Издательство Академии Наук СССР, Москва—Ленинград, 1949.
Перевод и комментарии В. О. Горенштейна.
127. Марку Марию, в Кампанию
Рим, первая половина октября 55 г.
Марк Цицерон шлет привет Марку Марию.
1. Если тебя удержала от посещения игр какая-нибудь болезнь или слабость здоровья1, то я приписываю это более судьбе, чем твоей мудрости; если же ты счел достойным презрения то, чему удивляются прочие, и не захотел приехать, хотя и мог по состоянию здоровья, то я радуюсь и тому, что ты не болел телом, и тому, что ты был здоров духом, презрев то, чем без причины восхищаются другие; лишь бы ты наслаждался своим досугом. Право, ты мог дивно насладиться им, так как ты остался в этом приятном месте почти в одиночестве. Впрочем, не сомневаюсь, что в течение этих дней ты проводил утренние часы за чтением, в той комнате, из которой ты расчистил и открыл себе вид на стабийскую сцену2, в то время как те, кто оставил тебя там, полусонные смотрели на пошлую игру актеров. Остальные же часы дня ты тратил на приятные занятия, которые ты выбирал для себя по своему усмотрению; нам же пришлось вытерпеть то, что одобрил Спурий Меций3.
2. Игры4, если хочешь знать, были подлинно великолепными, но не в твоем вкусе; сужу по себе. Ибо, во-первых, ради почета на сцену снова вышли те, кто, как я полагал, ради почета оставил сцену. А наш Эзоп5, твой любимец, играл так, что, по общему мнению, ему можно было бы перестать. Когда он стал произносить клятву, то в знаменитом месте: «Если я сознательно обманываю»6 — ему изменил голос. Что мне рассказывать тебе о прочем? Ведь остальные игры ты знаешь. В них не было даже той прелести, какая обычно бывает в посредственных играх. А смотреть на пышность обстановки было совсем невесело; не сомневаюсь, что ты обошелся без этой пышности совершенно спокойно. И на самом деле, что за удовольствие смотреть на шесть сотен мулов в «Клитемнестре», или на три тысячи крате́ров в «Троянском коне»7, или на различное вооружение пехоты и конницы в какой-нибудь битве? Это вызвало восхищение народа, но тебе не доставило бы никакого удовольствия.
3. Так что, если ты посвятил эти дни занятиям со своим Протогеном8 — лишь бы он читал тебе что угодно, только не мои речи, — то ты получил много больше удовольствия, нежели любой из нас. Ибо не думаю, что ты желал видеть греческие или осские игры9, особенно когда на осские ты можешь смотреть хотя бы в вашем сенате10, а греческие не любишь настолько, что даже в свою усадьбу избегаешь ездить по греческой дороге11. Как я могу думать, что ты жалеешь, что не видел атлетов, ты, который отнесся с презрением к гладиаторам, когда сам Помпей признает, что он понапрасну истратил на них масло и труд12. Остается еще упомянуть о боях с дикими зверями13, по два раза в день на протяжении пяти дней; они были великолепными, никто не отрицает; но что за удовольствие для образованного человека смотреть, либо как слабый человек будет растерзан могучим зверем, либо как прекрасный зверь пронзен охотничьим копьем? Впрочем, если это стоит видеть, — ты часто видел это; мы же, которые смотрим на это, не увидели ничего нового. Последний день был день слонов. Он вызвал большое восхищение у черни и толпы, но не доставил никакого удовольствия; более того, это породило какое-то сочувствие и мнение, что у этого животного есть нечто общее с человеком14.
4. Однако, чтобы тебе случайно не показалось, что я был не только счастлив, но и вполне свободен, скажу, что в течение этих дней во время сценических игр я чуть не разорвался, защищая в суде своего друга Галла Каниния15. Будь у меня такие же снисходительные слушатели, какими были зрители у Эзопа, клянусь, я охотно отказался бы от своего искусства и жил бы с тобой и людьми, подобными нам. Ведь если мне и раньше это претило, когда меня побуждал и возраст и честолюбие, и, наконец, можно было не защищать того, кого я не хотел, то теперь это уже не жизнь. Ибо я не жду никаких плодов от своего труда и вынужден иногда, по просьбе тех, кому я многим обязан, защищать тех, кому я не особенно обязан16.
5. Поэтому я ищу всякие основания, чтобы когда-нибудь начать жить по своему усмотрению, и очень хвалю и одобряю тебя и твой образ жизни, полный досуга, а то, что ты редко навещаешь меня, переношу тем спокойнее, что если бы ты был в Риме, то все-таки, из-за моих обременительнейших занятий, ни мне нельзя было бы наслаждаться твоим обаянием, ни тебе — моим, если только оно во мне есть. Если я сокращу их (ибо полного освобождения я не требую), то научу жить по-человечески даже тебя, который только об этом и думает в течение многих лет. Ты только поддерживай и береги свое слабое здоровье, как ты и поступаешь, чтобы быть в состоянии посещать мои усадьбы17 и совершать вместе со мной поездки в лектике18.
6. Я написал тебе больше, чем обычно, не вследствие досуга, а от большой любви к тебе, так как в одном из своих писем ты, если помнишь, почти предложил мне написать тебе что-нибудь в таком роде, чтобы ты меньше жалел о том, что пропустил игры. Радуюсь, если достиг этого; если же нет, то все же утешаюсь тем, что ты впоследствии явишься на игры, посетишь меня, не надеясь на то, что я несколько развлеку тебя своими письмами.
ПРИМЕЧАНИЯ