Философские трактаты

О судьбе

I. (1) …посколь­ку¹ отно­сит­ся к нра­вам, к тому, что гре­ки назы­ва­ют ἦθος; мы же эту часть фило­со­фии обыч­но назы­ваем «О нра­вах»², но, чтобы обо­га­тить наш латин­ский язык, луч­ше при­сво­ить ей осо­бое назва­ние — «мораль­ная» (mo­ra­lis)³.

Сле­ду­ет так­же объ­яс­нить зна­че­ние и смысл тех выска­зы­ва­ний, кото­рые гре­ки назы­ва­ют ἀξιώμα­τα, т. е. тех, в кото­рых гово­рит­ся что-нибудь о буду­щем и о том, что может состо­ять­ся или не состо­ять­ся. Вопрос об их зна­че­нии явля­ет­ся тем­ным. Фило­со­фы назы­ва­ют их выска­зы­ва­ни­я­ми περὶ δυ­νατῶν. И все это отно­сит­ся к «логи­ке», кото­рую я назы­ваю искус­ст­вом рас­суж­де­ния.

В дру­гих моих кни­гах: «О при­ро­де богов», а так­же «О диви­на­ции» я посту­пал таким обра­зом, чтобы дать воз­мож­ность каж­дой из сто­рон без пере­ры­ва выска­зать свои мне­ния, а чита­те­лю, чтобы лег­че было одоб­рить то, что ему пока­жет­ся наи­бо­лее заслу­жи­ваю­щим одоб­ре­ния⁴. Но в этом рас­суж­де­нии о судь­бе неко­то­рое слу­чай­ное обсто­я­тель­ство послу­жи­ло мне поме­хой к при­ме­не­нию это­го мето­да.

(2) Слу­чи­лось так, что, когда я нахо­дил­ся в сво­ем Путе­о­лан­ском име­нии⁵, в тех местах в то же вре­мя нахо­дил­ся и Гир­ций, неза­дол­го до того избран­ный кон­су­лом и один из луч­ших моих дру­зей, чело­век чрез­вы­чай­но увлек­ший­ся теми же заня­ти­я­ми, кото­рым и я с юных лет пре­да­вал­ся. Мы мно­го вре­ме­ни про­во­ди­ли вме­сте, чаще все­го обсуж­дая раз­ные пла­ны, как добить­ся уста­нов­ле­ния мира и согла­сия меж­ду граж­да­на­ми. После гибе­ли Цеза­ря, каза­лось, везде появи­лись семе­на новых вол­не­ний, и мы счи­та­ли, что их необ­хо­ди­мо было избе­жать. Почти все наши беседы сво­ди­лись к обсуж­де­нию этих вопро­сов, и это про­дол­жа­лось ряд дней. Но как-то Гир­ций при­шел ко мне в такой день, кото­рый ока­зал­ся сво­бод­ней обыч­но­го от посе­ти­те­лей. Спер­ва мы пого­во­ри­ли о том, что было пред­ме­том наших раз­го­во­ров еже­днев­но и как бы уза­ко­нен­но — о мире и спо­кой­ст­вии.

II. (3) Затем Гир­ций ска­зал: «Теперь ты, хотя упраж­не­ния в ора­тор­ском искус­стве совсем, я наде­юсь, не оста­вил, но, навер­но, на пер­вое место поста­вил фило­со­фию. Так не могу ли я послу­шать от тебя что-нибудь?»⁶

«Ты можешь, — гово­рю, — и послу­шать, и сам пого­во­рить. Я, дей­ст­ви­тель­но, — это ты вер­но ска­зал, — не оста­вил заня­тий ора­тор­ским искус­ст­вом, кото­рым, как я слы­шал, и ты в послед­нее вре­мя заго­рел­ся, хотя и черес­чур пыл­ко. И то, чем я сей­час зани­ма­юсь, не толь­ко не ослаб­ля­ет это искус­ство, но даже дает ему пищу для роста. Ведь ора­тор­ское искус­ство име­ет мно­го обще­го с той фило­соф­ской систе­мой, кото­рой мы сле­ду­ем⁷: ора­тор заим­ст­ву­ет у Ака­де­мии тон­кость мыс­ли, а вза­мен отда­ет ей изоби­лие и кра­соту речи. Так что, — гово­рю, — посколь­ку в нашей вла­сти оба заня­тия, сего­дня тебе выби­рать, каким ты пред­по­чи­та­ешь насла­дить­ся». Гир­ций на это отве­тил: «Очень любез­но с тво­ей сто­ро­ны, и это очень похо­же на тебя, ты ведь все­гда охот­но шел навстре­чу мое­му усер­дию. (4) Но так как с тво­и­ми мне­ни­я­ми об искус­стве крас­но­ре­чия я доста­точ­но зна­ком, и тебя я часто слу­шал и буду слу­шать, а твои “Туску­лан­ские беседы” пока­зы­ва­ют, что ты, дей­ст­ви­тель­но, сле­ду­ешь это­му мето­ду ака­де­ми­ков: при обсуж­де­нии оспа­ри­вать любые выдви­ну­тые поло­же­ния, то сей­час я хотел бы, если это тебя не затруд­нит, пред­ло­жить неко­то­рую тему, о чем я послу­шал бы». «Раз­ве меня может что-нибудь затруд­нить, если тебе это будет при­ят­но, — ска­зал я, — но учти, что слу­шать ты будешь рим­ля­ни­на и чело­ве­ка, кото­рый роб­ко всту­па­ет в этот род обсуж­де­ний и при­том вер­нул­ся к подоб­но­го рода заня­ти­ям после дол­го­го пере­ры­ва».

«Я, — ска­зал Гир­ций, — буду так же вни­ма­тель­но слу­шать твои рас­суж­де­ния, как читал напи­сан­ное тобой. Итак, нач­нем».

III. (5) [Боль­шая лаку­на]… «В неко­то­рых при­ме­рах, как с поэтом Анти­па­тром⁸, как с рож­ден­ным в день зим­не­го солн­це­сто­я­ния, как с бра­тья­ми, одно­вре­мен­но болев­ши­ми⁹, как с мочой, с ног­тя­ми и про­чим в том же роде, игра­ет роль вза­и­мо­дей­ст­вие в при­ро­де¹⁰, и я это­го не исклю­чаю. Но я отри­цаю уча­стие в этом фаталь­ной силы (vis fa­ta­lis). В дру­гих же при­ме­рах мог­ли иметь место какие-то слу­чай­но­сти, как с тем, потер­пев­шим кораб­ле­кру­ше­ние, с Ика­ди­ем, с Дафи­том¹¹. Тут, мне кажет­ся, и Посидо­ний (про­шу про­ще­ния у мое­го учи­те­ля¹²) что-то выду­мы­ва­ет. Ведь это же неле­пость! Как же так? Если Дафи­ту была судь­ба упасть с лоша­ди и от это­го погиб­нуть, так раз­ве с такой “лоша­ди”, кото­рая и лоша­дью-то не была, а толь­ко носи­ла это назва­ние? Или раз­ве ора­кул пред­у­преж­дал Филип­па избе­гать тех колес­ниц чет­вер­ней, кото­рые [выре­за­ют] на руко­ят­ках кин­жа­лов? И раз­ве он руко­ят­кой был убит?¹³ Как буд­то рази­тель­ный при­мер с тем безы­мян­ным потер­пев­шим кораб­ле­кру­ше­ние, кото­рый [при этом спас­ся, а поз­же] уто­нул в сточ­ной кана­ве? Но ведь автор пишет, что ему было пред­опре­де­ле­но погиб­нуть в воде! И кля­нусь Гер­ку­ле­сом, в том, что про­изо­шло с раз­бой­ни­ком Ика­ди­ем, я тоже не вижу ника­кой судь­бы. (6) Ведь никто не пишет, что Ика­дию это было пред­ска­за­но. Что уди­ви­тель­но­го в том, что камень из пеще­ры упал на его голе­ни? Я думаю, что если бы в то вре­мя Ика­дия и не было в пеще­ре, тот камень все рав­но дол­жен был упасть. Пото­му что или совер­шен­но нет ниче­го слу­чай­но­го, или это самое мог­ло про­изой­ти слу­чай­но. Вот я и спра­ши­ваю (поз­же это выяс­нит­ся), если допу­стить, что судь­ба вовсе не име­ет ника­ко­го зна­че­ния, ника­кой при­род­ной силы, а все или почти все про­ис­хо­дит слу­чай­но, про­из­воль­но, по сов­па­де­нию, то раз­ве то, что про­ис­хо­дит, про­изо­шло бы по-дру­го­му?

К чему впу­ты­вать судь­бу, если и без судь­бы для всех вещей нахо­дит­ся осно­ва­ние или в при­ро­де, или в фор­туне?

IV. (7) Но, пожа­луй, Посидо­ния сле­ду­ет по-дру­же­ски оста­вить в покое. Обра­тим­ся к ловуш­кам Хри­сип­па. Спер­ва отве­тим ему, пожа­луй, по пово­ду это­го само­го “вза­и­мо­дей­ст­вия вещей”, а после зай­мем­ся осталь­ны­ми вопро­са­ми.

Мы видим, как силь­но раз­нит­ся при­ро­да раз­лич­ных мест: одни [мест­но­сти] здо­ро­вы, дру­гие гибель­ны; в одних местах [жите­ли] стра­да­ют от насмор­ка, в них как бы избы­ток жид­ко­сти; в дру­гих — высу­ше­ны, сухо­ща­вы¹⁴. И еще во мно­гом дру­гом раз­ли­ча­ют­ся меж­ду собой, и очень силь­но, раз­ные мест­но­сти. В Афи­нах воздух тон­кий, из-за чего жите­ли Атти­ки, как дума­ют, отли­ча­ют­ся тон­ким умом. А в Фивах воздух плот­ный, и поэто­му фиван­цы — люди плот­ные и креп­кие. Но не этот тон­кий воздух при­вел кого-то слу­шать Зено­на или Арке­си­лая, или Тео­ф­ра­с­та, и не плот­ный воздух побудил кого-то доби­вать­ся победы [в играх] не на Ист­ме, а в Немее¹⁵. (8) Как могут мест­ные усло­вия стать при­чи­ной того, что я пред­по­чи­таю про­гу­ли­вать­ся в пор­ти­ке Пом­пея, а не на Мар­со­вом поле? Про­гу­ли­вать­ся с тобой, а не с кем-то дру­гим? Во вре­мя ид, а не календ?¹⁶ Пусть при­род­ные усло­вия на неко­то­рые вещи ока­зы­ва­ют вли­я­ние, на дру­гие — не ока­зы­ва­ют ника­ко­го.

Так­же и воздей­ст­вие звезд вли­я­ет, если хочешь, на неко­то­рые вещи, но бес­спор­но не на все. Но, гово­рит [Хри­сипп], так как люди силь­ней­шим обра­зом отли­ча­ют­ся по сво­им при­род­ным склон­но­стям — одни любят слад­кое, дру­гие пред­по­чи­та­ют с гор­чин­кой, одни сла­до­страст­ны или раз­дра­жи­тель­ны, или жесто­ки, или над­мен­ны, дру­гие испы­ты­ва­ют отвра­ще­ние к этим поро­кам; так как люди настоль­ко раз­лич­ны по сво­ей при­ро­де, то что уди­ви­тель­но­го в том, что эти раз­ли­чия про­изо­шли от раз­ных при­чин?

V. (9) Рас­суж­дая таким обра­зом, он явно не пред­став­ля­ет себе, о чем идет речь и в чем состо­ит при­чи­на. Ибо если кто-то более скло­нен к чему-то по есте­ствен­ным пред­ше­ст­ву­ю­щим при­чи­нам, то это не пото­му, что наши жела­ния и стрем­ле­ния так­же обу­слов­ле­ны есте­ствен­ны­ми и пред­ше­ст­ву­ю­щи­ми при­чи­на­ми. Если бы дело обсто­я­ло таким обра­зом, то ничто не было бы в нашей вла­сти. Я при­знаю, что не от нас зави­сит родить­ся с ост­рым умом или тупым, силь­ным или сла­бым. Но тот, кто из это­го сде­ла­ет вывод, что не в нашей воле даже сидеть или гулять, тот не видит, что за чем сле­ду­ет. Пусть вер­но, что рож­де­ние людей, талант­ли­вых или туго­ду­мов, креп­ких или сла­бых, вызва­но пред­ше­ст­ву­ю­щи­ми при­чи­на­ми, из это­го не сле­ду­ет, что даже то, что они сели или пошли гулять, или дела­ют что-то, тоже пред­опре­де­ле­но и пред­уста­нов­ле­но изна­чаль­ны­ми при­чи­на­ми. (10) Стиль­пон, мегар­ский фило­соф, был, как о нем сооб­ща­ют, чело­ве­ком очень тон­ко­го ума и поль­зо­вал­ся в свое вре­мя боль­шим ува­же­ни­ем. А дру­зья его пишут, что он был и к пьян­ству скло­нен, и жено­лю­бив. Одна­ко пишут они это не в осуж­де­ние Стиль­по­ну, а ско­рее в похва­лу, пото­му что он так сумел нау­кой обуздать и пода­вить пороч­ную нату­ру, что никто нико­гда не видел его пья­ным и не заме­чал в нем и следа похот­ли­во­сти¹⁷. А Сократ? Раз­ве мы не чита­ли, как Сокра­та оха­рак­те­ри­зо­вал Зопир, физио­гно­мик (phy­siog­no­mon), пре­тен­до­вав­ший на то, что он может опре­де­лять харак­тер и нрав чело­ве­ка по его тело­сло­же­нию, по гла­зам, лицу, лбу? Этот Зопир опре­де­лил Сокра­та как чело­ве­ка глу­по­го и тупо­го, так как у него клю­чи­цы не были вогну­ты, а эти части тела, как он гово­рил, явля­ют­ся поме­хой и пре­пят­ст­ви­ем для ума. Вдо­ба­вок он нашел в нем жено­лю­бие, по пово­ду чего Алки­ви­ад, гово­рят, раз­ра­зил­ся хохотом. (11) Но если эти поро­ки могут про­изой­ти от есте­ствен­ных при­чин, то их иско­ре­не­ние и пол­ное уни­что­же­ние — так, чтобы тот самый чело­век, кото­рый был скло­нен к таким поро­кам, пол­но­стью от них изба­вил­ся, — зави­сят уже не от при­род­ных при­чин, а от нашей воли, ста­ра­ния, упраж­не­ния (dis­cip­li­na); и все эти вещи поте­ря­ют вся­кое зна­че­ние, если на осно­ва­нии диви­на­ции под­твер­дят­ся сила и при­ро­да судь­бы.

VI. Если при­знать суще­ст­во­ва­ние диви­на­ции, то како­вы осно­во­по­ло­же­ния это­го искус­ства? Я назы­ваю осно­во­по­ло­же­ни­я­ми то, что по-гре­че­ски назы­ва­ет­ся θεω­ρήμα­τα. Ибо я уве­рен, что как ника­кой зна­ток сво­его дела не может обой­тись без вся­ких осно­во­по­ло­же­ний, так же и те, кото­рые, исполь­зуя диви­на­цию, пред­ска­зы­ва­ют буду­щее. (12) У аст­ро­ло­гов, к при­ме­ру, есть поло­же­ние тако­го рода: “Если кто родил­ся, ска­жем, при вос­хо­де Сири­у­са, тот не умрет в море”. Бере­гись же, Хри­сипп, как бы тебе не про­иг­рать сво­его дела, тут у тебя будет вели­кий спор с очень силь­ным диа­лек­ти­ком Дио­до­ром¹⁸. Раз, ска­жет он, истин­но умо­за­клю­че­ние: “Если кто родил­ся при вос­хо­де Сири­у­са, тот нико­гда не умрет в море”, то истин­но так­же и дру­гое: “Если Фабий родил­ся¹⁹ при вос­хо­де Сири­у­са, то Фабий не умрет в море”. Поэто­му име­ет­ся про­ти­во­ре­чие меж­ду “Фабий родил­ся при вос­хо­де Сири­у­са” и “Фабий есть тот, кто умрет в море”. А так как мы при­ни­ма­ем как досто­вер­ное, что Фабий родил­ся при вос­хо­де Сири­у­са, то будет так­же про­ти­во­ре­чие меж­ду “Фабий суще­ст­ву­ет” и “Ему пред­сто­ит уме­реть в море”, рав­но как и про­ти­во­ре­чие в конъ­юнк­ции: “Фабий суще­ст­ву­ет и Фабий умрет в море”, ибо по усло­вию это­го быть не может. Зна­чит, это “Фабий умрет в море” тако­го рода, что про­изой­ти не может. Итак, все, что лож­но гово­рит­ся о буду­щем, быть не может.

VII. (13) Но это заклю­че­ние для тебя, Хри­сипп, никак не при­ем­ле­мо, и в этом пунк­те у тебя с Дио­до­ром наи­боль­ший спор. Ибо он гово­рит, что толь­ко то может совер­шить­ся, что или истин­но, или долж­но стать истин­ным. И то, что состо­ит­ся в буду­щем, необ­хо­ди­мо долж­но состо­ять­ся, а то, что не состо­ит­ся, то, счи­та­ет он, и не может состо­ять­ся. А ты, Хри­сипп, гово­ришь, что может состо­ять­ся и то, что не состо­ит­ся. Напри­мер, может раз­бить­ся эта гем­ма²⁰, хотя это­го нико­гда и не про­изой­дет. Ты счи­та­ешь, что не необ­хо­ди­мо было, чтобы Кип­сел²¹ стал пра­вить в Корин­фе, хотя это за тыся­чу лет было пред­ска­за­но ора­ку­лом Апол­ло­на. Но если ты дей­ст­ви­тель­но вполне дове­ря­ешь этим боже­ст­вен­ным пред­ска­за­ни­ям, то ты вынуж­ден при­знать и то, что все, что будет лож­но ска­за­но о буду­щем, не может состо­ять­ся. Так, если бы, напри­мер, ска­за­ли, что [Сци­пи­он] Афри­кан­ский овла­де­ет Кар­фа­ге­ном²²; и если это истин­но было бы ска­за­но о буду­щем, и это так и про­изо­шло бы, то ты дол­жен был бы при­знать это необ­хо­ди­мым. (14) Но это все мне­ния Дио­до­ра, рас­хо­дя­щи­е­ся с ваши­ми. Ибо если счи­тать истин­ным выска­зы­ва­ние вро­де “Если ты родил­ся при вос­хо­де Сири­у­са, то не умрешь в море”, то пер­вая часть в нем — “родил­ся при вос­хо­де Сири­у­са” — бес­спор­но необ­хо­ди­ма (так как все истин­ное в про­шлом необ­хо­ди­мо, — это и сам Хри­сипп при­зна­ет, рас­хо­дясь во мне­ни­ях со сво­им учи­те­лем Кле­ан­фом, — необ­хо­ди­мо, пото­му что его невоз­мож­но изме­нить, нель­зя ведь истин­ное в про­шлом пре­вра­тить в лож­ное); если, ста­ло быть, то, что содер­жит­ся в пер­вой части это­го цело­го, есть необ­хо­ди­мое, зна­чит, и то, что за ним сле­ду­ет, так­же необ­хо­ди­мо. Одна­ко Хри­сипп не при­зна­ет это необ­хо­ди­мым во всех слу­ча­ях. А если суще­ст­ву­ет есте­ствен­ная при­чи­на того, поче­му Фабий не умрет в море, то для Фабия смерть в море невоз­мож­на.

VIII. (15) Тут Хри­сипп, вспых­нув, может воз­ра­зить, что хал­деи и дру­гие про­ри­ца­те­ли допус­ка­ют ошиб­ку, выра­жая таким обра­зом свои осно­во­по­ло­же­ния; они долж­ны были вме­сто: “Если кто родил­ся при вос­хо­де Сири­у­са, тот не умрет в море” — луч­ше выра­зить­ся так: “Нет тако­го чело­ве­ка, кото­рый бы и родил­ся при вос­хо­де Сири­у­са, и умрет в море”. Забав­ная воль­ность! Чтобы не столк­нуть­ся с Дио­до­ром, он учит хал­де­ев, как им сле­ду­ет изла­гать свои пра­ви­ла. Спра­ши­ва­ет­ся, одна­ко, если хал­деи ста­нут так выска­зы­вать­ся, что пред­по­чтут отри­ца­ния неопре­де­лен­ных свя­зей [вещей] самим неопре­де­лен­но свя­зан­ным вещам, то поче­му бы так не посту­пить и вра­чу? Или гео­мет­ру? Или дру­гим? Ска­жем, врач выска­жет то, что ему извест­но из его искус­ства, не так: “Если у кого пульс бьет­ся²³ вот таким обра­зом, то у того лихо­рад­ка”, а луч­ше так: “Нет тако­го чело­ве­ка, у кото­ро­го пульс бил­ся бы вот так, и кото­рый не болел бы лихо­рад­кой”. А гео­метр ска­жет не “В шаре наи­боль­шие окруж­но­сти пере­се­ка­ют­ся посредине”, а “Нет таких наи­боль­ших окруж­но­стей в шаре, чтобы не пере­се­ка­лись посредине”. (16) И есть ли что-нибудь вза­и­мо­свя­зан­ное, в чем нель­зя было бы этим спо­со­бом перей­ти к отри­ца­нию свя­зей²⁴. Но ту же самую вещь мож­но пре­об­ра­зо­вать и дру­ги­ми спо­со­ба­ми. К при­ме­ру, я ска­зал: “В шаре наи­боль­шие окруж­но­сти пере­се­ка­ют­ся меж­ду собой посредине”, а могу ска­зать: “Если в шаре будут наи­боль­шие окруж­но­сти…”, могу ска­зать: “Так как в шаре есть наи­боль­шие окруж­но­сти…”, и еще мно­ги­ми спо­со­ба­ми мож­но выра­зить­ся, но ни один из них не будет пре­врат­нее того, кото­рый Хри­сипп сове­ту­ет при­ме­нить хал­де­ям в уго­ду сто­и­кам.

IX. (17) Толь­ко никто из хал­де­ев так не выра­жа­ет­ся, пото­му что, пра­во же, заучить эти рече­вые выкру­та­сы потруд­нее, чем вос­хо­ды и захо­ды созвездий.

Но обра­тим­ся к про­бле­ме, так зани­маю­щей Дио­до­ра, — про­бле­ме, кото­рую назы­ва­ют περὶ δυ­νατῶν; в ней иссле­ду­ет­ся, какое зна­че­ние име­ет то, что может про­изой­ти. По мне­нию Дио­до­ра, толь­ко то́ может про­изой­ти, что либо истин­но в насто­я­щем, либо будет истин­ным в буду­щем. Утвер­ждать так, зна­чит, утвер­ждать, что не про­ис­хо­дит ниче­го тако­го, что не было необ­хо­ди­мо, и что все, что может про­изой­ти, то или уже про­изо­шло, или про­изой­дет в буду­щем. А это зна­чит, что не более воз­мож­но изме­нить истин­ное в лож­ное из того, что про­изой­дет в буду­щем, чем из того, что уже про­изо­шло. Но в отно­ше­нии уже про­ис­шед­ше­го эта невоз­мож­ность оче­вид­на, а в отно­ше­нии буду­ще­го, посколь­ку оно скры­то от нас, это неяс­но. Так, при­ме­ни­тель­но к чело­ве­ку, кото­ро­го постиг­ла смер­тель­ная болезнь, истин­ным будет: “Этот чело­век умрет от этой болез­ни”. Но то же самое, если это истин­но ска­за­но о чело­ве­ке, на кото­ром сила болез­ни не так отра­зи­лась, все же долж­но про­изой­ти. И выхо­дит, что и в буду­щем так­же ниче­го невоз­мож­но изме­нить из истин­но­го в лож­ное. Ведь [выра­же­ние] “Сци­пи­он²⁵ умрет” име­ет такую силу, что хотя оно выска­за­но о буду­щем, одна­ко оно не может быть обра­ще­но в лож­ное: ведь оно выска­за­но о чело­ве­ке, а чело­век необ­хо­ди­мо дол­жен уме­реть. (18) А если бы было ска­за­но: “Сци­пи­он умрет ночью, в сво­ей посте­ли, насиль­ст­вен­ной смер­тью”, то это тоже было бы истин­ное выска­зы­ва­ние, ибо было бы ска­за­но, что про­изой­дет то, что долж­но было про­изой­ти. А то, что это долж­но было про­изой­ти, дока­зы­ва­ет­ся тем, что это дей­ст­ви­тель­но про­изо­шло. Так что “умрет Сци­пи­он” было не более истин­ным, чем “умрет таким вот обра­зом”; уме­реть Сци­пи­о­ну было неиз­беж­но, и не менее неиз­беж­но было ему уме­реть имен­но таким обра­зом. “Сци­пи­он был убит” не может быть изме­не­но из истин­но­го в лож­ное, и точ­но так же не может быть изме­не­но “Сци­пи­он будет убит”. Но хотя это так, все же напрас­но Эпи­кур, испу­гав­шись судь­бы, стал искать защи­ты у ато­мов, сбил их с пря­мо­го пути²⁶ и вме­сте с тем допу­стил сра­зу две непо­сти­жи­мые вещи: во-пер­вых, что что-то может про­изой­ти без при­чи­ны, из чего сле­ду­ет ведь, что из ниче­го может про­изой­ти нечто, а это­го ни сам Эпи­кур, ни дру­гой какой физик не может допу­стить²⁷; во-вто­рых, что когда два ато­ма (in­di­vi­dua) несут­ся через пустоту, то один из них дви­жет­ся по пря­мой, а дру­гой откло­ня­ет­ся. (19) Ведь Эпи­ку­ру, если бы он согла­сил­ся с тем, что вся­кое выска­зы­ва­ние либо истин­но, либо лож­но, мож­но было бы не опа­сать­ся, что все необ­хо­ди­мо про­ис­хо­дит в силу судь­бы. Не в силу веч­ных при­чин, про­ис­те­каю­щих из есте­ствен­ной необ­хо­ди­мо­сти, явля­ет­ся истин­ным то, что выска­за­но в сло­вах “Кар­не­ад посту­пил в Ака­де­мию”, но и не вовсе без при­чин. Есть ведь раз­ни­ца меж­ду при­чи­на­ми, слу­чай­но пред­ше­ст­ву­ю­щи­ми, и при­чи­на­ми, заклю­чаю­щи­ми в себе при­род­ное воздей­ст­вие²⁸. Так, все­гда было истин­ным выска­зы­ва­ние “Эпи­кур умрет, про­жив семь­де­сят два года, при архон­те Пифа­ре­те”, но вовсе не фаталь­ны были при­чи­ны, поче­му это про­изо­шло; но так как это собы­тие про­изо­шло имен­но так, то вер­но, что оно про­изо­шло так, как долж­но было про­изой­ти. (20) Те, кото­рые утвер­жда­ют, что буду­щее невоз­мож­но изме­нить и что невоз­мож­но истин­ное буду­щее пре­вра­тить в лож­ное, вовсе не утвер­жда­ют этим необ­хо­ди­мость судь­бы. Они толь­ко разъ­яс­ня­ют зна­че­ние слов. Но те, кото­рые вво­дят [для объ­яс­не­ния] извеч­ный ряд при­чин, те отни­ма­ют у чело­ве­ка сво­бод­ную волю и пре­вра­ща­ют его в раба судь­бы.

X. Об этом доста­точ­но, рас­смот­рим дру­гие вопро­сы. Заклю­ча­ет Хри­сипп еще сле­дую­щим обра­зом: “Если есть дви­же­ние без при­чи­ны, то не вся­кое выска­зы­ва­ние, что диа­лек­ти­ки назы­ва­ют ἀξίωμα, будет либо истин­ным, либо лож­ным. Ибо то, что не име­ет дей­ст­ву­ю­щих при­чин, то не будет ни истин­ным, ни лож­ным. Но вся­кое выска­зы­ва­ние или истин­но, или лож­но. Сле­до­ва­тель­но, нет дви­же­ния без при­чи­ны. (21) А если это так, то все, что про­ис­хо­дит, про­ис­хо­дит по пред­ше­ст­ву­ю­щим при­чи­нам. А если это так, то все про­из­во­дит­ся судь­бой. И, ста­ло быть, дока­за­но, что все, что про­ис­хо­дит, про­ис­хо­дит в силу судь­бы”.

На это я отве­чу, во-пер­вых, что если бы у меня была охота в чем-то согла­сить­ся с Эпи­ку­ром и, в част­но­сти, с его утвер­жде­ни­ем, что могут быть выска­зы­ва­ния ни истин­ные, ни лож­ные, то я бы ско­рее пошел на такую край­ность, чем согла­сил­ся с тем, что все про­ис­хо­дит в силу судь­бы. Пото­му что мне­ние Эпи­ку­ра еще заслу­жи­ва­ет обсуж­де­ния, но Хри­сип­па — [реши­тель­но] непри­ем­ле­мо²⁹. Хри­сипп изо всех сил ста­ра­ет­ся дока­зать, что вся­кая “акси­о­ма” или истин­на, или лож­на. Эпи­кур опа­са­ет­ся, что если согла­сить­ся с этим, то при­дет­ся согла­сить­ся и с тем, что все, что про­ис­хо­дит, про­ис­хо­дит в силу судь­бы, пото­му что если одно из двух извеч­но истин­но, то оно так­же досто­вер­но, а если досто­вер­но, то так­же необ­хо­ди­мо. Таким обра­зом, счи­та­ет он, утвер­жда­ет­ся и необ­хо­ди­мость и судь­ба. А Хри­сипп точ­но так же боит­ся, что если он не будет под­дер­жи­вать мне­ние, что вся­кое выска­зы­ва­ние либо истин­но, либо лож­но, то ему не удер­жать и утвер­жде­ния, что все про­ис­хо­дит в силу судь­бы и от веч­ных при­чин буду­щих вещей. (22) Но Эпи­кур счи­та­ет, что откло­не­ни­ем ато­ма мож­но избе­жать необ­хо­ди­мость судь­бы. И вот у него родил­ся некий тре­тий вид дви­же­ния, поми­мо тяже­сти и толч­ка³⁰. Атом у него на чуточ­ное рас­сто­я­ние откло­ня­ет­ся (он это назы­ва­ет ἐλά­χισ­τον). Что это откло­не­ние про­ис­хо­дит без при­чи­ны — это он вынуж­ден при­знать если не на сло­вах, то на деле. Ведь атом от ато­ма откло­ня­ет­ся не от толч­ка (pla­ga). Да и как один из них может толк­нуть дру­го­го, если отдель­ные ато­мы, по Эпи­ку­ру, несут­ся под вли­я­ни­ем сво­ей тяже­сти отвес­но, по пря­мым лини­ям. Сле­до­ва­тель­но, если один атом от дру­го­го нико­гда не оттал­ки­ва­ет­ся, то один дру­го­го так­же и не каса­ет­ся. И полу­ча­ет­ся, что даже если есть ато­мы и их откло­не­ние, то они откло­ня­ют­ся без вся­кой при­чи­ны. (23) Эту идею Эпи­кур при­ду­мал вслед­ст­вие того, что опа­сал­ся, как бы, допу­стив веч­ное, есте­ствен­ное и необ­хо­ди­мое дви­же­ние ато­мов от тяже­сти, не лишить­ся нам вся­кой сво­бо­ды дей­ст­вий, посколь­ку и дви­же­ния нашей души так­же опре­де­ля­ют­ся воздей­ст­ви­ем на нее дви­же­ния ато­мов. Но сам изо­бре­та­тель ато­мов, Демо­крит, пред­по­чел при­знать, что все про­ис­хо­дит по необ­хо­ди­мо­сти, чем откло­нять у неде­ли­мых телец их есте­ствен­ное дви­же­ние.

XI. Ост­ро­ум­нее ока­зал­ся Кар­не­ад, кото­рый пока­зал, что эпи­ку­рей­цы мог­ли бы защи­тить свое дело без это­го выду­ман­но­го откло­не­ния. Ибо если бы они учи­ли, что душе могут быть при­су­щи некие само­про­из­воль­ные дви­же­ния, то это была бы для них, конеч­но, луч­шая защи­та, чем вво­дить откло­не­ние, тем более что при­чи­ны его они отыс­кать не могут. Защи­ща­ясь таким обра­зом, эпи­ку­рей­цы мог­ли бы лег­ко отра­зить Хри­сип­па. Пото­му что согла­сив­шись с ним, что ника­кое дви­же­ние невоз­мож­но без при­чи­ны, они мог­ли бы отверг­нуть его утвер­жде­ние, что все про­ис­хо­дя­щее про­ис­хо­дит по пред­ше­ст­ву­ю­щим при­чи­нам, ибо наша воля не нуж­да­ет­ся во внеш­них и пред­ше­ст­ву­ю­щих при­чи­нах. (24) Когда, исполь­зуя ходо­вые выра­же­ния, мы гово­рим: “Такой что-то жела­ет, или не жела­ет, бес­при­чин­но”, то мы хотим этим ска­зать — “без внеш­ней и пред­ше­ст­ву­ю­щей при­чи­ны”, а не без вся­кой. Это так же, как когда мы гово­рим: “Сосуд пустой”, то мы вкла­ды­ва­ем в эти сло­ва иной смысл, чем те физи­ки, для кото­рых пустоты не суще­ст­ву­ет. Мы под­ра­зу­ме­ва­ем, что в сосуде нет, ска­жем, или воды, или вина, или мас­ла. Вот и когда мы гово­рим о бес­при­чин­ном дви­же­нии души, то име­ем в виду отсут­ст­вие пред­ше­ст­ву­ю­щих внеш­них при­чин, но не вовсе без при­чи­ны. О самом ведь ато­ме, кото­рый дви­жет­ся через пустоту его же соб­ст­вен­ным весом и тяже­стью, мож­но ска­зать, что он дви­жет­ся без при­чи­ны, посколь­ку на него извне не дей­ст­ву­ет ника­кая при­чи­на. (25) Но чтобы физи­ки всех нас не высме­я­ли за сло­ва, что нечто про­ис­хо­дит без при­чи­ны, нам сле­ду­ет попра­вить­ся и ска­зать так: “При­ро­да само­го ато­ма тако­ва, что он дви­жет­ся сво­им весом и тяже­стью, и это и есть та самая при­чи­на, по кото­рой он так дви­жет­ся”. Подоб­но это­му не сле­ду­ет искать внеш­них при­чин само­про­из­воль­ных (vo­lun­ta­rii) дви­же­ний души. Ибо этим дви­же­ни­ям свой­ст­вен­на такая при­ро­да, что они в нашей вла­сти и нам пови­ну­ют­ся. Но они не бес­при­чин­ны. При­чи­ною их явля­ет­ся сама их при­ро­да. (26) А если так, то мы вполне можем при­знать, что вся­кое выска­зы­ва­ние либо истин­но, либо лож­но. Но поче­му это обя­зы­ва­ет нас при­знать так­же власть судь­бы над всем, что про­ис­хо­дит в мире? На это Хри­сипп отве­ча­ет: пото­му что ника­кое буду­щее собы­тие не может быть истин­ным, если оно не име­ет при­чин, в силу кото­рых оно долж­но про­изой­ти. Сле­до­ва­тель­но, то, что истин­но, необ­хо­ди­мо долж­но иметь при­чи­ны и, таким обра­зом, то, что про­ис­хо­дит, про­ис­хо­дит в силу судь­бы (fa­to eve­ne­rint).

XII. Вопрос исчер­пан, Хри­сипп, если, конеч­но, тебе необ­хо­ди­мо согла­сить­ся с тем, что или всем управ­ля­ет судь­ба, или что-то может про­изой­ти без при­чи­ны. (27) Но неуже­ли выска­зы­ва­ние “Сци­пи­он захва­тит Нуман­цию”³¹ может счи­тать­ся истин­ным толь­ко в том слу­чае, если сцеп­ле­ние при­чин, иду­щих от веч­но­сти, обу­сло­ви­ло это про­ис­ше­ст­вие? Раз­ве оно не мог­ло бы быть лож­ным, если бы было выска­за­но шесть­сот веков тому назад? А если тогда выска­зы­ва­ние “Сци­пи­он захва­тит Нуман­цию” не было бы истин­ным, то и сей­час, когда этот город уже раз­ру­шен, не явля­ет­ся истин­ным выска­зы­ва­ние “Сци­пи­он захва­тил Нуман­цию”. Пото­му что раз­ве может что-нибудь про­изой­ти, о чем не истин­но было бы ска­за­но, что это про­изой­дет? Как мы назы­ваем истин­ным в про­шлом то, что дей­ст­ви­тель­но про­изо­шло в какой-то момент про­шло­го, так же мы назо­вем истин­ным буду­щее собы­тие, если оно состо­ит­ся в какой-то после­дую­щий момент. (28) Но если мы и долж­ны при­знать, что вся­кое выска­зы­ва­ние либо истин­но, либо лож­но, то из это­го не сле­ду­ет, что все про­ис­хо­дя­щее вызы­ва­ет­ся неиз­мен­ны­ми и веч­ны­ми при­чи­на­ми, кото­рые исклю­ча­ют то, чтобы какое-либо собы­тие про­изо­шло ина­че, чем долж­но было про­изой­ти. Есть ведь и слу­чай­ные при­чи­ны, такие, кото­рые поз­во­ля­ют счи­тать выска­зы­ва­ние вро­де “Катон при­дет в сенат” истин­ным, хотя эти при­чи­ны не вклю­че­ны в при­ро­ду вещей и в мир. И хотя буду­щее, если оно истин­но, так же невоз­мож­но изме­нить, как и про­шлое, не сле­ду­ет из-за это­го пугать­ся судь­бы или необ­хо­ди­мо­сти.

Необ­хо­ди­мо при­знать, что если выска­зы­ва­ние “Гор­тен­зий при­будет в Туску­лан” не истин­но, то, сле­до­ва­тель­но, оно лож­но. Эпи­ку­рей­цы, те, прав­да, счи­та­ют, что выска­зы­ва­ние может не быть ни истин­ным, ни лож­ным, но это невоз­мож­ная вещь. Не запу­та­ет нас так­же и так назы­вае­мый лени­вый софизм ἀργὸς λό­γος, как его назы­ва­ют фило­со­фы, кото­ро­му если под­чи­нить­ся, то надо вооб­ще отка­зать­ся от вся­кой актив­но­сти в жиз­ни. Они ведь, эти фило­со­фы, так рас­суж­да­ют: “Если тебе суж­де­но выздо­ро­веть от этой болез­ни, то возь­мешь ли ты вра­ча или не возь­мешь, выздо­ро­ве­ешь. (29) А если тебе суж­де­но не выздо­ро­веть от этой болез­ни, то возь­мешь ли вра­ча или не возь­мешь, не выздо­ро­ве­ешь. То и дру­гое — от судь­бы. Сле­до­ва­тель­но, звать на помощь вра­ча нет ника­ко­го смыс­ла”.

XIII. Этот вид умо­за­клю­че­ний спра­вед­ли­во назы­ва­ют “лени­вым” или “инерт­ным”, пото­му что при таком обра­зе мыс­лей из жиз­ни исклю­ча­ет­ся вся­кая актив­ность. Мож­но ведь, не употреб­ляя сло­ва “судь­ба”, но при­дер­жи­ва­ясь это­го хода мыс­лей, выска­зать сле­дую­щее поло­же­ние “Если от веч­но­сти было истин­ным «Ты выздо­ро­ве­ешь от этой болез­ни», то возь­мешь ли вра­ча или не возь­мешь, выздо­ро­ве­ешь. Так­же если от веч­но­сти выска­зы­ва­ние «Ты от этой болез­ни выздо­ро­ве­ешь» было лож­ным, то возь­мешь ли вра­ча или не возь­мешь, не выздо­ро­ве­ешь” и так далее. (30) Хри­сипп опро­вер­гал этот софизм. Есть, гово­рил он, в вещах кое-что про­стое и кое-что свя­зан­ное (co­pu­la­ta). В выска­зы­ва­нии “Сократ умрет в такой-то день” гово­рит­ся о про­стом фак­те: опре­де­лен день смер­ти Сокра­та неза­ви­си­мо от того, пред­при­мет ли что-нибудь Сократ или не пред­при­мет. Но если кто пред­ска­жет: “У Лая родит­ся Эдип”, то в этом слу­чае невоз­мож­но ска­зать: “Всту­пит ли Лай в сно­ше­ние с женой или не всту­пит”, пото­му что эти собы­тия свя­зан­ные. Хри­сипп их назы­ва­ет “соопре­де­лен­ны­ми” (con­fa­ta­les); он назы­ва­ет их так пото­му, что так суж­де­но, что Лай с женой дол­жен будет сово­ку­пить­ся, и от это­го Эди­пу до́лжно родить­ся. Это как если бы было ска­за­но: “Милон³² будет состя­зать­ся на Олим­пий­ских играх”, и тот, кто доба­вил бы: “Итак, будет ли у него сопер­ник или не будет ника­ко­го — будет состя­зать­ся”, совер­шил бы ошиб­ку, пото­му что “будет состя­зать­ся” явля­ет­ся свя­зан­ным, ведь без сопер­ни­ка не может быть ника­ко­го состя­за­ния. И все подоб­ные софиз­мы опро­вер­га­ют­ся таким же обра­зом. “Возь­мешь ли вра­ча или не возь­мешь — выздо­ро­ве­ешь” как раз явля­ет­ся таким софиз­мом. Пото­му что обра­ще­ние к вра­чу в такой же мере фаталь­но, как и выздо­ров­ле­ние. Эти собы­тия Хри­сипп, как я ска­зал, назы­ва­ет “соопре­де­лен­ны­ми” (con­fa­ta­lia). XIV. (31) А Кар­не­ад все подоб­но­го рода [софиз­мы] не одоб­рял, а при­веден­ный счи­тал совсем непро­ду­ман­ным. И он при­жи­мал сто­и­ков [к стене] иным спо­со­бом, без вся­ких хит­ро­стей. Вот как он рас­суж­дал: “Если все про­ис­хо­дит по пред­ше­ст­ву­ю­щим при­чи­нам, то, зна­чит, все про­ис­хо­дит в силу есте­ствен­но­го, непре­рыв­но­го сцеп­ле­ния и пере­пле­те­ния при­чин; и если это так, то всем вер­шит необ­хо­ди­мость. А если это вер­но, то ничто не в нашей вла­сти. В дей­ст­ви­тель­но­сти же кое-что в нашей вла­сти. А если бы все совер­ша­лось судь­бой, то это озна­ча­ло бы, что все про­ис­хо­дит по пред­ше­ст­ву­ю­щим при­чи­нам. Зна­чит, не всё, что про­ис­хо­дит, про­ис­хо­дит от судь­бы”. Невоз­мож­но это­му рас­суж­де­нию при­дать более сжа­тую фор­му. (32) Так как если бы кто захо­тел обра­тить это выска­зы­ва­ние и ска­зать: “Если вся­кое буду­щее истин­но от веч­но­сти, так что оно опре­де­лен­но так про­изой­дет, каким обра­зом долж­но про­изой­ти, то все необ­хо­ди­мо про­ис­хо­дит вслед­ст­вие цепи вза­и­мо­свя­зан­ных и вза­и­мо­пе­ре­пле­тен­ных есте­ствен­ных при­чин”, то он этим ниче­го не дока­жет. Ибо есть боль­шая раз­ни­ца, дела­ет ли буду­щее от веч­но­сти истин­ным при­род­ная при­чи­на, или и без этой при­род­ной веч­но­сти мож­но понять, что то́, чему пред­сто­ит про­изой­ти в буду­щем — истин­но. Поэто­му Кар­не­ад гово­рил, что даже сам Апол­лон может пред­ска­зать толь­ко такие буду­щие собы­тия, при­чи­ны кото­рых содер­жат­ся в при­ро­де, так как эти собы­тия долж­ны необ­хо­ди­мо про­изой­ти. (33) А по каким, напри­мер, при­зна­кам этот самый бог мог бы пред­ска­зать, что Мар­целл (тот, что был три­жды кон­су­лом) дол­жен погиб­нуть в море?³³ Это собы­тие, хотя и было истин­ным от веч­но­сти, но оно не име­ло дей­ст­ву­ю­щих при­чин. Кар­не­ад счи­тал, что Апол­лон не может знать даже про­шло­го, если от него не оста­лось ника­ких сле­дов, ника­ких при­зна­ков; тем более — буду­ще­го. Узнать, что про­изой­дет в буду­щем, мож­но, толь­ко узнав [под­гото­вив­шие его] дей­ст­ву­ю­щие при­чи­ны. Так что Апол­лон не мог бы пред­ска­зать, что Эдип убьет сво­его отца, пото­му что в при­ро­де вещей не было зало­же­но ника­ких при­чин, в силу кото­рых он необ­хо­ди­мо дол­жен был убить сво­его отца. Апол­лон не мог пред­ска­зать ниче­го подоб­но­го.

XV. Сто­и­ки, наста­и­ваю­щие на том, что все совер­ша­ет­ся судь­бой, долж­ны при­зна­вать и подоб­ные ора­ку­лы, и все осталь­ное, что отно­сит­ся к диви­на­ции. Но для тех, кто огра­ни­чи­ва­ет­ся утвер­жде­ни­ем, что то́, что долж­но про­изой­ти в буду­щем, истин­но от веч­но­сти, — это при­зна­вать нет необ­хо­ди­мо­сти. Для них при­чи­на не то же самое, что для сто­и­ков. Те более стес­не­ны, у этих мысль не свя­за­на и сво­бод­на. (34) Пото­му что они, если даже согла­ша­ют­ся [со сто­и­ка­ми], что ничто не может про­изой­ти без пред­ше­ст­ву­ю­щей при­чи­ны, но раз они счи­та­ют, что эта при­чи­на не свя­за­на с извеч­ной цепью при­чин, то что это дает [сто­и­кам]? Ведь при­чи­на здесь та, что про­из­ве­ла то, чему она явля­ет­ся при­чи­ной, как, напри­мер, ране­ние — смерть, нездо­ро­вая пища — болезнь, огонь — теп­ло. Итак, под при­чи­ной сле­ду­ет пони­мать не все то, что чему-то пред­ше­ст­во­ва­ло, но что и пред­ше­ст­во­ва­ло, и совер­ши­ло то, чему было при­чи­ной. Напри­мер, то, что я вышел на поле, не было при­чи­ной, того, что я стал играть в мяч. И не Геку­ба была при­чи­ной гибе­ли тро­ян­цев, из-за того, что она роди­ла Алек­сандра, и не Тин­да­рей, от кото­ро­го роди­лась Кли­тем­не­стра, был при­чи­ной смер­ти Ага­мем­но­на. Ведь [если рас­суж­дать, как сто­и­ки], то мож­но ска­зать, что пут­ник, так как был хоро­шо одет, был при­чи­ной того, что раз­бой­ник его огра­бил. Это вро­де как у Энния:

Мож­но по это­му пути пой­ти даль­ше: “О, если бы на Пели­оне нико­гда не рос­ло бы ника­ких дере­вьев!..”, и еще даль­ше: “О, если б совсем не было горы Пели­он!..” И так без кон­ца. Как у Энния:

К чему это обра­ще­ние к про­шло­му? Пото­му что далее сле­ду­ет:

Хотя вовсе не те были при­чи­ны, вызвав­шие любовь Медеи.

XVI. (36) Они гово­рят, что есть боль­шая раз­ни­ца меж­ду тем, без чего что-то не может про­изой­ти, и тем, отче­го что-то необ­хо­ди­мо долж­но про­изой­ти. Нель­зя назы­вать при­чи­ной то, что не про­из­во­дит соб­ст­вен­ной сво­ей силой того, чего оно счи­та­ет­ся при­чи­ной. И нель­зя назы­вать так­же при­чи­ной то, без чего что-нибудь не про­ис­хо­дит; при­чи­на — это то, что сво­им нали­чи­ем необ­хо­ди­мо про­из­во­дит то, чему оно явля­ет­ся при­чи­ной. До того как Фил­ок­тет был уку­шен зме­ей, раз­ве была какая-нибудь при­чи­на в при­ро­де вещей, по кото­рой он дол­жен был быть остав­лен­ным на ост­ро­ве Лем­но­се?³⁵ Но после уку­са появи­лась эта бли­жай­шая и непо­сред­ст­вен­но свя­зан­ная с тем, что его оста­ви­ли, при­чи­на. Суть (ra­tio) собы­тия откры­ла его при­чи­ну. (37) Но извеч­но истин­ным было это выска­зы­ва­ние: “Оста­нет­ся на ост­ро­ве Фил­ок­тет”, и оно не мог­ло из истин­но­го пре­вра­тить­ся в лож­ное. Необ­хо­ди­мо, чтобы из двух про­ти­во­по­лож­но­стей (я здесь назы­ваю “про­ти­во­по­лож­но­стя­ми” два таких [выска­зы­ва­ния], из кото­рых одно утвер­жда­ет то, что дру­гое отри­ца­ет), необ­хо­ди­мо, повто­ряю, чтобы из двух выска­зы­ва­ний подоб­но­го рода, вопре­ки Эпи­ку­ру, одно было истин­ным, дру­гое — лож­ным; как, напри­мер, “Фил­ок­тет будет уку­шен” было извеч­но истин­ным, а “не будет уку­шен” — лож­ным; если толь­ко мы не захо­тим сле­до­вать за мне­ни­ем эпи­ку­рей­цев, кото­рые гово­рят, что подоб­ные выска­зы­ва­ния ни истин­ны, ни лож­ны. Они же, если это­го посты­дят­ся, то могут ска­зать такое, что еще постыд­нее, а имен­но, что дизъ­юнк­ции из про­ти­во­по­лож­ных выска­зы­ва­ний истин­ны, но по содер­жа­нию выска­зан­но­го в них ни одно не истин­но. (38) Какое пора­зи­тель­ное бес­стыд­ство и жал­кое неве­же­ство в логи­ке! Ведь если что-то в ска­зан­ном не истин­но и не лож­но, то оно опре­де­лен­но не истин­но. А так как оно не истин­но, то как оно может быть не лож­но? Или то, что не лож­но, как может быть не истин­но? Итак, будем при­дер­жи­вать­ся того мне­ния, кото­рое защи­ща­ет Хри­сипп, а имен­но, что вся­кое выска­зы­ва­ние или истин­но, или лож­но. А отсюда мы вынуж­де­ны сде­лать вывод, что кое-что может быть извеч­но истин­ным и в то же вре­мя не свя­зан­ным с извеч­ны­ми при­чи­на­ми и сво­бод­ным от необ­хо­ди­мо­сти судь­бы.

XVII. (39) Мне же все это пред­став­ля­ет­ся сле­дую­щим обра­зом. Древ­ние фило­со­фы выдви­ну­ли два мне­ния: одно, по кото­ро­му все таким обра­зом про­ис­хо­дит от судь­бы, что эта судь­ба несет силу необ­хо­ди­мо­сти, — это­го мне­ния при­дер­жи­ва­лись Демо­крит, Герак­лит, Эмпе­докл, Ари­сто­тель. Дру­гое мне­ние разде­ля­лось фило­со­фа­ми, счи­тав­ши­ми, что само­про­из­воль­ные дви­же­ния души не обу­слов­ле­ны ника­кой судь­бою. А Хри­сипп, слов­но почет­ный при­ми­ри­тель, пред­по­чел занять пози­цию посредине, но скло­нял­ся все же более к тем, кото­рые хоте­ли изба­вить душев­ные дви­же­ния от [цепей] необ­хо­ди­мо­сти. Да запу­тав­шись в сво­их сло­вах, он попал в труд­ное поло­же­ние и неволь­но ока­зал под­держ­ку сто­рон­ни­кам фаталь­ной необ­хо­ди­мо­сти. (40) Как это полу­ча­ет­ся, мож­но увидеть, если угод­но, на при­ме­ре с “одоб­ре­ни­я­ми” (“as­sen­sio­nes”), о кото­рых я гово­рил в пер­вой речи. Те древ­ние [фило­со­фы], кото­рым каза­лось, что все про­ис­хо­дит в силу судь­бы, утвер­жда­ли, что и одоб­ре­ния скла­ды­ва­ют­ся силой необ­хо­ди­мо­сти. Дру­гие же фило­со­фы, несо­глас­ные с пер­вы­ми, осво­бож­да­ли одоб­ре­ния от вла­сти судь­бы и утвер­жда­ли, что если под­чи­нить наши одоб­ре­ния судь­бе, то это зна­чит под­чи­нить их необ­хо­ди­мо­сти. Эти рас­суж­да­ли сле­дую­щим обра­зом: “Если все про­ис­хо­дит от судь­бы, то, зна­чит, все про­ис­хо­дит по пред­ше­ст­ву­ю­щей при­чине; а если и жела­ния наши [про­ис­хо­дят по пред­ше­ст­ву­ю­щей при­чине], то так­же и то, что явля­ет­ся след­ст­ви­ем [наших] жела­ний, зна­чит, так­же и наши одоб­ре­ния. Но если при­чи­на [наших] жела­ний не заклю­ча­ет­ся в нас самих, то и сами жела­ния не в нашей вла­сти. А если так, то не от нас зави­сит и то, что совер­ша­ет­ся вслед­ст­вие [наших] жела­ний. Ста­ло быть, ни наши одоб­ре­ния, ни наши дей­ст­вия не в нашей вла­сти. И выхо­дит, что никак не заслу­жи­ва­ем мы ни похва­лы, ни пори­ца­ния, ни поче­сти, ни нака­за­ния”. Но так как это непра­виль­но, то, счи­та­ют эти фило­со­фы, прав­до­по­доб­нее заклю­чить, что не все, что про­ис­хо­дит, про­ис­хо­дит в силу судь­бы.

XVIII. (41) Хри­сипп же, кото­рый и необ­хо­ди­мость не при­зна­вал, и вме­сте с тем учил, что ничто не про­ис­хо­дит без пред­ше­ст­ву­ю­щих при­чин, пред­ло­жил раз­ли­чать два рода при­чин с тем, чтобы и при­зна­ния необ­хо­ди­мо­сти избе­жать, и судь­бу сохра­нить. Сре­ди при­чин, гово­рит он, есть абсо­лют­ные и изна­чаль­ные и есть вспо­мо­га­тель­ные и бли­жай­шие. Поэто­му, когда мы гово­рим, что все совер­ша­ет­ся судь­бою через посред­ство пред­ше­ст­ву­ю­щих при­чин, то мы име­ем в виду не абсо­лют­ные и изна­чаль­ные при­чи­ны, но при­чи­ны вспо­мо­га­тель­ные и бли­жай­шие. Итак, про­тив того выво­да, кото­рым я толь­ко что заклю­чил, он воз­ра­жа­ет сле­дую­щим обра­зом: если все совер­ша­ет­ся от судь­бы, то из это­го сле­ду­ет, что все совер­ша­ет­ся по пред­ше­ст­ву­ю­щим при­чи­нам, одна­ко не изна­чаль­ным и абсо­лют­ным, а вспо­мо­га­тель­ным и бли­жай­шим. И если эти при­чи­ны сами не в нашей вла­сти, то из это­го не сле­ду­ет, что и наши жела­ния так­же не в нашей вла­сти. А послед­нее было бы неиз­беж­ным, если бы мы при­зна­ли, что все про­ис­хо­дит по при­чи­нам абсо­лют­ным и изна­чаль­ным, ибо, когда эти-то при­чи­ны не в нашей вла­сти, то и жела­ния наши тоже были бы не в нашей вла­сти. (42) Поэто­му упо­мя­ну­тое выше заклю­че­ние име­ет силу про­тив тех, кто вво­дит судь­бу таким обра­зом, что при­со­еди­ня­ет к ней необ­хо­ди­мость, но оно не име­ет ника­кой силы про­тив тех, кто пред­ше­ст­ву­ю­щие при­чи­ны не счи­та­ет ни абсо­лют­ны­ми, ни изна­чаль­ны­ми. Еще лег­че, счи­та­ет он, мож­но объ­яс­нить, как пони­мать ска­зан­ное, что одоб­ре­ния про­ис­хо­дят по пред­ше­ст­ву­ю­щим при­чи­нам. Ибо хотя одоб­ре­ние не может воз­ник­нуть, не будучи вызва­но впе­чат­ле­ни­ем (vi­sum), одна­ко, посколь­ку это впе­чат­ле­ние име­ет бли­жай­шую при­чи­ну, а не изна­чаль­ную, то, по Хри­сип­пу, как я уже ска­зал ранее, полу­ча­ет­ся не то, что одоб­ре­ние может воз­ник­нуть без вся­ко­го внеш­не­го воздей­ст­вия (так как необ­хо­ди­мо ведь, чтобы оно было вызва­но впе­чат­ле­ни­ем), но нечто подоб­ное тому, что про­ис­хо­дит с вра­щаю­щим­ся цилин­дром или хри­сип­по­вым волч­ком: они могут начать дви­гать­ся, толь­ко полу­чив тол­чок. Но когда это про­изо­шло, то, счи­та­ет Хри­сипп, и цилиндр вра­ща­ет­ся, и вол­чок кру­тит­ся по соб­ст­вен­ной сво­ей при­ро­де, что игра­ет глав­ную роль.

XIX. (43) Тот, кто запу­стил вол­чок, гово­рит Хри­сипп, толь­ко при­вел его в дви­же­ние, но не при­дал ему вра­ще­ние. Так и объ­ект, кото­рый мы чув­ст­вен­но вос­при­ни­ма­ем, как бы остав­ля­ет в нашей душе отпе­ча­ток, знак сво­его обра­за, но одоб­ре­ние будет в нашей вла­сти. С одоб­ре­ни­ем про­ис­хо­дит подоб­ное тому, что ска­за­но о волч­ке: оно полу­ча­ет тол­чок извне, а все осталь­ное про­из­во­дит­ся сво­ей соб­ст­вен­ной силой и при­ро­дой. Так что, если что-нибудь про­ис­хо­ди­ло бы без пред­ше­ст­ву­ю­щей при­чи­ны, было бы то лож­но, что все про­ис­хо­дит в силу судь­бы; если же прав­до­по­доб­но, что все­му, что бы ни про­ис­хо­ди­ло, пред­ше­ст­ву­ет при­чи­на, то как мож­но избе­жать при­зна­ния, что все про­ис­хо­дит в силу судь­бы? Надо толь­ко пом­нить, что меж­ду при­чи­на­ми есть раз­ли­чие и несход­ство.

(44) При таком объ­яс­не­нии Хри­сип­па полу­ча­ет­ся, что если бы те, кто отри­ца­ют, что наши одоб­ре­ния про­ис­хо­дят от судь­бы, вме­сте с тем при­зна­ва­ли, что одоб­ре­ния про­из­во­дят­ся не без пред­ше­ст­ву­ю­ще­го впе­чат­ле­ния, то они рас­суж­да­ли бы ина­че, чем он. Но если они соглас­ны, что впе­чат­ле­ния пред­ше­ст­ву­ют, и, одна­ко, не при­зна­ют, что наши одоб­ре­ния про­ис­хо­дят от судь­бы, так как ука­зан­ная бли­жай­шая и непо­сред­ст­вен­ная при­чи­на не вызы­ва­ет одоб­ре­ния, то они, пожа­луй, гово­рят то же, [что и Хри­сипп]. Ведь и Хри­сипп, согла­ша­ясь с тем, что бли­жай­шая и непо­сред­ст­вен­ная при­чи­на одоб­ре­ния заклю­ча­ет­ся во впе­чат­ле­нии, но что не эта при­чи­на необ­хо­ди­ма для воз­ник­но­ве­ния одоб­ре­ния, не при­зна­ет, что если все про­ис­хо­дит в силу судь­бы, то все совер­ша­ет­ся по пред­ше­ст­ву­ю­щим и необ­хо­ди­мым при­чи­нам. Так же и те, кото­рые не соглас­ны с этим, но при­зна­вая, что не может быть одоб­ре­ний без пред­ше­ст­ву­ю­щих впе­чат­ле­ний, ска­за­ли бы, что если бы все совер­ша­лось тако­го рода судь­бой, в силу кото­рой ниче­го не про­ис­хо­ди­ло бы без пред­ше­ст­ву­ю­щей при­чи­ны, то сле­до­ва­ло бы при­знать, что все про­ис­хо­дит в силу судь­бы. Из ска­зан­но­го лег­ко понять, что посколь­ку обе сто­ро­ны, изло­жив свои мне­ния, при­шли к одно­му и тому же выво­ду, то, зна­чит, рас­хо­ди­лись они на сло­вах, а не на деле. (45) Вооб­ще же, если иметь в виду то раз­ли­чие, что о неко­то­рых собы­ти­ях мож­но спра­вед­ли­во ска­зать, что пред­ше­ст­ву­ю­щие [им] при­чи­ны тако­вы, что не в нашей вла­сти, чтобы не про­изо­шло то́, чему были эти при­чи­ны, а о неко­то­рых собы­ти­ях, тоже вызван­ных пред­ше­ст­ву­ю­щи­ми при­чи­на­ми, мож­но ска­зать, что в нашей вла­сти, чтобы это про­изо­шло по-ино­му, то такое раз­ли­чие при­зна­ют обе сто­ро­ны. Но одни счи­та­ют, что когда собы­ти­ям пред­ше­ст­ву­ют при­чи­ны тако­го рода, что не в нашей вла­сти, чтобы эти собы­тия про­изо­шли ина­че, то эти собы­тия про­из­во­дят­ся судь­бой; а кото­рые в нашей вла­сти, к тем судь­ба непри­част­на… [Лаку­на]

XX. (46) Ста­ло быть, вот как надо решать это дело, а не искать помо­щи от блуж­даю­щих и укло­ня­ю­щих­ся от сво­их путей ато­мов. “Атом, — гово­рит Эпи­кур, — откло­ня­ет­ся”. Во-пер­вых, поче­му? По Демо­кри­ту, ато­мы полу­ча­ют некую силу дви­же­ния от толч­ка, кото­рый он назы­ва­ет pla­ga, по-тво­е­му, Эпи­кур, — от тяже­сти и веса. А что же это за новая при­чи­на в при­ро­де, кото­рая откло­ня­ет атом? Или ато­мы бро­са­ют меж­ду собой жре­бий, кото­ро­му откло­нить­ся, кото­ро­му нет? И поче­му они откло­ня­ют­ся на ничтож­ней­шее рас­сто­я­ние, а не на боль­шее? И поче­му имен­но на одно такое рас­сто­я­ние, а не на двой­ное? Не на трой­ное? Так про­бле­ма не реша­ет­ся. Пото­му что ты, Эпи­кур, не объ­яс­ня­ешь откло­не­ние и дви­же­ние ато­ма ни толч­ком извне, ни какой-нибудь иной при­чи­ной, вли­я­ю­щей на него из той пустоты, сквозь кото­рую атом несет­ся, ни какой-то пере­ме­ной, кото­рая про­ис­хо­дит в самом ато­ме и кото­рая побуж­да­ет его изме­нить свое есте­ствен­ное дви­же­ние под вли­я­ни­ем тяже­сти. И вот, не при­ведя ника­кой при­чи­ны, кото­рая мог­ла бы вызвать это откло­не­ние, он, Эпи­кур, счи­та­ет, что ска­зал новое сло­во, выска­зав такое, что все умные люди с пре­зре­ни­ем отвер­га­ют. А по-мое­му, боль­ше всех укреп­ля­ет веру не толь­ко в судь­бу, но и в необ­хо­ди­мость, и силу все­го про­ис­хо­дя­ще­го, и боль­ше всех отвер­га­ет про­из­воль­ные дви­же­ния души тот, кто, созна­вая свою неспо­соб­ность по-дру­го­му воз­ра­зить про­тив судь­бы, при­бе­га­ет к выду­ман­ным откло­не­ни­ям ато­мов. Меж­ду тем пусть даже ато­мы суще­ст­ву­ют, что, впро­чем, мне никто нико­им обра­зом не смо­жет дока­зать, эти откло­не­ния нико­гда не удаст­ся объ­яс­нить. Ибо если ато­мам при­су­ще есте­ствен­но-необ­хо­ди­мое [дви­же­ние] от тяже­сти, пото­му что вся­кое тело, име­ю­щее вес, если это­му ничто не пре­пят­ст­ву­ет, необ­хо­ди­мо дви­жет­ся и несет­ся [по пря­мой, свер­ху вниз], то необ­хо­ди­мо, чтобы и дви­же­ние откло­не­ния было так­же есте­ствен­но при­су­ще неко­то­рым или, если [эпи­ку­рей­цы] того хотят, всем ато­мам…»³⁶