Эпитомы

Книга II

XVII. Вой­на Кас­сия и Бру­та

IV. 7. Мог­ло пока­зать­ся, что Брут и Кас­сий изгна­ли Цеза­ря с цар­ско­го тро­на, как Тарк­ви­ния, но этим клят­во­пре­ступ­ле­ни­ем они погу­би­ли сво­бо­ду, кото­рую более все­го хоте­ли вос­ста­но­вить. (2) Совер­шив убий­ство и опа­са­ясь, не без осно­ва­ния, вете­ра­нов Цеза­ря, они сра­зу же поки­ну­ли курию и ста­ли искать защи­ты на Капи­то­лии. У вете­ра­нов не было недо­стат­ка в рве­нии ото­мстить за Цеза­ря, но отсут­ст­во­вал вождь. (3) Когда же ста­ло ясно, какая опас­ность угро­жа­ет государ­ству, идея мести была отверг­ну­та, но одоб­ре­ния убий­цы не полу­чи­ли. (4) По сове­ту Цице­ро­на была объ­яв­ле­на амни­стия, одна­ко, чтобы не оскорб­лять народ­но­го горя, заго­вор­щи­кам дали про­вин­ции, наме­чен­ные им уби­тым ими же Цеза­рем, — Сирию и Македо­нию. Месть за Цеза­ря ско­рее отсро­чи­ли, чем отме­ни­ли.

(5) Итак, государ­ст­вен­ная власть была рас­пре­де­ле­на меж­ду три­ум­ви­ра­ми ско­рее как было воз­мож­но, чем как сле­до­ва­ло. Оста­вив Лепида охра­нять сто­ли­цу, Цезарь с Анто­ни­ем высту­пи­ли про­тив Бру­та и Кас­сия. (6) Те же, собрав огром­ные силы, заня­ли аре­ну, ока­зав­шу­ю­ся в свое вре­мя роко­вой для Гнея Пом­пея. Зна­ме­ния с пол­ной оче­вид­но­стью пред­ве­ща­ли неми­ну­е­мое пора­же­ние. (7) Рой пчел сел на знач­ки, и пти­цы, обыч­но питаю­щи­е­ся тру­па­ми, обле­те­ли лагерь, как бы счи­тая его сво­им. (8) И эфи­оп, встре­тив­ший­ся иду­щим на бит­ву, был доста­точ­но ясным гибель­ным зна­ме­ни­ем. Само­му Бру­ту, когда он, по обык­но­ве­нию, бодр­ст­во­вал ночью с зажжен­ным све­тиль­ни­ком, явил­ся тем­ный при­зрак, кото­рый на вопрос, кто он, отве­тил: «Твой злой гений» — и скрыл­ся из глаз. (9) В лаге­ре Цеза­ря пти­цы и жерт­вен­ные живот­ные так же ясно дали луч­шие пред­ска­за­ния. Не менее важ­ным ока­за­лось то, что лекарь Цеза­ря был пред­у­преж­ден вещим сном, чтобы Цезарь поки­нул лагерь, кото­ро­му угро­жа­ет захват. Он внял это­му сну. (10) И вот нача­лась бит­ва. Неко­то­рое вре­мя сра­жа­лись с рав­ным пылом, хотя у одних пол­ко­вод­цы при­сут­ст­во­ва­ли, а у дру­гих нет: кому поме­ша­ла болезнь¹⁶⁴, кому страх и мед­ли­тель­ность¹⁶⁵. Неумо­ли­мая Фор­ту­на, как пока­зал исход бит­вы, нахо­ди­лась то на сто­роне мсти­те­лей, то на сто­роне тех, кому мсти­ли. Нача­ло бит­вы было неопре­де­лен­ным, и обе сто­ро­ны нахо­ди­лись в оди­на­ко­во кри­ти­че­ском поло­же­нии: (11) здесь был взят лагерь Цеза­ря, там — лагерь Кас­сия. Насколь­ко же воен­ное сча­стье дей­ст­вен­нее доб­ле­сти! И как вер­но то, что вырва­лось из уст уми­раю­ще­го: «Доб­лесть суще­ст­ву­ет толь­ко на сло­вах, не на деле»¹⁶⁶. Победу в этом сра­же­нии при­нес­ла ошиб­ка. (12) Кас­сий во вре­мя отступ­ле­ния сво­его флан­га увидел всад­ни­ков, уда­ля­ю­щих­ся после захва­та лаге­ря Цеза­ря, и, решив, что они бегут, ото­шел за холм. (13) Пыль, кри­ки, надви­гаю­ща­я­ся ночь поме­ша­ли ему понять слу­чив­ше­е­ся, к тому же запоздал послан­ный к нему лазут­чик. Сочтя дело сво­ей пар­тии про­иг­ран­ным, он под­ста­вил голо­ву одно­му из сто­яв­ших рядом и попро­сил ее отру­бить. (14) Брут, лишив­шись Кас­сия, поте­рял и силу духа. Чтобы не отречь­ся от того, в чем поклял­ся (было реше­но, что они не пере­жи­вут пора­же­ния), он так­же при­ка­зал одно­му из сво­их спут­ни­ков прон­зить себя мечом. (15) Уди­ви­тель­но, поче­му эти муд­рей­шие и храб­рей­шие мужи не уби­ли себя сами. Раз­ве что они сле­до­ва­ли прин­ци­пам сво­ей фило­соф­ской шко­лы, кото­рые запре­ща­ли храб­рей­шим и бла­го­че­сти­вей­шим мужам, решив­шим­ся на само­убий­ство, нала­гать на себя руки: пред­пи­сы­ва­лось вос­поль­зо­вать­ся чужим пре­ступ­ле­ни­ем.