Текст приводится по изданию:
Марк Валерий Марциал. Эпиграммы. СПб., Издательство АО «КОМПЛЕКТ», 1994. Перевод Ф. А. Петровского.
Марк Валерий Марциал. Эпиграммы. СПб., Издательство АО «КОМПЛЕКТ», 1994. Перевод Ф. А. Петровского.
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13 (20)
14 (13)
15 (14)
16 (15)
17 (16)
18 (17)
19 (18)
20 (19)
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
60
61
62
63
64
65
66
67
68
69
70
71
72
73
74
75
76
77
78
79
80
81
82
83
84
85
86
87
88
89
90
91
92
93
94
95
96
97
98
99
100
101
102
103
104
| 1 | |
| Коль чересчур я длинна и кажусь я тебе бесконечной Книгой, поменьше прочти: книжечкой стану тогда. Неоднократно мои страницы кончаются кратким Стихотвореньем: так вот ты и читай только их. |
|
| 2 | |
| Наскоро писана мной десятая книга, скользнувши Наспех из рук, а теперь все переделать пришлось. Здесь кое-что ты читал, но вновь отшлифовано это, Новых стихов большинство: будь благосклонен и к ним. |
|
| 5 | Ты ведь, читатель, — мое богатство; тебя мне давая, Рим говорил: «Ничего большего нет у меня. Волн ты медлительных с ним избегнешь Леты немилой, И не погибнет твоя лучшая часть никогда. Мрамор Мессалы уже расщепляет смоковница; жалким |
| 10 | Криспа смеется коням дерзкий погонщик мулов. Ну а бумаге и вор не страшен, и время на пользу: Памятник только такой смерти не знает вовек». |
| 3 | |
| Рабов остроты, грязный вздор, ругань, Все, что болтает гнусным языком гаер, За что и серной даже не дал бы спички Ватиньевой посуды в черепках скупщик, |
|
| 5 | Исподтишка какой-то стихоплет всюду Разносит, как мое. Ну можно ль, Приск, верить, Что попугай как перепел кричать начал, А Кан бы на волынку променял флейту? Молвой позорной не чернят моих книжек: |
| 10 | На белых крыльях их несет, блестя, слава. Что добиваться мне известности гнусной, Когда молчанье достается мне даром? |
| 4 | |
| Что об Эдипе читать, о сокрытом мглою Тиесте, Скиллах, колхийках, о всех чудищах только читать? Что тебе Партенопей, иль похищенный Гил, или Аттис? В Эндимионе, скажи, спящем какой тебе прок? |
|
| 5 | Или же в мальчике том, с которого падают крылья? В Гермафродите, кому нимфы противна любовь? Чем привлекает тебя такой вздор на жалкой бумаге? То́ ты читай, где сама жизнь говорит: «Это я». Здесь ты нигде не найдешь ни Горгон, ни Кентавров, ни Гарпий, |
| 10 | Нет, — человеком у нас каждый листок отдает. Но ведь ни нравов своих, ни себя ты не хочешь, Мамурра, Знать? Так «Начала» тогда ты Каллимаха читай. |
| 5 | |
| Пусть, тот кто сто́лу презирает иль пурпур И то, что должен чтить, язвит стихом дерзким, Блуждает в Риме, изгнан с моста и склона, И как последний хриплый нищий он просит |
|
| 5 | Себе дрянных кусков собачьего хлеба; Пускай декабрь холодный и зимы слякоть Доймут его, когда под сводом он мерзнет, И пусть блаженной тех считает он участь, Кого выносят, положив на одр Орка. |
| 10 | Когда же оборвется нить его жизни, То пусть он в этот день грызню собак слышит, Своим лохмотьем отгоняя птиц хищных, Да и по смерти презрят пусть его просьбы, И пусть Эак суровый бьет его плетью, |
| 15 | И пусть Сисифа будет он горой сдавлен, И жаждать будет в волнах болтуна старца, И сам претерпит он поэтов все басни. Когда ж веленьем Фурий скажет он правду, Пусть, выдав сам себя, он: «Я писал!» — крикнет. |
| 6 | |
| Счастливы те, кому вождь явился в северных странах И в озарении солнц, и в озарении звезд. Скоро ль наступит тот день, когда поле, деревья и окна Женами Лация все празднично будут сиять? |
|
| 5 | Скоро ли будет весь Рим, на Фламиньеву выйдя дорогу, В сладком волнении ждать Цезаря дальнюю пыль? Скоро ли, всадники, вы, и в пестрых нильских туниках Двинетесь, мавры, и весь крикнет народ: «Он идет!»? |
| 7 | |
| Нимф родитель, о Рейн, и всех потоков, Что питаются снегом вод одрисских, Наслаждайся всегда ты светлым током! Да не будет волов погонщик дерзкий |
|
| 5 | Бороздить колесом тебя тяжелым; Ты ж, опять получив рога златые, Римским будь навсегда в брегах обоих! Но, по просьбе владыки-Тибра, Риму И народу его верни Траяна. |
| 8 | |
| Замуж идти за меня очень хочется Павле, но Павлы Я не желаю: стара. Старше была б, — захотел. |
|
| 9 | |
| Мой в одиннадцать стоп, слогов во столько ж Стих и острый, и вместе с тем не наглый Чужеземцам известен и народу Рима. Я — Марциал. Ужель завидно? |
|
| 5 | Не известней ведь я, чем конь Андремон. |
| 10 | |
| Если вступающий в год при фасциях, лавром увитых, Тысячу ты поутру можешь порогов обить, Мне-то что делать теперь? С чем же, Павел, ты нас оставляешь — Нумы народ и толпу эту густую людей? |
|
| 5 | Кто б ни взглянул на меня, восклицать «господин мой» и «царь мой»? Это — и льстиво-то как! — ты ведь и сам говоришь. Мне ли за креслом ходить, за носилками? В самую грязь ты Лезешь, чтоб первым идти или чтоб даже нести. Мне ль постоянно вставать при чтенье стихов? Сам стоишь ты, |
| 10 | Обе руки поднося одновременно ко рту. Что бедняку предпринять, коль нельзя записаться в клиенты? Пурпур торжественный ваш все наши тоги прогнал. |
| 11 | |
| На языке у тебя лишь один Тесей с Пирифоем, Каллиодор, и себя мнишь ты Пиладом самим. Пусть я погибну, коль ты подать достоин Пиладу Даже горшок иль пасти у Пирифоя свиней. |
|
| 5 | «Другу, однако, — как ты говоришь, — подарил я пять тысяч Да еще тогу, что мыл раза четыре всего». Знаешь ли ты, что Орест не давал подарков Пиладу? Тот же, кто много дарит, в большем откажет тебе. |
| 12 | |
| Едешь в Эмилии край, в Аполлонову область — Верцеллы, И к Фаэтонову ты Паду спешишь на поля. Пусть я умру, коль с тобой неохотно прощаюсь, Домиций, Хоть без тебя ни один милым не будет мне день. |
|
| 5 | Мне облегчает тоску сознанье, что ты хоть на лето От городского ярма освобождаешь себя. В добрый же путь! И впивай ты жадной кожею солнце. Как ты прекрасен теперь станешь, уехав от нас! Неузнаваемым ты к своим белым друзьям возвратишься, |
| 10 | Щеки на зависть твои будут всей бледной толпе, Весь свой здоровый загар ты сразу в Риме утратишь, Пусть даже с нильским лицом черным вернешься ты к нам. |
| 13 (20) | |
| Что кельтиберский Салон влечет меня в край златоносный, Что повидать я хочу город родной на холме, Все это ради тебя, мой Маний, кого с беззаботных Лет я любил, с кем дружил в юности ранней моей. |
|
| 5 | Ради тебя: никого не найти в стране Иберийской Лучше тебя и любви верной достойней, чем ты. Я в гетулийских шатрах, у пунийцев, жаждой томимых, В хижинах скифских с тобой, Маний, охотно бы жил. Если ты сердцем со мной, коль мы любим взаимно друг друга, |
| 10 | В месте любом на земле будет обоим нам Рим. |
| 14 (13) | |
| Неженки слуги твои в дорожной едут повозке, В облаке пыли, вспотев, скачет ливиец верхом; Байи твои — не одни, а несколько — в мягких кушетках, И от духов побледнел цвет у Фетидиных вод; |
|
| 5 | Сетии вина блестят в хрустальных чашах прозрачных, Да и на лучшем пуху даже Венера не спит. Ты же лежишь по ночам у порога любовницы вздорной И на глухую, увы, дверь свои слезы ты льешь; Жгут твою жалкую грудь немолчные тяжкие вздохи… |
| 10 | Знаешь, в чем горе твое, Котта? Без горя живешь. |
| 15 (14) | |
| Ты говоришь, что ни в чем моим ты друзьям не уступишь, Но, чтоб уверить меня, что же ты делаешь, Крисп? В долг я просил у тебя пять тысяч. Ты отказал мне, Твой же тяжелый сундук доверху полон монет. |
|
| 5 | Дал ли когда-нибудь мне ты модий бобов или полбы, Хоть арендатор-то твой нильские пашет поля? Дал ли когда-нибудь мне ты зимою короткую тогу? Дал ли мне серебра ты хоть полфунта когда? Я ничего не видал, чтобы счесть тебя истинным другом, |
| 10 | Кроме того, что при мне ветры пускаешь ты, Крисп. |
| 16 (15) | |
| Сердце богатой жены пронзил заостренной стрелою Апр, упражняясь в стрельбе: Апр ведь искусный стрелок. |
|
| 17 (16) | |
| Если, по-твоему, дар не подарок, а лишь обещанье, То, уж конечно, в дарах, Гай, я тебя превзойду. Что в калаикских полях астуриец копает, бери ты, Что под водой золотой в Таге богатом лежит, |
|
| 5 | Что в эритрейской траве находит смуглый индиец, Что у единственной есть птицы чудесной в гнезде, Все, что бессовестный Тир уминает в котле Агенора, Все, что есть в мире, бери так же, как ты мне даешь. |
| 18 (17) | |
| Макра желаешь надуть, не послав сатурнальского дара, Муза, напрасно. Нельзя: требует сам он его. Праздничных шуток себе, — не унылых просит он песен И недоволен, что вдруг смолкли остроты мои. |
|
| 5 | Но ведь он занят теперь землемерами. Что ж тебе делать, Аппиев путь, если Макр мною займется теперь? |
| 19 (18) | |
| Ни на обед не зовет, не дарит, не берет на поруки Марий и в долг не дает: нет у него ничего. Но тем не менее льнет толпа к бесполезному другу. Сколько же, Рим, у тебя в тогу одетых глупцов! |
|
| 20 (19) | |
| Без особой учености, не строго, Но изящно написанную книжку Ты речистому Плинию в подарок Отнеси, моя Муза. Ведь нетрудно, |
|
| 5 | По Субуре пройдя, на холм подняться. Там сейчас же увидишь ты Орфея Над его полукруглым водоемом, Изумленных зверей, владыки птицу, Что уносит фригийца громовержцу; |
| 10 | Здесь же дом твоего стоит Педона, Изваянье орла на нем поменьше. Но смотри же, в обитель красноречья Не ломись ты не вовремя, пьянчужка: Целый день он Минерве строгой предан, |
| 15 | Речь готовя для Ста мужей такую, Что ее все потомки сопоставить Смогут даже с твореньями арпинца. При лампадах пройдешь ты безопасней, Этот час для тебя: Лиэй гуляет, |
| 20 | И царит в волосах душистых роза: Тут меня и Катон прочтет суровый. |
| 21 | |
| Секст, что писанья твои едва и Модест понимает Или Кларан, почему это приятно тебе? Книги твои невозможно читать: Аполлона тут нужно! Если ты прав, то Марон Цинною был превзойден. |
|
| 5 | Пусть восхваляют тебя, а я пусть буду любезен, Секст, для ученых людей и без ученых людей. |
| 22 | |
| Зачем на подбородке я ношу пластырь И белой мазью губы, хоть здоров, мажу, Филена? Целоваться мне с тобой страшно. |
|
| 23 | |
| Минуло Марку уже Антонию целых пятнадцать Олимпиад, и была жизнь безмятежна его. И, на прошедшие дни озираясь и мирные годы, Он не страшится воды Леты, уж близкой к нему. |
|
| 5 | В памяти нет у него неприятных и тяжких мгновений, Не было дня, о каком вспомнить бы он не хотел. Так долготу бытия он, достойнейший муж, умножает: Дважды живешь, если ты жизнью былою живешь. |
| 24 | |
| День рождения мой, Календы марта, День прекраснее всех Календ годичных, День, когда мне и девы шлют подарки, Пятьдесят ведь седьмой пирог кладу я |
|
| 5 | На алтарь ваш с ларцом для фимиама. К этим го́дам, прошу я, если можно, Восемнадцать годов вы мне прибавьте, Чтоб, еще стариком не ставши дряхлым, Но проживши три срока нашей жизни, |
| 10 | К рощам девы сошел я Елисейской. Сверх же Нестора лет и дня не надо. |
| 25 | |
| Если представший тебе недавно на ранней арене Муций, который в огонь руку свою положил, Кажется мужем тебе терпеливым, храбрым и стойким, То ты не выше умом, чем абдеритов толпа. |
|
| 5 | Ибо, когда говорят, показав смоляную рубаху: «Руку сожги!» — то смелей будет сказать: «Не сожгу!» |
| 26 | |
| Тростью латинскою, Вар, ты почтен в городах паретонских И предводителем стал славным ты сотни мужей. Тщетно, однако, твое Квирину Авзонии слово: Чуждою тенью лежишь ты у Лагидов в земле. |
|
| 5 | Нам не дано оросить слезами твой лик охладелый И воскурить фимиам на погребальном костре, Но сохраниться должно в стихах твое имя навеки. Нил вероломный, ужель можешь и тут отказать? |
| 27 | |
| В день рожденья сенат у тебя, Диодор, за обедом, Ты приглашаешь к себе всадников чуть ли не всех, В тридцать сестерциев всем раздаешь ты щедро подачку, Но родовитым тебя все ж, Диодор, не сочтут! |
|
| 28 | |
| О достославный отец годов и прекрасного мира, Коего первым народ чтит, обращаясь с мольбой! Ранее ты обитал в проходном и ничтожном жилище, Через которое весь Рим многолюдный ходил. |
|
| 5 | Ныне пороги твои оградил благодетельный Цезарь, И по числу своих лиц, Янус, ты форумы зришь. Ты же, родитель святой, за такие дары благодарный, Двери железные войн вечно держи на замке. |
| 29 | |
| Блюдо, какое ты мне посылал на праздник Сатурна, Нынче любовнице ты, Секстилиан, отослал. Ну а на тогу, что мне в Календы марта дарил ты, Платье зеленое ей ты для обедов купил. |
|
| 5 | Девочки, Секстилиан, ни гроша тебе больше не стоят, Раз на подарки мои с ними теперь ты живешь. |
| 30 | |
| О Формий благодатных сладостный берег, Куда, оставив город грозного Марса И скинув бремя всех своих оков тяжких, Аполлинарий наш готов всегда ехать! |
|
| 5 | Он меньше любит Тибур, дом жены славной, Иль Тускул, или Алгида приют тихий, И не любезны так Пренеста, иль Антий, Дарданская Кайета, иль Цирцей прелесть, Не привлекают ни Марика, ни Лирис, |
| 10 | Ни Салмакида, что течет в Лукрин светлый. Фетиду бороздит здесь ветерок мягкий, Не дремлют волны, но живая гладь моря При легком дуновенье челн несет пестрый; Прохладой веет тут, как будто бы дева |
| 15 | Полой пурпурной машет, не любя зноя; Добычи в море леска здесь не ждет долго, Но, лишь закинь ее с постели иль с ложа, Уж сверху видно: тащит в глубь ее рыба. А коль Эола над собой Нерей чует, |
| 20 | Над бурей стол смеется: есть всего вдоволь. В садке жиреет палтус свой, морской окунь, Плывет мурена, зов хозяина слыша, Привратник поименно голавлей кличет, Барвен-старушек заставляет он выплыть. |
| 25 | Но вот когда ты, Рим, пожить сюда пустишь? И разве много дней формийских год выдаст Тому, кто суетой столичных дел связан? О, как привратник, как приказчик здесь счастлив: Хозяйство это для господ, а вам служит. |
| 31 | |
| Продал вчера своего за двенадцать тысяч раба ты, Чтоб пообедать разок, Каллиодор, хорошо. Но не хорош твой обед: в четыре фунта барвена Блюдом была основным и украшеньем стола. |
|
| 5 | Хочется крикнуть тебе: «Негодяй, это вовсе не рыба: Здесь человек! А ты сам, Каллиодор, людоед!» |
| 32 | |
| Этот портрет, что я чту приношением роз и фиалок, Чей он, ты хочешь, узнать, Цецилиан, у меня? Марк был Антоний таков в свои цветущие годы. В этом портрете себя юношей видит старик. |
|
| 5 | О, коль искусство могло б выражать и характер и душу, Лучшей картины нигде быть не могло б на земле. |
| 33 | |
| Галл Мунаций, прямей и чище древних сабинов И превосходней, чем был старец Кекропов, душой, Пусть твоей дочери брак нерушимый Венерою чистой Будет дарован в дому светлом у сватьев твоих. |
|
| 5 | Ты же, прошу, коль стихи, напоенные ржавой отравой, Злобная зависть решит как-нибудь мне приписать, Ты подозренье от нас отведи и настаивай твердо, Что не способен на них тот, кто читателям мил. Книжки мои соблюдать приучены меру такую: |
| 10 | Лиц не касаясь, они только пороки громят. |
| 34 | |
| Да воздадут божества тебе, Цезарь Траян, по заслугам И соизволят хранить вечно, что дали тебе. Восстановляешь ты вновь в правах оскорбленных патронов: Свой же отпущенник их в ссылку теперь не сошлет. |
|
| 5 | Ты удостоен хранить в безопасности также клиентов; Это ты всем и всегда можешь легко доказать. |
| 35 | |
| Пусть Сульпицию все читают жены, Что хотят лишь своим мужьям быть милы, Пусть Сульпицию все мужья читают, Что хотят лишь своим быть милы женам. |
|
| 5 | Ни о страсти колхийки там нет речи, Ни о пире свирепого Тиеста; Сказок нет там о Библиде и Скилле: Учит чистой она любви и верной, Удовольствиям, ласкам и забавам. |
| 10 | Кто достойно стихи ее оценит, Никого не найдет ее игривей, Никого не найдет ее невинней, Таковы, я уверен, были шутки У Эгерии в гроте Нумы влажном. |
| 15 | При таком руководстве или дружбе Ты ученей, Сафо, была б и чище, Но, увидев Сульпицию с тобою, Непреклонный Фаон в нее влюбился б! Тщетно: даже супругой громовержца |
| 20 | Иль любовницей Феба или Вакха Не могла б она быть, а лишь Калена. |
| 36 | |
| Все то вино, что скопил ты в дрянных массилийских коптильнях, Каждый кувшин, что тобой выдержан был на огне, Мунна, ты нам отослал: посылаешь друзьям своим жалким Ты по морям, по путям долгим смертельнейший яд; |
|
| 5 | И не дешевой ценой: на такие бы деньги фалерна Можно купить иль сетин из дорогих погребов. Вот и причина, что в Рим ты не едешь долгое время, Я понимаю: свои вина не хочешь ты пить. |
| 37 | |
| Права блюститель, знаток добросовестный строгих законов, Слову чьему доверять форум латинский привык, Ты земляку своему, Матерн, и старинному другу На Каллаикский велишь что передать океан? |
|
| 5 | Иль из лаврентских болот, по-твоему, лучше лягушек Гнусных таскать и ловить удочкой рыбу-иглу, Чем отпускать на ее родные камни барвену, Если покажется в ней меньше трех фунтов тебе? Или, как лакомство, есть за обедом безвкусных улиток, |
| 10 | Да и ракушек еще, гладкой покрытых корой, Вместо тех устриц, каким не завидны и байские даже, Вволю которых у нас может наесться и раб? Будешь ты гнать у себя лисицу вонючую в сети, И покусает собак эта поганая тварь. |
| 15 | А у меня, — не успел ты из рыбной вытянуть глуби Мокрую сеть, как она ловит уж зайцев моих. Я говорю, а рыбак твой с пустою корзинкой вернулся, Да и охотник твой здесь горд, что поймал барсука: На море весь твой обед со столичного рынка приходит… |
| 20 | На Каллаикский велишь что передать океан? |
| 38 | |
| О, какие пятнадцать лет блаженных Ты с Сульпицией прожил, наслаждаясь Брачной жизнью, Кален, по воле бога! О, все ночи и всякий час под знаком |
|
| 5 | Драгоценной жемчужины индийской! О, какую борьбу и состязанья Ложе радостно видело с лампадой, Напоенной духами Никерота! Прожил ты, о Кален, всего три лустра: |
| 10 | Только ты их своей считаешь жизнью, Принимая в расчет лишь дни со свадьбы. И верни тебе Атропа по долгой Просьбе день хоть один из них, его ты Предпочтешь четырем векам пилосца. |
| 39 | |
| Божишься, Лесбия, ты, что родилась при консуле Бруте. Лжешь ты. При Нуме-царе, Лесбия, ты родилась? Лжешь ты и тут. Если нам подсчитать бы пришлось твои годы, То ведь из глины тебя вылепил сам Прометей. |
|
| 40 | |
| Так как мне говорили, что с миньоном Любит Павла моя тайком видаться, Подстерег я их, Луп. То не миньон был. |
|
| 41 | |
| В нынешнем ты январе, Прокулея, старого мужа Хочешь покинуть, себе взяв состоянье свое. Что же случилось, скажи? В чем причина внезапного горя? Не отвечаешь ты мне? Знаю: он претором стал, |
|
| 5 | И обошелся б его мегалезский пурпур в сто тысяч, Как ни скупилась бы ты на устроение игр; Тысяч бы двадцать еще пришлось и на праздник народный. Тут не развод, я скажу, тут, Прокулея, корысть. |
| 42 | |
| Так еще нежен пушок на щеках твоих, так еще мягок, Что его может стереть ветер, и солнце, и вздох. Точно такой же пушок и плод айвы покрывает, Что начинает блестеть, девичьей тронут рукой. |
|
| 5 | Каждый раз, как тебя я раз пять поцелую покрепче, Я бородатым от губ, Диндим, твоих становлюсь. |
| 43 | |
| Вот уж седьмую жену, Филерот, зарываешь ты в поле. Как никому, урожай поле приносит тебе! |
|
| 44 | |
| Квинт Овидий, спешишь ты в край каледонских британцев, К зелени Тефии вод и Океана-отца? Значит, ты Нумы холмы и уют покидаешь Номента, И не удержит очаг сельский тебя, старика? |
|
| 5 | Радости ты отложил, но нити своей не отложит Атропа: каждый твой час будет судьбою сочтен. Ты предоставишь себя — не похвально ли? — старому другу: Жизни дороже тебе стойкая верность ему. Но возвратись и, в своем оставаясь сабинском именье, |
| 10 | Ты сопричти наконец к милым друзьям и себя. |
| 45 | |
| Если что нежно в моих или сладко сказано книжках, Ежели в чью-нибудь честь льстива страница моя, Это тебе претит, и ребра ты предпочитаешь Грызть, хоть тебе я даю вепря лаврентского пах. |
|
| 5 | Пей ватиканское ты, если уксус находишь приятным, Раз не по вкусу тебе нашей бутыли вино. |
| 46 | |
| Мило всегда говорить ты желаешь, Матон. Да скажи ты Раз хорошо! Иль совсем просто. Да плохо скажи! |
|
| 47 | |
| Вот что делает жизнь вполне счастливой, Дорогой Марциал, тебе скажу я: Не труды и доходы, а наследство; Постоянный очаг с обильным полем, |
|
| 5 | Благодушье без тяжб, без скучной тоги, Тело, смолоду крепкое, здоровое, Простота в обращении с друзьями, Безыскусственный стол, веселый ужин, Ночь без пьянства, зато и без заботы, |
| 10 | Ложе скромное без досады нудной, Сон, в котором вся ночь как миг проходит, Коль доволен своим ты состояньем, Коли смерть не страшна и не желанна. |
| 48 | |
| Восемь часов возвещают жрецы Фаросской Телицы, И копьеносцев идет новый сменить караул. В термах приятно теперь, а в час предыдущий в них слишком Душно бывает, а в шесть — в бане Нерона жара. |
|
| 5 | Стелла, Каний, Непот, Цериалий, Флакк, вы идете? Ложе мое для семи: шесть нас, да Лупа прибавь. Ключница мальв принесла, что тугой облегчает желудок, И всевозможных приправ из огородов моих. И низкорослый латук нам подан, и перья порея, |
| 10 | Мята, чтоб легче рыгать, для сладострастья трава. Ломтики будут яиц к лацерте, приправленной рутой, Будет рассол из тунцов с выменем подан свиным. Это закуска. Обед будет скромный сразу нам подан: Будет козленок у нас, волком зарезанный злым, |
| 15 | И колбаса, что ножом слуге не приходится резать, Пища рабочих — бобы будут и свежий салат; Будет цыпленок потом с ветчиной, уже поданной раньше На три обеда. Кто сыт, яблоки тем я подам Спелые вместе с вином из номентской бутыли без мути, |
| 20 | Что шестилетним застал, консулом бывши, Фронтин. Шутки без желчи пойдут и веселые вольные речи: Утром не станет никто каяться в том, что сказал. Можно свободно у нас толковать о «зеленых» и «синих», И никого из гостей чаша не выдаст моя. |
| 49 | |
| В аметистовом, Котта, друг мой, кубке Черный допьяна пьешь опимиан ты, А меня молодым сабинским поишь, Говоря: «Золотой желаешь кубок?» |
|
| 5 | Кто ж из золота станет пить помои? |
| 50 | |
| В горе пусть сломит свои идумейские пальмы Победа, Голую грудь ты, Успех, бей беспощадной рукой! Честь пусть изменит наряд, а в жертву пламени злому Слава печальная, брось кудри с венчанной главы! |
|
| 5 | О преступление! Скорп, на пороге юности взятый, Ты умираешь и вот черных впрягаешь коней, На колеснице всегда твой путь был кратким и быстрым, Но почему же так скор был и твой жизненный путь? |
| 51 | |
| Вот уже Тирский Телец оглянулся на Фриксова Овна, И уступает зима место свое Близнецам; Радостен луг, зеленеет трава, зеленеют деревья, И Филомелы звучит грустный по Итисе плач. |
|
| 5 | Дней-то каких, Фавстин, уголка-то какого лишен ты Римом! О солнце! Какой в тунике мирный покой! О вы, леса! О ручьи! Полоса прибрежия с влажным Плотным песком и морской блещущий Анксур водой! И не одна пред тобой волна открывается с ложа: |
| 10 | Видишь ты там на реке, видишь на море суда. Но ни театров там нет Марцелла, Помпея, ни терм нет Трех, да и нет четырех форумов, слитых в один; Нет Капитолия там со святилищем в честь громовержца. И не стремится достичь неба сверкающий храм, |
| 15 | Часто, я думаю, ты говоришь утомленный Квирину: «Тем, что твое, ты владей, мне же мое возврати». |
| 52 | |
| Как-то Телий-скопец явился в тоге, — Нума шлюхой его поганой назвал. |
|
| 53 | |
| Скорп я, о Рим, твоего я слава шумного цирка, Были недолги твои рукоплескания мне. Девять трехлетий прожив, я похищен завистной Лахесой: Был я по счету моих пальм для нее стариком. |
|
| 54 | |
| Столики, Ол, хороши у тебя, но они ведь закрыты. Этак — потеха! — и мой столик-то будет хорош. |
|
| 55 | |
| Всякий раз, как Марулла член стоящий Взвесит пальцами, скажет, подсчитавши, Сколько фунтов в нем, скрупулов и гранов; А когда он, свое покончив дело, |
|
| 5 | Словно дряблый ремень висит, Марулла Скажет точно, насколько стал он легче. Лучше всяких весов рука Маруллы! |
| 56 | |
| Галл, ты велишь, чтобы я служил тебе круглые сутки, Трижды, четырежды в день на Авентин приходя. Зуб вырывает больной иль его врачует Касцеллий, Ты выжигаешь, Гигин, лезущий в глаз волосок. |
|
| 5 | Не вырезая, гнойник вылечивать Фанний умеет, Мерзкие шрамы рабов уничтожает Эрот, Гермес грыжу лечить умеет, что твой Подалирий… Но надорвавшихся, Галл, кто же излечит, скажи? |
| 57 | |
| Фунт серебра, что дарил ты всегда, превратился в полфунта Перца! За перец я, Секст, дорого так не плачу. |
|
| 58 | |
| В Анксуре мирном твоем, Фронтин, на морском побережье В Байях, которые к нам ближе, — в дому у реки, В роще, где даже и в зной, когда солнце в созвездии Рака, Нет надоедных цикад, и у озер ключевых |
|
| 5 | Мог на досуге с тобой я верно служить Пиэридам, Ныне же я изнурен Римом огромным вконец. Есть ли здесь день хоть один мой собственный? Мечемся в море Города мы, и в труде тщетном теряется жизнь На содержанье клочка бесплодной земли подгородной |
| 10 | И городского жилья рядом с тобою, Квирин. Но ведь не в том лишь любовь, чтобы денно и нощно пороги Нам обивать у друзей — это не дело певца. Службою Музам клянусь я священной и всеми богами: Хоть нерадив я к тебе, все же тебя я люблю. |
| 59 | |
| Коль эпиграмма длиной в страницу, ее пропускаешь: Ценишь ты краткость стихов, а не достоинство их. Подан тебе роскошный обед изо всяких припасов, Но изо всех наших блюд любишь лакомства ты. |
|
| 5 | Нет нужды никакой в читателе мне привереде: Мил и любезен для нас тот, кому нужен и хлеб. |
| 60 | |
| Цезаря Мунна просил троих даровать ему право Учеников: никогда нет у него больше двух. |
|
| 61 | |
| Спит в преждевременной здесь могиле Эротия-крошка, Что на шестой лишь зиме сгублена злою судьбой. Кто бы ты ни был, моей наследник скромной усадьбы, Ты ежегодно свершай маленькой тени обряд: |
|
| 5 | Да нерушим будет дом, и твои домочадцы здоровы, И да печален тебе будет лишь камень ее. |
| 62 | |
| Учитель школьный, сжалься над толпой юной. Когда ты кудряшами осажден будешь, И милым будет для всех них твой стол детский, — Ни математик ловкий, ни писец скорый |
|
| 5 | Не будет окружен таким, как ты, кругом. Сияют дни, когда восходит Лев знойный И ниве желтой зреть дает июль жаркий: Ременной плети из шершавых кож скифских, Какой жестоко бит келенец был Марсий, |
| 10 | И беспощадный феруле — жезлу дядек — До самых Ид октябрьских дай поспать крепко: Здоровье — вот ученье для детей летом. |
| 63 | |
| Мрамор мой с надписью мал, но он не уступит, прохожий, Ни Мавзолея камням, ни пирамидам ни в чем. Дважды я в жизни была на играх в римском Таренте И до могильных костров счастливо я прожила. |
|
| 5 | Пять мне дала сыновей и столько же дочек Юнона: Руки и тех и других очи закрыли мои. Редкая выпала честь мне также и в брачном союзе: Мужа за всю свою жизнь знала я лишь одного. |
| 64 | |
| Коль попадутся тебе наши книжки, Полла-царица, Шутки читая мои, лба своего ты не хмурь. Твой знаменитый певец, Геликона нашего слава, На пиэрийской трубе ужасы певший войны, |
|
| 5 | Не устыдился сказать, игривым стихом забавляясь: «Коль Ганимедом не быть, Котта, на что я гожусь?» |
| 65 | |
| Раз ты, Харменион, всегда кичишься, Что коринфинян ты (никто не спорит), Почему ты меня — гибера, кельта, Горожанина Тага — кличешь «братец»? |
|
| 5 | Или кажемся мы лицом похожи? Ты гуляешь, завит и напомажен, Я хожу, как испанец, весь взъерошен; Каждый день волоски ты вытравляешь, У меня на ногах, щеках щетина; |
| 10 | Шепелявишь ты как косноязычный; Моя дочка и та ясней лепечет! У орла с голубицей больше сходства, У пугливой газели с львом свирепым. Не зови же меня ты больше «братцем», |
| 15 | Чтоб не назвал тебя я вдруг «сестрицей». |
| 66 | |
| Кто был настолько жесток, кто настолько, спрошу я, был дерзок, Чтобы тебя, Феопомп, определить в повара? Кто же такое лицо смеет черною сажею мазать, Кудри такие марать жирным на кухне огнем? |
|
| 5 | Кто же искусней подаст хрустальные кубки и чаши? Чья ароматней рука сможет фалерн растворить? Ежели этот конец ожидает божественных кравчих, То у Юпитера ты поваром будь, Ганимед! |
| 67 | |
| Дочка Пирры и мачеха пилосца При Ниобе-девчонке уж седая, Бабкой бывшая старому Лаэрту, А Приаму с Тиестом — мамкой, тещей, |
|
| 5 | Пережившая всех ворон на свете, Похоть чувствует Плотия в могиле, С лысым Мелантионом лежа рядом. |
| 68 | |
| Хоть ни Эфес, ни Родос твоя родина, ни Митилена, Но на Патрициев твой улице, Лелия, дом, Хоть не знавала румян твоя мать из смуглых этрусков, Хоть из Ариции твой родом суровый отец, — |
|
| 5 | «Душенька, миленький мой», — по-гречески все ты лепечешь — Срам! От Герсилии род и от Эгерии твой. То для постели язык, да и то не для всякой, а только Той, что подруги своим стелют игривым дружкам. Хочешь узнать, как тебе говорить, точно скромной матроне? |
| 10 | Иль для соблазна мужчин бедрами лучше вертеть? Нет, хоть во всем подражай ты хитрым уловкам Коринфа, Верь мне, Лаидой тебе, Лелия, все же не стать. |
| 69 | |
| К мужу приставила ты сторожей, а сама их не терпишь. Значит, супруга себе в жены ты, Полла, взяла. |
|
| 70 | |
| Если едва в целый год выходит одна моя книга, Праздность мою ты винишь в этом, ученый Потит. Но ты скорее тому удивись, что одна-то выходит: Часто ведь целые дни зря пропадают у нас. |
|
| 5 | До свету надо к друзьям, что меня и знать не желают, Многим и кланяюсь я, мне же, Потит, — ни один. То у Дианы кладет светоносной печати мой перстень, То меня в первом часу, то меня в пятом зовут; То либо консул меня, либо претор со свитой задержит, |
| 10 | Часто приходится мне слушать поэта весь день. Стряпчему тоже нельзя отказать без ущерба для дела, Или же ритор меня, или грамматик зовет. В десять усталый плетусь я в баню, чтоб там получить мне Сотню квадрантов. Когда ж книгу писать мне, Потит? |
| 71 | |
| Если родителям ты желаешь спокойной и поздней Смерти, на мраморе здесь надпись тебе по душе. В этой земле схоронил Рабирий милые тени; Старец не мог ни один счастливо так опочить: |
|
| 5 | Брака двенадцатый лустр завершился мирною ночью, И для усопших двоих общий зажжен был костер. Все же Рабирий грустит, словно в юности умерли оба. Несправедливей таких слез ничего не найти! |
| 72 | |
| Лесть, напрасно ко мне ты, негодяйка, Приступаешь с бесстыжими губами: Ни владыки, ни бога я не славлю, И не место тебе уже в столице. |
|
| 5 | Убирайся к парфянам дальним в шапках И позорно, с униженной мольбою Разодетых царей целуй подошвы. Не «владыка» у нас, а император И средь всех справедливейший сенатор, |
| 10 | Из обители Стикса нам вернувший Правду чистую в простенькой прическе. При правителе этом, Рим, побойся, Коль умен, говорить ты прежней речью. |
| 73 | |
| Друг мой речистый с письмом, залогом любви драгоценным, В дар авзонийскую мне строгую тогу прислал. Эту бы тогу носить не Фабриций был рад, но Апиций, В ней был бы рад Меценат, Цезаря всадник, ходить. |
|
| 5 | Я б ее меньше ценил, получив от другого в подарок: Не из любой ведь руки жертва угодна богам. Послана тога тобой: будь самый не мил мне подарок, Марк, от тебя, но на ней мило мне имя мое. Но и подарка важней, и приятнее имени даже |
| 10 | Это вниманье и суд мужа ученого мне. |
| 74 | |
| Устал ходить я на поклоны! Рим, сжалься Ты над клиентом! Долго ль мне еще надо, Толкаясь в свите между бедняков в тогах, Свинчаток сотню получать за день целый, |
|
| 5 | Коль победитель Скорп за час один веских Берет мешков пятнадцать с золотом ярким? Не надо мне в награду за мои книжки — Ведь грош цена им! — апулийских всех пастбищ; Ни хлебородный Нил не манит нас с Гиблой, |
| 10 | Ни грозд сетинский нежный, что с высот горных В помптинские болота топкие смотрит. Чего ж мне надо, спросишь? Да поспать вволю! |
| 75 | |
| Двадцать тысяч с меня запросила Галла когда-то И дорогою, скажу, не было это ценой. Год миновал: «Ты мне дашь десять тысяч», — она мне сказала. Я же подумал: «Она просит дороже теперь». |
|
| 5 | Через полгода, когда две тысячи только спросила, Тысячу я ей давал. Взять отказалась она. Месяца два или три, быть может, спустя это было. Ей четырех золотых стало довольно уже. Не дал я их. Принести попросила сестерциев сотню, |
| 10 | Но показалося мне даже и то чересчур. В сотню квадрантов была подачка моя от патрона: Ей бы довольно, но все отдал, сказал я, рабу. Разве способна была она пасть еще ниже? Способна: Даже готова принять Галла меня. Не хочу. |
| 76 | |
| Что ж, по-твоему, ты права, Фортуна? Гражданин не сирийский иль парфянский, И не всадник с досок каппадокийских, Но земляк и сородич Рема, Нумы, |
|
| 5 | Верный друг, безупречный, милый, честный, Языка оба знающий, но, правда, С тем пороком немалым, что поэт он, Зябнет Мевий в своей накидке темной… Разодет Инцитат-наездник в пурпур. |
| 77 | |
| Максим, не мог ничего сделать Кар гнуснее: он умер От лихорадки. Она тоже хватила греха. Четырехдневной тебе уж лучше быть, лихорадка! Должен врачу своему был он поживою стать. |
|
| 78 | |
| Едешь, Макр, ты в приморские Салоны, Верность, честь, справедливость взяв с собой С бескорыстием полным, при котором, Обеднев, возвращаются все власти. |
|
| 5 | Златоносной земли счастливой житель, Управителя ты с пустой мошною Неохотно отпустишь в Рим и, плача, Мы ж к суровым гиберам, Макр, и кельтам Едем, все о тебе в душе тоскуя. |
| 10 | Но на каждой странице, что оттуда Тага рыбного тростью напишу я, Будет названо мною имя Макра, Чтоб средь старых меня читал поэтов И во множестве прежних стихотворцев |
| 15 | Одного предпочел ты мне Катулла. |
| 79 | |
| Виллу имеет Торкват у четвертого мильного камня. Здесь же землицу купил и Отацилий себе. Великолепно Торкват из пестрого мрамора термы Выстроил. Сделал котел и Отацилий себе. |
|
| 5 | В сельской усадьбе Торкват насадил лавровую рощу. Сотню каштанов завел и Отацилий себе. Консулом был Торкват, а тот в это время квартальным, Но не за меньшую честь должность свою почитал. Как, по преданию, бык заставил лопнуть лягушку, |
| 10 | Лопнуть заставит Торкват и Отацилия так. |
| 80 | |
| Плачет Эрот всякий раз, когда кубки из крапчатой мурры Смотрит он, или рабов, иль превосходный лимон, И тяжело начинает вздыхать, что не может он, бедный, Септу скупить целиком и переправить домой. |
|
| 5 | Сколько таких, как Эрот, но только с сухими глазами! Люди смеются слезам, слезы в себе затаив. |
| 81 | |
| Двое явились зараз полюбовников утром к Филлиде: Тот и другой захотел первым ее заголить. Им обещала она отдаться вместе, и сразу Ногу ей поднял один, тунику поднял другой. |
|
| 82 | |
| Если страданья мои пойти тебе могут на пользу, Я хоть ни свет ни заря тогу готов надевать. Буду пронзительный свист выносить леденящего ветра. Буду и дождь я терпеть, буду под снегом стоять. |
|
| 5 | Но если стоны мои и свободного крестные муки Не в состоянье тебе даже квадранта принесть, То пощади ты меня, истомленного тщетной работой, Раз для тебя она, Галл, вздор, а меня доняла. |
| 83 | |
| Отовсюду сбирая редкий волос, Закрываешь все поле гладкой плеши Волосатыми ты, Марин, висками, Но все волосы вновь, по воле ветра, |
|
| 5 | Рассыпаются врозь, и голый череп Окружается длинными кудрями: Меж Телесфором тут и Спендофором Точно Киды ты видишь Гермерота. Уж не проще ли в старости сознаться |
| 10 | И для всех наконец предстать единым? Волосатая плешь — ведь это мерзость! |
| 84 | |
| Странно тебе, почему не дремлет Афр за обедом? Разве с соседкой такой, Цедициан, ты заснешь? |
|
| 85 | |
| Лодочник тибрский Ладон, когда уже близилась старость, Землю себе приобрел рядом с любимой рекой. Но потому, что Тибр, разливаясь при паводках частых, Все затоплял и зимой пашни нещадно губил, |
|
| 5 | С берега в воду спустил Ладон отслужившую лодку, Камнем наполнил и тем доступ воде преградил. Так он разлива воды избежал. Ну можно ль поверить? Помощь владельцу принес им же потопленный челн. |
| 86 | |
| Страстью так не горел никто к полюбовнице новой, Как пожираем был Лавр пылкой любовью к мячу. Первым он был игроком в свои цветущие годы, Ну а теперь им самим девка играет, как в мяч. |
|
| 87 | |
| Чествуй, Рим благодарный, Реститута Ты речистого в день Календ октябрьских! Замолчите же все и все молитесь: Мы справляем рожденье, прочь все тяжбы! |
|
| 5 | Свечки прочь неимущего клиента! Пусть все триптихи вздорные, платочки Ожидают забав в декабрьский холод. Соревнуются пусть дары богатых: От Агриппы пускай торговец важный |
| 10 | Преподносит родимый Кадму пурпур; Обвиняемый в пьяном буйстве ночью Пусть защитнику шлет к обеду платье; Клевету опровергнула супруга — Пусть сама даст агатов драгоценных; |
| 15 | Пусть любитель веков минувших старый Блюдо Фидиевой чеканки дарит; Мызник дарит козла, охотник — зайца, А рыбак пусть несет добычу моря. Если всякий свое подносит, что же |
| 20 | Ждешь себе, Реститут, от стихотворца? |
| 88 | |
| Ты неотступно следишь за делами у преторов, Котта, И в завещанья глядишь. Ты деловой человек! |
|
| 89 | |
| Эта Юнона — твоя, Поликлет, работа и слава: Даже и Фидий бы сам мог позавидовать ей. Так несравненна она, что богинь победила б на Иде, И, не колеблясь, судья отдал бы первенство ей, |
|
| 5 | Если Юнона сама не была бы братом любима, Он полюбить, Поликлет, мог бы Юнону твою. |
| 90 | |
| Что, Лигея, ты щиплешь старый волос? Что костер погребальный свой шевелишь? Молодым ведь идут уловки эти, А тебе не сойти и за старуху. |
|
| 5 | Для жены это Гектора годится, А совсем не для матери, Лигея. И напрасно считаешь ты приманкой То, что больше манить уже не может. Перестань же, Лигея, — право, стыдно! |
| 10 | Зря у мертвого льва ты щиплешь гриву. |
| 91 | |
| Челядь Алмона — скопцы, да и сам-то он тоже бессилен, А возмущен, что детей Полла ему не родит. |
|
| 92 | |
| Поклонник жизни тихой, друг ты мой, Марий, Своей Атины древней гражданин славный, Двояшки эти сосны — дикой честь рощи — Тебе препоручаю и дубы Фавнов, |
|
| 5 | И алтари, что староста рукой грубой Для громовержца и Сильвана мог сделать, Где кровь ягнят и кровь козлят лилась часто; Богиню-деву, госпожу святынь храма, И гостя, что ты видишь у сестры чистой |
| 10 | Блюстителя Календ, родимых мне, — Марса, С лавровой рощей — скромным уголком Флоры, Где от Приапа можно было ей скрыться. Коль дачки малой будешь всех божеств кротких Иль фимиамом чтить, иль кровью, ты скажешь: |
| 15 | «Где б ни был ваш ревнитель Марциал нынче, Рукой моею вам приносит он жертву Заочно. Но для вас да будет он с нами, И дайте вы обоим, что́ один просит». |
| 93 | |
| Коль евганейские ты, Клемент, Геликаона земли И виноградники их раньше увидишь, чем я, Новые наши стихи передай атестинке Сабине: В пурпуре свежем они и неизвестны еще. |
|
| 5 | Роза приятна тогда, когда только что срезана ногтем, Свиток же новый нам мил, коль не затерт бородой. |
| 94 | |
| Не охраняет дракон массильских моих огородов, И Алкиноя полей царственных нет у меня, Но безмятежно ростки пускает мой садик в Номенте, И не опасен моим яблокам плохоньким вор. |
|
| 5 | Вот и дарю я тебе моего осеннего сбора Желтые эти, как воск, прямо с Субуры плоды. |
| 95 | |
| Галла, ребенка тебе отослали и муж и любовник. Что же? Ни тот, ни другой не жили, верно, с тобой. |
|
| 96 | |
| Странно, Авит, для тебя, что до старости живши в латинском Городе, все говорю я о далеких краях. Тянет меня на Таг златоносный, к родному Салону И вспоминаю в полях сельских обильный наш дом. |
|
| 5 | Та по душе мне страна, где при скромном достатке богатым Делаюсь я, где запас скудный балует меня. Землю содержим мы здесь, там земля нас содержит; тут скупо Тлеет очаг, и горит пламенем жарким он там; Дорого здесь голодать, и рынок тебя разоряет, |
| 10 | Там же богатством полей собственных полнится стол; За лето сносишь ты здесь четыре тоги и больше, Там я четыре ношу осени тогу одну. Вот и ухаживай ты за царями, когда не приносит Дружба того, что тебе край наш приносит, Авит. |
| 97 | |
| Строили легкий костер с папирусом для разжиганья, И покупала в слезах мирру с корицей жена; Бальзамировщик готов был, и одр, и могила готовы, И в завещанье вписал Нума меня — и здоров! |
|
| 98 | |
| Наливает когда цекуб мне кравчий, Привлекательней и мальчишки с Иды, И нарядней кого ни мать, ни дочка, Ни жена не идет твоя обедать, |
|
| 5 | Хочешь ты, чтоб твои смотрел я лампы, Стол лимонный, слоновой кости ножки? Чтоб не быть у тебя на подозренье, Пусть одна деревенщина мне служит: Грубых, стриженых, грязных, неуклюжих |
| 10 | Свинопаса детей вонючих дай мне. Выдает тебя эта ревность, Публий: Нрав и кравчий не могут быть различны. |
| 99 | |
| Ежели это лицо Сократово было бы римским, Юлий Руф поместить мог бы в «Сатирах» его. |
|
| 100 | |
| К чему, глупец, свои стихи вставлять в наши? Противны, жалкий, все они моей книге. К чему со львами спарить ты лисиц хочешь И сделать, чтоб с орлом была сова схожей? |
|
| 5 | Пускай ногой одною сходен ты с Ладом, Дурак, на деревяшке все ж бежать брось ты. |
| 101 | |
| Если б, отпущенный друг с Елисейских полей, возвратился Габба-старик, своего Цезаря славный остряк, Всякий, услышав, как он состязается с Капитолином В шутках, сказал бы ему: «Габба-мужлан, замолчи!» |
|
| 102 | |
| Как же так получилось, говоришь ты, Что отцом стал Филин, с женой не спавши? Гадитана спроси, Авит, который Ничего не писал, а стал поэтом. |
|
| 103 | |
| Вы, горожане мои, из Авгу́сты-Би́льбилы родом Где под скалистой горой воды Салона бегут, Радует вас или нет поэта вашего слава? Он — украшение вам, он — ваше имя и честь. |
|
| 5 | Большего не дал Катулл изящный родимой Вероне, Мною гордиться, как им, право, она бы не прочь. Тридцать четыре с тех пор уже собраны летние жатвы, Как вы Церере пирог сельский несли без меня; Жил пока я в стенах прекраснейших Рима-владыки, |
| 10 | Край италийцев уже цвет изменил мне волос. Если любезно меня принимаете вы, я приеду, Если же ваши сердца черствы, уж лучше вернусь. |
| 104 | |
| Флаву нашему спутницей будь, книжка, В долгом плаванье, но благоприятном, И легко уходи с попутным ветром К Тарракона испанского твердыням. |
|
| 5 | На колесах ты там поедешь быстро И Салон свой, и Бильбилы высоты, Пять упряжек сменив, увидеть сможешь. Спросишь, что поручаю я? Немногих, Но старинных друзей моих, которых |
| 10 | Тридцать зим и четыре я не видел, Тотчас, прямо с дороги ты приветствуй И еще поторапливай ты Флава, Чтоб приятное он и поудобней Подыскал мне жилье недорогое, |
| 15 | Где бы мог твой отец отдаться лени. Вот и все. Капитан зовет уж грубый И бранит задержавшихся, а ветер Выход в море открыл. Прощай же, книжка: Ожидать одного корабль не станет. |
ПРИМЕЧАНИЯ
