НРАВСТВЕННЫЕ ПИСЬМА К ЛУЦИЛИЮ

ПИСЬМО CVII

Сене­ка при­вет­ст­ву­ет Луци­лия!

(1) Где твоя разум­ность? где тон­кое уме­нье раз­би­рать­ся во всем? где вели­чье? Такой пустяк так тебя мучит? Рабы сочли твою заня­тость бла­го­при­ят­ной для побе­га! Обма­ну­ли бы тебя дру­зья (пусть они носят это имя, кото­рое дает им наш Эпи­кур¹, и зовут­ся так, чтобы им было осо­бен­но стыд­но не быть дру­зья­ми на деле); а тебя поки­ну­ли люди, на кото­рых ты даром тра­тил труды, кото­рые счи­та­ли, что ты и дру­гим в тягость. (2) Тут нет ниче­го необыч­но­го, ниче­го неожи­дан­но­го. Сер­дить­ся на все эти вещи так же смеш­но, как жало­вать­ся, что на ули­це тебя обрыз­га­ли, а в гря­зи ты испач­кал­ся. В жиз­ни все — как в бане, в тол­чее, на доро­ге: одно бро­ше­но в тебя нароч­но, дру­гое попа­да­ет слу­чай­но. Жизнь — вещь гру­бая. Ты вышел в дол­гий путь, — зна­чит, где-нибудь и поскольз­нешь­ся, и полу­чишь пинок, и упа­дешь, и уста­нешь, и вос­клик­нешь «уме­реть бы!» — и, ста­ло быть, солжешь. Здесь ты рас­ста­нешь­ся со спут­ни­ком, тут похо­ро­нишь его, там — испу­га­ешь­ся. Через такие вот непри­ят­но­сти ты и дол­жен изме­рить эту уха­би­стую доро­гу. (3) Он жела­ет смер­ти? Пусть при­гото­вит душу ко все­му, пусть зна­ет, что явил­ся в такое место, где гре­мит гром, где

С ними и при­хо­дит­ся про­во­дить жизнь под одной кров­лей. Бежать от них ты не можешь, пре­зи­рать можешь. А пре­зришь ты их, если часто суме­ешь пред­вос­хи­тить мыс­лью буду­щее. (4) Вся­кий сме­лее под­сту­пит­ся к тому, к чему дол­го при­учал себя, и будет сто­ек в тяготах, если думал о них зара­нее. А непод­готов­лен­ный, напро­тив, испу­га­ет­ся пустя­ков. Вот и надо доби­вать­ся, чтобы для нас не было неожи­дан­но­стей; а так как все кажет­ся тяже­лее из-за новиз­ны, то бла­го­да­ря непре­стан­но­му раз­мыш­ле­нию ты ни в какой беде не будешь нович­ком.

—(5) «Рабы поки­ну­ли меня!» — А дру­го­го они огра­би­ли, обви­ни­ли, пре­да­ли, затоп­та­ли, ста­ра­лись погу­бить ядом или доно­сом. То, о чем ты гово­ришь, слу­ча­лось со мно­ги­ми. Нема­ло стрел, и самых раз­ных, направ­ле­но в нас; одни уже вон­зи­лись, дру­гие мет­ко посла­ны и попа­дут непре­мен­но, третьи, хотя попа­дут в дру­гих, заде­нут и нас. (6) Так не будем дивить­ся тому, на что мы обре­че­ны от рож­де­нья, на что нико­му нель­зя сето­вать, так как оно для всех оди­на­ко­во. Да, так я и гово­рю, — оди­на­ко­во: ведь даже избе­жав­ший беды мог и не уйти от нее; равен­ство прав не в том, что все ими вос­поль­зу­ют­ся, а в том, что они всем пре­до­став­ле­ны. При­ка­жем душе быть спо­кой­ной и без жалоб запла­тим налог, при­чи­таю­щий­ся со смерт­ных.

(7) Зима при­но­сит сту­жу — при­хо­дит­ся мерз­нуть; лето воз­вра­ща­ет теп­ло — при­хо­дит­ся стра­дать от жары; неустой­чи­вость пого­ды гро­зит здо­ро­вью — при­хо­дит­ся хво­рать. Где-нибудь встре­тит­ся нам зверь, где-нибудь — чело­век, опас­ней любо­го зве­ря. Одно отни­мет вода, дру­гое — огонь. Изме­нить такой порядок вещей мы не в силах, — зато в силах обре­сти вели­чье духа, достой­ное мужа добра, и стой­ко пере­но­сить все пре­врат­но­сти слу­чая, не спо­ря с при­ро­дой. (8) А при­ро­да пере­ме­на­ми вно­сит порядок в то цар­ство, кото­рое ты видишь. За нена­стьем сле­ду­ет вёд­ро; после зати­шья на море вста­ют вол­ны; по оче­реди дуют вет­ры; ночь сме­ня­ет­ся днем; одна часть неба под­ни­ма­ет­ся, дру­гая опус­ка­ет­ся; веч­ность состо­ит из про­ти­во­по­лож­но­стей. (9) К это­му зако­ну и дол­жен при­спо­со­бить­ся наш дух, ему дол­жен сле­до­вать, ему пови­но­вать­ся; что бы ни слу­чи­лось, пусть он счи­та­ет, что ина­че быть не мог­ло, и не сме­ет бра­нить при­ро­ду.

Луч­ше все­го пере­тер­петь то, чего ты не можешь испра­вить, и, не роп­ща, сопут­ст­во­вать богу, по чьей воле все про­ис­хо­дит. Плох сол­дат, кото­рый идет за пол­ко­вод­цем со сто­ном. (10) Поэто­му будем про­вор­но и без лени при­ни­мать при­ка­зы и неукос­ни­тель­но про­дол­жать пре­крас­ней­ший труд, в кото­рый впле­те­но все, что мы тер­пим. Будем обра­щать­ся к Юпи­те­ру, чье кор­ми­ло направ­ля­ет эту гро­ма­ду, с теми же сло­ва­ми, что наш Кле­анф в сво­их крас­но­ре­чи­вых сти­хах, кото­рые поз­во­лил мне пере­ло­жить на наш язык при­мер Цице­ро­на³, крас­но­ре­чи­вей­ше­го мужа. Понра­вят­ся они тебе — будь дово­лен, не понра­вят­ся — знай, что я толь­ко сле­до­вал Цице­ро­но­ву при­ме­ру.

(12) Так и будем жить, так и будем гово­рить. Пусть рок най­дет нас гото­вы­ми и не ведаю­щи­ми лени! Таков вели­кий дух, вру­чив­ший себя богу. И, наобо­рот, ничто­жен и лишен бла­го­род­ства тот, кто упи­ра­ет­ся, кто пло­хо дума­ет о поряд­ке вещей в мире и хотел бы луч­ше испра­вить богов, чем себя. Будь здо­ров.