Анналы

Книга XIV

[События 59—62 гг. н. э.]

1. (1) В кон­суль­ство Гая Вип­ста­на и Гая Фон­тея Нерон боль­ше не стал откла­ды­вать дав­но заду­ман­ное зло­де­я­ние; ему при­да­ва­ло сме­ло­сти мно­го­лет­нее власт­во­ва­ние¹, и к тому же его страсть к Поппее день ото дня ста­но­ви­лась все пла­мен­ней, а она, не наде­ясь при жиз­ни Агрип­пи­ны добить­ся его раз­во­да с Окта­ви­ей и бра­ко­со­че­та­ния с нею самой, посто­ян­но пре­сле­до­ва­ла его упре­ка­ми, а порой и насмеш­ка­ми, назы­вая обез­до­лен­ным сиротой, покор­ным чужим веле­ни­ям и лишен­ным не толь­ко вла­сти, но и сво­бо­ды дей­ст­вий. (2) Поче­му откла­ды­ва­ет­ся их свадь­ба? Не нра­вит­ся ее внеш­ность и ее про­слав­лен­ные три­ум­фа­ми деды?² Или, быть может, дока­зан­ная ею на деле спо­соб­ность рож­дать детей и ее пря­мота? (3) Или опа­са­ют­ся, что, сде­лав­шись женой Цеза­ря, она сооб­щит ему об обидах сена­то­ров и недо­воль­стве наро­да над­мен­но­стью и алч­но­стью его мате­ри? (4) Раз Агрип­пи­на не может выно­сить дру­гую невест­ку, кро­ме питаю­щей враж­ду к ее сыну, пусть поз­во­лят ей, Поппее, вер­нуть­ся к ее мужу Ото­ну. Она гото­ва уда­лить­ся куда угод­но, ибо пред­по­чи­та­ет слы­шать со сто­ро­ны о нано­си­мых импе­ра­то­ру оскорб­ле­ни­ях, чем быть свиде­тель­ни­цей его позо­ра и разде­лять с ним опас­но­сти. (5) Таким и подоб­ным этим речам, под­креп­ля­е­мым сле­за­ми и при­твор­ст­вом любов­ни­цы, никто не пре­пят­ст­во­вал, ибо всем хоте­лось, чтобы могу­ще­ство Агрип­пи­ны было подо­рва­но, но никто вме­сте с тем не пред­видел, что нена­висть доведет сына до умерщ­вле­ния мате­ри.

2. (1) Клу­вий пере­да­ет, что, под­стре­кае­мая неисто­вой жаж­дой во что бы то ни ста­ло удер­жать за собою могу­ще­ство, Агрип­пи­на дошла до того, что в раз­гар дня, и чаще все­го в те часы, когда Нерон бывал раз­го­ря­чен вином и обиль­ною тра­пе­зой, пред­ста­ва­ла перед ним раз­ря­жен­ною и гото­вой к кро­во­сме­си­тель­ной свя­зи: (2) ее страст­ные поце­луи и пред­ве­щав­шие пре­ступ­ное сожи­тель­ство лас­ки ста­ли под­ме­чать при­бли­жен­ные, и Сене­ка решил побо­роть эти жен­ские обо­льще­ния с помо­щью дру­гой жен­щи­ны; для это­го он вос­поль­зо­вал­ся воль­ноот­пу­щен­ни­цею Акте, кото­рую подо­слал к Неро­ну, с тем чтобы та, при­тво­рив­шись обес­по­ко­ен­ной угро­жаю­щей ей опас­но­стью и навис­шим над Неро­ном позо­ром, ска­за­ла ему о том, что в наро­де рас­про­стра­ня­ют­ся слу­хи о совер­шив­шем­ся кро­во­сме­ше­нии, что им похва­ля­ет­ся Агрип­пи­на и что вой­ска не потер­пят над собой вла­сти запят­нан­но­го нече­сти­ем прин­цеп­са. (3) Фабий Рустик пишет, одна­ко, что домо­га­лась кро­во­сме­ше­ния не Агрип­пи­на, а Нерон и что пред­от­вра­ще­но оно было бла­го­да­ря хит­рой улов­ке той же воль­ноот­пу­щен­ни­цы. (4) Но сооб­ще­ние Клу­вия под­твер­жда­ет­ся и дру­ги­ми авто­ра­ми, да и мол­ва гово­рит то же самое, либо пото­му, что Агрип­пи­на и в самом деле вына­ши­ва­ла столь мер­зост­ное наме­ре­ние, либо, может быть, пото­му, что пред­став­ля­лось более прав­до­по­доб­ным при­пи­сать замы­сел это­го чудо­вищ­но­го пре­лю­бо­де­я­ния имен­но той, кото­рая, соблаз­нен­ная надеж­дою на гос­под­ство, еще в годы деви­че­ства не поко­ле­ба­лась всту­пить в сожи­тель­ство с Лепидом, вслед­ст­вие тех же побуж­де­ний уни­зи­лась до свя­зи с Пал­лан­том и, прой­дя через брак с род­ным дядей, была гото­ва на любую гнус­ность, что бы она собою ни пред­став­ля­ла.

3. (1) Итак, Нерон стал избе­гать встреч с нею наедине, а когда она отправ­ля­лась в заго­род­ные сады либо в поме­стья близ Туску­ла или Анция, одоб­рял, что она выез­жа­ет на отдых. (2) В кон­це кон­цов сочтя, что она тяго­тит его, где бы ни нахо­ди­лась, он реша­ет ее умерт­вить и начи­на­ет сове­щать­ся с при­бли­жен­ны­ми, осу­ще­ст­вить ли это посред­ст­вом яда, или ору­жия, или как-либо ина­че. Сна­ча­ла оста­но­ви­лись на яде. (3) Но если дать его за сто­лом у прин­цеп­са, вне­зап­ную смерть Агрип­пи­ны невоз­мож­но будет при­пи­сать слу­чаю, ибо при таких же обсто­я­тель­ствах погиб и Бри­тан­ник; а под­ку­пить слуг этой жен­щи­ны, иску­шен­ной в зло­де­я­ни­ях и научив­шей­ся осто­рож­но­сти, пред­став­ля­лось делом нелег­ким; к тому же, стра­шась отрав­ле­ния, она посто­ян­но при­ни­ма­ла про­ти­во­ядия. (4) Что же каса­ет­ся убий­ства с исполь­зо­ва­ни­ем ору­жия, то нико­му не уда­ва­лось при­ду­мать, как в этом слу­чае мож­но было бы скрыть, что она умер­ла насиль­ст­вен­ной смер­тью; кро­ме того, Нерон опа­сал­ся, что избран­ный им испол­ни­тель тако­го дела может пре­не­бречь полу­чен­ным при­ка­за­ни­ем. (5) Нако­нец, воль­ноот­пу­щен­ник Ани­кет, пре­фект Мизен­ско­го флота и вос­пи­та­тель Неро­на в годы его отро­че­ства, нена­видев­ший Агрип­пи­ну и нена­види­мый ею, изло­жил при­ду­ман­ный им хит­ро­ум­ный замы­сел. (6) Он заявил, что может устро­ить на кораб­ле осо­бое при­спо­соб­ле­ние, чтобы, вый­дя в море, он рас­пал­ся на части и пото­пил ни о чем не подо­зре­ваю­щую Агрип­пи­ну: ведь ничто в такой мере не чре­ва­то слу­чай­но­стя­ми, как море; (7) и если она погибнет при кораб­ле­кру­ше­нии, най­дет­ся ли кто столь зло­коз­нен­ный, чтобы объ­яс­нять пре­ступ­ле­ни­ем то, в чем повин­ны ветер и вол­ны? А Цезарь воз­двигнет усоп­шей храм, жерт­вен­ни­ки и вооб­ще не пожа­ле­ет уси­лий, чтобы выка­зать себя любя­щим сыном.

4. (1) Этот лов­ко при­ду­ман­ный план был одоб­рен. Бла­го­при­ят­ст­во­ва­ли ему и сами обсто­я­тель­ства, ибо празд­ник Квин­ква­тров³ Нерон про­во­дил в Бай­ях. (2) Сюда он и зама­ни­ва­ет мать, повто­ряя, что сле­ду­ет тер­пе­ли­во сно­сить гнев роди­те­лей и подав­лять в себе раз­дра­же­ние, и рас­счи­ты­вая, что слух о его готов­но­сти к при­ми­ре­нию дой­дет до Агрип­пи­ны, кото­рая пове­рит ему с лег­ко­стью, свой­ст­вен­ной жен­щи­нам, когда дело идет о желан­ном для них. (3) Итак, встре­тив ее на бере­гу (ибо она при­бы­ва­ла из Анция), он взял ее за руку, обнял и повел в Бав­лы. (4) Так назы­ва­ет­ся вил­ла у само­го моря в том месте, где оно обра­зу­ет изгиб меж­ду Мизен­ским мысом и Бай­ским озе­ром. (5) Здесь вме­сте с дру­ги­ми сто­ял отли­чав­ший­ся наряд­ным убран­ст­вом корабль, чем прин­цепс так­же как бы возда­вал поче­сти мате­ри; надо ска­зать, что ранее она посто­ян­но поль­зо­ва­лась три­ре­мою с греб­ца­ми воен­но­го флота. (6) Затем Нерон при­гла­сил ее к ужи­ну, наде­ясь, что ночь помо­жет ему при­пи­сать ее гибель слу­чай­но­сти. Хоро­шо извест­но, что кто-то выдал его и пред­у­предил Агрип­пи­ну о под­стро­ен­ной ей западне, и она, не зная, верить ли это­му, отпра­ви­лась в Байи на кон­ных носил­ках. (7) Там, одна­ко, лас­ко­вость сына рас­се­я­ла ее стра­хи; он при­нял ее с осо­бой пред­у­преди­тель­но­стью и поме­стил за сто­лом выше себя. (8) Непре­рыв­но под­дер­жи­вая бесе­ду то с юно­ше­ской непри­нуж­ден­но­стью и живо­стью, то с сосре­дото­чен­ным видом, как если бы сооб­щал ей нечто исклю­чи­тель­но важ­ное, он затя­нул пир­ше­ство; про­во­жая ее, отбы­ваю­щую к себе, он дол­го, не отры­ва­ясь, смот­рит ей в гла­за и горя­чо при­жи­ма­ет ее к груди, то ли, чтобы сохра­нить до кон­ца при­твор­ство или, быть может, пото­му, что про­ща­ние с обре­чен­ной им на смерть мате­рью тро­ну­ло его душу, сколь бы звер­ской она ни была.

5. (1) Но боги, слов­но для того, чтобы зло­де­я­ние ста­ло явным, посла­ли ясную звезд­ную ночь с без­мя­теж­но спо­кой­ным морем. (2) Корабль не успел дале­ко отой­ти; вме­сте с Агрип­пи­ною на нем нахо­ди­лись толь­ко двое из ее при­бли­жен­ных — Кре­пе­рей Галл, сто­яв­ший невда­ле­ке от кор­ми­ла, и Ацерро­ния, при­сев­шая в ногах у нее на ложе и с радост­ным воз­буж­де­ни­ем гово­рив­шая о рас­ка­я­нии ее сына и о том, что она вновь обре­ла былое вли­я­ние, как вдруг по дан­но­му зна­ку обру­ши­ва­ет­ся отяг­чен­ная свин­цом кров­ля каю­ты, кото­рую они зани­ма­ли; (3) Кре­пе­рей был ею задав­лен и тут же испу­стил дух, а Агрип­пи­ну с Ацерро­ни­ей защи­ти­ли высо­кие стен­ки ложа, слу­чай­но ока­зав­ши­е­ся доста­точ­но проч­ны­ми, чтобы выдер­жать тяжесть рух­нув­шей кров­ли. (4) Не после­до­ва­ло и рас­па­де­ния кораб­ля, так как при воз­ник­шем на нем все­об­щем смя­те­нии очень мно­гие непо­свя­щен­ные в тай­ный замы­сел поме­ша­ли тем, кому было пору­че­но при­ве­сти его в испол­не­ние. (5) Тогда греб­цам отда­ет­ся при­каз накре­нить корабль на один бок и таким обра­зом его зато­пить; но и на этот раз меж­ду ними не было необ­хо­ди­мо­го для сов­мест­ных дей­ст­вий еди­но­ду­шия, и неко­то­рые ста­ра­лись накло­нить его в про­ти­во­по­лож­ную сто­ро­ну, так что обе жен­щи­ны не были сбро­ше­ны в море вне­зап­ным толч­ком, а соскольз­ну­ли в него. (6) Но Ацерро­нию, по нера­зу­мию кри­чав­шую, что она Агрип­пи­на и при­зы­вав­шую помочь мате­ри прин­цеп­са, заби­ва­ют насмерть баг­ра­ми, вес­ла­ми и дру­ги­ми попав­ши­ми под руку кора­бель­ны­ми при­над­леж­но­стя­ми, (7) тогда как Агрип­пи­на, сохра­няв­шая мол­ча­ние и по этой при­чине неузнан­ная (впро­чем, и она полу­чи­ла рану в пле­чо), сна­ча­ла вплавь, потом на одной из встреч­ных рыба­чьих лодок добра­лась до Лук­рин­ско­го озе­ра и была достав­ле­на на свою вил­лу.

6. (1) Там, пораз­мыс­лив над тем, с какой целью она была при­гла­ше­на лице­мер­ным пись­мом, поче­му ей возда­ва­лись такие поче­сти, каким обра­зом у само­го бере­га не гони­мый вет­ром и не наско­чив­ший на ска­лы корабль стал раз­ру­шать­ся свер­ху слов­но назем­ное соору­же­ние, а так­же при­няв во вни­ма­ние убий­ство Ацерро­нии и взи­рая на свою рану, она реши­ла, что един­ст­вен­ное сред­ство убе­речь­ся от ново­го поку­ше­ния — это сде­лать вид, что она ниче­го не подо­зре­ва­ет И она направ­ля­ет к сыну воль­ноот­пу­щен­ни­ка Аге­ри­на с пору­че­ни­ем пере­дать ему, что по мило­сти богов и хра­ни­мая его сча­стьем она спас­лась от почти неми­ну­е­мой гибе­ли и что она про­сит его, сколь бы он ни был встре­во­жен опас­но­стью, кото­рую пере­жи­ла его мать, отло­жить свое посе­ще­ние: в насто­я­щем она нуж­да­ет­ся толь­ко в отды­хе. (2) После это­го все с тем же при­твор­ным спо­кой­ст­ви­ем она при­кла­ды­ва­ет к ране целеб­ные сна­до­бья и к телу — согре­ваю­щие при­моч­ки, а так­же велит разыс­кать заве­ща­ние Ацерро­нии и опе­ча­тать остав­ши­е­ся после нее вещи, толь­ко в этом дей­ст­вуя без при­твор­ства.

7. (1) А Неро­ну, под­жидав­ше­му вестей о выпол­не­нии зло­де­я­ния, тем вре­ме­нем сооб­ща­ют, что лег­ко ранен­ная Агрип­пи­на спас­лась, пре­тер­пев столь­ко бед­ст­вий тако­го рода, что у нее не может оста­вать­ся сомне­ний, кто их винов­ник. (2) Померт­вев от стра­ха, он вос­кли­ца­ет, что охва­чен­ная жаж­дою мще­ния, воору­жив ли рабов, воз­будив ли про­тив него вои­нов или воз­звав к сена­ту и наро­ду, она вот-вот при­будет, чтобы вме­нить ему в вину кораб­ле­кру­ше­ние, свою рану и убий­ство дру­зей⁴: что же тогда помо­жет ему, если чего-нибудь не при­ду­ма­ют Бурр и Сене­ка. И он будит их с пове­ле­ни­ем сроч­но явить­ся к нему, неиз­вест­но, посвя­щен­ных ли ранее в его замы­сел. (3) И тот и дру­гой дол­го хра­нят мол­ча­ние, чтобы бес­плод­но не пере­чить ему или, быть может, счи­тая дело зашед­шим так дале­ко, что, если не упредить Агрип­пи­ну, ничто не убе­ре­жет Неро­на от гибе­ли. (4) Нако­нец Сене­ка, набрав­шись реши­мо­сти, взгля­нул на Бур­ра и обра­тил­ся к нему с вопро­сом, мож­но ли отдать при­каз вои­нам умерт­вить Агрип­пи­ну. (5) Тот отве­тил, что пре­то­ри­ан­цы свя­за­ны при­ся­гою вер­но­сти все­му дому Цеза­рей и, пом­ня Гер­ма­ни­ка, не осме­лят­ся под­нять руку на его дочь: пусть Ани­кет выпол­ня­ет обе­щан­ное. Тот, не колеб­лясь, пред­ла­га­ет воз­ло­жить на него осу­щест­вле­ние это­го зло­де­я­ния. (6) В ответ на его сло­ва Нерон заяв­ля­ет, что в этот день ему, Неро­ну, дару­ет­ся само­вла­стие и что столь бес­цен­ным подар­ком он обя­зан воль­ноот­пу­щен­ни­ку; так пусть же он пото­ро­пит­ся и возь­мет с собою гото­вых бес­пре­ко­слов­но пови­но­вать­ся его при­ка­за­ни­ям. (7) А сам, узнав о при­бы­тии послан­но­го Агрип­пи­ною Аге­ри­на, реша­ет воз­ве­сти на нее лож­ное обви­не­ние и, пока тот пере­да­ет ему то, что было ею пору­че­но, под­бра­сы­ва­ет ему под ноги меч, а затем при­ка­зы­ва­ет заклю­чить его в око­вы, имея в виду впо­след­ст­вии кле­вет­ни­че­ски объ­явить, буд­то мать прин­цеп­са, заду­мав­шая поку­сить­ся на его жизнь и опо­зо­рен­ная тем, что ули­че­на в пре­ступ­ном дея­нии, сама себя доб­ро­воль­но пре­да­ла смер­ти.

8. (1) Меж­ду тем рас­про­стра­ня­ет­ся весть о несчаст­ном слу­чае с Агрип­пи­ной, и вся­кий, услы­шав об этом, бежит на берег. (2) Одни поды­ма­ют­ся на отко­сы бере­го­вых дамб, дру­гие вска­ки­ва­ют в бли­жай­шие лод­ки; иные, насколь­ко поз­во­лял рост, вхо­дят в воду, неко­то­рые про­тя­ги­ва­ют впе­ред руки; сето­ва­ни­я­ми, молит­вен­ны­ми воз­гла­са­ми, рас­те­рян­ны­ми вопро­са­ми и сбив­чи­вы­ми отве­та­ми огла­ша­ет­ся все побе­ре­жье; стек­лась несмет­ная тол­па с факе­ла­ми, и когда ста­ло извест­но, что Агрип­пи­на жива, собрав­ши­е­ся воз­на­ме­ри­лись пой­ти к ней с поздрав­ле­ни­я­ми, но при виде появив­ше­го­ся и при­гро­зив­ше­го им воин­ско­го отряда рас­се­я­лись. (3) Ани­кет, рас­ста­вив вокруг вил­лы воору­жен­ную стра­жу, взла­мы­ва­ет ворота и, рас­тал­ки­вая встреч­ных рабов, под­хо­дит к две­рям зани­мае­мо­го Агрип­пи­ною покоя; воз­ле него сто­я­ло несколь­ко чело­век, осталь­ных про­гнал страх перед ворвав­ши­ми­ся. (4) Покой был сла­бо осве­щен — Агрип­пи­ну, при кото­рой нахо­ди­лась толь­ко одна рабы­ня, все боль­ше и боль­ше охва­ты­ва­ла тре­во­га: никто не при­хо­дит от сына, не воз­вра­ща­ет­ся и Аге­рин: будь дело бла­го­по­луч­но, все шло бы ина­че; а теперь — пустын­ность и тиши­на, вне­зап­ные шумы — пред­ве­стия само­го худ­ше­го. (5) Когда и рабы­ня напра­ви­лась к выхо­ду, Агрип­пи­на, про­мол­вив: «И ты меня покида­ешь», — огляды­ва­ет­ся и, увидев Ани­ке­та с сопро­вож­дав­ши­ми его три­е­рар­хом Гер­ку­ле­ем и флот­ским цен­ту­ри­о­ном Оба­ри­том, гово­рит ему, что если он при­шел про­ведать ее, то пусть пере­даст, что она попра­ви­лась; если совер­шить зло­де­я­ние, то она не верит, что тако­ва воля сына: он не отда­вал при­ка­за об умерщ­вле­нии мате­ри. (6) Убий­цы обсту­па­ют тем вре­ме­нем ее ложе; пер­вым уда­рил ее пал­кой по голо­ве три­е­рарх. И когда цен­ту­ри­он стал обна­жать меч, чтобы ее умерт­вить, она, под­ста­вив ему живот, вос­клик­ну­ла: «Пора­жай чре­во!», — и тот при­кон­чил ее, нане­ся ей мно­же­ство ран.

9. (1) В рас­ска­зе об этом нет рас­хож­де­ний. Но рас­смат­ри­вал ли Нерон без­ды­хан­ную мать и хва­лил ли ее телес­ную кра­соту, пока­за­ния отно­си­тель­но это­го раз­но­ре­чи­вы: кто сооб­ща­ет об этом, кто это опро­вер­га­ет. (2) Ее тело сожгли той же ночью с выпол­не­ни­ем убо­гих погре­баль­ных обрядов; и пока Нерон сохра­нял вер­хов­ную власть, над ее остан­ка­ми не был насы­пан могиль­ный холм и место погре­бе­ния оста­ва­лось неограж­ден­ным. (3) В даль­ней­шем попе­че­ни­ем ее домо­чад­цев ей была соору­же­на скром­ная гроб­ни­ца близ Мизен­ской доро­ги и вил­лы дик­та­то­ра Цеза­ря, кото­рая воз­вы­ша­ет­ся над рас­ки­нув­шим­ся вни­зу изре­зан­ным зали­ва­ми побе­ре­жьем. (4) После того как был разо­жжен погре­баль­ный костер, воль­ноот­пу­щен­ник Агрип­пи­ны по име­ни Мне­стер зако­лол­ся мечом, из при­вя­зан­но­сти ли к сво­ей гос­по­же или из стра­ха пред воз­мож­ною каз­нью. (5) Агрип­пи­на за мно­го лет ранее ожи­да­ла тако­го кон­ца и не стра­ши­лась его: пере­да­ют, что она обра­ти­лась к хал­де­ям с вопро­сом о гряду­щей судь­бе Неро­на, и, когда те ей отве­ти­ли, что он будет власт­во­вать и умерт­вит мать, она ска­за­ла: «Пусть умерщ­вля­ет, лишь бы власт­во­вал».

10. (1) Но лишь по свер­ше­нии это­го зло­де­я­ния Цезарь постиг всю его непо­мер­ность. Непо­движ­ный и погру­жен­ный в мол­ча­ние, а чаще мечу­щий­ся от стра­ха и напо­ло­ви­ну безум­ный, он про­вел оста­ток ночи, ожи­дая, что рас­свет при­не­сет ему гибель. (2) Пер­вы­ми в нем про­буди­ли надеж­ду явив­ши­е­ся со льсти­вы­ми заве­ре­ни­я­ми по нау­ще­нию Бур­ра цен­ту­ри­о­ны и три­бу­ны, ловив­шие его руку и поздрав­ляв­шие с избав­ле­ни­ем от неждан­ной опас­но­сти, с рас­кры­ти­ем пре­ступ­но­го умыс­ла мате­ри. (3) Вслед за тем его при­бли­жен­ные ста­ли обхо­дить хра­мы, а ближ­ние горо­да Кам­па­нии, под­хва­тив их при­мер, — изъ­яв­лять свою радость жерт­во­при­но­ше­ни­я­ми и при­сыл­кою сво­их пред­ста­ви­те­лей; (4) сам же он, напро­тив, изо­бра­жал скорбь и, буд­то воз­не­на­видев себя за то, что остал­ся жив, при­твор­но опла­ки­вал мать. (5) Но так как облик мест не меня­ет­ся, подоб­но лицам людей, и тяго­тив­ший Неро­на вид моря и бере­гов оста­вал­ся все тем же (к тому же нашлись и такие, кому каза­лось, что сре­ди окрест­ных хол­мов слы­шат­ся зву­ки тру­бы, а над моги­лою его мате­ри — горест­ные сте­на­ния), он уда­лил­ся в Неа­поль, откуда напра­вил сена­ту посла­ние, в кото­ром гово­ри­лось о том, что подо­слан­ный его убить при­бли­жен­ный воль­ноот­пу­щен­ник Агрип­пи­ны по име­ни Аге­рин был схва­чен с мечом и что яко­бы осуж­ден­ная соб­ст­вен­ной сове­стью за поку­ше­ние на зло­де­я­ние, она сама себя пре­да­ла смер­ти.

11. (1) К это­му он доба­вил и пере­чень более дав­них ее пре­гре­ше­ний, а имен­но что она наде­я­лась стать сопра­ви­тель­ни­цей, при­ве­сти пре­то­ри­ан­ские когор­ты к при­ся­ге на вер­ность пове­ле­ни­ям жен­щи­ны и под­верг­нуть тому же позо­ру сенат и народ, а после того как эти надеж­ды были раз­ве­я­ны, охва­чен­ная враж­деб­но­стью к вои­нам, сена­ту и про­сто­му наро­ду, воз­ра­жа­ла про­тив денеж­но­го подар­ка вои­нам и разда­чи кон­ги­а­рия бед­но­те и ста­ла стро­ить коз­ни име­ни­тым мужам. (2) Сколь­ких трудов сто­и­ло ему добить­ся того, чтобы она не вры­ва­лась в курию, чтобы не отве­ча­ла от лица государ­ства чуже­зем­ным наро­дам! Кос­вен­но выска­зав пори­ца­ние вре­ме­нам Клав­дия, вину за все тво­рив­ши­е­ся в его прав­ле­ние без­обра­зия он так­же пере­ло­жил на мать, утвер­ждая, что ее смерть послу­жит ко бла­гу наро­да. (3) Боль­ше того, он рас­ска­зы­вал и о зло­счаст­ном про­ис­ше­ст­вии на кораб­ле. Но нашел­ся ли хоть кто-нибудь столь тупо­ум­ный, чтобы пове­рить, что оно было слу­чай­ным? Или что потер­пев­шей кораб­ле­кру­ше­ние жен­щи­ной был послан с ору­жи­ем оди­ноч­ный убий­ца, чтобы про­бить­ся сквозь когор­ты и импе­ра­тор­ский флот? (4) Вот поче­му непри­яз­нен­ные тол­ки воз­буж­дал уже не Нерон, — ведь для его бес­че­ло­веч­но­сти не хва­та­ло слов осуж­де­ния, — а соста­вив­ший это посла­ние и вло­жив­ший в него при­зна­ния подоб­но­го рода Сене­ка.

12. (1) С пора­зи­тель­ным сорев­но­ва­ни­ем в рабо­ле­пии рим­ская знать при­ни­ма­ет реше­ние о свер­ше­нии молеб­ст­вий во всех суще­ст­ву­ю­щих хра­мах, о том, чтобы Квин­ква­т­ры, в дни кото­рых было рас­кры­то зло­дей­ское поку­ше­ние, еже­год­но отме­ча­лись пуб­лич­ны­ми игра­ми, чтобы в курии были уста­нов­ле­ны золотая ста­туя Минер­вы и воз­ле нее изва­я­ние прин­цеп­са, нако­нец, чтобы день рож­де­ния Агрип­пи­ны был вклю­чен в чис­ло несчаст­ли­вых. (2) Тра­зея Пет, обыч­но хра­нив­ший мол­ча­ние, когда вно­си­лись льсти­вые пред­ло­же­ния, или немно­го­слов­но выра­жав­ший свое согла­сие с боль­шин­ст­вом, на этот раз поки­нул сенат, чем навлек на себя опас­ность, не поло­жив этим нача­ла неза­ви­си­мо­сти всех про­чих. (3) Тогда же про­изо­шло мно­го зна­ме­ний, не имев­ших, одна­ко, послед­ст­вий: одна жен­щи­на роди­ла змею, дру­гая на супру­же­ском ложе была умерщ­вле­на мол­нией: вне­зап­но затми­лось солн­це и небес­ный огонь кос­нул­ся четыр­на­дца­ти кон­цов горо­да⁵. (4) Но боги были ко все­му это­му непри­част­ны, и мно­гие годы Нерон про­дол­жал власт­во­вать и бес­пре­пят­ст­вен­но тво­рить зло­де­я­ния. (5) Впро­чем, чтобы уси­лить нена­висть к Агрип­пине и пока­зать, насколь­ко после ее устра­не­ния воз­рос­ло его мило­сер­дие, он воз­вра­тил в род­ной город знат­ных мат­рон Юнию и Каль­пур­нию и рав­ным обра­зом быв­ших пре­то­ров Вале­рия Капи­то­на и Лици­ния Габо­ла, неко­гда изгнан­ных Агрип­пи­ною. (6) Он доз­во­лил, кро­ме того, пере­вез­ти в Рим прах Лол­лии Пау­ли­ны и соорудить ей гроб­ни­цу; осво­бо­дил он от нака­за­ния так­же Иту­рия и Каль­ви­зия, кото­рых сам недав­но сослал. (7) Что каса­ет­ся их покро­ви­тель­ни­цы Сила­ны, то она умер­ла сво­ей смер­тью, воз­вра­тив­шись из даль­ней ссыл­ки в Тарент, когда могу­ще­ство Агрип­пи­ны, враж­деб­ность кото­рой ее сокру­ши­ла, уже пошат­ну­лось и ее свое­во­лие было обузда­но.

13. (1) Тем не менее Нерон мед­лит, объ­ез­жая один за дру­гим горо­да Кам­па­нии, оза­бо­чен­ный тем, как его встре­тят при въезде в Рим, най­дет ли он в нем покор­ный его воле сенат, бла­го­склон­ность про­сто­го наро­да; чтобы рас­се­ять его коле­ба­ния, него­дяи из его окру­же­ния, кото­ры­ми его двор изоби­ло­вал как ника­кой дру­гой, настой­чи­во вну­ша­ют ему, что имя Агрип­пи­ны всем нена­вист­но и что с ее смер­тью народ­ная любовь к нему воз­рос­ла; пусть же он сме­ло пустит­ся в путь и убедит­ся воочию, каким почи­та­ни­ем его окру­жа­ют; одно­вре­мен­но они доби­ва­ют­ся поз­во­ле­ния отпра­вить­ся в Рим несколь­ко ранее его отъ­езда туда. (2) И они нахо­дят даже бо́льшую готов­ность к его при­е­му, чем обе­ща­ли ему, вышед­шие навстре­чу три­бы, сена­то­ров в празд­нич­ных оде­я­ни­ях, рас­став­лен­ные по полу и воз­рас­ту ряды мат­рон и детей, соору­жен­ные по пути его сле­до­ва­ния сту­пен­ча­тые три­бу­ны, с каких зри­те­ли смот­рят на три­ум­фаль­ные шест­вия. (3) Пре­ис­пол­нив­шись вслед­ст­вие это­го высо­ко­ме­рия, гор­дый одер­жан­ною победой и все­об­щей раб­ской уго­д­ли­во­стью, он тор­же­ст­вен­но под­нял­ся на Капи­то­лий, воз­бла­го­да­рил богов и вслед за тем без­удерж­но пре­дал­ся всем зало­жен­ным в нем стра­стям, кото­рые до этой поры если не подав­ля­ло, то до извест­ной сте­пе­ни сдер­жи­ва­ло ува­же­ние к мате­ри, како­во бы оно ни было.

14. (1) Уже дав­но он был одер­жим страст­ным жела­ни­ем усо­вер­шен­ст­во­вать­ся в уме­нии пра­вить квад­ри­гою на риста­ли­ще и не менее постыд­ным вле­че­ни­ем овла­деть ремеслом кифа­реда. Он гово­рил, что кон­ные состя­за­ния — заба­ва царей и пол­ко­вод­цев древ­но­сти; их вос­пе­ли поэты, и они устра­и­ва­лись в честь богов. (2) А музы­ке покро­ви­тель­ст­ву­ет Апол­лон, кото­рый, будучи вели­чай­шим и наде­лен­ным даром про­виде­ния боже­ст­вом, во всех изва­я­ни­ях, не толь­ко в гре­че­ских горо­дах, но и в рим­ских хра­мах, изо­бра­жен с кифа­рой в руках. (3) Убедив­шись в невоз­мож­но­сти побо­роть эти его увле­че­ния, Сене­ка и Бурр сочли нуж­ным сни­зой­ти к одно­му из них, дабы он не отдал­ся им обо­им. (4) В Вати­кан­ской долине было ого­ро­же­но для него риста­ли­ще, на кото­ром он мог бы пра­вить кон­ной упряж­кой в при­сут­ст­вии неболь­шо­го чис­ла избран­ных зри­те­лей; (5) но вско­ре он сам стал созы­вать туда про­стой народ Рима, пре­воз­но­сив­ший его похва­ла­ми, ибо чернь, пад­кая до раз­вле­че­ний, радо­ва­лась, что прин­цеп­су свой­ст­вен­ны те же наклон­но­сти, что и ей. Но уни­зив свое досто­ин­ство пуб­лич­ны­ми выступ­ле­ни­я­ми, Нерон не ощу­тил, как ожи­да­ли, пре­сы­ще­ния ими; напро­тив, он про­ник­ся еще боль­шею стра­стью к ним. Рас­счи­ты­вая снять с себя долю позо­ра, если запят­на­ет им мно­гих, он завлек на под­мост­ки впав­ших в нуж­ду и по этой при­чине про­дав­ших­ся ему потом­ков зна­ме­ни­тых родов; они умер­ли в назна­чен­ный судь­бой срок, но из ува­же­ния к их про­слав­лен­ным пред­кам я не ста­ну назы­вать их име­на. К тому же бес­че­стье ложит­ся и на того, кто оде­лял их день­га­ми, ско­рее награж­дая про­ступ­ки, чем для пред­у­преж­де­ния их. (6) Он заста­вил высту­пать на арене и име­ни­тей­ших рим­ских всад­ни­ков, скло­нив их к это­му сво­и­ми щед­рота­ми; впро­чем, пла­та, полу­чен­ная от того, кто может при­ка­зы­вать, не что иное, как при­нуж­де­ние.

15. (1) Все еще не реша­ясь бес­че­стить себя на под­мост­ках общедо­ступ­но­го теат­ра, Нерон учредил игры, полу­чив­шие назва­ние Юве­на­лий⁶, и очень мно­гие изъ­яви­ли жела­ние стать их участ­ни­ка­ми. (2) Ни знат­ность, ни воз­раст, ни преж­ние высо­кие долж­но­сти не пре­пят­ст­во­ва­ли им под­ви­зать­ся в ремес­ле гре­че­ско­го или рим­ско­го лицедея, вплоть до постыд­ных для муж­чи­ны тело­дви­же­ний и таких же песен. (3) Упраж­ня­лись в непри­стой­но­стях и жен­щи­ны из почтен­ных семейств. В роще, раз­би­той Авгу­стом вокруг выры­то­го им для нав­ма­хий пруда⁷, были постро­е­ны зда­ния для раз­вле­че­ний и лав­ки, тор­го­вав­шие тем, что рас­па­ля­ет самые низ­кие стра­сти. Посе­щав­шим их выда­ва­лись день­ги, кото­рые тут же издер­жи­ва­лись, — бла­го­нрав­ны­ми по при­нуж­де­нию, рас­пут­ны­ми из бахваль­ства. (4) Эти сбо­ри­ща ста­ли рас­сад­ни­ка­ми раз­нуздан­но­сти и непотреб­ства, и ничто не спо­соб­ст­во­ва­ло даль­ней­ше­му раз­вра­ще­нию и без того испор­чен­ных нра­вов в такой мере, как эти при­то­ны. (5) Даже сре­ди заня­тых чест­ным трудом едва под­дер­жи­ва­ет­ся доб­ро­по­рядоч­ность; как же сохра­нить­ся цело­муд­рию, скром­но­сти или хоть каким-нибудь следам доб­ро­де­те­ли там, где сорев­ну­ют­ся в наи­худ­ших поро­ках? (6) Нако­нец, с помо­щью учи­те­лей пения под­гото­вив­шись к выступ­ле­нию и тща­тель­но настро­ив кифа­ру, послед­ним выхо­дит на сце­ну Нерон. (7) Тут же при­сут­ст­во­ва­ли когор­та вои­нов с цен­ту­ри­о­на­ми и три­бу­на­ми и сокру­шен­ный, но выра­жав­ший ему одоб­ре­ние Бурр. (8) Тогда же впер­вые были набра­ны про­зван­ные авгу­сти­ан­ца­ми⁸ рим­ские всад­ни­ки, все моло­дые и стат­ные; одних влек­ла при­рож­ден­ная наг­лость, дру­гих — надеж­да воз­вы­сить­ся. (9) Дни и ночи раз­ра­жа­лись они руко­плес­ка­ни­я­ми, воз­гла­шая, что Нерон кра­сотою и голо­сом подо­бен богам и вели­чая его их име­на­ми. И были эти авгу­сти­ан­цы окру­же­ны сла­вою и поче­том, слов­но свер­ши­ли доб­лест­ные дея­ния.

16. (1) Но желая про­сла­вить­ся не толь­ко теат­раль­ны­ми даро­ва­ни­я­ми, импе­ра­тор обра­тил­ся так­же к поэ­зии, собрав вокруг себя тех, кто, обла­дая неко­то­ры­ми спо­соб­но­стя­ми к сти­хотвор­ству, еще не стя­жал себе сколь­ко-нибудь зна­чи­тель­ной сла­вы. (2) Пообедав, они уса­жи­ва­лись все вме­сте и при­ни­ма­лись свя­зы­вать при­не­сен­ные с собою или сочи­нен­ные тут же стро­ки и допол­нять слу­чай­ные сло­ва само­го импе­ра­то­ра. Это явст­вен­но вид­но с пер­во­го взгляда на эти про­из­веде­ния, в кото­рых нет ни поры­ва, ни вдох­но­ве­ния, ни един­ства поэ­ти­че­ской речи⁹. (3) После тра­пезы уде­лял он вре­мя и учи­те­лям фило­со­фии, дабы поза­ба­вить­ся спо­ра­ми меж­ду отста­и­вав­ши­ми про­ти­во­по­лож­ные мне­ния. И сре­ди них не было недо­стат­ка в таких, кто сво­им глу­бо­ко­мыс­лен­ным видом ста­рал­ся доста­вить импе­ра­то­ру подоб­ные раз­вле­че­ния.

17. (1) При­бли­зи­тель­но тогда же, начав­шись с без­де­ли­цы, во вре­мя пред­став­ле­ния гла­ди­а­то­ров, давае­мо­го Ливи­не­ем Регу­лом, об исклю­че­нии кото­ро­го из сена­та я сооб­щил¹⁰, вспых­ну­ло жесто­кое побо­и­ще меж­ду жите­ля­ми Нуце­рии и Пом­пей. (2) Зади­рая сна­ча­ла друг дру­га по свой­ст­вен­ной город­ским низам рас­пу­щен­но­сти насмеш­ка­ми и поно­ше­ни­я­ми, они схва­ти­лись затем за кам­ни и нако­нец за ору­жие, при­чем взя­ла верх пом­пей­ская чернь, в горо­де кото­рой дава­лись игры. (3) В Рим были достав­ле­ны мно­гие нуце­рий­цы с телес­ны­ми уве­чья­ми, и еще боль­шее их чис­ло опла­ки­ва­ло гибель детей или роди­те­лей. Раз­би­ра­тель­ство это­го дела прин­цепс пре­до­ста­вил сена­ту, а сенат — кон­су­лам. (4) И после того как те сно­ва доло­жи­ли о нем сена­ту, он вос­пре­тил общине пом­пей­цев на десять лет устрой­ство это­го рода сбо­рищ и рас­пу­стил создан­ные ими вопре­ки зако­нам това­ри­ще­ства. Ливи­ней и дру­гие винов­ни­ки бес­по­ряд­ков были нака­за­ны ссыл­кой.

18. (1) Тогда же из сена­тор­ско­го сосло­вия был исклю­чен Педий Блез, обви­нен­ный кирен­ца­ми в рас­хи­ще­нии сокро­вищ­ни­цы Эску­ла­пия и в том, что, про­из­во­дя набор в вой­ско, брал взят­ки и допус­кал зло­употреб­ле­ния. (2) Те же кирен­цы наста­и­ва­ли на пре­да­нии суду быв­ше­го пре­то­ра Аци­лия Стра­бо­на, направ­лен­но­го к ним в свое вре­мя Клав­ди­ем для раз­бо­ра дела о зем­лях, неко­гда при­над­ле­жав­ших царю Апи­о­ну, заве­щан­ных, им вме­сте с цар­ст­вом рим­ско­му наро­ду и захва­чен­ных бли­жай­ши­ми земле­вла­дель­ца­ми, кото­рые отста­и­ва­ли дав­нее без­за­ко­ние и само­управ­ство, ссы­ла­ясь на пра­во и спра­вед­ли­вость. (3) Выне­ся реше­ние об ото­бра­нии спор­ных земель, Стра­бон вос­ста­но­вил про­тив себя эту про­вин­цию. Сенат отве­тил кирен­цам, что ему неиз­вест­ны рас­по­ря­же­ния Клав­дия и что сле­ду­ет обра­тить­ся к прин­цеп­су. (4) А Нерон, одоб­рив при­ня­тое Стра­бо­ном реше­ние, тем не менее напи­сал сена­ту, что, идя навстре­чу союз­ни­кам, усту­па­ет им неза­кон­но при­сво­ен­ное.

19. (1) Затем сле­ду­ют кон­чи­ны выдаю­щих­ся мужей Доми­ция Афра и Мар­ка Сер­ви­лия, зани­мав­ших в про­шлом выс­шие долж­но­сти и отли­чав­ших­ся бли­ста­тель­ным крас­но­ре­чи­ем: пер­вый был зна­ме­нит судеб­ны­ми реча­ми, Сер­ви­лий — сво­и­ми выступ­ле­ни­я­ми на фору­ме, а в даль­ней­шем и сочи­не­ни­ем по рим­ской исто­рии, и без­упреч­но­стью обра­за жиз­ни, отли­чав­шею его перед Афром, кото­рый, будучи равен ему даро­ва­ни­я­ми, не обла­дал его нра­ва­ми.

20. (1) В кон­суль­ство Неро­на (чет­вер­тое) и Кор­не­лия Кос­са¹¹ в Риме по образ­цу гре­че­ских состя­за­ний¹² были учреж­де­ны игры, кото­рые над­ле­жа­ло про­во­дить раз в пяти­ле­тие¹³, что, как вся­кое нов­ше­ство, вызва­ло раз­но­ре­чи­вые тол­ки. (2) Нашлись и такие, кто гово­рил, что на их памя­ти ста­ри­ки пори­ца­ли даже Гнея Пом­пея за воз­веде­ние им посто­ян­но­го теат­ра. (3) Ведь ранее наспех ско­ла­чи­ва­ли сту­пен­ча­тые три­бу­ны для зри­те­лей и вре­мен­ную сце­ну, а если глуб­же загля­нуть в ста­ри­ну, то народ смот­рел пред­став­ле­ния стоя, ибо опа­са­лись, что, если в теат­ре будут сиде­ния, он станет про­во­дить в нем целые дни в пол­ном без­де­лье. (4) Пусть будут сохра­не­ны заве­щан­ные древ­но­стью зре­ли­ща, давае­мые пре­то­ра­ми, но без необ­хо­ди­мо­сти для кого бы то ни было из граж­дан всту­пать в состя­за­ния. (5) А теперь вслед­ст­вие заим­ст­во­ван­ной извне раз­нуздан­но­сти уже рас­ша­тан­ные отчие нра­вы окон­ча­тель­но иско­ре­ня­ют­ся, дабы Рим увидел все самое раз­вра­щен­ное и несу­щее с собой раз­вра­ще­ние, что толь­ко ни суще­ст­ву­ет под небом, дабы рим­ская моло­дежь, усво­ив чужие обы­чаи, про­во­дя вре­мя в гим­на­си­ях¹⁴, празд­но­сти и гряз­ных любов­ных уте­хах, изне­жи­лась и утра­ти­ла нрав­ст­вен­ные устои, и все это — по нау­ще­нию прин­цеп­са и сена­та, кото­рые не толь­ко пре­до­ста­ви­ли сво­бо­ду поро­кам, но и при­ме­ня­ют наси­лие, застав­ляя рим­скую знать под пред­ло­гом сорев­но­ва­ний в крас­но­ре­чии и искус­стве поэ­зии бес­че­стить себя на под­мост­ках. (6) Что же ей еще оста­ет­ся, как не обна­жить­ся и, воору­жив­шись цеста­ми¹⁵, занять­ся кулач­ны­ми боя­ми вме­сто того, чтобы слу­жить в вой­ске и совер­шен­ст­во­вать­ся в воен­ном деле? (7) Или, быть может, воз­рас­тет спра­вед­ли­вость и всад­ни­че­ские деку­рии, налов­чив­шись раз­би­рать­ся в пере­ли­вах зву­ча­ний и пре­ле­сти голо­сов, ста­нут усерд­нее отправ­лять высо­кую обя­зан­ность пра­во­судия? (8) Даже ночи, и те отда­ны это­му сра­му, чтобы ни у кого не оста­ва­лось вре­ме­ни усты­дить­ся, но посреди бес­по­рядоч­ных сбо­рищ, поль­зу­ясь мра­ком, каж­дый рас­пут­ник мог осме­лить­ся на то, к чему он жад­но тянул­ся на про­тя­же­нии дня.

21. (1) Мно­гим, одна­ко, эта рас­пу­щен­ность при­шлась по душе, и они ста­ра­лись при­ис­кать для нее бла­го­вид­ные оправ­да­ния. (2) Наши пред­ки, гово­ри­ли они, так же не чуж­да­лись доступ­ных им по их тогдаш­ним воз­мож­но­стям раз­вле­че­ний, достав­ля­е­мых зре­ли­ща­ми, — так, лицеде­ев они при­зва­ли от тус­ков, у турий­цев заим­ст­во­ва­ли кон­ные состя­за­ния; а овла­дев Ахай­ей и Ази­ей, они ста­ли тща­тель­нее обстав­лять игры, и тем не менее в тече­ние двух­сот лет после три­ум­фа Луция Мум­мия, кото­рый пер­вым пока­зал в Риме этот род зре­лищ, ни один рим­ля­нин знат­но­го про­ис­хож­де­ния не уни­зил себя ремеслом лицедея. (3) Постро­ить посто­ян­ный театр их побуж­да­ла и береж­ли­вость, так как это было гораздо выгод­нее, чем, про­из­во­дя огром­ные тра­ты, еже­год­но воз­во­дить и раз­би­рать теат­раль­ные соору­же­ния. (4) К тому же маги­ст­ра­там не при­дет­ся рас­то­чать лич­ные сред­ства и у наро­да не будет пово­да домо­гать­ся от них гре­че­ских состя­за­ний, так как все издерж­ки по их устрой­ству лягут на государ­ство. (5) Победы ора­то­ров и поэтов будут поощ­рять к раз­ви­тию даро­ва­ний, и ника­ко­му судье не в тягость послу­шать достой­ные про­из­веде­ния и уде­лить вре­мя доз­во­лен­ным удо­воль­ст­ви­ям. (6) Нако­нец, несколь­ко ночей за целое пяти­ле­тие отда­ют­ся весе­лью, а не раз­гу­лу; ведь их оза­рит такое оби­лие ярких огней, что не смо­жет укрыть­ся ничто пре­до­суди­тель­ное. (7) И дей­ст­ви­тель­но, эти игры про­шли без явно­го ущер­ба для бла­го­нра­вия и теат­раль­ные стра­сти не рас­па­ли­ли тол­пу, ибо, хотя мимы и были воз­вра­ще­ны на под­мост­ки, к свя­щен­ным состя­за­ни­ям их все же не допу­сти­ли. (8) Глав­ной награ­ды за крас­но­ре­чие никто удо­сто­ен не был, но победи­те­лем объ­яв­лен Нерон. Гре­че­ская одеж­да, в кото­рую в те дни мно­гие обла­чи­лись, по мино­ва­нии их вышла из употреб­ле­ния.

22. (1) Сре­ди этих собы­тий воз­бли­ста­ла коме­та, по рас­про­стра­нен­но­му в тол­пе пред­став­ле­нию пред­ве­щаю­щая сме­ну вла­сти­те­ля. И вот, как буд­то Нерон был уже сверг­нут, пошли тол­ки, кто же будет избран вме­сто него: (2) все в один голос назы­ва­ли Рубел­лия Плав­та, знат­ней­ше­го мужа, мать кото­ро­го при­над­ле­жа­ла к роду Юли­ев. (3) Он чтил уста­нов­ле­ния пред­ков, облик имел суро­вый, жил без­упреч­но и замкну­то, и чем неза­мет­нее, побуж­дае­мый осто­рож­но­стью, ста­рал­ся дер­жать­ся, тем луч­ше о нем гово­ри­ли в наро­де. (4) Рас­про­стра­не­нию тол­ков об ожи­даю­щем его буду­щем спо­соб­ст­во­ва­ло и порож­ден­ное тем же лег­ко­мыс­ли­ем истол­ко­ва­ние сле­дую­ще­го про­ис­ше­ст­вия: когда Нерон, нахо­дясь на вил­ле у Сим­б­ру­ин­ских озер, кото­рая носит назва­ние Суб­ла­к­вей, воз­ле­жал за тра­пе­зой, мол­ния раз­би­ла стол со все­ми рас­став­лен­ны­ми на нем яст­ва­ми. И так как это слу­чи­лось по сосед­ству с Тибу­ром, из кото­ро­го про­ис­хо­дил отцов­ский род Плав­та, было сочте­но, что волей богов ему пред­на­зна­ча­ет­ся власть, и мно­гие, наде­лен­ные нетер­пе­ли­вым и чаще все­го обман­чи­вым често­лю­би­ем, тол­каю­щим их преж­девре­мен­но вос­тор­гать­ся новым и еще не опре­де­лив­шим­ся, ста­ли окру­жать его чрез­мер­ным вни­ма­ни­ем. (5) Встре­во­жен­ный этим Нерон пишет Плав­ту пись­мо: пусть он поду­ма­ет о спо­кой­ст­вии Рима и уда­лит­ся от рас­про­стра­ни­те­лей зло­на­ме­рен­ных слу­хов; вла­дея наслед­ст­вен­ны­ми зем­ля­ми в Азии, он может в без­опас­но­сти и без­мя­теж­но наслаж­дать­ся там сво­ей моло­до­стью. И Плавт уда­лил­ся туда вме­сте с женою Анти­сти­ей и немно­ги­ми домо­чад­ца­ми.

(6) В те же дни нена­сыт­ная страсть Неро­на к бес­пут­ству под­верг­ла его бес­че­стию и опас­но­сти, ибо он иску­пал­ся и пла­вал в водо­е­ме отведен­но­го в Рим Мар­ци­е­ва источ­ни­ка, и было сочте­но, что, омыв в нем свое тело, он осквер­нил свя­щен­ные воды и свя­тость это­го места. И дей­ст­ви­тель­но, после­до­вав­шая затем угро­жав­шая его жиз­ни болезнь под­твер­ди­ла, что он раз­гне­вал богов.

23. (1) После раз­ру­ше­ния Арта­к­са­ты¹⁶ Кор­бу­лон решил вос­поль­зо­вать­ся еще вла­дев­шей вра­га­ми рас­те­рян­но­стью и захва­тить Тиг­ра­но­кер­ту, чтобы или, уни­что­жив ее, все­лить в них еще бо́льший ужас, или, поща­див, — поро­дить мол­ву о сво­ем мило­сер­дии Он направ­ля­ет­ся к горо­ду, не про­из­во­дя со сво­им вой­ском опу­сто­ше­ний, чтобы не отни­мать надеж­ды на снис­хож­де­ние, и вме­сте с тем не забы­вая о мерах пре­до­сто­рож­но­сти, ибо он хоро­шо знал, как непо­сто­я­нен этот народ, столь же мало­душ­ный в опас­но­сти, сколь веро­лом­ный при бла­го­при­ят­ных для него обсто­я­тель­ствах. (2) Вар­ва­ры, смот­ря по нра­ву каж­до­го, одни — обра­ща­ют­ся к нему с моль­ба­ми, дру­гие — покида­ют свои селе­ния и ухо­дят в глу­хие места; были и такие, кото­рые вме­сте со всем, что было для них доро­же все­го, укры­лись в пеще­рах. (3) Поэто­му и рим­ский пол­ко­во­дец посту­пал с ними по-раз­но­му: был мило­стив к взы­ваю­щим о поща­де, стре­ми­те­лен в пре­сле­до­ва­нии бегу­щих и без­жа­ло­стен к засев­шим в убе­жи­щах: он закла­ды­ва­ет вхо­ды и выхо­ды пещер сучья­ми и валеж­ни­ком и раз­во­дит огонь. (4) А когда он про­хо­дил мимо пре­де­лов мар­дов, при­выч­ные к раз­бой­ным набе­гам и защи­щен­ные от втор­же­ния гора­ми, они совер­ши­ли на него напа­де­ние; бро­сив на них ибе­ров, Кор­бу­лон разо­рил их зем­ли и дер­зость вра­гов отмстил чужой кро­вью.

24. (1) Сам он и его вой­ско, хоть оно и не понес­ло потерь от сра­же­ний, вынуж­ден­ные уто­лять голод одним толь­ко мясом, изне­мо­га­ли от лише­ний и труд­но­стей; (2) недо­ста­ток воды, зной­ное лето, даль­ность пере­хо­дов — все это уме­ря­лось лишь тер­пе­ни­ем пол­ко­во­д­ца, пере­но­сив­ше­го наравне с рядо­вым вои­ном те же и даже бо́льшие тяготы. (3) Нако­нец выбра­лись в оби­тае­мые места и сня­ли жат­ву; из двух кре­по­стей, в кото­рых укры­лись армяне, одна была взя­та при­сту­пом; тех же, кому уда­лось отбить пер­вый натиск, вынуди­ли к сда­че оса­дою. (4) Перей­дя затем в область таврав­ни­тов, Кор­бу­лон избег­нул неждан­ной опас­но­сти: (5) воз­ле его палат­ки был схва­чен с ору­жи­ем некий вар­вар из знат­но­го рода. Под пыт­кою он рас­крыл заго­вор и его цели, назвал­ся его гла­вой и зачин­щи­ком и выдал сво­их сото­ва­ри­щей; и были изоб­ли­че­ны и нака­за­ны те, кто под личи­ной дру­зей гото­вил зло­дей­ское поку­ше­ние. (6) Вско­ре при­быв­шие из Тиг­ра­но­кер­ты послы заяви­ли, что их город открыл ворота и его жите­ли ждут при­ка­за­ний; при этом в каче­стве дара госте­при­им­ства они под­нес­ли золо­той венец; (7) Кор­бу­лон бла­го­склон­но при­нял его, и горо­ду не было при­чи­не­но ника­ко­го ущер­ба, дабы горо­жане с тем боль­шей готов­но­стью соблюда­ли пови­но­ве­ние.

25. (1) Но кре­пость Легер­да, в кото­рой запер­лась отваж­ная моло­дежь, была захва­че­на не без борь­бы: вра­ги осме­ли­лись дать бит­ву у ее стен и, загнан­ные внутрь укреп­ле­ний, пере­ста­ли сопро­тив­лять­ся лишь после того, как нами был насы­пан осад­ный вал и наши силою ворва­лись в кре­пость. (2) Это было облег­че­но тем, что пар­фян свя­зы­ва­ла вой­на с гир­ка­на­ми. Тогда же гир­ка­ны напра­ви­ли к рим­ско­му прин­цеп­су посоль­ство с прось­бой о заклю­че­нии с ними сою­за, ука­зы­вая как на залог друж­бы, что они сдер­жи­ва­ют царя Воло­ге­за. (3) Кор­бу­лон при воз­вра­ще­нии послов дал им охра­ну, чтобы, пере­пра­вив­шись через Евфрат, они не были схва­че­ны вра­же­ски­ми отряда­ми: их про­во­ди­ли до бере­гов Крас­но­го моря, откуда, избе­жав пре­де­лов пар­фян, они воз­вра­ти­лись на роди­ну.

26. (1) А когда Тиридат, прой­дя через зем­ли мидян, вторг­ся в погра­нич­ные с ними пре­де­лы Арме­нии, Кор­бу­лон вынудил его уда­лить­ся и оста­вить мысль о войне, выслав про­тив него со вспо­мо­га­тель­ны­ми вой­ска­ми лега­та Веру­ла­на и поспе­шив вслед за ним с леги­о­на­ми; опу­сто­шив огнем и мечом вла­де­ния тех, о чьей враж­деб­но­сти к нам он был осве­дом­лен, Кор­бу­лон уже дер­жал в сво­их руках всю Арме­нию, когда при­был Тиг­ран, избран­ный Неро­ном ее вла­сти­те­лем; он про­ис­хо­дил из кап­па­до­кий­ской зна­ти, был вну­ком царя Архе­лая, но дли­тель­ное пре­бы­ва­ние в Риме залож­ни­ком вос­пи­та­ло в нем раб­скую при­ни­жен­ность. (2) При­нят он был не все­ми с оди­на­ко­вою готов­но­стью, так как неко­то­рые все еще пита­ли при­вя­зан­ность к Арса­кидам; но боль­шин­ство нена­виде­ло пар­фян за над­мен­ность и пред­по­чи­та­ло иметь царя, при­слан­но­го из Рима. (3) Тиг­ра­ну дали охра­ну из тыся­чи леги­о­не­ров, двух союз­ни­че­ских когорт и двух отрядов вспо­мо­га­тель­ной кон­ни­цы, и чтобы ему было лег­че удер­жи­вать за собою новый пре­стол, опре­де­лен­ным частям Арме­нии, смот­ря по тому, к чьим зем­лям они при­мы­ка­ли, было веле­но пови­но­вать­ся Фарасма­ну, Поле­мо­ну, Ари­сто­бу­лу и Антио­ху. (4) Со смер­тью Умидия Квад­ра­та Кор­бу­лон отбыл в Сирию, остав­шу­ю­ся без намест­ни­ка и отдан­ную ему в управ­ле­ние.

27. (1) В том же году Лаоди­кея, один из слав­ней­ших горо­дов Азии, была раз­ру­ше­на зем­ле­тря­се­ни­ем и без нашей помо­щи, сво­и­ми сред­ства­ми сама себя под­ня­ла из раз­ва­лин. (2) В Ита­лии ста­рин­ный город Путе­о­лы полу­чил от Неро­на пра­ва коло­нии и назва­ние по его име­ни¹⁷. (3) К Тарен­ту и Анцию были при­пи­са­ны вете­ра­ны, не спо­соб­ст­во­вав­шие, одна­ко, засе­ле­нию этих пустын­ных мест­но­стей, так как в боль­шин­стве они раз­бре­лись по про­вин­ци­ям, в кото­рых закон­чи­ли срок сво­ей служ­бы; не при­вык­шие к брач­ным сою­зам и вос­пи­та­нию рож­ден­ных от них детей, они остав­ля­ли свои дома без­люд­ны­ми, без наслед­ни­ков. (4) К тому же теперь выво­ди­лись на посе­ле­ние не леги­о­ны в пол­ном соста­ве, со сво­и­ми цен­ту­ри­о­на­ми и три­бу­на­ми, — как в былые вре­ме­на, когда каж­дый воин вме­сте со сво­и­ми това­ри­ща­ми состав­ля­ли общи­ну, живу­щую в доб­ром согла­сии, — но вои­ны, друг дру­га не знав­шие, из раз­лич­ных мани­пу­лов, без руко­во­ди­те­ля, без вза­им­ной при­вя­зан­но­сти, наско­ро собран­ные все вме­сте как бы из раз­но­пле­мен­ных людей, — ско­рее какое-то сбо­ри­ще, чем коло­ния.

28. (1) Так как избра­ние пре­то­ров, обыч­но про­из­во­див­ше­е­ся сена­том, сопро­вож­да­лось на этот раз осо­бен­но оже­сто­чен­ной борь­бой, прин­цепс внес успо­ко­е­ние, назна­чив тро­их из соис­ка­те­лей лега­та­ми леги­о­нов¹⁸, так что чис­ло остав­ших­ся срав­ня­лось с чис­лом пре­тор­ских мест. (2) Он так­же воз­вы­сил досто­ин­ство сена­та, опре­де­лив, что апел­ли­ру­ю­щие к нему на реше­ния судей по граж­дан­ским делам риску­ют такой же сум­мой, как и апел­ли­ру­ю­щие к импе­ра­то­ру, тогда как ранее обра­щав­ши­е­ся с этим в сенат не вно­си­ли ника­ко­го зало­га. (3) В кон­це года рим­ский всад­ник Вибий Секунд по обви­не­нию, выдви­ну­то­му про­тив него мав­ри­тан­ца­ми, осуж­да­ет­ся за вымо­га­тель­ство и изго­ня­ет­ся из Ита­лии; он избе­жал более суро­во­го нака­за­ния лишь бла­го­да­ря заступ­ни­че­ству сво­его бра­та Вибия Кри­спа.

29. (1) В кон­суль­ство Цезен­ния Пета и Пет­ро­ния Тур­пи­ли­а­на¹⁹ нам при­шлось поне­сти в Бри­та­нии тяже­лое пора­же­ние; Авл Дидий, как я упо­ми­нал выше, сохра­нил в ней толь­ко ста­рые при­об­ре­те­ния, а его пре­ем­ник Вера­ний, незна­чи­тель­ны­ми набе­га­ми разо­ряв­ший силу­ров, умер, не успев рас­ши­рить воен­ные дей­ст­вия; поль­зу­ясь при жиз­ни сла­вою мужа стро­гих нрав­ст­вен­ных пра­вил, он выка­зал себя в заве­ща­нии сует­ным често­люб­цем: рас­то­чив Неро­ну обиль­ную лесть, он под конец заяв­лял, что окон­ча­тель­но под­чи­нил бы его вла­сти эту про­вин­цию, доведись ему про­жить еще хотя бы два года. (2) Но в опи­сы­вае­мое вре­мя бри­тан­ца­ми пра­вил Све­то­ний Пау­лин, зна­ни­ем воен­но­го дела и сла­вой в наро­де, кото­рый для вся­ко­го нахо­дит сопер­ни­ка, состя­зав­ший­ся с Кор­бу­ло­ном и стре­мив­ший­ся укро­ще­ни­ем непри­я­те­ля срав­нять­ся в заслу­гах с поко­ри­те­лем Арме­нии. (3) Итак, он реша­ет напасть на густо­на­се­лен­ный и слу­жив­ший при­ста­ни­щем для пере­беж­чи­ков ост­ров Мону и с этой целью стро­ит плос­ко­дон­ные кораб­ли, не боя­щи­е­ся мел­ко­во­дья и под­вод­ных кам­ней. На них он и пере­вез пехо­тин­цев; (4) всад­ни­ки же пере­пра­ви­лись сле­дуя по отме­лям, а в более глу­бо­ких местах — плы­вя рядом с коня­ми²⁰.

30. (1) На бере­гу сто­я­ло в пол­ном воору­же­нии вра­же­ское вой­ско, сре­ди кото­ро­го бега­ли жен­щи­ны; похо­жие на фурий, в тра­ур­ных оде­я­ни­ях, с рас­пу­щен­ны­ми воло­са­ми, они дер­жа­ли в руках горя­щие факе­лы; быв­шие тут же дру­иды²¹ с возде­ты­ми к небу рука­ми воз­но­си­ли к богам молит­вы и истор­га­ли про­кля­тия. Новиз­на это­го зре­ли­ща потряс­ла наших вои­нов, и они, слов­но ока­ме­нев, под­став­ля­ли непо­движ­ные тела под сып­лю­щи­е­ся на них уда­ры. (2) Нако­нец, вняв уве­ща­ни­ям пол­ко­во­д­ца и побуж­дая друг дру­га не стра­шить­ся это­го исступ­лен­но­го, напо­ло­ви­ну жен­ско­го вой­ска, они устрем­ля­ют­ся на про­тив­ни­ка, отбра­сы­ва­ют его и оттес­ня­ют сопро­тив­ля­ю­щих­ся в пла­мя их соб­ст­вен­ных факе­лов. (3) После это­го у побеж­ден­ных раз­ме­ща­ют гар­ни­зон и выру­ба­ют их свя­щен­ные рощи, пред­на­зна­чен­ные для отправ­ле­ния сви­ре­пых суе­вер­ных обрядов: ведь у них счи­та­лось бла­го­че­сти­вым оро­шать кро­вью плен­ных жерт­вен­ни­ки богов и испра­ши­вать их ука­за­ний, обра­ща­ясь к чело­ве­че­ским внут­рен­но­стям. И вот, когда Све­то­ний был занят выпол­не­ни­ем этих дел, его изве­ща­ют о вне­зап­но охва­тив­шем про­вин­цию воз­му­ще­нии.

31. (1) Царь ице­нов Пра­су­таг, сла­вив­ший­ся огром­ным богат­ст­вом, назна­чил в заве­ща­нии сво­и­ми наслед­ни­ка­ми Цеза­ря и двух доче­рей, рас­счи­ты­вая, что эта уго­д­ли­вость огра­дит его цар­ство и досто­я­ние от наси­лий. (2) Но вышло наобо­рот, и цар­ство ста­ли гра­бить цен­ту­ри­о­ны, а досто­я­ние — рабы про­ку­ра­то­ра, как если бы и то и дру­гое было захва­че­но силой ору­жия. (3) Преж­де все­го была высе­че­на плетьми жена Пра­су­та­га Боудик­ка и обес­че­ще­ны доче­ри; далее, у всех вид­ных ице­нов отни­ма­ет­ся уна­сле­до­ван­ное от пред­ков иму­ще­ство (слов­но вся эта область была пода­ре­на рим­ля­нам), а с род­ст­вен­ни­ка­ми царя начи­на­ют обра­щать­ся как с раба­ми. (4) Воз­му­щен­ные эти­ми оскорб­ле­ни­я­ми и стра­шась еще худ­ших, посколь­ку их зем­ля ста­ла частью про­вин­ции, ице­ны хва­та­ют­ся за ору­жие и при­вле­ка­ют к вос­ста­нию три­но­бан­тов, а так­же всех тех, кто, еще не слом­лен­ный пора­бо­ще­ни­ем, поклял­ся на тай­ных собра­ни­ях отво­е­вать утра­чен­ную сво­бо­ду, питая осо­бую нена­висть к вете­ра­нам. (5) И в самом деле, недав­но выведен­ные в коло­нию Каму­ло­дун, они выбра­сы­ва­ли три­но­бан­тов из их жилищ, сго­ня­ли с полей, назы­вая плен­ни­ка­ми и раба­ми, при­чем вои­ны потвор­ст­во­ва­ли свое­во­лию вете­ра­нов и вслед­ст­вие сход­ства в обра­зе жиз­ни, и в надеж­де на то, что им будет доз­во­ле­но то же. (6) К тому же воз­веден­ный боже­ст­вен­но­му Клав­дию храм пред­став­лял­ся три­но­бан­там как бы опло­том веч­но­го гос­под­ства над ними, а назна­чен­ные его жре­ца­ми разо­ря­ли их под пред­ло­гом издер­жек на отправ­ле­ние куль­та. (7) Меж­ду тем вос­став­шим каза­лось делом отнюдь нетруд­ным уни­что­жить коло­нию, не имев­шую ника­ких укреп­ле­ний, ибо наши вое­на­чаль­ни­ки об этом не поза­бо­ти­лись, думая более о при­ят­ном, чем о полез­ном.

32. (1) При таком поло­же­нии дел ста­туя Вик­то­рии в Каму­ло­дуне безо вся­кой явной при­чи­ны рух­ну­ла со сво­его места и повер­ну­лась в про­ти­во­по­лож­ную сто­ро­ну, как бы отсту­пая перед вра­га­ми. (2) И впав­шие в исступ­ле­ние жен­щи­ны ста­ли про­ро­чить близ­кую гибель: в курии каму­ло­дун­цев разда­ва­лись какие-то непо­нят­ные зву­ки, театр огла­шал­ся воп­ля­ми, и на воде в устье Таме­зы яви­лось изо­бра­же­ние повер­жен­ной в прах коло­нии; Оке­ан стал крас­ным, как кровь, и на обна­жен­ном отли­вом дне вид­не­лись очер­та­ния чело­ве­че­ских тру­пов. Все это тол­ко­ва­лось как зна­ме­ния, бла­го­при­ят­ные для бри­тан­цев, зло­ве­щие для вете­ра­нов. (3) И так как Све­то­ний был дале­ко, обра­ти­лись за помо­щью к про­ку­ра­то­ру Кату Деци­а­ну. Тот при­слал не более двух­сот чело­век, и к тому же без над­ле­жа­ще­го воору­же­ния; сто­ял в Каму­ло­дуне и мало­чис­лен­ный отряд вои­нов. (4) Упо­вая на храм как на непри­ступ­ную кре­пость и встре­чая про­ти­во­дей­ст­вие в осу­щест­вле­нии разум­ных меро­при­я­тий со сто­ро­ны тех, кто был тай­ным сообщ­ни­ком вос­став­ших, они не про­ве­ли вала и рва и не ото­сла­ли жен­щин и ста­ри­ков, с тем чтобы оста­вить при себе толь­ко бое­спо­соб­ных; и вот тьма вар­ва­ров окру­жа­ет их, столь же бес­печ­ных, как если бы кру­гом царил мир. (5) Напав­шие раз­гра­би­ли и сожгли все, кро­ме хра­ма, в кото­ром сосре­дото­чи­лись вои­ны и кото­рый после двух­днев­ной оса­ды был так­же захва­чен вра­га­ми. (6) Победи­те­ли-бри­тан­цы, вый­дя навстре­чу шед­ше­му на выруч­ку Каму­ло­ду­на лега­ту девя­то­го леги­о­на Пети­лию Цери­а­лу, рас­се­я­ли его леги­он, пере­бив всех пехо­тин­цев; сам Цери­ал с кон­ни­цей ускольз­нул в лагерь и укрыл­ся за его укреп­ле­ни­я­ми. (7) Устра­шен­ный этим раз­гро­мом и оже­сто­че­ни­ем про­вин­ции, кото­рую его коры­сто­лю­бие вверг­ло в мятеж. Кат пере­пра­вил­ся в Гал­лию.

33. (1) А Све­то­ний, с пора­зи­тель­ной стой­ко­стью про­бив­ший­ся сре­ди вра­гов, достиг Лон­ди­ния, горо­да, хотя и не име­но­вав­ше­го­ся коло­ни­ей²², но весь­ма люд­но­го вслед­ст­вие оби­лия в нем куп­цов и това­ров. (2) Здесь, раз­мыш­ляя над тем, не избрать ли его опо­рою для веде­ния даль­ней­ших воен­ных дей­ст­вий, он, учтя мало­чис­лен­ность сво­его вой­ска и при­мер Пети­лия, кото­ро­му доро­го обо­шлась его опро­мет­чи­вость, реша­ет пожерт­во­вать этим горо­дом ради спа­се­ния все­го осталь­но­го. (3) Ни моль­бы, ни сле­зы взы­вав­ших к нему о помо­щи горо­жан не поко­ле­ба­ли его реши­мо­сти, и он подал сиг­нал к выступ­ле­нию, взяв с собою в поход поже­лав­ших ему сопут­ст­во­вать; те, кого удер­жа­ли от это­го пол или пре­клон­ный воз­раст или при­вле­ка­тель­ность это­го места, были истреб­ле­ны вра­га­ми. (4) Такая же участь постиг­ла и муни­ци­пий Веру­ла­мий, так как вар­ва­ры, обра­до­ван­ные воз­мож­но­стью гра­бе­жа и не рас­по­ло­жен­ные к бран­ным трудам, обхо­дя сто­ро­ною кре­по­сти и гар­ни­зо­ны, накиды­ва­лись на то, что сули­ло осо­бен­но бога­тую добы­чу и недо­ста­точ­но охра­ня­лось защит­ни­ка­ми. (5) Извест­но, что в упо­мя­ну­тых мною местах погиб­ло до семи­де­ся­ти тысяч рим­ских граж­дан и союз­ни­ков. (6) Ведь вос­став­шие не зна­ли ни взя­тия в плен, ни про­да­жи в раб­ство, ни каких-либо суще­ст­ву­ю­щих на войне согла­ше­ний, но торо­пи­лись резать, вешать, жечь, рас­пи­нать, как бы в пред­виде­нии, что их не мину­ет воз­мездие, и зара­нее отмщая себя.

34. (1) Све­то­ний пере­стал выжидать и решил­ся дать сра­же­ние непри­я­те­лю лишь после того, как в его рас­по­ря­же­нии ока­за­лись четыр­на­дца­тый леги­он с век­сил­ла­ри­я­ми два­дца­то­го и под­разде­ле­ния вспо­мо­га­тель­ных войск из раз­ме­щен­ных побли­зо­сти — все­го око­ло деся­ти тысяч воору­жен­ных. (2) Для сра­же­ния он изби­ра­ет мест­ность с узкой тес­ни­ною перед нею и с при­кры­вав­шим ее сза­ди лесом, пред­ва­ри­тель­но уве­рив­шись в том, что враг толь­ко пред ним на рав­нине и что она совер­шен­но откры­та и мож­но не опа­сать­ся засад. (3) Итак, леги­о­не­ров он рас­ста­вил сомкну­тым стро­ем, по обе сто­ро­ны от них — лег­ко­во­ору­жен­ных, а на край­них флан­гах — кон­ни­цу в плот­ных рядах. (4) А у бри­тан­цев в каж­дом отряде кон­ных и пеших шло лико­ва­ние; их было такое мно­же­ство, как нико­гда ранее, и они были пре­ис­пол­не­ны такой само­уве­рен­но­сти, что взя­ли с собою жен, дабы те при­сут­ст­во­ва­ли при их победе, и поса­ди­ли их на повоз­ки, нахо­див­ши­е­ся у кра­ев поля.

35. (1) Боудик­ка, поме­стив на колес­ни­це впе­ре­ди себя доче­рей, когда при­бли­жа­лась к тому или ино­му пле­ме­ни, вос­кли­ца­ла, что бри­тан­цы при­вык­ли вое­вать под пред­во­ди­тель­ст­вом жен­щин, но теперь, рож­ден­ная от столь про­слав­лен­ных пред­ков, она мстит не за поте­рян­ные цар­ство и богат­ства, но как про­стая жен­щи­на за отня­тую сво­бо­ду, за свое изби­тое плетьми тело, за пору­ган­ное цело­муд­рие доче­рей. (2) Раз­нуздан­ность рим­лян дошла до того, что они не остав­ля­ют неосквер­нен­ным ни одно­го жен­ско­го тела и не щадят ни ста­ро­сти, ни дев­ст­вен­но­сти. (3) Но боги покро­ви­тель­ст­ву­ют спра­вед­ли­во­му мще­нию: истреб­лен леги­он, осме­лив­ший­ся на бит­ву; осталь­ные рим­ляне либо пря­чут­ся в лаге­рях, либо помыш­ля­ют о бег­стве. (4) Они не выдер­жат даже топота и кли­ков столь мно­гих тысяч, не то что их натис­ка и уда­ров. И если бри­тан­цы поду­ма­ют, сколь могу­чи их воору­жен­ные силы и за что они идут в бой, они убедят­ся, что в этом сра­же­нии нуж­но победить или пасть. (5) Так реши­ла для себя жен­щи­на; пусть же муж­чи­ны цеп­ля­ют­ся за жизнь, чтобы про­зя­бать в раб­стве.

36. (1) Не мол­чал в столь реши­тель­ный час и Све­то­ний; убеж­ден­ный в доб­ле­сти сво­их вои­нов, он тем не менее обра­тил­ся к ним с уве­ща­ни­я­ми и прось­ба­ми пре­зреть вопли и пустые угро­зы вар­ва­ров; все видят, что сре­ди них боль­ше жен­щин, чем бое­спо­соб­ных мужей; (2) мало­душ­ные, кое-как воору­жен­ные, столь­ко раз битые, они сра­зу же побе­гут, как толь­ко узна­ют доб­лесть и мечи сво­их победи­те­лей. (3) Даже при боль­шом чис­ле леги­о­нов судь­бу сра­же­ний реша­ют немно­гие, и им доста­нет­ся тем боль­ший почет, если столь малый отряд покро­ет себя сла­вою, выпа­даю­щей на долю цело­го вой­ска. (4) Толь­ко пусть они не рас­стра­и­ва­ют рядов и, мет­нув дро­ти­ки, про­дол­жа­ют непре­рыв­но пора­жать и уни­что­жать непри­я­те­ля выпук­ло­стя­ми щитов и меча­ми и не дума­ют о добы­че. После того как они одер­жат победу, все доста­нет­ся им. (5) Эти сло­ва пол­ко­во­д­ца вызва­ли такое вооду­шев­ле­ние и ста­рые испы­тан­ные в похо­дах вои­ны с такой лов­ко­стью изгото­ви­лись мет­нуть дро­ти­ки, что, уве­рив­шись в успеш­ном исхо­де, Све­то­ний подал сиг­нал к нача­лу сра­же­ния.

37. (1) Сна­ча­ла леги­он, не дви­га­ясь с места, сто­ял за тес­ни­ною, заме­няв­шей ему укреп­ле­ния, но, выпу­стив все свои дро­ти­ки в под­сту­пив­ших на рас­сто­я­ние вер­но­го уда­ра вра­гов, бро­сил­ся на них в бое­вом поряд­ке напо­до­бие кли­на. (2) Столь же стре­ми­тель­ным был натиск вои­нов вспо­мо­га­тель­ных войск; рину­лись на непри­я­те­ля и всад­ни­ки с копья­ми напе­ре­вес, смяв­шие пре­граж­дав­ших им путь и ока­зы­вав­ших сопро­тив­ле­ние. (3) После это­го осталь­ные вра­ги обра­ти­лись в бег­ство, кото­ро­му, одна­ко, меша­ли рас­став­лен­ные повсюду и загро­мож­дав­шие про­хо­ды теле­ги. (4) Наши вои­ны истреб­ля­ли про­тив­ни­ка, не щадя и жен­щин; к грудам чело­ве­че­ских тел добав­ля­лись и тру­пы прон­зен­ных дро­ти­ка­ми и копья­ми лоша­дей. (5) Одер­жан­ная в тот день победа не усту­па­ет в блес­ке и сла­ве зна­ме­ни­тым победам древ­но­сти. Ведь было истреб­ле­но, как утвер­жда­ют неко­то­рые, немно­гим менее вось­ми­де­ся­ти тысяч бри­тан­цев, тогда как мы поте­ря­ли лишь око­ло четы­рех­сот уби­ты­ми и не намно­го более ране­ны­ми Боудик­ка лиши­ла себя жиз­ни ядом. (6) А пре­фект лаге­ря вто­ро­го леги­о­на Пений Постум, узнав об успеш­ных дей­ст­ви­ях вои­нов четыр­на­дца­то­го и два­дца­то­го леги­о­нов, сра­зил себя мечом, ибо лишил свой леги­он той же сла­вы, не выпол­нив, вопре­ки воин­ско­му уста­ву, при­ка­за пол­ко­во­д­ца.

38. (1) Затем для завер­ше­ния вой­ны все вой­ско было сосре­дото­че­но в одном месте, где содер­жа­лось в зим­них палат­ках. Цезарь уси­лил его, напра­вив из Гер­ма­нии под­креп­ле­ния — две тыся­чи леги­о­не­ров, восемь когорт вспо­мо­га­тель­ных войск и тыся­чу всад­ни­ков. Леги­о­не­ры были исполь­зо­ва­ны для попол­не­ния девя­то­го леги­о­на, (2) а когор­ты и кон­ни­ца раз­ме­ще­ны на зимов­ку во вновь устро­ен­ном лаге­ре, и зем­ли всех подо­зри­тель­ных или откры­то враж­деб­ных наро­дов рим­ское вой­ско под­верг­ло опу­сто­ше­нию огнем и мечом. (3) Но боль­ше все­го бри­тан­цы стра­да­ли от голо­да, ибо своевре­мен­но не поза­бо­ти­лись о посе­вах и пото­му, что и ста­рые и моло­дые отпра­ви­лись на вой­ну, и пото­му, что рас­счи­ты­ва­ли на захват наших про­до­воль­ст­вен­ных скла­дов. (4) И все же эти неукро­ти­мые пле­ме­на затя­ги­ва­ли сопро­тив­ле­ние, так как при­слан­ный вза­мен Ката Юлий Клас­си­ци­ан, непри­яз­нен­но отно­сясь к Све­то­нию, из лич­ной враж­ды пре­пят­ст­во­вал обще­му бла­гу, сея слу­хи о том, что вско­ре дол­жен при­быть новый легат, кото­рый без зло­бы к про­тив­ни­ку и свой­ст­вен­но­го победи­те­лю высо­ко­ме­рия мило­сти­во отне­сет­ся к сдав­шим­ся. (5) Одно­вре­мен­но он писал в Рим, чтобы там не жда­ли ско­ро­го пре­кра­ще­ния бое­вых дей­ст­вий, если не будет назна­чен пре­ем­ник Све­то­нию, чьи неуда­чи он объ­яс­нял его непри­год­но­стью, а успе­хи — бла­го­при­ят­ст­во­ва­ни­ем судь­бы.

39. (1) Итак, чтобы обсле­до­вать поло­же­ние в Бри­та­нии, туда был направ­лен воль­ноот­пу­щен­ник Поли­к­лит, на кото­ро­го Нерон воз­ла­гал боль­шие надеж­ды, рас­счи­ты­вая, что его вли­я­ние смо­жет не толь­ко уста­но­вить согла­сие меж­ду лега­том и про­ку­ра­то­ром, но и вне­сти успо­ко­е­ние в непо­кор­ные души вар­ва­ров. (2) Поли­к­лит не замед­лил отпра­вить­ся в путь; на Ита­лию и Гал­лию он про­из­вел впе­чат­ле­ние пыш­но­стью и мно­го­чис­лен­но­стью сопро­вож­дав­ших его, а пере­плыв Оке­ан, вну­шил страх и нашим вои­нам: (3) но вра­ги, у кото­рых тогда еще цари­ла никем не стес­ня­е­мая сво­бо­да и кото­рым было неве­до­мо могу­ще­ство воль­ноот­пу­щен­ни­ков, сме­я­лись над ним и пора­жа­лись тому, что пол­ко­во­дец и вой­ско, завер­шив­шие такую вой­ну, пови­ну­ют­ся каким-то рабам. (4) Одна­ко обо всем он доло­жил импе­ра­то­ру в смяг­чен­ных выра­же­ни­ях; за Све­то­ни­ем было остав­ле­но руко­вод­ство дела­ми, но так как после это­го он поте­рял на бере­гу несколь­ко кораб­лей с греб­ца­ми, что было сочте­но свиде­тель­ст­вом про­дол­жаю­щей­ся вой­ны, ему было при­ка­за­но сдать вой­ско закон­чив­ше­му срок сво­его кон­суль­ства Пет­ро­нию Тур­пи­ли­а­ну. (5) Тот, не раз­дра­жая вра­гов и не тре­во­жи­мый ими, пре­бы­вал в лени­вом без­дей­ст­вии, кото­ро­му при­сво­ил бла­го­при­стой­ное наиме­но­ва­ние мира,

40. (1) В том же году в Риме были совер­ше­ны два выдаю­щих­ся пре­ступ­ле­ния, одно — сена­то­ром, дру­гое — дерз­ким рабом. Быв­ший пре­тор Доми­ций Бальб, и вслед­ст­вие пре­клон­но­го воз­рас­та, и вслед­ст­вие без­дет­но­сти, при боль­шом богат­стве был без­за­щи­тен про­тив зло­коз­нен­ных пося­га­тельств на его соб­ст­вен­ность. (2) И вот его род­ст­вен­ник Вале­рий Фаби­ан, кото­ро­му был открыт путь к заня­тию выс­ших долж­но­стей в государ­стве, под­де­лал его заве­ща­ние с ведо­ма и при содей­ст­вии рим­ских всад­ни­ков Вини­ция Руфи­на и Терен­ция Лен­ти­на. Те, в свою оче­редь, при­влек­ли к соуча­стию Анто­ния При­ма и Ази­ния Мар­цел­ла. (3) Анто­ний отли­чал­ся реши­тель­но­стью и дер­зо­стью, Мар­целл был пра­вну­ком зна­ме­ни­то­го Ази­ния Пол­ли­о­на и мог бы счи­тать­ся непло­хим чело­ве­ком, если бы не нахо­дил бед­ность худ­шим из зол. (4) Итак, Фаби­ан скреп­ля­ет заве­ща­ние печа­тя­ми упо­мя­ну­тых мною и дру­гих менее вид­ных соучаст­ни­ков это­го дела. (5) Под­лог был изоб­ли­чен в сена­те, и Фаби­ан, а так­же Анто­ний с Руфи­ном и Терен­ци­ем осуж­да­ют­ся по Кор­не­ли­е­ву зако­ну²³. Мар­цел­ла изба­ви­ли боль­ше от нака­за­ния, чем от бес­че­стия, ува­же­ние к памя­ти его пред­ков и заступ­ни­че­ство Цеза­ря.

41. (1) Сра­зил этот день и Пом­пея Эли­а­на, моло­до­го чело­ве­ка, про­шед­ше­го кве­сту­ру; ему, как знав­ше­му о пре­ступ­ных дея­ни­ях Фаби­а­на, было запре­ще­но про­жи­вать в Ита­лии и Испа­нии, кото­рая была его роди­ной. (2) Тако­му же бес­че­стию под­верг­ся Вале­рий Пон­тик, кото­рый, дабы вос­пре­пят­ст­во­вать при­вле­че­нию винов­ных к ответ­ст­вен­но­сти через пре­фек­та горо­да Рима, обра­тил­ся с их обви­не­ни­ем к пре­то­ру, при­кры­ва­ясь зако­на­ми и наме­ре­ва­ясь высту­пить на суде таким обра­зом, чтобы изба­вить их от заслу­жен­ной кары. (3) В сенат­ском поста­нов­ле­нии по его делу было добав­ле­но, что винов­ные в подоб­ном сго­во­ре — и под­куп­лен­ный, и под­ку­пив­ший — под­ле­жат тако­му же нака­за­нию, какое назна­ча­ет­ся уго­лов­ным судом за кле­вет­ни­че­ское обви­не­ние²⁴.

42. (1) Немно­го позд­нее пре­фек­та горо­да Рима Педа­ния Секун­да убил его соб­ст­вен­ный раб, то ли из-за того, что, усло­вив­шись отпу­стить его за выкуп на волю, Секунд отка­зал ему в этом, то ли пото­му, что убий­ца, охва­чен­ный стра­стью к маль­чи­ку, не потер­пел сопер­ни­ка в лице сво­его гос­по­ди­на. (2) И когда в соот­вет­ст­вии с древним уста­нов­ле­ни­ем²⁵ всех про­жи­вав­ших с ним под одним кро­вом рабов собра­ли, чтобы вести на казнь, сбе­жал­ся про­стой народ, всту­пив­ший­ся за столь­ких ни в чем не повин­ных, и дело дошло до улич­ных бес­по­ряд­ков и сбо­рищ перед сена­том, в кото­ром так­же нашлись реши­тель­ные про­тив­ни­ки столь непо­мер­ной стро­го­сти, хотя боль­шин­ство сена­то­ров пола­га­ло, что суще­ст­ву­ю­щий порядок не под­ле­жит изме­не­нию. Из чис­ла послед­них при пода­че голо­сов высту­пил со сле­дую­щей речью Гай Кас­сий:

43. (1) «Я часто при­сут­ст­во­вал, отцы сена­то­ры, в этом собра­нии, когда пред­ла­га­лись новые сенат­ские поста­нов­ле­ния в отме­ну ука­зов и зако­нов, остав­ших­ся нам от пред­ков; я не про­ти­вил­ся это­му, и не пото­му, чтобы сомне­вал­ся, что неко­гда все дела реша­лись и луч­ше, и более муд­ро и что пред­ла­гае­мое пре­об­ра­зо­ва­ние ста­ро­го озна­ча­ет пере­ме­ну к худ­ше­му, но чтобы не дума­ли, буд­то в сво­ей чрез­мер­ной люб­ви к древним нра­вам я про­яв­ляю излиш­нее рве­ние. (2) Вме­сте с тем я счи­тал, что, если я обла­даю неко­то­рым вли­я­ни­ем, то не сле­ду­ет рас­тра­чи­вать его в частых воз­ра­же­ни­ях, дабы оно сохра­ни­лось на тот слу­чай, если государ­ству когда-нибудь пона­до­бят­ся мои сове­ты. (3) Ныне при­шла такая пора. У себя в доме убит под­няв­шим на него руку рабом муж, носив­ший кон­суль­ское зва­ние, и никто это­му не поме­шал, никто не опо­ве­стил о гото­вя­щем­ся убий­стве, хотя еще нисколь­ко не поко­леб­лен в силе сенат­ский указ, угро­жаю­щий каз­нью всем про­жи­ваю­щим в том же доме рабам. (4) Поста­но­ви­те, пожа­луй, что они осво­бож­да­ют­ся от нака­за­ния. Кого же тогда защи­тит его поло­же­ние, если оно не спас­ло пре­фек­та горо­да Рима? Кого убе­ре­жет мно­го­чис­лен­ность его рабов, если Педа­ния Секун­да не убе­рег­ли целых четы­ре­ста? Кому при­дут на помощь про­жи­ваю­щие в доме рабы, если они даже под стра­хом смер­ти не обра­ща­ют вни­ма­ния на гро­зя­щие нам опас­но­сти? (5) Или убий­ца и в самом деле, как не сты­дят­ся измыш­лять неко­то­рые, лишь отмстил за свои обиды, пото­му что им были вло­же­ны в сдел­ку уна­сле­до­ван­ные от отца день­ги или у него отня­ли достав­ше­го­ся от дедов раба? Ну что же, в таком слу­чае давай­те про­воз­гла­сим, что, убив сво­его гос­по­ди­на, он посту­пил по пра­ву.

44. (1) Быть может, вы хоти­те, чтобы я при­вел дово­ды в поль­зу того, что было про­ду­ма­но людь­ми, пре­вос­хо­див­ши­ми меня муд­ро­стью? Но если бы нам пер­вым при­шлось выно­сить при­го­вор по тако­му делу, неуже­ли вы пола­га­е­те, что раб, решив­ший­ся убить гос­по­ди­на, ни разу не обро­нил угро­зы, ни о чем не про­го­во­рил­ся в запаль­чи­во­сти? (2) Допу­стим, что он скрыл ото всех свой умы­сел, что при­пас ору­жие без ведо­ма всех осталь­ных. Но неуже­ли ему уда­лось обма­нуть охра­ну, открыть две­ри спаль­ни, вне­сти в нее свет, нако­нец совер­шить убий­ство, и никто ниче­го не заме­тил? (3) Мно­гие ули­ки пред­ше­ст­ву­ют пре­ступ­ле­нию. Если рабам в слу­чае недо­не­се­ния пред­сто­ит погиб­нуть, то каж­дый из нас может жить один сре­ди мно­гих, пре­бы­вать в без­опас­но­сти сре­ди опа­саю­щих­ся друг дру­га, нако­нец знать, что зло­умыш­лен­ни­ков настигнет воз­мездие. (4) Душев­ные свой­ства рабов вну­ша­ли подо­зре­ние нашим пред­кам и в те вре­ме­на, когда они рож­да­лись сре­ди тех же полей и в тех же домах, что мы сами, и с мла­ден­че­ства вос­пи­ты­ва­лись а люб­ви к сво­им гос­по­дам. (5) Но после того как мы ста­ли вла­деть раба­ми из мно­же­ства пле­мен и наро­дов, у кото­рых отлич­ные от наших обы­чаи, кото­рые покло­ня­ют­ся ино­зем­ным свя­ты­ням или не чтят ника­ких, этот сброд не обуздать ина­че, как устра­ше­ни­ем. (6) Но погиб­нут неко­то­рые без­вин­ные? Когда каж­до­го деся­то­го из бежав­ших с поля сра­же­ния засе­ка­ют пал­ка­ми насмерть, жре­бий пада­ет порою и на отваж­но­го. (7) И вооб­ще вся­кое при­мер­ное нака­за­ние, рас­про­стра­ня­е­мое на мно­гих, заклю­ча­ет в себе долю неспра­вед­ли­во­сти, кото­рая, явля­ясь злом для отдель­ных лиц, воз­ме­ща­ет­ся обще­ст­вен­ной поль­зой».

45. (1) Никто не осме­лил­ся высту­пить про­тив Кас­сия, и в ответ ему разда­лись лишь невнят­ные голо­са сожалев­ших об уча­сти тако­го мно­же­ства обре­чен­ных, боль­шин­ство кото­рых бес­спор­но стра­да­ло без­вин­но, и сре­ди них ста­ри­ки, дети, жен­щи­ны; все же взя­ли верх наста­и­вав­шие на каз­ни. (2) Но этот при­го­вор нель­зя было при­ве­сти в испол­не­ние, так как собрав­ша­я­ся тол­па угро­жа­ла взять­ся за кам­ни и факе­лы. (3) Тогда Цезарь, раз­бра­нив народ в осо­бом ука­зе, выста­вил вдоль все­го пути, кото­рым долж­ны были про­сле­до­вать на казнь осуж­ден­ные, воин­ские засло­ны. (4) Цин­го­ний Варрон внес пред­ло­же­ние выслать из Ита­лии про­жи­вав­ших под тем же кро­вом воль­ноот­пу­щен­ни­ков, но прин­цепс вос­про­ти­вил­ся это­му, дабы древ­не­му уста­нов­ле­нию, кото­ро­го не мог­ло смяг­чить мило­сер­дие, жесто­кость не при­да­ла бо́льшую бес­по­щад­ность.

46. (1) При тех же кон­су­лах по жало­бе вифин­цев был осуж­ден на осно­ва­нии зако­на о вымо­га­тель­стве Тарк­ви­тий Приск, что доста­ви­ло боль­шую радость сена­то­рам, не забыв­шим про обви­не­ния, кото­рые он в свое вре­мя воз­вел на сво­его про­кон­су­ла Ста­ти­лия Тав­ра. (2) Квин­том Волу­зи­ем, Секс­ти­ем Афри­ка­ном и Тре­бел­ли­ем Мак­си­мом был про­веден в Гал­лии ценз; Волу­зий и Афри­кан сопер­ни­ча­ли меж­ду собою в знат­но­сти и, пре­не­бре­гая Тре­бел­ли­ем, спо­соб­ст­во­ва­ли тем самым его выдви­же­нию на пер­вое место.

47. (1) В этом году умер Мем­мий Регул; он выде­лял­ся вли­я­тель­но­стью, душев­ной стой­ко­стью и доб­рой сла­вой, насколь­ко это воз­мож­но при все­за­тме­ваю­щем сия­нии импе­ра­тор­ско­го вели­чия, так что даже Нерон, когда зане­мог и окру­жав­шие его льсте­цы при­ня­лись гово­рить, что, если его уне­сет судь­ба, при­дет конец и импе­рии, отве­тил на это, что государ­ству есть на кого опе­реть­ся, и когда они ста­ли допы­ты­вать­ся, на кого имен­но, назвал Мем­мия Регу­ла. (2) Тем не менее Регул остал­ся жив, защи­щае­мый сво­ею без­де­я­тель­но­стью и тем, что знат­ность его была недав­не­го про­ис­хож­де­ния, а состо­я­ние не тако­во, чтобы воз­буж­дать зависть. (3) В том же году Нерон освя­тил гим­на­сий и с гре­че­ской щед­ро­стью выдал олив­ко­вое мас­ло всад­ни­кам и сена­ту.

48. (1) В кон­суль­ство Пуб­лия Мария и Луция Афи­ния²⁶ пре­тор Анти­стий, кото­рый, как я упо­ми­нал выше, зло­употре­бил вла­стью в быт­ность народ­ным три­бу­ном²⁷, зани­мал­ся писа­ни­ем сти­хов в поно­ше­ние прин­цеп­су и огла­сил их в мно­го­люд­ном собра­нии на пиру у Осто­рия Ска­пу­лы. (2) Об этом донес как об оскорб­ле­нии вели­чия Кос­су­ци­ан Капи­тон, кото­ро­му неза­дол­го пред тем по хода­тай­ству его тестя Тигел­ли­на было воз­вра­ще­но сена­тор­ское досто­ин­ство. (3) Тогда, в пер­вый раз при Нероне, был вос­ста­нов­лен в силе этот закон, при­чем счи­та­лось, что в дан­ном слу­чае пре­сле­ду­ет­ся не столь­ко цель погу­бить Анти­стия, сколь­ко воз­мож­ность доста­вить импе­ра­то­ру все­об­щее одоб­ре­ние, ибо дума­ли, что, вос­поль­зо­вав­шись три­бун­скою вла­стью для отме­ны выне­сен­но­го сена­том смерт­но­го при­го­во­ра, он пода­рит жизнь осуж­ден­но­му. (4) И хотя вызван­ный для дачи свиде­тель­ских пока­за­ний Осто­рий заявил, что он ниче­го не слы­хал, пове­ри­ли свиде­те­лям, утвер­ждав­шим про­тив­ное; и кон­сул на буду­щий срок Юний Марулл пред­ло­жил отре­шить под­суди­мо­го от пре­ту­ры и пре­дать его смер­ти по при­ня­то­му у пред­ков спо­со­бу. (5) Это пред­ло­же­ние под­дер­жа­ли все, кро­ме Тра­зеи Пета, кото­рый воздал Цеза­рю вели­чай­ший почет, ибо, со всей суро­во­стью осудив Анти­стия, заявил, что при столь выдаю­щем­ся прин­цеп­се, не свя­зан­ный ника­ки­ми посто­рон­ни­ми сооб­ра­же­ни­я­ми сенат не дол­жен выно­сить такое поста­нов­ле­ние, сколь бы его ни заслу­жи­вал под­суди­мый. (6) Палач и пет­ля уже дав­но ото­шли в про­шлое, и мера нака­за­ния пред­у­смат­ри­ва­ет­ся соот­вет­ст­ву­ю­щи­ми зако­на­ми, на осно­ва­нии кото­рых, а не в зави­си­мо­сти от сви­ре­по­сти судей и на бес­че­стье сво­е­му вре­ме­ни и назна­чал­ся кара. (7) И чем доль­ше, после того как иму­ще­ство осуж­ден­но­го под­верг­нет­ся кон­фис­ка­ции, он будет вла­чить на ост­ро­ве отя­го­щен­ную пре­ступ­ле­ни­ем жизнь, тем более жал­ким он станет как лич­ность, являя собой вме­сте с тем вели­чай­ший при­мер снис­хо­ди­тель­но­сти со сто­ро­ны государ­ства.

49. (1) Сво­бо­до­мыс­лие Тра­зеи сло­ми­ло рабо­ле­пие осталь­ных, и после того как кон­су­лом было дано раз­ре­ше­ние на дис­цес­сию²⁸, за Тра­зе­ей после­до­вал весь сенат, кро­ме немно­гих льсте­цов Наи­бо­лее рев­ност­ным из них был Авл Вител­лий, кото­рый посто­ян­но напа­дал с бра­нью на чест­ней­ших людей и, полу­чив отпор, тот­час же смол­кал, как это свой­ст­вен­но тру­сам. (2) Тем не менее кон­су­лы, не решив­шись окон­ча­тель­но офор­мить сенат­ское поста­нов­ле­ние, огра­ни­чи­лись сооб­ще­ни­ем его Цеза­рю, ука­зав, что оно при­ня­то подав­ля­ю­щим боль­шин­ст­вом. (3) Колеб­лясь меж­ду сдер­жан­но­стью и гне­вом, тот неко­то­рое вре­мя помед­лил с отве­том и нако­нец напи­сал, что Анти­стий, не пре­тер­пев от него ника­кой обиды и безо вся­ко­го пово­да с его сто­ро­ны, нанес ему наи­тяг­чай­шие оскорб­ле­ния; от сена­та потре­бо­ва­ли воздать за них долж­ною мерой, и было бы спра­вед­ли­во, если бы он опре­де­лил ему нака­за­ние сооб­раз­но зна­чи­тель­но­сти про­ступ­ка. (4) Впро­чем, он, наме­ре­вав­ший­ся вос­пре­пят­ст­во­вать суро­во­сти при­го­во­ра, нико­им обра­зом не вос­пре­ща­ет уме­рен­но­сти; пусть сена­то­ры реша­ют, как им будет угод­но; боль­ше того, им не воз­бра­ня­ет­ся и пол­но­стью оправ­дать под­суди­мо­го. (5) По огла­ше­нии это­го и подоб­но­го это­му, невзи­рая на явно выра­жен­ное Неро­ном неудо­воль­ст­вие, ни кон­су­лы не внес­ли изме­не­ний в остав­лен­ный ими по это­му делу доклад, ни Тра­зея не отка­зал­ся от сво­его пред­ло­же­ния, как не отсту­пи­лись от него и все дав­шие ему свое одоб­ре­ние, — часть, чтобы их не запо­до­зри­ли в том, что они умыш­лен­но навле­ка­ют на прин­цеп­са непри­язнь, боль­шин­ство — чер­пая уве­рен­ность в сво­ей мно­го­чис­лен­но­сти, а Тра­зея — в силу все­гдаш­ней твер­до­сти духа и чтобы не уро­нить себя в общем мне­нии.

50. (1) Подоб­ное же обви­не­ние погу­би­ло и Фаб­ри­ция Вей­ен­то­на, напи­сав­ше­го кни­гу, пол­ную выпа­дов про­тив сена­то­ров и жре­цов и назван­ную им Заве­ща­ни­ем²⁹. Обви­ни­тель его Тул­лий Гемин ука­зы­вал и на то, что Вей­ен­тон про­да­вал мило­сти прин­цеп­са и пра­во на заня­тие выс­ших государ­ст­вен­ных долж­но­стей. (2) Это и было при­чи­ною, побудив­шей Неро­на взять на себя раз­би­ра­тель­ство его дела. Изоб­ли­чив Вей­ен­то­на, прин­цепс изгнал его Ита­лии и пове­лел сжечь его кни­гу, ста­ра­тель­но разыс­ки­вав­шу­ю­ся и читав­шу­ю­ся, пока доста­вать ее было небез­опас­но; в даль­ней­шем воз­мож­ность откры­то иметь ее у себя быст­ро при­нес­ла ей забве­ние.

51. (1) В то вре­мя как обще­ст­вен­ные бед­ст­вия с каж­дым днем ста­но­ви­лись все тягост­нее, государ­ство теря­ло тех, кто мог бы с ними бороть­ся: скон­чал­ся Бурр, неяс­но — от болез­ни или от яда. (2) Гово­рив­шие о болез­ни осно­вы­ва­лись на том, что у него в гор­ле мед­лен­но раз­рас­та­лась затруд­няв­шая дыха­ние опу­холь. (3) Дру­гие, и их боль­шин­ство, утвер­жда­ли, что по при­ка­за­нию Неро­на ему под видом лече­ния сма­за­ли нёбо губи­тель­ною отра­вой, и Бурр, пони­мая, что он зло­дей­ски отрав­лен, когда прин­цепс при­шел его наве­стить, даже не взгля­нул на него, и на вопрос, как он себя чув­ст­ву­ет, огра­ни­чил­ся крат­ким отве­том: «Что до меня, то я чув­ст­вую себя хоро­шо». (4) В Риме о нем горь­ко сожа­ле­ли, пом­ня его досто­ин­ства и видя перед собою без­де­я­тель­ную бла­го­на­ме­рен­ность одно­го из его пре­ем­ни­ков и без­гра­нич­ную под­лость дру­го­го. (5) Во гла­ве пре­то­ри­ан­ских когорт Цезарь поста­вил дво­их — Фения Руфа, кото­рый поль­зо­вал­ся любо­вью про­сто­го наро­да, ибо, ведая про­до­воль­ст­вен­ным снаб­же­ни­ем Рима, про­яв­лял бес­ко­ры­стие, и Софо­ния Тигел­ли­на, при­влек­ше­го Неро­на сво­им обще­из­вест­ным рас­пут­ст­вом. (6) В даль­ней­шем мол­ва о них соот­вет­ст­во­ва­ла их нра­вам. Тигел­лин поль­зо­вал­ся бо́льшим рас­по­ло­же­ни­ем прин­цеп­са, и он допу­стил его к уча­стию в сво­ем самом сокро­вен­ном раз­вра­те, а Руфа люби­ли в наро­де и сре­ди вои­нов, и это вызы­ва­ло непри­язнь к нему Неро­на.

52. (1) Смерть Бур­ра сло­ми­ла вли­я­ние Сене­ки, ибо доб­рые пра­ви­ла, кото­рые они оба вну­ша­ли Неро­ну, с устра­не­ни­ем одно­го из них утра­чи­ва­ли для него силу, и он стал при­бли­жать к себе недо­стой­ных людей. (2) А те воз­во­ди­ли на Сене­ку все­воз­мож­ные обви­не­ния, гово­ря, что он про­дол­жа­ет нара­щи­вать свое огром­ное, пре­вы­шаю­щее вся­кую меру для част­но­го лица состо­я­ние, что домо­га­ет­ся рас­по­ло­же­ния граж­дан, что кра­сотою и рос­ко­шью сво­их садов и поме­стий пре­вос­хо­дит само­го прин­цеп­са. (3) Упре­ка­ли они Сене­ку так­же и в том, что сла­ву крас­но­ре­чи­во­го ора­то­ра он при­сва­и­ва­ет толь­ко себе одно­му и стал чаще писать сти­хи после того как к их сочи­не­нию при­стра­стил­ся Нерон. (4) Откры­то осуж­дая раз­вле­че­ния прин­цеп­са, он ума­ля­ет его уме­ние пра­вить лошадь­ми на риста­ли­ще и насме­ха­ет­ся над пере­ли­ва­ми его голо­са вся­кий раз, когда тот поет. (5) Доко­ле же будет счи­тать­ся, что все досто­слав­ное в государ­стве обя­за­тель­но исхо­дит от Сене­ки? (6) Отро­че­ство Неро­на ото­шло в про­шлое, и он всту­пил в цве­ту­щую пору юно­сти: так пусть он изба­вит­ся, нако­нец, от докуч­но­го руко­во­ди­те­ля, — у него не будет недо­стат­ка в про­све­щен­ных настав­ни­ках в лице его пред­ков.

53. (1) Сене­ка не остал­ся в неведе­нии отно­си­тель­но поно­сив­ших его, ибо ему сооб­щи­ли о них те, в ком не угас­ли чест­ные побуж­де­ния, и, видя к тому же, что Цезарь все упор­нее избе­га­ет бли­зо­сти с ним, попро­сил его уде­лить ему вре­мя для беседы и, полу­чив согла­сие, начал сле­дую­щим обра­зом: (2) «Уже четыр­на­дца­тый год, Цезарь, как мне были дове­ре­ны воз­ла­гав­ши­е­ся на тебя надеж­ды и вось­мой — как ты дер­жишь в сво­их руках вер­хов­ную власть³⁰. За эти годы ты осы­пал меня столь­ки­ми поче­стя­ми и таки­ми богат­ства­ми, что мое­му сча­стью не хва­та­ет лишь одно­го — меры. (3) При­ве­ду поучи­тель­ный при­мер, отно­ся­щий­ся не к мое­му, а к тво­е­му поло­же­нию. Твой пра­дед Август доз­во­лил Мар­ку Агрип­пе уеди­нить­ся в Мити­ле­нах, а Гаю Меце­на­ту, не покидая горо­да, жить настоль­ко вда­ли от дел, как если бы он пре­бы­вал на чуж­бине; один — его това­рищ по вой­нам, дру­гой — не менее потрудив­ший­ся в Риме полу­чи­ли от него хоть и очень зна­чи­тель­ные, но вполне заслу­жен­ные награ­ды. (4) А я что иное мог пред­ло­жить тво­ей щед­ро­сти, кро­ме пло­дов моих усерд­ных заня­тий, взра­щен­ных, мож­но ска­зать, в тени и полу­чив­ших извест­ность лишь отто­го, что меня счи­та­ют настав­ни­ком тво­е­го дет­ства, и это — вели­кая награ­да за них. (5) Но ты, сверх того, доста­вил мне столь бес­пре­дель­ное вли­я­ние и столь несмет­ные день­ги, что я посто­ян­но сам себя спра­ши­ваю: я ли, из всад­ни­че­ско­го сосло­вия и родом из про­вин­ции, чис­люсь сре­ди пер­вых людей Рим­ско­го государ­ства? Я ли, без­вест­ный при­ше­лец, воз­бли­стал сре­ди зна­ти, кото­рая по пра­ву гор­дит­ся пред­ка­ми, из поко­ле­ния в поко­ле­ние зани­мав­ши­ми выс­шие долж­но­сти? Где же мой дух, доволь­ст­ву­ю­щий­ся немно­гим? (6) Не он ли выра­щи­ва­ет такие сады, и шест­ву­ет в этих при­го­род­ных поме­стьях, и вла­де­ет таки­ми про­сто­ра­ми полей, и полу­ча­ет столь­ко дохо­дов с денег, отдан­ных в рост? И един­ст­вен­ное оправ­да­ние, кото­рое я для себя нахо­жу, это то, что мне не подо­ба­ло отвер­гать дару­е­мое тобой.

54. (1) Но и ты, и я уже исчер­па­ли меру того, что прин­цепс может пожа­ло­вать при­бли­жен­но­му, а при­бли­жен­ный при­нять от прин­цеп­са; все пре­вы­шаю­щее ее умно­жа­ет зависть. (2) Конеч­но, она, как и все смерт­ное, ниже тво­е­го вели­чия, но я под­вер­га­юсь ее напад­кам, и меня сле­ду­ет изба­вить от них. (3) И подоб­но тому как, обес­силев в бою или в похо­де, я стал бы про­сить о под­держ­ке, так и теперь, достиг­нув на жиз­нен­ном пути ста­ро­сти и утра­тив спо­соб­ность справ­лять­ся даже с лег­ки­ми забота­ми, я не могу более нести бре­мя сво­его богат­ства и взы­ваю к тебе о помо­щи. (4) Пове­ли сво­им про­ку­ра­то­рам рас­по­рядить­ся моим иму­ще­ст­вом, вклю­чить его в твое досто­я­ние. Я не вверг­ну себя в бед­ность, но отдав то, что стес­ня­ет меня сво­им блес­ком, я уде­лю моей душе вре­мя, погло­щае­мое заботою о садах и поме­стьях. (5) Ты полон сил и в тече­ние столь­ких лет видел, как над­ле­жит поль­зо­вать­ся вер­хов­ною вла­стью; а мы, ста­рые твои при­бли­жен­ные, впра­ве наста­и­вать, чтобы ты отпу­стил нас на покой. И тебе послу­жит толь­ко ко сла­ве, что ты воз­нес пре­вы­ше все­го таких людей, кото­рые могут обхо­дить­ся и малым».

55. (1) На это Нерон отве­тил при­бли­зи­тель­но так: «Тем, что я могу тут же, без под­готов­ки, воз­ра­жать на твою обду­ман­ную зара­нее речь, я преж­де все­го обя­зан тебе, научив­ше­му меня гово­рить не толь­ко о пред­у­смот­рен­ном, но и о непред­виден­ном. (2) Мой пра­пра­дед Август, дей­ст­ви­тель­но, доз­во­лил Агрип­пе и Меце­на­ту уйти на покой после поне­сен­ных ими трудов, но это было сде­ла­но им в таком воз­расте, ува­же­ние к кото­ро­му защи­ща­ло все, что бы он им ни пре­до­ста­вил; к тому же он не ото­брал у них пожа­ло­ван­но­го в награ­ду. (3) Они ее заслу­жи­ли похо­да­ми и опас­но­стя­ми, в кото­рых про­хо­ди­ла моло­дость Авгу­ста; (4) и твой меч и рука не оста­ви­ли бы меня, если бы мне при­шлось употре­бить ору­жие; но так как обсто­я­тель­ства того вре­ме­ни тре­бо­ва­ли дру­го­го, ты опе­кал мое отро­че­ство и затем юность вра­зум­ле­ни­ем, сове­та­ми, настав­ле­ни­я­ми. (5) И то, чем ты меня ода­рил, пока я жив, не умрет, тогда как пре­до­став­лен­ное мною тебе — сады, поме­стья, дохо­ды — под­вер­же­но пре­врат­но­стям. (6) Пусть я был щедр к тебе, но ведь очень мно­гие, не обла­дав­шие и малой долей тво­их досто­инств, вла­де­ли бо́льшим, чем ты. (7) Стыд­но назы­вать воль­ноот­пу­щен­ни­ков, кото­рые бога­че тебя. И меня застав­ля­ет крас­неть, что ты, к кото­ро­му я питаю при­вя­зан­ность как к нико­му дру­го­му, все еще не пре­вос­хо­дишь всех осталь­ных сво­им состо­я­ни­ем.

56. (1) К тому же и ты вовсе не в таком воз­расте, кото­рый лиша­ет воз­мож­но­сти зани­мать­ся дела­ми и наслаж­дать­ся пло­да­ми их, и мы еще в самом нача­ле наше­го власт­во­ва­ния. Или ты нахо­дишь, что тебе нель­зя рав­нять­ся с Вител­ли­ем, кото­рый три­жды был кон­су­лом, а мне — с Клав­ди­ем и что я неспо­со­бен дать тебе такое богат­ство, какое Волу­зий ско­пил дли­тель­ной береж­ли­во­стью? (2) Но если кое-когда мы по лег­ко­мыс­лию моло­до­сти откло­ня­ем­ся от пра­виль­но­го пути, то раз­ве ты не зовешь нас назад и не направ­ля­ешь с осо­бен­ною настой­чи­во­стью наши юно­ше­ские силы туда, куда нуж­но, и не укреп­ля­ешь их сво­ею под­держ­кой? (3) И если ты отдашь мне свое досто­я­ние, если поки­нешь прин­цеп­са, то у всех на устах будет не столь­ко твоя уме­рен­ность и само­устра­не­ние от государ­ст­вен­ной дея­тель­но­сти, сколь­ко моя жад­ность и устра­шив­шая тебя жесто­кость. (4) А если и ста­нут пре­воз­но­сить твое бес­ко­ры­стие, то муд­ро­му мужу все-таки не подо­ба­ет искать сла­вы в том, что нано­сит бес­че­стье дру­гу». (5) Ко все­му это­му, создан­ный при­ро­дою, чтобы таить в себе нена­висть, при­кры­вая ее при­твор­ны­ми лас­ка­ми, и изощ­рив­ший в себе эту спо­соб­ность посто­ян­ным ее исполь­зо­ва­ни­ем, он добав­ля­ет объ­я­тия и поце­луи. (6) И Сене­ка в заклю­че­ние их беседы, как это неиз­мен­но про­ис­хо­дит при встре­чах с вла­сти­те­ля­ми, изъ­яв­ля­ет ему бла­го­дар­ность, но вме­сте с тем немед­лен­но поры­ва­ет со сло­жив­шим­ся во вре­ме­на его было­го могу­ще­ства обра­зом жиз­ни: пере­ста­ет при­ни­мать при­хо­дя­щих с при­вет­ст­ви­я­ми, избе­га­ет появ­лять­ся в обще­ст­вен­ных местах в сопро­вож­де­нии мно­гих и ред­ко пока­зы­ва­ет­ся в горо­де, ссы­ла­ясь на то, что его удер­жи­ва­ют дома нездо­ро­вье или фило­соф­ские заня­тия.

57. (1) После паде­ния Сене­ки было нетруд­но устра­нить и Фения Руфа, кото­ро­му вме­ни­ли в вину его бли­зость к Агрип­пине. Меж­ду тем Тигел­лин, день ото дня ста­но­вясь вли­я­тель­нее и счи­тая, что его без­нрав­ст­вен­ность, на кото­рой толь­ко и дер­жа­лось его могу­ще­ство, доста­вит ему еще боль­ший успех, если он свя­жет с собою прин­цеп­са соуча­сти­ем в пре­ступ­ле­ни­ях, начи­на­ет доис­ки­вать­ся, кто ему вну­ша­ет страх, и узнав, что боль­ше все­го он стра­шит­ся Плав­та и Сул­лы, недав­но сослан­ных: Плавт — в про­вин­цию Азию, Сул­ла — в Нар­бонн­скую Гал­лию, обра­ща­ет его вни­ма­ние на выдаю­щу­ю­ся знат­ность обо­их и на то, что они нахо­дят­ся побли­зо­сти от рас­по­ло­же­ния войск, Плавт — ази­ат­ско­го, Сул­ла — гер­ман­ско­го. (2) В отли­чие от Бур­ра он, Тигел­лин, не двое­ду­шен, а дума­ет об одной толь­ко без­опас­но­сти Неро­на; если в Риме ценою его посто­ян­ных уси­лий уда­ет­ся ограж­дать Цеза­ря от зло­на­ме­рен­ных коз­ней, то как пода­вить вол­не­ния в даль­них кра­ях? (3) Гал­лия насто­ро­жи­лась, услы­хав имя, кото­рое носил зна­ме­ни­тый дик­та­тор, и не менее взвол­но­ва­ны наро­ды Азии, узнав­шие, что сре­ди них внук про­слав­лен­но­го Дру­за³¹. (4) Сул­ла беден, и это при­да­ет ему осо­бен­ную дер­зость; при­киды­ва­ясь без­де­я­тель­ным и рав­но­душ­ным, он лишь выжида­ет слу­чая, чтобы решить­ся на все. (5) Плавт, рас­по­ла­гая боль­ши­ми сред­ства­ми, даже не при­тво­ря­ет­ся, что ищет покоя, но откры­то выра­жа­ет свое пре­кло­не­ние перед древни­ми рим­ля­на­ми, во всем под­ра­жа­ет им и усво­ил высо­ко­ме­рие стои­че­ской шко­лы, при­вер­жен­цы кото­рой отли­ча­ют­ся вызы­ваю­щим само­воль­ст­вом. И про­мед­ле­ния не было. (6) На шестой день убий­цы выса­жи­ва­ют­ся в Мас­си­лии и, преж­де чем их при­бы­тие мог­ло вызвать тре­во­гу и тол­ки, уби­ва­ют воз­ле­жав­ше­го за обеден­ным сто­лом Сул­лу. Его голо­ва была достав­ле­на в Рим, и Нерон, взгля­нув на нее, изде­ва­тель­ски заме­тил, что ее пор­тит ран­няя седи­на.

58. (1) Столь же скрыт­но под­гото­вить убий­ство Плав­та не уда­лось, и пото­му что его без­опас­ность забо­ти­ла мно­гих, и пото­му что дол­гий путь по суше и морю бла­го­при­ят­ст­во­вал рас­про­стра­не­нию слу­хов; и в горо­де³² гово­ри­ли, буд­то Плавт отпра­вил­ся к Кор­бу­ло­ну, началь­ст­во­вав­ше­му тогда боль­шим вой­ском и, раз уже нача­лось истреб­ле­ние зна­ме­ни­тых и ни в чем не повин­ных мужей, как никто дру­гой спо­соб­но­му дать отпор. (2) Тол­ко­ва­ли и о том, что из пре­дан­но­сти моло­до­му чело­ве­ку про­вин­ция Азии взя­лась за ору­жие, что вои­ны, послан­ные его умерт­вить, не выпол­нив при­ка­за­ния то ли из-за того, что их чис­лен­ность ока­за­лась недо­ста­точ­ной или по нере­ши­тель­но­сти, при­мкну­ли к вос­став­шим. (3) Весь этот вздор, как и вся­кая мол­ва, обрас­тал новы­ми выдум­ка­ми, при­со­чи­ня­е­мы­ми на досу­ге вестов­щи­ка­ми; досто­вер­но лишь то, что воль­ноот­пу­щен­ник Плав­та, опе­ре­див цен­ту­ри­о­на бла­го­да­ря све­же­му попу­т­но­му вет­ру, при­вез ему пись­мо от его тестя Луция Анти­стия: пока не исчер­па­на воз­мож­ность борь­бы, он не дол­жен без сопро­тив­ле­ния отда­вать свою жизнь; ува­же­ние к его слав­но­му име­ни доста­вит ему под­держ­ку чест­ных людей, и он спло­тит вокруг себя сме­лых. Не сле­ду­ет пре­не­бре­гать ничем, что может ему помочь. (4) Если он суме­ет про­ти­во­сто­ять шести­де­ся­ти вои­нам (имен­но столь­ко их было в пути), пока доне­се­ние об этом дой­дет до Неро­на, пока будет направ­лен дру­гой отряд, про­изой­дет мно­го собы­тий, вплоть до того, что может раз­ра­зить­ся вой­на. (5) Нако­нец, после­до­вав пре­по­дан­но­му ему сове­ту, он или спа­сет­ся, или, отваж­но сра­жа­ясь, пре­тер­пит не боль­ше, чем трус.

59. (1) Но Плав­та эти дово­ды не убеди­ли, пото­му ли, что он не рас­счи­ты­вал, чтобы ему, без­оруж­но­му и изгнан­ни­ку, кто-либо ока­зал помощь, или ему было не по душе тешить себя сомни­тель­ны­ми надеж­да­ми, или, нако­нец, из люб­ви к жене и детям, ибо он счи­тал, что прин­цепс отне­сет­ся к ним более мило­сти­во, если не будет раз­дра­жен ока­зан­ным сопро­тив­ле­ни­ем. (2) Иные пере­да­ют, что Плавт полу­чил от тестя вто­рое пись­мо, в кото­ром тот сооб­щал, что угро­за мино­ва­ла; что фило­со­фы Керан, родом грек, и Музо­ний — туск, сове­то­ва­ли ему пред­по­честь муже­ст­вен­ную смерть жиз­ни в неуве­рен­но­сти и стра­хе. (3) Извест­но, что он был застиг­нут убий­ца­ми в пол­день раздев­шим­ся для телес­ных упраж­не­ний. Таким и пора­зил его цен­ту­ри­он в при­сут­ст­вии евну­ха Пела­го­на, кото­ро­му Нерон под­чи­нил цен­ту­ри­о­на с мани­пу­лом как тело­хра­ни­те­лей при цар­ском упол­но­мо­чен­ном. (4) Голо­ва уби­то­го была достав­ле­на в Рим. Посмот­рев на нее (я пере­дам под­лин­ные сло­ва прин­цеп­са), Нерон ска­зал: «Зачем…»³³, — и, изба­вив­шись от стра­ха, при­ни­ма­ет меры для уско­ре­ния отло­жен­ной из-за опа­се­ний это­го рода свадь­бы с Поппе­ей и уда­ле­ния от себя сво­ей супру­ги Окта­вии, кото­рая, сколь скром­но и неза­мет­но ни дер­жа­ла себя, тяго­ти­ла его, как посто­ян­ное напо­ми­на­ние об отце и вслед­ст­вие рас­по­ло­же­ния к ней наро­да. (5) Сена­ту он направ­ля­ет пись­мо, в кото­ром не при­зна­ет­ся в умерщ­вле­нии Сул­лы и Плав­та и гово­рит толь­ко о том, что, хотя они оба и испол­не­ны мятеж­но­го духа, он зор­ко следит за без­опас­но­стью государ­ства. (6) На этом осно­ва­нии сена­то­ры опре­де­ли­ли назна­чить молеб­ст­вия и исклю­чить Сул­лу и Плав­та из соста­ва сена­та — изде­ва­тель­ство еще более гнус­ное, чем самое зло­де­я­ние.

60. (1) Полу­чив это сенат­ское поста­нов­ле­ние и увидев, что все его пре­ступ­ле­ния при­ни­ма­ют­ся как выдаю­щи­е­ся дея­ния, Нерон изго­ня­ет Окта­вию, объ­явив, что она бес­плод­на, и тот­час же соче­та­ет­ся бра­ком с Поппе­ей. (2) Та, дол­гое вре­мя его налож­ни­ца, помы­кав­шая им спер­ва как любов­ни­ком, потом как мужем, побуж­да­ет неко­е­го из слуг Окта­вии обви­нить ее в пре­лю­бо­дей­ной свя­зи с рабом. (3) И измыш­ля­ет­ся, что с нею сожи­тель­ст­во­вал раб по име­ни Эвкер, родом алек­сан­дри­ец, искус­ный флей­тист. (4) По это­му делу под­верг­лись допро­сам рабы­ни, и неко­то­рые из них были настоль­ко истер­за­ны пыт­кой, что под­твер­ди­ли под­лый навет; боль­шин­ство, одна­ко, отста­и­ва­ло без­упреч­ность цело­муд­рия сво­ей гос­по­жи, и одна из них заяви­ла тре­бо­вав­ше­му от нее лжи­во­го пока­за­ния Тигел­ли­ну, что жен­ские орга­ны Окта­вии чище, чем его рот. (5) И все-таки Окта­вию под пред­ло­гом раз­во­да сна­ча­ла уда­ля­ют из импе­ра­тор­ско­го двор­ца, отдав ей во вла­де­ние дом Бур­ра, поме­стья Плав­та — дары, не сулив­шие ниче­го хоро­ше­го, — а затем высы­ла­ют в Кам­па­нию, где дер­жат под стра­жей. (6) Ее судь­ба вызы­ва­ет частые и откро­вен­ные сето­ва­ния в наро­де, кото­рый менее осто­ро­жен и кото­ро­му по при­чине ничто­же­ства его поло­же­ния угро­жа­ет мень­ше опас­но­стей. Этим…³⁴ буд­то бы рас­ка­яв­ший­ся в дур­ном поступ­ке Нерон сно­ва при­знал Окта­вию сво­ею супру­гой.

61. (1) И вот лику­ю­щие рим­ляне под­ни­ма­ют­ся на Капи­то­лий и, нако­нец, сно­ва обра­ща­ют к богам бла­годар­ст­вен­ные молит­вы. Поверг­нув ста­туи Поппеи, они при­но­сят на пле­чах изо­бра­же­ния Окта­вии, осы­па­ют их цве­та­ми, уста­нав­ли­ва­ют на фору­ме и в хра­мах. (2) Затем тол­па направ­ля­ет­ся воздать хва­лу прин­цеп­су. И она уже запол­ни­ла и огла­ша­ла при­вет­ст­вен­ны­ми кли­ка­ми весь Пала­тин, как вдруг появ­ля­ют­ся выслан­ные про­тив нее воин­ские отряды и раз­го­ня­ют ее плетьми, угро­жая ору­жи­ем. Про­из­веден­ные сму­тою изме­не­ния были устра­не­ны и ста­туи Поппеи постав­ле­ны на преж­них местах. (3) А она, все­гда неисто­вая в гне­ве, а на этот раз и объ­ятая стра­хом, как бы тол­па не пре­да­лась еще бо́льшим бес­чин­ствам и народ­ные вол­не­ния не про­из­ве­ли пере­ме­ны в Нероне, при­па­да­ет к его коле­ням, гово­ря, что для нее дело идет уже не толь­ко о том, чтобы отста­и­вать свое супру­же­ство с ним, хотя и оно ей доро­же жиз­ни, но самую жизнь от угро­жаю­щих рас­пра­вить­ся с нею кли­ен­тов и рабов Окта­вии, кото­рые, изо­бра­жая собой народ, дерз­ну­ли в мир­ное вре­мя на то, что не часто слу­ча­ет­ся даже во вре­мя вой­ны. (4) Их ору­жие было направ­ле­но про­тив прин­цеп­са, и им лишь не хва­та­ло вождя, а он без труда оты­щет­ся, когда раз­ра­зит­ся мятеж, сто­ит толь­ко Окта­вии поки­нуть Кам­па­нию и напра­вить­ся в Рим: ведь даже в ее отсут­ст­вие доста­точ­но было одно­го ее мано­ве­ния, чтобы вспых­ну­ли бес­по­ряд­ки. (5) В чем же все-таки ее, Поппеи, вина? Кому и чем она нанес­ла обиду? Или тем, что пена­там Цеза­рей даст закон­ных наслед­ни­ков? Или, быть может, рим­ский народ пред­по­чи­та­ет наде­лить импе­ра­тор­ской вла­стью отпрыс­ка еги­пет­ско­го флей­ти­ста? (6) Нако­нец, если так тре­бу­ет­ся для бла­га рим­ско­го государ­ства, пусть он, Нерон, доб­ро­воль­но, а не по при­нуж­де­нию при­зо­вет гос­по­жу³⁵ или в про­тив­ном слу­чае поза­бо­тит­ся о без­опас­но­сти. (7) Бла­го­да­ря долж­но­му отпо­ру и с при­ме­не­ни­ем незна­чи­тель­ных сил пер­вая вспыш­ка была подав­ле­на, но если при­вер­жен­цы Окта­вии уве­рят­ся в том, что она не будет женою прин­цеп­са, они дадут ей супру­га.

62. (1) Эта воз­буж­ден­ная речь, направ­лен­ная к тому, чтобы вызвать в слу­ша­те­ле тре­во­гу и раз­дра­же­ние, испу­га­ла и рас­па­ли­ла гне­вом Неро­на. Обви­не­ние Окта­вии в пре­лю­бо­де­я­нии с рабом нико­му не вну­ша­ло дове­рия и опро­вер­га­лось под­верг­ну­ты­ми допро­сам рабы­ня­ми. (2) И вот ищут кого-нибудь, кто согла­сил­ся бы при­знать­ся в пре­ступ­ной свя­зи с Окта­ви­ей, а вме­сте с тем и в наме­ре­нии захва­тить вер­хов­ную власть. (3) При­год­ным для это­го прин­цепс счел убий­цу его мате­ри Ани­ке­та, сто­яв­ше­го, как я ука­зы­вал выше, во гла­ве Мизен­ско­го флота. К нему после осу­щест­вле­ния это­го зло­де­я­ния он про­яв­лял мало рас­по­ло­же­ния, а в даль­ней­шем про­ник­ся глу­бо­кою нена­ви­стью, ибо послав­шие на пре­ступ­ле­ния видят в их испол­ни­те­лях живой укор для себя. (4) Итак, вызвав его, Цезарь начи­на­ет с упо­ми­на­ния о его преж­ней услу­ге: он один помог прин­цеп­су спа­стись от поку­шав­шей­ся на его жизнь мате­ри; ныне ему пред­став­ля­ет­ся слу­чай заслу­жить не мень­шую его бла­го­дар­ность, содей­ст­вуя в уда­ле­нии враж­деб­ной ему жены. (5) Тут не пона­до­бят­ся ни его рука, ни его меч; ему нуж­но будет лишь при­знать­ся в пре­лю­бо­де­я­нии с Окта­ви­ей. Нерон обе­ща­ет ему пока неглас­ное, но щед­рое воз­на­граж­де­ние и при­ят­ное суще­ст­во­ва­ние вне Ита­лии, и гро­зит, если он отка­жет­ся от это­го пору­че­ния, пре­дать его смер­ти. (6) Ани­кет с при­рож­ден­ным ему без­ду­ши­ем и с тою же лег­ко­стью, с какой шел на преж­ние зло­де­я­ния, измыш­ля­ет и раз­гла­ша­ет даже боль­ше того, что ему было веле­но, в при­сут­ст­вии при­бли­жен­ных прин­цеп­са, собран­ных как бы на сове­ща­ние. После это­го Ани­ке­та отправ­ля­ют в изгна­ние на ост­ров Сар­ди­нию, где он без­бед­но про­жи­вал в ссыл­ке и умер есте­ствен­ной смер­тью.

63. (1) Меж­ду тем Нерон заяв­ля­ет в издан­ном им ука­зе, что, как он дознал­ся, Окта­вия, дабы рас­по­ла­гать фло­том, соблаз­ни­ла его пре­фек­та и, побуж­дае­мая пре­ступ­но­стью этой свя­зи, пре­сек­ла бере­мен­ность (он забыл свое недав­нее утвер­жде­ние, что она бес­плод­на), и зато­ча­ет ее на ост­ро­ве Пан­да­те­рии. (2) Ни одна изгнан­ни­ца не вызы­ва­ла боль­ше­го состра­да­ния у тех, кому при­шлось повидать их соб­ст­вен­ны­ми гла­за­ми. Неко­то­рые еще пом­ни­ли, как Тибе­ри­ем была сосла­на Агрип­пи­на, еще све­жее в памя­ти была судь­ба Юлии, сослан­ной Клав­ди­ем. Но и та и дру­гая под­верг­лись изгна­нию, достиг­нув зре­ло­го воз­рас­та: (3) они обе испы­та­ли радо­сти жиз­ни, и безот­рад­ное насто­я­щее облег­ча­лось для них вос­по­ми­на­ни­ем о былой, луч­шей доле. (4) А для Окта­вии день свадь­бы сра­зу же стал как бы днем ее похо­рон: она всту­пи­ла в супру­же­ство, не при­нес­шее ей ниче­го, кро­ме скор­би: посред­ст­вом яда у нее был отнят отец, а вско­ре после того и брат; затем над гос­по­жою взя­ла верх рабы­ня; потом Нерон, всту­пив в брак с Поппе­ей, тем самым обрек свою преж­нюю жену гибе­ли, и, нако­нец, — послед­нее обви­не­ние, кото­рое тягост­ней самой гибе­ли.

64. (1) Там в окру­же­нии цен­ту­ри­о­нов и вои­нов томи­лась еще не достиг­шая два­дца­ти­лет­не­го воз­рас­та моло­дая жен­щи­на, уже, как пред­ве­ща­ли ее несча­стья, исторг­ну­тая из жиз­ни, но еще не нашед­шая дару­е­мо­го смер­тью успо­ко­е­ния. (2) Про­шло немно­го дней, и ей объ­яв­ля­ют, что она долж­на уме­реть, хотя она уже при­зна­ва­ла себя неза­муж­нею жен­щи­ной и толь­ко сест­рою прин­цеп­са, взы­вая к име­нам их общих пред­ков Гер­ма­ни­ков³⁶ и, нако­нец, Агрип­пи­ны, при жиз­ни кото­рой, пусть в несчаст­ли­вом заму­же­стве, она все же оста­ва­лась живою и невреди­мою. (3) Ее свя­зы­ва­ют и вскры­ва­ют ей вены на руках и ногах; но так как стес­нен­ная стра­хом кровь выте­ка­ла из над­ре­зан­ных мест слиш­ком мед­лен­но, смерть уско­ря­ют паром в жар­ко натоп­лен­ной бане. (4) К это­му зло­де­я­нию была добав­ле­на еще более отвра­ти­тель­ная сви­ре­пость: отре­зан­ную и достав­лен­ную в Рим голо­ву Окта­вии пока­за­ли Поппее. Упо­ми­нать ли нам, что по это­му слу­чаю сенат опре­де­лил дары хра­мам? (5) Да будет пред­уве­дом­лен вся­кий, кому при­дет­ся читать — у нас ли, у дру­гих ли писа­те­лей, — о делах того вре­ме­ни, что сколь­ко бы раз прин­цепс ни осуж­дал на ссыл­ку или на смерть, неиз­мен­но возда­ва­лась бла­го­дар­ность богам, и то, что неко­гда было зна­ме­ни­ем счаст­ли­вых собы­тий, ста­ло тогда пока­за­те­лем обще­ст­вен­ных бед­ст­вий. (6) Впро­чем, мы и впредь не ста­нем умал­чи­вать о сенат­ских поста­нов­ле­ни­ях, содер­жа­щих в себе новый вид лести или осо­бо выдаю­щих­ся сво­им рабо­ле­пи­ем.

65. (1) В том же году Нерон, как пола­га­ют, умерт­вил ядом сво­их вид­ней­ших воль­ноот­пу­щен­ни­ков — Дори­фо­ра, яко­бы про­ти­во­дей­ст­во­вав­ше­го его бра­ку с Поппе­ей, и Пал­лан­та, кото­рый, дожив до глу­бо­кой ста­ро­сти, удер­жи­вал за собою огром­ное состо­я­ние. (2) Тогда же Роман тай­ны­ми доно­са­ми обви­нил Сене­ку в сообщ­ни­че­стве с Гаем Пизо­ном, но Сене­ка одо­лел его, отве­тив изоб­ли­че­ни­ем в том же. Это про­ис­ше­ст­вие устра­ши­ло Пизо­на и спо­соб­ст­во­ва­ло воз­ник­но­ве­нию мно­го­люд­но­го и неудач­но­го заго­во­ра про­тив Неро­на.