Греческая история

Книга VI

с.136 (VI. 1. 1) Тако­вы глав­ней­шие собы­тия в жиз­ни афи­нян и лакеде­мо­нян. Фиван­цы же, поко­рив бео­тий­ские горо­да, ста­ли совер­шать похо­ды на Фокиду. Тогда фокей­цы ста­ли отправ­лять посоль­ства в Лакеде­мон; послы ука­зы­ва­ли, что, если лакеде­мо­няне не при­дут к ним на помощь, они не в силах будут отсто­ять свою неза­ви­си­мость и под­чи­нят­ся фиван­цам. Поэто­му лакеде­мо­няне пере­пра­ви­ли по морю в Фокиду царя Клеом­брота с четырь­мя мора­ми¹ граж­дан и соот­вет­ст­вен­ным чис­лом союз­ни­ков².

(2) При­бли­зи­тель­но в это же вре­мя при­был из Фес­са­лии фар­са­лец Полида­мант для пере­го­во­ров с Лакеде­мон­ским государ­ст­вом. Он поль­зо­вал­ся боль­шим поче­том во всей Фес­са­лии, а в сво­ем род­ном горо­де он снис­кал себе такое ува­же­ние, что фар­саль­цы во вре­мя меж­до­усоб­ной борь­бы меж­ду пар­ти­я­ми вве­ри­ли ему город­скую кре­пость, пору­чи­ли ему взыс­ки­вать все то, что при­чи­та­лось государ­ству по зако­ну, и рас­хо­до­вать взыс­кан­ные день­ги на хра­мо­вые нуж­ды и на дела управ­ле­ния, соглас­но с ука­за­ни­я­ми зако­на. (3) Дей­ст­ви­тель­но, он на эти день­ги охра­нял и защи­щал город­скую кре­пость, вел все осталь­ные государ­ст­вен­ные дела и в кон­це каж­до­го слу­жеб­но­го года пред­став­лял отчет. Если обна­ру­жи­вал­ся дефи­цит, он покры­вал его из соб­ст­вен­ных средств; если же полу­ча­лось пре­вы­ше­ние дохо­да над рас­хо­дам, он заби­рал оста­ток в свою поль­зу. Вооб­ще он был хле­бо­сол и сла­вил­ся чисто фес­са­лий­ской рас­то­чи­тель­но­стью. Этот-то Полида­мант при­был в Лакеде­мон и высту­пил со сле­дую­щей речью:

(4) «Лакеде­мо­няне, весь мой род, все мои пред­ки, посколь­ку про­сти­ра­ет­ся моя память, все­гда были прок­се­на­ми и евер­ге­та­ми³ лакеде­мо­нян. Поэто­му я и счи­таю пра­виль­ным обра­щать­ся к вам при вся­ких затруд­не­ни­ях и сооб­щать вам о всех непри­ят­ных собы­ти­ях, про­ис­хо­дя­щих в Фес­са­лии. Я не сомне­ва­юсь, что и вам хоро­шо извест­но имя Ясо­на. Это — чело­век име­ни­тый и очень могу­ще­ст­вен­ный. Заклю­чив со мной пере­ми­рие⁴, он всту­пил со мной в пере­го­во­ры и ска­зал мне сле­дую­щее: (5) «Полидам! Я думаю, что мои с.137 дово­ды вынудят тебя при­знать, что я мог бы и силой заста­вить ваш город под­чи­нить­ся мне. Дей­ст­ви­тель­но, ныне боль­шая часть фес­са­лий­ских горо­дов (и в том чис­ле наи­бо­лее зна­чи­тель­ные) — мои союз­ни­ки; я их поко­рил, несмот­ря на то, что и вы вме­сте с ними высту­пи­ли про­тив меня на поле бра­ни. Кро­ме того, как тебе извест­но, я имею до шести тысяч ино­стран­цев-наем­ни­ков, с кото­ры­ми, как мне кажет­ся, нелег­ко будет сра­зить­ся даже само­му могу­ще­ст­вен­но­му государ­ству. Прав­да, и мои про­тив­ни­ки рас­по­ла­га­ют не мень­шим чис­лом вои­нов. Одна­ко же, опол­че­ния граж­дан вклю­ча­ют в свой состав как людей, уже пре­вы­сив­ших наи­бо­лее под­хо­дя­щий для воен­ной служ­бы воз­раст, так и еще не совсем воз­му­жав­ших отро­ков; и вдо­ба­вок во всех горо­дах толь­ко незна­чи­тель­ное коли­че­ство людей зани­ма­ет­ся физи­че­ски­ми упраж­не­ни­я­ми. Я же не при­ни­маю к себе на служ­бу людей, отстаю­щих от меня в физи­че­ском раз­ви­тии». (6) А сам он, ска­зать по прав­де, отли­ча­ет­ся бога­тыр­ской силой и пора­зи­тель­ной неуто­ми­мо­стью. Еже­днев­но он со сво­и­ми наем­ни­ка­ми устра­и­ва­ет воен­ные упраж­не­ния, при­чем как во вре­мя этих упраж­не­ний в гим­на­сии, так и во вре­мя сра­же­ний сам идет впе­ре­ди вой­ска в пол­ном воору­же­нии. При этом он уда­ля­ет со служ­бы тех из наем­ни­ков, кото­рые ока­зы­ва­ют­ся недо­ста­точ­но вынос­ли­вы­ми, а тех, кото­рые ему кажут­ся наи­бо­лее неуто­ми­мы­ми и наи­бо­лее твер­ды­ми в опас­но­стях битв, он награж­да­ет, уве­ли­чи­вая жало­ва­нье в два, три и даже четы­ре раза, делая им раз­лич­ные подар­ки, уха­жи­вая за ними во вре­мя болез­ни и устра­и­вая им почет­ное погре­бе­ние. Поэто­му каж­дый из его наем­ни­ков зна­ет, что воен­ная доб­лесть даст ему в жиз­ни и почет и богат­ство. (7) В этом раз­го­во­ре Ясон ука­зал так­же на то, что мне и без него было уже дав­но извест­но: что ему уже под­чи­ни­лись мара­ки, доло­пы и пра­ви­тель Эпи­ра Алкет⁵. «Итак, — заявил он, — мне нече­го опа­сать­ся, чтобы при поко­ре­нии ваше­го горо­да мне при­шлось встре­тить­ся с боль­ши­ми затруд­не­ни­я­ми. Прав­да, несве­ду­щий чело­век воз­ра­зил бы мне на это: «Если это так, то к чему же ты мед­лишь? Поче­му ты до сих пор не дви­нул­ся похо­дом на Фар­сал?» Но дело вот в чем: я счи­таю, кля­нусь Зев­сом, что во всех отно­ше­ни­ях будет луч­ше, если мне удаст­ся под­чи­нить вас себе убеж­де­ни­ем, а не силой. Дей­ст­ви­тель­но, встре­тив с моей сто­ро­ны наси­лие, вы буде­те вся­че­ски зло­умыш­лять про­тив меня; я так­же буду желать во что бы то ни ста­ло сокру­шить ваши силы. Если же вы под­чи­ни­тесь мне доб­ро­воль­но, то несо­мнен­но и я и вы будем вся­че­ски содей­ст­во­вать уси­ле­нию друг дру­га. (8) Я знаю, Полида­мант, что взо­ры тво­е­го оте­че­ства устрем­ле­ны на тебя. Если ты убедишь сво­их сограж­дан отно­сить­ся ко мне дру­же­люб­но, я обе­щаю тебе, что сде­лаю тебя вели­чай­шим после меня само­го чело­ве­ком во всей Гре­ции. Но послу­шай даль­ше, и ты увидишь, в каких вели­ких собы­ти­ях ты будешь играть вто­рую роль. При­том дове­ряй мне лишь с.138 в том, что тебе само­му пред­став­ля­ет­ся несо­мнен­ным. Ясно, что в слу­чае при­со­еди­не­ния ко мне Фар­са­ла с зави­си­мы­ми от него горо­да­ми я без труда ста­ну тагом всей Фес­са­лии. Точ­но так же несо­мнен­но, что при объ­еди­не­нии всей Фес­са­лии под вла­стью одно­го тага она рас­по­ла­га­ет шестью тыся­ча­ми всад­ни­ков и более чем деся­тью тыся­ча­ми гопли­тов. (9) Зная тело­сло­же­ние и храб­рость фес­са­лий­цев, я не пред­став­ляю себе, какое пле­мя будет в состо­я­нии вла­ды­че­ст­во­вать над ними, если они най­дут хоро­ше­го руко­во­ди­те­ля. Фес­са­лия зани­ма­ет огром­ное про­стран­ство, и если вся власть над стра­ной перей­дет к одно­му тагу, — то этим самым она уже поко­рит все живу­щие вокруг нее пле­ме­на. Почти все народ­но­сти этих мест искус­ны в мета­нии дро­ти­ков; поэто­му вполне есте­ствен­но, что наше вой­ско будет сла­вить­ся и сво­и­ми пель­та­ста­ми. (10) Бео­тия и все дру­гие государ­ства, вою­ю­щие с Лакеде­мо­ном, — со мной в сою­зе: они обе­ща­ли выста­вить свои кон­тин­ген­ты в мое вой­ско, если я осво­бо­жу их из-под вла­сти лакеде­мо­нян. Мне извест­но, что и афи­няне пошли бы на все, лишь бы толь­ко добить­ся сою­за со мной,, но я не желаю заклю­чать с ними друж­бу, так как доби­вать­ся гос­под­ства на море по-мое­му еще лег­че, чем на суше. (11) Рас­суди, не прав ли я и в этом. Если мы овла­де­ем Македо­ни­ей, откуда и афи­няне выво­зят к себе лес, мы смо­жем соорудить себе еще боль­ше кораб­лей, чем есть у них. А у кого, ска­жи мне, будет более мно­го­чис­лен­ный эки­паж, у афи­нян или у нас, рас­по­ла­гаю­щих таким боль­шим коли­че­ст­вом пене­стов⁶, и при­том столь пре­крас­но сло­жен­ных? Ну, а кому лег­че будет содер­жать флот­ский эки­паж, нам ли, вслед­ст­вие изоби­лия выво­зя­щим свой хлеб за гра­ни­цу, или афи­ня­нам, кото­рым не хва­та­ет сво­его хле­ба и кото­рые долж­ны поку­пать его у дру­гих? (12) Затем наша каз­на будет иметь гораздо бо́льшие дохо­ды: нам не при­дет­ся рас­счи­ты­вать на какие-то ост­ров­ки⁷, мы будем обла­гать данью наро­ды мате­ри­ка: если Фес­са­лия будет объ­еди­не­на под вла­стью одно­го тага, то, конеч­но, все окрест­ные наро­ды будут при­но­сить ей дань. Ты, ведь, зна­ешь, что пер­сид­ский царь — бога­че всех людей на све­те, и это пото­му, что он извле­ка­ет свои дохо­ды не с ост­ро­вов, а с мате­ри­ка. Впро­чем, мне кажет­ся, что его еще лег­че поко­рить, чем Гре­цию. Мне извест­но, что весь пер­сид­ский народ, исклю­чая лишь одно­го чело­ве­ка, это — тол­па рабов, чуж­дая граж­дан­ских доб­ро­де­те­лей; извест­но и то, что царь был доведен до края гибе­ли срав­ни­тель­но незна­чи­тель­ны­ми отряда­ми, шед­ши­ми под пред­во­ди­тель­ст­вом Кира и Аге­си­лая».

(13) На эти сло­ва я ему отве­тил, что его пред­ло­же­ния заслу­жи­ва­ют вни­ма­тель­но­го рас­смот­ре­ния; лишь одно в его речах мне пред­став­ля­ет­ся непри­ем­ле­мым: я не счи­таю воз­мож­ным, будучи в дру­же­ст­вен­ных отно­ше­ни­ях с лакеде­мо­ня­на­ми, отло­жить­ся от них и при­стать к их вра­гам, несмот­ря на то, что я не имею ника­ких осно­ва­ний быть недо­воль­ным ими. Эти мои сло­ва понра­ви­лись ему, и с.139 он ска­зал, что, узнав мой харак­тер, он еще более хотел бы при­влечь меня на свою сто­ро­ну. Затем он поз­во­лил мне пой­ти к вам и ска­зать вам всю прав­ду, — что, если мы доб­ро­воль­но не под­чи­ним­ся, то Ясон име­ет в виду идти похо­дом на Фар­сал. Он сове­то­вал мне про­сить у вас под­мо­ги и при­ба­вил к это­му: «Если, с божьей помо­щью⁹, тебе удаст­ся убедить их, чтобы они посла­ли вспо­мо­га­тель­ное вой­ско, доста­точ­ное для борь­бы со мной, — то пусть будет так, пусть все решит­ся в чест­ном бою. Если же их под­мо­га тебе пока­жет­ся недо­ста­точ­ной, то ты по спра­вед­ли­во­сти не заслу­жишь уже ни малей­ше­го наре­ка­ния, посту­пив так, как будет полез­нее все­го для роди­ны, кото­рая награ­ди­ла тебя таким поче­том»⁹. (14) Все это и вынуди­ло меня прид­ти к вам и рас­ска­зать вам обо всем и том, что я частью видел соб­ст­вен­ны­ми гла­за­ми, частью же слы­шал от Ясо­на. Ныне, лакеде­мо­няне, как мне пред­став­ля­ет­ся, дело обсто­ит так: если вы пошле­те туда вой­ско, кото­рое не толь­ко мне одно­му, но и всем фес­са­лий­цам пока­жет­ся¹⁰ доста­точ­ным для борь­бы с Ясо­ном, под­чи­нен­ные ему горо­да отпа­дут от него, так как всех их пуга­ет рост его могу­ще­ства. Если же вы захо­ти­те отде­лать­ся отправ­кой в Фес­са­лию отряда нео­да­мо­дов под коман­дой одно­го из граж­дан¹¹, то я сове­тую вам не мешать­ся в это дело. (15) Ведь, вам извест­но, что при­дет­ся бороть­ся с очень силь­ным вой­ском и со столь искус­ным пол­ко­вод­цем, кото­рый почти нико­гда не оши­ба­ет­ся в сво­их пла­нах, — хочет ли он обма­нуть бди­тель­ность вра­га лов­ким манев­ром, хочет ли быст­ро­той дей­ст­вий застиг­нуть его врас­плох или же бро­сить­ся в муже­ст­вен­ную ата­ку. Он уме­ет делать ночью то, что дру­гие дела­ют лишь днем; если он спе­шит, то работа­ет даже во вре­мя обеда и ужи­на. Он пола­га­ет, что толь­ко тогда будет впра­ве отды­хать, когда он при­дет к сво­ей цели, выпол­нив все то, что он имел в виду. Такое же вос­пи­та­ние он дал сво­им вои­нам. Он счи­та­ет пра­виль­ным, после того как вои­ны потруди­лись для испол­не­ния его жела­ний, испол­нять и их жела­ния. Поэто­му все его под­чи­нен­ные зна­ют, что после труда их ждут удо­воль­ст­вия. (16) Вдо­ба­вок Ясон — самый воз­дер­жан­ный в телес­ных удо­воль­ст­ви­ях чело­век из всех, кого я знаю; поэто­му удо­вле­тво­ре­ние лич­ных потреб­но­стей не отни­ма­ет у него ни мину­ты вре­ме­ни и не меша­ет ему посто­ян­но зани­мать­ся необ­хо­ди­мы­ми дела­ми. Ввиду все­го это­го обду­май­те и дай­те мне достой­ный вас ответ отно­си­тель­но того, что вы в силах выпол­нить и что вы дума­е­те пред­при­нять».

(17) После этой речи лакеде­мо­няне поста­но­ви­ли отло­жить окон­ча­тель­ный ответ. Два сле­дую­щих дня про­шли в обсуж­де­нии. Они при­ня­ли в рас­чет все те моры, кото­рые нахо­ди­лись в загра­нич­ном дохо­де; поду­ма­ли о тех три­эрах¹², кото­рые были выстро­е­ны близ с.140 Лакеде­мо­на про­тив афин­ско­го флота; не забы­ли и о войне с погра­нич­ны­ми государ­ства­ми. После это­го они дали Полида­ман­ту ответ, что при насто­я­щем поло­же­нии вещей они не име­ют воз­мож­но­сти послать ему доста­точ­ную помощь; поэто­му они посо­ве­то­ва­ли ему вер­нуть­ся на роди­ну и посту­пить так, как ему пока­жет­ся наи­луч­шим для его государ­ства. (18) Полида­мант похва­лил лакеде­мо­нян за чисто­сер­деч­ность их отве­та и вер­нул­ся на роди­ну. Затем он обра­тил­ся к Ясо­ну с прось­бой не при­нуж­дать его к выда­че кре­по­сти, гово­ря, что он обя­зан по отно­ше­нию к сво­им вери­те­лям сохра­нять ее непри­кос­но­вен­ной. Вза­мен это­го он послал к Ясо­ну залож­ни­ка­ми сво­их детей, обе­щал ему убедить сво­их сограж­дан доб­ро­воль­но заклю­чить с ним союз и содей­ст­во­вать ему в дости­же­нии вла­сти тага. После того как они обме­ня­лись клят­ва­ми, тот­час же был заклю­чен мир меж­ду Ясо­ном и фар­саль­ца­ми, и корот­кое вре­мя спу­стя Ясон был еди­но­глас­но про­воз­гла­шен тагом Фес­са­лии. (19) Заняв эту долж­ность, он опре­де­лил, сколь­ко всад­ни­ков и сколь­ко гопли­тов был в состо­я­нии выста­вить каж­дый город. Ока­за­лось, что он вме­сте с союз­ни­ка­ми рас­по­ла­гал более неже­ли восе­мью тыся­ча­ми всад­ни­ков; гопли­тов он насчи­тал не менее два­дца­ти тысяч; пель­та­стов же ока­за­лось доста­точ­но для борь­бы с каким угод­но государ­ст­вом. Тре­бо­ва­лось мно­го вре­ме­ни для того, чтобы толь­ко пере­счи­тать горо­да, посы­лав­шие вои­нов. На жите­лей сосед­них горо­дов он нало­жил дань в таком же раз­ме­ре, какой был уста­нов­лен во вре­ме­на Ско­па­са. Так было все это устро­е­но. Теперь я про­дол­жу изло­же­ние опи­сан­ных выше собы­тий, пре­рван­ное эпи­зо­дом о Ясоне¹³.

(VI. 2. 1) Лакеде­мо­няне со сво­и­ми союз­ни­ка­ми собра­лись в Фокиде¹⁴; тогда фиван­цы вер­ну­лись в свою область¹⁵ для охра­ны про­хо­дов. Афи­няне заме­ти­ли, что бла­го­да­ря им рас­тет могу­ще­ство фиван­цев, что фиван­цы не дела­ют ника­ких взно­сов на уси­ле­ние флота, что им одним при­хо­дит­ся нести все бре­мя воен­ных нало­гов, гра­би­тель­ских набе­гов с Эги­ны¹⁶ и охра­ны стра­ны от вра­га. Поэто­му у них яви­лось силь­ное жела­ние поло­жить конец войне; они отпра­ви­ли послов в Лакеде­мон, и был заклю­чен мир.

(2) Двое из послов соглас­но народ­но­му поста­нов­ле­нию отпра­ви­лись пря­мо из Лакеде­мо­на морем к Тимо­фею и пере­да­ли ему, чтобы он плыл на роди­ну, так как заклю­чен мир. Он пови­но­вал­ся, но по пути на роди­ну выса­дил изгнан­ных жите­лей Закин­фа на этот ост­ров. (3) Тогда закин­фяне, зани­мав­шие город, отпра­ви­ли послов в Лакеде­мон, кото­рые пере­да­ли, как посту­пил с ними Тимо­фей. Лакеде­мо­няне нашли, что афи­няне посту­пи­ли непра­во­мер­но, и тот­час же сна­ряди­ли флот, собрав до шести­де­ся­ти кораб­лей как из само­го Лакеде­мо­на, так и из Корин­фа, Лев­ка­ды, Амбра­кии, Элиды, Закин­фа, Ахайи, Эпидав­ра, Тре­зе­ны, Гер­ми­о­ны и Галий. (4) Навар­хом с.141 был назна­чен Мна­сипп, кото­ро­му было при­ка­за­но, имея над­зор за всем про­ис­хо­дя­щим на этом море¹⁷, дви­нуть­ся про­тив Кер­ки­ры. Одно­вре­мен­но было отправ­ле­но посоль­ство к Дио­ни­сию¹⁸, кото­рое име­ло целью вну­шить ему, что и для него будет выгод­но, если Кер­ки­ра не будет при­над­ле­жать афи­ня­нам¹⁹. (5) После того как флот был собран, Мна­сипп поплыл про­тив Кер­ки­ры. Кро­ме лакеде­мон­ско­го вой­ска, у него было не менее тыся­чи пяти­сот наем­ни­ков. (6) Выса­див­шись в Кер­ки­ре, он завла­дел терри­то­ри­ей и при­нял­ся опу­сто­шать пре­крас­но обра­ботан­ную и куль­ти­ви­ро­ван­ную стра­ну, раз­ру­шать образ­цо­во устро­ен­ные жили­ща и рас­по­ло­жен­ные на полях вин­ные погре­ба. Гово­рят, что его вои­ны до того изба­ло­ва­лись, что не хоте­ли пить ника­ких вин, кро­ме ста­рых отбор­ных сор­тов с при­ят­ным буке­том. На полях Мна­сип­пом было захва­че­но очень боль­шое чис­ло рабов и скота. (7) Затем он с сухо­пут­ным вой­ском рас­по­ло­жил­ся лаге­рем на хол­ме, отсто­я­щем от горо­да при­бли­зи­тель­но на пять ста­дий. С хол­ма откры­вал­ся одно­вре­мен­но вид на город и на поля, так что, если бы кто из кер­кир­цев захо­тел вый­ти за город, он был бы отре­зан от горо­да. Флот рас­по­ло­жил­ся по дру­гую сто­ро­ну от горо­да; эта пози­ция пред­став­ля­лась Мна­сип­пу очень удоб­ной для наблюде­ния за под­плы­ваю­щи­ми суда­ми и для того, чтобы в слу­чае надоб­но­сти вос­пре­пят­ст­во­вать мор­ским опе­ра­ци­ям вра­га. (8) К тому же суда часто крей­си­ро­ва­ли пред гава­нью, когда поз­во­ля­ла пого­да.

Таким спо­со­бом велась оса­да горо­да. Кер­кир­цы не мог­ли добы­вать про­из­веде­ний зем­ли, так как непри­я­тель гос­под­ст­во­вал на суше, не мог­ли так­же ниче­го под­во­зить, так как он вла­ды­че­ст­во­вал и на море. (9) Итак они ока­за­лись в без­вы­ход­ном поло­же­нии; они отпра­ви­ли послов в Афи­ны с прось­бой прид­ти к ним на помощь; при этом послы ука­за­ли, какое вели­кое бла­го поте­ря­ют афи­няне, если они лишат­ся Кер­ки­ры, и насколь­ко они уве­ли­чат этим силы вра­гов: ведь, нет ни одно­го горо­да, кро­ме самых Афин, кото­рый достав­лял бы афи­ня­нам столь­ко денег и столь­ко кораб­лей, как Кер­ки­ра. Далее Кер­ки­ра пред­став­ля­ет собою наи­вы­год­ней­шую пози­цию по отно­ше­нию к Коринф­ско­му зали­ву и при­мы­каю­щим к нему государ­ствам, может слу­жить пре­крас­ной базой для опу­сто­ши­тель­ных набе­гов на Лакон­скую область; осо­бен­но же удоб­но она рас­по­ло­же­на по отно­ше­нию к про­ти­во­ле­жа­ще­му Эпи­ру и при дви­же­нии из Сици­лии в Пело­пон­нес. (10) Услы­шав это, афи­няне реши­ли, что им сле­ду­ет при­нять самые серь­ез­ные меры, и посла­ли стра­те­гом Кте­сик­ла с отрядом из почти шести­сот пель­та­стов, попро­сив Алке­та²⁰ ока­зать содей­ст­вие при пере­во­зе этих вои­нов по морю. (11) Этот отряд, пере­пра­вив­шись ночью, выса­дил­ся в каком-то укром­ном месте и затем про­ник в город. В допол­не­ние к это­му афин­ское с.142 народ­ное собра­ние поста­но­ви­ло эки­пи­ро­вать шесть­де­сят кораб­лей, при­чем стра­те­гом этих кораб­лей был избран под­ня­ти­ем рук Тимо­фей²¹. (12) Так как Тимо­фею не уда­лось набрать эки­па­жа на родине, то он стал крей­си­ро­вать меж­ду ост­ро­ва­ми и пытал­ся там добрать недо­стаю­щую часть эки­па­жа, счи­тая нелег­ким делом дви­нуть­ся в обход Пело­пон­не­са с эскад­рой, состав­лен­ной на ско­рую руку, про­тив флота, зака­лен­но­го в мор­ском бою. (13) Афи­няне реши­ли, что он пона­прас­ну тра­тит вре­мя, про­пус­кая пору, самую удоб­ную для пла­ва­ния вокруг Пело­пон­не­са. Они не дали Тимо­фею ника­ко­го снис­хож­де­ния, но, устра­нив его от стра­те­гии, выбра­ли вме­сто него Ифи­кра­та. (14) Послед­ний, полу­чив это назна­че­ние, повел дело очень кру­то, наби­рая эки­паж и при­нуж­дая граж­дан не укло­нять­ся от три­эрар­хии²². Он при­со­еди­нил к сво­е­му флоту так­же и те кораб­ли, кото­рые крей­си­ро­ва­ли вдоль бере­гов Атти­ки для ее охра­ны, в том чис­ле «Парал» и «Сала­ми­нию»²³, гово­ря, что, если его дела пой­дут хоро­шо, то он им вернет вза­мен этих гораздо боль­шее коли­че­ство кораб­лей. Таким обра­зом уда­лось собрать все­го око­ло семи­де­ся­ти кораб­лей. (15) В это вре­мя в Кер­ки­ре голод достиг таких раз­ме­ров, что оса­жден­ные мас­са­ми пере­бе­га­ли к вра­гу; поэто­му Мна­сипп объ­явил, что он будет про­да­вать пере­беж­чи­ков с пуб­лич­но­го тор­га. Но, так как оса­жден­ные, несмот­ря на это, про­дол­жа­ли пере­бе­гать, он стал, нако­нец, биче­вать их и затем отправ­лять назад в город. Оса­жден­ные отка­зы­ва­лись при­ни­мать в кре­пость став­ших раба­ми, и мно­гие из них погиб­ли за город­ски­ми сте­на­ми. (16) Заме­тив это, Мна­сипп решил, что город уже почти что в его руках; поэто­му он поз­во­лил себе часть наем­ни­ков рас­пу­стить, а остав­шим­ся задол­жал жало­ва­нье за целых два меся­ца, несмот­ря на то, что у него, по слу­хам, не было недо­стат­ка в день­гах: боль­шин­ство союз­ни­ков при­сла­ло вме­сто вои­нов день­ги²⁴, так как поход этот был замор­ским. (17) Оса­жден­ные, заме­тив с башен, что гар­ни­зон­ные вои­ны ста­ли небреж­но отно­сить­ся к сво­им обя­зан­но­стям и что вра­же­ское вой­ско рас­се­я­лось по стране, совер­ши­ли вылаз­ку, при­чем неко­то­рых из вои­нов взя­ли в плен, а неко­то­рых изру­би­ли. (18) Узнав об этом, Мна­сипп обла­чил­ся в доспе­хи и бро­сил­ся на помощь со все­ми сво­и­ми гопли­та­ми, при­ка­зав лоха­гам и так­си­ар­хам выве­сти в бой нахо­дя­щих­ся под их коман­дой наем­ни­ков. (19) Неко­то­рые из лоха­гов воз­ра­жа­ли, что труд­но заста­вить пови­но­вать­ся вои­нов, не полу­чаю­щих содер­жа­ния; но он в ответ на это стал уда­рять их — кого пал­кой, кого древ­ком копья. Ввиду это­го они вышли в бой уны­лые, зата­ив нена­висть про­тив Мна­сип­па. (20) Такое настро­е­ние вой­ска, иду­ще­го в бой, все­гда сопро­вож­да­ет­ся самы­ми сквер­ны­ми послед­ст­ви­я­ми. Выстро­ив вой­ско, Мна­сипп повел его про­тив отрядов непри­я­те­ля, сто­яв­ших у город­ских ворот, и, обра­тив их в бег­ство, погнал­ся за ними. Но, при­бли­зив­шись к стене, пре­сле­ду­е­мые повер­ну­ли фронт к с.143 непри­я­те­лю и ста­ли метать копья и дро­ти­ки с над­гроб­ных памят­ни­ков. В это же вре­мя из горо­да вышел еще отряд вои­нов через дру­гие ворота и напал спло­чен­ным стро­ем на край­ний фланг. (21) Лакеде­мо­няне были выстро­е­ны в восемь рядов и ввиду это­го счи­та­ли, что они слиш­ком сла­бы для флан­го­во­го боя; поэто­му они пыта­лись сде­лать маневр пово­рота²⁵. Когда они ста­ли для этой цели мар­ши­ро­вать назад, вра­ги реши­ли, что они бегут, и напа­ли на них; спар­тан­цы ока­за­лись не в состо­я­нии выпол­нить маневр, и часть вой­ска, смеж­ная с напа­даю­щи­ми, обра­ти­лась в бег­ство. (22) Мна­сипп не мог подать помо­щи потер­пев­шим в этом деле, так как он дол­жен был обо­ро­нять­ся от напа­даю­щих с фрон­та; чис­ло его вои­нов все умень­ша­лось. Нако­нец, обо­им непри­я­тель­ским вой­скам уда­лось соеди­нить­ся и напасть на Мна­сип­па с его вои­на­ми, кото­рых оста­лось уже очень мало. Увидя про­ис­хо­дя­щее, и граж­дане вышли им на помощь из город­ских стен. (23) После того как сам Мна­сипп был убит, кер­кир­цы всей сво­ей мас­сой ста­ли пре­сле­до­вать непри­я­те­ля. Они, веро­ят­но, взя­ли бы и обне­сен­ный огра­дой лагерь, но, заме­тив вышед­шую им навстре­чу тол­пу мар­ки­тан­тов, слуг и рабов, они при­ня­ли ее за бое­спо­соб­ное вой­ско и повер­ну­ли назад. (24) Затем кер­кир­цы поста­ви­ли тро­фей и выда­ли тру­пы на осно­ва­нии заклю­чен­но­го для это­го пере­ми­рия. После это­го слу­чая горо­жане ста­ли мно­го бод­рее, а оса­ждаю­щие были в глу­бо­ком уны­нии, тем более, что дохо­ди­ли слу­хи, буд­то со дня на день мож­но ожи­дать при­бы­тия Ифи­кра­та; кер­кир­цы, дей­ст­ви­тель­но, ста­ли эки­пи­ро­вать суда. (25) Гипер­мен, зани­мав­ший долж­ность эпи­сто­лиа­фо­ра²⁶ при Мна­сип­пе, эки­пи­ро­вал весь флот, быв­ший в его рас­по­ря­же­нии, пере­вел его на дру­гую сто­ро­ну ост­ро­ва, к укреп­лен­но­му лаге­рю и там напол­нил все транс­порт­ные суда раба­ми и веща­ми, после чего флот отбыл из Кер­ки­ры. (26) Сам он с мор­ски­ми вои­на­ми и с остат­ка­ми сухо­пут­но­го вой­ска остал­ся для охра­ны укреп­ле­ний, но, в кон­це кон­цов, и этот отряд в боль­шом смя­те­нии сел на три­э­ры и отплыл, поки­нув мно­го хле­ба, вина, рабов и боль­ных вои­нов. Так пуга­ла их воз­мож­ность быть застиг­ну­ты­ми на ост­ро­ве. Таким обра­зом им уда­лось спа­стись, уплыв на Лев­ка­ду.

(27) Ифи­крат, отпра­вив­шись в путь вокруг Пело­пон­не­са, в тече­ние все­го пути зани­мал­ся непо­сред­ст­вен­ной под­готов­кой к тому, что потреб­но для воен­но-мор­ско­го дела. Уже при самом отправ­ле­нии он оста­вил на бере­гу боль­шие пару­са²⁷, имея в виду, что он идет в бой; ака­ти­я­ми²⁸ он тоже почти не поль­зо­вал­ся, даже когда дул попу­т­ный ветер. Все вре­мя флот при­во­дил­ся в дви­же­ние вес­ла­ми, бла­го­да­ря чему и греб­цы пре­крас­но зака­ли­лись и суда дви­га­лись быст­рее. (28) Когда пред­сто­я­ло оста­но­вить­ся для зав­тра­ка или обеда, он при­ка­зы­вал преж­де все­го флан­гу, обра­щен­но­му к суше, отхо­дить с.144 от бере­га, пока весь фронт не выстро­ит­ся парал­лель­но бере­гу. Затем три­э­ры дела­ли маневр пово­рота и выст­ра­и­ва­лись носа­ми к зем­ле, после чего Ифи­крат при­ка­зы­вал по сиг­на­лу мчать­ся впе­ре­гон­ку к бере­гу. При этом награ­дой за победу была воз­мож­ность пер­вым набрать воды, пер­вым удо­вле­тво­рить какую-нибудь дру­гую потреб­ность или пер­вым позав­тра­кать. При­быв­шие же послед­ни­ми были нака­зы­вае­мы тем, что они полу­ча­ли доступ ко все­му это­му после дру­гих, а отча­ли­вать им все же при­хо­ди­лось в одно вре­мя с про­чи­ми, как толь­ко разда­вал­ся сиг­нал. Поэто­му пер­вые при­быв­шие мог­ли удо­вле­тво­рить все свои потреб­но­сти спо­кой­но, а послед­ние долж­ны были спе­шить. (29) Если слу­ча­лось зав­тра­кать во вра­же­ской стране, он не доволь­ст­во­вал­ся обыч­ны­ми кара­у­ла­ми на суше, а поды­мал мач­ты на кораб­лях и поме­щал на них дозор­ных; они охва­ты­ва­ли взо­ром гораздо боль­шее про­стран­ство, чем кара­уль­ные, сто­я­щие на бере­гу, так как наблюда­ли с более воз­вы­шен­но­го пунк­та. Ночью, во вре­мя ужи­на или сна, он запре­щал раз­во­дить кост­ры в лаге­ре, а зажи­гал огонь на неко­то­ром рас­сто­я­нии от вой­ска перед ним, чтобы никто не мог неза­мет­но при­бли­зить­ся. Если была хоро­шая пого­да, он часто при­ка­зы­вал отча­ли­вать тот­час же после ужи­на, при­чем, если дул попу­т­ный ветер, — мат­ро­сы спа­ли, идя на пару­сах; если же при­хо­ди­лось гре­сти, то греб­цы дели­лись на сме­ны и греб­ли пооче­ред­но. (30) Во вре­мя пере­дви­же­ния днем он при­ка­зы­вал по сиг­на­лу выст­ра­и­вать­ся то гусь­ком, то в ряд. Таким обра­зом, они попу­т­но обу­ча­лись и упраж­ня­лись во всех при­е­мах воен­но-мор­ско­го дела, пока не при­бы­ли в море, на кото­ром, как они пред­по­ла­га­ли, гос­под­ст­во­ва­ли вра­ги. Хотя он зав­тра­кал и ужи­нал на вра­же­ской терри­то­рии, но ему все­гда уда­ва­лось отча­лить преж­де, чем до вра­гов дохо­ди­ло изве­стие о его высад­ке, так как он все­гда испол­нял на бере­гу толь­ко самое необ­хо­ди­мое; по этой же при­чине он совер­шал пере­езды в крат­чай­шее вре­мя. (31) Во вре­мя смер­ти Мна­сип­па он был в Лакон­ской обла­сти, око­ло Сфа­гий. Затем он при­был в Элею и, мино­вав устье Алфея, при­ча­лил у подош­вы хреб­та Ихтии (Рыбы). На сле­дую­щий день он отбыл отсюда в Кефал­ле­нию; флот его был выстро­ен и дви­гал­ся с таким рас­че­том, чтобы, в слу­чае нуж­ды, быть вполне гото­вым к сра­же­нию. Слу­хи о том, что слу­чи­лось с Мна­сип­пом, ему не уда­лось про­ве­рить пока­за­ни­я­ми оче­вид­ца; он опа­сал­ся, что эти слу­хи рас­про­стра­ня­ют­ся для того, чтобы вве­сти его в обман, и был на стра­же. При­быв на Кефал­ле­нию, он полу­чил точ­ные сведе­ния и дал вой­ску отдых.

(32) Я знаю, что все эти манев­ры и упраж­не­ния — обыч­ная вещь при под­готов­ке к мор­ско­му бою. Тем не менее в поведе­нии Ифи­кра­та, по мое­му мне­нию, заслу­жи­ва­ет осо­бой похва­лы то, что он, ока­зав­шись вынуж­ден­ным в крат­чай­ший срок при­быть на место, где ожи­да­лось сра­же­ние, изыс­кал спо­соб, бла­го­да­ря кото­ро­му, с одной сто­ро­ны, быст­рое дви­же­ние к месту назна­че­ния не повлек­ло за собой того, что эки­паж остал­ся неопыт­ным в при­е­мах мор­ско­го боя, а, с дру­гой, посто­ян­ные воен­ные упраж­не­ния не име­ли послед­ст­ви­ем како­го-либо замед­ле­ния в пути.

с.145 (33) Поко­рив горо­да, лежа­щие на Кефал­ле­нии, он поплыл в Кер­ки­ру. Там он полу­чил изве­стие, что на помощь лакеде­мо­ня­нам идет десять три­эр от Дио­ни­сия²⁹. Он отпра­вил­ся сам на реко­гнос­ци­ров­ку и выис­кал такое место на ост­ро­ве, что оттуда мож­но было видеть при­бли­жаю­щий­ся флот и в то же вре­мя из горо­да был заме­тен сиг­нал, пода­вае­мый в этом пунк­те; (34) здесь он поста­вил дозор­ных, усло­вив­шись с ними, какой сиг­нал они долж­ны подать в знак того, что враг при­бли­жа­ет­ся, и какой в знак того, что враг стал на якорь. Два­дца­ти из чис­ла три­эрар­хов он при­ка­зал по зову гла­ша­тая сле­до­вать за ним на вра­га; если же кто-нибудь укло­нит­ся, то он будет нака­зан так, что не будет иметь осно­ва­ния обви­нять Ифи­кра­та в излиш­ней снис­хо­ди­тель­но­сти. Вско­ре был подан сиг­нал, что вра­же­ские суда при­бли­жа­ют­ся; гла­ша­таи немед­лен­но опо­ве­сти­ли об этом. Сто­и­ло посмот­реть, с каким энту­зи­аз­мом было при­ня­то это изве­стие. Из тех, кому пред­сто­я­ло плыть на вра­га, не было нико­го, кто бы не мчал­ся бегом на свой корабль. (35) Ифи­крат поплыл к тому месту, где оста­но­ви­лись вра­же­ские три­э­ры, и захва­тил там весь эки­паж, вышед­ший с кораб­лей на сушу. Толь­ко родо­сец Мела­нипп еще до при­бы­тия Ифи­кра­та успел поса­дить эки­паж на корабль и уплыл, сове­туя и дру­гим не оста­вать­ся на бере­гу. Хотя он и натолк­нул­ся на флот Ифи­кра­та, одна­ко ему уда­лось бла­го­по­луч­но скрыть­ся. Сира­куз­ские же кораб­ли были взя­ты все в плен вме­сте с эки­па­жем. (36) Ифи­крат снял с три­эр акро­те­рии³⁰ и повел их на бук­си­ре в Кер­кир­скую бух­ту. Плен­ным было раз­ре­ше­но выку­пить­ся на сво­бо­ду, при­чем для каж­до­го был уста­нов­лен осо­бый раз­мер выку­па. Толь­ко началь­ни­ку их Кри­нип­пу не была пре­до­став­ле­на эта льгота: его оста­ви­ли под стра­жей, имея в виду либо полу­чить за него очень круп­ный выкуп, либо про­дать его в раб­ство. В отча­я­нии Кри­нипп покон­чил само­убий­ст­вом. Осталь­ных Ифи­крат отпу­стил на волю, при­чем он поз­во­лил кер­кир­цам высту­пить пору­чи­те­ля­ми в том, что день­ги будут упла­че­ны. (37) Заста­вив сво­их мат­ро­сов обра­ба­ты­вать поля кер­кир­цам, он таким обра­зом достав­лял им про­пи­та­ние. Сам же он с пель­та­ста­ми и с теми гопли­та­ми, кото­рых он при­вез на кораб­лях, пере­пра­вил­ся в Акар­на­нию. Там он ока­зы­вал вся­че­ские услу­ги дру­же­ст­вен­ным горо­дам, а с фирий­ца­ми, имев­ши­ми силь­ную кре­пость и сла­вив­ши­ми­ся сво­ею воен­ною доб­ле­стью, вел вой­ну. (38) При­со­еди­нив к себе кер­кир­ский флот, насчи­ты­ваю­щий почти девя­но­сто кораб­лей, он пер­вым делом поплыл в Кефал­ле­нию и взыс­кал дань с ее жите­лей; одни горо­да упла­ти­ли дань доб­ро­воль­но, с дру­гих она была взыс­ка­на силой. Затем он стал гото­вить­ся к опу­сто­ши­тель­но­му набе­гу на Лакеде­мон­скую область; он имел в виду под­чи­нить себе смеж­ные с этой обла­стью горо­да, враж­деб­ные афи­ня­нам, по воз­мож­но­сти доб­ро­воль­но, если же они не под­чи­нят­ся, то пой­ти на них вой­ной.

с.146 (39) По мое­му мне­нию, испол­не­ние Ифи­кра­том долж­но­сти стра­те­га в этот раз заслу­жи­ва­ет вели­чай­шей похва­лы. Осо­бен­но похваль­но то, что он про­сил избрать себе в помощ­ни­ки поли­ти­че­ско­го ора­то­ра Кал­ли­ст­ра­та, кото­рый был не бог весть каким зна­то­ком воен­но­го дела, и Хаб­рия, поль­зо­вав­ше­го­ся репу­та­ци­ей пер­во­класс­но­го стра­те­га. Если он это сде­лал с тем рас­че­том, чтобы иметь муд­рых совет­ни­ков, то это был очень бла­го­ра­зум­ный посту­пок. Если же он счи­тал их сво­и­ми сопер­ни­ка­ми и сде­лал этот сме­лый шаг, будучи уве­рен, что им не удаст­ся пой­мать его ни в лег­ко­мыс­лии ни в небреж­но­сти, — то это обна­ру­жи­ва­ет в нем чело­ве­ка твер­до­го и уве­рен­но­го в сво­их силах³¹. Вот и все, что я хотел рас­ска­зать о дея­тель­но­сти Ифи­кра­та.

(VI. 3. 1) Меж­ду тем дру­зья афи­нян пла­тей­цы были изгна­ны из Бео­тии и бежа­ли в Афи­ны; фес­пий­цы умо­ля­ли афи­нян сжа­лить­ся над ними, лишив­ши­ми­ся само­сто­я­тель­ных государ­ст­вен­ных учреж­де­ний. Афи­няне виде­ли все это, и их отно­ше­ние к фиван­цам ста­но­ви­лось все непри­яз­нен­нее, одна­ко же вое­вать с ними они, с одной сто­ро­ны, счи­та­ли небла­го­род­ным, с дру­гой, поли­ти­че­ски невы­год­ным шагом. Одна­ко, они не жела­ли уже участ­во­вать в пред­при­я­ти­ях фиван­цев, с тех пор как увиде­ли, что они идут похо­дом на фокей­цев, свя­зан­ных с дав­них пор уза­ми друж­бы с афи­ня­на­ми, и лиша­ют государ­ст­вен­ных учреж­де­ний города, оста­вав­ши­е­ся вер­ны­ми в борь­бе с вар­ва­ра­ми и дру­же­ст­вен­ные Афи­нам. (2) Поэто­му народ поста­но­вил заклю­чить мир. Преж­де все­го были отправ­ле­ны послы к фиван­цам с пред­ло­же­ни­ем, если им угод­но, идти вме­сте с афи­ня­на­ми в Лакеде­мон для пере­го­во­ров о мире. Затем афи­няне сами отпра­ви­ли послов в Лакеде­мон. Избра­ны были Кал­лий, сын Гип­по­ни­ка, Автокл, сын Стром­би­хида, Демо­страт, сын Ари­сто­фон­та, Ари­стокл, Кефи­со­дот, Мела­ноп и Ликеф. (3) К ним при­мкнул еще поли­ти­че­ский ора­тор Кал­ли­ст­рат³². Он обе­щал Ифи­кра­ту, если тот его отпу­стит в Афи­ны, добить­ся либо посыл­ки денег на нуж­ды флота, либо заклю­че­ния мира. С этой-то целью он и при­был в Афи­ны и здесь хло­потал о мире. Когда они пред­ста­ли перед лакеде­мон­ски­ми эккле­та­ми³³ и союз­ни­ка­ми, пер­вым высту­пил с речью дадух Кал­лий. Это был такой чело­век, кото­рый не менее охот­но сам рас­то­чал себе похва­лы, чем слу­шал их из уст дру­гих. Он начал при­бли­зи­тель­но так:

(4) «Лакеде­мо­няне, в моем роде не я толь­ко ваш прок­сен, но уже мой дед полу­чил этот титул по наслед­ству и пере­дал его сво­им потом­кам. Теперь я хотел бы, чтобы вам ста­ло ясно, какую важ­ную роль игра­ет наш род в Афи­нах. Во вре­мя вой­ны из наше­го рода афи­няне выби­ра­ют стра­те­гов; когда же они жаж­дут покоя, они шлют нас хода­та­я­ми о мире. Уже преж­де я два­жды³⁴ при­хо­дил к вам, чтобы добить­ся пре­кра­ще­ния вой­ны, и оба мои посоль­ства с.147 увен­ча­лись успе­хом: я добыл мир и для нас и для вас. Ныне я в тре­тий раз при­хо­жу к вам и счи­таю, что теперь гораздо боль­ше осно­ва­ний для при­ми­ре­ния. (5) Я вижу, что на этот раз наши взгляды не рас­хо­дят­ся — и у нас и у вас вызы­ва­ет оди­на­ко­вое него­до­ва­ние исчез­но­ве­ние, как само­сто­я­тель­ных государств, Пла­тей и Фес­пий. А при оди­на­ко­вом взгляде на вещи не долж­но ли нам ско­рее быть меж­ду собою дру­зья­ми, чем вра­га­ми? Бла­го­ра­зум­ные люди нико­гда не зате­ют вой­ны даже при суще­ст­во­ва­нии мел­ких раз­но­гла­сий; при пол­ном же еди­но­гла­сии было бы крайне уди­ви­тель­но, если бы мы не заклю­чи­ли мира. (6) Было бы спра­вед­ли­вее все­го, если бы мы вовсе не поды­ма­ли ору­жия друг про­тив дру­га, так как, по ска­за­нию, наш пред­ок Трип­то­лем открыл сокро­вен­ные дары Демет­ры и Коры³⁵ из всех ино­стран­цев преж­де все­го ваше­му родо­на­чаль­ни­ку Герак­лу и вашим сограж­да­нам Дио­с­ку­рам, а семя зла­ка Демет­ры преж­де все­го было пода­ре­но Пело­пон­не­су. Так раз­ве же спра­вед­ли­во было, что вы при­шли уни­что­жать посе­вы тех, у кого вы полу­чи­ли семе­на, и что мы не жела­ем, чтобы вы име­ли в изоби­лии тот плод, кото­рый мы вам когда-то дали? Если же боги пред­опре­де­ли­ли, чтобы меж­ду людь­ми были вой­ны, то наш долг как мож­но более оття­ги­вать нача­ло вой­ны, а если уж вой­на нача­лась, ста­рать­ся как мож­но ско­рее поло­жить ей конец».

(7) Вслед за ним Автокл, поль­зо­вав­ший­ся репу­та­ци­ей очень ост­ро­ум­но­го ора­то­ра, про­из­нес сле­дую­щую речь: «Лакеде­мо­няне, я пре­крас­но знаю, что то, что я ска­жу, при­дет­ся вам не по душе. Одна­ко, мне кажет­ся что те, кото­рые хотят, чтобы заклю­чае­мая меж­ду ними друж­ба была как мож­но более проч­ной и дол­го­веч­ной, долж­ны выяс­нить друг дру­гу при­чи­ны их враж­ды. Вы все вре­мя гово­ри­ли: «Все государ­ства долж­ны быть авто­ном­ны­ми», но сами боль­ше все­го пре­пят­ст­во­ва­ли их авто­но­мии. Вы заклю­ча­ли с союз­ны­ми государ­ства­ми дого­во­ры, в силу кото­рых они были обя­за­ны участ­во­вать во всех ваших похо­дах, куда бы вы ни направ­ля­лись. Что обще­го меж­ду этим и авто­но­ми­ей? (8) Вы объ­яв­ля­е­те вра­га­ми кого вам угод­но, не сове­ща­ясь с союз­ни­ка­ми, и высту­па­е­те про­тив них во гла­ве союз­но­го вой­ска, так что часто эти так назы­вае­мые авто­ном­ные государ­ства при­нуж­де­ны идти вой­ной про­тив сво­их луч­ших дру­зей. Но, что более все­го про­ти­во­ре­чит авто­но­мии, — вы учреж­да­е­те в одних из союз­ных горо­дов прав­ле­ние деся­ти³⁶, в дру­гих — прав­ле­ние трид­ца­ти³⁷, при­чем вы забо­ти­тесь не о том, чтобы эти пра­ви­те­ли управ­ля­ли по зако­нам, а чтобы они были в состо­я­нии силой и при­нуж­де­ни­ем удер­жать власть в сво­их руках. Полу­ча­ет­ся такое впе­чат­ле­ние, что вам более по душе тира­ния, чем сво­бод­ное государ­ст­вен­ное устрой­ство. (9) Далее царь при­ка­зал, чтобы все государ­ства были авто­ном­ны­ми, и вы тогда пре­крас­но пони­ма­ли, что если фиван­цы не пре­до­ста­вят каж­до­му бео­тий­ско­му с.148 государ­ству само­сто­я­тель­но рас­по­ря­жать­ся сво­и­ми дела­ми и руко­во­дить­ся теми зако­на­ми, каки­ми они сами хотят, они этим нару­шат прин­ци­пы, поло­жен­ные в осно­ву цар­ской гра­моты. Когда же вы захва­ти­ли Кад­мею, вы отня­ли авто­но­мию и у самих фиван­цев. Те, кото­рые хотят всту­пить в друж­бу, не могут рас­счи­ты­вать, что они полу­чат все, что им сле­ду­ет по спра­вед­ли­во­сти, если они сами дума­ют толь­ко о том, как бы им получ­ше пожи­вить­ся на счет дру­го­го».

(10) После этой речи воца­ри­лось все­об­щее мол­ча­ние. Она доста­ви­ла удо­воль­ст­вие всем недоб­ро­же­ла­те­лям лакеде­мо­нян. Вслед за ним высту­пил Кал­ли­ст­рат и ска­зал сле­дую­щее: «Мне кажет­ся, нель­зя не при­знать, что и в наших и в ваших поступ­ках было мно­го оши­бок. Одна­ко, я не при­дер­жи­ва­юсь тако­го мне­ния, что с чело­ве­ком, совер­шив­шим ошиб­ку, не сле­ду­ет иметь ника­ко­го дела: я вижу, что нет нико­го, кто бы в тече­ние всей сво­ей жиз­ни не допу­стил ни одной ошиб­ки. Мне даже кажет­ся, что ино­гда, совер­шив ошиб­ку, люди ста­но­вят­ся разум­нее, — осо­бен­но же, если они тер­пят нака­за­ние за свои ошиб­ки, — как про­изо­шло с нами. (11) Да и вам ино­гда вслед­ст­вие непра­виль­но­го обра­за дей­ст­вий слу­ча­лось тер­петь круп­ные неуда­чи. При­ме­ром может слу­жить захва­чен­ная вами у фиван­цев Кад­мея: теперь, как вы ни хло­пота­ли об авто­но­мии бео­тий­ских горо­дов, они все сно­ва под­чи­не­ны фиван­цам после той неспра­вед­ли­во­сти, кото­рую вы им при­чи­ни­ли. Итак вы про­уче­ны: насиль­ни­ча­нье не при­но­сит желан­ной выго­ды, и поэто­му, наде­юсь, буде­те скром­нее в нашей вза­им­ной друж­бе. (12) Наши недоб­ро­же­ла­те­ли, желая, чтобы мир не состо­ял­ся, кле­ве­щут на нас, что мы при­шли сюда не во имя друж­бы, а из стра­ха, что Антал­кид, вер­нув­шись от царя, при­ве­зет вам мно­го денег. Поду­май­те, и вы пой­ме­те, что это — пустая бол­тов­ня. Ведь, царь пред­пи­сал, чтобы все государ­ства Элла­ды были авто­ном­ны­ми. Мы и гово­ри­ли и посту­па­ли в пол­ном согла­сии с его пред­на­чер­та­ни­я­ми, — какое же у нас осно­ва­ние боять­ся царя? Неуже­ли мож­но пове­рить, что царь захо­чет рас­хо­до­вать день­ги на уси­ле­ние чужо­го могу­ще­ства, когда все само собой, без вся­ких рас­хо­дов, устра­и­ва­ет­ся так, как он при­знал наи­луч­шим. Но доволь­но об этом! Како­ва же цель наше­го при­бы­тия? (13) Взгля­ни­те, если угод­но, на поло­же­ние дел на море или кинь­те взор на нынеш­нее вза­и­моот­но­ше­ние сил на суше, — и вы увиди­те, что наш при­ход отнюдь не вызван воен­ны­ми затруд­не­ни­я­ми³⁸. В бла­го­дар­ность за то, что вы не допу­сти­ли нас до гибе­ли³⁹, я желаю изло­жить вам те пра­виль­ные выво­ды, к кото­рым мы пере­шли. (14) Чтобы обна­ру­жить те выго­ды, кото­рые сулит нам этот мир, я обра­щу ваше вни­ма­ние на то, что все гре­че­ские горо­да сто­ят либо на нашей, либо на вашей сто­роне, и что в каж­дом отдель­ном горо­де одна часть насе­ле­ния настро­е­на лако­но­филь­ски, дру­гая — сим­па­ти­зи­ру­ет афи­ня­нам. Поэто­му если мы заклю­чим меж­ду собою друж­бу, то какое у нас будет осно­ва­ние ожи­дать откуда-либо с.149 опас­но­сти? Кто смо­жет бес­по­ко­ить нас на суше, если мы будем иметь вас дру­зья­ми, кто может вредить вам на море, если мы будем ваши­ми доб­ро­же­ла­те­ля­ми? (15) Далее мы зна­ем, что вой­ны посто­ян­но воз­ни­ка­ют и что каж­дая из них рань­ше или поз­же закан­чи­ва­ет­ся миром, так что, если бы мы не поми­ри­лись теперь, то рань­ше или поз­же все рав­но поже­ла­ли бы мира. Так зачем же ждать того вре­ме­ни, когда мы будем раздав­ле­ны обру­шив­шей­ся на нас мас­сой несча­стий, поче­му не заклю­чить мира сей­час, пока не насту­пи­ли еще неис­це­ли­мые бед­ст­вия? (16) По мое­му мне­нию, не заслу­жи­ва­ют похва­лы те атле­ты, кото­рые, мно­го­крат­но победив и стя­жав себе гром­кую сла­ву, ока­зы­ва­ют­ся настоль­ко често­лю­би­вы­ми, что не пре­кра­ща­ют под­ви­зать­ся до тех пор, пока не сой­дут с аре­ны побеж­ден­ны­ми; не заслу­жи­ва­ют так­же похва­лы те игро­ки в кости, кото­рые после выиг­ры­ша удва­и­ва­ют став­ку, — боль­шин­ство людей тако­го сор­та в кон­це кон­цов разо­ря­ет­ся до нит­ки. (17) Ввиду все­го это­го и нам не сле­ду­ет всту­пать в такое состя­за­ние, в кото­ром пред­сто­ит либо все выиг­рать, либо все поте­рять; луч­ше соеди­ним­ся уза­ми друж­бы, пока мы еще силь­ны телом и духом. Таким обра­зом, бла­го­да­ря вза­им­ной под­держ­ке, и мы и вы при­об­ре­тем сре­ди гре­че­ских государств еще боль­шее вли­я­ние, чем до сих пор».

(18) Сло­ва эти встре­ти­ли все­об­щее одоб­ре­ние, и лакеде­мо­няне при­ня­ли поста­нов­ле­ние согла­сить­ся на мир, по кото­ро­му сто­ро­ны обя­за­лись выве­сти из союз­ных горо­дов гар­мо­стов, рас­пу­стить сухо­пут­ные и мор­ские силы и пре­до­ста­вить авто­но­мию всем горо­дам. В слу­чае нару­ше­ния кем-либо из дого­ва­ри­ваю­щих­ся этих усло­вий каж­дый желаю­щий име­ет пра­во идти на помощь оби­жен­но­му государ­ству; одна­ко же, клят­вен­ный дого­вор нико­го не при­нуж­да­ет к пода­че помо­щи. (19) На вер­ность этим усло­ви­ям мира покля­лись лакеде­мо­няне за себя и сво­их союз­ни­ков, афи­няне же и их союз­ни­ки покля­лись каж­дый отдель­но за то государ­ство, пред­ста­ви­те­ля­ми кото­ро­го они были. Фиван­цы были вне­се­ны в спи­сок государств, дав­ших клят­ву, но на сле­дую­щий день их послы⁴⁰ вер­ну­лись и потре­бо­ва­ли, чтобы в спис­ке покляв­ших­ся сло­во «фиван­цы» было зачерк­ну­то и заме­не­но сло­вом «бео­тий­цы». На это Аге­си­лай отве­чал, что он не станет ниче­го поправ­лять в доку­мен­те, на вер­ность кото­ро­му они уже покля­лись и под кото­рым уже под­пи­са­лись. Если же они не хотят участ­во­вать в мир­ном согла­ше­нии, то он может их, если угод­но, вычерк­нуть. (20) Таким обра­зом, все про­чие заклю­чи­ли меж­ду собой мир, и толь­ко с фиван­ца­ми оста­ва­лись враж­деб­ные отно­ше­ния. Сре­ди афи­нян гос­под­ст­во­ва­ло убеж­де­ние, что теперь мож­но наде­ять­ся, что с иму­ще­ства фиван­цев, соглас­но ста­рин­но­му поста­нов­ле­нию, будет отчис­ле­на деся­тая часть в поль­зу богов⁴¹; фиван­цы же уда­ли­лись в весь­ма мрач­ном настро­е­нии.

с.150 (VI. 4. 1) После это­го афи­няне выве­ли гар­ни­зо­ны из союз­ных горо­дов, при­ка­за­ли Ифи­кра­ту⁴² с фло­том вер­нуть­ся на роди­ну и заста­ви­ли его воз­вра­тить все то, что он захва­тил после заклю­че­ния клят­вен­но­го дого­во­ра с лакеде­мо­ня­на­ми. (2) Что же каса­ет­ся лакеде­мо­нян, то и они, прав­да, выве­ли гар­мо­стов и гар­ни­зо­ны из горо­дов; одна­ко же, когда лакеде­мон­ское пра­ви­тель­ство полу­чи­ло запрос от Клеом­брота, сто­яв­ше­го с вой­ском в Фокиде, отно­си­тель­но его даль­ней­ше­го поведе­ния, оно посту­пи­ло по-ино­му. По полу­че­нии это­го запро­са, Про­фой внес пред­ло­же­ние рас­пу­стить, соглас­но клят­вен­но­му дого­во­ру, вой­ско; пред­ло­жить всем горо­дам сде­лать взно­сы в каз­ну хра­ма Апол­ло­на⁴³, при­чем раз­мер их пре­до­ста­вить усмот­ре­нию каж­до­го; если же кто-либо будет поку­шать­ся на авто­но­мию отдель­ных горо­дов⁴⁴, — при­звать сно­ва под зна­ме­на всех тех, кто захо­чет высту­пить в защи­ту авто­но­мии, и с этим вой­ском идти на нару­ши­те­лей дого­во­ра. При таких усло­ви­ях ско­рее все­го удаст­ся снис­кать рас­по­ло­же­ние богов и сим­па­тии гре­че­ских государств. (3) Одна­ко, народ­ное собра­ние, услы­ша это пред­ло­же­ние, при­зна­ло его рас­суж­де­ние неле­пым, — оче­вид­но, боже­ст­вен­ный рок вел лакеде­мо­нян по пути к гибе­ли, — и отпра­ви­ло к Клеом­броту гон­цов с пред­пи­са­ни­ем не рас­пус­кать вой­ска, а вести его немед­лен­но про­тив фиван­цев, если они не согла­сят­ся на авто­но­мию бео­тий­ских горо­дов⁴⁵. Узнав, что фиван­цы не толь­ко не склон­ны пре­до­ста­вить горо­дам авто­но­мию, но даже не рас­пус­ка­ют вой­ска и сто­ят выстро­ив­шись про­тив него, Клеом­брот повел вой­ско в Бео­тию. Он не вторг­ся через то уще­лье из Фокиды, где ожи­да­ло его сто­я­щее нагото­ве фиван­ское вой­ско, а про­шел по гори­стой доро­ге⁴⁶, веду­щей мимо Фисбы, и неожи­дан­но вышел к Крев­сии, завла­дел этой кре­по­стью и захва­тил две­на­дцать фиван­ских три­эр. (4) После это­го он дви­нул­ся вглубь мате­ри­ка и рас­по­ло­жил­ся лаге­рем в Фес­пий­ской обла­сти, близ Левктр. Фиван­ский лагерь нахо­дил­ся про­тив них, на хол­ме, в неда­ле­ком рас­сто­я­нии; у фиван­цев не было ника­ких союз­ни­ков, кро­ме бео­тий­цев. Дру­зья Клеом­брота ста­ли обра­щать­ся к нему с таки­ми заяв­ле­ни­я­ми: (5) «Клеом­брот, если ты не сра­зишь­ся теперь с фиван­ца­ми, мож­но опа­сать­ся, что ты под­верг­нешь­ся самой суро­вой каре со сто­ро­ны государ­ства. Они не забы­ли еще, что ты, при­быв в Кинос­ке­фа­лы, вовсе не опу­сто­шал фиван­ской терри­то­рии⁴⁷, и что впо­след­ст­вии ты был отра­жен от про­хо­дов, веду­щих в Бео­тию⁴⁸, с.151 тогда как Аге­си­лаю все­гда уда­ва­лось вторг­нуть­ся через Кифе­рон. Поэто­му, если тебе доро­го соб­ст­вен­ное бла­го­по­лу­чие или если ты печешь­ся о бла­ге государ­ства, ты дол­жен высту­пить про­тив них». Так гово­ри­ли ему дру­зья, про­тив­ни­ки же заме­ча­ли друг дру­гу: «Теперь Клеом­брот пока­жет, спра­вед­ли­ва ли мол­ва, что он доб­ро­же­ла­тель фиван­цев». (6) Услы­ша об этом, Клеом­брот при­шел в ярость и решил всту­пить в бой. Гла­ва­ри фиван­цев при­ни­ма­ли в сооб­ра­же­ние то, что, если они не высту­пят в бой, то окрест­ные горо­да отпа­дут от них, а Фивы будут оса­жде­ны; если же фиван­ский народ будет вынуж­ден голо­дать, то он может высту­пить про­тив пра­ви­тель­ства. Кро­ме того, мно­гие из них уже преж­де были в изгна­нии и счи­та­ли, что луч­ше пасть в бою, чем сно­ва стать изгнан­ни­ка­ми. (7) Вдо­ба­вок, в них под­ни­ма­ло бод­рость духа пред­ска­за­ние, по кото­ро­му лакеде­мо­няне долж­ны были быть побеж­де­ны в том месте, где нахо­дит­ся гроб­ни­ца деву­шек, про кото­рых рас­ска­зы­ва­ют, что они покон­чи­ли само­убий­ст­вом, будучи обес­че­ще­ны лакеде­мо­ня­на­ми. Пред бит­вой фиван­цы укра­си­ли эту гроб­ни­цу. В это же вре­мя к ним при­шло изве­стие из горо­да, что две­ри всех хра­мов откры­лись сами собою; и жре­цы дали это­му такое истол­ко­ва­ние, что боги пред­ска­зы­ва­ют победу. Из хра­ма Герак­ла исчез­ло свя­щен­ное ору­жие; это счи­та­ли при­зна­ком того, что и Геракл отпра­вил­ся на это сра­же­ние. Неко­то­рые, одна­ко, утвер­жда­ют, что все это были махи­на­ции фиван­ских запра­вил. (8) В этой бит­ве, каза­лось, все соеди­ни­лось про­тив лакеде­мо­нян, тогда как про­тив­ни­ки их во всем име­ли уда­чу. После зав­тра­ка Клеом­брот созвал послед­ний воен­ный совет; в пол­день все под­вы­пи­ли, пола­гая, что вино воз­буж­да­ет отва­гу. (9) Затем вои­ны — и спар­тан­ские и бео­тий­ские — обла­чи­лись в бое­вое сна­ря­же­ние, и ста­ло ясно, что сей­час нач­нет­ся бит­ва. Заме­тив это, мар­ки­тан­ты, кое-кто из обоз­ных и те, кото­рые не жела­ли сра­жать­ся, ста­ли уда­лять­ся из бео­тий­ско­го вой­ска; но наем­ни­ки, пред­во­ди­мые Иеро­ном, фокей­ские пель­та­сты и из чис­ла всад­ни­ков герак­лей­ские и фли­унт­ские напа­ли на ухо­дя­щих, заста­ви­ли их повер­нуть тыл и бежать обрат­но к бео­тий­ско­му вой­ску; таким обра­зом, бла­го­да­ря им бео­тий­ское вой­ско ста­ло гораздо более мно­го­чис­лен­ным и спло­чен­ным, чем преж­де. (10) Так как оба вой­ска были отде­ле­ны друг от дру­га рав­ни­ной, лакеде­мо­няне выста­ви­ли перед стро­ем кон­ни­цу; то же сде­ла­ли и фиван­цы. Одна­ко, фиван­ская кон­ни­ца полу­чи­ла над­ле­жа­щую мушт­ров­ку во вре­мя похо­дов на Орхо­мен и Фес­пии, тогда как лакеде­мон­ская кон­ни­ца в это вре­мя сто­я­ла крайне низ­ко в отно­ше­нии бое­спо­соб­но­сти: (11) содер­жа­ние лоша­дей пору­ча­лось бога­тей­шим из граж­дан; когда же объ­яв­лял­ся поход, тогда явля­лись те, кто был назна­чен в эту часть вой­ска, бра­ли пер­во­го попав­ше­го­ся коня и воору­же­ние и отправ­ля­лись на вой­ну без вся­кой под­готов­ки. Поэто­му в кон­ни­цу шли наи­ме­нее раз­ви­тые физи­че­ски и наи­ме­нее стре­мя­щи­е­ся отли­чить­ся люди. (12) Тако­ва была кон­ни­ца тех и дру­гих. Пехота же у лакеде­мо­нян, как пере­да­ва­ли, была выстро­е­на так, что от каж­дой эно­мо­тии нахо­ди­лось по три чело­ве­ка в ряду, сле­до­ва­тель­но, в глу­би­ну лакеде­мон­ское вой­ско име­ло не с.152 боль­ше две­на­дца­ти рядов. Строй фиван­цев был тес­но сомкнут и имел в глу­би­ну не менее пяти­де­ся­ти щитов⁴⁹, так как они пола­га­ли, что, если они победят часть вой­ска, груп­пи­ру­ю­щу­ю­ся вокруг царя, одо­леть осталь­ную часть вой­ска уже будет нетруд­но. (13) Как толь­ко Клеом­брот повел вой­ско в ата­ку, преж­де даже чем его вой­ско узна­ло о пере­хо­де в наступ­ле­ние, про­изо­шла кава­ле­рий­ская дуэль, и через самое корот­кое вре­мя лакеде­мон­ская кон­ни­ца была раз­би­та. При отступ­ле­нии она вре­за­лась в ряды сво­их же гопли­тов, а вслед за ними нале­те­ла и фиван­ская пехота. Пер­во­на­чаль­но верх взя­ло все же вой­ско Клеом­брота. Несо­мнен­ным дока­за­тель­ст­вом это­го может слу­жить то, что лакеде­мо­няне ока­за­лись в состо­я­нии подо­брать Клеом­брота и живым уне­сти с поля бит­вы; это было бы невоз­мож­но, если бы сра­жав­ши­е­ся впе­ре­ди него в этот момент не одер­жи­ва­ли верх. (14) Одна­ко, после того как были сра­же­ны сам поле­марх Динон, цар­ский сотра­пез­ник⁵⁰ Сфо­дрий с сыном Клео­ни­мом⁵¹ и так назы­вае­мые коню­шие и адъ­ютан­ты поле­мар­ха⁵², — вой­ско, не выдер­жав натис­ка мас­сы вра­гов, ста­ло отсту­пать; дрог­ну­ли и те, кото­рые были на левом флан­ге лакеде­мо­нян, заме­тив, что враг тес­нит пра­вый фланг. Но, несмот­ря на огром­ный урон и пора­же­ние, лакеде­мо­няне, перей­дя назад через ров, ока­зав­ший­ся пред их лаге­рем, удер­жа­ли отступ­ле­ние и оста­но­ви­лись на тех самых пунк­тах, откуда нача­ли насту­пать (лагерь их был соору­жен на не совсем ров­ном месте, у скло­на горы). Тогда неко­то­рые из лакеде­мо­нян, счи­тая, что нель­зя при­ми­рить­ся с пора­же­ни­ем, гово­ри­ли, что необ­хо­ди­мо поме­шать вра­гу поста­вить тро­феи и что не сле­ду­ет про­сить пере­ми­рия для убор­ки тру­пов, а надо пытать­ся завла­деть ими с боя. (15) Одна­ко же поле­мар­хи виде­ли, что весь урон лакеде­мо­нян дости­га­ет тыся­чи чело­век, что из спар­ти­а­тов, кото­рых все­го было в бою око­ло семи­сот, пало при­бли­зи­тель­но четы­ре­ста; они заме­ча­ли так­же, что союз­ни­ки крайне не рас­по­ло­же­ны к сра­же­нию, а кое-кто из них даже зло­рад­ст­ву­ет. Поэто­му они собра­ли наи­бо­лее вли­я­тель­ных людей и ста­ли сове­щать­ся, как быть. Еди­но­глас­но было поста­нов­ле­но про­сить пере­ми­рия для убор­ки тру­пов, и затем был с.153 послан вест­ник с пред­ло­же­ни­ем пере­ми­рия. После это­го фиван­цы поста­ви­ли тро­феи и согла­си­лись на пере­ми­рие для убор­ки тру­пов.

(16) Вслед за тем был отправ­лен вест­ник в Лакеде­мон, чтобы изве­стить лакеде­мо­нян о постиг­шем их несча­стии. Он при­был туда в послед­ний день Гим­но­пе­дий, когда высту­пал хор муж­чин⁵³. Эфо­ры, узнав о слу­чив­шей­ся беде, были, конеч­но, очень огор­че­ны; тем не менее, они не рас­пу­сти­ли хора, а дали ему испол­нить пола­гаю­ще­е­ся до кон­ца. Име­на погиб­ших были сооб­ще­ны толь­ко бли­жай­шим род­ст­вен­ни­кам каж­до­го; при этом жен­щи­нам было пред­пи­са­но не поды­мать кри­ка и пере­но­сить горе мол­ча. На сле­дую­щий день тех жен­щин, у кото­рых погиб­ли род­ст­вен­ни­ки, мож­но было повсюду видеть на людях наря­жен­ны­ми и с сия­ю­щи­ми лица­ми, те же, кото­рые полу­чи­ли изве­стие, что их близ­кие живы, толь­ко изред­ка пока­зы­ва­лись вне домов и име­ли нахму­рен­ный и уны­лый вид.

(17) После это­го эфо­ры объ­яви­ли сбор в поход и при­ка­за­ли отпра­вить­ся двум остав­шим­ся морам, при­звав из них под зна­ме­на все те при­зыв­ные кате­го­рии, кото­рые посту­пи­ли на воен­ную служ­бу за сорок лет до это­го и поз­же. Из осталь­ных мор при­зыв­ные послед­них трид­ца­ти пяти лет уже преж­де отправ­ля­лись похо­дом в Фокею и нахо­ди­лись за пре­де­ла­ми стра­ны; теперь были при­зва­ны и отправ­ле­ны в поход еще пять воз­раст­ных кате­го­рий из этих мор. Вме­сте с ними при­ка­за­но было отпра­вить­ся в поход и тем, кото­рые преж­де были остав­ле­ны в Лакеде­моне для заня­тия государ­ст­вен­ных долж­но­стей. Аге­си­лай еще не опра­вил­ся от болез­ни⁵⁴, поэто­му народ назна­чил вое­на­чаль­ни­ком его сына Архида­ма. (18) В этом похо­де при­ня­ли живое уча­стие тегей­цы: здесь были еще в живых⁵⁵ Ста­сипп и его при­вер­жен­цы, кото­рые были лако­но­фи­ла­ми и поль­зо­ва­лись огром­ным вли­я­ни­ем в государ­стве. Ман­ти­ней­цы, жив­шие по дерев­ням, так­же посла­ли силь­ные вспо­мо­га­тель­ные отряды, так как у них в это вре­мя управ­ле­ние было в руках ари­сто­кра­тов⁵⁶. С боль­шим энту­зи­аз­мом отнес­лись к это­му похо­ду и высла­ли свои отряды так­же сики­он­цы, фли­унт­цы и ахей­цы; к ним при­со­еди­ни­лись и дру­гие горо­да. Три­э­ры были эки­пи­ро­ва­ны сами­ми лакеде­мо­ня­на­ми и корин­фя­на­ми; к сики­он­цам обра­ти­лись с прось­бой так­же при­нять уча­стие в сна­ря­же­нии эки­па­жа. На этих три­эрах пред­по­ла­га­лось пере­вез­ти вой­ско. (19) После всех при­готов­ле­ний Архидам совер­шил диа­ба­те­рии⁵⁷.

Сей­час после бит­вы фиван­цы посла­ли в Афи­ны увен­чан­но­го вест­ни­ка с изве­сти­ем о бле­стя­щей победе и прось­бой прий­ти на помощь. При этом они ука­зы­ва­ли, что теперь насту­пи­ло вре­мя, когда мож­но ото­мстить лакеде­мо­ня­нам за все соде­ян­ное. (20) Афин­ский совет в это вре­мя заседал в Акро­по­ле. Когда им было доло­же­но с.154 о слу­чив­шем­ся, для всех ста­ло ясно, что они были очень огор­че­ны полу­чен­ным изве­сти­ем: они не при­гла­си­ли вест­ни­ка даже на казен­ный обед в при­та­нее и ниче­го не отве­ти­ли на вопрос о при­сыл­ке помо­щи. Итак, из Афин вест­ник вер­нул­ся ни с чем. Кро­ме того, фиван­цы отпра­ви­ли, не теряя вре­ме­ни, послов к их союз­ни­ку Ясо­ну⁵⁸ с прось­бой о помо­щи и с изло­же­ни­ем сво­их видов на буду­щее. (21) Тот немед­лен­но эки­пи­ро­вал три­э­ры, чтобы ока­зать помощь с моря, а сам во гла­ве наем­ни­ков и окру­жав­шей его кон­ни­цы про­шел через Фокиду, несмот­ря на то, что фокей­цы были с ним в непри­ми­ри­мой враж­де, и всту­пил в Бео­тию. Во мно­гих горо­дах его виде­ли преж­де, чем полу­ча­лось изве­стие о его выступ­ле­нии: но и в иных слу­ча­ях, преж­де чем в том или ином пунк­те успе­ва­ли собрать­ся про­тив него зна­чи­тель­ные силы из окрест­ных мест, он ока­зы­вал­ся уже на даль­ней­шем эта­пе пути, пока­зы­вая этим, что часто ско­ро­стью дви­же­ния мож­но добить­ся больших резуль­та­тов, чем силой. (22) Когда он при­был в Бео­тию, фиван­цы заяви­ли, что насту­пил самый под­хо­дя­щий момент для напа­де­ния на лакеде­мо­нян: Ясон мог напасть на них с высот⁵⁹, а фиван­цы нане­сти им удар с фрон­та. Но Ясон откло­нил их от это­го наме­ре­ния, гово­ря, что после столь бле­стя­ще­го подви­га не сто­ит под­вер­гать себя опас­но­сти: при этом мож­но, конеч­но, добить­ся еще боль­ших успе­хов, но мож­но и лишить­ся всех пло­дов про­шлой победы. (23) «Раз­ве же вы не види­те, — гово­рил он, — что и вы победи­ли, будучи доведе­ны до край­ней необ­хо­ди­мо­сти? Надо пола­гать, что и лакеде­мо­няне, при­нуж­ден­ные рас­стать­ся с надеж­дой сохра­нить жизнь, будут сра­жать­ся с муже­ст­вом отча­я­ния. Часто боже­ству, по-види­мо­му, при­ят­но воз­ве­ли­чи­вать малых и повер­гать во прах вели­ких». (24) Таки­ми сло­ва­ми он отго­ва­ри­вал фиван­цев от вступ­ле­ния в бой. К лакеде­мо­ня­нам он так­же обра­тил­ся с уве­ща­ни­ем, ука­зы­вая, насколь­ко вой­ско, одер­жав­шее победу, силь­нее потер­пев­ше­го пора­же­ние. «Если, — гово­рил он, — вы хоти­те смыть с себя позор⁶⁰ поне­сен­но­го пора­же­ния, я сове­тую вам дать себе вре­мя пере­ве­сти дух, отдох­нуть и толь­ко тогда, когда вы ста­не­те более силь­ны­ми, всту­пить в бой с теми, кото­рых вам ныне не уда­лось победить. Теперь же, когда, — что да будет вам извест­но! — неко­то­рые из ваших союз­ни­ков вти­хо­мол­ку ведут уже с вра­га­ми пере­го­во­ры о мире, не думай­те о новом бое: нет, ста­рай­тесь, во что бы то ни ста­ло, добить­ся пере­ми­рия. Я при­ни­маю это близ­ко к серд­цу и хочу спа­сти вас пото­му, что мой отец был вашим дру­гом и я ношу титул прок­се­на ваше­го государ­ства». (25) Тако­во было содер­жа­ние его речей; целью же всех этих хло­пот было посе­ять враж­ду и меж­ду ними⁶¹, с тем чтобы и те и дру­гие нуж­да­лись в его помо­щи. Услы­шав это пред­ло­же­ние, лакеде­мо­няне с.155 пред­ло­жи­ли ему взять на себя посред­ни­че­ство для веде­ния мир­ных пере­го­во­ров. Когда было объ­яв­ле­но пере­ми­рие, поле­мар­хи сде­ла­ли рас­по­ря­же­ние, чтобы все, поужи­нав, уло­жи­лись в доро­гу, так как ночью пред­сто­ит отправ­ле­ние с целью подой­ти на рас­све­те к Кифе­ро­ну. После ужи­на был дан сиг­нал высту­пить ранее, чем насту­пи­ло вре­мя сна, и еще вече­ром вой­ско было поведе­но по доро­ге на Крев­сий, в надеж­де более на защи­ту тем­ноты, чем на пере­ми­рие. (26) После крайне труд­но­го пере­хо­да, кото­рый затруд­нял­ся тем­нотой ночи, стра­хом и неудоб­ст­вом пути, вой­ско при­бы­ло в Эго­сфе­ны, нахо­дя­щи­е­ся в Мегар­ской обла­сти. Там они встре­ти­лись с вой­ском Архида­ма; послед­ний выждал, пока собе­рут­ся все союз­ни­ки, а затем отпра­вил­ся со всем вой­ском в Коринф. Здесь он рас­пу­стил союз­ни­ков, а сам с граж­дан­ским опол­че­ни­ем вер­нул­ся на роди­ну⁶².

(27) На обрат­ном пути Ясон, про­хо­дя через Фокиду, взял пред­ме­стье Гиам­по­ля, раз­гра­бил терри­то­рию это­го горо­да и пере­бил мно­гих граж­дан. Осталь­ной Фокиде он, про­хо­дя, не при­чи­нил ника­ко­го вреда. При­быв в Герак­лею, он раз­ру­шил эту кре­пость; при этом он, оче­вид­но, нисколь­ко не боял­ся того, что пой­дут вой­ной на его вла­де­ния, если этот вход будет открыт, но боль­ше забо­тил­ся о том, чтобы кто-нибудь не захва­тил Герак­леи, гос­под­ст­ву­ю­щей над узким про­хо­дом, и таким обра­зом мог бы ему поме­шать, если б он взду­мал пой­ти похо­дом на Гре­цию. (28) Когда Ясон вер­нул­ся назад в Фес­са­лию, он достиг высоты могу­ще­ства; при­чи­ной это­го было то, что он был удо­сто­ен, соглас­но фес­са­лий­ско­му зако­ну, зва­ния тага⁶³, имел у себя на служ­бе боль­шое коли­че­ство наем­ни­ков — пехо­тин­цев и всад­ни­ков, доведен­ных посто­ян­ной мушт­ров­кой до совер­шен­ства в воен­ном деле, и, что еще важ­нее, — что он уже снис­кал себе мно­го­чис­лен­ных союз­ни­ков и, кро­ме того, еще мно­гие хоте­ли всту­пить с ним в союз. Глав­ной же при­чи­ной его пре­об­ла­даю­ще­го вли­я­ния над все­ми сво­и­ми совре­мен­ни­ка­ми было то, что он умел при­нудить всех счи­тать­ся с собою. (29) Когда стал бли­зить­ся Пифий­ский празд­ник, он объ­явил всем под­чи­нен­ным горо­дам, чтобы они гото­ви­ли быков, овец, коз и сви­ней для жерт­во­при­но­ше­ния. Хотя по его рас­пре­де­ле­нию каж­до­му отдель­но­му горо­ду над­ле­жа­ло пред­ста­вить жерт­вен­ных живот­ных лишь в очень уме­рен­ном коли­че­стве, тем не менее, как гово­ри­ли, все­го соста­ви­лось не менее тыся­чи быков и более деся­ти тысяч голов про­чих жерт­вен­ных живот­ных. Он велел про­воз­гла­сить, что тот город, кото­рый выкор­мит для бога наи­луч­ше­го быка, год­но­го для того, чтобы идти во гла­ве про­цес­сии, полу­чит в каче­стве при­за золо­той венок. (30) Ясон объ­явил так­же, чтобы фес­са­лий­цы гото­ви­лись к выступ­ле­нию в поход⁶⁴, пред­сто­я­щий ко вре­ме­ни Пифий­ских состя­за­ний. При этом, как гово­ри­ли, он сам имел в виду рас­по­ря­жать­ся празд­не­ством и состя­за­ни­я­ми. До сих пор неиз­вест­но, какие виды он имел на с.156 сокро­ви­ща Дель­фий­ско­го хра­ма; гово­рят, что, когда дель­фий­цы вопро­си­ли ора­кул, как им быть, если Ясон завла­де­ет при­над­ле­жа­щи­ми богу сокро­ви­ща­ми, боже­ство отве­ти­ло, что оно само за себя посто­ит. (31) Таков был этот чело­век и столь вели­ки и раз­но­об­раз­ны были его пла­ны. Одна­жды он про­из­во­дил смотр и испы­та­ние фер­ской кон­ни­цы; он уже занял свое место и при­ни­мал всех име­ю­щих к нему нуж­ду. К нему подо­шли семе­ро юно­шей, как буд­то по пово­ду какой-то тяж­бы меж­ду ними, уби­ли его и раз­ру­би­ли на кус­ки. (32) Тот­час же на помощь Ясо­ну при­бе­жал его креп­кий кара­ул, воору­жен­ный копья­ми. Один из юно­шей пал, пора­жен­ный пикой, в то вре­мя, как он нано­сил удар Ясо­ну; дру­гой был схва­чен в то вре­мя, как он садил­ся на лошадь, полу­чил мно­же­ство ран и испу­стил дух; осталь­ные успе­ли вско­чить на сто­яв­ших нагото­ве лоша­дей и скрыть­ся. В горо­дах, в кото­рые они при­бы­ва­ли, их по боль­шей части встре­ча­ли с поче­том, из чего обна­ру­жи­лось, что гре­ки очень опа­са­лись, чтобы Ясон не стал тира­ном.

(33) После его смер­ти были избра­ны на долж­ность тага его бра­тья Полидор и Полифрон. Оба они одна­жды отпра­ви­лись вме­сте в Лари­су; ночью, во вре­мя сна, Полидор умер — по-види­мо­му, от руки сво­его бра­та Полифро­на: смерть его после­до­ва­ла неожи­дан­но и без вся­кой види­мой при­чи­ны. (34) Полифрон пра­вил в тече­ние года, сде­лав власть тага почти тира­ни­че­ской. В Фар­са­ле он пре­дал смерт­ной каз­ни Полида­ман­та⁶⁵ и еще восемь вли­я­тель­ней­ших граж­дан; из Лари­сы он мно­гих отпра­вил в изгна­ние. (35) Так пра­вил Полифрон; погиб и он от руки Алек­сандра, мстив­ше­го за Полидо­ра и желав­ше­го поло­жить пре­дел тира­нии. Но, когда он взял власть в свои руки, и его прав­ле­ние ока­за­лось очень тягост­ным для фес­са­лий­цев, а так­же и для бео­тий­цев и афи­нян: он совер­шал без­за­кон­ные гра­би­тель­ские набе­ги, напа­дая с моря и с суши. Таков был этот Алек­сандр; он так­же погиб насиль­ст­вен­ной смер­тью от коз­ней сво­ей жены, при­чем испол­ни­те­ля­ми убий­ства были ее бра­тья. (36) Она ска­за­ла им, что Алек­сандр про­тив них зло­умыш­ля­ет, и целый день скры­ва­ла их в сво­ем доме. Вече­ром она при­ня­ла к себе на ложе пья­но­го Алек­сандра и, когда он заснул, оста­ви­ла гореть све­тиль­ник и вынес­ла бра­тьям⁶⁶ его меч. Заме­тив, что бра­тья боят­ся вой­ти в ком­на­ту, где нахо­дил­ся Алек­сандр, она при­гро­зи­ла им, что, если они тот­час же не выпол­нят ее замыс­ла, она раз­будит мужа. Как толь­ко они вошли, она захлоп­ну­ла за ними дверь и креп­ко дер­жа­ла ее сна­ру­жи за коль­цо, пока муж не был убит. (37) Неко­то­рые утвер­жда­ют, что при­чи­ной ее враж­ды к мужу было то, что Алек­сандр заклю­чил в тем­ни­цу сво­его любов­ни­ка, кра­си­во­го маль­чи­ка, а когда она попро­си­ла выпу­стить юно­шу, Алек­сандр вывел его из тем­ни­цы и пре­дал каз­ни. По мне­нию неко­то­рых дру­гих, при­чи­ной убий­ства было то, что Алек­сандр послал сва­тов в Фивы к вдо­ве Ясо­на, так как от этой жены у него не рож­да­лось детей. Тако­вы ходя­чие с.157 мне­ния о при­чи­нах это­го ковар­но­го убий­ства по умыс­лу жены. Что же каса­ет­ся убийц, то стар­ший из бра­тьев, Тиси­фон, сто­ял у вла­сти до само­го того вре­ме­ни, когда напи­са­на эта кни­га.

(VI. 5. 1) Этим я закан­чи­ваю повест­во­ва­ние о собы­ти­ях в Фес­са­лии, о том, что про­изо­шло в прав­ле­ние Ясо­на и после его смер­ти, до пере­хо­да вла­сти к Тиси­фо­ну. Теперь воз­вра­щусь к пре­рван­но­му рас­ска­зу⁶⁷.

После воз­вра­ще­ния вой­ска Архида­ма из Левк­тр­ско­го похо­да афи­няне ста­ли пони­мать, что пело­пон­нес­цы еще счи­та­ют сво­им дол­гом выстав­лять союз­ные кон­тин­ген­ты в лакеде­мон­ское вой­ско и что лакеде­мо­няне вовсе еще не в таком поло­же­нии по отно­ше­нию к сво­им союз­ни­кам, в какое они поста­ви­ли афи­нян. Поэто­му они созва­ли пред­ста­ви­те­лей от горо­дов, кото­рые хотят при­со­еди­нить­ся к усло­ви­ям мира, при­слан­ным царем⁶⁸. (2) На состо­яв­шем­ся собра­нии было выне­се­но реше­ние, чтобы афи­няне и все желаю­щие при­со­еди­нить­ся к усло­ви­ям мира при­нес­ли сле­дую­щую при­ся­гу: «Я буду верен при­слан­ным царем усло­ви­ям мира и поста­нов­ле­ни­ям, при­ня­тым афи­ня­на­ми и союз­ни­ка­ми. Если кто-либо пой­дет похо­дом на один из горо­дов, при­нес­ших эту при­ся­гу, я ока­жу послед­не­му посиль­ную помощь». Всем при­шел­ся по душе текст; толь­ко элей­цы воз­ра­жа­ли, что не сле­ду­ет пре­до­став­лять авто­но­мии Мар­га­нам, Скил­лун­ту и Три­фи­лии, так как эти горо­да при­над­ле­жат им. (3) Афи­няне же и осталь­ные при­сут­ст­ву­ю­щие вынес­ли поста­нов­ле­ние, чтобы все горо­да — все рав­но, боль­шие или малые — были авто­ном­ны­ми соглас­но пред­пи­са­нию царя. Затем они разо­сла­ли упол­но­мо­чен­ных для при­ня­тия клят­вы, кото­рые долж­ны были при­во­дить к при­ся­ге выс­ших долж­ност­ных лиц в каж­дом государ­стве. Все при­нес­ли при­ся­гу, кро­ме элей­цев.

После этих собы­тий ман­ти­ней­цы, вос­поль­зо­вав­шись пре­до­став­лен­ной им пол­ной авто­но­ми­ей, сошлись на общее собра­ние и поста­но­ви­ли сде­лать Ман­ти­нею одним горо­дом⁶⁹ и обне­сти ее сте­ной. (4) Лакеде­мо­няне же счи­та­ли, что если это про­изой­дет без их одоб­ре­ния, то это явит­ся крайне неже­ла­тель­ным пре­цеден­том. Поэто­му они отпра­ви­ли в Ман­ти­нею послом Аге­си­лая, уна­сле­до­вав­ше­го от сво­его отца друж­бу⁷⁰ с ман­ти­ней­ца­ми. Когда он при­был туда, чле­ны пра­ви­тель­ства отка­за­лись созвать для него собра­ние ман­ти­ней­цев и пред­ло­жи­ли ему пере­дать то, что ему нуж­но, им. Он пообе­щал им, что, если они повре­ме­нят с построй­кой сте­ны, то он устро­ит так, что она будет постро­е­на с одоб­ре­ния лакеде­мо­нян и без боль­ших затрат. (5) Одна­ко, ман­ти­ней­цы отве­ти­ли Аге­си­лаю, что при­оста­но­вить построй­ку невоз­мож­но, так как соот­вет­ст­ву­ю­щее поста­нов­ле­ние уже при­ня­то народ­ным собра­ни­ем, и Аге­си­лай в гне­ве уда­лил­ся. Тем не менее, высту­пить похо­дом про­тив ман­ти­ней­цев лакеде­мо­ня­нам с.158 пред­став­ля­лось невоз­мож­ным, так как мир заклю­чен был под усло­ви­ем авто­но­мии горо­дов. Ман­ти­ней­цам неко­то­рые из аркад­ских горо­дов при­сла­ли людей для уча­стия в построй­ке стен, а элей­цы даже внес­ли три талан­та на рас­хо­ды по построй­ке. Вот что про­ис­хо­ди­ло в Ман­ти­нее.

(6) В Тегее пар­тия Кал­ли­бия и Прок­се­на вела аги­та­цию за то, чтобы все насе­ле­ние Арка­дии обра­зо­ва­ло одно объ­еди­нен­ное государ­ство и чтобы поста­нов­ле­ния боль­шин­ства обще­го собра­ния арка­дян име­ли закон­ную силу во всех аркад­ских государ­ствах. Про­ти­во­по­лож­ная же пар­тия, со Ста­сип­пом во гла­ве, жела­ла, чтобы город остал­ся в преж­нем состо­я­нии и управ­лял­ся по искон­ным зако­нам. (7) При­вер­жен­цы Прок­се­на и Кал­ли­бия, потер­пев пора­же­ние в кол­ле­гии феа­ров, рас­счи­ты­ва­ли, что, если собе­рет­ся весь народ, то они одер­жат верх, бла­го­да­ря зна­чи­тель­но­му чис­лен­но­му пре­об­ла­да­нию; поэто­му они вышли на ули­цу с ору­жи­ем в руках. Заме­тив это, воору­жи­лись и при­вер­жен­цы Ста­сип­па: они ока­за­лись не в мень­шем чис­ле, чем их про­тив­ни­ки. Про­изо­шла стыч­ка, в кото­рой Прок­сен и несколь­ко чело­век из его сто­рон­ни­ков были уби­ты, а осталь­ные обра­ти­лись в бег­ство. Их не пре­сле­до­ва­ли: Ста­сипп был таков, что он все­гда стре­мил­ся избе­жать напрас­ной гибе­ли сограж­дан. (8) Кал­ли­бий и его при­вер­жен­цы бежа­ли к город­ским сте­нам и воротам, обра­щен­ным к Ман­ти­нее, и, осво­бо­див­шись от напо­ра про­тив­ни­ков, нако­нец, собра­лись вме­сте и пере­ве­ли дух. Они уже задол­го до того отпра­ви­ли посоль­ство к ман­ти­ней­цам с прось­бой о помо­щи; в то же вре­мя они вели с при­вер­жен­ца­ми Ста­сип­па пере­го­во­ры о при­ми­ре­нии. Заме­тив, что при­зван­ные ими ман­ти­ней­цы при­бли­жа­ют­ся, неко­то­рые из них, взо­брав­шись на город­ские сте­ны, про­си­ли ман­ти­ней­цев дви­гать­ся как мож­но ско­рее и под­го­ня­ли их кри­ка­ми; дру­гие в это же вре­мя отпи­ра­ли ворота и впус­ка­ли вхо­дя­щих. (9) Сто­рон­ни­ки Ста­сип­па, узнав о слу­чив­шем­ся, бежа­ли через ворота, обра­щен­ные к Пал­лан­тию⁷¹, и успе­ли, преж­де чем их догна­ли пре­сле­до­ва­те­ли, забе­жать в храм Арте­ми­ды⁷² и запе­реть­ся внут­ри. Пре­сле­до­вав­шие их вра­ги тогда взо­бра­лись на кры­шу хра­ма, разо­бра­ли пото­лок и ста­ли бро­сать в засев­ших внут­ри свер­ху кир­пи­ча­ми. Увидя, что они попа­ли в без­вы­ход­ное поло­же­ние, послед­ние про­си­ли их пре­кра­тить это, обе­щая вый­ти из хра­ма. После выхо­да пре­сле­ду­е­мых про­тив­ни­ки схва­ти­ли их, свя­за­ли и отвез­ли на при­ве­зен­ной для это­го теле­ге в Тегею. Там они при уча­стии ман­ти­ней­цев устро­и­ли суди­ли­ще, при­суди­ли их к смер­ти и пре­да­ли каз­ни.

(10) После этих собы­тий око­ло вось­ми­сот тегей­цев, при­над­ле­жав­ших к пар­тии Ста­сип­па, бежа­ли в Лакеде­мон. Лакеде­мо­няне реши­ли, соглас­но при­ся­ге⁷³, ото­мстить за погиб­ших и изгнан­ных тегей­цев; поэто­му они дви­ну­лись похо­дом на ман­ти­ней­цев, так как послед­ние с.159 вопре­ки при­ся­ге⁷⁴ высту­пи­ли с ору­жи­ем в руках про­тив тегей­цев. Эфо­ры объ­яви­ли поход, и народ­ное собра­ние назна­чи­ло пред­во­ди­те­лем это­го похо­да Аге­си­лая. (11) Все арка­дяне собра­лись в Асее; толь­ко орхо­мен­цы не поже­ла­ли участ­во­вать в аркад­ском еди­не­нии по при­чине враж­ды к ман­ти­ней­цам и даже при­ня­ли в город наем­ни­че­ское вой­ско, собрав­ше­е­ся в Корин­фе под коман­дой Полит­ро­па; поэто­му и ман­ти­ней­цы были вынуж­де­ны оста­вить свои вой­ска на родине из-за опа­се­ния враж­деб­ных дей­ст­вий со сто­ро­ны орхо­мен­цев. Кро­ме них, не участ­во­ва­ли в аркад­ском опол­че­нии еще жите­ли Гереи и Леп­рея; они выста­ви­ли свои кон­тин­ген­ты в лакеде­мон­ское вой­ско, высту­пив­шее про­тив Ман­ти­неи. (12) Аге­си­лай, как толь­ко диа­ба­те­рии⁷⁵ дали хоро­шие пред­зна­ме­но­ва­ния, тот­час же высту­пил в поход про­тив Арка­дии. Он завла­дел погра­нич­ным горо­дом Евте­ей. Здесь он нашел в сво­их жили­щах толь­ко ста­ри­ков, жен­щин и детей: все год­ные по сво­е­му воз­рас­ту для воен­ной служ­бы ушли в аркад­ское опол­че­ние⁷⁶. Тем не менее, он не при­чи­нил ника­ко­го вреда это­му горо­ду, оста­вил жите­лей на сво­их местах и даже пла­тил за все рек­ви­зи­ро­ван­ные про­дук­ты; все то, что было награб­ле­но вои­на­ми при вступ­ле­нии в город, он ото­брал и воз­вра­тил граж­да­нам. Сверх того, он еще заста­вил свое вой­ско, кото­рое несколь­ко дней сто­я­ло в этом горо­де в ожи­да­нии Полит­ро­па с его наем­ни­ка­ми, работать над почин­кой город­ской сте­ны в трех местах, где это было необ­хо­ди­мо.

(13) В это же вре­мя ман­ти­ней­цы высту­пи­ли в поход про­тив орхо­мен­цев. Их при­ступ к город­ским сте­нам был отра­жен, при­чем они понес­ли тяже­лое пора­же­ние и име­ли неко­то­рый урон в людях. Отсту­пая от Орхо­ме­на, ман­ти­ней­цы при­бы­ли в Эли­мию; орхо­мен­ские гопли­ты не пре­сле­до­ва­ли их, но отряды Полит­ро­па очень оже­сто­чен­но на них напа­да­ли. Ман­ти­ней­цы поня­ли, что, если они не отра­зят вра­га, то очень мно­гие из них падут под гра­дом дро­ти­ков; поэто­му они повер­ну­ли фронт и всту­пи­ли в руко­паш­ный бой с напа­даю­щи­ми. (14) В этой бит­ве пал Полит­роп; вой­ско его обра­ти­лось в бег­ство и поте­ря­ло бы мас­су людей, если бы в тыл ман­ти­ней­цам не зашла при­быв­шая сюда фли­унт­ская кон­ни­ца и не заста­ви­ла бы их пре­кра­тить пре­сле­до­ва­ние. После этих столк­но­ве­ний ман­ти­ней­цы уда­ли­лись на роди­ну.

(15) Услы­шав об этих собы­ти­ях, Аге­си­лай решил, что орхо­мен­ские наем­ни­ки уже не при­дут к нему на помощь, и дви­нул­ся впе­ред без них. В пер­вый день пути он рас­по­ло­жил­ся на ужин в Тегей­ской обла­сти, а на сле­дую­щий пере­шел в Ман­ти­ней­скую область и рас­по­ло­жил­ся лаге­рем у под­но­жья гор, лежа­щих к запа­ду от Ман­ти­неи. Здесь он опу­сто­шал стра­ну и уни­что­жал посе­вы. В это же вре­мя собрав­ши­е­ся в Асее арка­дяне при­бы­ли ночью в Тегею. (16) На сле­дую­щий день Аге­си­лай рас­по­ло­жил­ся лаге­рем в два­дца­ти ста­ди­ях от Ман­ти­неи. В эту же область при­бы­ли из Тегеи с.160 и арка­дяне, совер­шив­шие путь вдоль само­го под­но­жья гор, лежа­щих меж­ду Ман­ти­не­ей и Теге­ей; это аркад­ское вой­ско состо­я­ло из очень боль­шо­го чис­ла гопли­тов. Целью их было соеди­нить­ся с ман­ти­ней­ца­ми: прав­да, с ними вме­сте шли и арги­вяне, но это было не все­на­род­ное опол­че­ние, а толь­ко часть их сил⁷⁷. Неко­то­рые убеж­да­ли Аге­си­лая напасть на вра­гов преж­де, чем они соеди­нят­ся с ман­ти­ней­ца­ми, но Аге­си­лай опа­сал­ся, чтобы на него при напа­де­нии на арка­дян не напа­ли с флан­га и с тыла нахо­див­ши­е­ся в горо­де ман­ти­ней­цы, и поэто­му счел наи­бо­лее выгод­ным не пре­пят­ст­во­вать им соеди­нить­ся и, если они захотят всту­пить в сра­же­ние, сра­зить­ся с ними в чест­ном и откры­том бою. Таким обра­зом арка­дя­нам уда­лось соеди­нить­ся. (17) В это же вре­мя орхо­мен­ские пель­та­сты и быв­шие с ними фли­унт­ские всад­ни­ки дви­ну­лись ночью в Ман­ти­ней­скую область и на рас­све­те — в то вре­мя как Аге­си­лай совер­шал жерт­во­при­но­ше­ния перед лаге­рем — неожи­дан­но появи­лись перед лакеде­мо­ня­на­ми. Это вызва­ло пере­по­лох: вои­ны побе­жа­ли на свои места в строю, а Аге­си­лай ото­шел к лаге­рю. Но затем выяс­ни­лось, что это союз­ни­ки, и, после того как жерт­во­при­но­ше­ния дали Аге­си­лаю хоро­шие пред­зна­ме­но­ва­ния, он велел вой­ску, позав­тра­кав, дви­нуть­ся в поход. К вече­ру ему уда­лось прой­ти неза­ме­чен­ным в самый глу­бо­ко­ле­жа­щий угол Ман­ти­ней­ской обла­сти, окру­жен­ный тес­ным коль­цом гор. (18) На сле­дую­щий день Аге­си­лай, совер­шая на рас­све­те жерт­во­при­но­ше­ния перед вой­ском, заме­тил, что ман­ти­ней­цы ста­ли выхо­дить из горо­да и соби­рать­ся на горах, нави­саю­щих над его арьер­гар­дом. Он понял, что необ­хо­ди­мо как мож­но ско­рее выве­сти вой­ско из тес­ни­ны. Но если бы он огра­ни­чил­ся про­стым выведе­ни­ем вой­ска, то он под­верг­ся бы опас­но­сти вра­же­ско­го напа­де­ния на арьер­гард. Поэто­му он оста­вал­ся на месте, обра­тив­шись лицом к непри­я­те­лю, и, дер­жа ору­жие нагото­ве, при­ка­зал арьер­гар­ду⁷⁸ сде­лать полу­обо­рот впра­во и дви­гать­ся по направ­ле­нию к нему, захо­дя за аван­гард. Еще до окон­ча­ния это­го манев­ра все вой­ско дви­ну­лось к выхо­ду из доли­ны, так что по мере выхо­да из нее вой­ско ста­но­ви­лось все силь­нее в глу­би­ну. (19) Когда сдво­е­ние рядов было закон­че­но, он вывел вой­ско, выстро­ен­ное таким обра­зом, на рав­ни­ну и затем сно­ва рас­тя­нул его, оста­вив толь­ко девять или десять рядов в глу­би­ну. Одна­ко, кро­ме уже вышед­ших, никто из ман­ти­ней­цев боль­ше не выхо­дил из горо­да, так как их союз­ни­ки в похо­де, элей­цы, скло­ня­ли их к тому, чтобы не всту­пать в сра­же­ние до при­бы­тия фиван­цев. Они были, по их сло­вам, уве­ре­ны, что фиван­цы при­дут, так как они ссуди­ли фиван­цам десять талан­тов на поход. (20) Услы­шав об этом, арка­дяне оста­лись в Ман­ти­нее, спо­кой­но выжидая хода собы­тий. Аге­си­лаю очень хоте­лось отве­сти вой­ско на роди­ну, так как уже была середи­на зимы; одна­ко же он про­сто­ял еще три дня в неда­ле­ком рас­сто­я­нии от горо­да Ман­ти­неи, чтобы не с.161 каза­лось, что он поспеш­но отсту­па­ет из стра­ха перед про­тив­ни­ка­ми. На сле­дую­щий день он рано утром позав­тра­кал и повел вой­ско от горо­да, как бы с целью рас­по­ло­жить­ся лаге­рем в том месте, куда он преж­де при­был из Евтеи. (21) Так как никто из арка­дян не высту­пил про­тив него, он повел вой­ско с вели­чай­шей быст­ро­той в Евтею, хотя было уже доволь­но позд­но: он хотел выве­сти гопли­тов из стра­ны преж­де, чем будут вид­ны вра­же­ские кост­ры, чтобы никто не мог назвать его отступ­ле­ние бег­ст­вом⁷⁹. Ему каза­лось, что он рас­се­ет преж­нее уны­ние и поды­мет дух сво­их сограж­дан уже тем, что ему уда­лось вторг­нуть­ся в Арка­дию, опу­сто­шить всю стра­ну, и тем не менее никто не захо­тел с ним сра­жать­ся. При­быв в Лакон­скую область, он отпу­стил спар­ти­а­тов на роди­ну, а пери­э­ков по их горо­дам.

(22) После того как Аге­си­лай уда­лил­ся, и арка­дяне узна­ли, что его вой­ско рас­пу­ще­но, они вос­поль­зо­ва­лись тем, что были собра­ны вме­сте, и отпра­ви­лись похо­дом на герей­цев, не поже­лав­ших участ­во­вать в Аркад­ском сою­зе и вторг­ших­ся вме­сте с лакеде­мо­ня­на­ми в Арка­дию. Поэто­му арка­дяне вторг­лись в Герей­скую область и ста­ли жечь дома и выру­бать дере­вья.

Полу­чив изве­стие, что на помощь к ним при­шли в Ман­ти­ней­скую область фиван­цы, они уда­ли­лись из Герей­ской обла­сти и соеди­ни­лись с послед­ни­ми. (23) После того как про­изо­шло это соеди­не­ние, фиван­цы реши­ли, что обсто­я­тель­ства сло­жи­лись для них очень бла­го­по­луч­но: они при­шли на помощь, но не нашли уже во всей стране ни одно­го вра­же­ско­го вои­на; поэто­му они соби­ра­лись уже воз­вра­тить­ся на роди­ну. Арка­дяне, арги­вяне и элей­цы ста­ли убеж­дать их дви­нуть союз­ное вой­ско с вели­чай­шей быст­ро­той в Лако­нию. При этом они ука­зы­ва­ли на мно­го­чис­лен­ность их опол­че­ния и вся­че­ски пре­воз­но­си­ли фиван­ское вой­ско. Дей­ст­ви­тель­но, сверх того, после победы при Левк­трах бео­тий­цы, гор­дые сво­им успе­хом, посто­ян­но зани­ма­лись воен­ны­ми упраж­не­ни­я­ми: с дру­гой сто­ро­ны, их сопро­вож­да­ли под­чи­нив­ши­е­ся им фокей­цы и евбей­цы, пред­став­лен­ные все­ми горо­да­ми это­го ост­ро­ва, те и дру­гие локрий­цы, акар­нан­цы, герак­лей­цы и мелий­цы, а кро­ме того еще фес­са­лий­ские всад­ни­ки и пель­та­сты. Видя все это, арка­дяне, ука­зы­вая на неза­щи­щен­ность Лако­нии, умо­ля­ли фиван­цев, преж­де чем вер­нуть­ся на роди­ну, вторг­нуть­ся в Лакеде­мон­скую область. (24) Фиван­цы охот­но выслу­ша­ли все это, одна­ко же воз­ра­жа­ли, что Лако­ния, по слу­хам, непри­ступ­ней­шая из всех гре­че­ских стран; на более же доступ­ных местах, пола­га­ли они, рас­став­ле­ны гар­ни­зо­ны. Дей­ст­ви­тель­но, в Ойе, в обла­сти Ски­ри­ти­де, сто­ял Исхо­лай с гар­ни­зо­ном из нео­да­мо­дов и при­бли­зи­тель­но с четырь­мя­ста­ми тегей­ских изгнан­ни­ков млад­ших при­зыв­ных воз­рас­тов. Дру­гой гар­ни­зон нахо­дил­ся в горо­де Левк­тре, гос­под­ст­ву­ю­щем над Мале­а­ти­дской рав­ни­ной. Кро­ме того, фиван­цы хоро­шо пони­ма­ли, что, если поле бит­вы будет в Лакон­ской обла­сти, лакеде­мо­няне быст­ро собе­рут с.162 вой­ско и будут сра­жать­ся отваж­нее, чем где бы то ни было в дру­гом месте. (25) Исхо­дя из всех этих сооб­ра­же­ний, фиван­цы отно­си­лись не очень сочув­ст­вен­но к идее втор­же­ния в Лако­нию. Но вско­ре при­бы­ло несколь­ко чело­век из Карий, уве­ряв­ших, что Лако­ния пло­хо защи­ще­на, и пред­ла­гав­ших быть про­вод­ни­ка­ми. При этом они изъ­яви­ли согла­сие отве­чать сво­и­ми голо­ва­ми, если ока­жет­ся, что они в чем-либо солга­ли. Затем при­бы­ли и неко­то­рые пери­эки; они при­гла­ша­ли фиван­цев вторг­нуть­ся в Лако­нию и обе­ща­ли отло­жить­ся от лакеде­мо­нян, как толь­ко фиван­цы появят­ся в их стране; уже ныне, гово­ри­ли они, пери­эки не яви­лись на зов спар­ти­а­тов и не выста­ви­ли сво­их кон­тин­ген­тов в вой­ско. Слы­ша со всех сто­рон такие заве­ре­ния, фиван­цы, нако­нец, согла­си­лись с арка­дя­на­ми; они вторг­лись в Лако­нию через Карин, а арка­дяне через Ой, лежа­щий в обла­сти Ски­ри­ти­де. (26) Если бы Исхо­лай про­дви­нул­ся впе­ред и занял пози­ции на непри­ступ­ных вер­ши­нах, никто из про­тив­ни­ков, как утвер­жда­ли, не смог бы под­нять­ся на гор­ный кряж. Но, желая рас­по­ла­гать содей­ст­ви­ем жите­лей Ойя, он остал­ся в этом селе­нии, бла­го­да­ря чему все­му аркад­ско­му вой­ску уда­лось под­нять­ся на горы. Исхо­лаю уда­лось одер­жи­вать верх, пока сра­жа­лись лицом к лицу; когда же про­тив­ни­ки ста­ли нано­сить ему уда­ры и метать сна­ряды с тыла, с флан­гов и свер­ху, взби­ра­ясь на кры­ши домов, воен­ное сча­стье пере­шло к ним; сам Исхо­лай и все его вой­ско пали, исклю­чая лишь немно­гих, кото­рым уда­лось ускольз­нуть неза­ме­чен­ны­ми. (27) Победив в этой стыч­ке, арка­дяне отпра­ви­лись в Карии на соеди­не­ние с фиван­ца­ми. Узнав об успе­хе арка­дян, фиван­цы еще более при­обо­д­ри­лись и спу­сти­лись в Лако­нию. Спу­стив­шись, они тот­час же пре­да­ли огню и мечу Сел­ла­сию; затем они напра­ви­лись в доли­ну, на свя­щен­ный уча­сток Апол­ло­на; здесь они рас­по­ло­жи­лись лаге­рем, а на сле­дую­щий день дви­ну­лись впе­ред. Попы­ток перей­ти в город по мосту⁸⁰ они не дела­ли, так как в хра­ме Алеи, лежав­шем с про­ти­во­по­лож­ной сто­ро­ны моста, ока­за­лись спар­тан­ские гопли­ты; они оста­ва­лись на левом бере­гу Евро­та, где жгли и гра­би­ли дома, напол­нен­ные вся­ким доб­ром. (28) В горо­де жен­щи­ны теря­ли спо­кой­ст­вие духа, видя дым от этих пожа­ров, так как они еще нико­гда не вида­ли вра­гов; спар­ти­а­ты же, заняв посты в раз­ных частях сво­его неукреп­лен­но­го горо­да, ста­ли на кара­ул; они про­из­во­ди­ли впе­чат­ле­ние край­ней мало­чис­лен­но­сти — так было и в самом деле. Пра­ви­тель­ство поста­но­ви­ло объ­явить гелотам, что те из них, кото­рые всту­пят с ору­жи­ем в руках в ряды вой­ска, полу­чат сво­бо­ду, и дало в этом клят­ву. (29) Немед­лен­но же, как гово­рят, внес­ли свои име­на в спис­ки более шести тысяч гело­тов; пре­вра­тив­шись в орга­ни­зо­ван­ное вой­ско, они ста­ли вну­шать страх самим же спар­ти­а­там, будучи слиш­ком мно­го­чис­лен­ны­ми. Страх перед всту­пив­ши­ми в вой­ска гелота­ми отча­сти рас­се­ял­ся после того, как выяс­ни­лось, что орхо­мен­ские наем­ни­ки⁸¹ оста­ют­ся вер­ны­ми с.163 лакеде­мо­ня­нам и что из союз­ни­ков при­шли на помощь фли­унт­цы, корин­фяне, эпидавр­цы, пел­лен­цы и неко­то­рые дру­гие. Вра­же­ское вой­ско, подви­га­ясь впе­ред, достиг­ло обла­сти Амикл⁸² и здесь пере­шло через Еврот. (30) Оста­нав­ли­ва­ясь и устра­и­вая лагерь, фиван­цы пер­вым делом нагро­мож­да­ли перед собой как мож­но боль­ше сруб­лен­ных ими дере­вьев, чтобы таким обра­зом обез­опа­сить себя от напа­де­ния. Арка­дяне не при­ни­ма­ли ника­ких таких мер; даже напро­тив, они остав­ля­ли лагерь и отправ­ля­лись гра­бить дома. На тре­тий или чет­вер­тый день после это­го кон­ни­ца, подви­га­ясь впе­ред, при­бы­ла в бое­вом поряд­ке к гип­по­дро­му, рас­по­ло­жен­но­му на свя­щен­ном участ­ке Зем­ледер­жа­те­ля. Она состо­я­ла из фиван­ской кон­ни­цы в пол­ном чис­ле и элей­ских всад­ни­ков; к ним при­со­еди­ни­лись еще быв­шие в их вой­ске фокей­ские, фес­са­лий­ские и локрий­ские всад­ни­ки. (31) Про­тив них высту­пи­ли лакеде­мон­ские всад­ни­ки, кото­рых на вид было очень мало. Но в доме Тин­да­ридов сиде­ли в заса­де око­ло трех­сот гопли­тов млад­ших при­зыв­ных кате­го­рий; как толь­ко они выбе­жа­ли из заса­ды и лакеде­мон­ская кон­ни­ца уда­ри­ла на вра­гов, послед­ние не выдер­жа­ли натис­ка и обра­ти­лись в бег­ство. При виде это­го обра­ти­лось в бег­ство так­же зна­чи­тель­ное чис­ло непри­я­тель­ских пехо­тин­цев. Через неко­то­рое вре­мя лакеде­мо­няне пре­кра­ти­ли пре­сле­до­ва­ние, и фиван­цы при­оста­но­ви­ли бег­ство; обе сто­ро­ны сно­ва рас­по­ло­жи­лись лаге­рем. (32) Теперь, по-види­мо­му, ста­ло мень­ше осно­ва­ний опа­сать­ся, что фиван­цы напа­дут на город. Вой­ско послед­них, сняв­шись, дви­ну­лось все же впе­ред по доро­ге, веду­щей к Гелу и Гифию. Неукреп­лен­ные горо­да они сжи­га­ли; Гифий, где нахо­ди­лись лакеде­мон­ские вер­фи, фиван­цы ата­ко­ва­ли три дня. В этой ата­ке фиван­цам помо­га­ли неко­то­рые пери­эки⁸³.

(33) Полу­чив изве­стия об этих собы­ти­ях, афи­няне при­шли в бес­по­кой­ство, недо­уме­вая, как им ото­звать­ся на собы­тия в Лакеде­моне. По поста­нов­ле­нию сове­та было созва­но народ­ное собра­ние, на кото­ром как раз при­сут­ст­во­ва­ли послы от лакеде­мо­нян и от дру­гих союз­ни­ков, сохра­нив­ших еще к ним вер­ность. Затем высту­пи­ли с реча­ми лакеде­мо­няне Арак, Окилл, Фарак, Эти­мокл и Олон­фей, при­чем содер­жа­ние их речей было почти оди­на­ко­вым. Они напо­ми­на­ли афи­ня­нам, что в самые кри­ти­че­ские момен­ты исто­рии их наро­ды все­гда при­хо­ди­ли друг дру­гу на помощь; так, лакеде­мо­няне, ука­зы­ва­ли они, помог­ли афи­ня­нам изгнать тиран­нов⁸⁴, а афи­няне, когда они были тес­ни­мы мес­сен­ца­ми, вели­ко­душ­но протя­ну­ли им руку помо­щи. (34) Гово­ри­ли они и о том, как хоро­шо было тогда, когда оба наро­да дей­ст­во­ва­ли сооб­ща, вспо­ми­ная, как они сооб­ща отра­зи­ли вар­ва­ра, и напо­ми­ная при этом, что афи­няне были тогда выбра­ны все­ми гре­ка­ми пред­во­ди­те­ля­ми флота и хра­ни­те­ля­ми общей каз­ны⁸⁵, на что лакеде­мо­няне изъ­яви­ли согла­сие, а послед­ние с.164 еди­но­глас­но были избра­ны все­ми гре­ка­ми пред­во­ди­те­ля­ми сухо­пут­но­го вой­ска, точ­но так же с согла­сия афи­нян. (35) Один из лакеде­мо­нян ска­зал еще при­бли­зи­тель­но сле­дую­щее. «Если мы с вами будем теперь дей­ст­во­вать солидар­но, то теперь может быть осу­щест­вле­на надеж­да раз­ру­шить Фивы, посвя­тив деся­тую часть добы­чи богам, как гла­сит ста­рин­ное поста­нов­ле­ние»⁸⁶. Одна­ко, афи­няне отнес­лись к этим речам не очень сочув­ст­вен­но; по тол­пе про­шел ропот. «Теперь толь­ко, — гово­ри­ли недо­воль­ные, — они высту­па­ют с таки­ми реча­ми, а тогда, когда они были в хоро­шем поло­же­нии, они нас вся­че­ски тес­ни­ли». Из все­го того, что гово­ри­ли лакеде­мо­няне, наи­боль­шее впе­чат­ле­ние про­из­ве­ло их заяв­ле­ние, что после того, как они победи­ли афи­нян, фиван­цы хоте­ли раз­ру­шить Афи­ны, а они, лакеде­мо­няне, вос­пре­пят­ст­во­ва­ли это­му. (36) Одна­ко, боль­ше все­го они напи­ра­ли на то, что афи­няне обя­за­ны помочь лакеде­мо­ня­нам в силу при­ся­ги⁸⁷: ведь арка­дяне и их союз­ни­ки напа­ли на лакеде­мо­нян не за какое-либо пре­ступ­ле­ние с их сто­ро­ны, а за то, что они при­шли на помощь тегей­цам, на кото­рых, нару­шив при­ся­гу, напа­ли ман­ти­ней­цы⁸⁸. Эти речи так­же вызва­ли шум в собра­нии: одни пола­га­ли, что ман­ти­ней­цы спра­вед­ли­во высту­пи­ли про­тив Тегеи, мстя пар­тии Ста­сип­па за смерть при­вер­жен­цев Прок­се­на⁸⁹; дру­гие счи­та­ли пре­ступ­ле­ни­ем то, что они высту­пи­ли с ору­жи­ем в руках про­тив тегей­цев.

(37) В то вре­мя как в собра­нии боро­лись меж­ду собой эти про­ти­во­по­лож­ные тече­ния, высту­пил корин­фя­нин Кли­тел и ска­зал сле­дую­щее: «Мож­но спо­рить о том, афи­няне, кто пер­вый начал враж­деб­ные дей­ст­вия… Но нас-то раз­ве мож­но упрек­нуть, что мы после того, как мир был заклю­чен, пошли на кого-нибудь похо­дом, или захва­ти­ли чье-либо иму­ще­ство, или опу­сто­ши­ли чужие вла­де­ния? Одна­ко, фиван­цы вторг­лись в нашу стра­ну, выру­би­ли дере­вья, сожгли дома, награ­би­ли иму­ще­ство и овец. Тут уж несо­мнен­но, что мы оби­же­ны; и если вы нам не помо­же­те, то мож­но ли будет назвать ваше поведе­ние ина­че, как клят­во­пре­ступ­ле­ни­ем? Вдо­ба­вок вы нару­ши­те этим ту самую при­ся­гу, о кото­рой вы так забо­ти­лись, чтобы она была при­не­се­на все­ми наши­ми всем вашим союз­ни­кам». После это­го в тол­пе разда­лись воз­гла­сы; все заяви­ли, что заме­ча­ние Кли­те­ла пра­виль­но и спра­вед­ли­во. (38) После него высту­пил фли­ун­тец Прокл со сле­дую­щей речью: «Афи­няне, для всех, думаю я, оче­вид­но, что фиван­цы, если им удаст­ся устра­нить со сво­его пути лакеде­мо­нян, пер­вым делом высту­пят про­тив вас. Ведь из всех осталь­ных они счи­та­ют вас един­ст­вен­ной поме­хой к тому, чтобы власт­во­вать над всей Гре­ци­ей. (39) При таком поло­же­нии вещей мне кажет­ся, что, высту­пив в поход, вы ста­не­те не на защи­ту лакеде­мо­нян, а ско­рее на защи­ту вас самих. Я пред­став­ляю себе, что вам будет гораздо тяже­лее, когда пред­во­ди­те­ля­ми гре­ков будут с.165 фиван­цы, враж­деб­ные к вам и ваши непо­сред­ст­вен­ные соседи, чем было тогда, когда ваши сопер­ни­ки нахо­ди­лись вда­ли от вас. Вам выгод­нее стать на свою защи­ту теперь, пока еще у вас есть союз­ни­ки, чем после, когда они будут сокру­ше­ны и вы при­нуж­де­ны буде­те одни без вся­кой помо­щи бороть­ся с фиван­ца­ми. (40) Если же кто-либо из вас боит­ся, что лакеде­мо­няне, спас­шись теперь от гибе­ли, еще при­чи­нят когда-нибудь вам заботы, то имей­те в виду, что опа­сать­ся надо уси­ле­ния вла­сти не тех, кого вы обла­го­де­тель­ст­во­ва­ли, а тех, кого вы обиде­ли. При­ми­те во вни­ма­ние и то, что и отдель­ным людям и государ­ствам сле­ду­ет, нахо­дясь в рас­цве­те сил и сча­стья, при­бе­ре­гать себе какое-либо бла­го, чтобы, ока­зав­шись в нуж­де, они мог­ли поль­зо­вать­ся пло­да­ми преж­них трудов. (41) Точ­но так же и ныне кто-то из богов пре­до­став­ля­ет вам слу­чай сде­лать сво­и­ми веч­ны­ми и искрен­ни­ми дру­зья­ми лакеде­мо­нян, если вы, вняв их прось­бе, ока­же­те им помощь. К тому же недо­стат­ка в свиде­те­лях ваших бла­го­де­я­ний по отно­ше­нию к ним не будет: об этом будут знать преж­де все­го боги, от взо­ров кото­рых ничто не ускользнет ни ныне, ни во веки веков; далее — за всем про­ис­хо­дя­щим напря­жен­но следят как ваши союз­ни­ки, так и ваши вра­ги, а кро­ме того и все осталь­ные гре­ки и вар­ва­ры, — ведь вся­кий в этом так или ина­че заин­те­ре­со­ван. (42) Поэто­му, если они отпла­тят вам небла­го­дар­но­стью, никто и нико­гда не про­явит к ним сочув­ст­вия. Впро­чем, надо наде­ять­ся, что они ско­рее ока­жут­ся бла­го­дар­ны­ми людь­ми, чем него­дя­я­ми: ведь, по обще­му мне­нию, они, как никто дру­гой, на про­тя­же­нии всей сво­ей исто­рии стре­ми­лись к досто­слав­ным делам и осте­ре­га­лись вся­кой низо­сти. Кро­ме того, поду­май­те еще вот о чем. (43) Если Гре­ция когда-либо сно­ва будет в опас­но­сти вслед­ст­вие втор­же­ния вар­ва­ров, на кого вы смо­же­те поло­жить­ся с боль­шей уве­рен­но­стью, чем на лакеде­мо­нян? Кого при­ят­нее иметь сво­и­ми защит­ни­ка­ми, чем тех, кото­рые, стоя на стра­же Фер­мо­пил, пали все до одно­го, поже­лав луч­ше погиб­нуть в бою, чем остать­ся в живых, но сво­им отступ­ле­ни­ем открыть вра­гу доступ в Гре­цию? Раз­ве не спра­вед­ли­во, что и мы и вы отнес­лись с пол­ным сочув­ст­ви­ем к ним как за этот подвиг, кото­рый сде­лал их образ­цом доб­ле­сти в наших гла­зах, так и пото­му, что этот их посту­пок дает повод наде­ять­ся, что они и в буду­щем ока­жут­ся таки­ми же? (44) Вам сле­ду­ет обна­ру­жить свое сочув­ст­вие к ним хотя бы ради при­сут­ст­ву­ю­щих здесь их союз­ни­ков: те, кото­рые сохра­ни­ли им вер­ность в таких несча­стьях, будь­те уве­ре­ны, посты­дят­ся быть небла­го­дар­ны­ми и к вам. Прав­да, теперь лишь мы, пред­ста­ви­те­ли мел­ких государств, выра­зи­ли готов­ность под­верг­нуть­ся общей уча­сти с лакеде­мо­ня­на­ми; но если ваш город при­со­еди­нит­ся к нам, то помощь лакеде­мо­ня­нам не будет состо­ять уже толь­ко из войск мел­ких государств. (45) Афи­няне, я уже преж­де вос­хи­щал­ся вашим государ­ст­вом, слы­ша, что вы дае­те при­бе­жи­ще всем при­хо­дя­щим сюда оби­жен­ным и пред­видя­щим обиды. Теперь я не толь­ко слы­шу, но и вижу соб­ст­вен­ны­ми гла­за­ми, что име­ни­тей­шие из лакеде­мо­нян, а вме­сте с ними вер­ней­шие из их союз­ни­ков, при­шли к вам с.166 с прось­бой о помо­щи. (46) Вижу я здесь и фиван­цев, тех самых фиван­цев, кото­рым преж­де не уда­ва­лось убедить лакеде­мо­нян обра­тить вас в раб­ство; ныне они про­сят вас бро­сить на про­из­вол судь­бы ваших спа­си­те­лей, нахо­дя­щих­ся на краю гибе­ли. Гром­кой сла­вой поль­зу­ет­ся дело ваших пред­ков: пере­да­ют, что они не допу­сти­ли, чтобы погиб­шие под сте­на­ми Кад­меи арги­вяне оста­лись непо­гре­бен­ны­ми. Ваш посту­пок будет еще более слав­ным, если вы спа­се­те от уни­же­ния и гибе­ли лакеде­мо­нян еще живы­ми. (47) Рас­ска­зы­ва­ют и о дру­гом бла­го­род­ном вашем поступ­ке: как вы обузда­ли наг­лость Еври­сфея и спас­ли детей Герак­ла. Но ваш посту­пок будет выше и это­го бла­го­де­я­ния: вы спа­се­те не толь­ко родо­на­чаль­ни­ков, но и все государ­ство. Ваш посту­пок будет вер­хом бла­го­род­ства: тем, кото­рые спас­ли вас одной пода­чей голо­са, не под­вер­га­ясь при этом ника­ко­му рис­ку, вы при­де­те на помощь с ору­жи­ем в руках, гото­вые на вся­кую опас­ность. (48) Если даже наши серд­ца пре­ис­пол­ни­лись гор­до­стью уже вслед­ст­вие одно­го того толь­ко, что мы содей­ст­ву­ем ока­за­нию помо­щи доб­лест­ным людям, то неуже­ли вам, кото­рые в силах ока­зать им дей­ст­ви­тель­ную помощь, не кажет­ся, что вы посту­пи­те вели­ко­душ­но, если из всех поступ­ков, совер­шен­ных лакеде­мо­ня­на­ми во вре­мя столь частой сме­ны друж­бы и враж­ды, вы забуде­те ныне все обиды, а вспом­ни­те толь­ко бла­го­де­я­ния, и отбла­го­да­ри­те их не толь­ко за вас самих, но и от име­ни всей Гре­ции за то, что они про­яви­ли к ней истин­ное бла­го­род­ство?»

(49) После это­го афи­няне ста­ли сове­щать­ся; воз­ра­же­ния были встре­че­ны несо­чув­ст­вен­но, и было реше­но высту­пить на помощь лакеде­мо­ня­нам все­на­род­ным опол­че­ни­ем. Пред­во­ди­те­лем похо­да был избран Ифи­крат. После того как жерт­во­при­но­ше­ния дали бла­го­при­ят­ный резуль­тат, Ифи­крат устро­ил общий ужин в Ака­де­мии⁹⁰. Мно­гие, как пере­да­ва­ли, дви­ну­лись в путь еще рань­ше, чем Ифи­крат вышел из горо­да. Затем дви­ну­лось все вой­ско, пред­во­ди­мое Ифи­кра­том; вои­ны охот­но сле­до­ва­ли за ним, думая, что их ждут впе­ре­ди слав­ные дела. По при­бы­тии в Коринф Ифи­крат про­меш­кал здесь несколь­ко дней, и уже это про­мед­ле­ние вызва­ло на него наре­ка­ния. Когда же он, нако­нец, дви­нул­ся отсюда, вой­ско охот­но сле­до­ва­ло за ним, куда он его ни вел, и охот­но шло на штурм при оса­де кре­по­стей. (50) Из вра­гов, напав­ших на Лакеде­мон­скую область, ушло мно­го арка­дян, арги­вян и элей­цев: будучи непо­сред­ст­вен­ны­ми соседя­ми лакеде­мо­нян, они уво­ди­ли к себе на роди­ну плен­ных и уно­си­ли с собой награб­лен­ное доб­ро. Фиван­цы и осталь­ные вра­ги хоте­ли уже уда­лить­ся из Лакеде­мон­ской обла­сти. При­чи­ной это­го было то, что их вой­ско убы­ва­ло с каж­дым днем; они виде­ли это и виде­ли так­же, что запа­сы исто­ща­ют­ся, будучи частью израс­хо­до­ва­ны, частью рас­хи­ще­ны, частью рас­те­ря­ны или сожже­ны. Вдо­ба­вок насту­пи­ла зима, побуж­дав­шая всех думать о воз­вра­ще­нии. (51) Как толь­ко вра­ги уда­ли­лись из Лакеде­мон­ской с.167 обла­сти, и Ифи­крат увел афи­нян из Арка­дии в Коринф. Я не отри­цаю, что во мно­гих дру­гих слу­ча­ях Ифи­крат про­явил себя пре­крас­ным пол­ко­вод­цем; одна­ко, все манев­ры, пред­при­ня­тые Ифи­кра­том в опи­сы­вае­мое здесь вре­мя, я нахо­жу частью бес­смыс­лен­ны­ми, частью бес­по­лез­ны­ми. Так, он заду­мал поста­вить гар­ни­зон в Онее, дабы бео­тий­цы не мог­ли вер­нуть­ся на роди­ну, но в то же вре­мя оста­вил неза­щи­щен­ным самый луч­ший про­ход близ Кен­х­рей. (52) Далее, желая узнать, не про­шли ли уже фиван­цы мимо Онея, он послал на раз­вед­ку всю афин­скую и коринф­скую кон­ни­цу. Одна­ко же неболь­шой отряд в состо­я­нии наблюдать с не мень­шим успе­хом, чем боль­шое вой­ско; при необ­хо­ди­мо­сти же отступ­ле­ния малень­ко­му отряду гораздо лег­че и най­ти при­год­ную доро­гу и уйти, не про­из­во­дя шума. Послать же боль­шой отряд, но тем не менее дале­ко усту­паю­щий силам про­тив­ни­ка, пол­ней­шая неле­пость. Точ­но так же при этом кон­ни­ца, вслед­ст­вие сво­ей мно­го­чис­лен­но­сти, зани­ма­ла боль­шое про­стран­ство; поэто­му, когда при­шлось отсту­пать, мно­гие были вынуж­де­ны дви­гать­ся по крайне труд­но­му пути, при­чем погиб­ло не менее два­дца­ти всад­ни­ков. Итак, фиван­цам уда­лось уйти по зара­нее наме­чен­но­му пла­ну.