Письма Марка Туллия Цицерона

257. Титу Пом­по­нию Атти­ку, в Эпир

Лаоди­кея, нача­ло мая 50 г.

1. Когда твой воль­ноот­пу­щен­ник Фило­ген при­ехал ко мне в Лаоди­кею при­вет­ст­во­вать меня и ска­зал, что немед­лен­но выез­жа­ет морем к тебе, я дал ему это пись­мо в ответ на то, кото­рое я полу­чил от пись­мо­нос­ца Бру­та, и отве­чу сна­ча­ла на твою послед­нюю стра­ни­цу, кото­рая мне доста­ви­ла боль­шое огор­че­ние, так как Цин­ций напи­сал тебе о сво­ем раз­го­во­ре со Ста­ци­ем¹. В этом меня боль­ше все­го огор­ча­ет заяв­ле­ние Ста­ция, буд­то бы и я одоб­ряю это реше­ние. Одоб­ряю ли? Об этом я бы ска­зал толь­ко одно: я желаю быть свя­зан­ным с тобой уза­ми само­го близ­ко­го свой­ства, хотя самы­ми тес­ны­ми явля­ют­ся узы люб­ви. От жела­ния хоть на сколь­ко-нибудь осла­бить соеди­ня­ю­щую нас связь я так далек.

2. Но я часто убеж­дал­ся в том, что он² не раз с горе­чью мно­гое гово­рил о сво­их делах, и я часто смяг­чал его гнев. Пола­гаю, ты это зна­ешь. Во вре­мя этих сво­их разъ­ездов и похо­да я часто видел его горя­щим гне­вом, часто успо­ко­ив­шим­ся. Что напи­сал он Ста­цию, не знаю. Что бы он ни соби­рал­ся пред­при­нять по тако­му делу, все же не сле­до­ва­ло писать об этом воль­ноот­пу­щен­ни­ку. Со сво­ей сто­ро­ны, при­ло­жу вели­чай­шее ста­ра­ние, чтобы что-нибудь не про­изо­шло так, как мы не хотим и как не надо. К тому же недо­ста­точ­но, чтобы в деле тако­го рода каж­дый отве­чал толь­ко за себя; ведь наи­боль­шая часть его обя­за­тельств отно­сит­ся к маль­чи­ку, вер­нее, уже к юно­ше Цице­ро­ну, в чем я посто­ян­но убеж­даю его. Как мне кажет­ся, тот очень любит мать, как он и дол­жен, и уди­ви­тель­но при­вя­зан к тебе. Но маль­чик обла­да­ет, прав­да, боль­шим, но все же непо­сто­ян­ным умом; руко­во­дить им для меня доста­точ­ный труд.

3. Так как я отве­тил на твою послед­нюю стра­ни­цу пер­вой сво­ей, воз­вра­щусь теперь к тво­ей пер­вой. В том, что все горо­да Пело­пон­не­са при­мор­ские, я пове­рил кар­там не како­го-нибудь негод­но­го чело­ве­ка, а Дике­ар­ха³, одоб­ря­е­мо­го даже тобой; в повест­во­ва­нии Херо­на о Тро­фо­нии он во мно­гих местах уко­ря­ет гре­ков за то, что они в такой сте­пе­ни дер­жат­ся бере­га моря, и не дела­ет исклю­че­ния ни для одной мест­но­сти в Пело­пон­не­се. Хотя этот автор и вну­шал мне дове­рие (ведь он был под­лин­ным исто­ри­ком и жил на Пело­пон­не­се), я все-таки удив­лял­ся и, с трудом веря, побе­се­до­вал с Дио­ни­си­ем, а он сна­ча­ла был оза­да­чен, а затем, так как был об этом Дике­ар­хе не менее высо­ко­го мне­ния, неже­ли ты о Гае Весто­рии, а я о Мар­ке Клу­вии⁴, не сомне­вал­ся, что мы долж­ны пове­рить ему. Дике­арх пола­гал, что к Арка­дии отно­сит­ся некий при­мор­ский Леп­рей, а Тенея, Али­фе­ра и Три­тия каза­лись ему новы­ми посе­ле­ни­я­ми, и он под­твер­ждал это на осно­ва­нии пере­ч­ня кораб­лей⁵, где о них не упо­ми­на­ет­ся. Таким обра­зом, я заим­ст­во­вал это место у Дике­ар­ха в тех же выра­же­ни­ях. Но я знаю, что гово­рят «Фли­а­сии»; исправь в сво­ем спис­ке: у меня так и зна­чит­ся. Вна­ча­ле меня вве­ла в заблуж­де­ние ана­ло­гия: «Флиу́с», «Опу́с», «Сиу́с» и в то же вре­мя «Опун­тии», «Сипун­тии»; но я это немед­лен­но испра­вил.

4. Вижу, что мои уме­рен­ность и воз­дер­жан­ность тебя раду­ют. Тем выше ты бы оце­нил их, если бы ты был здесь. Так во вре­мя суда, кото­рым я был занят в Лаоди­кее от фев­раль­ских ид до май­ских календ, раз­би­рая дела всех дио­це­сов, кро­ме Кили­кии, я про­из­вел чуде­са. Так мно­гие горо­да были осво­бож­де­ны от всех дол­гов, мно­гие силь­но облег­че­ны; все они, вос­поль­зо­вав­шись сво­и­ми зако­на­ми и достиг­нув авто­но­мии, ожи­ли. Я дал им дво­я­кую воз­мож­ность осво­бо­дить­ся от дол­гов или облег­чить себе их: первую — тем, что во вре­мя мое­го намест­ни­че­ства они не понес­ли ника­ких рас­хо­дов (гово­ря «ника­ких», не выра­жа­юсь гипер­бо­ли­че­ски), ника­ких, повто­ряю, даже ни в чет­верть асса. Неве­ро­ят­но, насколь­ко горо­да под­ня­лись бла­го­да­ря это­му.

5. К это­му при­со­еди­ня­ет­ся вто­рая. В горо­дах про­ис­хо­ди­ли необы­чай­ные хище­ния, кото­рые ранее совер­ша­ли сами гре­ки, мест­ные долж­ност­ные лица. Я сам допро­сил тех, кто зани­мал долж­но­сти в тече­ние послед­них деся­ти лет; они откры­то при­зна­лись; поэто­му они без бес­че­стья сво­и­ми рука­ми воз­вра­ти­ли день­ги насе­ле­нию, а насе­ле­ние без вся­ко­го сто­на выпла­ти­ло откуп­щи­кам, кото­рым оно ниче­го не вно­си­ло в тече­ние это­го пяти­ле­тия, так­же и день­ги, при­чи­тав­ши­е­ся за преды­ду­щее пяти­ле­тие. Поэто­му я дорог откуп­щи­кам, как глаз. «Бла­го­дар­ным людям», — ска­жешь ты; я это почув­ст­во­вал. В сво­ей осталь­ной судеб­ной дея­тель­но­сти я про­явил опыт и мяг­кость, при­том и уди­ви­тель­ную доступ­ность. Доступ ко мне менее все­го напо­ми­на­ет про­вин­ци­аль­ные обы­чаи: отнюдь не через при­слу­гу. На рас­све­те я бро­жу по все­му дому, как неко­гда — кан­дида­том. Это — рас­по­ла­гаю­щее ко мне и вели­кое дело и для меня еще не уто­ми­тель­ное бла­го­да­ря тому было­му уча­стию в похо­дах.

6. В май­ские ноны я думал — в Кили­кию; про­ведя там июнь месяц (о, если б в мир­ной обста­нов­ке! ведь нам угро­жа­ет тяже­лая вой­на с пар­фя­на­ми), — исполь­зо­вать квинк­ти­лий на обрат­ную доро­гу: ведь годич­ный срок мое­го намест­ни­че­ства исте­ка­ет в день за два дня до секс­тиль­ских календ, и все-таки силь­но наде­юсь, что мне не про­длят сро­ка. Я полу­чил рим­ские акты⁶ за вре­мя вплоть до мар­тов­ских нон. Из них заклю­чаю, что бла­го­да­ря стой­ко­сти наше­го Кури­о­на будет обсуж­дать­ся все, что угод­но, но толь­ко не вопрос о про­вин­ци­ях⁷. Итак, наде­юсь вско­ре увидеть­ся с тобой.

7. Пере­хо­жу к тво­е­му или, луч­ше, наше­му Бру­ту; ведь ты так пред­по­чи­та­ешь. Со сво­ей сто­ро­ны, я сде­лал все, что мог сде­лать в сво­ей про­вин­ции или попы­тать­ся в цар­стве⁸. Все­ми спо­со­ба­ми я вел и веду пере­го­во­ры с царем, посред­ст­вом писем, разу­ме­ет­ся; ведь он нахо­дил­ся у меня в тече­ние трех-четы­рех дней, в состо­я­нии смя­те­ния, от кото­ро­го я изба­вил его. Но и тогда, обща­ясь с ним, и потом в бес­чис­лен­ных пись­мах я не пере­ста­вал насто­я­тель­но про­сить его об упла­те из ува­же­ния ко мне, сове­то­вать и убеж­дать его ради него само­го. Я достиг мно­го­го, но в какой мере, точ­но не знаю ввиду даль­но­сти рас­сто­я­ния. Сала­ми­нян же (этих ведь я мог при­нудить) я заста­вил согла­сить­ся на упла­ту Скап­цию все­го дол­га, но с ростом в одну сотую, счи­тая со дня послед­не­го дол­го­во­го согла­ше­ния, не с посто­ян­ной, но с еже­год­но воз­об­нов­ля­е­мой пла­той за ссу­ду⁹. Они были гото­вы отсчи­ты­вать день­ги, — Скап­ций не согла­сил­ся. Как ты ска­жешь, что Брут хочет что-либо поте­рять? На осно­ва­нии усло­вий зай­ма ему сле­до­ва­ло по четы­ре сотых. Это было неосу­ще­ст­ви­мо, а если бы и было, то я не мог бы это­го допу­стить. По слу­хам, Скап­ций глу­бо­ко рас­ка­и­ва­ет­ся. Он гово­рил, что суще­ст­ву­ю­щее поста­нов­ле­ние сена­та, чтобы суд про­из­во­дил­ся на осно­ва­нии дол­го­во­го обя­за­тель­ства, было при­ня­то из тех сооб­ра­же­ний, что сала­ми­няне сде­ла­ли заем в нару­ше­ние Габи­ни­е­ва зако­на¹⁰, а закон Авла запре­щал суд в слу­чае, когда день­ги взя­ты таким обра­зом; итак, сенат поста­но­вил, чтобы суд был про­из­веден на осно­ва­нии того дол­го­во­го обя­за­тель­ства. Теперь оно име­ет такую же закон­ную силу, как и про­чие, но отнюдь не исклю­чи­тель­ную.

8. Думаю, что дока­жу Бру­ту закон­ность этих моих дей­ст­вий, дока­жу ли тебе, — не знаю, Като­ну во вся­ком слу­чае дока­жу. Но теперь воз­вра­ща­юсь к тебе само­му. Воз­мож­но ли, Аттик, про­слав­ля­ю­щий мое бес­ко­ры­стие и тон­кость обра­ще­ния, чтобы

— как гово­рит Энний, про­сить меня дать Скап­цию всад­ни­ков для взыс­ка­ния денег? Раз­ве ты, будь ты со мной, ты, кото­рый ино­гда пишешь, что ты тер­за­ешь­ся из-за того, что ты не вме­сте со мной, поз­во­лил бы мне это сде­лать, если бы я захо­тел? «Не более пят­на­дца­ти»^[1], — гово­ришь ты. Со Спар­та­ком¹¹ вна­ча­ле было мень­ше. И чего толь­ко не сде­ла­ли бы эти зло­деи на таком без­за­щит­ном ост­ро­ве! Не сде­ла­ли бы? Да нет же! Чего толь­ко они не сде­ла­ли до мое­го при­езда! Они столь­ко дней про­дер­жа­ли сала­мин­ский сенат запер­тым в курии, что несколь­ко чело­век умер­ло от голо­да. Ведь Скап­ций был пре­фек­том Аппия и полу­чил отряды от Аппия. И вот ты, чье лицо, кля­нусь, у меня все­гда перед гла­за­ми, когда я раз­мыш­ляю о каком-либо дол­ге и сла­ве, ты, повто­ряю, про­сишь, чтобы Скап­ций был пре­фек­том! По дру­го­му пово­ду я при­нял за пра­ви­ло не делать пре­фек­та­ми нико­го из дель­цов и полу­чил одоб­ре­ние Бру­та. Чтобы он рас­по­ла­гал отряда­ми кон­ни­цы? Поче­му имен­но ими, а не когор­та­ми? Из-за сво­их рас­хо­дов Скап­ций ста­но­вит­ся рас­то­чи­те­лем.

9. «Ста­рей­ши­ны соглас­ны», — гово­рит он. Знаю, ибо они при­ез­жа­ли ко мне в самый Эфес и с пла­чем сооб­щи­ли о пре­ступ­ле­нии всад­ни­ков и сво­ем бед­ст­вен­ном поло­же­нии. Поэто­му я тот­час же послал пись­мо с при­ка­зом всад­ни­кам уда­лить­ся к опре­де­лен­но­му сро­ку, и за это, а затем за дру­гое сала­ми­няне пре­воз­нес­ли меня до небес в сво­их поста­нов­ле­ни­ях. Но что за надоб­ность в кон­ни­це теперь? Ведь сала­ми­няне пла­тят, — раз­ве что мы, быть может, ору­жи­ем поже­ла­ем добить­ся, чтобы рост исчис­лял­ся в четы­ре сотых. И я когда-либо осме­люсь читать или даже при­кос­нуть­ся к тем кни­гам, кото­рые ты рас­хва­ли­ва­ешь¹², если я совер­шу что-нибудь в этом роде? В этом деле ты с чрез­мер­ной любо­вью, гово­рю я, отнес­ся к Бру­ту, любез­ней­ший Аттик, а ко мне, боюсь, — с малой. Но я напи­сал Бру­ту, что ты писал мне об этом.

10. Теперь об осталь­ном. В защи­ту Аппия¹³ я здесь делаю все, в пре­де­лах доз­во­лен­но­го честью, но вполне охот­но. При этом у меня вовсе нет непри­яз­ни, а Бру­та я люб­лю, и Пом­пей, кото­ро­го я, кля­нусь, с каж­дым днем все боль­ше и боль­ше почи­таю, уди­ви­тель­но настой­чив по отно­ше­нию ко мне. Ты слы­хал, что сюда едет Гай Целий в каче­стве кве­сто­ра. Не знаю, поче­му, но то дело Пам­ме­на¹⁴ не нра­вит­ся мне. В Афи­нах наде­юсь быть в сен­тяб­ре меся­це. Очень хотел бы знать, когда ты выедешь. По тво­е­му пись­му из Кор­ки­ры я сужу о бла­го­нра­вии Сем­п­ро­ния Руфа¹⁵. Чего тебе еще? Завидую могу­ще­ству Весто­рия.

Хочет­ся побол­тать еще кое о чем, но све­та­ет. Тол­па¹⁶ ожи­да­ет меня, Фило­ген торо­пит­ся. Итак будь здо­ров. Когда будешь писать, пере­дашь от меня поже­ла­ние здо­ро­вья Пилии и нашей Цеци­лии¹⁷. При­ми при­вет от мое­го Цице­ро­на.