НРАВСТВЕННЫЕ ПИСЬМА К ЛУЦИЛИЮ

ПИСЬМО LXXIII

Сене­ка при­вет­ст­ву­ет Луци­лия!

(1) По-мое­му, оши­ба­ют­ся те, кто пола­га­ет, буд­то вер­ные при­вер­жен­цы фило­со­фии из непо­кор­но­сти и упрям­ства пре­зи­ра­ют долж­ност­ных лиц и царей, сло­вом, всех, кто управ­ля­ет обще­ст­вен­ны­ми дела­ми. Наобо­рот, никто не чув­ст­ву­ет к ним такой бла­го­дар­но­сти, и неда­ром: никто не полу­ча­ет от них боль­ше тех, кому они дают покой и досуг. (2) Поэто­му люди, чья высо­кая цель — жить пра­вед­но — недо­сти­жи­ма без обще­го спо­кой­ст­вия в государ­стве, непре­мен­но будут чтить как отца пода­те­ля это­го бла­га — куда боль­ше, чем те не знаю­щие покоя в гуще дел, кото­рые мно­гим обя­за­ны пра­ви­те­лю, но во мно­гом его и винят, и чью жад­ность, воз­рас­таю­щую по мере насы­ще­ния, не уто­лит ника­кая щед­рость. Кто дума­ет, как бы полу­чить, забы­ва­ет о полу­чен­ном, и самый гнус­ный порок жад­ных — небла­го­дар­ность. (3) К тому же любой из при­част­ных к делам государ­ства смот­рит не на то, сколь­ких сам побеж­да­ет, а на тех, кто может его победить; для этих не так радост­но видеть мно­гих у себя за спи­ной, как горь­ко глядеть хоть на одно­го, бегу­ще­го впе­ре­ди. Это общий порок често­люб­цев: они не огляды­ва­ют­ся. И не толь­ко често­лю­бие не зна­ет покоя, но и вооб­ще алч­ность: вся­кий конец для нее — лишь нача­ло. (4) А чело­век чисто­сер­деч­ный и порядоч­ный, кото­рый поки­нул курию и форум и ото­шел от государ­ст­вен­ных дел ради дел более важ­ных, любит тех, чья охра­на дает ему такую воз­мож­ность, и толь­ко он один без­воз­мезд­но свиде­тель­ст­ву­ет им свою бла­го­дар­ность за вели­кую услу­гу, ока­зан­ную неве­до­мо для них самих. И те, под чьей защи­той зани­ма­ет­ся он бла­го­род­ны­ми искус­ства­ми, чти­мы и ува­жае­мы им не мень­ше, чем настав­ни­ки, чьим бла­го­де­я­ни­ем мог он вый­ти из тупи­ка. — (5) «Но ведь и дру­гих царь защи­ща­ет сво­ей силой». — Кто с этим спо­рит? Но как из всех, кому на поль­зу мор­ская тишь, боль­ше все­го счи­та­ет себя обя­зан­ным Неп­ту­ну тот, кто боль­ше вез и чей товар цен­ней, как рев­ност­ней испол­ня­ет обет купец, чем путе­ше­ст­вен­ник, а из куп­цов щед­рее бла­го­дар­ность того, кто вез иду­щие на вес золота бла­го­во­ния и пур­пур, неже­ли того, чьи това­ры сто­ят не доро­же кора­бель­но­го бал­ла­ста, — так и бла­го­де­я­нье мир­ной жиз­ни, ока­зан­ное всем, глуб­же чув­ст­ву­ет муж, кото­рый поль­зу­ет­ся ею во бла­го. (6) Ведь сре­ди обла­чен­ных в тогу нема­ло таких, для кого мир хло­пот­нее вой­ны. Или, по-тво­е­му, так же обя­за­ны пода­те­лю мира те кто тра­тит мир­ное вре­мя на пьян­ство, и блуд, и дру­гие бес­пут­ства, кото­рым надо поло­жить конец даже ценою вой­ны? Неуже­ли, ты пола­га­ешь, муд­рец до того неспра­вед­лив, что не счи­та­ет лич­но себя обя­зан­ным за бла­го­де­я­ние, ока­зан­ное всем? Я обя­зан и солн­цу, и луне — а они не для меня одно­го вос­хо­дят; я бла­го­да­рен году и боже­ству, управ­ля­ю­ще­му его вре­ме­на­ми, — хотя все это устро­е­но не в мою честь, (7) Толь­ко глу­пая жад­ность смерт­ных раз­ли­ча­ет вла­де­нье и соб­ст­вен­ность и не счи­та­ет сво­им при­над­ле­жа­щее всем. А муд­рый счи­та­ет сво­им боль­ше все­го то, чем вла­де­ет сооб­ща с чело­ве­че­ским родом. Ведь оно не было бы общим, если бы каж­дый не имел сво­ей доли, и как бы эта доля ни была мала, каж­дый ста­но­вит­ся соучаст­ни­ком. (8) К тому же вели­кие и под­лин­ные бла­га делят­ся не так, что на душу при­хо­дит­ся лишь ничтож­ная часть: нет, каж­до­му доста­ет­ся все цели­ком. Из пред­на­зна­чен­но­го к разда­че люди уно­сят столь­ко, сколь­ко обе­ща­но на одно­го; уго­ще­ние и даро­вое мясо и все, что мож­но взять в руки, рас­хо­дит­ся по частям; а вот неде­ли­мые бла­га — сво­бо­да, мир — цели­ком при­над­ле­жат и всем вме­сте, и каж­до­му в отдель­но­сти. (9) Муд­рец пом­нит, бла­го­да­ря кому поль­зу­ет­ся их пло­да­ми, бла­го­да­ря кому обще­ст­вен­ная необ­хо­ди­мость не при­зы­ва­ет его к ору­жию, к несе­нию стра­жи, к охране стен и ко всем мно­го­чис­лен­ным воен­ным трудам, — и он бла­го­да­рен сво­е­му корм­че­му. Тому и учит фило­со­фия: быть бла­го­дар­ным за бла­го­де­я­ния и пла­тить за них бла­гом; но порой сама при­зна­тель­ность слу­жит пла­той.(10) Зна­чит, муд­рый не станет отри­цать, сколь мно­гим он обя­зан тому, чье управ­ле­ние и попе­че­ние дару­ют ему щед­рый досуг, и пра­во рас­по­ря­жать­ся сво­им вре­ме­нем, и покой, не нару­шае­мый обще­ст­вен­ны­ми обя­зан­но­стя­ми.

(11) Если гово­ря­щий так мно­гим обя­зан за этот досуг, наи­выс­ший дар кото­ро­го — в том, что

то во сколь­ко же оце­нить нам досуг, про­во­ди­мый сре­ди богов и нас самих делаю­щий бога­ми?

(12) Так я утвер­ждаю, Луци­лий, и зову тебя к небе­сам крат­чай­шей доро­гой. Секс­тий часто гово­рил: «Юпи­тер может не боль­ше, чем муж добра». У Юпи­те­ра есть мно­го тако­го, что посы­ла­ет он людям; но из двух мужей добра не будет луч­шим тот, кото­рый бога­че, как из двух оди­на­ко­во искус­ных в обра­ще­нии с кор­ми­лом не назо­вешь луч­шим того, чей корабль боль­ше и наряд­нее. (13) Чем Юпи­тер пре­вос­хо­дит доб­ро­де­тель­но­го чело­ве­ка? Он доб­ро­де­те­лен доль­ше. Муд­рый ценит себя ничуть не ниже отто­го, что его доб­ро­де­те­лям отме­ре­но недол­гое попри­ще. Так из двух муд­ре­цов умер­ший в ста­ро­сти не бла­жен­нее того, чья доб­ро­де­тель была огра­ни­че­на немно­ги­ми года­ми; так и бог берет над муд­ре­цом верх не сча­стьем, а дол­гим веком. (14) Не та доб­ро­де­тель боль­ше, что жила доль­ше. Юпи­тер всем вла­де­ет, — но все отда­ет дру­гим во вла­де­ние. И одним толь­ко пра­вом поль­зу­ет­ся он один — быть пода­те­лем все­го, чем поль­зу­ют­ся люди. Муд­рый с таким же пре­зри­тель­ным спо­кой­ст­ви­ем видит все в чужих руках, как и сам Юпи­тер, и ценит себя еще выше пото­му, что Юпи­тер не может всем этим поль­зо­вать­ся, а муд­рец не хочет. (15) Пове­рим же Секс­тию, ука­зы­ваю­ще­му пре­крас­ней­ший путь и вос­кли­цаю­ще­му: «Так вос­хо­дят до звезд!² Так, сле­дуя за уме­рен­но­стью; так, сле­дуя за воз­держ­но­стью; так, сле­дуя за храб­ро­стью!» — Боги не при­ве­ред­ли­вы и не завист­ли­вы; они пус­ка­ют к себе и про­тя­ги­ва­ют руку под­ни­маю­щим­ся. (16) Ты удив­ля­ешь­ся, что чело­век идет к богам? Но и бог при­хо­дит к людям и даже — чего уж боль­ше? — вхо­дит в людей. Нет бла­го­мыс­лия без бога. В чело­ве­че­ское тело забро­ше­ны боже­ст­вен­ные семе­на; если их при­мет доб­рый зем­ле­па­шец, взой­дет то, что посе­я­но, и уро­жай будет под стать семе­ни, из кото­ро­го воз­рос; а если дур­ной, — они умрут, как в бес­плод­ной боло­ти­стой поч­ве, и взой­дут сор­ня­ки вме­сто зла­ков. Будь здо­ров.