо­ко­ил алло­бро­гов, поль­зу­ясь оба­я­ни­ем, кото­рое име­ет у них имя Фаби­ев… Не угод­но ли, гос­по­да, или дер­жать себя смир­но, как подо­ба­ет побеж­дён­ным и поко­рён­ным, или, про­из­но­ся угро­зы, пони­мать, что вы вну­ша­е­те ими рим­ско­му наро­ду не страх перед вой­ной, а лишь надеж­ду на три­умф!⁴⁷

37. Pe­ro­ra­tio. Итак, даже про­из­но­ся при­го­вор чело­ве­ку под­ло­му, вы не долж­ны были бы допу­стить, чтобы они мог­ли при­пи­сать сво­им угро­зам какое бы то ни было зна­че­ние; что же делать вам теперь, в деле М. Фон­тея? его, про кото­ро­го — мне кажет­ся, я дол­жен ска­зать это теперь, когда почти что уже кон­че­на вто­рая сес­сия по его делу — его, повто­ряю, про кото­ро­го даже его вра­ги не мог­ли сочи­нить, как вы слы­ша­ли, не толь­ко како­го-либо позо­ря­ще­го обви­не­ния, но даже бран­но­го сло­ва! Был ли когда-либо кто-либо — тем более чело­век, про­вед­ший свою жизнь так как он, домо­гав­ший­ся долж­но­стей, имев­ший граж­дан­ские пол­но­мо­чия, поль­зо­вав­ший­ся воен­ною вла­стью — обви­нён так, чтобы обви­ни­тель не мог вме­нить ему в вину ни одно­го небла­го­вид­но­го поступ­ка, ни одно­го пре­ступ­ле­ния, ни одной гнус­но­сти, вну­шён­ной само­дур­ст­вом или без­нрав­ст­вен­но­стью или необуздан­ной отва­гой, гнус­но­сти, если не дей­ст­ви­тель­ной, то хоть вымыш­лен­ной с неко­то­рым осно­ва­ни­ем и прав­до­по­до­би­ем? XVII. 38. М. Эми­лий Скавр, столп наше­го государ­ства, был обви­нён М. Бру­том⁴⁸; сохра­ни­лись речи, из кото­рых ясно, что было при­веде­но мно­го обви­не­ний про­тив это­го само­го Скав­ра — «лжи­вых», ска­же­те вы; кто же это отри­ца­ет? но всё же они были при­веде­ны его про­тив­ни­ком и бро­ше­ны ему в лицо. Мало ли дол­жен был выслу­шать в сво­ём про­цес­се Ман. Акви­лий (р. 10 пр. 2), мало ли Л. Кот­та⁴⁹, мало ли, нако­нец, П. Рути­лий!⁵⁰ Прав­да, этот послед­ний был осуж­дён, но это не меша­ет нам, пола­гаю я, при­чис­лить его к луч­шим и чест­ней­шим людям. Итак, даже этот чистый душой и воз­держ­ный муж дол­жен был выслу­шать в сво­ём про­цес­се мно­го тако­го, что долж­но было воз­будить про­тив него подо­зре­ние в раз­вра­те и про­из­во­ле. 39. Сохра­ни­лась речь чело­ве­ка, кото­ро­го я счи­таю самым гени­аль­ным и крас­но­ре­чи­вым из наших сограж­дан, Г. Грак­ха; эта речь содер­жит мно­го обид­ных и позо­ря­щих обви­не­ний, направ­лен­ных про­тив Л. Пизо­на⁵¹. А меж­ду тем, что это был за чело­век! чело­век столь доб­ро­де­тель­ный, столь непо­роч­ный, что даже в те счаст­ли­вый вре­ме­на, когда вооб­ще нель­зя было най­ти окон­ча­тель­но дур­но­го чело­ве­ка, его одно­го назы­ва­ли Чест­ным. Когда одна­жды Гракх велел при­звать его в народ­ную сход­ку и рас­сыль­ный спро­сил его, како­го Пизо­на он име­ет в виду, так как их было несколь­ко, то Гракх отве­тил: «Ты застав­ля­ешь меня назвать мое­го вра­га Чест­ным»⁵². Так вот даже этот чело­век, кото­ро­го даже его лич­ный враг не мог доста­точ­но ясно обо­зна­чить, не воздав ему пред­ва­ри­тель­но хва­лы, даже он, одно про­зви­ще кото­ро­го ука­зы­ва­ло не толь­ко его лич­ность, но и его нрав, даже он дол­жен был быть пред­ме­том лжи­вой и воз­му­ти­тель­ной напрас­ли­ны; 40. а М. Фон­тей был обви­нён в двух сес­си­ях, не выслу­шав ни одно­го упрё­ка, кото­рый заклю­чал бы в себе намёк на раз­врат, на буй­ство, на жесто­кость, на склон­ность к наси­ли­ям: они не мог­ли не толь­ко ука­зать дур­ной посту­пок с его сто­ро­ны, но даже при­драть­ся к како­му-нибудь его сло­ву. XVIII. Конеч­но, если бы их страст­но­му жела­нию погу­бить Фон­тея и их без­за­стен­чи­во­сти в про­из­не­се­нии бран­ных речей соот­вет­ст­во­ва­ла их сме­лость во лжи и их сочи­ни­тель­ская спо­соб­ность, то и Фон­тею в отно­ше­нии бран­ных речей посчаст­ли­ви­лось бы не более тех, о кото­рых я гово­рил тот­час.

Итак, судь­ба чест­но­го чело­ве­ка — да, чест­но­го, судьи, воз­держ­но­го и уме­рен­но­го во все вре­ме­на его жиз­ни, в выс­шей сте­пе­ни скром­но­го, в выс­шей сте­пе­ни пре­дан­но­го делу, в выс­шей сте­пе­ни про­ник­ну­то­го созна­ни­ем дол­га — зави­сит от вашей чест­но­сти и вашей вла­сти, при­чём сле­ду­ет пом­нить, что она столь же вве­ре­на вашей чест­но­сти, сколь­ко пре­до­став­ле­на вашей вла­сти. 41. Посуди­те же сами, кото­рый из двух исхо­дов более соот­вет­ст­ву­ет спра­вед­ли­во­сти, выдать ли это­го доб­ро­де­тель­но­го мужа, это­го храб­ро­го вои­на, это­го доб­ро­го граж­да­ни­на озлоб­лен­ным и диким наро­дам, или воз­вра­тить его дру­зьям — тем более при насто­я­щих усло­ви­ях, когда столь­ко раз­лич­ных обсто­я­тельств под­дер­жи­ва­ют ваши прось­бы о спа­се­нии это­го невин­но­го чело­ве­ка. Тут, во-пер­вых, древ­ность его рода, кото­рый, про­ис­хо­дя из слав­но­го муни­ци­пия Туску­ла, мно­го раз запи­сал своё имя на скри­жа­лях исто­рии; затем мно­го­чис­лен­ные пре­ту­ры его пред­ков, про­сла­вив­шие, поми­мо про­че­го, непод­куп­ность сво­их испра­ви­те­лей; затем, све­жая ещё память об его отце, кровь кото­ро­го запят­на­ла клей­мом пре­ступ­ле­ния не толь­ко руки аску­лан­цев, от кото­рых он пал, но и всю ту Союз­ни­че­скую вой­ну⁵³; нако­нец он сам, его чест­ная и непод­куп­ная дея­тель­ность во все поры его жиз­ни, его заме­ча­тель­ная наход­чи­вость и самоот­вер­жен­ное муже­ство на войне, но в осо­бен­но­сти его пол­ко­вод­че­ская опыт­ность, выде­ля­ю­щая его из рядов наших совре­мен­ни­ков. XIX. 42. Ввиду это­го, судьи, хотя вы и не нуж­да­е­тесь в моих уве­ща­ни­ях, я, при всей сла­бо­сти сво­его авто­ри­те­та в этом деле, счи­таю себя впра­ве дать вам совет, чтобы вы вся­че­ски ста­ра­лись сохра­нить в сво­ей среде таких людей, как он, людей с испы­тан­ной храб­ро­стью, испы­тан­ным рве­ни­ем, испы­тан­ным сча­стьем в воен­ном деле. Неко­гда их было боль­ше в нашем государ­стве, но и тогда мы забо­ти­лись о том, чтобы они не толь­ко оста­ва­лись невреди­мы, но и жили окру­жён­ные почё­том; что же сле­ду­ет нам делать теперь? Воен­ное дело пере­ста­ло быть при­ман­кой для моло­дё­жи; храб­рые вои­ны и выдаю­щи­е­ся пол­ко­вод­цы пере­ве­лись, отча­сти умер­ши есте­ствен­ной смер­тью, отча­сти пав жерт­ва­ми граж­дан­ских меж­до­усо­биц и про­чих несча­стий, обру­шив­ших­ся на наше оте­че­ство — а меж­ду тем столь­ко войн необ­хо­ди­мо тре­бу­ет наше­го уча­стья, столь­ко их воз­ни­ка­ет вне­зап­но и непред­виден­но! Не дума­е­те ли вы, что вам сле­ду­ет сохра­нить его, памя­туя об угро­жаю­щих в буду­щем испы­та­ни­ях, и его при­ме­ром вос­пла­ме­нить дру­гих, чтобы они рев­ност­нее стре­ми­лись к чести и сла­ве?⁵⁴ 43. Вспом­ни­те, каких лега­тов имел ещё недав­но на войне Л. Юлий, каких имел П. Рути­лий, каких Л. Катон, каких Гн. Пом­пей; вы увиди­те, что меж­ду ними нахо­ди­лись тогда М. Кор­нут, Л. Цин­на, Л. Сул­ла, все быв­шие пре­то­ры и чрез­вы­чай­но опыт­ные вое­на­чаль­ни­ки; затем Г. Марий, Т. Дидий, Кв. Катул, П. Красс, люди, не по кни­гам изу­чив­шие нау­ку о воен­ном деле, а путём подви­гов и побед⁵⁵. Теперь про­шу вас загля­нуть в курию, всмот­реть­ся во все отдель­ные про­яв­ле­ния нашей государ­ст­вен­ной жиз­ни: може­те ли вы ска­зать, что не может слу­чить­ся ниче­го тако­го, что заста­ви­ло бы нас вспом­нить о таких людях, или что, если бы нечто в этом роде слу­чи­лось, рим­ский народ ими изоби­лу­ет? Если вы обра­ти­те на это долж­ное вни­ма­ние, судьи, то, пра­во, вы пред­по­чтё­те оста­вить себе, для бла­га ваше­го и ваших детей, чело­ве­ка, дока­зав­ше­го свою неуто­ми­мость в воен­ных трудах, свою храб­рость в опас­но­стях, свою опыт­ность в вой­ско­вой жиз­ни, свою рас­суди­тель­ность в меро­при­я­ти­ях, своё сча­стье в слу­чай­но­стях и при­хотях Фор­ту­ны — чем выдать и пода­рить его жесто­ким и испол­нен­ным нена­ви­сти к рим­ско­му наро­ду пле­ме­нам.

XX. 44. Но вот гал­лы чуть не бое­вы­ми колон­на­ми несут­ся на М. Фон­тея и тес­нят его с вели­чай­шей яро­стью, с вели­чай­шим бешен­ст­вом. Вижу, судьи; всё же мы при вашей помо­щи дви­нем нема­ло надёж­ных защит­ни­ков про­тив дикой и невы­но­си­мой занос­чи­во­сти этих вар­ва­ров. Пер­вой сло­мит их натиск вер­ная подру­га рим­ско­го наро­да, Македо­ния (стр. 440 V.): заяв­ляя, что она со сво­и­ми горо­да­ми спа­се­на не толь­ко муд­ры­ми меро­при­я­ти­я­ми, но и лич­ны­ми подви­га­ми М. Фон­тея, она защи­ща­ет его от гроз­ной галль­ской напа­сти с такою же готов­но­стью, с какой неко­гда он защи­тил ее от опу­сто­ши­тель­но­го набе­га фра­кий­цев. 45. По дру­гую сто­ро­ну станет Даль­няя Испа­ния (стр. 440 Т.): она не толь­ко сво­ей непо­ко­ле­би­мой чест­но­стью отра­зит их пыл, но и сде­ла­ет без­вред­ны­ми клят­во­пре­ступ­ле­ния этих на всё гото­вых людей сво­и­ми пока­за­ни­я­ми и хва­леб­ны­ми отзы­ва­ми. Даже сама Гал­лия, насколь­ко она вер­на нам и заслу­жи­ва­ет наше­го ува­же­ния, доста­вит нам вспо­мо­га­тель­ные силы: при­шла на помощь страж­ду­ще­му пра­вед­ни­ку вся Мас­си­лия, ссы­лаю­ща­я­ся в оправ­да­ние сво­его поступ­ка не толь­ко на своё жела­ние воздать долж­ную бла­го­дар­ность тому, кем она сама была спа­се­на, но и на опре­де­ле­ние рока, кото­рый назна­чил ей вла­де­ни­ем её зем­ли с тем, чтобы те пле­ме­на были лише­ны воз­мож­но­сти вредить нашим сооте­че­ст­вен­ни­кам; 46. рав­ным обра­зом за спа­се­ние М. Фон­тея рату­ет и коло­ния Нар­бон, недав­но избав­лен­ная им от оса­ждав­ших её вра­гов и при­ни­маю­щая поэто­му близ­ко к серд­цу его невзго­ды и опас­но­сти; нако­нец — как это и сле­ду­ет, соглас­но заве­там пред­ков и нашим обы­ча­ям⁵⁶, в галль­скую вой­ну — нет рим­ско­го граж­да­ни­на, кото­рый счёл бы доз­во­лен­ной для себя малей­шую льготу: все живу­щие в той про­вин­ции откуп­щи­ки, все зем­ледель­цы, ското­во­ды, про­чие него­ци­а­то­ры еди­но­душ­но и еди­но­глас­но защи­ща­ют М. Фон­тея.

XXI. А если сам Инду­ци­о­мар, как вождь алло­бро­гов и про­чих гал­лов⁵⁷, отне­сёт­ся свы­со­ка к этим нашим силам, как они ни зна­чи­тель­ны — то посмот­рим, удаст­ся ли ему на ваших гла­зах вырвать его даже из объ­я­тий его мате­ри, этой столь почтен­ной и несчаст­ной жен­щи­ны, в то вре­мя как с дру­гой сто­ро­ны дева-вестал­ка обни­ма­ет его, это­го сво­его род­но­го бра­та, и взы­ва­ет к вам, судьи, и к рим­ско­му наро­ду; она столь­ко лет моли­ла бес­смерт­ных богов за вас и за ваших детей, что полу­чи­ла пра­во умо­лить и вас за себя и за сво­его бра­та. 47. Кто будет защит­ни­ком, кто будет уте­ши­те­лем этой несчаст­ной, если она поте­ря­ет его? Дру­гие жен­щи­ны наде­ют­ся най­ти защит­ни­ков в сво­их сыно­вьях, они могут иметь дома дру­га, разде­ля­ю­ще­го их радость и горе; она же, дева, не может иметь дру­га и мило­го, кро­ме сво­его бра­та. Бере­ги­тесь, судьи, чтобы у алта­рей бес­смерт­ных богов и мате­ри-Весты не разда­ва­лись еже­днев­ные жало­бы девы о вашем суде; бере­ги­тесь, чтобы люди не ска­за­ли, что тот неуга­си­мый огонь, кото­рый Фон­тея обе­ре­га­ла до сих пор ценою томи­тель­ных бес­сон­ных ночей, потух от слёз вашей жри­цы. 48. Вестал­ка с моль­бою про­сти­ра­ет к вам свои руки — те самые, кото­рые она при­вык­ла про­сти­рать к бес­смерт­ным богам, молясь им за вас; опас­но и греш­но пре­зреть её моль­бу вам, всё оте­че­ство кото­рых руши­лось бы, если бы боги не испол­ня­ли её просьб… Посмот­ри­те, судьи, как доб­лест­ный М. Фон­тей про­сле­зил­ся вне­зап­но, когда я заго­во­рил об его роди­тель­ни­це и сест­ре! Он, этот зака­лён­ный в бою сол­дат, столь часто бро­сав­ший­ся с ору­жи­ем в руках навстре­чу густым отрядам вра­гов, так как его в этих опас­но­стях обо­д­ря­ло созна­ние, что он оста­вит сво­им милым то же уте­ше­ние, кото­рое его отец оста­вил ему — он теперь оро­бел при ужас­ной мыс­ли, что он не толь­ко не будет гор­до­стью и опо­рой для сво­ей семьи, но оста­вит ей, несчаст­ной, кро­ме горь­кой печа­ли, ещё — веч­ный позор и бес­сла­вие. 49. Насколь­ко была бы завид­нее твоя участь, М. Фон­тей, если бы ты мог тогда при­нять смерть от мечей гал­лов, вме­сто того, чтобы погиб­нуть теперь от их лжи­вых клятв! Тогда честь была бы тво­ей спут­ни­цей в жиз­ни, сла­ва — в смер­ти; теперь же — о как горь­ко созна­ние, что тебя и за твои победы, и за твоё прав­ле­ние пости­га­ет кара по усмот­ре­нию тех, кото­рые тогда либо были побеж­де­ны тво­им ору­жи­ем, либо с вели­чай­шей неохотой пови­но­ва­лись тебе!

Засту­пи­тесь же, судьи, за ваше­го храб­ро­го и чест­но­го сограж­да­ни­на в этой его опас­но­сти; не дай­те людям поду­мать о вас, что вы с мень­шим дове­ри­ем отнес­лись к пока­за­ни­ям наших сооте­че­ст­вен­ни­ков, чем к пока­за­ни­ям ино­род­цев, менее пек­лись о жиз­ни сограж­дан, чем о при­хотях вра­гов, менее зна­че­ния при­да­ли моль­бам насто­я­тель­ни­цы ваших свя­щен­но­дей­ст­вий, чем пре­ступ­ной отва­ге тех, кото­рые вели вой­ну со свя­ты­ня­ми и обряда­ми всех наро­дов. А в заклю­че­ние, судьи, взвесь­те так­же и сле­дую­щее: самое досто­ин­ство рим­ско­го наро­да тре­бу­ет от вас, чтобы вы ско­рее усту­пи­ли прось­бам девы-вестал­ки, чем угро­зам гал­лов.