О природе

Книга II (VI)¹

О громах и молниях

Гла­ва I

1. Иссле­до­ва­ние все­лен­ной под­разде­ля­ет­ся на изу­че­ние небес­ных, над­зем­ных² и зем­ных явле­ний³. Пер­вая часть рас­смат­ри­ва­ет при­ро­ду све­тил, вели­чи­ну и фор­му объ­ем­лю­щих мир огней; пыта­ет­ся отве­тить на вопро­сы: твер­дое ли небо и обра­зо­ва­но ли оно из плот­но­го и сгу­щен­но­го веще­ства, или же из тон­ко­го и раз­ре­жен­но­го; дви­жет ли оно все­лен­ную, или само дви­жи­мо чем-то; рас­по­ло­же­ны ли све­ти­ла ниже него или же укреп­ле­ны непо­движ­но в его тка­ни; каким обра­зом соблюда­ет­ся чере­до­ва­ние вре­мен года; поче­му солн­це дви­жет­ся в обрат­ную небо­сво­ду сто­ро­ну, и на про­чие вопро­сы в том же роде.

2. Вто­рая часть зани­ма­ет­ся тем, что нахо­дит­ся меж­ду небом и зем­лей. Здесь обла­ка, дожди, сне­га, вет­ры, зем­ле­тря­се­ния, мол­нии,

и ужа­саю­щие для сер­дец чело­ве­че­ских гро­мы⁴, —

сло­вом, все, что про­ис­хо­дит в возду­хе или про­из­во­дит­ся им; мы назы­ваем эти явле­ния над­зем­ны­ми, посколь­ку область их выше зем­ли — самой ниж­ней обла­сти все­лен­ной.

Третья часть иссле­ду­ет воды, зе́мли, рас­те­ния — дре­вес­ные и тра­вя­ни­стые и вся­кую вооб­ще, выра­жа­ясь юриди­че­ским язы­ком, нахо­дя­щу­ю­ся на зем­ле недви­жи­мость.

3. Ты спро­сишь, чего ради я поме­стил зем­ле­тря­се­ния в тот же раздел, что и гро­мы и мол­нии? — Дело вот в чем: зем­ле­тря­се­ние про­ис­хо­дит от духа (spi­ri­tus)⁵; дух же есть при­веден­ный в дви­же­ние воздух, кото­рый про­ни­ка­ет под зем­лю, но рас­смат­ри­вать его сле­ду­ет тем не менее не под зем­лей, а там, где ему поло­же­но быть по при­ро­де.

4. Я ска­жу тебе и более уди­ви­тель­ную вещь: в разде­ле небес­ных явле­ний пой­дет речь о зем­ле. — Ты спро­сишь, поче­му? — А вот поче­му. Свой­ства самой зем­ли мы раз­бе­рем в сво­ем месте, а имен­но: широ­кая ли она и неров­ная, с бес­по­рядоч­но рас­по­ло­жен­ны­ми высту­па­ми, или же она напо­ми­на­ет по фор­ме мяч, и все ее части при­гна­ны друг к дру­гу, обра­зуя шар; свя­зы­ва­ет ли она воды, или, наобо­рот, воды свя­зы­ва­ют ее; явля­ет­ся ли она сама по себе живым суще­ст­вом, или же она — все­го лишь непо­движ­ное и бес­чув­ст­вен­ное тело, пол­ное дыха­ния духа (spi­ri­tus), но толь­ко чужо­го. Вся­кий раз как перед нами будут вста­вать эти и дру­гие подоб­ные вопро­сы, мы будем отно­сить их в ниж­ний раздел — о зем­ле.

5. Но если воз­никнет вопрос о рас­по­ло­же­нии зем­ли, о том, в какой части мира она нахо­дит­ся, како­во ее поло­же­ние отно­си­тель­но све­тил и небо­сво­да, он будет рас­смат­ри­вать­ся в небес­ном разде­ле и зай­мет, если мож­но так выра­зить­ся, более высо­кое поло­же­ние.

Гла­ва II

1. Я уже ска­зал о частях, на кото­рые разде­ля­ет­ся все при­род­ное веще­ство; теперь сле­ду­ет ска­зать кое-что, общее для всех них. И преж­де все­го сле­ду­ет усво­ить, что воздух отно­сит­ся к тем телам, кото­рым свой­ст­вен­но един­ство.

2. Что это зна­чит, и поче­му это такая необ­хо­ди­мая пред­по­сыл­ка, ты сей­час пой­мешь. Нач­ну с пред­ме­тов более воз­вы­шен­ных: есть вещи непре­рыв­ные и вещи соеди­нен­ные, при­чем соеди­не­ние есть связь двух смеж­ных тел, а непре­рыв­ность — связь частей, меж­ду кото­ры­ми нет про­ме­жут­ков. Един­ство есть непре­рыв­ность без соеди­не­ния.

3. Не под­ле­жит сомне­нию — не прав­да ли? — что из всех тел, какие мы видим или ося­за­ем, какие доступ­ны ощу­ще­нию или сами спо­соб­ны ощу­щать, одни — слож­ные: спле­те­ны, собра­ны, ско­ло­че­ны или каким-либо иным обра­зом состав­ле­ны, как напри­мер, верев­ка, зер­но, корабль, — дру­гие же не слож­ные, как дере­во или камень. А раз так, то при­дет­ся тебе при­знать, что и сре­ди тех тел, кото­рые усколь­за­ют от ощу­ще­ния, а схва­ты­ва­ют­ся толь­ко мыс­лью, есть такие, кото­рые отли­ча­ют­ся един­ст­вом.

4. Заметь, меж­ду про­чим, как я щажу твои уши. Я мог бы изба­вить­ся от затруд­не­ния, при­бег­нув к фило­соф­ско­му язы­ку и ска­зать: «объ­еди­нен­ные» тела. Но я избав­лю тебя от это­го, а ты меня за это отбла­го­да­ри. Как? — А вот как: когда я буду гово­рить «еди­ное», вспо­ми­най вся­кий раз, что я имею в виду не чис­ло, а при­ро­ду тела, скреп­ля­е­мо­го не внеш­ней силой, а сво­им соб­ст­вен­ным един­ст­вом⁶. К раз­ряду таких тел отно­сит­ся и воздух.

Гла­ва III

1. Мир объ­ем­лет все, о чем мы зна­ем или можем узнать. Это могут быть либо части мира, либо то, что, не сде­лав­шись частью, оста­лось лишь его мате­ри­ей; ибо вся­кое есте­ствен­ное рож­де­ние (na­tu­ra), как и вся­кое созда­ние рук чело­ве­че­ских, тре­бу­ет мате­рии.

2. Объ­яс­ню, что это зна­чит. Глаз, рука, кости, жилы — это наши части. Мате­рия — соки поедае­мой нами пищи, кото­рые пой­дут в эти части⁷. Нако­нец, кровь — это как бы часть нас, кото­рая в то же самое вре­мя есть и мате­рия: ведь она участ­ву­ет в созда­нии дру­гих частей, но при этом и сама вхо­дит в чис­ло тех, что состав­ля­ют целое тело⁸.

Гла­ва IV

1. Так вот, воздух — часть мира, и при­том необ­хо­ди­мая. Ибо он свя­зы­ва­ет небо и зем­лю, разде­ля­ет низ­шие и выс­шие обла­сти мира, одно­вре­мен­но соеди­няя их. Разде­ля­ет, посколь­ку нахо­дит­ся меж­ду ними; соеди­ня­ет, посколь­ку через его посред­ство они сооб­ща­ют­ся друг с дру­гом: он пере­да­ет вверх то, что полу­ча­ет от зем­ли, и он же вби­ра­ет лучи све­тил и изли­ва­ет их вниз, на зем­лю⁹.

2. Как бы частью мира я назы­ваю такие вещи, как, напри­мер, живот­ные и рас­те­ния. Род живот­ных и рас­те­ний в целом есть часть все­лен­ной, посколь­ку он вхо­дит в состав цело­го и посколь­ку без них нет все­лен­ной. Но одно живот­ное и одно дере­во — это как бы часть, посколь­ку если оно и погибнет, то, из чего оно выпа­ло, все же оста­нет­ся целым. Что же каса­ет­ся возду­ха, то он, как я уже гово­рил, при­над­ле­жит и небу и зем­ле, при­рож­ден тому и дру­го­му. Но все, что состав­ля­ет при­рож­ден­ную часть чего-либо, обла­да­ет един­ст­вом. Ибо ничто не рож­да­ет­ся без един­ства.

Гла­ва V

1. Зем­ля есть и часть, и мате­рия мира. Поче­му часть, я думаю, ты не ста­нешь спра­ши­вать: с таким же успе­хом ты можешь спро­сить, поче­му небо часть мира — без зем­ли все­лен­ная может суще­ст­во­вать так же мало, как без неба. Но кро­ме того, зем­ля и мате­рия мира, пото­му что содер­жит все то, что состав­ля­ет пита­ние для всех живот­ных, всех рас­те­ний, всех звезд.

2. Зем­ля постав­ля­ет пищу каж­до­му в отдель­но­сти и само­му миру, потреб­ля­ю­ще­му так мно­го¹⁰; зем­ля дает веще­ства, под­дер­жи­ваю­щие столь­ко све­тил, не знаю­щих отды­ха день и ночь и нена­сыт­ных как в труде, так и в пище. Все, что есть в при­ро­де, полу­ча­ет от зем­ли ров­но столь­ко, сколь­ко ему нуж­но для про­пи­та­ния; а мир раз и навсе­гда при­пас столь­ко, сколь­ко ему мог­ло пона­до­бить­ся наве­ки. Пояс­ню тебе вели­кую вещь на при­ме­ре кро­хот­ной: яйца содер­жат ров­но столь­ко жид­ко­сти, сколь­ко нуж­но для окон­ча­тель­но­го фор­ми­ро­ва­ния живот­но­го, кото­ро­му пред­сто­ит вылу­пить­ся.

Гла­ва VI

1. Воздух соеди­нен с зем­лей непре­рыв­ным обра­зом и при­ле­жит к ней так плот­но, что тот­час ока­зы­ва­ет­ся везде, где бы зем­ля ни отсту­пи­ла. Он есть часть цело­го мира; но, с дру­гой сто­ро­ны, он вби­ра­ет все, что испус­ка­ет зем­ля для про­пи­та­ния небес­ных тел, и в этом отно­ше­нии его сле­ду­ет счи­тать мате­ри­ей, а не частью. Имен­но это свой­ство явля­ет­ся при­чи­ной его непо­сто­ян­ства и вол­не­ний¹¹.

2. Неко­то­рые¹² пола­га­ют, буд­то он состав­лен из отдель­ных частиц, как пыль, и в этом они совер­шен­но не пра­вы. Ибо нико­гда не может быть упру­го­сти в теле, если оно не еди­но по соста­ву, ибо для того, чтобы оно напряг­лось, части его долж­ны сооб­щать­ся меж­ду собой и объ­еди­нить свои силы. Воздух, если пред­по­ло­жить, что он разде­ля­ет­ся на ато­мы, рас­се­ян; а рас­се­ян­ные тела не могут напря­гать­ся.

3. Напря­же­ние возду­ха ты можешь наблюдать, глядя на наду­тые пред­ме­ты, отра­жаю­щие удар; глядя на тяже­сти, пере­но­си­мые вет­ром на боль­шие рас­сто­я­ния; слу­шая зву­ки — тихие или гром­кие в зави­си­мо­сти от того, насколь­ко сжат воздух. А что такое звук, как не напря­же­ние возду­ха, сжи­мае­мо­го уда­ра­ми язы­ка таким обра­зом, что мы можем его слы­шать?¹³

4. Да что там — вся­кий бег, вся­кое дви­же­ние — дело напряг­ше­го­ся возду­ха. Он сооб­ща­ет силу жилам, быст­ро­ту бегу­щим; он, взме­тен­ный могу­чим поры­вом и закру­тив­шись вих­рем, увле­ка­ет за собой дере­вья и леса, под­ни­ма­ет ввысь и лома­ет целые зда­ния; он воз­му­ща­ет море, само по себе лени­вое и непо­движ­ное.

5. А вот при­ме­ры помель­че. Какое пение воз­мож­но без напря­же­ния возду­ха? А рога и тру­бы и те инстру­мен­ты, кото­рые под нажи­мом воды изда­ют звук куда более мощ­ный, чем спо­со­бен про­из­ве­сти чело­ве­че­ский голос, — раз­ве дей­ст­вие их осно­ва­но не на напря­же­нии возду­ха? Вспом­ни о тех невидим­ках, что про­яв­ля­ют огром­ную силу совер­шен­но непри­мет­но: кро­хот­ные семе­на, ничтож­ные настоль­ко, что поме­ща­ют­ся меж дву­мя плот­но соеди­нен­ны­ми кам­ня­ми, ока­зы­ва­ют­ся доста­точ­но силь­ны, чтобы опро­киды­вать гро­мад­ные валу­ны и раз­ру­шать памят­ни­ки; мель­чай­шие и тон­чай­шие кор­ни рас­ка­лы­ва­ют уте­сы и ска­лы. А что это такое, как не напря­же­ние возду­ха, без кото­ро­го ничто не име­ет силы и про­тив кото­ро­го все бес­силь­но?

6. Что в возду­хе есть един­ство, мож­но усмот­реть и из того, напри­мер, что наши тела не раз­ва­ли­ва­ют­ся. Что дер­жит их, как не воздух (spi­ri­tus)? Чем, как не им, при­во­дит­ся в дви­же­ние наша душа?¹⁴ А что застав­ля­ет его дви­гать­ся, как не напря­же­ние? Но откуда же взять­ся напря­же­нию, если нет един­ства? И откуда взять­ся един­ству, если оно не было изна­чаль­но при­су­ще возду­ху? Что застав­ля­ет рас­ти пло­ды и про­рас­тать неж­ные посе­вы, что выго­ня­ет из зем­ли зеле­ные побе­ги дере­вьев, что гонит их в выши­ну и застав­ля­ет рас­киды­вать вет­ви, как не напря­же­ние и един­ство возду­ха (spi­ri­tus)?

Гла­ва VII

1. Неко­то­рые рас­щеп­ля­ют воздух на уда­лен­ные друг от дру­га части­цы, пола­гая, буд­то он сме­шан с пустотой. В дока­за­тель­ство того, что воздух — не тело и что в нем мно­го пустот, они ссы­ла­ют­ся на то, как лег­ко дви­жут­ся в возду­хе пти­цы, на то, что самые круп­ные пред­ме­ты про­хо­дят сквозь него так же лег­ко, как и самые мел­кие¹⁵.

2. Но они оши­ба­ют­ся. В самом деле, тем же свой­ст­вом обла­да­ет и вода, но в ее един­стве никто не станет сомне­вать­ся, ибо при­ни­мая погру­жаю­щи­е­ся в нее тела, она все­гда течет им навстре­чу; наши [т. е. сто­и­ки] назы­ва­ют это свой­ство «cir­cumstan­tia» («окру­же­ни­ем»), а гре­ки — «ἀντι­περίσ­τα­σιν». В возду­хе оно про­яв­ля­ет­ся точ­но так же, как в воде — он окру­жа­ет вся­кое тело, кото­рое стал­ки­ва­ет­ся с ним. Поэто­му при­ду­мы­вать в нем пустоты совер­шен­но ни к чему. Но об этом в дру­гой раз.

Гла­ва VIII

1. Не при­хо­дит­ся осо­бен­но заду­мы­вать­ся, чтобы при­знать суще­ст­во­ва­ние в при­ро­де вещей, наде­лен­ных стре­ми­тель­ной мощью и боль­шим напо­ром; но ничто не мог­ло бы быть мощ­ным без напря­же­ния, так же как ничто, ей-богу, не мог­ло бы полу­чить напря­же­ния от дру­го­го, если бы не было чего-то напря­жен­но­го само­го по себе — точ­но так же мы гово­рим, что ничто не мог­ло бы полу­чить дви­же­ния от дру­го­го, если бы не было чего-то само­го по себе дви­жу­ще­го­ся. Но что веро­ят­нее все­го на све­те мог­ло бы иметь напря­же­ние само по себе, как не дух? Кто ска­жет, что в нем нет напря­же­ния, когда увидит, как сотря­са­ют­ся зем­ля и горы, сте­ны и дома, боль­шие горо­да со все­ми жите­ля­ми, моря вме­сте с их бере­га­ми?

Гла­ва IX

1. О напря­жен­но­сти возду­ха свиде­тель­ст­ву­ет и быст­ро­та его рас­про­стра­не­ния. Гла­за наши мгно­вен­но посы­ла­ют свой взор на мно­го миль; один звук вмиг про­ни­зы­ва­ет целый город; свет про­дви­га­ет­ся не посте­пен­но, но одно­вре­мен­но про­ли­ва­ет­ся на все вещи.

2. А вода — как мог­ла бы она напря­гать­ся без духа? Ведь ты же не сомне­ва­ешь­ся в том, что брыз­ги, выле­таю­щие из-под самой аре­ны цир­ка и оро­шаю­щие самые высо­кие ряды в амфи­те­ат­ре¹⁶, летят бла­го­да­ря напря­же­нию воды? Ни чело­ве­че­ская рука, ни какой мета­тель­ный сна­ряд не смо­гут забро­сить воду так дале­ко, как воздух; ему она послуш­на; он внед­ря­ет­ся в нее и застав­ля­ет под­ни­мать­ся ввысь; она отва­жи­ва­ет­ся на мно­гое, про­тив­ное ее при­ро­де, и, рож­ден­ная течь вниз, устрем­ля­ет­ся вверх.

3. А что ты ска­жешь о тяже­ло гру­жен­ных судах — раз­ве не оче­вид­но, что не вода меша­ет им уто­нуть, а воздух? Вода бы рас­сту­пи­лась и не смог­ла бы удер­жать тяже­сти, если бы ее саму не сдер­жи­ва­ло что-то дру­гое. Если, стоя на бере­гу, мет­нуть в пруд диск, он не погру­зит­ся, а отско­чит; а как бы он отско­чил, если бы его не оттал­ки­вал воздух?

4. А каким обра­зом голос про­хо­дит сквозь сте­ны и пре­одоле­ва­ет пре­пят­ст­вия¹⁷, если не бла­го­да­ря тому, что воздух при­сут­ст­ву­ет так­же и в твер­дых телах: он-то и при­ни­ма­ет посту­паю­щий сна­ру­жи звук и выпус­ка­ет его сно­ва с дру­гой сто­ро­ны, ибо духом сво­им он напря­га­ет не толь­ко откры­тые [пред­ме­ты или части пред­ме­тов], но и скры­тые и недо­ступ­ные; ясно, что делать это он в состо­я­нии лишь пото­му, что не разде­ля­ет­ся нигде, но соеди­ня­ет­ся сам с собой даже сквозь такие пре­пят­ст­вия, кото­рые, на пер­вый взгляд, разде­ля­ют его. Поставь­те на его пути сте­ны или высо­кие горы: сквозь них мы не смо­жем за ним после­до­вать, но сам-то он прой­дет. Ибо для него нет пре­пят­ст­вий — пре­пят­ст­вия толь­ко для нас; сам же он про­хо­дит даже сквозь то, что его, по-види­мо­сти, рас­се­ка­ет; он не толь­ко обте­ка­ет и окру­жа­ет со всех сто­рон то, что встре­ча­ет­ся на его пути, но про­ни­зы­ва­ет насквозь.

Гла­ва X

1. Воздух раз­лит меж­ду сия­ю­щим эфи­ром¹⁸ и зем­лею; он выше, подвиж­нее и тонь­ше не толь­ко зем­ли, но и воды, но гуще и тяже­лее эфи­ра; сам по себе он холод­ный и тем­ный¹⁹. Свет и теп­ло у него заим­ст­во­ван­ные. Но не на всем сво­ем про­тя­же­нии он оди­на­ков: он меня­ет­ся в зави­си­мо­сти отто­го, с чем сосед­ст­ву­ет. Наи­выс­шая его часть — самая сухая и теп­лая, а пото­му и самая тон­кая — из-за сосед­ства с веч­ным огнем, с дви­же­ни­ем столь­ких све­тил и с посто­ян­но вра­щаю­щим­ся небо­сво­дом; ниж­няя часть его, сосед­ст­ву­ю­щая с зем­лей, густая и мрач­ная, ибо она впи­ты­ва­ет зем­ные испа­ре­ния; сре­дин­ная часть, по срав­не­нию с верх­ней и ниж­ней, более уме­рен­ная в отно­ше­нии сухо­сти и тон­ко­сти, но холод­нее и той и дру­гой²⁰.

3. Ибо верх­ние слои возду­ха согре­ва­ют­ся жаром рас­по­ло­жен­ных по сосед­ству све­тил; в ниж­них сло­ях тоже теп­ло; во-пер­вых, от зем­ных испа­ре­ний, кото­рые несут с собой мно­го теп­ла; во-вто­рых, отто­го, что сол­неч­ные лучи отра­жа­ют­ся от зем­ли и таким обра­зом вдвое щед­рее обо­гре­ва­ют те обла­сти, кото­рые успе­ва­ют прой­ти, не угас­нув, на обрат­ном пути; нако­нец, и от горя­че­го дыха­ния всех живот­ных, дере­вьев и трав, ибо ничто не живет без теп­ла.

4. Добавь сюда еще и огни — не толь­ко зажжен­ные чело­ве­ком и види­мые гла­зу, но и скры­тые под зем­лей; неко­то­рые из них выры­ва­ют­ся порой на поверх­ность, бес­чис­лен­ное мно­же­ство посто­ян­но горит в тем­ной глу­бине. Везде, где воздух пло­до­ро­ден для жиз­ни, в нем есть хоть немно­го теп­ла, ибо холод бес­пло­ден, теп­ло же рож­да­ет жизнь. Ну а в более высо­ких сло­ях возду­ха все­гда царит сту­жа; ибо при­ро­да возду­ха холод­ная.

Гла­ва XI

1. Разде­лен­ный таким обра­зом, воздух наи­бо­лее раз­но­об­ра­зен, непо­сто­я­нен и пере­мен­чив в ниж­ней сво­ей части. Побли­зо­сти от зем­ли он испы­ты­ва­ет боль­ше все­го воздей­ст­вий и сам дей­ст­ву­ет наи­бо­лее реши­тель­но, все воз­му­ща­ет, сам посто­ян­но воз­му­щае­мый; при­чем не весь он оди­на­ко­во изме­ня­ет свое состо­я­ние, но в раз­ных местах по-раз­но­му — да и не везде — при­хо­дит в бес­по­кой­ство и смя­те­ние.

2. При­чи­ной непо­сто­ян­ства возду­ха и про­ис­хо­дя­щих в нем изме­не­ний отча­сти слу­жит зем­ля: ее поло­же­ние и обра­щен­ность в ту или иную сто­ро­ну ока­зы­ва­ют боль­шое вли­я­ние на состо­я­ние возду­ха; отча­сти — дви­же­ние све­тил, в первую оче­редь, конеч­но, солн­ца: ведь оно управ­ля­ет годо­вым цик­лом, сле­дом за его кру­го­вра­ще­ни­ем сме­ня­ют­ся на зем­ле зимы и лета. Под­чи­ня­ет­ся [воздух] так­же луне. Но и все про­чие звезды воздей­ст­ву­ют на зем­лю и на при­ле­гаю­щий к ней дух (spi­ri­tus); их дви­же­ние по сво­е­му пути или назад²¹, их вза­им­ные пере­се­че­ния посы­ла­ют на зем­лю то моро­зы, то дожди, то про­чие бес­по­кой­ства и непри­ят­но­сти.

3. Это было пред­и­сло­вие, необ­хо­ди­мое для того, чтобы пове­сти речь о гро­ме, мол­ни­ях и зар­ни­цах. Ведь все это про­ис­хо­дит в возду­хе, и нуж­но было разъ­яс­нить его при­ро­ду, чтобы лег­че было понять, как он может дей­ст­во­вать и какие воздей­ст­вия испы­ты­вать.

Гла­ва XII

1. Итак, речь пой­дет о трех вещах: о зар­ни­цах, мол­ни­ях и гро­ме²², кото­рый воз­ни­ка­ет вме­сте с дву­мя пер­вы­ми, но слы­шен быва­ет поз­же. Зар­ни­ца — это когда мы видим огонь; мол­ния — когда он дей­ст­ви­тель­но летит. Мож­но ска­зать, что пер­вая как бы зама­хи­ва­ет­ся, угро­жая, но не бьет; вто­рая же бьет и нано­сит удар в цель.

2. Есть вещи, насчет кото­рых все соглас­ны, и есть вещи спор­ные. Что каса­ет­ся наше­го пред­ме­та, то тут все соглас­ны, что все это про­ис­хо­дит в обла­ках или из обла­ков. Опять-таки все соглас­ны в том, что и зар­ни­цы и мол­нии либо огнен­ные, либо огне­вид­ные.

3. Перей­дем теперь к спор­ным вопро­сам. Одни дума­ют, что огонь все­гда содер­жит­ся в обла­ках; дру­гие счи­та­ют, что он воз­ни­ка­ет там вре­мя от вре­ме­ни, и как толь­ко воз­ни­ка­ет, тот­час же испус­ка­ет­ся в виде мол­нии. Сре­ди пер­вых — сто­рон­ни­ков огнен­но­го запа­са — тоже нет согла­сия: на вопрос, откуда взял­ся этот огонь, каж­дый ука­зы­ва­ет свое. Одни гово­рят, буд­то сол­неч­ные лучи, про­ни­зы­вая обла­ка и воз­вра­ща­ясь отра­жен­ны­ми назад, мно­го раз стал­ки­ва­ют­ся друг с дру­гом и таким обра­зом зажи­га­ют огонь. Ана­к­са­гор утвер­жда­ет, буд­то огонь сочит­ся из эфи­ра, и с жар­ко пылаю­ще­го неба пада­ет вниз мно­же­ство огнен­ных частиц, кото­рые дол­го хра­нят­ся, заклю­чен­ные внут­ри обла­ков²³.

4. Ари­сто­тель не разде­ля­ет мне­ния, буд­то огонь скап­ли­ва­ет­ся в обла­ках зара­нее, пола­гая, что он выска­ки­ва­ет из обла­ка в тот же момент, как воз­ни­ка­ет. Мысль его сво­дит­ся к сле­дую­ще­му²⁴. Две самые ниж­ние части мира — зем­ля и вода. Обе они выде­ля­ют нечто; зем­ные испа­ре­ния сухи и подоб­ны дыму, они про­из­во­дят ветер, мол­нию и гром; дыха­ние вод влаж­но, оно пре­вра­ща­ет­ся в дождь и снег.

5. Так вот, сухое испа­ре­ние зем­ли, из кото­ро­го полу­ча­ет­ся ветер, собрав­шись в боль­шом коли­че­стве, попа­да­ет ино­гда в скоп­ле­ние обла­ков, кото­рые с силой уда­ря­ют его и сжи­ма­ют с боков, так что оно, выры­ва­ясь, в свою оче­редь уда­ря­ет в бли­жай­шие обла­ка. Этот удар сопро­вож­да­ет­ся таким же зву­ком, какой разда­ет­ся в наших оча­гах, когда пла­мя тре­щит из-за сырых дров. Здесь дух (spi­ri­tus), несу­щий с собой части­цы вла­ги и сжа­тый напо­до­бие пузы­рей, лопа­ет­ся в пла­ме­ни; точ­но таким же обра­зом и там дух (spi­ri­tus), сжа­тый при столк­но­ве­нии обла­ков, не может ни лоп­нуть, ни отско­чить без­звуч­но.

6. Треск этот полу­ча­ет­ся каж­дый раз раз­ным отто­го, что обла­ка быва­ют раз­ные: в одних полость боль­ше, в дру­гих — мень­ше. Сжа­тый воздух, с силой выры­ваю­щий­ся из-под дав­ле­ния, — это тот огонь, кото­рый зовет­ся зар­ни­цей; напор, зажег­ший его, срав­ни­тель­но неве­лик, он не спо­со­бен нане­сти удар и пото­му без­вреден. А видим мы блеск мол­нии рань­ше, чем слы­шим звук пото­му, что вос­при­я­тие наших глаз про­вор­нее — оно намно­го опе­ре­жа­ет уши.

Гла­ва XIII

1. Лож­но­го мне­ния при­дер­жи­ва­ет­ся, кто пола­га­ет, буд­то огонь хра­нит­ся в обла­ках — в этом мож­но убедить­ся на мно­гих при­ме­рах. Если огонь пада­ет с неба, то поче­му не каж­дый день — ведь небо-то все­гда горит оди­на­ко­во? Далее, они не ука­за­ли при­чи­ну, по кото­рой огонь, вле­ко­мый при­ро­дою вверх, сте­кал бы вниз. Ведь наш зем­ной огонь, из кото­ро­го летят искры, устро­ен ина­че; искры пада­ют пото­му, что к ним при­ме­ша­ны некие тяже­лые части­цы; так что не сам огонь спус­ка­ет­ся вниз, а нечто дру­гое тол­ка­ет и вле­чет его к зем­ле.

2. Но в том чистей­шем огне нет ника­ких подоб­ных при­ме­сей, ниче­го, что тяну­ло бы его вниз. В про­тив­ном слу­чае, если бы хоть какая-нибудь части­ца его выпа­ла, он весь был бы под угро­зой, ибо то, из чего могут выпа­дать кусоч­ки, может и цели­ком сой­ти на нет. Далее, они ниче­го не гово­рят о том, лег­кое или тяже­лое то, что пада­ет вниз из небес­но­го огня. Лег­кое? — Но тогда оно не отде­лит­ся от неба, ибо лег­кость поме­ша­ет ему упасть; оно не покинет сво­его свя­щен­но­го места. Тяже­лое? — Тогда как оно попа­ло туда, откуда ему яко­бы нуж­но упасть?

3. — Так что же полу­ча­ет­ся? — воз­ра­зят мне. Раз­ве иные огни не летят все­гда вниз, к при­ме­ру, те самые мол­нии, о кото­рых мы ведем раз­го­вор? — Согла­сен. Но толь­ко они не сами летят — их несет. Некая сила вле­чет их кни­зу. А в эфи­ре такой силы нет; там не дей­ст­ву­ет ника­кое внеш­нее при­нуж­де­ние, ничто оттуда не выры­ва­ет­ся, вооб­ще не про­ис­хо­дит ниче­го не свой­ст­вен­но­го его при­ро­де. Суще­ст­ву­ет порядок вещей, и очи­щен­ный огонь, замы­каю­щий мир и полу­чив­ший в удел наи­выс­шие его обла­сти, окру­жа­ет со всех сто­рон пре­крас­ней­шее из созда­ний²⁵. Сам спус­кать­ся он не может, и ничто посто­рон­нее не может заста­вить его спу­стить­ся, ибо в эфи­ре нет места ника­ким телам, кото­рым там быть не поло­же­но; а кото­рым поло­же­но по поряд­ку, те не спо­рят меж­ду собою.

Гла­ва XIV

1. «Но ведь вы сами, — воз­ра­зит [наш оппо­нент], — ука­зы­вая при­чи­ны лету­чих звезд, гово­ри­те, что неко­то­рые части возду­ха пере­ни­ма­ют огонь из более воз­вы­шен­ных обла­стей и так заго­ра­ют­ся». — Вер­но, но очень боль­шая раз­ни­ца меж­ду утвер­жде­ни­ем, буд­то огонь пада­ет из эфи­ра, что про­тив­но при­ро­де, и сло­ва­ми, что жар от небес­но­го огня пере­да­ет­ся ниже­ле­жа­щим обла­стям. Ибо огонь не пада­ет оттуда, так как это­го не может быть, а рож­да­ет­ся здесь. Подоб­ное мы можем наблюдать соб­ст­вен­ны­ми гла­за­ми и на зем­ле: когда пожар широ­ко разой­дет­ся, неко­то­рые на отши­бе сто­я­щие дома сами по себе зани­ма­ют­ся огнем, если они дол­го нагре­ва­лись; зна­чит, вполне веро­ят­но, чтобы и в верх­них сло­ях возду­ха заго­ра­лись от жара лежа­ще­го над ними эфи­ра неко­то­рые части­цы, лег­ко­вос­пла­ме­ни­мые по при­ро­де. Кро­ме того, и ниж­ний слой эфи­ра непре­мен­но дол­жен быть отча­сти подо­бен возду­ху, а верх­ний слой возду­ха — подо­бен ниж­не­му эфи­ру, ибо пере­ход меж­ду дву­мя раз­ны­ми [эле­мен­та­ми] не совер­ша­ет­ся вне­зап­но; сосед­ст­вуя, они сме­ши­ва­ют свои свой­ства посте­пен­но, так что и не решишь, что это: еще воздух или уже эфир.

Гла­ва XV

Неко­то­рые из наших пола­га­ют, что воздух, раз он спо­со­бен пре­вра­щать­ся в огонь и воду, не нуж­да­ет­ся во внеш­них при­чи­нах для вос­пла­ме­не­ния: он заго­ра­ет­ся от соб­ст­вен­но­го дви­же­ния и, про­би­ва­ясь сквозь густую и плот­ную заве­су обла­ков, не может не про­из­во­дить гром­ко­го зву­ка: ведь лопа­ет­ся очень мно­го очень боль­ших полых тел. В свою оче­редь сопро­тив­ле­ние обла­ков, кото­рые с трудом под­да­ют­ся напо­ру возду­ха, еще силь­нее раз­жи­га­ет огонь, одна­ко не оно явля­ет­ся его при­чи­ной; так, рука может ока­зать ножу неко­то­рую помощь, но режет-то все-таки нож.

Гла­ва XVI

В чем раз­ни­ца меж­ду зар­ни­цей и мол­нией? — Ска­жу. Зар­ни­ца — это широ­ко рас­про­стра­нив­ший­ся огонь, мол­ния — огонь сжа­тый, запу­щен­ный и уда­ря­ю­щий с боль­шим напо­ром. Мы ино­гда зачер­пы­ва­ем воду, соеди­нив обе руки, и, сжи­мая ее с обе­их сто­рон ладо­ня­ми, выдав­ли­ва­ем силь­ной стру­ей, как из насо­са. Пред­ставь себе, что нечто подоб­ное про­ис­хо­дит и там: тес­но при­жа­тые друг к дру­гу обла­ка выдав­ли­ва­ют ока­зав­ший­ся меж­ду ними дух (spi­ri­tus), тем самым и вос­пла­ме­няя его и запус­кая, как запус­ка­ет сна­ряд мета­тель­ная маши­на; и ведь бал­ли­сты и скор­пи­о­ны²⁶ тоже выпус­ка­ют сна­ряды с гром­ким зву­ком.

Гла­ва XVII

Неко­то­рые²⁷ пола­га­ют, что огнен­ный дух (spi­ri­tus) изда­ет звук тогда, когда про­хо­дит сквозь холод­ное или влаж­ное. В самом деле, рас­ка­лен­ное желе­зо нель­зя намо­чить без­звуч­но: когда горя­чий сли­ток опус­ка­ет­ся в воду, он осты­ва­ет с чрез­вы­чай­но гром­ким шипе­ни­ем. Имен­но так, по утвер­жде­нию Ана­к­си­ме­на, воздух, напа­даю­щий на обла­ка, про­из­во­дит гром, и пока он борет­ся, про­кла­ды­вая себе доро­гу сквозь пре­пят­ст­вия и тес­ные раз­ры­вы меж­ду ними, он вос­пла­ме­ня­ет­ся от само­го это­го дви­же­ния.

Гла­ва XVIII

Ана­к­си­мандр²⁸ воз­во­дил все эти явле­ния к [дви­же­нию] духа (ad spi­ri­tum). Он гово­рит, что гром есть звук уда­ра по обла­ку. Поче­му гром гре­мит по-раз­но­му? — Пото­му что и уда­ры быва­ют раз­ные. Поче­му быва­ет гром с ясно­го неба? — Пото­му что и тогда дви­жу­ще­му­ся духу (spi­ri­tus) при­хо­дит­ся ино­гда про­хо­дить сквозь сгу­стив­ши­е­ся скоп­ле­ния возду­ха и раз­ры­вать их. А поче­му ино­гда гром гре­мит, а огонь не свер­ка­ет? — Пото­му что сла­бо­го дви­же­ния возду­ха мог­ло не хва­тить для вос­пла­ме­не­ния, для зву­ка же хва­ти­ло. Что же такое само свер­ка­ние? — Это удар [по обла­ку] вне­зап­но обру­шив­ше­го­ся, но раз­ле­таю­ще­го­ся в раз­ные сто­ро­ны возду­ха, порож­даю­щий мед­лен­ный и сла­бый огонь, не спо­соб­ный уйти дале­ко. Что такое мол­ния? — Дви­же­ние более густо­го и с боль­шей силой направ­лен­но­го возду­ха.

Гла­ва XIX

Ана­к­са­гор гово­рит, что дело про­ис­хо­дит так: некая сила спус­ка­ет­ся из эфи­ра вниз. Таким обра­зом огонь попа­да­ет в холод­ные обла­ка и изда­ет звук; когда же он раз­ры­ва­ет их и про­хо­дит насквозь, он свер­ка­ет; при­чем когда огня мень­ше, полу­ча­ют­ся зар­ни­цы, когда боль­ше — мол­нии.

Гла­ва XX

1. Дио­ген Апол­ло­ний­ский²⁹ гово­рит, что гром ино­гда про­из­во­дит­ся огнем, а ино­гда — дви­же­ни­ем духа (spi­ri­tu); огонь про­из­во­дит те рас­ка­ты гро­ма, кото­рым сам же и пред­ше­ст­ву­ет, воз­ве­щая об их появ­ле­нии; дви­же­ние возду­ха про­из­во­дит рас­ка­ты, кото­рые гро­хо­чут без вспыш­ки.

2. Я согла­сен, что и гром, и мол­ния быва­ют ино­гда друг без дру­га, но дело не в том, что они друг от дру­га неза­ви­си­мы, а в том, что они могут друг в дру­га пере­хо­дить. Вся­кий при­зна­ет, что дух (spi­ri­tus), с боль­шой силой устрем­ля­ю­щий­ся впе­ред, про­из­ведет звук, а затем и огонь. А кто не согла­сит­ся с тем, что огонь может ино­гда про­рвать­ся внутрь обла­ков, а выско­чить из них будет уже не в силах: при боль­шом скоп­ле­нии обла­ков он про­бьет­ся сквозь часть их, а осталь­ны­ми будет задер­жан? Так что огонь перей­дет в дви­же­ние возду­ха (spi­ri­tus), утра­тив свер­ка­ние, а дух, про­кла­ды­вая себе доро­гу с ярост­ной силой, вос­пла­ме­нит все вокруг.

3. При­бавь к это­му так­же и то, что мол­ния непре­мен­но долж­на и перед собой тол­кать и гнать впе­ред воздух (spi­ri­tus), и сза­ди за собой увле­кать его, созда­вая ветер, ведь она с огром­ной силой уда­ря­ет по возду­ху. Имен­но поэто­му вся­кий пред­мет, преж­де чем в него попа­да­ет мол­ния, дро­жит, сотря­сае­мый вет­ром, — тем самым, кото­рый огонь гонит перед собою.

Гла­ва XXI

1. Теперь мы оста­вим наших настав­ни­ков и дви­нем­ся даль­ше сами — от при­знан­ных мне­ний перей­дем к спор­ным. Что при­зна­но? — Что мол­ния — это огонь, и зар­ни­ца — тоже, ибо она есть не что иное, как пла­мя, кото­рое ста­ло бы мол­нией, если бы у него было поболь­ше сил; раз­ли­ча­ют­ся они не при­ро­дой, а напо­ром³⁰. 2. Что это — огонь, свиде­тель­ст­ву­ет цвет, како­го ни у чего, кро­ме огня, не быва­ет. О том же свиде­тель­ст­ву­ет и дей­ст­вие: из-за мол­нии не раз воз­ни­ка­ли боль­шие пожа­ры; дотла сго­ра­ли леса и город­ские квар­та­лы; мож­но видеть пред­ме­ты, обуг­лен­ные мол­нией, хотя она и не попа­ла пря­мо в них; дру­гие быва­ют покры­ты чем-то вро­де сажи. А как ина­че объ­яс­нить, что от всех пора­жен­ных мол­нией пред­ме­тов пахнет серой?

3. Итак, ясно, что и мол­ния и зар­ни­ца — это огонь, и отли­ча­ют­ся они друг от дру­га лишь сво­им дви­же­ни­ем, а имен­но: зар­ни­ца есть мол­ния, не достиг­шая зем­ли, и наобо­рот — мол­ния есть доле­тев­шая до зем­ли зар­ни­ца.

4. Я так дол­го повто­ряю одно и то же не из люб­ви к празд­но­сло­вию, а чтобы луч­ше пока­зать их род­ство, ибо они одной при­ро­ды и одно­го харак­те­ра. Зар­ни­ца — это почти мол­ния. Обер­нем это выска­зы­ва­ние: мол­ния — это чуть боль­ше, чем зар­ни­ца.

Гла­ва XXII

1. Раз мы уста­но­ви­ли, что обе инте­ре­су­ю­щие нас вещи суть огонь, посмот­рим, как воз­ни­ка­ет огонь у нас на зем­ле: так же он будет воз­ни­кать и там, навер­ху. Обыч­но он полу­ча­ет­ся дву­мя спо­со­ба­ми: либо высе­ка­ет­ся из кам­ня, либо добы­ва­ет­ся тре­ни­ем, когда, напри­мер, дол­го трут друг об дру­га два кус­ка дере­ва; для это­го под­хо­дит не вся­кая дре­ве­си­на — годят­ся для выма­ни­ва­ния огня лавр, плющ и неко­то­рые дру­гие поро­ды, извест­ные пас­ту­хам.

2. Таким обра­зом, вполне воз­мож­но, что и обла­ка про­из­во­дят огонь тем же самым спо­со­бом: в резуль­та­те соуда­ре­ния или тре­ния. Вспом­ним, с какой силой обру­ши­ва­ют­ся бури, с каким напо­ром закру­чи­ва­ют­ся вих­ри; все, что попа­да­ет­ся им навстре­чу, они раз­би­ва­ют вдре­без­ги или захва­ты­ва­ют с собой, отшвы­ри­вая на боль­шие рас­сто­я­ния.

3. Что же удив­лять­ся, если такая огром­ная сила высе­ка­ет огонь — из себя самой или из чего-то дру­го­го? Ты ведь пони­ма­ешь, как силь­но долж­ны будут рас­ка­лить­ся от тре­ния тела, сопри­ка­саю­щи­е­ся с ее дви­же­ни­ем. Пове­рить в вос­пла­ме­ня­ю­щую силу бурь и вих­рей нетруд­но — ведь обще­при­зна­но, что такою же силой в огром­ной мере обла­да­ют и све­ти­ла.

Гла­ва XXIII

1. Но вполне воз­мож­но, что когда ветер и не очень силь­но гонит и тес­нит обла­ка, уда­ряя их друг об дру­га, из них высе­ка­ет­ся огонь, кото­рый вспы­хи­ва­ет, но не летит даль­ше; ибо для того, чтобы полу­чи­лась зар­ни­ца, нуж­но мень­ше силы, чем для мол­нии.

2. Выше мы разо­бра­ли, как нагре­ва­ют­ся и заго­ра­ют­ся под­верг­ши­е­ся тре­нию тела. Но вполне веро­ят­но, что может заго­реть­ся и сам по себе воздух, спо­соб­ный обра­щать­ся в пла­мя, когда он трет­ся сам о себя изо всех сил, то есть тогда, когда он пре­вра­ща­ет­ся в ветер; в нем заго­ра­ет­ся пла­мя недол­го­веч­ное и быст­ро уга­саю­щее, ибо оно рож­да­ет­ся не из твер­до­го веще­ства, в каком мог­ло бы дол­го под­дер­жи­вать­ся. Так что оно длит­ся ров­но столь­ко вре­ме­ни, сколь­ко успе­ва­ет прой­ти рас­сто­я­ния: ведь оно пус­ка­ет­ся в путь без пищи.

Гла­ва XXIV

1. «Одна­ко вы же сами гово­ри­те, — воз­ра­зит [наш оппо­нент], — что огонь по при­ро­де сво­ей дол­жен стре­мить­ся вверх; тогда как же мол­ния устрем­ля­ет­ся к зем­ле? Зна­чит, то, что вы ска­за­ли об огне, невер­но, и ему рав­но свой­ст­вен­но и под­ни­мать­ся, и опус­кать­ся». — И то и дру­гое может быть вер­но одно­вре­мен­но. В самом деле, по при­ро­де огонь стре­мит­ся вер­ти­каль­но вверх³¹, и если ничто ему не меша­ет, то под­ни­ма­ет­ся — точ­но так же, как вода пада­ет вниз; но если появит­ся какая-то внеш­няя сила, кото­рая пого­нит воду в обрат­ном направ­ле­нии, то она устре­мит­ся туда, откуда рань­ше про­ли­лась дождем.

2. Так вот, мол­ния устрем­ля­ет­ся вниз под дей­ст­ви­ем той же необ­хо­ди­мо­сти, что вода — вверх. С огнем здесь про­ис­хо­дит то же самое, что может про­изой­ти с дере­вом, если взять его за вер­хуш­ку и согнуть так, чтобы она смот­ре­ла в зем­лю, а если дерев­цо моло­дое, то и упи­ра­лась бы в нее; но как толь­ко ты отпу­стишь его, вер­хуш­ка встанет на свое место. А пото­му не сле­ду­ет усмат­ри­вать свой­ство³² вещи в том, что она дела­ет не по сво­ей воле.

3. Если ты поз­во­лишь огню идти куда ему хочет­ся, он ринет­ся назад, к небу — месту³³ все­го наи­лег­чай­ше­го; но когда что-то уда­ря­ет в него и застав­ля­ет свер­нуть в сто­ро­ну от цели — тогда это не при­ро­да его, а его раб­ство.

Гла­ва XXV

«Ты гово­ришь, — воз­ра­зят мне, — буд­то обла­ка вслед­ст­вие тре­ния про­из­во­дят огонь; но ведь они влаж­ные, даже про­сто мок­рые; как же они могут поро­дить огонь? С такой же веро­ят­но­стью он может родить­ся из воды».

Гла­ва XXVI

1. Он рож­да­ет­ся из обла­ка. Во-пер­вых, в обла­ках не вода, а сгу­щен­ный воздух, из кото­ро­го вот-вот долж­на полу­чить­ся вода, — еще не пре­вра­тив­ший­ся в воду, но уже близ­кий к это­му и гото­вый. Не сле­ду­ет думать, буд­то вода посте­пен­но соби­ра­ет­ся в обла­ке и вре­мя от вре­ме­ни про­ли­ва­ет­ся: она пада­ет сра­зу, как толь­ко обра­зу­ет­ся.

2. Во-вто­рых, даже если я согла­шусь, что обла­ко влаж­но и напол­не­но ско­пив­шей­ся в нем водой, все рав­но ничто не меша­ет огню воз­ни­кать и из влаж­но­го, более того — из самой вла­ги, чему ты, навер­ное, еще боль­ше уди­вишь­ся. Неко­то­рые вооб­ще утвер­жда­ли, что ничто не может пре­вра­тить­ся в огонь, преж­де чем не пре­вра­тит­ся в воду³⁴. Сле­до­ва­тель­но, обла­ко может заго­реть­ся с какой-то одной сто­ро­ны, и содер­жа­щей­ся в нем воде ниче­го при этом не сде­ла­ет­ся: так часто быва­ет, что поле­но с одно­го кон­ца горит, а с дру­го­го сочит­ся вла­гой.

3. Я вовсе не хочу этим ска­зать, что огонь и вода не про­ти­во­по­лож­ны и не уни­что­жа­ют друг дру­га; нет, про­сто огонь побеж­да­ет вла­гу там, где он силь­нее; и наобо­рот, где боль­ше ока­зы­ва­ет­ся воды, там бес­си­лен огонь; так, не заго­ра­ют­ся зеле­ные вет­ки дере­вьев. Так что важ­но лишь, сколь­ко в обла­ке воды; неболь­шое ее коли­че­ство не поме­ша­ет огню и не смо­жет ему про­ти­вить­ся.

4. А что? На памя­ти наших пред­ков, как рас­ска­зы­ва­ет Посидо­ний³⁵, под­нял­ся в Эгей­ском море новый ост­ров³⁶. В тече­ние дня море пени­лось и из глу­би­ны выры­вал­ся дым. Толь­ко ночью ста­ло вид­но пла­мя; оно не горе­ло непре­рыв­но, а вспы­хи­ва­ло через опре­де­лен­ные про­ме­жут­ки вре­ме­ни, напо­до­бие мол­ний, вся­кий раз, как под­вод­ный огонь пре­одоле­вал тяжесть лежа­щей над ним мор­ской воды.

5. Потом поле­те­ли кам­ни и облом­ки скал, частью нетро­ну­тые — дви­же­ни­ем возду­ха (spi­ri­tus) их выбро­си­ло до того, как они сго­ре­ли, — частью изъ­еден­ные огнем и лег­кие, как пем­за. Послед­ней выско­чи­ла вер­ши­на сожжен­ной горы. Поз­же она под­ня­лась повы­ше, и ска­ла раз­рос­лась до раз­ме­ров ост­ро­ва.

6. Такой же слу­чай про­изо­шел еще раз уже на нашей памя­ти, в кон­суль­ство Вале­рия Ази­а­ти­ка³⁷. — Для чего я при­вел этот рас­сказ? — Чтобы пока­зать, что пла­мя не угас­ло, несмот­ря на раз­ли­тое над ним море, что огром­ная тол­ща воды при всей сво­ей тяже­сти не зада­ви­ла его и не поме­ша­ла вый­ти нару­жу; а была там глу­би­на в две­сти футов, как пере­да­ет слу­ша­тель Посидо­ния Аскле­пи­о­дот³⁸, и сквозь нее про­рвал­ся огонь, раз­дви­нув воды.

7. Но если даже эта без­мер­ная гро­ма­да вод не смог­ла пога­сить рву­щий­ся сни­зу огонь, то насколь­ко менее спо­соб­на поме­шать огню тон­кая, рос­ная вла­га обла­ков? Более того: она не толь­ко не меша­ет, но напро­тив, спо­соб­ст­ву­ет появ­ле­нию огней; мы же видим, что они вспы­хи­ва­ют, толь­ко когда небо нахму­рит­ся, — при ясном небе мол­ний не быва­ет. В свет­лый день или ночью при чистом небе их не при­хо­дит­ся боять­ся — толь­ко в тем­ную облач­ную пого­ду.

8. — А раз­ве не быва­ет ино­гда зар­ниц в спо­кой­ные ночи, когда вид­ны звезды? — Да, но знай, что там, откуда исхо­дит блеск, есть обла­ка, толь­ко зем­ная выпук­лость не поз­во­ля­ет нам их увидеть.

9. При­бавь к это­му, что ино­гда обла­ка опус­ка­ют­ся очень низ­ко, трут­ся друг об дру­га и испус­ка­ют огонь, кото­рый летит вверх; мы видим его в ясной и чистой части неба, но обра­зу­ет­ся он в отнюдь не в чистой.

Гла­ва XXVII

1. Неко­то­рые раз­ли­ча­ют несколь­ко видов гро­ма³⁹; один из них — низ­кий гул, гуде­ние, рокота­ние, такое, какое обыч­но пред­ше­ст­ву­ет зем­ле­тря­се­нию, когда воет запер­тый [в нед­рах зем­ли] ветер. Вот от чего, по их мне­нию, оно про­ис­хо­дит. 2. Когда дви­жу­щий­ся воздух (spi­ri­tus) ока­жет­ся заклю­чен меж­ду обла­ка­ми, он кру­жит­ся внут­ри их поло­стей, изда­вая глу­хой, ров­ный и непре­рыв­ный звук, похо­жий на мыча­ние, в осо­бен­но­сти когда пре­граж­даю­щие ему выход обла­ка влаж­ны; поэто­му гром тако­го рода быва­ет обыч­но пред­вест­ни­ком дождей.

3. Дру­гой род гро­ма — рез­кий, но не звуч­ный, а ско­рее, я бы ска­зал, жест­ко-непри­ят­но-прон­зи­тель­ный: такой звук мы слы­шим, когда мяч [из бычье­го пузы­ря] лопа­ет­ся, уда­рив­шись о чью-нибудь голо­ву. Такой гром разда­ет­ся, когда лопа­ет­ся боль­шое, наду­тое, как шар, обла­ко, выпус­кая рас­пи­рав­ший его дух (spi­ri­tus). Вот это и есть соб­ст­вен­но гро­мо­вый удар, вне­зап­ный и мощ­ный. От него люди пада­ют замерт­во; неко­то­рые, прав­да, оста­ют­ся в живых, но пре­бы­ва­ют в оце­пе­не­нии и совер­шен­но не в себе; мы зовем их «пора­жен­ны­ми гро­мом» или «тро­ну­ты­ми»: ум их стро­нут со сво­его места этим небес­ным зву­ком.

4. Гром может полу­чать­ся еще и таким обра­зом: воздух, заклю­чен­ный в полом обла­ке и раз­редив­ший­ся от соб­ст­вен­но­го сво­его дви­же­ния, рас­ши­ря­ет­ся; ему теперь нуж­но боль­ше места, и он уда­ря­ет [в стен­ки] заклю­чаю­ще­го его обла­ка, изда­вая звук. А что? Руки, уда­рив­шись друг об дру­га, изда­ют хло­пок; раз­ве не могут про­из­ве­сти такой же звук уда­рив­ши­е­ся друг о дру­га обла­ка, толь­ко более гром­кий, посколь­ку соуда­ря­ю­щи­е­ся [пред­ме­ты] чрез­вы­чай­но вели­ки?

Гла­ва XXVIII

1. «Нам слу­ча­ет­ся видеть, — ска­жет [мой оппо­нент], — как обла­ка уда­ря­ют­ся о горы, а зву­ка нет».

—Преж­де все­го, звук полу­ча­ет­ся не от вся­ко­го соуда­ре­ния — пред­ме­ты долж­ны быть рас­по­ло­же­ны подо­баю­щим обра­зом. Стук­ни рука об руку тыль­ны­ми сто­ро­на­ми — ника­ко­го хлоп­ка не полу­чит­ся; а если уда­ришь ладо­нью о ладонь, полу­чит­ся хло­пок; к тому же зву­ки будут полу­чать­ся совсем раз­ные в зави­си­мо­сти от того, будешь ли ты хло­пать согну­ты­ми в горсть ладо­ня­ми или рас­прям­лен­ны­ми. Кро­ме того, чтобы раздал­ся звук, нуж­но, чтобы обла­ка не про­сто дви­га­лись, но стре­ми­тель­но и с боль­шим напо­ром нес­лись впе­ред.

2. Ну и нако­нец, гора не рас­ка­лы­ва­ет обла­ко, а посте­пен­но разде­ля­ет его, отде­ляя часть за частью по мере того, как оно с ней порав­ня­ет­ся. Да ведь и наду­тый пузырь не все­гда изда­ет звук, когда выпус­ка­ет воздух: если раз­ре­зать его ножом, уши не вос­при­мут ни зву­ка; чтобы он зазву­чал, надо разо­рвать его, а не раз­ре­зать. То же самое отно­сит­ся и к обла­кам: они зву­чат, толь­ко если лоп­нут под боль­шим нажи­мом. Добавь к это­му еще и то, что обла­ка, гони­мые вет­ром на горы, не лома­ют­ся, а обво­ла­ки­ва­ют их и разде­ля­ют­ся на мно­же­ство частей отдель­ны­ми высту­па­ми горы, дере­вья­ми и их вет­вя­ми, кустар­ни­ка­ми, ост­ры­ми тор­ча­щи­ми ска­ла­ми, так что весь воздух, какой в них есть, выхо­дит в раз­ные сто­ро­ны; а зашу­меть он может, толь­ко если вырвет­ся весь сра­зу.

3. Чтобы понять это, вспом­ни, что ветер, рас­се­кае­мый сто­я­щим на его пути дере­вом, сви­стит, а не гре­мит; чтобы раздал­ся звук, какой мы слы­шим при гро­ме, нужен очень мощ­ный удар, и надо, чтобы все скоп­ле­ние возду­ха вырва­лось нару­жу одно­вре­мен­но.

Гла­ва XXIX

Кро­ме того, воздух по при­ро­де под­хо­дит для про­из­веде­ния зву­ков. В самом деле, что такое голос, или звук, как не полу­чив­ший удар [и устрем­лен­ный впе­ред] воздух (spi­ri­tus)? Итак, нуж­но, чтобы сошлись с двух сто­рон обла­ка, при­чем обла­ка полые и натя­ну­тые. Ты ведь заме­чал, насколь­ко пустые пред­ме­ты звуч­нее пол­ных, а натя­ну­тые — дряб­лых. Тим­па­ны и ким­ва­лы оди­на­ко­во звуч­ны: пер­вые уда­ря­ют по сопро­тив­ля­ю­ще­му­ся возду­ху по ту сто­ро­ну [туго натя­ну­той кожи]; вто­рые зве­нят не пото­му, что сде­ла­ны из меди, а пото­му, что она полая.

Гла­ва XXX

1. Неко­то­рые, в том чис­ле Аскле­пи­о­дот, счи­та­ют, что гром и мол­ния могут высе­кать­ся и при соуда­ре­нии неко­то­рых дру­гих тел. Одна­жды заго­ре­лась вели­ким огнем Этна, изверг­ла огром­ное коли­че­ство горя­ще­го пес­ка, пепел затмил днев­ной свет, вне­зап­ная ночь устра­ши­ла наро­ды. Гово­рят, тогда мно­го было гро­мов и мол­ний, полу­чав­ших­ся из соуда­ре­ния сухих тел, а не обла­ков, ибо мало­прав­до­по­доб­но, чтобы там, в столь рас­ка­лен­ном возду­хе, были какие-нибудь обла­ка.

2. Неко­гда Кам­бис послал вой­ско к Аммо­ну⁴⁰; на него, как снег, посы­пал­ся взме­тен­ный Австром⁴¹ песок, покрыл его и замел; похо­же, что и тогда были гром и мол­ния, вызван­ные тре­ни­ем и соуда­ре­ни­ем пес­чи­нок.

3. Такое мне­ние отнюдь не про­ти­во­ре­чит наше­му поло­же­нию. Ведь мы ска­за­ли, что зем­ля испус­ка­ет тела и той и дру­гой при­ро­ды, так что в возду­хе носят­ся и сухие и влаж­ные [части­цы]; и когда слу­чит­ся им соста­вить обла­ко, оно, конеч­но, полу­ча­ет­ся твер­же и плот­нее, чем если бы оно сотка­лось из одно­го толь­ко духа (spi­ri­tus). Такое обла­ко может лоп­нуть с гром­ким зву­ком.

4. Эти [части­цы] — появи­лись ли они в возду­хе вме­сте с дымом пожа­ров, или были взме­те­ны с зем­ли вет­ром — непре­мен­но долж­ны преж­де соста­вить обла­ко, и лишь потом могут про­из­ве­сти звук. Обла­ко же может соста­вить­ся как из влаж­ных, так и из сухих [частиц], ибо обла­ко, как я уже ска­зал, есть сгу­ще­ние плот­но­го возду­ха.

Гла­ва XXXI

1. Что каса­ет­ся про­чих свойств мол­нии, то дела ее, если при­смот­ришь­ся к ним вни­ма­тель­но, поис­ти­не уди­ви­тель­ны и не остав­ля­ют ника­ких сомне­ний в ее боже­ст­вен­ном про­ис­хож­де­нии и ред­ком могу­ще­стве. Сереб­ро, запер­тое в шка­тул­ке, ока­зы­ва­ет­ся рас­плав­лен­ным, при­чем на шка­тул­ке не оста­ет­ся ни следа, ни цара­пи­ны; меч ста­но­вит­ся жид­ким в нож­нах и с непо­вреж­ден­но­го древ­ка копья по кап­ле сте­ка­ет все желе­зо; когда мол­ния рас­ко­лет вин­ную боч­ку, вино сто­ит, не раз­ли­ва­ясь, впро­чем, одна­ко, не долее трех дней⁴².

2. При­ме­ча­тель­но так­же то, что у всех пора­жен­ных мол­нией людей и живот­ных голо­ва смот­рит в ту сто­ро­ну, где вышла мол­ния, а когда быва­ют пора­же­ны дере­вья, щеп­ки летят навстре­чу мол­нии. Более того: у ядо­ви­тых змей и дру­гих смер­то­нос­ных живот­ных от уда­ра мол­нии про­па­да­ет яд. Спра­ши­ва­ет­ся, откуда я это знаю? — В ядо­ви­тых телах не заво­дят­ся чер­ви; но, пора­жен­ные мол­нией, они уже через несколь­ко дней кишат чер­вя­ми.

Гла­ва XXXII

1. А раз­ве не уди­ви­тель­но, что мол­нии пред­ска­зы­ва­ют буду­щее⁴³, при­чем не ука­зы­ва­ют толь­ко на одно какое-нибудь собы­тие, но часто воз­ве­ща­ют длин­ную череду гряду­щих судеб, и зна­ки их при этом куда яснее и оче­вид­нее писа­ных?

2. На этот счет суще­ст­ву­ет раз­но­гла­сие меж­ду нами и этрус­ка­ми, достиг­ши­ми наи­выс­шей пре­муд­ро­сти в нау­ке тол­ко­ва­ния мол­ний⁴⁴: мы счи­та­ем, что мол­ния выле­та­ет пото­му, что столк­ну­лись обла­ка; они пола­га­ют, что обла­ка стал­ки­ва­ют­ся для того, чтобы выле­те­ла мол­ния; ибо они воз­во­дят все непо­сред­ст­вен­но к богу, и с их точ­ки зре­ния все про­ис­хо­дя­щее не пото­му явля­ет­ся зна­ме­ни­ем, что про­ис­хо­дит, а, напро­тив, про­ис­хо­дит для того, чтобы слу­жить зна­ме­ни­ем. Но так или ина­че, про­ис­хо­дят-то они все рав­но тем же самым обра­зом — явля­ет­ся ли зна­ме­но­ва­ние буду­ще­го их целью или их след­ст­ви­ем.

3. — Но как же могут они быть зна­ме­ни­я­ми, если не посы­ла­ют­ся спе­ци­аль­но для это­го? — А так же как пти­цы пред­ве­ща­ют нам уда­чу, про­ле­тая спра­ва, или неуда­чу, про­ле­тая сле­ва от нас, хотя никто не посы­лал их спе­ци­аль­но для того, чтобы они попа­лись нам на гла­за.

—Но птиц тоже послал бог. — По-тво­е­му, он выхо­дит каким-то без­дель­ни­ком, заня­тым пустя­ка­ми, если он вхо­дит в подроб­но­сти каж­до­го сна, рас­по­ла­га­ет каж­дый раз внут­рен­но­сти [для гада­ния].

4. Тем не менее все это дей­ст­ви­тель­но совер­ша­ет­ся боже­ст­вен­ной вла­стью, хотя бог и не управ­ля­ет пти­чьи­ми кры­лья­ми и не скла­ды­ва­ет в опре­де­лен­ный рису­нок внут­рен­но­сти каж­дой ско­ти­ны под самым топо­ром. После­до­ва­тель­ность судеб раз­во­ра­чи­ва­ет­ся ина­че: она повсюду посы­ла­ет впе­ред ука­за­ния на гряду­щее, из кото­рых одни внят­ны нам, а дру­гие неиз­вест­ны. Все, что про­ис­хо­дит, есть знак какой-либо буду­щей вещи. Нель­зя пред­у­га­дать слу­чай­но­го, бес­по­рядоч­но­го, бес­смыс­лен­но­го; но все, в чем есть порядок, доступ­но пред­ска­за­нию.

5. — Но отче­го же толь­ко орел да ворон, и еще очень немно­гие пти­цы удо­сто­и­лись чести пред­ре­кать вели­кие собы­тия, а все осталь­ные не име­ют про­ро­че­ско­го голо­са в пред­ска­за­ни­ях? — Отто­го, что неко­то­рые [зна­ки] еще не осво­е­ны искус­ст­вом [гада­ния], а неко­то­рые и вовсе не могут быть осво­е­ны, так как слиш­ком дале­ки от наше­го обра­за жиз­ни. А вооб­ще-то нет тако­го живот­но­го, встре­ча с кото­рым не пред­ска­зы­ва­ла бы чего-нибудь. Но мы, конеч­но, отме­ча­ем не все зна­ки, а лишь неко­то­рые.

6. Гада­ние — дело наблюда­те­ля, и зави­сит оно от того, кто обра­тит [на какие-либо зна­ки] вни­ма­ние. Так что есть и такие, кото­рые оста­ют­ся неза­ме­чен­ны­ми.

7. Наблюде­ния хал­де­ев уста­но­ви­ли силу пяти звезд⁴⁵; так неуже­ли ты решишь из-за это­го, что столь­ко тысяч дру­гих звезд све­тят про­сто так? Отче­го так часто вкра­ды­ва­ют­ся ошиб­ки в рас­че­ты аст­ро­ло­гов, как не отто­го, что они пре­по­ру­ча­ют нас немно­гим све­ти­лам, в то вре­мя как каж­дая из нахо­дя­щих­ся над нами звезд заяв­ля­ет свои пра­ва на какую-то часть нас? Может быть, конеч­но, более низ­кие све­ти­ла ока­зы­ва­ют на нас более непо­сред­ст­вен­ное воздей­ст­вие; а посколь­ку они часто меня­ют свое дви­же­ние, то и на нас вли­я­ют по-раз­но­му.

8. Одна­ко и непо­движ­ные, или кажу­щи­е­ся непо­движ­ны­ми из-за ско­ро­сти, рав­ной ско­ро­сти [вра­ще­ния] все­лен­ной, звезды так­же име­ют власть рас­по­ря­жать­ся нами. Каж­дая из них име­ет свою сфе­ру вли­я­ния, и дей­ст­ву­ют они, рас­пре­де­лив меж­ду собою обя­зан­но­сти; но узнать, в чем имен­но их вли­я­ние заклю­ча­ет­ся, гораздо труд­нее, чем отри­цать его вооб­ще.

Гла­ва XXXIII

Одна­ко вер­нем­ся к мол­ни­ям. Мол­ние­веде­ние делит­ся на три части: наблюде­ние, истол­ко­ва­ние, уми­ло­стив­ле­ние. Пер­вая часть зани­ма­ет­ся фор­мой мол­нии, вто­рая — соб­ст­вен­но гада­ни­ем, третья — уми­ло­стив­ле­ни­ем богов, к кото­рым при доб­рой мол­нии сле­ду­ет обра­щать­ся с прось­ба­ми, при недоб­рой — с закли­на­ни­я­ми, а имен­но с прось­ба­ми испол­нить обе­щан­ное или с закли­на­ни­я­ми не испол­нять угроз.

Гла­ва XXXIV

1. Мол­нию счи­та­ют наи­выс­шим из зна­ме­ний, пото­му что она сво­им вме­ша­тель­ст­вом лиша­ет силы все про­чие. То, что воз­ве­сти­ла она, непре­лож­но, даже если дру­гой знак ука­жет на что-то иное; любая угро­за, воз­ве­щен­ная внут­рен­но­стя­ми или пти­ца­ми, сни­ма­ет­ся, если мол­ния будет бла­го­при­ят­ная; напро­тив, того, что пред­ве­ща­ет мол­ния, не опро­верг­нут ника­кие после­дую­щие гада­ния по пти­цам или по внут­рен­но­стям.

2. В этом, мне кажет­ся, люди заблуж­да­ют­ся. Поче­му? — Пото­му что не быва­ет более и менее истин­ной исти­ны. Если пти­цы пред­рек­ли буду­щее, то мол­ния не может све­сти на нет это пред­ска­за­ние, — в про­тив­ном слу­чае они не пред­рек­ли буду­ще­го. Ибо я здесь срав­ни­ваю не пти­цу с мол­нией, а два зна­ка исти­ны, кото­рые рав­ны, если оба обо­зна­ча­ют исти­ну. Так что если вме­ша­тель­ство мол­нии опро­вергнет то, на что ука­зы­ва­ли преж­де пти­це­га­да­ние или [рису­нок] внут­рен­но­стей, зна­чит, пло­хо рас­смот­ре­ли внут­рен­но­сти, непра­виль­но гада­ли по пти­цам. Ведь тут не важ­но, что боль­ше, что могу­ще­ст­вен­нее по при­ро­де; если и то и дру­гое — знак исти­ны, то в этом отно­ше­нии они рав­ны меж­ду собой.

3. Если ты ска­жешь, что пла­мя силь­нее дыма, ты будешь прав; но как зна­ки, ука­зы­ваю­щие на огонь, они рав­но­силь­ны. Поэто­му если мне ска­жут: «Вся­кий раз, когда внут­рен­но­сти будут ука­зы­вать на одно, а мол­ния на дру­гое, дове­рять сле­ду­ет боль­ше мол­нии», — я, пожа­луй, согла­шусь. Но если ска­жут: «Пер­вое гада­ние пред­ска­за­ло исти­ну, но удар мол­нии уни­что­жил его и утвер­дил свою исти­ну», — это будет невер­но. Поче­му? — Пото­му что неваж­но, сколь­ко было гада­ний. Судь­ба одна; если мы пра­виль­но поня­ли что-то при пер­вом гада­нии, его не отме­нит вто­рое.

4. Так что неваж­но, будет ли то, посред­ст­вом чего мы вопро­ша­ем [буду­щее], одна и та же вещь или раз­ные: то, о чем мы вопро­ша­ем, одно и то же. Мол­ния не в силах изме­нить судь­бу. Отче­го? Отто­го, что сама мол­ния — часть судь­бы.

Гла­ва XXXV

1. — Хоро­шо, но если судь­ба неиз­мен­на, к чему же тогда молит­вы и обряды уми­ло­стив­ле­ния? — Поз­воль мне при­мкнуть к суро­вой шко­ле тех, кто сме­ет­ся надо всем этим⁴⁶ как над попыт­ка­ми уте­шить удру­чен­ную душу.

2. Не так вер­шит­ся воля судеб, нель­зя рас­тро­гать их моль­бою. Свер­нуть со сво­его пути не заста­вит их ни состра­да­ние, ни бла­го­дар­ность. Одна­жды всту­пив на свой необ­ра­ти­мый путь, они текут, пови­ну­ясь пред­опре­де­ле­нию. Как вода в быст­рых пото­ках не воз­вра­ща­ет­ся вспять и ни на миг не оста­нав­ли­ва­ет­ся, ибо набе­гаю­щие сза­ди струи тол­ка­ют те, что впе­ре­ди, — так веч­ная череда сме­ня­ю­щих друг дру­га вещей кру­тит коле­со судеб, и пер­вый закон для них — не отсту­пать от пред­ре­шен­но­го.

Гла­ва XXXVI

—Что же ты разу­ме­ешь под судь­бой? — Разу­мею необ­хо­ди­мость всех вещей и дей­ст­вий, кото­рую ника­кой силе не разо­рвать. Если ты дума­ешь, что ее мож­но умо­лить, при­не­ся в жерт­ву голо­ву бело­снеж­ной⁴⁷ овеч­ки, ты не пони­ма­ешь, что такое боже­ст­вен­ное. Вы ведь и сами все соглас­ны, что муд­рец не может изме­нить сво­его реше­ния; так что ж гово­рить о боге: ибо в то вре­мя как муд­рец зна­ет, что луч­ше все­го для насто­я­ще­го, для боже­ства все [вре­ме­на] — насто­я­щее.

Гла­ва XXXVII

1. Теперь я хочу при­ве­сти аргу­мен­ты тех, кто счи­та­ет нуж­ным закли­нать мол­нии и не сомне­ва­ет­ся в поль­зе уми­ло­сти­ви­тель­ных обрядов, спо­соб­ных, по их мне­нию, ино­гда отвра­тить опас­ность, ино­гда — умень­шить ее, ино­гда отсро­чить.

2. Что из это­го сле­ду­ет, я разъ­яс­ню немно­го поз­же, пока­мест же заме­чу, что такая точ­ка зре­ния сов­па­да­ет с нашей⁴⁸, ибо мы тоже счи­та­ем, отнюдь не поку­ша­ясь на власть и могу­ще­ство судеб, что обе­ты при­но­сят поль­зу. Дело в том, что бес­смерт­ные боги оста­ви­ли кое-что в под­ве­шен­ном состо­я­нии, с тем чтобы обра­тить это ко бла­гу, если будут воз­не­се­ны к богам молит­вы, если будут при­ня­ты обе­ты; так что это полу­ча­ет­ся не напе­ре­кор судь­бе — оно само заклю­ча­ет­ся в судь­бе.

3. «Либо будет, либо нет: если что-то будет, так оно будет, даже если ты не дашь обе­та; а если не будет, то не заста­вишь его быть ника­ки­ми обе­та­ми» — [так могут мне] воз­ра­зить. — Это непра­виль­ное умо­за­клю­че­ние, ибо в нем опу­ще­но сред­нее усло­вие, а имен­но: это будет, если будут преж­де даны обе­ты.

Гла­ва XXXVIII

1. «Зна­чит, — ска­жет [мой оппо­нент], — в судь­бу необ­хо­ди­мо долж­но быть вклю­че­но так­же и то, дашь ли ты обе­ты или нет». — Пред­ставь себе, я про­тя­ги­ваю тебе руку в знак согла­сия и при­знаю, что да, в судь­бу вклю­че­но так­же и то, чтобы обе­ты были обя­за­тель­но даны; и пото­му они будут даны.

2. Это­му чело­ве­ку судь­ба — стать крас­но­ре­чи­вым, но при усло­вии, что он выучит­ся сло­вес­но­сти; но в той же самой судь­бе пред­у­смот­ре­но, чтобы он учил­ся сло­вес­но­сти; и пото­му ему при­дет­ся-таки учить­ся. Этот станет богат, но при усло­вии, что отпра­вит­ся на кораб­ле за море; но та же самая судь­ба, кото­рая обе­ща­ет ему солид­ное состо­я­ние, тре­бу­ет, чтобы он к тому же отпра­вил­ся в пла­ва­ние; и пото­му он отпра­вит­ся. Точ­но так же обсто­ит, по-мое­му, дело и с уми­ло­сти­ви­тель­ны­ми обряда­ми: чело­век избе­жит опас­но­сти, если уми­ло­сти­вит боже­ство, послав­шее ему угро­зу; но то, что он уми­ло­сти­вит его, так­же вклю­че­но в порядок судь­бы; и пото­му он станет при­но­сить уми­ло­сти­ви­тель­ные жерт­вы.

3. Рас­суж­де­ния, подоб­ные это­му, обыч­но пред­ла­га­ют нам как дока­за­тель­ство того, что воле нашей ниче­го не оста­ет­ся делать и все­ми дей­ст­ви­я­ми рас­по­ря­жа­ет­ся судь­ба. В сво­ем месте, когда речь пой­дет об этом, я объ­яс­ню, каким обра­зом кое-что оста­ет­ся все-таки и на долю чело­ве­че­ско­го реше­ния, не умень­шая этим прав судь­бы. Теперь же я объ­яс­нил то, о чем у нас идет речь, а имен­но, каким обра­зом молит­вы и жерт­вы могут пред­от­вра­щать опас­но­сти, воз­ве­щен­ные в зна­ме­ни­ях, если суще­ст­ву­ет опре­де­лен­ный порядок судеб: они не борют­ся с судь­бой, но сами вклю­че­ны в ее закон.

4. — «Так для чего же тогда нужен мне гаруспик? — можешь ты меня спро­сить. — Ведь мне так и так при­дет­ся уми­ло­стив­лять богов, раз это судь­ба, без вся­ко­го его сове­та». — Он нужен для того, что он испол­ня­ет волю судь­бы. Так здо­ро­вьем сво­им ты обя­зан судь­бе, но обя­зан так­же отча­сти и вра­чу, ибо этот дар судь­бы попа­да­ет к нам через его руки.

Гла­ва XXXIX

1. Цеци­на⁴⁹ раз­ли­ча­ет три рода мол­ний: сове­ту­ю­щая, утвер­ждаю­щая и [ука­зы­ваю­щая на] поло­же­ние [дел]⁵⁰. Сове­ту­ю­щая мол­ния слу­ча­ет­ся до само­го собы­тия, но после того, как оно заду­ма­но, и удар ее сове­ту­ет замыс­лив­шим либо испол­нить заду­ман­ное, либо отка­зать­ся от это­го. Утвер­ждаю­щая мол­ния быва­ет, когда дело уже сде­ла­но, и воз­ве­ща­ет, доб­ром оно обер­нет­ся или злом.

2. [Ука­зы­ваю­щая на] поло­же­ние [дел] мол­ния уда­ря­ет, когда все спо­кой­ны, ника­ких дей­ст­вий не пред­при­ни­ма­ют и не замыш­ля­ют; она несет угро­зу, обе­ща­ние или пред­у­преж­де­ние. Цеци­на назы­ва­ет ее пред­у­преж­даю­щей⁵¹, но я не вижу, чем она отли­ча­ет­ся от сове­ту­ю­щей: ведь тот, кто пред­у­преж­да­ет, тоже дает тем самым совет.

3. Впро­чем, неко­то­рое ее отли­чие от сове­ту­ю­щей мол­нии мож­но усмот­реть вот в чем: эта послед­няя убеж­да­ет нас в чем-либо или раз­убеж­да­ет; пер­вая же про­сто пред­ла­га­ет избе­жать надви­гаю­щей­ся опас­но­сти, боим­ся ли мы пожа­ра, пре­да­тель­ства близ­ких или заго­во­ра рабов.

4. А я вижу и еще одно раз­ли­чие меж­ду ними: сове­ту­ю­щей мол­ния быва­ет для того, кто замыш­ля­ет что-либо; пред­у­преж­даю­щей — для того, кто ниче­го не замыш­ля­ет; таким обра­зом, каж­дая име­ет свою осо­бен­ность: одна скло­ня­ет в какую-либо сто­ро­ну колеб­лю­щих­ся; дру­гая — заго­дя пред­у­преж­да­ет.

Гла­ва XL

1. [По пово­ду Цеци­но­вой клас­си­фи­ка­ции я дол­жен ска­зать] преж­де все­го, что не мол­нии делят­ся на три рода, а их зна­че­ния. Ибо сами мол­нии делят­ся по родам ина­че: прон­заю­щая, рас­ка­лы­ваю­щая, сжи­гаю­щая⁵². Прон­заю­щая мол­ния состо­ит из тон­чай­ше­го пла­ме­ни, и бла­го­да­ря чистой и бес­при­мес­ной тон­ко­сти пла­ме­ни ей доступ­ны самые тес­ные про­хо­ды.

2. Раз­би­ваю­щая мол­ния круг­лая, и к соста­ву ее при­ме­ша­но немно­го сжа­то­го и бур­но­го возду­ха (spi­ri­tus). В то вре­мя как пер­вая мол­ния выхо­дит из того же отвер­стия, в какое вошла, вто­рая рас­про­стра­ня­ет­ся вширь и раз­ры­ва­ет то, во что она уда­ри­ла, а не прон­за­ет.

3. Тре­тий род мол­нии, сжи­гаю­щий, содер­жит в себе мно­го зем­но­го и более огнен­но­го, неже­ли пла­мен­но­го; поэто­му на пора­жен­ных такой мол­нией [пред­ме­тах] оста­ют­ся боль­шие отме­ти­ны, как от огня. Прав­да, без огня не обхо­дит­ся ни одна мол­ния, но соб­ст­вен­но огнен­ной мы назы­ваем имен­но эту, ибо то, что пора­же­но ею, хра­нит отчет­ли­вые следы жара, сго­ра­ет или покры­ва­ет­ся копо­тью.

4. Жечь она может по-раз­но­му: либо обда­ет жаром и нано­сит лег­кие повреж­де­ния; либо сжи­га­ет дотла; либо вос­пла­ме­ня­ет. Соб­ст­вен­но, жжет она в любом слу­чае, но это жже­ние раз­ли­ча­ет­ся по роду и спо­со­бу: то, что сго­ра­ет дотла, непре­мен­но так­же и горит, но то, что горит, не обя­за­тель­но сжи­га­ет­ся дотла.

5. Далее, то, что вос­пла­ме­ни­лось, мог­ло гореть толь­ко слег­ка, от мимо­лет­но­го сопри­кос­но­ве­ния с огнем; вся­кий зна­ет так­же, что мож­но гореть, не вос­пла­ме­ня­ясь, но не может вос­пла­ме­нить­ся то, что не горит. Ну и нако­нец, послед­нее: мож­но сго­реть дотла, не вос­пла­ме­нив­шись, и мож­но вос­пла­ме­нить­ся, но при этом не сго­реть.

6. Теперь перей­ду к сле­дую­ще­му роду мол­нии; пора­жен­ные ею [пред­ме­ты] ока­зы­ва­ют­ся закоп­чен­ны­ми; она либо окра­ши­ва­ет их, либо обес­цве­чи­ва­ет. Раз­ни­ца, на мой взгляд, заклю­ча­ет­ся в сле­дую­щем: обес­цве­чи­ва­ет­ся то, у чего цвет повреж­да­ет­ся, а не меня­ет­ся; окра­ши­ва­ет­ся то, поверх­ность чего ста­но­вит­ся иной, чем была — голу­бой, напри­мер, чер­ной или блед­ной.

Гла­ва XLI

До сих пор пред­став­ле­ния этрус­ков сов­па­да­ют с мне­ни­ем фило­со­фов. Рас­хо­дят­ся же они вот в чем: этрус­ки гово­рят, что мол­нии посы­ла­ет Юпи­тер, и вру­ча­ют ему три раз­но­вид­но­сти это­го мета­тель­но­го ору­жия⁵³. Первую Юпи­тер посы­ла­ет по соб­ст­вен­но­му усмот­ре­нию, ни с кем не сове­ту­ясь, как пред­у­преж­де­ние; харак­тер у нее вполне мир­ный. Вто­рую тоже посы­ла­ет Юпи­тер, но по реше­нию сове­та, созвав преж­де две­на­дцать богов; эта мол­ния тоже дела­ет ино­гда что-нибудь хоро­шее, не без того, одна­ко, чтобы навредить: даром она нико­гда не при­но­сит поль­зы.

2. Тре­тий мета­тель­ный сна­ряд посы­ла­ет тоже Юпи­тер, но тут он при­вле­ка­ет для сове­та всех тех богов, кото­рых этрус­ки зовут «выш­ни­ми» и «скры­ты­ми»⁵⁴; эта мол­ния раз­ру­ша­ет все, во что попа­да­ет, и, в част­но­сти, изме­ня­ет поло­же­ние дел, как част­ных, так и обще­ст­вен­ных, суще­ст­во­вав­шее, когда она уда­ри­ла; огонь ведь нико­гда ниче­го не остав­ля­ет как было.

Гла­ва XLII

1. На пер­вый взгляд кажет­ся, что древ­ность, со все­ми подоб­ны­ми пред­став­ле­ни­я­ми, оши­ба­лась. В самом деле, что может быть наив­нее веры, буд­то Юпи­тер из туч мечет мол­нии, пора­жая колон­ны, дере­вья, а порой и соб­ст­вен­ные свои ста­туи; уби­ва­ет без­вин­ную ско­ти­ну, остав­ляя без­на­ка­зан­ны­ми свя­тотат­цев, убийц, под­жи­га­те­лей; при­зы­ва­ет на совет богов, как буд­то у само­го Юпи­те­ра ума недо­ста­точ­но? Буд­то сам по себе он пус­ка­ет мир­ные и радост­ные мол­нии, для того же, чтобы запу­стить зло­вред­ную и губи­тель­ную, необ­хо­ди­мо уча­стие целой тол­пы божеств?

2. Если ты спро­сишь мое­го мне­ния, я ска­жу тебе так: вряд ли тупо­умие древ­них было так вели­ко, чтобы они счи­та­ли Юпи­те­ра неспра­вед­ли­вым или недо­ста­точ­но разум­ным. Он мечет мол­нии, кото­рые пора­жа­ют невин­ных, минуя зло­де­ев; так что же, он не захо­тел бро­сать их более спра­вед­ли­вым обра­зом или про­сто не сумел?

3. Что имен­но хоте­ли ска­зать этим древ­ние? Муд­рей­шие мужи реши­ли, что для обузда­ния неве­же­ст­вен­ных душ необ­хо­дим страх неот­вра­ти­мо­го [нака­за­ния]⁵⁵; мы долж­ны боять­ся чего-то, что выше нас. При столь дерз­ком раз­гу­ле пре­ступ­но­сти полез­но было, чтобы суще­ст­во­ва­ло нечто, с чем никто и не меч­тал бы поме­рить­ся сила­ми; и вот для устра­ше­ния тех, кого лишь угро­за может заста­вить полю­бить чест­ность, они поме­сти­ли над наши­ми голо­ва­ми караю­ще­го судию, при­чем воору­жен­но­го.

Гла­ва XLIII

1. Но поче­му же Юпи­тер один посы­ла­ет мир­ную мол­нию, а по сове­ту и реше­нию осталь­ных богов — губи­тель­ную? — А пото­му, счи­та­ли они, что тво­рить милость может и один Юпи­тер, то есть царь, карать же он может толь­ко по реше­нию мно­гих.

2. Пусть усво­ят этот урок те, кому доста­лась боль­шая власть над людь­ми: пусть не мечут мол­ний, не посо­ве­то­вав­шись; пусть при­зо­вут мно­гих, выслу­ша­ют их мне­ния, пусть будут уме­рен­ны в карах, пом­ня о том, что даже Юпи­тер не выно­сит реше­ния в оди­ноч­ку там, где нуж­но разить.

Гла­ва XLIV

1. Едва ли древ­ние были настоль­ко нера­зум­ны, чтобы пола­гать, буд­то Юпи­тер меня­ет виды сво­его ору­жия. Такое пред­став­ле­ние при­лич­но толь­ко поэ­ти­че­ской воль­но­сти:

Мол­ния есть и дру­гая, полег­че; дес­ни­ца Кик­ло­пов⁵⁶
Мень­ше вло­жи­ла в нее сви­ре­по­сти, пла­ме­ни, гне­ва;
Боги зовут ее «доб­рым копьем» (вто­рым у Зеве­са)⁵⁷.

Но те пре­вос­ход­ней­шие мужи не впа­да­ли в подоб­ное заблуж­де­ние и не дума­ли, что Юпи­тер поль­зу­ет­ся то тяж­ки­ми мол­ни­я­ми, то более лег­ки­ми и игру­шеч­ны­ми. Про­сто они захо­те­ли пре­по­дать урок тем, кто дол­жен пора­жать караю­щей мол­нией чело­ве­че­ские пре­гре­ше­ния: не все сле­ду­ет нака­зы­вать оди­на­ко­во; одних доста­точ­но слег­ка шлеп­нуть, дру­гих надо при­ши­бить на месте и иско­ре­нить, третьим хва­тит пре­до­сте­ре­же­ния.

Гла­ва XLV

1. Не вери­ли они и в то, буд­то мол­нии мечет соб­ст­вен­ной сво­ей рукой такой Юпи­тер, како­му мы покло­ня­ем­ся [в свя­щен­ных изо­бра­же­ни­ях] на Капи­то­лии и в дру­гих хра­мах. Они под­ра­зу­ме­ва­ли того же Юпи­те­ра, что и мы, пра­ви­те­ля и хра­ни­те­ля все­лен­ной, душу и дух мира, вла­ды­ку и созда­те­ля миро­зда­ния. Ему под­хо­дит любое имя⁵⁸.

2. Хочешь, назо­ви его Судь­бой — не оши­бешь­ся; все на све­те зави­сит от него, он — при­чи­на при­чин. Если угод­но, назы­вай его Про­виде­ни­ем, и будешь прав; имен­но его про­виде­ни­ем соблюда­ет­ся этот мир, дабы без помех шел он к сво­ей цели и совер­шал все свои отправ­ле­ния. Хочешь, зови его При­ро­дой; и тут не погре­шишь про­тив исти­ны; имен­но он поро­дил все, его духом мы живы⁵⁹. А хочешь, зови его Миром, и тут ты не обма­нешь­ся; ибо он — это все, что ты видишь, все это целое; он при­сут­ст­ву­ет во всех сво­их частях, под­дер­жи­вая их суще­ст­во­ва­ние и свое соб­ст­вен­ное. То же самое дума­ли о нем этрус­ки; они утвер­жда­ли, что мол­нии посы­ла­ют­ся Юпи­те­ром, ибо зна­ли, что без него ниче­го не совер­ша­ет­ся.

Гла­ва XLVI

Но поче­му же Юпи­тер пора­жа­ет невин­ных и не тро­га­ет тех, кого сле­до­ва­ло бы пора­зить? — Этот вопрос слиш­ком серь­е­зен, чтобы раз­би­рать его мимо­хо­дом; мы зай­мем­ся им в свое вре­мя и в сво­ем месте. Пока­мест же я ска­жу толь­ко, что мол­нии посы­ла­ют­ся не [непо­сред­ст­вен­но] Юпи­те­ром, но все [в мире] устро­е­но так, что даже то, что совер­ша­ет­ся не им, совер­ша­ет­ся все же не бес­смыс­лен­но, а вся­кий смысл — от него. Так что если чего-то Юпи­тер и не дела­ет, все рав­но имен­но он сде­лал так, чтобы это совер­ши­лось. Он сам не участ­ву­ет во всех делах каж­до­го отдель­но­го [чело­ве­ка] и во вся­ком собы­тии, но при­чи­на, и сила, и орудие, бла­го­да­ря кото­рым совер­ша­ет­ся что бы то ни было на све­те, исхо­дят от него.

Гла­ва XLVII

Но вот с тем, как этрус­ки делят мол­нии, я не согла­шусь. Они гово­рят, что мол­нии быва­ют либо дли­тель­ные, либо опре­де­лен­ные, либо допус­каю­щие отсроч­ку⁶⁰. Дли­тель­ные мол­нии воз­ве­ща­ют не одно какое-нибудь собы­тие, но целую их после­до­ва­тель­ность на про­тя­же­нии всей жиз­ни чело­ве­ка или государ­ства, охва­ты­вая все его буду­щее; такие мол­нии явля­ют­ся в момент, когда чело­век или город пере­хо­дят в какое-то новое состо­я­ние, напри­мер, когда кто-нибудь всту­па­ет во вла­де­ние наслед­ст­вен­ным иму­ще­ст­вом. Опре­де­лен­ные мол­нии все­гда обо­зна­ча­ют нечто, отно­ся­ще­е­ся имен­но к дан­но­му вре­ме­ни. Допус­каю­щие отсроч­ку — это такие мол­нии, чьи угро­зы нель­зя пред­от­вра­тить или отме­нить, но мож­но отсро­чить их испол­не­ние.

Гла­ва XLVIII

1. Объ­яс­ню, поче­му я не могу согла­сить­ся с таким деле­ни­ем. Дело в том, что и та мол­ния, кото­рую они зовут дли­тель­ной, тоже опре­де­лен­на, ибо она точ­но так же отве­ча­ет извест­но­му сро­ку и не ста­но­вит­ся менее опре­де­лен­ной отто­го, что пред­ве­ща­ет мно­гое; опре­де­лен­на и та мол­ния, кото­рая у них счи­та­ет­ся допус­каю­щей отсроч­ку: ведь они сами при­зна­ют, что отсроч­ка, какую мож­но вымо­лить, стро­го огра­ни­че­на — част­ные мол­нии мож­но ото­дви­нуть не более чем на десять лет, обще­ст­вен­ные — не более чем на трид­цать; таким обра­зом, и они опре­де­лен­ны, посколь­ку уста­нов­ле­на гра­ни­ца, долее кото­рой невоз­мож­но прось­ба­ми ото­дви­нуть испол­не­ние их угроз. Итак, вся­кой мол­нии и вся­ко­му собы­тию назна­чен срок — ведь неопре­де­лен­ное и постичь невоз­мож­но.

2. О том, что в мол­нии заслу­жи­ва­ет изу­че­ния, этрус­ки гово­рят вскользь и меж­ду про­чим. Они мог­ли бы разде­лить их — хотя бы так, как разде­лил фило­соф Аттал⁶¹, посвя­тив­ший себя этой нау­ке: он выяс­нял, где яви­лась мол­ния, когда, кому, при каких обсто­я­тель­ствах, какая имен­но и какой вели­чи­ны. Но если бы я захо­тел рас­пре­де­лять их по отде­лам, у меня не оста­лось бы вре­ме­ни ни на что дру­гое. Это уве­ло бы меня в бес­ко­неч­ность.

Гла­ва XLIX

1. Теперь я толь­ко пере­чис­лю назва­ния, какие дает раз­ным мол­ни­ям Цеци­на, и ска­жу, что я о них думаю. Он гово­рит, что мол­нии быва­ют тре­бу­ю­щие, кото­рые тре­бу­ют испол­не­ния про­пу­щен­ных обрядов или повто­ре­ния совер­шен­ных не по обы­чаю; пред­у­преж­даю­щие, кото­рые ука­зы­ва­ют, чего сле­ду­ет осте­ре­гать­ся; смер­то­нос­ные, пред­ве­щаю­щие смерть и изгна­ние; обман­чи­вые, несу­щие вред под видом како­го-нибудь бла­га: они дают кон­суль­скую власть, кото­рая обо­ра­чи­ва­ет­ся впо­след­ст­вии бедой для тех, кто обле­чен ею; дают наслед­ство, за выго­ды кото­ро­го при­хо­дит­ся пла­тить боль­ши­ми непри­ят­но­стя­ми; пугаю­щие, несу­щие види­мость опас­но­сти без самой опас­но­сти;

2. отме­ня­ю­щие, кото­рые уни­что­жа­ют угро­зы преды­ду­щих мол­ний; удо­сто­ве­ря­ю­щие, кото­рые под­твер­жда­ют преды­ду­щие; при­зем­лен­ные, кото­рые слу­ча­ют­ся в закры­том поме­ще­нии; покры­ваю­щие, кото­рые уда­ря­ют в пред­ме­ты, уже преж­де пора­жен­ные мол­нией, если не было совер­ше­но иску­пи­тель­ных обрядов; цар­ские — когда мол­ния попа­да­ет на форум, коми­ций или в места, где соби­ра­ет­ся пра­ви­тель­ство сво­бод­но­го горо­да; они зна­ме­ну­ют для граж­дан угро­зу цар­ской вла­сти;

3. под­зем­ные — когда огонь выска­ки­ва­ет из-под зем­ли; госте­при­им­ные, кото­рые вызы­ва­ют — или, если вос­поль­зо­вать­ся их [этрус­ков] более мяг­ким выра­же­ни­ем, при­гла­ша­ют — Юпи­те­ра при­сут­ст­во­вать при наших жерт­во­при­но­ше­ни­ях; при этом, одна­ко, сле­ду­ет осте­ре­гать­ся, как бы при­гла­шен­ный не раз­гне­вал­ся: гово­рят, что при­ход его сопря­жен с чрез­вы­чай­ной опас­но­стью для при­гла­шаю­щих⁶²; помо­гаю­щие, кото­рые при­хо­дят по при­зы­ву и ко бла­гу при­зы­вав­ших⁶³.

Гла­ва L

1. Насколь­ко про­ще было деле­ние, какое при­ме­нял наш Аттал — выдаю­щий­ся муж, соеди­нив­ший этрус­скую нау­ку с гре­че­ской тон­ко­стью: неко­то­рые мол­нии озна­ча­ют нечто, касаю­ще­е­ся нас; дру­гие не озна­ча­ют ниче­го либо нечто такое, чего смысл до нас не дохо­дит.

2. Сре­ди озна­чаю­щих нечто есть бла­го­при­ят­ные, есть зло­ве­щие, есть сме­шан­ные, есть ни бла­го­при­ят­ные, ни зло­ве­щие. Зло­ве­щие быва­ют сле­дую­щих видов: они зна­ме­ну­ют либо неиз­беж­ное зло, либо такое, какое мож­но умень­шить или пред­от­вра­тить с помо­щью обрядов. Бла­го­при­ят­ные пред­ве­ща­ют либо посто­ян­ные, либо ско­ро­пре­хо­дя­щие радо­сти. Сме­шан­ные либо несут нечто отча­сти хоро­шее, отча­сти дур­ное; либо пре­вра­ща­ют дур­ное в хоро­шее, а хоро­шее — в дур­ное. Ни бла­го­при­ят­ные, ни зло­ве­щие — это те, что пред­ве­ща­ют нам какое-либо дело, кото­ро­му не при­хо­дит­ся ни ужа­сать­ся, ни радо­вать­ся — напри­мер путе­ше­ст­вие, не про­буж­даю­щее в нас ни стра­ха, ни надеж­ды.

Гла­ва LI

Перей­ду к мол­ни­ям, кото­рые озна­ча­ют нечто, не име­ю­щее, одна­ко, отно­ше­ния к нам; напри­мер, что в этом году еще раз слу­чит­ся такая же мол­ния, какая уже была⁶⁴. Мол­нии, не озна­чаю­щие ниче­го, или зна­че­ние кото­рых от нас усколь­за­ет — это такие, что пада­ют, напри­мер, в откры­тое море или в без­люд­ные пусты­ни⁶⁵; у них либо нет ника­ко­го зна­че­ния, либо оно про­па­да­ет пона­прас­ну.

Гла­ва LII

1. Добав­лю еще несколь­ко слов о силе мол­нии. Не вся­кое веще­ство она раз­ру­ша­ет оди­на­ко­во. На более креп­кое — обру­ши­ва­ет­ся с бо́льшим неистов­ст­вом, пото­му что встре­ча­ет сопро­тив­ле­ние; сквозь подат­ли­вое порою про­хо­дит, вовсе не при­чи­нив вреда. С кам­нем, желе­зом и про­чи­ми очень твер­ды­ми веще­ства­ми она всту­па­ет в бой: ей при­хо­дит­ся про­кла­ды­вать себе путь сквозь них, кида­ясь в наступ­ле­ние, — толь­ко так она нахо­дит себе выход; напро­тив, мяг­кие и неплот­ные веще­ства она щадит, хотя они, как нетруд­но заме­тить, лег­ко­вос­пла­ме­ни­мы, пото­му что здесь ей откры­ты вход и выход — вот она и сви­реп­ст­ву­ет мень­ше. Так, я уже гово­рил, что лежав­шие в шка­тул­ке день­ги нахо­дят рас­плав­лен­ны­ми, в то вре­мя как шка­тул­ка цела: тон­чай­ший огонь про­хо­дит сквозь неза­мет­ные отвер­стия в дре­ве­сине, но, наткнув­шись внут­ри нее на нечто плот­ное и непо­дат­ли­вое, сокру­ша­ет его.

2. Таким обра­зом, мол­ния, как я гово­рил, сви­реп­ст­ву­ет не везде оди­на­ко­во: из харак­те­ра повреж­де­ний ты увидишь, какая имен­но сила нанес­ла их, и рас­по­зна­ешь мол­нию по ее делам. Ино­гда, впро­чем, одна и та же мол­ния воздей­ст­ву­ет на одно и то же веще­ство по-раз­но­му, как, напри­мер, на дере­во: наи­бо­лее сухое в нем — сжи­га­ет, наи­бо­лее твер­дое и плот­ное — про­би­ва­ет и лома­ет; верх­ний слой коры раз­но­сит в щеп­ки, нахо­дя­ще­е­ся под ней лыко разди­ра­ет и треп­лет, листья дыря­вит и обры­ва­ет. Вино замо­ра­жи­ва­ет, желе­зо и медь пла­вит.

Гла­ва LIII

1. Уди­ви­тель­но, что замо­ро­жен­ное мол­нией вино, когда вер­нет­ся в пер­во­на­чаль­ное состо­я­ние, уби­ва­ет, будучи выпи­то, либо сво­дит с ума. Я раз­мыш­лял, отче­го бы это мог­ло слу­чать­ся, и вот что при­шло мне в голо­ву. У мол­нии есть смер­то­нос­ная сила; похо­же, что какой-то дух (spi­ri­tus) ее оста­ет­ся в жид­ко­сти, кото­рую мол­ния уплот­ни­ла и замо­ро­зи­ла: ведь жид­кость не ока­за­лась бы свя­за­на, если бы ей не было при­да­но нечто вяжу­щее.

2. К тому же мас­ло и любая мазь после уда­ра мол­нии отвра­ти­тель­но пах­нут; зна­чит, в тон­чай­шем огне, направ­лен­ном вопре­ки сво­ей при­ро­де, при­сут­ст­ву­ет некая смер­то­нос­ная сила, уби­ваю­щая не толь­ко сво­им уда­ром, но и дыха­ни­ем. Кро­ме того, везде, где упа­ла мол­ния, оста­ет­ся несо­мнен­ный запах серы; по при­ро­де сво­ей тяж­кий, он сво­дит с ума силь­но нады­шав­ших­ся им.

3. Но вер­нем­ся к это­му на досу­ге. Может быть, тогда мне захо­чет­ся пока­зать, как все эти иссле­до­ва­ния про­ис­тек­ли из фило­со­фии — мате­ри искусств. Она впер­вые и иссле­до­ва­ла при­чи­ны вещей, и наблюда­ла их дей­ст­вия, и сопо­став­ля­ла нача­ла вещей с тем, что из них выхо­дит — имен­но это луч­ше все­го было бы сде­лать при изу­че­нии мол­нии.

Гла­ва LIV

1. Теперь перей­ду к мне­нию Посидо­ния⁶⁶. Зем­ля и все зем­ное выды­ха­ет [испа­ре­ния] — частью влаж­ные, частью сухие и дым­ные; послед­ние состав­ля­ют пищу для мол­ний, пер­вые — для дождей. Сухие и дым­ные [испа­ре­ния], попав в воздух, не пере­но­сят заклю­че­ния в обла­ках и раз­ры­ва­ют их. Отсюда звук, кото­рый мы зовем гро­мом.

2. А то, что рас­пы­ля­ет­ся в самом возду­хе, тоже ста­но­вит­ся сухим и горя­чим; попав в заклю­че­ние, оно точ­но так же ищет выхо­да и выхо­дит с гро­хотом, при­чем ино­гда выры­ва­ет­ся все сра­зу, и от это­го звук полу­ча­ет­ся силь­нее, ино­гда же — частя­ми и поне­мно­гу.

3. Итак, гром про­из­во­дит этот дви­жу­щий­ся воздух (spi­ri­tus), когда раз­ры­ва­ет обла­ка или про­ле­та­ет сквозь них; вра­ще­ние возду­ха (spi­ri­tus), запер­то­го в обла­ке, созда­ет мощ­ней­шее тре­ние. Гром есть не что иное, как звук, изда­вае­мый быст­ро дви­жу­щим­ся возду­хом, и он не может про­ис­хо­дить ина­че, как при тре­нии или раз­ры­ве.

Гла­ва LV

1. «Необ­хо­ди­мый для это­го удар про­ис­хо­дит и тогда, — ска­жет [наш оппо­нент], — когда стал­ки­ва­ют­ся меж­ду собой обла­ка». — Но ведь столк­но­ве­ние про­ис­хо­дит непол­ное: не целое обла­ко стал­ки­ва­ет­ся с целым, а часть с частью. К тому же мяг­кое зву­чит, толь­ко если стал­ки­ва­ет­ся с твер­дым: так, при­боя не было бы слыш­но, если бы вол­на не стал­ки­ва­лась с бере­гом.

2. «Огонь, упав­ший в воду, — воз­ра­зит он, — поту­хая, изда­ет звук». — Про­тив это­го я не воз­ра­жаю — это гово­рит в мою поль­зу: ибо в подоб­ном слу­чае не огонь про­из­во­дит звук, а дви­жу­щий­ся воздух (spi­ri­tus), выхо­дя­щий через туша­щую огонь воду. Усту­паю тебе — пусть и воз­ни­ка­ет, и поту­ха­ет огонь в обла­ке — все рав­но он рож­да­ет­ся от дви­же­ния возду­ха (spi­ri­tus) и тре­ния.

3. «А раз­ве не может какая-нибудь из паду­чих звезд зале­теть в обла­ко и там погас­нуть?» — Думаю, что ино­гда может слу­чить­ся и такое; но сей­час мы ищем есте­ствен­ную и посто­ян­ную при­чи­ну, а не ред­кую и слу­чай­ную. Допу­стим, я при­знаю, что ты прав: ино­гда после гро­ма дей­ст­ви­тель­но вспы­хи­ва­ют огни, похо­жие на паду­чие, летя­щие звезды: но гром воз­ни­ка­ет не из-за них — раз­ве что по чистой слу­чай­но­сти гром про­ис­хо­дит в то же вре­мя, что и это явле­ние.

4. Клидем⁶⁷ гово­рит, что вспыш­ка мол­нии — не огонь, а пустая види­мость. Так ночью оста­ет­ся в воде све­тя­щий­ся след от дви­же­ния весел. При­мер непо­д­хо­дя­щий. Там све­че­ние явля­ет­ся внут­ри самой воды; а то, кото­рое воз­ни­ка­ет в возду­хе, выры­ва­ет­ся и выска­ки­ва­ет из него.

Гла­ва LVI

1. Герак­лит счи­та­ет зар­ни­цу чем-то напо­до­бие пер­во­го нестой­ко­го пла­ме­ни наше­го огня, когда он, пыта­ясь раз­го­реть­ся, то уга­са­ет, то вспы­хи­ва­ет. Древ­ние назы­ва­ли это ful­geb­ra — спо­ло­ха­ми. Гром мы назы­ваем to­nit­rua — во мно­же­ст­вен­ном чис­ле; а древ­ние гово­ри­ли to­nit­rus или to­nus — я нашел это у Цеци­ны; он, меж­ду про­чим, был не лишен дара сло­ва и в свое вре­мя мог бы крас­но­ре­чи­ем заво­е­вать себе имя, если бы его не затми­ла Цице­ро­но­ва сла­ва.

2. Гово­ря о свер­ка­нии мол­нии, древ­ние употреб­ля­ли тот же гла­гол, что и мы, толь­ко мы рас­тя­ну­ли в нем один слог и гово­рим fulgēre (свер­кать) как splendēre (сиять); они же для обо­зна­че­ния того, как свет вне­зап­но выры­ва­ет­ся из обла­ков, употреб­ля­ли обыч­но крат­кий сред­ний слог и гово­ри­ли fulgēre.

Гла­ва LVII

1. Ты спра­ши­ва­ешь, что я сам думаю о мол­нии: ведь до сих пор рука моя слу­жи­ла лишь изло­же­нию чужих мне­ний. Ска­жу. Зар­ни­ца — это когда вне­зап­но и широ­ко вспы­хи­ва­ет свет. Слу­ча­ют­ся они, когда обла­ка раз­ре­же­ны и воздух пре­вра­ща­ет­ся в огонь, но не нахо­дит доста­точ­но сил, чтобы устре­мить­ся дале­ко.

2. Я думаю, тебя не уди­вит, что дви­же­ние раз­ре­жи­ва­ет воздух, а раз­ре­же­ние вос­пла­ме­ня­ет; так ста­но­вит­ся жид­ким литой сна­ряд, пущен­ный из ката­пуль­ты, и от тре­ния возду­ха, слов­но от огня, роня­ет свин­цо­вые кап­ли. Отто­го-то летом и боль­ше все­го мол­ний, что боль­ше все­го жара: ведь от тре­ния двух нагре­тых пред­ме­тов лег­че полу­ча­ет­ся огонь.

3. И зар­ни­ца, кото­рая толь­ко сия­ет, и мол­ния, кото­рая устрем­ля­ет­ся вниз, полу­ча­ют­ся оди­на­ко­во. Но у пер­вой мень­ше силы, и пита­ния мень­ше; чтобы выра­зить мою мысль одним сло­вом, мол­ния — это уси­лен­ная зар­ни­ца. Итак, когда горя­чая и дым­ная при­ро­да, выде­лен­ная зем­лей, попа­да­ет в обла­ка и дол­го внут­ри них вра­ща­ет­ся, она в кон­це кон­цов выры­ва­ет­ся и, не имея сил, про­из­во­дит сия­ние;

4. там же, где у этих зар­ниц было боль­ше пита­тель­но­го веще­ства и они вспых­ну­ли с боль­шей энер­ги­ей, там они не толь­ко явля­ют­ся гла­зам, но и пада­ют на зем­лю.

Неко­то­рые пола­га­ют, что мол­ния все­гда воз­вра­ща­ет­ся назад; неко­то­рые — что она оста­ет­ся вни­зу, в тех слу­ча­ях, когда в ней пере­ве­сят ее пита­тель­ные веще­ства и когда она уда­ря­ла вниз с недо­ста­точ­но боль­шой силой.

Гла­ва LVIII

1. «Но отче­го же мол­ния явля­ет­ся вне­зап­но, отче­го не горит посто­ян­ным непре­рыв­ным огнем?» — Отто­го, что в сво­ем изу­ми­тель­но быст­ром дви­же­нии она одно­вре­мен­но и раз­ры­ва­ет обла­ка, и зажи­га­ет воздух, а затем, когда дви­же­ние зати­ха­ет, и пла­мя пере­ста­ет. Ведь бег дви­жу­ще­го­ся возду­ха (spi­ri­tus) не посто­я­нен настоль­ко, чтобы огонь мог непре­рыв­но рас­про­стра­нять­ся. Вся­кий раз, как он, бро­са­ясь туда и сюда, с силой вос­пла­ме­нит­ся от это­го, он устрем­ля­ет­ся в бег­ство; затем, когда он вырвет­ся и бит­ва пре­кра­тит­ся, он, по той же самой при­чине, либо несет­ся до самой зем­ли, либо рас­сы­па­ет­ся рань­ше, если был вытолк­нут с мень­шей силой.

2. «Поче­му она несет­ся не по пря­мой?» — Пото­му, что состо­ит из дви­жу­ще­го­ся возду­ха (spi­ri­tu), а он — кри­вой (ob­li­quus) и изви­ли­стый (fle­xuo­sus); и пото­му, что при­ро­да зовет огонь вверх, а наси­лие тол­ка­ет его вниз, и путь начи­на­ет искрив­лять­ся, в то вре­мя как ни одна сила не усту­па­ет дру­гой и огонь стре­мит­ся ввысь, а тол­ка­ет­ся кни­зу.

3. Поче­му часто пора­жа­ют­ся мол­нией вер­ши­ны гор? — Пото­му что они нахо­дят­ся напро­тив обла­ков на пути падаю­щих с неба мол­ний.

Гла­ва LIX

1. Я знаю, чего ты дав­ным-дав­но ждешь, чего доби­ва­ешь­ся от меня. «Я пред­по­чел бы, — ска­жешь ты, — не боять­ся мол­ний, чем знать о них все; так что ты дру­гих учи, как они полу­ча­ют­ся; что до меня, то я хочу изба­вить­ся от стра­ха перед ними, а не при­ро­ду их рас­смат­ри­вать».

2. После­дую тво­е­му при­зы­ву. И в самом деле: ко вся­ко­му делу, ко вся­кой беседе сле­ду­ет при­ме­ши­вать что-нибудь поучи­тель­ное. Когда мы про­ни­ка­ем в тай­ны при­ро­ды, когда рас­смат­ри­ва­ем боже­ст­вен­ное, дух дол­жен быть осво­бож­ден от сво­их неду­гов, дол­жен быть вре­мя от вре­ме­ни укреп­ля­ем, — это необ­хо­ди­мо и уче­ным, и тем, кто толь­ко этим и зани­ма­ет­ся; не для того, чтобы избе­жать уда­ров, — ибо со всех сто­рон сып­лют­ся в нас стре­лы, — но для того, чтобы пере­но­сить их с муже­ст­вом и посто­ян­ст­вом. Мы можем не потер­петь пора­же­ния; не под­вер­гать­ся напа­де­ни­ям мы не можем.

3. Впро­чем, несмот­ря ни на что, мож­но наде­ять­ся, что и напа­де­ний мы можем избе­жать. Ты спро­сишь: «Каким обра­зом?» — Пре­зи­рай смерть, и для тебя станет пре­зрен­но все, что ведет к смер­ти, будь то вой­ны или кораб­ле­кру­ше­ния, уку­сы диких зве­рей или тяжесть вне­зап­но обру­ши­ваю­щих­ся раз­ва­лин.

4. Раз­ве они спо­соб­ны сде­лать что-нибудь боль­шее, чем отде­лить душу от тела? Но это­го ника­кая осто­рож­ность не избе­жит, ника­кая удач­ли­вость не дару­ет, ника­кая власть не добьет­ся. Все эти ужа­сы слу­чай рас­пре­де­ля­ет по-раз­но­му; смерть при­зы­ва­ет всех рав­но; раз­гне­ва­ны боги или бла­го­склон­ны — при­хо­дит­ся уми­рать.

5. Само отча­я­ние может при­дать духу. Трус­ли­вей­шие живот­ные, рож­ден­ные при­ро­дой для бег­ства, ока­зав­шись в без­вы­ход­ном поло­же­нии, отва­жи­ва­ют­ся со сво­и­ми нево­ин­ст­вен­ны­ми тела­ми на бит­ву. Нет вра­га страш­нее, чем враг, загнан­ный в тупик и отто­го храб­рый: необ­хо­ди­мость исправ­ля­ет тру­са гораздо реши­тель­нее, чем доб­ро­де­тель; ины­ми сло­ва­ми, вели­кий дух и дух отча­яв­ший­ся спо­соб­ны отва­жить­ся по мень­шей мере на рав­ное.

6. Поло­жим, что мы, в том что каса­ет­ся смер­ти, в поло­же­нии отча­ян­ном. Да так оно и есть. Так и есть, Луци­лий: мы все обре­че­ны смер­ти. Весь этот народ, какой ты видишь, и весь, какой ты можешь вооб­ра­зить себе где бы то ни было, при­ро­да ско­ро отзо­вет назад и схо­ро­нит — под вопро­сом толь­ко срок, а не суть дела: рань­ше ли, поз­же ли, а при­хо­дит­ся отправ­лять­ся туда же.

7. Так что ж? Раз­ве не пока­жет­ся тебе трус­ли­вей­шим и глу­пей­шим из людей тот, кто бес­пре­стан­но молит об отсроч­ке смер­ти? Неуже­ли не стал бы ты пре­зи­рать того, кто, создан­ный одним из обре­чен­ных на гибель, при­нял­ся бы выпра­ши­вать, как бла­го­де­я­ния, поз­во­ле­ния под­ста­вить шею послед­ним? — Мы дела­ем то же; уме­реть поз­же — для нас вещь дра­го­цен­ная.

8. Всем выне­сен смерт­ный при­го­вор; и при­го­вор этот в выс­шей сте­пе­ни спра­вед­лив и слу­жит обыч­но вели­чай­шим уте­ше­ни­ем для тех, кому пред­сто­ит пре­тер­петь послед­ние муки: у всех нас одна при­чи­на, один и жре­бий. Если бы нас вел на казнь судья или маги­ст­рат, мы сле­до­ва­ли бы за ним и послуш­но пред­ста­ли бы перед нашим пала­чом; но какая раз­ни­ца, по при­ка­зу или по рож­де­нию идем мы навстре­чу смер­ти?

9. О безу­мец, ты забыл о сво­ей хруп­ко­сти, если боишь­ся смер­ти, толь­ко когда грянет гром! Раз­ве от него зави­сит твоя сотво­рен­ность? Ты что, все­гда будешь жить, если избе­жишь мол­нии? Тебе гро­зит меч, камень, лихо­рад­ка. Мол­ния — не самая страш­ная из гро­зя­щих тебе опас­но­стей, она — самая замет­ная.

10. Раз­ве пло­хо тебе будет, если бес­ко­неч­ная ско­рость уда­ра не даст тебе даже ощу­тить, что ты уми­ра­ешь; если твою смерть сопро­во­дят свя­щен­ные обряды; если, хотя бы в тот момент, когда ты будешь испус­кать дух, ты не будешь совер­шен­но лиш­ним, а ста­нешь зна­ме­ни­ем чего-то вели­ко­го? Что пло­хо­го, если тебя похо­ро­нят вме­сте с мол­нией?⁶⁸

11. Но ты дро­жишь от гро­ма небес­но­го и тре­пе­щешь от пусто­го обла­ка, ты пада­ешь замерт­во каж­дый раз, как что-нибудь сверкнет. Ты что же, дума­ешь, что достой­нее погиб­нуть от поно­са, чем от мол­нии? А нет, так тем муже­ст­вен­нее под­ни­мись навстре­чу угро­зам неба, и пусть вос­пла­ме­нит­ся весь мир — помни о том, что с такой смер­тью ты ниче­го не теря­ешь.

12. А если ты веришь, что имен­но для тебя гото­вит­ся это небес­ное смя­те­ние, эта схват­ка бурь, что ради тебя несут­ся и стал­ки­ва­ют­ся с оглу­ши­тель­ным гро­хотом тучи, что ради тво­ей поги­бе­ли высе­ка­ет­ся такая гро­ма­да огня, — тогда уте­шай­ся тем, что смерть твоя сто­ит так доро­го.

13. Но для подоб­но­го сооб­ра­же­ния не будет места: гро­мо­вый удар мило­стив к наше­му стра­ху, и в чис­ле его пре­иму­ществ то, что он пред­ва­ря­ет ожи­да­ние. Если кто и боял­ся когда-нибудь мол­нии, то толь­ко той, кото­рая в него не попа­ла.