Киропедия

Книга V

с.105

(V. 1. 1) Вот так ска­за­ли и сде­ла­ли мидяне. А Кир велел дары, пред­на­зна­чен­ные для Киа­к­са­ра, при­нять и охра­нять тем, кото­рых он знал как самых близ­ких Киа­к­са­ру людей.

—А что вы пред­на­зна­ча­е­те мне, — заявил он, — то я с радо­стью при­ни­маю, одна­ко поль­зо­вать­ся этим буде­те вы сами, — те, кому каж­дый раз это более все­го пона­до­бит­ся.

Тут один из мидян, боль­шой люби­тель музы­ки, ска­зал:

—Как раз вче­ра вече­ром, Кир, я слы­шал игру этих арфи­сток, кото­рые теперь доста­лись тебе; я слу­шал их с наслаж­де­ни­ем и, если бы ты отдал мне одну из них, мне кажет­ся, я нашел бы боль­ше радо­сти в поход­ной жиз­ни, чем дома.

—Ну так, — ска­зал Кир, — я и дарю тебе ее, и думаю, что я боль­ше дол­жен бла­го­да­рить тебя за то, что ты попро­сил ее у меня, чем ты меня — за то, что ты ее полу­ча­ешь: так силь­но мое жела­ние делать вам при­ят­ное.

Эту девуш­ку полу­чил, таким обра­зом, тот, кто ее доби­вал­ся.

(2) А Кир послал за Арас­пом — мидя­ни­ном, кото­рый с дет­ства был его дру­гом и кому он пода­рил, сняв с себя, свой мидий­ский наряд¹, когда воз­вра­щал­ся от Астиа­га в Пер­сию. Это­му Арас­пу он пору­чил теперь охра­нять пода­рен­ную ему жен­щи­ну и шатер². (3) Эта плен­ни­ца была женою Абра­да­та из Суз³. Когда бра­ли штур­мом лагерь асси­рий­цев, мужа ее там не было, ибо он отпра­вил­ся послом к царю бак­трий­цев. Асси­рий­ский царь послал его для пере­го­во­ров о сою­зе, так как он был свя­зан уза­ми госте­при­им­ства с царем бак­трий­цев⁴. Вот эту жен­щи­ну Кир и велел Арас­пу охра­нять, пока он, Кир, не потре­бу­ет ее к себе. (4) Выслу­шав при­ка­за­ние, Арасп спро­сил:

—А ты уже видел, Кир, эту жен­щи­ну, кото­рую мне пору­ча­ешь сто­ро­жить?

—Нет еще, кля­нусь Зев­сом, — отве­чал Кир.

—А я видел, когда мы выби­ра­ли ее для тебя. Надо ска­зать, когда мы вошли в ее шатер, то сна­ча­ла не раз­гляде­ли ее хоро­шо. Она сиде­ла на зем­ле в окру­же­нии сво­их слу­жа­нок; к тому же на ней была такая же одеж­да, как и на ее рабы­нях. Но когда мы, желая узнать, кто из них гос­по­жа, ста­ли всех огляды­вать, то очень ско­ро мы заме­ти­ли, как силь­но она отли­ча­ет­ся от осталь­ных, хотя сузи­ан­ка и сиде­ла на зем­ле, закрыв с.106 лицо и поту­пя взор⁵. (5) Мы веле­ли ей встать; несмот­ря на то, что вме­сте с ней вста­ли и все дру­гие жен­щи­ны, ее окру­жав­шие, она рез­ко выде­ля­лась сре­ди них сво­им ростом⁶, сво­ей бла­го­род­ной осан­кой и изя­ще­ст­вом, несмот­ря на про­стую одеж­ду. Было вид­но так же, как стру­и­лись у нее сле­зы, сте­кая вниз по пла­тью и падая даже на ноги. (6) Тут самый стар­ший из нас ска­зал:

—Успо­кой­ся, жен­щи­на. Конеч­но, твой муж — мы об этом слы­ша­ли — пре­крас­ный и бла­го­род­ный чело­век. Знай, одна­ко, что тот, кому мы пред­на­зна­ча­ем тебя теперь, ни кра­сотой, ни умом не хуже его, и могу­ще­ст­вом рас­по­ла­га­ет не мень­шим. По край­ней мере, на наш взгляд, если кто вооб­ще и досто­ин вос­хи­ще­ния, так это — Кир, кото­ро­му отныне ты будешь при­над­ле­жать.

Когда жен­щи­на услы­ша­ла это, она разо­дра­ла свое пла­тье и раз­ра­зи­лась жалоб­ны­ми воп­ля­ми⁷. Вме­сте с ней под­ня­ли крик и ее неволь­ни­цы. (7) Теперь взо­ру яви­лась боль­шая часть ее лица, ста­ли вид­ны шея и руки. Знай, Кир, что и по мое­му мне­нию и по мне­нию всех дру­гих, кто видел ее, не было еще и не рож­да­лось от смерт­ных подоб­ной жен­щи­ны в Азии. Поэто­му непре­мен­но при­ди сам полю­бо­вать­ся на нее.

(8) — Нет, кля­нусь Зев­сом, — ска­зал Кир, — и не поду­маю, если толь­ко она тако­ва, какой ты ее опи­сы­ва­ешь.

—Но поче­му? — спро­сил юно­ша.

—Пото­му, — отве­чал Кир, — что если теперь, услы­шав от тебя о ее кра­со­те, я послу­ша­юсь и пой­ду любо­вать­ся ею, когда у меня и вре­ме­ни-то сво­бод­но­го нет, то боюсь, как бы она еще ско­рее, чем ты, не убеди­ла меня еще раз прий­ти полю­бо­вать­ся ею. А тогда, забро­сив все, чем мне надо зани­мать­ся, я, пожа­луй, толь­ко и буду, что сидеть и любо­вать­ся ею.

(9) Тут юно­ша рас­сме­ял­ся и ска­зал:

—Ты дума­ешь, Кир, что люд­ская кра­сота спо­соб­на заста­вить любо­го, даже про­тив его воли, посту­пать вопре­ки поня­тию о дол­ге? Но если бы таков был есте­ствен­ный порядок вещей, то кра­сота ока­зы­ва­ла бы свое воздей­ст­вие оди­на­ко­во на всех. (10) Ты видишь, как жжет всех огонь; это его при­род­ное свой­ство. Что же каса­ет­ся кра­си­вых, то неко­то­рые их любят, а дру­гие нет; во вся­ком слу­чае, один любит одно­го, а дру­гой дру­го­го. Ведь это дело доб­рой воли, и каж­дый любит того, кто ему по душе. Да вот, кста­ти: брат не испы­ты­ва­ет любов­но­го вле­че­ния к сест­ре — ее будет любить дру­гой⁸; и отец не пыла­ет стра­стью к доче­ри — ее тоже полю­бит дру­гой. Ведь страх и закон в рав­ной мере спо­соб­ны поме­шать люб­ви. (11) Меж­ду тем, если бы кто-нибудь уста­но­вил закон, запре­щаю­щий людям воз­дер­жи­ваю­щим­ся от пищи, испы­ты­вать голод и лишен­ным питья — стра­дать от жаж­ды, не раз­ре­шаю­щий мерз­нуть зимой и изны­вать от жары летом, то ведь ника­кой подоб­ный закон не смог бы достиг­нуть цели, ибо люди от при­ро­ды под­власт­ны этим ощу­ще­ни­ям. А любовь — дело доб­ро­воль­ное; каж­дый любит людей по сво­е­му вку­су, так же как и одеж­ду и обувь.

(12) — Но если быть влюб­лен­ным — дело доб­рой воли, — ска­зал Кир, — то поче­му же тогда невоз­мож­но осво­бо­дить­ся от этой стра­сти, как толь­ко поже­ла­ешь? Я видел, — про­дол­жал он, — как люди пла­чут от огор­че­ния из-за с.107 люб­ви и ока­зы­ва­ют­ся в раб­стве у сво­их воз­люб­лен­ных, хотя рань­ше, до того как влю­бить­ся, они счи­та­ли раб­ство без­услов­ным злом; как они отда­ют мно­гое такое, чего им луч­ше было бы не лишать­ся, и молят­ся об избав­ле­нии от этой стра­сти, как от какой-нибудь болез­ни, одна­ко не могут от нее осво­бо­дить­ся, но, напро­тив того, ока­зы­ва­ют­ся в узах более проч­ных, чем если бы их зако­ва­ли в желез­ные цепи. Они отда­ют себя в рас­по­ря­же­ние сво­их воз­люб­лен­ных, при­слу­жи­вая им во всем. При этом они даже не пыта­ют­ся убе­жать, несмот­ря на такие зло­клю­че­ния, а, наобо­рот, сами следят за сво­и­ми воз­люб­лен­ны­ми, чтобы те как-нибудь не ускольз­ну­ли от них.

(13) На это моло­дой чело­век отве­тил:

—Конеч­но, так посту­па­ют ино­гда; одна­ко те, кто дела­ет так, — мало­душ­ные люди. Пото­му-то, я думаю, они и заяв­ля­ют все­гда о жела­нии уме­реть, как если бы были совер­шен­но раздав­ле­ны несча­стьем, но, хотя есть мно­же­ство спо­со­бов уйти из жиз­ни, они не спе­шат ими вос­поль­зо­вать­ся. Такие мало­душ­ные люди и красть пыта­ют­ся и не воз­дер­жи­ва­ют­ся от чужо­го; более того, если они что-либо похи­тят или укра­дут, согла­сись, ты пер­вый будешь обви­нять тако­го вора и похи­ти­те­ля, оспа­ри­вая необ­хо­ди­мость совер­шен­ной кра­жи, и не оправ­ды­вать тако­го будешь, а карать. (14) Но точ­но так же и кра­си­вые люди не при­нуж­да­ют любить себя и не застав­ля­ют стре­мить­ся к тому, к чему не сле­ду­ет. Про­сто мало­душ­ные людиш­ки под­па­да­ют под власть каких угод­но стра­стей, а затем винят любовь. Истин­но бла­го­род­ные люди, если они и жела­ют золота или хоро­ших коней или пре­крас­ных жен­щин, все же могут воз­дер­жи­вать­ся от все­го это­го и не пося­га­ют на них вопре­ки спра­вед­ли­во­сти. (15) Вот и я, — заклю­чил он, — хотя и видел эту жен­щи­ну и она пока­за­лась мне уди­ви­тель­но кра­си­вой, все же по-преж­не­му оста­юсь при тебе, слу­жу всад­ни­ком и испол­няю дру­гие свои обя­зан­но­сти.

(16) — Это прав­да, кля­нусь Зев­сом, — под­твер­дил Кир. — Но, может быть, ты про­сто рано ушел от нее — рань­ше того сро­ка, в кото­рый любовь обыч­но овла­де­ва­ет чело­ве­ком. Ведь и огня мож­но кос­нуть­ся и не сра­зу обжечь­ся, и дере­во не вспы­хи­ва­ет мгно­вен­но. Все же я по доб­рой воле ни огня не каса­юсь, ни на кра­си­вых не загляды­ва­юсь. Рав­ным обра­зом и тебе, Арасп, не сове­тую подол­гу оста­нав­ли­вать свой взор на кра­си­вых: огонь жжет тех, кто его каса­ет­ся, а кра­си­вые люди вос­пла­ме­ня­ют стра­стью люб­ви даже таких, кото­рые смот­рят изда­ли.

(17) — Не бес­по­кой­ся, Кир, — отве­тил Арасп. — Даже если я буду любо­вать­ся кра­са­ви­цей непре­рыв­но, я не дам ей одо­леть меня настоль­ко, чтобы делать то, что мне не сле­ду­ет.

—Вели­ко­леп­но ска­за­но, — заме­тил Кир. — Тогда сте­ре­ги ее, как я тебе при­ка­зы­ваю, и заботь­ся о ней, ибо может стать­ся, что эта жен­щи­на ока­жет­ся для нас весь­ма полез­ной.

(18) После это­го раз­го­во­ра они рас­ста­лись.

Меж­ду тем, непре­рыв­но созер­цая кра­соту плен­ни­цы и убеж­да­ясь в бла­го­род­стве ее души, юно­ша стал ока­зы­вать ей зна­ки вни­ма­ния и ста­рал­ся во всем уго­дить. При этом он заме­тил, что она не оста­лась глу­ха к его с.108 ста­ра­ни­ям, а напро­тив, велит сво­им слу­гам забо­тить­ся, чтобы, когда он при­хо­дит, у него было все необ­хо­ди­мое, а когда ему нездо­ро­вит­ся, чтобы он ни в чем не нуж­дал­ся. В кон­це кон­цов он влю­бил­ся, и, конеч­но, в этом не было ниче­го уди­ви­тель­но­го.

(19) И с этим делом обсто­я­ло таким обра­зом. Меж­ду тем Кир, желая, чтобы мидяне и союз­ни­ки оста­лись с ним по доб­рой воле, при­гла­сил к себе всех началь­ни­ков и, когда они собра­лись, ска­зал им так:

(20) — Мидий­ские вои­ны и вы, все, здесь при­сут­ст­ву­ю­щие, я хоро­шо знаю, что вы пошли со мной в этот поход не из стрем­ле­ния к нажи­ве и не из убеж­де­ния, что этим вы испол­ни­те угод­ное Киа­к­са­ру. Лишь из жела­ния сде­лать мне при­ят­ное и из ува­же­ния ко мне вы согла­си­лись высту­пить ночью и под­верг­нуть­ся опас­но­сти вме­сте со мной. (21) За это я вам глу­бо­ко при­зна­те­лен, ина­че и быть не может; одна­ко отбла­го­да­рить вас рав­ной ценою, я, мне кажет­ся, еще не в состо­я­нии. Я не сты­жусь об этом гово­рить. Одна­ко, поверь­те, мне было бы стыд­но ска­зать: «Если вы оста­не­тесь со мной, то я вас отбла­го­да­рю». Ибо, как мне пред­став­ля­ет­ся, тогда бы пока­за­лось, буд­то я гово­рю так толь­ко ради того, чтобы вы испол­ни­лись боль­ше­го жела­ния остать­ся со мной. Вме­сто это­го я ска­жу так: если даже вы и уйде­те сей­час, послу­шав­шись Киа­к­са­ра, то я все рав­но, в слу­чае уда­чи, поста­ра­юсь заслу­жить вашу при­зна­тель­ность. (22) Ибо сам я, конеч­но, не соби­ра­юсь ухо­дить, а оста­нусь верен тем клят­вам и тем руко­по­жа­ти­ям, кото­ры­ми я обме­нял­ся с гир­кан­ца­ми, чтобы меня нико­гда не упре­ка­ли в измене им, рав­но как и для Гобрия, отдаю­ще­го нам теперь и кре­по­сти, и стра­ну, и вой­ско, я поста­ра­юсь сде­лать все, чтобы он не жалел о сво­ем при­хо­де ко мне. (23) Но самое глав­ное: когда боги так недву­смыс­лен­но дару­ют нам сча­стье, я побо­ял­ся бы вызвать их гнев и посты­дил­ся бы необ­ду­ман­но оста­вить все это и уйти. Я, — заклю­чил он, — поступ­лю так, как ска­зал; вы же, как реши­те, так и делай­те, толь­ко ска­жи­те мне о сво­ем реше­нии.

(24) Такую речь про­из­нес Кир. Пер­вым после это­го высту­пил тот самый мидя­нин, кото­рый неко­гда выда­вал себя за род­ст­вен­ни­ка Кира⁹:

—Царь, — ска­зал он, — ибо, на мой взгляд, ты от при­ро­ды явля­ешь­ся царем ничуть не мень­ше, чем в рое пчел цари­цей явля­ет­ся пче­ли­ная мат­ка¹⁰. Ведь и ей пче­лы пови­ну­ют­ся по доб­рой воле, и где она сядет, оттуда ни одна не ухо­дит, а если она поле­тит куда-либо, то ни одна от нее не отста­ет: столь силь­ное стрем­ле­ние нахо­дить­ся под ее вла­стью зало­же­но в них от при­ро­ды. (25) И к тебе, мне кажет­ся, люди пита­ют такую же любовь. Ведь когда ты уез­жал от нас в Пер­сию, кто из мидян — ста­рый или моло­дой — не захо­тел сопро­вож­дать тебя до тех пор, пока Асти­аг не повер­нул нас назад? А когда ты из Пер­сии устре­мил­ся к нам на помощь, мы соб­ст­вен­ны­ми гла­за­ми мог­ли убедить­ся, что чуть ли не все твои дру­зья доб­ро­воль­но после­до­ва­ли за тобой. Поз­же, когда ты поже­лал дви­нуть­ся похо­дом в эти края, все мидяне по соб­ст­вен­но­му почи­ну вызва­лись сопро­вож­дать тебя. (26) Нын­че мы про­ник­лись такой верой в тебя, что с тобой, даже нахо­дясь во вра­же­ской стране, мы ниче­го не боим­ся, а без тебя нам страш­но дви­нуть­ся и в обрат­ный путь. Дру­гие сами ска­жут, как они наме­ре­ны посту­пить; я же, Кир, вме­сте с людь­ми, кото­рые состо­ят под моим нача­лом, оста­нусь с тобой и по-преж­не­му буду готов неот­рыв­но глядеть на тебя и при­ни­мать твои мило­сти.

(27) Вслед за ним высту­пил Тиг­ран:

—Кир, — ска­зал он, — ты можешь не удив­лять­ся, если впредь я буду хра­нить мол­ча­ние, ибо моя душа дав­но уже настро­е­на на такой лад, чтобы не обсуж­дать, а выпол­нять все, что ты при­ка­жешь.

(28) А пред­во­ди­тель гир­кан­цев ска­зал:

—Мидяне, если вы теперь уйде­те, то я ска­жу, что боже­ство по зло­му умыс­лу не поз­во­ли­ло вам достичь вели­ко­го сча­стья, ибо кто из людей по соб­ст­вен­ной воле повер­нул бы назад, когда вра­ги бегут, и не взял бы у них ору­жие, коль ско­ро они его сда­ют, и не взял бы в плен их самих и все их иму­ще­ство, в осо­бен­но­сти когда у нас такой вождь, кото­рый, на мой взгляд, кля­нусь все­ми бога­ми, с боль­шим удо­воль­ст­ви­ем осы­па­ет бла­го­де­я­ни­я­ми нас, чем обо­га­ща­ет­ся сам.

(29) Лишь толь­ко он кон­чил, как все мидяне заго­во­ри­ли в один голос:

—Кир, ты повел нас в этот поход, ты нас и при­веди обрат­но, когда настанет над­ле­жа­щее вре­мя.

Услы­шав это, Кир воз­нес молит­ву:

—О Зевс Вели­чай­ший! Про­шу тебя, дай мне пре­взой­ти бла­го­де­я­ни­я­ми этих людей, кото­рые так чтут меня.

(30) После это­го он раз­ре­шил про­чим вои­нам, выста­вив сто­ро­же­вые посты, зани­мать­ся сво­и­ми дела­ми, а пер­сам велел разо­брать палат­ки и выде­лить луч­шие для всад­ни­ков и доста­точ­но вме­сти­тель­ные для пехо­тин­цев. Затем он велел поза­бо­тить­ся о том, чтобы слу­жи­те­ли в палат­ках при­готав­ли­ва­ли и достав­ля­ли пер­сам в их отряды все необ­хо­ди­мое и уха­жи­ва­ли за их лошадь­ми, а на долю пер­сов оста­ва­лось бы толь­ко одно — зани­мать­ся рат­ны­ми труда­ми.

В таких заня­ти­ях они про­ве­ли весь этот день.

(V. 2. 1) Встав на сле­дую­щий день рано утром, они отпра­ви­лись к Гобрию. Кир ехал на коне, и с ним было до двух тысяч новых пер­сид­ских всад­ни­ков.

За ними сле­до­ва­ло столь­ко же их слуг, кото­рые нес­ли их щиты и саб­ли. Шло стро­ем так­же и осталь­ное вой­ско. Кир велел всем всад­ни­кам пере­дать их новым слу­гам, что любо­го из них постигнет стро­гое нака­за­ние, если он ока­жет­ся поза­ди вои­нов, замы­каю­щих колон­ну, или очу­тит­ся перед фрон­том, или будет обна­ру­жен сбо­ку, вне поход­ной колон­ны. (2) К вече­ру вто­ро­го дня они дошли до вла­де­ний Гобрия и убеди­лись, что кре­пость силь­но укреп­ле­на и на сте­нах все под­готов­ле­но для того, чтобы отбить любое напа­де­ние. Они так­же заме­ти­ли, что мно­же­ство быков и мел­ко­го скота согна­но под защи­ту укреп­ле­ний. (3) Меж­ду тем Гобрий послал к Киру с.110 вест­ни­ка с пред­ло­же­ни­ем объ­е­хать вокруг и посмот­реть, где самый лег­кий под­ступ, а в кре­пость к нему отпра­вить кого-либо из вер­ных людей с тем, чтобы они все высмот­ре­ли и рас­ска­за­ли ему об увиден­ном. (4) Желая и в самом деле посмот­реть, воз­мож­но ли взять кре­пость при­сту­пом, на слу­чай, если Гобрий ока­жет­ся обман­щи­ком, Кир объ­е­хал укреп­ле­ния кру­гом и убедил­ся, что они повсюду слиш­ком силь­ны, чтобы идти на штурм. С дру­гой сто­ро­ны, те, кого он послал к Гобрию, доло­жи­ли, что внут­ри собра­но столь­ко запа­сов, что их, как кажет­ся, гар­ни­зо­ну кре­по­сти хва­ти­ло бы на целый век. (5) Кир стал бес­по­ко­ить­ся, что бы это все мог­ло зна­чить, но тут Гобрий сам вышел к нему из кре­по­сти и вывел всех сво­их людей, при­чем одни нес­ли вино, ячмен­ный хлеб и пше­нич­ную муку, а дру­гие гна­ли коров, коз, овец и сви­ней, и вооб­ще вез­ли все, что было съест­но­го. Они захва­ти­ли этих при­па­сов в изоби­лии, чтобы вой­ско, при­быв­шее с Киром, мог­ло поужи­нать. (6) Немед­лен­но люди, назна­чен­ные для это­го дела, ста­ли раз­би­рать при­па­сы и гото­вить ужин. А Гобрий, когда все его люди вышли из кре­по­сти, пред­ло­жил Киру вой­ти в нее так, как он счел бы сам, выби­рая для себя наи­бо­лее без­опас­ный путь. Послав впе­ред раз­вед­чи­ков и часть осталь­но­го вой­ска, Кир вслед за ними напра­вил­ся в кре­пость. Вой­дя в рас­пах­ну­тые настежь ворота, он позвал за собой всех дру­зей и коман­ди­ров отрядов, кото­рые при­шли вме­сте с ним. (7) Когда они все собра­лись в кре­по­сти, Гобрий вынес золотые фиа­лы, круж­ки, кув­ши­ны, раз­но­об­раз­ные укра­ше­ния, несмет­ное чис­ло дари­ков¹¹ и мно­же­ство дру­гих дра­го­цен­но­стей, а под конец вывел свою дочь, девуш­ку на диво кра­си­вую и рос­лую, но тогда быв­шую в тра­у­ре по погиб­ше­му бра­ту. Пред­став­ляя ее, он ска­зал так:

—Кир, я не толь­ко дарю тебе эти богат­ства, но и вру­чаю в твои руки судь­бу моей доче­ри, чтобы ты рас­по­рядил­ся ею, как поже­ла­ешь; молю тебя толь­ко, как и преж­де, — ото­мстить за смерть сына, а дочь моя теперь — за смерть бра­та.

(8) На это Кир ска­зал:

—Я ведь и преж­де обе­щал тебе, что, если с тво­ей сто­ро­ны не будет обма­на, я ото­мщу за тебя, насколь­ко это будет в моих силах. Теперь же, убедив­шись в прав­ди­во­сти тво­их слов, я чув­ст­вую себя обя­зан­ным выпол­нить дан­ное тебе обе­ща­ние и готов под­твер­дить и доче­ри тво­ей, что с помо­щью богов сдер­жу свое сло­во. Я при­ни­маю эти дра­го­цен­но­сти, — про­дол­жал он, — но отдаю их тво­ей доче­ри и тому, кто женит­ся на ней. Одна­ко один дар у меня оста­нет­ся — дар, вза­мен кото­ро­го я не согла­сил­ся бы при­нять ни богат­ства Вави­ло­на [сколь­ко бы их там ни было], ни даже сокро­ви­ща все­го мира [вза­мен того, что ты мне пода­рил]¹².

(9) Гобрий, не пони­мая, что бы это мог­ло быть, и думая, уж не дочь ли его он име­ет в виду, спро­сил:

—А что же это такое, Кир?

В ответ тот ска­зал:

—Я думаю, Гобрий, что на све­те есть мно­го людей, кото­рые ни за что не согла­си­лись бы, посколь­ку это зави­сит от них, совер­шать нече­стия, тво­рить обиды или обма­ны­вать. Одна­ко из-за того, что никто по с.111 соб­ст­вен­но­му жела­нию не хотел усту­пить им ни сокро­вищ вели­ких, ни вла­сти, ни укреп­лен­ных кре­по­стей, ни милых детей, они так и уми­ра­ют рань­ше, чем смо­гут обна­ру­жить свои досто­ин­ства. (10) А ты мне теперь пода­рил и могу­чую кре­пость, и богат­ства все­воз­мож­ные, и отдал свое вой­ско, и дра­го­цен­ную дочь, и бла­го­да­ря это­му поз­во­лил мне пока­зать все­му све­ту, что по доб­рой воле я не ста­ну ни совер­шать нече­стия про­тив госте­при­им­цев, ни тво­рить обиды ради денег, ни нару­шать согла­ше­ний. (11) Будь уве­рен, покуда я оста­нусь чело­ве­ком спра­вед­ли­вым и люди, дер­жась тако­го мне­ния обо мне, будут удо­ста­и­вать меня похва­лы, я нико­гда не забу­ду о тво­ей услу­ге, но поста­ра­юсь отбла­го­да­рить тебя все­ми воз­мож­ны­ми спо­со­ба­ми. (12) Можешь не бес­по­ко­ить­ся, — про­дол­жал он, — о том, что не най­дешь сво­ей доче­ри достой­но­го мужа. У меня есть мно­го хоро­ших дру­зей; кто-нибудь из них женит­ся на ней. Прав­да, будет ли у него столь­ко богатств, сколь­ко ты теперь отда­ешь, или во мно­го раз боль­ше, я не могу ска­зать. В любом слу­чае ты можешь быть уве­рен, что сре­ди них най­дут­ся такие, кото­рые не ста­нут отно­сить­ся к тебе с бо́льшим почте­ни­ем толь­ко из-за тех богатств, кото­рые ты отда­ешь. А вот мне они теперь завиду­ют и молят всех богов дать им какой-либо спо­соб пока­зать, что и они не мень­ше меня пре­да­ны дру­зьям; что они тоже, пока живы, нико­гда не отсту­пят перед вра­га­ми, если толь­ко не поме­ша­ет кто-либо из богов; что доб­лесть и доб­рую сла­ву они не про­ме­ня­ют ни за какие сокро­ви­ща в при­да­чу со все­ми богат­ства­ми Сирии и Асси­рии. Вот какие мужи — запом­ни это хоро­шень­ко — сидят перед тобой.

(13) На это Гобрий, улыб­нув­шись, ска­зал:

—Ради богов, Кир, пока­жи мне не мед­ля, где они, и я попро­шу [у тебя]¹³, чтобы кто-нибудь из них стал мне сыном¹⁴.

—Тебе не пона­до­бит­ся рас­спра­ши­вать меня о них, — отве­тил Кир. — Если ты после­ду­ешь за нами, то ско­ро сам смо­жешь ука­зать на них любо­му дру­го­му.

(14) Огра­ни­чив­шись таким отве­том и взяв Гобрия за руку, Кир встал и напра­вил­ся к выхо­ду, при­ка­зав всем сво­им людям сле­до­вать за ним. Несмот­ря на горя­чие прось­бы Гобрия отужи­нать у него дома, он не поже­лал остать­ся, а отпра­вил­ся ужи­нать в свой лагерь и при­гла­сил Гобрия разде­лить с ним тра­пе­зу¹⁵. (15) Рас­по­ло­жив­шись на про­стой под­стил­ке из тра­вы, он задал сво­е­му гостю такой вопрос:

—Ска­жи мне, Гобрий, у кого, по-тво­е­му, боль­ше ков­ров: у тебя или у любо­го из нас?

—Кля­нусь Зев­сом, — отве­тил тот, — я знаю навер­ня­ка, что у вас боль­ше и ков­ров, и лож, да и дом ваш гораздо боль­ше мое­го, ибо жили­щем для вас слу­жат зем­ля и небо, ложа­ми ваши­ми ста­но­вят­ся все вооб­ще места, где мож­но при­лечь на зем­ле, а ков­ра­ми вы счи­та­е­те не то, что дают овцы, [шерсть]¹⁶, а все, что порож­да­ют горы и доли­ны.

(16) Ужи­ная вме­сте с пер­са­ми и видя, какую про­стую еду им пода­ют, Гобрий пона­ча­лу скло­нен был думать, что его сопле­мен­ни­ки живут гораздо воль­гот­нее. (17) Одна­ко потом он обра­тил вни­ма­ние на уме­рен­ность самих сотра­пез­ни­ков. Ни в одном пер­се из чис­ла полу­чив­ших пра­виль­ное с.112 вос­пи­та­ние нель­зя было бы заме­тить ни по взглядам его, ни по жестам, ни по настро­е­нию, что он увле­чен каким-либо куша­ньем или питьем настоль­ко, чтобы не видеть того, что он без­услов­но заме­тил бы, не заня­тый едою. Как опыт­ные наезд­ни­ки не теря­ют­ся, сидя на лоша­ди, и могут при езде и видеть, и слы­шать, и гово­рить что надо, так и пер­сы счи­та­ют, что за едой надо оста­вать­ся разум­ны­ми и соблюдать меру. А наслаж­дать­ся куша­нья­ми и питьем в их гла­зах — каче­ство живот­ное и даже свин­ское. (18) Гобрий под­ме­тил так­же, что они зада­ва­ли друг дру­гу такие вопро­сы, на кото­рые отве­чать было при­ят­нее, чем не отве­чать, что они ост­ри­ли по пово­ду друг дру­га ско­рее к вза­им­но­му удо­воль­ст­вию, неже­ли наобо­рот, что, когда они шути­ли, они были дале­ки от гру­бо­сти, от жела­ния ска­зать какую-либо гнус­ность, от стрем­ле­ния оскор­бить друг дру­га¹⁷. (19) Самым же при­ме­ча­тель­ным ему пока­за­лось то, что, нахо­дясь на войне, они не соби­ра­лись тре­бо­вать, чтобы во вре­мя тра­пез им при­слу­жи­ва­ли луч­ше, чем каким-либо дру­гим вои­нам, рис­ко­вав­шим наравне с ними, но счи­та­ли луч­шим для себя наслаж­де­ни­ем настро­ить на самый высо­кий лад души сво­их буду­щих бое­вых това­ри­щей¹⁸. (20) Когда Гобрий встал и начал соби­рать­ся домой, он, как рас­ска­зы­ва­ют, заме­тил:

—Я теперь не удив­ля­юсь, Кир, тому, что у нас боль­ше, чем у вас, все­воз­мож­ных куб­ков, одеж­ды и золота, а сами мы по сво­им досто­ин­ствам хуже вас. Ведь мы забо­тим­ся о том, чтобы у нас было как мож­но боль­ше дра­го­цен­но­стей, а вы, как мне кажет­ся, стре­ми­тесь к тому, чтобы самим стать как мож­но луч­ше.

(21) Так ска­зал Гобрий. А Кир на про­ща­нье пове­лел:

—Ты, Гобрий, дол­жен зав­тра утром явить­ся сюда со сво­и­ми всад­ни­ка­ми, пол­но­стью воору­жен­ны­ми, чтобы мы мог­ли убедить­ся в силе тво­е­го вой­ска. Ты поведешь нас через свою стра­ну, чтобы мы увиде­ли, кого нам нуж­но счи­тать дру­зья­ми, а кого — вра­га­ми.

(22) Обме­няв­шись таки­ми сло­ва­ми, они рас­ста­лись и заня­лись каж­дый сво­им делом.

Когда насту­пил день, Гобрий при­был со сво­и­ми всад­ни­ка­ми и взял на себя роль про­вод­ни­ка. А Кир, как и подо­ба­ет насто­я­ще­му пол­ко­вод­цу, не толь­ко ста­рал­ся дер­жать­ся опре­де­лен­но­го марш­ру­та, но, по мере про­дви­же­ния впе­ред, обду­мы­вал, нет ли спо­со­ба сде­лать вра­гов еще сла­бее, а сво­их еще силь­нее. (23) Итак, подо­звав пред­во­ди­те­ля гир­кан­цев и Гобрия, кото­рых он счи­тал наи­бо­лее осве­дом­лен­ны­ми в том, что ему хоте­лось узнать, Кир повел с ними такой раз­го­вор:

—Дру­зья, я думаю, что не оши­бусь, если буду сове­щать­ся с вами, как с самы­ми надеж­ны­ми людь­ми, о веде­нии этой вой­ны. Ведь я пони­маю, что вам еще боль­ше, чем мне, надо забо­тить­ся о том, чтобы асси­ри­ец нас не одо­лел. Мне, в слу­чае неуда­чи в этом пред­при­я­тии, навер­ня­ка най­дет­ся убе­жи­ще где-нибудь в дру­гом месте, тогда как для вас, я уве­рен, его победа будет озна­чать немед­лен­ную и пол­ную утра­ту все­го, вам при­над­ле­жа­ще­го. (24) Ибо мне он — про­сто непри­я­тель, став­ший таким не из нена­ви­сти, а из убеж­де­ния, что для него опас­но наше уси­ле­ние; по этой с.113 при­чине он и вою­ет с нами. Вас же он в довер­ше­ние ко все­му и нена­видит, посколь­ку счи­та­ет, что тер­пит от вас оскорб­ле­ние.

В ответ они оба в один голос попро­си­ли его про­дол­жать нача­тую речь, заве­ряя его в том, что они отлич­но все пони­ма­ют и что их тоже силь­но забо­тит, как окон­чит­ся нача­тый поход.

(25) Кир начал свою речь с вопро­са:

—Ска­жи­те мне, вас одних асси­рий­ский царь счи­та­ет сво­и­ми недру­га­ми или вы зна­е­те и дру­гих его вра­гов?

—Конеч­но, зна­ем, кля­нусь Зев­сом, — отве­чал пред­во­ди­тель гир­кан­цев. — Самые закля­тые вра­ги ему — каду­сии, пле­мя мно­го­чис­лен­ное и храб­рое¹⁹; ну и, конеч­но, наши соседи саки, кото­рые пре­тер­пе­ли мно­го зла от асси­рий­ско­го царя, ибо он пытал­ся их пора­бо­тить так же, как и нас²⁰.

(26) — Так как вы дума­е­те, — спро­сил Кир, — раз­ве не пой­дут теперь охот­но и те и дру­гие вме­сте с нами про­тив асси­рий­ско­го царя?

—Да, пожа­луй, — отве­ти­ли оба, — если толь­ко они смо­гут соеди­нить­ся с нами.

—А что же меша­ет тако­му соеди­не­нию?

—Меша­ют асси­рий­цы — тот самый народ, через стра­ну кото­ро­го ты теперь идешь.

(27) Услы­шав такой ответ, Кир ска­зал:

—Ну и что же? Не пори­цал ли ты, Гобрий, это­го юнца, кото­рый толь­ко что всту­пил на цар­ство, за его необы­чай­но высо­ко­мер­ный нрав?

—Но ведь я дей­ст­ви­тель­но постра­дал от его высо­ко­ме­рия, — отве­тил Гобрий.

—Так что же, — спро­сил Кир, — он толь­ко по отно­ше­нию к тебе был таким или и по отно­ше­нию к кому-либо дру­го­му?

(28) — Кля­нусь Зев­сом, — отве­тил Гобрий, — и ко мно­гим дру­гим. При этом, — про­дол­жал он, — я не ста­ну гово­рить о тех бес­чин­ствах, кото­рые он учи­нял над людь­ми сла­бы­ми. Но вот у одно­го чело­ве­ка, гораздо более могу­ще­ст­вен­но­го, чем я, он схва­тил сына, кото­рый тоже, как и мой сын, был его това­ри­щем и пиро­вал вме­сте с ним, и велел оско­пить его. И это, как утвер­жда­ли люди, он учи­нил толь­ко пото­му, что его налож­ни­ца вос­хи­ти­лась кра­сотой юно­ши и поза­видо­ва­ла его буду­щей жене; насиль­ник же теперь выду­мы­ва­ет, буд­то юно­ша пытал­ся соблаз­нить эту налож­ни­цу. Несчаст­ный нын­че — евнух, одна­ко евнух, наде­лен­ный вла­стью, посколь­ку отец его умер.

(29) — Так как ты дума­ешь, — вос­клик­нул Кир, — раз­ве не обра­до­вал­ся бы он встре­че с нами, если бы узнал, что мы при­шли засту­пить­ся за него?

—Вне вся­ко­го сомне­ния, — под­твер­дил Гобрий. — Одна­ко встре­тить­ся с ним, Кир, доволь­но труд­но.

—Поче­му это? — спро­сил Кир.

—Пото­му что тому, кто захо­чет соеди­нить­ся с ним, при­дет­ся дой­ти до само­го Вави­ло­на.

с.114 (30) — А чего же тут труд­но­го? — уди­вил­ся Кир.

—Да ведь, кля­нусь Зев­сом, — вос­клик­нул Гобрий, — я знаю навер­ня­ка, что из Вави­ло­на вый­дет вой­ско, намно­го пре­вос­хо­дя­щее то, кото­рое теперь идет с тобой. Имей в виду, что если асси­рий­цы нын­че при­но­сят тебе ору­жие и при­во­дят коней гораздо реже, чем рань­ше, то как раз из-за того, что они воочию убеди­лись в мало­чис­лен­но­сти тво­е­го вой­ска. Слух об этом уже дале­ко рас­про­стра­нил­ся. Поэто­му, мне кажет­ся, — заклю­чил Гобрий, — будет луч­ше, если мы в похо­де ста­нем соблюдать меры пре­до­сто­рож­но­сти.

(31) Выслу­шав такие рас­суж­де­ния Гобрия, Кир так ему отве­тил:

—Ты несо­мнен­но прав, Гобрий, когда при­зы­ва­ешь про­дол­жать поход спо­со­бом наи­бо­лее без­опас­ным. Одна­ко, как я ни смот­рю, я не могу най­ти для нас более без­опас­но­го марш­ру­та, чем путь пря­мо на Вави­лон, раз уж там сосре­дото­че­ны глав­ные силы вра­гов. Ведь ты утвер­жда­ешь, что их мно­го, а я добав­лю, что они будут и опас­ны, если осме­ле­ют. (32) Не видя нас и думая, что мы скры­лись из стра­ха перед ними, они, будь уве­рен, ско­ро изба­вят­ся от того ужа­са, кото­рый охва­тил их пер­во­на­чаль­но; вме­сто него в них заро­дит­ся дер­зость тем боль­шая, чем доль­ше они не будут видеть нас. А если мы теперь пря­мо пой­дем на них, то мно­гих заста­нем еще в сле­зах, опла­ки­ваю­щи­ми тех, кого мы уби­ли, мно­гих — в повяз­ках от ран, кото­рые мы им нанес­ли, и всех — пол­ны­ми вос­по­ми­на­ний об отва­ге наше­го вой­ска, об их соб­ст­вен­ном бег­стве и пора­же­нии. (33) Знай, Гобрий, — про­дол­жал Кир, — что люд­ская мас­са, когда она испол­не­на уве­рен­но­сти, выка­зы­ва­ет неукро­ти­мое муже­ство, но если люди тру­сят, то чем боль­ше их, тем более ужас­но­му и пани­че­ско­му стра­ху они под­да­ют­ся. (34) Ибо страх, охва­ты­ваю­щий их, воз­рас­та­ет от мно­же­ства трус­ли­вых речей, умно­жа­ет­ся оби­ли­ем постыд­ных дей­ст­вий, уси­ли­ва­ет­ся при виде мно­же­ства уны­лых и исступ­лен­ных лиц. Из-за это­го нелег­ко унять страх сло­ва­ми, нелег­ко вдох­нуть в вои­нов муже­ство, поведя их в ата­ку, или вер­нуть им при­сут­ст­вие духа своевре­мен­ным отступ­ле­ни­ем. Наобо­рот, чем боль­ше ты будешь при­ка­зы­вать им быть сме­лее, тем более без­на­деж­ным они будут счи­тать свое поло­же­ние. (35) Вооб­ще, кля­нусь Зев­сом, — про­дол­жал Кир, — нам надо уяс­нить себе суть дела: если отныне победы в рат­ных делах будут при­над­ле­жать тем, кто насчи­та­ет на сво­ей сто­роне боль­ше людей, тогда и ты впра­ве боять­ся за нас и мы дей­ст­ви­тель­но нахо­дим­ся в без­вы­ход­ном поло­же­нии. Но если теперь, как и преж­де, бит­вы реша­ют­ся муже­ст­вом сра­жаю­щих­ся, то ты сме­ло можешь верить в успех наше­го дела, ибо ты най­дешь, что у нас, с помо­щью богов, будет гораздо боль­ше охот­ни­ков сра­жать­ся, чем у них. (36) А чтобы быть в этом еще более уве­рен­ным, при­ми во вни­ма­ние сле­дую­щее: вра­ги теперь гораздо трус­ли­вее, чем до того, как потер­пе­ли от нас пора­же­ние, и мно­го сла­бее, чем тогда, когда они ускольз­ну­ли от нас, а мы, наобо­рот, и креп­че духом теперь, раз мы победи­ли, и силь­нее, раз вы к нам при­со­еди­ни­лись. Вооб­ще же ты не дол­жен пре­зи­рать тво­их людей теперь, когда они высту­па­ют вме­сте с нами. Будь уве­рен, Гобрий, что за победи­те­ля­ми сме­ло идут даже слу­ги обоз­ные. (37) Не забы­вай, нако­нец, и того, — заклю­чил Кир, — что вра­ги отлич­но могут с.115 обна­ру­жить нас и сей­час, одна­ко, поверь, страш­нее все­го мы пока­жем­ся им тогда, когда дви­нем­ся пря­мо на них. Я дер­жусь имен­но тако­го мне­ния, и пото­му веди нас пря­мо на Вави­лон.

(V. 3. 1) Таким обра­зом, про­дол­жая поход, они на чет­вер­тый день дошли до край­них пре­де­лов стра­ны Гобрия. Когда они ока­за­лись на вра­же­ской зем­ле, Кир оста­вил с собой и постро­ил в бое­вой порядок пешее вой­ско и столь­ко всад­ни­ков, сколь­ко ему каза­лось необ­хо­ди­мым, а остав­шу­ю­ся кон­ни­цу выслал впе­ред и велел им уби­вать всех, кого они встре­тят с ору­жи­ем, а про­чих и весь скот, какой захва­тят, гнать к нему. Он рас­по­рядил­ся, чтобы пер­сид­ские всад­ни­ки так­же при­ня­ли уча­стие в набе­ге. Мно­гие из них вер­ну­лись, сбро­шен­ные сво­и­ми лошадь­ми, но мно­гие дру­гие при­гна­ли бога­тую добы­чу. (2) Когда добы­ча была собра­на, Кир созвал пред­во­ди­те­лей мидян и гир­кан­цев и всех гомо­ти­мов и ска­зал так:

—Дру­зья мои, Гобрий всем нам вели­ко­душ­но пре­до­ста­вил свое госте­при­им­ство. Поэто­му если мы отде­лим часть, при­чи­таю­щу­ю­ся по обы­чаю богам, и то, что необ­хо­ди­мо для вой­ска, а осталь­ную добы­чу отда­дим Гобрию, то раз­ве мы не посту­пим пре­крас­но и не пока­жем все­му све­ту, что мы даже тех, кто тво­рит нам доб­ро, стре­мим­ся пре­взой­ти сво­и­ми бла­го­де­я­ни­я­ми?

(3) Услы­шав такое пред­ло­же­ние, все ста­ли одоб­рять его и вос­хи­щать­ся Киром. А один из при­сут­ст­ву­ю­щих даже ска­зал:

—Конеч­но, Кир, имен­но так нам и надо посту­пить. Ведь Гобрий, как мне кажет­ся, счи­та­ет нас чуть ли не нищи­ми отто­го, что кошель­ки наши не наби­ты дари­ка­ми и мы не пьем из золотых фиал. Если мы так сде­ла­ем, то он, пожа­луй, пой­мет, что мож­но быть бла­го­род­ны­ми людь­ми и без золота.

(4) — В таком слу­чае, — рас­по­рядил­ся Кир, — отдай­те магам часть, при­чи­таю­щу­ю­ся богам²¹, отде­ли­те то, что необ­хо­ди­мо для вой­ска, а затем позо­ви­те Гобрия и отдай­те ему все осталь­ное.

Таким обра­зом, взяв сколь­ко нуж­но, они все осталь­ное отда­ли Гобрию.

(5) После это­го Кир дви­нул­ся к Вави­ло­ну, постро­ив свое вой­ско в такой порядок, в каком оно было в день про­шлой бит­вы. Посколь­ку асси­рий­цы так и не высту­пи­ли ему навстре­чу, Кир велел Гобрию выехать впе­ред и объ­явить, что если царь жела­ет вый­ти и сра­зить­ся за свою стра­ну, то он, Гобрий, тоже будет сра­жать­ся вме­сте с ним; а если царь отка­жет­ся защи­щать стра­ну, тогда ему поне­во­ле при­дет­ся под­чи­нить­ся победи­те­лям. (6) Гобрий выехал впе­ред, насколь­ко было без­опас­но, и все это объ­явил, а царь выслал ему навстре­чу гон­ца с таким отве­том:

—Твой гос­по­дин гово­рит тебе, Гобрий: «Я сожа­лею не о том, что убил тво­е­го сына, а о том, что не убил вме­сте с ним и тебя. Если вы с.116 жела­е­те сра­зить­ся, при­хо­ди­те через трид­цать дней²². Теперь же нам недо­суг, ибо мы заня­ты при­готов­ле­ни­я­ми».

(7) В ответ Гобрий вос­клик­нул:

—Ну так пусть нико­гда не кон­чат­ся эти твои сожа­ле­ния! Ведь ясно, как день, что я при­чи­няю тебе нема­ло доса­ды с тех пор, как овла­де­ли тобою эти сожа­ле­ния.

(8) Гобрий вер­нул­ся и пере­дал ответ асси­рий­ско­го царя. Выслу­шав его, Кир отвел свое вой­ско от Вави­ло­на. Потом он подо­звал к себе Гобрия и спро­сил:

—Ска­жи мне, Гобрий, не гово­рил ли ты, что тот оскоп­лен­ный асси­рий­цем юно­ша мог бы стать нашим союз­ни­ком?

—Мне кажет­ся, — отве­чал Гобрий, — я могу быть в этом уве­рен; ведь мы не раз откро­вен­но бесе­до­ва­ли друг с дру­гом.

(9) — Тогда, раз ты убеж­ден, что это так, отправ­ляй­ся к нему. Поста­рай­ся преж­де все­го, чтобы все, о чем вы буде­те гово­рить, оста­лось меж­ду вами. Сой­дись с ним побли­же и, если убедишь­ся, что он дей­ст­ви­тель­но хочет стать нашим дру­гом, устрой обя­за­тель­но так, чтобы его друж­ба с нами оста­лась втайне. Ибо на войне нет луч­ше спо­со­ба при­не­сти поль­зу дру­зьям, чем при­киды­ва­ясь их вра­гом, а вра­гам — при­чи­нить боль­ше вреда, чем выда­вая себя за их дру­га.

(10) — Это так, — под­твер­дил Гобрий. — Я знаю, что Гадат доро­го бы дал за то, чтобы отпла­тить вели­ким злом нынеш­не­му царю асси­рий­цев. Одна­ко, что имен­но он мог бы сде­лать, над этим нам всем надо поду­мать.

(11) — Ска­жи мне тогда, — про­дол­жал Кир, — если бы этот евнух явил­ся с отрядом вои­нов к той погра­нич­ной кре­по­сти, кото­рая, как вы гово­ри­те²³, соору­же­на асси­рий­ца­ми как оплот про­тив гир­кан­цев и саков, для защи­ты стра­ны от их втор­же­ний, то, как ты дума­ешь, впу­стил бы его началь­ник гар­ни­зо­на в эту кре­пость?

—Разу­ме­ет­ся, — отве­чал Гобрий, — если толь­ко Гадат явит­ся к нему, оста­ва­ясь по-преж­не­му вне подо­зре­ний.

(12) — Ну, а раз­ве он не был бы вне подо­зре­ний, — заме­тил Кир, — если бы я под­сту­пил к его вла­де­ни­ям, как бы желая захва­тить их, а он бы защи­щал­ся изо всех сил; если бы я даже захва­тил что-нибудь у него, а он бы, в ответ, тоже схва­тил каких-нибудь наших вои­нов, напри­мер моих гон­цов к тем самым пле­ме­нам, кото­рые, по вашим сло­вам, враж­деб­ны асси­рий­ско­му царю²⁴; если бы, нако­нец, схва­чен­ные им гон­цы рас­ска­за­ли, что они посла­ны за вой­ском [и чтобы при­вез­ти лест­ни­цы для штур­ма кре­по­сти]²⁵, а наш евнух, выслу­шав их, явил­ся бы к коман­дую­ще­му гар­ни­зо­ном этой кре­по­сти буд­то бы из жела­ния пред­у­предить его об опас­но­сти.

(13) Гобрий согла­сил­ся, что если дей­ст­во­вать таким обра­зом, то комен­дант несо­мнен­но впу­стит Гада­та.

—Он даже попро­сит его остать­ся до тех пор, пока ты не уйдешь из этих мест.

—Тогда, — про­дол­жал Кир, — если толь­ко ему удаст­ся вой­ти, раз­ве он не смо­жет помочь нам захва­тить эту кре­пость?

с.117 (14) — Конеч­но, — отве­чал Гобрий, — если толь­ко он под­гото­вит все внут­ри, а ты под­ведешь к кре­по­сти силь­ное вой­ско.

—В таком слу­чае, — закон­чил раз­го­вор Кир, — иди и поста­рай­ся рас­тол­ко­вать ему все это, а дого­во­рив­шись, немед­лен­но воз­вра­щай­ся. В под­твер­жде­ние же наших чест­ных наме­ре­ний луч­ше все­го сошлись на то, како­го ты сам удо­сто­ил­ся обра­ще­ния с нашей сто­ро­ны.

(15) После это­го Гобрий немед­лен­но отпра­вил­ся в путь. Евнух встре­тил его с радо­стью и тут же согла­сил­ся на все пред­ло­же­ния и дого­во­рил­ся с Гобри­ем о том, что надо будет делать. Как толь­ко Гобрий изве­стил Кира, что евнух в вос­тор­ге от пред­ло­жен­но­го пла­на, Кир на сле­дую­щий же день под­сту­пил к вла­де­ни­ям Гада­та, а тот для вида стал защи­щать­ся. Кир даже захва­тил одну кре­пост­цу, на кото­рую ему ука­зал Гадат. (16) Что же каса­ет­ся гон­цов, кото­рых Кир отпра­вил к сосед­ним пле­ме­нам, ука­зав, по какой доро­ге им сле­до­вать, то одних из них Гадат про­пу­стил, [чтобы они при­ве­ли вой­ско и доста­ви­ли лест­ни­цы]²⁶, а дру­гих схва­тил и допро­сил в при­сут­ст­вии мно­гих свиде­те­лей и когда услы­шал, с какой целью, по их сло­вам, они были посла­ны, то немед­лен­но стал соби­рать­ся и той же ночью отпра­вил­ся как бы для того, чтобы пред­у­предить комен­дан­та кре­по­сти. (17) Встре­чен­ный с дове­ри­ем как желан­ный союз­ник, он был впу­щен в кре­пость. Неко­то­рое вре­мя он, как мог, помо­гал началь­ни­ку гар­ни­зо­на в при­готов­ле­ни­ях, но, как толь­ко появил­ся Кир, он тут же овла­дел кре­по­стью, исполь­зо­вав в каче­стве помощ­ни­ков, меж­ду про­чим, захва­чен­ных ранее вои­нов Кира²⁷. (18) Когда это свер­ши­лось, евнух, устро­ив в кре­по­сти все, как надо, немед­лен­но вышел навстре­чу Киру и, по мест­но­му обы­чаю пав перед ним ниц²⁸, вос­клик­нул:

—Радуй­ся, Кир!

(19) — Я так и делаю, — отве­чал тот. — Ибо с божьей помо­щью ты не толь­ко побуж­да­ешь, но пря­мо-таки при­нуж­да­ешь меня испол­нить­ся радо­сти²⁹. Будь уве­рен, я высо­ко ценю воз­мож­ность оста­вить эту кре­пость вер­ным опло­том для моих здеш­них союз­ни­ков. Что до тебя само­го, Гадат, то хотя асси­ри­ец и лишил тебя, по-види­мо­му, спо­соб­но­сти иметь детей, тем не менее он не отнял у тебя воз­мож­ность при­об­ре­тать дру­зей. Знай, что нынеш­ним сво­им поступ­ком ты при­об­рел в нас таких дру­зей, кото­рые поста­ра­ют­ся, насколь­ко это будет от них зави­сеть, быть тебе заступ­ни­ка­ми не хуже, чем род­ные дети.

(20) Меж тем как Кир это гово­рил, к нему под­бе­га­ет пред­во­ди­тель гир­кан­цев, кото­рый толь­ко что узнал о слу­чив­шем­ся. Креп­ко пожав ему руку, он вос­клик­нул:

—Ты вели­кое сча­стье для всех дру­зей, Кир! Какую глу­бо­кую бла­го­дар­ность застав­ля­ешь ты меня воз­но­сить богам за то, что они све­ли меня с тобою!

(21) — В таком слу­чае, — рас­по­рядил­ся Кир, — пой­ди, при­ми эту кре­пость, за кото­рую ты обни­ма­ешь меня, и рас­по­рядись ею так, чтобы впредь она была бес­цен­ным даром для ваше­го пле­ме­ни и для про­чих союз­ни­ков, а в осо­бен­но­сти, — доба­вил он, — для это­го Гада­та, кото­рый захва­тил ее и пере­дал нам.

с.118 (22) — Что ж, — спро­сил тогда гир­ка­нец, — коль ско­ро пожа­лу­ют сюда каду­сии, саки и мои сограж­дане, не при­гла­сить ли нам и их так­же, чтобы всем вме­сте, кого это каса­ет­ся, обсудить, как нам исполь­зо­вать эту кре­пость с наи­боль­шей для себя выго­дой?

(23) Кир одоб­рил такое пред­ло­же­ние. Затем, когда собра­лись те, кто был заин­те­ре­со­ван в судь­бе этой кре­по­сти, они реши­ли, что нуж­но охра­нять ее сов­мест­но всем, кому было выгод­но сохра­нить ее за собой, чтобы она была для них защи­тою от напа­де­ний и угро­зою для асси­рий­цев. (24) С тех пор все — и каду­сии, и саки, и гир­кан­цы в боль­шем чис­ле и с боль­шим усер­ди­ем при­ни­ма­ли уча­стие в этом похо­де Кира. Отряд каду­си­ев состав­лял до два­дца­ти тысяч пель­та­стов и четы­рех тысяч всад­ни­ков, саков — до деся­ти тысяч луч­ни­ков и двух тысяч кон­ных стрел­ков. Гир­кан­цы так­же при­сла­ли допол­ни­тель­ный отряд пеших вои­нов, сколь­ко мог­ли, а чис­ло всад­ни­ков дове­ли до двух тысяч. Ведь преж­де боль­шая часть их кон­ни­цы долж­на была оста­вать­ся дома, пото­му что каду­сии и саки были тогда враж­деб­ны гир­кан­цам. (25) Все вре­мя, пока Кир оста­вал­ся око­ло этой кре­по­сти, уста­нав­ли­вая там порядок, мно­гие из асси­рий­цев, насе­ляв­ших тамош­ние места, при­во­ди­ли к нему коней и при­но­си­ли ору­жие, дви­жи­мые уже стра­хом перед эти­ми сво­и­ми соседя­ми³⁰.

(26) Вско­ре после это­го явил­ся к Киру Гадат и сооб­щил, что по дошед­шим до него сведе­ни­ям асси­рий­ский царь, когда узнал о захва­те кре­по­сти, силь­но раз­гне­вал­ся и теперь сна­ря­жа­ет вой­ско, чтобы вторг­нуть­ся в стра­ну Гада­та.

—Поэто­му, — заклю­чил Гадат, — если ты отпу­стишь меня, Кир, то я поста­ра­юсь сохра­нить свои кре­по­сти; об осталь­ном я мень­ше забо­чусь.

(27) — А если ты сей­час отпра­вишь­ся, — спро­сил Кир, — как ско­ро ты будешь у себя?

—На тре­тий день я смо­гу уже оста­но­вить­ся на ужин в сво­ей стране, — отве­тил Гадат.

—А, как ты дума­ешь, ты уже заста­нешь там асси­рий­ца?

—Навер­ня­ка; ведь он будет спе­шить покон­чить с похо­дом, пока, по рас­че­там, ты будешь еще дале­ко.

(28) — Ну а я, — спро­сил тогда Кир, — на какой день я смог бы добрать­ся дотуда со сво­им вой­ском?

На это Гадат ска­зал:

—У тебя, гос­по­дин, уже боль­шое вой­ско, и ты не смо­жешь дой­ти до мое­го дома мень­ше чем за шесть или семь дней.

—Тогда, — ска­зал Кир, — отправ­ляй­ся как мож­но ско­рее, а я дви­нусь за тобой со всей воз­мож­ной поспеш­но­стью.

(29) Итак, Гадат отпра­вил­ся в путь, а Кир созвал к себе всех пред­во­ди­те­лей союз­ных отрядов — их было уже мно­го и они каза­лись людь­ми вполне достой­ны­ми — и ска­зал, обра­ща­ясь к ним, так:

(30) — Союз­ные вои­ны, Гадат ока­зал нам, по обще­му мне­нию, вели­кую услу­гу, и сде­лал он это рань­ше, чем мы ему сде­ла­ли хоть что-то хоро­шее. Теперь же, как сооб­ща­ют, асси­рий­ский царь наме­рен вторг­нуть­ся в его стра­ну, во-пер­вых, из-за вполне понят­но­го жела­ния пока­рать его за тот с.119 вели­кий ущерб, кото­рый, как он счи­та­ет, ему при­чи­нил Гадат, а, во-вто­рых, веро­ят­но, так­же из убеж­де­ния, что если под­дан­ные его за свое отпа­де­ние к нам не будут им нака­за­ны, а за свою вер­ность ему будут гиб­нуть под наши­ми уда­ра­ми, то очень ско­ро никто, по всей види­мо­сти, не захо­чет оста­вать­ся в сою­зе с ним. (31) Поэто­му, вои­ны, я пола­гаю, мы совер­шим теперь пре­крас­ный посту­пок, если ока­жем дей­ст­вен­ную под­держ­ку наше­му бла­го­де­те­лю Гада­ту. Мы посту­пим толь­ко спра­вед­ли­во, возда­вая бла­го­дар­но­стью за услу­гу, одна­ко, вме­сте с тем, как мне кажет­ся, мы совер­шим и крайне полез­ное дело для нас самих. (32) Ведь если всем будет вид­но, как мы стре­мим­ся пре­взой­ти при­чи­ня­ю­щих нам зло — злом, а ока­зы­ваю­щих нам бла­го­де­я­ния — бла­го­де­я­ни­я­ми³¹, то бла­го­да­ря это­му, есте­ствен­но, мно­гие захотят стать наши­ми дру­зья­ми и никто не поже­ла­ет быть нашим вра­гом. (33) А если ока­жет­ся, что мы бро­си­ли Гада­та на про­из­вол судь­бы, то ска­жи­те тогда, ради всех богов, каки­ми реча­ми мы смо­жем впредь убедить кого-либо ока­зать нам услу­гу? Как осме­лим­ся мы отзы­вать­ся с похва­лою о самих себе? Как смо­жет кто-либо из нас смот­реть в гла­за Гада­ту, если мы усту­пим ему в бла­го­род­стве — мы, столь вели­кие чис­лом, — одно­му чело­ве­ку, и при­том так иска­ле­чен­но­му?³²

(34) Вот что ска­зал Кир. А все при­сут­ст­ву­ю­щие горя­чо одоб­ри­ли его речь и согла­си­лись с его пред­ло­же­ни­ем.

—В таком слу­чае, — рас­по­рядил­ся Кир, — коль ско­ро и вам по душе такой план дей­ст­вий, давай­те оста­вим при вьюч­ных живот­ных и повоз­ках тех из наших людей, кото­рые более все­го при­год­ны, чтобы сопро­вож­дать обоз. (35) Поста­вим над ними началь­ни­ком и дадим им в вожа­тые Гобрия, ибо он зна­ет доро­гу, да и в дру­гих отно­ше­ни­ях вполне наде­жен. Сами же мы на луч­ших конях и с луч­ши­ми людь­ми пой­дем впе­ред, взяв с собой про­ви­зии на три дня: чем лег­че и чем непри­хот­ли­вее будет наш багаж, тем с боль­шим удо­воль­ст­ви­ем в после­дую­щие дни мы будем зав­тра­кать, ужи­нать и ложить­ся спать. (36) Теперь, — про­дол­жал он, — о поряд­ке, каким мы будем сле­до­вать. В аван­гар­де ты, Хри­сант, поведешь вои­нов, обла­чен­ных в пан­ци­ри. Доро­га здесь ров­ная и широ­кая; ты поста­вишь всех так­си­ар­хов впе­ре­ди, а каж­дый так­сис пусть идет сле­дом, цепоч­кой по одно­му чело­ве­ку. В таком сомкну­том строю мы смо­жем идти самым ско­рым и без­опас­ным обра­зом. (37) Я имен­но пото­му велю идти во гла­ве колон­ны вои­нам, оде­тым в пан­ци­ри, что эта часть вой­ска самая тяже­ло­вес­ная. Если во гла­ве колон­ны будет идти отряд вои­нов, дви­гаю­щий­ся мед­лен­нее осталь­ных, то, есте­ствен­но, все дру­гие, более подвиж­ные, будут лег­ко поспе­вать за ним, а когда ночью воз­глав­ля­ет дви­же­ние самая быст­рая часть, то ничуть не уди­ви­тель­но, что поход­ная колон­на раз­ры­ва­ет­ся, так как аван­гард убе­га­ет впе­ред³³. (38) Вслед за ними, — про­дол­жал Кир, — ты, Арта­баз, поведешь пер­сид­ских пель­та­стов и луч­ни­ков³⁴; затем ты, мидя­нин Анда­мий, — мидий­скую пехоту; затем ты, Эмбас, — армян­скую пехоту; после ты, Артух, — гир­кан­цев; за ними ты, Фам­брад, — пехоту саков; и, нако­нец, ты, Датам, — каду­си­ев. (39) Пусть и эти тоже все поста­вят в пер­вой линии так­си­ар­хов, спра­ва от сво­их колонн пусть поме­стят пель­та­стов, а сле­ва — луч­ни­ков; при таком поряд­ке дви­же­ния вои­ны эти будут в боль­шей бое­вой с.120 готов­но­сти. (40) За пехо­тин­ца­ми пусть сле­ду­ют обоз­ные слу­ги всех отрядов. Их началь­ни­ки долж­ны следить за тем, чтобы они укла­ды­ва­ли весь багаж до того, как лечь спать, а рано утром со сво­и­ми тюка­ми зани­ма­ли в строю отведен­ное им место и сле­до­ва­ли за вои­на­ми в долж­ном поряд­ке. (41) За обоз­ны­ми слу­га­ми перс Мадат поведет пер­сид­ских всад­ни­ков, и тоже поста­вит сот­ни­ков впе­ре­ди, а каж­дый сот­ник пусть ведет свой так­сис, постро­ен­ный в цепоч­ку по одно­му, как и у началь­ни­ков пехоты. (42) За ними мидя­нин Рам­бак поведет в таком же поряд­ке сво­их всад­ни­ков, а за ними ты, Тиг­ран, — свою кон­ни­цу. А даль­ше все осталь­ные началь­ни­ки кон­ни­цы, каж­дый с теми вои­на­ми, кото­рых он при­вел к нам. Затем пой­де­те вы, саки. А в самом кон­це пусть идут каду­сии, кото­рые послед­ни­ми и при­шли к нам. Ты, Алкевн, их пред­во­ди­тель, следи отныне за все­ми иду­щи­ми сза­ди и не поз­во­ляй нико­му отстать от тво­их всад­ни­ков. (43) Все следи­те за тем, чтобы совер­шать дви­же­ние в пол­ной тишине — и, вы, коман­ди­ры, и все вооб­ще рас­суди­тель­ные вои­ны. Ведь ночью все при­хо­дит­ся вос­при­ни­мать и заме­чать ско­рее уша­ми, чем гла­за­ми, и бес­по­рядок ночью может воз­ник­нуть гораздо боль­ший и труд­нее испра­ви­мый, чем днем. Вот поче­му надо стро­го хра­нить мол­ча­ние и дер­жать­ся сво­его места в строю. (44) Когда вам при­дет­ся высту­пать ночью, ноч­ные стра­жи сле­ду­ет назна­чать насколь­ко мож­но крат­ки­ми и часты­ми, чтобы дли­тель­ная бес­сон­ни­ца от несе­ния кара­у­ла нико­му не вреди­ла на похо­де³⁵. Когда надо будет высту­пать в поход, над­ле­жит пода­вать сиг­нал рож­ком. (45) Тогда все вы, захва­тив необ­хо­ди­мое, направ­ляй­тесь по пути, веду­ще­му к Вави­ло­ну, при­чем каж­дый воин в поход­ной колонне дол­жен побуж­дать поза­ди сто­я­ще­го поспе­шать за ним.

(46) После это­го все отпра­ви­лись по сво­им палат­кам, и, рас­хо­дясь, дели­лись друг с дру­гом впе­чат­ле­ни­я­ми о том, как без­оши­боч­но при рас­пре­де­ле­нии пору­че­ний Кир назы­вал по име­ни всех, кому отда­вал при­ка­за­ния. (47) А Кир посту­пал так совер­шен­но наме­рен­но, ибо ему каза­лось весь­ма стран­ным, если ремес­лен­ни­ки будут знать — каж­дый в сво­ей отрас­ли — назва­ния орудий труда, и врач — назва­ния всех инстру­мен­тов и лекарств, кото­ры­ми он поль­зу­ет­ся, а пол­ко­во­дец ока­жет­ся столь глу­пым, что не будет знать име­на сво­их коман­ди­ров³⁶, кото­ры­ми ему при­хо­дит­ся поль­зо­вать­ся как сво­его рода инстру­мен­та­ми, хочет ли он что-либо захва­тить, или охра­нить, или обо­д­рить людей, или напу­гать их. Рав­ным обра­зом, когда ему хоте­лось кого-либо отли­чить, ему каза­лось наи­бо­лее пра­виль­ным обра­щать­ся к тако­му чело­ве­ку по име­ни. (48) По его мне­нию, уве­рен­ность вои­нов в том, что они извест­ны сво­е­му пол­ко­вод­цу, застав­ля­ет их чаще искать слу­чая отли­чить­ся у него на гла­зах и побуж­да­ет с бо́льшим рве­ни­ем избе­гать позор­ных поступ­ков. (49) Он счи­тал так­же совер­шен­но неле­пым, если пол­ко­во­дец, желая дать какое-либо рас­по­ря­же­ние, будет при­ка­зы­вать так, как это дела­ют у себя дома неко­то­рые из гос­под: «Пусть кто-нибудь схо­дит за водой» или «Пусть кто-нибудь нару­бит дров»³⁷. (50) По его убеж­де­нию, при таких при­ка­за­ни­ях все толь­ко смот­рят друг на дру­га, но никто не берет­ся выпол­нять рас­по­ря­же­ние, все винов­ны, но никто не сты­дит­ся и не боит­ся из-за того, что каж­дый оди­на­ко­во вино­вен вме­сте со мно­ги­ми. Вот по с.121 этим-то при­чи­нам он и назы­вал по име­ни всех, кому отда­вал какое-либо при­ка­за­ние.

(51) Тако­го мне­ния при­дер­жи­вал­ся Кир о фор­ме отда­чи при­ка­за­ний. Меж­ду тем вои­ны поужи­на­ли, выста­ви­ли кара­у­лы и, уло­жив необ­хо­ди­мый багаж, лег­ли спать. Когда насту­пи­ла пол­ночь, был дан сиг­нал рож­ком. (52) Ска­зав Хри­сан­ту, что он будет под­жидать осталь­ных на доро­ге впе­ре­ди вой­ска, Кир дви­нул­ся впе­ред вме­сте со сво­и­ми гипе­ре­та­ми. Немно­гим поз­же появил­ся Хри­сант во гла­ве вои­нов, оде­тых в пан­ци­ри. (53) Кир дал ему про­во­жа­тых в доро­гу и при­ка­зал идти пона­ча­лу не спе­ша, посколь­ку еще не все отряды дви­ну­лись в путь. Сам он встал у обо­чи­ны доро­ги и под­хо­див­шим коман­ди­рам при­ка­зы­вал сле­до­вать впе­ред в долж­ном поряд­ке, а к опазды­вав­шим посы­лал сво­их людей с тре­бо­ва­ни­ем пото­ро­пить­ся. (54) Когда все уже дви­ну­лись в путь, Кир послал к Хри­сан­ту всад­ни­ков с изве­сти­ем, что уже все высту­пи­ли и что он может идти быст­рее. (55) А сам мед­лен­но поехал впе­ред, наблюдая дви­же­ние отдель­ных колонн. Если он видел, что вои­ны идут в стро­гом поряд­ке и в пол­ной тишине, то он подъ­ез­жал к ним и спра­ши­вал, кто они, а узнав, хва­лил; если же заме­чал какой-либо отряд в смя­те­нии, то ста­рал­ся выяс­нить при­чи­ну это­го и пре­кра­тить бес­по­рядок.

(56) Нам оста­лось упо­мя­нуть еще об одном рас­по­ря­же­нии Кира во вре­мя ноч­но­го мар­ша: он выслал впе­ре­ди все­го вой­ска неболь­шое чис­ло лег­ко­во­ору­жен­ных пеших вои­нов, кото­рые долж­ны были идти, не теряя из виду Хри­сан­та и под­дер­жи­вая с ним связь; вслу­ши­ва­ясь во все и все заме­чая, они долж­ны были докла­ды­вать Хри­сан­ту о том, что пред­став­ля­лось важ­ным. У них был свой коман­дую­щий, в обя­зан­но­сти кото­ро­го вхо­ди­ло под­дер­жи­вать порядок сре­ди сво­их вои­нов и докла­ды­вать обо всем, заслу­жи­ваю­щем вни­ма­ния, не доку­чая, одна­ко, пустя­ко­вы­ми сооб­ще­ни­я­ми.

(57) В таком поряд­ке он шел всю ночь. Когда же насту­пил день, он оста­вил кон­ни­цу каду­си­ев поза­ди, при их пехо­те, кото­рая шла послед­ней, дабы и пехота тоже не была лише­на при­кры­тия кон­ни­цы. А всем осталь­ным всад­ни­кам он велел ска­кать впе­ред, откуда имен­но и ожи­да­ли вра­гов, чтобы в слу­чае их появ­ле­ния идти навстре­чу и сра­жать­ся, имея нагото­ве необ­хо­ди­мую бое­вую силу, а если у вра­гов будет заме­че­на попыт­ка к бег­ству, — чтобы тут же со всей реши­мо­стью их пре­сле­до­вать. (58) У Кира раз и навсе­гда было уста­нов­ле­но, кому из всад­ни­ков бро­сать­ся в пого­ню, а кому — оста­вать­ся воз­ле него; но чтобы весь строй рас­сы­пал­ся — это­го он нико­гда не допус­кал.

(59) В таком поряд­ке вел свое вой­ско Кир. Сам он, одна­ко, не оста­вал­ся на одном месте, но, разъ­ез­жая и появ­ля­ясь то там, то здесь, наблюдал и забо­тил­ся обо всем необ­хо­ди­мом для сво­их людей. Так шло впе­ред вой­ско Кира.

с.122 (V. 4. 1) В кон­ни­це Гада­та был один силь­ный и вли­я­тель­ный чело­век; как толь­ко он заме­тил, что гос­по­дин его изме­нил асси­рий­ско­му царю, он тут же решил, что если с Гада­том слу­чит­ся какая-либо беда, то ему доста­нут­ся от асси­рий­цев все вла­де­ния Гада­та. Так вот, он посы­ла­ет одно­го из пре­дан­ных ему людей к асси­рий­ско­му царю и велит сво­е­му послан­цу, если тот застанет асси­рий­ское вой­ско уже в обла­сти Гада­та, пере­дать царю асси­рий­цев, что сто­ит тому толь­ко устро­ить заса­ду, как он лег­ко захва­тит Гада­та со всем его отрядом. (2) Он пору­чил так­же объ­яс­нить, что у Гада­та вой­ско ничтож­ное и что Кир его не сопро­вож­да­ет; он ука­зал так­же путь, кото­рым Гадат будет сле­до­вать. Одно­вре­мен­но, чтобы царь ему боль­ше пове­рил, он пере­дал при­каз сво­им слу­гам сдать асси­рий­ско­му царю кре­пость, кото­рой он вла­дел в стране Гада­та, со все­ми собран­ны­ми там запа­са­ми. Он заве­рил царя, что при­будет к нему сам, убив Гада­та, если удаст­ся, а если нет, то, по край­ней мере, чтобы впредь сра­жать­ся на сто­роне асси­рий­ца. (3) Когда отря­жен­ный для этой цели гонец, ска­ча во весь дух, при­был к асси­рий­ско­му царю и объ­яс­нил, с каким пору­че­ни­ем он явил­ся, тот, выслу­шав, немед­лен­но овла­дел кре­по­стью и с боль­шим чис­лом всад­ни­ков и колес­ниц устро­ил заса­ду в дерев­нях, тес­но при­мы­каю­щих друг к дру­гу. (4) Гадат, при­бли­зив­шись к этим дерев­ням, послал несколь­ко всад­ни­ков впе­ред на раз­вед­ку. Когда асси­рий­ский царь заме­тил при­бли­же­ние раз­вед­чи­ков, он при­ка­зал двум или трем колес­ни­цам и несколь­ким всад­ни­кам вый­ти из укры­тия и уда­рить­ся в бег­ство, как буд­то их было мало и они были напу­га­ны. Раз­вед­чи­ки, как толь­ко увиде­ли это, ста­ли их пре­сле­до­вать и обо­д­ря­ю­ще маха­ли рука­ми Гада­ту, так что и тот, введен­ный в заблуж­де­ние, тоже бро­сил­ся пре­сле­до­вать вра­га изо всех сил. Когда асси­рий­цы реши­ли, что Гадат попал­ся, они выско­чи­ли из заса­ды. (5) Увидев их, вои­ны Гада­та обра­ти­лись в бег­ство, а те, как и нуж­но было ожи­дать, ста­ли их пре­сле­до­вать. В этот момент всад­ник, замыс­лив­ший зло про­тив Гада­та, нанес ему удар; сва­лить Гада­та ему не уда­лось, но он все же ранил его в пле­чо. Нане­ся этот пре­да­тель­ский удар, он стал отста­вать до тех пор, пока его не нагна­ли пре­сле­дую­щие. Его узна­ли, и вот он уже с вели­ким усер­ди­ем нахле­сты­ва­ет коня и вме­сте с царем пре­сле­ду­ет Гада­та. (6) Тут, конеч­но, мно­гие из вои­нов Гада­та, у кото­рых лоша­ди еле шли, были застиг­ну­ты асси­рий­ца­ми, мчав­ши­ми­ся на све­жих конях. Вооб­ще всем уже при­хо­ди­лось пло­хо из-за того, что кони были изну­ре­ны похо­дом, как вдруг всад­ни­ки Гада­та увиде­ли Кира, под­хо­див­ше­го со сво­им вой­ском. Мож­но пред­ста­вить себе, с какой радо­стью, как буд­то после бури в надеж­ную гавань³⁸, устре­ми­лись они к нему. (7) Кир пона­ча­лу уди­вил­ся, а когда понял, в чем дело, то, покуда вра­ги про­дол­жа­ли нестись впе­ред, он тоже повел свое вой­ско навстре­чу, сохра­няя пол­ный порядок; когда же вра­ги осо­зна­ли про­ис­хо­дя­щее и уда­ри­лись в бег­ство, тут уже Кир велел начать пре­сле­до­ва­ние тем всад­ни­кам, кому было при­ка­за­но это делать, а сам с осталь­ны­ми вои­на­ми сле­до­вал за ними таким обра­зом, чтобы мож­но было ока­зать с.123 под­держ­ку. (8) Тут вои­ны Кира захва­ты­ва­ют колес­ни­цы асси­рий­цев, одни — пустые, так как воз­ни­чие с них попа­да­ли при рез­ком пово­ро­те или от иных при­чин, а дру­гие — на ходу, когда всад­ни­ки отре­за­ли им путь к отступ­ле­нию. Они уби­ва­ют так­же мно­же­ство вра­же­ских вои­нов и сре­ди них того, кто нанес удар Гада­ту. (9) Что же каса­ет­ся пеших асси­рий­ских вои­нов, кото­рые в тот момент оса­жда­ли дво­рец Гада­та, то одни из них нашли убе­жи­ще в дру­гой кре­по­сти, отло­жив­шей­ся от Гада­та, а дру­гие успе­ли укрыть­ся в одном из боль­ших горо­дов, при­над­ле­жав­ших асси­рий­ско­му царю; туда же бежал и сам царь с остав­ши­ми­ся у него всад­ни­ка­ми и колес­ни­ца­ми.

(10) Добив­шись тако­го успе­ха, Кир вер­нул­ся в область Гада­та. Отдав рас­по­ря­же­ния тем, кому над­ле­жа­ло сто­ро­жить плен­ни­ков, он тот­час отпра­вил­ся посмот­реть, как чув­ст­ву­ет себя Гадат после ране­ния. На пути его встре­ча­ет сам Гадат, уже с пере­вя­зан­ной раной. Увидев его, Кир обра­до­вал­ся и ска­зал:

—Я шел к тебе, чтобы узнать, как ты себя чув­ст­ву­ешь.

(11) — А я, — вос­клик­нул Гадат, — кля­нусь бога­ми, шел, чтобы еще раз взгля­нуть на тебя и убедить­ся сво­и­ми гла­за­ми, каков дол­жен быть чело­век со столь пре­крас­ной душой. Ведь ты, как я хоро­шо знаю, нисколь­ко во мне не нуж­да­ешь­ся, и нико­гда не обе­щал мне такой под­держ­ки, и я нико­гда не ока­зы­вал тебе ника­кой услу­ги. И все же из одно­го убеж­де­ния, что я при­нес какую-то поль­зу тво­им дру­зьям³⁹, ты с вели­ким усер­ди­ем поспе­шил мне на помощь: пре­до­став­лен­ный само­му себе, я навер­ня­ка бы погиб, но бла­го­да­ря тебе я спас­ся. (12) Кля­нусь бога­ми, Кир, если бы я оста­вал­ся таким, каким я был рож­ден от при­ро­ды, и мог иметь детей, не знаю, уда­лось бы мне запо­лу­чить для себя тако­го сына. Ведь я знаю, каки­ми быва­ют иные сыно­вья; взять, к при­ме­ру, нынеш­не­го царя асси­рий­цев, кото­рый сво­е­му отцу доста­вил гораздо боль­ше огор­че­ний, чем может при­чи­нить теперь тебе.

(13) Кир воз­ра­зил на это:

—Поис­ти­не, Гадат, ты не заме­ча­ешь гораздо боль­ше­го чуда, если вос­хи­ща­ешь­ся толь­ко мною.

—А что же это такое? — спро­сил Гадат.

—А то, — отве­чал Кир, — что столь­ко пер­сов про­яви­ло заботу о тебе, столь­ко мидян, столь­ко гир­кан­цев, кро­ме того все нахо­дя­щи­е­ся здесь армяне, саки и каду­сии.

(14) — О Зевс, — обра­тил­ся Гадат с моль­бою к небу, — пусть боги дадут мно­го сча­стья этим вои­нам, но во сто крат боль­ше тому, кто сде­лал их таки­ми, какие они есть. А чтобы мы смог­ли радуш­но уго­стить этих людей, кото­рых ты, Кир, удо­ста­и­ва­ешь похва­лы, при­ми эти под­но­ше­ния, — все, что я могу пред­ло­жить тебе.

Тут по его при­ка­зу при­гна­ли мно­же­ство скота, так что, кто хотел, мог при­не­сти жерт­вы богам, а все вой­ско полу­чи­ло уго­ще­ние, достой­ное его подви­га и успе­ха.

(15) Меж­ду тем пред­во­ди­тель каду­си­ев, кото­рый охра­нял тыл и не участ­во­вал в пре­сле­до­ва­нии вра­га, тоже захо­тел совер­шить какое-нибудь слав­ное дело, и пото­му, не посо­ве­то­вав­шись и не ска­зав ниче­го Киру, с.124 устре­мил­ся в набег на зем­ли, рас­по­ло­жен­ные вбли­зи Вави­ло­на. В то вре­мя как его всад­ни­ки рас­сы­па­лись в раз­ные сто­ро­ны, асси­рий­ский царь вышел из горо­да, где он укрыл­ся, и, ведя вой­ско, постро­ен­ное в стро­гий бое­вой порядок, повстре­чал­ся с каду­си­я­ми. (16) Заме­тив, что они одни, он тут же устре­мил­ся в ата­ку, уби­ва­ет пред­во­ди­те­ля каду­си­ев и мно­гих дру­гих вои­нов, захва­ты­ва­ет часть их лоша­дей и отби­ра­ет добы­чу, кото­рую они уго­ня­ли. Пре­сле­до­ва­ние каду­си­ев царь про­дол­жал до тех пор, пока это ему каза­лось без­опас­ным, а затем повер­нул обрат­но. Лишь к вече­ру пер­вые из каду­си­ев, ускольз­нув­ших от пого­ни, достиг­ли сво­его лаге­ря. (17) Как толь­ко Кир услы­шал о слу­чив­шем­ся, он тут же вышел навстре­чу каду­си­ям и всех, кого видел ране­ны­ми, под­бад­ри­вал и отправ­лял к Гада­ту, чтобы там им была ока­за­на помощь, а осталь­ных раз­ме­щал по палат­кам и забо­тил­ся, чтобы у них было все необ­хо­ди­мое. При этом он при­звал к себе на помощь неко­то­рых из пер­сов-гомо­ти­мов, тем более, что в подоб­ных слу­ча­ях бла­го­род­ные люди охот­но вызы­ва­ют­ся помочь.

(18) По все­му было вид­но, что Кир силь­но огор­чен про­ис­шед­шим; когда дру­гие в поло­жен­ный час отпра­ви­лись ужи­нать, Кир со сво­и­ми гипе­ре­та­ми и вра­ча­ми все еще зани­мал­ся постра­дав­ши­ми, не остав­ляя нико­го без попе­че­ния, насколь­ко это от него зави­се­ло. Он лич­но хотел поза­бо­тить­ся о каж­дом ране­ном, а если ему это не уда­ва­лось, он тут же посы­лал людей для ока­за­ния необ­хо­ди­мой помо­щи.

(19) Лишь покон­чив с эти­ми хло­пота­ми, они отпра­ви­лись спать. С наступ­ле­ни­ем дня Кир через гла­ша­тая велел собрать­ся пред­во­ди­те­лям всех отрядов, а каду­си­ям прий­ти всем, и высту­пил перед ними с такой речью:

—Союз­ные вои­ны! То, что слу­чи­лось, вполне в харак­те­ре чело­ве­че­ской при­ро­ды, ибо, на мой взгляд, нет ниче­го уди­ви­тель­но­го в том, что люди, оста­ва­ясь людь­ми, совер­ша­ют ошиб­ки. Одна­ко из слу­чив­ше­го­ся толь­ко что несча­стья над­ле­жит извлечь доб­рый урок: нико­гда не надо отде­лять от цело­го вой­ска часть, кото­рая ока­жет­ся сла­бее вой­ска вра­гов.

(20) Этим я вовсе не хочу ска­зать, что при слу­чае нель­зя отпра­вить­ся на дело даже с мень­шим отрядом, чем тот, с кото­рым ушел пред­во­ди­тель каду­си­ев. Если ты дви­нешь­ся, уве­до­мив того, кто может ока­зать под­держ­ку, то в этом слу­чае вполне допу­сти­мо отде­ле­ние: тому, кто оста­нет­ся, мож­но обман­ным манев­ром отвлечь непри­я­те­ля в сто­ро­ну от ушед­ше­го отряда или вооб­ще при­чи­нить непри­ят­но­сти вра­гам и этим обес­пе­чить без­опас­ность дру­зьям. В таком слу­чае отде­лив­ший­ся отряд вовсе не будет лишен под­держ­ки, сохра­нив связь с глав­ны­ми сила­ми. Тот же, кто уйдет, не сооб­щив, где он будет, ста­вит себя в поло­же­ние такое же, как если бы он совер­шал поход в пол­ном оди­но­че­стве. (21) Впро­чем, — про­дол­жал Кир, — если бог поже­ла­ет, то мы ско­ро отпла­тим вра­гам за эту неуда­чу. Как толь­ко вы покон­чи­те с зав­тра­ком, я пове­ду вас туда, где слу­чи­лось несча­стье. Мы похо­ро­ним погиб­ших, а затем пока­жем вра­гам, что там, где они, по их мне­нию, одер­жа­ли верх, сто­ят новые вои­ны, гото­вые одо­леть их, если бог того поже­ла­ет, чтобы впредь они не радо­ва­лись, глядя на место, где они погу­би­ли наших союз­ни­ков. А если они не вый­дут навстре­чу, мы сожжем их селе­ния и разо­рим стра­ну, чтобы они не лико­ва­ли, глядя на с.125 при­чи­нен­ные нам несча­стья, но тяж­ко мучи­лись при виде соб­ст­вен­ных бед. (22) Итак, — заклю­чил Кир, — все осталь­ные пусть идут зав­тра­кать, а вы, каду­сии, сна­ча­ла пой­ди­те и избе­ри­те себе пред­во­ди­те­ля, так, как у вас поло­же­но по зако­ну, чтобы он впредь забо­тил­ся о вас с помо­щью богов и с нашей помо­щью, если что-либо вам пона­до­бит­ся от нас. А когда избе­ре­те, при­шли­те ко мне того, кто будет выбран.

(23) Каду­сии так и сде­ла­ли. Когда же настал час высту­пать в поход, Кир ука­зал коман­ди­ру, избран­но­му каду­си­я­ми, его место в строю и велел ему вести свой отряд рядом с ним, Киром, чтобы, как он ска­зал, «мы по воз­мож­но­сти обо­д­ри­ли тво­их людей». В таком поряд­ке они дви­ну­лись впе­ред и, при­дя на место, заня­лись погре­бе­ни­ем пав­ших каду­си­ев и ста­ли опу­сто­шать стра­ну. Совер­шив все это, они вер­ну­лись обрат­но во вла­де­ния Гада­та, при­не­ся с собой необ­хо­ди­мые при­па­сы из вра­же­ской стра­ны.

(24) Кир пони­мал, что жите­лям близ­ле­жа­щих от Вави­ло­на селе­ний, кото­рые отло­жи­лись к нему, при­дет­ся пло­хо, если он сам не будет посто­ян­но нахо­дить­ся побли­зо­сти. Поэто­му всем вра­же­ским вои­нам, кото­рых он отпус­кал на волю, он велел гово­рить асси­рий­ско­му царю — и под­твер­дил это через спе­ци­аль­но послан­но­го гла­ша­тая, — что он готов поз­во­лить всем зем­ледель­цам обра­ба­ты­вать зем­лю и не будет их оби­жать, если и царь, со сво­ей сто­ро­ны, поз­во­лит возде­лы­вать зем­лю работ­ни­кам тех хозя­ев, кото­рые пере­шли на сто­ро­ну пер­сов. (25) «Ведь если ты и ста­нешь чинить поме­хи, — заяв­лял Кир, — то смо­жешь поме­шать лишь немно­гим, ибо зем­ля, кото­рая при­над­ле­жит людям, пере­шед­шим на мою сто­ро­ну, неве­ли­ка по раз­ме­рам, меж­ду тем как я могу оста­вить в тво­ем рас­по­ря­же­нии боль­шие про­стран­ства возде­лы­вае­мой зем­ли. Затем при сбо­ре уро­жая, если будет идти вой­на, то выго­ду, конеч­но, полу­чит тот, на чьей сто­роне ока­жет­ся победа; если же будет мир, то в выиг­ры­ше, несо­мнен­но, оста­нешь­ся ты. А если кто-либо из моих сто­рон­ни­ков под­ни­мет ору­жие про­тив тебя или кто-либо из тво­их под­дан­ных — про­тив меня, то каж­дый из нас суме­ет отра­зить напа­де­ние, насколь­ко это будет в его силах».

(26) Дав гла­ша­таю такое пору­че­ние, Кир ото­слал его к царю. Как толь­ко асси­рий­цы услы­ша­ли об этом, они все­ми спо­со­ба­ми ста­ли убеж­дать царя согла­сить­ся с пред­ло­же­ни­ем Кира и, насколь­ко толь­ко воз­мож­но, умень­шить тяготы вой­ны. (27) То ли он был убеж­ден сво­и­ми сопле­мен­ни­ка­ми, то ли и сам того желал, но так или ина­че асси­рий­ский царь одоб­рил эти пред­ло­же­ния, и было заклю­че­но согла­ше­ние, чтобы для работаю­щих на полях был мир, а вой­на шла меж­ду воору­жен­ны­ми вои­на­ми. (28) Такое согла­ше­ние заклю­чил Кир в инте­ре­сах зем­ледель­цев. А ста­да домаш­не­го скота он пред­ло­жил сво­им новым дру­зьям пере­гнать, если они хотят, во вла­де­ния пер­сов; скот же, при­над­ле­жа­щий непри­я­те­лю, Кир раз­ре­шил уго­нять откуда угод­но, для того чтобы поход достав­лял боль­ше радо­сти союз­ни­кам. Ведь вои­нам гро­зи­ли те же опас­но­сти, даже если бы они ста­ли воз­дер­жи­вать­ся от гра­бе­жа, меж­ду тем как добы­ва­ние про­ви­ан­та у непри­я­те­ля мог­ло сде­лать поход­ную жизнь, без­услов­но, более лег­кой.

(29) Кир стал уже гото­вить­ся к отъ­езду, когда к нему явил­ся Гадат со мно­же­ст­вом самых раз­но­об­раз­ных даров, как подо­ба­ло вла­дель­цу боль­шо­го с.126 состо­я­ния. Меж­ду про­чим, он при­гнал мно­го коней, ото­брав их у части сво­их всад­ни­ков, кото­рым он более не дове­рял из-за про­шло­го поку­ше­ния. (30) При­бли­зив­шись к Киру, он ска­зал:

—Кир, я отдаю тебе нын­че эти дары, и ты можешь рас­по­ря­жать­ся ими, как тебе угод­но. Одна­ко знай, что и все про­чее мое досто­я­ние при­над­ле­жит тебе. Ведь у меня нет и уже нико­гда не будет род­но­го сына, кото­ро­му я смо­гу оста­вить свое богат­ство. С моей смер­тью неиз­беж­но угас­нут и весь наш род и наше имя. (31) А меж­ду тем, Кир, кля­нусь бога­ми, кото­рые все видят и все слы­шат, я постра­дал таким страш­ным обра­зом, не ска­зав и не сде­лав ниче­го обид­но­го и ниче­го постыд­но­го.

При этих сло­вах он залил­ся сле­за­ми, опла­ки­вая свою судь­бу, и боль­ше уже не мог гово­рить.

(32) Выслу­шав его, Кир посо­чув­ст­во­вал ему в горе, а затем ска­зал так:

—Конеч­но, я при­му тво­их коней; ведь и тебе я при­не­су боль­ше поль­зы, отдав их людям более пре­дан­ным, чем нынеш­ние твои всад­ни­ки, если толь­ко вер­но твое суж­де­ние о них, да и сам я смо­гу быст­рее достичь того, чего так дав­но желаю, — дове­сти пер­сид­скую кон­ни­цу до деся­ти тысяч чело­век. Одна­ко все про­чие подар­ки ты возь­ми обрат­но и сохра­ни до тех пор, пока не увидишь, что я доста­точ­но богат, чтобы отбла­го­да­рить тебя не хуже тво­е­го. Ведь если ты напо­сле­док ода­ришь меня более щед­ро, чем сам полу­чишь от меня, то, кля­нусь бога­ми, не знаю, смо­гу ли я не испы­ты­вать чув­ства сты­да.

(33) На это Гадат ска­зал:

—Этим заве­ре­ни­ям тво­им я верю, ибо вижу, каков твой харак­тер. Одна­ко ты поду­май, могу ли я сохра­нить все эти сокро­ви­ща. (34) Ведь пока мы были дру­зья­ми с царем асси­рий­цев, вла­де­ния мое­го отца по пра­ву мог­ли счи­тать­ся пре­крас­ны­ми. Рас­по­ло­жен­ные побли­зо­сти от вели­чай­ше­го горо­да Вави­ло­на, они дава­ли нам воз­мож­ность поль­зо­вать­ся выго­да­ми, какие достав­ля­ет боль­шой город, а от всех его тягот мы лег­ко мог­ли изба­вить­ся, укрыв­шись здесь у себя. Но сей­час, когда мы ста­ли вра­га­ми, каж­до­му долж­но быть ясно, что, сто­ит тебе уйти, и мы под­верг­нем­ся страш­ной опас­но­сти — и мы сами, и все наше досто­я­ние. Я думаю, нам при­дет­ся вести ужас­ную жизнь, имея под боком вра­гов и видя, что они силь­нее нас. (35) Конеч­но, мне могут воз­ра­зить: «Так поче­му же ты не поду­мал обо всем этом преж­де, чем отпа­дать от царя?» Да пото­му, ска­жу я, Кир, что я из-за обиды и гне­ва стре­мил­ся не к без­опас­но­сти, а посто­ян­но вына­ши­вал толь­ко один замы­сел: как отпла­тить спол­на это­му недру­гу богов и людей, кото­рый все­гда пыла­ет нена­ви­стью, но даже не к тому, кто при­чи­нил ему обиду, а ко вся­ко­му, в ком он почув­ст­ву­ет чело­ве­ка луч­ше себя. (36) Поэто­му я убеж­ден, что, будучи сам него­дя­ем, он все­гда будет обза­во­дить­ся союз­ни­ка­ми из чис­ла людей, еще более сквер­ных. А если сре­ди них и ока­жет­ся чело­век срав­ни­тель­но порядоч­ный, то ты можешь не бес­по­ко­ить­ся, Кир; тебе отнюдь не при­дет­ся вести борь­бу с достой­ным про­тив­ни­ком, ибо царь сам поведет эту борь­бу все­ми воз­мож­ны­ми спо­со­ба­ми, пока не изба­вит­ся от того, кто пре­вос­хо­дит его доб­ле­стью. Одна­ко при­чи­нить горе мне — это, я думаю, он вполне смо­жет сде­лать и с помо­щью него­дя­ев.

с.127 (37) Слу­шая Гада­та, Кир решил, что тот гово­рит о вещах, несо­мнен­но заслу­жи­ваю­щих вни­ма­ния. Поэто­му он сра­зу пред­ло­жил:

—А поче­му бы тогда, Гадат, нам не укре­пить твои кре­по­сти надеж­ною стра­жей, чтобы ты мог рас­по­ря­жать­ся ими и чув­ст­во­вать себя в пол­ной без­опас­но­сти, когда бы ты ни при­шел сюда? Сам же ты мог бы остать­ся в нашем вой­ске, чтобы, если толь­ко боги по-преж­не­му будут за нас, царь испы­ты­вал страх перед тобой, а не ты перед ним. Все, что достав­ля­ет тебе радость из тво­е­го иму­ще­ства, или с кем тебе при­ят­но про­во­дить вре­мя, — все это ты можешь взять с собой в поход. Как мне кажет­ся, ты мог бы быть для меня очень поле­зен, а я, со сво­ей сто­ро­ны, поста­ра­юсь помочь тебе чем могу.

(38) Услы­шав о такой воз­мож­но­сти, Гадат с облег­че­ни­ем вздох­нул и ска­зал:

—Толь­ко успею ли я со сбо­ра­ми до тво­е­го ухо­да? Ведь я хочу взять с собой и свою мать.

—Конеч­но, кля­нусь Зев­сом, — успо­ко­ил его Кир, — ты вполне успе­ешь. Во вся­ком слу­чае я задер­жу выступ­ле­ние до тех пор, пока ты не ска­жешь, что у тебя все гото­во.

(39) После это­го Гадат отпра­вил­ся, чтобы с помо­щью Кира укре­пить свои кре­по­сти гар­ни­зо­на­ми. В доро­гу он взял с собой все, что мог­ло укра­сить жизнь тако­го бога­то­го чело­ве­ка. Он решил так­же уве­сти с собой часть сво­их людей, как из чис­ла остав­ших­ся ему вер­ны­ми, чье обще­ство ему было при­ят­но, так и мно­гих из тех, кому он не дове­рял, при­нудив этих послед­них взять с собой либо жен, либо бра­тьев, <либо детей>⁴⁰, чтобы дер­жать их таким обра­зом свя­зан­ны­ми по рукам и ногам. (40) Высту­пив в поход, Кир сра­зу велел Гада­ту занять место сре­ди людей его сви­ты, чтобы мож­но было поль­зо­вать­ся его сове­та­ми по пово­ду дорог, источ­ни­ков воды и запа­сов фура­жа и хле­ба и бла­го­да­ря это­му раз­би­вать лагерь в местах, где в изоби­лии есть все необ­хо­ди­мое.

(41) Когда, про­дви­га­ясь впе­ред, Кир завидел город вави­ло­нян и решил, что доро­га, по кото­рой они шли, ведет под самые сте­ны горо­да, он подо­звал к себе Гобрия и Гада­та и спро­сил, нет ли дру­го­го пути, чтобы мож­но было прой­ти не так близ­ко от город­ских стен.

(42) — Есть дру­гие доро­ги, гос­по­дин, и даже не одна, — отве­чал Гобрий. — Но я думал, что ты сам захо­чешь теперь прой­ти как мож­но бли­же от горо­да, чтобы пока­зать царю, каким боль­шим и пре­вос­ход­ным вой­ском ты уже рас­по­ла­га­ешь. Ведь даже тогда, когда у тебя было гораздо мень­ше сил, ты под­хо­дил вплот­ную к сте­нам горо­да и он мог видеть, что нас немно­го⁴¹. Теперь же, если даже он как-то и под­гото­вил­ся, — ведь он заявил тебе, что ему надо еще под­гото­вить­ся к сра­же­нию с тобой⁴², — все рав­но я уве­рен, что при взгляде на твои силы его соб­ст­вен­ные пока­жут­ся ему сно­ва совер­шен­но недо­ста­точ­ны­ми.

(43) В ответ на это Кир ска­зал:

—Сда­ет­ся мне, Гобрий, что ты недо­уме­ва­ешь, поче­му тогда, когда со мной было гораздо мень­шее вой­ско, я под­сту­пил к самым сте­нам горо­да, а теперь, когда я рас­по­ла­гаю боль­ши­ми сила­ми, мне не хочет­ся под­хо­дить с.128 под самые сте­ны. (44) Ты не дол­жен, одна­ко, удив­лять­ся, ибо не одно и то же — под­сту­пать к горо­ду и про­хо­дить мимо. Идя на при­ступ, все выст­ра­и­ва­ют­ся таким обра­зом, чтобы как мож­но луч­ше было сра­жать­ся; да и при отхо­де бла­го­ра­зум­ные вои­ны сохра­ня­ют такой порядок, при кото­ром они могут отой­ти с наи­боль­шей без­опас­но­стью, а не с наи­боль­шей быст­ро­той. (45) Наобо­рот, дви­га­ясь в похо­де мимо кре­по­сти, при­хо­дит­ся идти так, что вой­ско вклю­ча­ет вере­ни­цу пово­зок и длин­ный хвост осталь­но­го дале­ко рас­тя­нув­ше­го­ся обо­за. Для все­го это­го необ­хо­ди­мо при­кры­тие из воору­жен­ных вои­нов и нико­им обра­зом нель­зя выстав­лять обоз на гла­за непри­я­те­лю без воору­жен­ной защи­ты. (46) Разу­ме­ет­ся, при таком поряд­ке дви­же­ния бое­спо­соб­ная часть вой­ска неиз­беж­но вытя­ги­ва­ет­ся в тон­кую и сла­бую линию. Если вра­ги из кре­по­сти поже­ла­ют сомкну­тым стро­ем ата­ко­вать в каком-либо месте, то, где бы они тут ни напа­ли, везде они всту­пят в борь­бу более силь­ны­ми, чем про­хо­дя­щие мимо. (47) К тому же для дви­гаю­щих­ся длин­ной колон­ной длин­ны­ми ока­зы­ва­ют­ся и марш­ру­ты дви­же­ний на помощь отдель­ным отрядам, меж­ду тем как вои­ны из кре­по­сти могут быст­ро сде­лать корот­кую вылаз­ку и вер­нуть­ся обрат­но. (48) Если же мы будем идти мимо кре­по­сти, сохра­няя дистан­цию, кото­рая и нын­че поз­во­ля­ет нам дви­гать­ся вытя­ну­той колон­ной, то вра­ги и так смо­гут увидеть вели­чи­ну наше­го вой­ска; при этом из-за воору­жен­ной охра­ны вся про­хо­дя­щая мас­са будет являть собой гроз­ное зре­ли­ще. (49) Тогда, если вра­ги и вправ­ду решат­ся на какую-нибудь вылаз­ку, мы смо­жем изда­ле­ка заме­тить их, и они не заста­нут нас врас­плох. Впро­чем, дру­зья, — про­дол­жал Кир, — они едва ли отва­жат­ся на напа­де­ние — для это­го им при­дет­ся дале­ко отой­ти от сво­их стен, раз­ве что они решат, что они вооб­ще силь­нее все­го наше­го вой­ска. Ведь отступ­ле­ние для них будет весь­ма опас­ным.

(50) Когда Кир кон­чил, при­сут­ст­ву­ю­щие согла­си­лись, что он гово­рит пра­виль­но, и Гобрий повел вой­ско так, как того желал Кир. По мере того, как вой­ско про­хо­ди­ло мимо горо­да, Кир все вре­мя уси­ли­вал оста­вав­шу­ю­ся в арьер­гар­де часть.

(51) Дви­га­ясь таким обра­зом, Кир в поло­жен­ный срок дости­га­ет гра­ниц Сирии⁴³ и Мидии, откуда он в свое вре­мя высту­пил в поход. Из нахо­див­ших­ся здесь трех сирий­ских кре­по­стей одну, самую сла­бую, он сра­зу же взял штур­мом. Что же каса­ет­ся двух дру­гих, то Кир и Гадат, дей­ст­вуя один стра­хом, а дру­гой убеж­де­ни­ем, заста­ви­ли их гар­ни­зо­ны сдать­ся.

(V. 5. 1) Когда со всем этим было покон­че­но, Кир посы­ла­ет к Киа­к­са­ру гон­ца с пред­ло­же­ни­ем при­быть в его лагерь, чтобы они мог­ли решить, как посту­пить с толь­ко что захва­чен­ны­ми кре­по­стя­ми, и чтобы Киа­к­сар, сде­лав смотр вой­ску, дал свой совет отно­си­тель­но обще­го поло­же­ния и того, что, по его мне­нию, теперь над­ле­жит пред­при­нять. «Ты доба­вишь, — ска­зал с.129 Кир гон­цу, — что если он того хочет, то я сам могу отпра­вить­ся к нему и ста­ну лаге­рем рядом с ним». (2) Гонец отпра­вил­ся, чтобы пере­дать эти пред­ло­же­ния. А Кир тем вре­ме­нем велел как мож­но рос­кош­нее укра­сить шатер асси­рий­ско­го царя, кото­рый мидяне выде­ли­ли для Киа­к­са­ра, доста­вить туда раз­лич­ную утварь, какая у них име­лась, и поме­стить в жен­ской поло­вине шат­ра налож­ни­цу вме­сте с арфист­ка­ми, кото­рые тоже были выде­ле­ны для Киа­к­са­ра. (3) Мидяне заня­лись испол­не­ни­ем это­го при­ка­за. Меж­ду тем послан­ный к Киа­к­са­ру гонец изло­жил все, что было ему пору­че­но. Выслу­шав его, Киа­к­сар решил, что вой­ску Кира луч­ше оста­вать­ся на гра­ни­це. Ведь к тому вре­ме­ни уже яви­лись те пер­сид­ские вои­ны, за кото­ры­ми посы­лал Кир, а их было сорок тысяч луч­ни­ков и пель­та­стов. (4) Видя, как силь­но опу­сто­ша­ют новые при­шель­цы мидий­скую зем­лю, Киа­к­сар пола­гал, что, пожа­луй, луч­ше изба­вить­ся и от этих, чем при­ни­мать еще одно вой­ско. Впро­чем, коман­дир, при­вед­ший новых вои­нов, в соот­вет­ст­вии с рас­по­ря­же­ни­ем Кира⁴⁴ спро­сил Киа­к­са­ра, нуж­ны ли они ему, а когда тот отве­тил, что не нуж­ны, в тот же день, как толь­ко услы­шал о при­бы­тии Кира, отпра­вил­ся к нему со всем сво­им отрядом.

(5) На сле­дую­щий день высту­пил и Киа­к­сар с той частью мидий­ских всад­ни­ков, кото­рая у него еще оста­ва­лась. Когда Кир услы­шал о его под­хо­де, он взял с собой кон­ни­цу пер­сов, уже доста­точ­но мно­го­чис­лен­ную, всех мидян, армян и гир­кан­цев, а так­же тех из осталь­ных союз­ни­ков, у кого были луч­шие кони и луч­шее воору­же­ние, и высту­пил навстре­чу, желая пока­зать Киа­к­са­ру свое вой­ско. (6) Когда тот увидел, что за Киром сле­ду­ет мно­же­ство вели­ко­леп­ных вои­нов, а за ним самим лишь неболь­шая и жал­кая сви­та, он почув­ст­во­вал в этом что-то уни­зи­тель­ное и силь­но огор­чил­ся. Когда Кир сошел с коня и при­бли­зил­ся к Киа­к­са­ру, наме­ре­ва­ясь по обы­чаю поце­ло­вать его, Киа­к­сар тоже сошел с коня, но отвер­нул­ся; он укло­нил­ся от поце­луя, и было вид­но, что он пла­чет⁴⁵. (7) Тогда Кир велел всем осталь­ным отой­ти в сто­ро­ну и отды­хать, а сам взял Киа­к­са­ра за руку и отвел его в сто­ро­ну от доро­ги под тень пальм. Он велел посте­лить для Киа­к­са­ра несколь­ко мидий­ских ков­ров⁴⁶ и, уса­див его там и сам сев рядом, начал такой раз­го­вор:

(8) — Ска­жи мне, ради богов, дядя, поче­му ты на меня сер­дишь­ся и какая непри­ят­ность заста­ви­ла тебя так огор­чать­ся?

На это Киа­к­сар отве­тил:

—Кир, по обще­му мне­нию, я про­ис­хо­жу из цар­ско­го рода, столь древ­не­го, насколь­ко про­сти­ра­ет­ся чело­ве­че­ская память; мой отец был царем и я сам тако­вым счи­та­юсь. Меж­ду тем я вижу, с какой жал­кой и недо­стой­ной меня сви­той я подъ­ез­жаю к тебе, тогда как ты в окру­же­нии моих соб­ст­вен­ных слуг и дру­гих войск явля­ешь­ся силь­ным и вели­че­ст­вен­ным. (9) Такое уни­же­ние, я думаю, непри­ят­но пре­тер­петь и от вра­гов, но мно­го непри­ят­нее, о Зевс, испы­тать его от тех, от кого я менее все­го мог бы это ожи­дать. Мне кажет­ся, я пред­по­чел бы десять раз про­ва­лить­ся сквозь зем­лю⁴⁷, чем пред­стать пред взо­ром людей столь жал­ким обра­зом и видеть, как мои под­дан­ные пре­не­бре­га­ют мною и насме­ха­ют­ся надо мной. Ибо я пре­крас­но знаю, — про­дол­жал Киа­к­сар, — что не толь­ко ты теперь с.130 могу­ще­ст­вен­нее меня, но и мои рабы⁴⁸ встре­ча­ют меня, став силь­нее, чем я сам. Они теперь так вели­ко­леп­но сна­ря­же­ны, что могут ско­рее сами при­чи­нить мне зло, чем испы­тать его от меня.

(10) Гово­ря это, он уже совер­шен­но не мог сдер­жи­вать слез, так что от жало­сти и у Кира тоже гла­за напол­ни­лись сле­за­ми. Одна­ко, пере­ждав немно­го, Кир воз­об­но­вил раз­го­вор:

—Нет, Киа­к­сар, ты и гово­ришь невер­но и дума­ешь непра­виль­но, если счи­та­ешь, что бла­го­да­ря мое­му при­сут­ст­вию мидяне теперь настро­е­ны так, что спо­соб­ны при­чи­нить тебе зло.

(11) Конеч­но, я не удив­ля­юсь тому, что ты гне­ва­ешь­ся и стра­шишь­ся их. Одна­ко по спра­вед­ли­во­сти ли ты сер­дишь­ся на них или напрас­но, — это­го я не ста­ну касать­ся, ибо знаю, что тебе было бы непри­ят­но слу­шать, как я веду речь в их защи­ту. Как бы то ни было, я счи­таю боль­шой ошиб­кой, когда началь­ник сер­дит­ся сра­зу на всех под­чи­нен­ных. Ведь устра­шая мно­гих, он мно­гих же неиз­беж­но дела­ет себе вра­га­ми, а сер­дясь сра­зу на всех, он всех их тол­ка­ет к опас­но­му согла­сию.

(12) Будь уве­рен, что имен­но поэто­му я и не стал их отсы­лать обрат­но до сво­его воз­вра­ще­ния, боясь, чтобы из-за тво­е­го гне­ва не слу­чи­лось чего-нибудь тако­го, что огор­чи­ло бы нас всех⁴⁹. Теперь, с помо­щью богов, когда я здесь, все это не сулит тебе ника­кой опас­но­сти. Одна­ко мне крайне непри­ят­но, что ты счи­та­ешь меня сво­им обид­чи­ком: меж­ду тем как я ста­ра­юсь изо всех сил ока­зы­вать дру­зьям как мож­но боль­ше услуг, меня подо­зре­ва­ют в стрем­ле­ни­ях совсем про­ти­во­по­лож­ных.

(13) — Впро­чем, — про­дол­жал Кир, — не будем вот так, нао­бум, обви­нять друг дру­га. Луч­ше выяс­ним, если это воз­мож­но, в чем состо­ит обида, кото­рую я при­чи­нил тебе. Я могу пред­ло­жить усло­вие, самое спра­вед­ли­вое при тако­го рода спо­рах меж­ду дру­зья­ми: если ока­жет­ся, что я при­чи­нил тебе какое-нибудь зло, то я при­зна­юсь, что нанес тебе обиду. Но если ока­жет­ся, что я не делал и не желал тебе ника­ко­го зла, то раз­ве не при­дет­ся и тебе так­же при­знать­ся, что ты не пре­тер­пел от меня ника­кой обиды?

—Ну, разу­ме­ет­ся, — согла­сил­ся Киа­к­сар.

(14) — А если вдо­ба­вок станет ясно, что я даже ока­зал тебе услу­гу и вооб­ще радел как мож­но боль­ше о тво­их инте­ре­сах, то раз­ве не буду я тогда ско­рее заслу­жи­вать похва­лы с тво­ей сто­ро­ны, чем пори­ца­ния?

—Это будет толь­ко спра­вед­ли­во, — ска­зал Киа­к­сар.

(15) — Тогда, — про­дол­жал Кир, — давай посмот­рим все мои дей­ст­вия по поряд­ку; так более все­го будет ясно, какое из них хоро­шее, а какое пло­хое. (16) Давай нач­нем с мое­го назна­че­ния в коман­дую­щие⁵⁰, если толь­ко тебя устра­и­ва­ет начать с это­го момен­та. В самом деле, когда ты услы­шал о сбо­ре мно­го­чис­лен­ных вра­же­ских армий и об их выступ­ле­нии про­тив тебя и тво­ей стра­ны, ты сра­зу же послал гон­цов к пер­сид­ским вла­стям, тре­буя помо­щи, а ко мне лич­но обра­тил­ся с прось­бой, чтобы я сам поста­рал­ся воз­гла­вить поход, если какое-либо вой­ско пер­сов пой­дет тебе на помощь. Раз­ве я не внял этим тво­им прось­бам и не явил­ся к тебе во гла­ве мно­го­чис­лен­но­го, насколь­ко это было воз­мож­но, отряда, состав­лен­но­го из самых луч­ших вои­нов?

с.131 — Да, явил­ся, под­твер­дил Киа­к­сар.

(17) — Ну так, ска­жи мне преж­де все­го, усмот­рел ли ты тогда в моем поступ­ке какое-либо обид­ное для себя дей­ст­вие или, может быть, наобо­рот, бла­го­де­я­ние?

—Несо­мнен­но, — при­знал Киа­к­сар, — что в этих, по край­ней мере, дей­ст­ви­ях заклю­ча­лось бла­го­де­я­ние.

(18) — Что же, — про­дол­жал Кир, — когда вра­ги при­шли и надо было сра­жать­ся с ними, заме­тил ли ты хоть раз, что я отка­зы­вал­ся от труда или избе­гал какой-либо опас­но­сти?

(19) — Нет, кля­нусь Зев­сом, — отве­чал Киа­к­сар, — конеч­но, нет.

—Что же, когда победа с помо­щью богов оста­лась за нами и вра­ги отсту­пи­ли, а я стал при­зы­вать тебя, чтобы мы вме­сте их пре­сле­до­ва­ли, вме­сте пока­ра­ли, вме­сте пожа­ли пло­ды удач­но­го дела⁵¹, — раз­ве во всем этом ты можешь обна­ру­жить у меня какое-либо стрем­ле­ние к свое­ко­рыст­ной выго­де?

(20) Так как Киа­к­сар без­молв­ст­во­вал, то Кир про­дол­жал:

—Но раз ты пред­по­чи­та­ешь хра­нить мол­ча­ние, неже­ли отве­чать на вопрос, то ска­жи мне тогда, счи­та­ешь ли ты, что я нанес тебе обиду тем, что изба­вил от уча­стия в рис­ко­ван­ном деле, коль ско­ро тебе каза­лось небез­опас­ным пус­кать­ся в пре­сле­до­ва­ние, и вме­сто это­го попро­сил отпра­вить со мною часть тво­их всад­ни­ков? Ведь если и этой прось­бой я обидел тебя, — я, кото­рый до это­го сам пре­до­ста­вил себя в твое рас­по­ря­же­ние, — то изволь это обос­но­вать.

(21) Посколь­ку Киа­к­сар и на это не мог ниче­го отве­тить, то Кир ска­зал:

—Но если ты и на это не хочешь отве­чать, то ска­жи мне, в чем даль­ше я мог тебя обидеть? Когда ты отве­тил мне, что тебе не хоте­лось бы, видя, как мидяне весе­лят­ся, лишать их удо­воль­ст­вия и при­нуж­дать вновь к опас­но­му делу, неуже­ли, по-тво­е­му, я сно­ва оскор­бил тебя, когда вме­сто того, чтобы рас­сер­дить­ся на тебя за отказ, я лишь попро­сил тебя об одол­же­нии, кото­рое, как я знал, и тебе не сто­и­ло ника­ко­го труда пре­до­ста­вить и от мидян лег­че все­го было потре­бо­вать: я попро­сил тебя раз­ре­шить, чтобы со мной отпра­ви­лись лишь те, кто поже­ла­ет. (22) Оче­вид­но, что, полу­чив твое согла­сие, я еще ниче­го не выиг­рал, так как мне пред­сто­я­ло добить­ся согла­сия вои­нов. Итак, я отпра­вил­ся уго­ва­ри­вать их, и кого убедил, с теми и высту­пил в поход по тво­е­му раз­ре­ше­нию. Если ты счи­та­ешь это осно­ва­ни­ем к обви­не­нию, то, выхо­дит, при­ня­тие от тебя любо­го дара таит в себе угро­зу обви­не­ния. (23) Но вот мы отпра­ви­лись в поход: что из соде­ян­но­го нами со вре­ме­ни наше­го выступ­ле­ния не ста­ло ясным свиде­тель­ст­вом нашей правоты? Раз­ве не был взят лагерь вра­гов? Раз­ве не погиб­ло мно­же­ство из тех, кто пошел на тебя вой­ною? Да и из остав­ших­ся в живых непри­я­те­лей мно­гие лиши­лись ору­жия, мно­гие — сво­их коней. Кто рань­ше гра­бил и разо­рял твои вла­де­ния, у тех, как ты видишь, твои дру­зья взя­ли бога­тую добы­чу и теперь гонят ее и для тебя само­го, и для тво­их под­дан­ных. (24) Нако­нец, самое важ­ное и самое пре­крас­ное дея­ние: смот­ри, как уве­ли­чи­лась твоя стра­на и как сокра­ти­лись вла­де­ния вра­гов. Их кре­по­сти теперь в наших руках⁵², а твои, кото­рые ранее пере­шли во вла­де­ние с.132 сирий­цев, теперь сно­ва вер­ну­лись под твою власть. Что из это­го для тебя мог­ло быть вред­но или что не выгод­но для тебя, — выяс­нять подоб­ную неле­пость у меня, по прав­де ска­зать, нет ни малей­ше­го жела­ния. Тем не менее ничто не меша­ет выслу­шать твои разъ­яс­не­ния. Ответь же, что ты дума­ешь по пово­ду этих дей­ст­вий.

(25) Ска­зав это, Кир умолк, и тогда Киа­к­сар начал свою ответ­ную речь:

—Конеч­но, Кир, я не решусь ска­зать, что дела, кото­рые ты совер­шил, дур­ны. Тем не менее знай, что эти бла­гие поступ­ки тако­го свой­ства, что чем их ока­зы­ва­ет­ся боль­ше, тем более они меня тяготят. (26) Ведь я без­услов­но пред­по­чел бы силою сво­их войск рас­ши­рять пре­де­лы тво­ей стра­ны, чем видеть, как мои вла­де­ния при­умно­жа­ют­ся тобою, ибо для тебя такой посту­пок пре­кра­сен, а мне это же самое несет бес­че­стье. (27) Думаю так­же, что мне доста­ви­ло бы боль­ше радо­сти ода­рять тебя цен­ны­ми подар­ка­ми, чем при­ни­мать их от тебя вот так, как ты мне нын­че их пре­под­но­сишь. Ибо, обо­га­щае­мый тобою в этом отно­ше­нии, я чув­ст­вую, одна­ко, как ста­нов­люсь бед­нее во мно­гих дру­гих. Я думаю так­же, что мне доста­ви­ло бы мень­ше печа­ли видеть, как мои под­дан­ные в чем-то — впро­чем, не слиш­ком зна­чи­тель­ном — тер­пят от тебя обиду, чем созер­цать теперь те вели­кие выго­ды, кото­рые они полу­чи­ли от тебя. (28) А если тебе кажет­ся, — про­дол­жал Киа­к­сар, — что я рас­суж­даю нера­зум­но, то при­ло­жи все это не ко мне, а к себе само­му и посмот­ри, как тебе это понра­вит­ся. Что ты ска­жешь, если кто-нибудь взду­ма­ет задаб­ри­вать собак, кото­рых ты содер­жишь ради охра­ны сво­ей жиз­ни и сво­его досто­я­ния, и сде­ла­ет их более пре­дан­ны­ми себе, чем тебе? Обра­ду­ет ли он тебя этой любез­но­стью? (29) Если же тебе этот слу­чай кажет­ся ничтож­ным, то возь­ми и рас­смот­ри дру­гой. Что если кто-нибудь так рас­по­ло­жит к себе тво­их слуг, кото­рых ты завел для сто­ро­же­вой и воен­ной служ­бы, что они боль­ше захотят состо­ять при нем, чем при тебе? Будешь ли ты при­зна­те­лен ему за такую услу­гу? (30) Нако­нец, возь­ми то, что людям все­го милее и чем они доро­жат более все­го на све­те: что если кто-нибудь так начнет уха­жи­вать за тво­ей женой, что заста­вит полю­бить его боль­ше, чем тебя? Обра­ду­ет ли он тебя таким доб­рым делом? Я думаю, едва ли; более того, я уве­рен, что таким поступ­ком он силь­нее все­го обидит тебя. (31) А чтобы ты мог пред­ста­вить себе слу­чай, совер­шен­но сход­ный с моим, допу­стим, что кто-нибудь так задоб­рит пер­сов, кото­рых ты при­вел с собой, что они с боль­шей радо­стью пой­дут за ним, чем за тобой. Сочтешь ли ты тако­го чело­ве­ка сво­им дру­гом? Думаю, что нет; наобо­рот, ты увидишь в нем злей­ше­го вра­га, даже боль­ше­го, чем если бы он погу­бил мно­гих тво­их вои­нов. (32) Ну а если кто-нибудь из тво­их дру­зей, в ответ на твое любез­ное пред­ло­же­ние взять сколь­ко угод­но из тво­е­го добра, при­хва­тит с собой все, сколь­ко смо­жет, и таким обра­зом сам обо­га­тит­ся за твой счет, а тебе не оста­вит даже мало­го, — смо­жешь ли ты счи­тать тако­го без­упреч­ным дру­гом? (33) Меж­ду тем, Кир, нын­че, мне кажет­ся, я ока­зал­ся по тво­ей мило­сти если и не точ­но в таком, то в весь­ма сход­ном поло­же­нии. Ты гово­ришь как буд­то бы прав­ду; одна­ко, когда я раз­ре­шил тебе взять доб­ро­воль­цев, ты ушел, при­хва­тив с собой все мое вой­ско, а меня оста­вил в пол­ном оди­но­че­стве. И вот теперь с.133 ты при­но­сишь мне добы­чу, кото­рую захва­тил с помо­щью мое­го вой­ска, и умно­жа­ешь мои вла­де­ния моею же силой. А я вро­де бы и не при­ча­стен к этим успе­хам и, слов­но какая-нибудь жен­щи­на, пре­до­став­ляю дру­гим ока­зы­вать мне услу­ги. В гла­зах всех людей и в первую оче­редь в гла­зах этих моих под­дан­ных ты высту­па­ешь насто­я­щим муж­чи­ной, а я — без­дель­ни­ком, не достой­ным вла­сти. (34) И это ты счи­та­ешь доб­рой услу­гой, Кир? Знай, что, если бы ты хоть сколь­ко-нибудь радел обо мне, ты более все­го осте­ре­гал­ся бы лишить меня поче­та и ува­же­ния. Что поль­зы от того, что вла­де­ния мои рас­ши­ря­ют­ся, если на меня пада­ет пят­но бес­че­стья? Ведь до сих пор я власт­во­вал над мидя­на­ми не пото­му, что я дей­ст­ви­тель­но был луч­ше их всех, а ско­рее пото­му, что они сами были убеж­де­ны в нашем пол­ном пре­вос­ход­стве над ними.

(35) Он еще не кон­чил сво­ей речи, как Кир пере­бил его:

—Во имя богов, дядя, если я в чем-нибудь уго­дил тебе рань­ше, то и ты теперь усту­пи моей прось­бе: пере­стань пока­мест упре­кать меня. Преж­де убедись, как мы отно­сим­ся к тебе, и если станет тебе ясно, что все соде­ян­ное мною было совер­ше­но для тво­е­го бла­га, то на любовь мою ответь любо­вью и при­знай во мне сво­его бла­го­де­те­ля, а если ока­жет­ся наобо­рот, тогда уже попре­кай.

(36) — Что ж, — заме­тил Киа­к­сар, — быть может, ты и прав; я так и сде­лаю.

—Но тогда, — спро­сил Кир, — мож­но мне поце­ло­вать тебя?

—Да, если ты хочешь.

—А ты не отвер­нешь­ся от меня, как недав­но?

—Нет, — ска­зал Киа­к­сар, — не отвер­нусь.

И тогда Кир поце­ло­вал его.

(37) Как толь­ко мидяне, пер­сы и осталь­ные вои­ны увиде­ли это, — а их всех бес­по­ко­и­ло, к чему при­ведет эта встре­ча, — они тот­час же обра­до­ва­лись и раз­ве­се­ли­лись. Затем Кир и Киа­к­сар сели на коней и дви­ну­лись впе­ред. Мидяне по зна­ку Кира после­до­ва­ли за Киа­к­са­ром, за самим Киром шли пер­сы, а за ними все осталь­ные. (38) Когда все при­бы­ли в лагерь и Киа­к­са­ра пре­про­во­ди­ли в убран­ный для него шатер, спе­ци­аль­ные слу­ги заня­лись при­готов­ле­ни­ем все­го необ­хо­ди­мо­го для мидий­ско­го царя. (39) Все вре­мя до ужи­на, пока Киа­к­сар был ничем не занят, к нему при­хо­ди­ли мидяне, одни по соб­ст­вен­но­му побуж­де­нию, но боль­шин­ство по ука­за­нию Кира, и под­но­си­ли ему дары: тот — кра­си­во­го вино­чер­пия, дру­гой — хоро­ше­го пова­ра, тре­тий — пека­ря, чет­вер­тый — арфист­ку, пятый — чашу, шестой — кра­си­вое оде­я­ние. Каж­дый, как пра­ви­ло, дарил ему хоть что-нибудь из сво­ей добы­чи, (40) так что Киа­к­сар не думал уже теперь, как преж­де, что Кир соби­рал­ся скло­нить мидян к отпа­де­нию от него или что мидяне ока­зы­ва­ют ему мень­ше ува­же­ния, чем рань­ше.

(41) Когда насту­пи­ло вре­мя ужи­на, Киа­к­сар позвал Кира и про­сил его по слу­чаю встре­чи впер­вые после дол­гой раз­лу­ки отужи­нать вме­сте с ним. Одна­ко Кир отка­зал­ся:

—Не при­гла­шай меня, Киа­к­сар, — ска­зал он. — Раз­ве ты не пони­ма­ешь, что все эти вои­ны, окру­жаю­щие нас, нахо­дят­ся здесь по наше­му с.134 при­гла­ше­нию? Я посту­пил бы некра­си­во, если бы, забыв о них, стал забо­тить­ся о соб­ст­вен­ных удо­воль­ст­ви­ях. Убеж­де­ние, что ими пре­не­бре­га­ют, дела­ет хоро­ших вои­нов мало­душ­ны­ми, а дур­ных — более наг­лы­ми⁵³. (42) Ты про­де­лал дол­гий путь, и пото­му ужи­най теперь спо­кой­но. И если кто ока­зал тебе вни­ма­ние, отне­сись к таким, в свою оче­редь, при­вет­ли­во и уго­сти их, чтобы они боль­ше не боя­лись тебя. А я пой­ду и зай­мусь тем, о чем я тебе гово­рил. (43) Зав­тра рано утром, — ска­зал он в заклю­че­ние, — сюда к тво­им две­рям явят­ся началь­ни­ки отрядов, чтобы всем вме­сте посо­ве­то­вать­ся с тобой о том, что нам делать даль­ше. Ты вый­ди и пред­ло­жи нам тогда обсудить вопрос, надо ли даль­ше вести вой­ну или уже наста­ло вре­мя рас­пу­стить вой­ско.

(44) После это­го Киа­к­сар отпра­вил­ся ужи­нать, а Кир собрал у себя тех из дру­зей, кто более все­го был спо­со­бен и обду­мать и помочь совер­шить необ­хо­ди­мое дело, и ска­зал им так:

—Дру­зья мои, с помо­щью богов мы теперь доби­лись того, о чем дав­но меч­та­ли: куда бы мы ни дви­ну­лись, везде теперь ста­но­вим­ся хозя­е­ва­ми стра­ны; мы видим, как силы вра­гов умень­ша­ют­ся, а наши соб­ст­вен­ные воз­рас­та­ют и креп­нут. (45) Если союз­ни­ки, ныне при­со­еди­нив­ши­е­ся к нам, поже­ла­ют и даль­ше оста­вать­ся вме­сте с нами, то мы, разу­ме­ет­ся, смо­жем добить­ся еще боль­ше­го успе­ха, будем ли мы дей­ст­во­вать силою или убеж­де­ни­ем. Но чтобы как мож­но боль­шее чис­ло союз­ни­ков согла­си­лись остать­ся, для это­го вам надо потрудить­ся ничуть не мень­ше, чем мне. (46) И как в сра­же­нии самым отваж­ным счи­та­ет­ся тот, кто одо­ле­ет наи­боль­шее чис­ло вра­гов, так и в деле убеж­де­ния тот будет при­знан по спра­вед­ли­во­сти самым крас­но­ре­чи­вым и дея­тель­ным, кто суме­ет скло­нить наи­боль­шее чис­ло людей к одно­му мне­нию с нами.

(47) Не ста­рай­тесь, одна­ко, о том, чтобы блес­нуть перед нами крас­но­ре­чи­ем, с каким вы буде­те обра­щать­ся к каж­до­му из собе­сед­ни­ков. Луч­ше поза­боть­тесь о том, чтобы люди, кото­рых каж­дый из вас уго­во­рит, дела­ми дока­за­ли свою доб­рую волю. (48) Итак, — заклю­чил он, — зай­ми­тесь этим, а я поста­ра­юсь, насколь­ко это в моих силах, устро­ить так, чтобы у вои­нов было все необ­хо­ди­мое, преж­де чем им при­дет­ся решать вопрос о про­дол­же­нии вой­ны.