Издательство Академии Наук СССР, Москва—Ленинград, 1949.
Перевод и комментарии В. О. Горенштейна.
37. Титу Помпонию Аттику, в Рим
Три Харчевни1, 19 апреля 59 г.
1. И они готовы отрицать, что Публий2 сделался плебеем? Это действительно царская власть, и она совершенно невыносима. Пусть Публий присылает ко мне людей, чтобы скрепить печатью мое заявление: я поклянусь, что наш Гней, коллега Бальба, рассказал мне в Анции о своем присутствии при ауспициях3. Что за два приятных письма я получил от тебя одновременно! Не знаю, каким подарком за хорошую весть отблагодарить тебя; вполне признаю, что следует.
2. Но вот встреча. Едва выехал я в самый день Цереалий4 из окрестностей Анция на Аппиеву дорогу вблизи Трех Харчевен, как со мной сталкивается мой Курион, едущий из Рима. И тут же твой раб с письмами. Курион спрашивает меня, не слыхал ли я чего-нибудь нового. Говорю — нет. «Публий, — говорит он, — домогается стать народным трибуном». «Что ты?». «А ведь он злейший враг Цезарю: он уничтожит все это». «Что же, — спрашиваю, — Цезарь?». «Заявляет, что он не вносил никакого предложения об его усыновлении». Затем он излил мне всю ненависть5, какую испытывают он, Меммий6 и Метелл Непот7. Обняв молодого человека, я отпустил его, торопясь прочесть письма. Где те, кто говорит, что устной речью…? Из твоих писем гораздо яснее, чем из его рассказов, я узнал, что́ происходит, об ежедневной жвачке, о замыслах Публия. Я узнал также о боевых рожках волоокой8, о знаменосце Афинионе9, о письмах, посланных Гнею10, о беседе Феофана11 с Меммием. Как ты раздразнил меня рассказом об этом распутном пире. Любопытство съедает меня, однако я легко мирюсь с тем, что ты не описываешь мне этого пира. Предпочитаю услышать твой рассказ.
3. Что касается твоего совета писать что-нибудь, то у меня, правда, растет материал, как ты говоришь, но все это еще не устоялось, как молодое вино ранней осенью. Когда оно перестанет бродить, я правильнее оценю написанное. Если ты не сможешь получить от меня немедленно, то ты все же будешь первым и в течение некоторого времени единственным обладателем этого.
4. Ты прав, любя Дикеарха12. Это крупный человек и как гражданин много лучше, чем эти наши несправедливые властители13. Я написал это письмо в десятом часу в день Цереалий тотчас же по прочтении твоих писем, но я намерен отправить его только завтра с первым же, кто мне попадется. Теренция восхищена твоими письмами. Она шлет тебе большой привет, а философ Цицерон приветствует государственного мужа Тита14.
ПРИМЕЧАНИЯ