Письма Марка Туллия Цицерона

217. Титу Пом­по­нию Атти­ку, в Рим

Лагерь под Киби­строй, 20 сен­тяб­ря 51 г.

1. Как бы я хотел, чтобы ты был в Риме, если тебя слу­чай­но там нет. Ведь у меня не было ника­ких опре­де­лен­ных изве­стий, если не счи­тать, что я полу­чил твое пись­мо, отправ­лен­ное за три­на­дцать дней до секс­тиль­ских календ; в нем ты сооб­щил, что поедешь в Эпир при­бли­зи­тель­но в секс­тиль­ские кален­ды. Но в Риме ли ты, или в Эпи­ре, — пар­фяне почти все­ми сво­и­ми сила­ми пере­пра­ви­лись через Евфрат под пред­во­ди­тель­ст­вом Пако­ра, сына пар­фян­ско­го царя Оро­да. Изве­стий о при­езде Бибу­ла в Сирию еще нет. Кас­сий¹ со всем вой­ском нахо­дит­ся в горо­де Антио­хии, я с вой­ском — в Кап­па­до­кии, вбли­зи Тав­ра, под Киби­строй. Враг — в Кирре­сти­ке²; эта часть Сирии бли­же все­го к моей про­вин­ции. Я напи­сал об этом сена­ту; если ты в Риме, про­смот­ри это пись­мо и реши, сле­ду­ет ли вру­чать его, и имей в виду мно­гое, вер­нее, все, глав­ное из кото­ро­го — это, чтобы, как гово­рят, меж­ду закла­ни­ем и при­не­се­ни­ем жерт­вы³ мне не при­ба­ви­ли како­го-нибудь бре­ме­ни или не удли­ни­ли сро­ка. Ведь при этой сла­бо­сти вой­ска, недо­стат­ке союз­ни­ков, осо­бен­но вер­ных, моя самая надеж­ная помощ­ни­ца — зима. Если она насту­пит до того, как они вой­дут в мою про­вин­цию, то боюсь одно­го: как бы сенат, в стра­хе за поло­же­ние в Риме, не отка­зал­ся отпу­стить Пом­пея. Если же он к весне пошлет дру­го­го, то я не бес­по­ко­юсь; толь­ко бы мне не про­дли­ли сро­ка.

2. Итак, вот это, если ты в Риме; если же тебя нет или даже если ты в Риме, то эти дела обсто­ят так: духом я силен, а так как мои дей­ст­вия, по-види­мо­му, хоро­шо обду­ма­ны, то наде­юсь быть силь­ным и в воен­ном отно­ше­нии. Я рас­по­ло­жил­ся в без­опас­ном, бога­том хле­бом, нахо­дя­щем­ся почти в виду Кили­кии, удоб­ном для пере­ме­ны месте, с неболь­шим, но еди­но­душ­ным в сво­ей пре­дан­но­сти мне вой­ском. С при­бы­ти­ем Дейота­ра со все­ми его сила­ми чис­лен­ность вой­ска удво­ит­ся. Союз­ни­ки у меня гораздо более пре­дан­ные, неже­ли были у кого бы то ни было; моя мяг­кость и воз­дер­жан­ность кажут­ся им неве­ро­ят­ны­ми. Сре­ди рим­ских граж­дан про­из­во­дит­ся набор. Хлеб сво­зят с полей в без­опас­ные места. Если пред­ста­вит­ся слу­чай, будем защи­щать­ся силой; если нет — вос­поль­зу­ем­ся место­по­ло­же­ни­ем.

3. Будь поэто­му бодр. Ведь ты у меня перед гла­за­ми, и я вижу твое дру­же­ское сочув­ст­вие, слов­но ты при­сут­ст­ву­ешь. Но если это мож­но будет сде­лать каким-нибудь обра­зом, если мое дело оста­нет­ся нере­шен­ным в сена­те до январ­ских календ, то про­шу тебя быть в Риме в янва­ре меся­це. Если ты будешь в Риме, то я, конеч­но, не испы­таю ника­кой неспра­вед­ли­во­сти. Кон­су­лы — мои дру­зья; народ­ный три­бун Фур­ний на моей сто­роне. Одна­ко нуж­ны твоя настой­чи­вость, про­ни­ца­тель­ность, вли­я­ние. Вре­мя реши­тель­ное. Но мне стыд­но за свое мно­го­сло­вие, когда я гово­рю с тобой.

4. Наши Цице­ро­ны у Дейота­ра; но если пона­до­бит­ся, я ото­шлю их на Родос. Ты же напи­ши мне, как ты при­вык, со всей тща­тель­но­стью, если ты в Риме; если же ты в Эпи­ре, то все же при­шли ко мне кого-нибудь из сво­их пись­мо­нос­цев, и чтобы ты мог знать, что делаю я, и чтобы я мог знать, что ты дела­ешь и что наме­рен делать. Дело тво­е­го Бру­та веду так, как ему само­му не вести. Но теперь я пред­став­ляю мало­лет­не­го⁴ и не защи­щаю; ведь дело это и мед­лен­ное и бес­плод­ное. Тем не менее тебя я удо­вле­тво­рю, а тебя труд­нее, неже­ли его. Но во вся­ком слу­чае удо­вле­тво­рю вас обо­их.