Перевод А. Е. Кузнецова. Комментарий Н. А. Кулькова, Е. П. Ореханова
OCR: Сергей Лебедев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Какой именно греческий трактат использован в качестве источника для данного произведения, до конца не ясно. Мнение, что это «Топика» Аристотеля, сейчас отвергается. В настоящее время наиболее вероятным считается взгляд, согласно которому Цицерон опирался на сочинение Антиоха Аскалонского, философа, представителя Новой Академии, учителя Варрона и Цицерона, или, может быть, Диодота — философа-стоика, также учителя Цицерона.
В первых пяти параграфах содержится посвящение Требатию, а также интерпретация «Топики» Аристотеля. Далее (§ 6—
I, 1. Когда мы приступили к предметам более обширным и более достойным тех книг, которых мы в краткое время издали немало1, мы по твоему, Гай Требатий, желанию должны были отклониться от нашего пути.
Однажды ты был у меня в Тускуле, и когда каждый из нас для своих занятий разворачивал какие хотел книги, попалась тебе некая «Топика» Аристотеля, изложенная во многих книгах. Привлеченный заглавием, ты стал настойчиво спрашивать мое о ней суждение. 2. Я объяснил, что в этих книгах содержится открытое Аристотелем учение о приискании доказательств, с помощью которого мы достигаем знания об этом, не плутая, но путем науки. Тогда с обыкновенной своей скромностью, но — как я легко мог заметить — с горячим желанием ты попросил меня преподать все это тебе. Я же — отнюдь не для того, чтоб избежать труда, но думая о твоей пользе — убеждал тебя или прочитать самому, или от одного ученейшего ритора усвоить всю эту науку. Как я узнал от тебя, испробовал ты и то и другое. 3. Но от книг оттолкнула тебя их темнота, а великий ритор, полагаю, отвечал, что Аристотеля он не знает. Тем, что ритору не известен философ, с которым сами философы, кроме очень немногих, не знакомы, я, конечно, не удивлен. Но извинить это нельзя. Ведь Аристотель должен был их привлечь не только самими предметами, которые он открыл и о которых он говорит, но и невероятным своей речи богатством и сладостью.
Ты продолжал просить меня, стараясь, впрочем, не быть назойливым — я хорошо это видел — 4., и я не мог долее не возвращать тебе этого долга, чтобы не оказаться неправым перед самим правоведом. Кроме того, ты часто и много писал мне и моим близким2, и я опасался, что если буду и дальше медлить, то это покажется или неблагодарностью, или надменностью…
Но когда мы были вместе… — ты сам лучший свидетель тому, как я был тогда занят.
5. А после, когда я тебя оставил, я отправился в Грецию, и тогда ни Республике, ни друзьям не могли принести пользу мои труды, а мне не снискало чести мое пребывание на войне — чтоб вообще у меня не было такой возможности!
После, когда я приехал в Велию, увидел твой дом и твоих близких, стала меня тревожить эта задолженность, и тогда я не захотел пренебрегать даже молчаливым требованием об уплате. Не имея при себе книг, я восстановил все по памяти и, записав уже во время плавания по морю, послал тебе с дороги, чтобы мое прилежание к твоим просьбам напомнило тебе — хотя и не нуждаешься ты в напоминаниях — и о моих делах!
Но пора приступить к исполнению задуманного.
II, 6. Вся наука искусного ведения спора содержит две части: первая — приискание, вторая — суждение, и, как мне представляется, Аристотель положил начало обеим. Если стоики разработали вторую часть и в науке, называемой ими διαλεκτικὴ, с тщательностью исследовали пути суждения, то искусство приискания, которое называют τοπικὴ3, в обиходе нужнейшее и по природе первейшее, было ими целиком оставлено в стороне. 7. Впрочем, в обеих частях есть великая польза, и мы предполагаем, если случится досуг, исследовать обе, но начнем мы с той, которая является первой.
Спрятанные вещи легко обнаружить, если место их указано и обозначено; подобно этому, когда мы хотим сыскать доказательства, мы должны знать их «места» (этим словом Аристотель назвал как бы хранилища, откуда извлекаются доказательства).
8. Итак, можно определить, что место есть хранилище доказательств, а доказательство есть рассуждение, которое вещь сомнительную делает достоверной.
Из тех мест, в которых заключены доказательства, одни связаны с тем, о чем ведется дело, другие же берутся со стороны. Доказательства, которые заключены в деле, бывают такие: или в целом, или в частях его, или в обозначении, или в том, что как-либо соотносится с вопросом. Сторонним же называется нечто отсутствующее и слишком далеко отстоящее.
9. К предмету рассуждения в целом иногда применяется определение, в котором разворачивается то, что в исследуемой вещи как бы свернуто. Вот образец такого доказательства: «Право гражданское есть справедливость, установленная среди сограждан для охраны имущества; знание этой справедливости полезно; следовательно, наука о гражданском праве полезна».
10. Иногда перечисление частей, которое применяют таким образом: «Если некто не стал свободным ни по цензовому списку, ни по судебному иску, ни по завещанию, то он не свободен; ничего этого нет; следовательно, он не свободен».
Еще применяют обозначение, то есть когда доказательство извлекается из смысла слов. Например, так: «Если закон предписывает оседлому гражданину брать поручителем за себя оседлого, значит, и состоятельному предписывает брать состоятельного; ибо, как утверждает Элий4, состоятельный (locuples) именуется оседлым (assiduus) оттого, что он “ассы дает” (ab acre dando)»5.
III, 11. Доказательства извлекаются также из того, что как-либо соотносится с вопросом. Но этот род доказательств делится на множество частей, и мы называем их, во-первых, сопряжение, далее — то, что отыскивается в роде, далее — в виде, далее — в уподоблении, далее — в различии, далее — в противоположности, далее — в обстоятельствах присоединяемых, предшествующих, последующих и противоборствующих, далее — в причине, далее — в следствии, далее — в сравнении бо́льших, а также меньших частей.
12. Сопряжение отыскивается в словах одного рода, а слова одного рода суть такие, которые происходят от одного корня, но всячески изменяются. Например: мудрый, мудро, мудрость. Сопряжение называется συζυγία, и получается из него такое доказательство: «Если выпас общий, значит, есть право пасти сообща».
13. Род предоставляет такое доказательство: «Поскольку все серебро отказано женщине, то наличные деньги, оставленные в доме, не могут не быть отказаны. Ведь пока вид сохраняет свое наименование, он отнюдь не отделяется от рода, а наличные деньги сохраняют название серебра; получается, что и они отказаны».
14. Вид рода (вид можно иногда называть ради ясности частью) употребляется таким образом: «Если муж отказал деньги Фабии так, как если б она была у него матерью семейства, то, если она под руку мужа не переходила, нет долга на наследнике; ибо “жена” — это род, а в нем два вида: первый — матери семейства, то есть те, которые под руку перешли; другой — те, которые только считаются женами; к этой части и принадлежала Фабия; следовательно, ей не отказано»6.
15. В уподоблении приискивается такое доказательство: «Если разрушится или станет непригодно здание, право пользования которым отказано, то наследник не обязан ни чинить его, ни восстанавливать, точно так, как и возмещать смерть раба, право пользования которым отказано».
16. В различии: «Если муж отказал жене все свои деньги, по этой причине еще не отказано то, что имеется в долговых обязательствах, — ибо важно различие, хранятся ли деньги в сокровищнице или в долговых расписках».
17. В противоположности: «Не должна женщина, которой муж отказал право пользования своим имуществом, оставив ей наполненные вином и маслом хранилища, думать, что все это ей принадлежит, — ведь отказано ей право употребления, а не злоупотребления». Одно другому противоположно.
IV, 18. В присоединяемых обстоятельствах: «Если оставила завещание женщина, которая никогда не лишалась своего правового состояния, […] следует давать владение по ее письменному распоряжению на основании преторского эдикта»7. К делу присоединяется то обстоятельство, что на основании эдикта владение дается по письменным распоряжениям рабов, изгнанников и малолетних8.
19. Теперь о доказательствах из предшествующего, последующего и противоборствующего.
Из предшествующего: «Если развод происходит по вине мужа, то, хотя расторгает брак жена, ничего мужу на детей не оставляется».
20. Из последующего: «Если жена была замужем за тем, на законное супружество с кем она не имела права, то, когда она расторгает брак, ничего мужу на детей не оставляется, поскольку дети за отцом следовать не смогут».
21. Из противоборствующего: «Если отец семейства отказал жене через завещание сыну право пользования служанками, а через следующего наследника не отказал, то со смертью сына женщина не теряет права пользования. То, что было кому-либо дано по завещанию, уже не может быть взято без добровольного согласия получателя, ибо получить по праву и против воли отдать представляют собой то, что противоборствует».
22. В действующей причине такое доказательство: «Каждому дано право к общественной стене пристроить под прямым углом стену или глухую, или с аркой. Если некто, взявшись разрушить общественную стену, обещал возместить возможные убытки, то он не будет должен платить, когда рухнет арка, — виноват не тот, кто разрушал, но виновато само строение, которое было сооружено так, что не смогло устоять без опоры».
23. Наконец, в следствиях: «Когда жена перешла под руку мужа, все ей принадлежавшее отходит к мужу под названием приданого».
Сравнение всегда действенно, если оно построено следующим образом.
Что имеет силу для большей вещи, пусть имеет силу и для меньшей. Например: «Если в городе не проводится межевание, то не должно проводиться и удержание воды»9. И наоборот, что имеет силу для меньшего, имеет силу и для большего — здесь можно перевернуть тот же пример. Далее. Что имеет силу для некоторой вещи, имеет силу и для вещи, ей равной. Например: «Если ручательство при покупке земли дается на два года, пусть то же будет и для дома. Дом не назван в законе и относится ко всем прочим вещам с годичным ручательством, но пусть возобладает справедливость, которая требует равного права в равных делах».
24. Доказательства, привлекаемые со стороны, выводятся прежде всего из авторитета, поэтому греки называют их ἀτέχνους, то есть безыскусными. Например, ты можешь дать такое разъяснение: «Публий Сцевола10 сказал, что “межевая полоса” дома есть та земля, над которой нависает крыша, выдвинутая ради укрытия стены. Поэтому, если с этой крыши будет стекать дождевая вода, это не кажется тебе правонарушением со стороны того, кто оберегал таким образом свой дом».
25. Итак, описанные здесь места дают, подобно азбуке, образцы и общий смысл для нахождения любого доказательства. Довольно ли этого? Для тебя при твоем уме и занятости — конечно. V. Но гостит у меня человек столь жадный до пиршества науки, что я скорее буду угощать его так, чтоб были остатки, чем потерплю, чтоб он ушел не насытившись.
26. Каждое из описанных мною мест имеет свои части, поэтому мы изложим их во всех тонкостях и прежде всего скажем об определении.
Определение есть речь, которая объясняет сущность того, что определяется. Но определения делятся на два главных рода: первый — определение существующих вещей, другой — мыслимых.
27. Существующим я называю то, что можно увидеть и потрогать: земельный участок, дом, стену, сток воды, рабов, скот, посуду, съестные припасы и прочее. (Иногда вы11 должны давать определение таким вещам). Опять же несуществующим я называю то, что нельзя ни потрогать, ни показать, но что можно помыслить и увидеть в уме. Так, если ты захочешь определить присвоение владения, опеку, родство, агнатские отношения, то у этих вещей нет тела, но есть некое очертание, запечатленное и оттиснутое в мысли, которое я называю понятием, а его очень часто приходится разъяснять в доказательствах через определение.
28. Далее, одни определения даются через расчленение, другие — через разделение. Через расчленение — когда данная вещь как бы рассекается на части. Например, если, определяя гражданское право, говорить, что его составляют законы, постановления сената, решения суда, утверждения правоведов, указы магистратов, обычаи, справедливость. Напротив, определение через разделение объемлет все виды, подчиненные тому роду, который определяется. Например, так: «Отчуждение есть дозволенная по гражданскому праву передача другому лицу вещи, подлежащей манципации12, через долговое обязательство или судебный иск».
VI. Есть и другие виды определения, но к цели этой книги они отношения не имеют. Мы должны только объяснить способы определения.
29. Старые авторы дают такое правило: возьми в предмете, который хочешь определить, нечто общее с другими вещами и двигайся далее до тех пор, пока не получится то, что нельзя отнести ни к чему другому. Например: «Наследство есть имущество» — это общее, ибо есть много видов имущества. Добавь последующее: «…которое после чьей-либо смерти к кому-то переходит» — это еще не определение, ибо завладеть имуществом покойного можно многими способами помимо наследства. Добавь одно слово: «по праву», — по-видимому, предмет уже отделен от общности и можно составить такое определение: «Наследство есть имущество, которое после чьей-либо смерти к кому-то переходит по праву». И все-таки этого недостаточно, добавь еще: «…кроме того, что отказано по завещанию или удержано во владении». Определение закончено. Или так: «Родственники суть те, кто имеет одинаковый номен». Недостаточно. «Кто происходит от свободных». И этого недостаточно. «У кого никто из предков не был рабом». Даже теперь чего-то не хватает. «Кто никогда не лишался своего правового состояния»13. Кажется, достаточно. Думаю, что понтифик Сцевола14 не мог бы ничего добавить к этому определению.
Это правило имеет силу для обоих родов определения, все равно, нужно ли определять существующее или мыслимое.
30. Мы уже показали, каков род расчленений, а каков разделений, но следует яснее сказать о различиях между ними.
В расчленении имеются как бы члены, подобно тому как у тела — голова, плечи, руки, бока, голени и прочее. VII. В разделении — виды, именуемые греками εἴδη. Наши, когда им случается об этом толковать, называют это species («зримость»), что и не плохо, но весьма неудобно в речи при изменении по падежам. Я не хотел бы говорить по-латыни specierum, speciebus («зримостей», «зримостями»), а этими падежами приходится часто пользоваться, — другое дело formarum, formis («видов», «видами»). При том что значение обоих слов одинаково, я думаю, что не следует пренебрегать удобством для речи.
31. Род и вид определяют таким образом. Род есть понятие, распространяющееся на множество отличительных признаков. Вид есть понятие, отличительный признак которого может быть соотнесен с родом как с вершиной и источником. Понятием я называю то, что по-гречески будет иногда ἔννοια, иногда πρόληψις. Это — врожденное, предпосланное знание, требующее раскрытия. Итак, виды таковы, что род разделяется на них без остатка. Например, право делится на закон, обычай и справедливость.
Кто думает, что виды тождественны частям, тот вносит в науку путаницу и, обманутый определенным сходством, недостаточно отчетливо распознает то, что следует различать.
32. Кроме этого, ораторы и поэты часто — и не без приятности — дают определения через перенос слова со сходного понятия. Но я без необходимости не буду отступать от употребляемых вами образцов.
Впрочем, Аквилий15, мой друг и коллега, когда велась тяжба о берегах, которые вы хотите сделать полностью общественными, обыкновенно отвечал на вопросы заинтересованных в деле людей «Что есть берег?» таким определением: «То, где поток играет». Это то же самое, как если определять, что юность есть цвет возраста, а старость — закат жизни, используя при этом перенос и отступая от собственных наименований вещей.
Но достаточно о том, что касается определений. Рассмотрим оставшееся.
VIII, 33. Расчленение следует употреблять так, чтобы ни одна часть не была упущена. Например, если ты хочешь разбить на части опеку, то поступишь неумело, если забудешь хотя бы одну часть. Однако, расчленяя формулы иска или займов, ты не сделаешь ошибки, если из бесконечного количества частей какую-нибудь пропустишь. А в разделении это, безусловно, ошибка. Ведь каждому роду подчинено определенное число видов — это разбиение на части может быть беспредельным, как ручьи, вытекающие из родника.
34. Поэтому в учебниках риторики, когда объясняют, что такое «вопрос», исчерпывающе указывают, сколько в этом роде содержится видов. А излагая правила об украшениях слов и мыслей (что называется σχήματα), этого не делают, ибо предмет бесконечен. Из этого можно понять различие, которое мы хотим установить между расчленением и разделением. Хотя очевидно, что слова эти имеют почти одинаковое значение, но поскольку вещи различны, то и названия расходятся.
35. Далее. Многое можно почерпнуть из обозначения, то есть когда доказательство улавливается из смысла имени, что греки называют ἐτυμολογία, буквально «истинословие». Мы, однако, избегая слова нового и довольно неуклюжего, называем этот род notatio («обозначение»), ибо слова суть notae («знаки») вещей, и Аристотель называл именем σύμβολον то, что по-латыни есть nota («знак»). (Впрочем, когда понятно то, что обозначается, нет нужды трудиться над именами).
36. Итак, в споре многое можно извлечь из обозначения. Например, когда спрашивается: «Что есть postliminium (“возвращение из плена”)16?» Я не говорю, «что относится “к возвращению из плена”?» — поскольку этот вопрос попадает под разделение, которое будет таково: «Из плена возвращается человек, корабль, вьючный мул, конь, кобылица, к узде приученная». Но, когда спрашивается о самом смысле «возвращения из плена», приходится разъяснять и слово postliminium.
Наш Сервий17, как мне кажется, не считает нужным придавать в нем значение чему-либо, кроме post («после»), а liminium, по его мнению, есть расширение слова, подобно тому как в finitimus, legitimus, aeditimus («соседний», «законный», «святилищный») timus содержится не более, чем tulium в meditulium («середина»). 37. Напротив, Сцевола, сын Публия, думает, что это сложное слово, в котором есть и post, и limen — «граница» (получается, что когда нечто переходит к врагу и у нас отнимается, а «после» в прежние «границы» возвращается, — это и есть возвращение по праву — postliminium).
В этом роде можно защищать дело Манциния18: он «вернулся из плена», поскольку не был «сдавшимся в плен» (deditum); ведь он не был принят врагом, а сдача в плен (deditio), как и дарение (donatio), не имеет смысла без принятия.
IX, 38. Следующее место составляет то, что как-либо соотносится со спорным предметом. Как я уже говорил, оно разделяется на много частей.
Первое из этих мест — сопряжение (по-гречески συζυγία). Оно близко к обозначению, о котором только что было сказано. Например, положим, что дождевую воду мы понимали до сих пор как «воду, которая скапливается при дожде», но приходит Муций и заявляет, что в силу сопряжения слов «дождевая» и «дождь» надлежит удерживать всякую «воду, которая поднимается при дожде».
39. Далее. Когда доказательство извлекается из рода, не обязательно, чтобы он был самым высшим. Часто и ближайшего рода будет достаточно, лишь бы то, что взято для доказательства, было выше того, для доказательства чего оно взято. Так, для дождевой воды последним родом будет «…которая, с неба ниспадая, при дожде поднимается»; но собственным местом, где как бы содержится право на иск «об удержании воды», будет род «вода вредоносная». В этом роде два вида — вредоносная или вследствие изъяна местности, или — вследствие чьих-либо действий. В последнем случае позволено требовать удержания воды через арбитра, а в первом — не позволено.
40. Доказательство, извлекаемое из вида, бывает удобным и действенным, когда выявляешь части целого. Например: «Злокозненность — это одно делать, другое притворно показывать»; тут можешь ты перечислить случаи, когда это бывает; затем ты включаешь в их число то, о чем ты утверждаешь, что это злокозненность. Этот род доказательства следует считать одним из наиболее сильных.
X, 41. Следующее — уподобление. Оно широко распространено, однако скорее у ораторов и философов, чем у вас. Впрочем, все места могут быть использованы для доказательств в любом споре, но только в одних спорах они встречаются обильно, в других — редко. Но роды их тебе известны, а где ими пользоваться, тебе подскажет само дело.
42. Итак, бывает уподобление, которое получается из сопоставления множества вещей. Например, так: «И опекун, и компаньон, и тот, кому ты даешь поручение, и тот, кто получает залог, обязаны представить доверенность, поэтому и прокуратор обязан».
Уподобление, направляющее нас через множество к желаемому, называется inductio («наведение»), а по-гречески ἐπαγωγὴ. Им часто пользовался в своих беседах Сократ.
43. Другой род уподобления строится из сопоставления, при котором с одной вещью сравнивается другая, ей равная. Таким образом: «Если тяжба о межевании возникает в городе, то требовать арбитра для межевания тебе нельзя, ибо межи бывают на селе, а не в городе».
Или так: «Если убыток от дождевой воды был причинен в городе, то требовать арбитра для удержания дождевой воды тебе нельзя, ибо вообще такие дела относятся к сельской местности».
44. Уподобление также является тем местом, в котором находят примеры. Так, Красс, защищая дело Курия19, привел множество примеров, чтобы доказать, что наследники, назначенные по завещанию при условии, что сын, могущий родиться в течение десяти месяцев, умрет до перехода под опеку, получали наследство, — и упоминание этих примеров возымело действие. Так и вы имеете обыкновение пользоваться ими в своих разъяснениях.
45. Вымышленные примеры имеют тот же смысл, что уподобление, но принадлежат они скорее ораторам, чем вам, хотя и вы имеете обыкновение ими пользоваться. Например, так: «Представь, что некто передал в манципий то, что в манципий дано быть не может. Стала ли вещь принадлежать тому, кто ее принял? Или тот, кто дал вещь в манципий, тем самым связал себя каким-то обязательством?»
Из принадлежащего к этому роду оставляем риторам и философам то, чего быть никак не может, но что говорят ради возвеличивания или умаления предмета (это называют ὑπερβολὴ), когда «даже молчание вещает» и «восстают из мира подземного мертвые» и прочее. Оставляем им и много иных чудес. Но поле для этих приемов шире, ведь, как я уже сказал, из одних мест могут быть выведены доказательства и для важнейших и для ничтожнейших вопросов.
XI, 46. За уподоблением следует различие, которому оно в высшей степени противоположно. Однако отыскивать несходство или подобие это одно и то же. Вот что относится к этому роду: «Правомочно отдать долг самой женщине без ручательства ее опекуна; напротив, долг мальчику или девочке не может быть таким же образом возвращен».
47. Далее. Место, называемое «из противоположности». Есть много родов противоположности. Первый из них содержит то, что, относясь к одному роду, в наибольшей степени различается. Например, мудрость и глупость. К этому роду относятся высказывания, с которыми сталкивается что-то из противоположной области. Например, быстрота и медлительность (но не слабость). Из таких противоположностей получаются такие доказательства: «Если мы избегаем глупости, то стремимся к мудрости» (то же о добре и зле). Противоположные виды, взятые из одного рода, называются противными.
48. Есть и другие противоположности, которые да будет мне позволено назвать по-латыни privantia («лишающими»), а по-гречески они называются στερητικά. Действительно, приставка «не» лишает слова того значения, которое они имели бы без приставки: «честь» — «нечестие» (dignitas — indignitas); «человечность» — «нечеловечность» (humanitas — inhumanitas). Употребляются они так же, как и описанные выше, которые я назвал противными.
49. Есть и другие роды противоположностей. Например, когда устанавливается соотношение: двойной — одинарный, много — мало, длинное — короткое, большее — меньшее.
Еще есть сильные противоположности, которые именуются «отрицательными» (negantia), по-гречески ἀποφατικὰ. Противоположностью высказыванию «Если первое, то […] второе» будет «Ложно, что если — первое, то второе».
Нужны ли здесь примеры? Достаточно при отыскании доказательств понимать, что противоположность не всякой противоположности соответствует.
50. Пример доказательства из присоединяемых обстоятельств я уже привел раньше. Многое, что удобно для защиты, присоединится к делу, если установить, что на основании эдикта владение дается по письменным распоряжениям тех, кто не имеет право оставлять завещание. Но это место имеет значение более для дел с предположениями, когда расследуется, что есть, что произошло, что будет, что вообще быть может.
XII, 51. Вот образец этого места:…
Итак, это место дает правило, как расследовать, что было до события, что после события, что из события произошло. «Все это относится не к праву, но к Цицерону!» — говорил обычно наш Галл20, когда к нему обращались с тем, что требовало расследования самого деяния. Ты, однако, не допустишь, чтобы я пропустил какое-либо место в изложении этой науки, — чтобы не показалось, что, требуя писать лишь то, что важно для самого тебя, проявляешь ты непомерное себялюбие.
Итак, это место принадлежит большею частью риторам — и не только не правоведам, но и не философам.
52. До события — здесь мы расследуем такие вещи, как: приготовления, разговоры, место, званый пир. Вместе с событием: шум ног, крик людей, тени тел и тому подобное. И после события — некто краснеет, бледнеет, запинается — и другие знаки смятения и сознания вины, и еще: огонь погашенный, меч окровавленный и прочее, что может вызвать подозрения.
53. Далее идет место, принадлежащее собственно диалектикам: сопутствующее, предшествующее и противоборствующее, что весьма отлично от присоединяемого. Ведь те присоединенные обстоятельства, о которых я только что говорил, происходят не всегда, а сопутствующие — всегда. Сопутствующим я называю то, что с необходимостью сопутствует вещи. Таково и предшествующее и противоборствующее: то, что предшествует вещи, связано с ней необходимо, а то, что противоборствует, таково, что не может быть с ней связано никогда.
XIII. Итак, данное место делится на три части: сопутствующее, предшествующее, противоборствующее. Так что само место для нахождения доказательств одно, а способов употребления три.
Действительно, если принять, что «женщине должно получить наличные деньги, если ей отказано все серебро», то не будет разницы, построишь ли ты доказательство так: «Если наличные деньги — серебро, то они отказаны женщине; наличные деньги — серебро, следовательно, они отказаны». Или так: «Если наличные деньги не отказаны, значит, наличные деньги — не серебро, но наличные деньги — серебро, следовательно, они отказаны». Или так: «Нельзя, чтоб и серебро было отказано, и наличные деньги не были отказаны; серебро отказано, значит, отказаны и наличные деньги».
54. Такое строение доказательства, когда, приняв первое высказывание, ты получаешь то, что с ним связано, диалектики называют первым способом умозаключения. Когда ты отрицаешь то, что связано, чтобы отрицать и то, с чем оно связано, это называют вторым способом умозаключения. Наконец, когда отрицаешь соединение высказываний и принимаешь одно или несколько из них, чтобы отрицать оставшееся, — это называют третьим способом умозаключения.
55. По третьему способу риторы строят заключения из противоположностей, называя их ἐνθυμήματα, однако не потому, что это наименование не может быть [собственным] обозначением всякого суждения. Так, у греков Гомер ради своего превосходства присваивает общее наименование «поэт» подобно этому, хотя всякое суждение может быть названо ἐνθύμημα, но только то, которое складывается из противоположностей и является самым сильным, завладевает этим общим наименованием как собственным. Вот примеры этого рода:
«Этого страшиться — другого в страхе не держать!»;
«Осуждаешь ту, которую ни в чем не обвиняешь?! Знаешь, что она заслужила благодарность, — говоришь, что она заслужила наказание?!»;
«Твое знание — бесполезно, твое незнание — вредно!».
XIV, 56. Вообще, этот род рассуждений имеет применение и у вас в ваших спорных разъяснениях, но больше — у философов, — им вместе с ораторами и принадлежит это умозаключение из противоположностей, которое диалектики называют «третий способ», а риторы — ἐνθύμημα.
Остались еще многочисленные способы, составляемые диалектиками из разъединения <высказываний>: «Или первое, или второе; первое, и, следовательно, не второе». И еще: «Или первое, или второе; не первое, и, следовательно, второе». Такие умозаключения действенны потому, что в разъединении не может быть истинным более одного <высказывания>. 57. Итак, из описанных выше умозаключений первое диалектики называют четвертым, а последнее — пятым способом. К ним добавляют отрицание соединения: «Ложно, что и первое, и второе; но первое, следовательно, не второе». Это шестой способ. Седьмой: «Ложно, что и первое, и второе; но не первое, следовательно, второе»21.
Из этих способов рождаются бесчисленные умозаключения, в которых — почти вся диалектика. Но даже те из них, которые я объяснил, избыточны для нашего изложения.
58. Ближайшее место — то, что воздействует, что мы называем причинами, а дальнейшее — то, что является следствием действующих причин. Немного раньше я привел среди прочих мест примеры как того, так и другого — конечно, из области гражданского права. Но эти два места простираются гораздо шире.
XV. Есть два рода причин. В первом — то, что своей силой действует с определенным результатом на то, что подлежит действию этой силы. Например: огонь воспламеняет. Во втором — то, что не имеет природной способности воздействовать, но без чего воздействия быть не может. Например: медь можно назвать причиной статуи, ибо статуя без нее не может быть сделана.
59. Из принадлежащих к этому роду причин (тех, без которых невозможно воздействие) одни покоятся, ничего не делают и в определенном смысле косны. Это место, время, материя, орудия и прочее того же рода. Другие создают какие-то предпосылки к осуществлению действия и несут в себе нечто, хотя и не необходимое, но споспешествующее. Например: встреча стала причиной любви, любовь — преступления.
К этому роду относятся причины, тяготеющие от века, из которых соткали стоики «судьбу».
Далее. Мы разделили на роды те причины, без которых невозможно воздействие, но таким же образом можно разделить и действующие причины. Одни причины действуют явно, не нуждаясь в поддержке со стороны. Другие поддержки требуют. Например, одной мудрости достаточно, чтобы сделаться мудрым, а достаточно ли одной мудрости, чтобы сделаться счастливым, это сомнительно.
60. Поэтому, когда в споре приходится столкнуться с причиной, действующей на что-либо с необходимостью, то можно без колебаний выводить заключение о том, что́ возникло под воздействием этой причины. XVI. Напротив, когда причина будет такой, что в ней необходимости воздействия нет, тогда и заключение с необходимостью вывести нельзя. Причины первого рода (те, которые обладают силой необходимого воздействия) почти никогда не приводят нас к заблуждению. Наоборот, те, без которых лишь невозможно воздействие, часто вызывают путаницу. Так, без родителей детей быть не может, но не следует отсюда, что у этих родителей есть необходимая причина родить.
61. Итак, следует тщательно различать «то, без чего не бывает», и «то, в силу чего непременно бывает» нечто.
Вот пример первого:
Если бы в Пелионской роще секирами…
То есть, если бы тогда
Не пали срубленные наземь стволы еловые22…
— то не был бы построен корабль «Арго». Однако в этих стволах не было необходимо действующей силы.
Напротив, когда в корабль Аякса23 было брошено «кудрящееся Перуна пламя», корабль воспламенился по необходимости.
62. Еще различаются причины тем, что одни из них как бы делают свою работу, не побуждаемые ни души влечением, ни волей, ни мнением. Например: все, что возникло, умирает. Другие приводятся в движение или волей, или душевным смятением, или свойством, или природой, или искусством, или случаем.
Волей — это, например, когда ты читаешь эту книжку. Смятением — когда кто-то страшится исхода нынешних бедствий. Свойством — когда кто-то легко и быстро возгорается гневом. Природой — когда порок крепнет со временем. Искусством — когда кто-то хорошо рисует. Случаем — когда кто-то совершил благополучное плавание по морю.
Все это (и вообще все) имеет причину, но причины такого рода не являются необходимыми.
63. Далее. Причины вообще таковы, что в одних есть устойчивость, а в других нет. Устойчивы природа и искусство, а другие причины нет. XVII. Но среди неустойчивых причин одни — очевидные, другие — скрытые. Очевидны те, которые имеют отношение к душевным влечениям и суждениям. Скрыты те, действие которых принадлежит случаю. (Поскольку ничто без причины не происходит, то случай как раз и есть темная и действующая скрытно причина события).
Далее. То, что происходит, осуществляется частью по незнанию, а частью по воле. По незнанию — когда действует необходимость. По воле — когда есть умысел.
64. Например: «Бросить копье — это действие воли, а попасть в кого хочешь — действие судьбы». (Отсюда у вас такое оружие для ведения судебных дел: «Что если копье выскользнуло из рук, а не было брошено?»)
К незнанию и безрассудству относятся и душевные смятения. Хотя в них присутствует действие воли (ведь бранью и уговорами их можно смирить), но свойственные им душевные движения таковы, что действие воли представляется иногда последствием необходимости и, во всяком случае, безрассудства.
65. Итак, место, содержащее причины, изложено полностью. Знание различных видов причин предоставляет и ораторам, и философам в самых важных делах важные и сильные доказательства, а у вас это используется если не столь часто, то едва ли не более тонко. Ведь решения по делам частных лиц даже в наиважнейших случаях зависят, как я думаю, от мудрости правоведов. Именно они так много помогают на суде и советуют, а добросовестным патронам подают оружие, когда те прибегают к их мудрости. 66. Именно они должны приходить на помощь всегда, когда к судебному решению добавлены слова «по доброму доверию» или «как должно быть между добрыми людьми», а в особенности при разбирательстве споров о приданом, в которых «что справедливее, то лучше». Именно они научили нас, что́ есть злой умысел, а что — доброе доверие и справедливость, каковы взаимные обязательства компаньонов, а также тех, кто ведет чужие дела, и тех, чьи эти дела, также тех, кто дает поручение, и тех, кто поручение принимает, а также обязательства мужа перед женой и жены перед мужем.
Пусть места доказательств тщательно изучат не только ораторы и философы, но и правоведы, которые смогут с большей убедительностью обсуждать свои решения.
XVIII, 67. С причинами связано другое место, а именно — следствия причин. Это место открывает удивительные возможности для обильного красноречия ораторам, поэтам и тем философам, которые хотят говорить красиво и красноречиво. Но познав причины, мы знаем уже, что такое следствия.
68. Оставшееся место — это сравнение. Выше, вместе с другими местами, мы дали объяснение и примеры этого рода, сейчас следует показать способ употребления.
Сравнивается или большее, или меньшее, или равное. Причем принимается во внимание следующее: количество, форма, потенция, а также какое-либо отношение к другим вещам.
69. Сравнение по количеству таково: меньшим благам предпочтительны бо́льшие; бо́льшим бедам — меньшие; кратким благам — более продолжительные; более узким — блага широко простирающиеся; также предпочтительны те блага, из которых могут проистечь блага еще большие, и те, которые большинство способно взять за образец и осуществить.
Сравнение по форме — это когда то, к чему следует стремиться ради него самого, противопоставляется тому, к чему следует стремиться ради иного; или врожденное и коренное — воспринятому и привнесенному; или целостное — составному, приятное — менее приятному, честное — даже полезному, легкое — трудному, необходимое — излишнему, свое — чужому, редкое — повсеместному, желанное — тому, без чего легко можно обойтись, завершенное — начатому, целое — частям, произвольное — необходимому, одушевленное — неодушевленному, естественное — противоестественному, искусное — неискусному.
70. Потенция рассматривается в сравнении таким образом: действующая причина более весома, чем недействующая; то, что самодостаточно, лучше того, что нуждается в ином; то, что принадлежит нам, лучше того, что во власти другого; постоянное лучше непостоянного: то, что не может быть отнято, лучше того, что может быть отнято.
Отношение к другим вещам: благополучие первых граждан важнее, чем благополучие остальных; то же относится и к более приятному, к одобряемому большинством, к хвалимому лучшими людьми. Все это сравнительно лучшее, а противоположное этому — худшее.
71. В сравнении равного, напротив, нет превосходства или умаления — есть равенство. Действительно, многое сопоставимо в силу самого равенства, поэтому можно сделать такое умозаключение: «Если приносить пользу согражданам советом и делом в равной степени похвально, то в равной степени достойны славы и те, кто дает совет, и те, кто защищают отечество. Первое истинно, следовательно, истинно и то, что из него выводится».
Правила о приискании доказательств закончены. Если ты будешь опираться на определение, на расчленение, на обозначение, на сопряжение, на род, на вид, на уподобление, на различие, на противоположность, на дополнительные, предшествующие и противоборствующие обстоятельства, на причины и следствия, на сравнение большего, меньшего и равного, то тебе не придется искать каких-либо иных «хранилищ для доказательств» (sedes argumenti).
XIX, 72. Но в самом начале мы разделили наш предмет, сказав, что одни места связаны со спорным делом (о них сказано достаточно), другие же берутся со стороны. Поэтому мы должны сказать немного и о сторонних местах. Хотя к вашим спорам они вообще не относятся, но мы должны полностью исчерпать предмет, за который взялись. Кроме того, и сам ты не таков, чтобы нравилось тебе лишь гражданское право, и я (ведь то, что я пишу для тебя, попадет и в другие руки) стараюсь прилагать усилия, чтобы быть как можно больше полезным всем, кому приятны достойные занятия.
73. Итак, доказательства, которые называются безыскусными, основаны на свидетельстве, а свидетельством мы здесь называем все, что извлекают из какого-либо постороннего предмета ради приобретения доверия. Но далеко не всякое лицо имеет нужный для свидетельства вес, поэтому, чтобы получить доверие, ищут авторитет.
Авторитет дается или природой или временем. Природный авторитет дается исключительно доблестью. Но и время содержит в себе много того, что приносит авторитет: талант, богатство, возраст, удачу, искусство, опыт, необходимость, а иногда и стечение случайностей.
Действительно, считается, что людям талантливым, богатым, испытанным летами и достойным можно верить. Быть может, это и неправильно, но трудно изменить мнение толпы, которому послушны и те, кто судят, и те, кто оценивает людей. Ведь кажется, что всякий, кто превосходит других тем, что я сейчас перечислил, превосходит всех и самой доблестью.
74. Однако и другие вещи, из только что перечисленных, те, в которых нет и видимости доблести, могут укрепить доверие.
Во-первых, искусство — ибо умение владеет великой силой убеждения. Или опыт — ибо людям опытным обычно верят.
XX. Источником доверия является даже необходимость, порождаемая или душой, или телом. Ведь когда говорят люди, истязаемые розгами, пытками или огнем, то считается, что говорит сама истина. То же относится и к душевным потрясениям: скорби, желанию, гневу, страху — все они имеют силу необходимости и поэтому дают авторитет и располагают к доверию.
75. К этому роду принадлежат и такие вещи, как детский возраст, сон, безрассудство, опьянение, безумие, поскольку они обнаруживают иногда истину.
Дети часто дают показания, значение которых им непонятно. Часто сон, вино и безумие многое раскрывают. Немало и таких, кто попадается по своему безрассудству, как это случилось недавно со Стаиеном24. Он говорил, а добрые люди его подслушали из-за стены, и когда речи его были разглашены и донесены суду, его приговорили к смертной казни. Что-то похожее мы знаем о лакедемонянине Павсании25.
76. Стечение случайностей — это когда совершается, делается или говорится то, что должно бы быть скрыто. Сюда можно отнести и то множество уличающих в измене обстоятельств, которые навалились на Паламеда26, — получается, что сама истина может быть иногда опровергнута такого рода свидетельствами!
К этому роду свидетельств относится и мнение толпы, поскольку это как бы свидетельство многих людей.
Далее. То, что вызывает доверие в силу доблести, разделяется на две части: первая создается природой, вторая — трудом. Природа возвеличивает доблесть богов, труд — людей.
77. Вообще божественные свидетельства таковы. Первое — это речь, то есть оракулы (oracula), которые названы так потому, что содержат в себе речь (oratio) богов. Затем вещи, в которых как бы присутствуют деяния богов. Это, во-первых, само мироздание со своим порядком и красотой (ordo et ornatus). Во-вторых, в воздухе — полеты и пение птиц, в воздухе же — шум и пылание, на земле — многочисленные знамения, а также открытое людьми искусство гадания по внутренностям. Кроме того, спящие получают во сне много знаков <грядущего>.
Вот из этих мест получают иногда свидетельства богов ради приобретения доверия.
78. По отношению к человеку наиболее важно мнение о доблести, а мнение таково, что не столько тот имеет доблесть, кто имеет, а прежде всего тот, кто ее показывает.
Поэтому когда люди видят тех, кто посвятил себя дарованию, учению и науке, тех, чья жизнь умеренна, непредосудительна и безупречна — таковы Катон, Лелий, Сципион и многие другие, — то считают, что их качества соответствуют мнению, которые они создают о себе. Так думают не только о тех, кто занимает постоянно высокие государственные должности, но и об ораторах, философах, поэтах, историках, в речах и сочинениях которых часто находят нужный для утверждения доверия авторитет.
XXI, 79. Все места для доказательств изложены, и теперь важно усвоить следующее: нет спора, в котором не встретилось бы какое-нибудь место, но далеко не все места попадаются в любом споре, поскольку одни из них приспособлены для одних вопросов, другие — для других.
Вопросы бывают двух родов. Одни — законченные, другие — незаконченные. Законченные называются по-гречески ὑπόθεσις, а по-нашему «речь» (causa). Незаконченные — это у них θέσις, что мы можем назвать «предложением» (propositum).
80. Речь отличается тем, что в ней точно определены лица, место, время, содержание иска, взаимоотношения в связи с делом (или всё это, или бóльшая часть). В предложении же — только кое-что из перечисленного, пусть и многое, но не самое важное. Итак, предложение — это часть законченной речи.
Далее. Всякий вопрос касается какой-либо вещи, определяющей содержание речи: или одной, или многих, а иногда всех. 81. Но вопросы о «всякой вещи» бывают двух родов. Первый касается знания, второй — действия.
82. Знания касаются вопросы, цель которых наука. Например, когда спрашивается: «Установлено ли право природой или человеческим соглашением и уложением?» Вопрос о действии будет, например, такой: «Станет ли мудрец заниматься государственными делами?»
Вопросы о знании разделяются на три части, то есть когда спрашивается: «есть ли нечто?», или «что есть нечто?», или «каково нечто?». Первый вид вопроса разъясняется через предположение, второй — через определение, третий — через разграничение права и противоправия.
Первый способ, предположение, разделяется на четыре части.
Первая — когда спрашивается «есть ли нечто?». Вторая — «откуда возникло?». Третья — «по какой причине произошло?». В четвертой части спрашивается об изменении вещи.
Вот пример вопроса «есть ли нечто?»: «Существуют ли честь и справедливость в действительности или только во мнении?»
Вопрос «откуда возникло?» будет такой: «Создается ли доблесть природой или же обучением?»
О действующей причине спрашивают, например, так: «Чем создается красноречие?»
И об изменении: «Может ли красноречие в силу каких-то изменений превратиться в бессловесность?»
XXII, 83. Далее. Когда спрашивается «что есть нечто?», следует излагать понятие, отличительное свойство, разделение, расчленение. Все это относится к определению. Но сюда добавляют еще описание, которое по-гречески называется χαρακτῆρα.
Таков, например, вопрос о понятии: «Справедливо ли то, что полезно более могущественному?»
Вопрос об отличительном свойстве: «Поражает ли эта болезнь только людей или также и зверей?»
О разделении (как и о расчленении) такой вопрос: «Делится ли благо на три рода?»
Описание — это когда описывается чья-либо природа или образ жизни: «каков скупец, каков льстец» и прочее.
84. Когда спрашивается «каково нечто?», вопрос ставится или простой, или со сравнением. Простой вопрос: «Следует ли стремится к славе?» И сравнительный: «Следует ли славу предпочесть богатству?»
Простых вопросов три рода: о том, к чему следует стремиться и чего избегать, о справедливости и несправедливости, о честном и постыдном. Сравнительных — два: первый «о чем-либо и об ином», второй «о большем и меньшем».
Вот вопросы о том, к чему стремиться и чего избегать: «Стремиться ли к славе? Избегать ли бедности?»
О справедливости и несправедливости: «Справедливо ли мстить всякому, кто нарушил твое право?»
О чести и стыде: «Честь ли умереть за отечество?»
85. Во втором роде, который состоит из двух частей, первая — это вопрос «о чем-либо и об ином». Например, когда спрашивается: «Чем отличается друг от льстеца, царь от тирана?» Вторая часть — вопрос «о большем и меньшем». Например, когда спрашивается: «Что больше — знание красноречия или гражданского права?»
О вопросах, касающихся знания, достаточно.
86. Остались вопросы, касающиеся действия. Их два рода. Первый — вопросы об обязанностях. Второй — о движениях души, которые или возникают, или стихают, или вовсе исчезают.
Вопрос об обязанностях: «Заводить ли детей?»
Вопрос о душевных движениях может содержать призывы к защите государства, к славе, к почестям. Сюда же относятся жалобы, подстрекательства, слезные мольбы и речи, обуздывающие гнев, изгоняющие страх, радость безудержную охлаждающие, страдание укрощающие.
Все указанные роды вопросов содержатся в предложениях, но применяются они и в законченных речах.
XXIII, 87. Наконец надо рассмотреть, какие места пригодны для каждого вопроса.
Как мы уже сказали, все места пригодны для большинства вопросов, но для некоторых некоторые места особенно удобны.
Для предположения чрезвычайно удобны доказательства, находимые в причинах, в следствиях, в присоединяемых обстоятельствах.
Для определения полезны правила науки определения. К этому роду близко и то, что, как мы сказали, называется вопросом «о чем-то и об ином», поскольку это разновидность определения. Поэтому, когда спрашивается: «Упрямство — то же ли это, что и упорство?», следует выносить суждение на основании определений. 88. Для вопроса такого рода будут удобны также места «из последующего, предшествующего и противоборствующего», к которым надо добавить причины и следствия. Действительно, предположим, что эта вещь за той следует, а за другой не следует, что та вещь этой предшествует, а другой не предшествует, что этой вещи та причина, а у другой — иная, что из этого проистекает одно, а из того — другое. Все это может пригодиться для вопроса «то же или иное?».
89. Третий род вопросов (когда спрашивается «каково нечто?») — это сравнение, и к нему относится все то, что немного раньше было перечислено в месте «сравнение».
Когда спрашивается, чего следует избегать, к чему стремиться, то нацеливаются на удобства и неудобства или душевные, или телесные, или внешние. Когда спрашивается о чести и стыде, речь должна быть направлена на душевное благо или зло.
90. Когда спрашивается о справедливости и несправедливости, следует обратиться к местам, имеющим отношение к справедливости. Их различают два: природа и установление. Справедливость по природе делится на две части: уделять каждому свое и право отмщения. Справедливость по установлению — на три части. Первая — закон, вторая — приличия, третья — старинные обычаи. Еще говорят, что справедливость делится на три части так: одна — для богов, другая — для манов, третья — для людей. Первая — благочестие, вторая — почитание предков, третья — право и справедливость.
XXIV. О предложении — более чем достаточно. Скажем наконец и о речи, но немного, поскольку в речи немало общего с предложением.
91. Речи бывают трех родов: судебные, совещательные, хвалебные. Их цели сами по себе поясняют, какими местами следует пользоваться в каждом роде.
Цель суда — правосудие (отсюда и название), а части права были изложены в разделе о справедливости.
Цель совещания — польза, а части ее только что изложены (это то, к чему следует стремиться).
Цель хвалы — оказание почестей, о чем также было сказано раньше.
92. Далее. Вопросы, которым было дано определение, строятся на основе своих собственных мест.
Прежде всего правосудие разделяется на обвинение и защиту, которая сама делится на следующие роды.
Когда обвинитель кого-либо изобличает в содеянном, то защитник может противопоставить ему одно из трех: или «это не было содеяно», или «содеяно, но деяние должно быть определено иначе», или «содеяно по праву». Первое называется речью отрицающей, или предполагающей; второе — речью определяющей; третье — хотя слово несколько тяжеловесно — речью правоутвердительной.
XXV. Доказательства, присущие каждому виду речей, могут быть найдены в местах, нами уже изложенных, и о них говорится в учебниках по ораторскому искусству.
93. Так как опровержение обвинения, содержащее отрицание вины, называется по-гречески στάσις, то по-латыни мы можем назвать его «постановка» (status); это — исходная точка, на которой стоит защита, готовясь к ответному нападению. Такие же постановки бывают и в совещательных, и в хвалебных речах.
Действительно, когда кто-нибудь, подавая совет, утверждает, что произойдет нечто, нам часто приходится доказывать, что этого не будет или потому, что этого вообще не может быть, или потому, что может, но с большими трудностями. Это доводы, основанные на постановке, связанной с предположением. 94. Когда же ведется спор о пользе, чести, справедливости и о том, что им противоположно, имеет место постановка, связанная с правом и наименованием, <определяющим дело>.
Все это относится и к хвалебным речам. Можно утверждать, что или не было содеяно то, что хвалят, или что оно обозначается иным наименованием, а не тем, каким пользуется хвалитель, или что оно вовсе не похвально, ибо содеяно не по правде и не по праву. Все это использовал — и слишком бесстыдно — Цезарь против моего «Катона»27.
95. Следствием постановки является тяжба, которую греки называют κρινόμενον, а я решил (только потому, что пишу для одного тебя) назвать это «предмет разбирательства». То, на чем основан предмет разбирательства, пусть называется основанием. Это как бы опоры, лишившись которых, защита разрушится.
Далее. Для разрешения споров ничто не имеет значения большего, чем закон. Поэтому мы должны приложить все силы к тому, чтобы закон стал нашим помощником и свидетелем. Отсюда появляются новые виды постановок, которые называются «препирательством о законах».
96. Иногда защищаются тем, что, де, закон утверждает не то, чего хочет противная сторона, а это бывает, когда текст неясен и согласуется с двумя различными применениями. Иногда писаному тексту можно противопоставить волю писавшего, чтобы вести спор так: «Что значит больше, слова или замысел?». Иногда закону противопоставляют закон, ему противоречащий. Таковы три рода приемов, на основании которых можно оспорить любой текст, это двусмысленность, несовпадение текста и воли писавшего, противоречащий текст.
XXVI. Ясно, что такие же основания для ведения спора существуют не только по отношению к законам, но и по отношению к завещаниям, заемным договорам и другим делам, где иск опирается на писаный текст. В других книгах объясняется, как со всем этим обходиться.
97. Не только дело целиком, но и части речи получают подкрепление из все тех же мест, частью из специальных, частью из общих.
Например, зачин речи, когда надо сделать слушателей благожелательными, восприимчивыми и внимательными, строится на основе специальных мест. То же следует делать и в повествовании, чтобы оно, соответствуя своей цели, было ясным, кратким, внятным, достоверным, сдержанным и не лишенным достоинства. Это должно присутствовать и во всей речи, но в особенности свойственно повествованию.
98. За повествование следует увещевание, и здесь необходимы прежде всего места, предназначенные для убеждения (о них мы говорили в общих наставлениях об искусстве речи).
В заключении применяют различные места, но больше всего амплификацию. Она действует так, что душа или возбуждается, или успокаивается, а если она уже подверглась такому воздействию, тогда речь или сглаживает, или усиливает движение души. 99. Правила, касающиеся этого приема (здесь способы возбуждать и жалость, и гнев, и ненависть и зависть) изложены в других книгах, которые ты можешь вместе со мной прочитать, если захочешь. Но что касается того, о чем, как я мог понять, ты просил, то я уверен, что твое желание с избытком удовлетворено!
100. Ведь для того, чтобы не пропустить что-либо, хоть как-нибудь относящееся к правилам о поиске доказательств, я охватил гораздо больше, чем ты просил. Я поступил так, как обыкновенно делает нескаредный продавец. Когда он продает дом или землю, удержав за собой «все вырытое и срубленное», он оставляет для покупателя на месте то, что было уместно и ладно устроено ради украшения. Так и мне захотелось добавить кое-что к тому, что я должен был передать тебе во владение, — украшения, превышающие размер моего долга.
ПРИМЕЧАНИЯ