Перевод с древнегреческого С. Я. Шейнман-Топштейн.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
Херефонт, Сократ
I. Херефонт. Что это за звук донесся до нас, мой Сократ, издалека, со стороны побережья и мыса? Как приятен он на слух! Какое существо могло его испустить? Ведь обитатели вод безгласны.
Сократ. Мой Херефонт, то, верно, некая морская птица, именуемая алкионой; это скорбное существо, источающее обильные слезы, и ему среди людей издревле посвящено предание: говорят, что жила на свете женщина, дочь Эола, сына Эллина, коя в любовной тоске оплакивала своего умершего мужа, трахинянина Кеика, сына звезды Эосфор — красивого потомка прекрасного отца1. Затем божественной волей она была наделена крыльями и превращена в птицу, которая, облетая моря, ищет мужа: раньше, скитаясь по всей земле, она нигде его не находила2.
II. Херефонт. Да, птица, о коей ты говоришь, именуется алкионой; я никогда раньше не слыхивал ее крика, и мне в самом деле показался он необычным. Право, это существо испускает такой жалобный стон. А велико ли оно, мой Сократ?
Сократ. Нет, не велико, однако за свою любовь к мужу оно в большой чести у богов. По гнездам этих птиц Космос устанавливает так называемые «дни алкион», образующие рубеж между зимним холодом и погожей порою, и сегодня скорее всего один из таких пограничных дней. Разве ты не видишь, как сейчас безоблачно небо, а море спокойно и безмятежно и напоминает, если можно так сказать, зеркало?3
Херефонт. Ты прав. Кажется, именно сегодня — день алкионы, и вчера был такой же. Но, во имя богов, мой Сократ, можно ли верить древним преданиям о том, будто птицы каким-то образом превращались в женщин или женщины — в птиц? Все это кажется в высшей степени невероятным.
III. Сократ. Любезный мой Херефонт, думается, мы вообще близорукие судьи того, что возможно и что невозможно: ведь мы решаем в соответствии с человеческими возможностями и способностью, а последняя бессильна в познании, неверна и ограниченна; многое кажется нам доступным, хотя оно и малодоступно, и возможным, хотя оно невозможно, — в значительной мере по нашей неопытности, а еще чаще из-за ребяческого образа мыслей. В самом деле, любой человек может показаться младенцем, даже если он очень стар, ибо время человеческой жизни весьма невелико и непродолжительно в сравнении с целой вечностью. Могут ли сказать, добрейший мой друг, те, кто не ведает мощи богов и гениев4, а также природы в целом, возможны или невозможны подобные вещи? Ты ведь видел, Херефонт, третьего дня, какая стояла зима; в того, кто вдумается, вселили бы страх все эти молнии, раскаты грома и небывалая сила ветров: ведь ему показалось бы, что рушится вся Вселенная.
IV. А вскоре наступило удивительное затишье, погода разгулялась и пребывает такой по сей день: не думаешь ли ты, что куда более тяжкий труд сменить тот неотразимый ураган и смуту на ясную погоду и установить безветрие во всем космосе, чем превратить женский образ в некую птицу? Ведь у нас даже малые дети умеют ваять различные формы и, когда берут в руки глину или воск, часто с легкостью преображают одну и ту же массу в разные виды существ, причем божеству, обладающему значительным и несопоставимым преимуществом в сравнении с нами и нашим искусством, быть может, все это кажется сущим пустяком. Да и насколько большим тебя самого представляется тебе целое небо? Можешь ты мне сказать?
V. Херефонт. Но кто из людей, мой Сократ, мог бы вообразить или назвать нечто подобное?! Об этом и речь-то немыслима.
Сократ. Даже сопоставляя между собой людей, мы усматриваем у иных из них значительное преимущество по способностям, которые у других отсутствуют. Зрелый возраст мужей по отношению к полному младенчеству, к пятому дню от рождения или десятому, дает поразительную разницу по способности или неспособности почти во всех жизненных проявлениях — и в том, что изобретается с помощью искусств, и в том, что есть действие тела или души: свершения зрелых мужей, как я сказал, младенцам не могут, очевидно, даже прийти на ум.
VI. И сила зрелого мужа здесь несравнима с силой маленьких мальчиков; первый имеет перед ними огромное преимущество: ведь он один мог бы с легкостью победить многие десятки тысяч младенцев. Ранний возраст людей по самой своей природе связан с полной беспомощностью и неумелостью. Но коли человек, как это видно, столь сильно отличается от человека, какой должна показаться сила целого неба в сравнении с нашими силами тем, кто способен все эти вещи охватить умозрением? Вероятно, многим покажется убедительным, что Космос, насколько его величина превышает размеры Сократа или Херефонта, настолько же отличен от нашего состояния по своей силе, разуму и способности суждения5.
VII. Для меня и тебя и для многих подобных нам существ немыслимо множество вещей, очень легких для кого-то другого. Ведь и играть на флейте немузыкальным людям или неграмотным — читать и правильно писать, пока они этому не обучились, еще более невозможно, чем превращать птиц в женщин и, наоборот, женщин в птиц. Природа лепит безногие и бескрылые живые существа почти как из воска, а также придает им ноги и наделяет их крыльями, расцвечивая их многочисленными разнообразными красками и узорами, делает пчелу мастерицей, творящей божественный мед, из безгласных и бездушных яиц формирует множество родов пернатых, пресмыкающихся и водных живых тварей, пользуясь, как говорят некоторые, священным мастерством великого Эфира6.
VIII. Мы, смертные и во всех отношениях малые существа, не имеем средств для обозрения великих возможностей бессмертных и их как больших, так и малых деяний: мы ведь недоумеваем в отношении многих вещей, касающихся нас самих, и тем более не можем ничего с уверенностью сказать ни об алкионах, ни о соловьях. Мифическую молву, переданную нам отцами, я передам детям моим, о певучая птица слез!
Я расскажу им о твоих песнях и часто буду славить твою благочестивую любовь к мужу перед моими женами, Ксантиппой и Мирто7, говоря среди прочего особенно о том, какой чести удостоилась ты у богов. Наверное, и ты поступишь подобным же образом, Херефонт?
Херефонт. Так подобает сделать, Сократ мой; сказанное тобою — это двойной призыв — к женщинам и к мужчинам, — касающийся их отношений.
Сократ. Встретим же алкиону и проводим ее в добрый час из Фалерской гавани8 в столицу!
Херефонт. Разумеется, сделаем именно так.
ПРИМЕЧАНИЯ
