НРАВСТВЕННЫЕ ПИСЬМА К ЛУЦИЛИЮ

ПИСЬМО III

Сене­ка при­вет­ст­ву­ет Луци­лия!

(1) Ты пишешь, что пись­ма для пере­да­чи мне отдал дру­гу, а потом пред­у­преж­да­ешь, чтобы не всем, тебя касаю­щим­ся, я с ним делил­ся, пото­му что и сам ты не име­ешь обык­но­ве­ния делать так. Выхо­дит, в одном пись­ме ты и при­зна­ешь, и не при­зна­ешь его сво­им дру­гом. Лад­но еще, если ты употре­бил это сло­во как рас­хо­жее и назвал его «дру­гом» так же, как всех соис­ка­те­лей на выбо­рах мы назы­ваем «доб­лест­ны­ми мужа­ми», или как встреч­но­го, если не можем при­пом­нить его име­ни, при­вет­ст­ву­ем обра­ще­ни­ем «гос­по­дин». (2) Но если ты кого-нибудь счи­та­ешь дру­гом и при этом не веришь ему, как само­му себе, зна­чит, ты заблуж­да­ешь­ся и не веда­ешь, что́ есть истин­ная друж­ба. Во всем ста­рай­ся разо­брать­ся вме­сте с дру­гом, но преж­де раз­бе­рись в нем самом. Подру­жив­шись, дове­ряй, суди же до того, как подру­жил­ся. Кто вопре­ки настав­ле­нию Фео­ф­ра­с­та судит, полю­бив, вме­сто того, чтобы любить, соста­вив суж­де­ние¹, те пута­ют, что до́лжно делать рань­ше, что поз­же. Дол­го думай, сто­ит ли ста­но­вить­ся дру­гом тому или это­му, но решив­шись, при­ни­май дру­га всей душой и гово­ри с ним так же сме­ло, как с собою самим. (3) Живи так, чтобы и себе само­му не при­хо­ди­лось при­зна­вать­ся в чем-нибудь, чего нель­зя дове­рить даже вра­гу. Но раз есть вещи, кото­рые при­ня­то дер­жать в тайне, делись лишь с дру­гом все­ми забота­ми, все­ми мыс­ля­ми. Будешь счи­тать его вер­ным — вер­ным и сде­ла­ешь. Неред­ко учат обма­ну тем, что обма­на боят­ся, и подо­зре­ни­я­ми дают пра­во быть веро­лом­ным. Поче­му не могу я про­из­не­сти те или иные сло­ва в при­сут­ст­вии дру­га? Поче­му мне не думать, что в его при­сут­ст­вии я все рав­но что наедине с собой?

(4) Одни пер­во­му встреч­но­му рас­ска­зы­ва­ют о том, что мож­но поведать толь­ко дру­гу, и вся­ко­му, лишь бы он слу­шал, выкла­ды­ва­ют все, что у них наки­пе­ло. Дру­гим бояз­но, чтобы и самые близ­кие что-нибудь о них зна­ли; эти, если бы мог­ли, сами себе не дове­ря­ли бы, пото­му они и дер­жат все про себя. Делать не сле­ду­ет ни так, ни этак: ведь порок — и верить всем, и нико­му не верить, толь­ко, я ска­зал бы, пер­вый порок бла­го­род­нее, вто­рой — без­опас­нее. (5) Точ­но так же пори­ца­нья заслу­жи­ва­ют и те, что все­гда обес­по­ко­е­ны, и те, что все­гда спо­кой­ны. Ведь и страсть к суе­те — при­знак не дея­тель­но­го, но мяту­ще­го­ся в посто­ян­ном воз­буж­де­нии духа, и при­выч­ка счи­тать каж­дое дви­же­ние тягост­ным — при­знак не без­мя­теж­но­сти его, но изне­жен­но­сти и рас­пу­щен­но­сти. (6) Поэто­му удер­жи в душе сло­ва, кото­рые вычи­тал я у Пом­по­ния²: «Неко­то­рые до того заби­лись во тьму, что неяс­но видят все осве­щен­ное». Все долж­но соче­тать­ся: и люби­те­лю покоя нуж­но дей­ст­во­вать, и дея­тель­но­му — побыть в покое. Спро­си сове­та у при­ро­ды: она ска­жет тебе, что созда­ла и день и ночь. Будь здо­ров.