Греческая история

Книга II

Ксенофонт Афинский. Греческая история / Пер. С. Лурье. Ленинград: ОГИЗ Соцэкгиз — Ленинградское отделение, 1935.
Перевод, вступительная статья и комментарий С. Лурье.
Отв. ред. О. Крюгер. Тех. ред. Л. Вакуленко.

с.24 (II. 1. 1) Вой­ско, нахо­див­ше­е­ся на Хио­се под коман­дой Этео­ни­ка1, пока было лето — кор­ми­лось пло­да­ми зем­ли, в изоби­лии про­из­рас­таю­щи­ми в это вре­мя года, а так­же нани­ма­лось за пла­ту на поле­вые работы. Но насту­пи­ла зима, и сол­да­ты лиши­лись все­го это­го. Голод­ные, неоде­тые и необу­тые, они устро­и­ли заго­вор и усло­ви­лись совер­шить напа­де­ние на Хиос2.

Реше­но было, что при­мкнув­шие к это­му заго­во­ру будут носить трост­ни­ко­вую палоч­ку, чтобы заго­вор­щи­ки мог­ли узнать друг дру­га. (2) Про­ведав об этом заго­во­ре, Этео­ник ока­зал­ся в крайне затруд­ни­тель­ном поло­же­нии вслед­ст­вие мно­го­чис­лен­но­сти заго­вор­щи­ков. Он счи­тал неумест­ным откры­то высту­пить про­тив заго­вор­щи­ков, опа­са­ясь, что они ока­жут воору­жен­ное сопро­тив­ле­ние, захва­тят город и, став вра­га­ми коман­до­ва­нию, све­дут на нет все одер­жан­ные успе­хи. Но даже и своевре­мен­ное усми­ре­ние мяте­жа свя­за­но было с невы­год­ны­ми послед­ст­ви­я­ми: Этео­ни­ку каза­лось ужас­ным погу­бить боль­шое коли­че­ство лакеде­мон­ских союз­ни­ков, так как это мог­ло послу­жить при­чи­ной рас­про­стра­не­ния по Гре­ции дур­ных слу­хов о лакеде­мо­ня­нах и вызвать недо­воль­ство в осталь­ных частях вой­ска. (3) При таком поло­же­нии дел Этео­ник, взяв с собой отряд из пяти­де­ся­ти чело­век, воору­жен­ных корот­ки­ми кин­жа­ла­ми, отпра­вил­ся к горо­ду и, встре­тив выхо­дя­ще­го из лечеб­ни­цы чело­ве­ка, стра­даю­ще­го гла­за­ми и опи­рав­ше­го­ся на трост­ни­ко­вую палоч­ку, убил его. (4) Это вызва­ло смя­те­ние и мно­гие спра­ши­ва­ли, за что погиб этот чело­век. Этео­ник велел объ­явить, что он погиб за то, что носил трост­ни­ко­вую палоч­ку. Вслед­ст­вие это­го все, носив­шие такие палоч­ки, выбро­си­ли их, так как каж­дый, услы­шав о про­ис­шед­шем, боял­ся, чтобы не заме­ти­ли, что и он носит тро­стин­ку. (5) После это­го Этео­ник, созвав хиос­цев, при­ка­зал им собрать день­ги, для того, чтобы моря­ки полу­чи­ли жало­ва­нье и не замыш­ля­ли мяте­жа. День­ги были собра­ны. Вме­сте с тем он дал сиг­нал моря­кам занять свои места на кораб­лях и, обой­дя по оче­реди все кораб­ли, в длин­ных речах обо­д­рял и уве­ще­вал мат­ро­сов, как буд­то ниче­го не зная о про­ис­шед­шем, и дал каж­до­му жало­ва­нье за месяц. (6) После это­го хиос­цы и про­чие союз­ни­ки, собрав­шись с.25 в Хио­се на сове­ща­ние о теку­щих делах, реши­ли отпра­вить в Лакеде­мон послов, кото­рые рас­ска­за­ли бы о про­ис­шед­шем и попро­си­ли бы при­слать для управ­ле­ния фло­том Лисанд­ра, кото­ро­му его преж­нее управ­ле­ние фло­том доста­ви­ло бле­стя­щую репу­та­цию у союз­ни­ков после того, как он победил в мор­ской бит­ве при Нотии3.

(7) Послы отпра­ви­лись в Лакеде­мон вме­сте с посла­ми от Кира, имев­ши­ми инструк­ции тако­го же содер­жа­ния. Но лакеде­мо­няне посла­ли к ним Лисанд­ра в каче­стве эпи­сто­лея4, а навар­хом посла­ли Ара­ка, так как по их зако­ну одно и то же лицо не может зани­мать два­жды долж­но­сти навар­ха. Одна­ко, (дей­ст­ви­тель­ная) коман­да над кораб­ля­ми была вве­ре­на Лисанд­ру. [Про­шло уже два­дцать пять лет с нача­ла вой­ны].

(8) [В том же году Кир убил Автобе­са­ка и Мит­рея, сыно­вей сест­ры Дари­ея, доче­ри Ксерк­са, сына Дари­е­ва, за то, что они, встре­тив его, не выста­ви­ли рук нару­жу из кор. Корой назы­ва­ет­ся по-пер­сид­ски очень длин­ный рукав, совер­шен­но лишаю­щий чело­ве­ка воз­мож­но­сти дей­ст­во­вать рука­ми. Одна­ко, так пола­га­ет­ся встре­чать толь­ко царя. (9) Иера­мен и его жена5 жало­ва­лись Дари­ею и гово­ри­ли, что будет невы­но­си­мым, если царь оста­вит без­на­ка­зан­ным такое высо­ко­ме­рие; царь послал вест­ни­ков и позвал Кира к себе, ссы­ла­ясь на свою болезнь].

(10) На сле­дую­щйй6 год [при эфо­ре7 в Архи­те, при архон­те в Афи­нах Алек­сии] Лисандр, при­быв в Эфес, при­звал к себе из Хиоса Этео­ни­ка с кораб­ля­ми, собрал все осталь­ные кораб­ли, рас­се­ян­ные по раз­лич­ным пунк­там, при­вел их в порядок и выстро­ил новые кораб­ли в Антан­дре. (11) Затем он при­шел к Киру и стал про­сить денег; но тот ему отве­тил, что не толь­ко все полу­чен­ные им от царя день­ги истра­че­ны, но и еще очень мно­го его соб­ст­вен­ных, ука­зав точ­но, сколь­ко он выдал каж­до­му навар­ху, но все же дал ему день­ги. (12) Лисандр, взяв эти день­ги, назна­чил на три­э­ры три­эрар­хов и выдал моря­кам сле­ду­е­мое жало­ва­нье. Афин­ские стра­те­ги на Само­се8 со сво­ей сто­ро­ны тоже ста­ли при­готов­лять­ся к мор­ской войне.

(13) После это­го Кир при­звал к себе Лисанд­ра, так как к нему и при­был вест­ник от отца, кото­рый сооб­щил ему, что царь лежит боль­ной в Фам­не­ри­ях, в Мидии, близ отпав­ших от него Каду­сий, на кото­рые он шел похо­дом. (14) Когда же Лисандр явил­ся, Кир ска­зал ему, чтобы он не всту­пал в мор­ской бой с афи­ня­на­ми, пока его флот не станет зна­чи­тель­но более мно­го­чис­лен­ным; у царя и у него мно­го денег, так что с денеж­ной сто­ро­ны не будет пре­пят­ст­вий к тому, чтобы эки­пи­ро­вать мно­го новых кораб­лей. Кир пере­дал в рас­по­ря­же­ние Лисанд­ра всю ту дань с горо­дов, кото­рая шла в его лич­ную поль­зу, и отдал ему весь налич­ный оста­ток каз­ны. Затем с.26 Кир напом­нил ему о той друж­бе, кото­рую он питал к лакеде­мо­ня­нам вооб­ще и к Лисанд­ру в част­но­сти, и отпра­вил­ся к отцу.

(15) Лисандр, после того как Кир, пере­дав ему все свои дохо­ды, отпра­вил­ся на зов сво­его боль­но­го отца, раздал жало­ва­нье вой­ску и отплыл в Карию, в Кера­ми­че­ский залив. Он пошел при­сту­пом на союз­ный с Афи­на­ми город Кед­рии и на сле­дую­щий день овла­дел им при­сту­пом, а жите­лей обра­тил в раб­ство, — жите­ли это­го горо­да были полу­вар­ва­ры9. Оттуда лакеде­мо­няне отплы­ли в Родос. (16) Афи­няне, высту­пив из Само­са, жесто­ко опу­сто­ша­ли вла­де­ния царя, соби­ра­лись идти похо­дом на Хиос и Эфес и гото­ви­лись к мор­ско­му бою. Они выбра­ли стра­те­га­ми в допол­не­ние к преж­ним Менанд­ра, Тидея и Кефи­со­до­та. (17) Лисандр поплыл из Родо­са вдоль бере­гов Ионии к Гел­лес­пон­ту для над­зо­ра за под­плы­ваю­щи­ми гру­зо­вы­ми суда­ми10, а так­же для борь­бы с отло­жив­ши­ми­ся горо­да­ми. (18) Афи­няне так­же выплы­ли из Хиоса напря­мик через откры­тое море, так как все побе­ре­жье Малой Азии было в руках вра­га.

Лисандр в это же вре­мя поплыл из Абидо­са вдоль бере­га в союз­ный с Афи­на­ми Ламп­сак11. С ним вме­сте при­бы­ли по суше абидо­с­цы и про­чие союз­ни­ки под коман­дой лакеде­мо­ня­ни­на Фора­ка. (19) Ламп­сак был взят при­сту­пом и раз­граб­лен сол­да­та­ми. Это был город, бога­тый вином, хле­бом и про­чи­ми при­па­са­ми. Все сво­бод­ное насе­ле­ние Лисандр отпу­стил на волю. (20) Афи­няне, сле­дуя за ним по пятам, при­ча­ли­ли на ста вось­ми­де­ся­ти кораб­лях к Эле­ун­ту на Хер­со­не­се. Здесь во вре­мя зав­тра­ка к ним при­хо­дит изве­стие о гибе­ли Ламп­са­ка. Афи­няне тот­час же отплы­ли в Сест. (21) Оттуда, запас­шись хле­бом, немед­лен­но поплы­ли в Эгос­пота­мы, про­тив Ламп­са­ка: Гел­лес­понт име­ет в этом месте око­ло пят­на­дца­ти ста­дий шири­ны. Там афи­няне ужи­на­ли. (22) На сле­дую­щую ночь, на заре, Лисандр дал сиг­нал сол­да­там, чтобы они, позав­тра­кав, заня­ли свои места на кораб­лях, под­гото­вил все необ­хо­ди­мое для мор­ской бит­вы и, раз­ве­сив щиты, пред­о­хра­ня­ю­щие от непри­я­тель­ских стрел, при­ка­зал, чтобы никто не выхо­дил из строя и не сни­мал­ся с яко­ря. (23) Афи­няне же с вос­хо­дом солн­ца выстро­и­лись у гава­ни в одну линию для мор­ско­го боя, но, так как Лисандр не вышел им навстре­чу и был уже позд­ний час дня, отплы­ли обрат­но к Эгос­пота­мам. (24) Лисандр при­ка­зал быст­ро­ход­ней­шим из сво­их кораб­лей сле­до­вать за афи­ня­на­ми и, заме­тив, что́ они будут делать по выхо­де на берег, отплыть назад и сооб­щить ему. В то же вре­мя он запре­тил эки­па­жу покидать свои места на судах преж­де, чем воз­вра­тят­ся эти кораб­ли. Так он посту­пал еже­днев­но в тече­ние четы­рех дней; афи­няне точ­но так же еже­днев­но выхо­ди­ли в море в бое­вом поряд­ке. (25) Алки­ви­ад заме­тил из сво­его зам­ка12, что афин­ская сто­ян­ка нахо­дит­ся на с.27 пустын­ном мор­ском бере­гу, вда­ли от город­ско­го посе­ле­ния, и что за при­па­са­ми им при­хо­дит­ся отправ­лять­ся за пят­на­дцать ста­дий от кораб­лей в Сест, тогда как вра­же­ский флот сто­ит в гава­ни, у само­го горо­да, и снаб­жен всем необ­хо­ди­мым. Он явил­ся к афин­ским стра­те­гам и ска­зал им: «Вы выбра­ли крайне неудач­ное место для сто­ян­ки флота. Насто­я­тель­но сове­тую вам пере­пра­вить флот в Сест, где вы буде­те в гава­ни и близ горо­да. Там всту­пай­те себе в бой, когда захо­ти­те». (26) Но стра­те­ги (глав­ным обра­зом Тидей и Менандр) веле­ли ему уби­рать­ся прочь. «Пока еще, — гово­ри­ли они, — стра­те­ги мы, а не ты». После это­го Алки­ви­ад уда­лил­ся. (27) Лисандр же, на пятый день после при­бы­тия афи­нян, при­ка­зал раз­вед­чи­кам на послан­ных им в этот день кораб­лях, чтобы они, как толь­ко заме­тят, что афи­няне вышли из гава­ни и рас­се­я­лись по Хер­со­не­су, воз­вра­ща­лись назад и, прой­дя пол­пу­ти, под­ня­ли щит. Такие экс­пе­ди­ции афи­няне совер­ша­ли регу­ляр­но каж­дый день для покуп­ки хле­ба в весь­ма отда­лен­ных от сто­я­нок местах; они не боя­лись флота Лисанд­ра, пре­зи­рая его за то, что он не при­ни­мал их вызо­ва на бой. (28) Заме­тив, что на дозор­ных кораб­лях щит под­нят, Лисандр тот­час же дал сиг­нал флоту плыть пол­ным ходом. Рядом шел Форак во гла­ве пехот­но­го вой­ска. Увидев, что лакеде­мо­няне насту­па­ют, Конон дал сиг­нал эки­па­жу занять места на кораб­лях и ока­зать вра­гу посиль­ное сопро­тив­ле­ние. Но мат­ро­сы раз­бре­лись кто куда; на неко­то­рых кораб­лях из трех яру­сов весел греб­цы оста­лись толь­ко на двух, на иных на одном, а на иных и вовсе не было греб­цов. Лишь три­э­ра Коно­на и еще семь, быв­ших под его коман­дой, да «Пара­лия» вышли в бой с пол­ным чис­лом греб­цов; осталь­ные кораб­ли даже не отча­ли­ли от бере­га и были захва­че­ны Лисанд­ром на яко­рях. Из эки­па­жа боль­шин­ство он захва­тил в плен в то вре­мя, как они были рас­се­я­ны по бере­гу; лишь немно­гим уда­лось бежать в кре­по­сти. (29) Узнав, что афин­ское дело без­воз­врат­но про­иг­ра­но, Конон обра­тил­ся в бег­ство на девя­ти кораб­лях. Он при­ча­лил к Абар­нид­ско­му мысу в Ламп­сак­ской обла­сти и захва­тил там боль­шие пару­са, остав­лен­ные Лисанд­ром. После это­го сам он отпра­вил­ся с восе­мью кораб­ля­ми к Ева­го­ру в Кипр, а Пара­лий­ская три­э­ра поплы­ла в Афи­ны, чтобы изве­стить о про­ис­шед­шем. (30) Лисандр пере­пра­вил кораб­ли, плен­ни­ков и добы­чу в Ламп­сак. В чис­ле плен­ных были и стра­те­ги: Филокл, Адимант и дру­гие. В тот же день он послал милет­ско­го пира­та Фео­пом­па в Лакеде­мон с вестью о про­ис­шед­шем; Фео­помп на тре­тий день пути при­был в Лакеде­мон и при­нес изве­стие. (31) После это­го Лисандр собрал союз­ни­ков на сове­ща­ние о судь­бе плен­ных. На этом сове­ща­нии про­тив афи­нян выдви­гал­ся ряд обви­не­ний как по пово­ду тех пре­ступ­ле­ний, кото­рые они уже совер­ши­ли, так и по пово­ду тех, кото­рые они име­ли в виду совер­шить в силу реше­ния народ­но­го собра­ния, поста­но­вив­ше­го, чтобы у всех плен­ных была отруб­ле­на пра­вая рука. Вспо­ми­на­ли и о том, что афи­няне, захва­тив две три­э­ры, коринф­скую и анд­рос­скую, сбро­си­ли в про­пасть весь нахо­див­ший­ся на них эки­паж; эта смерть была делом рук афин­ско­го стра­те­га Филок­ла. (32) Было про­из­не­се­но еще мно­го подоб­ных с.28 речей, и, в кон­це кон­цов, было поста­нов­ле­но каз­нить из чис­ла плен­ных всех афи­нян, кро­ме Адиман­та; он был поми­ло­ван пото­му, что он один воз­ра­жал в народ­ном собра­нии про­тив поста­нов­ле­ния об отсе­че­нии рук; но неко­то­рые счи­та­ли дей­ст­ви­тель­ной при­чи­ной это­го поми­ло­ва­ния то, что он имен­но пре­дал афин­ские кораб­ли лакеде­мо­ня­нам. Когда Филок­ла, сбро­сив­ше­го в про­пасть анд­рос­цев и корин­фян, вели на казнь, Лисандр спро­сил его, како­го нака­за­ния досто­ин он, поло­жив­ший нача­ло пре­ступ­ле­ни­ям про­тив сопле­мен­ни­ков-элли­нов. После это­го Филокл был каз­нен.

(II. 2. 1) Лисандр, при­ведя все в порядок в Ламп­са­ке, поплыл на Визан­тий и Кал­хедон. Эти горо­да откры­ли ему ворота, с афин­ским гар­ни­зо­ном он заклю­чил мир­ный дого­вор на усло­вии, чтобы гар­ни­зон уда­лил­ся из горо­да. Лица же, пре­дав­шие13 Алки­ви­а­ду Визан­тий, бежа­ли спер­ва в Понт, а затем в Афи­ны и полу­чи­ли пра­во афин­ско­го граж­дан­ства. (2) Лисандр ото­слал афин­ский гар­ни­зон в Афи­ны, дав им гаран­тию без­опас­но­сти толь­ко для сле­до­ва­ния в этот город, а не в какой-либо дру­гой; при этом он рас­счи­ты­вал на то, что, чем боль­ше собе­рет­ся наро­ду в самом горо­де и Пирее, тем ско­рее насту­пит недо­ста­ток в съест­ных при­па­сах; так же он посту­пал и со вся­ки­ми дру­ги­ми афи­ня­на­ми, попа­дав­ши­ми­ся в его руки. Оста­вив гар­мо­стом Визан­тия и Кал­хедо­на лакон­ца Сфе­не­лая, он сам отплыл в Ламп­сак и при­во­дил там в бое­вую готов­ность свои кораб­ли.

(3) «Пара­лия» при­бы­ла ночью в Пирей и опо­ве­сти­ла афи­нян о постиг­шем их несчастьи. Ужас­ная весть пере­хо­ди­ла из уст в уста, и гром­кий вопль отча­я­ния рас­про­стра­нил­ся через Длин­ные сте­ны из Пирея в город. Никто не спал в ту ночь; опла­ки­ва­ли не толь­ко погиб­ших, но и самих себя; жда­ли, что от спар­тан­цев при­дет­ся пре­тер­петь то же, чему под­верг­ли афи­няне лакеде­мон­ских коло­ни­стов мелий­цев, когда после оса­ды их город был взят, гисти­эй­цев, ски­о­ней­цев, торо­ней­цев, эги­нян и мно­гих дру­гих гре­ков. (4) На сле­дую­щий день было созва­но народ­ное собра­ние, на кото­ром было реше­но запрудить все гава­ни Атти­ки, кро­ме одной, зано­во отре­мон­ти­ро­вать город­ские сте­ны, рас­ста­вить гар­ни­зо­ны и сде­лать все про­чие необ­хо­ди­мые при­готов­ле­ния для обо­ро­ны горо­да во вре­мя оса­ды.

В то вре­мя как афи­няне были заня­ты эти­ми при­готов­ле­ни­я­ми, (5) Лисандр при­был с два­дца­тью кораб­ля­ми из Гел­лес­пон­та в Лес­бос и при­вел в порядок государ­ст­вен­ные дела14 в ряде горо­дов, в том чис­ле в Мити­лене. В горо­да Фра­кий­ско­го побе­ре­жья он послал Этео­ни­ка с деся­тью три­эра­ми, кото­рый при­нудил всю эту область перей­ти на сто­ро­ну лакеде­мо­нян. (6) И вся осталь­ная Гре­ция тот­час же после мор­ско­го пора­же­ния отпа­ла от афи­нян, исклю­чая лишь Самос: здесь было устро­е­но кро­ва­вое изби­е­ние зна­ти, и горо­дом овла­де­ла народ­ная пар­тия. (7) После это­го Лисандр послал гон­цов к Аги­су в Деке­лею и в Лакеде­мон с изве­ще­ни­ем, что он воз­вра­ща­ет­ся назад с фло­том в 200 кораб­лей. По зову вто­ро­го лакеде­мон­ско­го с.29 царя Пав­са­ния вышли в поход лакеде­мо­няне — все пого­лов­но — и про­чие пело­пон­нес­цы, кро­ме арги­вян. (8) Когда все были в сбо­ре, Пав­са­ний отпра­вил­ся с ними к Афи­нам и рас­по­ло­жил­ся близ горо­да, в Ака­де­мии15. (9) В то же вре­мя Лисандр, при­быв в Эги­ну, воз­вра­тил город его изгнан­ным жите­лям, собрав их ото­всюду, сколь­ко толь­ко он мог16. Так же он посту­пил с мелий­ца­ми и дру­ги­ми гре­ка­ми, изгнан­ны­ми из оте­че­ства афи­ня­на­ми. После это­го, опу­сто­шив Сала­мин, он при­ча­лил к Пирею на 150 кораб­лях и пре­гра­дил доступ при­плы­ваю­щим ком­мер­че­ским судам17.

(10) Оса­ждае­мые и с суши и с моря афи­няне ока­за­лись в без­вы­ход­ном поло­же­нии. У них не было уже ни флота, ни союз­ни­ков, ни про­ви­ан­та, неот­куда было ждать спа­се­ния; при­хо­ди­лось, по-види­мо­му, под­верг­нуть­ся всем тем ужа­сам, кото­рым они преж­де под­вер­га­ли дру­гих гре­ков. Раз­ни­ца была лишь та, что лакеде­мо­няне теперь гото­ви­лись ото­мстить афи­ня­нам за их преж­ние пре­ступ­ле­ния, а афи­няне оби­жа­ли жите­лей мел­ких горо­дов не ото­мще­ния ради, а толь­ко из высо­ко­ме­рия: они даже не выстав­ля­ли ника­ко­го дру­го­го пред­ло­га, кро­ме того, что те были союз­ни­ка­ми лакеде­мо­нян. Поэто­му они даро­ва­ли пол­ную амни­стию всем лишен­ным прав состо­я­ния, но кре­пи­лись и, несмот­ря на то, что в горо­де мно­же­ство наро­да уми­ра­ло от голо­да, не всту­па­ли в пере­го­во­ры о мире. (11) Но когда запас про­дук­тов совер­шен­но исто­щил­ся, они посла­ли к Аги­су послов, пред­ла­гая ему мир на усло­вии, что они будут союз­ни­ка­ми лакеде­мо­нян, а за то полу­чат пра­во сохра­нить невреди­мы­ми Длин­ные сте­ны и Пирей. Но Агис ска­зал, чтобы они отпра­ви­лись в Лакеде­мон, так как он не име­ет пол­но­мо­чий на заклю­че­ние мира. (12) Послы вер­ну­лись в город и изве­сти­ли афи­нян об отве­те царя: тогда афи­няне посла­ли их в Лакеде­мон. (13) В Сел­ла­сии, горо­де [вбли­зи] Лако­нии, их встре­ти­ли эфо­ры и, узнав, с каки­ми пред­ло­же­ни­я­ми они при­шли — это были те же усло­вия мира, кото­рые были пред­ло­же­ны Аги­су, — веле­ли им ухо­дить тот­час же назад и, если им нужен мир, то воз­вра­щать­ся не преж­де, чем они не обду­ма­ют получ­ше поло­же­ние вещей. (14) Когда послы вер­ну­лись и доло­жи­ли об этом отве­те, афи­нян охва­ти­ло отча­я­ние; если не сдать­ся, всех ожи­да­ет пора­бо­ще­ние; если же всту­пить в новые пере­го­во­ры, то, пока при­дет новый ответ из Лакеде­мо­на, мно­же­ство наро­да помрет от голо­да. (15) Но нико­му и в голо­ву не при­хо­ди­ло согла­сить­ся на то, чтобы сте­ны были сры­ты. Так, Архе­страт был заклю­чен в тем­ни­цу за то, что он пред­ло­жил в сове­те заклю­чить с лакеде­мо­ня­на­ми мир, усту­пив им во всех их тре­бо­ва­ни­ях, назы­вая этот выход наи­луч­шим; а тре­бо­ва­ли лакеде­мо­няне, чтобы была сры­та часть Длин­ных стен — на десять ста­дий с каж­дой сто­ро­ны. Было при­ня­то поста­нов­ле­ние, вос­пре­щав­шее вно­сить пред­ло­же­ния тако­го рода. (16) При таких обсто­я­тель­ствах Фера­мен пред­ло­жил в народ­ном собра­нии, чтобы его отпра­ви­ли послом к Лисанд­ру; там, мол, он раз­уз­на­ет, долж­но ли с.30 слу­жить лакеде­мо­ня­нам сне­се­ние стен толь­ко сред­ст­вом для обра­ще­ния афи­нян в раб­ство, или это им нуж­но для обес­пе­че­ния их вер­но­сти лакеде­мо­ня­нам. Его посла­ли, и он про­был у Лисанд­ра три меся­ца с лиш­ним, выжидая, пока афи­няне из-за недо­стат­ка хле­ба не дой­дут до тако­го состо­я­ния, что гото­вы будут согла­сить­ся на какие угод­но усло­вия. (17) Лишь на чет­вер­тый месяц он вер­нул­ся и доло­жил в народ­ном собра­нии, что Лисандр дол­го мед­лил с отве­том и удер­жи­вал его при себе; в кон­це кон­цов же он ска­зал, чтобы Фера­мен отпра­вил­ся в Лакеде­мон, так как сам он, яко­бы, не упол­но­мо­чен дать ему ответ: это пра­во эфо­ров. После это­го он был выбран, вме­сте с еще девя­тью лица­ми, пол­но­моч­ным послом в Лакеде­мон. (18) Лисандр, со сво­ей сто­ро­ны, послал в Лакеде­мон афин­ско­го изгнан­ни­ка Ари­сто­те­ля вме­сте с несколь­ки­ми лакеде­мо­ня­на­ми и пору­чил им пере­дать эфо­рам, что при пере­го­во­рах с Фера­ме­ном он заявил, что одни лишь эфо­ры пол­но­моч­ны в вопро­сах мира и вой­ны. (19) По при­бы­тии Фера­ме­на и про­чих послов в Сел­ла­сию им был задан вопрос, по како­му делу они при­шли. Когда послы отве­ти­ли, что они при­бы­ли пол­но­моч­ны­ми посла­ми по вопро­су о мире, эфо­ры веле­ли позвать их в город. Затем было созва­но народ­ное собра­ние, на кото­ром осо­бен­но горя­чо воз­ра­жа­ли про­тив заклю­че­ния мира корин­фяне и фиван­цы, а так­же и мно­гие дру­гие элли­ны; они тре­бо­ва­ли совер­шен­но­го раз­ру­ше­ния Афин. (20) Но лакеде­мо­няне кате­го­ри­че­ски отка­за­лись стать винов­ни­ка­ми пора­бо­ще­ния жите­лей гре­че­ско­го горо­да, столь мно­го потрудив­ше­го­ся в эпо­ху тяж­ких бед­ст­вий, когда вели­кая опас­ность угро­жа­ла Гре­ции. Они выра­зи­ли согла­сие на мир при усло­вии сне­се­ния Длин­ных стен и укреп­ле­ний Пирея, выда­чи всех кораб­лей кро­ме две­на­дца­ти, воз­вра­ще­ния изгнан­ни­ков и вступ­ле­ния в чис­ло союз­ни­ков лакеде­мо­нян с под­чи­не­ни­ем их геге­мо­нии, с обя­за­тель­ст­вом сле­до­вать за ними повсюду — на суше и на море, — куда они ни пове­дут, и иметь одни и те же государ­ства союз­ни­ка­ми и вра­га­ми. (21) Фера­мен и сопро­вож­дав­шие его послы при­нес­ли этот ответ в Афи­ны. Когда они вошли в город, их окру­жи­ла мно­го­чис­лен­ная тол­па; все боя­лись, что они вер­ну­лись с пусты­ми рука­ми, а ждать боль­ше нель­зя было, так как очень уж мно­го наро­ду погиб­ло от голо­да. (22) На сле­дую­щий день послы доло­жи­ли об усло­ви­ях, постав­лен­ных лакеде­мо­ня­на­ми для заклю­че­ния мира. Гово­рил от их име­ни Фера­мен; он убеж­дал пови­но­вать­ся лакеде­мо­ня­нам и согла­сить­ся срыть сте­ны. Кое-кто воз­ра­жал ему, но огром­ное боль­шин­ство ора­то­ров одоб­ря­ло его мысль и, нако­нец, было поста­нов­ле­но при­нять мир­ные усло­вия лакеде­мо­нян. (23) После это­го и Лисандр вер­нул­ся в Пирей. Изгнан­ни­ки были воз­вра­ще­ны; сте­ны были сры­ты при общем лико­ва­нии под зву­ки испол­ня­е­мо­го флей­тист­ка­ми мар­ша: этот день счи­та­ли нача­лом сво­бод­ной жиз­ни для гре­ков. (24) Так закон­чил­ся год, в сре­дине кото­ро­го Дио­ни­сий, сын Гер­мо­кра­та, стал сира­куз­ским тира­ном, при­чем кар­фа­ге­няне спер­ва потер­пе­ли от сира­ку­зян пора­же­ние, но затем взя­ли измо­ром Акра­гант, поки­ну­тый насе­ляв­ши­ми его сике­лиота­ми.

с.31 (II. 3. 1) В сле­дую­щем году [в кото­ром были олим­пий­ские игры, при­чем в беге победил фес­са­ли­ец Кро­кин, при эфо­ре Эндии в Спар­те, при афин­ском архон­те Пифо­до­ре, кото­ро­го афи­няне не упо­ми­на­ют в спис­ке архон­тов пото­му, что он был избран при оли­гар­хи­че­ском строе, но назы­ва­ют этот год годом анар­хии; начал­ся этот оли­гар­хи­че­ский строй таким обра­зом] (2) народ поста­но­вил избрать трид­цать чело­век для состав­ле­ния сво­да зако­нов в духе ста­ри­ны18; эти зако­ны долж­ны были лечь в осно­ву ново­го государ­ст­вен­но­го строя. Выбран­ны­ми ока­за­лись сле­дую­щие лица: Поли­хар, Кри­тий, Мело­бий, Гип­по­лох, Евклид, Гиерон, Мне­си­лох, Хре­мон, Фера­мен, Аре­сий, Диокл, Федрий, Хере­лей, Ане­тий, Писон, Софокл, Эра­то­сфен, Харикл, Оно­макл, Фео­гнид, Эсхин, Фео­ген, Клео­мед, Эра­си­страт, Фидон, Дра­кон­тид, Евмаф, Ари­сто­тель, Гип­по­мах и Мне­си­фид. (3) После это­го Лисандр поплыл в Самос, а Агис, выведя пехоту из Деке­леи, рас­пу­стил кон­тин­ген­ты по домам.

(4) В это же вре­мя [при­бли­зи­тель­но тогда же, когда слу­чи­лось сол­неч­ное затме­ние] Ликофрон Фер­ский победил в кро­во­про­лит­ном бою лари­сей­цев и дру­гих фес­са­лий­цев, про­ти­во­дей­ст­во­вав­ших его стрем­ле­нию власт­во­вать над всей Фес­са­ли­ей.

(5) В то же вре­мя и сира­куз­ский тиран Дио­ни­сий был раз­бит кар­фа­ге­ня­на­ми и при­нуж­ден усту­пить им Гелу и Кама­ри­ну. Корот­кое вре­мя спу­стя и леон­тин­цы, посе­лен­ные в Сира­ку­зах, отпа­ли от Дио­ни­сия и Сира­куз и вер­ну­лись в свой город. Дио­ни­сий тот­час же отпра­вил так­же и сира­куз­ских всад­ни­ков в Ката­ну.

(6) Самос­цы, хотя и были запер­ты со всех сто­рон Лисанд­ром, тем не менее спер­ва не хоте­ли всту­пать с ним в согла­ше­ние, и толь­ко тогда, когда Лисандр решил уже пой­ти на город при­сту­пом, они согла­си­лись сдать­ся под усло­ви­ем, чтобы каж­дый сво­бод­ный житель мог уйти из горо­да, взяв с собой одну сме­ну пла­тья; все же про­чее долж­но было быть выда­но лакеде­мо­ня­нам. На этих усло­ви­ях Лисандр поз­во­лил им уйти. (7) Затем он пере­дал город и все нахо­див­ше­е­ся в нем иму­ще­ство преж­ним его жите­лям и, пору­чив управ­ле­ние горо­да деся­ти архон­там19 с гар­ни­зо­ном20, рас­пу­стил союз­ни­че­ский флот по горо­дам. (8) Сам же он во гла­ве лакон­ских кораб­лей поплыл в Лакеде­мон и повез туда акро­те­рии взя­тых в плен кораб­лей, выдан­ный афи­ня­на­ми пирей­ский флот, за исклю­че­ни­ем две­на­дца­ти три­эр, вен­ки, кото­ры­ми награж­да­ли его лич­но союз­ные государ­ства, 470 талан­тов сереб­ра, кото­рые оста­лись у него не употреб­лен­ны­ми из пода­тей, пере­дан­ных ему Киром для рас­хо­дов по войне, и всю осталь­ную воен­ную добы­чу. (9) Все это он пере­дал лакеде­мо­ня­нам в кон­це лета [того само­го, в кото­рое испол­ни­лось 28 лет с нача­ла вой­ны, в тече­ние кото­рой эфо­ра­ми-эпо­ни­ма­ми были сле­дую­щие лица: пер­вым был Эне­сий, при кото­ром нача­лась вой­на, на пят­на­дца­том году после заклю­че­ния трид­ца­ти­лет­не­го пере­ми­рия, с.32 после­до­вав­ше­го за взя­ти­ем Евбеи. (10) Пре­ем­ни­ка­ми Эне­сия были сле­дую­щие эфо­ры: Бра­сид, Иса­нор, Состра­тид, Экс­арх, Аге­си­страт, Анге­нид, Оно­макл, Зевк­сипп, Питий, Пли­стол, Кли­но­мах, Иларх, Леонт, Херил, Пате­си­ад, Кле­осфен, Лика­рий, Эпе­рат, Оно­ман­тий, Алек­сип­пид, Мисго­ла­ид, Исий, Арак, Евар­хипп, Пан­такл, Питий, Архит и Эндий, при кото­ром Лисандр, выпол­нив то, о чем мы толь­ко что гово­ри­ли, вер­нул­ся на роди­ну].

(11) Трид­цать пра­ви­те­лей были избра­ны тот­час же по сры­тии Длин­ных стен и укреп­ле­ний Пирея. Но, будучи избран­ны­ми толь­ко для состав­ле­ния зако­нов, кото­ры­ми государ­ство долж­но было руко­вод­ст­во­вать­ся, они все откла­ды­ва­ли состав­ле­ние и опуб­ли­ко­ва­ние сво­да зако­нов, а пока что назна­чи­ли чле­нов сове­та и про­чих маги­ст­ра­тов по сво­е­му усмот­ре­нию. (12) Затем они, пер­вым делом, аре­сто­ва­ли и каз­ни­ли тех, о кото­рых при демо­кра­ти­че­ском строе всем было извест­но, что они сико­фан­ты21, и тягост­ны доб­рым граж­да­нам22. Совет осудил их на смерть с чув­ст­вом удо­вле­тво­ре­ния, да и все про­чие граж­дане ниче­го не име­ли про­тив их осуж­де­ния, посколь­ку они сами не были повин­ны в том же гре­хе. (13) Но вско­ре пра­ви­те­ли ста­ли думать лишь о том, чтоб им мож­но было рас­по­ря­жать­ся все­ми государ­ст­вен­ны­ми дела­ми по сво­е­му усмот­ре­нию. Для это­го они преж­де все­го посла­ли в Лакеде­мон к Лисанд­ру Эсхи­на и Ари­сто­те­ля с прось­бой, чтобы он посо­дей­ст­во­вал при­сыл­ке в Афи­ны лакеде­мон­ско­го гар­ни­зо­на, кото­рый дол­жен был оста­вать­ся в Афи­нах, пока пра­ви­те­ли не устра­нят дур­ных эле­мен­тов насе­ле­ния23 и не при­ве­дут в порядок государ­ст­вен­но­го устрой­ства; они обе­ща­ли содер­жать гар­ни­зон на свой счет. (14) Лисандр испол­нил их прось­бу и исхо­да­тай­ст­во­вал для Афин гар­ни­зон и гар­мо­ста Кал­ли­бия. Полу­чив гар­ни­зон, пра­ви­те­ли ста­ли вся­че­ски убла­готво­рять Кал­ли­бия, чтобы и он, со сво­ей сто­ро­ны, одоб­рял все их дей­ст­вия, и так как в их рас­по­ря­же­нии была часть при­быв­ших с Кал­ли­би­ем сол­дат, то они ста­ли аре­сто­вы­вать кого угод­но: не толь­ко дур­ных и без­нрав­ст­вен­ных людей, но вооб­ще тех, про кото­рых они пола­га­ли, что они наи­ме­нее склон­ны тер­пе­ли­во пере­но­сить над­ру­га­тель­ства и что, в слу­чае если бы они попы­та­лись про­ти­во­дей­ст­во­вать пра­ви­те­лям, к ним бы при­мкну­ло наи­боль­шее чис­ло при­вер­жен­цев. (15) Пер­вое вре­мя Кри­тий был еди­но­мыш­лен­ни­ком и дру­гом Фера­ме­на. Когда же пер­вый стал скло­нять­ся к тому, чтобы каз­нить напра­во и нале­во, не счи­та­ясь с коли­че­ст­вом жертв, так как сам он постра­дал от афин­ской демо­кра­тии, будучи изгнан­ным, Фера­мен стал про­ти­вить­ся: «Нехо­ро­шо, — гово­рил он, — каз­нить людей, вся вина кото­рых в том, что они поль­зо­ва­лись попу­ляр­но­стью в мас­се, если от них не было ника­ко­го вреда доб­рым граж­да­нам24. Ведь и я и ты сам мно­гое гово­ри­ли и дела­ли толь­ко лишь для того, чтобы уго­дить афи­ня­нам». (16) Кри­тий, кото­рый был тогда еще дру­гом Фера­ме­на, воз­ра­жал ему с.33 на это: «Често­лю­би­вые люди долж­ны ста­рать­ся во что бы то ни ста­ло устра­нить тех, кото­рые в состо­я­нии им вос­пре­пят­ст­во­вать. Ты очень наи­вен, если пола­га­ешь, что для сохра­не­ния вла­сти за нами надо мень­ше пре­до­сто­рож­но­стей, чем для охра­не­ния вся­кой иной тира­нии: то, что нас трид­цать, а не один, нисколь­ко не меня­ет дела». (17) Неко­то­рое вре­мя спу­стя, после того как было каз­не­но мно­го людей, часто совер­шен­но невин­ных, и повсюду мож­но было заме­тить, как схо­дят­ся граж­дане и с ужа­сом спра­ши­ва­ют друг у дру­га, какие новые поряд­ки их ожи­да­ют, — Фера­мен сно­ва высту­пил с речью, гово­ря, что без доста­точ­но­го коли­че­ства поли­ти­че­ских еди­но­мыш­лен­ни­ков ника­кая оли­гар­хия не может дол­го дер­жать­ся. (18) При таком поло­же­нии вещей страх охва­тил Кри­тия и про­чих пра­ви­те­лей; осо­бен­но же они боя­лись, чтобы оппо­зи­ция не сгруп­пи­ро­ва­лась вокруг Фера­ме­на. Они сочли себя вынуж­ден­ны­ми допу­стить к прав­ле­нию три тыся­чи граж­дан, по состав­лен­но­му ими спис­ку. (19) Но и на это Фера­мен воз­ра­зил, что, преж­де все­го, ему пред­став­ля­ет­ся неле­по­стью то, что они, желая иметь еди­но­мыш­лен­ни­ка­ми бла­го­на­ме­рен­ней­ших из граж­дан, отсчи­та­ли ров­но три тыся­чи, как буд­то есть какая-то внут­рен­няя при­чи­на, в силу кото­рой доб­рых граж­дан долж­но быть как раз столь­ко, и буд­то вне спис­ка не может ока­зать­ся порядоч­ных людей, а в спис­ке — него­дя­ев. Далее, по его мне­нию, пра­ви­те­ли в сво­их дей­ст­ви­ях самим себе про­ти­во­ре­чат: они реши­ли пра­вить, опи­ра­ясь исклю­чи­тель­но на силу, а меж­ду тем они — сла­бее тех, кем им при­дет­ся управ­лять. (20) Тако­вы были дово­ды Фера­ме­на. Меж­ду тем пра­ви­те­ли устро­и­ли смотр граж­дан. Трем тыся­чам25 было при­ка­за­но собрать­ся на аго­ре, а про­чим в дру­гом месте. Затем им была дана коман­да высту­пить в пол­ном воору­же­нии. Когда они рас­хо­ди­лись по домам, пра­ви­те­ли посла­ли лакеде­мон­ских сол­дат и сво­их при­вер­жен­цев из чис­ла граж­дан ото­брать ору­жие у всех афи­нян, кро­ме трех тысяч, попав­ших в спи­сок, сне­сти его на Акро­поль и сло­жить в храм26. (21) После это­го пра­ви­те­ли полу­чи­ли воз­мож­ность делать все, что им угод­но, и мно­го афи­нян пало жерт­вой их лич­ной враж­ды; мно­гие так­же были каз­не­ны ради денег. Чтобы раздо­быть необ­хо­ди­мые сред­ства для упла­ты жало­ва­нья гар­ни­зо­ну, они поста­но­ви­ли, что каж­дый из пра­ви­те­лей может аре­сто­вать одно­го мет­эка, убить его и кон­фис­ко­вать его иму­ще­ство в каз­ну. (22) Они пред­ла­га­ли и Фера­ме­ну вос­поль­зо­вать­ся этим пра­вом, но он воз­ра­зил им на это: «Не подо­ба­ет тем, кото­рые име­ну­ют себя луч­ши­ми граж­да­на­ми, посту­пать еще более неспра­вед­ли­во, чем сико­фан­ты. И в самом деле, сико­фан­ты, ведь, не лиша­ли жиз­ни тех, кого им уда­ва­лось обо­брать, тогда как мы уби­ва­ем людей, ни в чем перед нами не про­ви­нив­ших­ся, толь­ко для того, чтобы вос­поль­зо­вать­ся их иму­ще­ст­вом. Конеч­но, это во мно­го раз неспра­вед­ли­вее, чем все то, что тво­ри­ли сико­фан­ты». (23) Тогда про­чие сопра­ви­те­ли, видя, что он явля­ет­ся с.34 поме­хой во всех их пред­при­я­ти­ях и не дает им управ­лять по сво­е­му про­из­во­лу, ста­ли зло­умыш­лять про­тив Фера­ме­на, вся­че­ски кле­ве­та­ли на него и гово­ри­ли, что он поно­сит суще­ст­ву­ю­щий государ­ст­вен­ный строй. Был созван совет; на это собра­ние было при­ка­за­но явить­ся27 с кин­жа­ла­ми за пазу­хой юно­шам, имев­шим репу­та­цию наи­бо­лее отваж­ных. (24) По при­бы­тии Фера­ме­на Кри­тий, взой­дя на кафед­ру, про­из­нес сле­дую­щую речь: «Чле­ны сове­та! У мно­гих из вас, веро­ят­но, появи­лась мысль, что слиш­ком мно­го гибнет наро­ду, — боль­ше, чем это необ­хо­ди­мо28. Но при­ми­те во вни­ма­ние то, что так быва­ет при государ­ст­вен­ных пере­во­ротах все­гда и везде. Наи­боль­шее же чис­ло вра­гов сто­рон­ни­ки оли­гар­хи­че­ско­го пере­во­рота, само собой разу­ме­ет­ся, долж­ны иметь здесь, в Афи­нах: ведь наш город мно­го­люд­ней­ший в Элла­де, и народ здесь наи­бо­лее про­дол­жи­тель­ное вре­мя рос и вос­пи­ты­вал­ся на граж­дан­ской сво­бо­де. (25) Для таких людей, как мы с вами, демо­кра­ти­че­ский строй, конеч­но, крайне тяго­стен и невы­но­сим; вдо­ба­вок лакеде­мо­ня­нам, даро­вав­шим нам жизнь и сво­бо­ду, сто­рон­ни­ки наро­до­вла­стия спо­кон века были вра­га­ми, тогда как бла­го­на­деж­ные слои насе­ле­ния были все­гда им пре­да­ны. (26) Поэто­му-то, с одоб­ре­ния лакеде­мо­нян, мы и уста­но­ви­ли этот государ­ст­вен­ный строй; поэто­му-то, если до наше­го сведе­ния дохо­дит, что кто-либо враж­деб­но отно­сит­ся к оли­гар­хи­че­ско­му прав­ле­нию, мы при­ни­ма­ем все воз­мож­ные меры для устра­не­ния таких лиц. А если в рядах поно­ся­щих новый государ­ст­вен­ный строй ока­жет­ся кто-либо из нашей среды, мы долж­ны его пре­сле­до­вать еще более энер­гич­но. Такой слу­чай, граж­дане, ныне нали­цо: ока­зы­ва­ет­ся, что нахо­дя­щий­ся здесь Фера­мен вся­че­ски доби­ва­ет­ся гибе­ли — как нашей, так и вашей. (27) В истин­но­сти моих слов вы убеди­тесь, если обра­ти­те вни­ма­ние на то, что никто еще не высту­пал с таким рез­ким пори­ца­ни­ем суще­ст­ву­ю­щих поряд­ков, как при­сут­ст­ву­ю­щий здесь Фера­мен; точ­но так же каж­дый раз, как мы хотим устра­нить с наше­го пути кого-либо из дема­го­гов, мы натал­ки­ва­ем­ся на сопро­тив­ле­ние с его сто­ро­ны. Пусть бы он был с само­го нача­ла тако­го обра­за мыс­лей, — мы бы его счи­та­ли, конеч­но, нашим вра­гом, но у нас не было бы ника­ко­го осно­ва­ния обви­нять его в непо­рядоч­но­сти. (28) Но нет! Имен­но он поло­жил нача­ло сою­зу и друж­бе с лакеде­мо­ня­на­ми, имен­но он пер­вый орга­ни­зо­вал уни­что­же­ние наро­до­вла­стия; нако­нец, имен­но он-то и побуж­дал вас нака­зать тех, кото­рые пер­вы­ми пред­ста­ли перед вами как обви­ня­е­мые. А теперь, когда мы с вами откры­то высту­пи­ли вра­га­ми наро­до­вла­стия, он поче­му-то воз­му­ща­ет­ся про­ис­хо­дя­щим. Цель его ясна: он хочет огра­дить себя от воз­мож­ной опас­но­сти, взва­лив на нас всю вину за то, что тво­рит­ся теперь. Вот поче­му нам и вам сле­ду­ет нака­зать его не толь­ко как вра­га, но и как пре­да­те­ля. (29) Ведь пре­да­тель­ство тем ужас­нее откры­той вой­ны, что от тай­ных коз­ней труд­нее убе­речь­ся, чем от откры­то­го напа­де­ния. И к пре­да­те­лю сле­ду­ет с.35 отно­сить­ся суро­вее, чем к вра­гу; с вра­гом воз­мож­но ведь при­ми­ре­ние и обмен дру­же­ст­вен­ны­ми клят­ва­ми, тогда как никто и нико­гда не станет заклю­чать дого­во­ров или вооб­ще в чем-либо дове­рять чело­ве­ку, ули­чен­но­му в пре­да­тель­стве. (30) Теперь я напом­ню вам обо всех делах Фера­ме­на, чтобы вы убеди­лись, что он меня­ет свои убеж­де­ния не впер­вые, что пре­да­тель­ство впи­та­но им с моло­ком мате­ри. Он начал свою дея­тель­ность с того, что всту­пил в чис­ло вожа­ков демо­кра­тии. И он же, по при­ме­ру сво­его отца Агно­на, стал рев­ност­ным сто­рон­ни­ком пере­во­рота, поста­вив­ше­го на место наро­до­вла­стия прав­ле­ние четы­рех­сот, и даже играл руко­во­дя­щую роль в этом пра­ви­тель­стве. Но затем тот же Фера­мен, про­ведав, что про­тив гос­под­ст­ву­ю­щей оли­гар­хии рас­тет силь­ная оппо­зи­ция, ока­зал­ся в чис­ле пер­вых вождей народ­но­го дви­же­ния про­тив пра­ви­те­лей. За это-то и про­зва­ли его котур­ном. (31) Ведь и котурн как буд­то при­хо­дит­ся впо­ру на обе ноги, но пло­хо сидит как на пра­вой, так и на левой29. Да, Фера­мен: не тот чело­век име­ет пра­во на жизнь30; кото­рый лов­ко заво­дит сво­их това­ри­щей на опас­ный путь, а сам меня­ет фронт при пер­вом же пре­пят­ст­вии, а тот, кото­рый подоб­но отваж­но­му море­пла­ва­те­лю борет­ся со сти­хи­я­ми, пока не поду­ет попу­т­ный ветер. Если же при каж­дой буре мы будем менять направ­ле­ние пути и плыть по вет­ру, мы никак не смо­жем когда-либо при­плыть к наме­чен­ной цели. (32) Ты обви­ня­ешь нас в том, что мы каз­ни­ли слиш­ком мно­го наро­ду, но никто из нас не пови­нен в таком коли­че­стве смер­тей, как ты сам: дей­ст­ви­тель­но, вся­кий поли­ти­че­ский пере­во­рот при­но­сит с собой ряд смерт­ных каз­ней; без тебя же не обхо­дит­ся ни один пере­во­рот, и пото­му ты пови­нен как в смер­ти оли­гар­хов, погиб­ших от рук демо­кра­тии, так и в смер­ти демо­кра­тов, погиб­ших от рук зна­ти. Ты, а не кто дру­гой полу­чил при­ка­за­ние стра­те­гов подо­брать жерт­вы кораб­ле­кру­ше­ния в мор­ской бит­ве близ Лес­боса31. Ты не испол­нил это­го при­ка­за­ния и тем не менее решил­ся высту­пить с обви­не­ни­ем про­тив стра­те­гов и добил­ся их смерт­ной каз­ни, дабы остать­ся само­му без­на­ка­зан­ным. (33) Мож­но ли щадить чело­ве­ка, кото­рый явно во всем ищет лишь сво­ей выго­ды, нима­ло не заботясь ни об общем бла­ге, ни о сво­их дру­зьях? Зная о его поли­ти­че­ских мета­мор­фо­зах, можем ли мы не при­ни­мать пре­до­сто­рож­но­стей, чтобы он не мог посту­пить и с нами так же, как посту­пил с дру­ги­ми? По всем этим при­чи­нам мы его и при­влек­ли к суду по обви­не­нию в зло­умыш­ле­нии и пре­да­тель­стве про­тив нас и вас. Пра­виль­ность наше­го поведе­ния вид­на еще и из сле­дую­ще­го. (34) Несо­мнен­но, наи­луч­ший государ­ст­вен­ный строй — это лакеде­мон­ский, а у них если кто-нибудь из эфо­ров не под­чи­нит­ся без­услов­но с.36 поста­нов­ле­нию боль­шин­ства и станет выка­зы­вать дер­зост­ное неува­же­ние к вла­сти и про­ти­вить­ся ее реше­ни­ям, он, разу­ме­ет­ся, будет под­верг­нут эфо­ра­ми и народ­ным собра­ни­ем тяг­чай­ше­му нака­за­нию. Если вы дей­ст­ви­тель­но муд­ры, то будь­те же более состра­да­тель­ны к себе самим, чем к нему. Ведь, если он избегнет каз­ни, это даст повод под­нять голо­ву мно­гим нашим поли­ти­че­ским про­тив­ни­кам, а его гибель отни­мет послед­нюю надеж­ду у всех мятеж­ни­ков как скры­ваю­щих­ся в нашем горо­де, так и бежав­ших за гра­ни­цу».

(35) Эти­ми сло­ва­ми Кри­тий закон­чил свою речь и уда­лил­ся на свое место.

Его сме­нил Фера­мен. «Я нач­ну, о мужи, — заявил он, — с того обви­не­ния про­тив меня, кото­рым закон­чил свою речь преды­ду­щий ора­тор. Он ска­зал, что, выста­вив обви­не­ние про­тив стра­те­гов, я был виной их смер­ти. Но не я пер­вый высту­пил с обви­не­ни­ем, а они, обви­нив меня в том, что я не испол­нил их при­ка­за­ния и не подо­брал несчаст­ных жертв мор­ско­го боя при Лес­бо­се. Тогда я в свою защи­ту сослал­ся на бурю, кото­рая была так силь­на, что нель­зя было даже выплыть в море, а не то что под­би­рать зато­нув­ших. Народ­ное собра­ние удо­вле­тво­ри­лось мои­ми объ­яс­не­ни­я­ми и при­зна­ло, что выстав­лен­ное стра­те­га­ми про­тив меня обви­не­ние долж­но быть обра­ще­но на них же самих: ведь они, будучи убеж­де­ны, что спа­се­ние погиб­ших воз­мож­но, тем не менее уплы­ли, оста­вив несчаст­ных поги­бать. (36) Впро­чем, меня нисколь­ко не удив­ля­ет, что рас­сказ Кри­тия не соот­вет­ст­ву­ет дей­ст­ви­тель­но­сти32: ведь, когда все опи­сан­ное про­ис­хо­ди­ло, его не было в нашем горо­де, он нахо­дил­ся в Фес­са­лии и был занят тем, что помо­гал Про­ме­тею устра­и­вать демо­кра­ти­че­ский пере­во­рот и воору­жал пене­стов для борь­бы со сво­и­ми гос­по­да­ми. Вот чего он там доби­вал­ся, — да не слу­чит­ся того же и у нас! (37) Толь­ко в одном я согла­сен с Кри­ти­ем: если кто-либо зло­умыш­ля­ет лишить вас вла­сти и содей­ст­ву­ет уси­ле­нию зло­умыш­ля­ю­щих про­тив вас, он дол­жен по спра­вед­ли­во­сти под­верг­нуть­ся выс­шей мере нака­за­ния. Но кто́ из нас так посту­па­ет, вы пре­крас­но рас­суди­те, я в этом не сомне­ва­юсь, если срав­ни­те все мое поведе­ние — в про­шлом и в насто­я­щем — с поведе­ни­ем того же Кри­тия. (38) Раз­ве меж­ду все­ми нами не было пол­но­го еди­но­ду­шия, пока дея­тель­ность наша была направ­ле­на на при­вле­че­ние к суду заве­до­мых сико­фан­тов, в ту эпо­ху, когда мы при­зва­ли вас в чле­ны сове­та и назна­ча­ли новых маги­ст­ра­тов. Но с тех пор как пра­ви­те­ли ста­ли аре­сто­вы­вать доб­рых граж­дан, я разо­шел­ся с ними во взглядах. (39) Когда был каз­нен Леонт Сала­ми­нец, кото­рый не толь­ко счи­тал­ся, но и дей­ст­ви­тель­но был вполне доб­ро­по­рядоч­ным чело­ве­ком и реши­тель­но ни в чем не был пови­нен, я понял, что эта казнь не может не при­ве­сти в ужас всех подоб­ных ему доб­рых граж­дан и что эти граж­дане силою вещей долж­ны будут стать вра­га­ми суще­ст­ву­ю­ще­му государ­ст­вен­но­му поряд­ку. Точ­но так же арест бога­ча с.37 Нике­ра­та, сына Никия, по мое­му глу­бо­ко­му убеж­де­нию, не мог не создать враж­деб­но­го настро­е­ния к пра­ви­тель­ству в кру­гах бога­тых и бла­го­на­ме­рен­ных граж­дан: ведь ни сам Нике­рат, ни отец его нико­гда и ни в чем не про­яв­ля­ли сим­па­тий к демо­кра­тии. (40) Но когда от наших рук погиб тот самый Анти­фонт, кото­рый сна­рядил на свой счет во вре­мя вой­ны две быст­ро­ход­ные три­э­ры, я окон­ча­тель­но понял, что с этих пор все те, кото­рые преж­де сочув­ст­вен­но отно­си­лись к ново­ор­га­ни­зо­ван­но­му государ­ству, ста­нут смот­реть на нас с подо­зре­ни­ем. В дру­гой раз я высту­пил с воз­ра­же­ни­ем, когда пра­ви­те­ли изда­ли поста­нов­ле­ние, что каж­дый из них может соб­ст­вен­ной вла­стью аре­сто­вать одно­го мет­эка: ведь было совер­шен­но ясно, что с гибе­лью этих мет­э­ков весь этот слой станет вра­гом гос­под­ст­ву­ю­ще­го строя. (41) Далее, когда пра­ви­те­ли отня­ли у наро­да ору­жие, я сно­ва высту­пил с воз­ра­же­ни­ем, счи­тая вред­ным ослаб­ле­ние мощи наше­го наро­да. Я пре­крас­но пони­мал, что лакеде­мо­няне вовсе не для того сохра­ни­ли нам жизнь и сво­бо­ду, чтобы мы, будучи бес­силь­ны­ми, не в состо­я­нии были ока­зать им помо­щи. Ведь, если тако­ва их цель, они мог­ли бы нико­го из нас не оста­вить в живых, пому­чив нас еще корот­кое вре­мя голо­дом. (42) Не понра­ви­лось мне и при­гла­ше­ние наем­но­го гар­ни­зо­на, — ведь, нетруд­но было набрать из среды самих граж­дан столь­ко стра­жей, чтобы пра­ви­тель­ство мог­ло бес­пре­пят­ст­вен­но управ­лять под­чи­нен­ным ему наро­дом. Далее, когда я увидел, что в государ­стве появи­лось мно­го про­тив­ни­ков это­го пра­ви­тель­ства и что мно­го наро­ду уда­ле­но в изгна­ние, мне пока­за­лось неце­ле­со­об­раз­ным при­суж­дать к изгна­нию Фра­си­бу­ла, Ани­та или Алки­ви­а­да. Я счи­тал, что это наи­луч­ший спо­соб для уси­ле­ния про­тив­ни­ков: народ полу­чал таким обра­зом надеж­ных вождей, а люди с жаж­дой ко вла­сти — мно­же­ство союз­ни­ков. (43) После все­го ска­зан­но­го —. как вы дума­е­те, сле­ду­ет ли по спра­вед­ли­во­сти счи­тать чело­ве­ка, откры­то подаю­ще­го такие сове­ты, бла­го­же­ла­тель­ным или же пре­да­те­лем? Кри­тий! Не те люди, кото­рые пре­пят­ст­ву­ют уве­ли­че­нию чис­ла вра­гов и дают спо­соб при­об­ре­сти как мож­но боль­ше союз­ни­ков, игра­ют на руку вра­гу, а, наобо­рот, те, кото­рые неспра­вед­ли­во отни­ма­ют день­ги у сограж­дан и уби­ва­ют ни в чем не повин­ных людей, без­услов­но содей­ст­ву­ют уве­ли­че­нию чис­ла про­тив­ни­ков и сво­им низ­ким коры­сто­лю­би­ем пре­да­ют не толь­ко сво­их дру­зей, но и самих себя. (44) Если вы еще не убеди­лись в пра­виль­но­сти моих слов, то обра­ти­те вни­ма­ние хотя бы на сле­дую­щее: неуже­ли вы дума­е­те, что Фра­си­бул, Анит и про­чие изгнан­ни­ки боль­ше хоте­ли бы, чтобы здесь цари­ли те поряд­ки, кото­рых я доби­ва­юсь, чем то поло­же­ние дел, до кото­ро­го мои сопра­ви­те­ли дове­ли государ­ство? Нет, я думаю, что при нынеш­нем поло­же­нии вещей они убеж­де­ны, что они всюду встре­ча­ют скры­тое сочув­ст­вие; но если бы нам уда­лось при­влечь на свою сто­ро­ну луч­шие эле­мен­ты насе­ле­ния, — они счи­та­ли бы самую мысль вер­нуть­ся когда-либо на роди­ну почти несбы­точ­ной. (45) Еще было выдви­ну­то им про­тив меня обви­не­ние, что я посто­ян­но готов менять свои убеж­де­ния. Рас­смот­рим же, насколь­ко оно с.38 осно­ва­тель­но. Заметь­те, что прав­ле­ние четы­рех­сот было уста­нов­ле­но голо­со­ва­ни­ем само­го народ­но­го собра­ния, кото­ро­му уда­лось вну­шить, что лакеде­мо­няне охот­нее заклю­чат мир и всту­пят в союз при каком угод­но дру­гом строе, толь­ко не при демо­кра­ти­че­ском. (46) Но рас­чет этот ока­зал­ся оши­боч­ным, лакеде­мо­няне ничуть не ста­ли снис­хо­ди­тель­нее в выстав­ля­е­мых ими мир­ных усло­ви­ях, а стра­те­ги с Ари­сто­те­лем, Мелан­фи­ем и Ари­стар­хом во гла­ве были ули­че­ны в том, что сооруди­ли на город­ском рву укреп­ле­ние и рас­счи­ты­ва­ли, впу­стив сюда вра­гов, при их помо­щи запо­лу­чить власть в свои руки и в руки сво­их еди­но­мыш­лен­ни­ков. Узнав об этом, я дей­ст­ви­тель­но вся­че­ски про­ти­во­дей­ст­во­вал их затее, — но раз­ве это назы­ва­ет­ся пре­дать дру­зей? (47) Кри­тий назы­ва­ет меня «котур­ном», так как я ста­ра­юсь уго­дить и нашим и вашим. Но ска­жи­те, бога ради, как же назвать того, кото­рый не нра­вит­ся ни тем ни дру­гим? Ведь, ты в демо­кра­ти­че­ском государ­стве был злей­шим вра­гом демо­кра­тии, а в ари­сто­кра­ти­че­ском — злей­шим вра­гом доб­рых граж­дан. (48) Я же, Кри­тий, все вре­мя неустан­но борюсь с край­ни­ми тече­ни­я­ми: я борюсь с теми демо­кра­та­ми, кото­рые счи­та­ют, что насто­я­щая демо­кра­тия — толь­ко тогда, когда в прав­ле­нии участ­ву­ют рабы и нищие, кото­рые, нуж­да­ясь в драх­ме, гото­вы за драх­му про­дать государ­ство; борюсь и с теми оли­гар­ха­ми, кото­рые счи­та­ют, что насто­я­щая оли­гар­хия — толь­ко тогда, когда государ­ст­вом управ­ля­ют по сво­е­му про­из­во­лу несколь­ко неогра­ни­чен­ных вла­дык. Я все­гда — и преж­де и теперь — был сто­рон­ни­ком тако­го строя, при кото­ром власть при­над­ле­жа­ла бы тем, кото­рые в состо­я­нии защи­тить государ­ство от вра­га, сра­жа­ясь на коне или в тяже­лом воору­же­нии. (49) Ну же, Кри­тий, ука­жи мне слу­чай, когда бы я пытал­ся устра­нить от уча­стия в государ­ст­вен­ных делах доб­рых граж­дан, став на сто­ро­ну край­них демо­кра­тов или неогра­ни­чен­ных тира­нов. Если тебе удаст­ся ули­чить меня в том, что я посту­пал когда-либо или теперь посту­паю так, я согла­сен, пре­тер­пев самые ужас­ные муки, под­верг­нуть­ся спра­вед­ли­вой смерт­ной каз­ни».

(50) Эти­ми сло­ва­ми Фера­мен окон­чил речь. Раздал­ся одоб­ри­тель­ный гул и ста­ло ясно, что сочув­ст­вие боль­шин­ства на его сто­роне. Кри­тий понял, что если он поз­во­лит сове­ту голо­со­вать вопрос о Фера­мене, то тот избегнет нака­за­ния, а с таким реше­ни­ем он никак при­ми­рить­ся не мог. Поэто­му он после пред­ва­ри­тель­но­го сове­ща­ния с сопра­ви­те­ля­ми вышел из поме­ще­ния сове­та и при­ка­зал юно­шам, воору­жен­ным кин­жа­ла­ми33, занять места на огра­де, так, чтобы они были вид­ны чле­нам сове­та. (51) Затем он вер­нул­ся к сове­ту и ска­зал: «Чле­ны сове­та! Я пола­гаю, что толь­ко тот достой­ным обра­зом защи­ща­ет сво­их дру­зей, кто, видя, что они вовле­че­ны в обман, при­хо­дит им на помощь и не поз­во­ля­ет, чтобы этот обман про­дол­жал­ся. Я хочу в насто­я­щем слу­чае посту­пить таким же обра­зом; ведь, сто­я­щие там люди34 гово­рят, что они не поз­во­лят, с.39 чтобы я выпу­стил из рук чело­ве­ка, явно поно­ся­ще­го оли­гар­хию. По новым зако­нам пра­ви­тель­ство не име­ет пра­ва каз­нить нико­го из среды трех тысяч, если вы не при­ме­те боль­шин­ст­вом голо­сов соот­вет­ст­ву­ю­ще­го поста­нов­ле­ния. Зато лиц, не вклю­чен­ных в спи­сок, пра­ви­те­ли могут каз­нить по соб­ст­вен­но­му усмот­ре­нию. Поэто­му я, соглас­но жела­нию всех трид­ца­ти пра­ви­те­лей, вычер­ки­ваю из спис­ка выше­ука­зан­но­го Фера­ме­на, и мы пре­да­дим его каз­ни соб­ст­вен­ной вла­стью». (52) Фера­мен, услы­шав это, вско­чил на алтарь Гестии и вос­клик­нул: «Граж­дане, умо­ляю вас ока­зать мне закон­ней­шую услу­гу: да не будет Кри­тию пре­до­став­ле­но пра­во вычер­ки­вать из спис­ка по сво­е­му усмот­ре­нию ни меня, ни кого-либо дру­го­го из чис­ла вас. Пусть они судят и меня и вас по тому зако­ну, кото­рый они сами соста­ви­ли отно­си­тель­но судо­про­из­вод­ства над лица­ми, попав­ши­ми в спи­сок. (53) Я пре­крас­но знаю, кля­нусь бога­ми, что и этот свя­щен­ный алтарь мне не при­не­сет ника­ко­го спа­се­ния; я при­пал к нему толь­ко для того, чтобы пока­зать, что наши пра­ви­те­ли не толь­ко бес­со­вест­ней­шие нару­ши­те­ли чело­ве­че­ских уста­нов­ле­ний, но и вели­чай­шие без­бож­ни­ки. Я буду крайне пора­жен, почтен­ней­шие граж­дане, если вы в этом деле не при­де­те мне на помощь. Ведь этим вы защи­ти­те ваши соб­ст­вен­ные инте­ре­сы, так как пра­ви­те­ли с таким же лег­ким серд­цем, как меня, могут вычерк­нуть каж­до­го из вас». (54) После это­го гла­ша­тай трид­ца­ти пра­ви­те­лей при­ка­зал кол­ле­гии один­на­дца­ти аре­сто­вать Фера­ме­на. Послед­ние яви­лись в сопро­вож­де­нии слу­жи­те­лей, началь­ни­ком их был Сатир, самый наг­лый и храб­рый во всей ком­па­нии. Тогда Кри­тий ска­зал: «Вот мы пере­да­ем вам Фера­ме­на, осуж­ден­но­го по зако­ну. Схва­ти­те это­го чело­ве­ка, отведи­те его куда сле­ду­ет, и посту­пи­те с ним так, как пола­га­ет­ся вслед за при­го­во­ром»35. После это­го Сатир и слу­жи­те­ли ото­рва­ли его от алта­ря. (55) При этом Фера­мен, как обык­но­вен­но быва­ет в таких слу­ча­ях, при­зы­вал и богов и людей в свиде­те­ли про­ис­хо­дя­ще­го. Но чле­ны сове­та не нару­ши­ли спо­кой­ст­вия, так как они виде­ли, что на огра­де сто­ят молод­цы, вро­де Сати­ра, что все про­стран­ство перед поме­ще­ни­ем сове­та пол­но гар­ни­зон­ны­ми вои­на­ми, и хоро­шо зна­ли, что все они воору­же­ны кин­жа­ла­ми. (56) Фера­мен, пока его вели через аго­ру, гром­ким голо­сом жало­вал­ся на учи­нен­ную над ним неспра­вед­ли­вость. Пере­да­ют такую, буд­то бы ска­зан­ную им, ост­ро­ту. Сатир велел ему замол­чать, гово­ря, что в про­тив­ном слу­чае ему будет худо. На это Фера­мен воз­ра­зил: «А если я замол­чу, раз­ве мне не будет худо?» Когда же Фера­ме­на, осуж­ден­но­го на смерть, заста­ви­ли выпить кубок цику­ты, он выплес­нул остав­ше­е­ся на дне и про­го­во­рил при этом, как это дела­ет­ся при игре в кот­таб: «Дарю это мое­му нена­гляд­но­му Кри­тию». Я хоро­шо знаю, что эти изре­че­ния вряд ли достой­ны упо­ми­на­ния; одна­ко, в чело­ве­ке достой­но ува­же­ния то, что, стоя лицом к лицу со смер­тью, он не теря­ет ни ясно­сти ума, ни весе­ло-игри­во­го настро­е­ния духа.

с.40 (II. 4. 1) Так погиб Фера­мен. Теперь пра­ви­те­ли мог­ли уже власт­во­вать и рас­по­ря­жать­ся, ниче­го не опа­са­ясь. Они закры­ли для лиц, не вошед­ших в спи­сок36, доступ в город; кро­ме того они аре­сто­вы­ва­ли и сго­ня­ли этих людей с уса­деб вне горо­да, желая завла­деть их зем­лею, а так­же раздать ее сво­им дру­зьям. Изгнан­ни­ки бежа­ли в Пирей, но и там они под­вер­га­лись той же уча­сти; поэто­му Мега­ра и Фивы напол­ни­лись бег­ле­ца­ми.

(2) Сей­час вслед за эти­ми собы­ти­я­ми Фра­си­бул37, совер­шив из Фив вылаз­ку с отрядом при­бли­зи­тель­но из семи­де­ся­ти чело­век, захва­тил укреп­лен­ный пункт Филу. Трид­цать пра­ви­те­лей вышли ему навстре­чу из горо­да с отрядом из трех тысяч вошед­ших в спи­сок граж­дан и всад­ни­ков38. Была чуд­ная ясная пого­да. Тот­час же по при­бы­тии это­го отряда груп­па само­на­де­ян­ной моло­де­жи пошла при­сту­пом на кре­пость; но они полу­чи­ли лишь пора­не­ния и, не достиг­нув ника­ко­го резуль­та­та, вынуж­де­ны были отсту­пить. (3) Тогда трид­цать пра­ви­те­лей реши­ли обне­сти кре­пость со всех сто­рон сте­ною, чтобы пове­сти пра­виль­ную оса­ду и отре­зать под­воз съест­ных при­па­сов. Но ночью выпал густой снег и шел весь сле­дую­щий день. Око­че­нев­шие от сне­га, они вер­ну­лись в Афи­ны, при­чем обоз потер­пел жесто­кий урон от стрел защит­ни­ков Филы. (4) Тогда пра­ви­те­ли поня­ли, что если не будет над­ле­жа­щей охра­ны, непри­я­тель при­мет­ся гра­бить поля Атти­ки, и отпра­ви­ли к гра­ни­це почти весь лакеде­мон­ский гар­ни­зон и две филы всад­ни­ков. Этот кара­ул был раз­ме­щен ста­ди­ях в пят­на­дца­ти от Филы. Здесь он рас­по­ло­жил­ся лаге­рем в кустах и был насто­ро­же.

(5) После того как собрав­ший­ся в Филе отряд достиг почти семи­сот чело­век, Фра­си­бул с этим отрядом ночью спу­стил­ся в рав­ни­ну, занял пост при­бли­зи­тель­но в трех или четы­рех ста­ди­ях от вра­же­ско­го гар­ни­зо­на и выжидал. (6) На рас­све­те, когда гар­ни­зон­ные сол­да­ты разо­шлись из лаге­ря по сво­им надоб­но­стям и коню­хи с гром­ким шумом чисти­ли скреб­ни­цей лоша­дей, сол­да­ты Фра­си­бу­ло­ва отряда, воору­жив­шись, бегом устре­ми­лись на гар­ни­зон. Кое-кто был убит на месте, осталь­ных Фра­си­бул обра­тил в бег­ство и пре­сле­до­вал на рас­сто­я­нии шести-семи ста­дий, убив более ста два­дца­ти чело­век гопли­тов, а из всад­ни­ков — Нико­ст­ра­та, извест­но­го под про­зва­ни­ем Кра­сав­ца, и еще двух. Они были захва­че­ны врас­плох и уби­ты на сво­их посте­лях. (7) После это­го отряд Фра­си­бу­ла вер­нул­ся к месту сто­ян­ки. Поста­ви­ли тро­фей, запа­ко­ва­ли отня­тые у непри­я­те­ля ору­жие и утварь и затем уда­ли­лись в Филу. При­шли на под­мо­гу всад­ни­ки из горо­да, но они уже не заста­ли нико­го из вра­гов и про­жда­ли лишь, пока при­быв­шие род­ст­вен­ни­ки уби­тых подо­бра­ли тру­пы, а затем вер­ну­лись в город. (8) После всех этих собы­тий трид­цать пра­ви­те­лей поня­ли, что их поло­же­ние ста­ло дале­ко не без­опас­ным, и поэто­му оста­но­ви­лись на мыс­ли завла­деть Элев­си­ном, чтобы иметь, в слу­чае нуж­ды, убе­жи­ще. Дав при­каз кон­ни­це с.41 сопро­вож­дать их, пра­ви­те­ли, с Кри­ти­ем во гла­ве, отпра­ви­лись в Элев­син. Здесь они устро­и­ли пере­пись мест­ных жите­лей в при­сут­ст­вии всад­ни­ков под тем пред­ло­гом, что яко­бы жела­ют выяс­нить чис­ло этих жите­лей и в какой воору­жен­ной охране они нуж­да­ют­ся. Они при­ка­за­ли всем по оче­реди под­хо­дить и запи­сы­вать­ся, а запи­сав­ши­е­ся долж­ны были пооди­ноч­ке через калит­ку про­хо­дить к морю. На бере­гу же моря были рас­став­ле­ны спра­ва и сле­ва всад­ни­ки, и каж­до­го выхо­дя­ще­го при­служ­ни­ки хва­та­ли и вяза­ли. Когда все были свя­за­ны, пра­ви­те­ли при­ка­за­ли гип­пар­ху Лиси­ма­ху отве­сти их в город и пере­дать один­на­дца­ти. (9) На сле­дую­щий день пра­ви­те­ли созва­ли в Оде­он вошед­ших в спи­сок гопли­тов и всех всад­ни­ков. Ора­тор­скую три­бу­ну занял Кри­тий и ска­зал сле­дую­щее: «Введен­ный нами, пра­ви­те­ля­ми, государ­ст­вен­ный строй пре­сле­ду­ет не в мень­шей мере ваши инте­ре­сы, чем наши соб­ст­вен­ные. Вы поль­зу­е­тесь пре­иму­ще­ства­ми, кото­рые вам пре­до­став­ля­ет этот строй, а пото­му долж­ны под­вер­гать­ся и сопря­жен­ным с новым устрой­ст­вом опас­но­стям. Мы с вами долж­ны решать­ся на одни и те же рис­ко­ван­ные шаги и нести оди­на­ко­вую ответ­ст­вен­ность; поэто­му вы долж­ны подать голос за то, чтобы аре­сто­ван­ные элев­син­цы были каз­не­ны». Затем он ука­зал место, в кото­рое каж­дый дол­жен был откры­то класть свой каме­шек. (10) Посреди же Одео­на сто­ял воору­жен­ный лакон­ский гар­ни­зон; все это было по душе не толь­ко пра­ви­те­лям, но и тем из граж­дан, кото­ры­ми руко­во­ди­ла толь­ко жаж­да вла­сти и нажи­вы.

Вско­ре после этих собы­тий Фра­си­бул во гла­ве собрав­ших­ся в Филе, чис­ло кото­рых достиг­ло уже тыся­чи, при­был ночью в Пирей. Узнав об этом, пра­ви­те­ли тот­час же вышли ему навстре­чу, ведя с собой всад­ни­ков, гопли­тов и лакон­ский гар­ни­зон, и напра­ви­лись по боль­шой доро­ге, веду­щей в Пирей. (11) При­быв­шие из Филы спер­ва пыта­лись не про­пу­стить их; но, так как окруж­ность, по кото­рой над­ле­жа­ло рас­ста­вить гар­ни­зон, ока­за­лась слиш­ком вели­ка и тре­бо­ва­ла очень боль­шо­го коли­че­ства сол­дат, а отряд их был весь­ма мало­чис­ле­нен, то они стя­ну­ли все свое вой­ско в один пункт, в Муни­хию. Вой­ско же, при­шед­шее из горо­да, при­быв на Гип­по­да­мов рынок, пер­вым делом выстро­и­лось так, что запол­ни­ло всю доро­гу, веду­щую к свя­ти­ли­щу Арте­ми­ды Муни­хии и к Бен­дидию. В глу­би­ну это вой­ско име­ло не мень­ше чем 50 щитов. Выстро­ив­шись таким обра­зом, вой­ско дви­ну­лось вверх. (12) При­шед­ший из Филы отряд вышел им навстре­чу по той же доро­ге, имея в глу­би­ну не более деся­ти гопли­тов, за эти­ми гопли­та­ми выстро­и­лись пель­то­фо­ры и лег­ко­во­ору­жен­ные мета­те­ли дро­ти­ков, за ними отряд, воору­жен­ный кам­ня­ми для мета­ния. Этих послед­них было мно­го, так как сюда при­бы­ва­ло порядоч­но и мест­но­го наро­ду. Пока непри­я­тель при­бли­жал­ся, Фра­си­бул при­ка­зал сол­да­там оста­вать­ся под ору­жи­ем, сняв толь­ко щиты, и, сде­лав то же и сам, вышел на середи­ну вой­ска и ска­зал сле­дую­щее: (13) «Граж­дане! То, что я хочу вам ска­зать, одни из вас узна­ют впер­вые; дру­гим это уже извест­но и послу­жит толь­ко напо­ми­на­ни­ем. В насту­паю­щем на нас вой­ске пра­вый фланг зани­ма­ют те, кого вы четы­ре дня тому назад обра­ти­ли в бег­ство с.42 и пре­сле­до­ва­ли бегу­щи­ми. Что же каса­ет­ся тех, кото­рых вы види­те с краю на левом флан­ге, — это те самые трид­цать пра­ви­те­лей, кото­рые лиши­ли нас безо вся­кой вины оте­че­ства, выгна­ли из наси­жен­ных мест и лиши­ли нас самых доро­гих и близ­ких людей. Но теперь дело в таком поло­же­нии, како­го они нико­гда не пред­виде­ли, но кото­рое было все­гда нашей завет­ной целью: мы про­ти­во­сто­им нашим про­тив­ни­кам с ору­жи­ем39 в руках. (14) Мно­го при­шлось нам пере­не­сти неспра­вед­ли­во­стей: одни из нас были захва­че­ны во вре­мя обеда, дру­гие во вре­мя сна, третьи на рын­ке; неко­то­рые не толь­ко не совер­ши­ли ника­ко­го пре­ступ­ле­ния, но даже в то вре­мя, как были объ­яв­ле­ны изгнан­ни­ка­ми, были вда­ли от роди­ны. За все это боги теперь явно высту­пи­ли нам на помощь: когда им это полез­но, они нис­по­сы­ла­ют гро­зу при ясном небе40; бла­го­да­ря их помо­щи нам уда­ет­ся, будучи мало­чис­лен­ны­ми, побеж­дать в бою огром­ные пол­чи­ща вра­гов и ста­вить тро­феи41. (15) И теперь они при­ве­ли нас в такое место, что вра­ги не могут пус­кать стрел и дро­ти­ков, так как они выстро­и­лись вверх по косо­го­ру, бла­го­да­ря чему пере­д­ние ряды меша­ют зад­ним; мы же, бро­сая вниз по скло­ну копья, дро­ти­ки и кам­ни, лег­ко попа­да­ем в них и мно­гих раним. (16) Не думай­те, что пер­вым рядам при­дет­ся сра­жать­ся на рав­ных усло­ви­ях: если вы теперь, как и сле­ду­ет ожи­дать, храб­ро пусти­те во вра­га град стрел, то ни одна стре­ла не про­па­дет даром, — все попа­дут в цель, так как на всей доро­ге нет ни местеч­ка, кото­рое не было бы заня­то вра­же­ским сол­да­том. Защи­ща­ясь от стрел, им при­дет­ся пря­тать­ся за щиты, так что мож­но будет как сле­пым нано­сить им уда­ры куда взду­ма­ет­ся и, напа­дая, обра­щать их в бег­ство. (17) Граж­дане! Вы долж­ны вести себя так, чтобы каж­дый из вас был в глу­бине души убеж­ден, что он глав­ный винов­ник победы. С божьей помо­щью эта победа вернет нам роди­ну, домаш­ний очаг, сво­бо­ду, почет, детей — тем, у кого они есть, — и жен. Бла­жен­ны те из нас, кото­рым суж­де­но победить и увидеть этот радост­ней­ший день. Счаст­ли­вы и те, кому суж­де­но пасть в бою: ни один богач в мире не воз­двигнет себе тако­го чуд­но­го памят­ни­ка. Когда насту­пит под­хо­дя­щий момент, я пер­вый запою пэан; при сло­вах пес­ни, при­зы­ваю­щих Эни­а­лия, мы еди­но­душ­но бро­сим­ся на вра­га и ото­мстим тем, кото­рые оскор­би­ли нас».

(18) Ска­зав это и обра­тив фронт к непри­я­те­лю, Фра­си­бул спо­кой­но ждал непри­я­тель­ско­го напа­де­ния. Дело в том, что про­ри­ца­тель изрек ему, что он может напа­дать на вра­га не преж­де, чем кто-либо из его вой­ска будет ранен или убит. «Слу­чит­ся же это, — ска­зал про­ри­ца­тель, — так, что я буду идти впе­ре­ди, а вы пой­де­те вслед за мной, и вы победи­те, а меня, мнит­ся мне, ожи­да­ет смерть». (19) Он не ошиб­ся в сво­ем пред­ска­за­нии: как толь­ко вою­ю­щие высту­пи­ли в бой, сам он, как буд­то руко­во­ди­мый каким-то тай­ным роком, пер­вый выско­чил из строя и, ворвав­шись в ряды непри­я­те­ля, нашел с.43 там смерть. Похо­ро­нен он в Кефи­се, в том месте, где его пере­хо­дят вброд. Но его това­ри­щи по ору­жию дей­ст­ви­тель­но победи­ли и пре­сле­до­ва­ли непри­я­те­ля до самой рав­ни­ны. Из трид­ца­ти пра­ви­те­лей в этом бою погиб­ли Кри­тий и Гип­по­мах, из Пирей­ской кол­ле­гии деся­ти42 — Хар­мид43, сын Глав­ко­нов, кро­ме того в этом бою пало око­ло семи­де­ся­ти чело­век. Сол­да­ты Фра­си­бу­ла сня­ли ору­жие с побеж­ден­ных, но ни с кого из граж­дан не сня­ли хито­нов. После это­го было заклю­че­но пере­ми­рие для убор­ки тру­пов. Мно­гие сол­да­ты вою­ю­щих сто­рон под­хо­ди­ли друг к дру­гу и дру­же­люб­но раз­го­ва­ри­ва­ли. (20) Гла­ша­тай мистов Клео­крит, обла­дав­ший звуч­ным голо­сом, дав знак, чтобы водво­ри­лась тиши­на, ска­зал сле­дую­щее: «Граж­дане, за что вы нас изго­ня­е­те? За что хоти­те нашей смер­ти? Ведь, мы нико­гда не при­чи­ни­ли вам ника­ко­го зла, мы были ваши­ми соучаст­ни­ка­ми в самых свя­щен­ней­ших бого­слу­же­ни­ях и жерт­во­при­но­ше­ни­ях, в самых пыш­ных празд­не­ствах; мы вме­сте пля­са­ли, вме­сте ходи­ли в шко­лу, вме­сте сра­жа­лись, вме­сте неод­но­крат­но мы обре­ка­ли себя на край­нюю опас­ность и на суше и на море за общее наше спа­се­ние и сво­бо­ду. (21) Во имя богов — покро­ви­те­лей наших отцов и мате­рей, во имя род­ст­вен­ни­ков, свой­ст­вен­ни­ков и дру­зей — все это, ведь, у мно­гих из нас общее — посты­ди­тесь богов и людей и поло­жи­те конец тво­ри­мо­му вами пре­ступ­ле­нию про­тив оте­че­ства, пере­стань­те пови­но­вать­ся без­бож­ней­шим трид­ца­ти пра­ви­те­лям, кото­рые ради соб­ст­вен­ной при­бы­ли уби­ли за восемь меся­цев чуть ли не боль­ше афи­нян, чем все пело­пон­нес­ское вой­ско за десять лет вой­ны. (22) И тогда, когда ничто нам не пре­пят­ст­ву­ет наслаж­дать­ся бла­га­ми мира и поль­зо­вать­ся хоро­шим государ­ст­вен­ным устрой­ст­вом, они застав­ля­ют нас сра­жать­ся друг с дру­гом в самой позор­ной, тягост­ной, без­бож­ной, враж­деб­ной и богам и людям войне. Вы, ведь, и сами хоро­шо зна­е­те, что по мно­гим из тех, кото­рые теперь погиб­ли от наших рук, горю­е­те не толь­ко вы, но и мы пла­чем горю­чи­ми сле­за­ми».

Такую речь про­из­нес Клео­крит. Остав­ши­е­ся же в живых из пра­ви­те­лей, при­нуж­ден­ные в допол­не­ние к пора­же­нию еще выслу­шать такую речь, уве­ли сво­их вои­нов в город. (23) На сле­дую­щий день пра­ви­те­ли сиде­ли в заседа­нии сове­та, все­ми поки­ну­тые и глу­бо­ко удру­чен­ные. Что же каса­ет­ся трех тысяч граж­дан, то они на сво­их постах вели меж­ду собою ожив­лен­ные спо­ры. Те, кото­рые име­ли на сво­ей сове­сти какое-нибудь наси­лие и пото­му опа­са­лись, упор­но повто­ря­ли, что не сле­ду­ет усту­пать заняв­шим Пирей44; те же, кото­рые не зна­ли за собой ника­ко­го пре­ступ­ле­ния, пре­крас­но пони­ма­ли и дру­гих убеж­да­ли, что нет ника­кой необ­хо­ди­мо­сти оста­вать­ся даль­ше в беде, гово­ря, что не надо пови­но­вать­ся пра­ви­те­лям и поз­во­лять им губить народ. В кон­це кон­цов они при­ня­ли поста­нов­ле­ние отнять власть у пра­ви­те­лей и выбрать на их место дру­гих. Было выбра­но десять чело­век, по одно­му от каж­дой филы.

с.44 (24) После это­го трид­цать пра­ви­те­лей бежа­ли в Элев­син, а власть над горо­жа­на­ми, крайне испу­ган­ны­ми и не дове­ря­ю­щи­ми друг дру­гу, пере­шла в руки избран­ных деся­ти лиц и гип­пар­хов. По ночам в Одеоне дежу­рил гар­ни­зон всад­ни­ков, имея нагото­ве и коней и щиты; вслед­ст­вие тре­вож­но­го состо­я­ния эти всад­ни­ки ходи­ли дозо­ром по город­ской стене вече­ром со щита­ми, а утром вер­хом, посто­ян­но опа­са­ясь, чтобы на горо­жан не напал кто-нибудь из засев­ших в Пирее. (25) Послед­ние, вслед­ст­вие сте­че­ния раз­но­об­раз­но­го наро­да, ста­ли уже очень мно­го­чис­лен­ны­ми; они сде­ла­ли себе щиты — одни из мас­сив­но­го дере­ва, дру­гие из иво­вых пру­тьев — и выкра­си­ли их в белую крас­ку. Ранее чем про­шло десять дней с захва­та Пирея, они дали клят­ву, что чуже­зем­цы кото­рые будут вое­вать вме­сте с ними, будут урав­не­ны в пода­тях45 с граж­да­на­ми, и ста­ли совер­шать вылаз­ки из стен. В их вой­ске было очень мно­го гопли­тов и мно­же­ство лег­ко­во­ору­жен­ных; были у них и всад­ни­ки в чис­ле око­ло семи­де­ся­ти. Они про­из­во­ди­ли фура­жи­ров­ку и, захва­ты­вая дро­ва и пло­ды, к ночи воз­вра­ща­лись назад в Пирей. (26) Что же каса­ет­ся город­ских войск, то из пехо­тин­цев никто не решал­ся вый­ти, но всад­ни­кам уда­ва­лось от вре­ме­ни до вре­ме­ни уво­дить в плен отдель­ных гра­би­те­лей из чис­ла пирей­ских сол­дат и нано­сить им урон, когда они выхо­ди­ли спло­чен­ным стро­ем. Встре­ти­лись они так­же с несколь­ки­ми экс­о­ней­ца­ми, отпра­вив­ши­ми­ся за при­па­са­ми на свои поля. Гип­парх Лиси­мах каз­нил их, несмот­ря на их моль­бы и него­до­ва­ние мно­гих всад­ни­ков. (27) Засев­шие в Пирее, со сво­ей сто­ро­ны, уби­ли из чис­ла всад­ни­ков Кал­ли­ст­ра­та из филы Леон­ти­ды, захва­чен­но­го на поле. Они ста­ли настоль­ко уве­ре­ны в себе, что ста­ли ата­ко­вать город­скую сте­ну. Поз­во­лю себе еще рас­ска­зать сле­дую­щее о город­ском воен­ном меха­ни­ке. Узнав, что непри­я­тель соби­ра­ет­ся под­ве­сти сте­но­бит­ные маши­ны к город­ской стене и рас­ста­вить их на про­стран­стве меж­ду нею и Лике­ем, он при­ка­зал, чтобы на каж­дую теле­гу был поло­жен огром­ный камень, чтобы пара лоша­дей отвез­ла каж­дый такой камень к стене и чтобы эти кам­ни были сбро­ше­ны в раз­лич­ных местах ука­зан­но­го про­стран­ства. Когда это было испол­не­но, каж­дый из кам­ней при­чи­нил мас­су хло­пот непри­я­те­лю. (28) Затем были отправ­ле­ны послы в Лакеде­мон; трид­цать пра­ви­те­лей посла­ли сво­их послов из Элев­си­на, а граж­дане, попав­шие в спи­сок, — сво­их, из горо­да. Послы про­си­ли их при­слать помощь, заяв­ляя, что афин­ский народ отло­жил­ся от лакеде­мо­нян. Лисандр пола­гал, что засев­ших в Пирее мож­но будет ско­ро взять оса­дой, если запе­реть их с суши и с моря и лишить под­во­за съест­ных при­па­сов; он исхо­да­тай­ст­во­вал афи­ня­нам ссу­ду в сто талан­тов и добил­ся того, что сам он был послан гар­мо­стом во гла­ве сухо­пут­но­го вой­ска46,а брат его Либий — навар­хом. (29) Напра­вив­шись в Элев­син, он при­со­еди­нил к себе по пути мно­го пело­пон­нес­ских гопли­тов; наварх же сто­ро­жил на море, чтобы к засев­шим в Пирее не было с.45 ника­ко­го под­во­за съест­ных при­па­сов. Таким обра­зом послед­ние ско­ро ока­за­лись в самом затруд­ни­тель­ном поло­же­нии, а город­ское вой­ско в виду под­держ­ки Лисанд­ра ста­ло сно­ва верить в свой успех. Вслед­ст­вие тако­го бле­стя­ще­го поло­же­ния дел царь Пав­са­ний стал завидо­вать Лисанд­ру: он боял­ся, что тот, выпол­нив свое пред­при­я­тие, про­сла­вит­ся и сде­ла­ет Афи­ны сво­им вла­де­ни­ем. Поэто­му он, скло­нив на свою сто­ро­ну тро­их47 из чис­ла эфо­ров, сна­ря­жа­ет экс­пе­ди­цию в Афи­ны. (30) За ним после­до­ва­ли все союз­ни­ки, кро­ме бео­тий­цев и корин­фян. Послед­ние заяви­ли, что они счи­та­ют клят­во­пре­ступ­ни­че­ст­вом идти на афи­нян, ничем не нару­шив­ших союз­но­го дого­во­ра. Они зна­ли, что лакеде­мо­няне име­ют в виду поко­рить афи­нян и сде­лать их сво­и­ми вер­но­под­дан­ны­ми, и это было дей­ст­ви­тель­ной при­чи­ной их отка­за. Пав­са­ний рас­по­ло­жил­ся лаге­рем в так назы­вае­мом Гали­пе­де, око­ло Пирея, зани­мая пра­вый фланг; Лисандр же с наем­ни­ка­ми занял левый. (31) Затем Пав­са­ний послал послов к засев­шим в Пирее с пред­ло­же­ни­ем пре­кра­тить вой­ну и вер­нуть­ся к мир­но­му тру­ду, полу­чив назад свое преж­нее иму­ще­ство; когда же они отка­за­лись, он стал ата­ко­вать их толь­ко для вида, чтобы не выдать сво­его рас­по­ло­же­ния к ним. Этот при­ступ был без­ре­зуль­тат­ным и он вынуж­ден был отсту­пить, но на сле­дую­щий день, взяв с собой две моры лакеде­мон­ских и три филы афин­ских всад­ни­ков, он при­был в Тихую Гавань, чтобы высмот­реть, с какой сто­ро­ны Пирея удоб­нее все­го воз­ве­сти осад­ные укреп­ле­ния. (32) На обрат­ном пути на него напал отряд вра­гов и при­чи­нил ему мно­го бес­по­кой­ства; он рас­сер­дил­ся и при­ка­зал всад­ни­кам погнать­ся во весь опор за ними, а вме­сте с ними и пехо­те при­зы­ва послед­них деся­ти лет; вслед за ними дви­нул­ся он сам с осталь­ны­ми сол­да­та­ми. Они уби­ли око­ло трид­ца­ти лег­ко­во­ору­жен­ных, а осталь­ных пре­сле­до­ва­ли до Пирей­ско­го теат­ра. (33) Там сто­я­ли под ору­жи­ем все пирей­ские пель­та­сты и гопли­ты. Лег­ко­во­ору­жен­ные тот­час же выбе­жа­ли и ста­ли бро­сать дро­ти­ки, круп­ные кам­ни, стре­лы и камеш­ки из пра­щей. Лакеде­мо­няне, после того как мно­гие из них были ране­ны, ока­за­лись в труд­ном поло­же­нии и ста­ли шаг за шагом отсту­пать, не пово­ра­чи­вая фрон­та; но вра­ги, заме­тя это, ста­ли насту­пать еще оже­сто­чен­нее. Тогда в лакеде­мон­ском вой­ске ока­за­лись даже и уби­тые: Херон и Фиб­рах, оба поле­мар­ха, победи­тель на олим­пий­ских играх Лакрат и мно­го дру­гих; это те самые лакеде­мо­няне, моги­лы кото­рых мож­но видеть перед ворота­ми в Кера­ми­ке. (34) Увидя это, Фра­си­бул и про­чие гопли­ты бро­си­лись на под­мо­гу и тот­час же выстро­и­лись по восемь чело­век в ряд перед лег­ко­во­ору­жен­ны­ми. Пав­са­ний ока­зал­ся в крайне затруд­ни­тель­ном поло­же­нии; он отсту­пил при­бли­зи­тель­но на четы­ре или пять ста­дий к како­му-то хол­му и изве­стил лакеде­мо­нян и про­чих союз­ни­ков, чтобы они шли к нему. Там он выстро­ил­ся в очень глу­бо­кую фалан­гу и дви­нул­ся на афи­нян. Про­тив­ник не укло­нил­ся от руко­паш­но­го боя, но вско­ре с.46 часть афи­нян была оттес­не­на в рас­по­ло­жен­ное в Галий­ском деме48 топ­кое место, а часть была обра­ще­на в бег­ство; из них погиб­ло при этом око­ло полу­то­ра­ста чело­век. (35) После это­го Пав­са­ний поста­вил тро­фей и уда­лил­ся. Он не толь­ко не думал гне­вать­ся на про­тив­ни­ков, но даже втайне подо­слал к ним людей, кото­рые вра­зу­ми­ли засев­ших в Пирее, с каки­ми пред­ло­же­ни­я­ми они долж­ны послать послов к нему и к быв­шим с ним эфо­рам. Те послу­ша­лись его сове­та. Пав­са­нию уда­лось так­же рас­ко­лоть и нахо­див­ших­ся в горо­де афи­нян на две пар­тии; сто­рон­ни­кам одной из них49 он пред­ло­жил, чтобы они, собрав­шись в как мож­но боль­шем чис­ле, яви­лись к нему и к эфо­рам и заяви­ли, что им нет ника­ко­го смыс­ла вое­вать с заняв­ши­ми Пирей, но что они хотят при­ми­рить­ся и сооб­ща быть дру­зья­ми лакеде­мо­нян. Нав­клид, один из эфо­ров, с удо­воль­ст­ви­ем выслу­шал такие речи афи­нян. (36) У лакеде­мо­нян пола­га­ет­ся, что царя сопро­вож­да­ют в поход двое из чис­ла эфо­ров; поэто­му в лаге­ре и при­сут­ст­во­вал Нав­клид и дру­гой эфор; оба они боль­ше скло­ня­лись к обра­зу мыс­лей Пав­са­ния, неже­ли Лисанд­ра. Поэто­му они охот­но пре­про­во­ди­ли в Лакеде­мон послов от засев­ших в Пирее, шед­ших с пред­ло­же­ни­я­ми мира, а так­же и пред­ста­ви­те­лей пар­тии мень­шин­ства в горо­де — Кефи­со­фон­та и Меле­та. (37) После того как они ушли в Лакеде­мон, туда отпра­ви­лись послы от афин­ско­го пра­ви­тель­ства с заяв­ле­ни­ем, что они пре­да­ют самих себя и все свои укреп­ле­ния на волю лакеде­мо­нян. «Пусть же, — ска­за­ли они, — и засев­шие в Пирее, если они дей­ст­ви­тель­но, как они утвер­жда­ют, дру­зья лакеде­мо­ня­нам, сда­дут им Пирей и Муни­хию». (38) Услы­шав обо всем этом, эфо­ры и эккле­ты посла­ли в Афи­ны пят­на­дцать чело­век и пору­чи­ли им вме­сте с Пав­са­ни­ем поста­рать­ся изыс­кать наи­луч­шие усло­вия для при­ми­ре­ния враж­дую­щих пар­тий. Им уда­лось поми­рить афи­нян на сле­дую­щих усло­ви­ях: 1) обе пар­тии долж­ны отныне не враж­до­вать меж­ду собой; 2) каж­дый полу­ча­ет свое преж­нее иму­ще­ство, кро­ме трид­ца­ти пра­ви­те­лей, кол­ле­гии один­на­дца­ти и деся­ти быв­ших началь­ни­ков Пирея; 3) кто из вла­дев­ших горо­дом боит­ся народ­но­го шце­ния, может посе­лить­ся в Элев­сине. (39) Добив­шись при­ми­ре­ния на таких усло­ви­ях, Пав­са­ний рас­пу­стил свое вой­ско, а засев­шие в Пирее взо­шли с ору­жи­ем в руках на Акро­поль и совер­ши­ли жерт­во­при­но­ше­ние Афине. (40) Когда они спу­сти­лись с Акро­по­ля, стра­те­ги созва­ли народ­ное собра­ние50, и Фра­си­бул ска­зал сле­дую­щее: «Я очень реко­мен­до­вал бы вам, зани­мав­шим преж­де город, дать себе отчет в вашем обра­зе дей­ст­вий. Для это­го преж­де все­го рас­суди­те, пожа­луй­ста: какие такие заслу­ги дали вам пра­во быть настоль­ко само­на­де­ян­ны­ми, чтобы пре­тен­до­вать на власть над нами? Не счи­та­е­те ли вы себя более спра­вед­ли­вы­ми, неже­ли мы? Но, ведь, народ, будучи бед­нее вас, нико­гда не при­чи­нял вам обид с целью выго­ды, вы же, будучи самой бога­той частью насе­ле­ния горо­да, учи­ни­ли целый ряд гнус­но­стей коры­сти с.47 ради. Итак, вы нас нисколь­ко не пре­вос­хо­ди­те в спра­вед­ли­во­сти. Теперь рас­смот­рим, не может ли, чего доб­ро­го, ваше само­мне­ние осно­вы­вать­ся на храб­ро­сти. (41) Но раз­ве мог быть луч­ший слу­чай убедить­ся в том, кто из нас храб­рее, чем та борь­ба, кото­рую мы вели друг с дру­гом? Или, может быть, вы ска­же­те, что вы пре­вос­хо­ди­те нас разу­мом? Но, ведь, вы име­ли в сво­их руках и кре­пость, и ору­жие, и день­ги, и союз­ни­ков-пело­пон­нес­цев, — и тем не менее вашей вла­сти поло­жи­ли конец люди, лишен­ные все­го это­го! Или ваше само­мне­ние осно­ва­но на рас­по­ло­же­нии к вам лакеде­мо­нян, — тех самых лакеде­мо­нян, кото­рые теперь спо­кой­но ушли, выдав вас оби­жен­но­му вами наро­ду, как выда­ют постра­дав­ше­му уку­сив­шую его соба­ку, пред­ва­ри­тель­но поса­див ее на цепь? (42) Вы же, зани­мав­шие Пирей, несо­мнен­но не толь­ко нико­гда не нару­ша­ли сво­их клятв, но, в допол­не­ние к про­чим душев­ным каче­ствам, дока­за­ли, что вы вер­ны сло­ву и бла­го­че­сти­вы». Он гово­рил еще мно­го подоб­ных вещей и закон­чил тем, что не сле­ду­ет устра­и­вать ника­ких пере­во­ротов, но надо испол­нять ста­рые афин­ские зако­ны. Затем он рас­пу­стил народ­ное собра­ние. (43) С этих пор, выбрав долж­ност­ных лиц, они ста­ли жить под сенью ста­рых зако­нов. Через неко­то­рое вре­мя, одна­ко, при­шло изве­стие, что засев­шие в Элев­сине при­гла­ша­ют к себе на служ­бу наем­ни­ков. Тогда соста­ви­лось все­на­род­ное опол­че­ние, отпра­вив­ше­е­ся про­тив них. Стра­те­ги элев­син­цев, вышед­шие для пере­го­во­ров, были уби­ты, а к осталь­ным были подо­сла­ны дру­зья и род­ст­вен­ни­ки, кото­рые убеди­ли их заклю­чить мир с афи­ня­на­ми. Обе сто­ро­ны дали клят­вы, что не будут пом­нить про­шло­го зла; засев­шие в Элев­сине по сию пору поль­зу­ют­ся граж­дан­ски­ми пра­ва­ми, и народ не нару­ша­ет сво­их клятв.

КОММЕНТАРИЙ


  • с.254

    К кни­ге вто­рой

    II. 1. 3

  • Лечеб­ни­ца — гре­че­ские вра­чи посе­ща­ли боль­ных на дому, а так­же при­ни­ма­ли у себя в при­ем­ной или лечеб­ни­це, слу­жив­шей и апте­кой, так как отдель­ных аптек тогда не было. Кро­ме вра­ча, здесь нахо­ди­лись так­же его помощ­ни­ки и уче­ни­ки, в том чис­ле часто рабы (рабов пре­иму­ще­ст­вен­но лечи­ли рабы).
  • II. 1. 6
  • О собы­ти­ях, пред­ше­ст­во­вав­ших назна­че­нию во флот Лисанд­ра, рас­ска­зы­ва­ют почти в тех же сло­вах Дио­дор (XIII. 100. 7) и Плу­тарх (Лисандр. 7). По Дио­до­ру собра­ние, послав­шее депу­та­цию в Спар­ту, про­ис­хо­ди­ло в Эфе­се: «Лакеде­мон­ские союз­ни­ки в эолий­ских и ионий­ских коло­ни­ях и на ост­ро­вах собра­лись в Эфе­се и реши­ли отпра­вить депу­та­цию в Спар­ту с прось­бой назна­чить навар­хом Лисанд­ра».
  • II. 1. 7
  • Дей­ст­ви­тель­ная коман­да — ср. Дио­дор (XIII. 100. 8): «Они выбра­ли навар­хом Ара­ка, а Лисанд­ра при­ко­ман­ди­ро­ва­ли к нему, как част­но­го чело­ве­ка, при­ка­зав Ара­ку во всем ему пови­но­вать­ся», Плу­тарх (Лисандр. 7): «Номи­наль­но долж­ность навар­ха была вве­ре­на неко­е­му Ара­ку, Лисанд­ра же отпра­ви­ли фор­маль­но в каче­стве эпи­сто­лея, в дей­ст­ви­тель­но­сти же в каче­стве пол­но­власт­но­го глав­но­ко­ман­дую­ще­го».
  • Про­шло уже два­дцать пять лет: отры­вок от этих слов и далее до § 10 Эд. Мей­ер ввиду хро­но­ло­ги­че­ских (про­шло 26, а не 25 лет) и исто­ри­че­ских несо­об­раз­но­стей (Дарий был сыном Арта­к­серк­са, а не Ксерк­са) счи­та­ет позд­ней­шей интер­по­ля­ци­ей (Ge­sch. d. Alt. С. 653).
  • II. 1. 14
  • О сно­ше­ни­ях Лисанд­ра с Киром рас­ска­зы­ва­ют почти в тех же сло­вах Дио­дор (XIII. 104) и Плу­тарх (Лисандр. 9). Общая сум­ма выдан­ных пер­са­ми спар­тан­цам суб­сидий по Исо­кра­ту (8. 179) пре­вы­ша­ет 5000 талан­тов (15 мил­ли­о­нов руб­лей).
  • II. 1. 19
  • О взя­тии Ламп­са­ка сооб­ща­ет так­же Дио­дор (XIII. 104. 8): «Взяв Ламп­сак, Лисандр заклю­чил мир­ный дого­вор с афин­ским гар­ни­зо­ном на усло­вии, чтобы он ушел из горо­да; затем он раз­гра­бил все иму­ще­ство и отдал город назад во власть его жите­лей».
  • II. 1. 21
  • Кро­ме Ксе­но­фон­та, бой при Эгос­пота­мах опи­сы­ва­ют Дио­дор (XIII. 105 и сл.) и Плу­тарх (Лисандр. 10—12). Основ­ным с.246 источ­ни­ком и здесь явля­ет­ся наш автор. Необ­хо­ди­мо заме­тить, что рас­сказ Дио­до­ра име­ет спе­ци­аль­ною целью реа­би­ли­ти­ро­вать афин­ских стра­те­гов (Эд. Мей­ер).
  • Пят­на­дцать ста­дий шири­ны — так же Плу­тарх (Лисандр. 11).
  • II. 1. 25
  • О вме­ша­тель­стве Алки­ви­а­да Плу­тарх (Лисандр. 10) рас­ска­зы­ва­ет то же, что и Ксе­но­фонт; зато Дио­дор (XIII. 105. 3—4) пере­да­ет совер­шен­но иную, фан­та­сти­че­скую исто­рию: «Алки­ви­ад при­шел к афи­ня­нам и ска­зал им, что фра­кий­ские цари Медок и Севф, состоя с ним в дру­же­ст­вен­ных отно­ше­ни­ях, обе­ща­ли пре­до­ста­вить в его рас­по­ря­же­ние боль­шое вой­ско, если он захо­чет вое­вать с лакеде­мо­ня­на­ми. Поэто­му он про­сил допу­стить его к уча­стию в началь­ст­во­ва­нии над вой­ском, обе­щая афи­ня­нам одно из двух — или вынудить вра­гов при­нять мор­ской бой, или сра­зить­ся с ними на суше, имея союз­ни­ка­ми фра­кий­цев. Алки­ви­ад, посту­пая так, имел в виду совер­шить слав­ный подвиг для оте­че­ства и за свою помощь при­об­ре­сти преж­нее рас­по­ло­же­ние наро­да. Одна­ко, афин­ские стра­те­ги, счи­тая, что за неуда­чи при­дет­ся рас­пла­чи­вать­ся им самим, тогда как все уда­чи будут при­пи­са­ны Алки­ви­а­ду, при­ка­за­ли ему уда­лить­ся и впредь не при­бли­жать­ся к лаге­рю».
  • II. 1. 27
  • В изло­же­нии собы­тий, пред­ше­ст­ву­ю­щих выступ­ле­нию Лисанд­ра, наши источ­ни­ки рас­хо­дят­ся: по Ксе­но­фон­ту, Лисандр вос­поль­зо­вал­ся тем, что афи­няне вышли из гава­ни и рас­се­я­лись по Хер­со­не­су для покуп­ки хле­ба; Дио­дор (XIII. 106. 1—3) рас­ска­зы­ва­ет сле­дую­щее: «Быв­ший в этот день глав­но­ко­ман­дую­щим Филокл при­ка­зал три­эрар­хам эки­пи­ро­вать три­э­ры и сле­до­вать за ним, а сам, так как его трид­цать три­эр сто­я­ли уже нагото­ве, выплыл впе­ред. Узнав об этом от каких-то пере­беж­чи­ков, Лисандр вышел в море со всем сво­им фло­том, заста­вил Филок­ла повер­нуть к осталь­ным кораб­лям и пре­сле­до­вал его. У афи­нян эки­паж еще не успел сесть на три­э­ры, и все были при­веде­ны в край­нее заме­ша­тель­ство неожи­дан­ным появ­ле­ни­ем вра­гов». Нако­нец, Плу­тарх (Лисандр. 11) вовсе не ука­зы­ва­ет, чтобы выбран­ный Лисанд­ром момент для напа­де­ния пред­став­лял какое-либо осо­бен­ное удоб­ство; Лисандр вос­поль­зо­вал­ся лишь тем, что афи­няне, имея уже четы­ре дня опы­та, совер­шен­но не ожи­да­ли его напа­де­ния, «а так как они не ожи­да­ли, то дела­ли покуп­ки на рын­ке, гуля­ли по окрест­но­стям, спа­ли в палат­ках, зав­тра­ка­ли, даже не подо­зре­вая, вслед­ст­вие неопыт­но­сти вое­на­чаль­ни­ков, о надви­гаю­щей­ся беде».
  • II. 1. 28
  • Лисандр дал сиг­нал флоту Пол­ный спи­сок вое­на­чаль­ни­ков, руко­во­див­ших фло­том Лисанд­ра, дает Пав­са­ний (X. 9. 9) при опи­са­нии ста­туй, посвя­щен­ных в Дель­фий­ский храм: «Поза­ди пере­чис­лен­ных посвя­ще­ний нахо­дят­ся ста­туи сотруд­ни­ков Лисанд­ра в бит­ве при Эгос­пота­мах, — как спар­ти­а­тов, так и союз­ни­ков. Это сле­дую­щие лица: Арак и Эри­анф, пер­вый из Лакеде­мо­на, вто­рой — бео­ти­ец, оттуда же (?) Асти­крат; хиос­цы — Кефи­сокл, Гер­мо­фант и Гике­сий, родо­с­цы — Тимарх и Диа­гор, книди­ец с.247 Фео­дам, Ким­ме­рий из Эфе­са, миле­тя­нин Эан­тид… мин­ди­ец Фео­помп, само­сец Клео­мед; из Евбея — кари­сти­ец Ари­стокл и эре­три­ец Авто­ном; корин­фя­нин Ари­сто­фант, тре­зе­нец Апол­ло­дор, Дион из Эпидав­ра в Арго­лиде… ахей­цы Акси­о­ник из Пел­ле­ны и Феар из Гер­ми­о­на, фоке­ец Пиррий, мега­рец Комон, сики­о­нец Ага­си­мен; из Амбра­кии, Корин­фа и Лев­ка­ды: Тели­крат, корин­фя­нин Пифо­дор и амбра­ки­ец Еван­тид; нако­нец лакеде­мо­няне Эпи­ку­рид и Этео­ник».
  • «Пара­лия». У афи­нян в это вре­мя было два парад­ных кораб­ля: «Пара­лия» и «Сала­ми­ния». Они слу­жи­ли для празд­нич­ных про­цес­сий, для пере­воз­ки посольств, для пере­да­чи при­ка­за­ний пра­ви­тель­ства вое­на­чаль­ни­кам.
  • Боль­шую часть эки­па­жа он захва­тил в плен — по Плу­тар­ху (Лисандр. 11) — 3000, по Пав­са­нию (IX. 32. 9) — 4000 чел.
  • В кре­пость — в Сест, ср. Дио­дор (XIII. 106. 6 и 8): «Из вои­нов боль­шин­ство бежа­ло по бере­гу и спас­лось в Сест… Лисандр пошел похо­дом на афи­нян, запер­ших­ся в Сесте, взял город, а с афи­ня­на­ми заклю­чил пере­ми­рие на усло­вии, чтобы они уда­ли­лись из кре­по­сти». Конеч­но, прав Дио­дор, а Ксе­но­фонт оши­ба­ет­ся — умыш­лен­но или неумыш­лен­но: эки­паж состо­ял при­бли­зи­тель­но из 1800020000 чел., так что 30004000 плен­ных состав­ля­ют не боль­шин­ство, а незна­чи­тель­ное мень­шин­ство.
  • II. 1. 29
  • Отпра­вил­ся к Ева­го­ру. Антич­ные писа­те­ли объ­яс­ня­ют этот посту­пок раз­лич­но. Дио­дор (XIII. 106. 6): «Он решил не воз­вра­щать­ся в Афи­ны, боясь народ­но­го гне­ва, и бежал к Ева­го­ру, пра­ви­те­лю Кип­ра». Плу­тарх (Арта­к­серкс. 21): «После мор­ско­го боя при Эгос­пота­мах он нахо­дил­ся на Кип­ре, не из стрем­ле­ния к лич­ной без­опас­но­сти, а выжидая пере­ме­ны собы­тий». Исо­крат (Ева­гор. 52): «Он отпра­вил­ся к Ева­го­ру, счи­тая, что и жизнь его будет там в наи­боль­шей без­опас­но­сти и что он смо­жет ско­рее все­го прид­ти на помощь сво­е­му государ­ству».
  • II. 1. 30
  • Послал пира­та — суда пира­тов отли­ча­лись быст­ро­ход­но­стью.
  • II. 1. 31
  • Пра­вая рука — ср. Плу­тарх (Лисандр. 9): «В чис­ле афин­ских стра­те­гов был и Филокл, убедив­ший за неко­то­рое вре­мя до того народ­ное собра­ние отру­бить боль­шой палец пра­вой руки всем взя­тым в плен на войне, чтобы они не мог­ли носить копья, но мог­ли бы гре­сти».
  • II. 1. 32
  • Он имен­но пре­дал афин­ские кораб­ли — рас­сказ о пре­да­тель­стве повто­ря­ет­ся у цело­го ряда авто­ров. Плу­тарх (Лисандр. 11) закан­чи­ва­ет рас­сказ о вме­ша­тель­стве Алки­ви­а­да так: «Алки­ви­ад уда­лил­ся, подо­зре­вая, что здесь пахнет пре­да­тель­ст­вом». Лисий (14. 38), наобо­рот, счи­та­ет пре­да­те­ля­ми Алки­ви­а­да и Адиман­та. Пав­са­ний (IV. 17. 3) нра­во­учи­тель­но заме­ча­ет: «Посколь­ку мы зна­ем, лакеде­мо­няне были пер­вы­ми, под­нес­ши­ми дары непри­я­тель­ско­му пол­ко­вод­цу и при­ме­нив­ши­ми под­куп в воен­ном деле… Лакеде­мо­няне про­яви­ли себя и впо­след­ст­вии, когда они высту­пи­ли про­тив афин­ско­го флота при Эгос­пота­мах, под­ку­пив Адиман­та, а так­же и про­чих афин­ских стра­те­гов»; ниже (X. 9. 11) он же с.248 гово­рит: «Афи­няне утвер­жда­ют, что пора­же­ние при Эгос­пота­мах они пре­тер­пе­ли неза­слу­жен­но, — они были пре­да­ны под­куп­лен­ны­ми стра­те­га­ми; име­на взяв­ших под­куп у Лисанд­ра — Тидей и Адимант». Нако­нец, у Демо­сфе­на (19. 191) Конон обви­ня­ет Адиман­та в пре­да­тель­стве.
  • За вопро­сом Лисанд­ра в одной из руко­пи­сей сле­ду­ет такой ответ Филок­ла: «Будучи победи­те­лем, посту­пай так, как посту­пи­ли бы с тобой, если бы ты был побеж­ден». Эта интер­по­ля­ция (позд­ней­шая встав­ка), веро­ят­но, име­ет источ­ни­ком Плу­тар­ха (Лисандр. 13), в свою оче­редь цити­ру­ю­ще­го здесь Фео­ф­ра­с­та: «Филокл, ничуть не упав­ши духом от постиг­ше­го его несча­стья, заявил, что нече­го предъ­яв­лять обви­не­ния там, где нет (бес­при­страст­но­го) судьи; победив, под­верг­ни меня тому, что бы ты пре­тер­пел сам, если бы был побеж­ден. Затем он умыл­ся, надел чистый плащ и дви­нул­ся на казнь пер­вый, впе­ре­ди сво­их сограж­дан. Так рас­ска­зы­ва­ет Фео­фраст».
  • II. 2. 2
  • Дав им гаран­тию и т. д. Ср. Плу­тарх (Лисандр. 13): «После это­го Лисандр поплыл по горо­дам и всем встреч­ным афи­ня­нам велел отправ­лять­ся в Афи­ны; при этом он заяв­лял, что он без вся­кой поща­ды каз­нит всех тех афи­нян, кото­рых он застигнет вне их горо­да».
  • II. 2. 3
  • Длин­ные сте­ны свя­зы­ва­ли город с гава­нью Пире­ем; дли­на их дости­га­ла 712 килом.
  • Мелий­цев, гисти­ей­цев и т. д. В 416 г. афи­няне, поко­рив после дол­гой оса­ды мелий­цев, по сове­ту Алки­ви­а­да пере­би­ли муж­чин, а жен­щин и детей про­да­ли в раб­ство (Фукидид. V. 116; Плу­тарх. Лисандр. 14). Гисти­ей­цы (на Евбее) были вынуж­де­ны поки­нуть свой город после поко­ре­ния его в 446 г. афи­ня­на­ми (Фукидид. I. 114; Дио­дор. XII. 7; Плу­тарх. Перикл. 23). Хал­кид­ские горо­да Ски­о­на и Торо­на отпа­ли от афи­нян; поко­рив их в 421 г., афи­няне про­да­ли в раб­ство жен­щин и детей; муж­чи­ны-торо­ней­цы были отведе­ны воен­но­плен­ны­ми в Афи­ны, а муж­чи­ны-ски­о­ней­цы каз­не­ны (Фукидид. V. 3 и 32). Эгин­цы были в нача­ле Пело­пон­нес­ской вой­ны высе­ле­ны из Эги­ны из стра­ха, чтобы они не при­мкну­ли к вра­гу (Фукидид. II. 27).
  • II. 2. 4
  • Гава­ни — Афи­ны име­ли сле­дую­щие гава­ни: 1) глав­ная гавань — Пирей, состо­яв­шая из воен­ной (Кан­фар) и ком­мер­че­ской (Эмпо­рий), 2) к восто­ку от Пирея — Муни­хия и 3) Зея; 4) забро­шен­ная со вре­мен Феми­сток­ла Фалер­ская гавань.
  • II. 2. 6
  • Отно­си­тель­но Само­са срав­ни афин­скую над­пись в честь самос­цев, Inscrip­tio­nes Grae­cae. II. № 1b. Suppl. P. 1.
  • II. 2. 7
  • Кро­ме арги­вян. Арги­вяне были с 420 г. в сою­зе с афи­ня­на­ми.
  • II. 2. 8
  • Ака­де­мия — гим­на­сий, рас­по­ло­жен­ный к севе­ру от Афин.
  • II. 2. 10
  • Амни­стия. Она была пре­до­став­ле­на в силу поста­нов­ле­ния, вне­сен­но­го Патро­клидом (Андо­кид. 1. 77 и сл.; ср. Лисий. 25 речь. 27).
  • II. 2. 11
  • О даль­ней­ших собы­ти­ях, изла­гае­мых в этой гла­ве, мы име­ем так­же свиде­тель­ство совре­мен­ни­ка — Лисия (13 речь. 5—14): с.249 «Через корот­кое вре­мя после того, как были уни­что­же­ны наши кораб­ли и осно­вы наше­го государ­ст­вен­но­го строя зако­ле­ба­лись, в Пирей при­был лакеде­мон­ский флот, и одно­вре­мен­но с этим нача­лись пере­го­во­ры с лакеде­мо­ня­на­ми о мире. В то же вре­мя ста­ли зло­умыш­лять сто­рон­ни­ки государ­ст­вен­но­го пере­во­рота; они нахо­ди­ли момент наи­бо­лее под­хо­дя­щим, пола­гая, что при создав­ших­ся обсто­я­тель­ствах лег­че все­го добить­ся введе­ния того государ­ст­вен­но­го строя, кото­рый был им жела­те­лен. Един­ст­вен­ной пре­гра­дой для дости­же­ния наме­чен­ной цели они счи­та­ли гла­ва­рей наро­да, стра­те­гов и так­си­ар­хов. Поэто­му они ста­ра­лись устра­нить этих людей тем или иным спо­со­бом, чтобы облег­чить себе дости­же­ние желан­ной цели. Преж­де все­го они пове­ли кам­па­нию про­тив Клео­фон­та. Дей­ст­во­ва­ли они при этом сле­дую­щим обра­зом. Когда собра­лось пер­вое народ­ное собра­ние по вопро­су о мире, пред вами высту­пи­ли ваши послы, при­быв­шие от лакеде­мо­нян с заяв­ле­ни­ем об усло­ви­ях, на кото­рых лакеде­мо­няне были гото­вы заклю­чить мир; они тре­бо­ва­ли, чтобы была сры­та часть Длин­ных стен — на десять ста­дий, с каж­дой сто­ро­ны. Вы, афи­няне, не мог­ли тогда даже спо­кой­но слу­шать о том, чтобы сте­ны были сры­ты, и Клео­фонт, высту­пив от име­ни всех вас, отве­тил лакеде­мо­ня­нам, что ниче­го подоб­но­го вы не допу­сти­те. После это­го Фера­мен, втайне зло­умыш­ляв­ший про­тив наше­го наро­да, высту­пил с заяв­ле­ни­ем, что, если вы выбе­ре­те его пол­но­моч­ным послом для веде­ния пере­го­во­ров о мире, то он добьет­ся того, что сте­ны не будут сры­ты и вооб­ще горо­ду не при­дет­ся пре­тер­петь ника­ко­го ущер­ба. Сверх того он, по его сло­вам, пола­гал, что ему удаст­ся добить­ся от лакеде­мо­нян для горо­да и еще кой-каких выгод. Вы пове­ри­ли ему и выбра­ли его пол­но­моч­ным послом несмот­ря на то, что в преды­ду­щем году вы не утвер­ди­ли его, когда он был избран на долж­ность стра­те­га, счи­тая, что он настро­ен недоб­ро­же­ла­тель­но к демо­кра­тии. Отпра­вив­шись в Лакеде­мон, он про­был там дол­гое вре­мя, оста­вив вас оса­жден­ны­ми непри­я­те­лем: он знал, что весь ваш народ нахо­дит­ся в тяже­лом поло­же­нии, лишен­ный вслед­ст­вие вой­ны и бед­ст­вий боль­шей части пред­ме­тов пер­вой необ­хо­ди­мо­сти, и рас­счи­ты­вал, что, когда он доведет народ до тако­го состо­я­ния, до како­го он его и довел в дей­ст­ви­тель­но­сти, — афи­няне с радо­стью при­мут какие угод­но усло­вия мира. Остав­ши­е­ся в горо­де его еди­но­мыш­лен­ни­ки, замыс­лив­шие уни­что­жить демо­кра­ти­че­ский строй, при­влек­ли Клео­фон­та к суду под тем пред­ло­гом, что он не явил­ся на свой воен­ный пост; дей­ст­ви­тель­ной же при­чи­ной было то, что он высту­пил от ваше­го име­ни с про­те­стом про­тив того, чтобы сте­ны были сры­ты. Лица, стре­мив­ши­е­ся к введе­нию оли­гар­хи­че­ско­го строя, доби­лись того, что для него было устро­е­но спе­ци­аль­ное суди­ли­ще; здесь они высту­пи­ли с обви­не­ни­ем про­тив него, и он был при­суж­ден к смерт­ной каз­ни, при­чем пред­ло­гом было ука­зан­ное выше пре­ступ­ле­ние. Затем вер­нул­ся из Лакеде­мо­на Фера­мен. С ним всту­пи­ли в бесе­ду неко­то­рые из стра­те­гов и так­си­ар­хов, в том чис­ле Стром­би­хид и Дио­ни­со­дор, и еще несколь­ко граж­дан, с.250 настро­ен­ных бла­го­же­ла­тель­но к демо­кра­тии; как выяс­ни­лось впо­след­ст­вии, они крайне воз­му­ща­лись его поведе­ни­ем; дей­ст­ви­тель­но, он при­нес с собой такой мир, все пре­ле­сти кото­ро­го мы узна­ли впо­след­ст­вии: мы лиши­лись мно­гих доб­рых граж­дан, а сами были изгна­ны трид­ца­тью пра­ви­те­ля­ми. Вме­сто преж­не­го тре­бо­ва­ния срыть Длин­ные сте­ны на десять ста­дий, теперь по при­не­сен­ным Фера­ме­ном усло­ви­ям мира мы долж­ны были совер­шен­но уни­что­жить сте­ны; вме­сто обе­щан­ных Фера­ме­ном “еще кой-каких выгод” мы нашли в этих усло­ви­ях пункт, по кото­ро­му мы долж­ны были выдать лакеде­мо­ня­нам кораб­ли и срыть сте­ну вокруг Пирея».

    Если при­нять в сооб­ра­же­ние, что Лисий, хотя и писал свои речи лишь корот­кое вре­мя спу­стя после опи­сы­вае­мых собы­тий, но тем не менее часто иска­жа­ет прав­ду там, где это выгод­но его кли­ен­ту1, то мы увидим, насколь­ко бли­зок к истине и объ­ек­ти­вен рас­сказ Ксе­но­фон­та. Име­ни Клео­фон­та наш автор не упо­ми­на­ет умыш­лен­но, не желая, чтобы оно было уве­ко­ве­че­но исто­ри­ей. В этом он сле­ду­ет при­ме­ру Фукидида, посту­пив­ше­го так же с Клео­ном и дру­ги­ми дема­го­га­ми.

  • II. 2. 13
  • Вбли­зи Лако­нии — это, конеч­но, встав­ка позд­ней­ше­го интер­по­ля­то­ра, вдо­ба­вок оши­боч­ная: Сел­ла­сия нахо­дит­ся в самой Лако­нии. Как вид­но из при­веден­но­го выше ука­за­ния Лисия, эфо­ры тре­бо­ва­ли от них сры­тия Длин­ных стен на 10 ста­дий с каж­дой сто­ро­ны. См. так­же ниже, § 15.
  • II. 2. 16
  • К Лисанд­ру — послед­ний нахо­дил­ся в это вре­мя в Азии. См. Плу­тарх (Лисандр. 14): «Так как афи­няне ока­за­ли сопро­тив­ле­ние, Лисандр пере­плыл со сво­им фло­том назад в Азию».
  • II. 2. 19
  • Раз­ру­ше­ния Афин — ср. Исо­крат (Пла­тей­ская речь. 31): «Из всех союз­ни­ков одни лишь фиван­цы пода­ли голос за то, чтобы все афи­няне были обра­ще­ны в раб­ство, а место, на кото­ром сто­ит город, было пре­вра­ще­но наве­ки в паст­би­ще для скота». По Плу­тар­ху (Лисандр. 15) это пред­ло­же­ние было вне­се­но фиван­цем Эри­ан­фом. Далее Плу­тарх рас­ска­зы­ва­ет сле­дую­щее: «Когда после это­го вое­на­чаль­ни­ки собра­лись на общую попой­ку, кто-то из фокей­цев запел парод из еври­пидо­вой “Элек­тры”, кото­рая начи­на­ет­ся так: “О, Элек­тра, дочь Ага­мем­но­на, я при­шел к тво­ей дере­вен­ской хижине…”. Это вызва­ло у всех сле­зы, и всем пока­за­лось ужас­ным пре­дать раз­ру­ше­нию и уни­что­же­нию такой слав­ный город, дав­ший Гре­ции столь­ко выдаю­щих­ся людей». Эти подроб­но­сти Эд. Мей­ер счи­та­ет исто­ри­че­ски­ми (Ge­sch. d. Alt. IV. 665); во вся­ком слу­чае, вме­ша­тель­ство в поль­зу афи­нян фокей­цев, быв­ших искон­ны­ми вра­га­ми фиван­цев (Ср. Пав­са­ний. III. 10: «афи­няне пом­ни­ли о бла­го­де­я­нии, ока­зан­ном им неко­гда фокей­ца­ми».)
  • II. 2. 20
  • Надо думать, что при­чи­ной тако­го вели­ко­ду­шия спар­тан­цев была боязнь уси­ле­ния вли­я­ния Бео­тии в Север­ной Гре­ции и жела­ние про­ти­во­по­ста­вить ей силь­но­го про­тив­ни­ка.
  • с.251
  • В эпо­ху тяж­ких бед­ст­вий — во вре­мя пер­сид­ских войн. Точ­ный текст поста­нов­ле­ния лакеде­мон­ско­го пра­ви­тель­ства по пово­ду мира с афи­ня­на­ми при­веден у Плу­тар­ха (Лисандр. 14): «Поста­но­ви­ли лакеде­мон­ские вла­сти: Вы долж­ны срыть укреп­ле­ния Пирея и Длин­ные сте­ны; вы долж­ны уда­лить­ся из всех под­чи­нен­ных вам горо­дов, сохра­нив толь­ко вашу соб­ст­вен­ную терри­то­рию. Выпол­нив эти усло­вия, вы може­те, если вам угод­но, полу­чить мир, но вы долж­ны еще при­нять назад изгнан­ни­ков. Отно­си­тель­но коли­че­ства кораб­лей вы долж­ны посту­пить соглас­но нашим ука­за­ни­ям». Дио­дор (XIV. 3. 2), Ари­сто­тель (Афин­ская поли­тия. 34. 3) и Юстин (V. 8) при­бав­ля­ют к этим усло­ви­ям еще тре­бо­ва­ние вве­сти «искон­ный», т. е. оли­гар­хи­че­ский строй, но вряд ли это вер­но.
  • II. 2. 22
  • Лисий (XII. 71—76) умыш­лен­но сме­ши­ва­ет опи­сы­вае­мое здесь народ­ное собра­ние с собра­ни­ем, состо­яв­шим­ся в сле­дую­щем году, на кото­ром было реше­но выбрать 30 пра­ви­те­лей (см. ниже, к гл. 3, § 2).
  • II. 2. 23
  • Дату вступ­ле­ния Лисанд­ра в Афи­ны дает Плу­тарх (Лисандр. 15): «16 муни­хи­о­на (в кон­це апре­ля 404 г.), в тот самый день, когда гре­ки в Сала­мин­ской бит­ве победи­ли вар­ва­ров» (при Сала­мине на Кип­ре, в 449 г.).
  • II. 2. 24
  • Как Дио­ни­сий стал сира­куз­ским тира­ном, подроб­но рас­ска­зы­ва­ет Дио­дор (XIII. 91—96); он отно­сит это собы­тие уже к 406 г. О даль­ней­ших изла­гае­мых здесь исто­ри­че­ских фак­тах Ксе­но­фонт гово­рит, оче­вид­но, по недо­смот­ру; он уже упо­ми­нал о них в I кн., гл. 5, § 21; см. так­же ком­мен­та­рий к это­му месту.
  • II. 3. 1
  • На сле­дую­щий год — в 404/3 г. до н. э. Далее сле­ду­ет интер­по­ля­ция.
  • II. 3. 2
  • Народ поста­но­вил — об этом поста­нов­ле­нии, вне­сен­ном Дра­кон­ти­дом, рас­ска­зы­ва­ет подроб­но Лисий (XII. 71—76); при­ве­ду его рас­сказ цели­ком: «Фера­мен допу­стил созыв народ­но­го собра­ния не преж­де, чем насту­пил тща­тель­но под­готов­лен­ный заго­вор­щи­ка­ми зара­нее услов­лен­ный момент. К это­му вре­ме­ни он при­звал из Само­са Лисанд­ра с его фло­том; кро­ме того и все вра­же­ское вой­ско нахо­ди­лось в Атти­ке. При таких обсто­я­тель­ствах и было созва­но народ­ное собра­ние по вопро­су о государ­ст­вен­ном устрой­стве, в при­сут­ст­вии Лисанд­ра, Фило­ха­ра и Миль­ти­а­да. При этом заго­вор­щи­ки пре­сле­до­ва­ли ту цель, чтобы ни один ора­тор не высту­пил про­тив них и не угро­жал им и чтобы вы не мог­ли сво­бод­но выби­рать полез­ное для государ­ства, а долж­ны были бы голо­со­вать за все то, что они пред­ло­жат. На этом собра­нии высту­пил Фера­мен с пред­ло­же­ни­ем вве­рить управ­ле­ние горо­дом трид­ца­ти пра­ви­те­лям и при­нять государ­ст­вен­ный строй, пред­ло­жен­ный Дра­кон­ти­дом. Несмот­ря на все при­ня­тые заго­вор­щи­ка­ми меры, вы, одна­ко, под­ня­ли неодоб­ри­тель­ный шум и отка­зы­ва­лись после­до­вать их сове­там: вы зна­ли, что на этом собра­нии реша­ет­ся вопрос о том, быть ли вам сво­бод­ны­ми или раба­ми. Но Фера­мен (чему вы сами, судьи, може­те быть свиде­те­ля­ми) заявил, что с.252 ему мало дела до ваше­го неудо­воль­ст­вия, так как у него мно­го соучаст­ни­ков из среды афи­нян, а кро­ме того его пред­ло­же­ние вне­се­но им с одоб­ре­ния Лисанд­ра и лакеде­мо­нян. После это­го высту­пил Лисандр с длин­ной речью. Он, меж­ду про­чим, ука­зал, что вы уже нару­ши­ли усло­вия мира2 и что поэто­му, если вы не согла­си­тесь на пред­ло­же­ние Фера­ме­на, воз­никнет уже вопрос не о государ­ст­вен­ном устрой­стве, а о вашей жиз­ни и сво­бо­де. Доб­рые граж­дане, при­сут­ст­во­вав­шие на этом собра­нии, поняв, что все это под­стро­е­но зара­нее и что выхо­да уже нет, частью оста­лись в пол­ном без­мол­вии, а частью уда­ли­лись; совесть их была чиста, так как они во вся­ком слу­чае не голо­со­ва­ли за вред­ное для инте­ре­сов наро­да пред­ло­же­ние. Лишь немно­гие из при­сут­ст­ву­ю­щих — люди низ­ких нрав­ст­вен­ных качеств и дур­но­го обра­за мыс­лей — под­ня­ли руку за вне­сен­ное Фера­ме­ном пред­ло­же­ние. Им было объ­яв­ле­но, чтоб они выбра­ли десять чело­век из лиц, ука­зан­ных Фера­ме­ном, десять из лиц, пред­ло­жен­ных эфо­ра­ми3, и десять из сво­ей среды. Заго­вор­щи­ки настоль­ко были уве­ре­ны в вашей сла­бо­сти и так вери­ли в свою силу, что зара­нее зна­ли все, что про­изой­дет в народ­ном собра­нии».

    Об этом же собра­нии рас­ска­зы­ва­ет и Дио­дор (XIV. 3); но его4 при­стра­стие к Фера­ме­ну при­во­дит к тому, что Фера­мен ста­но­вит­ся у него вождем оппо­зи­ции про­тив Лисанд­ра и вво­ди­мо­го им оли­гар­хи­че­ско­го строя, так что послед­ний даже угро­жа­ет его убить! Собра­ние это состо­я­лось в теат­ре в Муни­хии (Лисий. XIII. 32), веро­ят­но, уже в июле 404 г. Дей­ст­ви­тель­но, с одной сто­ро­ны, из § 1 мы узна­ем, что поста­нов­ле­ние это было при­ня­то «в сле­дую­щем году» (атти­че­ский год начи­на­ет­ся 7 июля); с дру­гой сто­ро­ны, в § 11 Ксе­но­фонт сооб­ща­ет, что «трид­цать пра­ви­те­лей были избра­ны тот­час же по сры­тии Длин­ных стен» (в кон­це апре­ля; см. гл. 1, § 23).

  • Для состав­ле­ния сво­да зако­нов в духе тра­ди­ции — дослов­но — «отцов­ские зако­ны», это не долж­но озна­чать воз­вра­ще­ния к каким-нибудь преж­ним зако­нам, а про­сто введе­ние оли­гар­хи­че­ско­го строя, кото­рый, в общем, был, конеч­но, бли­же к отжив­шим поряд­кам ста­ри­ны.
  • II. 3. 4
  • Сол­неч­ное затме­ние это про­изо­шло, по выклад­кам нынеш­них аст­ро­но­мов, 3 сен­тяб­ря 404 года.
  • II. 3. 5
  • Опи­са­ние собы­тий сици­лий­ской исто­рии, судя по бес­связ­но­сти изло­же­ния, пред­став­ля­ет собой, быть может, позд­ней­шую интер­по­ля­цию (так дума­ет напр. Эд. Мей­ер, Ge­sch. d. Alt. V. 84). Подроб­но эти собы­тия изла­га­ет Дио­дор (XIII. 108 и сл.). При­ве­ду вкрат­це содер­жа­ние его рас­ска­за. После того как Акра­гант был раз­ру­шен, Гимиль­кон дви­нул­ся на Гелу и оса­дил ее. На с.253 помощь горо­ду при­шел Дио­ни­сий с 30000 пехоты, 1000 всад­ни­ков и 50 воен­ны­ми кораб­ля­ми. Он имел в виду при помо­щи слож­но­го манев­ра взять верх над кар­фа­ге­ня­на­ми, но ему не уда­лось осу­ще­ст­вить свой план и он был раз­бит, поте­ряв 1600 чело­век. Даль­ше бороть­ся не было ника­кой воз­мож­но­сти: ночью Дио­ни­сий вывел насе­ле­ние из Гелы и смеж­ной Кама­ри­ны, кото­рая после паде­ния Гелы не мог­ла уже сопро­тив­лять­ся, и усту­пил эти горо­да кар­фа­ге­ня­нам. Неуда­ча Дио­ни­сия вызва­ла бро­же­ние в вой­ске. Про­тив него высту­пи­ли всад­ни­ки, ряды кото­рых состо­я­ли из сира­куз­ской ари­сто­кра­тии. Они дви­ну­лись на Сира­ку­зы и овла­де­ли горо­дом; но вско­ре город был взят Дио­ни­си­ем, и им при­шлось бежать в Этну5. В это же вре­мя от Дио­ни­сия отпа­ли быв­шие в его вой­ске жите­ли Гелы и Кама­ри­ны и уда­ли­лись в Леон­ти­ны.
  • II. 3. 6
  • О взя­тии Само­са рас­ска­зы­ва­ет так­же Плу­тарх (Лисандр. 14): «(Лисандр) изгнал всех самос­цев и пере­дал город преж­ним изгнан­ни­кам». О судь­бе изгнан­ных мы узна­ем из афин­ской над­пи­си Inscrip­tio­nes Grae­cae. II. № 1b (см. выше), где афин­ское народ­ное собра­ние поста­нов­ля­ет «похва­лить жите­лей Эфе­са и Нотия за то, что они радуш­но при­ня­ли ока­зав­ших­ся на чуж­бине самос­цев».
  • II. 3. 7
  • Преж­ним его жите­лям — четы­рем­стам ари­сто­кра­там, изгнан­ным демо­кра­ти­ей в 412 году при помо­щи афи­нян (Фукидид. VIII. 21).
  • Акро­те­рии — укра­ше­ния на носу кораб­ля.
  • II. 3. 8—9
  • Здесь мы име­ем дело с позд­ней­шей интер­по­ля­ци­ей; Пело­пон­нес­ская вой­на про­дол­жа­лась (если ее счи­тать до это­го пунк­та) не 2812, а 2712 лет; такой счет и при­нят у Фукидида. Ксе­но­фонт, веро­ят­но, счи­тал кон­цом вой­ны свер­же­ние оли­гар­хии и рестав­ра­цию демо­кра­тии; по край­ней мере, он закан­чи­ва­ет на этом пунк­те вто­рую кни­гу, после чего сле­ду­ет хро­но­ло­ги­че­ский пере­рыв в 112 года (см. ком­мент. к III. 1. 1). При таком сче­те вой­на про­дол­жа­лась, дей­ст­ви­тель­но, 2812 лет. Этот счет несо­мнен­но лег в осно­ва­ние Hel­le­ni­ca Oxyr­hyn­chia (см. всту­пи­тель­ную ста­тью и при­ло­же­ние). Дей­ст­ви­тель­но, здесь (IV. 1) 395/394 г. назван «вось­мым годом лакеде­мон­ско­го вла­ды­че­ства». Зна­чит, этот счет вел­ся с 402/1 года, а счет по годам Пело­пон­нес­ской вой­ны закан­чи­вал­ся 403/2 годом. Отсюда, веро­ят­но, и поза­им­ст­во­вал это счис­ле­ние интер­по­ля­тор, но по небреж­но­сти сде­лал встав­ку в ненад­ле­жа­щем месте6.
  • За взя­ти­ем Евбеи — это про­изо­шло в 446 г., а трид­ца­ти­лет­нее пере­ми­рие было заклю­че­но в сле­дую­щем, 445 г. (Фукидид. I. 114).
  • II. 3. 10
  • По Плу­тар­ху (Лисандр. 16) он пору­чил отвез­ти добы­чу в Спар­ту началь­ни­ку сици­лий­ской экс­пе­ди­ции Гилип­пу, а сам отпра­вил­ся во Фра­кию. По Дио­до­ру (XIII. 106. 8—9) Гилипп был отправ­лен с добы­чей в Спар­ту еще до взя­тия Само­са. Ed. с.254 Meyer (Ge­sch. d. Alt. 27) пола­га­ет, что здесь пра­вы и Ксе­но­фонт и Дио­дор: в 405 году был послан в Спар­ту Гилипп с 1500 талан­та­ми (Дио­дор. XIII. 106. 8); в 402/1 г. при­был сам Лисандр с осталь­ны­ми 470 талан­та­ми.
  • II. 3. 11
  • В изло­же­нии даль­ней­ших собы­тий глав­ней­шим источ­ни­ком слу­жил Дио­до­ру (XIV. 4 и сл.) наш автор.
  • II. 3. 12
  • Про­мыш­ля­ют поли­ти­че­ски­ми доно­са­ми, т. е. с одной сто­ро­ны полу­ча­ют часть штра­фов, а с дру­гой — вымо­га­ют день­ги угро­за­ми.
  • II. 3. 13
  • Эсхи­на и Ари­сто­те­ля — оба они вхо­ди­ли в чис­ло 30 пра­ви­те­лей (см. выше, § 2). Этот Ари­сто­тель во вре­мя вой­ны бежал из Афин в лакеде­мон­ский лагерь (см. кн. II, гл. 2, § 18). По Ари­сто­те­лю (Афин­ская поли­тия. 37) лакеде­мон­ский гар­ни­зон был при­гла­шен толь­ко после каз­ни Фера­ме­на; но при этом он иска­жа­ет дей­ст­ви­тель­ность с целью обе­лить Фера­ме­на (Эд. Мей­ер. Ge­sch. d. Alt. V. 23—24).
  • II. 3. 19
  • Эта речь Фера­ме­на при­веде­на почти в тех же сло­вах у Ари­сто­те­ля (Афин. поли­тия. 36. 2).
  • II. 3. 21
  • Каз­не­ны ради денег — по Ари­сто­те­лю (Афин. поли­тия. 37) и Дио­до­ру (XIV. 5. 5) эти каз­ни нача­лись толь­ко после смер­ти Фера­ме­на (ср. ком­мент. к § 13): «Был каз­нен Нике­рат, сын Никия, быв­ше­го стра­те­гом в Сира­куз­ском похо­де, извест­ный сво­ей гуман­но­стью и отзыв­чи­во­стью ко всем, почти что пер­вый по попу­ляр­но­сти и богат­ству из всех гре­ков… Затем пра­ви­те­ли каз­ни­ли шесть­де­сят бога­тей­ших ино­стран­цев7 с целью овла­деть их день­га­ми… Уби­ли они и Авто­ли­ка, победи­те­ля во всех видах состя­за­ний». Име­на дру­гих погиб­ших (Леон­та и Анти­фон­та) см. ниже, §§ 39 и 40.
  • Одно­го мет­эка. Мет­э­ка­ми назы­ва­лись ино­стран­цы, посе­лив­ши­е­ся в Афи­нах. Они поль­зо­ва­лись лич­ной сво­бо­дой; долж­ны были пла­тить осо­бую подать; были лише­ны поли­ти­че­ских прав, пра­ва высту­пать на суде (за них высту­пал их покро­ви­тель — про­стат) и пра­ва вла­деть домом и недви­жи­мо­стью. Они зани­ма­лись, глав­ным обра­зом, тор­гов­лей, ремес­ла­ми и ростов­щи­че­ст­вом. Мет­эки были сплошь и рядом очень бога­ты­ми людь­ми. О репрес­си­ях про­тив мет­э­ков рас­ска­зы­ва­ет Лисий (в 12 речи, напи­сан­ной про­тив Эра­то­сфе­на, одно­го из трид­ца­ти пра­ви­те­лей — § 6 и сл.), быв­ший сам в чис­ле пре­сле­ду­е­мых мет­э­ков: «Фео­гнид и Писон на собра­нии трид­ца­ти пра­ви­те­лей заяви­ли, что сре­ди мет­э­ков есть вра­ги суще­ст­ву­ю­ще­го строя. Это будет, заяви­ли они, бла­го­вид­ным пред­ло­гом для того, чтобы обо­га­щать­ся под видом поли­ти­че­ско­го воз­мездия; ведь, граж­дане крайне обед­не­ли, а пра­ви­тель­ство нуж­да­ет­ся в день­гах. Им не труд­но было убедить при­сут­ст­ву­ю­щих: убить чело­ве­ка они счи­та­ли пустя­ком, важ­нее все­го для них было при­об­ре­те­ние денег. Поэто­му было реше­но аре­сто­вать десять мет­э­ков, в том чис­ле двух бед­ня­ков, для того чтобы у них было оправ­да­ние с.255 перед дру­ги­ми, что они посту­пи­ли так не ради денег, а для бла­га оте­че­ства». Далее сле­ду­ет опи­са­ние воз­му­ти­тель­ной жесто­ко­сти, жад­но­сти, веро­лом­ства и про­даж­но­сти, про­яв­лен­ных при этих аре­стах. Само­му Лисию уда­лось бежать в Мега­ры, но брат его Поле­марх при­нуж­ден был испол­нить «обыч­ное при­ка­за­ние пра­ви­те­лей — выпить цику­ту, при­чем ему не ска­за­ли даже, за что его каз­нят, — что́ и гово­рить уже о судеб­ном про­цес­се и воз­мож­но­сти оправ­дать­ся».
  • II. 3. 23
  • По Дио­до­ру (XIV. 4. 5) при­чи­ной враж­ды пра­ви­те­лей к Фера­ме­ну было то, что «он угро­жал высту­пить про­тив них во гла­ве тех, кому доро­го спа­се­ние оте­че­ства».
  • II. 3. 30
  • Руко­во­дя­щую роль — ср. Лисий (XII. 65): «Уже рань­ше он был глав­ным винов­ни­ком оли­гар­хи­че­ско­го пере­во­рота; он убедил вас при­нять государ­ст­вен­ный строй, при кото­ром во гла­ве прав­ле­ния были постав­ле­ны «четы­ре­ста». Отец его так­же содей­ст­во­вал это­му пере­во­роту, будучи одним из про­бу­лов; сам же он был выбран пра­ви­те­ля­ми на долж­ность стра­те­га, так как счи­тал­ся наи­бо­лее рев­ност­ным при­вер­жен­цем ново­го строя. Одна­ко, он был верен пра­ви­тель­ству толь­ко до тех пор, пока он был в поче­те: когда же он увидел, что Писандр, Кал­лес­хр и дру­гие пре­взо­шли его во вли­я­нии и что вы, народ, боль­ше не жела­е­те под­чи­нять­ся, он из зави­сти к сопер­ни­кам и из стра­ха перед вами всту­пил в заго­вор Ари­сто­кра­та». Ср. так­же Фукидид (VIII. 68. 4. 89 и сл.).
  • Котурн — ботин­ки на высо­ких каб­лу­ках, употреб­ляв­ши­е­ся охот­ни­ка­ми; в них же высту­па­ли арти­сты.
  • II. 3. 34
  • Кри­тий был рев­ност­ным при­вер­жен­цем спар­тан­ско­го строя; он даже напи­сал трак­тат, посвя­щен­ный спар­тан­ско­му государ­ст­вен­но­му устрой­ству.
  • II. 3. 35
  • Заяв­ле­ние Фера­ме­на не соот­вет­ст­ву­ет дей­ст­ви­тель­но­сти, см. выше, кн. I, гл. 7. Не Фера­мен, а сами стра­те­ги ссы­ла­лись на бурю; не стра­те­ги, а Фера­мен высту­пил пер­вый с обви­не­ни­ем.
  • II. 3. 36
  • В Фес­са­лию Кри­тий отпра­вил­ся после того, как был изгнан из Афин (см. выше, § 15).
  • Пене­ста­ми назы­ва­лись фес­са­лий­ские кре­пост­ные, быв­шие в таком же поло­же­нии, как гелоты в Спар­те.
  • II. 3. 39
  • Леонт Сала­ми­нец — началь­ник афин­ско­го флота, под­пи­сав­ший вме­сте с дру­ги­ми мир, заклю­чен­ный Ники­ем со спар­тан­ца­ми (Фукидид. V. 19. 24). Затем он актив­но высту­пил про­тив прав­ле­ния четы­рех­сот (Фукидид. VIII. 73. 3), чем и навлек, веро­ят­но, впо­след­ст­вии на себя гнев трид­ца­ти пра­ви­те­лей. Далее он был одним из вое­на­чаль­ни­ков в Арги­нус­ском бою (см. выше). Когда в Афи­нах власть захва­ти­ли трид­цать пра­ви­те­лей, он уда­лил­ся на Сала­мин. Сокра­ту было при­ка­за­но пра­ви­те­ля­ми при­ве­сти его из Сала­ми­на в Афи­ны на казнь, но он отка­зал­ся испол­нить это про­ти­во­за­кон­ное при­ка­за­ние (Вос­по­ми­на­ния о Сокра­те. IV. 4. 3; Пла­тон. Апо­ло­гия Сокра­та. P. 32 C). Леонт был, тем не менее, каз­нен без суда (Андо­кид. О мисте­ри­ях. 94).
  • с.256
  • Нике­рат — сын Никия, вое­на­чаль­ни­ка Сици­лий­ско­го похо­да. Ср. выше, ком­мент. к § 10 и Лисий. XVIII. 6.
  • II. 3. 42
  • Анит — впо­след­ст­вии про­сла­вил­ся как один из обви­ни­те­лей Сокра­та. Вме­сте с Фра­си­бу­лом он руко­во­дил вос­ста­ни­ем про­тив трид­ца­ти пра­ви­те­лей (Лисий. XIII. 78); по свер­же­нии пра­ви­те­лей оба они ста­ли играть руко­во­дя­щую роль в Афи­нах (Исо­крат. XVIII. 23).
  • Алки­ви­ад, после того как был объ­яв­лен изгнан­ни­ком, был убит Фар­на­ба­зом по нау­ще­нию Лисанд­ра, желав­ше­го уго­дить Кри­тию (Плу­тарх. Алки­ви­ад. 38 и сл.). Одна­ко, Эфор (у Дио­до­ра, XIV. 11) в XVII кн. сво­ей «Исто­рии» сооб­щал, что Фар­на­баз убил его совсем из дру­гих сооб­ра­же­ний.
  • II. 3. 46
  • На город­ском рву. Когда афин­ское вой­ско, нахо­див­ше­е­ся на Само­се, ста­ло угро­жать пра­ви­тель­ству четы­рех­сот и гото­во было дви­нуть­ся на Афи­ны для вос­ста­нов­ле­ния демо­кра­тии, пра­ви­те­ли устро­и­ли укреп­ле­ние на мысе Ээти­о­нее, гос­под­ст­во­вав­шем над Пире­ем, зате­вая изме­ну. Это укреп­ле­ние было уни­что­же­но повстан­ца­ми с Фера­ме­ном во гла­ве (Фукидид. VIII. 90—92).
  • II. 3. 48
  • Государ­ст­вен­ное устрой­ство, при кото­ром поли­ти­че­ские пра­ва были бы пре­до­став­ле­ны всем тем (и толь­ко тем), кото­рые в состо­я­нии на свой счет при­об­ре­сти себе тяже­лое воору­же­ние (такой строй был в это вре­мя в сосед­ней Бео­тии) — дей­ст­ви­тель­но, было поли­ти­че­ским иде­а­лом Фера­ме­на… Под его вли­я­ни­ем такой строй был введен в Афи­нах в 411 г. (Фукидид. VIII. 97. 1); в 404 г. он сно­ва доби­вал­ся, одна­ко без­успеш­но, введе­ния тако­го строя (§ 19).
  • II. 3. 51
  • По сво­е­му усмот­ре­нию — это невер­но; Фера­мен был вычерк­нут из спис­ка на закон­ном осно­ва­нии, так как по «новым зако­нам» поли­ти­че­ских прав были лише­ны «все те, кото­рые при­ни­ма­ли уча­стие в сры­тии укреп­ле­ния на Ээти­о­нее или вооб­ще в чем-либо посту­па­ли во вред инте­ре­сам пра­ви­тель­ства четы­рех­сот» (Ари­сто­тель. Афин. поли­тия. 37. 1). Фера­мен был, как извест­но, как раз в чис­ле этих лиц (см. ком­мент. к § 46).
  • II. 3. 52
  • Гестия — боги­ня домаш­не­го оча­га.
  • II. 3. 54
  • Кол­ле­гия один­на­дца­ти — см. выше, кн. I, гл. 7, § 10. В прав­ле­ние трид­ца­ти их власть была, по-види­мо­му, зна­чи­тель­но рас­ши­ре­на. Ср. Пла­тон (пись­мо VII. P. 424): «во гла­ве государ­ства сто­ял 51 пра­ви­тель: кол­ле­гия один­на­дца­ти в горо­де, кол­ле­гия деся­ти в Пирее (этим двум кол­ле­ги­ям был пору­чен над­зор за рын­ком и за город­ски­ми дела­ми) и трид­цать вер­хов­ных пра­ви­те­лей с неогра­ни­чен­ны­ми пол­но­мо­чи­я­ми».
  • II. 3. 56
  • При­во­жу тро­га­тель­но-наив­ный (и, конеч­но, не соот­вет­ст­ву­ю­щий дей­ст­ви­тель­но­сти) рас­сказ Дио­до­ра (XIV. 5. 1—4) о послед­них мину­тах жиз­ни Фера­ме­на. «Фера­мен муже­ст­вен­но пере­но­сил несча­стье, так как он усво­ил от Сокра­та глу­бо­ко-фило­соф­ский взгляд на вещи, но вся осталь­ная тол­па состра­да­ла несча­стью Фера­ме­на. Одна­ко, никто не решил­ся ему помочь, так как со всех сто­рон его окру­жа­ла мас­са воору­жен­ных. Толь­ко фило­соф Сократ с с.257 дву­мя из сво­их уче­ни­ков под­бе­жал к нему и пытал­ся вырвать его из рук слу­жи­те­лей. Фера­мен про­сил его не делать это­го. «Конеч­но, заме­тил он, я глу­бо­ко тро­нут вашей друж­бой и муже­ст­вом; но для меня само­го будет вели­чай­шим несча­стьем, если я ока­жусь винов­ни­ком смер­ти столь пре­дан­ных мне людей». Сократ и его уче­ни­ки, видя, что никто не при­хо­дит к ним на помощь и что над­мен­ность их тор­же­ст­ву­ю­щих про­тив­ни­ков уве­ли­чи­ва­ет­ся, пре­кра­ти­ли свою попыт­ку».
  • Кот­таб — весе­лая игра, кото­рою раз­вле­ка­лись на попой­ках. Игра состо­я­ла в том, что вино, нахо­див­ше­е­ся в одной чаше, над­ле­жа­ло выплес­нуть в дру­гую, нахо­див­шу­ю­ся на более или менее зна­чи­тель­ном рас­сто­я­нии, так, чтобы вино не раз­брыз­га­лось, а вли­лось в чашу одной стру­ею. Если это было сде­ла­но удач­но, то разда­вал­ся звон­кий плеск. При этом играю­щий про­из­но­сил имя сво­его воз­люб­лен­но­го или воз­люб­лен­ной, кото­ро­му он и дарил «выиг­рав­шую» чашу: это, по пове­рию, сули­ло уда­чу в люб­ви. Этот же эпи­зод рас­ска­зы­ва­ет Цице­рон (Туску­лан­ские беседы. I. 40. § 96): «Оста­ток он выплес­нул так, что раздал­ся звон­кий плеск. При этом плес­ке он вос­клик­нул: «За здо­ро­вье мое­го нена­гляд­но­го Кри­тия».
  • II. 4. 1
  • Бежа­ли в Пирей — об изгна­нии в Пирей всех, невне­сен­ных в спи­сок трех тысяч, сооб­ща­ет ряд авто­ров (Ари­сто­тель. Афин­ская поли­тия; Дио­дор. XIV. 32. 4; Лисий. 13. 47; 25. 22; 26. 2; 31. 8; Исо­крат. VII. 67; Юстин. V. 9. 12).
  • Мега­ра и Фивы напол­ни­лись бег­ле­ца­ми. Ср. Дио­дор (XIV. 6): «Лакеде­мо­няне изда­ли поста­нов­ле­ние, по кото­ро­му при­спеш­ни­кам трид­ца­ти пра­ви­те­лей раз­ре­ша­лось аре­сто­вы­вать афин­ских бег­ле­цов во вся­ком гре­че­ском горо­де. Вся­кий, кто станет им пре­пят­ст­во­вать, дол­жен запла­тить пять талан­тов штра­фа. Как ни жесто­ко было это поста­нов­ле­ние, почти все гре­че­ские государ­ства пови­но­ва­лись ему из стра­ха пред могу­ще­ст­вом спар­тан­цев. Толь­ко арги­вяне, нена­видев­шие бес­сер­деч­ность лакеде­мо­нян, пер­вые сжа­ли­лись над бес­при­ют­ны­ми изгнан­ни­ка­ми, выра­зи­ли им сочув­ст­вие и дали убе­жи­ще. Фиван­цы же кро­ме того еще и нало­жи­ли штраф на того, кто допу­стит, чтобы бег­ле­цы были насиль­но уво­ди­мы и не ока­жет им посиль­но­го заступ­ни­че­ства». Поста­нов­ле­ние фиван­цев при­веде­но цели­ком у Плу­тар­ха (Лисандр. 27): «Вся­кий дом и вся­кий город в Бео­тии дол­жен быть открыт для нуж­даю­щих­ся афи­нян. Кто не засту­пит­ся за насиль­но уво­ди­мо­го афин­ско­го бег­ле­ца, дол­жен запла­тить талант штра­фу. Если кто-нибудь будет про­во­зить через Бео­тию в Афи­ны ору­жие для борь­бы с тира­ном, — ни один фива­нец не дол­жен ни видеть это­го, ни слы­шать об этом»8. В Мега­рах нашел убе­жи­ще Лисий (Лисий. XII. 17; с.258 см. выше, к гл. 3, § 21). Кро­ме этих государств убе­жи­ще бег­ле­цам дали Хал­кида (Лисий. XXIV. 25: «во вре­мя прав­ле­ния трид­ца­ти… я бежал вме­сте с вашим наро­дом в Хал­киду») и Ороп (Лисий. XXXI. 9), нахо­див­ший­ся под бео­тий­ским вли­я­ни­ем.
  • II. 4. 2
  • Фра­си­бул — во гла­ве повстан­цев был, кро­ме Фра­си­бу­ла, еще Анит (Лисий. XIII. 78). Ср. ком­мент. к III. 5. 2.
  • Семи­де­ся­ти чело­век — по Пав­са­нию (I. 38. 3) их было толь­ко 60.
  • Филу — ср. Дио­дор (XIV. 32. 1): «Фра­си­бул, по про­зва­нию Сти­ри­ец, афи­ня­нин по нацио­наль­но­сти, изгнан­ный трид­ца­тью пра­ви­те­ля­ми, при тай­ном содей­ст­вии фиван­цев, захва­тил атти­че­ское местеч­ко Филу. Это было очень силь­ное укреп­ле­ние, нахо­див­ше­е­ся в 100 ста­ди­ях (17 кило­мет­рах) от Афин». Фила нахо­ди­лась на боль­шой доро­ге, вед­шей из Фив в Афи­ны.

    Неудач­ное выступ­ле­ние афи­нян про­тив повстан­цев, заняв­ших Филу, почти в тех же сло­вах опи­сы­ва­ет Дио­дор (XIV. 32. 2 и сл.); он при­бав­ля­ет еще сюда анек­дот о пани­че­ском стра­хе, яко­бы охва­тив­шем вой­ско трид­ца­ти пра­ви­те­лей. После неуда­чи под Филой, как сооб­ща­ет тот же Дио­дор (XIV. 32. 5), пра­ви­те­ли отпра­ви­ли послов к Фра­си­бу­лу. «Офи­ци­аль­ным пово­дом это­го посоль­ства были пере­го­во­ры о каких-то плен­ных, но втайне пра­ви­те­ли пред­ла­га­ли Фра­си­бу­лу рас­стро­ить заго­вор бег­ле­цов и зато всту­пить на место Фера­ме­на в чис­ло пра­ви­те­лей, при­чем ему будет пре­до­став­ле­но вер­нуть в оте­че­ство десять изгнан­ни­ков по сво­е­му выбо­ру». Фра­си­бул отве­тил кате­го­ри­че­ским отка­зом на это пред­ло­же­ние.

  • II. 4. 4
  • Филы — афин­ские граж­дане дели­лись на 10 фил; соот­вет­ст­вен­но это­му и вой­ско дели­лось на 10 частей.
  • II. 4. 5
  • Достиг почти семи­сот чело­век — по Дио­до­ру (XIV. 33. 1) их было 1200.
  • II. 4. 6
  • Устре­ми­лись на гар­ни­зон — по Дио­до­ру (XIV. 32. 6) это столк­но­ве­ние про­изо­шло в Ахар­нах.
  • II. 4. 8
  • Гип­парх — началь­ник кон­ни­цы.
  • II. 4. 9
  • Оде­он — обще­ст­вен­ное зда­ние, куда соби­ра­лись послу­шать музы­ку и декла­ма­цию.
  • Откры­то класть свой каме­шек — подроб­но опи­сы­ва­ет эту про­цеду­ру Лисий (XIII. 37): «Трид­цать пра­ви­те­лей сиде­ли на тех местах, на кото­рых обык­но­вен­но сидят при­та­ны. Пред пра­ви­те­ля­ми сто­я­ло два сто­ла. Камеш­ки бро­са­ли не в урны, а их пола­га­лось откры­то класть на сто­ле: оправ­да­тель­ные — на пер­вый стол, обви­ни­тель­ные — на вто­рой. При таком спо­со­бе голо­со­ва­ния мог ли кто-либо быть оправ­дан­ным?»
  • II. 4. 11
  • Муни­хия — холм на восточ­ной сто­роне того мыса, на кото­ром нахо­дит­ся Пирей.
  • Гип­по­да­мов рынок — рынок, постро­ен­ный по новой систе­ме архи­тек­то­ром Гип­по­да­мом Милет­ским, совре­мен­ни­ком Перик­ла.
  • Бен­дидий — храм фра­кий­ской боги­ни Арте­ми­ды Бен­диды.
  • с.259

    II. 4. 17

  • Пэан — воен­ная пес­ня, обра­щен­ная к Апол­ло­ну-цели­те­лю. Бог вой­ны Эни­а­лий при­зы­вал­ся в ней воз­гла­сом «аля­ля!»
  • II. 4. 20
  • Об элев­син­ских мисте­ри­ях см. выше, ком­мент. к кн. I. 4. § 20. Гла­ша­тай мистов — очень почет­ная долж­ность, кото­рую мог­ли зани­мать толь­ко чле­ны ста­рин­но­го рода Евмол­пидов.
  • II. 4. 21
  • Боль­ше афи­нян. Все­го было уби­то пра­ви­те­ля­ми 1500 граж­дан (Ари­сто­тель. Афин. пол. 35. 4; Исо­крат. XII. 67; XX. 11; Эсхин. III. 23. 5).
  • Десять лет вой­ны. Име­ет­ся в виду послед­няя часть Пело­пон­нес­ской — Деке­лей­ская вой­на, кото­рая велась непре­рыв­но с 414 до 405 года.
  • II. 4. 23
  • Десять чело­век — каж­дый из них назы­вал­ся дека­ду­хом (Гар­по­кра­ти­ан. s. v. δέ­κα). О харак­те­ре прав­ле­ния дека­ду­хов рас­ска­зы­ва­ет Дио­дор (XIV. 33. 5): «Граж­дане, нахо­див­ши­е­ся в Афи­нах, лиши­ли вла­сти трид­цать пра­ви­те­лей и изгна­ли их из горо­да; вме­сто них они избра­ли десять чело­век с неогра­ни­чен­ны­ми пол­но­мо­чи­я­ми для изыс­ка­ния спо­со­ба пре­кра­ще­ния вой­ны и при­ми­ре­ния с про­тив­ни­ка­ми. Но, захва­тив власть, послед­ние и не дума­ли делать того, для чего они были избра­ны, ста­ли сами тира­на­ми и при­зва­ли из Лакеде­мо­на вой­ско из 40 кораб­лей и 1000 сол­дат с Лисанд­ром во гла­ве». Еще опре­де­лен­нее гово­рит о них Лисий (XII. 54 и сл.): «Они изгна­ли трид­цать пра­ви­те­лей, исклю­чая Фидо­на и Эра­то­сфе­на, и выбра­ли пра­ви­те­ля­ми их злей­ших вра­гов, ожи­дая, что они будут отно­сить­ся со спра­вед­ли­вой нена­ви­стью к трид­ца­ти пра­ви­те­лям и с сим­па­ти­ей к нахо­див­шим­ся в Пирее граж­да­нам. Одна­ко, те самые… кото­рых счи­та­ли злей­ши­ми вра­га­ми Харак­ла, Кри­тия и всей их ком­па­нии, ока­зав­шись сами во гла­ве прав­ле­ния, толь­ко разду­ли сре­ди горо­жан еще бо́льшую враж­ду к пирей­ским изгнан­ни­кам. Этим они явно обна­ру­жи­ли, что боро­лись они не за пирей­ских изгнан­ни­ков и не за уби­тых без вины, что им было мало дела до совер­шен­ных уже пра­ви­те­ля­ми каз­ней и до тех каз­ней, кото­рые они мог­ли совер­шить еще в буду­щем… Нет, их удру­ча­ло то, что были люди, имев­шие бо́льшую власть и быст­рее обо­га­щаю­щи­е­ся, чем они сами». По-види­мо­му, дека­ду­хи при­над­ле­жа­ли к уме­рен­но-оли­гар­хи­че­ской пар­тии, оди­на­ко­во враж­деб­ной и к демо­кра­там, и к тиран­нам. Нет осно­ва­ния обви­нять их в без­за­ко­ни­ях: по воз­вра­ще­нии изгнан­ни­ков они пред­ста­ви­ли отчет о сво­ей дея­тель­но­сти меж­ду­пар­тий­ной комис­сии, и он был утвер­жден (Юстин. V. 10. 7; Непот. Био­гра­фия Фра­си­бу­ла. 3. 1). Поэто­му они не упо­мя­ну­ты (ниже, § 38) в чис­ле лиц, на кото­рых амни­стия не рас­про­стра­ня­ет­ся (см. ком­мент. к § 43). Ари­сто­те­лю, как пола­га­ет Эд. Мей­ер (Ge­sch. d. Alt. V. 40), долж­но было казать­ся стран­ным, что эти десять лиц, с одной сто­ро­ны, боро­лись с демо­кра­та­ми в Пирее и каз­ни­ли край­них демо­кра­тов, обна­ру­жен­ных в горо­де; с дру­гой, в среде были столь сим­па­тич­ные это­му уче­но­му люди, как Ринон и Фаилл, и отчет, пред­став­лен­ный ими, был утвер­жден наро­дом. Поэто­му он и сде­лал (Афин. пол. 38) несоот­вет­ст­ву­ю­щее дей­ст­ви­тель­но­сти допу­ще­ние, что выбран­ная с.260 после свер­же­ния трид­ца­ти пра­ви­те­лей кол­ле­гия деся­ти была вско­ре лише­на пол­но­мо­чий, так как она пра­ви­ла в духе сво­их пред­ше­ст­вен­ни­ков и была заме­не­на дру­гой такой же кол­ле­ги­ей, уже лояль­ной и либе­раль­ной.
  • II. 4. 24
  • Щиты — обык­но­вен­но всад­ни­ки щитов не носи­ли; но в дан­ном слу­чае они долж­ны были быть гото­вы высту­пить и как всад­ни­ки и как гопли­ты.
  • II. 4. 26
  • Экс­о­ней­цы — жите­ли при­бреж­но­го атти­че­ско­го дема Экс­о­ны.
  • II. 4. 28
  • Послы из Элев­си­на — по Дио­до­ру (XIV. 32. 6) трид­цать пра­ви­те­лей отпра­ви­ли сво­их послов еще до смер­ти Кри­тия; Ари­сто­тель (Афин. пол. 37. 2) сме­ши­ва­ет это посоль­ство с посоль­ст­вом, при­звав­шим Кал­ли­бия (см. выше, гл. 3, § 13).
  • Из горо­да — об этом посоль­стве подроб­но рас­ска­зы­ва­ет Лисий (XII. 58): «Фидон (один из деся­ти пра­ви­те­лей), отпра­вив­шись в Лакеде­мон, стал убеж­дать лакеде­мо­нян идти похо­дом на Афи­ны, лож­но утвер­ждая, что ина­че город попа­дет в руки бео­тий­цев, и при­во­дя дру­гие дово­ды, кото­рые он счи­тал наи­бо­лее убеди­тель­ны­ми для них. Одна­ко, ему не уда­лось добить­ся это­го — пото­му ли, что жерт­во­при­но­ше­ния не дава­ли бла­го­при­ят­ных пред­зна­ме­но­ва­ний, или про­сто пото­му, что лакеде­мо­няне не жела­ли вме­ши­вать­ся. Зато ему уда­лось полу­чить ссу­ду в сто талан­тов для най­ма охот­ни­ков и согла­сие на то, чтобы во гла­ве это­го наем­но­го вой­ска стал Лисандр, бла­го­склон­но отно­сив­ший­ся к оли­гар­хии». При­зван­ное вой­ско состо­я­ло из 1000 вои­нов и 40 кораб­лей, см. ком­мент. к § 23.
  • Сто талан­тов. О том, как эти день­ги были впо­след­ст­вии воз­вра­ще­ны лакеде­мо­ня­нам, рас­ска­зы­ва­ет Демо­сфен (XX. 11—12): «Когда граж­дане при­ми­ри­лись меж­ду собой и был водво­рен проч­ный порядок в государ­стве, лакеде­мо­няне при­сла­ли послов с тре­бо­ва­ни­ем воз­вра­та денег. Про­изо­шел спор: одни гово­ри­ли, что эти день­ги долж­ны вер­нуть те, кто их зани­мал, т. е. пар­тия, в руках кото­рой был город; дру­гие же пола­га­ли, что надо выпла­тить эти день­ги из общих — казен­ных — сумм, дабы это было пер­вым про­яв­ле­ни­ем обще­го согла­сия. И народ, как гово­рят, скло­нил­ся на сто­ро­ну того, чтобы вне­сти эти день­ги из казен­ных сумм, и таким обра­зом, согла­сил­ся участ­во­вать в этом рас­хо­де, чтобы ничем не рас­стра­и­вать уста­но­вив­шей­ся солидар­но­сти». Ср. так­же Исо­крат. VII. 68.
  • II. 4. 29
  • Стал завидо­вать Лисанд­ру — дру­гие писа­те­ли объ­яс­ня­ют поведе­ние Пав­са­ния моти­ва­ми гуман­но­сти. Так, Юстин (V. 10) гово­рит, что Пав­са­ни­ем руко­во­ди­ло состра­да­ние к изгнан­ни­кам и ему хоте­лось вер­нуть их на роди­ну. Периэ­гет Пав­са­ний (III. 5. 2), гово­рит, что «он не желал, уси­ли­вая тира­ни­че­скую власть без­бож­ных людей, покрыть Спар­ту несмы­вае­мым позо­ром». Дио­дор (XIV. 33. 6) кон­та­ми­ни­ру­ет обе при­чи­ны: «Лакеде­мон­ский царь Пав­са­ний, с одной сто­ро­ны, завидо­вал Лисанд­ру, с дру­гой — видел, что Спар­та при­об­ре­та­ет печаль­ную репу­та­цию у гре­ков».
  • с.261

    II. 4. 30

  • Гали­пед — при­бреж­ная низ­мен­ность меж­ду Пире­ем и Афи­на­ми.
  • II. 4. 31
  • Мора — все лакеде­мон­ское вой­ско дели­лось на шесть мор; чис­лен­ность каж­дой моры не была посто­ян­ной.
  • Тихая гавань — часть Пирей­ской гава­ни; точ­ное поло­же­ние ее неиз­вест­но.
  • II. 4. 33
  • Оба поле­мар­ха — в сра­же­нии участ­во­ва­ли толь­ко две моры (§ 31), сле­до­ва­тель­но и толь­ко два поле­мар­ха, так как во гла­ве каж­дой моры сто­ял поле­марх (см. ниже, ком­мент. к VI. 4. 12).
  • Кера­мик — севе­ро-запад­ная часть Афин.
  • II. 4. 38
  • Эккле­ты. В Спар­те часто упо­ми­на­ет­ся народ­ное собра­ние — эккле­сия. В эккле­сии мог­ли при­ни­мать уча­стие все спар­ти­а­ты; с дру­гой сто­ро­ны, наш автор (III. 3. 8) упо­ми­на­ет малую эккле­сию, в кото­рой, веро­ят­но9, при­ни­ма­ли уча­стие толь­ко «гомеи» (рав­но­прав­ные см. ниже, комм. кн. III, гл. 3, § 5), да и из них, веро­ят­но, толь­ко достиг­шие опре­де­лен­но­го воз­рас­та. Кто назы­ва­лись эккле­та­ми — чле­ны боль­шой или малой эккле­сии, — при совре­мен­ном состо­я­нии наших зна­ний решить невоз­мож­но.
  • II. 4. 41
  • Име­ет­ся в виду закон Соло­на «о вреде, при­чи­нен­ном чет­ве­ро­но­ги­ми», по кото­ро­му пола­га­лось «кусаю­щу­ю­ся соба­ку выдать постра­дав­ше­му, поса­див ее на цепь дли­ной в четы­ре фута». (Плу­тарх. Солон. 24).
  • II. 4. 43
  • С этих пор — воз­вра­ще­ние Пирей­ских изгнан­ни­ков про­изо­шло 12 боэд­ро­мия (4 октяб­ря) 403 года.
  • Через неко­то­рое вре­мя — на тре­тий год (Ари­сто­тель. Афин. пол. 40).
  • Не пом­нить про­шло­го зла. Это­му зако­ну впо­след­ст­вии (Плу­тарх. Цице­рон. 42, Геро­ди­ан. V. 4. 18) было дано столь рас­про­стра­нен­ное теперь назва­ние — амни­стия, т. е. «забве­ние» (ob­li­vio у Непота, Био­гра­фия Фра­си­бу­ла. 3. 2). Фор­му­ла клят­вы сохра­ни­лась у Андо­кида (О мисте­ри­ях. 90): «Я не буду пом­нить зла и мстить нико­му из граж­дан, кро­ме трид­ца­ти пра­ви­те­лей и кол­ле­гии один­на­дца­ти; из послед­них я не буду мстить тем, кто согла­сит­ся дать отчет в сво­ей дея­тель­но­сти во вре­мя вла­сти».
  • ПРИМЕЧАНИЯ К ПЕРЕВОДУ

  • 1О пред­ше­ст­ву­ю­щих собы­ти­ях см. выше, кн. I, гл. 7, § 36.
  • 2Быв­ший в сою­зе с Лакеде­мо­ном.
  • 3См. выше, кн. I, гл. 5, § 12 и след.
  • 4См. ком­мент. к I кн., гл. 1, § 23.
  • 5По-види­мо­му, роди­те­ли уби­тых.
  • 6405/404 г.
  • 7См. ком­мент. к кн. I, гл. 2, § 1.
  • 8Конон, Адимант и Филокл; см. выше, кн. I, гл. 7, § 1.
  • 9Ксе­но­фонт при­бав­ля­ет это для того, чтобы оправ­дать жесто­кость Лисанд­ра (как спра­вед­ли­во ука­зал К. Вер­ни­ке).
  • 10Т. е. для охра­ны под­плы­ваю­щих лакеде­мон­ских судов, кон­фис­ка­ции афин­ских и для вос­пре­пят­ст­во­ва­ния снаб­же­нию про­ви­ан­том вра­же­ско­го побе­ре­жья.
  • 11См. выше, кн. I, гл. 3, § 14 и след.
  • 12См. выше, кн. I, гл. 5, § 17 с ком­мент.
  • 13См. выше, кн. I, гл. 3, § 14 и след.
  • 14Т. е. ввел оли­гар­хи­че­ский строй и поста­вил у вла­сти лако­но­филь­ские пар­тии.
  • 15Назва­ние гим­на­сия.
  • 16См. ком­мент. к § 3.
  • 17Кото­рые под­во­зи­ли хлеб.
  • 18Дослов­но: для состав­ле­ния отцов­ских зако­нов.
  • 19См. ком­мент. к кн. III, гл. 4, § 2.
  • 20Гар­ни­зо­ном этим коман­до­вал гар­мост спар­ти­ат Форак: Дио­дор. XIV. 3. 5.
  • 21Т. е. про­мыш­ля­ют поли­ти­че­ски­ми доно­са­ми.
  • 22Т. е. ари­сто­кра­там.
  • 23Т. е. демо­кра­тов.
  • 24См. при­ме­ча­ние на стр. 2.
  • 25Попав­шим в спи­сок.
  • 26Афи­ны.
  • 27Они ста­ли, конеч­но, за огра­дой собра­ния.
  • 28Для под­дер­жа­ния поряд­ка в государ­стве.
  • 29Я не счи­таю это­го места позд­ней­шей интер­по­ля­ци­ей (как посту­па­ют почти все уче­ные), так как ука­за­ние Плу­тар­ха (Praec. reip. ger. 32) по мое­му мне­нию — пара­фраз это­го места, если при­нять конъ­ек­ту­ру La­vec’а. Дей­ст­ви­тель­но, здесь — καὶ γὰρ ὁ κό­θορ­νος ἁρμότ­τειν μὲν τοῖς ποσὶν ἀμφο­τέροις δο­κεῖ, ἀπο­λείπει δ᾿ἀπ ἀμφο­τέρον. Плу­тарх: ἀλλ᾿ ἐνταῦθα δεῖ μά­λισ­τα τὸν Θη­ραμέ­νους κό­θορ­νον ὑπο­δούμε­νον ἀμφο­τέροις ὁμι­λεῖν καὶ μη­δετέ­ροις προ­στί­θεσ­θαι.
  • 30Т. е. ты досто­ин смерт­ной каз­ни.
  • 31При Арги­ну­сах. См. кн. I, гл. 7, § 4 и след.
  • 32Текст здесь испор­чен. Пере­во­жу по смыс­лу
  • 33См. выше, § 23.
  • 34Юно­ши, воору­жен­ные кин­жа­ла­ми. См. §§ 23 и 50.
  • 35Т. е. каз­ни­те его (евфе­мизм).
  • 36В спи­сок трех тысяч.
  • 37См. выше, гл. 3, § 42.
  • 38См. ниже, кн. 3, гл. 1, § 4.
  • 39Несмот­ря на то, что ору­жие у них было ото­бра­но. См. гл. 3, § 20.
  • 40См. выше, §§ 2 и 3.
  • 41См. выше, § 6.
  • 42См. ком­мент. к гл. 3, § 54.
  • 43Дядя фило­со­фа Пла­то­на.
  • 44Т. е. сорат­ни­кам Фра­си­бу­ла.
  • 45См. ком­мент. к кн. I, гл. 2, § 10.
  • 46Это было не граж­дан­ское опол­че­ние, а наем­ное вой­ско. См. ком­мент.
  • 47Т. е. боль­шин­ство, так как все­го эфо­ров было пять. См. ком­мент. к кн. I, гл. 2, § 1.
  • 48Дем Галы Экс­о­нид­ские нахо­дил­ся на Гали­пе­де (см. выше).
  • 49Быв­шей в мень­шин­стве. См. § 36.
  • 50Текст испор­чен. Пере­во­жу по смыс­лу.
  • ПРИМЕЧАНИЯ К КОММЕНТАРИЯМ

  • 1Так, он умыш­лен­но соеди­ня­ет воеди­но пер­вое посоль­ство Фера­ме­на к Лисанд­ру и его поезд­ку в Спар­ту в каче­стве пол­но­моч­но­го посла.
  • 2Так как истек уже срок, в тече­ние кото­ро­го афи­няне обя­за­лись срыть сте­ны Дио­дор (XIV. 3).
  • 3Так назы­ва­лись чле­ны состо­я­ще­го из 5 лиц тай­но­го испол­ни­тель­но­го коми­те­та, выбран­но­го оли­гар­хи­че­ски­ми клу­ба­ми. Лисий. XII. 43.
  • 4Точ­нее: его источ­ни­ка — Эфо­ра.
  • 5А не в Ката­ну, куда их, по Ксе­но­фон­ту, «отпра­вил» Дио­ни­сий.
  • 6Эд. Мей­ер. Theo­pomps Hel­le­ni­ka. С. 62 и сл.
  • 7Веро­ят­но, речь идет о мет­э­ках, но их было каз­не­но гораздо мень­ше. См. ниже.
  • 8Вне­зап­ная пере­ме­на отно­ше­ния бео­тий­цев к афи­ня­нам (ср. выше, гл. 2, § 19) объ­яс­ня­ет­ся тем, что в 404 г. в Бео­тии власть пере­шла в руки более демо­кра­ти­че­ской пар­тии, сто­яв­шей в оппо­зи­ции к Спар­те (см. Лурье С. Я. Бео­тий­ский союз. С. 36).
  • 9Так дума­ют Schoe­mann; Lip­sius. Griech. Al­ter­tü­mer. 240.
  • ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО РИМА
    1364004323 1364004404 1364004409 1371290003 1371290004 1371290005