Парфений и его сборник

Пар­фе­ний, автор сбор­ни­ка «О любов­ных стра­стях», про­ис­хо­дил из Никеи в Вифи­нии — с назва­ни­ем это­го горо­да ассо­ци­и­ру­ет­ся обыч­но про­веде­ние в 325 г. н. э. Все­лен­ско­го собо­ра хри­сти­ан­ской церк­ви, осудив­ше­го ари­ан­ство. Меж­ду тем город был осно­ван еще за шесть­сот с лиш­ним лет до это­го Анти­го­ном Одно­гла­зым, одним из пре­ем­ни­ков Алек­сандра Вели­ко­го. После гибе­ли Анти­го­на в бит­ве при Ипсе (301 г. до н. э.) севе­ро-запад­ная часть Малой Азии пере­шла в руки Лиси­ма­ха — при нем осно­ван­ный Анти­го­ном и наре­чен­ный его име­нем город полу­чил назва­ние Никеи (так зва­ли первую жену Лиси­ма­ха), отча­сти сохра­нив­ше­е­ся в нынеш­нем турец­ком наиме­но­ва­нии Изник.

В элли­ни­сти­че­скую эпо­ху Никея ста­ла бога­тым тор­го­вым горо­дом (через нее шел тран­зит­ный путь из Эгей­ско­го и Чер­но­го морей в глубь Малой Азии) и одно вре­мя была даже рези­ден­ци­ей цар­ской Вифи­нии. К нача­лу 70-х годов I в. до н. э. Вифи­ния нахо­ди­лась в соста­ве Пон­тий­ско­го цар­ства Мит­ри­да­та VI, с кото­рым рим­ляне нача­ли в 74 г. оче­ред­ную, третью Мит­ри­да­то­ву вой­ну. В пер­вые же два года им уда­лось под коман­до­ва­ни­ем Лукул­ла осно­ва­тель­но потес­нить Мит­ри­да­та на восток, так что Вифи­ния ока­за­лась в их руках и оттуда в Рим, как обыч­но, хлы­нул поток плен­ных. Сре­ди них ока­зал­ся и Пар­фе­ний.

Един­ст­вен­ный источ­ник, сохра­нив­ший мало-маль­ски связ­ное сооб­ще­ние о Пар­фе­нии, — визан­тий­ский сло­варь X в. Суда — назы­ва­ет при этом имя пле­нив­ше­го Пар­фе­ния рим­ско­го пол­ко­во­д­ца Цин­ны; одна­ко совре­мен­ные исто­ри­ки схо­дят­ся во мне­нии, что имя Цин­ны носил, ско­рее все­го, гос­по­дин, к кото­ро­му в Риме попал Пар­фе­ний. Может быть, этот Цин­на был отцом буду­ще­го поэта Гая Гель­вия Цин­ны, стре­мив­шим­ся дать сыну хоро­шее обра­зо­ва­ние, немыс­ли­мое в те годы без зна­ния гре­че­ско­го язы­ка. Поэто­му Пар­фе­ний был как учи­тель гре­че­ско­го отпу­щен на волю и дожил, если верить Суде, до прав­ле­ния Тибе­рия (14—37 гг.). Конеч­но, это не соот­вет­ст­ву­ет дей­ст­ви­тель­но­сти, ибо, если бы даже Пар­фе­ний попал в Рим груд­ным мла­ден­цем, ему во вре­мя Тибе­рия было бы око­ло 100 лет. Ско­рее все­го, какой-то из источ­ни­ков Суды непра­виль­но понял сло­ва Све­то­ния, заме­тив­ше­го, что Тибе­рий, сочи­няя сти­хи по-гре­че­ски, под­ра­жал Евфо­ри­о­ну, Риа­ну и Пар­фе­нию — поэтам так назы­вае­мой алек­сан­дрий­ской шко­лы — и поста­вил их бюсты в пуб­лич­ных биб­лио­те­ках наряду с самы­ми про­слав­лен­ны­ми авто­ра­ми¹. Еще через сот­ню лет дру­гой рим­ский импе­ра­тор Адри­ан (117—138 гг.), по-види­мо­му, велел обно­вить над­гро­бие Пар­фе­ния и снаб­дить его сти­хотвор­ной эпи­та­фи­ей, кото­рая дошла до нас на силь­но повреж­ден­ной камен­ной пли­те². Из послед­них сти­хов, впро­чем, вид­но, что Адри­ан (он сам, веро­ят­но, и был авто­ром эпи­та­фии) счи­тал Пар­фе­ния достиг­шим высо­кой сла­вы у потом­ков.

Под­твер­жде­ние это­му дают два най­ден­ных в наше вре­мя пер­га­мен­ных листа с остат­ка­ми сти­хотво­ре­ний Пар­фе­ния — они отно­сят­ся к III—IV вв. и снаб­же­ны схо­ли­я­ми³. Отсюда ясно, что твор­че­ство Пар­фе­ния было доста­точ­но широ­ко извест­но в пред­за­кат­ные сто­ле­тия антич­но­сти.

К сожа­ле­нию, ни две эти наход­ки, ни сохра­нив­ши­е­ся в позд­них антич­ных ком­пи­ля­ци­ях несколь­ко сти­хов Пар­фе­ния не поз­во­ля­ют напол­нить более обшир­ным содер­жа­ни­ем сооб­ще­ние, содер­жа­ще­е­ся в уже упо­мя­ну­той замет­ке из Суды. Там ска­за­но, что Пар­фе­ний сочи­нил эле­ги­че­ские поэ­мы под назва­ни­ем «Афро­ди­та», «Плач по Аре­те» (его жене) и «Похваль­ное сло­во Аре­те» в трех кни­гах («кни­га» эле­гий состав­ля­ла обыч­но 1000—1200 сти­хов), а так­же мно­го дру­гих про­из­веде­ний. И в самом деле, в позд­не­ан­тич­ных источ­ни­ках мы свы­ше соро­ка раз встре­ча­ем имя Пар­фе­ния — чаще все­го в свя­зи с раз­но­чте­ни­я­ми в гео­гра­фи­че­ских назва­ни­ях и каки­ми-нибудь осо­бен­но­стя­ми мет­ри­ки; одна­ко при этом неред­ко назы­ва­ют­ся и поэ­мы, из кото­рых заим­ст­ву­ют­ся эти подроб­но­сти⁴. Так мы полу­ча­ем сведе­ния, что у Пар­фе­ния были эле­гии (или сбор­ни­ки эле­гий) под назва­ни­я­ми «Мета­мор­фо­зы», «Геракл», «Делос», «Ификл» и дру­гие, в кото­рых пре­об­ла­да­ла мифо­ло­ги­че­ская тема­ти­ка. От все­го это­го до нас дошли (5 сти­хов Пар­фе­ния, посвя­щен­ные судь­бе Биб­лиды в гл. XI его сбор­ни­ка «О любов­ных стра­стях», про­за­и­че­ский пере­сказ одно­го эпи­зо­да из «Мета­мор­фоз» (см. ниже фр. 20), 28 пло­хо сохра­нив­ших­ся на пер­га­мене сти­хов из «Пла­ча по Тиманд­ру» (веро­ят­но, дру­гу поэта, умер­ше­му в оди­но­че­стве в Егип­те) и око­ло десят­ка сти­хотвор­ных строк (в том чис­ле пере­веден­ные ниже фр. 22 и 31). Одну из них (фр. 30) мы зна­ем толь­ко пото­му, что Вер­ги­лий заим­ст­во­вал ее, слег­ка видо­из­ме­нив, в сво­их «Геор­ги­ках» (I. 437).

По сооб­ще­нию позд­не­го рим­ско­го грам­ма­ти­ка Мак­ро­бия (Сати­ры. V. 17, 18), Вер­ги­лий учил­ся гре­че­ско­му как раз у Пар­фе­ния, кото­рый вско­ре после отпус­ка на волю при­об­рел в Риме извест­ность сре­ди моло­дых поэтов («нео­те­ри­ков») как один из послед­них стол­пов алек­сан­дрий­ской поэ­зии, ста­рав­шей­ся исполь­зо­вать мало­рас­про­стра­нен­ные вари­ан­ты мифов и с доста­точ­ной изыс­кан­но­стью их обра­ботать, чтобы дока­зать этим нали­чие изощ­рен­но­го вку­са и необъ­ят­ной уче­но­сти. Памят­ни­ком бли­зо­сти меж­ду Пар­фе­ни­ем и рим­ски­ми поэта­ми-эле­ги­ка­ми и явил­ся тот сбор­ник корот­ких рас­ска­зов «О любов­ных стра­стях», кото­рый пред­ла­га­ет­ся чита­те­лю.

Свой сбор­ник Пар­фе­ний посвя­тил Кор­не­лию Гал­лу (род. в 69 г. до н. э.), школь­но­му това­ри­щу Окта­ви­а­на Авгу­ста и одно­му из коман­дую­щих рим­ской кон­ни­цей, что не поме­ша­ло ему стать гла­вой новой шко­лы рим­ских поэтов. О государ­ст­вен­ной дея­тель­но­сти Гал­ла мы зна­ем, по край­ней мере, что он был пер­вым пра­ви­те­лем Егип­та, при­со­еди­нен­но­го к Рим­ской импе­рии в 30 г. до н. э., вел себя там без излиш­ней скром­но­сти и покон­чил с собой, впав в неми­лость у Авгу­ста, в 26 г. Хуже обсто­ит дело с его поэ­ти­че­ским твор­че­ст­вом, посколь­ку до недав­не­го вре­ме­ни был изве­стен все­го один его стих. В 1979 г. в резуль­та­те счаст­ли­вой папи­рус­ной наход­ки были опуб­ли­ко­ва­ны еще непол­ные девять сти­хов Гал­ла⁵, и хотя, таким обра­зом, объ­ем его наследия уве­ли­чил­ся в отно­си­тель­ном исчис­ле­нии почти в 10 раз, этих непол­ных деся­ти строк еще мало, чтобы судить о поэ­зии Гал­ла.

Помочь нам могут в какой-то сте­пе­ни его после­до­ва­те­ли, осо­бен­но Овидий с обра­бот­кой мно­го­чис­лен­ных мифов в «Мета­мор­фо­зах» и тот же Пар­фе­ний. Посвя­щая свой сбор­ник Кор­не­лию Гал­лу, он, конеч­но, хоро­шо пред­став­лял себе, какие сюже­ты в наи­боль­шей мере нуж­ны Гал­лу, чтобы побудить его к твор­че­ству. Таким обра­зом, для нас труд Пар­фе­ния пред­став­ля­ет тро­я­кий инте­рес: во-пер­вых, мы узна­ем из него, чем отли­ча­лась в выбо­ре тем гре­че­ская лите­ра­ту­ра элли­ни­сти­че­ско­го вре­ме­ни от ее клас­си­че­ских образ­цов, во-вто­рых, — что из нее поль­зо­ва­лось осо­бым спро­сом в рим­ской поэ­зии кон­ца Рес­пуб­ли­ки. Нако­нец, сбор­ник Пар­фе­ния содер­жит зна­чи­тель­ное чис­ло мифов и вер­сий мифо­ло­ги­че­ско­го повест­во­ва­ния, о кото­рых мы без его помо­щи не узна­ли бы ни из каких дру­гих источ­ни­ков, — для совре­мен­но­го иссле­до­ва­те­ля это явля­ет­ся едва ли не самым при­ме­ча­тель­ным свой­ст­вом Пар­фе­ния.

Уже само назва­ние его сбор­ни­ка пока­зы­ва­ет, что наи­боль­шую при­вле­ка­тель­ность для поэ­ти­че­ской обра­бот­ки пред­став­ля­ли собой рас­ска­зы о люб­ви, пре­иму­ще­ст­вен­но — с печаль­ны­ми послед­ст­ви­я­ми. Из 36 сюже­тов, собран­ных Пар­фе­ни­ем, отно­си­тель­но бла­го­по­луч­ную раз­вяз­ку име­ют толь­ко шесть: 10 рас­ска­зов, напро­тив, завер­ша­ют­ся гибе­лью обо­их их участ­ни­ков, для осталь­ных доста­точ­но гибе­ли либо ослеп­ле­ния одно­го влюб­лен­но­го, или объ­яв­ле­ния вой­ны, или, на худой конец, како­го-нибудь пре­вра­ще­ния.

Источ­ни­ком этих исто­рий там, где они ука­за­ны, слу­жат доста­точ­но раз­но­об­раз­ные жан­ры: ино­гда тра­гедия V в. до н. э. (гл. III). но гораздо чаще — поэты элли­ни­сти­че­ско­го пери­о­да, пред­ше­ст­вен­ни­ки Пар­фе­ния, — сре­ди них встре­ча­ем такие зна­чи­тель­ные име­на, как Апол­ло­ний Родос­ский. Никандр, Гер­ме­си­а­накт, Евфо­ри­он. Наряду с этим Пар­фе­ний нахо­дит сюже­ты у про­за­и­ков, начи­ная от лого­гра­фов V в. до н. э., искав­ших объ­яс­не­ние исто­ри­че­ским собы­ти­ям в пово­ротах лич­ной жиз­ни зна­ме­ни­тых людей, и кон­чая совре­мен­ни­ка­ми поэта — грам­ма­ти­ка­ми и рито­ра­ми. Если про­за­и­ки и поэты делят­ся в каче­стве источ­ни­ков Пар­фе­ния при­мер­но поров­ну, то в хро­но­ло­ги­че­ском отно­ше­нии явное пред­по­чте­ние отда­ет­ся послек­лас­си­че­ским авто­рам. Подроб­нее о каж­дом из них, исполь­зо­ван­ных Пар­фе­ни­ем, будет ска­за­но в при­ме­ча­ни­ях.

Что каса­ет­ся сюже­тов, то сбли­же­ние двух сто­рон толь­ко в исклю­чи­тель­ных слу­ча­ях про­ис­хо­дит в поряд­ке закон­но­го бра­ко­со­че­та­ния (гл. IV, X, XXIII, XXVII, XXXVI), кото­рое, одна­ко, не избав­ля­ет их от горе­стей: изме­ны одно­го из супру­гов (гл. IV, XXIII, XXVII), слу­чай­ной смер­ти жены во вре­мя охоты от копья мужа (гл. X) или гибе­ли мужа на войне (XXXVI) — при таких пово­ротах собы­тий остав­ший­ся в живых тоже доб­ро­воль­но отправ­ля­ет­ся на тот свет. Сюда же мы отне­сем рас­ска­зы о люб­ви к маль­чи­кам — хоть она и встре­ча­ет вза­им­ность, но кон­ча­ет­ся тоже тра­ги­че­ски (гл. VII. XXIV).

Доста­точ­но частый мотив — добрач­ная связь, неза­ви­си­мо от того, про­изо­шла ли она по согла­сию сто­рон или в резуль­та­те наси­лия (гл. II, III, XVI, XX, XXX, XXXII, XXXV). При­ба­вим так­же повест­во­ва­ния о попыт­ке овла­деть девуш­кой (XXVI), либо, наобо­рот, о неосу­щест­влен­ном жела­нии девуш­ки, кото­рая с пер­во­го взгляда влюб­ля­ет­ся в царя или героя, оса­ждаю­ще­го ее род­ной город, гото­ва ради бли­зо­сти с ним на изме­ну и осу­ществля­ет ее; не все­гда, впро­чем, победи­тель отве­ча­ет на ее чув­ство (гл. V, XXI и XXII). Не послед­нее место зани­ма­ет в этих сюже­тах инцест — либо вполне осо­знан­ный обе­и­ми сто­ро­на­ми (гл. V, XIII), либо под­стро­ен­ный одной сто­ро­ной (гл. XVII), либо же не осу­ще­ст­вив­ше­е­ся, но от это­го не менее пре­ступ­ное жела­ние (гл. XI, XXXIII, XXXIV).

Най­дем мы и дру­гие, доста­точ­но ходо­вые моти­вы: сопер­ни­че­ство двух моло­дых людей (гл. VI, XIX) и роко­вое пере­оде­ва­ние (гл. XV), жен­ское веро­лом­ство (гл. VIII) и без­успеш­ные попыт­ки соблаз­нить моло­до­го чело­ве­ка, кото­рый не жела­ет оскорб­лять брач­ное ложе сво­его бла­го­де­те­ля (гл. XIV, XVIII, XXIX).

Моти­ви­ров­ка опи­сы­вае­мых Пар­фе­ни­ем собы­тий носит доста­точ­но сте­рео­тип­ный харак­тер. Любовь воз­ни­ка­ет чаще все­го с пер­во­го взгляда, даже если этот взгляд бро­шен со сте­ны оса­жден­но­го горо­да (гл. XXI); в боль­шин­стве слу­ча­ев она объ­яс­ня­ет­ся необыч­ной кра­сотой объ­ек­та стра­сти (гл. VI, VII, X, XIII, XVII, XXIV, XXXIV), в дру­гих — кон­ста­ти­ру­ет­ся как факт, не нуж­даю­щий­ся в каком-либо объ­яс­не­нии (гл. I, IX, XXVII, XXX). Если влюб­ля­ет­ся девуш­ка, она, есте­ствен­но, сты­дит­ся пер­вой открыть свое чув­ство, пока кто-нибудь не при­хо­дит ей на помощь (гл. VI, XVIII); осо­бен­но дол­го внут­рен­нее про­ти­во­дей­ст­вие при­хо­дит­ся пре­одоле­вать при инце­сту­оз­ном вле­че­нии (гл. V, XIII, XVII). Каким бы путем ни было достиг­ну­то сча­стье, оно длит­ся недол­го, и винов­ный в его раз­ру­ше­нии обыч­но кон­ча­ет с собой, даже если вина его была неволь­ной (гл. IV, X, XIII, XIV, XVII, XXVII, XXXI, XXXII, XXXIII).

Собран­ные Пар­фе­ни­ем сюже­ты отра­жа­ли общий для элли­ни­сти­че­ских поэтов или рим­ских нео­те­ри­ков инте­рес к роко­вым любов­ным стра­стям — об этом мож­но судить по Овидию, у кото­ро­го поми­мо двух рас­ска­зов с уча­сти­ем тех же дей­ст­ву­ю­щих лиц, что у Пар­фе­ния⁶, име­ет­ся в «Мета­мор­фо­зах» еще несмет­ное чис­ло любов­ных исто­рий с тра­ги­че­ским завер­ше­ни­ем. Из зада­чи, сто­яв­шей перед Пар­фе­ни­ем, выте­ка­ет и стиль его изло­же­ния, в кото­ром он не пре­тен­до­вал на закон­чен­ность отдел­ки, как сам при­зна­ет в откры­ваю­щем сбор­ник обра­ще­нии к Гал­лу. В част­но­сти, он неред­ко пере­хо­дит с про­шед­ше­го вре­ме­ни на насто­я­щее — так назы­вае­мый prae­sens his­to­ri­cum, очень рас­про­стра­нен­ный в древ­не­гре­че­ском и латин­ском язы­ках. В рус­ском такая пере­бив­ка во вре­ме­нах не слиш­ком при­ня­та, одна­ко мы счи­та­ли нуж­ным сохра­нить ее в пере­во­де как даю­щую пред­став­ле­ние о сти­ле ори­ги­на­ла.

Сбор­ник Пар­фе­ния вме­сте с «Мета­мор­фо­за­ми» Анто­ни­на Либе­ра­ла сохра­нил­ся в един­ст­вен­ной руко­пи­си IX или X в. (Pa­la­ti­nus Grae­cus, № 398), не лишен­ной оши­бок и опи­сок, боль­шин­ство из кото­рых вполне удо­вле­тво­ри­тель­но исправ­ле­но в резуль­та­те работы несколь­ких поко­ле­ний фило­ло­гов со вре­ме­ни выхо­да в свет пер­во­го печат­но­го изда­ния в 1531 г. в Базе­ле. Под­гото­вил его извест­ный немец­кий врач и фило­лог из Цвик­кау Ян Кор­на­ри­ус.

Во вто­рой поло­вине про­шло­го века сре­ди иссле­до­ва­те­лей гре­че­ской лите­ра­ту­ры раз­ра­зи­лась поле­ми­ка по вопро­су о том, кому при­над­ле­жат ссыл­ки на источ­ни­ки Пар­фе­ния, при­веден­ные в 26 слу­ча­ях из 36 на полях Пала­тин­ской руко­пи­си. Ясно, что их авто­ром не явля­ет­ся сам Пар­фе­ний, — ина­че они были бы даны ко всем гла­вам в их основ­ном тек­сте. Вме­сте с тем оче­вид­но, что они сде­ла­ны чело­ве­ком осве­дом­лен­ным, так как их досто­вер­ность под­твер­жда­ет­ся дру­ги­ми свиде­тель­ства­ми об антич­ных авто­рах, а при­над­леж­ность к поэ­ме Евфо­ри­о­на «Фра­ки­ец» двух эпи­зо­дов, содер­жа­щих­ся у Пар­фе­ния (гл. XIII и XXVI). дока­за­на папи­рус­ной наход­кой, сде­лан­ной в нача­ле наше­го века⁷. О доб­ро­со­вест­но­сти соста­ви­те­ля Пала­тин­ской руко­пи­си свиде­тель­ст­ву­ет и его помет­ка «нет» при гл. X; как вид­но, он не нашел доста­точ­но надеж­но­го источ­ни­ка.

Латин­ский пере­вод, выпол­нен­ный уже назван­ным выше Кор­на­ри­усом для пер­во­го изда­ния Пар­фе­ния, был повто­рен затем, с неко­то­ры­ми улуч­ше­ни­я­ми, в Ero­ti­ci Scrip­to­res (Pa­ris, 1856). Име­ют­ся так­же немец­кий, англий­ский, фран­цуз­ский, италь­ян­ские пере­во­ды. Послед­ний из них, выпол­нен­ный Гаэта­но Амаль­фи и опуб­ли­ко­ван­ный посмерт­но («Il folclo­re ita­lia­no». Na­po­li, 1935. V. X. P. 148—194), неза­слу­жен­но забыт в самой Ита­лии. Меж­ду тем он оста­ет­ся полез­ным в свя­зи с тем, что в при­ме­ча­ни­ях содер­жит­ся обшир­ное срав­не­ние сюже­тов, изла­гае­мых Пар­фе­ни­ем, с памят­ни­ка­ми сред­не­ве­ко­вой лите­ра­ту­ры и фольк­ло­ра.

В оте­че­ст­вен­ном анти­ко­веде­нии Пар­фе­ний вни­ма­ни­ем не поль­зо­вал­ся: за две­сти лет о нем появи­лись все­го две замет­ки⁸, в трех­том­ной «Исто­рии гре­че­ской лите­ра­ту­ры» (1946—1960) имя его ни разу не упо­ми­на­ет­ся, а в двух­том­ной «Исто­рии рим­ской лите­ра­ту­ры» (1959—1962) толь­ко в свя­зи с Вер­ги­ли­ем, Гал­лом и Овиди­ем.

Рус­ский пере­вод Пар­фе­ния пуб­ли­ку­ет­ся здесь впер­вые. Он сде­лан с наи­бо­лее авто­ри­тет­но­го изда­ния: My­tho­gra­phi Grae­ci. II. 1. Supple­men­tum Par­the­nius. Ed. E. Mar­ti­ni. Lyp­siae, 1902. Исполь­зо­ва­лось так­же упо­мя­ну­тое выше дву­языч­ное изда­ние S. Ga­se­lee, вышед­шее впер­вые в 1916 г. и затем мно­го­крат­но пере­из­да­вав­ше­е­ся.

Сти­хотвор­ные пере­во­ды (кро­ме фр. 30) при­над­ле­жат М. Л. Гас­па­ро­ву.