Греческая история

Книга V

с.104 (V. 1. 1) Тако­ва исто­рия борь­бы на Гел­лес­пон­те меж­ду афи­ня­на­ми и лакеде­мо­ня­на­ми.

До этих пор у эгин­цев были ожив­лен­ные меж­ду­на­род­ные отно­ше­ния с афи­ня­на­ми. Но, когда раз­ра­зи­лась откры­тая мор­ская вой­на, Этео­ник¹ сно­ва появил­ся на Эгине и с согла­сия эфо­ров раз­ре­шил всем желаю­щим совер­шать гра­би­тель­ские набе­ги на Атти­ку. (2) Тес­ни­мые эгин­ца­ми, афи­няне посла­ли на Эги­ну стра­те­га Пам­фи­ла с гопли­та­ми, окру­жи­ли Эги­ну осад­ны­ми соору­же­ни­я­ми и оса­жда­ли ее как с суши, так и с моря, рас­по­ла­гая фло­том из деся­ти три­эр. Телев­тий² в это вре­мя нахо­дил­ся где-то в Архи­пе­ла­ге, куда он отпра­вил­ся взыс­ки­вать дань; услы­ша об этих осад­ных при­готов­ле­ни­ях, он устре­мил­ся на помощь эгин­цам. Он заста­вил уда­лить­ся афин­ский флот, но в осад­ных укреп­ле­ни­ях Пам­фи­лу уда­лось удер­жать­ся.

(3) После это­го при­был из Лакеде­мо­на новый наварх Гиерак. Он всту­пил в управ­ле­ние фло­том, а Телев­тий отплыл на роди­ну, сопро­вож­дае­мый тро­га­тель­ны­ми зна­ка­ми ува­же­ния. На всем пути его от став­ки до мор­ско­го бере­га не было вои­на, кото­рый бы не подо­шел пожать ему руку; каж­дый встреч­ный счи­тал сво­им дол­гом укра­сить его вен­ком или лен­той; даже те, кото­рые опозда­ли и при­бы­ли, когда он уже отча­лил от бере­га, все же бро­са­ли вен­ки в воду и посы­ла­ли ему мно­го доб­рых поже­ла­ний. (4) Конеч­но, опи­сы­вае­мое мною не пред­став­ля­ет собою ниче­го заме­ча­тель­но­го: это — не сто­я­щая огром­ных затрат затея, не опас­ный подвиг, не хит­ро­ум­ный замы­сел; одна­ко, кля­нусь Зев­сом, я счи­таю вполне достой­ным делом пораз­мыс­лить о том, каки­ми сред­ства­ми уда­лось Телев­тию так рас­по­ло­жить к себе под­чи­нен­ных; в этом заклю­ча­ет­ся истин­ное муже­ство, кото­рое выше вся­ких сокро­вищ и дерз­ких подви­гов.

(5) Гиерак оста­вил в Эгине гар­мо­стом сво­его эпи­сто­лея³ Гор­го­па с фло­том из две­на­дца­ти три­эр; сам же он с осталь­ною частью флота отплыл назад⁴ на Родос. С это­го вре­ме­ни в поло­же­нии оса­жден­ных были ско­рее засев­шие в осад­ных укреп­ле­ни­ях с.105 афи­няне, чем нахо­див­ши­е­ся в кре­по­сти эгин­цы. Поэто­му на осно­ва­нии поста­нов­ле­ния народ­но­го собра­ния афи­няне сна­ряди­ли мно­го­чис­лен­ный флот и на пятый месяц вывез­ли из Эги­ны всех нахо­див­ших­ся в осад­ных укреп­ле­ни­ях вои­нов. После это­го афи­ня­нам сно­ва доста­ви­ли нема­ло хло­пот Гор­гоп и гра­би­тель­ские отряды. Для борь­бы с ними был сна­ря­жен флот из три­на­дца­ти кораб­лей, навар­хом кото­ро­го был избран Евном. (6) Меж­ду тем лакеде­мо­няне отпра­ви­ли Антал­кида навар­хом на Родос, где нахо­дил­ся Гиерак. Они пола­га­ли, что, посту­пая так, боль­ше уго­дят Тири­ба­зу⁵. Антал­кид при­был в Эги­ну, забрал с собой флот Гор­го­па и поплыл в Эфес. Оттуда он послал Гор­го­па назад в Эги­ну с его две­на­дца­тью кораб­ля­ми⁶, началь­ни­ком же осталь­ных назна­чил сво­его эпи­сто­лея Нико­ло­ха. Нико­лох поплыл в Абидос на помощь жите­лям это­го горо­да⁷, но по доро­ге он свер­нул в Тенедос, опу­сто­шил стра­ну, захва­тил день­ги и оттуда уже поплыл в Абидос. (7) Афин­ские стра­те­ги, собрав­шись из Само­фра­ки, Фасо­са и дру­гих сосед­них мест­но­стей, при­шли на помощь тенедос­цам. Узнав, что Нико­лох поплыл в Абидос, они, имея исход­ной базой Хер­со­нес, бло­ки­ро­ва­ли флот Нико­ло­ха, состо­я­щий из два­дца­ти пяти кораб­лей, рас­по­ла­гая фло­том из трид­ца­ти двух кораб­лей. В это же вре­мя Гор­гоп по пути из Эфе­са встре­тил­ся с Евно­мом. Он избе­жал столк­но­ве­ния, при­став пред самым захо­дом солн­ца к Эгине; здесь он выса­дил вои­нов и при­ка­зал рас­по­ло­жить­ся на зав­трак. (8) Евном подо­ждал его неко­то­рое вре­мя и уплыл в море. С наступ­ле­ни­ем ночи Евном, как это обык­но­вен­но дела­ет­ся, велел зажечь сиг­наль­ный огонь на пере­д­нем кораб­ле, чтобы ука­зы­вать путь осталь­ным. Гор­гоп тот­час же поса­дил на кораб­ли вои­нов и сле­до­вал поза­ди, за сиг­наль­ным огнем, дер­жась на неко­то­ром рас­сто­я­нии, чтобы не быть ни увиден­ным, ни услы­шан­ным; для того, чтобы враг ниче­го не услы­шал, он при­ка­зал так­же давать такт греб­цам не голо­сом, а паде­ни­ем кам­ней и гре­сти как мож­но тише. (9) Когда же флот Евно­ма подо­шел к бере­гу в Атти­ке око­ло Зосте­ра⁸, он велел тру­бить сиг­нал к наступ­ле­нию. В то вре­мя как во фло­те Евно­ма с неко­то­рых судов вои­ны толь­ко что сошли на берег, неко­то­рые толь­ко при­ча­ли­ва­ли к бере­гу, а иные еще толь­ко под­плы­ва­ли, Гор­гоп напал на афи­нян, и при лун­ном све­те про­изо­шла мор­ская бит­ва, при­чем Гор­го­пу уда­лось захва­тить четы­ре три­э­ры, кото­рые он при­вез на бук­си­ре в Эги­ну. Осталь­ные афин­ские кораб­ли спас­лись в Пирей.

(10) После это­го Хаб­рий отпра­вил­ся⁹ на Кипр на помощь Ева­го­ру¹⁰. Он рас­по­ла­гал восе­мью­ста­ми пель­та­ста­ми и деся­тью три­эра­ми; сюда при­со­еди­ни­лось еще неко­то­рое коли­че­ство кораб­лей и гопли­тов из Афин. Ночью он выса­дил­ся на Эгине и засел в заса­ду в с.106 лощине близ свя­ти­ли­ща Герак­ла; с ним был отряд пель­та­стов. С наступ­ле­ни­ем дня при­бы­ли, как было услов­ле­но, афин­ские гопли­ты под пред­во­ди­тель­ст­вом Деме­не­та и выса­ди­лись в шест­на­дца­ти ста­ди­ях поза­ди свя­ти­ли­ща Герак­ла, в мест­но­сти, име­ну­е­мой Три­пир­ги­ей. (11) Услы­ша об этом, Гор­гоп высту­пил про­тив них с вой­ском из его соб­ст­вен­ных мор­ских вои­нов и быв­ших при нем в Эгине вось­ми спар­ти­а­тов. Кро­ме того, он объ­явил через гла­ша­тая, чтобы к похо­ду при­со­еди­ни­лись те из мат­ро­сов его эки­па­жа, кото­рые были сво­бод­ны­ми граж­да­на­ми¹¹; из них яви­лось очень мно­го людей, при­чем каж­дый был воору­жен таким ору­жи­ем, какое смог достать. (12) Как толь­ко пер­вые ряды про­шли мимо места заса­ды, отряд Хаб­рия вышел из лощи­ны и стал бро­сать кам­ни и дро­ти­ки в про­тив­ни­ка. Затем к месту бит­вы подо­шли и афин­ские гопли­ты, сошед­шие с кораб­лей. Быв­шие в пер­вых рядах быст­ро были пере­би­ты, так как они шли в бес­по­ряд­ке. В чис­ле погиб­ших были Гор­гоп и лакеде­мо­няне. После их гибе­ли и осталь­ные обра­ти­лись в бег­ство. При этом эгин­цев погиб­ло око­ло полу­то­ра­ста, а при­шед­ших им на помощь наем­ни­ков, мет­э­ков и мат­ро­сов не мень­ше двух­сот. (13) После это­го афи­няне спо­кой­но поплы­ли по морю, как бы в мир­ное вре­мя: мат­ро­сы Этео­ни­ка, несмот­ря на его понуж­де­ния, отка­зы­ва­лись садить­ся на суда¹², так как он не упла­тил им жало­ва­нья.

После это­го лакеде­мо­няне сно­ва¹³ назна­чи­ли навар­хом Телев­тия и посла­ли его к флоту. Когда сол­да­ты увиде­ли его вер­нув­шим­ся, их лико­ва­нию не было пре­де­ла. Телев­тий созвал их и обра­тил­ся к ним с такой речью: (14) «Вои­ны, я при­был к вам, не имея с собой ника­ких денег; но если богу так угод­но и вы при­ло­жи­те все ваше усер­дие, — я поста­ра­юсь доста­вить вам в изоби­лии все необ­хо­ди­мое. Вам хоро­шо извест­но, что, когда я у вас началь­ни­ком, я при­ла­гаю все ста­ра­ния, чтобы доста­вить вам воз­мож­ность жить не хуже, чем живу я сам; но я при­бав­лю еще, как это ни пока­жет­ся вам уди­ви­тель­ным, что для меня при­ят­нее, чтобы вы были снаб­же­ны всем необ­хо­ди­мым, чем я сам, и, кля­нусь бога­ми, я пред­по­чел бы голо­дать два дня, чем знать, что вы голод­ны один день. Дверь мое­го жили­ща до сих пор была все­гда откры­та для каж­до­го желаю­ще­го; так будет и теперь. (15) Поэто­му, когда у вас самих при­па­сы будут в изоби­лии, вы увиди­те, что и мой стол изоби­лу­ет куша­нья­ми. Если же вы увиди­те, что я стра­даю от холо­да, жары или от бодр­ст­во­ва­ния, зна­чит и вы в таком состо­я­нии. При­ка­зы­вая всем под­вер­гать­ся все­му это­му, я не буду иметь целью вас мучить, но буду при этом пре­сле­до­вать вашу же поль­зу. (16) Ведь наше оте­че­ство, вои­ны, несо­мнен­но, при­об­ре­ло репу­та­цию счаст­ли­во­го государ­ства пото­му, что достиг­ло всех благ, не пре­бы­вая в бес­печ­но­сти, а все­гда гото­вое в слу­чае нуж­ды под­вер­гать­ся трудам и опас­но­стям. Вы и преж­де были (я никак не сомне­вал­ся в этом) доб­лест­ны­ми с.107 мужа­ми; теперь вы долж­ны попы­тать­ся стать еще доб­лест­нее; вме­сте мы бод­ро пере­не­сем рат­ные труды, чтобы затем бод­ро наслаж­дать­ся общим сча­стьем. (17) Ведь что может быть при­ят­нее наше­го буду­ще­го, когда мы не долж­ны будем льстить ни одно­му чело­ве­ку в мире — ни гре­ку, ни вар­ва­ру — ради снис­ка­ния себе жало­ва­ния? Мы будем в состо­я­нии сами добыть себе все необ­хо­ди­мое и при­том из само­го слав­но­го источ­ни­ка. Изоби­лие, при­об­ре­тен­ное бла­го­да­ря победе над вра­гом, достав­ля­ет сра­зу и про­пи­та­ние и сла­ву сре­ди все­го чело­ве­че­ства».

(18) Когда он окон­чил речь, все при­сут­ст­ву­ю­щие гро­мо­глас­но заяви­ли, что они гото­вы во всем пови­но­вать­ся ему; пусть же он при­ка­зы­ва­ет, что им делать. Он как раз в это вре­мя совер­шал жерт­во­при­но­ше­ния. На заяв­ле­ния вои­нов он отве­тил: «Мужи, ужи­най­те так, как вы пред­по­ла­га­ли до мое­го при­бы­тия; запа­си­тесь так­же при­па­са­ми на один день, затем, не теряя вре­ме­ни отправ­ляй­тесь на кораб­ли, дабы мы поплы­ли, куда угод­но боже­ству, и при­бы­ли вовре­мя». (19) Когда они вер­ну­лись с ужи­на, Телев­тий поса­дил их на кораб­ли и поплыл ночью в афин­скую гавань, то делая роздых и при­ка­зы­вая отды­хать, то при­ка­зы­вая налечь на вес­ла. Если кто-нибудь усум­нит­ся в целе­со­об­раз­но­сти его пред­при­я­тия и сочтет без­рас­суд­ным выступ­ле­ни­ем с две­на­дца­тью три­эра­ми про­тив Афин, где было мно­же­ство кораб­лей, то пусть он вду­ма­ет­ся в план Телев­тия. (20) Он рас­счи­ты­вал, что афи­няне, после гибе­ли Гор­го­па, не при­ни­ма­ют ника­ких мер для охра­ны флота, сто­я­ще­го в гава­ни. Но, если там и были три­э­ры, гото­вые к отплы­тию, то он все же счи­тал без­опас­нее напасть в самых Афи­нах на два­дцать кораб­лей, чем где-нибудь в дру­гом месте на десять: он знал, что, когда афи­няне нахо­дят­ся вне роди­ны, моря­ки ночу­ют у себя на кораб­лях, когда же они нахо­дят­ся в Афи­нах, три­эрар­хи ночу­ют у себя дома, а моря­ки в раз­лич­ных местах. (21) На это он рас­счи­ты­вал. Когда он нахо­дил­ся в пяти или шести ста­ди­ях от гава­ни, он велел сло­жить вес­ла и оста­вал­ся без дви­же­ния. На заре его корабль дви­нул­ся впе­ре­ди, а осталь­ные сле­до­ва­ли за ним. Он запре­тил топить ком­мер­че­ские кораб­ли¹⁴ или вооб­ще при­чи­нять им какой-нибудь вред; если же он видел где-либо сто­я­щую на яко­ре три­э­ру, он при­ка­зы­вал при­ла­гать все уси­лия к тому, чтобы при­ве­сти ее в бое­вую негод­ность. Транс­порт­ные суда, напол­нен­ные гру­зом, он при­ка­зал уво­дить из гава­ни на бук­си­ре. На боль­шие из этих судов он при­ка­зы­вал вхо­дить сво­им вои­нам и по мере воз­мож­но­сти брать в плен эки­паж. Неко­то­рые вои­ны даже вышли на берег в Диг­му, и, схва­тив, унес­ли на кораб­ли несколь­ко куп­цов и судо­вла­дель­цев. (22) Так посту­пил Телев­тий; из афи­нян же одни, узнав об этом, выбе­жа­ли из домов, чтобы посмот­реть, чем был вызван шум, дру­гие бежа­ли с ули­цы в дома за ору­жи­ем, третьи направ­ля­лись в город, чтобы изве­стить о про­ис­шед­шем. Тогда вышли на защи­ту все афи­няне, гопли­ты и с.108 всад­ни­ки, как буд­то Пирей уже был взят непри­я­те­лем. (23) Телев­тий же ото­слал захва­чен­ные им гру­зо­вые кораб­ли в Эги­ну, при­ста­вив к ним для охра­ны три или четы­ре три­э­ры. С осталь­ны­ми суда­ми он поплыл вдоль бере­га Атти­ки и, делая вид, что он плы­вет из гава­ни¹⁵, захва­тил мно­го рыбо­лов­ных и транс­порт­ных судов, шед­ших с ост­ро­вов и напол­нен­ных пас­са­жи­ра­ми. Затем он под­плыл к Сунию и захва­тил несколь­ко барок, напол­нен­ных частью хле­бом, частью това­ра­ми. (24) После это­го он уплыл в Эги­ну. Здесь он про­дал добы­чу и дал сол­да­там жало­ва­нье впе­ред за месяц. И впо­след­ст­вии он совер­шал набе­ги на Атти­ку и захва­ты­вал все, что уда­ва­лось. Бла­го­да­ря это­му ему уда­лось дове­сти эки­паж на судах до пол­но­го соста­ва и сол­да­ты охот­но и рас­то­роп­но испол­ня­ли его при­ка­за­ния.

(25) В это вре­мя Антал­кид¹⁶ уже воз­вра­щал­ся вме­сте с Тири­ба­зом от царя, добив­шись у него согла­сия на союз с лакеде­мо­ня­на­ми, если афи­няне и их союз­ни­ки не при­мут мир­ных усло­вий, пред­ло­жен­ных им. Услы­ша, что Нико­лох¹⁷ со сво­им фло­том бло­ки­ро­ван в Абидо­се Ифи­кра­том и Дио­ти­мом, Антал­кид отпра­вил­ся по суше в Абидос. Там он взял флот и отплыл оттуда ночью, рас­пу­стив слух, буд­то его при­зва­ли на помощь кал­хедо­няне; в дей­ст­ви­тель­но­сти же он при­ча­лил к Пер­ко­те и спо­кой­но сто­ял на яко­ре. (26) Деменет, Дио­ни­сий, Леон­тих, Фаний и про­чие, быв­шие с ними, услы­шав об этом, пре­сле­до­ва­ли его, устре­мив­шись по направ­ле­нию к Про­кон­не­су. Как толь­ко они про­плы­ли мимо его сто­ян­ки, он воз­вра­тил­ся в Абидос, так как он слы­шал, что дол­жен был при­быть Полик­сен с два­дца­тью суда­ми из Сира­куз и Ита­лии, и эти суда он хотел при­со­еди­нить к сво­е­му флоту. Вско­ре после это­го из Фра­кии выплыл Фра­си­бул из Кол­ли­та с восе­мью кораб­ля­ми с целью соеди­нить­ся с осталь­ны­ми атти­че­ски­ми кораб­ля­ми. (27) Когда дозор­ные сооб­щи­ли Антал­киду, что под­плы­ва­ет восемь три­эр, он велел эки­па­жу две­на­дца­ти быст­рей­ших кораб­лей занять свои места, при­чем слу­чай­но отсут­ст­ву­ю­щих из эки­па­жа заме­нил моря­ка­ми с дру­гих кораб­лей. Этим кораб­лям он велел скрыть­ся в заса­ду, рас­по­ло­жив­шись так, чтобы быть наи­ме­нее замет­ны­ми вра­гу. Когда непри­я­тель­ский флот про­плы­вал мимо, они вышли из заса­ды и погна­лись за ним. Непри­я­тель, заме­тив их, стал убе­гать. Лакеде­мо­ня­нам быст­ро уда­лось догнать мед­лен­но плы­ву­щие непри­я­тель­ские суда сво­и­ми быст­ро­ход­ны­ми три­эра­ми. Антал­кид при­ка­зал пере­до­вым судам не напа­дать на зад­ние суда непри­я­те­ля, а ста­рать­ся непре­мен­но настичь пере­до­вые. Когда эти суда были захва­че­ны, эки­паж сле­до­вав­ших за ними кораб­лей, заме­тив, что пере­до­вые три­э­ры в руках непри­я­те­ля, пал духом и без труда¹⁸ был взят в плен. Таким обра­зом уда­лось захва­тить весь флот. (28) Затем к Антал­киду при­шли на помощь два­дцать сира­куз­ских кораб­лей и флот из с.109 Ионии, кото­рая была под­чи­не­на Тири­ба­зу¹⁹. Эки­паж для этих судов был набран в обла­сти Арио­бар­за­на²⁰, быв­ше­го с дав­них пор госте­при­им­цем Тири­ба­за. В это вре­мя Фар­на­баз был уже ото­зван к царю, так как он дол­жен был всту­пить в брак с цар­ской доче­рью. Антал­кид же, имея под сво­ей коман­дой флот, насчи­ты­вав­ший боль­ше вось­ми­де­ся­ти кораб­лей, гос­под­ст­во­вал на море, и ему уда­лось вос­пре­пят­ст­во­вать кораб­лям, иду­щим из Пон­та, про­плыть в Афи­ны, загнав их в гава­ни союз­ных с Афи­на­ми горо­дов. (29) Афи­няне виде­ли, что непри­я­тель­ский флот мно­го­чис­лен, и боя­лись, что они будут, как преж­де, раз­би­ты, так как и пер­сид­ский царь стал союз­ни­ком лакеде­мо­ня­нам. Вдо­ба­вок эгин­цы тер­за­ли их посто­ян­ны­ми набе­га­ми. Все эти при­чи­ны заста­ви­ли афи­нян силь­но желать мира. Лакеде­мо­няне так­же крайне тяго­ти­лись вой­ной: один отряд их сто­ял гар­ни­зо­ном в Лехее²¹, дру­гой в Орхо­мене²²; те горо­да, насе­ле­нию кото­рых они дове­ря­ли, при­хо­ди­лось охра­нять от вра­же­ско­го наше­ст­вия; в тех горо­дах, на насе­ле­ние кото­рых лакеде­мо­няне не пола­га­лись, при­хо­ди­лось остав­лять охра­ну, чтобы они не отло­жи­лись; в Корин­фе воен­ное сча­стье пере­хо­ди­ло то на сто­ро­ну лакеде­мо­нян, то на сто­ро­ну вра­га. И арги­вяне силь­но жела­ли мира; они зна­ли, что в Лакеде­моне объ­яв­лен на них поход и что ссыл­ка на празд­нич­ный месяц²³ уже им не помо­жет. (30) Поэто­му, когда Тири­баз объ­явил, чтобы все желаю­щие при­бы­ли для выслу­ша­ния при­слан­ных пер­сид­ским царем усло­вий мира, все немед­лен­но при­бы­ли. Когда послы собра­лись, Тири­баз, ука­зав на цар­скую печать²⁴, про­чел гра­моту. Вот что было в ней напи­са­но:

(31) «Царь Арта­к­серкс счи­та­ет спра­вед­ли­вым, чтобы ему при­над­ле­жа­ли все горо­да Азии, а из ост­ро­вов — Кла­зо­ме­ны и Кипр. Всем про­чим же эллин­ским горо­дам, боль­шим и малым, — долж­на быть пре­до­став­ле­на авто­но­мия, кро­ме Лем­но­са, Имбро­са и Ски­ро­са, кото­рые по-преж­не­му оста­ют­ся во вла­сти афи­нян. Той из вою­ю­щих сто­рон, кото­рая не при­мет этих усло­вий, я вме­сте с при­няв­ши­ми мир объ­яв­ляю вой­ну на суше и на море и вою­ю­щим с ними ока­жу под­держ­ку кораб­ля­ми и день­га­ми».

(32) Услы­шав это, послы разъ­е­ха­лись, чтобы изве­стить об этих усло­ви­ях каж­дый свое государ­ство. Перед отъ­ездом все дали при­ся­гу, что они будут вер­ны усло­ви­ям мира. Толь­ко фиван­цы²⁵ выра­зи­ли жела­ние при­сяг­нуть от име­ни всех бео­тий­цев. Но Аге­си­лай отка­зал­ся при­нять такую при­ся­гу и потре­бо­вал, чтобы фиван­цы при­сяг­ну­ли на точ­ном осно­ва­нии цар­ской гра­моты, — что вся­кий город — боль­шой и малый — станет с этих пор авто­ном­ным. На это фиван­ские послы заяви­ли, что такая клят­ва пре­вы­ша­ет их пол­но­мо­чия. Тогда с.110 Аге­си­лай ска­зал: «Сту­пай­те на роди­ну и попро­си­те соот­вет­ст­ву­ю­щих пол­но­мо­чий. Но пере­дай­те так­же сво­им сограж­да­нам, что, если они отка­жут­ся при­сяг­нуть так, как от них тре­бу­ют, то мир не будет рас­про­стра­нять­ся на них». (33) После это­го послы уда­ли­лись, а Аге­си­лай, вслед­ст­вие враж­деб­но­го отно­ше­ния к фиван­цам, не стал выжидать их воз­вра­ще­ния, а, добив­шись согла­сия эфо­ров, совер­шил диа­ба­те­рии²⁶. Полу­чив хоро­шие пред­зна­ме­но­ва­ния, он отпра­вил­ся в Тегею и оттуда разо­слал всад­ни­ков для вер­бов­ки пери­э­ков, а в горо­да послал ксе­на­гов²⁷ для набо­ра наем­ни­ков. Преж­де чем он дви­нул­ся из Тегеи, при­бы­ли пред­ста­ви­те­ли фиван­цев и заяви­ли, что они соглас­ны на авто­но­мию всех горо­дов. Тогда лакеде­мо­няне вер­ну­лись на роди­ну, а фиван­цы были при­нуж­де­ны при­со­еди­нить­ся к общей при­ся­ге и пре­до­ста­вить авто­но­мию бео­тий­ским горо­дам.

(34) Корин­фяне до это­го вре­ме­ни все еще не изго­ня­ли из сво­его горо­да аргос­ско­го гар­ни­зо­на. Аге­си­лай объ­явил и корин­фя­нам и арги­вя­нам, что он пой­дет на них вой­ной, — на пер­вых, если они не заста­вят уда­лить­ся арги­вян, на вто­рых — если они не уда­лят­ся из Корин­фа. И те и дру­гие испу­га­лись это­го, и этот город стал неза­ви­си­мым. Устро­и­те­ли погро­ма²⁸ и их соучаст­ни­ки сами поки­ну­ли Коринф; про­чие же граж­дане доб­ро­воль­но раз­ре­ши­ли вер­нуть­ся преж­ним изгнан­ни­кам.

(35) После того как все это свер­ши­лось и все государ­ства дали клят­ву быть вер­ны­ми при­слан­ным царем мир­ным усло­ви­ям, были рас­пу­ще­ны сухо­пут­ные и мор­ские кон­тин­ген­ты. Это был пер­вый мир меж­ду лакеде­мо­ня­на­ми, афи­ня­на­ми и союз­ни­ка­ми их за всю вой­ну, начав­шу­ю­ся после раз­ру­ше­ния афин­ских стен. (36) В то вре­мя как в тече­ние этой борь­бы силы про­тив­ни­ков при­бли­зи­тель­но рав­ня­лись друг дру­гу, теперь лакеде­мо­няне полу­чи­ли зна­чи­тель­ное пре­вос­ход­ство бла­го­да­ря это­му миру, назы­вае­мо­му Антал­кидо­вым. Они ста­ли блю­сти­те­ля­ми при­слан­ных царем мир­ных усло­вий и добы­ва­ли авто­но­мию гре­че­ским горо­дам. Бла­го­да­ря это­му они при­об­ре­ли ново­го союз­ни­ка — Коринф, сде­ла­ли бео­тий­ские горо­да неза­ви­си­мы­ми от Фив, что было уже дав­но их завет­ным стрем­ле­ни­ем, и доби­лись того, что арги­вяне при­зна­ли неза­ви­си­мость Корин­фа, преж­де аннек­си­ро­ван­но­го ими; лакеде­мо­няне при­гро­зи­ли им, что пой­дут на них похо­дом, если они не уйдут из Корин­фа.

(V. 2. 1) После того как во всем этом лакеде­мо­няне достиг­ли того, чего они жела­ли, они реши­ли при­сту­пить к нака­за­нию тех из союз­ни­ков, кото­рые были в тече­ние вой­ны им враж­деб­ны и более сочув­ст­во­ва­ли их вра­гам, чем Лакеде­мо­ну, чтобы сде­лать невоз­мож­ным новое их отпа­де­ние. Преж­де все­го они отпра­ви­ли послов к ман­ти­ней­цам с при­ка­за­ни­ем сне­сти город­ские сте­ны; в про­тив­ном слу­чае лакеде­мо­няне отка­зы­ва­лись верить, что они — не на сто­роне их вра­гов; (2) вдо­ба­вок они утвер­жда­ли, что до них дошли слу­хи, буд­то ман­ти­ней­цы посла­ли хлеб арги­вя­нам, когда они вое­ва­ли с с.111 Лакеде­мо­ном; что ино­гда они отка­зы­ва­лись сопро­вож­дать их в похо­де, ссы­ла­ясь на празд­не­ства, запре­щав­шие вое­вать; что ман­ти­ней­цы, даже и сопро­вож­дая их в похо­де, недоб­ро­со­вест­но отно­си­лись к делу. К это­му они при­бав­ля­ли, что, как им извест­но, ман­ти­ней­цы завидо­ва­ли им, если их сопро­вож­да­ла какая-либо уда­ча, и радо­ва­лись, если их пости­га­ло несча­стье²⁹. Кро­ме того, они ука­зы­ва­ли, что в этом году истек срок трид­ца­ти­лет­не­го пере­ми­рия, заклю­чен­но­го с ман­ти­ней­ца­ми после бит­вы при Ман­ти­нее. (3) Так как ман­ти­ней­цы не согла­си­лись срыть сте­ны, лакеде­мо­няне объ­яви­ли сбор вой­ска³⁰ для похо­да про­тив них. Аге­си­лай попро­сил у государ­ст­вен­ных вла­стей уво­лить его от уча­стия в этом похо­де, ссы­ла­ясь на то, что Ман­ти­ней­ское государ­ство ока­за­ло зна­чи­тель­ную помощь его отцу во вре­мя Мес­сен­ских войн. Во гла­ве похо­да стал Аге­си­по­лид, несмот­ря на то, что отец его Пав­са­ний был в очень дру­же­ст­вен­ных отно­ше­ни­ях с вождя­ми ман­ти­ней­ской демо­кра­тии. (4) Он вторг­ся и преж­де все­го пре­дал раз­граб­ле­нию терри­то­рию вра­га. Когда ман­ти­ней­цы и после это­го не сры­ли город­ских стен, он стал рыть ров вокруг горо­да, при­чем поло­ви­на вои­нов охра­ня­ла с ору­жи­ем в руках зем­ле­ко­пов, а осталь­ная поло­ви­на выпол­ня­ла зем­ля­ные работы. Когда ров был вырыт, он уже в пол­ной без­опас­но­сти выстро­ил сте­ну вокруг горо­да. Но он полу­чил изве­стия, что в горо­де были боль­шие запа­сы хле­ба, так как в преды­ду­щем году был обиль­ный уро­жай. Счи­тая крайне обре­ме­ни­тель­ным в тече­ние дол­го­го вре­ме­ни воз­ла­гать на сограж­дан и союз­ни­ков тяготы похо­дов, он запрудил очень мно­го­вод­ную реку³¹, про­те­кав­шую сквозь город. (5) Задер­жан­ная пло­ти­ной река раз­ли­лась, при­чем уро­вень воды под­нял­ся выше фун­да­мен­та домов и город­ской сте­ны. После это­го, когда ниж­ние ряды кир­пи­чей раз­мяк­ли³² и не мог­ли боль­ше под­дер­жи­вать верх­ние, сте­на преж­де все­го дала тре­щи­ны, а затем поко­си­лась. Ман­ти­ней­цам неко­то­рое вре­мя уда­ва­лось под­пи­рать сте­ну дере­вян­ны­ми бру­сья­ми и вре­мен­ны­ми соору­же­ни­я­ми удер­жи­вать кре­пост­ную баш­ню от паде­ния; но, увидев, что им не совла­дать с силой воды, и опа­са­ясь, в слу­чае паде­ния части сте­ны, сде­лать­ся воен­но­плен­ны­ми, они при­нуж­де­ны были согла­сить­ся срыть сте­ну. Но лакеде­мо­няне теперь уже не согла­ша­лись заклю­чить мир и на этих усло­ви­ях и потре­бо­ва­ли, чтобы они (уни­что­жи­ли город­ское устрой­ство и) обра­зо­ва­ли отдель­ные дерев­ни. Ман­ти­ней­цы, счи­тая, что они попа­ли в без­вы­ход­ное поло­же­ние, согла­си­лись и на это. (6) При­вер­жен­цы арги­вян и вожди демо­кра­тии в чис­ле шести­де­ся­ти чело­век боя­лись, что они будут каз­не­ны, но отец Аге­си­по­лида³³ уго­во­рил его сохра­нить им жизнь и сво­бо­ду и поз­во­лить им уда­лить­ся из горо­да. По обе­им сто­ро­нам пути за город­ски­ми ворота­ми с.112 сто­я­ли шпа­ле­ра­ми лакеде­мон­ские вои­ны с копья­ми, глядя вслед ухо­дя­щим, но, хотя они и пыла­ли нена­ви­стью к изгнан­ни­кам, одна­ко же дер­жа­ли себя по отно­ше­нию к ним луч­ше, чем ман­ти­ней­ские ари­сто­кра­ты. Вот пре­крас­ный обра­зец лакеде­мон­ской дис­ци­пли­ны. (7) После это­го были сры­ты город­ские сте­ны, и Ман­ти­нея была пре­вра­ще­на в четы­ре отдель­ных посе­ле­ния, как было в преж­ние вре­ме­на. На пер­вых порах ман­ти­ней­цы были недо­воль­ны, что им при­хо­ди­лось раз­ру­шать уже гото­вые жили­ща и стро­ить новые. Но и в новом устрой­стве ока­за­лось мно­го пре­иму­ществ: теперь жили­ща зажи­точ­ных людей ока­за­лись неда­ле­ко от их земель, лежав­ших вда­ли от горо­да; далее было введе­но ари­сто­кра­ти­че­ское устрой­ство, и они изба­ви­лись от назой­ли­вых дема­го­гов. Поэто­му зажи­точ­ные люди были доволь­ны новым устрой­ст­вом. Теперь лакеде­мо­няне каж­дый раз, как посы­ла­ли к ним ксе­на­гов³⁴, посы­ла­ли уже не одно­го, а четы­рех — по одно­му в каж­дую из дере­вень. Из этих дере­вень гораздо охот­нее шли союз­ные кон­тин­ген­ты в вой­ска, чем при демо­кра­ти­че­ском устрой­стве. Так кон­чи­лось ман­ти­ней­ское дело; воен­ный опыт людей обо­га­тил­ся новой исти­ной — что не сле­ду­ет устра­и­вать кре­пость так, чтобы через нее про­те­ка­ла река.

(8) Изгнан­ни­ки из Фли­ун­та³⁵ про­веда­ли, что лакеде­мо­няне тща­тель­но иссле­ду­ют, как дер­жа­ло себя каж­дое из союз­ных государств по отно­ше­нию к ним в минув­шей войне. Поэто­му они реши­ли вос­поль­зо­вать­ся под­хо­дя­щим слу­ча­ем и, отпра­вив­шись в Лакеде­мон, ука­зы­ва­ли там, что, пока они были на родине, их город дру­же­люб­но при­ни­мал лакеде­мо­нян в кре­пость и сле­до­вал за лакеде­мо­ня­на­ми во всех их похо­дах; но с тех пор, как они были изгна­ны, их сограж­дане отка­зы­ва­лись сопро­вож­дать в каком бы то ни было похо­де лакеде­мо­нян и из всех людей толь­ко лакеде­мо­ня­нам не откры­ва­ли город­ских ворот. (9) Услы­шав это, эфо­ры реши­ли, что фли­унт­цы за все это заслу­жи­ва­ют нака­за­ния, и, отпра­вив к ним послов, заяви­ли, что изгнан­ни­ки — дру­зья лакеде­мон­ско­го государ­ства и изгна­ны без вся­кой вины. Поэто­му, мол, они по спра­вед­ли­во­сти наста­и­ва­ют на том, чтобы изгнан­ни­ки были воз­вра­ще­ны в город — не по при­нуж­де­нию, а по доб­ро­воль­но­му реше­нию сограж­дан. Когда фли­унт­цы выслу­ша­ли это, их охва­тил страх, чтобы, в слу­чае похо­да лакеде­мо­нян на Фли­унт, сре­ди их сограж­дан не ока­за­лось таких, кото­рые откро­ют им ворота: в горо­де было мно­го род­ст­вен­ни­ков изгнан­ных и вооб­ще им сочув­ст­ву­ю­щих; вдо­ба­вок, как быва­ет в боль­шин­стве слу­ча­ев, сто­рон­ни­ки государ­ст­вен­но­го пере­во­рота жела­ли воз­вра­ще­ния изгнан­ни­ков. (10) Исхо­дя из таких опа­се­ний, народ­ное собра­ние поста­но­ви­ло раз­ре­шить изгнан­ни­кам вер­нуть­ся на роди­ну и вер­нуть им все их иму­ще­ство, при­над­ле­жа­щее к юриди­че­ской кате­го­рии явно­го иму­ще­ства³⁶, упла­тив из с.113 государ­ст­вен­но­го каз­на­чей­ства сто­и­мость кон­фис­ко­ван­но­го иму­ще­ства тем, кото­рые его при­об­ре­ли; в слу­чае же воз­ник­но­ве­ния на этой поч­ве каких-либо недо­ра­зу­ме­ний пре­до­ста­вить раз­бор их суду. Таков был резуль­тат хода­тай­ства за фли­унт­ских изгнан­ни­ков³⁷.

(11) Вслед за тем при­бы­ли в Лакеде­мон послы из Акан­фа и Апол­ло­нии, зна­чи­тель­ней­ших из горо­дов в окрест­но­стях Олин­фа. Узнав о цели их при­бы­тия, эфо­ры пред­ста­ви­ли их народ­но­му собра­нию и союз­ни­кам. (12) Здесь Кли­ген из Акан­фа про­из­нес такую речь: «Лакеде­мо­няне и союз­ни­ки, вы, по-види­мо­му, не заме­ча­е­те, что в Гре­ции назре­ва­ет новое собы­тие пер­во­сте­пен­ной важ­но­сти. Веро­ят­но, вы все зна­е­те, что Олинф — самый круп­ный из горо­дов на Фра­кий­ском побе­ре­жьи. Жите­лям его уже уда­лось добить­ся того, что неко­то­рые горо­да ста­ли частью их государ­ства и под­чи­ни­лись их зако­нам; вслед за мел­ки­ми к ним при­со­еди­ни­лись и неко­то­рые более зна­чи­тель­ные горо­да. Затем они сде­ла­ли попыт­ку осво­бо­дить и македон­ские горо­да из-под вла­сти македон­ско­го царя Амин­ты. (13) После того как им вня­ли сосед­ние с ними македон­ские горо­да, они тот­час же отпра­ви­лись похо­дом и на более отда­лен­ные от них и более зна­чи­тель­ные пунк­ты. В момент наше­го отбы­тия они уже вла­де­ли, в чис­ле мно­гих дру­гих, и Пел­лой, вели­чай­шим македон­ским горо­дом. Амин­та, как мы слы­ша­ли, вовсе уда­лил­ся из горо­дов и вытес­нен уже почти из всей Македо­нии. Олин­фяне отпра­ви­ли так­же послов к нам и апол­ло­ний­цам с заяв­ле­ни­ем, что, если мы не выста­вим сво­их кон­тин­ген­тов в их вой­ско, то они пой­дут на нас вой­ной. (14) Конеч­но, лакеде­мо­няне, нам бы хоте­лось, чтобы наши государ­ства были суве­рен­ны­ми и управ­ля­лись иско­ни уста­нов­лен­ны­ми зако­на­ми; но, если вы не при­де­те к нам на помощь, то нам все же при­дет­ся стать частью их государ­ства: они рас­по­ла­га­ют уж не менее, чем восе­мью­ста­ми³⁸ гопли­тов и еще гораздо боль­шим чис­лом пель­та­стов, чис­лен­ность же их кон­ни­цы, в слу­чае наше­го при­со­еди­не­ния, пре­вы­сит тыся­чу чело­век. (15) Когда мы уез­жа­ли, в Олин­фе нахо­ди­лись послы от афи­нян и бео­тий­цев; кро­ме того, как мы слы­ша­ли, и сами олин­фяне реши­ли послать послов в эти государ­ства и пред­ло­жить им союз. Бере­ги­тесь: если такие силы при­со­еди­нят­ся с.114 к афин­ским и фиван­ским, то вам уже нелег­ко будет с ними спра­вить­ся. Они уже овла­де­ли Поти­де­ей, лежа­щей на Пал­лен­ском пере­шей­ке; поэто­му може­те счи­тать несо­мнен­ным, что все горо­да, отде­лен­ные от мате­ри­ка этим пере­шей­ком, под­чи­нят­ся им. Дока­за­тель­ст­вом того, что дей­ст­ви­тель­но жите­лей этих горо­дов охва­тил пани­че­ский ужас перед олин­фя­на­ми, может слу­жить то, что они, при всей их нена­ви­сти к Олин­фу, не реши­лись отпра­вить вме­сте с нами к посоль­ство, чтобы изве­стить вас об этом. (16) Далее заметь­те, что было бы крайне непо­сле­до­ва­тель­ным с вашей сто­ро­ны вся­че­ски ста­рать­ся, чтобы Бео­тия не объ­еди­ни­лась воеди­но, и в то же вре­мя пре­не­бре­гать воз­ник­но­ве­ни­ем гораздо более вну­ши­тель­ной силы из соеди­не­ния горо­дов, и при­том не толь­ко на суше, но и на море. Дей­ст­ви­тель­но, что может вос­пре­пят­ст­во­вать ее воз­ник­но­ве­нию? В самой стране рас­тет пре­крас­ный кора­бель­ный лес; мно­го­чис­лен­ные гава­ни и рын­ки вызы­ва­ют обиль­ный при­ток денег; пре­крас­ные уро­жаи хле­ба слу­жат при­чи­ной густоты насе­ле­ния. (17) Вдо­ба­вок соседи их — фра­кий­цы, не управ­ля­ю­щи­е­ся царя­ми, кото­рые уже теперь заис­ки­ва­ют у олин­фян; если они под­чи­нят­ся олин­фя­нам, то они уве­ли­чат их мощь круп­ны­ми воен­ны­ми сила­ми. Бла­го­да­ря содей­ст­вию фра­кий­цев, Пан­гей­ские руд­ни­ки как бы сами рас­кры­ва­ют пред ними свои золо­то­нос­ные нед­ра. Все то, что мы здесь гово­ри­ли, тыся­че­крат­но и на все лады уже дав­но обсуж­да­ет­ся в олинф­ском наро­де. (18) Нель­зя выра­зить сло­ва­ми, до чего воз­рос­ло их само­мне­ние: вид­но, бог уж так устро­ил, чтобы вме­сте с ростом могу­ще­ства рос­ло и люд­ское высо­ко­ме­рие. Итак, лакеде­мо­няне и союз­ни­ки, мы изло­жи­ли вам поло­же­ние дел в наших местах; обсудить же, дей­ст­ви­тель­но ли надо при­нять меры, это — уже ваше дело. При этом при­ми­те в сооб­ра­же­ние и то, что, опи­сы­вая, как воз­рос­ло могу­ще­ство олин­фян, мы вовсе не хоте­ли этим ска­зать, что оно уже ста­ло непре­одо­ли­мым. Нет, пока еще те из горо­дов, кото­рые при­мкну­ли к ним про­тив сво­ей воли, как толь­ко увидят, что олин­фя­нам про­ти­во­сто­ит какая-нибудь сила, тот­час же отпа­дут от них. (19) Но если прой­дет вре­мя, они успе­ют слить­ся друг с дру­гом бла­го­да­ря вза­им­ным бра­кам и при­об­ре­те­нию иму­ще­ства в соеди­нен­ных с ними горо­дах, что раз­ре­ше­но состо­яв­ши­ми­ся уже поста­нов­ле­ни­я­ми народ­но­го собра­ния, и пой­мут всю выго­ду сле­до­ва­ния за могу­ще­ст­вен­ным сосе­дом, — как мы это видим на при­ме­ре арка­дян, кото­рые, бла­го­да­ря тому, что при­мы­ка­ют к вам, и свое доб­ро обе­ре­га­ют и гра­бят чужое, — тогда, пожа­луй, уже нелег­ко будет рас­торг­нуть эту связь».

(20) По окон­ча­нии этой речи лакеде­мо­няне пре­до­ста­ви­ли союз­ни­кам сло­во по вопро­су о том, какой образ дей­ст­вий кажет­ся им наи­луч­шим для Пело­пон­не­са и союз­ни­ков. Вслед за тем высту­пил целый ряд ора­то­ров, пред­ла­гав­ших сна­рядить поход; тако­го мне­ния дер­жа­лись глав­ным обра­зом те, кото­рые хоте­ли уго­дить лакеде­мо­ня­нам. Было поста­нов­ле­но, чтобы каж­дое государ­ство посла­ло при­хо­дя­щий­ся на его долю кон­тин­гент в союз­ное вой­ско, общая чис­лен­ность кото­ро­го была опре­де­ле­на в десять тысяч чело­век. с.115 (21) Было пред­ло­же­но так­же, чтобы союз­ные государ­ства мог­ли по жела­нию вме­сто кон­тин­ген­тов вно­сить день­ги, вме­сто каж­до­го вои­на три эгин­ских обо­ла³⁹; если же кто-либо из союз­ни­ков был обя­зан выстав­лять в союз­ное вой­ско всад­ни­ков, то выда­вае­мое всад­ни­ку жало­ва­нье счи­та­лось рав­но­силь­ным четы­рем выстав­лен­ным в вой­ско гопли­там. (22) Если же какое-либо государ­ство вовсе укло­ня­ет­ся от воин­ской повин­но­сти, лакеде­мо­ня­нам было пре­до­став­ле­но нала­гать на него штраф в раз­ме­ре одно­го ста­те­ра⁴⁰ за каж­до­го чело­ве­ка в день. (23) После того как эти реше­ния были при­ня­ты, высту­пи­ли сно­ва послы из Акан­фа с заяв­ле­ни­ем, что все это хоро­шие реше­ния, но все они не могут быть немед­лен­но при­веде­ны в испол­не­ние. Было бы луч­ше, по их мне­нию, если бы, не дожи­да­ясь, пока все эти сбо­ры будут закон­че­ны, был послан немед­лен­но же вое­на­чаль­ник с вой­ском как из Лакеде­мо­на, посколь­ку удаст­ся собрать его на ско­рую руку, так и из дру­гих горо­дов. Если это будет испол­не­но, то горо­да, не при­со­еди­нив­ши­е­ся еще к Олин­фу, оста­нут­ся в нынеш­нем состо­я­нии, а вынуж­ден­ные при­со­еди­нить­ся будут дур­но испол­нять свои союз­ни­че­ские обя­зан­но­сти. (24) Когда и это пред­ло­же­ние было при­ня­то, лакеде­мо­няне посла­ли Евда­мида с отрядом в две тыся­чи чело­век, состо­яв­шим из нео­да­мо­дов⁴¹, пери­э­ков и ски­рий­цев. Пред ухо­дом Евда­мид про­сил эфо­ров, чтобы остав­ша­я­ся часть назна­чен­ных ему вои­нов была собра­на и отправ­ле­на вслед ему под началь­ст­вом его бра­та Фебида. Сам же он отпра­вил­ся на Фра­кий­ское побе­ре­жье, по при­бы­тии послал гар­ни­зо­ны в те горо­да, кото­рые про­си­ли об этом, доб­ро­воль­но при­со­еди­нил к себе Поти­дею, уже всту­пив­шую в это вре­мя в союз с Олин­фом, и, устро­ив здесь базу, вел вой­ну так, как это дела­ет­ся, когда чис­лен­ное пре­иму­ще­ство на сто­роне вра­га.

(25) Фебид, собрав часть отряда Евда­мида, не успев­шую высту­пить вме­сте с послед­ним, дви­нул­ся с нею в поход. Отряд этот подо­шел к Фивам и рас­по­ло­жил­ся лаге­рем за горо­дом око­ло гим­на­сия. В это вре­мя в Фивах шла пар­тий­ная борь­ба. Долж­ность поле­мар­хов зани­ма­ли Исме­ний и Леон­ти­ад, быв­шие друг дру­гу поли­ти­че­ски­ми вра­га­ми: каж­дый из них сто­ял во гла­ве одной из борю­щих­ся пар­тий⁴². Исме­ний из враж­ды к лакеде­мо­ня­нам знать не хотел Фебида. Леон­ти­ад же вся­че­ски угож­дал ему и, сбли­зив­шись с ним, ска­зал ему сле­дую­щее: (26) «Сего­дня, Фебид, ты можешь ока­зать вели­чай­шее бла­го­де­я­ние сво­е­му оте­че­ству. Если ты со сво­и­ми гопли­та­ми после­ду­ешь за мной, я вве­ду тебя в акро­поль. После это­го несо­мнен­но Фивы вполне под­па­дут под власть лакеде­мо­нян и нашей пар­тии, дру­же­ст­вен­ной вам. (27) Теперь, как тебе извест­но, всем фиван­цам запре­ще­но участ­во­вать в вашем похо­де на Олинф. Если же ты сде­ла­ешь с нашей помо­щью то, что я тебе сове­тую, мы тот­час же с.116 пошлем с тобой мно­го гопли­тов и всад­ни­ков. Таким обра­зом ты при­дешь на помощь бра­ту с боль­шим вой­ском, и в то вре­мя, как он толь­ко будет соби­рать­ся поко­рить Олинф, ты уже поко­ришь Фивы, город гораздо боль­ший, чем Олинф». (28) Услы­шав это, Фебид при­шел в вос­торг: это был чело­век, кото­рый, не заду­мы­ва­ясь, отдал бы жизнь за то, чтобы совер­шить какой-нибудь бле­стя­щий подвиг, но зато не отли­чав­ший­ся ни пред­у­смот­ри­тель­но­стью, ни бла­го­ра­зу­ми­ем. После того как Леон­ти­ад сго­во­рил­ся с Фебидом, он посо­ве­то­вал послед­не­му, чтобы тот, окон­чив нача­тые при­готов­ле­ния, дви­нул­ся в даль­ней­ший путь, и при­ба­вил: «Когда настанет пора, я сам при­ду к тебе сюда и сам вве­ду тебя в город». (29) В пол­день, в то вре­мя как совет заседал в пор­ти­ке на аго­ре, так как в Кад­мее⁴³ в это вре­мя жен­щи­ны справ­ля­ли Фесмофо­рии, и когда, вслед­ст­вие лет­ней полу­ден­ной жары, на всех ули­цах было совер­шен­ное без­лю­дье, Леон­ти­ад подъ­е­хал вер­хом к Фебиду, ска­зал ему свер­нуть с нача­то­го пути и повел вой­ско в акро­поль. Там он раз­ме­стил Фебида с его отрядом, дал ему бала­на­г­ру⁴⁴ от ворот и, рас­по­рядив­шись, чтобы Фебид впус­кал в акро­поль толь­ко лиц, полу­чив­ших от него раз­ре­ше­ние, тот­час же отпра­вил­ся в заседа­ние сове­та. (30) При­быв туда, он про­из­нес сле­дую­щую речь: «Пусть вас, о мужи, не удру­ча­ет, что лакеде­мо­няне завла­де­ли акро­по­лем: они заяви­ли, что они не враж­деб­ны ни к кому, кро­ме тех, кото­рые сами воз­буж­да­ют сограж­дан к войне. Закон дает поле­мар­ху пра­во аре­сто­вы­вать каж­до­го, кого он подо­зре­ва­ет в совер­ше­нии пре­ступ­ле­ния, карае­мо­го смерт­ной каз­нью. На осно­ва­нии это­го зако­на я аре­стую вот это­го Исме­ния, как воз­буж­даю­ще­го народ к войне. Сту­пай­те сюда, лоха­ги, с под­чи­нен­ны­ми вам вои­на­ми, аре­стуй­те Исме­ния и отведи­те его, куда вам ука­за­но»⁴⁵. (31) Лица, участ­во­вав­шие в заго­во­ре, во всем согла­си­лись с Леон­ти­а­дом и голо­со­ва­ли за арест Исме­ния. Что же каса­ет­ся тех, кото­рые не участ­во­ва­ли в заго­во­ре и были про­тив­ни­ка­ми пар­тии Леон­ти­а­да, то часть их уда­ли­лась из горо­да тот­час же, боясь, что их ждет смерт­ная казнь, дру­гие же спер­ва разо­шлись по домам. Когда же ста­ло извест­но, что Исме­ний заклю­чен в тем­ни­цу на Кад­мее, бежа­ли и про­чие сто­рон­ни­ки Анд­ро­клида и Исме­ния⁴⁶. Все они, в чис­ле око­ло трех­сот чело­век, нашли убе­жи­ще в Афи­нах. (32) После это­го вме­сто Исме­ния был избран поле­мар­хом дру­гой⁴⁷, а Леон­ти­ад немед­лен­но отпра­вил­ся в Лакеде­мон. В момент его при­бы­тия эфо­ры и народ были крайне недо­воль­ны Фебидом за то, что он дей­ст­во­вал, не испро­сив пред­ва­ри­тель­но­го раз­ре­ше­ния государ­ст­вен­ных вла­стей. При этом Аге­си­лай выска­зал такое мне­ние, что, если Фебид дей­ст­во­вал во вред Лакеде­мо­ну, то он досто­ин нака­за­ния; если же его посту­пок при­нес государ­ству поль­зу, то древ­ний закон раз­ре­ша­ет в таких слу­ча­ях посту­пать на с.117 соб­ст­вен­ный риск и страх. Таким обра­зом, по его мне­нию, суще­ст­вен­ное зна­че­ние име­ет толь­ко то, вреден или поле­зен посту­пок Фебида для государ­ства. (33) Тогда Леон­ти­ад пред­стал перед эккле­та­ми⁴⁸ и ска­зал сле­дую­щее:

«Вы сами не раз заяв­ля­ли, лакеде­мо­няне, что до насто­я­ще­го собы­тия фиван­цы отно­си­лись к вам враж­деб­но: вы все­гда заме­ча­ли, что они в дру­же­ст­вен­ных отно­ше­ни­ях с ваши­ми недру­га­ми и во враж­деб­ных с ваши­ми дру­зья­ми. Они не захо­те­ли участ­во­вать в похо­де на пирей­скую демо­кра­тию⁴⁹, кото­рая была вашим закля­тым вра­гом, и, с дру­гой сто­ро­ны, вое­ва­ли с фокей­ца­ми⁵⁰, так как они заме­ча­ли, что фокей­цы рас­по­ло­же­ны к вам. Раз­ве это не вер­но? (34) И теперь, зная, что вы иде­те вой­ной на олин­фян, они ведут пере­го­во­ры с олин­фя­на­ми о сою­зе с ними. Вы посто­ян­но напря­жен­но ожи­да­ли изве­стия, что фиван­цы насиль­но под­чи­ни­ли себе всю Бео­тию; теперь же, после того, что слу­чи­лось, фиван­цы не могут вам уже вну­шать ника­ко­го стра­ха. Если вы буде­те так же блю­сти наши инте­ре­сы, как мы блюли ваши, то вам доста­точ­но будет послать корот­кое при­ка­за­ние, напи­сан­ное на ски­та­ле⁵¹, чтобы все там было устро­е­но по ваше­му про­из­во­лу».

(35) Услы­шав это, лакеде­мо­няне реши­ли, чтобы гар­ни­зон, заняв­ший фиван­ский акро­поль, остал­ся там и чтобы Исме­ний был пре­дан суду. После это­го были посла­ны судьи — три лакеде­мо­ня­ни­на и по одно­му от каж­до­го союз­но­го горо­да как боль­шо­го, так и мало­го. Когда откры­лось заседа­ние суда, Исме­нию было предъ­яв­ле­но обви­не­ние в том, что он сочув­ст­ву­ет вар­ва­рам, что он во вред Гре­ции заклю­чил с пер­сом союз госте­при­им­ства, что он при­нял под­куп от пер­сид­ско­го царя⁵², что он вме­сте с Анд­ро­клидом — глав­ные винов­ни­ки охва­тив­шей всю Гре­цию сму­ты. (36) Исме­ний защи­щал­ся про­тив всех обви­не­ний, но одна­ко ему не уда­лось дока­зать судьям, что он не был опас­ным бун­тов­щи­ком и зло­умыш­лен­ни­ком. Он был осуж­ден и под­верг­нут смерт­ной каз­ни; управ­ле­ние же горо­дом попа­ло в руки пар­тии Леон­ти­а­да, ока­зы­вав­шей лакеде­мо­ня­нам еще боль­ше услуг, чем те от них тре­бо­ва­ли. (37) После это­го лакеде­мо­няне с еще боль­шим вооду­шев­ле­ни­ем отпра­ви­ли вой­ско для борь­бы с олин­фя­на­ми. Они посла­ли гар­мо­стом Телев­тия, а с ним всю ту часть деся­ти­ты­сяч­но­го вой­ска⁵³, кото­рая при­хо­ди­лась по рас­клад­ке на Лакеде­мон. В союз­ные же горо­да были посла­ны ски­та­лы⁵⁴ с при­ка­за­ни­ем выста­вить в вой­ско кон­тин­ген­ты соглас­но поста­нов­ле­нию собра­ния союз­ни­ков. Все горо­да охот­но содей­ст­во­ва­ли Телев­тию, рас­счи­ты­вая, что их труды будут оце­не­ны по заслу­гам. Фиван­цы так­же охот­но посла­ли гопли­тов и всад­ни­ков, зная, что Телев­тий — с.118 брат Аге­си­лая. (38) Телев­тий дви­гал­ся, не спе­ша, при­ни­мая меры, чтобы не при­чи­нить вреда союз­ни­кам и чтобы собрать как мож­но боль­шее вой­ско. Он отпра­вил послов к Амин­те⁵⁵ и пред­ло­жил ему, если он хочет вос­ста­но­вить свою власть, вер­бо­вать наем­ни­ков и скло­нить денеж­ны­ми подар­ка­ми сосед­них царей к заклю­че­нию с ним мира. Отпра­вил он послов и к Дер­ду, пра­ви­те­лю Эли­мии⁵⁶, с заяв­ле­ни­ем, что олин­фяне уже поко­ри­ли боль­шую часть Македо­нии и не оста­вят в покое и осталь­ной, мень­шей, части, если не най­дет­ся нико­го, кто укро­тил бы их высо­ко­ме­рие. (39) После этих при­готов­ле­ний он с огром­ным вой­ском при­был в союз­ную лакеде­мо­ня­нам область. После при­бы­тия в Поти­дею, где вой­ско было выстро­е­но в бое­вой порядок, он всту­пил во вра­же­скую терри­то­рию. На пути к Олин­фу он ниче­го не сжи­гал и не выру­бал, пола­гая, что это послу­жит ему поме­хой как на пути туда, так и на обрат­ном пути. Когда же он будет отхо­дить от горо­да⁵⁷, тогда, думал он, насту­пит вре­мя, выру­бив дере­вья, нагро­моздить их на пути, чтоб поме­шать наступ­ле­нию вра­га сза­ди. (40) Когда он был уже на рас­сто­я­нии менее деся­ти ста­дий от горо­да, он при­ка­зал вой­ску оста­но­вить­ся⁵⁸. Сам он со сво­им вой­ском зани­мал левый фланг, и таким обра­зом, к его сча­стью, ему при­шлось нахо­дить­ся как раз про­тив ворот, через кото­рые вышли вра­ги. Про­чее же вой­ско, опол­че­ние союз­ни­ков, зани­ма­ло центр и пра­вый фланг. Из всад­ни­ков он выста­вил на пра­вом флан­ге лакеде­мо­нян, фиван­цев и тех из македо­нян, кото­рые яви­лись в его вой­ско. Рядом же со сво­им отрядом он поме­стил Дер­да с его кон­ни­цей, насчи­ты­вав­шей око­ло четы­рех­сот всад­ни­ков. Так посту­пил он пото­му, что был высо­ко­го мне­ния об этой кон­ни­це, а так­же из жела­ния уго­дить Дер­ду, кото­рый с радо­стью явил­ся на его зов. (41) После того как про­тив­ни­ки вышли из горо­да и выстро­и­лись под защи­той город­ских стен, кон­ни­ца их сомкну­лась и вре­за­лась в ряды лакеде­мо­нян и бео­тий­цев. Они сбро­си­ли с коня лакеде­мон­ско­го гип­пар­ха Поли­хар­ма и нанес­ли ему, лежа­ще­му на зем­ле, мно­го ран. Они уби­ли еще мно­го дру­гих и, нако­нец, обра­ти­ли в бег­ство кон­ни­цу, выстро­ен­ную на пра­вом флан­ге. После того как эти всад­ни­ки обра­ти­лись в бег­ство, дрог­ну­ла и сто­яв­шая рядом с ними пехота. Уже все­му вой­ску угро­жа­ла опас­ность быть раз­би­тым, если бы Дерд со сво­ей кон­ни­цей не бро­сил­ся в этот момент к город­ским воротам Олин­фа. Вслед за ним дви­нул­ся и Телев­тий со сво­им вой­ском в пол­ном бое­вом поряд­ке. (42) Заме­тив это, олинф­ские всад­ни­ки, повер­нув фронт, ста­ли отхо­дить с вели­чай­шей быст­ро­той из стра­ха быть отре­зан­ны­ми от город­ских ворот. Тогда Дер­ду уда­лось пере­бить очень мно­гих из про­ез­жав­ших мимо него всад­ни­ков. Олинф­ская пехота так­же отсту­пи­ла в город, но без боль­ших потерь, так как она нахо­ди­лась око­ло самой сте­ны. (43) Таким с.119 обра­зом, Телев­тий одер­жал победу и, поста­вив тро­фей, стал уда­лять­ся, выру­бая на пути дере­вья. Эти­ми воен­ны­ми дей­ст­ви­я­ми было заня­то все лето. Затем Телев­тий отпу­стил домой македон­ское вой­ско и отряд Дер­да. Олин­фяне, со сво­ей сто­ро­ны, так­же неод­но­крат­но совер­ша­ли набе­ги на союз­ные с лакеде­мо­ня­на­ми горо­да, уво­ди­ли добы­чу и уби­ва­ли людей.

(V. 3. 1) С наступ­ле­ни­ем вес­ны отряд из шести­сот при­бли­зи­тель­но олинф­ских всад­ни­ков совер­шил в пол­день набег на терри­то­рию Апол­ло­нии и, рас­се­яв­шись, гра­бил окрест­но­сти. В этот же день в Апол­ло­нию при­был и Дерд со сво­и­ми всад­ни­ка­ми и рас­по­ло­жил­ся на зав­трак в этой обла­сти. Заме­тив вторг­ше­го­ся непри­я­те­ля, он выжидал, при­ка­зав всад­ни­кам взнуздать лоша­дей и нахо­дить­ся в пол­ном воору­же­нии. Когда олин­фяне, в бес­печ­ной само­уве­рен­но­сти, вторг­лись в пред­ме­стье и подъ­е­ха­ли к самым город­ским воротам, он высту­пил про­тив них, выстро­ив­ши вой­ско. Заме­тив­ши его, олин­фяне обра­ти­лись в бег­ство. (2) Одна­жды обра­тив их в бег­ство, Дерд не пре­кра­щал пре­сле­до­ва­ния до самых город­ских стен Олин­фа, гоня их и уби­вая на про­тя­же­нии девя­но­ста ста­дий. В этом деле Дерд, как гово­рят, убил око­ло вось­ми­де­ся­ти всад­ни­ков. С этих пор вра­ги очень ред­ко выхо­ди­ли из город­ских стен и обра­ба­ты­ва­ли лишь очень немно­го зем­ли. (3) Неко­то­рое вре­мя спу­стя Телев­тий дви­нул­ся похо­дом на Олинф, чтобы выру­бить уцелев­шие дере­вья и опу­сто­шить все обра­ботан­ные участ­ки. При его при­бли­же­нии олинф­ские всад­ни­ки, соблюдая тиши­ну, пере­пра­ви­лись через реку, про­те­каю­щую мимо их горо­да, и так же бес­шум­но дви­ну­лись про­тив вра­же­ско­го вой­ска. Телев­тий, заме­тив это, при­шел в гнев от дер­зо­сти олин­фян и при­ка­зал Тле­мо­ниду, началь­ни­ку пель­та­стов, бегом напасть на них. (4) Увидев, что пель­та­сты устре­ми­лись впе­ред, олин­фяне спо­кой­но отсту­пи­ли и пере­пра­ви­лись назад через реку. Пель­та­сты храб­ро устре­ми­лись вслед за ними и, рас­счи­ты­вая пре­сле­до­вать их, как убе­гаю­щих, так­же пере­пра­ви­лись через реку. Вос­поль­зо­вав­шись тем, что пере­пра­вив­ши­е­ся еще не были гото­вы к бою и лег­ко мог­ли быть раз­би­ты⁵⁹, олинф­ские всад­ни­ки повер­ну­ли фронт и уда­ри­ли на них, при­чем уби­ли само­го Тле­мо­нида и более ста вои­нов. (5) Заме­тив это, Телев­тий при­шел в страш­ный гнев; он при­ка­зал гопли­там воору­жить­ся, высту­пить быст­рым мар­шем вме­сте с пель­та­ста­ми и всад­ни­ка­ми и неот­ступ­но пре­сле­до­вать вра­га. Мно­го­чис­лен­ные при­ме­ры из про­шло­го учат нас, что чрез­мер­ное при­бли­же­ние пре­сле­дую­ще­го к сте­нам кре­по­сти ведет обык­но­вен­но к отступ­ле­нию, сопря­жен­но­му с боль­ши­ми поте­ря­ми. Так было и на этот раз: осы­пае­мые с башен гра­дом кам­ней, они при­нуж­де­ны были в бес­по­ряд­ке отсту­пить, чтобы вый­ти из поло­сы выст­ре­лов. (6) Тогда олинф­ская кон­ни­ца сно­ва вышла из стен, на этот раз уже вме­сте с пель­та­ста­ми; в довер­ше­ние к ним вышли на помощь из горо­да и гопли­ты, и все они напа­ли на рас­стро­ен­ное лакеде­мон­ское с.120 вой­ско. При этом погиб сра­жа­ясь Телев­тий, после чего и все лакеде­мон­ское вой­ско дрог­ну­ло и обра­ти­лось в пого­лов­ное бег­ство, — ни один не удер­жал­ся на сво­ей пози­ции. Лакеде­мо­няне бежа­ли частью в Спар­тол, частью в Аканф, частью в Апол­ло­нию, боль­шин­ство же в Поти­дею. Непри­я­тель пре­сле­до­вал их по всем направ­ле­ни­ям и пере­бил мас­су наро­да, при­чем погиб весь цвет вой­ска.

(7) Подоб­ные несча­стья могут слу­жить для людей пре­крас­ным уро­ком того, что, нахо­дясь во гне­ве, не сле­ду­ет нака­зы­вать даже раба; при этом, как это мно­го­крат­но слу­ча­лось, гос­по­дин рис­ку­ет при­чи­нить себе боль­ше беды, чем рабу. Но руко­во­дить­ся гне­вом, а не дово­да­ми рас­суд­ка в борь­бе с вра­гом — совсем уж оши­боч­но. Гнев ослеп­ля­ет и лиша­ет воз­мож­но­сти пред­видеть послед­ст­вия, тогда как спо­кой­ное обсуж­де­ние поз­во­ля­ет учесть не толь­ко тот вред, кото­рый мы можем нане­сти вра­гу, но и тот риск, кото­ро­му мы при этом под­вер­га­ем­ся сами.

(8) Услы­шав о про­ис­шед­шем, лакеде­мо­няне по зре­лом раз­мыш­ле­нии реши­ли, что нуж­но послать силь­ное вой­ско, чтобы сло­мить высо­ко­ме­рие победи­те­лей и чтобы все затра­чен­ные уси­лия не ока­за­лись напрас­ны­ми. При­няв такое реше­ние, они посла­ли вое­на­чаль­ни­ком царя Аге­си­по­лида. При нем, как и при Аге­си­лае во вре­мя похо­да в Азию, нахо­дил­ся отряд из трид­ца­ти спар­ти­а­тов⁶⁰. (9) В его вой­ске было так­же мно­го доб­ро­воль­цев, очень почтен­ных людей, из чис­ла пери­э­ков, были и ино­стран­цы из чис­ла так назы­вае­мых «вос­пи­тан­ни­ков», а так­же дети от бра­ка спар­ти­а­тов с неспар­ти­а­та­ми, люди образ­цо­во­го тело­сло­же­ния и не чуж­дые тех благ, кото­рые доста­ют­ся в удел спар­ти­а­там. В этом похо­де при­ня­ли так­же уча­стие и доб­ро­воль­цы из союз­ных горо­дов, фес­са­лий­ские всад­ни­ки, желав­шие блес­нуть перед Аге­си­по­лидом сво­им искус­ст­вом, Амин­та и Дерд, отно­сив­ший­ся к делу с еще боль­шим рве­ни­ем, чем преж­де. Так сло­жи­лись обсто­я­тель­ства для Аге­си­по­лида, дви­нув­ше­го­ся похо­дом на Олинф⁶¹.

(10) Фли­унт­цы⁶², заслу­жив похва­лу Аге­си­по­лида за то, что они без вся­ко­го замед­ле­ния дали ему круп­ную сум­му денег для похо­да, рас­счи­ты­ва­ли, что, ввиду отлуч­ки из Лакеде­мо­на Аге­си­по­лида, Аге­си­лай не высту­пит про­тив них, так как по спар­тан­ско­му обы­чаю оба царя нико­гда не отлу­ча­лись одно­вре­мен­но из Спар­ты. Поэто­му они без вся­кой опас­ки ста­ли при­чи­нять обиды вер­нув­шим­ся из изгна­ния. Так, быв­шие изгнан­ни­ки тре­бо­ва­ли, чтобы в спор­ных слу­ча­ях дела о них раз­би­ра­лись тре­тей­ским судом⁶³, фли­унт­цы же при­нуж­да­ли их обра­щать­ся к народ­но­му суду. На заяв­ле­ние быв­ших изгнан­ни­ков, что не может быть ника­кой речи о спра­вед­ли­во­сти, если их будут судить сами обид­чи­ки, не было обра­ще­но ника­ко­го вни­ма­ния. (11) Тогда вер­нув­ши­е­ся из изгна­ния отпра­ви­лись в Лакеде­мон, где высту­пи­ли с обви­не­ни­ем про­тив сограж­дан. Их сопро­вож­да­ли с.121 так­же неко­то­рые из не быв­ших изгнан­ни­ка­ми граж­дан, кото­рые заяви­ли лакеде­мо­ня­нам, что очень мно­гие граж­дане счи­та­ют, что с воз­вра­тив­ши­ми­ся изгнан­ни­ка­ми посту­пи­ли неспра­вед­ли­во. Это вызва­ло него­до­ва­ние во Фли­ун­те, и народ­ное собра­ние нало­жи­ло пеню на всех тех, кото­рые без пол­но­мо­чия народ­но­го собра­ния отпра­ви­лись в Лакеде­мон. Под­верг­шись нака­за­нию, жалоб­щи­ки не реша­лись вер­нуть­ся домой. (12) Они оста­ва­лись в Лакеде­моне, вну­шая лакеде­мо­ня­нам, что винов­ни­ки этих неспра­вед­ли­во­стей — это те лица, кото­рые их неко­гда изгна­ли и отка­за­лись открыть ворота лакеде­мо­ня­нам; это те, кото­рые ску­па­ли их иму­ще­ство и теперь хотят удер­жать его насиль­ст­вен­ным обра­зом; теперь они доби­лись того, что на отпра­вив­ших­ся в Лакеде­мон была нало­же­на пеня, дабы на буду­щее вре­мя никто не осме­ли­вал­ся обна­ру­жить, что тво­рит­ся в их горо­де. (13) Видя во всем этом несо­мнен­ные при­зна­ки насиль­ни­ча­нья, эфо­ры объ­яви­ли поход на Фли­унт. Аге­си­лай был очень дово­лен всем про­ис­шед­шим: Пода­нем и его близ­кие, нахо­див­ши­е­ся в чис­ле воз­вра­щен­ных из изгна­ния, были госте­при­им­ца­ми Архида­ма, отца Аге­си­лая, а Прокл, сын Гип­по­ни­ка, и его дру­зья были госте­при­им­ца­ми само­го Аге­си­лая. (14) После того как диа­ба­те­рии⁶⁴ дали хоро­шие пред­зна­ме­но­ва­ния, он немед­ля дви­нул­ся в путь. По доро­ге он встре­тил­ся с мно­го­чис­лен­ны­ми посоль­ства­ми, пред­ла­гав­ши­ми ему день­ги за то, чтобы он не втор­гал­ся во Фли­унт­скую область. На это он отве­тил, что он идет не с целью обидеть кого-нибудь, а с тем, чтобы помочь оби­жен­ным. (15) В кон­це кон­цов они изъ­яви­ли готов­ность испол­нить все, что он от них потре­бу­ет, лишь бы он не втор­гал­ся в их стра­ну. Но Аге­си­лай отве­тил на это, что, после того как фли­унт­цы уже раз обма­ну­ли, он уже не верит их сло­вам, но тре­бу­ет, чтобы они на деле дока­за­ли свою вер­ность. На вопрос: «Что же мы долж­ны делать?» Аге­си­лай отве­тил: «То, что вы уже и преж­де одна­жды сде­ла­ли, не пре­тер­пев при этом от нас ника­ких обид». Под эти­ми сло­ва­ми он под­ра­зу­ме­вал пере­да­чу лакеде­мо­ня­нам акро­по­ля. (16) Фли­унт­цы не согла­си­лись на это, поэто­му Аге­си­лай вторг­ся в их стра­ну и, быст­ро соорудив осад­ные укреп­ле­ния вокруг Фли­ун­та, оса­ждал их город. Мно­гие лакеде­мо­няне роп­та­ли, что ради куч­ки людей их заста­ви­ли зате­ять враж­ду с горо­дом, насчи­ты­ваю­щим более пяти тысяч граж­дан⁶⁵; чтобы это бро­са­лось в гла­за, фли­унт­цы нароч­но устра­и­ва­ли народ­ные собра­ния в месте, кото­рое было вид­но оса­ждаю­щим. Но Аге­си­лай нашел сред­ство, чтобы успо­ко­ить это недо­воль­ство. (17) Каж­дый раз, когда кто-нибудь из род­ст­вен­ни­ков или дру­зей изгнан­ни­ков бежал из горо­да, Аге­си­лай вну­шал им, чтобы они устра­и­ва­ли общие тра­пезы и отпус­ка­ли необ­хо­ди­мые сред­ства тем, кото­рые хотят зани­мать­ся телес­ны­ми упраж­не­ни­я­ми. Он вну­шал им так­же, чтобы всем этим лицам было розда­но ору­жие, при­чем сове­то­вал без опас­ки ссу­жать день­ги на это дело. Те послу­ша­лись Аге­си­лая и вско­ре уже с.122 выста­ви­ли более тыся­чи чело­век с образ­цо­вой выправ­кой и мушт­ров­кой и пре­крас­но воору­жен­ных. Вслед­ст­вие это­го лакеде­мо­няне ста­ли гово­рить, что сто­ит иметь таких союз­ни­ков⁶⁶.

(18) В то вре­мя как Аге­си­лай был занят всем этим, Аге­си­по­лид⁶⁷ толь­ко что про­шел через Македо­нию и рас­по­ло­жил­ся лаге­рем перед Олин­фом. Навстре­чу ему никто не выхо­дил; поэто­му он пре­дал опу­сто­ше­нию все, что оста­лось нетро­ну­тым в Олинф­ской обла­сти, и выжег нивы в союз­ных Олин­фу обла­стях. Из этих союз­ных горо­дов ему уда­лось взять при­сту­пом Торо­ну. (19) В это вре­мя (дело про­ис­хо­ди­ло в середине лета) его схва­ти­ла жесто­кая лихо­рад­ка. Ему непре­одо­ли­мо захо­те­лось лежать в тени­стых бесед­ках на бере­гу чуд­ных холод­ных клю­чей, кото­рые он видел неза­дол­го перед тем в хра­ме Дио­ни­са в Афи­те. Еще живой, он был достав­лен туда, но на седь­мой день от нача­ла болез­ни скон­чал­ся за огра­дой хра­ма⁶⁸. Его поло­жи­ли в мед и отвез­ли на роди­ну, где он удо­сто­ил­ся цар­ско­го погре­бе­ния⁶⁹.

(20) Весть о смер­ти Аге­си­по­лида не обра­до­ва­ла Аге­си­лая, как мож­но было бы ожи­дать от сопер­ни­ка; напро­тив, он пла­кал и тос­ко­вал по сво­ем сото­ва­ри­ще: спар­тан­ские цари, нахо­дясь на родине, едят за одним сто­лом, вдо­ба­вок Аге­си­по­лид был посто­ян­ным собе­сед­ни­ком Аге­си­лая в вос­по­ми­на­ни­ях о моло­до­сти, раз­го­во­рах об охо­те, вер­хо­вой езде и любов­ных увле­че­ни­ях, при­чем в этих беседах он чтил Аге­си­лая как стар­ше­го. Вме­сто Аге­си­по­лида лакеде­мо­няне высла­ли про­тив Олин­фа гар­мо­ста Поли­би­а­да.

(21) Аге­си­лай⁷⁰ про­сто­ял уже под Фли­ун­том столь­ко вре­ме­ни, что хлеб, имев­ший­ся в горо­де, о коли­че­стве кото­ро­го он знал по слу­хам, уже дол­жен был дав­но вый­ти, а меж­ду тем фли­унт­цы все не сда­ва­лись. При­чи­ной это­го было воз­дер­жа­ние в пище фли­унт­цев: они поста­но­ви­ли выда­вать поло­вин­ные пай­ки хле­ба, бла­го­да­ря чему про­дер­жа­лись в два раза боль­ше, чем мож­но было ожи­дать. (22) Ино­гда муже­ство гор­сти людей пре­одоле­ва­ет мало­ду­шие огром­ных масс; так и в этом слу­чае некто Дель­фи­он, имев­ший репу­та­цию храб­ре­ца, с отрядом из трех­сот фли­унт­цев был в силах про­ти­во­дей­ст­во­вать пар­тии, желав­шей мира, был в силах заклю­чить в тем­ни­цу нена­деж­ные эле­мен­ты; у него хва­ти­ло силы заста­вить народ испол­нять гар­ни­зон­ную служ­бу, при­чем он сам совер­шал обхо­ды и следил за их вер­но­стью. Часто он со сво­им отрядом совер­шал даже вылаз­ки, удач­но выби­вая из пози­ций вра­же­ские кор­до­ны в раз­ных пунк­тах коль­ца укреп­ле­ний. (23) Одна­ко, когда это отбор­ное вой­ско, несмот­ря на все поис­ки, вовсе не нашло боль­ше в горо­де хле­ба, фли­унт­цы отпра­ви­ли к Аге­си­лаю вест­ни­ка с прось­бой о с.123 заклю­че­нии пере­ми­рия для отправ­ки посоль­ства в Лакеде­мон, так как город решил отдать­ся на милость лакеде­мон­ско­го пра­ви­тель­ства. (24) Аге­си­лай был воз­му­щен тем, что фли­унт­цы, обой­дя его, реши­ли иметь дело непо­сред­ст­вен­но с Лакеде­мо­ном, поэто­му он отпра­вил вест­ни­ка к сво­им дру­зьям на родине и добил­ся того, что реше­ние уча­сти Фли­ун­та было пре­до­став­ле­но ему. На пере­ми­рие для отправ­ки посоль­ства он согла­сил­ся, но одно­вре­мен­но с этим уси­лил кара­у­лы вокруг горо­да, чтобы никто не мог ускольз­нуть. Одна­ко, Дель­фи­о­ну уда­лось ночью бежать вме­сте с каким-то клей­мен­ным рабом, похи­тив­шим мно­го ору­жия у оса­ждаю­щих⁷¹. Затем вер­ну­лись послы и сооб­щи­ли, что лакеде­мо­няне пору­чи­ли Аге­си­лаю посту­пить с Фли­ун­том по соб­ст­вен­но­му усмот­ре­нию. (25) Аге­си­лай посту­пил так: он устро­ил суди­ли­ще из пяти­де­ся­ти воз­вра­щен­ных изгнан­ни­ков и пяти­де­ся­ти граж­дан, оста­вав­ших­ся на родине, кото­ро­му пре­до­ста­вил пре­дать каз­ни всех тех, кого оно най­дет нуж­ным. Эти же лица долж­ны были соста­вить зако­ны, кото­ры­ми город дол­жен был управ­лять­ся. До при­веде­ния все­го это­го в испол­не­ние он оста­вил в горо­де гар­ни­зон, выдав для него жало­ва­нье на шесть меся­цев. После это­го он рас­пу­стил кон­тин­ген­ты союз­ни­ков, а сам с лакеде­мо­ня­на­ми вер­нул­ся на роди­ну. Так закон­чил­ся фли­унт­ский поход, про­дол­жав­ший­ся год и восемь меся­цев.

(26) В это же вре­мя и Поли­би­ад⁷² довел олин­фян измо­ром до само­го ужас­но­го состо­я­ния. Они не мог­ли уже ни добы­вать хле­ба с полей, ни под­во­зить по морю. Поэто­му они были вынуж­де­ны отпра­вить в Лакеде­мон посоль­ство с прось­бой о мире. Это посоль­ство полу­чи­ло неогра­ни­чен­ные пол­но­мо­чия; при­быв в Лакеде­мон, оно заклю­чи­ло мир­ный дого­вор на усло­вии счи­тать тех же дру­зья­ми и тех же вра­га­ми, кого и лакеде­мо­няне, все­гда выстав­лять свой кон­тин­гент в лакеде­мон­ское вой­ско и быть все­гда в сою­зе с Лакеде­мо­ном. Дав клят­ву быть вер­ны­ми эти­ми усло­ви­ям, послы вер­ну­лись на роди­ну.

(27) Итак, лакеде­мо­няне достиг­ли того, что фиван­цы и про­чие бео­тий­цы все­це­ло им под­чи­ни­лись, корин­фяне ста­ли пре­дан­ней­ши­ми союз­ни­ка­ми, арги­вяне сми­ри­лись, ура­зу­мев, что боль­ше им уже нель­зя наде­ять­ся удер­жать лакеде­мо­нян от напа­де­ния ссыл­кой на празд­нич­ные меся­цы, афи­няне оста­лись совер­шен­но изо­ли­ро­ван­ны­ми, а те из союз­ни­ков, кото­рые к ним враж­деб­но отно­си­лись, были укро­ще­ны. Теперь они, нако­нец, были уве­ре­ны, что их могу­ще­ство утвер­жде­но проч­но и неру­ши­мо.

(V. 4. 1) Мож­но при­ве­сти как из исто­рии гре­ков, так и из исто­рии вар­ва­ров мно­го при­ме­ров того, что боги не остав­ля­ют без воз­мездия тво­ря­щих без­бож­ные и бого­про­тив­ные дела. То, о чем я сей­час буду гово­рить, может слу­жить одним из таких при­ме­ров. Лакеде­мо­няне покля­лись соблюдать неза­ви­си­мость всех гре­че­ских горо­дов, но, несмот­ря на это, заня­ли Фиван­скую кре­пость сво­им с.124 гар­ни­зо­ном. И что же? Сами оби­жен­ные, без вся­кой посто­рон­ней помо­щи, ока­за­лись в силах ото­мстить лакеде­мо­ня­нам, кото­рых до тех пор не одо­лел никто из людей. Все­го лишь семе­ро изгнан­ни­ков ока­за­лись в силах сло­мить гос­под­ство тех из граж­дан, кото­рые вве­ли лакеде­мо­нян в кре­пость, желая, чтобы Фивы были в раб­ском под­чи­не­нии лакеде­мо­ня­нам и чтобы, бла­го­да­ря это­му, они мог­ли власт­во­вать над сограж­да­на­ми. Эти собы­тия и будут содер­жа­ни­ем даль­ней­ше­го.

(2) В это вре­мя некто Фил­лид был сек­ре­та­рем поле­мар­хов, во гла­ве кото­рых сто­ял Архий. Он поль­зо­вал­ся у них отлич­ной репу­та­ци­ей как рас­то­роп­ный слу­жа­ка. По како­му-то делу он при­был в Афи­ны и встре­тил­ся здесь со сво­им ста­рым зна­ко­мым Мело­ном, одним из бежав­ших сюда фиван­цев⁷³. Мелон стал его рас­спра­ши­вать о куч­ке тира­нов, во гла­ве кото­рой сто­я­ли Фил­лид и поле­марх Архий. Увидев, что Фил­лид еще более воз­му­щен поло­же­ни­ем дел на родине, чем он сам, он сго­во­рил­ся с ним о подроб­но­стях даль­ней­ших дей­ст­вий, обме­няв­шись вза­им­ны­ми клят­ва­ми. (3) После это­го Мелон с шестью вер­ней­ши­ми дру­зья­ми из чис­ла изгнан­ни­ков при­был ночью в Фиван­скую область. Заго­вор­щи­ки не име­ли при себе ника­ко­го ору­жия, кро­ме кин­жа­лов. Весь день они про­ве­ли где-то в укром­ном месте, а вече­ром, когда воз­вра­ща­ют­ся послед­ние с поле­вых работ, дви­ну­лись к город­ским воротам, имея вид воз­вра­щаю­щих­ся с поля. Вой­дя в город, они про­ве­ли первую ночь у како­го-то Харо­на и там же оста­ва­лись весь сле­дую­щий день.

(4) В это вре­мя поле­мар­хи по слу­чаю окон­ча­ния сро­ка их вла­сти устра­и­ва­ли пир в честь Афро­ди­ты⁷⁴. Фил­лид вся­че­ски помо­гал им в при­готов­ле­ни­ях к пиру и меж­ду про­чим ска­зал, что в эту ночь он испол­нит свое дав­ниш­нее обе­ща­ние и при­ведет к ним самых кра­си­вых и почтен­ных фиван­ских жен­щин. Те с вос­тор­гом при­ня­ли пред­ло­же­ние про­ве­сти ночь в наслаж­де­ни­ях тако­го рода. Такие уж это были люди. (5) Когда они отужи­на­ли и, бла­го­да­ря ста­ра­ни­ям Фил­лида, быст­ро опья­не­ли, они ста­ли настой­чи­во тре­бо­вать, чтобы Фил­лид при­вел дам. Он вышел и при­вел Мело­на с това­ри­ща­ми; из них трое были оде­ты гос­по­жа­ми, а чет­ве­ро слу­жан­ка­ми. (6) Фил­лид про­вел заго­вор­щи­ков в поме­ще­ние каз­на­чей­ства, нахо­див­ше­е­ся в зда­нии поле­мар­хей­о­на, а сам вышел в ком­на­ту, где пиро­ва­ли поле­мар­хи, и ска­зал Архию и дру­гим поле­мар­хам, что жен­щи­ны отка­зы­ва­ют­ся вой­ти, пока в ком­на­те нахо­дит­ся кто-нибудь из слуг. Тогда поле­мар­хи при­ка­за­ли всем слу­гам поско­рее уйти, а Фил­лид послал вино в жили­ще одно­го из слуг и при­ка­зал всем им идти туда уго­щать­ся. После это­го он ввел дам и поса­дил каж­дую око­ло одно­го из пиру­ю­щих. Заго­вор­щи­ки зара­нее усло­ви­лись, как толь­ко зай­мут места, рас­крыть одеж­ду и, извлек­ши ору­жие, нане­сти удар. (7) Тако­ва одна из вер­сий о смер­ти поле­мар­хов; по дру­гой вер­сии с.125 Мелон и его помощ­ни­ки вошли в поме­ще­ние, где пиро­ва­ли поле­мар­хи, как груп­па буй­но весе­ля­щих­ся гуляк, и пере­би­ли их. Взяв с собой тро­их из чис­ла заго­вор­щи­ков, Фил­лид отпра­вил­ся к жили­щу Леон­ти­а­да, посту­чал в дверь и ска­зал, что он при­шел с пору­че­ни­ем от поле­мар­хов. Леон­ти­ад в это вре­мя еще воз­ле­жал после ужи­на⁷⁵; с ним не было нико­го, кро­ме жены, кото­рая сиде­ла рядом и пря­ла. Счи­тая Фил­лида вполне надеж­ным чело­ве­ком, Леон­ти­ад попро­сил его зай­ти. Вой­дя, заго­вор­щи­ки уби­ли его, а жену угро­за­ми заста­ви­ли мол­чать. При выхо­де они веле­ли ей дер­жать дверь все вре­мя на запо­ре, угро­жая, в слу­чае если они най­дут дверь отпер­той, пере­бить всех домо­чад­цев. (8) Затем Фил­лид с еще дву­мя заго­вор­щи­ка­ми напра­вил­ся к тюрь­ме и заявил тюрем­щи­ку, что он ведет аре­сто­ван­но­го по при­ка­за­нию поле­мар­хов. Как толь­ко дверь была отпер­та, они уби­ли тюрем­щи­ка и осво­бо­ди­ли всех заклю­чен­ных. Сняв часть воен­ных тро­фе­ев, раз­ве­шан­ных в пор­ти­ке, они воору­жи­ли выпу­щен­ных из тюрь­мы и веле­ли им занять пост перед Амфе­ем. (9) После это­го они через гла­ша­та­ев объ­яви­ли, чтобы все фиван­цы — как всад­ни­ки, так и гопли­ты, выхо­ди­ли на ули­цу, ввиду того, что тира­ны погиб­ли. Но граж­дане до само­го утра не выхо­ди­ли из дому, не дове­ряя это­му изве­стию. Толь­ко когда насту­пил день и все разъ­яс­ни­лось, и гопли­ты и всад­ни­ки быст­ро вышли в пол­ном воору­же­нии. Тогда вер­нув­ши­е­ся из изгна­ния посла­ли кон­ных вест­ни­ков к двум афин­ским стра­те­гам, сто­яв­шим со сво­и­ми отряда­ми на гра­ни­це. Послед­ние участ­во­ва­ли в заго­во­ре и . . . . . .⁷⁶ Лакеде­мон­ский гар­мост, нахо­див­ший­ся в фиван­ском акро­по­ле, услы­шав ночью воз­гла­сы гла­ша­та­ев, немед­лен­но послал за помо­щью в Пла­теи и Фес­пии⁷⁷. (10) Заме­тив при­бли­жаю­щих­ся пла­тей­цев, фиван­ские всад­ни­ки вышли им навстре­чу и умерт­ви­ли из них более два­дца­ти чело­век. Когда они после это­го столк­но­ве­ния вер­ну­лись в Фивы и туда же при­бы­ли сто­яв­шие на гра­ни­це афин­ские отряды, повстан­цы ста­ли ата­ко­вать акро­поль. (11) Нахо­див­ши­е­ся в нем увиде­ли, с каким жаром их про­тив­ни­ки ведут ата­ку, слы­ша­ли о круп­ных награ­дах, обе­щан­ных тем, кото­рые пер­вые ворвут­ся в кре­пость. Самих же их было немно­го. В стра­хе они согла­си­лись доб­ро­воль­но уда­лить­ся, если им будет гаран­ти­ро­ва­на без­опас­ность при уда­ле­нии и раз­ре­ше­но будет уйти с ору­жи­ем в руках. Оса­ждаю­щие с удо­воль­ст­ви­ем при­ня­ли это пред­ло­же­ние, заклю­чи­ли с ними пере­ми­рие, под­креп­лен­ное вза­им­ны­ми клят­ва­ми, и про­пу­сти­ли их. (12) Одна­ко, когда они выхо­ди­ли из кре­по­сти, оса­ждаю­щие захва­ти­ли всех тех из них, кото­рые при­над­ле­жа­ли к чис­лу фиван­цев — при­вер­жен­цев враж­деб­ной им пар­тии, и пре­да­ли каз­ни. Лишь немно­гие из них были тай­ком уведе­ны и спа­се­ны при­шед­шим с гра­ни­цы афин­ским с.126 отрядом. Фиван­цы аре­сто­ва­ли так­же и всех ока­зав­ших­ся в горо­де детей каз­нен­ных и пре­да­ли их смер­ти.

(13) Узнав об этом, лакеде­мо­няне каз­ни­ли фиван­ско­го гар­мо­ста за то, что он поки­нул кре­пость, не дождав­шись, пока к нему при­дут на выруч­ку, и объ­яви­ли поход на фиван­цев. Аге­си­лай сослал­ся на то, что он уже более соро­ка лет как чис­лит­ся в вой­ске; люди тако­го воз­рас­та не обя­за­ны участ­во­вать в загра­нич­ных похо­дах, и этот закон по его мне­нию сохра­ня­ет силу и по отно­ше­нию к царям. Вос­поль­зо­вав­шись этим пово­дом, он не при­нял уча­стия в похо­де. В дей­ст­ви­тель­но­сти же он укло­нил­ся от уча­стия в нем не по этой при­чине, но пото­му, что он не сомне­вал­ся, что в слу­чае, если он станет во гла­ве похо­да, сограж­дане ска­жут, что он вовле­ка­ет государ­ство в аван­тю­ры лишь ради того, чтобы помочь тира­нам. Вот поче­му он не вме­ши­вал­ся в их реше­ния по это­му вопро­су. (14) По нау­ще­нию фиван­цев, ускольз­нув­ших от изби­е­ния, эфо­ры воз­ло­жи­ли началь­ст­во­ва­ние в этом похо­де на Клеом­брота⁷⁸, впер­вые высту­пив­ше­го во гла­ве вой­ска. Дело про­ис­хо­ди­ло в суро­вую зиму. Путь в Бео­тию через Элев­фе­ры охра­нял Хаб­рий с афин­ски­ми пель­та­ста­ми. Поэто­му Клеом­брот стал пере­хо­дить через горы доро­гой, веду­щей на Пла­тею. На этом пути лакеде­мон­ские пель­та­сты встре­ти­лись с засев­шим на вер­ши­нах фиван­ским гар­ни­зо­ном, состо­яв­шим из осво­бож­ден­ных узни­ков⁷⁹, в чис­ле око­ло ста пяти­де­ся­ти. Неко­то­рым из них уда­лось бежать, а всех осталь­ных пель­та­сты пере­би­ли. После это­го Клеом­брот спу­стил­ся в Пла­тей­скую область, еще дру­же­ст­вен­ную лакеде­мо­ня­нам. (15) Затем он отпра­вил­ся в Фес­пий­скую область, а оттуда в Кинос­ке­фа­лы, в Фиван­ской обла­сти, и там рас­по­ло­жил­ся лаге­рем. В этом месте он про­сто­ял око­ло шест­на­дца­ти дней, а затем вер­нул­ся назад в Фес­пии. Здесь он оста­вил гар­мо­стом Сфо­д­рия с гар­ни­зо­ном, состо­яв­шим из третьей части вои­нов каж­до­го союз­но­го кон­тин­ген­та, отдал ему все те день­ги, кото­рые он при­вез с собой из Лакеде­мо­на, велев ему в допол­не­ние к тому вой­ску, кото­рое он имел, про­из­ве­сти набор наем­ни­ков. Это было испол­не­но Сфо­д­ри­ем. (16) Клеом­брот же дви­нул­ся со сво­им вой­ском назад на роди­ну по доро­ге на Крев­сий. Вои­ны недо­уме­ва­ли, не пони­мая, в каких же отно­ше­ни­ях лакеде­мо­няне с фиван­ца­ми, под­лин­но ли вой­на или мир: на пути туда дви­же­ние носи­ло харак­тер наступ­ле­ния на Фивы, тогда как на обрат­ном пути Клеом­брот ста­рал­ся как мож­но менее под­вер­гать опу­сто­ше­нию область, через кото­рую он про­хо­дил. (17) Когда вой­ско ухо­ди­ло из Бео­тии, под­нял­ся ужас­ный ветер, в кото­ром неко­то­рые виде­ли пред­зна­ме­но­ва­ние буду­щих собы­тий. Этот вихрь при­чи­нил мно­го несча­стий. Так, когда вой­ско по пути из Крев­сия пере­хо­ди­ло через око­неч­ность хреб­та по скло­ну, спус­каю­ще­му­ся к морю, этот ветер сбро­сил со скло­на и рас­шиб об уте­сы мно­го ослов, нагру­жен­ных кла­дью; мас­са ору­жия была сорва­на вет­ром с вои­нов и сбро­ше­на в море. с.127 (18) Нако­нец, дошло до того, что мно­гие вовсе не мог­ли уже подви­гать­ся впе­ред с ору­жи­ем. Поэто­му они раз­ло­жи­ли свои щиты по обе сто­ро­ны от вер­ши­ны, повер­нув вверх обо­рот­ной сто­ро­ной, и напол­ни­ли их кам­ня­ми. В этот день они пообеда­ли чем при­шлось в Эго­сфе­нах, горо­де Мега­риды, а на сле­дую­щий вер­ну­лись и забра­ли ору­жие. После это­го Клеом­брот рас­пу­стил вой­ско, и каж­дый кон­тин­гент вер­нул­ся к себе на роди­ну.

(19) Афи­няне виде­ли теперь воочию могу­ще­ство лакеде­мо­нян: виде­ли, что теперь уже лакеде­мо­ня­нам не при­хо­дит­ся, как преж­де, вести вой­ну в Коринф­ской обла­сти⁸⁰; что они уже про­шли мимо Атти­ки и вторг­лись в Фиван­скую область. Это наве­ло на афи­нян такой страх, что они осуди­ли на смерть тех двух стра­те­гов⁸¹, кото­рые были соучаст­ни­ка­ми вос­ста­ния Мело­на про­тив гар­ни­зо­на Леон­ти­а­да. Один из них был каз­нен, дру­гой, кото­ро­му уда­лось скрыть­ся, был объ­яв­лен изгнан­ни­ком.

(20) Фиван­цы так­же были в стра­хе: их пуга­ла необ­хо­ди­мость вое­вать один на один с лакеде­мо­ня­на­ми. Чтобы не попасть в такое поло­же­ние, они при­бег­ли к сле­дую­щей хит­ро­сти: фес­пий­ско­го гар­мо­ста Сфо­д­рия они убеди­ли — как подо­зре­ва­ли, путем под­ку­па — вторг­нуть­ся в Атти­ку, дабы тем побудить афи­нян открыть воен­ные дей­ст­вия про­тив лакеде­мо­нян. Вняв их прось­бам, Сфо­дрий сде­лал вид, буд­то хочет захва­тить Пирей, кото­рый не имел город­ских ворот и был открыт для напа­де­ния. Он велел вои­нам поужи­нать ранее обык­но­вен­но­го и повел их из Фес­пий, утвер­ждая, что до наступ­ле­ния дня они при­бу­дут в Пирей. (21) Рас­свет застал вой­ско во Фрии⁸². Сфо­дрий не при­нял ника­ких мер для того, чтобы не быть заме­чен­ным, но, наобо­рот, укло­ня­ясь от пути, захва­ты­вал скот и гра­бил дома. Неко­то­рые из встре­тив­ших­ся с вой­ском ночью бежа­ли в город и сооб­щи­ли афи­ня­нам, что к ним при­бли­жа­ет­ся очень боль­шое вой­ско. Все афи­няне — гопли­ты и всад­ни­ки — быст­ро воору­жи­лись и охра­ня­ли город от напа­де­ния. (22) В это вре­мя в Афи­нах как раз нахо­ди­лись лакеде­мон­ские послы Эти­мокл, Ари­сто­лох и Окилл; они оста­но­ви­лись у лакеде­мон­ско­го прок­се­на⁸³, Кал­лия. По полу­че­нии ука­зан­но­го изве­стия, они были аре­сто­ва­ны и заклю­че­ны под стра­жу по подо­зре­нию в соуча­стии. Они были крайне пора­же­ны слу­чив­шим­ся и гово­ри­ли в свое оправ­да­ние, что не мог­ли же они быть таки­ми глуп­ца­ми, чтобы нахо­дить­ся в горо­де, зная о том, что Пирей дол­жен быть сей­час же захва­чен, и отдать себя в руки афи­ня­нам, да при­том же еще оста­но­вить­ся у прок­се­на, где их лег­че все­го най­ти. (23) Ско­ро, гово­ри­ли они, афи­ня­нам станет ясно так­же и то, что напа­де­ние было совер­ше­но без ведо­ма Лакеде­мон­ско­го государ­ства; афи­няне, заяв­ля­ли они, без вся­ко­го сомне­ния ско­ро узна­ют о каз­ни Сфо­д­рия по при­го­во­ру с.128 лакеде­мо­нян. Афи­няне при­зна­ли, что они не были посвя­ще­ны в замы­сел Сфо­д­рия, и выпу­сти­ли их из заклю­че­ния. (24) Эфо­ры вызва­ли Сфо­д­рия в Лакеде­мон и при­влек­ли к суду по обви­не­нию в пре­ступ­ле­нии, карае­мом смерт­ной каз­нью. Из стра­ха Сфо­дрий не явил­ся на суд, одна­ко же был оправ­дан заоч­но. Мно­гие лакеде­мо­няне счи­та­ли этот про­цесс самым неспра­вед­ли­вым из всех, кото­рые велись в Лакеде­моне. Слу­чи­лось же так по сле­дую­щей при­чине.

(25) У Сфо­д­рия был сын Клео­ним, толь­ко что вышед­ший из дет­ско­го воз­рас­та, самый кра­си­вый и самый выдаю­щий­ся из всех сво­их сверст­ни­ков. К нему пылал стра­стью сын Аге­си­лая, Архидам. При­вер­жен­цы Клеом­брота, к пар­тии кото­рых при­над­ле­жал и Сфо­дрий, сто­я­ли за его оправ­да­ние, но они боя­лись Аге­си­лая и его при­вер­жен­цев, а так­же и ней­траль­ной пар­тии, по мне­нию кото­рых Сфо­дрий совер­шил ужас­ное пре­ступ­ле­ние. (26) При таких обсто­я­тель­ствах Сфо­дрий ска­зал Клео­ни­му: «Сын мой, от тебя зави­сит спа­се­ние тво­е­го отца: для это­го ты дол­жен попро­сить Архида­ма, чтобы он скло­нил Аге­си­лая быть снис­хо­ди­тель­ным ко мне на суде». Услы­шав об этом, Клео­ним решил­ся пой­ти к Архида­му и умо­лял его быть спа­си­те­лем отца. (27) Увидя, что Клео­ним рыда­ет, Архидам подо­шел к нему и запла­кал так­же, но, узнав, о чем он про­сит, отве­тил: «Клео­ним, да будет тебе извест­но, что я не реша­юсь даже взгля­нуть пря­мо в лицо мое­му отцу; когда же я желаю добить­ся чего-нибудь в государ­ст­вен­ных делах, я ско­рее решусь попро­сить кого угод­но дру­го­го, неже­ли отца. Но раз про­сишь ты, то будь уве­рен, что я при­ло­жу все уси­лия и сде­лаю это для тебя». (28) После это­го раз­го­во­ра Архидам пошел из общей сто­ло­вой домой и лег спать, а на сле­дую­щее утро он, встав, стал под­жидать выхо­да отца, чтобы тот не мог уйти неза­мет­но от него. Увидев, что отец встал, он пере­ждал, пока тот пере­го­во­рит со все­ми граж­да­на­ми, имев­ши­ми до него дело, а так­же и с ино­стран­ца­ми; он даже усту­пил оче­редь всем слу­гам, при­шед­шим с раз­ны­ми нуж­да­ми. Нако­нец, Аге­си­лай, прой­дя до Евро­та и вер­нув­шись назад, вошел к себе в дом, и Архидам ушел ни с чем, не решив­шись подой­ти к отцу. То же про­изо­шло и на сле­дую­щий день. (29) Аге­си­лай дога­ды­вал­ся, с какой целью сын бро­дил вокруг него; одна­ко же, он не зада­вал ему ника­ких вопро­сов и ждал, что будет даль­ше. Архидам же, само собой разу­ме­ет­ся, страст­но жаж­дал свида­ния с Клео­ни­мом, но он не решал­ся встре­тить­ся с ним, не пого­во­рив с отцом о том, о чем тот про­сил его. При­вер­жен­цы Сфо­д­рия, видя, что Архидам пере­стал посе­щать Клео­ни­ма, тогда как преж­де он бывал у него очень часто, были в боль­шом стра­хе, думая, что Аге­си­лай суро­во отка­зал сыну. (30) Нако­нец, Архидам решил­ся, подо­шел к отцу и ска­зал ему: «Отец, Клео­ним обра­тил­ся ко мне с прось­бой, чтобы я про­сил тебя спа­сти его отца. Умо­ляю тебя об этом, если толь­ко это воз­мож­но». Аге­си­лай отве­тил на это: «В тво­их устах такая прось­ба про­сти­тель­на; одна­ко, как бы государ­ство мог­ло про­стить меня, если бы я при­знал невин­ным чело­ве­ка, кото­рый ради соб­ст­вен­но­го обо­га­ще­ния дей­ст­во­вал во вред оте­че­ству, — это­го я не с.129 могу себе пред­ста­вить». Пора­жен­ный спра­вед­ли­во­стью этих слов Архидам в тот раз не при­ба­вил более ни сло­ва к сво­ей прось­бе и уда­лил­ся. (31) Но неко­то­рое вре­мя спу­стя он — по соб­ст­вен­но­му замыс­лу или по нау­ще­нию дру­гих — сно­ва подо­шел к отцу и ска­зал ему: «Я знаю, что, если бы Сфо­дрий был неви­нен, ты бы оправ­дал его и без моей прось­бы. Ныне же, когда он кое в чем пре­гре­шил, про­сти его ради меня». Отец отве­тил: «Если это не ляжет пят­ном на мою честь — я сде­лаю это». (32) Услы­шав это, сын уда­лил­ся, поте­ряв вся­кую надеж­ду на успех сво­его хода­тай­ства. Кто-то из дру­зей Сфо­д­рия в раз­го­во­ре с Эти­мо­к­лом⁸⁴ заме­тил: «Я знаю, что все вы, сто­рон­ни­ки Аге­си­лая, буде­те голо­со­вать за казнь Сфо­д­рия». Эти­мокл отве­тил на это: «Кля­нусь Зев­сом, это не так, мы будем посту­пать так же, как сам Аге­си­лай, а он в раз­го­во­рах со все­ми все­гда дер­жит­ся того мне­ния, что счи­тать Сфо­д­рия не совер­шив­шим пре­ступ­ле­ния нель­зя; одна­ко же, тяже­ло пре­дать смерт­ной каз­ни чело­ве­ка, кото­рый дер­жал себя как насто­я­щий спар­ти­ат и в дет­стве, и в отро­че­стве, и в юно­сти; имен­но в таких вои­нах нуж­да­ет­ся Спар­та». Этот раз­го­вор был пере­дан Клео­ни­му. (33) Послед­ний, обра­до­вав­шись, немед­лен­но отпра­вил­ся к Архида­му и ска­зал: «Нам уже извест­но, что ты при­нял уча­стие в нашей судь­бе. Будь же уве­рен, Архидам, что мы при­ло­жим все ста­ра­ния, чтобы тебе нико­гда не при­шлось сты­дить­ся нашей друж­бы». Он не солгал: в тече­ние всей сво­ей жиз­ни он делал все, что счи­та­ет­ся доб­лест­ным в Спар­те; в бит­ве при Левк­тре он, нахо­дясь перед царем, сра­жал­ся рядом с поле­мар­хом Дино­ном: три­жды его сби­ва­ли с ног, и он опять поды­мал­ся, пока не погиб пер­вым из граж­дан, окру­жен­ный со всех сто­рон непри­я­те­лем. Этим он при­чи­нил ужас­ное горе Архида­му, но сдер­жал свое обе­ща­ние и не посра­мил их друж­бы, а наобо­рот воз­ве­ли­чил ее. Таким спо­со­бом Сфо­д­рию уда­лось добить­ся оправ­да­ния.

(34) Меж­ду тем дру­зья бео­тий­цев в Афи­нах вос­поль­зо­ва­лись этим и ука­зы­ва­ли афи­ня­нам, что лакеде­мо­няне не толь­ко не нака­за­ли Сфо­д­рия за его зло­умыш­ле­ние про­тив Афин, но еще и похва­ли­ли. Тогда афи­няне снаб­ди­ли Пирей город­ски­ми ворота­ми, ста­ли стро­ить кораб­ли и ока­зы­ва­ли бео­тий­цам рев­ност­ную под­держ­ку. (35) Лакеде­мо­няне в ответ на это объ­яви­ли поход на фиван­цев и, счи­тая, что Аге­си­лай более пред­у­смот­ри­тель­ный пол­ко­во­дец, неже­ли Клеом­брот, про­си­ли его при­нять на себя началь­ст­во­ва­ние в похо­де. Он отве­тил, что нико­гда не станет про­ти­во­ре­чить жела­нию всех граж­дан, и стал гото­вить­ся к отправ­ле­нию. (36) Аге­си­лай пони­мал, что, если не удаст­ся зара­нее занять высоты Кифе­ро­на, то не лег­ко будет вторг­нуть­ся в Фиван­скую область. Уж до это­го он, узнав, что кли­то­рий­цы и орхо­мен­цы⁸⁵ во враж­деб­ных отно­ше­ни­ях меж­ду собой и содер­жат на слу­чай вза­им­ной вой­ны наем­ные вой­ска, заклю­чил с ними согла­ше­ние, что в слу­чае нуж­ды эти наем­ные вой­ска с.130 при­со­еди­нят­ся к его вой­ску. (37) После того как диа­ба­те­рии⁸⁶ дали хоро­шие пред­зна­ме­но­ва­ния, он высту­пил и по пути в Тегею отпра­вил впе­ред гон­цов к началь­ни­ку кли­то­рий­ских наем­ни­ков; Аге­си­лай выдал им впе­ред жало­ва­нье за месяц и при­ка­зал зара­нее занять высоты Кифе­ро­на. Орхо­мен­цам он при­ка­зал пре­кра­тить воен­ные дей­ст­вия на все вре­мя похо­да: по поста­нов­ле­нию союз­ни­ков, если один из союз­ных горо­дов напа­да­ет на дру­гой в то вре­мя, как его вой­ско нахо­дит­ся в загра­нич­ном похо­де, союз­но­му вой­ску над­ле­жит пер­вым делом обру­шить­ся на этот город. (38) Пере­ва­лив через Кифе­рон, он устро­ил базу в Фес­пи­ях и оттуда напа­дал на Фиван­скую область. Вся рав­ни­на, где нахо­ди­лись наи­бо­лее цен­ные участ­ки зем­ли, ока­за­лась обне­сен­ной вокруг рвом и часто­ко­лом. Аге­си­лай пере­но­сил лагерь с одно­го места на дру­гое, высту­пал с вой­ском тот­час после зав­тра­ка и опу­сто­шал ту часть стра­ны, кото­рая лежа­ла меж­ду ним и рвом с часто­ко­лом. Как толь­ко пока­зы­вал­ся Аге­си­лай, внут­ри заграж­де­ния появ­ля­лись и про­тив­ни­ки, гото­вые к обо­роне. (39) Когда одна­жды Аге­си­лай с вой­ском уже воз­вра­щал­ся в лагерь, фиван­ские всад­ни­ки, до тех пор никем не заме­чен­ные, вне­зап­но высту­пи­ли из спе­ци­аль­но про­де­лан­ных выхо­дов в огра­де и напа­ли на пель­та­стов, воз­вра­щаю­щих­ся и гото­вя­щих­ся к ужи­ну, и на всад­ни­ков, частью еще не успев­ших сесть на коней, частью уже садив­ших­ся. Фиван­ские всад­ни­ки пере­би­ли при этом очень мно­го пель­та­стов, а из всад­ни­ков спар­ти­а­тов Клея и Эпи­кидида, одно­го пери­эка — Евди­ка и кое-кого из фиван­ских изгнан­ни­ков, еще не успев­ших сесть на коней. (40) Тогда Аге­си­лай, повер­нув фронт, при­шел им на помощь с гопли­та­ми: кон­ни­ца высту­пи­ла про­тив вра­же­ских всад­ни­ков; ее сопро­вож­да­ли бегом гопли­ты деся­ти млад­ших при­зыв­ных воз­рас­тов. Фиван­ские всад­ни­ки при этом про­из­во­ди­ли такое впе­чат­ле­ние, как буд­то бы они в пол­день⁸⁷ под­вы­пи­ли; прав­да, они стой­ко выдер­жи­ва­ли натиск до тех пор, пока не выпу­сти­ли всех дро­ти­ков, одна­ко же ни один из них не попал в цель. После это­го они повер­ну­ли тыл, поте­ряв при отступ­ле­нии две­на­дцать чело­век, несмот­ря на то, что они нахо­ди­лись в зна­чи­тель­ном рас­сто­я­нии от про­тив­ни­ка. (41) Аге­си­лай, заме­тив, что и враг, как и он сам, все­гда высту­па­ет после зав­тра­ка, совер­шив жерт­во­при­но­ше­ние, высту­пил на рас­све­те с вели­чай­шей быст­ро­той и, поль­зу­ясь отсут­ст­ви­ем вра­га, про­ник внутрь огра­ды. После это­го он выру­бил и выжег всю заго­ро­жен­ную мест­ность вплоть до горо­да. Затем он сно­ва вер­нул­ся в Фес­пий­скую область и обнес город сте­ной. Здесь он оста­вил гар­мо­стом Фебида, а сам сно­ва пере­ва­лил через горы и при­был в Мега­ры, где рас­пу­стил союз­ные кон­тин­ген­ты, а сам с вой­ском воз­вра­тил­ся на роди­ну.

(42) После это­го Фебид от вре­ме­ни до вре­ме­ни высы­лал отряды для раз­граб­ле­ния Фиван­ской обла­сти и опу­сто­ше­ния ее, совер­шая воен­ные набе­ги. Желая ото­мстить ему, фиван­цы высту­пи­ли с.131 все­на­род­ным опол­че­ни­ем и дви­ну­лись на Фес­пий­скую область. По их при­бы­тии сюда, им навстре­чу вышел Фебид с пель­та­ста­ми и вел такой упор­ный натиск, что фиван­цам ни в одном месте не уда­ва­лось отой­ти от насту­паю­ще­го вра­га. Изму­чен­ные этим настой­чи­вым наступ­ле­ни­ем, фиван­цы были вынуж­де­ны отсту­пить поспеш­нее, чем они рас­счи­ты­ва­ли, при­чем погон­щи­ки мулов бежа­ли на роди­ну, побро­сав все, что они успе­ли награ­бить, — такой страх охва­тил вой­ско. (43) Фебид стал тогда насту­пать еще энер­гич­нее; он дви­гал­ся во гла­ве пель­та­стов, при­ка­зав гопли­там сле­до­вать поза­ди в бое­вом поряд­ке. Он рас­счи­ты­вал обра­тить фиван­цев в насто­я­щее бег­ство и поэто­му и сам напа­дал с вели­чай­шим рве­ни­ем и сво­им вои­нам вну­шал, чтобы они не дава­ли фиван­цам отой­ти ни на пядь от фес­пий­ско­го вой­ска. Фес­пий­ским гопли­там он велел сле­до­вать поза­ди. (44) При этом отступ­ле­нии фиван­цы попа­ли в непро­хо­ди­мое уще­лье; тогда они ску­чи­лись и затем, не имея ника­кой воз­мож­но­сти дви­гать­ся далее в том же направ­ле­нии, повер­ну­ли тыл и устре­ми­лись на вра­га. В пер­вых рядах пель­та­стов, кото­рые были вооб­ще мало­чис­лен­ны, про­изо­шло заме­ша­тель­ство, и они обра­ти­лись в бег­ство. Из это­го слу­чая фиван­ские всад­ни­ки выве­ли заклю­че­ние, что надо про­дол­жать ата­ку. (45) В этом бою погиб Фебид и еще двое или трое из его бое­вых това­ри­щей, после чего и все наем­ни­ки обра­ти­лись в бег­ство. Бегу­щее вой­ско встре­ти­лось с фес­пий­ски­ми гопли­та­ми. Послед­ние преж­де гор­до заяв­ля­ли, что нико­гда не усту­пят фиван­цам, но теперь так­же обра­ти­лись в бег­ство, хотя фиван­цы ввиду позд­не­го вре­ме­ни и не вели упор­но­го пре­сле­до­ва­ния. При этом фес­пий­цы поте­ря­ли лишь неболь­шое чис­ло людей; одна­ко же они бежа­ли, не оста­нав­ли­ва­ясь, пока не всту­пи­ли в кре­пость. (46) После это­го у фиван­цев сно­ва под­ня­лась бод­рость духа, и они пред­при­ня­ли ряд похо­дов на Фес­пии и дру­гие бео­тий­ские горо­да. Сто­рон­ни­ки демо­кра­ти­че­ской пар­тии бежа­ли из этих горо­дов в Фивы, так как во всех этих горо­дах было введе­но такое же гос­под­ство немно­гих вла­сти­те­лей, как было преж­де в Фивах. Поэто­му во всех этих горо­дах лако­но­филь­ская пар­тия тре­бо­ва­ла помо­щи. После смер­ти Фебида лакеде­мо­няне посла­ли в Фес­пии по морю поле­мар­ха⁸⁸ с отрядом вои­нов.

(47) С наступ­ле­ни­ем вес­ны эфо­ры сно­ва объ­яви­ли поход на Фивы и, как преж­де, попро­си­ли Аге­си­лая началь­ст­во­вать над вой­ском. Будучи тако­го же мне­ния о спо­со­бе про­ник­но­ве­ния в Бео­тию⁸⁹, как и рань­ше, он, преж­де чем совер­шить диа­ба­те­рии, послал к фес­пий­ско­му поле­мар­ху гон­ца с при­ка­зом зара­нее занять вер­ши­ну, гос­под­ст­ву­ю­щую над доро­гой через Кифе­рон, и охра­нять ее до его при­хо­да. (48) Когда Аге­си­лай, пере­ва­лив через Кифе­рон, очу­тил­ся в Пла­тей­ской обла­сти, он сде­лал вид, что идет, как в пер­вый раз, преж­де все­го в Фес­пии. С этой целью он послал туда гон­цов с при­ка­за­ни­ем устро­ить рынок, а при­быв­шим посоль­ствам велел с.132 дожи­дать­ся его в этом горо­де. (49) Поэто­му фиван­цы уси­лен­но защи­ща­ли про­ход, вед­ший к ним из Фес­пий­ской обла­сти. На сле­дую­щий день по при­бы­тии Аге­си­лай, совер­шив жерт­во­при­но­ше­ние, дви­нул­ся на рас­све­те по доро­ге на Эри­ф­ры. В один день он совер­шил такой пере­ход, кото­рый обык­но­вен­но совер­ша­ет­ся вой­ском в два дня, и близ Ско­ла про­ник внутрь огра­ды преж­де, чем фиван­цы пере­ве­ли сюда вой­ска с кара­уль­но­го пунк­та, рас­по­ло­жен­но­го в том месте огра­ды, чрез кото­рое он про­ник в пер­вый раз. После это­го он пре­дал опу­сто­ше­нию всю терри­то­рию к восто­ку от горо­да Фив, вплоть до Тана­гр­ской обла­сти; в Тана­г­ре в это вре­мя власть была еще в руках Гипа­то­до­ра и его при­вер­жен­цев, т. е. лако­но­филь­ской пар­тии. Затем он повер­нул обрат­но, оста­вив сле­ва Тана­гр­скую кре­пость. (50) В это вре­мя фиван­ское вой­ско подо­шло к нему и выстро­и­лось на Грай­ском лоне, опи­ра­ясь арьер­гар­дом на ров с часто­ко­лом. Это место фиван­цы счи­та­ли под­хо­дя­щим для сра­же­ния, так как пло­щадь была доволь­но узка, и доступ к ней был затруд­ни­те­лен. Одна­ко, Аге­си­лай заме­тил это и не вышел им навстре­чу, а, повер­нув фронт, дви­нул­ся к их горо­ду. (51) Фиван­цы испу­га­лись за город, остав­ший­ся без защит­ни­ков, и, поки­нув свои пози­ции, устре­ми­лись туда бегом по доро­ге на Пот­нии, кото­рая была наи­бо­лее без­опас­ной⁹⁰. Ост­ро­ум­ный маневр Аге­си­лая при­вел к тому, что он заста­вил вра­гов уда­лить­ся бегом с пози­ций, хотя он не насту­пал, а отхо­дил и был дале­ко от них. В то вре­мя как они про­бе­га­ли мимо вой­ска Аге­си­лая, на них напа­ло несколь­ко поле­мар­хов со сво­и­ми мора­ми⁹¹. (52) Фиван­цы зани­ма­ли пози­ции на хол­мах, откуда мета­ли копья в про­тив­ни­ков, при­чем пал, пора­жен­ный копьем, один из поле­мар­хов, Али­пет. Одна­ко, фиван­цы при­нуж­де­ны были оста­вить эту пози­цию и усту­пить ее ски­рий­цам⁹² и части вра­же­ской кон­ни­цы, кото­рые, взо­брав­шись сюда, нано­си­ли уда­ры в тыл фиван­ско­го вой­ска, ухо­див­ше­го к горо­ду. (53) Подой­дя близ­ко к город­ской стене, фиван­цы повер­ну­ли фронт про­тив непри­я­те­ля. Заме­тив это, ски­рий­цы уда­ли­лись быст­рым шагом. Из них никто не был ранен, тем не менее фиван­цы поста­ви­ли тро­фей, так как их про­тив­ни­ки уда­ли­лись, несмот­ря на удоб­ные пози­ции. (54) После это­го Аге­си­лай, так как было уже доволь­но позд­нее вре­мя года, дви­нул­ся назад и рас­по­ло­жил­ся лаге­рем в том месте, где преж­де было выстро­е­но непри­я­тель­ское вой­ско⁹³. На сле­дую­щий день он уда­лил­ся по доро­ге, веду­щей на Фес­пии. Его храб­ро пре­сле­до­ва­ли пель­та­сты, фиван­ские наем­ни­ки; они зва­ли на помощь Хаб­рия⁹⁴, кото­рый в этот раз не высту­пил вме­сте с ними. Тогда олинф­ские всад­ни­ки, при­мкнув­шие с.133 уже, соглас­но клят­вен­но­му дого­во­ру⁹⁵, к союз­но­му вой­ску, повер­ну­ли фронт и ста­ли пре­сле­до­вать фиван­цев. На пути у отсту­паю­щих пель­та­стов ока­зал­ся кру­той склон, куда их и загна­ли олин­фяне. Здесь было пере­би­то очень мно­го пель­та­стов, так как на скло­нах, доступ­ных для вер­хо­вой езды, пехота бес­силь­на про­тив кон­ни­цы. (55) Аге­си­лай при­был в Фес­пии в то вре­мя, как здесь шла меж­ду граж­да­на­ми оже­сто­чен­ная пар­тий­ная борь­ба: пар­тия, слыв­шая лако­но­филь­ской, доби­ва­лась истреб­ле­ния сво­их поли­ти­че­ских про­тив­ни­ков, в чис­ле коих был и Мелон. Одна­ко, Аге­си­лай это­го не допу­стил: он при­ми­рил меж­ду собой обе пар­тии, заста­вил их обме­нять­ся клят­ва­ми и толь­ко после это­го уда­лил­ся через Кифе­рон по доро­ге на Мега­ры. Здесь он рас­пу­стил союз­ни­ков, а лакеде­мон­ское вой­ско увел на роди­ну.

(56) Фиван­цы были в очень тяже­лом поло­же­нии вслед­ст­вие недо­стат­ка хле­ба: уже два года они не мог­ли сни­мать с полей жат­вы. Поэто­му они посла­ли на двух три­эрах сво­их упол­но­мо­чен­ных в Пага­сы за хле­бом, ассиг­но­вав для этой цели десять талан­тов. В то вре­мя как они ску­па­ли хлеб, началь­ник лакеде­мон­ско­го гар­ни­зо­на в Орее⁹⁶ Алкет эки­пи­ро­вал три три­э­ры, при­няв все необ­хо­ди­мые меры, чтобы об этом не мог­ли узнать про­тив­ни­ки. Когда кораб­ли с хле­бом вышли в море, Алкет захва­тил кораб­ли и три­э­ры; весь эки­паж, в чис­ле не менее трех­сот чело­век, был взят в плен. Алкет заклю­чил плен­ных в тем­ни­цу в город­ской кре­по­сти, где нахо­дил­ся и его штаб. (57) С Алке­том был в близ­ких отно­ше­ни­ях сын одно­го из орей­ских граж­дан, поль­зо­вав­ше­го­ся без­упреч­ней­шей репу­та­ци­ей; поэто­му, раз­ме­стив узни­ков, он спу­стил­ся из кре­по­сти в город и занял­ся уха­жи­ва­ни­ем за этим маль­чи­ком. Узнав о его без­за­бот­ном лег­ко­мыс­лии, плен­ни­ки овла­де­ли кре­по­стью и скло­ни­ли город к отло­же­нию. После это­го фиван­цы пере­во­зи­ли хлеб уже без вся­ких затруд­не­ний.

(58) Когда насту­пи­ла сле­дую­щая вес­на, Аге­си­лай не мог уже высту­пить: он был болен и лежал в посте­ли. На пути из Фив, в то вре­мя как его вой­ско нахо­ди­лось в Мега­рах, он шел одна­жды из хра­ма Афро­ди­ты в зда­ние пра­ви­тель­ст­вен­ных учреж­де­ний. Вдруг у него лоп­ну­ла внут­ри какая-то жила, и кровь потек­ла из тела в здо­ро­вую, не хро­мую ногу⁹⁷. Голень необы­чай­но разду­лась и при­чи­ня­ла Аге­си­лаю невы­но­си­мую боль. Тогда какой-то сира­куз­ский врач вскрыл ему жилу око­ло лодыж­ки. Кровь брыз­ну­ла и, не пере­ста­вая, тек­ла целые сут­ки. Ника­ки­ми сред­ства­ми не уда­ва­лось оста­но­вить кро­во­те­че­ния, пока Аге­си­лай не впал в бес­па­мят­ство; тогда кро­во­те­че­ние само собой пре­кра­ти­лось. После это­го Аге­си­лай был отве­зен в Лакеде­мон, где про­бо­лел все лето и зиму.

(59) С наступ­ле­ни­ем вес­ны лакеде­мо­няне сно­ва объ­яви­ли поход, при­ка­зав Клеом­броту стать во гла­ве вой­ска. Когда он со сво­им вой­ском при­бли­зил­ся к Кифе­ро­ну, пель­та­сты ушли впе­ред, чтобы зара­нее с.134 занять вер­ши­ны, гос­под­ст­ву­ю­щие над пере­ва­лом. Но эти вер­ши­ны были уже заня­ты фиван­ца­ми и афи­ня­на­ми. Послед­ние выжда­ли, пока про­тив­ни­ки взбе­рут­ся на вер­ши­ну, а затем устре­ми­лись на них и, выбив их из пози­ции, пре­сле­до­ва­ли и пере­би­ли око­ло соро­ка чело­век. При таком поло­же­нии дел Клеом­брот счи­тал невоз­мож­ным пере­ва­лить в Фиван­скую область; поэто­му он повер­нул назад и рас­пу­стил вой­ско.

(60) После это­го состо­я­лось собра­ние союз­ни­ков в Лакеде­моне, при­чем союз­ни­ки в сво­их речах заяв­ля­ли, что они так дол­го тер­пят бед­ст­вия вой­ны лишь вслед­ст­вие нера­ди­во­сти пол­ко­вод­цев. По их сло­вам, воз­мож­но было эки­пи­ро­вать флот, гораздо более мно­го­чис­лен­ный, чем афин­ский, и взять Афи­ны измо­ром. На этих же кораб­лях мож­но было, по их мне­нию, пере­пра­вить вой­ско в Фиван­скую область, выса­див его либо в Фокиде, либо в Крев­сии. (61) В рас­че­те на это и было эки­пи­ро­ва­но шесть­де­сят три­эр, при­чем навар­хом был назна­чен Пол­лид⁹⁸. Лакеде­мо­няне не ошиб­лись в рас­че­те: им дей­ст­ви­тель­но уда­лось орга­ни­зо­вать бло­ка­ду Афин; суда, вез­шие хлеб, дохо­ди­ли толь­ко до Гера­с­та⁹⁹, а оттуда не реша­лись плыть даль­ше, так как лакеде­мон­ский флот нахо­дил­ся близ Эги­ны, Кео­са и Анд­ро­са. Афи­няне, увидев, что им остал­ся толь­ко один выход, вышли сами¹⁰⁰ в море на сво­их кораб­лях, сра­зи­лись с Пол­лидом под началь­ст­вом Хаб­рия и победи­ли его в мор­ской бит­ве. Таким обра­зом афи­ня­нам уда­лось уни­что­жить пре­пят­ст­вия к сво­бод­но­му вво­зу хле­ба.

(62) Ввиду того, что лакеде­мо­няне гото­ви­лись к пере­воз­ке морем вой­ска в Бео­тию, фиван­цы обра­ти­лись к афи­ня­нам с прось­бой послать вой­ско в Пело­пон­нес. Они пола­га­ли, что в этом слу­чае лакеде­мо­няне будут не в состо­я­нии и охра­нять их соб­ст­вен­ную стра­ну и защи­щать сосед­ние с ней союз­ные государ­ства, и в то же вре­мя послать зна­чи­тель­ное вой­ско для борь­бы с фиван­ца­ми. (63) Афи­няне, раз­дра­жен­ные про­тив лакеде­мо­нян за посту­пок Сфо­д­рия, охот­но отпра­ви­ли экс­пе­ди­цию в Пело­пон­нес, эки­пи­ро­вав шесть­де­сят кораб­лей и выбрав стра­те­гом флота Тимо­фея. Так как вра­ги не втор­га­лись в Фиван­скую область ни в том году, когда во гла­ве вой­ска сто­ял Клеом­брот, ни в сле­дую­щем, когда Тимо­фей со сво­им фло­том обо­гнул Пело­пон­нес, фиван­цы ста­ли без вся­ких опа­се­ний совер­шать похо­ды на бео­тий­ские горо­да, и им уда­лось сно­ва при­со­еди­нить их к себе. (64) Тимо­фей, обо­гнув Пело­пон­нес, тот­час же под­чи­нил себе Кер­ки­ру. Он нико­го не пора­бо­щал, не уда­лял в изгна­ние и не изме­нял государ­ст­вен­но­го устрой­ства; поэто­му ему уда­лось рас­по­ло­жить к себе горо­да, нахо­дя­щи­е­ся в этих местах. (65) Для борь­бы с ним лакеде­мо­няне сна­ряди­ли флот и отпра­ви­ли его под началь­ст­вом навар­ха Нико­ло­ха, очень храб­ро­го мужа. Послед­ний, с.135 ока­зав­шись в виду флота Тимо­фея, решил не терять вре­ме­ни и всту­пил в бой с шестью­де­ся­тью кораб­ля­ми Тимо­фея, хотя шести амбра­кий­ских кораб­лей, вхо­див­ших в его флот, не было нали­цо, и он рас­по­ла­гал толь­ко пятью­де­ся­тью пятью. (66) В этот раз он был раз­бит, и Тимо­фей поста­вил тро­фей в Али­зии; зато в дру­гой раз, когда Тимо­фей выво­лок свои кораб­ли на сушу и почи­нял их, он под­плыл к Али­зии, где нахо­дил­ся Тимо­фей; теперь к нему уже при­бы­ли и шесть амбра­кий­ских три­эр. Так как Тимо­фей не вышел ему навстре­чу, он так­же поста­вил тро­фей на одном из бли­жай­ших ост­ро­вов. Тимо­фей же, почи­нив кораб­ли, кото­рые до тех пор вхо­ди­ли в его флот, и при­со­еди­нив к сво­е­му флоту новые, кер­кир­ские кораб­ли, стал дале­ко пре­вос­хо­дить фло­том про­тив­ни­ка, так как общее чис­ло его кораб­лей ста­ло более семи­де­ся­ти. Он насто­я­тель­но тре­бо­вал денег из Афин; такой боль­шой флот нуж­дал­ся в боль­ших издерж­ках.