Греческая история

Книга III

с.48 (III. 1. 1) Так окон­чил­ся мятеж в Афи­нах. Через корот­кое вре­мя после это­го Кир, отпра­вив послов в Лакеде­мон, про­сил, чтобы лакеде­мо­няне при­ня­ли в нем такое же уча­стие, какое он сам при­нял в них во вре­мя их вой­ны с афи­ня­на­ми¹. Эфо­ры сочли его прось­бу спра­вед­ли­вой и пору­чи­ли Самию, зани­мав­ше­му тогда пост навар­ха, ока­зать потреб­ную помощь Киру. Послед­ний охот­но испол­нил прось­бу Кира: во гла­ве сво­его флота и флота Кира он поплыл вдоль бере­га в Кили­кию и добил­ся того, что вла­сти­тель Кили­кии Свен­не­сий поте­рял воз­мож­ность ока­зы­вать на суше про­ти­во­дей­ст­вие Киру, иду­ще­му похо­дом на пер­сид­ско­го царя. (2) Как Кир собрал вой­ско, как он с этим вой­ском отпра­вил­ся вглубь стра­ны про­тив бра­та, при каких обсто­я­тель­ствах про­изо­шла бит­ва², как Кир погиб и как после это­го гре­кам уда­лось бла­го­по­луч­но добрать­ся к бере­гу моря³, — обо всем этом напи­са­но уже в кни­ге сира­куз­ца Феми­сто­ге­на.

(3) Тис­са­ферн, ока­зав­ший неоце­ни­мые услу­ги царю в его войне с бра­том, был назна­чен сатра­пом не толь­ко тех обла­стей, в кото­рых он началь­ст­во­вал преж­де, но и тех, где началь­ни­ком был преж­де Кир. При­быв в свою сатра­пию, он тот­час же решил под­чи­нить себе все ионий­ские горо­да. Эти горо­да, с одной сто­ро­ны, жела­ли сохра­нить сво­бо­ду, а с дру­гой, опа­са­лись мще­ния Тис­са­фер­на за то, что они при жиз­ни Кира отпа­ли от Тис­са­фер­на и ста­ли на сто­ро­ну Кира; поэто­му они не откры­ли город­ских ворот Тис­са­фер­ну, а отпра­ви­ли послов в Лакеде­мон. Эти послы про­си­ли их, как защит­ни­ков всей Гре­ции, поза­бо­тить­ся и о них, ази­ат­ских гре­ках, спа­сти их стра­ну от опу­сто­ше­ния и высту­пить на защи­ту их сво­бо­ды. (4) Лакеде­мо­няне же посла­ли к ним гар­мо­стом Фиб­ро­на, дав­ши им и вой­ско — око­ло тыся­чи нео­да­мо­дов⁴ и око­ло четы­рех тысяч про­чих пело­пон­нес­цев. Фиб­рон попро­сил и у афи­нян три­ста всад­ни­ков, обе­щая дать им жало­ва­нье. Афи­няне же посла­ли тех, кото­рые слу­жи­ли в кон­ни­це в прав­ле­ние трид­ца­ти, пола­гая, что для демо­кра­тии будет бла­гом, если они будут вда­ли от роди­ны и с.49 погиб­нут. (5) Когда они при­бы­ли в Азию, Фиб­рон при­со­еди­нил к ним опол­че­ния из гре­че­ских горо­дов, рас­по­ло­жен­ных на мате­ри­ке, так как тогда все гре­че­ские горо­да бес­пре­ко­слов­но пови­но­ва­лись при­ка­за­ни­ям каж­до­го лакеде­мо­ня­ни­на. Но даже и с таким вой­ском Фиб­рон из стра­ха перед непри­я­тель­ской кон­ни­цей⁵ не решал­ся спу­стить­ся в доли­ну; с него доволь­но было и того, что те пози­ции, кото­рые он зани­мал, дава­ли ему воз­мож­ность пред­о­хра­нить стра­ну от вра­же­ско­го опу­сто­ше­ния. (6) Когда же гре­че­ское вой­ско, участ­во­вав­шее в похо­де Кира, бла­го­по­луч­но спас­шись, при­со­еди­ни­лось к нему, он стал уже спус­кать­ся в доли­ну и откры­то высту­пать про­тив Тис­са­фер­на; ему уда­лось взять доб­ро­воль­но сдав­ший­ся город Пер­гам, а так­же Тев­фра­нию и Али­сар­ну, над кото­ры­ми началь­ст­во­ва­ли Еври­сфен и Прокл, потом­ки лакеде­мо­ня­ни­на Дема­ра­та. Послед­ний полу­чил эту область в дар от царя за то, что он участ­во­вал в похо­де на Гре­цию. На его сто­ро­ну пере­шли так­же бра­тья Гор­ги­он и Гон­гил, вла­дев­шие: пер­вый — Гам­бри­ем и Пале­гам­бри­ем, а вто­рой — Мири­ной и Гри­ни­ем. И эти горо­да были цар­ским даром Гон­ги­лу⁶ за то, что он — един­ст­вен­ный из эре­трий­цев — был изгнан за пер­со­филь­ство. (7) Были и такие сла­бо укреп­лен­ные горо­да, кото­рые Фиб­рон взял воору­жен­ной силой; что же каса­ет­ся Лари­сы, так назы­вае­мой Еги­пет­ской, то, так как она не под­чи­ни­лась его тре­бо­ва­ни­ям, он ее обнес осад­ны­ми укреп­ле­ни­я­ми и оса­ждал. Так как ему никак не уда­лось взять город, он стал копать коло­дец, отведя в него воду из город­ско­го под­зем­но­го водо­про­во­да, чтобы лишить город воды. Тогда оса­жден­ные ста­ли совер­шать частые вылаз­ки из стен и бро­сать в выры­тую яму брев­на и кам­ни⁷; чтобы избе­жать это­го, Фиб­рон сде­лал над колод­цем дере­вян­ный пред­о­хра­ни­тель­ный щит. Но лари­с­цы сде­ла­ли ночью вылаз­ку и сожгли этот щит. После это­го эфо­ры, решив, что он попу­сту тра­тит вре­мя, отпра­ви­ли к нему послов с при­ка­за­ни­ем, оста­вив Лари­су, отпра­вить­ся в Карию.

(8) Когда он по пути в Карию при­был уже в Эфес, его настиг здесь Дер­ки­лид, при­шед­ший сме­нить его на посту. Это был, по обще­му мне­нию, очень лов­кий и изо­бре­та­тель­ный чело­век, поче­му он и носил про­зви­ще Сиси­фа. Фиб­рон вер­нул­ся на роди­ну, был осуж­ден и при­нуж­ден отпра­вить­ся в изгна­ние; союз­ни­ки его обви­ни­ли в том, что он поз­во­лял сво­е­му вой­ску гра­бить дру­же­ст­вен­ные горо­да. (9) Всту­пив в коман­до­ва­ние вой­ском, Дер­ки­лид, зная что Тис­са­ферн и Фар­на­баз отно­сят­ся друг к дру­гу недо­вер­чи­во и подо­зри­тель­но, всту­пив в согла­ше­ние с Тис­са­фер­ном, повел вой­ско на терри­то­рию Фар­на­ба­за, пред­по­чи­тая вести вой­ну с одним, чем с обо­и­ми сра­зу. Дер­ки­лид был и до того вре­ме­ни вра­гом Фар­на­ба­за: будучи гар­мо­стом в Абидо­се в навар­хию Лисанд­ра⁸, он был с.50 окле­ве­тан Фар­на­ба­зом и при­го­во­рен к сто­я­нию на карау­ле со щитом в руках, что счи­та­ет­ся позо­ром у доб­ро­по­рядоч­ных лакеде­мо­нян: это при­ня­тое у них нака­за­ние за недо­ста­ток дис­ци­пли­ны. Поэто­му-то он с гораздо боль­шей охотой пошел вое­вать с Фар­на­ба­зом. (10) И тот­час же обна­ру­жи­лось, какая боль­шая раз­ни­ца меж­ду его началь­ст­во­ва­ни­ем и Фиб­ро­но­вым: он про­вел вой­ско через дру­же­ст­вен­ную стра­ну до Фар­на­ба­зо­вой Эолиды, не при­чи­нив ника­ко­го вреда союз­ни­кам⁹.

Эта Эолида нахо­ди­лась под вер­хов­ной коман­дой Фар­на­ба­за; долж­ность же сатра­па этой обла­сти зани­мал у него до самой смер­ти дар­да­нец Зений. Когда послед­ний забо­лел и умер, и Фар­на­баз соби­рал­ся уже пере­дать сатра­пию дру­го­му, жена Зения Мания, тоже дар­дан­ка, сна­ряди­ла пыш­ный кор­теж ко дво­ру с бога­ты­ми дара­ми как для само­го Фар­на­ба­за, так и для рас­по­ло­же­ния к себе налож­ниц и вли­я­тель­ных лиц при его дво­ре. (11) Полу­чив у него ауди­ен­цию, она ска­за­ла: «Фар­на­баз, мой покой­ный муж все­гда вно­сил тебе поло­жен­ные пода­ти и во всем про­чем был тебе дру­гом, так что ты его все­гда хва­лил и ува­жал. Если я буду тебе слу­жить ничуть не хуже его, зачем тебе нуж­но назна­чать дру­го­го сатра­па? Если же я тебе в чем-нибудь не уго­жу, от тебя будет зави­сеть отнять у меня власть и отдать ее дру­го­му». (12) Выслу­шав все это, Фар­на­баз при­знал спра­вед­ли­вым, чтобы Мания зани­ма­ла долж­ность сатра­па. Она же, став вла­ды­кой стра­ны, ничуть не хуже мужа соби­ра­ла и пере­да­ва­ла пода­ти, и к тому же каж­дый раз, когда при­бы­ва­ла ко дво­ру Фар­на­ба­за, при­во­зи­ла ему подар­ки и вся­кий раз, как он при­бы­вал в ее стра­ну, при­ни­ма­ла его мно­го луч­ше и любез­нее всех про­чих под­чи­нен­ных ему вла­сти­те­лей; (13) она удер­жа­ла под сво­ей вла­стью все полу­чен­ные ею в удел горо­да и, кро­ме того, при­со­еди­ни­ла к сво­им вла­де­ни­ям при­мор­ские горо­да Лари­су, Гама­к­сит и Коло­ны, преж­де ей не под­чи­нен­ные. Она ата­ко­ва­ла сте­ны этих горо­дов во гла­ве отряда гре­че­ских наем­ни­ков; сама же она наблюда­ла за ходом сра­же­ния, сидя в коляс­ке. Кого она счи­та­ла достой­ным похва­лы, тот полу­чал щед­рые дары; таким обра­зом она сфор­ми­ро­ва­ла пре­крас­ное наем­ни­че­ское вой­ско. Она участ­во­ва­ла так­же и в похо­дах Фар­на­ба­за, каж­дый раз как он совер­шал набе­ги на мисий­цев или писидов за то, что они гра­би­ли цар­ские вла­де­ния. Фар­на­баз со сво­ей сто­ро­ны ока­зы­вал ей вся­че­ское ува­же­ние и ино­гда спра­ши­вал у нее сове­та в государ­ст­вен­ных делах. (14) Когда ей было уже более соро­ка лет, Мидий, муж ее доче­ри, под­стре­кае­мый окру­жаю­щи­ми, гово­рив­ши­ми ему, что позор­но, чтобы он сто­ял в сто­роне от дел, а пра­ви­ла жен­щи­на, заду­шил ее, как рас­ска­зы­ва­ют, в ее поко­ях. Вооб­ще она тща­тель­но обе­ре­га­ла себя от посто­рон­них людей, как все­гда посту­па­ют тира­ны, но ему она дове­ря­ла и люби­ла его, как сво­его зятя. Он убил так­же и ее сына, кра­сав­ца лицом, имев­ше­го око­ло сем­на­дца­ти лет от роду. (15) Сде­лав это, он овла­дел укреп­лен­ны­ми горо­да­ми Скеп­си­ем и Гер­ги­фом, где с.51 пре­иму­ще­ст­вен­но хра­ни­лись сокро­ви­ща Мании. Про­чие горо­да не откры­ли ему ворот, но быв­ший в них гар­ни­зон удер­жал их для Фар­на­ба­за. После это­го Мидий послал Фар­на­ба­зу дары и про­сил его, чтобы он остал­ся вла­сти­те­лем этой обла­сти, как вла­де­ла ею Мания. Фар­на­баз же, воз­вра­тив ему дары, велел ему повре­ме­нить с под­не­се­ни­ем, пока он не при­дет к Мидию и не возь­мет эти подар­ки вме­сте с его голо­вой: он гово­рил, что он не хочет боль­ше жить, если не ото­мстит за Манию. (16) В это вре­мя при­бы­ва­ет сюда Дер­ки­лид и тот­час же берет в один день без сопро­тив­ле­ния при­мор­ские горо­да Лари­су, Гама­к­сит и Коло­ны. Затем он послал послов в горо­да Эолиды с пред­ло­же­ни­ем стать сво­бод­ны­ми¹⁰, а открыть ему ворота и всту­пить с ним в союз. Это пред­ло­же­ние было при­ня­то жите­ля­ми Неандрий, Илия и Коки­лии, так как сто­яв­шие в них гре­че­ские гар­ни­зо­ны после смер­ти Мании под­верг­лись очень сквер­но­му обра­ще­нию. (17) Зато началь­ник гар­ни­зо­на в непри­ступ­ной кре­по­сти Кеб­рене не открыл ворот Дер­ки­лиду, наде­ясь полу­чить награ­ду от Фар­на­ба­за за то, что он сохра­нил ему город. Дер­ки­лид был раз­дра­жен этим и соби­рал­ся ата­ко­вать Кеб­рен. Он совер­шил жерт­во­при­но­ше­ние, но не полу­чил бла­го­при­ят­ных пред­зна­ме­но­ва­ний. На сле­дую­щий день он тоже при­нес жерт­ву, и так­же не полу­чил хоро­ших резуль­та­тов; то же было и на тре­тий день. До чет­вер­то­го дня он кре­пил­ся и при­но­сил жерт­вы, сдер­жи­вая доса­ду. Доса­до­вал он пото­му, что спе­шил овла­деть всей Эолидой преж­де, чем Фар­на­баз при­дет к ней на помощь. (18) Какой-то сики­он­ский лохаг Афи­над, нахо­дя, что Дер­ки­лид попу­сту тра­тит вре­мя, решил, что он смо­жет соб­ст­вен­ны­ми сила­ми лишить кеб­рен­цев воды. Он бро­сил­ся со сво­им отрядом к источ­ни­ку и стал его засы­пать. Тогда сидев­шие в кре­по­сти сде­ла­ли вылаз­ку, рани­ли его само­го, уби­ли дво­их из его отряда, а осталь­ных про­гна­ли, нано­ся им уда­ры и бро­сая в них сна­ряды. Это при­ве­ло в него­до­ва­ние Дер­ки­лида, кото­рый пола­гал, что вслед­ст­вие это­го и ата­ка будет вестись с мень­шим вооду­шев­ле­ни­ем. Но как раз в это вре­мя при­шли из кре­по­сти послы от гре­ков и ска­за­ли, что им не нра­вит­ся образ дей­ст­вий началь­ни­ка и что они пред­по­чи­та­ют союз с гре­ка­ми сою­зу с вар­ва­ра­ми.

(19) Не успе­ли окон­чить­ся эти пере­го­во­ры, как при­шел послан­ный от началь­ни­ка гар­ни­зо­на и сооб­щил, что послед­ний при­со­еди­ня­ет­ся ко всем заяв­ле­ни­ям горо­жан. В этот же день Дер­ки­лид полу­чил, нако­нец, хоро­шие пред­зна­ме­но­ва­ния; поэто­му он при­ка­зал вой­ску немед­лен­но стать под ору­жие и повел его к город­ским воротам. Горо­жане откры­ли ворота и впу­сти­ли их в город. Поста­вив и здесь гар­ни­зон, Дер­ки­лид тот­час же пошел на Скеп­сий и Гер­гиф. (20) Мидий же ждал при­бы­тия Фар­на­ба­за, но из стра­ха перед граж­да­на­ми послал посла к Дер­ки­лиду с пред­ло­же­ни­ем всту­пить в пере­го­во­ры, если тот при­шлет залож­ни­ков. Дер­ки­лид послал ему по одно­му граж­да­ни­ну из каж­до­го союз­но­го горо­да и пред­ло­жил взять из с.52 них в залож­ни­ки кого он хочет и в каком угод­но чис­ле. Тот, взяв деся­те­рых, вышел из кре­по­сти¹¹ и, всту­пив в пере­го­во­ры с Дер­ки­лидом, спро­сил его, на каких усло­ви­ях он согла­сен всту­пить с ним в союз. Тот отве­чал, что он ста­вит усло­ви­ем пре­до­став­ле­ние сво­бо­ды и неза­ви­си­мо­сти граж­да­нам. Еще до окон­ча­ния этих пере­го­во­ров Дер­ки­лид дви­нул­ся к Скеп­сию. (21) Мидий понял, что он не смо­жет ему вос­пре­пят­ст­во­вать про­тив воли граж­дан, и поз­во­лил ему вой­ти в город. По при­не­се­нии жертв Афине в Скеп­сий­ском акро­по­ле Дер­ки­лид вывел из горо­да гар­ни­зон Мидия, пере­дал город граж­да­нам и, ука­зав им в тор­же­ст­вен­ной речи, что они могут учредить у себя такой строй, какой подо­ба­ет сво­бод­ным элли­нам, вышел из горо­да и напра­вил­ся к Гер­ги­фу. (22) С ним вме­сте дви­ну­лись и мно­гие из скеп­сий­цев; они лико­ва­ли и возда­ва­ли ему поче­сти за соде­ян­ное. Мидий, после­до­вав за ним, про­сил отдать ему в управ­ле­ние город Гер­гиф; Дер­ки­лид отве­тил ему, что он полу­чит все то, чего заслу­жи­ва­ет. Затем он подо­шел вме­сте с Миди­ем к воротам Гер­ги­фа; за ним шло вой­ско, выстро­ен­ное по два в ряд, как в мир­ное вре­мя. Кара­уль­ные, сто­яв­шие на город­ских баш­нях, имев­ших гро­мад­ную высоту, не стре­ля­ли, так как виде­ли, что вой­ско сопро­вож­да­ет Мидий. Дер­ки­лид ска­зал Мидию: «При­ка­жи открыть ворота; мы всту­пим под тво­им пред­во­ди­тель­ст­вом в город; я вой­ду вме­сте с тобой в свя­ти­ли­ще и при­не­су жерт­ву Афине». Мидий боял­ся открыть ворота, но, испу­гав­шись, чтобы его не лиши­ли сво­бо­ды, при­ка­зал все же открыть. (23) Вой­дя в город, Дер­ки­лид отпра­вил­ся вме­сте с Миди­ем в акро­поль, затем он со сво­и­ми тело­хра­ни­те­ля­ми вошел в храм Афи­ны для при­не­се­ния жертв; про­чим же вои­нам он при­ка­зал занять посты вокруг стен. При­не­ся жерт­ву, он при­ка­зал тело­хра­ни­те­лям Мидия занять посты во фрон­те его вой­ска, так как он при­ни­ма­ет их к себе на служ­бу: ведь Мидию уже нече­го было боять­ся¹². (24) Мидий при­шел в заме­ша­тель­ство и ска­зал: «Ну, я уйду, чтобы при­гото­вить тебе дары госте­при­им­ства». Дер­ки­лид воз­ра­зил на это: «Нет, кля­нусь Зев­сом, не делай это­го, не подо­ба­ет, чтобы я, при­но­сив­ший жерт­ву, полу­чал дары от тебя; наобо­рот, я дол­жен уго­щать тебя. Остань­ся же с нами, пока будет готов обед; мы с тобой все обсудим меж­ду собой и посту­пим по спра­вед­ли­во­сти». (25) Когда они рас­се­лись, Дер­ки­лид задал вопрос: «Ска­жи мне, Мидий, отец твой оста­вил тебя домо­вла­ды­кой, не прав­да ли?» — «Конеч­но», — отве­тил тот. «Сколь­ко у тебя было домов, сколь­ко пахот­ных участ­ков, сколь­ко лугов?» Когда он все это запи­сал, при­сут­ст­во­вав­шие там скеп­сий­цы ска­за­ли: «Он тебя обма­ны­ва­ет, Дер­ки­лид». (26) «А вы не слиш­ком при­ди­рай­тесь к мело­чам», — ска­зал Дер­ки­лид и, запи­сав все отцов­ское име­ние, при­ба­вил: «Чьей была Мания?» Все при­сут­ст­ву­ю­щие ска­за­ли, что Фар­на­ба­за. «В таком слу­чае не долж­но ли и ее иму­ще­ство при­над­ле­жать Фар­на­ба­зу?» — «Конеч­но», с.53 отве­ти­ли окру­жаю­щие. «Но, ведь, Фар­на­баз нам враг; и поэто­му, раз мы победи­ли его, то его вла­де­ния ста­но­вят­ся наши­ми. Так пусть же кто-нибудь поведет нас туда, где хра­нят­ся сокро­ви­ща Мании и Фар­на­ба­за». (27) Его пове­ли ко двор­цу Мании, кото­рым завла­дел Мидий; послед­ний шел вме­сте с ними. Вой­дя внутрь, Дер­ки­лид позвал каз­на­че­ев; он при­ка­зал при­служ­ни­кам аре­сто­вать их и заявил им, что если они будут ули­че­ны в утай­ке чего-либо из сокро­вищ Мании с целью при­сво­е­ния, то немед­лен­но будут пере­би­ты. Тогда они пока­за­ли ему все сокро­ви­ща. Осмот­рев их, он запер все на замок, опе­ча­тал и при­ста­вил кара­уль­ных. (28) Вый­дя из двор­ца, он ска­зал тем из лоха­гов и так­си­ар­хов, кото­рых он застал у ворот: «Здесь хва­тит жало­ва­нья для вой­ска при­бли­зи­тель­но на год при вось­ми тыся­чах вои­нов. Если же мы еще что-нибудь раздо­будем, то и это будет рас­хо­до­вать­ся на упла­ту жало­ва­нья». Он ска­зал это, зная, что, услы­шав об этом, они ста­нут гораздо более послуш­ны­ми и услуж­ли­вы­ми. После это­го Мидий спро­сил: «А где мне при­ка­жешь жить, Дер­ки­лид?» Послед­ний отве­тил: «Там, мой милый Мидий, где это будет спра­вед­ли­вее все­го: в тво­ем род­ном горо­де Скеп­сии, в тво­ем отцов­ском доме».

(III. 2. 1) Совер­шив все это и взяв в восемь дней девять горо­дов, Дер­ки­лид стал думать, как бы ему устро­ить так, чтобы не ложить­ся тяж­ким бре­ме­нем на союз­ни­ков, оста­ва­ясь на зимов­ку в дру­же­ст­вен­ной стране (как было с Фиб­ро­ном), и чтобы Фар­на­баз, наде­ясь на пре­вос­ход­ство сво­ей кон­ни­цы, не разо­рял гре­че­ских горо­дов. Он шлет послов к Фар­на­ба­зу с вопро­сом, что́ тот пред­по­чи­та­ет, — вой­ну или мир? Фар­на­баз, зная, что Эолида силь­но укреп­ле­на и что это угро­жа­ет его рези­ден­ции Фри­гии, пред­по­чел пере­ми­рие.

(2) После это­го Дер­ки­лид, при­дя в Вифин­скую Фра­кию, рас­по­ло­жил­ся там на зимов­ку. Это не вызва­ло неудо­воль­ст­вия Фар­на­ба­за, так как вифин­цы часто совер­ша­ли на него набе­ги. Дер­ки­лид все вре­мя имел воз­мож­ность без­опас­но и бес­пре­пят­ст­вен­но гра­бить Вифи­нию и имел съест­ные при­па­сы в изоби­лии; един­ст­вен­ной неуда­чей была сле­дую­щая. К нему при­шли с дру­го­го бере­га Гел­лес­пон­та, от Сев­фа, союз­ни­ки-одри­сы, в чис­ле око­ло двух­сот всад­ни­ков и око­ло трех­сот пель­та­стов. Они рас­по­ло­жи­лись лаге­рем и окру­жи­ли себя тыном при­бли­зи­тель­но в две­на­дца­ти ста­ди­ях от гре­че­ско­го лаге­ря. Попро­сив у Дер­ки­лида кара­уль­ных для лаге­ря из чис­ла тяже­ло­во­ору­жен­ных, они отпра­ви­лись за добы­чей и захва­ти­ли мно­го рабов и сокро­вищ. (3) Когда весь их лагерь напол­нил­ся мно­го­чис­лен­ны­ми плен­ны­ми, вифин­ские пель­та­сты и всад­ни­ки, узнав, сколь­ко чело­век вышло за добы­чей и сколь­ких гре­че­ских кара­уль­ных они оста­ви­ли в лаге­ре, собрав­шись в очень боль­шом чис­ле, на заре напа­ли на тяже­ло­во­ору­жен­ных, кото­рых было око­ло двух­сот. При­бли­зив­шись к лаге­рю, вифин­цы ста­ли бро­сать кам­ни и дро­ти­ки в гре­ков. Послед­ние, несмот­ря на то, что полу­ча­ли пора­не­ния, часто даже смер­тель­ные, не мог­ли ниче­го сде­лать с.54 внут­ри огра­ды, име­ю­щей при­бли­зи­тель­но чело­ве­че­ский рост. (4) Тогда они сорва­ли огра­ду и унес­ли ее в лагерь. Та часть вифин­цев, на кото­рую было непо­сред­ст­вен­но направ­ле­но напа­де­ние, каж­дый раз отсту­па­ла, им не труд­но было отсту­пать от тяже­ло­во­ору­жен­ных, так как они были в лег­ком воору­же­нии, но в то же вре­мя осталь­ные вифин­цы спра­ва и сле­ва осы­па­ли гре­ков дро­ти­ка­ми и при каж­дой вылаз­ке мно­гих из них уби­ва­ли. Нако­нец они, как ско­ти­на в заго­род­ке, были пере­би­ты дро­ти­ка­ми. Из них толь­ко при­бли­зи­тель­но пят­на­дца­ти чело­ве­кам уда­лось спа­стись и бежать в гре­че­ский лагерь, да и то толь­ко пото­му, что они обра­ти­лись в бег­ство как толь­ко узна­ли, в чем дело, и ускольз­ну­ли во вре­мя бит­вы по недо­смот­ру вифин­цев. (5) Быст­ро выпол­нив это и пере­бив сто­ро­жей шатров одрис­ских фра­кий­цев, они ушли, захва­тив всех плен­ных. Таким обра­зом, когда гре­ки узна­ли об этом и при­шли на помощь, они не нашли в лаге­ре ниче­го, кро­ме обна­жен­ных тру­пов. Когда одри­сы вер­ну­лись с набе­га, они похо­ро­ни­ли сво­их погиб­ших сооте­че­ст­вен­ни­ков, почти­ли их память обиль­ной выпив­кой и кон­ны­ми риста­ни­я­ми, при­со­еди­ни­лись к гре­че­ско­му лаге­рю и с этих пор сооб­ща гра­би­ли и опу­сто­ша­ли Вифи­нию).

(6) С наступ­ле­ни­ем вес­ны Дер­ки­лид отпра­вил­ся из Вифи­нии в Ламп­сак. Во вре­мя его пре­бы­ва­ния в этом горо­де к нему при­шли послы от лакеде­мон­ско­го пра­ви­тель­ства: Арак, Нав­бат и Анти­сфен. Они при­бы­ли для наблюде­ния за ходом дел в Азии и в част­но­сти для того, чтобы пере­дать Дер­ки­лиду, что он оста­ет­ся во гла­ве вой­ска еще на год и что эфо­ры упол­но­мо­чи­ли их, созвав вои­нов, пере­дать им, что они пори­ца­ют вой­ско за его преж­нее поведе­ние, но хва­лят его за то, что оно теперь ни в чем не нару­ша­ет зако­нов. И на буду­щее вре­мя, гово­ри­ли эфо­ры, они не допу­стят нару­ше­ния зако­нов; если же вои­ны про­явят спра­вед­ли­вое отно­ше­ние к союз­ни­кам, то они и впредь будут их удо­ста­и­вать похва­лы. (7) Когда, собрав сол­дат, послы пере­да­ли им это, вождь наем­ни­ков Кира отве­чал: «Лакеде­мо­няне, мы-то одни и те же и теперь и в про­шлом году, но началь­ник у нас не тот, что в про­шлом году. Вам лег­ко поэто­му понять при­чи­ну, поче­му мы теперь не нару­ша­ем зако­нов, а тогда нару­ша­ли». (8) Когда Дер­ки­лид при­гла­сил к сво­е­му сто­лу послов с роди­ны, кто-то из сви­ты Ара­ка упо­мя­нул, что они оста­ви­ли в Лакеде­моне послов от хер­со­нес­цев. Послед­ние, как рас­ска­зы­ва­ли послы, заяви­ли, что уже нет ника­кой воз­мож­но­сти обра­ба­ты­вать поля на Хер­со­не­се, так как эта мест­ность под­вер­га­ет­ся посто­ян­ным гра­бе­жам фра­кий­цев. Но, если бы была постро­е­на сте­на через весь пере­ше­ек, от моря до моря, то мог­ли бы обра­ба­ты­вать огром­ные про­стран­ства пло­до­род­ной зем­ли как они сами, так и лакеде­мон­ские коло­ни­сты, сколь­ко бы ни поже­ла­ли. Таким обра­зом, заяви­ли они, они были бы очень доволь­ны, если бы был послан по пору­че­нию государ­ства кто-нибудь из лакеде­мо­нян с вой­ском для испол­не­ния это­го пред­при­я­тия. (9) Дер­ки­лид, услы­шав это, не ска­зал им, како­го он мне­ния по это­му пово­ду, но послал их в Эфес через гре­че­ские горо­да, раду­ясь, что им пред­сто­ит с.55 увидеть горо­да, наслаж­даю­щи­е­ся бла­га­ми мира. Послы отпра­ви­лись, а Дер­ки­лид, узнав, что он остав­лен еще на год вое­на­чаль­ни­ком, сно­ва отпра­вил послов к Фар­на­ба­зу и спро­сил его, хочет ли он, чтобы про­дол­жа­лось пере­ми­рие, заклю­чен­ное на зим­нее вре­мя, или пред­по­чи­та­ет вой­ну. Когда Фар­на­баз пред­по­чел и на этот раз пере­ми­рие, Дер­ки­лид, оста­вив дру­же­ст­вен­ные ему погра­нич­ные горо­да наслаж­даю­щи­ми­ся бла­га­ми мира, пере­прав­ля­ет­ся со сво­им вой­ском через Гел­лес­понт в Евро­пу; затем он про­шел через дру­же­ст­вен­ную Фра­кию, полу­чив дары госте­при­им­ства от Сев­фа, и при­был в Хер­со­нес. (10) Здесь он узнал, что на этом полу­ост­ро­ве рас­по­ло­же­но один­на­дцать или две­на­дцать горо­дов, что зем­ля здесь очень пло­до­род­на и при­но­сит бога­тый уро­жай, но толь­ко, как уже было ска­за­но, под­вер­га­ет­ся посто­ян­ным гра­бе­жам фра­кий­цев. Он про­из­вел изме­ре­ния, и ока­за­лось, что пере­ше­ек име­ет в шири­ну семь ста­дий. Тогда он решил не мед­лить и, совер­шив жерт­во­при­но­ше­ния, стал стро­ить сте­ну, разде­лив пред­на­зна­чен­ную для построй­ки поло­су зем­ли на участ­ки для отдель­ных отрядов вои­нов. Он обе­щал дать награ­ду тем из вои­нов, кото­рые пер­вые соорудят сте­ну, а осталь­ным — по мере их заслуг. Построй­ка сте­ны нача­лась вес­ной и окон­чи­лась до наступ­ле­ния осе­ни; внут­ри сте­ны ока­за­лось один­на­дцать горо­дов, мно­го гава­ней, боль­шое про­стран­ство пло­до­род­ной и удоб­ной для посе­ва зем­ли, мно­го зем­ли уже заня­той нива­ми и мно­го­чис­лен­ные пре­крас­ные паст­би­ща для вся­ко­го рода скота. Выпол­нив это, он вер­нул­ся назад в Азию.

(11) Про­из­ведя осмотр под­чи­нен­ных ему горо­дов, он нашел все в поряд­ке, исклю­чая лишь того, что бег­ле­цы с Хиоса заня­ли укреп­ле­ние Атар­ней и, поль­зу­ясь этой кре­по­стью как базой, под­вер­га­ли опу­сто­ши­тель­ным гра­бе­жам Ионию, снис­ки­вая себе таким обра­зом сред­ства к про­пи­та­нию. Узнав, что у них в кре­по­сти боль­шие запа­сы хле­ба, Дер­ки­лид окру­жил ее укреп­ле­ни­я­ми и стал оса­ждать. На вось­мой месяц он заста­вил оса­жден­ных сдать­ся и, назна­чив здесь началь­ни­ком пел­лен­ца Дра­кон­та, устро­ил в этом месте склад все­воз­мож­ных съест­ных при­па­сов, чтобы Атар­ней мог слу­жить ему сто­ян­кой, когда он сюда при­будет. Затем он ушел в Эфес, от кото­ро­го до Сард три дня пути.

(12) До это­го вре­ме­ни Тис­са­ферн, Дер­ки­лид и живу­щие в этих местах элли­ны и вар­ва­ры были меж­ду собой в мире. Но вско­ре после опи­сы­вае­мых собы­тий при­шли в Лакеде­мон послы от ионий­ских горо­дов, кото­рые заяви­ли, что от Тис­са­фер­на зави­сит дать авто­но­мию гре­че­ским горо­дам, если бы толь­ко он поже­лал это­го. Поэто­му, если бы Кария, где нахо­дит­ся дво­рец и усадь­ба Тис­са­фер­на, ока­за­лась в кри­ти­че­ском поло­же­нии, то, заяви­ли они, по их мне­нию, он ско­рее все­го согла­сил­ся бы дать им авто­но­мию. Услы­шав это, эфо­ры посла­ли Дер­ки­лиду при­ка­за­ние совер­шить поход в Карию. Туда же при­ка­за­ли они плыть навар­ху Фара­ку во гла­ве флота. Они пови­но­ва­лись. (13) В это же вре­мя на помощь к Тис­са­фер­ну при­шел Фар­на­баз, во-пер­вых, пото­му, что Тис­са­ферн был с.56 назна­чен глав­но­на­чаль­ст­ву­ю­щим всех бое­вых сил¹³, а во-вто­рых, чтобы засвиде­тель­ст­во­вать, что он готов сра­жать­ся вме­сте с ним, быть его союз­ни­ком и сооб­ща изгнать гре­ков из вла­де­ний царя. (Вооб­ще же, Фар­на­баз завидо­вал тому, что Тис­са­ферн был глав­ным началь­ни­ком; осо­бен­но его удру­ча­ла поте­ря Эолиды). Услы­ша дру­же­ст­вен­ные пред­ло­же­ния Фар­на­ба­за, Тис­са­ферн ска­зал ему: «Пер­вым делом пой­дем со мной похо­дом в Карию, а затем поду­ма­ем и об этом». (14) По при­бы­тии туда они реши­ли поста­вить здесь надеж­ные гар­ни­зо­ны в кре­по­стях, а затем перей­ти назад в Ионию. Дер­ки­лид, услы­шав, что они пере­шли сно­ва через Меандр, заме­тил Фара­ку, что он боит­ся, что Тис­са­ферн и Фар­на­баз ста­нут совер­шать набе­ги на без­за­щит­ную стра­ну и под­вер­гать ее раз­граб­ле­нию. Поэто­му и он стал пере­прав­лять­ся через Меандр. Во вре­мя пере­пра­вы вой­ска, не выстро­ен­но­го в бое­вой порядок (так как Дер­ки­лид думал, что вра­ги достиг­ли уже Эфес­ской обла­сти), лакеде­мо­няне вне­зап­но увиде­ли перед собой сто­я­щих на над­гроб­ных памят­ни­ках раз­вед­чи­ков. (15) Взо­брав­шись на нахо­див­ши­е­ся перед ними памят­ни­ки и баш­ни, они увиде­ли впе­ре­ди, на доро­ге, по кото­рой им пред­сто­я­ло идти, выстро­ен­ных про­тив них в бое­вом поряд­ке карий­цев с белы­ми щита­ми, все пер­сид­ское вой­ско, все гре­че­ское вой­ско, кото­рое име­ли оба пер­сид­ских пол­ко­во­д­ца, и очень мно­го­чис­лен­ную кон­ни­цу: Тис­са­фер­но­ву — на пра­вом флан­ге, а Фар­на­ба­зо­ву — на левом. (16) Заме­тив это, Дер­ки­лид при­ка­зал так­си­ар­хам и лоха­гам как мож­но ско­рее постро­ить вой­ско по восемь в ряд, пель­та­стам стать на обо­их флан­гах; туда же он поме­стил всад­ни­ков, всех, каких он толь­ко имел, а сам стал совер­шать жерт­во­при­но­ше­ние. (17) Все пело­пон­нес­ское вой­ско соблюда­ло пол­ное спо­кой­ст­вие и при­готов­ля­лось к сра­же­нию. Что же каса­ет­ся вои­нов из При­е­ны, Ахил­лея, ост­ро­вов и иони­че­ских горо­дов, то часть их бежа­ла, оста­вив­ши ору­жие меж­ду коло­сья­ми нив (рожь в долине Меанд­ра очень высо­ка); осталь­ная же часть хотя и оста­лась, но ясно было, что и она соби­ра­ет­ся бежать. (18) Вско­ре при­шло изве­стие, что Фар­на­баз дал при­каз всту­пить в бой; Тис­са­ферн же еще не забыл наем­ни­ков Кира, с кото­ры­ми ему при­шлось сра­жать­ся, и, пола­гая, что все элли­ны похо­жи на них, желал избег­нуть сра­же­ния. Послав вест­ни­ков к Дер­ки­лиду, он при­ка­зал ему пере­дать, что жела­ет всту­пить с ним в пере­го­во­ры. Дер­ки­лид, взяв с собой из сво­ей сви­ты всад­ни­ков и пехо­тин­цев с самой вели­че­ст­вен­ной осан­кой, вышел к вест­ни­кам и ска­зал им: «А я, как види­те, совсем уже при­гото­вил­ся сра­жать­ся. Но раз он хочет всту­пить со мной в пере­го­во­ры, я ниче­го не имею про­тив это­го. В таком слу­чае необ­хо­ди­мо обме­нять­ся клят­ва­ми и залож­ни­ка­ми». (19) Когда пред­ста­ви­те­ли Тис­са­фер­на согла­си­лись на эти усло­вия, и они были выпол­не­ны, оба вой­ска вер­ну­лись на свои квар­ти­ры: вар­вар­ское — в карий­ские Трал­лы, а гре­че­ское — в Лев­коф­рий, где было очень почи­тае­мое свя­ти­ли­ще Арте­ми­ды и озе­ро, вели­чи­ной боль­ше ста­дии, с пес­ча­ным дном, напол­нен­ное с.57 проточ­ной, теп­лой, год­ной для питья водой. Тако­вы были собы­тия это­го дня; на сле­дую­щий же день они сошлись в услов­лен­ное место и реши­ли рас­спро­сить друг дру­га об усло­ви­ях мира. (20) Дер­ки­лид поста­вил усло­ви­ем, чтобы царь даро­вал авто­но­мию гре­че­ским горо­дам, а Тис­са­ферн и Фар­на­баз — чтобы гре­че­ское вой­ско поки­ну­ло стра­ну, а лакеде­мон­ские гар­мо­сты ушли из горо­дов. После этих вза­им­ных заяв­ле­ний было заклю­че­но пере­ми­рие, дей­ст­ви­тель­ное до тех пор, пока заяв­ле­ния Дер­ки­лида не будут утвер­жде­ны в Лакеде­моне, а усло­вия Тис­са­фер­на — царем.

(21) В то же вре­мя, когда Дер­ки­лид совер­шал в Азии опи­сан­ное выше, в Лакеде­моне про­ис­хо­ди­ло сле­дую­щее: лакеде­мо­няне дав­но него­до­ва­ли на элей­цев за то, что они заклю­чи­ли союз с афи­ня­на­ми, арги­вя­на­ми и ман­ти­ней­ца­ми, и за то, что они, утвер­ждая, что лакеде­мо­няне не упла­ти­ли нало­жен­но­го на них штра­фа, не поз­во­ли­ли им участ­во­вать в кон­ном и гим­на­сти­че­ском состя­за­ни­ях; вдо­ба­вок же, элей­цы не удо­воль­ст­во­ва­лись и этим, но после того как Лих­ас пере­дал свою колес­ни­цу фиван­цам, когда послед­ние были объ­яв­ле­ны победи­те­ля­ми, и Лих­ас вышел, чтобы вен­чать воз­ни­цу, они про­гна­ли его, чело­ве­ка пре­клон­ных лет, уда­ра­ми бича. (22) Неко­то­рое вре­мя спу­стя, когда Агис, в силу како­го-то пред­ска­за­ния, был послан сво­им государ­ст­вом при­не­сти жерт­ву Зев­су¹⁴, элей­цы вос­пре­пят­ст­во­ва­ли ему совер­шить молеб­ст­вие о даро­ва­нии победы на войне, ука­зы­вая ему, что было древ­нее поста­нов­ле­ние, что гре­ки не могут обра­щать­ся к ора­ку­лу, идя на вой­ну с гре­ка­ми же. Таким обра­зом ему при­шлось вер­нуть­ся, не совер­шив жерт­во­при­но­ше­ния. (23) Гне­ва­ясь за все это, эфо­ры и эккле­сия поста­но­ви­ли дать хоро­ший урок элей­цам. Отпра­вив послов в Элиду, они ска­за­ли, что лакеде­мон­ское пра­ви­тель­ство счи­та­ет спра­вед­ли­вым, чтобы они даро­ва­ли авто­но­мию под­чи­нен­ным горо­дам. Когда же элей­цы отве­ти­ли, что они это­го не сде­ла­ют, так как добы­ли эти горо­да как воен­ную добы­чу, эфо­ры объ­яви­ли сбор вой­ска. Агис во гла­ве вой­ска вторг­ся через Ахею в Элею блуз Лари­сы. (24) Через самое корот­кое вре­мя после того, как вой­ско вторг­лось во вра­же­скую стра­ну и ста­ло выру­бать дере­вья, про­изо­шло зем­ле­тря­се­ние. Агис счел это боже­ст­вен­ным пред­зна­ме­но­ва­ни­ем, уда­лил­ся из стра­ны и рас­пу­стил вой­ско. После это­го элей­цы ста­ли гораздо более уве­рен­ны­ми в себе и отпра­ви­ли послов в государ­ства, кото­рые, по их сведе­ни­ям, были враж­деб­ны лакеде­мо­ня­нам. (25) В том же году эфо­ры объ­яв­ля­ют новый поход на Элиду; союз­ни­ка­ми Аги­са в этом похо­де были афи­няне и все союз­ни­ки, кро­ме бео­тий­цев и корин­фян. Когда Агис вторг­ся в Элиду через Авлон, тот­час же к нему при­со­еди­ни­лись отло­жив­ши­е­ся от элей­цев леп­ре­а­ты, затем маки­стий­цы, а вме­сте с ними эпи­та­лий­цы. Когда же он пере­шел через реку¹⁵, к нему при­со­еди­ни­лись еще летрин­цы, амфи­доль­цы и мар­га­ней­цы. (26) После это­го он при­был в Олим­пию и стал совер­шать жерт­во­при­но­ше­ния Зев­су с.58 Олим­пий­ско­му, при­чем никто уже не пытал­ся ему пре­пят­ст­во­вать. Совер­шив жерт­во­при­но­ше­ния, он отпра­вил­ся к горо­ду, сжи­гая и выру­бая все вокруг себя, и захва­тил в этой обла­сти очень мно­го скота и рабов. Услы­шав это, так­же и мно­гие не участ­во­вав­шие в похо­де арка­дяне и ахей­цы по соб­ст­вен­ной воле вторг­лись в Элиду и при­ня­ли уча­стие в раз­граб­ле­нии стра­ны. Таким обра­зом этот поход был как бы фура­жи­ров­кой для Пело­пон­не­са. (27) Подой­дя к горо­ду, он раз­ру­шил пред­ме­стья и гим­на­сии, отли­чав­ши­е­ся сво­ей кра­сотой, само­го же горо­да он не взял, хотя он не был укреп­лен. Пола­га­ли, что ско­рее он не хотел его взять, чем не мог. В то вре­мя как он опу­сто­шал стра­ну и вой­ско было близ Кил­ле­ны, при­вер­жен­цы Ксе­ния, про кото­ро­го гово­ри­ли, что ему при­хо­ди­лось изме­рять медим­ном сереб­ро, полу­чен­ное в наслед­ство от отца, желая про­тив воли сво­их сограж­дан при­со­еди­нить­ся к лакеде­мо­ня­нам, собра­лись в каком-то доме и, устре­мив­шись оттуда с обна­жен­ны­ми меча­ми, устро­и­ли побо­и­ще. В чис­ле про­чих они уби­ли кого-то, похо­же­го на народ­но­го вождя Фра­сидея, думая, что уби­ли само­го Фра­сидея. При вести о его смер­ти народ впал в глу­бо­кое уны­ние и не пытал­ся бун­то­вать, а убий­цы дума­ли, что все уже сде­ла­но, и их еди­но­мыш­лен­ни­ки вынес­ли ору­жие на пло­щадь. (28) В дей­ст­ви­тель­но­сти же Фра­сидей еще спал там, где он сва­лил­ся пья­ный. Когда же народ узнал, что Фра­сидей не умер, весь дом его напол­нил­ся посе­ти­те­ля­ми, они обсту­пи­ли так­же его дом со всех сто­рон, как рой вокруг пче­ли­ной мат­ки. Когда же народ вышел на бой с Фра­сиде­ем во гла­ве, он победил в про­изо­шед­шей схват­ке, а учи­нив­шие побо­и­ще бежа­ли к лакеде­мо­ня­нам. (29) Агис, вер­нув­шись, сно­ва пере­шел Алфей, оста­вил в Эпи­та­лии, вбли­зи Алфея, гар­ни­зон с гар­мо­стом Лисип­пом во гла­ве и бег­ле­цов из Элиды, рас­пу­стил вой­ско и сам вер­нул­ся на роди­ну. Осталь­ную часть лета и насту­пив­шую зиму Элида под­вер­га­лась гра­бе­жам Лисип­па и его отряда. (30) На сле­дую­щее лето Фра­сидей отпра­вил в Лакеде­мон послов, пере­дав­ших, что он согла­ша­ет­ся срыть сте­ны Феи и Кил­ле­ны, даро­вать авто­но­мию три­фи­лид­ским горо­дам Фрик­се и Эпи­та­лию, Летри­нам, Амфи­до­лам и Мар­га­не­ям и кро­ме того всей Акро­рее, в том чис­ле и Ласи­о­ну, оспа­ри­вае­мо­му арка­дя­на­ми. Зато элей­цы счи­та­ли спра­вед­ли­вым удер­жать за собой город Эпей, рас­по­ло­жен­ный меж­ду Гере­ей и Маки­стом, так как они, по их сло­вам, купи­ли всю эту область у вла­дев­ших преж­де горо­дом за трид­цать талан­тов и упла­ти­ли им налич­ные день­ги. (31) Но лакеде­мо­няне, пола­гая, что ничуть не более спра­вед­ли­во насиль­но купить, чем насиль­но ото­брать у сла­бей­ше­го, заста­ви­ли элей­цев дать авто­но­мию и это­му горо­ду. Заве­до­вать же свя­ти­ли­щем Зев­са Олим­пий­ско­го лакеде­мо­няне не поме­ша­ли элей­цам, хотя это пра­во иско­ни и не при­над­ле­жа­ло им, так как оспа­ри­вав­шие эту честь у элей­цев были кре­стья­на­ми и им, по мне­нию лакеде­мо­нян, совсем не подо­ба­ло заве­до­вать свя­ти­ли­щем. На таких усло­ви­ях был заклю­чен мир и союз элей­цев с лакеде­мо­ня­на­ми. Так окон­чи­лась вой­на меж­ду эти­ми государ­ства­ми.

(III. 3. 1) После это­го Агис при­был в Дель­фы и при­нес в жерт­ву с.59 деся­ти­ну добы­чи. На пути из Дельф, в Герее, Агис, быв­ший уже глу­бо­ким ста­ри­ком, зане­мог и был пере­не­сен еще живым в Лакеде­мон, где вско­ре скон­чал­ся. При погре­бе­нии ему были ока­за­ны бо́льшие поче­сти, чем возда­ют­ся смерт­ным. Когда же дни пуб­лич­но­го тра­у­ра про­шли и над­ле­жа­ло решить, кому быть царем, воз­ник­ло сорев­но­ва­ние за цар­скую власть меж­ду Лео­ти­хидом, утвер­ждав­шим, что он сын Аги­са, и Аге­си­ла­ем, бра­том послед­не­го. (2) Лео­ти­хид ска­зал: «Аге­си­лай, по зако­ну цар­ст­во­вать над­ле­жит не бра­ту, а сыну царя; толь­ко если нет сына, пре­стол зани­ма­ет брат». — «Так зна­чит, — отве­тил тот, — мне сле­ду­ет быть царем». — «Каким обра­зом? Я же суще­ст­вую!» — «Пото­му что тот, кого ты назы­ва­ешь отцом, ска­зал, что ты не его сын». «Но мать, кото­рая гораздо луч­ше его долж­на знать об этом, и по сию пору утвер­жда­ет обрат­ное». — «Но, ведь, Посей­дон дал зна­ме­ние, что твое утвер­жде­ние совер­шен­но лож­но, изгнав при помо­щи зем­ле­тря­се­ния тво­е­го насто­я­ще­го отца из спаль­ни тво­ей мате­ри на ули­цу, где его увиде­ли все. Дру­гим свиде­те­лем это­го явля­ет­ся и вре­мя, про кото­рое неда­ром гово­рят, что оно все­гда обна­ру­жи­ва­ет исти­ну: ты родил­ся как раз на деся­тый месяц после того вре­ме­ни, как он про­ник в спаль­ню тво­ей мате­ри и зачал тебя». (3) На этом кон­чил­ся их раз­го­вор. Дио­пиф, извест­ный как хоро­ший про­ри­ца­тель, будучи сто­рон­ни­ком Лео­ти­хида, заявил, что есть пред­ска­за­ние от Апол­ло­на, пред­пи­сы­ваю­щее осте­ре­гать­ся хро­мо­го цар­ст­во­ва­ния. Лисандр же, будучи сто­рон­ни­ком Аге­си­лая, воз­ра­зил ему, что, по его мне­нию, боже­ство не име­ет здесь в виду хро­моту как физи­че­ский недо­ста­ток, но ско­рее пред­пи­сы­ва­ет осте­ре­гать­ся, чтобы пре­сто­ла не занял чело­век, не при­над­ле­жа­щий к цар­ско­му роду. «Ведь очень уж хро­мым будет у нас цар­ст­во­ва­ние, если во гла­ве горо­да будет сто­ять не при­над­ле­жа­щий к потом­ству Герак­ла». (4) Выслу­шав эти заяв­ле­ния обо­их, город избрал царем Аге­си­лая.

Аге­си­лай не про­цар­ст­во­вал еще года, как одна­жды, в то вре­мя как он при­но­сил одно из уста­нов­лен­ных жерт­во­при­но­ше­ний от име­ни горо­да, про­ри­ца­тель заявил, что боги ука­зы­ва­ют на какой-то ужас­ней­ший заго­вор. Он при­нес еще раз жерт­ву, и она свиде­тель­ст­во­ва­ла о еще более ужас­ных собы­ти­ях. Царь при­нес жерт­ву в тре­тий раз, и про­ри­ца­тель вос­клик­нул: «Зна­ме­ния обна­ру­жи­ва­ют, что мы со всех сто­рон окру­же­ны вра­га­ми». После это­го они при­нес­ли жерт­ву богам-спа­си­те­лям и отвра­ти­те­лям несча­стий и, с трудом добив­шись хоро­ших зна­ме­ний, окон­чи­ли жерт­во­при­но­ше­ние. (5) Не про­шло и пяти дней после это­го жерт­во­при­но­ше­ния, как кто-то воз­будил пред эфо­ра­ми обви­не­ние в заго­во­ре, при­чем был ука­зан и руко­во­ди­тель его — Кина­дон; это был юно­ша силь­ный телом и духом, но не при­над­ле­жав­ший к сосло­вию гоме­ев. Когда эфо­ры спро­си­ли, каков был план заго­во­ра, донос­чик ска­зал, что дело про­изо­шло таким обра­зом: Кина­дон отвел его в отдель­ную часть аго­ры и при­ка­зал ему сосчи­тать, сколь­ко спар­ти­а­тов на аго­ре. Тот насчи­тал, кро­ме царя, эфо­ров и герон­тов, еще око­ло соро­ка спар­ти­а­тов. «С какой целью, Кина­дон, ты при­ка­зал мне их сосчи­тать?» с.60 Тот отве­тил: «Вот этих счи­тай сво­и­ми вра­га­ми, а всех про­чих, нахо­дя­щих­ся на аго­ре в чис­ле более четы­рех тысяч, сво­и­ми союз­ни­ка­ми». Далее он ука­зы­вал ему, встре­ча­ясь на доро­ге с людь­ми, одно­го-двух вра­гов, а всех про­чих назы­вал союз­ни­ка­ми. Далее он гово­рил, что во всех заго­род­ных усадь­бах спар­ти­а­тов есть толь­ко один враг — хозя­ин, а союз­ни­ков в каж­дой усадь­бе мно­го. (6) На вопрос эфо­ров, сколь­ко было, по его мне­нию, соучаст­ни­ков в заго­во­ре, тот отве­тил, что и об этом сооб­щил ему Кина­дон: руко­во­ди­те­ли заго­во­ра посвя­ти­ли в свои пла­ны лишь немно­гих, и при­том лишь самых надеж­ных людей, но они хоро­шо зна­ют, что их замыс­лы сов­па­да­ют со стрем­ле­ни­я­ми всех гело­тов, нео­да­мо­дов, гипо­мей­о­нов и пери­э­ков: ведь, когда сре­ди них захо­дит раз­го­вор о спар­ти­а­тах, то никто не может скрыть, что он с удо­воль­ст­ви­ем съел бы их живьем. (7) На сле­дую­щий вопрос — откуда пред­по­ла­га­лось достать ору­жие — он заявил, что, как ска­зал ему Кина­дон, те из заго­вор­щи­ков, кото­рые были в рядах вой­ска, име­ли соб­ст­вен­ное ору­жие. Что же каса­ет­ся воору­же­ния наро­да, то Кина­дон, вме­сто отве­та на этот вопрос, повел его в желез­ный ряд, где пока­зал ему мно­го ножей, мечей, вер­те­лов, секир, топо­ров и сер­пов. Кина­дон ска­зал ему при этом: «Ору­жие тако­го сор­та име­ет­ся у всех тех людей, кото­рые зани­ма­ют­ся обра­бот­кой зем­ли, дере­ва или кам­ня; да и в боль­шей части вся­ких дру­гих реме­сел употреб­ля­ет­ся доста­точ­но инстру­мен­тов, кото­рые могут слу­жить ору­жи­ем для людей, не име­ю­щих ника­ко­го дру­го­го ору­жия». На сле­дую­щий вопрос — на какой срок было назна­че­но вос­ста­ние — он отве­тил, что ему запре­ще­но было отлу­чать­ся из горо­да. (8) Услы­шав это, эфо­ры сочли его изве­стие вполне досто­вер­ным и при­шли в ужас. Они не созва­ли даже так назы­вае­мой малой эккле­сии¹⁶, но лишь неко­то­рые герон­ты собра­лись груп­па­ми в раз­лич­ных местах и вынес­ли реше­ние послать Кина­до­на в Авлон в сопро­вож­де­нии еще несколь­ких граж­дан млад­ших при­зыв­ных кате­го­рий и при­ка­зать ему при­ве­сти из Авло­на несколь­ких авло­ни­тов и гело­тов, име­на кото­рых были напи­са­ны на ски­та­ле. Ему при­ка­за­ли так­же при­ве­сти одну жен­щи­ну, кото­рая счи­та­лась в Авлоне пер­вой кра­са­ви­цей и обви­ня­лась в том, что поно­си­ла при­бы­вав­ших в город лакеде­мо­нян — моло­дых и ста­ри­ков. (9) Кина­дон уже не раз испол­нял тако­го рода пору­че­ния эфо­ров. Одно­вре­мен­но ему была вру­че­на ски­та­ла, в кото­рой были напи­са­ны име­на тех, кого сле­до­ва­ло аре­сто­вать. На вопрос его, кто же пой­дет с ним из граж­дан млад­ших при­зыв­ных воз­рас­тов, ему отве­ти­ли: «Иди и ска­жи стар­ше­му из гип­па­гре­тов, чтобы он послал с тобой шесте­рых или семе­рых из тех, кото­рые ока­жут­ся нали­цо». Они уже зара­нее поза­бо­ти­лись о том, чтобы гип­па­грет послал под­хо­дя­щих людей, а послан­ные зна­ли, что им над­ле­жит аре­сто­вать Кина­до­на. Эфо­ры ска­за­ли так­же Кина­до­ну, что они пошлют с ними три теле­ги, дабы не при­шлось вести аре­сто­ван­ных пеш­ком; это было сде­ла­но для того, чтобы как мож­но с.61 луч­ше скрыть от него, что все это пред­при­я­тие направ­ле­но толь­ко про­тив него одно­го. (10) Аре­сто­вать его в самом горо­де они не реша­лись, так как не зна­ли, насколь­ко уже успел раз­рас­тись заго­вор; вдо­ба­вок они хоте­ли узнать от него име­на соучаст­ни­ков преж­де, чем те узна­ют, что на них донес­ли, чтобы они не успе­ли убе­жать. Име­лось в виду, что его аре­сту­ют, узна­ют от него име­на соучаст­ни­ков и, запи­сав их, немед­лен­но ото­шлют в пись­ме эфо­рам. Эфо­ры при­да­ва­ли такое боль­шое зна­че­ние это­му делу, что отряди­ли для экс­пе­ди­ции в Авлон так­же взвод всад­ни­ков. (11) Когда Кина­дон был и аре­сто­ван и кон­ный гонец при­нес прото­кол допро­са с име­на­ми выдан­ных Кина­до­ном соучаст­ни­ков, эфо­ры тот­час же аре­сто­ва­ли про­ри­ца­те­ля Тиса­ме­на и дру­гих наи­бо­лее вли­я­тель­ных из заго­вор­щи­ков. Затем Кина­дон был при­веден в Лакеде­мон и изоб­ли­чен. Он сознал­ся во всем и назвал име­на соучаст­ни­ков. Когда все это было выяс­не­но, ему зада­ли вопрос, с какой целью он это делал. Он отве­чал, что зате­ял заго­вор из жела­ния быть не ниже вся­ко­го дру­го­го в Лакеде­моне. После это­го ему наде­ли на шею желез­ное коль­цо, к кото­ро­му желез­ны­ми цепя­ми были при­ко­ва­ны руки. Затем его вели по все­му горо­ду и били бичом и стре­ка­лом. Такая же судь­ба постиг­ла его соучаст­ни­ков. И так они понес­ли заслу­жен­ное нака­за­ние.

(III. 4. 1) После это­го какой-то сира­ку­зец Герод, при­быв­ший в Фини­кию на бор­ту купе­че­ско­го суд­на, увидел там фини­кий­ские три­э­ры: одни при­плы­ва­ли из дру­гих мест, дру­гие эки­пи­ро­ва­лись на месте, третьи еще толь­ко стро­и­лись. Все­го их, как он слы­шал, долж­но было собрать­ся три­ста. Герод сел на пер­вое отплы­ваю­щее в Элла­ду суд­но и сооб­щил лакеде­мо­ня­нам про этот флот, сна­ря­жае­мый царем и Тис­са­фер­ном для похо­да неиз­вест­но про­тив кого. (2) Лакеде­мо­няне были очень обес­по­ко­е­ны этим, созва­ли союз­ни­ков и ста­ли думать, что́ им делать. Лисандр, счи­тая, что гре­ки и фло­том будут зна­чи­тель­но пре­вос­хо­дить пер­сов, а так­же при­ни­мая во вни­ма­ние пехот­ное вой­ско¹⁷, участ­во­вав­шее в похо­де Кира и бла­го­по­луч­но вер­нув­ше­е­ся, убеж­да­ет Аге­си­лая взять на себя поход в Азию при усло­вии, что ему будет дано трид­цать чело­век спар­ти­а­тов, до двух тысяч нео­да­мо­дов и до шести тысяч чело­век союз­ни­че­ских кон­тин­ген­тов. Кро­ме сооб­ра­же­ния о пре­вос­ход­стве гре­че­ской армии им руко­во­ди­ло еще жела­ние само­му участ­во­вать в этом похо­де, чтобы при помо­щи Аге­си­лая сно­ва вос­ста­но­вить учреж­ден­ные им в горо­дах декар­хии, уни­что­жен­ные эфо­ра­ми, кото­рые вве­ли здесь преж­нее управ­ле­ние. (3) Когда Аге­си­лай сде­лал заяв­ле­ние о пред­при­ни­мае­мом им похо­де, лакеде­мо­няне дали ему все, что он про­сил, да еще на шесть меся­цев хле­ба в зерне. Совер­шив уста­нов­лен­ные на этот слу­чай жерт­во­при­но­ше­ния, в том чис­ле диа­ба­те­рии, он отпра­вил­ся в путь, разо­слав гон­цов по горо­дам с ука­за­ни­ем, сколь­ко вои­нов долж­но послать каж­дое государ­ство и куда эти отряды долж­ны при­быть. Сам же он решил отпра­вить­ся в Авлиду и при­не­сти с.62 жерт­ву на том же месте, где Ага­мем­нон совер­шил жерт­во­при­но­ше­ние перед отплы­ти­ем в Трою. (4) Но когда он туда при­был, беотар­хи, узнав, что он хочет совер­шить жерт­во­при­но­ше­ния, посла­ли всад­ни­ков с запре­ще­ни­ем про­дол­жать жерт­во­при­но­ше­ния; всад­ни­ки эти сбро­си­ли с алта­ря лежав­шие на нем части жерт­вен­ных живот­ных. Аге­си­лай при­шел в страш­ный гнев и, при­зы­вая в свиде­те­ли богов, сел на корабль и отплыл. Он при­был в Гераст, собрал там как мож­но боль­ше вой­ска и дви­нул­ся на Эфес.

(5) Как толь­ко он при­был туда, Тис­са­ферн послал к нему гон­ца, кото­ро­му было при­ка­за­но спро­сить у Аге­си­лая, чего ради он при­был. Тот отве­чал, что он тре­бу­ет такой же авто­но­мии для ази­ат­ских горо­дов, какую име­ют горо­да мет­ро­по­лии. Тис­са­ферн отве­тил ему на это: «Если ты согла­сен заклю­чить со мной пере­ми­рие до тех пор, пока я не пошлю гон­ца к царю, то я думаю, что ты достиг­нешь это­го резуль­та­та и, если хочешь, можешь отплыть назад». — «Я бы на это согла­сил­ся, если бы не боял­ся быть обма­ну­тым тобою». — «Но ведь ты можешь взять с меня клят­ву (что я тебя не обма­ну». — «Тогда и я, — отве­тил Аге­си­лай, — дам тебе клят­ву)¹⁸, что если ты будешь посту­пать бес­хит­рост­но, и я не буду разо­рять тво­их вла­де­ний во вре­мя пере­ми­рия». (6) На этих усло­ви­ях Тис­са­ферн поклял­ся перед посла­ми Аге­си­лая Герип­пидом, Дер­ки­лидом и Мегил­лом, что он будет бес­хит­рост­но соблюдать усло­вия мира, а они покля­лись Тис­са­фер­ну от име­ни Аге­си­лая в том, что если он будет верен усло­ви­ям мира, то и Аге­си­лай не нару­шит клят­вы. Тис­са­ферн тот­час же ока­зал­ся клят­во­пре­ступ­ни­ком: вме­сто того, чтобы хода­тай­ст­во­вать перед царем о мире, он истре­бо­вал от него боль­шое вой­ско в допол­не­ние к тому, кото­рое он имел. Аге­си­лай же остал­ся верен клят­вам, хотя и знал о нару­ше­нии дого­во­ра про­тив­ни­ком.

(7) Аге­си­лай нахо­дил­ся в Эфе­се в пол­ном спо­кой­ст­вии и без­дей­ст­вии. Ввиду того, что государ­ст­вен­ный строй в горо­дах пред­став­лял собой насто­я­щий хаос — уже не было ни демо­кра­ти­че­ско­го строя, как было под афин­ской вла­стью, ни декар­хий, как было под вла­стью Лисанд­ра, — заин­те­ре­со­ван­ные лица оса­жда­ли Лисанд­ра раз­лич­ны­ми хода­тай­ства­ми, про­ся его заступ­ни­че­ства перед Аге­си­ла­ем в их нуж­дах, так как все они были уже зна­ко­мы с Лисанд­ром. Поэто­му его все­гда уго­д­ли­во сопро­вож­да­ла мно­го­чис­лен­ная тол­па, так что Аге­си­лай казал­ся част­ным чело­ве­ком, а Лисандр царем. (8) Впо­след­ст­вии обна­ру­жи­лось, что это зли­ло и само­го Аге­си­лая, но уже тогда осталь­ным чле­нам кол­ле­гии трид­ца­ти есте­ствен­ная зависть не поз­во­ля­ла мол­чать, и они заяв­ля­ли Аге­си­лаю, что Лисандр совер­ша­ет без­за­ко­ние, окру­жив себя боль­шей пыш­но­стью, чем подо­ба­ет даже царю. Когда же Лисандр начал пред­став­лять неко­то­рых лиц Аге­си­лаю, послед­ний стал остав­лять неудо­вле­тво­рен­ны­ми прось­бы всех тех, кото­рым по его сведе­ни­ям в чем-либо содей­ст­во­вал Лисандр. Послед­ний, видя, что все про­ис­хо­дит с.63 напе­ре­кор ему, понял, нако­нец, в чем дело. Он запре­тил тол­пе сопро­вож­дать его и пря­мо заявил всем тем, кото­рые про­си­ли его содей­ст­вия, что его помощь толь­ко ухуд­шит дело. (9) Будучи глу­бо­ко оскорб­лен нане­сен­ным ему бес­че­сти­ем, он ска­зал Аге­си­лаю: «Аге­си­лай, ты, одна­ко, уме­ешь уни­жать сво­их дру­зей». — «Кля­нусь Зев­сом, — отве­тил тот, — я уни­жаю тех, кото­рые хотят быть выше меня. Если же бы я не умел отве­чать бла­го­дар­но­стью на бла­го­дар­ность тем, кото­рые хотят меня воз­вы­сить, это было бы дей­ст­ви­тель­но позо­ром». На это Лисандр ска­зал: «Что ж, может быть, ты дей­ст­ви­тель­но посту­па­ешь со мной спра­вед­ли­вее, чем я дер­жал себя по отно­ше­нию к тебе. Но ока­жи мне хотя бы одну толь­ко услу­гу: чтобы я не сра­мил­ся, слу­жа тебе поме­хой и лишив­шись у тебя вся­ко­го вли­я­ния, ото­шли меня куда-нибудь от дво­ра. Где бы я ни ока­зал­ся, я поста­ра­юсь быть тебе полез­ным». (10) Аге­си­лай согла­сил­ся с его дово­да­ми и послал его на побе­ре­жье Гел­лес­пон­та. Там Лисандр узнал, что перс Спиф­ридат был оскорб­лен Фар­на­ба­зом. Он всту­пил с ним в пере­го­во­ры и убедил его отло­жить­ся от царя к Аге­си­лаю вме­сте со сво­и­ми детьми, дву­мя­ста­ми всад­ни­ков и быв­шей в его рас­по­ря­же­нии каз­ной. После это­го Лисандр повез его вме­сте с сыном на кораб­ле к Аге­си­лаю, сви­ту же и иму­ще­ство оста­вил в Кизи­ке. Увидев его, Аге­си­лай обра­до­вал­ся совер­шив­ше­му­ся и стал рас­спра­ши­вать Спиф­рида­та о стране и управ­ле­нии Фар­на­ба­за.

(11) Тис­са­ферн, будучи уве­рен в успе­хе бла­го­да­ря при­шед­ше­му от царя вой­ску, объ­явил Аге­си­лаю вой­ну, если тот не уйдет из Азии. При­сут­ст­во­вав­шие лакеде­мо­няне и все союз­ни­ки при­ня­ли это изве­стие с нескры­вае­мым огор­че­ни­ем, счи­тая, что вой­ско, нахо­див­ше­е­ся в рас­по­ря­же­нии Аге­си­лая, было мень­ше сна­ря­жен­но­го царем. Аге­си­лай же с сия­ю­щим лицом при­ка­зал послам пере­дать Тис­са­фер­ну глу­бо­кую бла­го­дар­ность за то, что он, совер­шив клят­во­пре­ступ­ле­ние, сде­лал богов себе вра­га­ми, а гре­кам — союз­ни­ка­ми. После это­го он тот­час же при­ка­зал вои­нам сна­ря­жать­ся в поход, а горо­дам, кото­рые нахо­ди­лись на пути из Эфе­са в Карию, при­ка­зал устро­ить у себя рын­ки. Он послал так­же гон­цов к ионий­цам, эолий­цам и жите­лям побе­ре­жья Гел­лес­пон­та с прось­бой при­слать к нему в Эфес союз­ные кон­тин­ген­ты. (12) Тис­са­ферн ждал, что Аге­си­лай дей­ст­ви­тель­но испол­нит свою угро­зу и напа­дет на его искон­ное вла­де­ние и рези­ден­цию — Карию, во-пер­вых, пото­му, что Аге­си­лай не имел кон­ни­цы, а Кария была неудоб­на для дей­ст­вий кон­ни­цы, во-вто­рых, пото­му, что, как пола­гал Тис­са­ферн, Аге­си­лай гне­вал­ся на него за обман. Поэто­му Тис­са­ферн пере­вел сюда всю пехоту, а кон­ни­цу повел круж­ным путем в доли­ну Меанд­ра, рас­счи­ты­вая, что у него хва­тит сил, чтобы уни­что­жить гре­ков кон­ни­цей преж­де, чем они при­бу­дут в места, где дея­тель­ность его кон­ни­цы будет пара­ли­зо­ва­на при­род­ны­ми усло­ви­я­ми. Но Аге­си­лай вме­сто того, чтобы идти на Карию, тот­час же, повер­нув в обрат­ную сто­ро­ну, отпра­вил­ся на Фри­гию. Попа­дав­ши­е­ся на пути горо­да он под­чи­нял и, втор­га­ясь в них неожи­дан­но, захва­ты­вал очень боль­шое коли­че­ство с.64 денег. (13) Все вре­мя он совер­шал поход в пол­ной без­опас­но­сти, исклю­чая один толь­ко слу­чай. Неда­ле­ко от Дас­ки­лия кон­ни­ца его, уйдя впе­ред, взо­бра­лась на какой-то холм, чтобы посмот­реть, не было ли чего-либо перед ними. По слу­чай­но­му сте­че­нию обсто­я­тельств и всад­ни­ки Фар­на­ба­за, пред­во­ди­тель­ст­ву­е­мые Рафи­ном и Баге­ем, его неза­кон­но­рож­ден­ным бра­том, будучи при­бли­зи­тель­но в том же чис­ле, что и гре­ки, по пору­че­нию Фар­на­ба­за въе­ха­ли как раз на тот же холм. Увидев­ши друг дру­га на рас­сто­я­нии менее четы­рех пле­ф­ров, сна­ча­ла и те и дру­гие сто­я­ли в недо­уме­нии. Гре­че­ские всад­ни­ки были выстро­е­ны длин­ной лини­ей в четы­ре ряда, вар­вар­ское же вой­ско име­ло бо́льшую глу­би­ну, при­чем во фрон­те было не боль­ше две­на­дца­ти вои­нов. (14) Затем вар­ва­ры пере­шли в наступ­ле­ние. Когда же дело дошло до руко­паш­ной, все те гре­ки, кото­рые пыта­лись пора­жать пер­сов копья­ми, обло­ма­ли себе нако­неч­ни­ки, пер­сы же, будучи воору­же­ны дер­но­вы­ми дро­ти­ка­ми, ско­ро уби­ли две­на­дцать всад­ни­ков и двух лоша­дей, после чего гре­че­ские всад­ни­ки были обра­ще­ны в бег­ство. Но тут при­шел на помощь Аге­си­лай с тяже­ло­во­ору­жен­ны­ми, и вар­ва­ры сно­ва отсту­пи­ли, при­чем один из них погиб. (15) На сле­дую­щий день после этой бит­вы Аге­си­лай совер­шал жерт­во­при­но­ше­ния о бла­го­по­луч­ном про­дол­же­нии пути впе­ред, но печень жерт­вен­но­го живот­но­го ока­за­лась без одной доль­ки. Вслед­ст­вие тако­го пред­зна­ме­но­ва­ния он повер­нул фронт и пошел к морю. Поняв­ши, что без доста­точ­но­го коли­че­ства кон­ни­цы он не смо­жет про­дол­жать похо­да по рав­нине, он решил непре­мен­но обза­ве­стись ею, чтобы ему не при­хо­ди­лось боль­ше бороть­ся с вра­гом, отсту­пая шаг за шагом. Он при­ка­зал неко­то­рым бога­тей­шим жите­лям всех рас­по­ло­жен­ных там горо­дов кор­мить и взра­щи­вать лоша­дей для кон­ни­цы. Он обе­щал, что тот, кто пред­ста­вит лошадь, тяже­лое воору­же­ние и всад­ни­ка, год­ных для воен­ной служ­бы, будет сам осво­бож­ден от воен­ной служ­бы. Бла­го­да­ря этой мере под­готов­ле­ние кон­ни­цы пошло с боль­шой быст­ро­той, так как, разу­ме­ет­ся, каж­дый готов сде­лать какие угод­но уси­лия, чтобы най­ти чело­ве­ка, гото­во­го уме­реть вме­сто него.

(16) После это­го, с наступ­ле­ни­ем вес­ны, он собрал все вой­ско в Эфес. Желая при­учить его к воен­ным упраж­не­ни­ям, он назна­чил награ­ды тем из тяже­ло­во­ору­жен­ных отрядов, у кото­рых ока­жет­ся наи­луч­шая воен­ная выправ­ка, и тем из кон­ных, кото­рые луч­ше всех вла­де­ют конем. Он назна­чил награ­ды так­же тем из пель­та­стов и стрел­ков, кото­рые испол­ня­ли луч­ше дру­гих свое назна­че­ние. Поэто­му гим­на­сии напол­ни­лись упраж­ня­ю­щи­ми­ся, гип­по­дром — обу­чаю­щи­ми­ся вер­хо­вой езде, а мета­те­ли дро­ти­ков и стрел­ки целый день упраж­ня­лись в сво­ем деле. (17) Итак, бла­го­да­ря ему, в горо­де, где он нахо­дил­ся, было на что полю­бо­вать­ся: рынок был полон вся­ких това­ров, потреб­ных для кон­ни­цы и гопли­тов; все куз­не­цы, мед­ных дел масте­ра, плот­ни­ки, кожев­ни­ки и живо­пис­цы зани­ма­лись изготов­ле­ни­ем ору­жия, так что весь город пред­став­лял собой насто­я­щую воен­ную мастер­скую. (18) Видя, как Аге­си­лай, а вслед за ним и осталь­ные вои­ны выхо­ди­ли в вен­ках из гим­на­си­ев, а затем с.65 посвя­ща­ли эти вен­ки Арте­ми­де, все окры­ля­лись надеж­дой. И дей­ст­ви­тель­но, как мож­но не пре­ис­пол­нить­ся веры в буду­щее там, где люди и богов чтут, и регу­ляр­но совер­ша­ют воен­ные упраж­не­ния, и охот­но пови­ну­ют­ся началь­ству? (19) Пола­гая так­же, что пре­зре­ние к силе вра­га побудит вои­нов охот­нее и храб­рее бро­сать­ся в бой, он при­ка­зал гла­ша­та­ям на пуб­лич­ных аук­ци­о­нах про­да­вать пой­ман­ных при набе­гах на вра­же­скую терри­то­рию вар­ва­ров голы­ми. Вои­ны увиде­ли, что кожа их бела, так как они нико­гда не разде­ва­лись, что они изне­же­ны и не при­вык­ли к тяже­лой рабо­те, так как они все­гда совер­ша­ли пере­дви­же­ние на повоз­ках. Заме­тив­ши это, они реши­ли, что вой­на, кото­рую им пред­сто­ит вести, ничем не отли­ча­ет­ся от вой­ны с баба­ми.

(20) В это вре­мя как раз окон­чил­ся год с тех пор, как Аге­си­лай отплыл из Лакеде­мо­на. Поэто­му при­ко­ман­ди­ро­ван­ные к Аге­си­лаю трид­цать чело­век с Лисанд­ром во гла­ве отплы­ли на роди­ну, на сме­ну им яви­лись дру­гие трид­цать во гла­ве с Герип­пидом. Из них Аге­си­лай назна­чил Ксе­нок­ла и еще одно­го началь­ни­ка­ми кон­ни­цы, Ски­фа — началь­ни­кам тяже­ло­во­ору­жен­ных нео­да­мо­дов, Герип­пида — началь­ни­ком наем­ни­ков Кира, а Мигдо­на — началь­ни­ком выстав­лен­ных союз­ны­ми горо­да­ми кон­тин­ген­тов. Он им заявил, что наме­рен сей­час же пове­сти их крат­чай­шим путем в пло­до­род­ней­шие места стра­ны; поэто­му пусть они сей­час же под­гото­вят тела и дух вои­нов к бою. (21) Тис­са­ферн решил, что он это гово­рит нароч­но, желая его сно­ва обма­нуть, и что в дей­ст­ви­тель­но­сти теперь он вторг­нет­ся уже в Карию. Поэто­му он, как и преж­де, пере­вел свою пехоту в Карию, а кон­ни­цу поме­стил в долине Меанд­ра. Но Аге­си­лай не солгал, а вторг­ся, как он и ска­зал, в область Сард. Три дня он дви­гал­ся по этой стране, совер­шен­но не защи­щае­мой вра­же­ски­ми вой­ска­ми, при­чем он успел захва­тить в боль­шом коли­че­стве про­ви­ант для вой­ска, и толь­ко на чет­вер­тый при­бы­ла кон­ни­ца вра­гов. (22) Коман­дую­щий пер­сид­ской кон­ни­цей при­ка­зал началь­ни­ку обо­за, перей­дя реку Пак­тол, рас­по­ло­жить­ся лаге­рем. Увидя гре­че­ских обоз­ных, рас­се­яв­ших­ся в бес­по­ряд­ке за добы­чей, пер­сы уби­ли очень мно­гих из них. Аге­си­лай заме­тил это и при­ка­зал кон­ни­це прий­ти к ним на помощь. Пер­сы, увидя эту под­мо­гу, собра­лись вме­сте и выстро­и­ли про­тив него весь­ма мно­го­чис­лен­ные взво­ды сво­ей кон­ни­цы. (23) Это вре­мя Аге­си­лай счел самым под­хо­дя­щим для того, чтобы, если толь­ко это воз­мож­но, начать сра­же­ние, так как он знал, что пехота вра­гов еще не при­бы­ла, а у него все было в пол­ном поряд­ке. Совер­шив жерт­во­при­но­ше­ния, он тот­час же повел свое вой­ско на выстро­ен­ную про­тив него кон­ни­цу, сверх того он при­ка­зал при­зыв­ным послед­них деся­ти лет из чис­ла тяже­ло­во­ору­жен­ных бежать туда же, а пель­та­стам сопро­вож­дать их бего́м. Он при­ка­зал всад­ни­кам храб­ро бро­сить­ся на вра­га, так как он сам со всем вой­ском сле­ду­ет за ними. (24) Пер­сы выдер­жа­ли натиск всад­ни­ков, но когда, к их ужа­су, им при­шлось иметь дело со всем гре­че­ским вой­ском, они дрог­ну­ли; одни из них тот­час попа́дали в реку, а дру­гие бежа­ли. Гре­ки бро­си­лись вслед за ними и захва­ти­ли весь их лагерь. с.66 Пель­та­сты, как это обык­но­вен­но быва­ет, заня­лись гра­бе­жом; тогда Аге­си­лай, соеди­нив быв­шее у него иму­ще­ство с захва­чен­ным во вра­же­ском лаге­ре, поме­стил его внутрь рас­по­ло­же­ния сво­его вой­ска. Он захва­тил мно­го вещей, за кото­рые выру­чил при про­да­же более семи­де­ся­ти талан­тов; были захва­че­ны так­же вер­блюды, кото­рые были отправ­ле­ны в Элла­ду.

(25) Во вре­мя этой бит­вы Тис­са­ферн нахо­дил­ся в Сар­дах, поче­му пер­сы и обви­ня­ли его в том, что он их пре­дал. Сам царь пер­сов при­знал, что Тис­са­ферн пови­нен в его неуда­чах, и послал Тифрав­ста с при­ка­за­ни­ем отру­бить голо­ву Тис­са­фер­ну. Выпол­нив это пору­че­ние, Тифравст посы­ла­ет к Аге­си­лаю послов со сле­дую­щим заяв­ле­ни­ем: «Аге­си­лай, винов­ник и наше­го и ваше­го бес­по­кой­ства полу­чил достой­ное нака­за­ние. Царь же счи­та­ет пра­виль­ным, чтобы ты отплыл домой, а ази­ат­ские горо­да полу­чат авто­но­мию, с тем, чтобы они пла­ти­ли преж­нюю подать царю». (26) Аге­си­лай отве­тил, что он не может это­го сде­лать без раз­ре­ше­ния лакеде­мон­ских вла­стей. На это Тифравст отве­тил: «Хоро­шо, так хоть пока, в ожи­да­нии отве­та от сво­его государ­ства, перей­ди во вла­де­ния Фар­на­ба­за, так как и я горю мще­ни­ем к тво­е­му вра­гу». — «Так дай же, — ска­зал Аге­си­лай, — мое­му вой­ску необ­хо­ди­мые при­па­сы для это­го похо­да». Тифравст дал ему трид­цать талан­тов, после чего он отпра­вил­ся на Фар­на­ба­зо­ву Фри­гию. (27) Когда он нахо­дил­ся на рав­нине за Кимой, полу­чи­лось рас­по­ря­же­ние от лакеде­мон­ско­го пра­ви­тель­ства о раз­ре­ше­нии Аге­си­лаю управ­лять так­же и фло­том по соб­ст­вен­но­му усмот­ре­нию, с пра­вом назна­чать навар­ха по сво­е­му выбо­ру. Лакеде­мо­няне сде­ла­ли это с таким рас­че­том, что при одном и том же началь­ни­ке, вслед­ст­вие согла­со­ван­но­сти мор­ских и сухо­пут­ных сил, уси­лит­ся не толь­ко сухо­пут­ное вой­ско, но и флот, так как армия в любой момент смо­жет в слу­чае нуж­ды прий­ти к нему на помощь. (28) Узнав об этом, Аге­си­лай преж­де все­го при­ка­зал каж­до­му из горо­дов как ост­ров­ных, так и сухо­пут­ных, лежа­щих на море, сна­рядить три­э­ры в таком чис­ле, в каком им будет угод­но. На сред­ства горо­дов и част­ных лиц, желав­ших уго­дить Аге­си­лаю, было сна­ря­же­но сто два­дцать новых судов. (29) Навар­хом Аге­си­лай назна­чил Писанд­ра, бра­та сво­ей жены, чело­ве­ка често­лю­би­во­го и храб­ро­го, но мало зна­ко­мо­го с воен­ны­ми сна­ря­же­ни­я­ми. Послед­ний отпра­вил­ся сна­ря­жать флот, а Аге­си­лай про­дол­жал свой поход во Фри­гию.

(III. 5. 1) Тифравст, счи­тая несо­мнен­ным, что Аге­си­лай ничуть не забо­тит­ся о бла­ге царя и не дума­ет ухо­дить из Азии, но, наобо­рот, пита­ет боль­шие надеж­ды одер­жать окон­ча­тель­ную победу над царем, ока­зал­ся в крайне затруд­ни­тель­ном поло­же­нии. Он шлет в Гре­цию родос­ца Тимо­кра­та, дает ему с собой день­ги золо­той моне­той, рав­но­цен­ной при­бли­зи­тель­но пяти­де­ся­ти талан­там сереб­ра, и пору­ча­ет ему попы­тать­ся вру­чить эти день­ги вид­ней­шим поли­ти­че­ским дея­те­лям в гре­че­ских государ­ствах, взяв с них клят­вен­ные заве­ре­ния, что они воз­будят вой­ну про­тив лакеде­мо­нян. Тимо­крат отпра­вил­ся в Гре­цию и под­ку­пил: в Фивах — с.67 Анд­ро­клида, Исме­ния и Гала­к­сидо­ра, в Корин­фе — Тимо­лая и Поли­ан­фа, в Арго­се — Кило­на и его еди­но­мыш­лен­ни­ков. (2) Что же каса­ет­ся афи­нян, то они и без под­ку­па жаж­да­ли этой вой­ны, счи­тая (неспра­вед­ли­вым), чтобы над ними власт­во­ва­ли (дру­гие)¹⁹. При­няв­шие под­куп вся­че­ски ста­ра­лись опо­ро­чить лакеде­мо­нян в гла­зах сво­их сограж­дан. Когда же им уда­лось воз­будить нена­висть к лакеде­мо­ня­нам, круп­ней­шие гре­че­ские государ­ства ста­ли объ­еди­нять­ся друг с дру­гом в сою­зы.

(3) Руко­во­ди­те­ли фиван­цев пре­крас­но пони­ма­ли, что если кто-либо из союз­ни­ков не начнет вой­ны, лакеде­мо­няне не захотят нару­шить мир­но­го дого­во­ра. Поэто­му они убеж­да­ют опунт­ских локрий­цев взыс­кать пода­ти с жите­лей обла­сти, быв­шей спор­ной меж­ду фокей­ца­ми и локрий­ца­ми. Пред­по­ла­га­лось, что фокей­цы в ответ на это вторг­нут­ся в Лок­риду. (4) Рас­чет этот ока­зал­ся вер­ным: фокей­цы немед­лен­но же вторг­лись в Лок­риду и захва­ти­ли вся­ко­го добра во мно­го раз боль­ше, неже­ли локрий­цы. Тогда Анд­ро­клид и его еди­но­мыш­лен­ни­ки без труда убеди­ли фиван­цев прий­ти на помощь локрий­цам, так как не мог­ло уже быть сомне­ния, что фокей­цы вторг­лись не в спор­ную область, а в самую Лок­риду, быв­шую дру­же­ст­вен­ной и союз­ной фиван­цам. Итак, фиван­цы отве­ти­ли втор­же­ни­ем в Фокиду и опу­сто­ше­ни­ем этой стра­ны. Фокей­цы тот­час же посла­ли послов в Лакеде­мон с прось­бой прий­ти им на помощь, ука­зы­вая, что они не были зачин­щи­ка­ми вой­ны, но, защи­ща­ясь, высту­пи­ли про­тив локрий­цев. (5) Лакеде­мо­няне с радо­стью ухва­ти­лись за пред­лог всту­пить в вой­ну с фиван­ца­ми, гне­ва­ясь на них уже с дав­них пор за то, что они после Деке­лей­ской вой­ны предъ­яви­ли при­тя­за­ния на деся­тую часть добы­чи, посвя­щав­шу­ю­ся Апол­ло­ну, и за то, что они не хоте­ли сопро­вож­дать их в похо­де на Пирей. Фиван­цы обви­ня­лись в том, что они убеди­ли так­же корин­фян не участ­во­вать в этом похо­де. Не забы­ли лакеде­мо­няне и того, что фиван­цы не поз­во­ли­ли Аге­си­лаю совер­шить жерт­во­при­но­ше­ния в Авлиде и сбро­си­ли части жерт­вен­ных живот­ных с алта­ря, и что они не сопро­вож­да­ли Аге­си­лая в его ази­ат­ском похо­де. К тому же они счи­та­ли момент крайне под­хо­дя­щим для того, чтобы совер­шить поход на Фивы и поло­жить конец наг­ло­сти фиван­цев в отно­ше­ни­ях к Спар­те: в Азии бла­го­да­ря победам Аге­си­лая поло­же­ние было, по их мне­нию, бле­стя­щим, и в Гре­ции не было ника­кой вой­ны, кото­рая бы отвле­ка­ла их силы. (6) При таком настро­е­нии умов в Лакеде­моне эфо­ры объ­яви­ли сбор вой­скам и отпра­ви­ли Лисанд­ра в Фокею с пору­че­ни­ем: при­со­еди­нив к себе опол­че­ния фокей­цев, этей­цев, герак­лей­цев и мели­ей­цев, дви­нуть­ся на Гали­арт. Туда же дол­жен был при­быть в услов­лен­ный день и Пав­са­ний, кото­ро­му пору­ча­лось вер­хов­ное началь­ст­во­ва­ние, во гла­ве лакеде­мо­нян и про­чих пело­пон­нес­цев. (7) Лисандр испол­нил все, что ему было при­ка­за­но, и сверх того скло­нил орхо­мен­цев к отло­же­нию от фиван­цев. Пав­са­ний же, после того как диа­ба­те­рии дали хоро­шие с.68 пред­зна­ме­но­ва­ния, засел в Тегее; здесь он ожи­дал вои­нов из под­чи­нен­ных горо­дов, послав за ними ксе­на­гов. Фиван­цы же, когда для них ста­ло оче­вид­но, что лакеде­мо­няне втор­га­ют­ся в их область, посла­ли в Афи­ны послов, кото­рые про­из­нес­ли сле­дую­щую речь:

(8) «Афи­няне, если вы гне­ва­е­тесь на нас за то, что мы при окон­ча­нии вой­ны пода­ли голос за то, чтобы посту­пить с вами суро­во²⁰, то вы неспра­вед­ли­во на нас гне­ва­е­тесь: ведь не все наше государ­ство вынес­ло такое реше­ние, а один наш граж­да­нин, слу­чай­но тогда заседав­ший в собра­нии союз­ни­ков. Но заметь­те, что, когда лакеде­мо­няне при­гла­ша­ли нас идти на Пирей, тогда уже не отдель­ные граж­дане, а все государ­ство поста­но­ви­ло не участ­во­вать в этом похо­де. Из-за вас, ведь, боль­ше все­го и гне­ва­ют­ся на нас лакеде­мо­няне; поэто­му-то мы счи­та­ем спра­вед­ли­вым, чтобы вы помог­ли наше­му государ­ству. (9) Еще более мы счи­та­ем спра­вед­ли­вым, чтобы отваж­но устре­ми­лись в бой с лакеде­мо­ня­на­ми все те из вас, кото­рые во вре­мя борь­бы пар­тий зани­ма­ли город²¹. Ведь, лакеде­мо­няне спер­ва учреди­ли у вас оли­гар­хи­че­ский строй, сде­лав вас тем самым вра­га­ми демо­кра­тии, а затем, при­дя к вам как союз­ни­ки с боль­шим вой­ском, выда­ли вас наро­ду. Таким обра­зом они совер­шен­но спо­кой­но пре­да­ли вас вер­ной гибе­ли, спас­ла же вас вот эта демо­кра­тия. (10) Далее всем нам очень хоро­шо извест­но, что вам хоте­лось бы сно­ва иметь преж­нюю власть. А какой луч­ший спо­соб достичь это­го, как не помочь оби­жен­ным лакеде­мо­ня­на­ми? Вас не долж­но пугать то́, что они теперь власт­ву­ют над столь­ки­ми людь­ми; наобо­рот, это долж­но при­да­вать вам храб­ро­сти. Вспом­ни­те, что и вы име­ли боль­ше все­го вра­гов тогда, когда власт­во­ва­ли над наи­боль­шим коли­че­ст­вом людей. Но, пока не к кому было отпасть, ваши под­дан­ные скры­ва­ли свою враж­ду к вам. (11) Когда же лакеде­мо­няне высту­пи­ли про­тив вас, тогда они обна­ру­жи­ли насто­я­щее свое отно­ше­ние к вам. И теперь, как толь­ко мы с вами высту­пим откры­то, как сорат­ни­ки, про­тив лакеде­мо­нян, може­те быть уве­ре­ны, обна­ру­жит­ся, что очень мно­гие нена­видят их. Вду­май­тесь, и вы тот­час пой­ме­те, что мы гово­рим прав­ду. Кто еще остал­ся к ним бла­го­скло­нен? Раз­ве арги­вяне не были спо­кон века их посто­ян­ны­ми вра­га­ми? (12) Что же каса­ет­ся элей­цев, то они, лишив­шись боль­шо­го про­стран­ства зем­ли и горо­дов²², так­же ста­ли в ряды их про­тив­ни­ков. Что и гово­рить уже о корин­фя­нах, арка­дя­нах и ахей­цах, кото­рые во вре­мя вой­ны с вами, вняв их насто­я­тель­ным прось­бам, участ­во­ва­ли во всех трудах, опас­но­стях и рас­хо­дах, а когда испол­ни­ли то, чего хоте­ли от них лакеде­мо­няне, не полу­чи­ли ника­кой доли ни во вла­сти, ни в поче­стях, ни в воен­ной добы­че! Они не стес­ня­ют­ся назна­чать гар­мо­ста­ми сво­их гело­тов, а над сво­бод­ны­ми союз­ни­ка­ми сами, добив­шись успе­ха в войне, рас­по­ря­жа­ют­ся, как хозя­е­ва. (13) Они явно обма­ну­ли и тех, кото­рых осво­бо­ди­ли из-под вашей вла­сти; вме­сто сво­бо­ды они нало­жи­ли на них ярмо двой­но­го с.69 раб­ства: над ними вла­ды­че­ст­ву­ют и гар­мо­сты и те деся­те­ро²³, кото­рых Лисандр поста­вил во гла­ве каж­до­го государ­ства. И сам царь Азии, преж­де вся­че­ски помо­гав­ший им одер­жать победу над вами, теперь в сущ­но­сти при­нуж­ден вести себя как раз так, как если бы он в сою­зе с вами вое­вал с лакеде­мо­ня­на­ми. (14) Если вы теперь помо­же­те нам, столь явно тер­пя­щим обиду от лакеде­мо­нян, несо­мнен­но, вы теперь ста­не­те самы­ми вели­ки­ми из всех вели­ких людей, кото­рые толь­ко когда-либо суще­ст­во­ва­ли. Когда вы власт­во­ва­ли, вам под­чи­не­ны были толь­ко при­мор­ские наро­ды, теперь же вы буде­те власт­во­вать и над теми, кото­рые и преж­де были под вашей вла­стью, и над нами, и над пело­пон­нес­ца­ми, и над самим царем, име­ю­щим вели­чай­шую власть в мире. Мы ока­за­лись, как вам хоро­шо извест­но, весь­ма достой­ны­ми союз­ни­ка­ми даже для лакеде­мо­нян. Вполне есте­ствен­но, что мы еще с гораздо бо́льшим рве­ни­ем высту­пим теперь как ваши союз­ни­ки, чем преж­де как союз­ни­ки лакеде­мо­нян: мы теперь засту­пим­ся не за ост­ро­ви­тян или сира­куз­цев и вооб­ще не за чужих людей, как тогда, а за самих себя, оби­жен­ных лакеде­мо­ня­на­ми. (15) К тому же надо при­нять в рас­чет, что лакеде­мон­ской занос­чи­во­сти гораздо лег­че поло­жить конец, чем вашей преж­ней вла­сти: ведь вы, имея флот, власт­во­ва­ли над не име­ю­щи­ми его, они же, будучи мало­чис­лен­ны­ми, над­мен­но рас­по­ря­жа­ют­ся судь­бой людей, во мно­го раз пре­вос­хо­дя­щих их чис­лен­но­стью и воору­жен­ных ничуть не хуже их самих. Вот все, что мы хоте­ли вам ска­зать. Знай­те, афи­няне, что по наше­му глу­бо­ко­му убеж­де­нию эта вой­на сулит гораздо боль­ше благ ваше­му государ­ству, чем наше­му».

(16) Этим закон­чил фиван­ский посол свою речь. Мно­го­чис­лен­ные афин­ские ора­то­ры гово­ри­ли в том же духе, как и он, и народ­ное собра­ние при­ня­ло поста­нов­ле­ние помочь фиван­цам. Фра­си­бул в ответ­ном поста­нов­ле­нии народ­но­го собра­ния ука­зал, меж­ду про­чим, на то, что афи­няне ока­жут сво­ей помо­щью бо́льшую услу­гу фиван­цам, чем полу­чи­ли от них, если при­нять в сооб­ра­же­ние, что Пирей не укреп­лен: ведь вся услу­га фиван­цев заклю­ча­лась в том, что они не участ­во­ва­ли в похо­де про­тив афи­нян, афи­няне же при вести о наступ­ле­нии лакеде­мо­нян гото­вы вме­сте с фиван­ца­ми сра­зить­ся с послед­ни­ми. (17) После воз­вра­ще­ния послов фиван­цы ста­ли под­готов­лять­ся к обо­роне, а афи­няне к тому, чтобы помочь им. Лакеде­мо­няне так­же не мед­ли­ли: царь Пав­са­ний отпра­вил­ся в Бео­тию во гла­ве лакеде­мон­ско­го и пело­пон­нес­ско­го вой­ска; одни лишь корин­фяне не сопро­вож­да­ли его. Лисандр же с опол­че­ни­ем из Фокеи, Орхо­ме­на и дру­гих при­ле­жа­щих мест при­шел в Гали­арт рань­ше Пав­са­ния. (18) При­быв, он не ожи­дал спо­кой­но лакеде­мон­ско­го вой­ска, но пошел к Гали­арт­ской кре­по­сти с тем вой­ском, кото­рое было у него под рука­ми. Спер­ва он стал было убеж­дать гали­ар­тян отло­жить­ся от фиван­цев и стать авто­ном­ны­ми, но так как этим с.70 пере­го­во­рам вос­пре­пят­ст­во­ва­ли какие-то фиван­цы, нахо­див­ши­е­ся в кре­по­сти, он пошел при­сту­пом на город­ские сте­ны. (19) Услы­шав­ши об этом, фиван­цы, гопли­ты и всад­ни­ки, бегом бро­си­лись на помощь Гали­ар­ту. Мне не уда­лось выяс­нить, напа­ли ли они на Лисанд­ра неожи­дан­но, или же он знал об их при­бли­же­нии, но не отсту­пил, рас­счи­ты­вая победить. Во вся­ком слу­чае несо­мнен­но, что бит­ва про­изо­шла под город­ски­ми сте­на­ми и что тро­фей был постав­лен у самых ворот Гали­ар­та. Когда Лисандр погиб и вои­ны его побе­жа­ли к горе²⁴, фиван­цы изо всех сил пре­сле­до­ва­ли их. (20) Когда же они, пре­сле­дуя, взо­бра­лись на верх горы, где про­дол­же­нию пути меша­ло без­до­ро­жье и узость тес­нин, лакеде­мон­ские гопли­ты повер­ну­ли фронт к непри­я­те­лю и ста­ли метать дро­ти­ки и стре­лы. После того, как двое или трое из пере­до­вых фиван­ских вои­нов пало, а на осталь­ных лакеде­мо­няне ска­ты­ва­ли по спус­ку кам­ни и напа­да­ли с боль­шим оже­сто­че­ни­ем, фиван­цы ста­ли отсту­пать по спус­ку, и из них погиб­ло боль­ше двух­сот. (21) В этот день фиван­цы были в угне­тен­ном состо­я­нии духа, счи­тая, что они сами пре­тер­пе­ли не мень­ше бед­ст­вий, чем при­чи­ни­ли лакеде­мо­ня­нам, но на сле­дую­щий день они узна­ли, что фокей­ские и дру­гие кон­тин­ген­ты разо­шлись ночью каж­дый к себе на роди­ну. Узнав об этом, они ста­ли луч­ше­го мне­ния о сво­их успе­хах нака­нуне. Когда же появил­ся Пав­са­ний с лакеде­мон­ским вой­ском, они сно­ва сочли поло­же­ние весь­ма опас­ным и, как пере­да­ва­ли, в их вой­ске цари­ло глу­бо­кое мол­ча­ние и мало­ду­шие. (22) Когда же на сле­дую­щий день при­бы­ли афи­няне и выстро­и­лись вме­сте с фиван­ца­ми, а Пав­са­ний все не всту­пал в бой, настро­е­ние духа фиван­цев опять под­ня­лось. Пав­са­ний, созвав поле­мар­хов и пен­те­кон­те­ров, устро­ил сове­ща­ние по вопро­су о том, сра­жать­ся ли или, заклю­чив пере­ми­рие, под защи­той его пре­дать погре­бе­нию Лисанд­ра и дру­гих, пав­ших вме­сте с ним. (23) Пав­са­ний и дру­гие лакеде­мон­ские началь­ни­ки обра­ща­ли вни­ма­ние на то, что Лисандр погиб, что сопро­вож­дав­шее его вой­ско побеж­де­но и отсту­пи­ло, что корин­фяне вовсе не при­ня­ли уча­стия в похо­де и что налич­ное вой­ско не име­ет охоты сра­жать­ся; ука­зы­ва­лось и на то, что вра­же­ская кон­ни­ца в про­ти­во­по­лож­ность лакеде­мон­ской очень мно­го­чис­лен­на и, что важ­нее все­го, тру­пы лежат под сте­на­ми горо­да, так что даже при пре­вос­ход­стве в силах их не лег­ко будет пре­дать погре­бе­нию в то вре­мя, как вра­ги будут стре­лять с башен. Ввиду все­го это­го и реше­но было заклю­чить пере­ми­рие, чтобы полу­чить воз­мож­ность пре­дать тру­пы погре­бе­нию. (24) Фиван­цы же отве­ти­ли, что они соглас­ны выдать тру­пы толь­ко на том усло­вии, чтобы лакеде­мо­няне уда­ли­лись из Бео­тии. Лакеде­мо­няне с радо­стью выслу­ша­ли этот ответ и, пре­дав зем­ле тру­пы, дви­ну­лись из Бео­тии. При этом лакеде­мо­няне были в уны­нии, фиван­цы же отно­си­лись к ним крайне занос­чи­во, и, если кто-нибудь сво­ра­чи­вал хоть на шаг с пути на чью-нибудь зем­лю, застав­ля­ли его уда­ра­ми сно­ва всту­пать на доро­гу. (25) Так кон­чил­ся этот поход лакеде­мо­нян. По при­бы­тии Пав­са­ния на роди­ну он был с.71 при­вле­чен к суду и ему угро­жа­ла смерт­ная казнь. Он обви­нял­ся и в том, что опоздал в Гали­арт, куда он усло­вил­ся при­быть в один день с Лисанд­ром, и в том, что он пре­дал зем­ле тру­пы, заклю­чив для это­го пере­ми­рие, не попы­тав­шись овла­деть ими с бою, и в том, что, овла­дев афин­ски­ми демо­кра­та­ми в Пирее, он отпу­стил их, и — вдо­ба­вок ко все­му это­му — в том, что он не явил­ся на суд. Ему был выне­сен смерт­ный при­го­вор, но он бежал в Тегею, где и скон­чал­ся от болез­ни. Вот какие собы­тия про­изо­шли в Гре­ции.