Анналы

Книга IV

[События 23—28 гг. н. э.]

1. (1) Кон­суль­ство Гая Ази­ния и Гая Анти­стия при­шлось на девя­тый год прин­ци­па­та Тибе­рия; в государ­стве цари­ли мир и покой, в его семье — бла­го­ден­ст­вие (ведь смерть Гер­ма­ни­ка он счи­тал счаст­ли­вым собы­ти­ем), как вдруг судь­ба ста­ла буше­вать, а сам он — сви­реп­ст­во­вать или поощ­рять тех, кто сви­реп­ст­во­вал. (2) Поло­жил это­му нача­ло и был при­чи­ною это­го пре­фект пре­то­ри­ан­ских когорт Элий Сеян, о могу­ще­стве кото­ро­го я упо­ми­нал выше; теперь рас­ска­жу о его про­ис­хож­де­нии, нра­вах и о том, каким зло­де­я­ни­ем заду­мал он захва­тить в свои руки вер­хов­ную власть. (3) Сеян родил­ся в Вуль­си­ни­ях и был сыном рим­ско­го всад­ни­ка Сея Стра­бо­на; в ран­ней юно­сти он состо­ял при вну­ке боже­ст­вен­но­го Авгу­ста Гае Цеза­ре, и не без слу­хов о том, что он про­да­вал свою раз­вра­щен­ность бога­чу и моту Апи­цию; в даль­ней­шем посред­ст­вом раз­лич­ных уло­вок он настоль­ко пле­нил Тибе­рия, что тот, обыч­но непро­ни­цае­мый для окру­жаю­щих, с ним одним остав­лял свою скрыт­ность и насто­ро­жен­ность; и Сеян достиг это­го не столь­ко бла­го­да­ря свой­ст­вен­но­му ему хит­ро­умию (ведь и его одо­ле­ли тем же ору­жи­ем), сколь­ко вслед­ст­вие гне­ва богов, обру­шен­но­го ими на Рим­ское государ­ство, для кото­ро­го и его воз­вы­ше­ние, и его низ­ло­же­ние было оди­на­ко­во роко­вым. (4) Тело его было вынос­ли­во к трудам и лише­ни­ям, душа — дерз­но­вен­на; свои дела он таил ото всех, у дру­гих выис­ки­вал толь­ко дур­ное; рядом с льсти­во­стью в нем ужи­ва­лась над­мен­ность; сна­ру­жи — при­твор­ная скром­ность, внут­ри — без­удерж­ная жаж­да гла­вен­ст­во­вать, и из-за нее — порою щед­рость и пыш­ность, но чаще усер­дие и настой­чи­вость, — каче­ства не менее вредо­нос­ные, когда они исполь­зу­ют­ся для овла­де­ния само­дер­жав­ною вла­стью.

2. (1) Сеян зна­чи­тель­но при­умно­жил уме­рен­ное вли­я­ние, кото­рым преж­де поль­зо­вал­ся пре­фект пре­то­ри­ан­цев, сведя рас­се­ян­ные по все­му Риму когор­ты в один общий лагерь, чтобы мож­но было сра­зу ими рас­по­рядить­ся и чтобы их чис­лен­ность, мощь и пре­бы­ва­ние на гла­зах друг у дру­га вну­ша­ли им самим уве­рен­ность в сво­ей силе, а всем про­чим — страх. (2) В обос­но­ва­ние этой меры он утвер­ждал, что раз­бро­сан­ные воин­ские под­разде­ле­ния впа­да­ют в рас­пу­щен­ность, что в слу­чае неожи­дан­ной надоб­но­сти собран­ные все вме­сте они смо­гут успеш­нее дей­ст­во­вать и что, если они ока­жут­ся за лагер­ным валом, вда­ли от соблаз­нов горо­да, у них уста­но­вит­ся более суро­вая дис­ци­пли­на. (3) Как толь­ко лагерь был закон­чен устрой­ст­вом, Сеян при­нял­ся мало-пома­лу вти­рать­ся в дове­рие к вои­нам, посе­щая их и обра­ща­ясь к ним по име­нам; вме­сте с тем он стал само­лич­но назна­чать цен­ту­ри­о­нов и три­бу­нов. (4) Не воз­дер­жи­вал­ся он и от воздей­ст­вия на сена­то­ров, стре­мясь доста­вить сво­им кли­ен­там долж­но­сти и про­вин­ции. Тибе­рий не мешал ему в этом и был до того рас­по­ло­жен к нему, что не толь­ко в част­ных беседах, но и в сена­те, и перед наро­дом пре­воз­но­сил Сея­на как сво­его сото­ва­ри­ща и спо­движ­ни­ка и допус­кал, чтобы в теат­рах, на город­ских пло­ща­дях и пре­то­ри­ях в рас­по­ло­же­нии леги­о­нов возда­ва­лись поче­сти его ста­ту­ям.

3. (1) Но боль­шая семья Тибе­рия, сын — во цве­те лет, взрос­лые вну­ки¹ были поме­хой к осу­щест­вле­нию жела­ний Сея­на: напасть на них разом было опас­но, а ковар­ный рас­чет гово­рил ему, что пре­ступ­ле­ния долж­ны быть отде­ле­ны одно от дру­го­го неко­то­ры­ми про­ме­жут­ка­ми вре­ме­ни. Итак, он пред­по­чел дей­ст­во­вать более тай­ны­ми сред­ства­ми и начать с Дру­за, к кото­ро­му питал еще не успев­шую остыть зло­бу. (2) Ибо Друз, не выно­ся сопер­ни­ков и вспыль­чи­вый от при­ро­ды, в раз­га­ре слу­чай­но воз­ник­ше­го меж­ду ним и Сея­ном спо­ра под­нял на него руку; тот не усту­пал, и он уда­рил его по лицу. (3) И вот, обду­мы­вая, что ему пред­при­нять в первую оче­редь, Сеян при­шел к выво­ду, что вер­нее все­го под­сту­пить­ся к жене Дру­за Ливии, — эта сест­ра Гер­ма­ни­ка, в ран­ней юно­сти непри­вле­ка­тель­ная, впо­след­ст­вии отли­ча­лась ред­кост­ной кра­сотой. Изо­бра­зив, что вос­пы­лал к ней любо­вью, он скло­нил ее к пре­лю­бо­де­я­нию и, при­нудив к это­му пер­во­му постыд­но­му шагу, вну­шил ей жела­ние соеди­нить­ся с ним в бра­ке, стать его сопра­ви­тель­ни­цей и умерт­вить мужа (ведь поте­ряв­шая цело­муд­рие жен­щи­на уже ни в чем не отка­зы­ва­ет!). (4) И она, чей дядя был Август, све­кор — Тибе­рий, и у кото­рой были дети от Дру­за, осквер­ни­ла себя, а так­же пред­ков и потом­ков сво­их свя­зью с любов­ни­ком из муни­ци­пия, в ожи­да­нии пре­ступ­но­го и невер­но­го вза­мен почет­но­го и того, чем она проч­но вла­де­ла. (5) В их тай­ну посвя­ща­ет­ся так­же друг и врач Ливии Эвдем, кото­рый, исполь­зуя пра­ва сво­его ремес­ла, неред­ко оста­вал­ся наедине с Ливи­ей. Тогда же Сеян, чтобы не воз­буж­дать в любов­ни­це рев­но­сти и сомне­ний, уда­ля­ет из дома свою жену Апи­ка­ту, от кото­рой у него было трое детей. (6) Но труд­но­сти, свя­зан­ные с выпол­не­ни­ем их зло­дей­ско­го умыс­ла, все­ля­ли в них страх и вызы­ва­ли отсроч­ки, а порою и про­ти­во­ре­ча­щие друг дру­гу реше­ния.

4. (1) Меж­ду тем сын Гер­ма­ни­ка Друз в нача­ле года облек­ся в муж­скую тогу, и сенат опре­де­лил ему то же самое, что и его бра­ту Неро­ну². (2) В добав­ле­ние к это­му Цезарь высту­пил с речью, в кото­рой вос­хва­лял сво­его сына за оте­че­ское попе­че­ние о пле­мян­ни­ках. (3) Ибо Друз — хоть и труд­но най­ти согла­сие там, где оби­та­ет могу­ще­ство, — был, как все при­зна­ва­ли, бла­го­же­ла­те­лен к юно­шам и во вся­ком слу­чае не про­яв­лял к ним враж­деб­но­сти. (4) Далее, прин­цепс вспом­нил о сво­ем дав­нем, но часто выска­зы­вае­мом толь­ко для вида наме­ре­нии объ­е­хать про­вин­ции. Как на повод импе­ра­тор ука­зы­вал на то, что ско­пи­лось мно­же­ство под­ле­жа­щих уволь­не­нию вете­ра­нов и что по этой при­чине необ­хо­ди­мо попол­нить вой­ска посред­ст­вом набо­ров: доб­ро­воль­но посту­паю­щих на воен­ную служ­бу мало, а если бы таких и ока­за­лось доста­точ­но, они не выдер­жи­ва­ют ника­ко­го срав­не­ния с вои­на­ми, при­шед­ши­ми по при­зы­ву, ни в доб­ле­сти, ни в дис­ци­плине, пото­му что по соб­ст­вен­но­му жела­нию всту­па­ют в вой­ска пре­иму­ще­ст­вен­но бед­ня­ки и бро­дя­ги. (5) Тибе­рий назвал так­же чис­ло леги­о­нов, охра­няв­ших те или иные про­вин­ции. (6) Пола­гаю, что и мне сле­ду­ет ука­зать, како­вы были тогда рим­ские воору­жен­ные силы, какие цари состо­я­ли с нами в сою­зе и насколь­ко более тес­ны­ми были в те вре­ме­на пре­де­лы импе­рии.

5. (1) Ита­лию на обо­их морях охра­ня­ли два флота: один со сто­ян­кой в Мизе­нах, дру­гой — в Равен­не, а бли­жай­шее побе­ре­жье Гал­лии — снаб­жен­ные тара­на­ми кораб­ли, захва­чен­ные в бит­ве при Акции и послан­ные Авгу­стом с долж­ным чис­ло греб­цов в Форум Юлия. (2) Но глав­ные силы состав­ля­ли восемь леги­о­нов на Рейне, являв­ши­е­ся одно­вре­мен­но опло­том и про­тив гер­ман­цев, и про­тив гал­лов. (3) Недав­но уми­ротво­рен­ные испан­ские обла­сти³ были заня­ты тре­мя леги­о­на­ми. Мав­ри­та­нию рим­ский народ отдал в дар царю Юбе⁴. (4) Про­чие афри­кан­ские зем­ли удер­жи­ва­лись дву­мя леги­о­на­ми, столь­ки­ми же — Еги­пет, а огром­ные про­стран­ства от Сирии и вплоть до реки Евфра­та — четырь­мя леги­о­на­ми; по сосед­ству с ними власт­во­ва­ли цари ибе­ров и аль­ба­нов и дру­гих наро­дов, ограж­дае­мые от посяг­но­ве­ний со сто­ро­ны погра­нич­ных государств нашим вели­чи­ем; (5) Фра­ки­ей пра­ви­ли Реме­талк и сыно­вья Коти­са; на бере­гах Дуная были раз­ме­ще­ны два леги­о­на в Пан­но­нии и два в Мезии, столь­ко же нахо­ди­лось в Дал­ма­ции; вслед­ст­вие поло­же­ния этой стра­ны они мог­ли бы под­дер­жать с тыла дунай­ские леги­о­ны, а если бы Ита­лии вне­зап­но потре­бо­ва­лась помощь, то и туда было неда­ле­ко; впро­чем, Рим имел соб­ст­вен­ные вой­ска — три город­ские и девять пре­то­ри­ан­ских когорт, — наби­рае­мые почти исклю­чи­тель­но в Умбрии и Этру­рии, а так­же в Ста­ром Лации и в древ­ней­ших рим­ских коло­ни­ях⁵. (6) В удоб­ных местах про­вин­ций сто­я­ли союз­ни­че­ские три­ре­мы, отряды кон­ни­цы и вспо­мо­га­тель­ные когор­ты, по коли­че­ству вои­нов почти рав­ные леги­о­нам; впро­чем, точ­ность здесь невоз­мож­на, так как в зави­си­мо­сти от обсто­я­тельств эти силы пере­бра­сы­ва­лись с места на место и их чис­лен­ность то воз­рас­та­ла, то пада­ла.

6. (1) Счи­таю умест­ным оста­но­вить­ся и на дру­гих сто­ро­нах дея­тель­но­сти Тибе­рия, а так­же на том, каким было его прав­ле­ние вплоть до дня, до кото­ро­го доведен мой рас­сказ; ибо уже в этом году прин­ци­пат начал менять­ся к худ­ше­му. (2) В нача­ле его государ­ст­вен­ные дела, рав­но как и важ­ней­шие част­ные, рас­смат­ри­ва­лись в сена­те и вид­ным сена­то­рам пре­до­став­ля­лась воз­мож­ность выска­зать о них мне­ние, а если кто впа­дал в лесть, то сам Тибе­рий его оста­нав­ли­вал; пред­ла­гая кого-либо на выс­шие долж­но­сти, он при­ни­мал во вни­ма­ние знат­ность пред­ков, добы­тые на воен­ной служ­бе отли­чия и даро­ва­ния на граж­дан­ском попри­ще, чтобы не воз­ник­ло сомне­ний, что дан­ное лицо — наи­бо­лее под­хо­дя­щее. (3) Возда­ва­лось долж­ное ува­же­ние кон­су­лам, долж­ное — пре­то­рам: бес­пре­пят­ст­вен­но отправ­ля­ли свои обя­зан­но­сти и низ­шие маги­ст­ра­ты. Повсюду, кро­ме судеб­ных раз­би­ра­тельств об оскорб­ле­нии вели­чия, неуклон­но соблюда­лись зако­ны. (4) Снаб­же­ни­ем хле­ба и сбо­ром нало­гов и про­чих поступ­ле­ний в государ­ст­вен­ную каз­ну зани­ма­лись объ­еди­не­ния рим­ских всад­ни­ков. (5) Ведать лич­ны­ми сво­и­ми дохо­да­ми Цезарь обыч­но пору­чал чест­ней­шим людям, ино­гда ранее ему неиз­вест­ным, но дове­ря­ясь их доб­рой сла­ве; при­ня­тые к нему на служ­бу, они неогра­ни­чен­но дол­гое вре­мя пре­бы­ва­ли на ней, так что бо́льшая их часть дости­га­ла ста­ро­сти, выпол­няя все те же обя­зан­но­сти. (6) Хотя про­стой народ и стра­дал от высо­ких цен на зер­но, но в этом не было вины прин­цеп­са, не жалев­ше­го ни средств, ни уси­лий, чтобы пре­одо­леть бес­пло­дие поч­вы и бури на море. (7) Забо­тил­ся он и о том, чтобы во избе­жа­ние вол­не­ний в про­вин­ци­ях их не обре­ме­ня­ли новы­ми тягота­ми, и они без­ро­пот­но нес­ли ста­рые, не будучи воз­му­щае­мы алч­но­стью и жесто­ко­стью маги­ст­ра­тов; телес­ных нака­за­ний и кон­фис­ка­ций иму­ще­ства не было. Поме­стья Цеза­ря в Ита­лии были немно­го­чис­лен­ны, рабы — доб­ро­го поведе­ния, двор­цо­вое хозяй­ство — на руках у немно­гих воль­ноот­пу­щен­ни­ков; и если слу­ча­лись у него тяж­бы с част­ны­ми лица­ми, то раз­ре­ша­ли их суд и зако­ны.

7. (1) Непри­вет­ли­вый в обра­ще­нии и боль­шин­ству сопри­ка­сав­ших­ся с ним вну­шав­ший страх, он дер­жал­ся тем не менее этих поряд­ков, и лишь после смер­ти Дру­за все пошло по-дру­го­му. (2) При его жиз­ни они оста­ва­лись нетро­ну­ты­ми, пото­му что Сеян, вхо­дя в силу, хотел слыть чело­ве­ком, подаю­щим бла­гие сове­ты прин­цеп­су, и, кро­ме того, боял­ся отпо­ра со сто­ро­ны того, кто не скры­вал сво­ей нена­ви­сти к нему и часто жало­вал­ся, что при живом сыне Тибе­рий вели­ча­ет дру­го­го помощ­ни­ком импе­ра­то­ра: мно­го­го ли не хва­та­ет, чтобы он назна­чил его сво­им сопра­ви­те­лем? (3) Вна­ча­ле стрем­ле­ние к вла­сти натал­ки­ва­ет­ся на пре­гра­ды, но едва при­об­щишь­ся к ней, как у тебя тот­час же появ­ля­ют­ся рев­ност­ные при­вер­жен­цы; по жела­нию пре­фек­та уже создан лагерь; в его руки отда­ны вои­ны; его ста­туя кра­су­ет­ся в теат­ре Гнея Пом­пея; (4) он пород­нит­ся с семьею Дру­за, и у них будут общие вну­ки⁶; после это­го толь­ко и оста­ет­ся, что молить­ся богам о нис­по­сла­нии ему скром­но­сти, дабы он не поже­лал боль­ше­го. Друз неред­ко выска­зы­вал это и за пре­де­ла­ми тес­но­го кру­га при­бли­жен­ных, но даже самые дове­ри­тель­ные его сло­ва измен­ни­цею-женою пере­да­ва­лись Сея­ну.

8. (1) И вот, пола­гая, что нуж­но пото­ро­пить­ся с выпол­не­ни­ем заду­ман­но­го, Сеян изби­ра­ет яд, дей­ст­вие кото­ро­го — мед­лен­ное и посте­пен­ное — созда­ва­ло бы подо­бие слу­чай­но­го заболе­ва­ния. Он был дан Дру­зу евну­хом Лигдом, как выяс­ни­лось спу­стя восемь лет⁷. (2) Во вре­мя болез­ни сына Тибе­рий еже­днев­но являл­ся в курию, то ли нисколь­ко за него не тре­во­жась, то ли, чтобы выка­зать стой­кость духа; явил­ся он туда и в день смер­ти Дру­за, когда тот еще не был погре­бен. (3) Кон­су­лам, в знак печа­ли сев­шим вме­сте с сена­то­ра­ми, он напом­нил об их досто­ин­стве и пред­ло­жил занять подо­баю­щее им место⁸; затем, не поз­во­лив себе ни еди­но­го про­яв­ле­ния горя, он обра­тил­ся к про­ли­вав­шим сле­зы сена­то­рам с целой речью, чтобы под­нять их дух: он пони­ма­ет, что может вызвать упрек, пред­став, несмот­ря на столь све­жее горе, перед гла­за­ми сена­та; боль­шин­ство людей, скор­бя по умер­шим, едва выно­сит обра­щае­мые к ним близ­ки­ми сло­ва уте­ше­ния, едва может смот­реть на днев­ной свет. (4) Он не винит их по этой при­чине в мало­ду­шии, но для себя ищет облег­че­ния более муже­ст­вен­но­го и наме­рен ради это­го погру­зить­ся в государ­ст­вен­ные дела. (5) Далее он посе­то­вал на пре­клон­ные лета Авгу­сты, на незре­лый еще воз­раст вну­ков, на свои пожи­лые годы и велел при­ве­сти сыно­вей Гер­ма­ни­ка⁹, един­ст­вен­ную отра­ду в постиг­шем его несча­стии. (6) Вышед­шие за ними кон­су­лы, обо­д­рив юно­шей дру­же­ст­вен­ны­ми сло­ва­ми, вве­ли их в сенат и под­ве­ли к Цеза­рю. Взяв их за руки, он ска­зал: «Отцы сена­то­ры, после того как они лиши­лись роди­те­ля, я пору­чил их попе­че­нию дяди и попро­сил его, чтобы, имея сво­их детей, он леле­ял и этих не ина­че, чем кров­ных отпрыс­ков, воз­вы­сил и вос­пи­тал на радость себе и потом­ству; (7) и теперь, когда смерть похи­ти­ла Дру­за, я умо­ляю и закли­наю вас перед бога­ми и роди­ной: при­ми­те под свое покро­ви­тель­ство пра­вну­ков Авгу­ста, потом­ков слав­ней­ших пред­ков, руко­во­ди­те ими, выпол­ни­те свой и мой долг. (8) Отныне они будут вам, Нерон и Друз, вме­сто роди­те­лей. Так пред­опре­де­ле­но вашим рож­де­ни­ем: ваше бла­го­ден­ст­вие и ваши невзго­ды неот­де­ли­мы от бла­го­ден­ст­вия и невзгод Рим­ско­го государ­ства».

9. (1) Эта речь вызва­ла у мно­гих сле­зы; Цеза­ря осы­па­ли поже­ла­ни­я­ми бла­го­по­лу­чия в буду­щем; и если бы он огра­ни­чил­ся ска­зан­ным, серд­ца слу­ша­те­лей оста­лись бы пре­ис­пол­нен­ны­ми сочув­ст­вия к его горю и пре­кло­не­ния перед ним: но он вер­нул­ся к пустым и уже столь­ко раз осме­ян­ным заяв­ле­ни­ям, что наме­рен отречь­ся от вла­сти, и пусть кон­су­лы или кто дру­гой возь­мет на себя управ­ле­ние государ­ст­вом; это подо­рва­ло дове­рие даже к тому искрен­не­му и чест­но­му, что было им толь­ко что выска­за­но. (2) Дру­зу были опре­де­ле­ны такие же поче­сти, как в свое вре­мя Гер­ма­ни­ку, впро­чем, с добав­ле­ни­ем мно­гих дру­гих; льсте­цы любят пре­вос­хо­дить сво­их пред­ше­ст­вен­ни­ков. (3) Похо­ро­ны отли­ча­лись пыш­ной про­цес­си­ей с обиль­ны­ми изо­бра­же­ни­я­ми пред­ков, и в длин­ной их вере­ни­це мож­но было увидеть Энея, к кото­ро­му вос­хо­дит род Юли­ев¹⁰, всех царей Аль­бы Лон­ги, осно­ва­те­ля Рима Рому­ла, а за ними — сабин­ских родо­на­чаль­ни­ков, Атта Клав­са и осталь­ных Клав­ди­ев.¹¹

10. (1) В рас­ска­зе о смер­ти Дру­за я при­вел толь­ко то, о чем упо­ми­на­ет боль­шин­ство источ­ни­ков, и при­том наи­бо­лее заслу­жи­ваю­щих дове­рия. Но не умол­чу и о слу­хе, настоль­ко в то вре­мя упор­ном, что он не заглох и поныне. (2) Под­бив на пре­ступ­ле­ние Ливию, Сеян посред­ст­вом раз­врат­ной свя­зи завла­дел яко­бы и волей евну­ха Лигда, так как тот бла­го­да­ря сво­ей юно­сти и кра­со­те поль­зо­вал­ся рас­по­ло­же­ни­ем гос­по­ди­на и был одним из его при­бли­жен­ных слуг. После того как заго­вор­щи­ки усло­ви­лись отно­си­тель­но места и вре­ме­ни отрав­ле­ния, Сеян дошел до такой наг­ло­сти, что отпра­вил под­мет­ное пись­мо Цеза­рю, в кото­ром, обви­нив Дру­за в наме­ре­нии отра­вить отца, убеж­дал Тибе­рия не при­ка­сать­ся за обедом у сына к пер­вой пред­ло­жен­ной ему чаше. (3) Ста­рик под­дал­ся обма­ну и, явив­шись на пир, пере­дал вру­чен­ную ему чашу Дру­зу, а тот, ни о чем не дога­ды­ва­ясь и осу­шив ее с юно­ше­ской живо­стью, еще боль­ше укре­пил подо­зре­ние в том, что из стра­ха и со сты­да он сам себя при­судил к смер­ти, кото­рую под­стро­ил отцу.

11. (1) Этот широ­ко рас­про­стра­нен­ный в наро­де слух, поми­мо того, чего не суще­ст­ву­ет досто­вер­ных свиде­тельств в его под­твер­жде­ние, может быть с лег­ко­стью опро­верг­нут. (2) И вправ­ду, кто, обла­дая хотя бы кру­пи­цей бла­го­ра­зу­мия, не гово­ря уже о Тибе­рии с его огром­ным жиз­нен­ным опы­том, погу­бил бы сына, не выслу­шав его объ­яс­не­ний, и к тому же соб­ст­вен­но­руч­но, и не мучил­ся бы затем рас­ка­я­ньем? Поче­му бы он не под­верг ско­рее пыт­ке под­нес­ше­го ему отра­ву раба, не дознал­ся, кем было заду­ма­но пре­ступ­ле­ние, не дей­ст­во­вал, имея дело с един­ст­вен­ным сыном, ни разу не изоб­ли­чен­ным в зло­коз­нен­но­сти, с той мед­ли­тель­но­стью и нето­роп­ли­во­стью, кото­рые были при­су­щи ему даже по отно­ше­нию к посто­рон­ним? (3) Но так как Сеян счи­тал­ся источ­ни­ком всех зло­де­я­ний, а так­же вслед­ст­вие чрез­мер­ной при­вя­зан­но­сти к нему Тибе­рия и все­об­щей нена­ви­сти и к тому и к дру­го­му люди охот­но вери­ли любым выдум­кам, сколь бы чудо­вищ­ны они ни были, тем более что кон­чи­на вла­сти­те­лей все­гда свя­зы­ва­ет­ся мол­вою со вся­ки­ми ужа­са­ми. (4) Кро­ме того, обсто­я­тель­ства пре­ступ­ле­ния, выдан­но­го женою Сея­на Апи­ка­той, были рас­кры­ты под пыт­кой Эвде­мом и Лигдом. Далее, не нашлось тако­го исто­ри­ка, кото­рый, с какой бы нена­ви­стью он ни отно­сил­ся к Тибе­рию, упрек­нул бы его в смер­ти сына, хотя они тща­тель­но соби­ра­ли и даже пре­уве­ли­чи­ва­ли все про­чее. (5) Что до меня, то, сооб­щая этот слух и тут же опро­верг­нув его, я имел в виду пока­зать на ярком при­ме­ре лжи­вость мол­вы и убедить тех, в чьи руки попа­дет этот труд, не отда­вать пред­по­чте­ния ходя­чим и вздор­ным выдум­кам, с такою жад­но­стью под­хва­ты­вае­мым людь­ми, перед прав­ди­вым повест­во­ва­ни­ем, кото­рое доро­жит исти­ной и не укло­ня­ет­ся к ска­зоч­но­му.

12. (1) Когда Тибе­рий про­из­но­сил с рост­раль­ной три­бу­ны похваль­ное сло­во сыну, народ и сенат, сохра­няя печаль­ный облик и раз­ра­жа­ясь горест­ны­ми сте­на­ни­я­ми, дела­ли это ско­рее при­твор­но, чем искренне, и в глу­бине души радо­ва­лись, что семей­ство Гер­ма­ни­ка вновь обре­та­ет силу. (2) Это пер­вое про­яв­ле­ние народ­ной люб­ви и то, что Агрип­пи­на не скры­ва­ла сво­их мате­рин­ских надежд, уско­ри­ли его гибель, (3) ибо Сеян, видя, что умерщ­вле­ние Дру­за оста­лось для убийц без­на­ка­зан­ным и не вызва­ло под­лин­ной скор­би в наро­де, и гото­вый на новые зло­де­я­ния, так как пер­вое было успеш­но доведе­но до кон­ца, при­нял­ся раз­мыш­лять, как ему истре­бить сыно­вей Гер­ма­ни­ка, кото­рые, бес­спор­но, ста­нут наслед­ни­ка­ми Тибе­рия. (4) Он не мог покон­чить со все­ми тре­мя, под­сы­пав им яду, так как слу­жив­шие им рабы отли­ча­лись пре­дан­но­стью и цело­муд­рие Агрип­пи­ны было неко­ле­би­мо. (5) Итак, он при­ни­ма­ет­ся пори­цать ее высо­ко­ме­рие, рас­па­лять дав­нюю нена­висть к ней Авгу­сты и под­стре­кать свою недав­но обре­тен­ную сообщ­ни­цу Ливию с тем, чтобы они вос­ста­но­ви­ли про­тив нее Тибе­рия, нашеп­ты­вая ему, что она, гор­дясь мно­го­чис­лен­но­стью рож­ден­ных ею детей и опи­ра­ясь на рас­по­ло­же­ние к ним наро­да, замыш­ля­ет захва­тить власть. (6) Того же доби­вал­ся он и через искус­ных кле­вет­ни­ков, из кото­рых осо­бен­но рас­счи­ты­вал на Юлия Посту­ма, бла­го­да­ря пре­лю­бо­дей­ной свя­зи с Мути­ли­ей При­ской втер­ше­го­ся в дове­рие к баб­ке¹² и по этой при­чине весь­ма при­год­но­го для его целей, так как При­с­ка, имев­шая боль­шое вли­я­ние на Авгу­сту, раз­жи­га­ла в ста­ру­хе, и от при­ро­ды вла­сто­лю­би­вой и не тер­пя­щей сопер­ни­че­ства, непри­ми­ри­мую враж­деб­ность к невест­ке. (7) Вме­сте с тем и меж­ду при­бли­жен­ны­ми Агрип­пи­ны нашлись такие, кото­рых уда­лось под­го­во­рить, чтобы они воз­буж­да­ли зло­на­ме­рен­ны­ми реча­ми ее често­лю­бие.

13. (1) Меж­ду тем Тибе­рий, ста­ра­ясь забыть­ся в трудах, неустан­но зани­мал­ся государ­ст­вен­ны­ми дела­ми, рас­смат­ри­вая жало­бы рим­ских граж­дан и прось­бы союз­ни­ков; по его пред­ло­же­нию сенат, идя навстре­чу раз­ру­шен­ным зем­ле­тря­се­ни­ем горо­дам — Киби­ре в Азии, Эгию в Ахайе, — издал указ, осво­бо­див­ший их на три года от упла­ты нало­гов. (2) Тогда же про­кон­сул Даль­ней Испа­нии Вибий Серен, осуж­ден­ный за наси­лия и жесто­кость по зако­ну о пре­вы­ше­нии вла­сти, ссы­ла­ет­ся на ост­ров Аморг. (3) Выно­сит­ся оправ­да­тель­ный при­го­вор Кар­сидию Сацер­доту, пре­дан­но­му суду за то, что он яко­бы снаб­жал хле­бом вра­га Рим­ско­го государ­ства Так­фа­ри­на­та, рав­но как и Гаю Грак­ху, при­вле­чен­но­му по тако­му же обви­не­нию. (4) Послед­не­го, еще совсем малым ребен­ком, взял с собою в ссыл­ку на ост­ров Кер­ки­ну его отец Сем­п­ро­ний. Вырос­ший там сре­ди людей, кото­рых не кос­ну­лось обра­зо­ва­ние, он кор­мил­ся жал­кою мено­вою тор­гов­лей в Афри­ке и Сици­лии и тем не менее не избег­нул опас­но­стей, сопря­жен­ных с высо­ким поло­же­ни­ем в обще­стве. (5) И если бы это­го ни в чем не повин­но­го Грак­ха не защи­ти­ли управ­ляв­шие тогда Афри­кой Элий Ламия и Луций Апро­ний, его несо­мнен­но погу­би­ли бы при­над­леж­ность к про­слав­лен­но­му несчаст­но­му роду и гоне­ния, кото­рым под­верг­ся его отец.

14. (1) Так­же и в этом году гре­че­ские общи­ны при­сла­ли сво­их пред­ста­ви­те­лей, про­сив­ших под­твер­дить дав­нее пра­во убе­жи­ща: самос­цы — за хра­мом Юно­ны¹³, граж­дане Коса — за хра­мом Эску­ла­пия. (2) Самос­цы ссы­ла­лись на поста­нов­ле­ние амфи­к­ти­о­нов¹⁴, обла­дав­ших выс­шею вла­стью и вер­шив­ших все­ми дела­ми в то дале­кое вре­мя, когда гре­ки, осно­вав горо­да в Азии, вла­де­ли ее побе­ре­жьем. (3) Осно­ва­ния, на кото­рые опи­ра­лись ко́сцы, име­ли за собой не мень­шую древ­ность, к чему при­со­еди­ня­лись и заслу­ги их пред­ков, ибо они откры­ли для рим­ских граж­дан храм Эску­ла­пия, когда тех, по при­ка­за­нию царя Мит­ри­да­та, истреб­ля­ли на всех ост­ро­вах и во всех горо­дах Азии¹⁵.

(4) После неод­но­крат­ных, но без­успеш­ных жалоб со сто­ро­ны пре­то­ров Цезарь само­лич­но доло­жил, нако­нец, сена­ту о бес­чин­ствах комеди­ан­тов и мимов: мно­го сму­ты вно­сят они в обще­ст­вен­ные места, мно­го мер­зо­стей тво­рят за сте­на­ми част­ных домов; древ­нее пред­став­ле­ние осков — без­обид­ное и забав­ное народ­ное зре­ли­ще¹⁶ — ста­ло настоль­ко бес­стыд­ным и настоль­ко рас­про­стра­нен­ным, что сена­ту над­ле­жит поло­жить пре­дел это­му без­обра­зию. Вслед за тем комеди­ан­ты и мимы были изгна­ны из Ита­лии.

15. (1) В том же году Цезарь понес и дру­гие утра­ты: умер один из близ­не­цов Дру­за¹⁷; не менее тяж­кой поте­рей была и смерть дру­га. (2) То был Луци­лий Лонг, дав­ний това­рищ всех его печа­лей и радо­стей, един­ст­вен­ный из сена­то­ров, разде­ляв­ший с ним его уеди­не­ние на Родо­се. (3) Итак, невзи­рая на то, что Лонг при­над­ле­жал к новой зна­ти, сена­то­ры реши­ли устро­ить ему цен­зор­ские похо­ро­ны на государ­ст­вен­ный счет и уста­но­вить его ста­тую на фору­ме Авгу­ста. Тогда все дела еще рас­смат­ри­ва­лись сена­том, так что пред ним пред­стал и про­ку­ра­тор Азии Луци­лий Капи­тон, при­вле­чен­ный к суду по предъ­яв­лен­но­му этой про­вин­ци­ей обви­не­нию, при­чем прин­цепс реши­тель­но заявил, что он пре­до­ста­вил Капи­то­ну пра­во рас­по­ря­жать­ся лишь его, прин­цеп­са, иму­ще­ст­вом и раба­ми, а если тот при­сво­ил себе пре­тор­скую власть и поль­зо­вал­ся в сво­их целях воин­ской силой, то тем самым пре­вы­сил свои пол­но­мо­чия; так пусть же сена­то­ры выслу­ша­ют союз­ни­ков. (4) По рас­сле­до­ва­нии дела под­суди­мый был осуж­ден. За это заступ­ни­че­ство, а так­же за то, что и в минув­шем году был нака­зан Гай Силан¹⁸, горо­да Азии поста­но­ви­ли воз­двиг­нуть храм в честь Тибе­рия, его мате­ри и сена­та. (5) На его построй­ку было дано раз­ре­ше­ние, и бла­го­да­рил за него сена­то­ров и деда Нерон, бла­го­же­ла­тель­но при­ня­тый слу­ша­те­ля­ми, кото­рым, при еще све­жем вос­по­ми­на­нии о Гер­ма­ни­ке, пред­став­ля­лось, буд­то они сно­ва видят его и его слу­ша­ют. (6) Юно­ша отли­чал­ся скром­но­стью и достой­ной мужа высо­ко­го поло­же­ния внеш­но­стью и имел тем боль­ший успех, чем боль­шей под­вер­гал­ся опас­но­сти вслед­ст­вие всем извест­ной нена­ви­сти к нему Сея­на.

16. (1) Тогда же Цезарь высту­пил с речью по пово­ду избра­ния фла­ми­на Юпи­те­ра вме­сто умер­ше­го Сер­вия Малу­гин­ско­го, в кото­рой пред­ло­жил издать новый закон о поряд­ке заме­ще­ния этой долж­но­сти. (2) Ведь древ­ний обы­чай пред­пи­сы­ва­ет выдви­нуть кан­дида­та­ми трех пат­ри­ци­ев, чьи роди­те­ли соче­та­лись бра­ком по обряду кон­фарре­а­ции¹⁹, и на одном из них оста­но­вить выбор; теперь, одна­ко, в отли­чие от ста­ри­ны нет преж­не­го оби­лия соис­ка­те­лей, пото­му что обряд кон­фарре­а­ции вышел из оби­хо­да или удер­жал­ся сре­ди очень немно­гих (3) (он при­вел несколь­ко при­чин это­го, и глав­ней­шая из них — нера­ди­вость муж­чин и жен­щин; сюда при­со­еди­ня­ют­ся и сопря­жен­ные с самой цере­мо­ни­ей труд­но­сти, кото­рых жела­ют избег­нуть) и еще пото­му, что при­няв­ший на себя сан фла­ми­на Юпи­те­ра, рав­но, как и та, кто, вый­дя за него замуж, под­чи­не­на его вла­сти, выхо­дят из-под вла­сти отца²⁰. (4) Здесь нуж­но вне­сти послаб­ле­ния, подоб­но тому как неко­гда Август при­спо­со­бил к нуж­дам сво­его вре­ме­ни кое-что из заве­щан­но­го суро­вой древ­но­стью. (5) По рас­смот­ре­нии сакраль­ных уста­нов­ле­ний сенат опре­де­лил не менять поряд­ка назна­че­ния на долж­ность фла­ми­на, но издал закон, соглас­но кото­ро­му супру­га фла­ми­на под­власт­на мужу лишь в том, что име­ет каса­тель­ство к свя­щен­но­дей­ст­ви­ям, а в осталь­ном поль­зу­ет­ся оди­на­ко­вы­ми с про­чи­ми жен­щи­на­ми пра­ва­ми. (6) Пре­ем­ни­ком Сер­вия Малу­гин­ско­го назна­чи­ли его сына. Чтобы воз­вы­сить досто­ин­ство жре­цов и чтобы сами они с бо́льшим рве­ни­ем слу­жи­ли богам, было поста­нов­ле­но выдать вестал­ке Кор­не­лии, заме­стив­шей Скан­тию, два мил­ли­о­на сестер­ци­ев, и, кро­ме того, было реше­но, что Авгу­ста при посе­ще­нии теат­ра вся­кий раз будет зани­мать место сре­ди веста­лок.

17. (1) В кон­суль­ство Кор­не­лия Цете­га и Визел­лия Варро­на пон­ти­фи­ки, а по их при­ме­ру и осталь­ные жре­цы, воз­но­ся молит­вы о бла­го­по­лу­чии прин­цеп­са и давая соот­вет­ст­ву­ю­щие обе­ты, пре­по­ру­чи­ли попе­че­нию тех же богов Неро­на и Дру­за, не столь­ко из люб­ви к этим моло­дым людям, сколь­ко из лести. Но при пор­че нра­вов как отсут­ст­вие, так и чрез­мер­ность ее в рав­ной мере опас­ны. (2) Тибе­рий, нико­гда не питав­ший рас­по­ло­же­ния к семей­ству Гер­ма­ни­ка, глу­бо­ко уязв­лен­ный тем, что его, ста­ри­ка, поста­ви­ли в один ряд с моло­ды­ми людь­ми, вызвал к себе пон­ти­фи­ков и спро­сил их, усту­пи­ли ли они прось­бам Агрип­пи­ны или ее угро­зам. (3) Они отри­ца­ли то и дру­гое, но прин­цепс их побра­нил, впро­чем, доволь­но мяг­ко: ведь зна­чи­тель­ную их часть состав­ля­ли его род­ст­вен­ни­ки, а дру­гие были вид­ней­ши­ми граж­да­на­ми государ­ства. Тем не менее он высту­пил с речью в сена­те, в кото­рой пред­у­предил, чтобы впредь никто возда­ни­ем преж­девре­мен­ных поче­стей не рас­па­лял често­лю­бия в вос­при­им­чи­вых душах юно­шей. (4) На него воздей­ст­во­вал и Сеян, твер­див­ший, что государ­ство рас­чле­не­но на враж­деб­ные ста­ны, как если бы было охва­че­но граж­дан­ской вой­ной: есть такие, кото­рые откры­то заяв­ля­ют о сво­ей при­над­леж­но­сти к пар­тии Агрип­пи­ны, и если не при­нять мер, их станет гораздо боль­ше; и не суще­ст­ву­ет дру­го­го сред­ства про­тив углуб­ля­ю­щей­ся усо­би­цы, как убрать одно­го или двух из наи­бо­лее рья­ных сму­тья­нов.

18. (1) Итак, во испол­не­ние сво­его замыс­ла Сеян реша­ет рас­пра­вить­ся с Гаем Сили­ем и Тити­ем Саби­ном. Бли­зость к Гер­ма­ни­ку была пагуб­на для обо­их, но для Силия — еще и то, что в тече­ние семи лет он началь­ст­во­вал боль­шим вой­ском, одо­лел в войне Сакро­ви­ра, заслу­жил в Гер­ма­нии три­ум­фаль­ные отли­чия, и с чем боль­шей высоты он был бы низ­верг­нут, тем боль­ший страх наве­ло бы его паде­ние на осталь­ных. (2) По мне­нию неко­то­рых, сво­ею несдер­жан­но­стью он еще силь­нее вос­ста­но­вил про­тив себя прин­цеп­са, ибо занос­чи­во похва­лял­ся, что его вои­ны соблюда­ли пови­но­ве­ние, когда все про­чие были вовле­че­ны в мятеж, и что Тибе­рий не сохра­нил бы вла­сти, если бы и эти леги­о­ны поже­ла­ли пере­мен. Цезарь счи­тал, что это ума­ля­ет его досто­ин­ство и что он бес­си­лен отбла­го­да­рить за такие заслу­ги. (3) Ибо бла­го­де­я­ния при­ят­ны лишь до тех пор, пока кажет­ся, что за них мож­но воздать рав­ным; когда же они намно­го пре­вы­ша­ют такую воз­мож­ность, то вызы­ва­ют вме­сто при­зна­тель­но­сти нена­висть.

19. (1) У Силия была жена Созия Гал­ла, нена­вист­ная прин­цеп­су, пото­му что пита­ла при­вя­зан­ность к Агрип­пине. И вот было реше­но погу­бить их обо­их, отло­жив на вре­мя рас­пра­ву с Саби­ном. Про­тив них высту­па­ет с обви­не­ни­ем кон­сул Варрон, кото­рый, при­кры­ва­ясь враж­дою сво­его отца с Сили­ем, взял­ся ценою соб­ст­вен­но­го позо­ра уго­дить нена­ви­сти Сея­на. (2) В ответ на хода­тай­ство под­суди­мо­го немно­го отсро­чить раз­би­ра­тель­ство его дела, с тем чтобы выждать, когда обви­ни­тель сло­жит с себя кон­суль­ские обя­зан­но­сти. Цезарь воз­ра­зил, что вполне обыч­но для маги­ст­ра­тов при­вле­кать к суду част­ных лиц и не подо­ба­ет лишать это­го пра­ва кон­су­ла, рев­ност­но наблюдаю­ще­го за тем, чтобы рес­пуб­ли­ка не потер­пе­ла ущер­ба. (3) Так уж было заведе­но у Тибе­рия — при­кры­вать древни­ми фор­му­ла­ми толь­ко что измыш­лен­ные без­за­ко­ния. Итак, сена­то­рам стро­жай­ше пред­пи­сы­ва­ет­ся собрать­ся на заседа­ние, как если бы Силия суди­ли соглас­но зако­нам, Варрон был насто­я­щим кон­су­лом и рес­пуб­ли­ка — под­лин­ной. (4) Под­суди­мо­му не дава­ли гово­рить, так как, пыта­ясь выска­зать­ся в свою защи­ту, он не скры­вал, чей гнев, по его мне­нию, навлек на него пре­сле­до­ва­ния. Обви­не­ние гла­си­ло, что, зная о при­част­но­сти Сакро­ви­ра к вос­ста­нию, он дол­гое вре­мя ута­и­вал это, что сво­ей алч­но­стью запят­нал победу и что его сообщ­ни­цею была жена. (5) Не под­ле­жит сомне­нию, что они были заме­ша­ны в вымо­га­тель­ствах, но в суде все рас­смат­ри­ва­лось как оскорб­ле­ние вели­чия, и Силий, пред­видя неиз­беж­ное осуж­де­ние, упредил его доб­ро­воль­ною смер­тью.

20. (1) Тем не менее наки­ну­лись на остав­ше­е­ся после него иму­ще­ство, и не для того чтобы воз­ме­стить про­вин­ци­а­лам их день­ги, кото­рых никто не тре­бо­вал, но чтобы изъ­ять, после того как были под­счи­та­ны истре­бо­ван­ные импе­ра­тор­скою каз­ною сум­мы, полу­чен­ное им от щед­рот Авгу­ста. (2) Это был пер­вый слу­чай, когда Тибе­рий нало­жил руку на чужое доб­ро. По пред­ло­же­нию Ази­ния, Гал­ла Созия при­суж­да­ет­ся к ссыл­ке; он же выска­зал­ся за кон­фис­ка­цию поло­ви­ны ее иму­ще­ства с остав­ле­ни­ем за детьми дру­гой поло­ви­ны. (3) Про­тив это­го воз­ра­жал Маний Лепид^[1], счи­тав­ший, что одна чет­верть, как пред­пи­сы­ва­ет закон, долж­на быть отда­на обви­ни­те­лям, а все осталь­ное — детям. (4) И вооб­ще я нахо­жу, что в те вре­ме­на этот Лепид был мужем весь­ма достой­ным и муд­рым, ибо его ста­ра­ни­я­ми были смяг­че­ны мно­гие жесто­кие при­го­во­ры, выне­сен­ные дру­ги­ми сена­то­ра­ми из рабо­ле­пия перед прин­цеп­сом. Вме­сте с тем он не был лишен чув­ства меры, посколь­ку Тибе­рий не толь­ко при­слу­ши­вал­ся к его сло­вам, но был так­же и рас­по­ло­жен к нему. (5) Это побуж­да­ет меня заду­мать­ся, опре­де­ля­ет­ся ли, как во всем про­чем, бла­го­склон­ность вла­сти­те­лей к одним и их недо­воль­ство дру­ги­ми волею судь­бы и пред­на­зна­чен­ным от рож­де­ния жре­би­ем или тут кое-что зави­сит и от наше­го бла­го­ра­зу­мия и мож­но идти пря­мым и без­опас­ным путем где-то посе­редине меж­ду непри­ми­ри­мою непре­клон­но­стью и низ­кою уго­д­ли­во­стью. (6) А вот Мес­са­лин Кот­та, про­ис­хо­див­ший от столь же про­слав­лен­ных пред­ков, но чело­век про­ти­во­по­лож­но­го душев­но­го скла­да, пред­ло­жил издать сенат­ское поста­нов­ле­ние, в кото­ром было бы пред­у­смот­ре­но, что маги­ст­ра­ты, даже тогда, когда они ни в чем не винов­ны и не зна­ли о пре­до­суди­тель­ных делах сво­их жен, нака­зу­ют­ся за совер­шен­ные теми в про­вин­ци­ях пре­ступ­ле­ния как за свои соб­ст­вен­ные.

21. (1) Затем раз­би­ра­лось дело Каль­пур­ния Пизо­на, чело­ве­ка знат­но­го, сме­ло­го и неза­ви­си­мо­го. Ибо, как я рас­ска­зал выше, он во все­услы­ша­ние заявил в сена­те, что наме­рен поки­нуть Рим из-за бес­чин­ст­ву­ю­щих в нем шаек донос­чи­ков; он же, не побо­яв­шись все­мо­гу­щей Авгу­сты, осме­лил­ся высту­пить с обви­не­ни­ем про­тив Ургу­ла­нии и вызвать ее в суд из дома само­го прин­цеп­са. (2) В свое вре­мя Тибе­рий не выка­зал по это­му пово­ду неудо­воль­ст­вия, но, сно­ва и сно­ва воз­вра­ща­ясь в душе к пере­жи­то­му оскорб­ле­нию, он хоро­шо пом­нил о нем и после того, как пер­вый порыв зло­бы мино­вал. (3) Квинт Гра­ний обви­нил Пизо­на в оскорб­ле­нии вели­чия, на кото­рое тот дерз­нул в беседе с гла­зу на глаз; к это­му он доба­вил, что у себя дома Пизон хра­нит яд и что вхо­дит в курию, имея при себе меч²¹. (4) Послед­нее обви­не­ние было отверг­ну­то как слиш­ком чудо­вищ­ное и пре­вос­хо­дя­щее меру прав­до­по­до­бия, но под тяже­стью осталь­ных — а их воз­ве­ли на него мно­же­ство — он был при­знан под­ле­жа­щим суду, кото­рый, одна­ко, не состо­ял­ся, так как Пизон вовре­мя умер. (5) Шла речь и об изгнан­ни­ке Кас­сии Севе­ре, кото­рый, про­ис­хо­дя из низов и пре­да­ва­ясь пороч­ной жиз­ни, но обла­дая при этом ора­тор­ским даро­ва­ни­ем, сво­и­ми без­удерж­ны­ми напад­ка­ми вызвал такую враж­деб­ность к себе, что по при­го­во­ру при­нес­ше­го клят­ву сена­та²² был уда­лен на Крит; но и там, ведя себя точ­но так же, воз­будив новую, нена­висть и ожи­вив ста­рую, он был при­суж­ден к кон­фис­ка­ции иму­ще­ства и, лишен­ный огня и воды, соста­рил­ся на ска­ле Сери­фе.

22. (1) Тогда же пре­тор Плав­тий Силь­ван по невы­яс­нен­ным при­чи­нам выбро­сил из окна жену Апро­нию и, достав­лен­ный тестем Луци­ем Апро­ни­ем к Цеза­рю, при­нял­ся сбив­чи­во объ­яс­нять, что он креп­ко спал и ниче­го не видел и что его жена умерт­ви­ла себя по сво­ей воле. (2) Тибе­рий немед­лен­но напра­вил­ся к нему в дом и осмот­рел спаль­ню, в кото­рой сохра­ня­лись следы борь­бы, пока­зы­вав­шие, что Апро­ния была сбро­ше­на вниз насиль­ст­вен­но. (3) Обо всем этом прин­цепс докла­ды­ва­ет сена­ту, и по назна­че­нии судей баб­ка Силь­ва­на Ургу­ла­ния посла­ла ему кин­жал. Так как Ургу­ла­ния была в друж­бе с Авгу­стой, счи­та­ли, что это было сде­ла­но ею по сове­ту Тибе­рия. (4) После неудач­ной попыт­ки зако­лоть­ся под­суди­мый велел вскрыть себе вены. При­вле­чен­ная вско­ре к суду его пер­вая жена Нуман­ти­на, обви­няв­ша­я­ся в том, что посред­ст­вом закли­на­ний и при­во­рот­но­го зелья насла­ла безу­мие на сво­его быв­ше­го мужа, была при­зна­на неви­нов­ной.

23. (1) Этот год изба­вил нако­нец рим­лян от дли­тель­ной вой­ны с нуми­дий­цем Так­фа­ри­на­том. Затя­ну­лась она по той при­чине, что вое­вав­шие с ним пол­ко­вод­цы, добив­шись успе­хов, доста­точ­ных, как они пола­га­ли, для полу­че­ния три­ум­фаль­ных отли­чий, тот­час же остав­ля­ли вра­га в покое. В Риме уже сто­я­ли три увен­чан­ные лав­ра­ми ста­туи, а Афри­ку по-преж­не­му гра­бил Так­фа­ри­нат, сно­ва уси­лив­ший­ся бла­го­да­ря вспо­мо­га­тель­ным вой­скам мав­ри­тан­цев. Сын Юбы Пто­ле­мей по моло­до­сти лет ни во что не вни­кал, и мав­ри­тан­цы пред­по­чи­та­ли отпра­вить­ся на вой­ну, чем тер­петь над собой цар­ских воль­ноот­пу­щен­ни­ков и пови­но­вать­ся вче­раш­ним рабам. (2) Укры­ва­те­лем захва­чен­ной Так­фа­ри­на­том добы­чи и его сообщ­ни­ком в гра­бе­же был царь гара­ман­тов; он не дей­ст­во­вал во гла­ве сво­его вой­ска, но посы­лал к нуми­дий­цам незна­чи­тель­ные отряды, чис­лен­ность кото­рых за отда­лен­но­стью пре­уве­ли­чи­ва­лась мол­вой. К тому же и из самой про­вин­ции пере­бе­га­ло к Так­фа­ри­на­ту нема­ло таких, кого гна­ли к нему нище­та и буй­ные нра­вы, тем более что после одер­жан­ных Бле­зом побед Цезарь при­ка­зал девя­то­му леги­о­ну воз­вра­тить­ся из Афри­ки, как если бы там не оста­лось вра­гов, а про­кон­сул это­го года Пуб­лий Дола­бел­ла, для кото­ро­го при­ка­за­ния прин­цеп­са были страш­нее неожи­дан­но­стей вой­ны, не посмел его задер­жать.

24. (1) Меж­ду тем, рас­пу­стив слух, что Рим­ское государ­ство тес­нят и дру­гие наро­ды, что это и есть истин­ная при­чи­на, по кото­рой рим­ляне поне­мно­гу ухо­дят из Афри­ки, и что окру­жить остав­ших­ся не соста­вит труда, если все, кто пред­по­чи­та­ет сво­бо­ду раб­ству, при­ло­жат ста­ра­ние к это­му. Так­фа­ри­нат нара­щи­ва­ет силы и, раз­бив лагерь, обла­га­ет оса­дой город Тубуск. (2) Но Дола­бел­ла, стя­нув ото­всюду вои­нов, какие толь­ко у него были, бла­го­да­ря стра­ху, кото­рый вну­ша­ло рим­ское имя, и неспо­соб­но­сти нуми­дий­цев вести бой с пехотою одним уда­ром снял оса­ду с Тубу­с­ка и укре­пил­ся в удоб­ных местах; одно­вре­мен­но он каз­нит замыш­ляв­ших изме­ну вождей мусу­ла­ми­ев. (3) И так как неод­но­крат­ные похо­ды про­тив Так­фа­ри­на­та убеди­тель­но пока­за­ли, что тяже­ло воору­жен­но­му и насту­паю­ще­му в одном направ­ле­нии вой­ску за столь подвиж­ным про­тив­ни­ком не угнать­ся, Дола­бел­ла вызвал царя Пто­ле­мея с его сопле­мен­ни­ка­ми и, раз­бив свои силы на четы­ре Колон­ны, отдал началь­ст­во­ва­ние над ними лега­там и три­бу­нам; лету­чие отряды для захва­та добы­чи воз­гла­ви­ли мав­ри­тан­цы; сам он руко­во­дил все­ми.

25. (1) Немно­го спу­стя посту­па­ет изве­стие, что нуми­дий­цы, рас­ки­нув шат­ры, рас­по­ло­жи­лись у полу­раз­ру­шен­но­го, ими сами­ми сожжен­но­го укреп­ле­ния по назва­нию Авзея, рас­счи­ты­вая на непри­ступ­ность это­го места, так как его окру­жа­ют пустын­ные, зарос­шие лесом горы. (2) Немед­лен­но туда с вели­чай­шей поспеш­но­стью устрем­ля­ют­ся когор­ты лег­ко­во­ору­жен­ных и под­разде­ле­ния кон­ни­цы, не осве­дом­лен­ные о том, куда их ведут. И едва забрез­жил рас­свет, как под зву­ки труб, с ярост­ным кри­ком они бро­си­лись на полу­сон­ных вар­ва­ров, кони кото­рых были стре­но­же­ны или бро­ди­ли по уда­лен­ным паст­би­щам. (3) У рим­лян — сомкну­тый строй пехо­тин­цев, пра­виль­но рас­став­лен­ные отряды всад­ни­ков, все пред­у­смот­ре­но для сра­же­ния; напро­тив, у ни о чем не подо­зре­вав­ших вра­гов ни ору­жия, ни поряд­ка, ни пла­на бое­вых дей­ст­вий, и их хва­та­ют, тащат, уби­ва­ют, как овец. (4) Вои­ны, оже­сто­чен­ные вос­по­ми­на­ни­ем о пере­не­сен­ных труд­но­стях и лише­ни­ях, о том, сколь­ко раз они иска­ли бит­вы с укло­няв­шим­ся от нее непри­я­те­лем, упи­ва­лись мще­ни­ем и вра­же­ской кро­вью. (5) По мани­пу­лам пере­да­ет­ся при­каз: не упу­стить Так­фа­ри­на­та, кото­ро­го все хоро­шо зна­ют в лицо, так как виде­ли его в столь­ких бит­вах; пока вождь не убит, не будет отды­ха от вой­ны. (6) А он, увидев, что его тело­хра­ни­те­ли оттес­не­ны, что его сын уже заклю­чен в око­вы, что со всех сто­рон к нему устрем­ля­ют­ся рим­ляне, избе­жал пле­на, бро­сив­шись на их мечи и неде­ше­во про­дав сбою жизнь; таков был конец этой вой­ны.

26. (1) Домо­гав­ше­му­ся три­ум­фаль­ных отли­чий Дола­бел­ле Тибе­рий отка­зал в уго­ду Сея­ну, дабы не померк­ла сла­ва его дяди Бле­за. (2) Но Блез не стал от это­го зна­ме­ни­тее, а отказ в пре­до­став­ле­нии заслу­жен­ных поче­стей еще боль­ше воз­вы­сил в общем мне­нии Дола­бел­лу; ведь он с мень­ши­ми сила­ми захва­тил зани­мав­ших вид­ное поло­же­ние плен­ных, умерт­вил вождя и стя­жал себе сла­ву завер­ши­те­ля этой вой­ны. (3) Затем при­бы­ли послы гара­ман­тов, кото­рых ред­ко при­хо­ди­лось видеть в Риме; народ, потря­сен­ный гибе­лью Так­фа­ри­на­та, но не знав­ший за собою вины, напра­вил их, чтобы пред­ста­вить объ­яс­не­ния рим­ля­нам. (4) Узнав об усер­дии Пто­ле­мея в этой войне, сенат вос­ста­но­вил ста­рин­ный обы­чай и пожа­ло­вал его почет­ной награ­дой: к нему был послан один из сена­то­ров, чтобы вру­чить жезл из сло­но­вой кости и рас­ши­тую тогу — при­ня­тые в древ­но­сти подар­ки сена­та — и назвать его царем, союз­ни­ком, дру­гом.

27. (1) Тем же летом едва не вспых­ну­ло вос­ста­ние рабов; пода­вить его воз­ник­шие по всей Ита­лии оча­ги поз­во­ли­ла толь­ко слу­чай­ность. Зачин­щик вол­не­ний, быв­ший воин пре­то­ри­ан­ской когор­ты Тит Кур­ти­зий, начал с тай­ных сбо­рищ в Брун­ди­зии и рас­по­ло­жен­ных побли­зо­сти горо­дах, а затем в откры­то выстав­лен­ных воз­зва­ни­ях стал побуж­дать к борь­бе за осво­бож­де­ние диких и буй­ных сель­ских рабов, оби­тав­ших в отда­лен­ных горах посреди лес­ных дебрей; и вот, как бы по мило­сти богов при­бы­ли три бире­мы, назна­чен­ные для сопро­вож­де­ния и охра­ны пла­вав­ших по это­му морю. (2) Кве­сто­ром в этих кра­ях был Кутий Луп, кото­ро­му по уста­нов­лен­но­му с древ­них вре­мен поряд­ку доста­лись в управ­ле­ние леса и доро­ги²³. Рас­ста­вив подо­баю­щим обра­зом моря­ков, он рас­се­ял уже гото­вых высту­пить заго­вор­щи­ков. (3) Сроч­но при­слан­ный Цеза­рем три­бун Стай с силь­ным отрядом доста­вил само­го вожа­ка и бли­жай­ших сото­ва­ри­щей его дер­зо­сти в Рим, уже охва­чен­ный стра­хом из-за вели­ко­го мно­же­ства нахо­див­ших­ся в нем рабов, чис­лен­ность кото­рых неимо­вер­но рос­ла, тогда как сво­бод­но­рож­ден­ных пле­бе­ев с каж­дым днем ста­но­ви­лось все мень­ше.

28. (1) При тех же кон­су­лах перед сена­том пред­ста­ли — горест­ный при­мер бед­ст­вий и жесто­ко­сти — в каче­стве обви­ня­е­мо­го отец, в каче­стве обви­ни­те­ля сын (имя и тому и дру­го­му было Вибий Серен). (2) При­ве­зен­ный из ссыл­ки, обо­рван­ный, покры­тый гря­зью и зако­ван­ный в цепи отец сто­ит лицом к лицу с про­из­но­ся­щим обви­ни­тель­ную речь сыном. А наряд­но оде­тый моло­дой чело­век — он же донос­чик и он же свиде­тель — утвер­ждал, не сму­ща­ясь, что его отец гото­вил поку­ше­ние на прин­цеп­са и послал в Гал­лию под­стре­ка­те­лей к мяте­жу, и доба­вил, что день­ги на это дал быв­ший пре­тор Цеци­лий Кор­нут; послед­ний, угне­тае­мый стра­хом, ибо пола­гал, что под­верг­нуть­ся тако­му обви­не­нию озна­ча­ло вер­ную гибель, поспе­шил себя умерт­вить. (3) Под­суди­мый, напро­тив, нисколь­ко не поте­ряв твер­до­сти духа, устрем­ля­ет взор на сына и, потря­сая око­ва­ми, взы­ва­ет к богам-мсти­те­лям, моля их воз­вра­тить его в ссыл­ку, где он мог бы жить вда­ли от подоб­ных нра­вов, а на его сына когда-нибудь обру­шить воз­мездие. Он твер­до сто­ял на том, что Кор­нут ни в чем не пови­нен и бес­при­чин­но под­дал­ся стра­ху. Это нетруд­но выяс­нить, назвав дру­гих участ­ни­ков заго­во­ра, — не мог же он, Вибий Серен, имея одно­го-един­ст­вен­но­го сообщ­ни­ка, замыс­лить убий­ство прин­цеп­са и государ­ст­вен­ный пере­во­рот.

29. (1) Тогда обви­ни­тель назы­ва­ет Гнея Лен­ту­ла и Сея Тубе­ро­на, при­ведя этим в вели­чай­шее сму­ще­ние Цеза­ря: пер­вые граж­дане государ­ства, его пре­дан­ные дру­зья — Лен­тул в пре­клон­ных летах, Тубе­рон — немощ­ный телом, обви­ня­ют­ся в под­стре­ка­тель­стве враж­деб­ных наро­дов, в сея­нии внут­рен­них смут! Обви­не­ние было тут же с них сня­то; допро­си­ли рабов отно­си­тель­но Сере­на-отца, но допрос ока­зал­ся небла­го­при­ят­ным для обви­ни­те­ля. (2) Тот, в пре­ступ­ном неистов­стве и в стра­хе перед ропотом про­сто­го наро­да, угро­жав­ше­го ему под­зем­ной тем­ни­цей, ска­лой²⁴ и каз­нью, пред­у­смот­рен­ной для отце­убийц²⁵, покида­ет Рим. (3) Но его воз­вра­ща­ют из Равен­ны и застав­ля­ют дове­сти до кон­ца обви­не­ние, при­чем Тибе­рий не скры­ва­ет сво­ей дав­ней нена­ви­сти к изгнан­ни­ку Сере­ну. (4) Дело в том, что вско­ре после осуж­де­ния Либо­на Серен напи­сал пись­мо Цеза­рю, в кото­ром жало­вал­ся, что лишь его усер­дие оста­лось не награж­ден­ным, и поз­во­лил себе кое-какие рез­ко­сти, не без­опас­ные, когда они обра­ще­ны к чело­ве­ку над­мен­но­му и склон­но­му к раз­дра­жи­тель­но­сти. (5) Обо всем этом Цезарь напом­нил ему спу­стя восемь лет, обви­нив его во вся­че­ских пре­ступ­ле­ни­ях, яко­бы совер­шен­ных им за истек­шее с той поры вре­мя, хотя под­верг­ну­тые пыт­кам рабы упор­но их отри­ца­ли.

30. (1) Затем были собра­ны голо­са: Серен осуж­дал­ся на казнь при­ня­тым наши­ми пред­ка­ми спо­со­бом²⁶, на что, одна­ко, Тибе­рий не согла­сил­ся, чтобы смяг­чить непри­язнь, кото­рую он навлек на себя этим про­цес­сом. (2) А когда Ази­ний Галл пред­ло­жил зато­чить осуж­ден­но­го на Гиа­ре или Дону­се, он воз­ра­зил и про­тив это­го, заявив, что на обо­их ост­ро­вах нет воды и что кому дару­ет­ся жизнь, тому нуж­но пре­до­ста­вить и сред­ства для под­дер­жа­ния жиз­ни. (3) Итак, Сере­на сно­ва отпра­ви­ли на Аморг. В свя­зи с само­убий­ст­вом Кор­ну­та в сена­те заго­во­ри­ли о том, что не сле­ду­ет награж­дать обви­ни­те­лей, если обви­ня­е­мый в оскорб­ле­нии вели­чия сам себе при­чи­нит смерть до завер­ше­ния судеб­но­го раз­би­ра­тель­ства. (4) Это пред­ло­же­ние было бы при­ня­то, если бы про­тив него не высту­пил Цезарь, кото­рый реши­тель­но и вопре­ки обык­но­ве­нию откры­то стал на сто­ро­ну обви­ни­те­лей, гово­ря, что без них зако­ны будут бес­силь­ны и государ­ство ока­жет­ся на краю про­па­сти; пусть уж сенат ско­рее отка­жет­ся от уста­нов­лен­но­го пра­во­по­ряд­ка, чем устра­нит его опо­ру. (5) Так донос­чи­ков — раз­ряд людей, при­ду­ман­ный на обще­ст­вен­ную поги­бель и до того необуздан­ный, что нико­гда не уда­ва­лось сдер­жать его в долж­ных гра­ни­цах даже при помо­щи нака­за­ний, поощ­ря­ли обе­ща­ни­я­ми наград.

31. (1) Сре­ди этих столь при­выч­ных и столь печаль­ных собы­тий выпа­да­ет и одно доволь­но отрад­ное: рим­ско­го всад­ни­ка Гая Коми­ния, изоб­ли­чен­но­го в напи­са­нии поро­ча­ще­го Цеза­ря сти­хотво­ре­ния, он вели­ко­душ­но про­стил, вняв моль­бам его бра­та-сена­то­ра. (2) Тем более каза­лось непо­сти­жи­мым, поче­му, зная луч­шее и какою сла­вой воз­на­граж­да­ет­ся мило­сер­дие, он отда­ет пред­по­чте­ние худ­ше­му. (3) Ведь он не стра­дал отсут­ст­ви­ем про­ни­ца­тель­но­сти и не обма­ны­вал­ся насчет того, когда дея­ния импе­ра­то­ров про­слав­ля­ют­ся искренне, а когда вос­тор­ги при­твор­ны. (4) Да и сам он, хотя обыч­но гово­рил при­нуж­ден­но и как бы борясь со сло­ва­ми, был гораздо крас­но­ре­чи­вее вся­кий раз, когда при­хо­дил к кому-либо на помощь. (5) Впро­чем, когда было при­ня­то поста­нов­ле­ние вос­пре­тить пре­бы­ва­ние в Ита­лии быв­ше­му кве­сто­ру Гер­ма­ни­ка Пуб­лию Суил­лию, изоб­ли­чен­но­му в полу­че­нии взят­ки при судеб­ном раз­би­ра­тель­стве, и Цезарь потре­бо­вал для него ссыл­ки на ост­ров, он с такою горяч­но­стью дока­зы­вал важ­ность это­го для государ­ства, что в под­твер­жде­ние сво­их слов поклял­ся. (6) Тогда это было при­ня­то с недо­воль­ст­вом, но впо­след­ст­вии, по воз­вра­ще­нии Суил­лия, обер­ну­лось для Тибе­рия похва­ла­ми: сле­дую­щее поко­ле­ние виде­ло Суил­лия все­мо­гу­щим, про­даж­ным и дол­гое вре­мя свое­ко­рыст­но поль­зо­вав­шим­ся друж­бой с прин­цеп­сом Клав­ди­ем и нико­гда — в бла­гих целях. (7) То же нака­за­ние сена­то­ры опре­де­ли­ли и Кату Фир­мию, кле­вет­ни­че­ски обви­нив­ше­му сест­ру в оскорб­ле­нии вели­чия. Этот Кат, как я уже гово­рил, пре­да­тель­ски опу­тал Либо­на и затем, доне­ся на него, погу­бил. (8) Пом­ня об ока­зан­ной им услу­ге, но при­кры­ва­ясь дру­гим, прин­цепс попро­сил не отправ­лять его в ссыл­ку, но не воз­ра­жал про­тив уда­ле­ния его из сена­та.

32. (1) Я пони­маю, что мно­гое из того, о чем я сооб­щил и сооб­щаю, пред­став­ля­ет­ся, воз­мож­но, слиш­ком незна­чи­тель­ным и недо­стой­ным упо­ми­на­ния; но пусть не срав­ни­ва­ют наши анна­лы с труда­ми писа­те­лей, изла­гав­ших дея­ния рим­ско­го наро­да в былые дни. (2) Они повест­во­ва­ли о вели­чай­ших вой­нах и взя­тии горо­дов, о раз­гро­ме и пле­не­нии царей, а если обра­ща­лись к внут­рен­ним делам, то ничто не меша­ло им гово­рить обо всем, о чем бы они ни поже­ла­ли: о раздо­рах меж­ду кон­су­ла­ми и три­бу­на­ми, о земель­ных и хлеб­ных зако­нах, о борь­бе плеб­са с опти­ма­та­ми; (3) а наш труд замкнут в тес­ных гра­ни­цах и поэто­му небла­го­да­рен: неру­ши­мый или едва колеб­ле­мый мир, горест­ные обсто­я­тель­ства в Риме и прин­цепс, не помыш­ляв­ший о рас­ши­ре­нии пре­де­лов импе­рии. (4) И все же будет небес­по­лез­ным всмот­реть­ся в эти незна­чи­тель­ные с пер­во­го взгляда собы­тия, из кото­рых неред­ко воз­ни­ка­ют важ­ные изме­не­ния в государ­стве.

33. (1) Все­ми государ­ства­ми и наро­да­ми пра­вят или народ, или знат­ней­шие, или само­дер­жав­ные вла­сти­те­ли; наи­луч­ший образ прав­ле­ния, кото­рый соче­тал бы и то, и дру­гое, и третье, лег­че пре­воз­но­сить на сло­вах, чем осу­ще­ст­вить на деле, а если он и встре­ча­ет­ся, то не может быть дол­го­веч­ным. (2) Итак, подоб­но тому как неко­гда при все­си­лии плеб­са тре­бо­ва­лось знать его при­ро­ду и уметь с ним обра­щать­ся или как при вла­сти пат­ри­ци­ев наи­бо­лее искус­ны­ми в веде­нии государ­ст­вен­ных дел и све­ду­щи­ми счи­та­лись те, кто тща­тель­но изу­чил образ мыс­лей сена­та и опти­ма­тов, так и после государ­ст­вен­но­го пере­во­рота²⁷, когда Рим­ское государ­ство управ­ля­ет­ся не ина­че, чем если бы над ним сто­ял само­дер­жец, будет полез­ным собрать и рас­смот­реть все осо­бен­но­сти это­го вре­ме­ни, пото­му что мало кто бла­го­да­ря соб­ст­вен­ной про­ни­ца­тель­но­сти отли­ча­ет чест­ное от дур­но­го и полез­ное от губи­тель­но­го, а боль­шин­ство учит­ся это­му на чужих судь­бах. (3) Впро­чем, сколь­ко бы подоб­ный рас­сказ ни был поле­зен, он спо­со­бен доста­вить лишь самое ничтож­ное удо­воль­ст­вие, ибо вни­ма­ние читаю­щих под­дер­жи­ва­ет­ся и вос­ста­нав­ли­ва­ет­ся опи­са­ни­ем обра­за жиз­ни наро­дов, пре­врат­но­стей битв, слав­ной гибе­ли пол­ко­вод­цев; у нас же идут чере­дой сви­ре­пые при­ка­за­ния, бес­ко­неч­ные обви­не­ния, лице­мер­ная друж­ба, истреб­ле­ние ни в чем не повин­ных и судеб­ные раз­би­ра­тель­ства с одним и тем же неиз­беж­ным исхо­дом — все, утом­ля­ю­щее сво­им одно­об­ра­зи­ем. (4) У древ­них писа­те­лей ред­ко когда отыс­ки­ва­ет­ся хули­тель, пото­му что нико­го не вол­ну­ет, вос­хи­ща­ют­ся ли они Пуни­че­ски­ми или рим­ски­ми бое­вы­ми поряд­ка­ми; но потом­ки мно­гих, под­верг­ну­тых при вла­сти Тибе­рия каз­ни или обес­че­ще­нию, здрав­ст­ву­ют и поныне. (5) А если их род и угас, все рав­но най­дут­ся такие, кото­рые из-за сход­ства в нра­вах сочтут, что чужие зло­де­я­ния ста­вят­ся им в упрек. (5) Даже к сла­ве и доб­ле­сти ныне отно­сят­ся непри­яз­нен­но, пото­му что при бли­жай­шем зна­ком­стве с ними они вос­при­ни­ма­ют­ся как осуж­де­ние про­ти­во­по­лож­но­го им. Но воз­вра­ща­юсь к пре­рван­но­му повест­во­ва­нию.

34. (1) В кон­суль­ство Кор­не­лия Кос­са и Ази­ния Агрип­пы при­вле­ка­ет­ся к судеб­ной ответ­ст­вен­но­сти Кре­му­ций Корд по дото­ле неслы­хан­но­му и тогда впер­вые предъ­яв­лен­но­му обви­не­нию, за то, что в выпу­щен­ных им в свет анна­лах он похва­лил Бру­та и назвал Кас­сия послед­ним рим­ля­ни­ном. (2) Обви­ня­ли Кор­да кли­ен­ты Сея­на Сат­рий Секунд и Пина­рий Нат­та. Уже это одно пред­ве­ща­ло под­суди­мо­му вер­ную гибель, да и сам Цезарь гроз­но хму­рил­ся, слу­шая его речь в свое оправ­да­ние, кото­рую он, зная, что ему пред­сто­ит рас­стать­ся с жиз­нью, начал сле­дую­щим обра­зом: «Отцы сена­то­ры, мне ста­вят в вину толь­ко мои сло­ва, до того оче­вид­на моя неви­нов­ность в делах. (3) Но и они не направ­ле­ны про­тив прин­цеп­са или мате­ри прин­цеп­са, кото­рых име­ет в виду закон об оскорб­ле­нии вели­чия. Гово­рят, что я похва­лил Бру­та и Кас­сия, но мно­гие писа­ли об их дея­ни­ях, и нет нико­го, кто бы, упо­ми­ная о них, не воздал им ува­же­ния. (4) Тит Ливий, самый про­слав­лен­ный, самый крас­но­ре­чи­вый и прав­ди­вый из наших исто­ри­ков, таки­ми похва­ла­ми пре­воз­нес Гнея Пом­пея, что Август про­звал его пом­пе­ян­цем, и, одна­ко, это не поме­ша­ло их дру­же­ским отно­ше­ни­ям. (5) Сци­пи­о­на, Афра­ния, это­го само­го Бру­та, это­го само­го Кас­сия он часто име­ну­ет выдаю­щи­ми­ся мужа­ми и нигде — раз­бой­ни­ка­ми и отце­убий­ца­ми, како­вое наиме­но­ва­ние им при­сво­е­но ныне. (6) Сочи­не­ния Ази­ния Пол­ли­о­на так­же хра­нят о них доб­рую память; Мес­са­ла Кор­вин откры­то назы­вал Кас­сия сво­им пол­ко­вод­цем, а меж­ду тем и тот и дру­гой жили в богат­стве и неиз­мен­но поль­зо­ва­лись поче­том. (7) Отве­тил ли дик­та­тор Цезарь на кни­гу Мар­ка Цице­ро­на, в кото­рой Катон пре­воз­но­сит­ся до небес, ина­че чем состав­лен­ной в ее опро­вер­же­ние речью, как если бы он высту­пал перед судья­ми? (8) Пись­ма Анто­ния и речи Бру­та к наро­ду содер­жат неосно­ва­тель­ные, но про­ник­ну­тые боль­шим оже­сто­че­ни­ем упре­ки Авгу­сту. Обще­из­вест­ны пол­ные оскор­би­тель­ных выпа­дов про­тив Цеза­рей сти­хотво­ре­ния Биба­ку­ла и Катул­ла²⁸; но сам боже­ст­вен­ный Юлий, сам боже­ст­вен­ный Август не обру­ши­лись на них и не уни­что­жи­ли их, и я затруд­нил­ся бы ска­зать, чего в этом боль­ше — тер­пи­мо­сти или муд­ро­сти. Ведь остав­лен­ное без вни­ма­ния забы­ва­ет­ся, тогда как навлек­шее гнев кажет­ся спра­вед­ли­вым.

35. (1) Не гово­рю о гре­ках, у кото­рых была без­на­ка­зан­ной не толь­ко, сво­бо­да, но и раз­нуздан­ность в выра­же­ни­ях, и если кто воз­му­щал­ся ими, то за сло­ва мстил сло­ва­ми. (2) И уж совсем бес­пре­пят­ст­вен­но и не встре­чая отпо­ра мож­но было выска­зы­вать­ся у них о тех, кого смерть отня­ла у нена­ви­сти или при­стра­стия. (3) Раз­ве я на народ­ном собра­нии воз­буж­даю граж­дан к усо­би­це, когда под­няв­шие ору­жие Кас­сий и Брут зани­ма­ют поле сра­же­ния при Филип­пах? Или, погиб­нув семь­де­сят лет назад, они не сохра­ня­ют сво­ей доли памя­ти в кни­гах исто­ри­ков, подоб­но тому, как их узна­ют по изо­бра­же­ни­ям, кото­рых не истре­бил даже одер­жав­ший над ними победу²⁹? (4) Потом­ство возда­ет каж­до­му по заслу­гам, и не будет недо­стат­ка в таких, кото­рые, если на меня обру­шит­ся кара, помя­нут не толь­ко Кас­сия с Бру­том, но и меня». (5) Вый­дя затем из сена­та, он отка­зал­ся от пищи и так лишил себя жиз­ни. Сена­то­ры обя­за­ли эди­лов сжечь его сочи­не­ния, но они уце­ле­ли, так как спис­ки были тай­но сохра­не­ны и впо­след­ст­вии обна­ро­до­ва­ны. (6) Тем боль­ше осно­ва­ний посме­ять­ся над недо­мыс­ли­ем тех, кото­рые, рас­по­ла­гая вла­стью в насто­я­щем, рас­счи­ты­ва­ют, что мож­но отнять память даже у буду­щих поко­ле­ний. Напро­тив, оба­я­ние под­верг­ших­ся гоне­ни­ям даро­ва­ний лишь воз­рас­та­ет, и чуже­зем­ные цари или наши вла­сти­те­ли, при­ме­няв­шие столь же сви­ре­пые меры, не доби­лись, идя этим путем, ниче­го ино­го, как бес­че­стия для себя и сла­вы для них.

36. (1) В этом году обви­не­ния сле­до­ва­ли одно за дру­гим, и даже в пер­вый день Латин­ских празд­неств³⁰ к пре­фек­ту Рима Дру­зу, сто­яв­ше­му на три­бу­на­ле, на кото­рый он под­нял­ся в знак вступ­ле­ния в долж­ность, обра­тил­ся Каль­пур­ний Саль­ви­ан с доно­сом на Секс­та Мария: за этот посту­пок, вызвав­ший гром­кое пори­ца­ние Цеза­ря, Саль­ви­ан попла­тил­ся ссыл­кой³¹. (2) Жите­ли Кизи­ка были обви­не­ны в нера­ди­вом отправ­ле­нии свя­щен­но­дей­ст­вий в честь боже­ст­вен­но­го Авгу­ста, и, кро­ме того, им вме­ня­лись в вину наси­лия над рим­ски­ми граж­да­на­ми. (3) За это у них были отня­ты воль­но­сти, даро­ван­ные им во вре­мя вой­ны с Мит­ри­да­том, когда, под­верг­шись оса­де, они ото­гна­ли царя столь­ко же бла­го­да­ря сво­ей стой­ко­сти, сколь­ко вслед­ст­вие под­держ­ки Лукул­ла. (4) Но был оправ­дан Фон­тей Капи­тон, зани­мав­ший ранее долж­ность про­кон­су­ла Азии, так как рас­сле­до­ва­ние уста­но­ви­ло, что обви­не­ния, кото­рые воз­вел на него Вибий Серен, лише­ны осно­ва­ния. (5) Одна­ко Сере­на не при­влек­ли за это к ответ­ст­вен­но­сти, так как все­об­щая нена­висть обес­пе­чи­ва­ла ему без­на­ка­зан­ность. Ибо не знав­шие ни сты­да, ни сове­сти обви­ни­те­ли ста­но­ви­лись как бы непри­кос­но­вен­ны­ми лич­но­стя­ми, а кара­лись лишь ничтож­ные, нико­му не ведо­мые донос­чи­ки.

37. (1) Тогда же Испа­ния Даль­няя, напра­вив послов в сенат, обра­ти­лась к нему с хода­тай­ст­вом доз­во­лить ей по при­ме­ру Азии воз­ве­сти храм Тибе­рию и его мате­ри. (2) Цезарь, кото­рый вооб­ще умел пре­не­бре­гать поче­стя­ми, счел нуж­ным вос­поль­зо­вать­ся этим слу­ча­ем, чтобы отве­тить тем, кто пори­цал его, утвер­ждая, буд­то он стал под­да­вать­ся тще­сла­вию, и начал речь сле­дую­щим обра­зом. (3) «Я знаю, отцы сена­то­ры, что мно­гие хоте­ли бы видеть во мне бо́льшую твер­дость, посколь­ку недав­но я не отка­зал горо­дам Азии, про­сив­шим о том же. Итак, я поста­ра­юсь объ­яс­нить мое мол­ча­ли­вое согла­сие в про­шлом и то, что я решил делать в буду­щем. (4) Так как боже­ст­вен­ный Август не вос­пре­тил воз­двиг­нуть в Пер­га­ме храм ему и горо­ду Риму, то и я, для кото­ро­го его сло­ва и дела — закон, с тем боль­шей готов­но­стью после­до­вал за пред­у­ка­зан­ным им образ­цом, что мой культ объ­еди­нял­ся в тот раз с почи­та­ни­ем сена­та. (5) Но если раз­ре­ше­ние куль­та тако­го рода мог­ло быть оправ­да­но в еди­нич­ном слу­чае, то допу­стить, чтобы во всех про­вин­ци­ях покло­ня­лись мне в обра­зе боже­ства, было бы вели­чай­шим само­мне­ни­ем и занос­чи­во­стью; да и культ Авгу­ста под­верг­нет­ся ума­ле­нию, если лесть пре­до­ста­вит рав­ные поче­сти и дру­гим.

38. (1) Что я смер­тен, отцы сена­то­ры, и несу чело­ве­че­ские обя­зан­но­сти, я вполне удо­вле­тво­рен поло­же­ни­ем прин­цеп­са, я свиде­тель­ст­вую пред вами и хочу, чтоб об этом пом­ни­ли так­же потом­ки; и они возда­дут мне доста­точ­но и более чем доста­точ­но, если сочтут меня не опо­зо­рив­шим моих пред­ков, забо­тив­шим­ся о ваших делах и ради обще­го бла­га не стра­шив­шим­ся навле­кать на себя враж­ду. (2) Это — хра­мы мне в ваших серд­цах, это — пре­крас­ней­шие и дол­го­веч­ные мои изва­я­ния. Ибо те, что созда­ют­ся из кам­ня, если бла­го­во­ле­ние обо­ра­чи­ва­ет­ся в потом­ках нена­ви­стью, окру­жа­ют­ся столь же пре­зри­тель­ным рав­но­ду­ши­ем, как могиль­ные пли­ты. (3) Вот поче­му я молю союз­ни­ков и граж­дан и самих богов, послед­них — чтобы они сохра­ни­ли во мне до кон­ца моей жиз­ни урав­но­ве­шен­ный и раз­би­раю­щий­ся в зако­нах боже­ских и чело­ве­че­ских разум, а пер­вых — чтобы они, когда я уйду, удо­сто­и­ли похва­лы и бла­го­же­ла­тель­ных вос­по­ми­на­ний мои дела и мое доб­рое имя». (4) После это­го он реши­тель­но отверг почи­та­ние подоб­но­го рода и так же отри­ца­тель­но отзы­вал­ся о нем в част­ных беседах. Одни объ­яс­ня­ли его поведе­ние скром­но­стью, мно­гие — робо­стью, неко­то­рые — обы­ден­но­стью его души. (5) Ведь луч­шие сре­ди смерт­ных все­гда иска­ли само­го высо­ко­го: так, Гер­ку­лес и Либер³² у гре­ков, а у нас Кви­рин сопри­чис­ле­ны к сон­му богов; пра­виль­нее посту­пал Август, кото­рый так­же на это наде­ял­ся. (6) Все осталь­ное дано вла­сти­те­лям в насто­я­щем, и лишь к одно­му им долж­но неустан­но стре­мить­ся — к бла­го­же­ла­тель­ной памя­ти о себе; ибо в пре­зре­нии к доб­ро­му име­ни сокры­то пре­зре­ние к доб­ро­де­те­лям.

39. (1) Меж­ду тем без­мер­но взыс­кан­ный судь­бою Сеян утра­тил бла­го­ра­зу­мие и под­стре­кае­мый к тому же жен­ской нетер­пе­ли­во­стью (Ливия настой­чи­во тре­бо­ва­ла, чтобы он всту­пил с нею в обе­щан­ный брак) соста­вил пись­мо к Цеза­рю, — ибо тогда было в обы­чае сно­сить­ся с ним пись­мен­но и когда он пре­бы­вал в Риме. (2) Содер­жа­ние это­го пись­ма было тако­во. Вслед­ст­вие бла­го­склон­но­сти отца Тибе­рия Авгу­ста, а затем мно­го­крат­но им самим явлен­ных ему, Сея­ну, зна­ков рас­по­ло­же­ния он при­вык обра­щать­ся со сво­и­ми надеж­да­ми и жела­ни­я­ми спер­ва к прин­цеп­сам и толь­ко потом к богам. (3) Нико­гда он не доби­вал­ся для себя блес­ка санов­ных долж­но­стей; он пред­по­чи­та­ет труд­ную служ­бу вои­на, несу­ще­го стра­жу ради без­опас­но­сти импе­ра­то­ра. (4) И тем не менее ему ока­зан вели­чай­ший почет, посколь­ку его при­зна­ли достой­ным пород­нить­ся с семьею Цеза­ря; это и заро­ни­ло в него надеж­ду. (5) И так как он слы­шал, что Август, поду­мы­вая о заму­же­стве доче­ри, наме­чал ей в мужья даже рим­ских всад­ни­ков, он про­сит, если для Ливии ста­нут подыс­ки­вать мужа, иметь в виду дру­га, кото­рый не будет искать от тако­го род­ства иных выгод, кро­ме сла­вы. (6) Он не сла­га­ет с себя воз­ло­жен­ных на него обя­зан­но­стей и вполне доволь­ст­ву­ет­ся тем, что такой брак огра­дит его семью от враж­деб­но­сти Агрип­пи­ны, да и к это­му он стре­мит­ся ради детей, ибо, сколь­ко бы ему ни было дано жиз­ни, для него будет доста­точ­но и более чем доста­точ­но, раз он про­жил ее при таком прин­цеп­се.

40. (1) В ответ на это Тибе­рий, побла­го­да­рив Сея­на за пре­дан­ность и бег­ло кос­нув­шись мило­стей, кото­рые он ему ока­зал, а так­же попро­сив дать ему вре­мя для все­сто­рон­не­го раз­мыш­ле­ния, доба­вил: про­чие смерт­ные при­ни­ма­ют реше­ния, кло­ня­щи­е­ся к тому, что они счи­та­ют выгод­ным для себя; не таков удел прин­цеп­сов, ибо в важ­ней­ших делах они долж­ны счи­тать­ся с тем, что об этом поду­ма­ют люди. (2) Вот поче­му он не при­бе­га­ет к тому, что ему было бы все­го удоб­нее напи­сать, а имен­но, что лишь сама Ливия воль­на решить, вый­ти ли ей замуж после кон­чи­ны Дру­за или остать­ся у того же домаш­не­го оча­га, что у нее есть мать и баб­ка³³ и с ними ей преж­де все­го сле­ду­ет посо­ве­то­вать­ся. (3) Но он скло­нен посту­пить про­ще и пове­сти речь преж­де все­го о враж­деб­но­сти Агрип­пи­ны, кото­рая раз­го­рит­ся с еще боль­шей силою, если заму­же­ство Ливии разде­лит дом Цеза­ря на два про­ти­во­сто­я­щих друг дру­гу лаге­ря. (4) Ведь и без того меж­ду жен­щи­на­ми про­ры­ва­ет­ся сопер­ни­че­ство, и от это­го раздо­ра стра­да­ют и его вну­ки. Что если этот брак еще боль­ше обост­рит рас­прю? (5) «Ты, Сеян, заблуж­да­ешь­ся, если дума­ешь, что оста­нешь­ся в сво­ем преж­нем сосло­вии и что Ливия, состо­яв­шая в супру­же­стве сна­ча­ла с Гаем Цеза­рем, а потом с Дру­зом, сми­рит­ся с мыс­лью, что ей пред­сто­ит соста­рить­ся в супру­же­стве с рим­ским всад­ни­ком. (6) Если бы я и допу­стил это, то неуже­ли ты веришь, что те, кто видел ее бра­та, кто видел ее отца³⁴ и наших пред­ков на выс­ших государ­ст­вен­ных долж­но­стях, потер­пят такое? (7) Ты хочешь сохра­нить преж­нее твое поло­же­ние, но маги­ст­ра­ты и знат­ней­шие граж­дане Рима, вры­ваю­щи­е­ся к тебе про­тив тво­е­го жела­ния и сове­ту­ю­щи­е­ся с тобою обо всем, уже дав­но, не таясь, утвер­жда­ют, что ты намно­го пере­рос всад­ни­че­ское сосло­вие, пре­взой­дя в этом дру­зей мое­го отца, и, завидуя тебе, пори­ца­ют за это меня. Но Август все-таки помыш­лял отдать дочь за рим­ско­го всад­ни­ка? (8) Нет ниче­го уди­ви­тель­но­го, что, погло­щен­ный вся­че­ски­ми забота­ми и пред­видя, как без­мер­но воз­вы­сит­ся тот, кто будет им воз­не­сен таким бра­ком над все­ми про­чи­ми, он, дей­ст­ви­тель­но, назы­вал в беседах Гая Про­ку­лея и неко­то­рых дру­гих, отли­чав­ших­ся скром­ным обра­зом жиз­ни и не вме­ши­вав­ших­ся в обще­ст­вен­ные дела. (9) Но если мы при­да­ем зна­че­ние коле­ба­ни­ям Авгу­ста, то насколь­ко суще­ст­вен­нее, что он выдал дочь все-таки за Мар­ка Агрип­пу, а затем за меня. (10) Я не скрыл это­го от тебя из друж­бы. Впро­чем, я не ста­ну про­ти­вить­ся ни тво­им наме­ре­ни­ям, ни наме­ре­ни­ям Ливии. (11) А о том, над чем я про себя раз­мыш­ляю, каки­ми уза­ми соби­ра­юсь свя­зать тебя нераз­рыв­но со мной, об этом я сей­час рас­про­стра­нять­ся не ста­ну; (12) ска­жу лишь одно: нет ниче­го столь высо­ко­го, чего бы не заслу­жи­ли твои доб­ро­де­те­ли и твоя вер­ность, и когда при­дет вре­мя, я не умол­чу об этом ни в сена­те, ни перед наро­дом».

41. (1) И Сеян, думая уже не о бра­ке, а о том, что гораздо боль­ше его забо­ти­ло, сно­ва обра­ща­ет­ся с пись­мом к прин­цеп­су, умо­ляя не питать к нему подо­зре­ний и не при­слу­ши­вать­ся к тол­кам тол­пы, к нашеп­ты­ва­ни­ям опол­чив­шей­ся на него зави­сти. (2) Но счи­тая, что, закрыв две­ри сво­его дома для бес­чис­лен­ных посе­ти­те­лей, он утра­тит могу­ще­ство, а поощ­ряя их, подаст пищу для обви­не­ний донос­чи­кам, Сеян воз­на­ме­рил­ся убедить прин­цеп­са посе­лить­ся где-нибудь в при­ят­ных местах вда­ли от Рима. (3) От это­го он ждал для себя очень мно­го­го: от него будет зави­сеть доступ к Тибе­рию, и в его руках ока­жет­ся почти вся его пере­пис­ка, так как пись­ма будут достав­лять вои­ны; а в даль­ней­шем уже достиг­ший пре­клон­но­го воз­рас­та и смяг­чен­ный жиз­нью в уеди­не­нии Цезарь с боль­шей лег­ко­стью пре­до­ста­вит ему рас­по­ря­жать­ся дела­ми по сво­е­му усмот­ре­нию; он уме­рит воз­буж­дае­мую им зависть, пре­гра­див доступ тол­пе явля­ю­щих­ся с утрен­ни­ми при­вет­ст­ви­я­ми, и, отка­зав­шись от пустых поче­стей, уси­лит свое истин­ное могу­ще­ство. (4) И вот он начи­на­ет испод­воль бра­нить суе­ту горо­да, скоп­ле­ние в нем наро­да, наплыв посе­ти­те­лей и вся­че­ски вос­хва­ля­ет покой и уеди­не­ние, сре­ди кото­рых нет ниче­го тако­го, что доку­ча­ло бы и раз­дра­жа­ло, и ничто не меша­ет сосре­дото­чен­но раз­мыш­лять о важ­ней­ших делах.

42. (1) Слу­чи­лось так, что в эти самые дни рас­смат­ри­ва­лось дело мужа выдаю­щих­ся даро­ва­ний Воти­е­на Мон­та­на, и это судеб­ное раз­би­ра­тель­ство побуди­ло уже коле­бав­ше­го­ся Тибе­рия утвер­дить­ся в мыс­ли, что ему сле­ду­ет избе­гать заседа­ний сена­та, на кото­рых в его при­сут­ст­вии огла­ша­лись бро­сае­мые ему суро­вые и чаще все­го спра­вед­ли­вые упре­ки. (2) Воти­ен был при­вле­чен за оскор­би­тель­ные выска­зы­ва­ния о Цеза­ре, и свиде­тель Эми­лий, чело­век воен­ный, усерд­ст­вуя в жела­нии изоб­ли­чить обви­ня­е­мо­го, докла­ды­ва­ет все, как оно было, и, несмот­ря на шум, под­ня­тый сена­то­ра­ми, чтобы его заглу­шить, настой­чи­во про­дол­жа­ет свои пока­за­ния, так что Тибе­рию при­шлось выслу­шать поно­ше­ния, кото­рым его под­вер­га­ют в тес­ном кру­гу; это настоль­ко его заде­ло, что он вскри­чал, что немед­лен­но или в ходе след­ст­вия опро­вергнет воз­во­ди­мые на него обви­не­ния; уго­во­ры при­бли­жен­ных и лесть со сто­ро­ны всех при­сут­ст­во­вав­ших едва его успо­ко­и­ли. (3) Воти­ен был под­верг­нут нака­за­нию за оскорб­ле­ние вели­чия³⁵; после это­го Цезарь с тем более неумо­ли­мою бес­по­щад­но­стью к под­суди­мым, что его упре­ка­ли в ней, пока­рал ссыл­кою обви­нен­ную в пре­лю­бо­дей­ной свя­зи с Вари­ем Лигу­ром Акви­лию, хотя избран­ный на сле­дую­щий срок кон­сул Лен­тул Гету­лик осудил ее по Юли­е­ву зако­ну³⁶; а так­же пове­лел выскоб­лить из спис­ка сена­то­ров Апидия Меру­лу, укло­нив­ше­го­ся от клят­вы, что будет бес­пре­ко­слов­но пови­но­вать­ся рас­по­ря­же­ни­ям Авгу­ста.

43. (1) Затем были выслу­ша­ны посоль­ства лакеде­мо­нян и мес­сен­цев, спо­рив­ших меж­ду собой о пра­ве вла­де­ния хра­мом Диа­ны Лим­на­ти­ды, воз­веден­ным, как утвер­жда­ли лакеде­мо­няне, ссы­ла­ясь на упо­ми­на­ния в исто­ри­че­ских сочи­не­ни­ях и сти­хи поэтов, их пред­ка­ми на сво­ей зем­ле, отня­тым у них Филип­пом Македон­ским, с кото­рым они вое­ва­ли, и впо­след­ст­вии воз­вра­щен­ным им по реше­нию Гая Цеза­ря и Мар­ка Анто­ния. (2) Мес­сен­цы, напро­тив, наста­и­ва­ли на том, что еще в древ­но­сти при разде­ле Пело­пон­не­са³⁷ меж­ду потом­ка­ми Гер­ку­ле­са Ден­фа­лий­ская рав­ни­на, на кото­рой нахо­дит­ся это свя­ти­ли­ще, ото­шла к их царю; дока­за­тель­ства это­го, гово­ри­ли они, и поныне сохра­ня­ют­ся в над­пи­сях, выре­зан­ных на камне или на ста­рин­ных брон­зо­вых дос­ках. (3) А что до того, что лакеде­мо­няне ука­зы­ва­ют на исто­ри­че­ские сочи­не­ния и на поэтов, то таких свиде­тельств у них мно­го боль­ше и они досто­вер­нее; да и Филипп посту­пил не по про­из­во­лу победи­те­ля, а по спра­вед­ли­во­сти; (4) таков же был при­го­вор царя Анти­го­на, таков же — рим­ско­го пол­ко­во­д­ца Мум­мия; (5) такое же реше­ние вынес­ли и милет­цы, когда их общине было пред­ло­же­но рас­судить обе сто­ро­ны, нако­нец, так же решил пре­тор Ахайи Ати­дий Гемин. И храм был пре­до­став­лен мес­сен­цам.

(6) Жите­ли Сеге­сты обра­ти­лись с прось­бою вос­ста­но­вить раз­ру­шив­ший­ся от вре­ме­ни храм Вене­ры на горе Эри­ке и при­ве­ли при этом широ­ко извест­ные пре­да­ния о его про­ис­хож­де­нии, лест­ные для Тибе­рия. И он, как пря­мой пото­мок осно­ва­те­ля хра­ма, взял на себя заботу об этом свя­ти­ли­ще³⁸. (7) Тогда же обсуж­да­лось и хода­тай­ство мас­си­лий­цев, при­чем была при­зна­на убеди­тель­ной их ссыл­ка на при­мер Пуб­лия Рути­лия, кото­ро­го, когда он был в соот­вет­ст­вии с зако­на­ми изгнан из Рима, при­зна­ли сво­им граж­да­ни­ном жите­ли Смир­ны. (8) На этом осно­ва­нии изгнан­ни­ку Вул­ка­цию Мос­ху мас­си­лий­ца­ми были пре­до­став­ле­ны те же пра­ва, и он оста­вил свое иму­ще­ство это­му горо­ду, как если бы тот был его роди­ной.

44. (1) В этом году³⁹ скон­ча­лись име­ни­тые мужи Гней Лен­тул и Луций Доми­ций. Лен­ту­лу, поми­мо кон­суль­ства и три­ум­фаль­ных отли­чий за победу над гета­ми⁴⁰, доста­ви­ло доб­рую сла­ву и то, что он с досто­ин­ст­вом пере­но­сил бед­ность, а затем, при­об­ре­тя без­упреч­ным путем боль­шое богат­ство, поль­зо­вал­ся им уме­рен­но и разум­но. (2) Доми­цию при­да­ва­ла блеск гром­кая извест­ность его отца⁴¹, гос­под­ст­во­вав­ше­го на море во вре­мя граж­дан­ской вой­ны, пока он не при­мкнул сна­ча­ла к пар­тии Анто­ния, а потом — Цеза­ря. Дед его пал в бит­ве при Фар­са­ле, сра­жа­ясь на сто­роне опти­ма­тов. (3) Сам он, выбран­ный в мужья млад­шей Анто­нии, доче­ри Окта­вии, впо­след­ст­вии пере­пра­вил­ся с вой­ском через реку Аль­бис, про­ник­нув в глубь Гер­ма­нии даль­ше, чем кто-либо из его пред­ше­ст­вен­ни­ков, и за эти дея­ния был удо­сто­ен три­ум­фаль­ных отли­чий. (4) Скон­чал­ся и Луций Анто­ний, при­над­ле­жав­ший к очень знат­но­му, но несчаст­ли­во­му роду. (5) Ибо после того как его отец Юл Анто­ний был нака­зан смер­тью за пре­лю­бо­де­я­ние с Юли­ей, Август отпра­вил его, еще совсем юно­го вну­ка сво­ей сест­ры, в город Мас­си­лию, где он пре­бы­вал в ссыл­ке под пред­ло­гом, что про­хо­дит там обу­че­ние. (6) Впро­чем, остан­кам его были ока­за­ны поче­сти, и его кости по реше­нию сена­та были поме­ще­ны в гроб­ни­це Окта­ви­ев⁴².

45. (1) При тех же кон­су­лах в Ближ­ней Испа­нии неким сель­ским жите­лем тер­ме­стин­ско­го пле­ме­ни было совер­ше­но зло­дей­ское пре­ступ­ле­ние. Неожи­дан­но напав на нахо­див­ше­го­ся в пути пре­то­ра этой про­вин­ции Луция Пизо­на, пре­не­брег­ше­го ввиду мир­но­го вре­ме­ни над­ле­жа­щи­ми пре­до­сто­рож­но­стя­ми, он одним уда­ром пора­зил его насмерть; скрыв­шись бла­го­да­ря рез­во­сти сво­его коня из виду и достиг­нув лес­ной чащи в горах, он оста­вил коня и, про­би­ра­ясь по обры­ви­стым и диким местам, ускольз­нул от пого­ни. (2) Но нена­дол­го обма­нул он сво­их пре­сле­до­ва­те­лей, ибо, пой­мав и пока­зав в бли­жай­ших селе­ни­ях бро­шен­но­го убий­цей коня, они уста­но­ви­ли, кому он при­над­ле­жал. (3) Схва­чен­ный и пре­дан­ный пыт­кам для выяс­не­ния, кто были его сообщ­ни­ки, он гром­ко про­кри­чал на род­ном язы­ке, что его напрас­но допра­ши­ва­ют; он хотел бы, чтобы здесь при­сут­ст­во­ва­ли его това­ри­щи и виде­ли, как его муча­ют; но не суще­ст­ву­ет таких муче­ний, кото­рые мог­ли бы исторг­нуть из него прав­ду. (4) И когда на сле­дую­щий день его сно­ва влек­ли на допрос, он с нече­ло­ве­че­ской силой вырвал­ся из рук стра­жи и, уда­рив­шись голо­вою о камень, тут же испу­стил дух. (5) Пола­га­ют, что убий­ство Пизо­на было заду­ма­но несколь­ки­ми тер­ме­стин­ца­ми, с кото­рых он так стро­го взыс­ки­вал при­сво­ен­ные ими обще­ст­вен­ные день­ги, что вар­ва­ры не стер­пе­ли это­го.

46. (1) В кон­суль­ство Лен­ту­ла Гету­ли­ка и Гая Каль­ви­зия⁴³ сенат опре­де­лил награ­дить три­ум­фаль­ны­ми отли­чи­я­ми Поппея Саби­на за подав­ле­ние вос­ста­ния фра­кий­ских пле­мен, оби­тав­ших высо­ко в горах в дико­сти и убо­же­стве и по этой при­чине тем более неукро­ти­мых. (2) Поми­мо при­род­ных свойств этих людей, при­чи­на вол­не­ний состо­я­ла и в том, что они не жела­ли сми­рить­ся с набо­ром в наши вой­ска и отда­вать нам на служ­бу сво­их самых доб­лест­ных вои­нов, да и сво­им царям они пови­но­ва­лись лишь когда им взду­ма­ет­ся, а если направ­ля­ли по наше­му тре­бо­ва­нию вспо­мо­га­тель­ные отряды, то ста­ви­ли над ними сво­их началь­ни­ков и не согла­ша­лись вести воен­ные дей­ст­вия ни с кем, кро­ме сосед­них наро­дов. (3) А тогда к тому же рас­про­стра­нил­ся слух, буд­то мы соби­ра­ем­ся разъ­еди­нить их друг с дру­гом и, пере­ме­шав с дру­ги­ми народ­но­стя­ми, отпра­вить в даль­ние стра­ны. (4) Но преж­де чем взять­ся за ору­жие, они при­сла­ли послов с напо­ми­на­ни­ем, что они дру­же­ст­вен­но настро­е­ны и гото­вы ока­зы­вать нам пови­но­ве­ние и что так будет и впредь, если на них не воз­ло­жат како­го-нибудь ново­го бре­ме­ни; но если с ними ста­нут обра­щать­ся как с побеж­ден­ны­ми и попы­та­ют­ся навя­зать им раб­ство, то у них есть ору­жие, и моло­дежь, и реши­мость ско­рее уме­реть, чем рас­стать­ся со сво­бо­дою. (5) При этом они пока­зы­ва­ли свои укреп­ле­ния, постро­ен­ные на непри­ступ­ных ска­лах, где нахо­ди­лись их роди­те­ли и жены, и угро­жа­ли, что вой­на будет труд­ной, изну­ри­тель­ной и кро­во­про­лит­ной.

47. (1) В ожи­да­нии, пока сосре­дото­чит­ся его вой­ско, Сабин отве­тил бла­го­же­ла­тель­но, но после того как к нему при­был Пом­по­ний Лабе­он с одним леги­о­ном из Мезии и царь Реме­талк с теми из сво­их сопле­мен­ни­ков, кото­рые оста­лись вер­ны­ми рим­ля­нам, он объ­еди­нил с ними нахо­див­ши­е­ся в его рас­по­ря­же­нии силы и дви­нул­ся на непри­я­те­ля, уже успев­ше­го рас­по­ло­жить­ся в уще­льях леси­стых гор. (2) На откры­тых хол­мах вид­не­лись наи­бо­лее отваж­ные из вра­гов, и рим­ский пол­ко­во­дец, напав на них, без труда ото­гнал вар­ва­ров, понес­ших лишь незна­чи­тель­ные поте­ри вслед­ст­вие бли­зо­сти их убе­жищ. (3) Раз­бив тут же лагерь и укре­пив его, он зани­ма­ет силь­ным отрядом гору с узким и ров­ным греб­нем, тянув­шим­ся вплоть до вра­же­ско­го укреп­ле­ния, охра­ня­е­мо­го боль­шой, но нестрой­ной тол­пою вои­нов. (4) Вслед за тем Сабин отря­жа­ет отбор­ных луч­ни­ков про­тив тех смель­ча­ков, кото­рые по обы­чаю это­го пле­ме­ни пля­са­ли и пели перед кре­пост­ным валом. (5) Пока луч­ни­ки дей­ст­во­ва­ли изда­ли, сами неуяз­ви­мые, они при­чи­ня­ли про­тив­ни­ку силь­ный урон; одна­ко, подой­дя бли­же, они были смя­ты вне­зап­ною его вылаз­кой, но выру­че­ны бро­сив­шей­ся на помощь когор­той сугам­бров, кото­рых рим­ляне дер­жа­ли нагото­ве, как вои­нов стой­ких в опас­но­сти и устра­шаю­щих вра­гов сво­им бое­вым пени­ем и зво­ном ору­жия.

48. (1) После это­го лагерь был пере­не­сен бли­же к вра­гу, а в преж­них укреп­ле­ни­ях остав­ле­ны те фра­кий­цы, о кото­рых я упо­ми­нал как о наших союз­ни­ках. (2) Им было доз­во­ле­но про­из­во­дить опу­сто­ше­ния, жечь, заби­рать добы­чу, лишь бы эти набе­ги кон­ча­лись засвет­ло и ночь они про­во­ди­ли в лаге­ре, бди­тель­но охра­няя его. (3) Вна­ча­ле это соблюда­лось, но вско­ре, пре­дав­шись раз­гу­лу и обо­га­тив­шись гра­бе­жом, они ста­ли само­воль­но покидать сто­ро­же­вые посты ради раз­нуздан­ных пир­шеств и сва­ли­ва­лись там, где их одоле­ва­ли сон и вино. (4) А вра­ги меж­ду тем, про­ведав об их бес­печ­но­сти, под­гото­ви­ли два отряда, из кото­рых одно­му пору­ча­лось напасть на гра­би­те­лей, а дру­го­му — на рим­ский лагерь, и не пото­му, чтобы они наде­я­лись им овла­деть, но чтобы вся­кий, отвле­чен­ный кри­ка­ми и зво­ном ору­жия, думал толь­ко о сво­ей без­опас­но­сти и не слы­шал шума вто­ро­го сра­же­ния. (5) Стре­мясь создать еще боль­шее заме­ша­тель­ство, они избра­ли ноч­ное вре­мя. Бро­сив­ши­е­ся на лагер­ный вал были лег­ко отби­ты, но слу­жив­шие у нас вспо­мо­га­тель­ные отряды фра­кий­цев, устра­шен­ные вне­зап­но­стью напа­де­ния, когда вои­ны частью спа­ли у укреп­ле­ний, а боль­шин­ство бро­ди­ло за их пре­де­ла­ми, были пере­би­ты с тем боль­шею бес­по­щад­но­стью, что вра­ги виде­ли в них пере­беж­чи­ков и пре­да­те­лей, под­няв­ших ору­жие, чтобы пора­бо­тить самих себя и оте­че­ство.

49. (1) На сле­дую­щий день Сабин выстро­ил свое вой­ско в удоб­ном месте на слу­чай, если вар­ва­ры, обод­рен­ные ноч­ной уда­чей, осме­лят­ся на сра­же­ние. (2) Но так как они не вышли ни из сво­его укреп­ле­ния, ни с при­ле­гав­ших к нему воз­вы­шен­но­стей, он при­сту­па­ет к оса­де, вос­поль­зо­вав­шись тем, что воз­веде­ние осад­ных соору­же­ний уже было нача­то; свя­зав их меж­ду собой рвом с часто­ко­лом, он замы­ка­ет ото­всюду про­стран­ство на четы­ре тыся­чи шагов в окруж­но­сти и, посте­пен­но про­дви­гая впе­ред осад­ные работы, еще тес­нее сжи­ма­ет коль­цо вокруг непри­я­те­ля, с тем чтобы отре­зать его от воды и под­нож­но­го кор­ма для лоша­дей и скота; и, нако­нец, соору­жа­ет­ся насыпь, откуда уже с близ­ко­го рас­сто­я­ния мож­но было метать во вра­га кам­ни, копья и горя­щие голов­ни. (3) Но ничто так не мучи­ло оса­жден­ных, как жаж­да, ибо огром­ное коли­че­ство как бое­спо­соб­ных, так и небое­спо­соб­ных долж­но было поль­зо­вать­ся толь­ко одним источ­ни­ком; (4) к тому же изды­ха­ли от бес­кор­ми­цы лоша­ди и быки, по обык­но­ве­нию вар­ва­ров нахо­див­ши­е­ся вме­сте с ними внут­ри кре­пост­ной огра­ды; тут же лежа­ли тру­пы людей, умер­ших от ран или от жаж­ды; все было пол­но тле­ни­ем, смра­дом, зара­зой.

50. (1) Ко всем труд­но­стям при­ба­ви­лось еще вели­чай­шее бед­ст­вие — раз­но­гла­сия: одни были гото­вы сдать­ся, дру­гие пред­по­чи­та­ли это­му смерть и наме­ре­ва­лись пора­зить друг дру­га; были и такие, кто убеж­дал не поги­бать, не ото­мстив за себя, и решить­ся на вылаз­ку. (2) Столь про­ти­во­по­лож­ных мне­ний при­дер­жи­ва­лись не толь­ко в тол­пе рядо­вых вои­нов, но и сре­ди вождей; так, Динис, достиг­ший глу­бо­кой ста­ро­сти и бла­го­да­ря дли­тель­но­му обще­нию с рим­ля­на­ми знав­ший и их мощь, и их мило­сер­дие, утвер­ждая, что нуж­но сло­жить ору­жие и что это един­ст­вен­ный выход для побеж­ден­ных, пер­вый, с женой и детьми, отдал­ся во власть победи­те­ля; за ним после­до­ва­ли и те, кто по воз­рас­ту или полу не мог бить­ся с вра­гом, и те, кто ценил жизнь доро­же сла­вы. (3) Моло­дежь разде­ли­лась, частью при­мкнув к Тар­се, частью к Туре­су. (4) И тот и дру­гой реши­ли не рас­ста­вать­ся живы­ми со сво­бо­дою, но Тар­са при­зы­вал к быст­рой раз­вяз­ке, к тому, чтобы разом покон­чить с надеж­дою и стра­хом, и подал при­мер осталь­ным, прон­зив грудь мечом; и было нема­ло сде­лав­ших то же. (5) Турес же со сво­им отрядом дожи­дал­ся наступ­ле­ния тем­ноты, что не оста­лось тай­ной для рим­ско­го пол­ко­во­д­ца, кото­рый поэто­му уси­лил пере­до­вые пози­ции более мно­го­чис­лен­ны­ми отряда­ми. (6) Надви­ну­лась ночь с жесто­кой гро­зой, огла­шае­мая к тому же дики­ми кри­ка­ми, по вре­ме­нам сме­няв­ши­ми­ся пол­ным без­мол­ви­ем, что все­ля­ло в оса­ждав­ших тре­во­гу пред неиз­вест­но­стью. Сабин стал обхо­дить сво­их вои­нов, убеж­дая их не под­да­вать­ся на улов­ки вра­гов, не обра­щать вни­ма­ния ни на зага­доч­ный гул, ни на обман­чи­вую тиши­ну, но каж­до­му бес­тре­пет­но испол­нять свой долг и не метать пона­прас­ну ору­жия.

51. (1) Меж­ду тем вар­ва­ры, нале­тая тол­па­ми, то осы­па­ют вал кам­ня­ми, обо­жжен­ны­ми колья­ми, ство­ла­ми сруб­лен­ных дере­вьев, то закиды­ва­ют рвы валеж­ни­ком, связ­ка­ми хво­ро­ста и мерт­вы­ми тела­ми; иные под­но­сят к нашим укреп­ле­ни­ям зара­нее изготов­лен­ные мост­ки и лест­ни­цы, хва­та­ют­ся за часто­кол на валу, рушат его и дерут­ся вру­ко­паш­ную с обо­ро­ня­ю­щи­ми­ся рим­ля­на­ми. (2) Наши вои­ны мечут в них дро­ти­ки, стал­ки­ва­ют щита­ми, пора­жа­ют тяже­лы­ми осад­ны­ми копья­ми, сби­ва­ют сбра­сы­вае­мы­ми на них камен­ны­ми глы­ба­ми. Рим­лян вооду­шев­ля­ют надеж­да, порож­ден­ная уже одер­жан­ною над тем же вра­гом победою⁴⁴, и боязнь тем боль­ше­го бес­че­стья, если их одо­ле­ют, вар­ва­ров — созна­ние, что это послед­няя попыт­ка спа­стись, а мно­гих из них к тому же — и нахо­дя­щи­е­ся поза­ди них жены и мате­ри и их жалоб­ные сте­на­ния. (3) В одних ночь все­ля­ет отва­гу, в дру­гих, — страх; уда­ры нано­сят­ся науда­чу, раны — вне­зап­но; невоз­мож­ность отли­чить сво­их от вра­гов и гор­ные уще­лья, доно­ся­щие с тыла отзву­ки голо­сов сра­жаю­щих­ся, при­ве­ли наших в такое смя­те­ние, что несколь­ко укреп­ле­ний было остав­ле­но рим­ля­на­ми, решив­ши­ми, что непри­я­тель про­рвал­ся за вал. (4) Но вра­ги, кро­ме отдель­ных вои­нов, за него не про­ник­ли; всех осталь­ных, после того как самые доб­лест­ные были сбро­ше­ны с вала или изра­не­ны, уже на рас­све­те наши про­гна­ли на вер­ши­ну горы, к тому месту, где было рас­по­ло­же­но укреп­ле­ние, и там, нако­нец, при­нуди­ли их сло­жить ору­жие. (5) Ближ­ние селе­ния изъ­яви­ли покор­ность по доб­рой воле сво­их оби­та­те­лей; про­чие не были взя­ты при­сту­пом или оса­дою лишь пото­му, что в Гем­ских горах нача­лась ран­няя и суро­вая зима.

52. (1) А в Риме, в доме прин­цеп­са, про­дол­жа­лись вол­не­ния и раздо­ры. Пер­вым в ряду выпа­дов с целью погу­бить Агрип­пи­ну было при­вле­че­ние к суду ее двою­род­ной сест­ры Клав­дии Пуль­х­ры по обви­не­нию, предъ­яв­лен­но­му Доми­ци­ем Афром. (2) Этот Афр, недав­но закон­чив­ший срок пре­тор­ских пол­но­мо­чий, не зани­мав­ший вид­но­го поло­же­ния, но жаж­дав­ший извест­но­сти и ради нее гото­вый на любое пре­ступ­ле­ние, обви­нил Пуль­х­ру в раз­врат­ном обра­зе жиз­ни, в пре­лю­бо­де­я­нии с Фур­ни­ем, а так­же в ворож­бе и зло­умыш­ле­ни­ях про­тив прин­цеп­са. (3) Агрип­пи­на, все­гда горя­чая и несдер­жан­ная, а тогда к тому же взвол­но­ван­ная гроз­ной опас­но­стью, навис­шей над ее род­ст­вен­ни­цей, отправ­ля­ет­ся к Тибе­рию и заста­ет его за при­не­се­ни­ем жерт­вы отцу. (4) При виде это­го она вски­пе­ла и ска­за­ла ему, что не подо­ба­ет одно­му и тому же чело­ве­ку зани­мать­ся закла­ни­ем жертв боже­ст­вен­но­му Авгу­сту и пре­сле­до­ва­ни­ем его потом­ков. Не в немые изва­я­ния все­лил­ся его боже­ст­вен­ный дух: она — его дей­ст­ви­тель­ное и живое подо­бие, порож­ден­ное боже­ст­вен­ной кро­вью, и она пони­ма­ет свою обре­чен­ность и обла­ча­ет­ся в скорб­ные одеж­ды. (5) Неза­чем при­кры­вать­ся име­нем Пуль­х­ры; ведь един­ст­вен­ная при­чи­на ее пре­сле­до­ва­ния заклю­ча­ет­ся в том, что она нера­зум­но избра­ла Агрип­пи­ну пред­ме­том сво­его пре­кло­не­ния, забыв о печаль­ной уча­сти, постиг­шей по той же при­чине Созию. (6) Сло­ва, кото­рые при­шлось выслу­шать от нее Тибе­рию, вызва­ли его скрыт­ную душу на ред­кую для него откро­вен­ность, и, схва­тив Агрип­пи­ну за руку, он пре­до­сте­рег ее гре­че­ским сти­хом, гла­сив­шим, что она гне­ва­ет­ся, пото­му что не цар­ст­ву­ет. (7) Пуль­х­ра и Фур­ний были осуж­де­ны. А Афр был при­чис­лен мол­вою к пер­во­сте­пен­ным ора­то­рам, так как про­явил в этом деле свои даро­ва­ния и сам Цезарь ска­зал, что ему свой­ст­вен­но при­рож­ден­ное крас­но­ре­чие. (8) В даль­ней­шем, высту­пая обви­ни­те­лем или защит­ни­ком под­суди­мых, он добыл себе сла­ву, более бла­го­при­ят­ную для его крас­но­ре­чия, чем для нра­вов, но в глу­бо­кой ста­ро­сти крас­но­ре­чие Афра зна­чи­тель­но потуск­не­ло, так как при поблек­шем уме он удер­жал неуме­ние сохра­нять мол­ча­ние.

53. (1) А Агрип­пи­на, упор­ная в гне­ве и к тому же зане­мог­шая телес­ным неду­гом, когда ее наве­стил Тибе­рий, сна­ча­ла дол­го пла­ка­ла мол­ча, а потом при­ня­лась осы­пать его упре­ка­ми и про­сить: пусть он облег­чит ее оди­но­че­ство, пусть даст ей мужа; она еще моло­да и во цве­те лет, и для порядоч­ной жен­щи­ны нет уте­ше­ния ина­че, как в бра­ке; най­дут­ся в государ­стве…⁴⁵ кото­рые не сочтут для себя зазор­ным взять супру­гу Гер­ма­ни­ка вме­сте с его детьми. (2) Но Цезарь, пони­мая, каки­ми послед­ст­ви­я­ми удо­вле­тво­ре­ние ее прось­бы чре­ва­то для государ­ства, и вме­сте с тем не желая выка­зать ни неудо­воль­ст­вия, ни сво­их опа­се­ний, поки­нул ее, так и не дав отве­та, сколь­ко она на нем ни наста­и­ва­ла. (3) Об этом слу­чае, не упо­мя­ну­том соста­ви­те­ля­ми анна­лов, я узнал из запи­сок Агрип­пи­ны-доче­ри, в кото­рых мать прин­цеп­са Неро­на рас­ска­за­ла потом­кам о сво­ей жиз­ни и о судь­бе сво­их близ­ких.

54. (1) И Сеян нанес ей, погру­жен­ной в печаль и забыв­шей о сво­их опа­се­ни­ях, новый, еще глуб­же пора­зив­ший ее удар, подо­слав к ней мни­мых доб­ро­же­ла­те­лей, дабы те под личи­ною друж­бы пред­у­преди­ли ее, что для нее изготов­лен яд и что ей сле­ду­ет избе­гать яств, пред­ла­гае­мых ей у све­к­ра⁴⁶. (2) И вот, не умея при­тво­рять­ся, Агрип­пи­на, когда ей при­шлось воз­ле­жать за сто­лом воз­ле прин­цеп­са, хму­рая и мол­ча­ли­вая, не при­тро­ну­лась ни к одно­му куша­нью; это заме­тил Тибе­рий, слу­чай­но или, быть может, пото­му, что о чем-то слы­шал, и, желая ее испы­тать, похва­лил постав­лен­ные пред ним пло­ды и соб­ст­вен­но­руч­но протя­нул их невест­ке. (3) Это еще боль­ше уси­ли­ло подо­зре­ния Агрип­пи­ны, и она, не отведав пло­дов, пере­да­ла их рабам. Тибе­рий не про­ро­нил ни сло­ва, но, обра­тив­шись к мате­ри, ска­зал, что не уди­ви­тель­но, если он при­мет суро­вые меры по отно­ше­нию к той, кото­рая обви­ня­ет его в наме­ре­нии ее отра­вить. (4) Отсюда пошел слух, что Агрип­пине гото­вит­ся гибель, но импе­ра­тор не реша­ет­ся сде­лать это откры­то и для ее умерщ­вле­ния изыс­ки­ва­ют­ся тай­ные спо­со­бы.

55. (1) Чтобы отвлечь от себя эти тол­ки, Цезарь стал часто бывать в сена­те и в тече­ние мно­гих дней слу­шал пред­ста­ви­те­лей Азии, спо­рив­ших, в каком горо­де воз­ве­сти ему храм. (2) Состя­за­лись один­на­дцать горо­дов, с оди­на­ко­вою настой­чи­во­стью, но не с рав­ны­ми осно­ва­ни­я­ми. Все они опи­ра­лись на сход­ные дово­ды, ссы­ла­ясь на свое древ­нее про­ис­хож­де­ние, на пре­дан­ность рим­ско­му наро­ду в вой­нах с Пер­се­ем, Ари­сто­ни­ком и дру­ги­ми царя­ми⁴⁷. (3) Но Гипе­па, Трал­ла и вме­сте с ними Лаоди­кея и Маг­не­сия сра­зу же были отверг­ну­ты, как горо­да незна­чи­тель­ные. (4) И даже жите­ли Или­о­на, заявив­шие, что Троя — мать Рима, не рас­по­ла­га­ли ничем, кро­ме издрев­ле утвер­див­шей­ся за их горо­дом сла­вы. (5) Неко­то­рые коле­ба­ния воз­ник­ли по пово­ду Гали­кар­на­са, так как его жите­ли утвер­жда­ли, что за тыся­чу две­сти лет их жили­ща ни разу не сотря­са­лись от под­зем­ных толч­ков и что фун­да­мент хра­ма будет поко­ить­ся на при­род­ной ска­ле. (6) В отно­ше­нии пер­гам­цев было сочте­но, что с них доволь­но суще­ст­ву­ю­ще­го в их горо­де хра­ма Авгу­ста, хотя имен­но это и было их глав­ным дово­дом. Эфес и Милет отпа­ли, пото­му что пер­вый и без того совер­ша­ет свя­щен­но­дей­ст­вия Апол­ло­ну, а вто­рой — Диане. (7) Итак, оста­ва­лось выбрать лишь меж­ду Сар­да­ми и Смир­ной. Жите­ли Сард огла­си­ли реше­ние этрус­ков, при­зна­вав­ших их сво­и­ми кров­ны­ми роди­ча­ми: ведь Тиррен и Лид, сыно­вья царя Ати­са, вслед­ст­вие мно­го­чис­лен­но­сти сво­их сопле­мен­ни­ков поде­ли­ли их меж­ду собой; Лид остал­ся на зем­лях пред­ков, а Тирре­ну доста­лись по жре­бию новые зем­ли, с тем чтобы он осно­вал на них посе­ле­ния; этим наро­дам были при­сво­е­ны име­на их вла­сти­те­лей — одно­му в Азии, дру­го­му в Ита­лии; могу­ще­ство лидян воз­рос­ло еще боль­ше, так как они посла­ли после это­го сво­их⁴⁸ людей в Гре­цию, кото­рая и ста­ла назы­вать­ся затем по име­ни Пело­па. (8) Одно­вре­мен­но жите­ли Сард упо­ми­на­ли о гра­мотах, дан­ных им наши­ми пол­ко­во­д­ца­ми, о заклю­чен­ных с нами во вре­мя Македон­ской вой­ны дого­во­рах, про­те­каю­щих у них рек, мяг­ком кли­ма­те их стра­ны и богат­стве⁴⁹ а так­же о пол­но­вод­но­сти земель, лежа­щих вокруг их горо­да.

56. (1) А пред­ста­ви­те­ли Смир­ны, напом­нив о ее древ­но­сти, осно­вал ли ее сын Юпи­те­ра⁵⁰ Тан­тал, или Тесей, кото­рый так­же был боже­ст­вен­но­го про­ис­хож­де­ния, или одна из ама­зо­нок, пере­шли к тому, на что боль­ше все­го рас­счи­ты­ва­ли, а имен­но к сво­им заслу­гам перед рим­ским наро­дом, так как в помощь ему их город посы­лал свои кораб­ли не толь­ко для войн с внеш­ним вра­гом, но и для про­ис­хо­див­ших в самой Ита­лии⁵¹; они заяви­ли, что пер­вый храм горо­ду Риму был выстро­ен в Смирне при кон­су­ле Мар­ке Пор­ции, когда рим­ский народ уже свер­шил боль­шие дела, но еще не достиг вер­ши­ны могу­ще­ства, пото­му что все еще сто­ял город пуний­цев и в Азии были могу­ще­ст­вен­ные цари. (2) Одно­вре­мен­но они при­зва­ли в свиде­те­ли Луция Сул­лу, что, когда его вой­ско из-за суро­вой зимы и отсут­ст­вия теп­лой одеж­ды ока­за­лось в бед­ст­вен­ном поло­же­нии и об этом было сооб­ще­но в народ­ном собра­нии, все при­сут­ст­во­вав­шие на нем сбро­си­ли с себя пла­тье и ото­сла­ли его нашим леги­о­нам. (3) Итак, сена­то­ры, при­гла­шен­ные выска­зать свое мне­ние, пред­по­чли Смир­ну. И Вибий Марс внес пред­ло­же­ние дать Манию Лепиду^[2], кото­ро­му доста­лась эта про­вин­ция, сверх поло­жен­но­го чис­ла еще одно­го лега­та, с тем чтобы воз­ло­жить на него заботу о хра­ме. И так как Лепид из скром­но­сти отка­зал­ся выбрать его по сво­е­му усмот­ре­нию, туда был направ­лен избран­ный жре­би­ем быв­ший пре­тор Вале­рий Назон.

57. (1) В раз­гар всех этих дел Цезарь после дли­тель­но­го обду­мы­ва­ния и неод­но­крат­но­го откла­ды­ва­ния сво­его замыс­ла отпра­вил­ся нако­нец в Кам­па­нию под пред­ло­гом освя­тить хра­мы Юпи­те­ру — в Капуе, Авгу­сту — в Ноле, а в дей­ст­ви­тель­но­сти решив окон­ча­тель­но посе­лить­ся вда­ли от Рима. (2) Хотя его уда­ле­ние, сле­дуя за боль­шин­ст­вом писа­те­лей, я объ­яс­нил про­ис­ка­ми Сея­на, но так как, рас­пра­вив­шись с ним, Тибе­рий еще целых шесть лет про­жил в таком же уеди­не­нии, я часто заду­мы­ва­юсь, не пра­виль­нее ли было бы усмат­ри­вать при­чи­ну его отъ­езда в его лич­ном жела­нии при­крыть свою жесто­кость и свое любо­стра­стие, как бы они ни обна­ру­жи­ва­лись его поступ­ка­ми, хотя бы сво­им место­пре­бы­ва­ни­ем. (3) Были и такие, кто пола­гал, что в ста­ро­сти он сты­дил­ся сво­его обли­ка; он был очень высок, худо­щав и сутул; макуш­ка голо­вы у него была лысая, лицо в язвах и по боль­шей части залеп­лен­ное лечеб­ны­ми пла­сты­ря­ми; к тому же во вре­мя сво­его уеди­не­ния на Родо­се он при­вык избе­гать обще­ства и скры­вать уте­хи сво­его любо­стра­стия. (4) Сооб­ща­ют так­же, что его изгна­ло из Рима и вла­сто­лю­бие мате­ри, кото­рую он не желал при­зна­вать сво­ей сопра­ви­тель­ни­цей и от при­тя­за­ний кото­рой не мог изба­вить­ся, так как самая власть ему доста­лась в дар от нее. (5) Ибо Август поду­мы­вал, не поста­вить ли во гла­ве государ­ства вну­ка сво­ей сест­ры, все­ми вос­хва­ля­е­мо­го Гер­ма­ни­ка, но, вынуж­ден­ный сдать­ся на прось­бы жены, усы­но­вил Тибе­рия, повелев ему сде­лать то же с Гер­ма­ни­ком. Этим и попре­ка­ла его Авгу­ста, посто­ян­но тре­буя от него бла­го­дар­но­сти.

58. (1) Тибе­рий отбыл из Рима с немно­ги­ми при­бли­жен­ны­ми, сре­ди кото­рых был один сена­тор, быв­ший кон­сул, опыт­ный зако­но­вед Кок­цей Нер­ва, из высо­ко­по­став­лен­ных рим­ских всад­ни­ков, кро­ме Сея­на, толь­ко Кур­ций Аттик и раз­ные уче­ные люди, почти все гре­ки, чтобы было с кем раз­влечь­ся бесе­дой. (2) Зна­то­ки аст­ро­ло­гии утвер­жда­ли, что Тибе­рий поки­нул Рим при таком поло­же­нии небес­ных све­тил, кото­рое исклю­ча­ло воз­мож­ность его воз­вра­ще­ния. Это пред­ска­за­ние для мно­гих яви­лось при­чи­ною гибе­ли, так как, пове­рив в близ­кий конец Тибе­рия, они повсюду тол­ко­ва­ли об этом; ведь не мог­ли же они пред­видеть столь неве­ро­ят­ную вещь, как то, что он один­на­дцать лет про­ведет доб­ро­воль­ным изгнан­ни­ком вне пре­де­лов род­но­го горо­да. (3) А даль­ней­шее пока­за­ло, насколь­ко тес­но сосед­ст­ву­ют нау­ка и заблуж­де­ние и насколь­ко исти­на оку­та­на тьмою. (4) Что он не вер­нет­ся в Рим, было ска­за­но неспро­ста, но что каса­ет­ся про­че­го, то тут никто ниче­го не знал, ибо он про­жил до глу­бо­кой ста­ро­сти, про­во­дя вре­мя то в ближ­нем поме­стье, то на бере­гу моря, а то порою и у самых стен Рима.

59. (1) Слу­чай­но в эти самые дни Цезарь под­верг­ся смер­тель­ной опас­но­сти, что доста­ви­ло новую пищу тем же пустым раз­го­во­рам, а ему само­му — повод еще боль­ше уве­ро­вать в друж­бу и пре­дан­ность Сея­на. (2) В поме­стье, кото­рое назы­ва­лось «Пеще­ра» и нахо­ди­лось меж­ду Амун­клан­ским морем и Фун­дин­ски­ми гора­ми, Тибе­рий с при­бли­жен­ны­ми пиро­ва­ли в есте­ствен­ном гро­те. (3) Вдруг у вхо­да в него про­изо­шел обвал и кам­ня­ми зава­ли­ло несколь­ко при­слу­жи­вав­ших рабов; всех объ­ял без­удерж­ный страх, и участ­ни­ки пир­ше­ства раз­бе­жа­лись. (4) Сеян же, обра­тив­шись лицом к Цеза­рю и опи­ра­ясь на коле­ни и руки, при­крыл его собой от сыпав­ших­ся кам­ней и в таком поло­же­нии был най­ден подо­спев­ши­ми на помощь вои­на­ми. Это воз­нес­ло его еще выше, и сколь, бы пагуб­ные сове­ты он ни давал, Тибе­рий, пом­ня о про­яв­лен­ной им самоот­вер­жен­но­сти, выслу­ши­вал их с пол­ным дове­ри­ем. (5) А Сеян, изо­бра­жая себя бес­при­страст­ным судьей поведе­ния сыно­вей Гер­ма­ни­ка, в дей­ст­ви­тель­но­сти выис­ки­вал под­став­ных лиц, высту­пав­ших про­тив них обви­ни­те­ля­ми и осо­бен­но пре­сле­до­вав­ших Неро­на, как бли­жай­ше­го пре­ем­ни­ка Тибе­рия; и хотя Нерон дер­жал­ся с подо­баю­щей юно­ше скром­но­стью, одна­ко неред­ко слу­ча­лось, что он забы­вал, как нуж­но вести себя при сло­жив­ших­ся обсто­я­тель­ствах, ибо его кли­ен­ты и воль­ноот­пу­щен­ни­ки, стре­мясь поско­рее добить­ся вли­я­ния, вся­че­ски вну­ша­ли ему, что он дол­жен выка­зы­вать сме­лость и неза­ви­си­мость: это­го хочет рим­ский народ, хочет вой­ско, и Сеян, оди­на­ко­во изде­ваю­щий­ся над тер­пе­ни­ем ста­ри­ка и робо­стью юно­ши⁵², не посме­ет вос­пре­пят­ст­во­вать ему в этом.

60. (1) Несмот­ря на эти и им подоб­ные речи, Нерон не питал ника­ких пре­ступ­ных наме­ре­ний, но ино­гда у него выры­ва­лись слиш­ком дерз­кие и необ­ду­ман­ные сло­ва, кото­рые под­хва­ты­ва­лись при­став­лен­ны­ми к нему согляда­та­я­ми и пре­уве­ли­чи­ва­лись в их доне­се­ни­ях, тогда как он не имел воз­мож­но­сти оправ­дать­ся; и вооб­ще раз­лич­ные обсто­я­тель­ства тре­во­жи­ли и раз­дра­жа­ли его. (2) Ибо одни ста­ра­лись укло­нить­ся от встре­чи с ним, дру­гие, поздо­ро­вав­шись, сей­час же от него отво­ра­чи­ва­лись, мно­гие торо­пи­лись пре­рвать нача­тый раз­го­вор и поки­нуть его, тогда как при­вер­жен­цы Сея­на, напро­тив, сле­до­ва­ли за ним по пятам и оскор­би­тель­но под­шу­чи­ва­ли над ним. (3) Да и Тибе­рий при­ни­мал его, то угрю­мо насу­пив­шись, то с дела­ной улыб­кою на лице; но гово­рил ли юно­ша или мол­чал, ему вме­ня­лось в вину и его без­мол­вие, и его сло­ва. (4) Даже ночь под­сте­ре­га­ла его сво­и­ми опас­но­стя­ми: о его сне и бодр­ст­во­ва­нии, о каж­дом вздо­хе жена⁵³ сооб­ща­ла сво­ей мате­ри Ливии, а та — Сея­ну; послед­ний сумел при­влечь на свою сто­ро­ну и его бра­та Дру­за, кото­ро­го соблаз­нил надеж­дою на прин­ци­пат, если он устра­нит стар­ше­го воз­рас­том и уже пошат­нув­ше­го­ся Неро­на. (5) Друз был от при­ро­ды зло­па­мя­тен и, не гово­ря уже о стрем­ле­нии власт­во­вать и заста­ре­лой непри­яз­ни бра­тьев друг к дру­гу, нена­видел Неро­на и за то пред­по­чте­ние, кото­рое ему ока­зы­ва­ла их мать Агрип­пи­на. (6) Впро­чем, Сеян не так уж бла­го­во­лил к Дру­зу, чтобы не обду­мы­вать спо­со­бов погу­бить в буду­щем и его, зная, что он неосмот­ри­те­лен и что его лег­ко завлечь в запад­ню.

61. (1) В кон­це года скон­ча­лись вид­ные мужи Ази­ний Агрип­па, про­ис­хо­див­ший от ско­рее про­слав­лен­ных, чем родо­ви­тых пред­ков и не посра­мив­ший их сво­ей жиз­нью, и Квинт Гате­рий, при жиз­ни сла­вив­ший­ся крас­но­ре­чи­ем; ныне пло­ды его даро­ва­ния не в таком поче­те. (2) Оче­вид­но, сила его речей заклю­ча­лась ско­рее в их вдох­но­вен­но­сти, чем в тща­тель­но­сти отдел­ки; и в то вре­мя как про­ду­ман­ность и трудо­лю­бие у дру­гих ора­то­ров при­об­ре­та­ют для потом­ков все боль­шую цен­ность, бла­го­зву­чие и плав­ность речи Гате­рия угас­ли вме­сте с ним.

62. (1) В кон­суль­ство Мар­ка Лици­ния и Луция Каль­пур­ния⁵⁴ неожи­дан­ное бед­ст­вие унес­ло не мень­шее чис­ло жертв, чем их уно­сит кро­во­про­лит­ней­шая вой­на, при­чем нача­ло его было вме­сте с тем и его кон­цом. (2) Некто Ати­лий, по про­ис­хож­де­нию воль­ноот­пу­щен­ник, взяв­шись за построй­ку в Фидене амфи­те­ат­ра, чтобы давать в нем гла­ди­а­тор­ские бои, зало­жил фун­да­мент его в нена­деж­ном грун­те и воз­вел на нем недо­ста­точ­но проч­но ско­ло­чен­ное дере­вян­ное соору­же­ние, как чело­век, зате­яв­ший это дело не от избыт­ка средств и не для того, чтобы снис­кать бла­го­склон­ность сограж­дан, а ради гряз­ной нажи­вы. (3) И вот туда стек­лись жад­ные до таких зре­лищ муж­чи­ны и жен­щи­ны, в прав­ле­ние Тибе­рия почти лишен­ные раз­вле­че­ний это­го рода, люди вся­ко­го воз­рас­та, кото­рых ско­пи­лось тем боль­ше, что Фиде­на неда­ле­ко от Рима; это усу­гу­би­ло тяжесть раз­ра­зив­шей­ся тут ката­стро­фы, так как наби­тое несмет­ной тол­пой огром­ное зда­ние, пере­ко­сив­шись, ста­ло рушить­ся внутрь или валить­ся нару­жу, увле­кая вме­сте с собой или погре­бая под сво­и­ми облом­ка­ми несчет­ное мно­же­ство людей, как увле­чен­ных зре­ли­щем, так и сто­яв­ших вокруг амфи­те­ат­ра. (4) И те, кого смерть настиг­ла при обва­ле зда­ния, бла­го­да­ря выпав­ше­му им жре­бию изба­ви­лись от муче­ний; (5) еще боль­шее состра­да­ние вызы­ва­ли те изу­ве­чен­ные, кого жизнь не поки­ну­ла сра­зу: при днев­ном све­те они виде­ли сво­их жен и детей, с наступ­ле­ни­ем тем­ноты узна­ва­ли их по рыда­ни­ям и жалоб­ным воп­лям. (6) Сре­ди при­вле­чен­ных сюда раз­нес­шей­ся мол­вой тот опла­ки­вал бра­та, тот — род­ст­вен­ни­ка, иные — роди­те­лей. (7) И даже те, чьи дру­зья и близ­кие отлу­чи­лись по делам из дому, так­же тре­пе­та­ли за них, и, пока не выяс­ни­лось, кого имен­но пора­зи­ло это ужас­ное бед­ст­вие, неиз­вест­ность толь­ко уве­ли­чи­ва­ла все­об­щую тре­во­гу.

63. (1) Когда нача­ли раз­би­рать раз­ва­ли­ны, к без­ды­хан­ным тру­пам устре­ми­лись близ­кие с объ­я­ти­я­ми и поце­лу­я­ми, и неред­ко воз­ни­кал спор, если лицо покой­ни­ка было обез­обра­же­но, а оди­на­ко­вые тело­сло­же­ние и воз­раст вво­ди­ли в заблуж­де­ние при­знав­ших в нем сво­его. (2) При этом несча­стье было изу­ве­че­но и раздав­ле­но насмерть пять­де­сят тысяч чело­век, и сенат при­нял поста­нов­ле­ние, вос­пре­щав­шее устра­и­вать гла­ди­а­тор­ские бои тем, чье состо­я­ние оце­ни­ва­лось менее четы­рех­сот тысяч сестер­ци­ев, рав­но как и воз­во­дить амфи­те­атр без пред­ва­ри­тель­но­го обсле­до­ва­ния надеж­но­сти грун­та. (3) Ати­лий был отправ­лен в изгна­ние. Сле­ду­ет упо­мя­нуть, что сра­зу же после раз­ра­зив­шей­ся ката­стро­фы знать откры­ла две­ри сво­их домов: повсюду ока­зы­ва­ли вра­чеб­ную помощь и снаб­жа­ли лечеб­ны­ми сред­ства­ми; и в горо­де в эти дни, сколь ни был горе­стен его облик, как бы ожи­ли обы­чаи пред­ков, кото­рые после кро­во­про­лит­ных битв под­дер­жи­ва­ли ране­ных сво­и­ми щед­рота­ми и попе­че­ни­ем.

64. (1) Еще не успе­ло поблек­нуть вос­по­ми­на­ние об этом несча­стье, как на город обру­ши­лась неисто­вая сила огня, при­чи­нив­ше­го невидан­ные дото­ле опу­сто­ше­ния: выго­рел весь Цели­ев холм; и пошла мол­ва, что этот год несчаст­ли­вый, что в недоб­рый час было при­ня­то реше­ние прин­цеп­са уда­лить­ся из Рима, ибо тол­пе свой­ст­вен­но при­пи­сы­вать вся­кую слу­чай­ность чьей-либо вине; но Цезарь пре­сек этот ропот разда­чей денег в раз­ме­ре поне­сен­ных каж­дым убыт­ков. (2) В сена­те ему при­нес­ли бла­го­дар­ность за это знат­ные граж­дане, и народ вос­хва­лял его, ибо, невзи­рая на лица и безо вся­ких просьб со сто­ро­ны при­бли­жен­ных, он помо­гал сво­ей щед­ро­стью даже неиз­вест­ным ему и разыс­кан­ным по его пове­ле­нию пого­рель­цам. (3) Кро­ме того, в сена­те было сде­ла­но пред­ло­же­ние пере­име­но­вать Цели­ев холм в Свя­щен­ный, ибо, когда все вокруг было истреб­ле­но пла­ме­нем, оста­лась невреди­мою толь­ко ста­туя Тибе­рия, сто­яв­шая в доме сена­то­ра Юния. (4) То же про­изо­шло неко­гда и с изо­бра­же­ни­ем Клав­дии Квин­ты: ее ста­туя, уста­нов­лен­ная наши­ми пред­ка­ми в хра­ме Мате­ри богов, два­жды избег­ла раз­ру­ши­тель­ной силы пожа­ра⁵⁵. (5) Клав­дии — свя­щен­ны, к ним бла­го­во­лят боже­ства, и нуж­но, чтобы была осо­бо отме­че­на свя­тость места, в кото­ром боги ока­за­ли прин­цеп­су столь вели­кий почет⁵⁶.

65. (1) Не будет неумест­ным сооб­щить здесь о том, что этот холм в ста­ри­ну про­зы­вал­ся Дубо­вым, так как был покрыт густы­ми дубо­вы­ми роща­ми, а Цели­е­вым его назва­ли впо­след­ст­вии по име­ни Целия Вибен­ны, кото­рый, будучи пред­во­ди­те­лем отряда этрус­ков и при­дя вме­сте с ними на помощь рим­ля­нам, полу­чил этот холм для засе­ле­ния от Тарк­ви­ния Древ­не­го, или его отдал ему кто-то дру­гой из царей, ибо в этом исто­ри­ки рас­хо­дят­ся меж­ду собой. (2) Но не вызы­ва­ет ни малей­ших сомне­ний, что вои­ны Целия, кото­рых было вели­кое мно­же­ство, оби­та­ли даже на рав­нине вплоть до мест по сосед­ству с фору­мом, из-за чего эта часть горо­да и ста­ла назы­вать­ся по име­ни при­шель­цев Тус­ским квар­та­лом⁵⁷.

66. (1) Но если усер­дие зна­ти и щед­рость Цеза­ря доста­ви­ли рим­ля­нам облег­че­ние в сти­хий­ных несча­стьях, то ничто не ограж­да­ло их от бес­чинств с каж­дым днем воз­рас­тав­шей и наглев­шей шай­ки донос­чи­ков; про­тив род­ст­вен­ни­ка Цеза­ря бога­ча Квин­ти­лия Вара высту­пил с обви­не­ни­я­ми Доми­ций Афр, ранее добив­ший­ся осуж­де­ния его мате­ри Клав­дии Пуль­х­ры, и никто не уди­вил­ся тому, что, дол­го про­зя­бав­ший в нуж­де и бес­пут­но рас­по­рядив­ший­ся недав­но полу­чен­ной награ­дой, он замыс­лил новую под­лость. (2) Но все­об­щее изум­ле­ние вызва­ло соуча­стие в этом доно­се Пуб­лия Дола­бел­лы, ибо, про­ис­хо­дя от про­слав­лен­ных пред­ков и свя­зан­ный род­ст­вом с Варом, он по соб­ст­вен­ной воле пошел на то, чтобы запят­нать свою знат­ность и навлечь позор на свое потом­ство. (3) Сенат, одна­ко, не дал ходу это­му обви­не­нию, поста­но­вив дождать­ся при­бы­тия импе­ра­то­ра, что было тогда един­ст­вен­ным спо­со­бом отве­сти на вре­мя навис­шие бед­ст­вия.

67. (1) По освя­ще­нии хра­мов в Кам­па­нии Цезарь, невзи­рая на то, что пред­пи­сал осо­бым эдик­том, чтобы никто не осме­ли­вал­ся нару­шать его покой, и рас­став­лен­ные ради это­го вои­ны не допус­ка­ли наплы­ва к нему горо­жан, все же, воз­не­на­видев муни­ци­пии, коло­нии и все рас­по­ло­жен­ное на мате­ри­ко­вой зем­ле, уда­лил­ся на ост­ров Капреи, отде­лен­ный от око­неч­но­сти Суррент­ско­го мыса про­ли­вом в три тыся­чи шагов шири­ною. (2) Я скло­нен думать, что боль­ше все­го ему понра­ви­лась уеди­нен­ность это­го ост­ро­ва, ибо море вокруг него лише­но гава­ней, и лишь мел­кие суда, да и то не без труд­но­стей, нахо­ди­ли на нем кое-какие при­бе­жи­ща, так что никто не мог при­стать к нему без ведо­ма стра­жи. (3) Зима на ост­ро­ве уме­рен­ная и мяг­кая, так как от холод­ных и рез­ких вет­ров его укры­ва­ет гора, а лето чрез­вы­чай­но при­ят­ное, пото­му что ост­ров бес­пре­пят­ст­вен­но обве­ва­ет Фаво­ний⁵⁸ и кру­гом — откры­тое море. Отсюда откры­вал­ся пре­крас­ный вид на залив, пока огнеды­ша­щая гора Везу­вий не изме­ни­ла обли­ка при­ле­гаю­щей к нему мест­но­сти⁵⁹. (4) Гово­рят, что Капре­я­ми когда-то вла­де­ли гре­ки и что ост­ров был засе­лен теле­бо­я­ми. (5) Но в то вре­мя его зани­мал Тибе­рий, в чьем рас­по­ря­же­нии нахо­ди­лось две­на­дцать вилл с двор­ца­ми, каж­дая из кото­рых име­ла своё назва­ние; и насколь­ко преж­де он был погло­щен забота­ми о государ­стве, настоль­ко теперь пре­дал­ся тай­но­му любо­стра­стию и низ­мен­ной празд­но­сти. Он сохра­нил в себе при­су­щие ему подо­зри­тель­ность и готов­ность верить любо­му доно­су, а Сеян, еще в Риме при­вык­ший рас­трав­лять в нем и ту и дру­гую, делал это на Капре­ях еще без­удерж­нее и уже не скры­вая коз­ней, под­стра­и­вае­мых им Агрип­пине и Неро­ну. (6) При­став­лен­ные к ним вои­ны зано­си­ли слов­но в днев­ник сооб­ще­ния обо всех гон­цах, кото­рые к ним при­бы­ва­ли, обо всех, кто их посе­щал, обо всем явном и скры­том от посто­рон­не­го гла­за, и боль­ше того: к ним под­сы­ла­лись люди, убеж­дав­шие их бежать к вой­ску, сто­яв­ше­му про­тив гер­ман­цев, или, обняв на фору­ме в наи­бо­лее люд­ный час ста­тую боже­ст­вен­но­го Авгу­ста, воз­звать о помо­щи к наро­ду и сена­ту. И хотя эти сове­ты были ими отверг­ну­ты, им тем не менее вме­ня­лось в вину, что они яко­бы гото­ви­лись к осу­щест­вле­нию их.

68. (1) Год кон­суль­ства Юния Сила­на и Силия Нер­вы⁶⁰ имел дур­ное нача­ло: повлек­ли в тем­ни­цу из-за при­вя­зан­но­сти к Гер­ма­ни­ку про­слав­лен­но­го рим­ско­го всад­ни­ка Тития Саби­на; един­ст­вен­ный из столь­ких его кли­ен­тов, он не пере­стал ока­зы­вать вни­ма­ние его супру­ге и детям, посе­щая их дом и сопро­вож­дая их в обще­ст­вен­ных местах, за что порядоч­ные люди его хва­ли­ли и ува­жа­ли, а бес­чест­ные нена­виде­ли. (2) На него и реши­ли напасть быв­шие пре­то­ры Лука­ний Лаци­ар, Пор­ций Катон, Пети­лий Руф и Марк Опсий, жаж­дав­шие добить­ся кон­суль­ства, доступ к кото­ро­му был открыт толь­ко через Сея­на, чью бла­го­склон­ность мож­но было снис­кать не ина­че как зло­де­я­ни­ем. (3) Итак они сго­ва­ри­ва­ют­ся меж­ду собой, что Лаци­ар, кото­рый был немно­го зна­ком с Саби­ном, ковар­но завле­чет его в запад­ню, что осталь­ные будут при­сут­ст­во­вать как свиде­те­ли и что затем все вме­сте высту­пят про­тив него с обви­не­ни­ем. (4) Лаци­ар сна­ча­ла заво­дит с Саби­ном как бы слу­чай­ные раз­го­во­ры, потом поне­мно­гу начи­на­ет пре­воз­но­сить его пре­дан­ность, то, что не в при­мер про­чим, будучи дру­гом про­цве­таю­ще­го семей­ства, он не поки­нул его и тогда, когда оно ока­за­лось в беде; одно­вре­мен­но он гово­рил с вели­чай­шей почти­тель­но­стью о Гер­ма­ни­ке и выра­жал сочув­ст­вие Агрип­пине. (5) И после того как Сабин — ибо серд­ца смерт­ных в несча­стье смяг­ча­ют­ся, — про­сле­зив­шись, выска­зал кое-какие жало­бы, он уже сме­лее при­нял­ся осуж­дать Сея­на, его жесто­кость, над­мен­ность, при­тя­за­ния; (6) не воз­дер­жал­ся он даже от упре­ков Тибе­рию. Эти беседы, кото­рые их как бы объ­еди­ни­ли в запрет­ном, при­да­ли их отно­ше­ни­ям види­мость тес­ной друж­бы. (7) И уже Сабин по соб­ст­вен­но­му побуж­де­нию стал искать встреч с Лаци­а­ром, посе­щать его дом и делить­ся с ним, как с бли­жай­шим дру­гом, сво­и­ми огор­че­ни­я­ми.

69. (1) Назван­ные мной сове­ща­ют­ся, как посту­пить, чтобы несколь­ко чело­век мог­ли под­слу­шать такие беседы. (2) Дело в том, что для это­го нуж­но было при­сут­ст­во­вать в таком месте, кото­рое Сабин счи­тал бы уеди­нен­ным, но сто­ять за дверь­ми они не реша­лись из опа­се­ния, что он их увидит, услы­шит шорох или еще какая-нибудь слу­чай­ность вызо­вет в нем подо­зре­ние. (3) И вот три сена­то­ра пря­чут­ся меж­ду кров­лей и потол­ком, в укры­тии столь же позор­ном, сколь омер­зи­тель­ной была и под­стро­ен­ная ими улов­ка, и каж­дый из них при­па­да­ет ухом к отвер­сти­ям и щелям в дос­ках. (4) Меж­ду тем Лаци­ар, встре­тив Саби­на на ули­це, увле­ка­ет его к себе в дом и ведет во внут­рен­ние покои, как бы наме­ре­ва­ясь сооб­щить ему све­жие ново­сти, и тут нагро­мож­да­ет перед ним и дав­ниш­нее, и недав­нее, — а было это­го вдо­сталь, — и вызы­ваю­щее опа­се­ния в буду­щем. Сабин дела­ет то же, и еще про­стран­нее, ибо чем горест­нее рас­ска­зы, тем труд­нее, раз они уже про­рва­лись, оста­но­вить их поток. (5) После это­го немед­лен­но сочи­ня­ет­ся обви­не­ние, и в пись­ме, ото­слан­ном Цеза­рю, донос­чи­ки сами подроб­но рас­ска­за­ли о том, как они под­стро­и­ли этот под­лый обман, и о сво­ем позо­ре. (6) Нико­гда Рим не бывал так подав­лен тре­во­гой и стра­хом: все зата­и­лись даже от близ­ких, избе­га­ли встреч и боя­лись заго­ва­ри­вать как с незна­ко­мы­ми, так и зна­ко­мы­ми; даже на пред­ме­ты неоду­шев­лен­ные и немые — на кров­лю и сте­ны — взи­ра­ли они со стра­хом.

70. (1) А Цезарь в посла­нии, про­чи­тан­ном в сена­те в день январ­ских календ, после обыч­ных поже­ла­ний по слу­чаю ново­го года, обра­тил­ся к делу Саби­на, утвер­ждая, что тот под­ку­пил несколь­ких воль­ноот­пу­щен­ни­ков с целью учи­нить на него поку­ше­ние, и недву­смыс­лен­но тре­буя пре­дать его смер­ти. (2) Тут же было выне­се­но соот­вет­ст­ву­ю­щее сенат­ское поста­нов­ле­ние, и, когда осуж­ден­но­го влек­ли на казнь, он кри­чал, насколь­ко это было воз­мож­но, — ибо его голо­ва была при­кры­та одеж­дой, а гор­ло сдав­ле­но, — что так освя­ща­ет­ся насту­паю­щий год, такие жерт­вы при­но­сят­ся Сея­ну. (3) Куда бы он ни направ­лял взор, куда бы ни обра­щал сло­ва, всюду бегут от него, всюду пусто: ули­цы и пло­ща­ди обез­люде­ли: (4) впро­чем, неко­то­рые воз­вра­ща­лись и сно­ва пока­зы­ва­лись на пути его сле­до­ва­ния, устра­шив­шись и того, что они выка­за­ли испуг. (5) «Какой же день будет сво­бо­ден от каз­ней, если сре­ди жерт­во­при­но­ше­ний и обе­тов богам, когда по суще­ст­ву­ю­ще­му обы­чаю подо­ба­ет воз­дер­жи­вать­ся даже от нече­сти­вых слов, заклю­ча­ют в око­вы и накиды­ва­ют пет­лю? (6) И Тибе­рий не без наме­ре­ния дей­ст­ву­ет с такой оттал­ки­ваю­щей жесто­ко­стью: это сде­ла­но обду­ман­но и умыш­лен­но, чтобы никто не вооб­ра­жал, буд­то вновь всту­пив­шим в долж­ность маги­ст­ра­там что-нибудь может поме­шать отпе­реть две­ри тем­ни­цы точ­но так же, как они отпи­ра­ют хра­мы с их жерт­вен­ни­ка­ми»⁶¹. (7) Вслед за тем Цезарь в при­слан­ном им пись­ме побла­го­да­рил сена­то­ров за то, что они пока­ра­ли государ­ст­вен­но­го пре­ступ­ни­ка, и доба­вил, что над ним навис­ла смер­тель­ная угро­за из-за коз­ней вра­гов, одна­ко нико­го из них не назвал по име­ни; тем не менее всем было ясно, что он име­ет в виду Неро­на и Агрип­пи­ну.

71. (1) Если бы я не поста­вил себе за пра­ви­ло вести изло­же­ние по годам, меня бы увлек соблазн забе­жать впе­ред и здесь же рас­ска­зать, каков был конец Лаци­а­ра, Опсия и дру­гих участ­ни­ков это­го постыд­но­го дела, не толь­ко после того как вла­стью завла­дел Гай Цезарь, но и при жиз­ни Тибе­рия, кото­рый не желал, чтобы кто дру­гой рас­пра­вил­ся с пособ­ни­ка­ми его зло­действ, и вме­сте с тем, пре­сы­тив­шись их услу­га­ми, когда обре­тал воз­мож­ность исполь­зо­вать в тех же целях новых людей, обыч­но истреб­лял преж­них, став­ших для него бре­ме­нем; (2) но о воз­мездии им и про­чим винов­ным в пре­ступ­ле­ни­ях это­го рода мы сооб­щим в свое вре­мя. (3) В свя­зи с пись­мом Цеза­ря Ази­ний Галл, чьим детям Агрип­пи­на при­хо­ди­лась тет­кою со сто­ро­ны мате­ри, пред­ло­жил попро­сить его поста­вить сенат в извест­ность, кого имен­но он опа­са­ет­ся, и доз­во­лить их устра­нить. (4) Но ни одно­го из сво­их качеств, пред­став­ляв­ших­ся ему доб­ро­де­те­ля­ми, Тибе­рий не ценил так высо­ко, как уме­ния при­тво­рять­ся; и тем более он был раздо­са­до­ван тем, что его сокро­вен­ные мыс­ли рас­кры­ты. (5) Впро­чем, Сеян его успо­ко­ил, и не из люб­ви к Гал­лу, но для того, чтобы выждать, пока уля­гут­ся коле­ба­ния прин­цеп­са, ибо он знал, что, когда Тибе­рий, мед­ли­тель­ный в раз­мыш­ле­ни­ях, нако­нец рас­па­ля­ет­ся, у него за гнев­ны­ми сло­ва­ми сле­ду­ют бес­по­щад­ные дей­ст­вия.

(6) Тогда же скон­ча­лась Юлия, внуч­ка Авгу­ста, изоб­ли­чен­ная в пре­лю­бо­де­я­нии, осуж­ден­ная и сослан­ная им на ост­ров Три­мер, нахо­дя­щий­ся близ бере­гов Апу­лии. (7) Там она два­дцать лет про­ве­ла в изгна­нии, суще­ст­вуя на сред­ства Авгу­сты, кото­рая, нис­про­верг­нув тай­ны­ми про­ис­ка­ми сво­их пасын­ков и пад­че­риц, про­яв­ля­ла показ­ное состра­да­ние к их бед­ст­ви­ям.

72. (1) В том же году зарейн­ский народ фри­зы нару­шил мир боль­ше вслед­ст­вие нашей жад­но­сти, чем из неже­ла­ния ока­зы­вать нам пови­но­ве­ние. (2) По при­чине бед­но­сти фри­зов Друз обло­жил их уме­рен­ной пода­тью, повелев сда­вать бычьи шку­ры для нужд наше­го вой­ска, при­чем никто не следил за тем, какой они проч­но­сти и како­го раз­ме­ра, пока Олен­ний, цен­ту­ри­он при­ми­пи­лов, назна­чен­ный пра­ви­те­лем фри­зов, не ото­брал турьи шку­ры в каче­стве образ­ца для при­ем­щи­ков пода­ти. (3) Выпол­нить это тре­бо­ва­ние было бы затруд­ни­тель­но и дру­гим наро­дам, а гер­ман­цам тем более тяже­ло, что, хотя в их лесах водит­ся мно­го круп­но­го зве­ря, домаш­ний скот у них мало­рос­лый. (4) И вот вме­сто шкур они ста­ли сна­ча­ла рас­счи­ты­вать­ся с нами быка­ми, потом зем­ля­ми и, нако­нец, отда­вать нам в раб­ство жен и детей. Отсюда — вол­не­ния и жало­бы, и так как им не пошли в этом навстре­чу, у них не оста­лось дру­го­го выхо­да, кро­ме вой­ны. (5) Явив­ших­ся за полу­че­ни­ем пода­ти вои­нов они схва­ти­ли и рас­пя­ли на кре­стах; (6) Олен­ний, пред­у­предив напа­де­ние разъ­ярен­ных вра­гов, спас­ся бег­ст­вом и укрыл­ся в укреп­ле­нии, носив­шем назва­ние Флев; в нем сто­ял доволь­но силь­ный отряд рим­ских вои­нов и союз­ни­ков, охра­няв­ших оке­ан­ское побе­ре­жье.

73. (1) Как толь­ко это ста­ло извест­но про­пре­то­ру Ниж­ней Гер­ма­нии Луцию Апро­нию, он вызвал из Верх­ней про­вин­ции под­разде­ле­ния леги­о­нов и отбор­ные отряды пехоты и кон­ни­цы вспо­мо­га­тель­ных войск и, пере­ве­зя на судах вниз по Рей­ну и то и дру­гое вой­ско, дви­нул­ся на взбун­то­вав­ших­ся фри­зов, кото­рые, сняв оса­ду с рим­ско­го укреп­ле­ния, ушли защи­щать свои зем­ли. (2) Тогда Апро­ний при­ни­ма­ет­ся укреп­лять в затоп­ля­е­мых при­ли­вом местах насы­пи и мосты, чтобы про­ве­сти по ним вой­ско с тяже­лым обо­зом, и меж­ду тем, отыс­кав бро­ды, велит кон­но­му под­разде­ле­нию кан­ни­не­фа­тов и пехо­тин­цам из слу­жив­ших в наших рядах гер­ман­цев обой­ти с тыла вра­гов; но те, успев изгото­вить­ся к бою, опро­киды­ва­ют кон­ные отряды союз­ни­ков и при­слан­ную к ним на помощь кон­ни­цу леги­о­нов. (3) В даль­ней­шем туда же были направ­ле­ны три лег­ко­во­ору­жен­ные когор­ты, затем еще две и спу­стя неко­то­рое вре­мя — вся кон­ни­ца вспо­мо­га­тель­ных войск: этих сил было бы совер­шен­но доста­точ­но, если бы они одно­вре­мен­но бро­си­лись на вра­га, но, под­хо­дя с про­ме­жут­ка­ми, они не доба­ви­ли стой­ко­сти уже при­веден­ным в рас­строй­ство частям и сами зара­зи­лись стра­хом бегу­щих. (4) Все, что оста­лось от вспо­мо­га­тель­ных войск, Луций Апро­ний отда­ет в под­чи­не­ние лега­ту пято­го леги­о­на Цете­гу Лабео­ну, но и тот, попав в труд­ное поло­же­ние вслед­ст­вие раз­гро­ма отдан­ных ему под нача­ло частей, посы­ла­ет гон­цов, умо­ляя под­дер­жать его силою леги­о­нов. (5) Рань­ше дру­гих к нему на выруч­ку устрем­ля­ют­ся вои­ны пято­го леги­о­на и после оже­сто­чен­ной схват­ки отбра­сы­ва­ют фри­зов и спа­са­ют истом­лен­ные рана­ми когор­ты и отряды всад­ни­ков. (6) Рим­ский вое­на­чаль­ник не пустил­ся, одна­ко, в пого­ню за непри­я­те­лем и не пре­дал погре­бе­нию тру­пы, хотя пало боль­шое чис­ло три­бу­нов, пре­фек­тов и луч­ших цен­ту­ри­о­нов. (7) Впо­след­ст­вии узна­ли от пере­беж­чи­ков, что близ леса, назы­вае­мо­го рощею Баду­ген­ны, в затя­нув­шей­ся до сле­дую­ще­го дня бит­ве было истреб­ле­но девять­сот рим­лян и что вои­ны дру­го­го отряда из четы­рех­сот чело­век, заняв усадь­бу неко­гда слу­жив­ше­го в нашем вой­ске Круп­то­ри­га и опа­са­ясь изме­ны, по вза­им­но­му уго­во­ру пора­зи­ли друг дру­га насмерть.

74. (1) Это про­сла­ви­ло фри­зов сре­ди гер­ман­цев, тогда как Тибе­рий скры­вал поте­ри, чтобы не ока­зать­ся в необ­хо­ди­мо­сти назна­чить глав­но­ко­ман­дую­ще­го для веде­ния вой­ны с ними⁶². (2) Да и сенат забо­тил­ся не о том, как бы импе­рия не покры­ла себя позо­ром на одной из сво­их окра­ин: душа­ми всех вла­дел страх перед тем, что тво­ри­лось внут­ри государ­ства, и общие помыс­лы были направ­ле­ны лишь на изыс­ка­ние средств спа­се­ния при помо­щи лести. (3) Итак, невзи­рая на то, что обсуж­да­лись совсем дру­гие вопро­сы, сена­то­ры опре­де­ли­ли воз­двиг­нуть жерт­вен­ник Мило­сер­дию и жерт­вен­ник Друж­бе⁶³ и по обе сто­ро­ны от них уста­но­вить ста­туи Тибе­рия и Сея­на и часто обра­ща­лись к ним с насто­я­тель­ны­ми моль­ба­ми доста­вить им воз­мож­ность лице­зреть их осо­бы. (4) Но Тибе­рий с Сея­ном, одна­ко, не появи­лись ни в Риме, ни в его окрест­но­стях; они сочли доста­точ­ным поки­нуть на вре­мя Капреи и пока­зать­ся на бли­жай­шем побе­ре­жье Кам­па­нии. (5) Туда устре­ми­лись сена­то­ры, всад­ни­ки и мно­го про­сто­го наро­да; все осо­бен­но тре­пе­та­ли перед Сея­ном, доступ к кото­ро­му был более затруд­ни­те­лен, и поэто­му добить­ся его мож­но было лишь посред­ст­вом иска­тель­ства и готов­но­сти слу­жить его замыс­лам. (6) Разу­ме­ет­ся, что при виде столь отвра­ти­тель­но­го и столь откро­вен­но­го рабо­ле­пия он про­ник­ся еще бо́льшим высо­ко­ме­ри­ем; ведь в Риме обыч­ная улич­ная суе­та боль­шо­го горо­да скры­ва­ет, кто по како­му делу торо­пит­ся; здесь же, рас­по­ло­жив­шись в поле или на бере­гу, будь то день или ночь, они были вынуж­де­ны оди­на­ко­во выно­сить как бла­го­склон­ность, так и наг­лую спесь при­врат­ни­ков, пока и это, нако­нец, не было запре­ще­но. (7) Те, кого Сеян не удо­сто­ил ни беседы, ни взгляда, воз­вра­ти­лись в Рим, тре­пе­ща за буду­щее; иные радо­ва­лись, но тщет­но, ибо зло­счаст­ная друж­ба с Сея­ном при­ве­ла их вско­ре к роко­во­му кон­цу.

75. (1) Меж­ду тем Тибе­рий, выдав на Капре­ях замуж за Гнея Доми­ция свою внуч­ку Агрип­пи­ну, дочь Гер­ма­ни­ка, пове­лел отпразд­но­вать свадь­бу в Риме. (2) Он избрал Доми­ция, поми­мо древ­но­сти его рода, так­же и пото­му, что тот состо­ял с Цеза­ря­ми в кров­ном род­стве, ибо мог похва­лить­ся, что Окта­вия — его баб­ка, а через нее и Август — двою­род­ный дед.