Письма Марка Туллия Цицерона

95. Пуб­лию Кор­не­лию Лен­ту­лу Спин­те­ру, в про­вин­цию Кили­кию

Рим, 15 янва­ря 56 г.

1. В январ­ские иды в сена­те ниче­го не было реше­но, пото­му что день ушел глав­ным обра­зом на спор меж­ду кон­су­лом Лен­ту­лом и народ­ным три­бу­ном Кани­ни­ем¹. В этот день я так­же про­из­нес длин­ную речь и, по-види­мо­му, очень силь­но повли­ял на сенат, напом­нив о тво­ем хоро­шем отно­ше­нии к это­му сосло­вию. Поэто­му на дру­гой день было реше­но, чтобы мы выска­зы­ва­лись крат­ко. Бла­го­же­ла­тель­ное отно­ше­ние сена­та ко мне, види­мо, вос­ста­нов­ле­но; я усмот­рел это и во вре­мя сво­ей речи и в отдель­ных обра­ще­ни­ях и вопро­сах. Итак, после того как пер­вым было объ­яв­ле­но пред­ло­же­ние Бибу­ла о том, чтобы царя воз­вра­ти­ли трое послов², вто­рым — пред­ло­же­ние Гор­тен­сия о том, чтобы его воз­вра­тил ты без вой­ска, третьим — пред­ло­же­ние Вол­ка­ция о том, чтобы его воз­вра­тил Пом­пей, — потре­бо­ва­ли, чтобы пред­ло­же­ние Бибу­ла было разде­ле­но: посколь­ку он гово­рил о рели­ги­оз­ном запре­те, про­тив чего дей­ст­ви­тель­но уже нель­зя было воз­ра­жать, с Бибу­лом согла­си­лись; пред­ло­же­ние о трех послах было отверг­ну­то подав­ля­ю­щим боль­шин­ст­вом.

2. Сле­дую­щим было пред­ло­же­ние Гор­тен­сия, как вдруг народ­ный три­бун Луп, ссы­ла­ясь на то, что он внес пред­ло­же­ние о Пом­пее, начал доби­вать­ся, чтобы ему поз­во­ли­ли про­из­ве­сти голо­со­ва­ние³ рань­ше, чем кон­су­лам. Его речь вызва­ла со всех сто­рон рез­кие воз­ра­же­ния, ибо это было и неспра­вед­ли­во и ново. Кон­су­лы и не усту­па­ли, и не отвер­га­ли реши­тель­но, желая, чтобы на это ушел весь день, что́ и про­изо­шло: им было ясно, что боль­шин­ство с раз­ных сто­рон будет голо­со­вать за пред­ло­же­ние Гор­тен­сия, хотя мно­гих откры­то про­си­ли согла­сить­ся с Вол­ка­ци­ем и при­том вопре­ки жела­нию кон­су­лов, так как те очень хоте­ли, чтобы победи­ло пред­ло­же­ние Бибу­ла.

3. Эти пре­ния про­дол­жа­лись вплоть до наступ­ле­ния тем­ноты, и сенат был рас­пу­щен.

В тот день я слу­чай­но обедал у Пом­пея и, улу­чив вре­мя, наи­бо­лее удоб­ное, неже­ли когда-либо ранее, ибо тот день доста­вил мне наи­боль­ший, после тво­е­го отъ­езда, почет в сена­те, я пого­во­рил с ним так, что отвлек его, как мне каза­лось, от вся­ких иных мыс­лей и скло­нил к наме­ре­нию защи­щать твое досто­ин­ство. Слу­шая его само­го, я совер­шен­но осво­бож­даю его даже от подо­зре­ния в свое­ко­ры­стии; но когда вижу его дру­зей из всех сосло­вий, я пони­маю то, что уже явно для всех: опре­де­лен­ные люди уже зара­нее устро­и­ли все это дело с помо­щью под­ку­па, не без согла­сия само­го царя и его совет­ни­ков.

4. Пишу это за пят­на­дцать дней до фев­раль­ских календ⁴, на рас­све­те. В этот день сенат дол­жен был собрать­ся. В сена­те — так я наде­юсь по край­ней мере — мы под­дер­жим свое досто­ин­ство, насколь­ко это воз­мож­но при таком веро­лом­стве и неспра­вед­ли­во­сти людей. Что же каса­ет­ся пере­да­чи вопро­са народ­но­му собра­нию⁵, то мы, види­мо, дошли до того, что наро­ду ниче­го нель­зя пред­ло­жить, сохра­няя при этом ува­же­ние к ауспи­ци­ям или ува­же­ние к зако­нам или, нако­нец, без при­ме­не­ния наси­лия⁶. За день до того, как я это писал, сенат вынес очень важ­ное суж­де­ние⁷ об этом деле. Хотя Катон и Кани­ний и нало­жи­ли на него запрет, оно все-таки запи­са­но; его тебе, пола­гаю, при­сла­ли. О про­чем, что бы ни про­изо­шло, я напи­шу тебе и при­ло­жу все свои заботы, труды, ста­ра­ния и вли­я­ние, чтобы реше­ние было как мож­но более бла­го­при­ят­ным.