О знаменитых людях

Фрагменты

ВЕРГИЛИЙ¹

(1) Пуб­лий Вер­ги­лий Марон, ман­ту­а­нец, про­ис­хо­дил от самых скром­ных роди­те­лей. В част­но­сти, отца его неко­то­рые счи­та­ют ремес­лен­ни­ком-гор­шеч­ни­ком; по мне­нию же боль­шин­ства, он слу­жил спер­ва поден­щи­ком у рас­сыль­но­го Магия, бла­го­да­ря усер­дию вско­ре стал его зятем и потом, ску­пая доб­рот­ные леса и раз­во­дя пчел, силь­но при­умно­жил неболь­шое состо­я­ние.

(2) Вер­ги­лий родил­ся в октябрь­ские иды², в пер­вое кон­суль­ство Гнея Пом­пея Вели­ко­го и Мар­ка Лици­ния Крас­са, в деревне, назы­вае­мой Анды³, непо­да­ле­ку от Ман­туи. (3) Мате­ри его во вре­мя бере­мен­но­сти при­сни­лось, буд­то она роди­ла лав­ро­вую ветвь, кото­рая, кос­нув­шись зем­ли, тут же пусти­ла кор­ни и вырос­ла в зре­лое дере­во со мно­же­ст­вом раз­ных пло­дов и цве­тов. На сле­дую­щий день, направ­ля­ясь с мужем в ближ­нюю дерев­ню, она свер­ну­ла с пути и в при­до­рож­ной кана­ве⁴ раз­ре­ши­лась от бре­ме­ни. (4) Гово­рят что ребе­нок, родив­шись, не пла­кал, и лицо его было спо­кой­ным и крот­ким: уже это было несо­мнен­ным ука­за­ни­ем на его счаст­ли­вую судь­бу. (5) Дру­гим пред­зна­ме­но­ва­ни­ем было то, что вет­ка топо­ля, по мест­но­му обы­чаю сра­зу поса­жен­ная на месте рож­де­ния ребен­ка, раз­рос­лась так быст­ро, что срав­ня­лась с топо­ля­ми, поса­жен­ны­ми намно­го рань­ше; это дере­во было назва­но «дере­вом Вер­ги­лия» и чти­лось как свя­щен­ное бере­мен­ны­ми и роже­ни­ца­ми, бла­го­го­вей­но давав­ши­ми перед ним и выпол­няв­ши­ми свои обе­ты.

(6) Дет­ство до само­го совер­шен­но­ле­тия про­вел он в Кре­моне. Муж­скую тогу он надел пят­на­дца­ти лет от роду⁵, в год, когда вто­рич­но были кон­су­ла­ми те, в чье пер­вое кон­суль­ство он родил­ся; и слу­чи­лось так, что в тот же самый день умер поэт Лукре­ций. (7) Из Кре­мо­ны Вер­ги­лий пере­ехал в Медио­лан, а вско­ре затем в Рим.

(8) Он был боль­шо­го роста, круп­но­го тело­сло­же­ния, лицом смуг­лый, похо­дил на кре­стья­ни­на и не отли­чал­ся креп­ким здо­ро­вьем; осо­бен­но стра­дал он животом, гор­лом, голов­ной болью и часто пус­кал себе кровь. (9) Уме­рен­ный в пище и вине, он питал любовь к маль­чи­кам, и осо­бен­но любил Цебе­та и Алек­сандра, кото­ро­го ему пода­рил Ази­ний Пол­ли­он и кото­рый во вто­рой экло­ге «Буко­лик» назван Алек­сидом; оба были хоро­шо обра­зо­ван­ны, а Цебет даже писал сти­хи. Рас­про­стра­не­но мне­ние, что он был так­же в свя­зи с Пло­ти­ей Гие­ри­ей⁶. (10) Но Аско­ний Педи­ан утвер­жда­ет, что она сама часто рас­ска­зы­ва­ла, как Варий пря­мо пред­ла­гал Вер­ги­лию сожи­тель­ство с нею, но тот реши­тель­но отка­зал­ся. (11) В осталь­ном он был всю жизнь так чист и речью и мыс­лью, что в Неа­по­ле его обыч­но назы­ва­ли Пар­фе­ни­ем⁷; а когда он, при­ез­жая изред­ка в Рим, пока­зы­вал­ся там на ули­це и люди начи­на­ли ходить за ним по пятам и пока­зы­вать на него, он укры­вал­ся от них в бли­жай­шем доме. (12) Он не решил­ся даже при­нять по пред­ло­же­нию Авгу­ста иму­ще­ство одно­го изгнан­ни­ка.

(13) Бла­го­да­ря щед­ротам дру­зей его состо­я­ние дости­га­ло деся­ти мил­ли­о­нов сестер­ци­ев; кро­ме того, у него был дом на Эскви­лине, око­ло садов Меце­на­та, хотя он и пред­по­чи­тал про­во­дить вре­мя в Кам­па­нии и Сици­лии. (14) Уже в зре­лом воз­расте он лишил­ся род­ных, и сре­ди них — ослеп­ше­го отца и двух еди­но­кров­ных бра­тьев, малень­ко­го Сило­на и взрос­ло­го Флак­ка, кото­ро­го он опла­ки­ва­ет под име­нем Даф­ни­са⁸. (15) В сво­их заня­ти­ях он уде­лял вни­ма­ние меди­цине и, осо­бен­но, мате­ма­ти­ке. Вел он так­же и судеб­ное дело, но толь­ко одно и толь­ко один раз, (16) пото­му что, по сло­вам Мелис­са, речь его была слиш­ком мед­ли­тель­на, и он даже казал­ся невеж­дою.

(17) Обра­тил­ся к поэ­зии он еще в дет­стве, когда сочи­нил дву­сти­шие про школь­но­го учи­те­ля Бал­ли­сту, поби­то­го кам­ня­ми за то, что он слыл раз­бой­ни­ком:

Затем он сочи­нил «Смесь», «При­а­пеи», эпи­грам­мы, «Про­кля­тия»⁹ и, в воз­расте шест­на­дца­ти лет¹⁰, «Ско­пу» и «Кома­ра». (18) Содер­жа­ние «Кома­ра» тако­во. Пас­тух, утом­лен­ный зно­ем, заснул, и к нему под­полз­ла змея; но с болота при­ле­тел комар и ужа­лил пас­ту­ха меж­ду вис­ков. Пас­тух тут же разда­вил кома­ра, убил змею и поста­вил кома­ру могиль­ный памят­ник, напи­сав на нем такое дву­сти­шие¹¹:

(19) Напи­сал он так­же «Этну», о чем, впро­чем, суще­ст­ву­ют раз­лич­ные мне­ния.

Вско­ре затем он начал опи­сы­вать рим­ские дея­ния¹², но, не решив­шись посяг­нуть на такой пред­мет, обра­тил­ся к «Буко­ли­кам», желая, глав­ным обра­зом, про­сла­вить Ази­ния Пол­ли­о­на, Аль­фе­на Вара и Кор­не­лия Гал­ла, кото­рые спас­ли его от разо­ре­ния, когда после бит­вы при Филип­пах по при­ка­зу три­ум­ви­ров про­из­во­дил­ся раздел полей за Падом меж­ду вете­ра­на­ми. (20) Затем он сочи­нил «Геор­ги­ки» в честь Меце­на­та, за то, что тот, еще мало его зная, помог ему защи­тить­ся от наси­лий одно­го вете­ра­на, кото­рый чуть не убил его, сра­жа­ясь за поле. (21) Нако­нец, он при­сту­пил к «Эне­иде», кото­рая по богат­ству и раз­но­об­ра­зию содер­жа­ния не усту­па­ет обе­им поэ­мам Гоме­ра, а кро­ме того, повест­ву­ет о геро­ях и делах как гре­че­ских, так и рим­ских и, в част­но­сти, о нача­ле горо­да Рима и рода Авгу­ста, к чему он осо­бен­но стре­мил­ся.

(22) Гово­рят, что когда он писал «Геор­ги­ки», то обыч­но каж­дое утро сочи­нял по мно­гу сти­хов и дик­то­вал их, а потом в тече­ние дня пере­дел­ка­ми сокра­щал их до очень немно­гих, ост­ро­ум­но гово­ря, что он рож­да­ет свою поэ­му, как мед­веди­ца, обли­зы­вая строч­ки, пока они не при­мут долж­но­го вида¹³. (23) «Эне­иду» он спер­ва изло­жил про­зой и разде­лил на две­на­дцать книг, а затем стал сочи­нять ее по частям, когда что хоте­лось, не соблюдая ника­ко­го поряд­ка. (24) А чтобы не мешать вдох­но­ве­нию, он иное остав­лял недо­де­лан­ным, иное лишь как бы наме­чал лег­ко набро­сан­ны­ми сти­ха­ми, шут­ли­во гово­ря, что ста­вит их вме­сто под­по­рок, чтобы под­дер­жать свое про­из­веде­ние, пока не будут воз­двиг­ну­ты креп­кие колон­ны. (25) «Буко­ли­ки»¹⁴ он сочи­нял три года, «Геор­ги­ки»¹⁵ — семь, «Эне­иду»¹⁶ — один­на­дцать лет. (26) «Буко­ли­ки», явив­шись в свет, име­ли такой успех, что даже пев­цы неред­ко испол­ня­ли их со сце­ны. (27) «Геор­ги­ки» он читал Авгу­сту четы­ре дня под­ряд, когда тот, воз­вра­ща­ясь после победы при Акции, задер­жал­ся в Ател­ле, чтобы поле­чить гор­ло; а когда у него уста­вал голос, его сме­нял Меце­нат. (28) Читал Вер­ги­лий при­ят­но и с уди­ви­тель­ным изя­ще­ст­вом. (29) По сло­вам Сене­ки, поэт Юлий Мон­тан не раз гово­рил, что охот­но похи­тил бы кое-что у Вер­ги­лия, если бы мог при этом похи­тить его голос, облик и жесты: ибо одни и те же сти­хи в его соб­ст­вен­ном про­из­но­ше­нии зву­ча­ли пре­крас­но, а без него были пусты­ми и вялы­ми.

(30) Сла­ва об «Эне­иде», едва им нача­той, была тако­ва, что Секст Про­пер­ций¹⁷ без коле­ба­ния пред­ре­кал:

(31) Сам Август, кото­рый в это вре­мя был в похо­де про­тив кан­та­бров, писал пись­ма с прось­ба­ми и даже шут­ли­вы­ми угро­за­ми, доби­ва­ясь, чтобы ему, по его соб­ст­вен­ным сло­вам, «при­сла­ли бы хоть пер­вый набро­сок, хоть какое-нибудь полу­сти­шие из “Эне­иды”»¹⁸. (32) Но даже мно­го спу­стя, когда работа уже была завер­ше­на, Вер­ги­лий про­чел ему толь­ко три кни­ги, вто­рую, чет­вер­тую и шестую: эта послед­няя про­из­ве­ла силь­ней­шее впе­чат­ле­ние на Окта­вию, при­сут­ст­во­вав­шую при чте­нии, — гово­рят, что она, услы­шав сти­хи о сво­ем сыне — «Ты бы Мар­цел­лом был!»¹⁹ — лиши­лась чувств, и ее с трудом при­ве­ли в созна­ние. (33) Читал он и более мно­го­чис­лен­ным слу­ша­те­лям, но лишь изред­ка и глав­ным обра­зом то, в чем не был уве­рен, чтобы луч­ше узнать, како­во мне­ние людей. (34) Гово­рят, что Эрот, его кни­го­хра­ни­тель и воль­ноот­пу­щен­ник, уже на ста­ро­сти лет рас­ска­зы­вал, как одна­жды Вер­ги­лий во вре­мя чте­ния сра­зу допол­нил два полу­сти­шия: читая «Сына Эола — Мисе­на»²⁰, он доба­вил: «умев­ше­го луч­ше всех про­чих», а далее, про­из­но­ся «Медью мужей созы­вать», дви­жи­мый тем же вдох­но­ве­ни­ем, он про­дол­жал: «воз­буж­дая Мар­са напе­вом», и тут же при­ка­зал Эроту запи­сать оба полу­сти­шия в текст.

(35) На пять­де­сят вто­ром году жиз­ни, соби­ра­ясь при­дать «Эне­иде» окон­ча­тель­ный вид, он решил уехать в Гре­цию и Азию, чтобы три года под­ряд зани­мать­ся толь­ко отдел­кой поэ­мы, а оста­ток жиз­ни цели­ком посвя­тить фило­со­фии. Одна­ко, встре­тив по доро­ге в Афи­нах Авгу­ста, воз­вра­щав­ше­го­ся с Восто­ка в Рим, он решил не покидать его и даже воро­тить­ся вме­сте с ним, как вдруг, осмат­ри­вая в силь­ную жару сосед­ний город Мега­ры, он почув­ст­во­вал сла­бость; во вре­мя мор­ско­го пере­езда она уси­ли­лась, так что в Брун­ди­зий он при­был с еще боль­шим недо­мо­га­ни­ем и там через несколь­ко дней скон­чал­ся²¹, за один­на­дцать дней до октябрь­ских календ, в кон­суль­ство Гнея Сен­тия и Квин­та Лукре­ция. (36) Прах его пере­нес­ли в Неа­поль и похо­ро­ни­ли воз­ле вто­ро­го кам­ня по Путе­о­лан­ской доро­ге; для сво­ей гроб­ни­цы он сочи­нил сле­дую­щее дву­сти­шие:

(37) Поло­ви­ну иму­ще­ства он заве­щал Вале­рию Про­ку­лу, сво­е­му свод­но­му бра­ту, чет­верть — Авгу­сту, две­на­дца­тую часть — Меце­на­ту, осталь­ное — Луцию Варию и Пло­тию Тук­ке, кото­рые после его смер­ти изда­ли по при­ка­зу Цеза­ря «Эне­иду». (38) Об этом есть такие сти­хи Суль­пи­ция Кар­фа­ге­ня­ни­на²⁵:

(39) Еще до отъ­езда из Ита­лии Вер­ги­лий дого­ва­ри­вал­ся с Вари­ем, что если с ним что-нибудь слу­чит­ся, тот сожжет «Эне­иду»; но Варий отка­зал­ся. Уже нахо­дясь при смер­ти, Вер­ги­лий настой­чи­во тре­бо­вал свой книж­ный ларец, чтобы само­му его сжечь; но когда никто ему не при­нес лар­ца, он боль­ше не сде­лал ника­ких осо­бых рас­по­ря­же­ний на этот счет (40) и пору­чил свои сочи­не­ния Варию и Тук­ке с усло­ви­ем, чтобы они не изда­ва­ли ниче­го, что не изда­но им самим. (41) По ука­за­нию Авгу­ста, изда­ние осу­ще­ст­вил Варий, вне­ся в него лишь незна­чи­тель­ные исправ­ле­ния, так что даже неза­вер­шен­ные сти­хи он оста­вил, как они были. Мно­гие потом пыта­лись их допол­нить, но без­успеш­но: труд­ность была в том, что почти все полу­сти­шия обла­да­ли у Вер­ги­лия совер­шен­но закон­чен­ным смыс­лом, за исклю­че­ни­ем одно­го: «Тот, кого в Трое тебе…»²⁶ (42) Грам­ма­тик Нис гово­рил, что, по рас­ска­зам ста­ри­ков, Варий пере­ме­нил порядок двух книг²⁷ и тепе­ре­ш­нюю вто­рую поста­вил на третье место, а так­же испра­вил нача­ло пер­вой кни­ги, отбро­сив сле­дую­щие стро­ки:

(43) В хули­те­лях²⁹ у Вер­ги­лия не было недо­стат­ка, и неуди­ви­тель­но: ведь были они даже и у Гоме­ра. Когда появи­лись «Буко­ли­ки», некий Нуми­то­рий сочи­нил в ответ «Анти­бу­ко­ли­ки», пред­став­ляв­шие собой без­вкус­ней­шие паро­дии толь­ко на две экло­ги: пер­вая из них начи­на­лась:

А вто­рая:

Дру­гой, когда Вер­ги­лий читал стих из «Геор­гик» — «Голым паши, голым сей…»³¹ — под­хва­тил: «…про­студишь­ся, схва­тишь горяч­ку!» (44) Про­тив «Эне­иды» так­же напи­са­на кни­га Кар­ви­лия Пик­то­ра под назва­ни­ем «Бич Энея». Марк Вип­са­ний обзы­вал Вер­ги­лия под­киды­шем Меце­на­та, изо­бре­та­те­лем новой манер­но­сти³², не напы­щен­ной и не сухой, но сла­гаю­щей­ся из повсе­днев­ных слов и пото­му неза­мет­ной. Герен­ний собрал его погреш­но­сти, Пере­л­лий Фавст — его заим­ст­во­ва­ния³³; (45) «Подо­бия» Квин­та Окта­вия Ави­та в целых вось­ми кни­гах так­же содер­жат заим­ст­во­ван­ные Вер­ги­ли­ем сти­хи с ука­за­ни­ем их про­ис­хож­де­ния. (46) Аско­ний Педи­ан в сво­ей кни­ге про­тив хули­те­лей Вер­ги­лия изла­га­ет лишь неко­то­рые обви­не­ния про­тив него — глав­ным обра­зом те, где речь идет об исто­рии и о мно­го­чис­лен­ных заим­ст­во­ва­ни­ях у Гоме­ра; но он гово­рит, что сам Вер­ги­лий обыч­но так защи­щал­ся от это­го обви­не­ния: «поче­му они сами не попро­бу­ют совер­шить такое воров­ство? Тогда они пой­мут, что лег­че у Гер­ку­ле­са похи­тить пали­цу, чем у Гоме­ра стих». Тем не менее, уехать он решил для того, чтобы все отде­лать в уго­ду зло­же­ла­те­лям.