Римская история

Книга VIII

События в Ливии

текст про­ве­рен, доба­вить и про­ве­рить при­ме­ча­ния

I. 1. Кар­фа­ген (Καρ­χη­δόνα), нахо­дя­щий­ся в Афри­ке, осно­ва­ли фини­кий­цы за пять­де­сят лет до взя­тия Или­о­на¹, ойки­ста­ми же его были Зор (Ζῶ­ρος) и Кар­хедон (Καρ­χε­δῶν), как гово­рят элли­ны², а как счи­та­ют рим­ляне и сами кар­фа­ге­няне — Дидо­на, про­ис­хо­див­шая из Тира³, мужа кото­рой убил Пиг­ма­ли­он, быв­ший тира­ном Тира, при­чем он скрыл это дело. Но Дидо­на узна­ла об убий­стве из сно­виде­ния и с боль­ши­ми сокро­ви­ща­ми и людь­ми, кото­рые бежа­ли от тира­нии Пиг­ма­ли­о­на, она на кораб­лях при­бы­ла к тому месту Ливии, где теперь нахо­дит­ся Кар­фа­ген. Не допу­щен­ные к высад­ке ливий­ца­ми, они ста­ли про­сить раз­ре­ше­ния взять для посе­ле­ния столь­ко зем­ли, сколь­ко может захва­тить бычья шку­ра. Ливий­цы ста­ли сме­ять­ся, что фини­кий­цы про­сят такую малость, и к тому же они сты­ди­лись отка­зать в такой ничтож­ной прось­бе. Осо­бен­но же они недо­уме­ва­ли, как может поме­стить­ся город на столь малом про­стран­стве, и, желая увидать, что это у них за хит­рость, они согла­си­лись дать, сколь­ко они про­си­ли, и покля­лись в этом. При­быв­шие же, раз­ре­зав шку­ру быка в виде одно­го очень узко­го рем­ня, охва­ти­ли им то место, где ныне нахо­дит­ся акро­поль кар­фа­ге­нян; поэто­му он и назы­ва­ет­ся Бир­са (Βύρ­σα)⁴.

2. С тече­ни­ем вре­ме­ни, дви­га­ясь отсюда и пре­вос­хо­дя окрест­ных жите­лей в воен­ном деле, а так­же поль­зу­ясь кораб­ля­ми и напра­вив, как фини­кий­цы, свою дея­тель­ность в сто­ро­ну моря, они рас­ки­ну­ли город вне Бир­сы. Посте­пен­но достиг­нув могу­ще­ства, они овла­де­ли Ливи­ей и боль­шим про­стран­ст­вом моря; они ста­ли вести внеш­ние вой­ны, совер­шая похо­ды в Сици­лию, на Сар­ди­нию и на дру­гие ост­ро­ва, кото­рые нахо­дят­ся на этом море, а так­же в Ибе­рию. Очень часто они ста­ли посы­лать и коло­нии, и могу­ще­ство их в воен­ном отно­ше­нии ста­ло рав­но эллин­ско­му, по богат­ству же сто­я­ло на вто­ром месте после пер­сид­ско­го. По про­ше­ст­вии семи­сот лет от синой­кисма рим­ляне отня­ли у них Сици­лию⁵ и Сар­ди­нию, а после вто­рой вой­ны — и Ибе­рию. Втор­га­ясь в пре­де­лы про­тив­ни­ка с огром­ны­ми вой­ска­ми, кар­фа­ге­няне, когда пред­во­ди­тель­ст­во­вал ими Ган­ни­бал, непре­рыв­но в тече­ние шест­на­дца­ти лет опу­сто­ша­ли Ита­лию, а рим­ляне — Ливию, когда их пол­ко­вод­цем был Кор­не­лий Сци­пи­он Стар­ший⁶, пока не лиши­ли кар­фа­ге­нян геге­мо­нии, и кораб­лей, и сло­нов и не при­ка­за­ли им вне­сти в опре­де­лен­ное вре­мя огром­ную сум­му денег. Это вто­рое пере­ми­рие меж­ду рим­ля­на­ми и кар­фа­ге­ня­на­ми про­дол­жа­лось око­ло пяти­де­ся­ти лет, пока, нару­шив его, они всту­пи­ли друг с дру­гом в третью и послед­нюю вой­ну, в кото­рой рим­ляне, когда пол­ко­вод­цем их был Сци­пи­он Млад­ший, раз­ру­ши­ли Кар­фа­ген и поста­но­ви­ли пре­дать про­кля­тию это место. Но затем они сно­ва насе­ли­ли его сво­и­ми соб­ст­вен­ны­ми людь­ми, посе­лив их очень близ­ко от преж­не­го Кар­фа­ге­на, так как это место было самым удоб­ным в Ливии. Из это­го то, что про­изо­шло в Сици­лии, изла­га­ет­ся в кни­ге о сици­лий­ских делах⁷, про­изо­шед­шее же в Ибе­рии — в кни­ге об Испан­ских вой­нах⁸, а все то, что сде­лал Ган­ни­бал, вторг­шись в Ита­лию, изло­же­но в кни­ге о войне с Ган­ни­ба­лом⁹; про­изо­шед­шее же с само­го нача­ла в Ливии содер­жит эта кни­га.

3.¹⁰ Рим­ляне нача­ли вести воен­ные дела в Ливии во вре­мя Сици­лий­ской вой­ны¹¹: при­плыв в Ливию на трех­стах пяти­де­ся­ти кораб­лях, взяв несколь­ко горо­дов и оста­вив пол­ко­вод­цем при вой­ске Ати­лия Регу­ла¹², кото­рый захва­тил еще две­сти дру­гих горо­дов, пере­шед­ших к нему из-за нена­ви­сти к кар­фа­ге­ня­нам¹³, и, про­дол­жая наступ­ле­ние, опу­сто­шал стра­ну. Кар­фа­ге­няне ста­ли про­сить лакеде­мо­нян при­слать им вое­на­чаль­ни­ка, пола­гая, что они несут пора­же­ния вслед­ст­вие отсут­ст­вия над­ле­жа­щей воен­ной вла­сти. Лакеде­мо­няне посла­ли им Ксан­тип­па¹⁴. Ати­лий же, кото­рый сто­ял лаге­рем око­ло озе­ра, дви­нул­ся на вра­гов вокруг озе­ра в самую жару; его вой­ско стра­да­ло от тяже­сти воору­же­ния, жаж­ды, духоты и изну­ри­тель­но­го пути, к тому же с кру­тых хол­мов свер­ху его пора­жа­ли кам­ня­ми и стре­ла­ми¹⁵. Когда к вече­ру он при­бли­зил­ся к вра­гам и их разде­ля­ла толь­ко река, он тот­час пере­шел реку, чтобы и этим испу­гать Ксан­тип­па¹⁶; но тот вывел через ворота из лаге­ря выстро­ен­ное в бое­вом поряд­ке вой­ско, наде­ясь, что он одо­ле­ет уста­ло­го и постра­дав­ше­го в пути вра­га и что самая ночь ока­жет помощь победи­те­лям. И дей­ст­ви­тель­но, Ксан­типп не обма­нул­ся в этой надеж­де: из трид­ца­ти тысяч чело­век, кото­рых вел Ати­лий, немно­гие¹⁷ с трудом бежа­ли в город Аспиду¹⁸, все же осталь­ные — одни погиб­ли, дру­гие же были взя­ты в плен. И в их чис­ле стал плен­ни­ком так­же и сам вое­на­чаль­ник Ати­лий, быв­ший кон­су­лом.

4.¹⁹ Имен­но его немно­го спу­стя кар­фа­ге­няне, устав от вой­ны, посла­ли в Рим вме­сте со сво­и­ми посла­ми с тем, чтобы он добил­ся для них пере­ми­рия или же вер­нул­ся; и Ати­лий Регул, убедив при тай­ной встре­че выс­ших маги­ст­ра­тов рим­лян твер­до про­дол­жать вой­ну, вер­нул­ся на ожи­дав­шую его гибель; кар­фа­ге­няне каз­ни­ли его, поса­див в клет­ку с тор­ча­щи­ми ото­всюду гвоздя­ми²⁰. А для Ксан­тип­па его счаст­ли­вая победа была нача­лом несча­стий: кар­фа­ге­няне, чтобы не каза­лось, что столь слав­ная победа была делом лакеде­мо­нян, сде­лав вид, что хотят почтить его мно­ги­ми дара­ми и отпра­вить в Лакеде­мон на три­эрах, пору­чи­ли началь­ни­кам три­эр уто­пить его вме­сте с плыв­ши­ми с ним лакон­ца­ми²¹. Таким обра­зом он понес нака­за­ние за свой подвиг, и тако­вы были успе­хи и неуда­чи рим­лян в первую вой­ну в Ливии, пока кар­фа­ге­няне не отда­ли рим­ля­нам Сици­лии²². А как отда­ли, рас­ска­за­но в кни­ге о сици­лий­ских делах²³.

5. После это­го у рим­лян и кар­фа­ге­нян был мир меж­ду собой, ливий­цы же, кото­рые, будучи под­дан­ны­ми кар­фа­ге­нян, вое­ва­ли вме­сте с ними в Сици­лии, и из кель­тов те, кото­рые слу­жи­ли у них за пла­ту, заяв­ляя про­тив кар­фа­ге­нян жало­бы за невы­пла­ту жало­ва­ния и неис­пол­не­ние обе­ща­ний, ста­ли вое­вать с ними весь­ма упор­но²⁴. Кар­фа­ге­няне взы­ва­ли о помо­щи к рим­ля­нам, так как они счи­та­лись дру­зья­ми, и рим­ляне раз­ре­ши­ли им на одну вой­ну наби­рать наем­ни­ков из Ита­лии, так как в дого­во­ре было запре­ще­но и это. Посла­ли они и посред­ни­ков для уста­нов­ле­ния мира, кото­рых ливий­цы не послу­ша­лись, но заяви­ли, что их горо­да будут под­власт­ны рим­ля­нам, если те захотят; но рим­ляне не при­ня­ли их. Устро­ив бла­го­да­ря мно­го­чис­лен­но­му флоту бло­ка­ду горо­дов, кар­фа­ге­няне отня­ли у ливий­цев воз­мож­ность под­во­за хле­ба с моря. И так как и зем­ля оста­ва­лась неза­се­ян­ной, как это быва­ет во вре­мя вой­ны, они победи­ли ливий­цев голо­дом, куп­цов же, кото­рые плы­ли мимо, они гра­би­ли вслед­ст­вие недо­стат­ка средств для жиз­ни; куп­цов же рим­ских, уби­вая, бро­са­ли в море, чтобы скрыть пре­ступ­ле­ние²⁵. И дол­гое вре­мя они это скры­ва­ли. Когда же совер­шае­мое ими откры­лось, и рим­ляне ста­ли тре­бо­вать воз­ме­ще­ния, они отка­зы­ва­лись, пока, после того как рим­ляне поста­но­ви­ли идти про­тив них вой­ной, они не отда­ли в воз­ме­ще­ние Сар­дон²⁶. И это было впи­са­но в преж­нее согла­ше­ние²⁷.

II. 6.²⁸ Немно­го вре­ме­ни спу­стя кар­фа­ге­няне нача­ли свои похо­ды на Ибе­рию и по частям под­чи­ня­ли ее сво­ей вла­сти, пока закин­фяне²⁹ не обра­ти­лись за помо­щью к рим­ля­нам, и кар­фа­ге­ня­нам в Ибе­рии не была назна­че­на гра­ни­ца с при­ка­зом не пере­хо­дить за чер­ту реки Ибе­ра³⁰. И этот дого­вор кар­фа­ге­няне нару­ши­ли, перей­дя Ибер под началь­ст­вом Ган­ни­ба­ла. Когда они пере­пра­ви­лись на тот берег, то Ган­ни­бал, пре­до­ста­вив власть над вой­ском в Ибе­рии дру­гим, сам вторг­ся в Ита­лию; рим­ские пол­ко­вод­цы в Ибе­рии, двое бра­тьев Пуб­лий Кор­не­лий Сци­пи­он и Гней Кор­не­лий Сци­пи­он, про­явив себя бле­стя­щи­ми победа­ми, оба погиб­ли в сра­же­нии с вра­га­ми. Пол­ко­вод­цы, кото­рые были после них, дей­ст­во­ва­ли пло­хо, пока Сци­пи­он, сын того Пуб­лия Сци­пи­о­на, кото­рый погиб в Ибе­рии, при­плыв туда³¹ и вну­шив всем, что он при­был по воле боже­ства и что отно­си­тель­но все­го он поль­зу­ет­ся боже­ст­вен­ным вну­ше­ни­ем, не стал одер­жи­вать бле­стя­щие победы, достиг­нув вслед­ст­вие это­го боль­шой сла­вы, он пере­дал коман­до­ва­ние послан­ным ему на сме­ну, а вер­нув­шись в Рим, про­сил послать его пол­ко­вод­цем в Ливию, чтобы заста­вить Ган­ни­ба­ла уйти из Ита­лии и нака­зать кар­фа­ге­нян в их соб­ст­вен­ном оте­че­стве³².

7.³³ Из лиц, руко­во­див­ших государ­ст­вом, неко­то­рые воз­ра­жа­ли про­тив это­го, гово­ря, что нера­зум­но в то вре­мя, как Ита­лия опу­сте­ла от столь зна­чи­тель­ных в недав­нее вре­мя войн, когда ее еще опу­сто­ша­ет Ган­ни­бал, когда Магон на флан­гах наби­ра­ет про­тив нее наем­ни­ка­ми лигу­ров и кель­тов³⁴, зате­вать поход в Ливию, что нече­го про­тя­ги­вать руки к чужим зем­лям, преж­де чем не будет осво­бож­де­на род­ная стра­на от насто­я­щих бед­ст­вий; дру­гие же дума­ли, что кар­фа­ге­няне, будучи теперь сво­бод­ны­ми от стра­ха, ничем не бес­по­ко­имые дома, будут креп­ко дер­жать­ся в Ита­лии, но если у них нач­нет­ся вой­на на их род­ной зем­ле, они пошлют и за Ган­ни­ба­лом. Поэто­му одер­жа­ло верх мне­ние — отпра­вить в Ливию Сци­пи­о­на, хотя ему и не раз­ре­ши­ли наби­рать вой­ско в Ита­лии, стра­дав­шей еще от Ган­ни­ба­ла; доб­ро­воль­цев же, если такие есть, раз­ре­ши­ли вести с собой и исполь­зо­вать тех, кото­рые нахо­ди­лись еще в Сици­лии. Ему дали так­же воз­мож­ность сна­рядить десять три­эр и набрать для них эки­паж, а так­же вос­поль­зо­вать­ся три­эра­ми, быв­ши­ми в Сици­лии. Не дали и денег, кро­ме тех, кото­рые кто-нибудь по друж­бе захо­чет дать Сци­пи­о­ну³⁵. Так неза­бот­ли­во отно­си­лись вна­ча­ле рим­ляне к этой войне, ока­зав­шей­ся для них вско­ре вели­чай­шей и слав­ней­шей.

8. А Сци­пи­он, как бы издав­на пред­на­зна­чен­ный боже­ст­вен­ной волей на гибель Кар­фа­ге­на³⁶, собрав кое-каких всад­ни­ков и пехо­тин­цев, самое боль­шее до семи тысяч, пере­плыл в Сици­лию, имея око­ло себя три­ста отбор­ных юно­шей, кото­рым он велел сле­до­вать за собой без ору­жия. Набрав еще три­ста из бога­тых сици­лий­цев, он велел им прий­ти в опре­де­лен­ный день с ору­жи­ем и коня­ми, самы­ми луч­ши­ми. Когда они при­бы­ли, он пред­ло­жил им, что если бы кто из них захо­тел, то он может дать вме­сто себя заме­сти­те­ля для воен­ной служ­бы. Когда все при­ня­ли его пред­ло­же­ние, он вывел к ним три­ста сво­их, не имев­ших ору­жия, и при­ка­зал сици­лий­цам сна­рядить их воору­же­ни­ем. Они охот­но ста­ли пере­да­вать ору­жие и коней. Таким обра­зом, Сци­пи­о­ну уда­лось иметь вме­сто сици­лий­цев три­ста юных ита­лий­цев, пре­крас­но сна­ря­жен­ных чужи­ми коня­ми и ору­жи­ем, почув­ст­во­вав­ших за это сра­зу к нему боль­шую при­зна­тель­ность; ими и впо­след­ст­вии он поль­зо­вал­ся во всем, как наи­бо­лее пре­дан­ны­ми ему³⁷.

9. Узнав это, кар­фа­ге­няне посла­ли Гасдру­ба­ла, сына Гес­ко­на³⁸, на охоту за сло­на­ми, а Маго­ну, наби­рав­ше­му наем­ни­ков в Лиги­стине³⁹, посла­ли пехо­тин­цев до шести тысяч, восемь­сот всад­ни­ков и семь сло­нов и при­ска­за­ли ему, при­со­еди­нив сколь­ко может дру­гих войск, вторг­нуть­ся в Тирре­нию, чтобы отвлечь Сци­пи­о­на от Ливии. Но Магон и тогда про­дол­жал мед­лить, не имея воз­мож­но­сти соеди­нить­ся с Ган­ни­ба­лом, дале­ко отсто­яв­шим от него, и все вре­мя выжидая⁴⁰ буду­щих собы­тий. Гасдру­бал, вер­нув­шись с охоты, стал наби­рать из кар­фа­ге­нян и ливий­цев пехо­тин­цев, чис­лом тех и дру­гих до шести тысяч, и шесть­сот всад­ни­ков; он купил до пяти тысяч рабов, чтобы поса­дить их гре­сти во фло­те; он взял две тыся­чи всад­ни­ков, кро­ме того, он вер­бо­вал и наем­ни­ков, и всех обу­чал, нахо­дясь в двух­стах ста­ди­ях от нома­дов Кар­фа­ге­на.

10. У нома­дов же в Ливии было мно­го царей, каж­дый над сво­ей частью, выше же всех был Сифакс⁴¹, имев­ший и у дру­гих пле­мен исклю­чи­тель­ный почет. С дру­гой сто­ро­ны, у мас­си­ли­ев⁴², очень силь­но­го пле­ме­ни, был сын царя Мас­са­насса⁴³, кото­рый вырос и вос­пи­тал­ся в Кар­фа­гене; так как он был пре­кра­сен по внеш­но­сти и бла­го­ро­ден харак­те­ром, Гасдру­бал, сын Гес­ко­на, не усту­паю­щий нико­му из кар­фа­ге­нян, пред­на­зна­чил ему в жены дочь, хотя Мас­са­насса был номад, а он кар­фа­ге­ня­нин. Сосва­тав их, он, отправ­ля­ясь пол­ко­вод­цем в Ибе­рию, взял с собой и юно­шу. Сифакс же, охва­чен­ный любо­вью к этой девуш­ке, стал гра­бить вла­де­ния кар­фа­ге­нян и Сци­пи­о­ну, при­плыв­ше­му к нему из Ибе­рии, обе­щал быть союз­ни­ком, когда тот пой­дет на кар­фа­ге­нян⁴⁴. Заме­тив это и счи­тая очень важ­ным при­об­ре­сти Сифа­к­са в каче­стве союз­ни­ка для вой­ны про­тив рим­лян, кар­фа­ге­няне отда­ли ему девуш­ку без ведо­ма Гасдру­ба­ла и Мас­са­нассы, быв­ших в Ибе­рии. Чрез­вы­чай­но стра­дая из-за это­го, и Мас­са­насса в свою оче­редь заклю­чил союз в Ибе­рии со Сци­пи­о­ном тай­но, как он думал, от Гасдру­ба­ла⁴⁵. Узнав об этом, Гасдру­бал был глу­бо­ко оскорб­лен за юно­шу и за дочь, кото­рые оба под­верг­лись оскорб­ле­нию, но хотел вме­сте с тем помочь оте­че­ству, устра­нив Мас­са­нассу, и когда послед­ний воз­вра­щал­ся в Ливию из Ибе­рии, вслед­ст­вие смер­ти отца, он послал с ним в каче­стве про­во­жа­тых всад­ни­ков, кото­рым при­ка­зал неза­мет­но устро­ить на него поку­ше­ние и убить его, как суме­ют.

11. Заме­тив это, Мас­са­насса ускольз­нул от них и ста­рал­ся укре­пить уна­сле­до­ван­ную власть, соби­рая всад­ни­ков, у кото­рых и днем и ночью было одно дело: дей­ст­вуя боль­шим коли­че­ст­вом дро­ти­ков, все вре­мя нале­тать и отсту­пать и опять нале­тать. И вся бит­ва у них состо­ит в бег­стве и пре­сле­до­ва­нии. Эти нома­ды уме­ют и пере­но­сить голод и зача­стую питать­ся тра­вой вме­сто хле­ба; а пьют они вооб­ще толь­ко воду. И конь у них совер­шен­но не зна­ет даже вку­са овса, все­гда пита­ясь тра­вой, пьет же с боль­ши­ми про­ме­жут­ка­ми. Собрав таких всад­ни­ков до два­дца­ти тысяч, Мас­са­насса выво­дил их на охоту или на гра­беж дру­гих наро­дов: он пола­гал, что это явля­ет­ся и выгод­ным делом, и воен­ным упраж­не­ни­ем. Кар­фа­ге­няне и Сифакс, счи­тая, что при­готов­ле­ния юно­ши направ­ле­ны про­тив них (так как они не мог­ли не созна­вать, что оскор­би­ли его), реши­ли вое­вать сна­ча­ла с ним, пока не покон­чат, и тогда уже встре­тить­ся с рим­ля­на­ми.

12. Сифакс и кар­фа­ге­няне намно­го пре­вос­хо­ди­ли его чис­лен­но­стью, но отпра­ви­лись они в поход с повоз­ка­ми и тяже­лым бага­жом для вся­ко­го рода рос­кош­ной жиз­ни, Мас­са­насса же для всех был при­ме­ром пере­не­се­ния труд­но­стей, у него была толь­ко кон­ни­ца и не было ни вьюч­ных живот­ных, ни про­до­воль­ст­вия. Поэто­му он лег­ко и убе­гал, и напа­дал, и отсту­пал в недо­ступ­ные места. Часто, уже будучи окру­жен, он разде­лял вой­ско на мел­кие отряды, чтобы они убе­га­ли по частям, кто как может. Сам же он скры­вал­ся где-либо с немно­ги­ми, пока ночью или вече­ром к нему в назна­чен­ное место не соби­рал­ся весь отряд. Одна­жды он сам-тре­тей скры­вал­ся, спря­тав­шись в пеще­ре, когда вокруг пеще­ры сто­я­ли лаге­рем вра­ги. Он не имел опре­де­лен­но­го места для лаге­ря, но все его воен­ное искус­ство более все­го состо­я­ло в том, чтобы скры­вать, где когда он быва­ет. Поэто­му вра­ги не име­ли воз­мож­но­сти непре­рыв­но (συ­νεχῶς)⁴⁶ напа­дать на него, но толь­ко отра­жа­ли его напа­де­ния. Что бы им ни захва­ты­ва­лось под вечер — местеч­ко, дерев­ня или город, — все дава­ло ему воз­мож­ность полу­чать про­до­воль­ст­вие каж­дый день: гра­бя все, он разде­лял награб­лен­ное меж­ду все­ми. Поэто­му к нему сте­ка­лись мно­гие из нома­дов, хотя он не пла­тил опре­де­лен­но­го жало­ва­нья зачис­лен­ным в строй, но они полу­ча­ли зна­чи­тель­ные выго­ды.

III. 13.⁴⁷ Так Мас­са­насса вое­вал с кар­фа­ге­ня­на­ми. Сци­пи­он же, когда у него все было при­веде­но в над­ле­жа­щий порядок в Сици­лии, при­нес жерт­вы Зев­су и Посей­до­ну и отпра­вил­ся в Ливию на пяти­де­ся­ти двух длин­ных кораб­лях, на четы­рех­стах гру­зо­вых; мно­го сле­до­ва­ло за ним раз­ве­доч­ных и мел­ких судов. Он вел вой­ско в коли­че­стве шест­на­дца­ти тысяч пеших и тыся­чи шести­сот всад­ни­ков⁴⁸. Вез он с собой мета­тель­ное и обо­ро­ни­тель­ное ору­жие, раз­но­об­раз­ные маши­ны и мно­го про­до­воль­ст­вия. Так совер­шал свою пере­пра­ву Сци­пи­он. Узнав об этом, кар­фа­ге­няне и Сифакс реши­ли в насто­я­щий момент обма­нуть Мас­са­нассу и при­твор­но заклю­чить (ὑπα­γαγέσ­θαι)⁴⁹ с ним друж­бу до того вре­ме­ни, пока они не одо­ле­ют Сци­пи­о­на. Мас­са­насса не мог не знать, что его соби­ра­ют­ся обма­нуть; отве­чая на ковар­ство ковар­ст­вом и сооб­щая все Сци­пи­о­ну, он при­был к Гасдру­ба­лу, как заклю­чив­ший с ним мир, со сво­и­ми всад­ни­ка­ми. И они ста­ли лаге­рем неда­ле­ко друг от дру­га, око­ло горо­да Ути­ки: Гасдру­бал с Сифа­к­сом и отдель­но Мас­са­насса; око­ло Ути­ки стал лаге­рем и Сци­пи­он, зане­сен­ный сюда вет­ра­ми. Гасдру­бал отсто­ял от него на неболь­шое рас­сто­я­ние, имея вой­ска до два­дца­ти тысяч пехо­тин­цев, семи тысяч всад­ни­ков и ста соро­ка сло­нов⁵⁰.

14. Меж­ду тем Сифакс, или боясь, или ока­зав­шись отча­сти невер­ным по отно­ше­нию к обе­им сто­ро­нам, под пред­ло­гом, что сосед­ние вар­ва­ры про­яв­ля­ют враж­деб­ные дей­ст­вия про­тив дер­жа­вы, уехал домой; а Сци­пи­он стал посы­лать неболь­шие отряды, чтобы всту­пать в схват­ки с Гасдру­ба­лом, и даже из горо­дов неко­то­рые при­со­еди­ни­лись к нему. Ночью тай­но Мас­са­насса при­был в лагерь Сци­пи­о­на и, дру­же­ски при­ня­тый, научил его на сле­дую­щий день послать не более пяти тысяч чело­век в заса­ду, неболь­шую кре­пость, отсто­яв­шую от Ути­ки ста­ди­ев на трид­цать, где есть баш­ня, выстро­ен­ная тира­ном сира­ку­зян Ага­фо­к­лом⁵¹. С наступ­ле­ни­ем дня Мас­са­насса стал убеж­дать Гасдру­ба­ла послать началь­ни­ка кон­ни­цы Ган­но­на раз­ведать чис­ло вра­гов и быст­ро занять Ути­ку, чтобы ввиду при­бли­же­ния вра­гов ее жите­ли не устро­и­ли како­го-либо пере­во­рота, а сам обе­щал, если ему будет при­ка­за­но, сле­до­вать за ним. И вот Ган­нон повел тыся­чу отбор­ных кар­фа­ген­ских всад­ни­ков и неко­то­рое коли­че­ство ливий­цев, Мас­са­насса же вел сво­их нома­дов; как толь­ко они при­бы­ли к башне и Ган­нон с неболь­шим чис­лом всад­ни­ков поска­кал в Ути­ку, появи­лась неко­то­рая часть тех, кото­рые нахо­ди­лись в заса­де, и Мас­са­насса велел сто­яв­ше­му во гла­ве кар­фа­ген­ских всад­ни­ков напасть на вра­гов, так как (ὡς)⁵², гово­рил он, их мало. И сам сле­до­вал на близ­ком рас­сто­я­нии, как бы соби­ра­ясь им помо­гать. Когда ливий­цы ока­за­лись в середине меж­ду рим­ля­на­ми и Мас­са­нассой, быв­шие в заса­де появи­лись в боль­шем коли­че­стве и с обе­их сто­рон, пере­ко­ло­ли их копья­ми, рим­ляне с одной сто­ро­ны и Мас­са­насса — с дру­гой, кро­ме четы­рех­сот, кото­рые были взя­ты в плен⁵³. Когда все это было закон­че­но, Мас­са­насса спеш­но дви­нул­ся, как друг, навстре­чу воз­вра­щаю­ще­му­ся (ἐπα­νιόν­τι)⁵⁴ Ган­но­ну; захва­тив Ган­но­на, он отвел его в лагерь Сци­пи­о­на и отдал его Гасдру­ба­лу в обмен на свою мать.

15. После это­го Сци­пи­он и Мас­са­насса опу­сто­ша­ли стра­ну и осво­бож­да­ли тех из рим­лян, кото­рые ско­ван­ны­ми, копа­ли на полях зем­лю; они были при­сла­ны Ган­ни­ба­лом из Ибе­рии или Сици­лии, или из самой Ита­лии. Когда они оса­жда­ли боль­шой город, кото­ро­му было назва­ние Лоха⁵⁵, и пере­нес­ли мно­го труд­но­стей, и когда уже при­став­ле­ны были к сте­нам лест­ни­цы, жите­ли Лохи через гла­ша­та­ев дали знать, что, если они полу­чат обе­ща­ние сохра­нить им жизнь, они поки­нут город. И Сци­пи­он при­ка­зал тру­бить отбой, чтобы ото­звать вой­ско; но вои­ны вслед­ст­вие гне­ва за то, что они пре­тер­пе­ли, не послу­ша­лись при­ка­за и, взой­дя на сте­ны, ста­ли изби­вать жен­щин и детей; остав­ших­ся в живых жите­лей Лохи Сци­пи­он отпу­стил невреди­мы­ми, а вой­ско лишил добы­чи, отно­си­тель­но же цен­ту­ри­о­нов, кото­рые ока­за­лись винов­ны­ми в непо­слу­ша­нии, велел перед всем собра­ни­ем сол­дат бро­сить жре­бий и тро­их, на кото­рых пал жре­бий, нака­зал смер­тью. Совер­шив это, он стал опять гра­бить стра­ну. Гасдру­бал же устро­ил им заса­ду, послав началь­ни­ка кон­ни­цы Маго­на с фрон­та, сам же дви­нув­шись с тыла. Ока­зав­шись меж­ду ними, Сци­пи­он и Мас­са­насса разде­ли­ли меж­ду собой коман­до­ва­ние боем и, обра­тив­шись каж­дый из них на каж­до­го из вра­гов, уби­ли пять тысяч ливий­цев, тыся­чу восемь­сот взя­ли в плен, осталь­ных же загна­ли в ска­лы.

16. Тот­час после это­го Сци­пи­он напал и с суши и с моря на Ути­ку; соеди­нив две пен­те­ры, он поста­вил на них баш­ню, откуда и посы­лал на вра­гов стре­лы в три лок­тя дли­ной, боль­шие кам­ни и тем при­чи­нил вра­гам мно­го потерь, но и сам вза­мен мно­го потер­пел, так как его кораб­ли раз­би­ва­лись; он воз­двиг боль­шие валы и, когда ему уда­ва­лось при­бли­зить­ся, гро­мил сте­ну тара­на­ми, сре­зая коса­ми шку­ры и все дру­гое, что было пове­ше­но на ней в каче­стве при­кры­тия. Жите­ли горо­да под­ры­ва­ли насы­пи, отво­ди­ли пет­ля­ми косы и ослаб­ля­ли силу тара­нов, набра­сы­вая наис­кось брев­на; они дела­ли вылаз­ки с огнем на маши­ны, когда им уда­ва­лось под­сте­речь дуно­ве­ние вет­ра в их сто­ро­ну. Поэто­му Сци­пи­он, отка­зав­шись от мыс­ли взять таким обра­зом город, пере­шел к его оса­де.

17. Сифакс, узнав о про­ис­хо­дя­щем, при­шел с вой­ском и оста­но­вил­ся неда­ле­ко от Гасдру­ба­ла. Еще при­тво­ря­ясь, что он друг обе­им сто­ро­нам, и решив затя­нуть вой­ну, пока у кар­фа­ге­нян не появят­ся дру­гие уже стро­я­щи­е­ся кораб­ли и не при­дут какие-либо наем­ни­ки из кель­тов и лигу­ров, он попы­тал­ся стать посред­ни­ком в пере­го­во­рах и счи­тал спра­вед­ли­вым, чтобы ни рим­ляне не втор­га­лись вое­вать в Ливию, ни кар­фа­ге­няне в Ита­лию и чтобы рим­ляне удер­жа­ли Сици­лию, Сар­ди­нию и, если они име­ют, какие-нибудь дру­гие ост­ро­ва, а так­же Ибе­рию. Если же кто отвергнет эти усло­вия, он будет союз­ни­ком, ска­зал он, тех кто их при­мет. Он одно­вре­мен­но делал это и пытал­ся при­влечь к себе Мас­са­нассу, обе­щая закре­пить за ним дер­жа­ву мас­си­ли­ев и из доче­рей, а их было три, отдать за него замуж, какую он захо­чет. Тот, кто дол­жен был это ска­зать Мас­са­нассе, имел с собой и золо­то, чтобы, если Мас­са­насса не будет им убеж­ден, дать тому из его слуг, кото­рый пообе­ща­ет убить Мас­са­нассу. Послан­ный, не убедив Мас­са­нассу, дал кому-то золо­то для убий­ства Мас­са­нассы; тот же, взяв золо­то, пока­зал его Мас­са­нассе и ули­чил дав­ше­го.

18.⁵⁶ Сифакс, не наде­ясь после это­го, что смо­жет долее обма­ны­вать, явно соеди­нил­ся с кар­фа­ге­ня­на­ми и взял с помо­щью пре­да­тель­ства город Толунт, нахо­див­ший­ся внут­ри стра­ны⁵⁷, где было воен­ное сна­ря­же­ние рим­лян и мно­го хле­ба, из охра­няв­ших его он пере­бил тех, кто не захо­тел уйти под охра­ной дого­во­ра, и вызвал к себе мно­гих дру­гих из нома­дов. Были у них уже и наем­ни­ки, и кораб­ли их были в пол­ном поряд­ке, так что было реше­но вое­вать так, чтобы Сифакс дви­нул­ся на оса­ждав­ших Ути­ку, Гасдру­бал же — на лагерь Сци­пи­о­на. Кораб­ли они реши­ли напра­вить про­тив кораб­лей, и про­изой­ти все это долж­но было на сле­дую­щий день одно­вре­мен­но, чтобы рим­ляне не мог­ли про­ти­во­сто­ять им ввиду мало­чис­лен­но­сти.

IV. 19. Узнав об этом уже ночью от каких-то нома­дов, Мас­са­насса пере­дал это Сци­пи­о­ну. Послед­ний испу­гал­ся и опа­сал­ся, что вой­ско, разде­лен­ное у него на мно­го частей, ока­жет­ся всюду сла­бей­шим. Поэто­му тот­час же ночью он созвал на сове­ща­ние началь­ни­ков, и, так как все затруд­ня­лись, он после дол­го­го разду­мья ска­зал: «Нам нуж­ны, о дру­зья, сме­лость и быст­ро­та, и отча­ян­ная бит­ва. Пред­у­предим вра­гов, напав на них. Сколь­ко выгод мы из это­го извле­чем, вы уже сами пой­ме­те. Их пора­зит неожи­дан­ность наше­го появ­ле­ния и самая неве­ро­ят­ность поступ­ка, что мы, будучи мало­чис­лен­ное их, напа­да­ем пер­вы­ми; мы будем опе­ри­ро­вать не раз­би­тым на мно­гие части вой­ском, но собран­ным вме­сте, и поведем его не на всех вра­гов сра­зу, но на тех, кого мы выбе­рем пер­вы­ми. Каж­дый из них сто­ит сам по себе; и мы будем, сра­жа­ясь с ними по частям, рав­ны им по чис­лен­но­сти, сме­ло­стью же и сча­стьем мы пре­вос­хо­дим их. И если бог даст нам одо­леть пер­вых, к осталь­ным мы смо­жем отне­стись с пре­зре­ни­ем. На кого же из них преж­де все­го надо напасть, какое вре­мя и какой будет спо­соб напа­де­ния, если вам угод­но, я ска­жу вам свое мне­ние».

20. Когда все соглас­но про­си­ли его об этом, он ска­зал: «Что каса­ет­ся вре­ме­ни, то надо дей­ст­во­вать тот­час после это­го сове­ща­ния, пока еще ночь, когда и наше напа­де­ние будет для вра­гов страш­нее, когда у них ниче­го не будет гото­во и когда никто из их союз­ни­ков не смо­жет им помочь в тем­но­те. Толь­ко так пред­у­предим мы их пла­ны, посколь­ку нам извест­но, что на сле­дую­щий день они напа­дут на нас. У них три лаге­ря, кораб­ли дале­ко, и нель­зя ночью напа­дать на кораб­ли, Гасдру­бал же и Сифакс неда­ле­ко друг от дру­га. Из этих дво­их Гасдру­бал явля­ет­ся гла­вой вой­ны, Сифакс же ночью не решит­ся ни на какой труд, как вар­вар, изне­жен­ный и пол­ный стра­ха. Итак, мы напа­дем на Гасдру­ба­ла со всем вой­ском; это­му вот Мас­са­нассе пору­чим устро­ить заса­ду про­тив Сифа­к­са, если бы тот все же сверх ожи­да­ния вышел из лаге­ря. Мы, пехо­тин­цы, напра­вим­ся к валу Гасдру­ба­ла и, окру­жив его, напа­дем со всех сто­рон с доб­рой надеж­дой и со стре­ми­тель­ной сме­ло­стью: насто­я­щие обсто­я­тель­ства тре­бу­ют более все­го этих двух качеств. Всад­ни­ков (ведь, пока еще ночь, ими поль­зо­вать­ся нель­зя), я пошлю впе­ред окру­жить лагерь вра­гов на более дале­ком рас­сто­я­нии, чтобы, если мы усту­пим силе, они при­ня­ли и при­кры­ли нас и мы мог­ли при­бег­нуть к их дру­же­ской помо­щи, если же мы одо­ле­ем, пре­сле­до­ва­ли бы их выбе­гаю­щих и при­кан­чи­ва­ли их».

21. Ска­зав это и рас­пу­стив началь­ни­ков для воору­же­ния вой­ска, он сам стал при­но­сить жерт­вы Сме­ло­сти и Стра­ху⁵⁸, чтобы ничто, как это быва­ет ночью, не наве­ло пани­ки на его вой­ско, но чтобы вой­ско у него выка­за­ло воз­мож­но боль­шую храб­рость. При­бли­зи­тель­но в третью стра­жу⁵⁹ он дал знак к выступ­ле­нию при­глу­шен­ным зву­ком труб, и столь зна­чи­тель­ное вой­ско ста­ло дви­гать­ся в глу­бо­ком мол­ча­нии, пока всад­ни­ки не окру­жи­ли вра­гов, а пехо­тин­цы не подо­шли к их рву. Тогда со сме­шан­ным кри­ком, затру­бив одно­вре­мен­но во все тру­бы и рож­ки для устра­ше­ния вра­гов, они столк­ну­ли сто­ро­жей со сто­ро­же­вых постов, ста­ли засы­пать ров и вытас­ки­вать стол­бы лагер­ной огра­ды. Самые сме­лые, про­рвав­шись впе­ред, подо­жгли несколь­ко пала­ток. Ливий­цы, пора­жен­ные стра­хом, вска­ки­ва­ли со сна, хва­та­лись за ору­жие и бес­по­рядоч­но нес­лись стро­ить­ся в ряды; из-за шума они не слу­ша­ли при­ка­за­ний, да и сам пол­ко­во­дец не знал точ­но, что про­ис­хо­дит. Меж­ду тем их, вско­чив­ших на ноги, еще воору­жав­ших­ся и при­веден­ных в смя­те­ние, рим­ляне захва­ты­ва­ли, под­жи­га­ли еще боль­шее чис­ло пала­ток и быв­ших на ногах уби­ва­ли. Для ливий­цев же крик вра­гов, их вид и дей­ст­вия были очень страш­ны, как это быва­ет ночью и вслед­ст­вие неведе­ния про­ис­хо­дя­ще­го бед­ст­вия. Счи­тая, что лагерь взят, стра­шась огня подо­жжен­ных пала­ток, они сами выбе­га­ли из них и устрем­ля­лись на рав­ни­ну, как в более без­опас­ное место; отсюда враз­брод, как кому уда­ва­лось, они раз­бе­га­лись в бес­по­ряд­ке и, наты­ка­ясь на рим­ских всад­ни­ков, кото­рые сто­я­ли вокруг лаге­ря, поги­ба­ли.

22. Сифакс, еще ночью услы­хав крик и увидев огонь, не вышел из лаге­ря, послал неко­то­рых из всад­ни­ков помочь Гасдру­ба­лу; одна­ко Мас­са­насса, вне­зап­но напав на них, про­из­вел боль­шое изби­е­ние. С наступ­ле­ни­ем дня, узнав, что Гасдру­бал уже бежал, что из его вой­ска одни погиб­ли, дру­гие взя­ты в плен вра­га­ми, а осталь­ные рас­се­я­лись, и что рим­ляне вла­де­ют его лаге­рем со всем сна­ря­же­ни­ем, Сифакс снял­ся с лаге­ря, бро­сив­шись бежать в смя­те­нии внутрь стра­ны и оста­вив все, пола­гая, что тот­час после пре­сле­до­ва­ния кар­фа­ге­нян Сци­пи­он явит­ся, чтобы напасть на него. Поэто­му и его лагерь со всем сна­ря­же­ни­ем, в нем нахо­див­шим­ся, захва­тил Мас­са­насса.

23. Таким обра­зом, рим­ляне, бла­го­да­ря одной толь­ко сме­ло­сти, в незна­чи­тель­ную часть ночи овла­де­ли сра­зу дву­мя лаге­ря­ми и победи­ли два вой­ска, гораздо более мно­го­чис­лен­ных, чем их соб­ст­вен­ное. Рим­лян погиб­ло око­ло ста чело­век, а вра­гов — без мало­го трид­цать тысяч; в плен было взя­то две тыся­чи четы­ре­ста. Из всад­ни­ков шесть­сот сда­лись Сци­пи­о­ну, воз­вра­щаю­ще­му­ся после победы. Из сло­нов одни были уби­ты, дру­гие ране­ны. Сци­пи­он овла­дел мно­же­ст­вом ору­жия, золота, сереб­ра и сло­но­вой кости, коня­ми, номад­ски­ми и дру­ги­ми, и поста­вил бла­го­да­ря одной этой победе, ока­зав­шей­ся столь бле­стя­щей, на коле­ни все могу­ще­ство кар­фа­ге­нян. Вой­ску он роздал подар­ки за храб­рость, а все наи­бо­лее заме­ча­тель­ное из добы­чи отпра­вил в Рим. Вой­ско же он про­дол­жал ста­ра­тель­но обу­чать, ожи­дая, что тот­час при­бу­дут из Ита­лии Ган­ни­бал и из обла­сти лигу­ров — Магон⁶⁰.

24. Этим был занят Сци­пи­он⁶¹, Гасдру­бал же, пол­ко­во­дец кар­фа­ге­нян, ране­ный, убе­жал во вре­мя ноч­ной бит­вы с пятью­ста­ми всад­ни­ков, в Анду⁶², стал соби­рать там кое-каких наем­ни­ков, успев­ших вырвать­ся из этой бит­вы, и нома­дов и при­зы­вал рабов, давая им сво­бо­ду; узнав, что кар­фа­ге­няне при­го­во­ри­ли его к смер­ти, как пло­хо началь­ст­во­вав­ше­го вой­ском, и выбра­ли пол­ко­вод­цем Ган­но­на, сына Бомиль­ка­ра⁶³, он, состав­ляя свое соб­ст­вен­ное вой­ско, при­со­еди­нил к нему раз­бой­ни­ков, гра­бил для про­пи­та­ния, обу­чая тех, кого имел, — око­ло трех тысяч всад­ни­ков и вось­ми тысяч пехо­тин­цев; ведь един­ст­вен­ная его надеж­да теперь оста­лась в воен­ных дей­ст­ви­ях. И вот, делая это, он дол­гое вре­мя оста­вал­ся неза­ме­чен­ным ни рим­ля­на­ми, ни кар­фа­ге­ня­на­ми. Меж­ду тем, Сци­пи­он повел воору­жен­ное вой­ско на самый Кар­фа­ген и над­мен­но вызы­вал кар­фа­ге­нян на бит­ву, но никто не вышел к нему. А началь­ник кар­фа­ген­ско­го флота Гамиль­кар с сот­ней кораб­лей поспеш­но дви­нул­ся к кора­бель­ной сто­ян­ке Сци­пи­о­на, наде­ясь пред­у­предить его воз­вра­ще­ние и быв­шие там у рим­лян два­дцать три­эр лег­ко захва­тить сво­и­ми ста кораб­ля­ми.

25. Когда Сци­пи­он заме­тил, что Гамиль­кар вышел в море, он послал впе­ред людей заго­ро­дить устье гава­ни гру­зо­вы­ми суда­ми, постав­лен­ны­ми на яко­рях, оста­вив неко­то­рые про­ме­жут­ки, чтобы через них, как через ворота, выхо­ди­ли три­э­ры, когда пред­ста­вит­ся бла­го­при­ят­ный слу­чай; кро­ме того, он велел свя­зать кораб­ли мач­та­ми и тес­но соеди­нить меж­ду собой в виде сте­ны. Застав их за этим делом, Сци­пи­он, вер­нув­шись, сам при­нял­ся за работу, и, так как кар­фа­ге­няне пора­жа­лись и с кораб­лей, и с зем­ли, и со сте­ны, их кораб­ли были повреж­де­ны; уста­лые, они вече­ром отплы­ли назад. Когда же они отхо­ди­ли, рим­ские суда их пре­сле­до­ва­ли, выез­жая через про­ме­жут­ки и, отсту­пая, когда под­вер­га­лись напа­де­нию. Один корабль, без, людей, они взя­ли на бук­сир и при­ве­ли к Сци­пи­о­ну⁶⁴. После это­го и те и дру­гие ста­ли на зимов­ку. Рим­ля­нам под­во­зил­ся про­ви­ант по морю в боль­шом коли­че­стве, жите­ли же Ути­ки и кар­фа­ге­няне, голо­дая, гра­би­ли куп­цов, пока дру­гие кораб­ли рим­лян, послан­ные Сци­пи­о­ну, не ста­ли высле­жи­вать вра­гов и мешать раз­бо­ям. Кар­фа­ге­няне уже силь­но стра­да­ли от голо­да.

V. 26. В ту же зиму, когда Сифакс нахо­дил­ся побли­зо­сти, Мас­са­насса попро­сил у Сци­пи­о­на, в допол­не­ние к соб­ст­вен­но­му вой­ску, третью часть рим­ско­го и, полу­чив ее (рим­ля­на­ми пред­во­ди­тель­ст­во­вал Лелий⁶⁵) стал пре­сле­до­вать Сифа­к­са. Тот все вре­мя усколь­зал от них, пока, нако­нец, заме­чен­ный око­ло какой-то реки, не вынуж­ден был постро­ить­ся для бит­вы. Нома­ды с обе­их сто­рон, по сво­е­му обы­чаю, выпус­ка­ли друг про­тив дру­га вели­кое мно­же­ство стрел и копий, рим­ляне же, выдви­нув впе­ред щиты, насту­па­ли. Видя Мас­са­нассу, Сифакс в гне­ве бро­сил­ся на него; тот же в свою оче­редь радост­но поска­кал навстре­чу. Когда вокруг обо­их заго­рел­ся силь­ный бой, люди Сифа­к­са, обра­тив­шись в бег­ство, ста­ли пере­плы­вать реку; тут кто-то ранил коня само­го Сифа­к­са, и он сбро­сил с себя сво­его гос­по­ди­на; Мас­са­насса, нале­тев, взял в плен само­го Сифа­к­са и одно­го из его сыно­вей и тот­час же отпра­вил их к Сци­пи­о­ну. В этой бит­ве со сто­ро­ны Сифа­к­са было уби­то десять тысяч, со сто­ро­ны рим­лян — семь­де­сят пять, а у Мас­са­нассы — три­ста чело­век. И плен­ных из вой­ска Сифа­к­са ока­за­лось четы­ре тыся­чи. В их чис­ле было две тыся­чи пять­сот мас­си­ли­ев, пере­шед­ших к Сифа­к­су от Мас­са­нассы; их Мас­са­насса по этой при­чине выпро­сил у Лелия и, полу­чив, пере­ре­зал.

27. После это­го они дви­ну­лись к мас­си­ли­ям и в цар­ство Сифа­к­са; пер­вых они опять под­чи­ни­ли вла­сти Мас­са­нассы, а вто­рых⁶⁶ при­влек­ли на свою сто­ро­ну, при­нудив непо­кор­ных силой. При­бы­ли к ним и послы из Цир­ты⁶⁷, пере­да­вая им дво­рец Сифа­к­са, спе­ци­аль­но же к Мас­са­нассе при­бы­ли дру­гие послы от Софо­ни­бы⁶⁸, жены Сифа­к­са, рас­ска­за­ло ее бра­ке по при­нуж­де­нию. При­няв с радо­стью Софо­ни­бу, Мас­са­насса женил­ся на ней; отправ­ля­ясь сам к Сци­пи­о­ну, он, уже пред­видя буду­щее, оста­вил ее в Цир­те. Сци­пи­он же спра­ши­вал Сифа­к­са: «Какой демон заста­вил тебя, быв­ше­го мне дру­гом и побуж­дав­ше­го меня прий­ти в Ливию, обма­нуть богов, кото­ры­ми ты клял­ся, обма­нуть вме­сте с бога­ми рим­лян и пред­по­честь вое­вать в сою­зе с кар­фа­ге­ня­на­ми вме­сто сою­за с рим­ля­на­ми, кото­рые недав­но помог­ли тебе про­тив кар­фа­ге­нян?…» Тот же ска­зал: «Софо­ни­ба, дочь Гасдру­ба­ла, кото­рую я полю­бил себе на гибель. Она силь­но любит свое оте­че­ство и спо­соб­на вся­ко­го скло­нить к тому, чего она хочет. Она меня из ваше­го дру­га сде­ла­ла дру­гом сво­его оте­че­ства и из тако­го сча­стья вверг­ла в это бед­ст­вие. Тебя же я пред­у­преж­даю, ибо нуж­но, чтобы, став вашим дру­гом и изба­вив­шись от вли­я­ния Софо­ни­бы, я хра­нил бы теперь вам твер­дую вер­ность: бере­гись Софо­ни­бы, чтобы она не увлек­ла Мас­са­нассу к тому, чего она хочет. Нече­го наде­ять­ся, что эта жен­щи­на⁶⁹ перей­дет когда-либо на сто­ро­ну рим­лян: так силь­но она любит свой город».

28. Так он гово­рил, или гово­ря прав­ду, или из-за рев­но­сти и желая как мож­но боль­ше повредить Мас­са­нассе; Сци­пи­он же при­вле­кал Сифа­к­са, казав­ше­го­ся разум­ным и знаю­щим стра­ну, к обсуж­де­нию государ­ст­вен­ных вопро­сов и при­слу­ши­вал­ся к его мне­ни­ям и сове­там, подоб­но тому, как и Кир поль­зо­вал­ся сове­та­ми Кре­за Лидий­ско­го⁷⁰, а когда при­был Лелий и ска­зал, что он от мно­гих узнал то же самое о Софо­ни­бе, Сци­пи­он при­ка­зал Мас­са­нассе пере­дать жену Сифа­к­са рим­ля­нам. Когда же Мас­са­насса стал умо­лять и рас­ска­зы­вать, какие у него были с ней в преж­нее вре­мя отно­ше­ния, Сци­пи­он еще более рез­ко при­ка­зал ему ниче­го не брать само­воль­но из рим­ской добы­чи, но, отдав ее, про­сить и убеж­дать вер­нуть ее ему, если мож­но. Мас­са­насса отпра­вил­ся тогда с несколь­ки­ми рим­ля­на­ми, чтобы пере­дать им Софо­ни­бу. Но, тай­но неся ей яд, он пер­вый встре­тил­ся с ней, рас­ска­зал о поло­же­нии дел и пред­ло­жил или выпить яд, или доб­ро­воль­но отдать­ся в раб­ство рим­ля­нам. И, не ска­зав ниче­го боль­ше, он погнал коня. Она же, пока­зав кор­ми­ли­це килик и попро­сив не опла­ки­вать ее, так слав­но уми­раю­щую, выпи­ла яд. Мас­са­насса, пока­зав ее тело при­быв­шим рим­ля­нам и похо­ро­нив по-цар­ски, вер­нул­ся к Сци­пи­о­ну. Послед­ний, похва­лив его и уте­шив, гово­ря, что он изба­вил­ся от пло­хой жен­щи­ны, увен­чал его за поход на Сифа­к­са и ода­рил мно­ги­ми дара­ми. Когда Сифакс был при­ве­зен в Рим, то неко­то­рые пред­ла­га­ли сохра­нить его жизнь, так как он был им дру­гом и союз­ни­ком, когда они вое­ва­ли в Ибе­рии, дру­гие же пред­ла­га­ли его нака­зать, посколь­ку он под­нял ору­жие про­тив дру­зей. Но Сифакс, захво­рав от огор­че­ния, умер⁷¹.

29. Гасдру­бал же, когда хоро­шо обу­чил быв­ших с ним, послал к пол­ко­вод­цу кар­фа­ге­нян Ган­но­ну одно­го чело­ве­ка, тре­буя, чтобы Ган­нон при­нял его участ­ни­ком в коман­до­ва­нии. Он ука­зал, что мно­гие ибе­ры нахо­дят­ся в вой­ске Сци­пи­о­на про­тив воли; и что если кто-либо под­ку­пит их золо­том и обе­ща­ни­я­ми, они подо­жгут лагерь Сци­пи­о­на. Он ска­зал, что и сам он, если узна­ет впе­ред вре­мя дей­ст­вия, явит­ся туда. Вот что гово­рил Гасдру­бал. Ган­нон же, имея ковар­ные наме­ре­ния про­тив Гасдру­ба­ла, все же не счи­тал это пред­при­я­тие без­на­деж­ным, но послал с золо­том в лагерь Сци­пи­о­на под видом пере­беж­чи­ка вер­но­го ему чело­ве­ка. Он, вызы­вая к себе дове­рие, встре­чал­ся с каж­дым из вои­нов, мно­гих под­ку­пил и, назна­чив им день, ушел назад. И Ган­нон пере­дал Гасдру­ба­лу о назна­чен­ном дне. Когда Сци­пи­он при­но­сил жерт­вы, они ука­зы­ва­ли ему опас­ность от пожа­ра; поэто­му он разо­слал людей по все­му лаге­рю, чтобы каж­дый, кто видел какой-либо огонь, горев­ший очень силь­но, пре­кра­щал его. И опять в про­дол­же­ние мно­гих дней он при­но­сил жерт­вы. И, так как жерт­вы не пере­ста­ва­ли ука­зы­вать на пожар, он бес­по­ко­ил­ся и поду­мы­вал о том, чтобы пере­не­сти лагерь.

30. Меж­ду тем, слу­га одно­го рим­ско­го всад­ни­ка, родом ибер, запо­до­зрив нечто отно­си­тель­но заду­ман­ной изме­ны, при­тво­рил­ся соучаст­ни­ком, пока не узнал все­го, и тогда донес об этом гос­по­ди­ну, кото­рый отвел его к Сци­пи­о­ну, и там он ули­чил всех. Сци­пи­он всех каз­нил и тру­пы их выбро­сил перед лаге­рем. Ган­но­ну, быв­ше­му очень близ­ко, это ста­ло извест­но, и он не пошел в назна­чен­ное место, Гасдру­бал же, не зная это­го, явил­ся. Когда же он увидал мно­же­ство мерт­вых, он понял про­ис­шед­шее и уда­лил­ся. И Ган­нон стал на него кле­ве­тать перед наро­дом, буд­то он явил­ся к Сци­пи­о­ну, чтобы сдать­ся, и тот его не при­нял. Из-за это­го Гасдру­бал стал еще более нена­ви­стен кар­фа­ге­ня­нам; в то же самое вре­мя Гамиль­кар, вне­зап­но напав на кораб­ли рим­лян, захва­тил одну три­э­ру и шесть гру­зо­вых судов, Ган­нон же, напав на оса­ждав­ших Ути­ку, был отбит. Так как оса­да была дли­тель­ной, Сци­пи­он снял ее, не достиг­нув ниче­го, а маши­ны пере­пра­вил к горо­ду Гип­по­ну (Ἱπ­πῶ­να)⁷². Но так как и здесь ему ничто не уда­ва­лось, то, сжег­ши маши­ны, как бес­по­лез­ные, он стал быст­ро пере­дви­гать­ся по стране, одних при­вле­кая к друж­бе, дру­гих же гра­бя.

VI. 31. Кар­фа­ге­няне, недо­воль­ные неуда­ча­ми, выбра­ли Ган­ни­ба­ла вое­на­чаль­ни­ком с неогра­ни­чен­ны­ми пол­но­мо­чи­я­ми и посла­ли началь­ни­ка флота⁷³ с кораб­ля­ми, чтобы побудить его к ско­рей­шей пере­пра­ве в Ливию. Одно­вре­мен­но с этим они отпра­ви­ли послов к Сци­пи­о­ну отно­си­тель­но мира, счи­тая, что во вся­ком слу­чае они добьют­ся чего-либо одно­го: или полу­чат мир, или затя­нут вре­мя, пока не при­будет Ган­ни­бал. Сци­пи­он дал им пере­ми­рие и, полу­чив от них сред­ства для содер­жа­ния вой­ска, раз­ре­шил им отпра­вить послов в Рим; они отпра­ви­ли послов, кото­рые оста­но­ви­лись вне стен, как являв­ши­е­ся еще вра­га­ми, и, введен­ные в сенат, ста­ли про­сить о воз­мож­но­сти полу­чить про­ще­ние. Из сена­то­ров же одни напо­ми­на­ли о веро­лом­стве кар­фа­ге­нян, о том, сколь­ко раз они заклю­ча­ли согла­ше­ния и пре­сту­па­ли их, о том, сколь­ко страш­но­го сде­лал Ган­ни­бал рим­ля­нам и союз­ни­кам рим­лян и в Ибе­рии и в Ита­лии; дру­гие же ука­зы­ва­ли, что мир будет поле­зен рим­ля­нам не мень­ше, чем кар­фа­ге­ня­нам, так как Ита­лия исто­ще­на столь­ки­ми вой­на­ми; они после­до­ва­тель­но изла­га­ли, что буду­щее пол­но опас­но­стей, когда про­тив Сци­пи­о­на немед­лен­но дви­нут­ся с огром­ны­ми вой­ска­ми Ган­ни­бал из Ита­лии, Магон из обла­сти лигу­ров и Ган­нон из-под Кар­фа­ге­на.

32. Будучи в нере­ши­тель­но­сти, сенат послал Сци­пи­о­ну совет­ни­ков, с кото­ры­ми он мог бы обсудить и выпол­нить то, что он най­дет полез­ным. Он согла­сил­ся на мир с кар­фа­ге­ня­на­ми на сле­дую­щих усло­ви­ях: Маго­ну немед­лен­но отплыть из обла­сти лигу­ров и на осталь­ное вре­мя кар­фа­ге­ня­нам не наби­рать наем­ни­ков, иметь длин­ных кораб­лей не боль­ше трид­ца­ти, не вме­ши­вать­ся в чужие дела, огра­ни­чи­ва­ясь тем, что нахо­дит­ся в пре­де­лах так назы­вае­мых фини­кий­ских рвов⁷⁴, отдать рим­ля­нам сколь­ких они име­ют из них плен­ных и пере­беж­чи­ков, вне­сти им тыся­чу шесть­сот талан­тов сереб­ра⁷⁵ в опре­де­лен­ное вре­мя; Мас­са­нассе — вла­деть мас­си­ли­я­ми и всем, чем может, из цар­ства Сифа­к­са. На этом они дого­во­ри­лись друг с дру­гом. И послы отплы­ли, одни в Рим, чтобы при­нять клят­ву от кон­су­лов, дру­гие из Рима в Кар­фа­ген, и вла­сти кар­фа­ге­нян покля­лись им. Мас­са­нассе же рим­ляне в знак при­зна­тель­но­сти за союз посла­ли венок из золота, золотую печать, куруль­ное крес­ло из сло­но­вой кости, пор­фи­ру, рим­скую одеж­ду, зла­то­уздо­го коня и пол­ное воору­же­ние.

33. Пока все это еще про­ис­хо­ди­ло, Ган­ни­бал про­тив воли плыл в Кар­фа­ген, пред­видя невер­ность наро­да к сво­им пра­ви­те­лям и быст­рую пере­мен­чи­вость его настро­е­ний. Сомне­ва­ясь еще, будет ли заклю­чен мир, а если это и слу­чит­ся, хоро­шо зная, что он будет соблюдать­ся недол­го, он при­был в Гад­ру­мет⁷⁶, город Ливии, стал соби­рать хлеб, разо­слал людей для покуп­ки коней и при­влек к друж­бе царя нома­дов, назы­вае­мых аре­а­кида­ми⁷⁷. Четы­ре же тыся­чи всад­ни­ков, кото­рые яви­лись к нему в каче­стве пере­беж­чи­ков и кото­рые, будучи под­чи­не­ны неко­гда Сифа­к­су, ока­за­лись теперь под вла­стью Мас­са­нассы, он, запо­до­зрив в пре­да­тель­стве, велел пере­бить, а коней роздал вой­ску. При­был к нему и дру­гой царек Месо­тил⁷⁸ с тыся­чью всад­ни­ков и Вер­ми­на, вто­рой сын Сифа­к­са, пра­вив­ший еще над боль­шей частью отцов­ско­го цар­ства⁷⁹. Горо­да Мас­са­нассы Сци­пи­он под­чи­нил себе одни доб­ро­воль­но, дру­гие же силой. Так, Нар­ку⁸⁰ он взял хит­ро­стью сле­дую­щим обра­зом. Поль­зу­ясь их рын­ком⁸¹, он посы­лал в город сво­их людей, как к дру­зьям. Когда же он решил напасть на них, он послал боль­шое чис­ло вои­нов, тай­но имев­ших при себе ножи, кото­рым велел хоро­шо обра­щать­ся с тор­гу­ю­щи­ми, пока они не услы­шат зву­ки труб, тогда же напа­дать на всех, кто попа­да­ет­ся им навстре­чу, и охра­нять для него ворота.

34. Так была взя­та Нар­ка. Кар­фа­ге­няне же, хотя и заклю­чи­ли согла­ше­ние, когда Сци­пи­он нахо­дил­ся еще на их терри­то­рии, а их соб­ст­вен­ные послы не вер­ну­лись еще из Рима, раз­гра­би­ли про­до­воль­ст­вие, пред­на­зна­чав­ше­е­ся Сци­пи­о­ну и зане­сен­ное вет­ра­ми в Кар­фа­ген, а сопро­вож­дав­ших его заклю­чи­ли в око­вы; хотя буле (βου­λῆς)⁸² вся­че­ски гро­зи­ло им и убеж­да­ло не нару­шать толь­ко что заклю­чен­но­го пере­ми­рия, они поно­си­ли и согла­ше­ние, как заклю­чен­ное неспра­вед­ли­во, и гово­ри­ли, что голод их бес­по­ко­ит боль­ше, чем нару­ше­ние дого­во­ра. Сци­пи­он меж­ду тем не счи­тал достой­ным воз­об­нов­лять вой­ну после заклю­че­ния дого­во­ра, но тре­бо­вал удо­вле­тво­ре­ния как от дру­зей, нару­шив­ших обя­за­тель­ства. Но они хоте­ли схва­тить и послов его, чтобы дер­жать их, пока не вер­нут­ся к ним из Рима их соб­ст­вен­ные послы. Но Ган­нон Вели­кий и Гасдру­бал Козел⁸³ вырва­ли их из рук тол­пы и ото­сла­ли в сопро­вож­де­нии двух три­эр; но дру­гие убеди­ли началь­ни­ка флота Гасдру­ба­ла, сто­яв­ше­го у мыса Апол­ло­на, как толь­ко уйдут сопро­вож­даю­щие три­э­ры, напасть на послов Сци­пи­о­на. Он напал, и из послов неко­то­рые были уби­ты стре­ла­ми, осталь­ные же ране­ны и, гре­бя изо всех сил, успе­ли вой­ти в гавань сво­его лаге­ря и соско­чи­ли с кораб­ля, уже захва­ты­вав­ше­го­ся вра­га­ми: настоль­ко близ­ка была для них воз­мож­ность стать плен­ни­ка­ми.

35. Когда в самом Риме узна­ли об этом, то было отда­но при­ка­за­ние, чтобы послы кар­фа­ге­нян, кото­рые там еще нахо­ди­лись по вопро­су о мире, немед­лен­но отплы­ли назад как вра­ги. Они отплы­ли и бурей были зане­се­ны в лагерь Сци­пи­о­на; началь­ни­ку флота, спро­сив­ше­му о них, что долж­но делать с ними, Сци­пи­он ска­зал: «Не поз­во­лять ниче­го подоб­но­го кар­фа­ген­ско­му веро­лом­ству, но отпу­стить их невреди­мы­ми». Геру­сия (γε­ρουσία), узнав об этом, упре­ка­ла народ, срав­ни­вая эти два поступ­ка, и сове­то­ва­ла и теперь про­сить Сци­пи­о­на сохра­нить согла­ше­ние и полу­чить от кар­фа­ге­нян удо­вле­тво­ре­ние за совер­шен­ную неспра­вед­ли­вость. Но они, уже дав­но недо­воль­ные и самой геру­си­ей за пло­хое веде­ние дел, за то, что она не пред­виде­ла как сле­ду­ет, что для них полез­но, под­стре­кае­мые народ­ны­ми льсте­ца­ми и воз­буж­дае­мые бес­смыс­лен­ны­ми надеж­да­ми, при­зы­ва­ли Ган­ни­ба­ла с вой­ском, какое у него было.

36.⁸⁴ Он же, видя раз­ме­ры вой­ны, при­ка­зал им при­звать Гасдру­ба­ла с быв­ши­ми при нем сила­ми. И вот Гасдру­бал, осво­бож­ден­ный от про­из­не­сен­но­го над ним при­го­во­ра, пере­дал вой­ско Ган­ни­ба­лу, но даже и теперь не решал­ся пока­зы­вать­ся кар­фа­ге­ня­нам, но скры­вал­ся в горо­де; Сци­пи­он же, поста­вив кораб­ли побли­зо­сти от Кар­фа­ге­на, пре­пят­ст­во­вал достав­ке кар­фа­ге­ня­нам с моря про­до­воль­ст­вия, при­чем и с суши они не смог­ли полу­чать мно­го про­дук­тов, так как зем­ля из-за вой­ны была не засе­я­на. В те же дни про­изо­шло кон­ное сра­же­ние Ган­ни­ба­ла и Сци­пи­о­на око­ло Замы (Ζά­μαν)⁸⁵, в кото­ром Сци­пи­он полу­чил пере­вес⁸⁶; в сле­дую­щие дни были вза­им­ные столк­но­ве­ния лег­ко­во­ору­жен­ных, пока Сци­пи­он, заме­тив, что Ган­ни­бал испы­ты­ва­ет силь­ный недо­ста­ток про­до­воль­ст­вия и ожи­да­ет его под­во­за, не послал ночью три­бу­на Фер­ма⁸⁷ про­тив тех, кто вез это про­до­воль­ст­вие. Ферм, заняв холм в узком про­хо­де, убил до четы­рех тысяч ливий­цев и столь­ко же взял живы­ми в плен, а про­до­воль­ст­вие доста­вил Сци­пи­о­ну.

37. Доведен­ный до край­но­сти недо­стат­ком про­до­воль­ст­вия и обду­мы­вая, как может раз­ре­шить­ся насто­я­щее поло­же­ние дел, Ган­ни­бал отпра­вил к Мас­са­нассе послов, напо­ми­ная ему о его жиз­ни и вос­пи­та­нии в Кар­фа­гене и при­зы­вая помочь ему заклю­чить дого­вор со Сци­пи­о­ном, ибо преж­ние про­ступ­ки были, гово­рил он, про­ступ­ка­ми, наро­да и тех, кто еще нера­зум­нее наро­да. Мас­са­насса, дей­ст­ви­тель­но вырос­ший и вос­пи­тан­ный в Кар­фа­гене, питая ува­же­ние к досто­ин­ству горо­да и будучи дру­гом еще мно­гим из тех, кто там жил, обра­тил­ся с прось­бой к Сци­пи­о­ну и при­ми­рил их опять на тех усло­ви­ях, что кар­фа­ге­няне отда­ют кораб­ли и людей, кото­рых они взя­ли, когда те вез­ли про­до­воль­ст­вие рим­ля­нам, воз­вра­ща­ют все раз­граб­лен­ное или же воз­ме­ща­ют поте­рян­ное по цене, какую уста­но­вит Сци­пи­он, и, как штраф за совер­шен­ную неспра­вед­ли­вость, вно­сят тыся­чу талан­тов; тако­во было согла­ше­ние; было заклю­че­но пере­ми­рие, пока кар­фа­ге­няне не узна­ют этих усло­вий. Так при­шло к Ган­ни­ба­лу неожи­дан­ное спа­се­ние⁸⁸.

VII. 38. Буле (βου­λή) кар­фа­ге­нян с боль­шим удо­воль­ст­ви­ем одоб­ри­ла этот дого­вор и убеж­да­ла народ дер­жать­ся этих реше­ний, ука­зы­вая на поло­же­ние, тяже­лое во всех отно­ше­ни­ях, на тепе­реш­ний недо­ста­ток вой­ска, денег и про­до­воль­ст­вия. Но, как это ей свой­ст­вен­но, чернь нера­зум­но пола­га­ла, что кар­фа­ген­ские пол­ко­вод­цы в сво­их инте­ре­сах заклю­чи­ли с рим­ля­на­ми этот дого­вор, чтобы с их помо­щью власт­во­вать над оте­че­ст­вом: «что теперь дела­ет Ган­ни­бал, неза­дол­го до это­го сде­лал, — гово­ри­ли они, — и Гасдру­бал, кото­рый, сдав ночью лагерь вра­гам, через неболь­шой про­ме­жу­ток вре­ме­ни захо­тел и само­го себя отдать Сци­пи­о­ну, при­бли­зив­шись для это­го к его лаге­рю, а теперь скры­ва­ет­ся в горо­де». Когда при этих сло­вах под­ня­лись крик и смя­те­ние, неко­то­рые, поки­нув народ­ное собра­ние, ста­ли, обхо­дя город, искать Гасдру­ба­ла. Но он успел рань­ше бежать в гроб­ни­цу отца и там, при­няв яд, лишил себя жиз­ни: одна­ко они извлек­ли оттуда его труп и, отру­бив ему голо­ву, ста­ли носить ее на копье по горо­ду. Так Гасдру­бал и в пер­вый раз был изгнан неспра­вед­ли­во, и вто­рич­но лож­но был окле­ве­тан Ган­но­ном и тогда был при­суж­ден кар­фа­ге­ня­на­ми к смер­ти, и даже после смер­ти под­верг­ся с их сто­ро­ны таким оскорб­ле­ни­ям⁸⁹.

39. Кар­фа­ге­няне при­ка­за­ли Ган­ни­ба­лу пре­рвать пере­ми­рие, вое­вать со Сци­пи­о­ном и ввиду недо­стат­ка про­до­воль­ст­вия воз­мож­но ско­рее решить вой­ну сра­же­ни­ем. Ган­ни­бал, послав сооб­щить об этом Сци­пи­о­ну, пре­кра­тил пере­ми­рие, а Сци­пи­он, напав тот­час же на боль­шой город Парт (Πάρ­θον)⁹⁰, взял его и пере­ме­стил лагерь бли­же к Ган­ни­ба­лу. Тот снял­ся с лаге­ря, послав к рим­ля­нам трех раз­вед­чи­ков, кото­рых Сци­пи­он взял в плен, но не убил, как обыч­но уби­ва­ют раз­вед­чи­ков, а, при­ка­зав про­ве­сти их по лаге­рю, по арсе­на­лам и маши­нам и пока­зать им обу­чае­мое вой­ско, отпу­стил их, чтобы они обо всем рас­ска­за­ли Ган­ни­ба­лу. А Ган­ни­бал решил еще раз сой­тись для пере­го­во­ров со Сци­пи­о­ном и, сой­дясь, стал гово­рить, что кар­фа­ге­няне воз­не­го­до­ва­ли на преж­ний мир из-за денег, и если это устра­нить, а рим­ляне сочли бы доста­точ­ным вла­деть толь­ко Сици­ли­ей, Ибе­ри­ей и ост­ро­ва­ми, над кото­ры­ми они власт­ву­ют, то согла­ше­ние будет твер­дым. Сци­пи­он ему отве­тил: «Мно­го выго­ды будет у Ган­ни­ба­ла за бег­ство из Ита­лии, если он полу­чит от Сци­пи­о­на согла­сие на это». И. запре­тил еще раз посы­лать к нему послов. После вза­им­ных угроз они отпра­ви­лись каж­дый в свой лагерь.

40. Побли­зо­сти был город Кил­ла (Κίλ­λα)⁹¹ и око­ло него холм, удоб­ный для раз­бив­ки лаге­ря; имея наме­ре­ние захва­тить его, Ган­ни­бал послал неко­то­рых людей раз­ме­стить на нем лагерь и, тот­час сняв­шись с места, дви­нул­ся, как буд­то имея уже холм в сво­их руках. Но так как Сци­пи­он его пред­у­предил и рань­ше захва­тил холм, то, не допу­щен­ный туда, он всю ночь про­вел посреди рав­ни­ны, лишен­ной воды, все вре­мя копая колод­цы; его вой­ско, выгре­бая песок, с трудом нахо­ди­ло себе немно­го мут­ной воды для питья; без отды­ха и пищи, неко­то­рые даже в ору­жии, его вои­ны про­ве­ли ночь. Заме­тив это, Сци­пи­он на самом рас­све­те дви­нул­ся на них, утом­лен­ных доро­гой, бес­сон­ни­цей и жаж­дой. Ган­ни­бал был недо­во­лен, что ему при­хо­дит­ся всту­пать в сра­же­ние не тогда, когда ему бы хоте­лось; но видел, что если он оста­нет­ся на месте, то будет стра­дать от отсут­ст­вия воды; а если будет отсту­пать, то этим он поды­мет дух у непри­я­те­лей и они, напа­даю­щие на него с тыла, при­чи­нят ему мно­го непри­ят­но­стей. Поэто­му Ган­ни­ба­лу необ­хо­ди­мо было всту­пить в сра­же­ние. Он тот­час же постро­ил свое вой­ско, имея до пяти­де­ся­ти тысяч чело­век и восемь­де­сят сло­нов⁹². Ста­ра­ясь вну­шить наи­боль­ший страх, он поста­вил пер­вы­ми сло­нов с про­ме­жут­ка­ми по все­му фрон­ту. За ними нахо­ди­лась третья часть вой­ска, кель­ты и лигу­ры; с ними всюду были пере­ме­ша­ны стрел­ки и пращ­ни­ки, мавру­сии и гим­не­сии. Поза­ди них нахо­ди­лась вто­рая линия, кар­фа­ге­няне и ливий­цы. Третьи­ми же были все, кото­рые после­до­ва­ли за ним из Ита­лии. На них он осо­бен­но пола­гал­ся, так как им при­хо­ди­лось осо­бен­но боять­ся победы рим­лян. Кон­ни­ца сто­я­ла на флан­гах.

41. Так выстро­ил вой­ско Ган­ни­бал, у Сци­пи­о­на же было око­ло два­дца­ти трех тысяч пехо­тин­цев, а всад­ни­ков из ита­лий­цев и рим­лян — тыся­ча пять­сот⁹³. Вме­сте с ним сра­жал­ся и Мас­са­насса со мно­ги­ми всад­ни­ка­ми-нома­да­ми и дру­гой царек Дака­ма⁹⁴ с шестью­ста­ми всад­ни­ков. Пехоту и Сци­пи­он, подоб­но Ган­ни­ба­лу, постро­ил в три линии, и все отряды поста­вил пра­виль­но друг за дру­гом, чтобы меж­ду ними лег­ко мог­ли про­ез­жать всад­ни­ки. По фрон­ту каж­до­го отряда он поста­вил луч­ших бой­цов, кото­рые долж­ны были бро­сать рука­ми, как стре­лы ката­пуль­ты, в под­хо­див­ших сло­нов тол­стые древ­ка в два лок­тя дли­ной, креп­кие и в сво­ей боль­шей части оби­тые желе­зом. И им и осталь­ным пехо­тин­цам было при­ка­за­но укло­нять­ся от напа­де­ния зве­рей и, раз­бе­га­ясь, посто­ян­но бро­сать в них дро­ти­ки или, при­бли­жа­ясь воз­мож­но бли­же, под­ре­зать им жилы на ногах. Так были постро­е­ны у Сци­пи­о­на пехо­тин­цы; всад­ни­ков номад­ских, при­выч­ных пере­но­сить вид и запах сло­нов, он поста­вил на флан­гах, ита­лий­ских же, ввиду их непри­выч­ки к это­му, — поза­ди всех, они гото­вы были дви­нуть­ся через про­ме­жут­ки, когда пехо­тин­цы выдер­жат пер­вый натиск сло­нов. У каж­до­го из этих всад­ни­ков был помощ­ник, нес­ший боль­шое коли­че­ство дро­ти­ков, кото­ры­ми он соби­рал­ся отра­жать зве­рей. Так обсто­я­ло у него дело с кон­ни­цей; коман­до­ва­ние пра­вым флан­гом он пере­дал Лелию, левым — Окта­вию⁹⁵. В середине сто­ял он сам, как и Ган­ни­бал, ввиду вза­им­но­го ува­же­ния к доб­ле­сти друг дру­га, имея око­ло себя всад­ни­ков, чтобы помо­гать там, где они увидят сво­их попав­ши­ми в тяже­лое поло­же­ние: Ган­ни­бал — четы­ре тыся­чи, Сци­пи­он — две тыся­чи и три­ста ита­лий­цев, кото­рых он сам воору­жил в Сици­лии.

42. Когда у них было все гото­во, каж­дый стал объ­ез­жать сво­их, обо­д­ряя их; Сци­пи­он на гла­зах у вои­нов при­зы­вал богов, кото­рых оскорб­ля­ли кар­фа­ге­няне вся­кий раз, когда нару­ша­ли согла­ше­ния, и про­сил вой­ско смот­реть не на мно­же­ство вра­гов, но на свою доб­лесть, кото­рой они и рань­ше одо­ле­ли этих же вра­гов, хотя их на этой же зем­ле было и боль­ше. Если и у победив­ших есть по отно­ше­нию к буду­ще­му страх или неуве­рен­ность, или коле­ба­ние, насколь­ко боль­ше необ­хо­ди­мо долж­но быть это у побеж­ден­ных. Так воз­буж­дал сво­их Сци­пи­он и успо­ка­и­вал их отно­си­тель­но мало­чис­лен­но­сти; Ган­ни­бал же напо­ми­нал сво­им о делах, совер­шен­ных ими в Ита­лии, сколь­ко бле­стя­ще­го и вели­ко­го они сде­ла­ли, не про­тив нома­дов, но про­тив всех ита­лий­цев в Ита­лии, и с того места, где сто­ял, ука­зы­вал на мало­чис­лен­ность вра­гов и при­зы­вал их, чтобы они, будучи более мно­го­чис­лен­ны­ми, не пока­за­ли себя на род­ной зем­ле худ­ши­ми, чем менее мно­го­чис­лен­ные вра­ги. Каж­дый выстав­лял сво­им опас­ность и вели­чие насто­я­ще­го состя­за­ния: Ган­ни­бал, ука­зы­вая, что это состя­за­ние реша­ет судь­бу Кар­фа­ге­на и всей Ливии, быть ли ей в раб­стве в слу­чае пора­же­ния или в даль­ней­шем власт­во­вать над всем, что они захва­ти­ли, Сци­пи­он же — что в слу­чае пора­же­ния для рим­лян нет даже без­опас­но­го отступ­ле­ния, если же они победят, их государ­ство станет еще более могу­ще­ст­вен­ным, им самим это даст отдых от насто­я­щих трудов, воз­мож­ность вер­нуть­ся домой и сла­ву на буду­щее вре­мя.

43. Так, каж­дый вооду­шев­ляя сво­их, они нача­ли бит­ву — Ган­ни­бал, подав знак к наступ­ле­нию тру­ба­ми, Сци­пи­он, при­ка­зав отве­тить тем же. Когда вой­ска сошлись, нача­ли сра­же­ние сло­ны, сна­ря­жен­ные для вну­ше­ния ужа­са и воз­буж­дае­мые уко­ла­ми стре­кал со сто­ро­ны тех, кто на них сидел; но всад­ни­ки-нома­ды, носясь вокруг них, мета­ли в них дро­ти­ки один за дру­гим, пока вожа­ки не выве­ли их из бит­вы, изра­нен­ных, бро­сив­ших­ся бежать и уже пере­став­ших слу­шать­ся. Так было со сло­на­ми, сто­яв­ши­ми на флан­гах, сто­яв­шие же в середине фалан­ги ста­ли топ­тать рим­ских пехо­тин­цев, быв­ших неопыт­ны­ми в такой бит­ве, мало­по­движ­ных вслед­ст­вие сво­его тяже­ло­го воору­же­ния и поэто­му не имев­ших воз­мож­но­сти лег­ко от них убе­гать или их пре­сле­до­вать, пока Сци­пи­он не при­ка­зал ита­лий­ским всад­ни­кам, выстро­ен­ным поза­ди и имев­шим более лег­кое воору­же­ние, соско­чить с испу­ган­ных коней и, окру­жив сло­нов, забро­сать их дро­ти­ка­ми. И он сам, пер­вый, соско­чив с коня, ранил шед­ше­го впе­ре­ди сло­на. Его при­мер вну­шил сме­лость дру­гим и они ста­ли уже ото­всюду нано­сить сло­нам раны; тогда отсту­пи­ли и сло­ны.

44. Когда с поля бит­вы были уда­ле­ны зве­ри, нача­лось состя­за­ние одних лишь мужей и коней. Пра­вое кры­ло рим­лян, кото­рым коман­до­вал Лелий, обра­ща­ет в бег­ство сто­я­щих про­тив него нома­дов, после того как Мас­са­насса уда­ром копья убил их царь­ка Мас­са­ту⁹⁶; быст­ро явив­шись им на помощь, Ган­ни­бал вос­ста­но­вил поло­же­ние. На левом же кры­ле, где рим­ля­на­ми коман­до­вал Окта­вий, а у непри­я­те­лей сто­я­ли кель­ты и лигу­ры, и тем и дру­гим при­хо­ди­лось очень пло­хо. Сци­пи­он послал им на помощь три­бу­на Фер­ма⁹⁷ с отбор­ным отрядом; Ган­ни­бал же, когда вос­ста­но­вил порядок на левом кры­ле, поска­кал к лигу­рам и кель­там, ведя с собой вто­рую линию кар­фа­ге­нян и ливий­цев. Видя его, Сци­пи­он, в свою оче­редь, явил­ся туда со вто­рым рядом сво­их сол­дат. Таким обра­зом, сошлись на бой два луч­ших пол­ко­во­д­ца; те, кто был под их началь­ст­вом, бле­стя­ще вели это состя­за­ние, пол­ные ува­же­ния к сво­им вождям; и у тех и у дру­гих не было недо­стат­ка в реши­мо­сти; и бой, и уве­ща­ния были реши­тель­ны­ми и силь­ны­ми.

45. Так как бит­ва была дол­гой и нере­ши­тель­ной, вожди, жалея сво­их уста­лых вои­нов, бро­си­лись друг на дру­га, чтобы лич­ной схват­кой уско­рить окон­ча­ние боя. Оба одно­вре­мен­но бро­си­ли копья, Сци­пи­он попал в щит Ган­ни­ба­ла, а Ган­ни­бал — в коня Сци­пи­о­на. Конь, стра­дая от раны, унес Сци­пи­о­на назад, пока тот, пере­сев на дру­го­го коня, вновь не бро­сил дро­ти­ка в Ган­ни­ба­ла. Но и тогда он не попал в него, но убил нахо­див­ше­го­ся побли­зо­сти всад­ни­ка. В это вре­мя, узнав об этом, явил­ся и Мас­са­насса. Рим­ляне, видя, что их пол­ко­во­дец сра­жа­ет­ся за них, как про­стой воин, с боль­шей силой бро­си­лись на вра­гов, обра­ти­ли их в бег­ство и ста­ли пре­сле­до­вать бегу­щих; те уже не пови­но­ва­лись Ган­ни­ба­лу, кото­рый вер­хом объ­ез­жал их и уго­ва­ри­вал их оста­но­вить­ся и вновь испы­тать воен­ное сча­стье. Тогда, поте­ряв надеж­ду на них, Ган­ни­бал повел в бой тех, кото­рые с ним при­бы­ли из Ита­лии и нахо­ди­лись еще в резер­ве и не дви­га­лись с места; он наде­ял­ся напасть на рим­лян, во вре­мя пре­сле­до­ва­ния рас­стро­ив­ших свои ряды. Те же, раз­га­дав его наме­ре­ние, рев­ност­но ста­ли отзы­вать друг дру­га от пре­сле­до­ва­ния и сно­ва постро­и­лись для боя. Так как у них не было коней, не было уже и дро­ти­ков, они пусти­ли друг про­тив дру­га в ход мечи и всту­пи­ли в руко­паш­ный бой. Здесь про­изо­шло страш­ное изби­е­ние, нано­си­лись жесто­кие раны, разда­ва­лись сто­ны падаю­щих, гром­кие радост­ные кри­ки уби­вав­ших, пока, нако­нец, ита­лий­цы⁹⁸ и этих не обра­ти­ли в бег­ство и не ста­ли пре­сле­до­вать бегу­щих и не про­изо­шло, таким обра­зом, бле­стя­щее завер­ше­ние вой­ны.

46. Во вре­мя бег­ства Ган­ни­бал, заме­тив мно­же­ство собрав­ших­ся вме­сте всад­ни­ков-нома­дов, быст­ро подъ­е­хав к ним, про­сил не покидать его и, убедив, напал на пре­сле­дую­щих, пона­де­яв­шись, что он смо­жет как-нибудь орга­ни­зо­вать обрат­ное пре­сле­до­ва­ние. Столк­нув­шись преж­де все­го с мас­си­ли­я­ми, он всту­пил с ними в сра­же­ние, и это было еди­но­бор­ство меж­ду сто­яв­ши­ми друг про­тив дру­га Мас­са­нассой и Ган­ни­ба­лом. Когда и они понес­лись друг на дру­га, пол­ные воз­буж­де­ния, Мас­са­насса, бро­сив копье, попал в щит Ган­ни­ба­ла, Ган­ни­бал и на этот раз пора­зил у про­тив­ни­ка коня. Мас­са­насса, выби­тый из сед­ла, пеший устре­мил­ся на Ган­ни­ба­ла и, уда­рив напав­ше­го на него преж­де дру­гих всад­ни­ка, убил его. При­няв копья осталь­ных на щит из сло­но­вой кожи, он выта­щил одно из копий, застряв­ших в щите, и, бро­сив его в Ган­ни­ба­ла, сно­ва не попал в него, но, подоб­но Сци­пи­о­ну, убил нахо­див­ше­го­ся побли­зо­сти всад­ни­ка. Извле­кая же вто­рое копье, он был ранен в руку и на корот­кое вре­мя вышел из боя. Сци­пи­он, узнав об этом, испу­гал­ся за Мас­са­нассу и поспе­шил к месту боя, где нашел Мас­са­нассу пере­вя­зав­шим рану и сно­ва несу­щим­ся на дру­гом коне в бой. И вновь у них завя­зал­ся рав­ный для обе­их, сто­рон и весь­ма упор­ный бой, так как и те и дру­гие сты­ди­лись пол­ко­вод­цев, пока Ган­ни­бал, заме­тив на каком-то хол­ме стол­пив­ших­ся ибе­ров и кель­тов, не поска­кал туда, чтобы и их при­влечь к сра­же­нию. Тогда сра­жаю­щи­е­ся, не пони­мая при­чи­ны его уда­ле­ния и при­няв его отъ­езд за бег­ство, доб­ро­воль­но оста­ви­ли сра­же­ние и бес­по­рядоч­но бежа­ли не туда, куда, как они виде­ли, напра­вил­ся Ган­ни­бал, но куда каж­дый сумел. Таким обра­зом они рас­се­я­лись, рим­ляне же, счи­тая, что бит­ва уже окон­че­на, нестрой­но пре­сле­до­ва­ли их, тоже не пони­мая наме­ре­ния Ган­ни­ба­ла.

47. Но он уже воз­вра­щал­ся с хол­ма, окру­жен­ный ибе­ра­ми и кель­та­ми. И Сци­пи­он опять спеш­но стал отзы­вать рим­лян, чтобы они оста­ви­ли пре­сле­до­ва­ние, и выстро­ил их, при­чем их было мно­го боль­ше, чем спу­стив­ших­ся с хол­ма; поэто­му они без труда их победи­ли. Потер­пев неуда­чу и в этой послед­ней попыт­ке, Ган­ни­бал уже явно обра­тил­ся в бег­ство, поте­ряв вся­кую надеж­ду. Его пре­сле­до­ва­ло мно­го всад­ни­ков и сре­ди них Мас­са­насса, кото­рый, хотя и стра­дал от раны, но все вре­мя ста­рал­ся догнать его, желая во что бы то ни ста­ло при­ве­сти Ган­ни­ба­ла плен­ни­ком Сци­пи­о­ну. Ночь, одна­ко, спас­ла Ган­ни­ба­ла, и уже в тем­но­те с два­дца­тью всад­ни­ка­ми, кото­рые мог­ли рав­нять­ся с ним в быст­ро­те бега, он при­мчал­ся в город, кото­ро­му имя Тон (Θῶν)⁹⁹, и узнал, что сюда сбе­жа­лось после пора­же­ния мно­го всад­ни­ков из брут­ти­ев и ибе­ров. Поэто­му, боясь ибе­ров, как вар­ва­ров, быст­рых на вся­кое реше­ние, и брут­ти­ев, как ита­лий­цев, сопле­мен­ных Сци­пи­о­ну, как бы они не отве­ли его к Сци­пи­о­ну, чтобы полу­чить про­ще­ние за свои про­ступ­ки про­тив Ита­лии, тай­но бежал оттуда с одним всад­ни­ком, кото­ро­му он более все­го дове­рял. Про­ехав за две ночи и два дня до трех тысяч ста­ди­ев, он при­был в при­мор­ский город Гад­ру­мет¹⁰⁰, где у него оста­ва­лась неко­то­рая часть вой­ска для охра­ны хле­ба. Вызвав вои­нов из близ­ле­жа­щих мест и собрав бежав­ших из бит­вы, он стал гото­вить ору­жие и маши­ны.

VIII. 48. Сци­пи­он же, одер­жав такую бле­стя­щую победу, ненуж­ную часть добы­чи стал сжи­гать сам, под­по­я­сав­шись, как обыч­но дела­ют пол­ко­вод­цы рим­лян. Он ото­слал в Рим на кораб­лях десять талан­тов золота, две тыся­чи пять­сот талан­тов сереб­ра, изде­лия из сло­но­вой кости и наи­бо­лее вид­ных из плен­ных; с ними он отпра­вил Лелия, чтобы сооб­щить о победе, и, рас­про­дав осталь­ное, выру­чен­ные день­ги роздал вой­ску; осо­бен­но отли­чив­шим­ся он дал подар­ки, а Мас­са­нассу увен­чал и на этот раз. Обхо­дя горо­да, он под­чи­нял их себе. Таков был конец бит­вы Ган­ни­ба­ла и Сци­пи­о­на в Ливии, впер­вые тогда всту­пив­ших в сра­же­ние друг с дру­гом; в ней погиб­ло у рим­лян две тыся­чи пять­сот чело­век¹⁰¹, у Мас­са­нассы — еще боль­ше, у непри­я­те­лей — два­дцать пять тысяч. В плен было взя­то восемь тысяч пять­сот. К Сци­пи­о­ну пере­бе­жа­ло три­ста ибе­ров, а к Мас­са­нассе — восемь­сот нома­дов.

49. Когда еще ни кар­фа­ге­няне, ни рим­ляне не полу­чи­ли изве­стий об этом, пер­вые посла­ли к Маго­ну, еще наби­рав­ше­му наем­ни­ка­ми кель­тов, при­каз вторг­нуть­ся в Ита­лию, если он может, или пере­плыть с наем­ни­ка­ми в Ливию, послед­ние же, посколь­ку это пись­мо было пере­хва­че­но и достав­ле­но в Рим, посла­ли Сци­пи­о­ну новое вой­ско, коней, кораб­ли и день­ги. Он же уже напра­вил по зем­ле к Кар­фа­ге­ну Окта­вия, сам же плыл на кораб­лях. Кар­фа­ге­няне, узнав о пора­же­нии Ган­ни­ба­ла, на быст­ро­ход­ном судне напра­ви­ли к Сци­пи­о­ну послов, во гла­ве кото­рых сто­я­ли Ган­нон, назы­вае­мый Вели­ким, а Гасдру­бал Козел¹⁰². Они поста­ви­ли высо­ко на носу кораб­ля жезл гла­ша­тая и про­тя­ги­ва­ли к Сци­пи­о­ну руки по обра­зу моля­щих. Он при­ка­зал им явить­ся в лагерь и, когда они при­шли, дал им ауди­ен­цию, вос­седая на высо­ком сиде­нии. Они со сте­на­ни­ем бро­си­лись на зем­лю, и, когда слу­жи­те­ли под­ня­ли их и при­ка­за­ли ска­зать, чего они жела­ют, Гасдру­бал Козел ска­зал:

50. «Доз­воль­те, о, рим­ляне, и это­му Ган­но­ну и всем разум­ным из кар­фа­ге­нян очи­стить себя от про­ступ­ков, в кото­рых вы нас обви­ня­е­те; ваших послов, про­тив кото­рых наше оте­че­ство погре­ши­ло неволь­но вслед­ст­вие голо­да, мы спас­ли и отпра­ви­ли к вам. Не сле­ду­ет, чтобы и вы обви­ня­ли всех кар­фа­ге­нян, тех, кото­рые и преж­де про­си­ли мира и, полу­чив его, охот­но покля­лись. Но есть горо­да (πό­λεις)¹⁰³, кото­рые лег­ко скло­ня­ют­ся к худ­ше­му, и то, что достав­ля­ет удо­воль­ст­вие, все­гда име­ет силу у тол­пы. Это испы­та­ли и мы, не имея воз­мож­но­сти ни убедить тол­пу, ни сдер­жать ее из-за тех, кото­рые кле­ве­щут там на нас и отни­ма­ют воз­мож­ность откро­вен­но гово­рить перед вами. Не суди­те, о, рим­ляне, с точ­ки зре­ния вашей дис­ци­пли­ны и бла­го­ра­зу­мия о том, что дела­ет­ся у нас, но если кому кажет­ся виной и то, что народ пови­ну­ет­ся под­стре­каю­щим его, то обра­ти­те вни­ма­ние (ὑπο­λογί­ζεσ­θε)¹⁰⁴ на голод и на без­вы­ход­ность поло­же­ния, кото­рая воз­ник­ла у нас вслед­ст­вие этих несча­стий. Ведь, конеч­но, не мог­ло быть созна­тель­ным делом одних и тех же лиц толь­ко что про­сить о мире и согла­сить­ся запла­тить такие день­ги, и отка­зать­ся от длин­ных судов, кро­ме немно­гих, и пере­дать вам боль­шую часть сво­ей дер­жа­вы, и поклясть­ся отно­си­тель­но это­го, и при­нять клят­ву от вас, отпра­вив для это­го послов в Рим, а затем, когда наши послы были еще у вас¹⁰⁵, доб­ро­воль­но все это нару­шить. Но ско­рее все­го кто-то из богов лишил нас разу­ма и затем буря, занес­шая ваше про­до­воль­ст­вие в Кар­фа­ген; а вдо­ба­вок к этой буре голод отнял у нас спо­соб­ность забо­тить­ся о чужих нуж­дах, когда мы сами нуж­да­лись во всем. Нель­зя тре­бо­вать рас­суди­тель­но­сти от тол­пы, неор­га­ни­зо­ван­ной и испы­ты­ваю­щей несча­стья.

51. Если же и в этом слу­чае мы кажем­ся вам винов­ны­ми, а не несчаст­ны­ми, мы согла­ша­ем­ся и с этим, и вот поэто­му-то и закли­на­ем вас о про­ще­нии. Для не погре­шив­ших ни в чем воз­мож­на защи­та сво­ей спра­вед­ли­во­сти, для погре­шив­ших оста­ет­ся толь­ко моль­ба. Этим путем они ско­рее полу­чат состра­да­ние от счаст­ли­вых, когда те посмот­рят на измен­чи­вость чело­ве­че­ских дел и увидят, что вслед­ст­вие вне­зап­ных пере­мен умо­ля­ют те, кото­рые вче­ра сами мог­ли нано­сить обиды. Так и город кар­фа­ге­нян, вели­чай­ший и могу­ще­ст­вен­ней­ший в Ливии, бога­тый одно­вре­мен­но и кораб­ля­ми, и день­га­ми, и сло­на­ми, и вой­ском пешим и кон­ным, и мно­го­чис­лен­ны­ми под­дан­ны­ми, про­цве­тав­ший семь­сот лет и власт­во­вав­ший над всей Ливи­ей и дру­ги­ми наро­да­ми и ост­ро­ва­ми и таким огром­ным морем и дол­гое вре­мя дер­зав­ший на сопер­ни­че­ство с вами сами­ми, ныне име­ет надеж­ду на спа­се­ние не в море и кораб­лях, не в сло­нах и конях, не в под­дан­ных, от кото­рых от всех он отка­зал­ся в вашу поль­зу, но в вас самих, испы­тав­ших преж­де от него столь­ко зла. Нуж­но, чтобы вы, при­няв это во вни­ма­ние и осте­ре­га­ясь по отно­ше­нию к себе Неме­зиды, уме­рен­но поль­зо­ва­лись сво­им сча­стьем, дей­ст­во­ва­ли достой­но ваше­го, о, рим­ляне, соб­ст­вен­но­го вели­ко­ду­шия и преж­не­го сча­стья кар­фа­ге­нян и научи­лись бы на наших бед­ст­ви­ях без­ро­пот­но пере­но­сить пере­ме­ны, посы­лае­мые боже­ст­вом, чтобы и по отно­ше­нию к богам ваше поведе­ние для вас было без­греш­ным и по отно­ше­нию ко всем людям достой­но похва­лы.

52. Конеч­но, нече­го боять­ся, как бы и теперь кар­фа­ге­няне, кото­рые за преж­нее нера­зу­мие под­верг­лись столь тяж­ко­му рас­ка­я­нию и нака­за­нию, не пере­ме­ни­ли сво­его реше­ния. Для людей разум­ных стра­жем, охра­ня­ю­щим их от пре­гре­ше­ний, явля­ет­ся бла­го­ра­зу­мие, для склон­ных же к про­ступ­кам — преж­ние стра­да­ния и рас­ка­я­ние. Есте­ствен­но, что под­верг­ши­е­ся нака­за­нию твер­же выпол­ня­ют свои обя­за­тель­ства, чем те, кото­рые это­го не испы­та­ли. Не сле­ду­ет, чтобы вы, кото­рые упре­ка­е­те кар­фа­ге­нян за жесто­кость и пра­во­на­ру­ше­ния, сами под­ра­жа­ли им в этом; для впав­ших в несча­стье сами бед­ст­вия быва­ют нача­лом новых пра­во­на­ру­ше­ний вслед­ст­вие без­вы­ход­но­сти их поло­же­ния, для счаст­ли­вых само чело­ве­ко­лю­бие нахо­дит­ся в их вла­сти. Ни слав­но, ни полез­но для вашей вла­сти уни­что­жить такой вели­кий город, а не сохра­нить его. Вы сами — луч­шие судьи того, что вам выгод­нее. Мы же вам ради сво­его спа­се­ния при­во­дим изо все­го глав­ным обра­зом два сле­дую­щих поло­же­ния: преж­нее досто­ин­ство Кар­фа­ген­ской дер­жа­вы и вашу соб­ст­вен­ную уме­рен­ность во всем, кото­рая вме­сте с ору­жи­ем под­ня­ла вас до такой сте­пе­ни вла­сти и могу­ще­ства. На каких бы усло­ви­ях вы ни дали нам мир, мы при­мем его; излишне гово­рить о них тем, кото­рые вашей вла­сти вру­ча­ют все свое».

53. Ска­зав это, Козел запла­кал. Сци­пи­он, уда­лив их, дол­го сове­щал­ся с луч­ши­ми из окру­жав­ших его. Когда он при­шел к опре­де­лен­но­му реше­нию, он, вызвав их, ска­зал так: «Вы недо­стой­ны ника­ко­го про­ще­ния, вы, так часто наг­ло нару­шав­шие дого­во­ры с нами и, нако­нец, теперь столь явно и без­за­кон­но совер­шив­шие пре­ступ­ле­ние по отно­ше­нию к посоль­ству, что ни отри­ца­е­те это­го, ни воз­ра­жа­е­те на то, что достой­ны выс­ше­го нака­за­ния. Но что же обви­нять тех, кото­рые сами созна­ют­ся во всем? Вы при­бе­га­е­те к моль­бам, вы, кото­рые не оста­ви­ли бы даже име­ни рим­лян, если бы вы победи­ли. Но мы нико­гда не сде­ла­ем вам чего-либо подоб­но­го; ведь и послов ваших, быв­ших еще в Риме, когда вы нару­ши­ли клят­вен­но заклю­чен­ный дого­вор и совер­ши­ли пре­ступ­ле­ние про­тив наших послов, наш город отпу­стил, и я их, зане­сен­ных в мой лагерь, ото­слал к вам, уже вое­вав­шим с нами, невреди­мы­ми. Нуж­но, чтобы вы, обви­ня­ю­щие самих себя, счи­та­ли выго­дой то, что полу­чи­те. Я ска­жу свое мне­ние, а сенат поста­но­вит, что ему будет угод­но.

54. Еще раз мы дару­ем вам, кар­фа­ге­няне, мир, если вы пере­да­ди­те рим­ля­нам длин­ные кораб­ли, кро­ме деся­ти, и сло­нов, кото­рых вы име­е­те, и все, что вы за послед­нее вре­мя похи­ти­ли, или цену поте­рян­но­го, при­чем в слу­чае раз­но­гла­сий я буду тре­тей­ским судьей, пере­да­ди­те так­же всех плен­ных и пере­беж­чи­ков и всех, кого Ган­ни­бал при­вез из Ита­лии. Все это сде­лай­те в тече­ние трид­ца­ти дней с того момен­та, как будет уста­нов­лен мир; в тече­ние шести­де­ся­ти дней Магон дол­жен уда­лить­ся из обла­сти лигу­ров, а вы — выве­сти гар­ни­зо­ны из горо­дов, кото­рые нахо­дят­ся вне фини­кий­ских рвов¹⁰⁶, отдать всех залож­ни­ков, кото­рых вы от них име­е­те, а в Рим каж­дый год в тече­ние пяти­де­ся­ти лет вно­сить по две­сти эвбей­ских талан­тов¹⁰⁷. И боль­ше не наби­рать наем­ни­ков ни у кель­тов, ни у лигу­ров, не вое­вать ни с Мас­са­нассой, ни с любым дру­гим дру­гом рим­лян, и чтобы никто из кар­фа­ге­нян не вое­вал про­тив них, по край­ней мере от име­ни общи­ны. Вы буде­те вла­деть горо­дом и всей той обла­стью, кото­рую вы име­ли внут­ри фини­кий­ских рвов, когда я пере­плыл в Ливию. Вы буде­те дру­зья­ми и союз­ни­ка­ми рим­лян на зем­ле и на море, при­чем все это будет, если это одоб­рит сенат. Когда эти усло­вия будут при­ня­ты, рим­ляне уда­лят­ся из Ливии в тече­ние ста пяти­де­ся­ти дней. Если вы захо­ти­те полу­чить пере­ми­рие, пока не отпра­ви­те посоль­ство в Рим, вы дади­те нам тот­час залож­ни­ка­ми сто пять­де­сят юно­шей, кото­рых я сам выбе­ру, дади­те так­же для содер­жа­ния вой­ску дру­гую тыся­чу талан­тов и про­до­воль­ст­вие. Когда будет заклю­чен дого­вор, вы полу­чи­те обрат­но залож­ни­ков»¹⁰⁸.

IX. 55. Так ска­зал Сци­пи­он, и послы отнес­ли его ответ в Кар­фа­ген, где народ схо­дил­ся на собра­ние в тече­ние мно­гих дней для обсуж­де­ния этих пред­ло­же­ний, при­чем у луч­ших было мне­ние — при­нять пред­ло­жен­ное и не рис­ко­вать всем, отка­зы­ва­ясь от пови­но­ве­ния в каких-либо отдель­ных вопро­сах, рыноч­ная же тол­па, думая боль­ше о поте­ре все­го, что они име­ли — а это было так мно­го, — а не об ужа­сах насто­я­ще­го, не хоте­ла при­ни­мать этих усло­вий и него­до­ва­ла, что пра­ви­те­ли во вре­мя голо­да пред­по­чи­та­ют хлеб отдать рим­ля­нам для обес­пе­че­ния пере­ми­рия вме­сто того, чтобы дать его сво­им граж­да­нам; окру­жая каж­до­го из них, они гро­зи­ли всем, что раз­гра­бят и сожгут их дома. Нако­нец, они реши­ли в насто­я­щих обсто­я­тель­ствах при­звать совет­ни­ком Ган­ни­ба­ла, кото­рый имел уже шесть тысяч пехо­тин­цев и пять­сот всад­ни­ков и сто­ял в горо­де Мар­та­ма¹⁰⁹. Он при­был, и хотя уме­рен­ные граж­дане боя­лись, как бы этот воин­ст­вен­ный муж не под­стрек­нул тол­пу про­дол­жать вой­ну, он в речи, пол­ной досто­ин­ства, велел при­нять мир¹¹⁰. Но народ, обе­зу­мев от гне­ва, поно­сил и его и гро­зил всем, пока одни из знат­ных не бежа­ли к Мас­са­нассе, дру­гие же, поте­ряв надеж­ду на спа­се­ние государ­ства, доб­ро­воль­но пре­да­ли сами себя рим­ля­нам.

56. Кар­фа­ге­няне, узнав, что в какой-то гава­ни Ган­ни­бал собрал мно­го хле­ба, высла­ли к нему гру­зо­вые суда и длин­ные кораб­ли, решив, если они полу­чат хлеб, высту­пить с ору­жи­ем из горо­да и луч­ше под­верг­нуть­ся все­му, что решит послать им судь­ба, чем доб­ро­воль­но стать раба­ми рим­лян. Но когда ветер и буря раз­би­ли их кораб­ли, они, разо­ча­ро­вав­шись во всем, ста­ли про­кли­нать богов, как замыш­ля­ю­щих их гибель, заклю­чи­ли пере­ми­рие со Сци­пи­о­ном и отпра­ви­ли послов в Рим. И Сци­пи­он послал от себя тех, кото­рые бы посо­ве­то­ва­ли при­знать пред­ло­жен­ное. Гово­рят, что он это сде­лал по двум при­чи­нам: во-пер­вых, он счи­тал, что это полез­но государ­ству, а во-вто­рых, узнав, что кон­сул Гней Кор­не­лий Лен­тул¹¹¹ замыш­ля­ет отнять у него коман­до­ва­ние вой­ском, а ему не хоте­лось, чтобы сла­ва окон­ча­ния вой­ны доста­лась дру­го­му. Уез­жаю­щим он пору­чил ска­зать, что, если рим­ляне будут мед­лить, он сам от сво­его име­ни заклю­чит мир.

57. Рим­ляне же очень радо­ва­лись, что одо­ле­ли столь вели­кое государ­ство, кото­рое преж­де при­чи­ни­ло им мно­го бед­ст­вий и кото­рое по могу­ще­ству зани­ма­ло вто­рое или третье место на зем­ле, но сена­то­ры спо­ри­ли меж­ду собой, одни — еще пол­ные гне­ва и раз­дра­же­ния на кар­фа­ге­нян, дру­гие же — уже жалея их и счи­тая, что в чужих несча­стьях они долж­ны при­ни­мать реше­ния соглас­но с досто­ин­ст­вом рим­ско­го наро­да. Один из дру­зей Сци­пи­о­на¹¹², под­няв­шись, ска­зал: «Не о спа­се­нии кар­фа­ге­нян, отцы-сена­то­ры, теперь у нас забота, но о вер­но­сти рим­лян по отно­ше­нию к богам и о доб­рой сла­ве сре­ди людей, чтобы нам не посту­пать более жесто­ко, чем сами кар­фа­ге­няне, нам, кото­рые обви­ня­ют кар­фа­ге­нян в жесто­ко­сти, и, все­гда заботясь об уме­рен­но­сти в малых делах, не пре­не­бречь ею в более зна­чи­тель­ных; а ведь их вслед­ст­вие их зна­чи­тель­но­сти нель­зя скрыть, но по всей зем­ле и теперь и впо­след­ст­вии прой­дет слух об этом, если мы уни­что­жим про­слав­лен­ный город, вла­ды­ку морей, кото­рый власт­во­вал над мно­ги­ми ост­ро­ва­ми, над всем морем, более чем над поло­ви­ной Ливии, кото­рый в бит­вах про­тив нас самих про­явил столь­ко при­ме­ров и сча­стья и силы; с ними, пока они еще боро­лись, сле­до­ва­ло бороть­ся, но раз они пали, их надо щадить, подоб­но тому, как и из атле­тов никто не бьет уже пав­ше­го про­тив­ни­ка, да и из зве­рей мно­гие щадят упав­ших. Сле­ду­ет при счаст­ли­вых обсто­я­тель­ствах осте­ре­гать­ся отмще­ния богов и зави­сти людей. Если кто вни­ма­тель­но поду­ма­ет, сколь­ко они совер­ши­ли про­тив нас, он пой­мет, что в этом и есть самая страш­ная воля судь­бы, если теперь молят об одном спа­се­нии те, кото­рые име­ли воз­мож­ность совер­шить про­тив нас столь­ко и таких дея­ний и кото­рые недав­но бле­стя­ще боро­лись за Сици­лию и Ибе­рию. Но за все это они понес­ли нака­за­ние, в послед­них же сво­их пре­ступ­ле­ни­ях они обви­ня­ют голод, для людей зло самое тягост­ное, кото­рое может отнять вся­кую спо­соб­ность мыс­лить.

58. Я ниче­го не ска­жу в защи­ту кар­фа­ге­нян, так как это­го не сто­ит делать; я ведь хоро­шо знаю, что перед этим быв­шие у нас дого­во­ры они нару­ша­ли, но, как посту­пая в таких слу­ча­ях, отцы наши достиг­ли тако­го бла­го­ден­ст­вия, хотя вы и сами это зна­е­те, я все же вам напом­ню. Когда все наши соседи, жив­шие вокруг нас, часто от нас отпа­да­ли и посто­ян­но нару­ша­ли клят­вен­ные дого­во­ры с нами, они не пре­не­брег­ли ими — ни лати­на­ми, ни тирре­на­ми, ни саби­ня­на­ми. И когда опять-таки жив­шие вокруг нас айка­ны, воль­ски и кам­пан­цы, все дру­гие пле­ме­на Ита­лии нару­ши­ли дого­во­ры с нами, они стой­ко пере­нес­ли это. И пле­мя сам­ни­тов, кото­рое три­жды пре­не­бре­га­ло друж­бой и дого­во­ра­ми и восемь­де­сят лет вело с нами вели­чай­шие вой­ны, они не уни­что­жи­ли, рав­но всех дру­гих, кото­рые при­зва­ли Пир­ра про­тив Ита­лии. Да и мы сами еще недав­но не истре­би­ли же тех из ита­лий­цев, кото­рые при­со­еди­ни­лись к Ган­ни­ба­лу, рав­но и брут­ти­ев, кото­рые до кон­ца боро­лись вме­сте с ним про­тив нас, но, нака­зав их тем, что мы отня­ли у них часть зем­ли, поз­во­ли­ли им вла­деть осталь­ным, так как одно­вре­мен­но и бла­го­че­сти­во и полез­но для наше­го бла­го­ден­ст­вия не столь­ко истреб­лять пле­ме­на людей, сколь­ко учить их бла­го­ра­зу­мию.

59. Итак, ради чего изме­ним мы по отно­ше­нию к кар­фа­ге­ня­нам наш образ дей­ст­вий, поль­зу­ясь кото­рым доныне мы про­цве­та­ли? Или пото­му, что их город боль­ше дру­гих? Но поэто­му он еще более досто­ин поща­ды. Или пото­му, что они часто нару­ша­ли дан­ные нам клят­вен­но обе­ща­ния? Но ведь это дела­ли и дру­гие и, мож­но ска­зать, все. Или пото­му, что они теперь под­вер­га­ют­ся мало­му нака­за­нию? Они, у кото­рых отни­ма­ют­ся все кораб­ли, кро­ме деся­ти, кото­рые пере­да­ют нам сло­нов, свою глав­ную силу, пла­тят десять тысяч эвбей­ских талан­тов¹¹³, отсту­па­ют­ся от всех горо­дов и всей стра­ны, над кото­рой они власт­ву­ют вне фини­кий­ских рвов, и все, что они раз­гра­би­ли, стра­дая от голо­да, они, все еще стра­дая от голо­да, отда­ют, а в слу­чае раз­но­гла­сий тре­тей­ским судьей для них явля­ет­ся Сци­пи­он, вое­вав­ший с ними. Я хва­лю Сци­пи­о­на и за высо­кие и за мно­го­чис­лен­ные эти тре­бо­ва­ния, но настой­чи­во сове­тую ради завист­ли­во­сти судь­бы и пере­мен­чи­во­сти чело­ве­че­ских дел поща­дить тех, у кото­рых есть еще, пока мы не заклю­чи­ли согла­ше­ния, мно­го кораб­лей и боль­шое коли­че­ство сло­нов, при­чем Ган­ни­бал, муж самый опыт­ный в воен­ном деле, уже име­ет вой­ско, Магон из обла­сти кель­тов и лигу­ров ведет дру­гих мно­го­чис­лен­ных наем­ни­ков, а сын Сифа­к­са Вер­ми­на¹¹⁴ явля­ет­ся их союз­ни­ком, рав­но как и дру­гие наро­ды нома­дов; нако­нец, они име­ют мно­го рабов. Если они поте­ря­ют надеж­ду на то, что они могут полу­чить от нас, они, не жалея ниче­го, вос­поль­зу­ют­ся всем этим. Нет ниче­го страш­нее отча­я­ния в бит­вах, в кото­рых и боже­ство не все­гда спра­вед­ли­во и часто завист­ли­во.

60. По-види­мо­му, и Сци­пи­он, пред­видя это, при­слал нам свое мне­ние и доба­вил, что, если мы будем мед­лить, он сам заклю­чит дого­вор. Есте­ствен­но, что он луч­ше нас раз­би­ра­ет­ся в обста­нов­ке и что ему вид­нее, так как он нахо­дит­ся на месте. Отверг­нув его сове­ты, мы обидим чело­ве­ка, столь любя­ще­го свой город, и тако­го исклю­чи­тель­но­го пол­ко­во­д­ца, кото­рый, когда мы и не стре­ми­лись в Ливию, побудил нас к это­му, не взяв вой­ска, сам собрал его для себя и эту кам­па­нию про­вел для нас настоль­ко счаст­ли­во, как мы того и не ожи­да­ли. И достой­но удив­ле­ния, что, отно­сясь вна­ча­ле к этой войне лег­ко­мыс­лен­но, вы теперь хоти­те про­дол­жать ее так настой­чи­во и неуме­рен­но. Если же кто счи­та­ет, что все это вер­но, но боит­ся, как бы и теперь кар­фа­ге­няне не нару­ши­ли дого­во­ров, то наи­бо­лее веро­ят­но, что они, столь мно­го пре­тер­пев от преж­них нару­ше­ний, сами уже будут стра­жа­ми этих дого­во­ров и на буду­щее вре­мя ста­нут чтить бла­го­че­стие, из-за нече­стия пав перед нами на коле­ни; непо­сле­до­ва­тель­но для одних и тех же сена­то­ров одно­вре­мен­но пре­зи­рать кар­фа­ге­нян, как уже не име­ю­щих ника­кой силы, и в то же вре­мя боять­ся их, как могу­щих под­нять вос­ста­ние. А нам лег­че уследить за ними, чтобы они вновь не уси­ли­лись, чем сей­час их окон­ча­тель­но уни­что­жить; ведь теперь они будут сра­жать­ся с отча­я­ни­ем; впо­след­ст­вии же мы все­гда будем сдер­жи­вать их, боя­щих­ся нас. Доста­точ­но непри­ят­но­стей будут они иметь и без нас: их будут тес­нить все живу­щие вокруг них, пом­ня зло за преж­нее их наси­лие, да и Мас­са­насса, муж, вер­ней­ший нам, нахо­дясь там, будет все­гда следить за ними.

61. Но если кто-либо пре­не­бре­жет всем этим, лишь бы само­му заме­нить в коман­до­ва­нии Сци­пи­о­на, наблюдая лишь свои инте­ре­сы и уве­рен­ный, что он встре­тит покро­ви­тель­ство судь­бы до само­го кон­ца, то что же мы будем делать с горо­дом, взяв­ши его, если толь­ко мы его возь­мем? Уни­что­жим его совер­шен­но за то, что они раз­гра­би­ли наши кораб­ли с хле­бом? Но они гото­вы отдать это вме­сте со мно­гим дру­гим. Или мы это­го не сде­ла­ем, осте­ре­га­ясь отмще­ния богов и поно­ше­ния от людей, но пере­да­дим его во власть Мас­са­нассе? Но хоть он нам и друг, не сле­ду­ет делать даже его без­мер­но могу­ще­ст­вен­ным; напро­тив, надо думать, что их враж­да друг с дру­гом полез­на для Рим­ско­го государ­ства. Или всю эту зем­лю мы пустим в арен­ду? Но охра­ня­ю­щее ее вой­ско погло­тит весь доход: мы будем нуж­дать­ся в боль­шом вой­ске, как это есте­ствен­но в окру­же­нии мно­гих соседей, кото­рые все вар­ва­ры. Или мы пошлем коло­ни­стов, заста­вив их жить сре­ди столь­ких нома­дов? Но они все­гда будут тер­петь от них наси­лия, так как вар­ва­ры силь­нее их; если же они одо­ле­ют их, то на буду­щее они сами будут нам страш­ны и будут вызы­вать у нас зависть, имея стра­ну столь обшир­ную и мно­го луч­шую, чем наша. Это, мне кажет­ся, при­ни­мая в сооб­ра­же­ние, Сци­пи­он и велит нам при­нять моль­бы кар­фа­ге­нян. Послу­ша­ем­ся поэто­му и умо­ля­ю­щих и наше­го пол­ко­во­д­ца».

62. Так он ска­зал, Пуб­лий же Кор­не­лий¹¹⁵, род­ст­вен­ник Кор­не­лия Лен­ту­ла, быв­ше­го тогда кон­су­лом и имев­ше­го наме­ре­ние быть пре­ем­ни­ком Сци­пи­о­на, воз­ра­зил так: «Толь­ко на то, что выгод­но, о, отцы-сена­то­ры, надо смот­реть, когда идет вой­на; и насколь­ко этот город, как ука­зы­ва­ют вот они, явля­ет­ся еще могу­ще­ст­вен­ным, настоль­ко нам нуж­но осте­ре­гать­ся его невер­но­сти, соеди­нен­ной с могу­ще­ст­вом, и нуж­но ранее сокру­шить силу, если мы не можем устра­нить их невер­ность. Для нас нет более удоб­но­го слу­чая, чтобы уни­что­жить страх перед кар­фа­ге­ня­на­ми, чем насто­я­щий, когда они во всех отно­ше­ни­ях сла­бы и нахо­дят­ся в без­вы­ход­ном поло­же­нии, преж­де чем они опять уси­лят­ся и в том, и в дру­гом отно­ше­нии. И конеч­но, я не отка­зы­ва­юсь разо­брать этот вопрос с точ­ки зре­ния спра­вед­ли­во­сти; мне не кажет­ся, что наше государ­ство предъ­яви­ло неуме­рен­ные тре­бо­ва­ния к кар­фа­ге­ня­нам, кото­рые, когда бла­го­ден­ст­ву­ют, посту­па­ют неспра­вед­ли­во и насиль­ни­ча­ют над все­ми, в несча­стьях же умо­ля­ют и, если добьют­ся успе­ха, тот­час же нару­ша­ют согла­ше­ния. У них нет ни ува­же­ния к свя­то­сти дого­во­ров, ни твер­до­сти сло­ва в клят­вах; и вот таких он пред­ла­га­ет спа­сти, боясь отмще­ния богов и нена­ви­сти людей. Я же думаю, что сами боги поста­ви­ли Кар­фа­ген в такое поло­же­ние, чтобы когда-нибудь понес­ли нака­за­ние за нече­стие те, кото­рые и в Сици­лии, и в Ибе­рии, и в Ита­лии, и в самой Ливии, и с нами, и со все­ми дру­ги­ми все­гда и заклю­ча­ли дого­во­ры, и пре­сту­па­ли клят­вы, и совер­ша­ли дру­гие страш­ные и пре­ступ­ные дела. Преж­де чем перей­ти к нашим делам, я при­ве­ду вам при­мер их отно­ше­ний к дру­гим наро­дам, чтобы вы зна­ли, что все будут обра­до­ва­ны, если мы нака­жем кар­фа­ге­нян.

63. Они у закин­фян¹¹⁶, в слав­ном горо­де Ибе­рии, быв­шем в дого­вор­ных отно­ше­ни­ях с ними сами­ми и дру­же­ст­вен­ном нам, пере­би­ли всех, кто толь­ко был в цве­ту­щем воз­расте, хотя те ни в чем не посту­пи­ли неспра­вед­ли­во. Они, взяв по дого­во­ру под­власт­ную нам Нуце­рию¹¹⁷ и покляв­шись отпу­стить каж­до­го с дву­мя оде­я­ни­я­ми, запер­ли их сенат в баню и, зажег­ши баню, заста­ви­ли задох­нуть­ся, а ухо­див­ший народ пере­би­ли копья­ми. Сенат же ацерра­нов¹¹⁸ после заклю­че­ния с ними дого­во­ра они бро­си­ли в коло­дезь, а коло­дезь засы­па­ли. Наше­го кон­су­ла Мар­ка Кор­не­лия¹¹⁹, обма­нув его клят­ва­ми, пове­ли как буд­то для того, чтобы повидать­ся с их боль­ным пол­ко­вод­цем, и, схва­тив, отвез­ли его из Сици­лии в Ливию как плен­ни­ка с два­дца­тью дву­мя кораб­ля­ми¹²⁰. Уби­ли они и Регу­ла¹²¹, дру­го­го наше­го пол­ко­во­д­ца, заму­чив его, когда он, чтобы не нару­шить сво­ей клят­вы, вер­нул­ся к ним. Сколь­ко же совер­шил Ган­ни­бал, или воюя, или устра­и­вая заса­ды, или пре­сту­пая клят­вы по отно­ше­нию к горо­дам и вой­скам нашим, про­тив соб­ст­вен­ных сво­их союз­ни­ков, гра­бя горо­да и изби­вая вое­вав­ших вме­сте с ним, было бы дол­го пере­чис­лять. Доста­точ­но ска­зать, что он раз­ру­шил четы­ре­ста наших горо­дов. Наших же плен­ных бро­сал он во рвы и реки, про­хо­дил по ним, как по мостам, дру­гих же бро­сал под ноги сло­нам, иным же при­ка­зы­вал всту­пать в еди­но­бор­ство друг с дру­гом, ста­вя бра­тьев про­тив бра­тьев и отцов про­тив сыно­вей. А эти недав­ние собы­тия, когда они при­сы­ла­ли сюда послов отно­си­тель­но мира и умо­ля­ли и кля­лись, и, когда послы их были еще здесь, в Ливии же, они раз­гра­би­ли наши суда и заклю­чи­ли в око­вы наших вои­нов. До такой сте­пе­ни безу­мия дохо­дят они вслед­ст­вие кро­во­жад­но­сти.

64. Так вот какая же может быть жалость или уме­рен­ность в про­яв­ле­нии сво­их чувств со сто­ро­ны дру­гих в отно­ше­нии тех, кото­рые сами не про­яв­ля­ли в отно­ше­нии кого бы то ни было ни уме­рен­но­сти, ни мяг­ко­сти? Как ска­зал сам Сци­пи­он, если бы мы попа­ли в их власть, не оста­ви­ли бы даже име­ни рим­ско­го наро­да. Но, гово­ришь ты, твер­да их вер­ность, креп­ко их руко­по­жа­тие! Какая вер­ность? Какой дого­вор, какая клят­ва, кото­рую они не затоп­та­ли? Какое согла­ше­ние, какие зна­ки рас­по­ло­же­ния, кото­рых они не осквер­ни­ли бы сво­ей наг­ло­стью? Не будем под­ра­жать, гово­рит он, им! Какое же согла­ше­ние мы нару­ша­ем, еще ни в какое с ними не всту­пав­шие в согла­ше­ние? Но, гово­рит он, не будем под­ра­жать их кро­во­жад­но­сти. И мы сде­ла­ем дру­зья­ми и союз­ни­ка­ми этих кро­во­жад­ней­ших людей? Ни того, ни дру­го­го они недо­стой­ны. Но пусть, они пре­да­дут себя нам по зако­ну побеж­ден­ных, как мно­гие пре­да­ва­ли себя, а мы посмот­рим. И что бы мы им ни дали, пусть они видят в этом милость, а не согла­ше­ние. Раз­ли­ча­ют­ся же эти два пред­ло­же­ния меж­ду собой сле­дую­щим обра­зом. Пока они будут заклю­чать дого­во­ры, они будут их нару­шать, как и преж­де, все­гда нахо­дя в этих дого­во­рах какой-нибудь пред­лог, нахо­дя что они в них ущем­ле­ны; спор­ные же дела пред­став­ля­ют мно­го пред­ло­гов. Когда же они пере­да­дут себя нам и мы возь­мем у них ору­жие, и самое тело их будет нашим, и они убедят­ся, что у них нет ниче­го соб­ст­вен­но­го, тогда падет их над­мен­ность и они будут доволь­ны, что бы они от нас ни полу­чи­ли, как буд­то это нечто чужое. Итак, если Сци­пи­о­ну это кажет­ся ина­че, вы име­е­те воз­мож­ность сопо­ста­вить и обсудить оба мне­ния; если же он заклю­чит дого­вор с кар­фа­ге­ня­на­ми поми­мо вас, зачем он посы­лал это дело на ваше реше­ние? Так как вы пол­но­моч­ны судить отно­си­тель­но это­го, я выска­зал свое мне­ние, кото­рое, я счи­таю, при­не­сет поль­зу государ­ству».

65. Это ска­зал Пуб­лий; сенат поста­вил этот вопрос на поимен­ное голо­со­ва­ние, и боль­шин­ство под­дер­жа­ло мне­ние Сци­пи­о­на. Итак, был заклю­чен мир, это уже в тре­тий раз, меж­ду рим­ля­на­ми и кар­фа­ге­ня­на­ми. И глав­ным обра­зом Сци­пи­он счи­тал необ­хо­ди­мым побудить к нему рим­лян или ввиду ска­зан­ных сооб­ра­же­ний, или счи­тая, что рим­ля­нам для бла­го­ден­ст­вия доста­точ­но отнять у кар­фа­ге­нян толь­ко пра­во на гос­под­ство, ведь есть и такие, кото­рые счи­та­ют, что он ради под­дер­жа­ния бла­го­ра­зу­мия у рим­лян желал навсе­гда оста­вить им соседа и сопер­ни­ка, вну­шаю­ще­го страх, чтобы они, достиг­нув огром­но­го сча­стья и без­опас­но­сти, не ста­ли высо­ко­мер­ны­ми. И то, о чем Сци­пи­он тогда думал, об этом немно­го позд­нее гром­ко ска­зал рим­ля­нам Катон, пори­цая их за край­нее раз­дра­же­ние про­тив Родо­са¹²². Сци­пи­он, заклю­чив этот дого­вор, со всем вой­ском пере­плыл из Ливии в Ита­лию и всту­пил в Рим с три­ум­фом, самым бле­стя­щим из всех, какие до него были¹²³.

66. Обы­чай, кото­рый соблюда­ет­ся и ныне, когда справ­ля­ет­ся три­умф, таков. Все высту­па­ют увен­чан­ные вен­ка­ми, впе­ре­ди идут тру­ба­чи и дви­жут­ся повоз­ки с добы­чей, про­но­сят баш­ни и изо­бра­же­ния взя­тых горо­дов, кар­ти­ны, изо­бра­жаю­щие воен­ные собы­тия, затем золо­то и сереб­ро — нече­ка­нен­ное и в моне­тах — и если есть, то и дру­гие подоб­ные же цен­но­сти, и все вен­ки, кото­ры­ми награ­ди­ли пол­ко­во­д­ца за доб­лесть или горо­да, или союз­ни­ки, или под­чи­нен­ные ему вой­ска. Затем шли белые быки, а за быка­ми были сло­ны и все вожди и самих кар­фа­ге­нян и нома­дов, кото­рые были взя­ты в плен¹²⁴. Впе­ре­ди само­го пол­ко­во­д­ца шли лик­то­ры, оде­тые в пур­пур­ные туни­ки, и хор кифа­ри­стов и играю­щих на сви­ре­лях, подоб­но тиррен­ской про­цес­сии, под­по­я­сан­ные и с золоты­ми вен­ка­ми на голо­ве; подоб­ным обра­зом высту­па­ют дру­гие в строю с пени­ем и при­пля­сы­ва­ни­ем. Их назы­ва­ют лидий­ца­ми, пото­му (думаю), что тирре­ны явля­ют­ся коло­ни­ста­ми лидий­цев¹²⁵. Один из них, в пур­пур­ной до пят одеж­де, в золотых оже­ре­льях и брас­ле­тах, дела­ет раз­лич­ные жесты, вызы­вая смех, как бы насме­ха­ясь над непри­я­те­ля­ми. За ним мно­же­ство носи­те­лей бла­го­во­ний, а за бла­го­во­ни­я­ми — сам пол­ко­во­дец на колес­ни­це, пест­ро рас­пи­сан­ной, в вен­ке из золота и дра­го­цен­ных кам­ней, оде­тый, по оте­че­ско­му обы­чаю, в пур­пур­ную тогу с воткан­ны­ми в нее золоты­ми звезда­ми, несет ски­петр из сло­но­вой кости и лав­ро­вую ветвь, кото­рую рим­ляне все­гда счи­та­ют сим­во­лом победы. С ним всхо­дят на колес­ни­цу маль­чи­ки и девуш­ки, а на сво­бод­ных конях с обе­их сто­рон едут юно­ши, его род­ст­вен­ни­ки. За ним сле­ду­ют все те, кото­рые во вре­мя вой­ны были у него пис­ца­ми, слу­жи­те­ля­ми, ору­же­нос­ца­ми. И после них вой­ско по илам и когор­там, все увен­чан­ное и несу­щее лав­ро­вые вет­ви; луч­шие же вои­ны несут и зна­ки отли­чия. Из началь­ни­ков одних они вос­хва­ля­ют, дру­гих осме­и­ва­ют, а иных пори­ца­ют; ибо три­умф не зна­ет запре­та, и все впра­ве гово­рить, что толь­ко хотят. При­быв на Капи­то­лий, Сци­пи­он рас­пу­стил про­цес­сию, а на уго­ще­ние он по обы­чаю при­гла­сил дру­зей в храм.

X. 67. Такой конец име­ла для рим­лян вто­рая вой­на про­тив кар­фа­ге­нян, начав­ша­я­ся с Ибе­рии и кон­чив­ша­я­ся в Ливии таким дого­во­ром отно­си­тель­но само­го Кар­фа­ге­на. У элли­нов в это вре­мя про­хо­ди­ла сто сорок чет­вер­тая олим­пи­а­да¹²⁶. Мас­са­насса пол­ный гне­ва на кар­фа­ге­нян и уве­рен­ный в друж­бе рим­лян, захва­тил зна­чи­тель­ную часть зем­ли кар­фа­ге­нян, как при­над­ле­жав­шую неко­гда ему. Кар­фа­ге­няне про­си­ли рим­лян поми­рить их с Мас­са­нассой. Рим­ляне посла­ли тре­тей­ских судей, кото­рым было веле­но содей­ст­во­вать, насколь­ко могут, Мас­са­нассе. Так Мас­са­нассе была при­ре­за­на часть зем­ли кар­фа­ге­нян, кар­фа­ге­ня­на­ми было заклю­че­но согла­ше­ние и с ним, кото­рое про­дол­жа­лось око­ло пяти­де­ся­ти лет¹²⁷. За это вре­мя Кар­фа­ген, поль­зу­ясь спо­кой­но миром, достиг боль­шо­го могу­ще­ства и мно­го­люд­ства бла­го­да­ря пло­до­ро­дию земель и выгод­но­му поло­же­нию у моря.

68.¹²⁸ И тот­час, как это слу­ча­ет­ся в счаст­ли­вых обсто­я­тель­ствах, одни ста­ли скло­нять­ся на сто­ро­ну рим­лян, дру­гие — на сто­ро­ну демо­са, неко­то­рые же выра­жа­ли свои сим­па­тии Мас­са­нассе. Пред­во­ди­тель­ст­во­ва­ли же каж­дой из этих груп­пи­ро­вок люди, выдаю­щи­е­ся по сла­ве и доб­ле­сти: сто­рон­ни­ка­ми рим­лян — Вели­кий Ган­нон¹²⁹, избрав­ши­ми сто­ро­ну Мас­са­нассы был Ган­ни­бал, про­зван­ный Сквор­цом, сто­рон­ни­ка­ми же демо­са — Гамиль­кар, кото­ро­му было про­зви­ще Сам­нит¹³⁰, и Кар­та­лон. Они¹³¹, выждав вре­мя, когда рим­ляне вое­ва­ли с кельт­ибе­ра­ми¹³², а Мас­са­насса пошел на выруч­ку сына, кото­ро­го окру­жи­ли и дер­жа­ли в оса­де дру­гие ибе­ры¹³³, убеж­да­ют Кар­та­ло­на¹³⁴, быв­ше­го боэтар­хом и объ­ез­жав­ше­го в силу этой вла­сти стра­ну, напасть на под­дан­ные Мас­са­нассы, жив­ших в палат­ках на спор­ной зем­ле. И он убил неко­то­рых из них, угнал добы­чу и быв­ших там в полях ливий­цев воз­буж­дал про­тив нома­дов. Мно­го и дру­гих воен­ных столк­но­ве­ний про­изо­шло у них друг про­тив дру­га, пока от рим­лян не при­шли дру­гие послы для раз­бо­ра их спо­ров, кото­рым так­же было веле­но неза­мет­но помо­гать Мас­са­нассе. И послы закре­пи­ли за Мас­са­нассой все, что захва­тил он рань­ше, сле­дую­щим хит­рым спо­со­бом. Они ниче­го не ска­за­ли и нико­го не выслу­ша­ли, чтобы Мас­са­насса не потер­пел како­го-либо ущер­ба, как это про­изо­шло бы при пра­виль­ном суде, но, став меж­ду ними обо­и­ми, протя­ну­ли руки, разде­ляя их: и это было у них при­ка­за­ние, обра­щен­ное к обе­им сто­ро­нам, при­ми­рить­ся. Немно­го поз­же Мас­са­насса под­нял рас­при из-за так назы­вае­мых вели­ких рав­нин¹³⁵ и из-за обла­сти пяти­де­ся­ти горо­дов, кото­рую они назы­ва­ют Туской¹³⁶. Из-за это­го кар­фа­ге­няне вновь при­бег­ли к рим­ля­нам. Рим­ляне обе­ща­ли им на этот раз отпра­вить послов для реше­ния спо­ра, но затя­ну­ли отправ­ку, пока мож­но было уже счи­тать, что дело кар­фа­ге­нян в боль­шей части про­иг­ра­но.

69. И тогда рим­ляне отпра­ви­ли послов и сре­ди них Ката­на¹³⁷, кото­рые, при­быв на спор­ную зем­лю, потре­бо­ва­ли, чтобы обе сто­ро­ны пре­до­ста­ви­ли им пра­во реше­ния отно­си­тель­но все­го. Мас­са­насса, конеч­но, как уже захва­тив­ший боль­шую долю и все­гда твер­до пола­гав­ший­ся на рим­лян, им это пра­во пре­до­ста­вил, кар­фа­ге­няне же отнес­лись к это­му пред­ло­же­нию подо­зри­тель­но, так как зна­ли, что преж­ние послы суди­ли недоб­ро­со­вест­но. Итак, они ска­за­ли, что дого­вор, заклю­чен­ный при Сци­пи­оне, не нуж­да­ет­ся ни в каком раз­би­ра­тель­стве, ни в каком исправ­ле­нии; надо толь­ко, чтобы из него ниче­го не нару­ша­лось. Но послы, не желая про­из­но­сить сво­его реше­ния, уда­ли­лись и ста­ли осмат­ри­вать стра­ну, тща­тель­но обра­ботан­ную и имев­шую боль­шие источ­ни­ки дохо­дов. Вой­дя в город, они увиде­ли, насколь­ко он стал могу­ще­ст­вен и насколь­ко уве­ли­чи­лось его насе­ле­ние после быв­ше­го неза­дол­го перед тем истреб­ле­ния, при­чи­нен­но­го ему Сци­пи­о­ном. Вер­нув­шись в Рим, они гово­ри­ли, что не столь­ко зависть, сколь­ко страх вызы­ва­ет у них поло­же­ние Кар­фа­ге­на, горо­да враж­деб­но­го и столь зна­чи­тель­но­го, сосед­не­го и так быст­ро рас­ту­ще­го. И осо­бен­но Катон гово­рил, что нико­гда у рим­лян даже сво­бо­да не будет проч­ной, пока они не уни­что­жат Кар­фа­ге­на. Сенат, узнав об этом, решил вое­вать, но спер­ва поль­зо­вал­ся пред­ло­га­ми, а свое реше­ние дер­жал скры­тым. И гово­рят, что Катон с того вре­ме­ни в сена­те посто­ян­но повто­рял свое мне­ние, чтобы Кар­фа­ге­на не суще­ст­во­ва­ло, Сци­пи­он же Наси­ка¹³⁸ тре­бо­вал про­ти­во­по­лож­но­го, чтобы Кар­фа­ген был остав­лен целым, на страх, как он думал, для рим­лян, уже тогда начав­шим отсту­пать от суро­во­го обра­за жиз­ни.

70.¹³⁹ У Кар­фа­ге­нян же сто­рон­ни­ки демо­кра­тии изгна­ли забо­тив­ших­ся о делах Мас­са­нассы, кото­рых было око­ло соро­ка; они про­ве­ли голо­со­ва­ние об их изгна­нии и заста­ви­ли демос поклясть­ся нико­гда их обрат­но не при­ни­мать и не поз­во­лять нико­му вно­сить пред­ло­же­ние об их воз­вра­ще­нии. Изгнан­ные бежа­ли к Мас­са­нассе и ста­ли побуж­дать его к войне. Он же, и сам желая того же, послал в Кар­фа­ген дво­их из сыно­вей, Голос­су¹⁴⁰ и Миципсу¹⁴¹, тре­буя при­нять назад изгнан­ных из-за него. Перед ними, под­хо­див­ши­ми к горо­ду, боэтарх запер ворота, боясь, как бы род­ст­вен­ни­ки изгнан­ных не раз­жа­ло­би­ли демос сле­за­ми. А на Голос­су, уже воз­вра­щав­ше­го­ся домой, напал Гамиль­кар Сам­нит и неко­то­рых из его спут­ни­ков убил, само­го же его при­вел в страх, вслед­ст­вие чего Мас­са­насса, сде­лав это себе пово­дом для напа­де­ния, стал оса­ждать город Горо­ско­пу¹⁴², под­сту­пив к нему в нару­ше­нии усло­вий дого­во­ра. Кар­фа­ге­няне два­дца­тью пятью тыся­ча­ми пехо­тин­цев и четырь­мя­ста­ми город­ских всад­ни­ков под началь­ст­вом Гасдру­ба­ла, быв­ше­го тогда у них боэтар­хом¹⁴³, опол­чи­лись на Мас­са­нассу. Когда они при­бли­зи­лись, Аса­сис¹⁴⁴ и Суба¹⁴⁵, так­си­ар­хи Мас­са­нассы, из-за чего-то поссо­рив­ши­е­ся с сыно­вья­ми Мас­са­нассы, пере­шли на их сто­ро­ну, ведя за собой шесть тысяч всад­ни­ков; бла­го­да­ря это­му Гасдру­бал вос­пря­нул духом, пере­ме­стил лагерь бли­же к царю и в несколь­ких стыч­ках имел успех. Мас­са­насса, устра­и­вая ему заса­ду, поне­мно­гу отсту­пал, как буд­то убе­гая, пока не завел его на боль­шую и пустын­ную рав­ни­ну, кото­рую ото­всюду окру­жа­ли кру­тые хол­мы, где было пол­ное отсут­ст­вие про­до­воль­ст­вия. Тогда он, обра­тив­шись про­тив непри­я­те­лей, стал лаге­рем на рав­нине: Гасдру­бал же под­нял­ся на хол­мы, пред­став­ляв­шие как бы сво­его рода укреп­ле­ния.

71. На сле­дую­щий день они соби­ра­лись всту­пить в бой, Сци­пи­он же Млад­ший¹⁴⁶, взяв­ший впо­след­ст­вии Кар­фа­ген и быв­ший тогда лега­том Лукул­ла, вое­вав­ше­го с кельт­ибе­ра­ми¹⁴⁷, явил­ся в это вре­мя к Мас­са­нассе, послан­ный про­сить у него сло­нов. Навстре­чу ему Мас­са­насса, сам заня­тый сво­им воору­же­ни­ем, как чело­век гото­вя­щий­ся к бит­ве, послал всад­ни­ков и неко­то­рым из сыно­вей при­ка­зал при­нять явив­ше­го­ся. Сам же он на рас­све­те выстро­ил вой­ско, так как, несмот­ря на то, что ему было восемь­де­сят восемь лет, он был еще хоро­шим всад­ни­ком и ска­кал на неосед­лан­ном коне, как это в обы­чае у нома­дов, одно­вре­мен­но и коман­дуя, и сра­жа­ясь, как рядо­вой воин. Из ливий­цев нома­ды самые силь­ные, и хотя все они отли­ча­ют­ся дол­го­ле­ти­ем, нома­ды самые дол­го­лет­ние. Веро­ят­но, при­чи­на это­го в том, что зимой у них не быва­ет силь­ных моро­зов [от кото­рых гибнет все], а лето не очень жар­кое, как у эфи­о­пов и индий­цев. Поэто­му в этой зем­ле и из зве­рей водят­ся самые могу­чие, а люди все­гда нахо­дят­ся под откры­тым небом и в трудах. У них мало вина, а пища у них про­стая и полез­ная. И вот Мас­са­насса, вско­чив на коня, стал устра­и­вать вой­ско, а Гасдру­бал вывел про­тив него свое в зна­чи­тель­но боль­шем коли­че­стве, так как уже и к нему при­шли мно­гие из стра­ны. Сци­пи­он смот­рел на сра­же­ние с высоты, как в теат­ре. И часто позд­нее он гово­рил, что, участ­вуя во все­воз­мож­ных сра­же­ни­ях, он нико­гда так не наслаж­дал­ся; ибо, гово­рил он, на одно это сра­же­ние, где сошлись на бит­ву сто десять тысяч мужей, он смот­рел без­за­бот­но. И, при­ме­няя несколь­ко воз­вы­шен­ный тон, он гово­рил, что толь­ко двое до него виде­ли подоб­ное зре­ли­ще во вре­мя Тро­ян­ской вой­ны. Зевс с горы Иды и Посей­дон с Само­фра­кии.

72. Бит­ва шла с зари до ночи, мно­го пало с обе­их сто­рон, и, по-види­мо­му, Мас­са­насса был победи­те­лем. Когда он воз­вра­щал­ся с боя, ему встре­тил­ся Сци­пи­он. Он же к нему, как к дру­гу по деду, про­явил исклю­чи­тель­ное вни­ма­ние. Кар­фа­ге­няне, узнав о при­бы­тии Сци­пи­о­на, про­си­ли его при­ми­рить их с Мас­са­нассой. Он свел их, и, когда пошел раз­го­вор об усло­ви­ях, кар­фа­ге­няне ска­за­ли, что усту­пят Мас­са­нассе зем­лю око­ло Эмпо­рия¹⁴⁸ и дадут тот­час две­сти талан­тов сереб­ра и восемь­сот со вре­ме­нем, когда же он потре­бо­вал выдать ему пере­беж­чи­ков, они не захо­те­ли даже слу­шать, но разо­шлись, не достиг­нув ника­ких резуль­та­тов. Воз­вра­тил­ся Сци­пи­он в Ибе­рию, полу­чив сло­нов, Мас­са­насса же, окру­жив холм, где сто­я­ли вра­ги, рвом, сто­ро­жил, чтобы им не достав­ля­лось ника­ко­го про­до­воль­ст­вия. И вооб­ще побли­зо­сти не было ниче­го, так что и ему едва лишь изда­ле­ка с очень боль­шим трудом достав­ля­лось оно в малом коли­че­стве. Каза­лось, что Гасдру­бал мог бы тот­час про­бить­ся через линию вра­гов, пока у него вой­ско было еще силь­ным и не постра­дав­шим, но так как у него запа­сов было боль­ше, чем у Мас­са­нассы, он счи­тал, что заста­вит Мас­са­нассу всту­пить в сра­же­ние, и оста­вал­ся, узнав вме­сте с тем, что едут послы рим­лян для при­ми­ре­ния. Они при­шли, но им было ска­за­но, что если у Мас­са­нассы дела хуже, чтобы они пре­кра­ти­ли их спор, если же он име­ет пре­иму­ще­ство, чтобы они еще более под­стрек­ну­ли его к борь­бе.

73. Пору­чен­ное им они выпол­ни­ли¹⁴⁹, голод же исто­щал Гасдру­ба­ла и кар­фа­ге­нян; сами они осла­бе­ли и не мог­ли уже силой одо­леть вра­гов; они спер­ва пере­би­ли вьюч­ных живот­ных, затем после вьюч­ных живот­ных — коней и ели рем­ни, варя их. У них рас­про­стра­ня­лись раз­ные болез­ни как вслед­ст­вие негод­ной пищи, так и от отсут­ст­вия вся­кой дея­тель­но­сти и вре­ме­ни года, ибо в одно место и в узкий лагерь была запер­та боль­шая тол­па людей при обыч­ном в Ливии жар­ком лете. Когда у них кон­чи­лись дро­ва для вар­ки пищи, они ста­ли сжи­гать дере­вян­ные части ору­жия. Из умер­ших никто не выно­сил­ся из лаге­ря, посколь­ку Мас­са­насса не сни­мал охра­ны, их и не сжи­га­ли из-за недо­стат­ка дров. Поэто­му смерт­ность у них была боль­шая, с очень болез­нен­ны­ми явле­ни­я­ми, так как они нахо­ди­лись вме­сте с раз­ла­гав­ши­ми­ся и изда­вав­ши­ми зло­во­ние тру­па­ми. Боль­шая часть вой­ска уже погиб­ла; а оста­ток, не видя для себя ника­кой надеж­ды на спа­се­ние, поста­но­вил выдать Мас­са­нассе пере­беж­чи­ков, вне­сти пять тысяч талан­тов сереб­ра в тече­ние пяти­де­ся­ти лет и при­нять назад сво­их изгнан­ни­ков, в нару­ше­ние соб­ст­вен­ной клят­вы, при­чем сами они долж­ны были выхо­дить через одни ворота по одно­му, про­хо­дя меж­ду ряда­ми вра­гов с одним толь­ко оде­я­ни­ем. Когда они ухо­ди­ли, то Голос­са, раз­дра­жен­ный недав­ним напа­де­ни­ем на него, или с ведо­ма отца, или сам по себе, послал на них всад­ни­ков-нуми­дий­цев, кото­рые пере­би­ли не защи­щав­ших­ся, не имев­ших ору­жия для отра­же­ния вра­гов и не мог­ших бежать из-за сла­бо­сти. Так из пяти­де­ся­ти вось­ми тысяч мужей совсем немно­гие спас­лись в Кар­фа­ген и с ними пол­ко­во­дец Гасдру­бал и дру­гие из знат­ных людей.

XI. 74. Тако­ва была вой­на меж­ду Мас­са­нассой и кар­фа­ге­ня­на­ми, после­до­ва­ла же за ней третья и послед­няя вой­на рим­лян в Ливии¹⁵⁰. Кар­фа­ге­няне, потер­пев пора­же­ние от Мас­са­нассы, так что город стал вслед­ст­вие это­го очень сла­бым, ста­ли боять­ся и само­го Мас­са­нассы, еще быв­ше­го побли­зо­сти с боль­шим вой­ском, и рим­лян, кото­рые все­гда чув­ст­во­ва­ли враж­ду к ним и кото­рые поста­ра­ют­ся най­ти пред­лог в про­изо­шед­шем столк­но­ве­нии с Мас­са­нассой. Их подо­зре­ния были совер­шен­но пра­виль­ны, так как рим­ляне, узнав об этом, тот­час ста­ли наби­рать вой­ско по всей Ита­лии, не гово­ря о цели набо­ра, чтобы иметь воз­мож­ность быст­ро исполь­зо­вать набран­ное вой­ско соот­вет­ст­вен­но обсто­я­тель­ствам. А кар­фа­ге­няне, счи­тая, что этим они исклю­чат пред­лог для обви­не­ния, объ­яви­ли о при­го­во­ре к смер­ти Гасдру­ба­ла, быв­ше­го пол­ко­вод­цем в этой войне про­тив Мас­са­нассы, и Кар­та­ло­на боэтар­ха, рав­но и всех дру­гих, кото­рые при­ни­ма­ли уча­стие в этом деле, воз­ла­гая на них вину за вой­ну. Они отпра­ви­ли так­же послов в Рим, кото­рые обви­ня­ли само­го Мас­са­нассу, но обви­ня­ли и этих лиц, что они, защи­ща­ясь от него слиш­ком реши­тель­но и поспеш­но, вверг­ли этим город в опас­ность обви­не­ния в том, буд­то он начи­на­ет воен­ные дей­ст­вия. Но когда кто-то из сена­то­ров спро­сил послов, как слу­чи­лось, что они при­го­во­ри­ли винов­ных к смер­ти не в нача­ле вой­ны, а после пора­же­ния и яви­лись к ним в каче­стве послов не преж­де, но толь­ко теперь, те затруд­ни­лись дать под­хо­дя­щий ответ, сенат же, дав­но решив­ший вое­вать и изо­бре­тав­ший для это­го пред­ло­ги, отве­тил сле­дую­щим обра­зом: кар­фа­ге­няне не доста­точ­но оправ­да­лись перед рим­ля­на­ми. Тогда послы, вновь высту­пив, спро­си­ли: если они счи­та­ют­ся в гла­зах сена­та винов­ны­ми, то какой ценой они смо­гут смыть обви­не­ние; сенат дослов­но отве­тил так: «если удо­вле­тво­ри­те рим­лян». Когда они ста­ли искать, что будет доста­точ­ным для удо­вле­тво­ре­ния, одни пола­га­ли, что рим­ляне хотят, чтобы была уве­ли­че­на сум­ма денег, опре­де­лен­ная при Сци­пи­оне, дру­гие же — чтобы они отсту­пи­лись в поль­зу Мас­са­нассы от спор­ной зем­ли. Нахо­дясь в затруд­не­нии, они вновь отпра­ви­ли послов в Рим и про­си­ли их узнать точ­но, что явля­ет­ся для рим­лян доста­точ­ным удо­вле­тво­ре­ни­ем. На это рим­ляне опять ска­за­ли, что кар­фа­ге­няне хоро­шо зна­ют это. С эти­ми сло­ва­ми они ото­сла­ли послов обрат­но¹⁵¹.

75. И вот кар­фа­ге­няне были в стра­хе и недо­уме­нии, Ути­ка же, вели­чай­ший после Кар­фа­ге­на город Ливии, имев­ший удоб­ные гава­ни для при­ча­ла судов, доста­точ­но боль­шие к тому же для высад­ки войск, отсто­я­щий от Кар­фа­ге­на на шесть­де­сят ста­ди­ев и хоро­шо рас­по­ло­жен­ный для вой­ны с кар­фа­ге­ня­на­ми, разо­ча­ро­вав­шись тогда в деле кар­фа­ге­нян и про­яв­ляя в под­хо­дя­щий момент ста­рин­ную свою нена­висть к ним, отпра­ви­ла послов в Рим, кото­рые пере­да­ли Ути­ку в рас­по­ря­же­ние рим­лян¹⁵². Сенат, до того стре­мив­ший­ся к войне и к ней гото­вив­ший­ся, когда к рим­ля­нам при­со­еди­нил­ся такой укреп­лен­ный и удоб­но рас­по­ло­жен­ный город, откры­то выра­зил свое наме­ре­ние и, собрав­шись на Капи­то­лий (где они обыч­но рас­смат­ри­ва­ли вопрос о войне), поста­но­вил вое­вать с кар­фа­ге­ня­на­ми. Вое­на­чаль­ни­ка­ми они тот­час посла­ли кон­су­лов: над пехотой — Мания Мани­лия, а над фло­том — Луция Мар­ция Цен­зо­ри­на¹⁵³, кото­рым тай­но было ука­за­но не пре­кра­щать вой­ны, преж­де чем они не раз­ру­шат Кар­фа­ге­на. При­не­ся жерт­вы, кон­су­лы отплы­ли в Сици­лию, чтобы пере­пра­вить­ся оттуда в Ути­ку; плы­ли же они на сле­дую­щих кораб­лях: на пяти­де­ся­ти пен­те­рах, на ста гемио­ли­ях¹⁵⁴ и на мно­гих дру­гих без воен­но­го обо­рудо­ва­ния, лег­ких и круг­лых тор­го­вых судах. На них плы­ло вой­ско в восемь­де­сят тысяч пеших и до четы­рех тысяч всад­ни­ков¹⁵⁵, все отбор­ные вои­ны, ибо, ввиду столь заме­ча­тель­но­го похо­да и явной надеж­ды на победу, вся­кий и из граж­дан и из союз­ни­ков стре­мил­ся на эту вой­ну, и мно­гие запи­сы­ва­лись в ряды вой­ска даже в каче­стве доб­ро­воль­цев.

76. Кар­фа­ге­ня­нам и объ­яв­ле­ние вой­ны и нача­ло воен­ных дей­ст­вий было сооб­ще­но одно­вре­мен­но одним вест­ни­ком; он при­нес и поста­нов­ле­ние о войне и вме­сте с тем сооб­щил, что про­тив них плы­вет флот. Пора­жен­ные этим, они ста­ли отча­и­вать­ся в сво­ем поло­же­нии и пото­му, что у них не было кораб­лей, и пото­му, что так недав­но они поте­ря­ли такое коли­че­ство моло­де­жи; у них не было ни союз­ни­ков, ни гото­вых наем­ни­ков, ни хле­ба, собран­но­го на слу­чай оса­ды, и ниче­го дру­го­го, как это быва­ет при не объ­яв­лен­ной напе­ред и столь стре­ми­тель­но нача­той войне, и сами не имея воз­мож­но­сти сопро­тив­лять­ся одно­вре­мен­но и рим­ля­нам и Мас­са­нассе. Поэто­му они отпра­ви­ли дру­гих послов в Рим, дав им пол­но­мо­чия решать все по сво­е­му усмот­ре­нию, чтобы, как толь­ко могут, ула­дить дело при сло­жив­ших­ся обсто­я­тель­ствах. Сенат ска­зал им, что, если кар­фа­ге­няне дадут кон­су­лам, еще нахо­дя­щим­ся в Сици­лии, в каче­стве залож­ни­ков три­ста знат­ней­ших сре­ди них детей в бли­жай­шие трид­цать дней и выпол­нят все дру­гое, пред­пи­сан­ное им, они будут иметь Кар­фа­ген сво­бод­ным и авто­ном­ным и всю зем­лю, кото­рую они име­ют в Ливии. Это было поста­нов­ле­но во все­об­щее сведе­ние, и сена­то­ры дали послам отне­сти это реше­ние в Кар­фа­ген; тай­но же они посла­ли при­каз кон­су­лам дер­жать­ся того, что было пору­че­но им част­ным обра­зом¹⁵⁶.

77. Кар­фа­ге­няне отно­си­лись с подо­зре­ни­ем к сенат­ско­му реше­нию, пере­да­вая залож­ни­ков не на осно­ва­нии твер­до­го согла­ше­ния; но так как они нахо­ди­лись в такой опас­но­сти, то, воз­ла­гая надеж­ды на то, что они не укло­нят­ся ни от како­го усло­вия, они со всем рве­ни­ем, пред­у­преж­дая назна­чен­ный срок, повез­ли сво­их детей в Сици­лию, при­чем их опла­ки­ва­ли роди­те­ли и домаш­ние, осо­бен­но мате­ри, кото­рые с безум­ны­ми воп­ля­ми обни­ма­ли детей, хва­та­лись за кораб­ли, везу­щие их, и пол­ко­вод­цев, их сопро­вож­дав­ших, бро­са­лись к яко­рям, раз­ры­ва­ли сна­сти, рука­ми обви­ва­ли моря­ков и пре­пят­ст­во­ва­ли пла­ва­нию. Были сре­ди жен­щин и такие, кото­рые плы­ли за кораб­лем дале­ко в море, про­ли­вая сле­зы и смот­ря на детей. Нахо­див­ши­е­ся же на бере­гу рва­ли на себе воло­сы и били себя в грудь, как при жесто­кой печа­ли; ведь им каза­лось, что дача залож­ни­ков — это лишь кра­си­вое выра­же­ние, на деле же это — сда­ча горо­да, когда эти дети отда­ют­ся без како­го-либо опре­де­лен­но­го согла­ше­ния. И мно­гие из них сре­ди воплей и это про­ро­чи­ли горо­ду, гово­ря, что выда­ча детей нисколь­ко ему не помо­жет; тако­ва вот была отправ­ка залож­ни­ков в Кар­фа­гене, в Сици­лии же кон­су­лы, при­няв их, пере­сла­ли в Рим, а кар­фа­ге­ня­нам ска­за­ли, что все осталь­ное, что нуж­но для окон­ча­ния вой­ны, они ска­жут в Ути­ке.

78. Пере­плыв туда, они ста­ли лаге­рем — пешие там, где неко­гда был лагерь Сци­пи­о­на, а кораб­ли — в гава­нях ути­кий­цев. Когда послы из Кар­фа­ге­на при­бы­ли и туда, кон­су­лы спер­ва вос­се­ли на высо­ком три­бу­на­ле, при­чем рядом с ними сто­я­ли геге­мо­ны¹⁵⁷ и хили­ар­хи¹⁵⁸, вой­ско же было постро­е­но по обе­им сто­ро­нам длин­ны­ми ряда­ми в бле­стя­щем ору­жии с высо­ко под­ня­ты­ми знач­ка­ми, чтобы по ним послы мог­ли сооб­ра­зить о мно­го­чис­лен­но­сти вой­ска. Когда кон­су­лы при­ка­за­ли тру­ба­чу дать знак мол­ча­ния, а гла­ша­тай воз­гла­сил, чтобы послы кар­фа­ге­нян подо­шли, их пове­ли меж­ду длин­ны­ми ряда­ми вой­ска, к само­му же воз­вы­ше­нию они не мог­ли при­бли­зить­ся: посредине была протя­ну­та верев­ка; кон­су­лы при­ка­за­ли им гово­рить, чего они хотят. Послы ста­ли гово­рить мно­го раз­ных жалоб­ных слов — и о дого­во­рах, быв­ших у них с рим­ля­на­ми, и о древ­но­сти само­го Кар­фа­ге­на, обшир­ных его раз­ме­рах и о его силе, его вели­чай­шем и про­дол­жи­тель­ном про­шлом гос­под­стве на зем­ле и на море. Они ска­за­ли, что гово­рят это не для само­вос­хва­ле­ния: в таких несча­стьях не вре­мя само­вос­хва­ле­нию, «но пусть ост­ро­та пере­ме­ны наше­го поло­же­ния будет для вас, о рим­ляне, осно­ва­ни­ем к бла­го­ра­зу­мию и уме­рен­но­сти. Ведь самые могу­ще­ст­вен­ные — те, кото­рые, жалея постра­дав­ших, осно­вы­ва­ют свои бла­гие надеж­ды на том, что они ни в чем не погре­ша­ют по отно­ше­нию к судь­бе дру­гих. И это достой­но вас и ваше­го бла­го­че­стия, на кото­рое вы Пре­тен­ду­е­те боль­ше всех людей.

79. Если бы у нас были даже самые неми­ло­сти­вые вра­ги, то доволь­но несча­стий, кото­рые мы потер­пе­ли, мы, кото­рые лише­ны гос­под­ства и на зем­ле и на море, кото­рые пере­да­ли вам кораб­ли и не при­об­ре­та­ем дру­гих, кото­рые отстра­не­ны от охоты на сло­нов и от при­об­ре­те­ния их иным путем, пере­да­ли и преж­де и теперь вам знат­ных залож­ни­ков и своевре­мен­но пла­ти­ли дань, мы, кото­рые при­вык­ли полу­чать ее от дру­гих. И это­го было доста­точ­но вашим отцам, с кото­ры­ми мы вое­ва­ли; и дого­вор при них был заклю­чен с нами, как с дру­зья­ми и союз­ни­ка­ми, и клят­ва, при­не­сен­ная при этом дого­во­ре, рав­на для обе­их сто­рон. И они нам, с кото­ры­ми вое­ва­ли, были после это­го вер­ны­ми союз­ни­ка­ми; вы же, с кото­ры­ми мы ни разу даже не всту­па­ли в сра­же­ние, в нару­ше­нии како­го пунк­та это­го дого­во­ра, обви­няя нас, так стре­ми­тель­но поста­но­ви­ли начать эту вой­ну и без объ­яв­ле­ния ее дви­ну­лись на нас? Может быть, мы не дали дани? или у нас есть кораб­ли, или вызы­ваю­щие зависть сло­ны? или с тех пор мы не были вер­ны­ми по отно­ше­нию к вам? или мы не заслу­жи­ва­ем жало­сти, когда у нас так недав­но пять­де­сят тысяч чело­век погиб­ли от голо­да? но мы вое­ва­ли с Мас­са­нассой, слиш­ком мно­го­го он захо­тел; но и это все мы пере­но­си­ли из-за вас. Дей­ст­вуя бес­пре­рыв­но и без­за­кон­но про­тив нас и про­тив того места, в кото­ром он был вскорм­лен и вос­пи­тан, он отнял у нас зем­лю око­ло Эмпо­рия¹⁵⁹; захва­тив и ее, он пошел за дру­ги­ми, пока не при­вел в бес­по­рядок наш дого­вор с вами; если это явля­ет­ся пово­дом к этой войне, то мы и тех, кото­рые дви­ну­лись про­тив него, чтобы защи­щать­ся, при­го­во­ри­ли к смер­ти, и к вам отпра­ви­ли послов, кото­рые оправ­ды­ва­лись отно­си­тель­но это­го, и дру­гих, имев­ших пол­но­мо­чия решать все по сво­е­му усмот­ре­нию, чтобы заклю­чить дого­вор на каких хоти­те усло­ви­ях. Зачем же нуж­ны кораб­ли, флот и вой­ско про­тив мужей, не толь­ко при­знаю­щих, что они погре­ши­ли, но и все­це­ло пору­чаю­щих себя вам? Что это мы пред­ла­га­ем не с целью обма­нуть вас, не скряж­ни­чая, гото­вые потер­петь, чем бы вы нас ни нака­за­ли, дока­за­но доста­точ­но ясно. Ведь мы тот­час ото­сла­ли по ваше­му тре­бо­ва­нию знат­ных детей как залож­ни­ков, как было при­ка­за­но поста­нов­ле­ни­ем, рань­ше назна­чен­ных трид­ца­ти дней. В том же самом поста­нов­ле­нии ска­за­но, что если мы пере­да­дим вам залож­ни­ков, вы поз­во­ли­те Кар­фа­ге­ну быть сво­бод­ным и авто­ном­ным, вла­де­ю­щим тем, что мы име­ем».

XII. 80. Так ска­за­ли послы. Цен­зо­рин, под­няв­шись, отве­тил сле­дую­щее: «Что мне гово­рить вам, кар­фа­ге­няне, о при­чи­нах вой­ны? Ведь вы отправ­ля­ли в Рим послов, и они узна­ли об этих при­чи­нах от сена­та. В том же, что ваши поступ­ки по отно­ше­нию к нам были лжи­вы, в этом я вас ули­чу. Ведь в поста­нов­ле­нии ясно ска­за­но, и мы вас об этом пред­у­преди­ли в Сици­лии, при­ни­мая залож­ни­ков, что осталь­ные реше­ния будут сооб­ще­ны вам в Ути­ке. Конеч­но, за быст­ро­ту достав­ки залож­ни­ков и за выбор их мы вас хва­лим; но какая нуж­да в ору­жии тем, кото­рые чест­но хотят жить мир­но? Итак, все ору­жие, сколь­ко бы его у вас ни было, и государ­ст­вен­ное, и част­ное, кото­рое каж­дый из вас име­ет, и дро­ти­ки, и ката­пуль­ты, пере­дай­те нам». Послы на это ска­за­ли, что им при­хо­дит­ся слу­шать­ся, но они не зна­ют, как они будут защи­щать­ся от Гасдру­ба­ла, кото­ро­го они при­го­во­ри­ли к смер­ти и кото­рый, собрав уже до два­дца­ти тысяч вои­нов, рас­по­ло­жил­ся лаге­рем у само­го Кар­фа­ге­на. Когда кон­су­лы ска­за­ли, что рим­ляне поза­ботят­ся об этом, послы обе­ща­ли выдать ору­жие. Вме­сте с посла­ми были отправ­ле­ны Кор­не­лий Сци­пи­он Нази­ка и Гней Кор­не­лий по про­зви­щу Испан­ский (Ἱσπα­νός)¹⁶⁰; они при­ня­ли две­сти тысяч вся­ко­го рода ору­жия, бес­ко­неч­ное мно­же­ство стрел и дро­ти­ков, до двух тысяч ката­пульт, выпус­каю­щих заост­рен­ные стре­лы и кам­ни. Это было заме­ча­тель­ное и в то же вре­мя стран­ное зре­ли­ще, когда на огром­ном коли­че­стве пово­зок вра­ги сами вез­ли сво­им вра­гам свое ору­жие; за ними сле­до­ва­ли послы и все чле­ны сове­та ста­рей­шин и знат­ней­шие лица горо­да, и жре­цы, и дру­гие выдаю­щи­е­ся лица; они наде­я­лись, что кон­су­лы почув­ст­ву­ют к ним или ува­же­ние, или сожа­ле­ние. Введен­ные со зна­ка­ми сво­его досто­ин­ства к кон­су­лам, они ста­ли перед ними. И вот Цен­зо­рин (так как он был более крас­но­ре­чив, чем его сото­ва­рищ по вла­сти), встав и помол­чав дол­гое вре­мя с жест­ким выра­же­ни­ем лица, нако­нец, ска­зал сле­дую­щее:

81. «Что каса­ет­ся пови­но­ве­ния, о, кар­фа­ге­няне, и готов­но­сти до сего вре­ме­ни и в отно­ше­нии залож­ни­ков и в отно­ше­нии ору­жия, мы вас хва­лим, но нуж­но в тяже­лых обсто­я­тель­ствах гово­рить крат­ко. Выслу­шай­те с твер­до­стью осталь­ные при­ка­зы сена­та, уйди­те для наше­го спо­кой­ст­вия из Кар­фа­ге­на, посе­ли­тесь в каком хоти­те месте вашей стра­ны в вось­ми­де­ся­ти ста­ди­ях от моря, так как этот город реше­но срыть до осно­ва­ния». Когда он это еще гово­рил, они с кри­ком ста­ли под­ни­мать руки к небу и при­зы­ва­ли богов как свиде­те­лей совер­шен­но­го над ними обма­на; мно­го горь­ких поно­ше­ний выска­зы­ва­лось про­тив рим­лян или пото­му, что они уже были гото­вы уме­реть, или обе­зу­мев, или созна­тель­но раз­дра­жая рим­лян, чтобы вызвать их на оскорб­ле­ние послов. Они бро­са­лись на зем­лю, бились о нее и рука­ми и голо­ва­ми; неко­то­рые раз­ры­ва­ли одеж­ды и истя­за­ли соб­ст­вен­ное тело, как охва­чен­ные безу­ми­ем. Когда же, нако­нец, у них пре­кра­тил­ся ост­рый при­ступ отча­я­ния, насту­пи­ло дол­гое и пол­ное печа­ли мол­ча­ние, и они лежа­ли, как мерт­вые. Рим­ляне были пора­же­ны, и кон­су­лы реши­ли тер­пе­ли­во пере­но­сить их речи, как потря­сен­ных таким неве­ро­ят­ным при­ка­зом, пока у них не прой­дет него­до­ва­ние, хоро­шо зная, что вели­чай­шие бед­ст­вия сна­ча­ла тол­ка­ют безум­ную храб­рость, со вре­ме­нем же дер­зость сги­ба­ет­ся перед необ­хо­ди­мо­стью. Это испы­та­ли тогда и кар­фа­ге­няне: когда во вре­мя мол­ча­ния созна­ние их несча­стия еще глуб­же овла­де­ло ими, они пере­ста­ли него­до­вать; с воп­ля­ми опла­ки­ва­ли они и себя, и детей, и жен, назы­вая их по име­нам, и самую роди­ну, обра­ща­ясь к ней с жало­ба­ми, как к живо­му чело­ве­ку. Жре­цы гром­ко назы­ва­ли име­на свя­ти­лищ и нахо­дя­щих­ся в них богов, упре­кая и их, слов­но при­сут­ст­ву­ю­щих, в сво­ей гибе­ли. И они все так жалоб­но опла­ки­ва­ли и свою роди­ну и самих себя, что и рим­ляне запла­ка­ли вме­сте с ними.

82. Хотя и кон­су­лов охва­ти­ла жалость при виде пре­врат­но­сти чело­ве­че­ской судь­бы, но они оста­ва­лись суро­вы­ми, ожи­дая, пока кар­фа­ге­няне насы­тят­ся сво­им пла­чем. Когда же послед­ние пре­кра­ти­ли сте­на­ния, вновь насту­пи­ло мол­ча­ние. И дав себе отчет в том, что их город без­ору­жен и мало­люден, что нет у них ни кораб­лей, ни ката­пульт, ни стрел, ни мечей, ни людей, спо­соб­ных обо­ро­нять­ся, так как недав­но еще погиб­ло у них пять­де­сят тысяч чело­век, что у них нет ника­ко­го наем­но­го вой­ска, ни дру­га, ни союз­ни­ка, ни вре­ме­ни, чтобы их при­об­ре­сти, что вра­ги дер­жат в сво­их руках и их детей, и ору­жие, и стра­ну и оса­жда­ют город воору­жен­ные, с кораб­ля­ми, с пехотой, с маши­на­ми и коня­ми, что Мас­са­насса, дру­гой их враг, у них под боком, — они воз­дер­жа­лись от шума и даль­ней­ше­го выра­же­ния него­до­ва­ния, как нисколь­ко не помо­гаю­щих в несча­стьях, и вновь обра­ти­лись к речам. И Бан­нон¹⁶¹, кото­ро­му было про­зви­ще Тигил­ла (Τι­γίλ­λας), самый знат­ный из всех при­сут­ст­во­вав­ших тогда, попро­сив раз­ре­ше­ния гово­рить, ска­зал:

83. «Если есть у нас поми­мо ска­зан­но­го еще преж­де вам, рим­ляне, пра­во на сло­во, мы будем гово­рить не для того, чтобы выстав­лять свое пра­во (не ко вре­ме­ни несчаст­ным спо­рить), но чтобы вы узна­ли, что у вас есть осно­ва­тель­ный и разум­ный повод ока­зать нам мило­сер­дие. Ведь мы, вла­сти­те­ли Ливии и моря в самых широ­ких пре­де­лах, вое­ва­ли с вами за геге­мо­нию; от нее мы отка­за­лись при Сци­пи­оне, когда пере­да­ли вам кораб­ли и сло­нов, кото­рых име­ли, и взя­ли обя­за­тель­ство пла­тить вам дань и даем ее своевре­мен­но. Во имя богов, кото­ры­ми тогда кля­лись, поща­ди­те нас, поща­ди­те клят­вы Сци­пи­о­на, кляв­ше­го­ся, что рим­ляне будут кар­фа­ге­ня­нам союз­ни­ка­ми и дру­зья­ми. Нет ниче­го, в чем бы мы погре­ши­ли про­тив это­го дого­во­ра. У нас нет ни кораб­лей, ни сло­нов, мы не укло­ня­ем­ся от взно­сов дани, но были даже вам союз­ни­ка­ми про­тив трех царей¹⁶². Пусть не сочтет нуж­ным кто-либо упрек­нуть нас, если это рань­ше мы уже гово­ри­ли, когда вы тре­бо­ва­ли ору­жия, ибо несча­стия дела­ют мно­го­слов­ны­ми и вме­сте с тем при моле­ни­ях нет ниче­го могу­ще­ст­вен­нее, как ссыл­ка на дого­вор, да и мы не име­ем воз­мож­но­сти при­бег­нуть к чему-либо дру­го­му, кро­ме слов, мы, кото­рые всю нашу мощь выда­ли вам. Тако­вы преж­ние усло­вия, пору­чи­те­лем кото­рых, о, рим­ляне, явля­ет­ся Сци­пи­он. Что же каса­ет­ся насто­я­щих усло­вий, вы, кон­су­лы, явля­е­тесь для нас и твор­ца­ми их и свиде­те­ля­ми. Вы потре­бо­ва­ли залож­ни­ков, и мы отве­ли вам самых луч­ших. Вы потре­бо­ва­ли ору­жия и полу­чи­ли все, чего даже после оса­ды взя­тые горо­да доб­ро­воль­но не отда­ют. Мы вери­ли обы­чаю и обра­зу дей­ст­вия рим­лян. Ведь и сенат при­слал нам обе­ща­ние, и вы, тре­буя залож­ни­ков, гово­ри­ли, что раз­ре­ши­те Кар­фа­ге­ну быть авто­ном­ным, если полу­чи­те их. Если было при­бав­ле­но, что осталь­ные ваши при­ка­за­ния будут сооб­ще­ны потом, не достой­но вас было при тре­бо­ва­нии дать залож­ни­ков, тре­бо­ва­нии совер­шен­но ясном, обе­щать, что город будет авто­ном­ным, а затем как какую-нибудь при­бав­ку к выда­че залож­ни­ков потре­бо­вать, чтобы сам Кар­фа­ген был раз­ру­шен. Если вы счи­та­е­те закон­ным его уни­что­жить, то каким обра­зом вы оста­ви­те его сво­бод­ным или авто­ном­ным, как вы гово­ри­ли?

84. Вот что име­ли мы ска­зать и о преж­них дого­во­рах, и том, кото­рый был заклю­чен меж­ду нами. Если и это­го вы не при­ме­те во вни­ма­ние, то мы пере­ста­нем гово­рить — что оста­ет­ся еще несчаст­ным, — ста­нем пла­кать и про­сить. О мно­гом можем мы молить из-за мно­же­ства бед­ст­вий: мы взы­ваем ради горо­да древ­не­го, по воле и бла­го­во­ле­нию богов воз­двиг­ну­то­го, во имя его сла­вы, достиг­шей такой высоты, ради его име­ни, извест­но­го по всей зем­ле, ради столь­ких свя­ти­лищ, в нем нахо­дя­щих­ся, и богов, не при­чи­нив­ших вам ника­ко­го зла: не лишай­те их тор­же­ст­вен­ных слу­же­ний, шест­вий и празд­ни­ков, не лишай­те гроб­ни­цы обыч­ных при­но­ше­ний, так как мерт­вые ни в чем перед вами не винов­ны. Если есть у вас жалость даже к нам (а вы гово­ри­те, что, жалея нас, вы раз­ре­ша­е­те нам пере­се­лить­ся) поща­ди­те государ­ст­вен­ный алтарь, поща­ди­те пло­щадь, поща­ди­те боги­ню — хра­ни­тель­ни­цу сове­та — и все осталь­ное, что еще для живых радост­но и цен­но. Ведь в самом деле, чего вам еще боять­ся Кар­фа­ге­на, вам, вла­де­ю­щим и наши­ми кораб­ля­ми, и нашим ору­жи­ем, и вызы­ваю­щи­ми зависть сло­на­ми? А отно­си­тель­но пере­се­ле­ния, если кому-либо пока­жет­ся, что вы пред­ла­га­е­те нам это в уте­ше­ние, то это — дело невы­пол­ни­мое, пере­се­лить­ся в глубь мате­ри­ка людям, живу­щим бла­го­да­ря морю, бес­чис­лен­ное коли­че­ство кото­рых работа­ет на море. Вме­сто это­го мы дела­ем вам дру­гое пред­ло­же­ние, более при­ем­ле­мое для нас и более слав­ное для вас: город, ни в чем не повин­ный перед вами, оставь­те невреди­мым, нас же самих, кото­рых вы пере­се­ля­е­те, если жела­е­те, убей­те. Ведь толь­ко так вы пока­же­те, что вы гне­ва­е­тесь на людей, а не на хра­мы, богов, моги­лы и город, ни в чем не винов­ный.

85. К сла­ве бла­го­род­ства и бла­го­че­стия стре­ми­тесь вы, рим­ляне, во всех делах и в счаст­ли­вых обсто­я­тель­ствах пока­зы­ва­е­те свою уме­рен­ность; и это вы вну­ша­е­те всем, кого бы вы ни побеж­да­ли. Так вот, ради Зев­са и богов, и дру­гих, и всех тех, кото­рые еще теперь хра­нят Кар­фа­ген (да нико­гда они ни вам, ни детям вашим не возда­дут злом за поне­сен­ные бед­ст­вия!), да не нару­ши­те вы вашей соб­ст­вен­ной доб­рой сла­вы впер­вые по отно­ше­нию к нам, не осквер­ни­те ваше­го доб­ро­го име­ни таким поступ­ком, кото­рый и совер­шить труд­но и столь же тяж­ко о нем слы­шать; к тому же он будет совер­шен вами пер­вы­ми. Ведь мно­го было войн у элли­нов и у вар­ва­ров, мно­го и у вас, о, рим­ляне, про­тив дру­гих наро­дов: и никто нико­гда не раз­ру­шал до осно­ва­ния горо­да, протя­нув­ше­го до бит­вы руки с прось­бой о поща­де и пере­дав­ше­го ору­жие и детей и согла­сив­ше­го­ся пере­не­сти любое нака­за­ние какое толь­ко есть у людей. Во имя богов, кото­ры­ми мы кля­лись, измен­чи­во­сти чело­ве­че­ской судь­бы и страш­ней­шей для счаст­ли­вых Неме­сиды мы про­сим вас, чтобы вы сами не накла­ды­ва­ли сво­и­ми рука­ми пят­на на свою доб­ро­де­тель, не дово­ди­ли наши несча­стья до неис­це­ли­мой гибе­ли, но раз­ре­ши­ли, если вы сами не дади­те нам вла­деть сво­им горо­дом, еще раз послать, по край­ней мере, в сенат послов отно­си­тель­но него и молить об этом. Вы види­те, что это корот­кая отсроч­ка, но в этот корот­кий про­ме­жу­ток вре­ме­ни она несет нам дол­гое муче­ние вслед­ст­вие неиз­вест­но­сти буду­ще­го; вам же рав­но без­опас­но будет теперь ли или немно­го спу­стя совер­шить наме­чен­ное, но зато вам при­ба­вит­ся сла­ва бла­го­че­стия и чело­ве­ко­лю­бия».

86. Это ска­зал Бан­нон, но по суро­во­му выра­же­нию кон­су­лов в тече­ние всей речи было ясно, что они ни в чем не усту­пят кар­фа­ге­ня­нам; когда он кон­чил, Цен­зо­рин отве­тил: «Отно­си­тель­но того, что пред­пи­сал сенат, зачем нуж­но мно­го гово­рить? Он пред­пи­сал, и долж­но быть сде­ла­но; и мы не можем отло­жить испол­не­ние того, что уже дав­но было при­ка­за­но испол­нить. Если бы мы это при­ка­зы­ва­ли вам, как вра­гам, нуж­но было бы толь­ко ска­зать и при­нудить сде­лать; когда же это дела­ет­ся, о, кар­фа­ге­няне, ради общей поль­зы, может быть, отча­сти и нашей, но гораздо более вашей, я не отка­жусь изло­жить вам и осно­ва­ния это­го реше­ния, если вас мож­но ско­рее убедить, чем при­нудить силой. Это море все­гда побуж­да­ет вас, пом­ня­щих о былой вашей вла­сти и силе на нем, посту­пать неспра­вед­ли­во и от это­го ввер­га­ет вас в несча­стья. Ведь из-за него вы ста­ра­лись захва­тить Сици­лию и поте­ря­ли Сици­лию; вы пере­пра­ви­лись в Ибе­рию и поте­ря­ли Ибе­рию. И после заклю­че­ния пере­ми­рия вы гра­би­ли куп­цов, осо­бен­но наших, и, чтобы скрыть это, топи­ли их, пока, пой­ман­ные с полич­ным, вы не отку­пи­лись от нас Сар­ди­ни­ей. Так и сар­дов вы поте­ря­ли из-за моря, кото­рое как бы созда­но, чтобы побуж­дать всех стре­мить­ся все­гда к боль­ше­му из-за быст­ро­ты в дей­ст­ви­ях на нем.

87. И афи­нян оно, когда они пре­да­лись мор­ско­му делу, и чрез­вы­чай­но воз­ве­ли­чи­ло и погу­би­ло; мор­ские при­бы­ли похо­жи на купе­че­ские, кото­рые заклю­ча­ют в себе и воз­ве­ли­че­ние и пол­ную гибель. Вы ведь зна­е­те, что те самые, о кото­рых я толь­ко что упо­мя­нул, рас­про­стра­нив свою власть по Ионий­ско­му морю до Сици­лии, не преж­де отка­за­лись от жаж­ды захва­та и нажи­вы, чем поте­ря­ли всю свою власть, и гава­ни и кораб­ли пере­да­ли вра­гам, при­ня­ли в город чужой гар­ни­зон и сами сры­ли свои длин­ные сте­ны; и ста­ли они тогда даже почти что мате­ри­ко­вы­ми жите­ля­ми. И это надол­го спас­ло их. Ведь более устой­чи­ва, о, кар­фа­ге­няне, жизнь на мате­ри­ке в заня­ти­ях зем­леде­ли­ем, сво­бод­ная от опас­но­стей. Прав­да, выго­ды там, может быть, мень­ше, но одно­вре­мен­но дохо­ды от зем­леде­лия надеж­нее и без­опас­нее, чем от мор­ской тор­гов­ли. А в целом, мне кажет­ся, город, сто­я­щий на море, явля­ет­ся ско­рее каким-то кораб­лем, чем зем­лей: он все­гда под­вер­жен вол­не­ни­ям в делах и пере­ме­нам; город же, сто­я­щий в глу­бине стра­ны, поль­зу­ет­ся без­опас­но­стью, как нахо­дя­щий­ся на зем­ле. Поэто­му и в древ­но­сти цар­ские рези­ден­ции, как пра­ви­ло, были в цен­тре их стран, и пото­му-то ока­за­лись столь обшир­ны­ми цар­ства мидян, асси­рий­цев, пер­сов и дру­гих.

88. Но я пере­ста­ну ссы­лать­ся на при­мер цар­ских рези­ден­ций, не име­ю­щих к вам ника­ко­го отно­ше­ния; посмот­ри­те на вашу Ливию, сколь­ко горо­дов внут­ри этой стра­ны живут без­опас­но. С любым из них вы може­те стать соседя­ми, чтобы изба­вить­ся от раз­дра­жаю­ще­го вас вида и чтобы не было у вас тягост­ных вос­по­ми­на­ний о тех несча­сти­ях, кото­рые вы испы­ты­ва­е­те ныне, когда, смот­ря на море, лишен­ное кораб­лей, вы вспо­ми­на­е­те о мно­же­стве кораб­лей, кото­рые вы име­ли преж­де, и о всей той добы­че, кото­рую вы вво­зи­ли, и в какие гава­ни вы гор­до всту­па­ли и напол­ня­ли добы­чей вер­фи и скла­ды сна­стей. О чем напо­ми­на­ют вам внут­ри ваших стен выстро­ен­ные казар­мы для войск, коней и сло­нов? О чем напо­ми­на­ют рядом с ними выстро­ен­ные скла­ды? Какие чув­ства про­буж­да­ет в вас все это? Что дру­гое, кро­ме огор­че­ния и страст­но­го жела­ния вер­нуть поте­рян­ное, если когда-нибудь пред­ста­вит­ся к это­му воз­мож­ность? Это — вполне чело­ве­че­ское чув­ство, когда люди, вспо­ми­ная о быв­шем неко­гда сча­стье, наде­ют­ся, что сча­стье вер­нет­ся; лекар­ство же, исце­ля­ю­щее наши бед­ст­вия, — это забве­ние, кото­ро­го нель­зя полу­чить, если вы не изба­ви­тесь от это­го зре­ли­ща. И самое явное тому дока­за­тель­ство — то, что вы, часто полу­чав­шие про­ще­ние и заклю­чав­шие дого­вор, посто­ян­но нару­ша­ли клят­вы. Итак, если еще вы стре­ми­тесь к вла­сти и, теряя ее, злоб­ст­ву­е­те про­тив нас и выжида­е­те под­хо­дя­ще­го момен­та, тогда вам нужен этот город и такие гава­ни и вер­фи и эти сте­ны, выстро­ен­ные напо­до­бие лаге­ря. Но зачем мы будем щадить явно ули­чен­ных вра­гов? Если же вы чест­но отка­зы­ва­е­тесь от вла­сти, не на сло­вах толь­ко, но и в помыш­ле­ни­ях, бере­те себе толь­ко то, чем вы вла­де­е­те в Ливии, и на этом без вся­ких воз­ра­же­ний заклю­ча­е­те с нами дого­вор, ну же, пока­жи­те это и на деле, пере­се­лив­шись в глубь Ливии, кото­рой вы вла­де­е­те, и уйдя от моря, от кото­ро­го вы отка­за­лись.

89. И не при­тво­ряй­тесь, что вы про­си­те поща­дить свя­ти­ли­ща, алта­ри, пло­ща­ди и моги­лы; из все­го пере­чис­лен­но­го моги­лы оста­нут­ся на месте; если вы захо­ти­те, то смо­же­те, при­хо­дя сюда, при­но­сить уми­ло­сти­ви­тель­ные жерт­вы и совер­шать жерт­во­при­но­ше­ния в свя­ти­ли­щах, явля­ясь сюда. Осталь­ное мы уни­что­жим. Ведь вы при­но­си­те жерт­вы не вер­фям, не сте­нам несе­те уми­ло­сти­ви­тель­ные дары. И, пере­се­лив­шись, вы може­те создать новые оча­ги и дру­гие свя­ти­ли­ща и пло­ща­ди, и ско­ро и они ста­нут для вас отчи­ми, так же, как, поки­нув все это в Тире, вы пере­ме­ни­ли это на вновь создан­ное в Ливии и при­об­ре­тен­ное вами тогда теперь счи­та­е­те отчим. Крат­ко гово­ря, пой­ми­те, что мы поста­но­ви­ли это не по враж­де к вам, но для сохра­не­ния твер­до­го согла­сия и общей без­опас­но­сти; если вы вспом­ни­те, ведь мы и Аль­бу¹⁶³, быв­шую не враж­деб­ной нам, но нашей мет­ро­по­ли­ей, не из непри­яз­ни, но высо­ко чтя ее, как ее коло­ни­сты, для общей поль­зы пере­се­ли­ли в Рим, и это при­нес­ло поль­зу обе­им сто­ро­нам. Но, гово­ри­те вы, есть у вас еще мно­го работ­ни­ков, кото­рые полу­ча­ют свое про­пи­та­ние, трудясь на море. И об этом мы поду­ма­ли, чтобы вам было удоб­но сооб­щать­ся с морем, и вы мог­ли бы лег­ко вво­зить и выво­зить про­дук­ты; ведь мы велим вам отой­ти от моря не на боль­шое рас­сто­я­ние, а толь­ко на восемь­де­сят ста­ди­ев¹⁶⁴. Ведь мы, пред­пи­сы­ваю­щие вам это, нахо­дим­ся от моря на рас­сто­я­нии ста ста­ди­ев¹⁶⁵. Мы даем вам выбрать место, какое хоти­те, и, пере­се­лив­шись, жить там по сво­им зако­нам. Это и есть то, о чем мы гово­ри­ли рань­ше, что мы оста­вим Кар­фа­ген авто­ном­ным, если он будет нам пови­но­вать­ся; ибо Кар­фа­ге­ном мы счи­та­ли вас, а не зем­лю¹⁶⁶».

XIII. 90. Ска­зав это, Цен­зо­рин замол­чал. И так как кар­фа­ге­няне, пора­жен­ные его сло­ва­ми, не отве­ти­ли ниче­го, он при­ба­вил: «Что нуж­но было ска­зать, убеж­дая и уте­шая вас, ска­за­но; при­ка­за­ние же сена­та долж­но быть выпол­не­но и выпол­не­но немед­лен­но. Итак, иди­те: ведь вы все-таки еще послы». Так он ска­зал, они же, уда­ля­е­мые слу­жи­те­ля­ми, пред­видя, что будет сде­ла­но кар­фа­ге­ня­на­ми, вновь попро­си­ли раз­ре­ше­ния гово­рить. Вновь допу­щен­ные, они ска­за­ли: «Мы видим неумо­ли­мость при­ка­за­ния; ведь вы не дае­те нам даже пра­ва отпра­вить послов в Рим. У нас нет надеж­ды еще раз прий­ти к вам: мы будем уби­ты кар­фа­ге­ня­на­ми, преж­де чем закон­чим нашу речь. Мы про­сим вас не за себя (мы гото­вы пере­не­сти все), но еще раз за самый Кар­фа­ген; может быть, он, пора­жен­ный стра­хом, смо­жет под­чи­нить­ся сво­е­му несча­стью. Поставь­те око­ло него кораб­ли, пока мы пой­дем отсюда сухим путем, чтобы, и видя и слы­ша, что вы при­ка­зы­ва­е­те, они это пере­нес­ли, если толь­ко могут. Мы попа­ли в такое без­вы­ход­ное и бед­ст­вен­ное поло­же­ние, что сами закли­на­ем вас дви­нуть кораб­ли про­тив наше­го оте­че­ства». Ска­зав это, они ушли, Цен­зо­рин же, дви­нув­шись с два­дца­тью пен­те­ра­ми, стал на якорь око­ло горо­да. Из послов часть раз­бе­жа­лась во вре­мя пути, но боль­шин­ство мол­ча про­дол­жа­ло путь.

91. Кар­фа­ге­няне же — одни смот­ре­ли со стен, ожи­дая, когда при­дут послы, и него­до­ва­ли, что они так мед­лят, и рва­ли на себе воло­сы; дру­гие же пошли навстре­чу под­хо­дя­щим, не имея боль­ше сил ждать и побуж­дае­мые жела­ни­ем ско­рее узнать резуль­тат. Видя суро­вое выра­же­ние при­бли­жав­ших­ся, они били себя в лицо и обра­ща­лись с вопро­са­ми, одни ко всем вме­сте, дру­гие же отдель­но к каж­до­му, если кто был дру­жен или зна­ком с кем-либо из них, хва­тая его и рас­спра­ши­вая о слу­чив­шем­ся. Так как никто не отве­чал, они засто­на­ли, как бы пред­чув­ст­вуя явную гибель. Быв­шие на стене, услы­шав это, засто­на­ли вме­сте с ними, ниче­го еще не зная, но как при явном и боль­шом несча­стье. Око­ло ворот они едва не зада­ви­ли послов, бро­сив­шись к ним целой тол­пой; они их едва не рас­тер­за­ли, но послы ска­за­ли, что преж­де им надо встре­тить­ся с сове­том ста­рей­шин. Тогда толь­ко одни рас­сту­пи­лись перед ними, дру­гие же пошли вслед, обу­ре­вае­мые жела­ни­ем ско­рее все узнать. Когда они вошли в зда­ние сове­та, ста­рей­ши­ны уда­ли­ли осталь­ных и одни заседа­ли сре­ди сво­их, тол­па же сто­я­ла вокруг зда­ния. Послы сна­ча­ла объ­яви­ли при­ка­за­ние кон­су­лов, и тот­час в сове­те под­нял­ся вопль, и народ, сто­яв­ший сна­ру­жи, так­же заво­пил. Затем, когда послы пере­шли к тому, что воз­ра­жа­ли они, защи­ща­ясь и про­ся и убеж­дая раз­ре­шить им отпра­вить послов в Рим, в сове­те вновь насту­пи­ло глу­бо­кое мол­ча­ние; все ожи­да­ли, желая узнать, чем все кон­чи­лось; и народ так­же мол­чал. Когда же они узна­ли, что даже отпра­вить послов им не раз­ре­ши­ли, они, горь­ко пла­ча, под­ня­ли вопль, и народ ворвал­ся к ним.

92. И тут нача­лись неска­зан­ные и безум­ные сте­на­ния; так, гово­рят, мена­ды в вак­хи­че­ском исступ­ле­нии про­из­но­сят дикие, нече­ло­ве­че­ские речи. Одни ста­ли мучить и тер­зать, как винов­ни­ков это­го ковар­ства, тех из ста­рей­шин, кото­рые внес­ли пред­ло­же­ние дать залож­ни­ков; дру­гие так посту­па­ли с теми, кто сове­то­вал выдать ору­жие; иные бро­са­ли кам­ня­ми в послов, как вест­ни­ков бед­ст­вий; иные раз­бе­жа­лись по горо­ду. Тех ита­лий­цев, кото­рые еще были сре­ди них, так как это бед­ст­вие надви­ну­лось неожи­дан­но и без вся­ко­го объ­яв­ле­ния, они под­верг­ли раз­лич­ным муче­ни­ям, при­го­ва­ри­вая, что они отпла­чи­ва­ют им за залож­ни­ков, за выда­чу ору­жия и за обман. Весь город напол­нил­ся сте­на­ни­я­ми и воп­ля­ми гне­ва, стра­хом и угро­за­ми; на ули­цах они свя­зы­ва­ли сво­их самых близ­ких и бежа­ли в свя­ти­ли­ща, как в убе­жи­ща; они поно­си­ли богов, гово­ря, что они не мог­ли охра­нить самих себя. Дру­гие же бро­си­лись к арсе­на­лам и пла­ка­ли, видя их пусты­ми. Иные бежа­ли к вер­фям и опла­ки­ва­ли кораб­ли, выдан­ные веро­лом­ным вра­гам. Неко­то­рые зва­ли по име­нам сло­нов, как буд­то те были еще здесь, они поно­си­ли и сво­их пред­ков и самих себя, гово­ря, что сле­до­ва­ло, не пере­да­вая ни кораб­лей, ни сло­нов, не вно­ся дани, не пере­да­вая ору­жия, уме­реть вме­сте с роди­ной, когда она была в пол­ном воору­же­нии. Более же все­го гнев их раз­жи­га­ли мате­ри залож­ни­ков; как некие эрин­нии из тра­гедии, они с завы­ва­ни­ем кида­лись на каж­до­го встреч­но­го, напо­ми­ная о выда­че детей и о сво­их пред­ска­за­ни­ях; они насме­ха­лись над ними, гово­ря, что боги долж­ны защи­щать их вме­сто детей. Неболь­шая часть, кото­рая еще не поте­ря­ла голо­вы, ста­ла запи­рать ворота и вме­сто ката­пульт сно­сить на сте­ну кам­ни.

93. Совет в тот же день поста­но­вил вое­вать и объ­явил об осво­бож­де­нии рабов¹⁶⁷; пол­ко­вод­цем же избра­ли для внеш­них дей­ст­вий Гасдру­ба­ла, кото­ро­го рань­ше они при­суди­ли к смерт­ной каз­ни, имев­ше­го уже собран­ны­ми два­дцать тысяч чело­век¹⁶⁸. И кто-то быст­ро отпра­вил­ся к нему с прось­бой не пом­нить зла на оте­че­ство, нахо­дя­ще­е­ся в край­ней опас­но­сти, и не воз­ла­гать на него теперь ответ­ст­вен­но­сти за то, что по необ­хо­ди­мо­сти из-за стра­ха перед рим­ля­на­ми неспра­вед­ли­во сде­ла­но про­тив него. Внут­ри же стен пол­ко­вод­цем был выбран дру­гой Гасдру­бал, внук Мас­са­нассы по доче­ри¹⁶⁹. Они отпра­ви­ли послов и к кон­су­лам, вновь про­ся пере­ми­рия на трид­цать дней, чтобы отпра­вить посоль­ство в Рим. Потер­пев неуда­чу и на этот раз, они почув­ст­во­ва­ли в себе уди­ви­тель­ную пере­ме­ну и реши­мость луч­ше пре­тер­петь что угод­но, чем поки­нуть город. В резуль­та­те пере­ме­ны настро­е­ния их быст­ро напол­ни­ла бод­рость. Все государ­ст­вен­ные и свя­щен­ные участ­ки и все дру­гие обшир­ные поме­ще­ния были пре­вра­ще­ны в мастер­ские. Работа­ли вме­сте и муж­чи­ны и жен­щи­ны и днем и ночью, отды­хая и полу­чая пищу посмен­но в назна­чен­ном раз­ме­ре. Они выра­ба­ты­ва­ли каж­дый день по сто щитов, по три­ста мечей, по тыся­че стрел для ката­пульт; дро­ти­ков и длин­ных копий пять­сот и ката­пульт, сколь­ко смо­гут. Для того, чтобы их натя­ги­вать, они остриг­ли жен­щин ввиду недо­стат­ка в дру­гом воло­се¹⁷⁰.

94. В то вре­мя, как кар­фа­ге­няне с таким рве­ни­ем гото­ви­лись к войне, кон­су­лы, быть может, отча­сти не реша­ясь сра­зу при­сту­пить к тако­му небы­ва­ло­му делу, а вме­сте с тем и счи­тая, что они возь­мут, когда захотят, без­оруж­ный город силой, все еще мед­ли­ли. Они так­же дума­ли, что кар­фа­ге­няне сда­дут­ся вслед­ст­вие недо­стат­ка про­до­воль­ст­вия, как часто быва­ет в тяж­ких обсто­я­тель­ствах, что в пер­вый момент люди воз­ра­жа­ют, с тече­ни­ем же вре­ме­ни и по раз­мыш­ле­нии их охва­ты­ва­ет страх, что они не ока­за­ли пови­но­ве­ния. Эту мысль решил­ся выска­зать и некто из самих кар­фа­ге­нян, когда ему пока­за­лось, что их уже начи­на­ет охва­ты­вать страх; высту­пив в собра­нии как буд­то бы с дру­гим пред­ло­же­ни­ем, он ска­зал, что, посколь­ку они без­оруж­ны, из несча­стий нуж­но выби­рать мень­шее; таким обра­зом, он ясно выска­зал свое мне­ние. И Мас­са­насса был недо­во­лен рим­ля­на­ми; ему было тяже­ло, что сам он, поста­вив на коле­ни мощь кар­фа­ге­нян, дол­жен видеть, как быст­ро появи­лись дру­гие, чтобы полу­чить титул победи­те­лей, не согла­со­вав­шись с ним рань­ше, чем прий­ти, как они это дела­ли в преж­них вой­нах. Одна­ко, когда кон­су­лы, испы­тав его, при­зва­ли его к сов­мест­ным дей­ст­ви­ям, он ска­зал, что пошлет им помощь, когда увидит, что они в ней нуж­да­ют­ся. Немно­го вре­ме­ни спу­стя он, послав к ним, спро­сил, нуж­да­ют­ся ли они уже в чем-нибудь. Не выно­ся его над­мен­но­сти и уже отча­сти и не дове­ряя ему, как чело­ве­ку, раз­дра­жен­но­му про­тив них, они отве­ти­ли, что пошлют к нему, когда будут нуж­дать­ся в чем-либо. Вопро­сом о про­до­воль­ст­вии вой­ска они были очень оза­бо­че­ны, полу­чая его толь­ко из Гад­ру­ме­та, Леп­ти­са, Сак­са (σα­ξοῦ)¹⁷¹, Ути­ки и Ахол­лы¹⁷², так как осталь­ная часть Ливии была вся еще под вла­стью Гасдру­ба­ла, откуда он посы­лал про­до­воль­ст­вие в Кар­фа­ген. Потра­тив на это немно­го дней, оба кон­су­ла подо­шли к горо­ду, гото­вые к бит­ве, и попы­та­лись взять Кар­фа­ген при­сту­пом.

XIV. 95. Кар­фа­ген был рас­по­ло­жен в самой внут­рен­ней части очень боль­шо­го зали­ва и был очень похож в неко­то­ром роде на полу­ост­ров¹⁷³. От мате­ри­ка его отде­лял пере­ше­ек, шири­ной в два­дцать пять ста­ди­ев; от пере­шей­ка, меж­ду боло­том и морем, тяну­лась к запа­ду длин­ной и узкой лен­той коса, шири­ной, самое боль­шее, пол­ста­дия. Часть горо­да, обра­щен­ная к морю, была окру­же­на про­стой сте­ной, так как была постро­е­на на отвес­ных ска­лах, та же часть, кото­рая была обра­ще­на к югу в сто­ро­ну мате­ри­ка, где на пере­шей­ке нахо­ди­лась и Бир­са¹⁷⁴, была окру­же­на трой­ной сте­ной. Из этих стен каж­дая была высотой до трид­ца­ти лок­тей¹⁷⁵, не счи­тая зуб­цов и башен, кото­рые отсто­я­ли друг от дру­га на рас­сто­я­нии двух пле­тров¹⁷⁶, каж­дая в четы­ре яру­са; шири­на сте­ны была трид­цать футов¹⁷⁷; каж­дая сте­на дели­лась по высо­те на два яру­са, и в ней, быв­шей полой и разде­лен­ной на каме­ры, вни­зу обыч­но сто­я­ли три­ста сло­нов и нахо­ди­лись скла­ды пищи для них. Над ними же были лоша­ди­ные стой­ла для четы­рех тысяч коней и хра­ни­ли­ща сена и овса, а так­же казар­мы для людей, при­мер­но для два­дца­ти тысяч пеших вои­нов и четы­рех тысяч всад­ни­ков. Столь зна­чи­тель­ные при­готов­ле­ния на слу­чай вой­ны были у них уже рань­ше сде­ла­ны для раз­ме­ще­ния в одних толь­ко сте­нах. Тот же угол, кото­рый от этой сте­ны, минуя выше­ука­зан­ную косу, заги­бал­ся к зали­ву, один толь­ко был сла­бо укреп­лен и низок и с само­го нача­ла остав­лен без вни­ма­ния¹⁷⁸.

96. Гава­ни Кар­фа­ге­на были вза­им­но свя­за­ны, так что мож­но было про­плы­вать из одной в дру­гую; вход же в них из откры­то­го моря был шири­ной в семь­де­сят футов¹⁷⁹, и запи­рал­ся он желез­ны­ми цепя­ми. Пер­вая гавань была пре­до­став­ле­на тор­го­вым судам, и в ней было мно­го раз­лич­ных при­ча­лов; во внут­рен­ней же гава­ни посредине был ост­ров, и как этот ост­ров, так и гавань были охва­че­ны огром­ны­ми набе­реж­ны­ми. Эти набе­реж­ные были бога­ты вер­фя­ми и дока­ми, рас­счи­тан­ны­ми на две­сти два­дцать кораб­лей, и, поми­мо вер­фей, скла­да­ми, где дер­жа­лось все нуж­ное для осна­ще­ния три­эр. Перед каж­дым доком сто­я­ли две иони­че­ские колон­ны, окру­жав­шие гавань и ост­ров, что вме­сте с гава­нью созда­ва­ло впе­чат­ле­ние круг­лой гале­реи. На ост­ро­ве было соору­же­но на воз­вы­ше­нии поме­ще­ние для коман­дую­ще­го фло­том, откуда тру­бач дол­жен был давать сиг­на­лы, а гла­ша­тай пере­да­вать при­ка­зы, коман­дую­щий же за всем наблюдать. Этот ост­ров был рас­по­ло­жен у вхо­да в гавань и под­ни­мал­ся высо­ко вверх, так что коман­дую­щий мог видеть все, про­ис­хо­дя­щее в море, а под­плы­ваю­щим нель­зя было ясно видеть, что дела­ет­ся внут­ри гава­ни. Даже вошед­шим в гавань купе­че­ским судам не были вид­ны вер­фи, ибо их окру­жа­ла двой­ная сте­на и были осо­бые ворота, кото­ры­ми куп­цы из пер­вой гава­ни попа­да­ли в город, не про­хо­дя через вер­фи.

97. Таков был в то вре­мя облик Кар­фа­ге­на¹⁸⁰. Кон­су­лы, разде­лив меж­ду собой опе­ра­ции, дви­ну­лись на вра­гов: Мани­лий с мате­ри­ка по пере­шей­ку, соби­ра­ясь засы­пать ров и штур­мо­вать невы­со­кое на нем укреп­ле­ние, а после него — высо­кие сте­ны; Цен­зо­рин же с суши и с кораб­лей подви­гал лест­ни­цы про­тив наи­бо­лее сла­бо укреп­лен­но­го угла сте­ны. Оба пре­зи­ра­ли кар­фа­ге­нян как без­оруж­ных, но, натолк­нув­шись на новое ору­жие и на неожи­дан­ную реши­мость вои­нов, они были пора­же­ны и отсту­пи­ли. Это было пер­вое, что сра­зу поме­ша­ло им, наде­яв­шим­ся без боя взять город. Когда они вновь сде­ла­ли попыт­ку и опять потер­пе­ли неуда­чу, у кар­фа­ге­нян воз­рос­ла само­уве­рен­ность, кон­су­лы же, боясь Гасдру­ба­ла, став­ше­го лаге­рем в тылу у них, за боло­том, на неболь­шом рас­сто­я­нии, ста­ли и сами укреп­лять два лаге­ря: Цен­зо­рин у болота, под сте­на­ми вра­гов, а Мани­лий — на пере­шей­ке, на доро­ге, вед­шей к мате­ри­ку. Когда у них были выстро­е­ны оба лаге­ря, Цен­зо­рин пере­пра­вил­ся через боло­то за лесом для машин, но на него вне­зап­но напал началь­ник кар­фа­ген­ской кон­ни­цы Гимиль­кон, про­зван­ный Фаме­ей¹⁸¹; при этом столк­но­ве­нии Цен­зо­рин поте­рял пять­сот чело­век, заня­тых руб­кой леса, и мно­го ору­жия. Одна­ко, доста­вив все же неко­то­рое коли­че­ство мате­ри­а­ла, Цен­зо­рин сде­лал маши­ны и лест­ни­цы. И вновь оба кон­су­ла попро­бо­ва­ли штур­мо­вать город и рав­ным обра­зом потер­пе­ли неуда­чу. Мани­лий неко­то­рое вре­мя еще при­ла­гал здесь уси­лия и, с трудом раз­ру­шив часть пере­до­во­го укреп­ле­ния, отка­зал­ся от мыс­ли пытать­ся еще в этом направ­ле­нии напасть на город.

98. Цен­зо­рин, засы­пав часть болота вдоль косы¹⁸², чтобы полу­чи­лось более широ­кое про­стран­ство, подви­нул две боль­шие маши­ны с тара­на­ми; одну из них под­тал­ки­ва­ли шесть тысяч пехо­тин­цев, руко­во­ди­мых воен­ны­ми три­бу­на­ми, дру­гую же — греб­цы, тоже под началь­ст­вом началь­ни­ков кораб­лей. Бла­го­да­ря сорев­но­ва­нию, воз­ник­ше­му вслед­ст­вие оди­на­ко­во­го и рав­но­го труда и меж­ду работаю­щи­ми и меж­ду началь­ст­во­вав­ши­ми ими, часть сте­ны упа­ла, и уже была вид­на внут­рен­няя часть горо­да. Но и при таких обсто­я­тель­ствах кар­фа­ге­няне, оттес­нив их, ста­ли ночью вос­ста­нав­ли­вать упав­шую сте­ну. Но так как ночи им не хва­ти­ло на это дело, то они, боясь, что и ту часть работы, кото­рую они толь­ко что сде­ла­ли, и еще влаж­ную, рим­ские маши­ны днем могут раз­ру­шить, сде­ла­ли вылаз­ку про­тив соору­же­ний вра­гов, одни воору­жен­ные, дру­гие — без ору­жия, имея толь­ко зажжен­ные факе­лы, и сожгли их, прав­да не все (так как не успе­ли из-за напа­де­ния рим­лян), но, сде­лав их все негод­ны­ми, уда­ли­лись. С наступ­ле­ни­ем дня рим­лян охва­ти­ло жела­ние про­рвать­ся силой через упав­шую и не окон­ча­тель­но заде­лан­ную часть сте­ны и ворвать­ся в город; внут­ри же было вид­но ров­ное место, удоб­ное для сра­же­ния. Здесь кар­фа­ге­няне по фрон­ту поста­ви­ли воору­жен­ных вои­нов, а нево­ору­жен­ных при­стро­и­ли к ним сза­ди с кам­ня­ми и колья­ми и, раз­ме­стив мно­гих дру­гих на кры­шах, рас­по­ло­жен­ных вокруг домов, ожи­да­ли насту­паю­щих, если они решат­ся ворвать­ся в город. Рим­ляне, еще более раз­дра­жен­ные тем, что эти нево­ору­жен­ные люди их пре­зи­ра­ют, сме­ло бро­си­лись в город. Сци­пи­он, кото­рый вско­ре после это­го взял Кар­фа­ген и за это был про­зван Афри­кан­ским, быв­ший тогда воен­ным три­бу­ном, поко­ле­бал­ся вой­ти в город и, разде­лив свои отряды на мно­го частей и поста­вив их на неко­то­ром рас­сто­я­нии вдоль укреп­ле­ния, не поз­во­лил им вой­ти в город. Вошед­ших в город и вытес­нен­ных кар­фа­ге­ня­на­ми, кото­рые со всех сто­рон напа­ли на них, он при­крыл сво­и­ми вой­ска­ми и тем спас. И это было пер­вое, что созда­ло ему сла­ву, так как он ока­зал­ся более даль­но­вид­ным и осто­рож­ным, чем кон­сул.

99. Когда под­ня­лось созвездие Пса¹⁸³, лагерь Цен­зо­ри­на охва­ти­ла болезнь, так как он был рас­по­ло­жен у болота со сто­я­чей и зло­вон­ной водой и ветер с моря, заго­ра­жи­вае­мый гро­мад­ны­ми город­ски­ми сте­на­ми, не очи­щал возду­ха. Поэто­му Цен­зо­рин пере­нес лагерь от болота к морю. А кар­фа­ге­няне, когда начи­нал­ся ветер, дув­ший в сто­ро­ну рим­лян, тащи­ли кана­та­ми малень­кие чел­но­ки с хво­ро­стом и паклей вдоль стен так, чтобы они не были замет­ны вра­гам; когда же, загнув за угол стен, они долж­ны были стать замет­ны­ми для вра­гов, они, налив в них смо­лы и насы­пав серы, под­ни­ма­ли на них пару­са и, когда пару­са наду­ва­лись вет­ром, под­кла­ды­ва­ли в чел­но­ки огонь. Эти чел­но­ки, гони­мые вет­ром и направ­ле­ни­ем огня, натал­ки­ва­лись на кораб­ли рим­лян, при­чи­ня­ли им мно­го вреда и едва не сожгли весь флот. Немно­го спу­стя Цен­зо­рин отпра­вил­ся в Рим, чтобы про­ве­сти выбо­ры маги­ст­ра­тов¹⁸⁴, кар­фа­ге­няне же тем реши­тель­нее ста­ли дей­ст­во­вать про­тив Мани­лия. Ночью, одни имея ору­жие, дру­гие же без него, неся дос­ки, поло­жи­ли их на бли­жай­ший к ним ров Мани­лия и ста­ли раз­ру­шать вал. Когда быв­шие внут­ри при­шли в заме­ша­тель­ство, как это быва­ет при ноч­ных напа­де­ни­ях, Сци­пи­он быст­ро выехал со сво­и­ми всад­ни­ка­ми из лаге­ря через дру­гие ворота, где не было ника­ко­го боя, и, зай­дя в тыл кар­фа­ге­ня­нам, навел на них страх и заста­вил уда­лить­ся в город. И во вто­рой раз все счи­та­ли, что этим делом Сци­пи­он спас рим­лян, при­веден­ных в смя­те­ние ноч­ным напа­де­ни­ем.

100. После это­го Мани­лий еще более укре­пил лагерь, окру­жив его вме­сто вала сте­ной и воз­двиг­нув у моря укреп­лен­ную при­стань для защи­ты про­ви­ан­та, при­во­зи­мо­го морем; дви­нув­шись внутрь стра­ны с деся­тью тыся­ча­ми пеших и дву­мя тыся­ча­ми всад­ни­ков, он стал опу­сто­шать стра­ну, соби­рая лес­ной мате­ри­ал, сено и про­до­воль­ст­вие. Иду­щи­ми за про­до­воль­ст­ви­ем все­гда коман­до­вал, череду­ясь, один из воен­ных три­бу­нов. А Фамея¹⁸⁵, началь­ник ливий­цев, будучи еще моло­дым и быст­ро решав­шим­ся на сра­же­ния, имея коней неболь­ших, но быст­рых, евших тра­ву, когда не было ниче­го дру­го­го, и пере­но­сив­ших, если было нуж­но, жаж­ду и голод, — этот Фамея, скры­ва­ясь в зарос­лях или лощи­нах, где толь­ко видел вра­гов, дей­ст­ву­ю­щих неосто­рож­но, нале­тал на них из сво­их тай­ни­ков, как орел, н, при­чи­нив им урон, быст­ро ухо­дил; но когда началь­ст­во­вал Сци­пи­он, он нигде даже не пока­зы­вал­ся. Ведь Сци­пи­он вел все­гда пехоту, постро­ен­ную в бое­вом поряд­ке, а всад­ни­ков сидя­щи­ми на конях; и при сбо­ре фура­жа он не рань­ше рас­пус­кал строй, как окру­жив ту рав­ни­ну, где он наме­ре­вал­ся соби­рать жат­ву, всад­ни­ка­ми и леги­о­не­ра­ми; но и тогда он сам с дру­ги­ми отряда­ми кон­ни­цы все­гда их объ­ез­жал и вся­ко­го из жне­цов, отхо­дя­ще­го от дру­гих или выхо­дя­ще­го из кру­га, он стро­го нака­зы­вал.

XV. 101. Поэто­му Фамея на него одно­го не пытал­ся напа­дать. Так как это слу­ча­лось посто­ян­но, то сла­ва Сци­пи­о­на все рос­ла, про­чие же воен­ные три­бу­ны из зави­сти ста­ли рас­про­стра­нять слу­хи, буд­то еще со вре­мен отцов у Фамеи¹⁸⁶ были дру­же­ские отно­ше­ния к Сци­пи­о­ну, деду это­го Сци­пи­о­на. Когда неко­то­рые из ливий­цев убе­га­ли в баш­ни и укреп­ле­ния, кото­рых было мно­го в этой стране, дру­гие три­бу­ны, заклю­чив дого­вор и отпус­кая их, напа­да­ли на отсту­паю­щих, Сци­пи­он же про­во­жал их до дома. Поэто­му никто из них не заклю­чал дого­во­ра рань­ше, чем при­дет Сци­пи­он. Столь вели­кую сла­ву муже­ства и вер­но­сти сло­ву заслу­жил он в корот­кое вре­мя и у сво­их и у непри­я­те­лей. Когда же рим­ляне вер­ну­лись в лагерь с фура­жи­ров­ки, ночью кар­фа­ге­няне напа­ли на укреп­ле­ние око­ло кораб­лей; и было силь­ное смя­те­ние, так как для боль­ше­го устра­ше­ния вме­сте с ними шуме­ли и кар­фа­ге­няне, нахо­див­ши­е­ся в горо­де. Мани­лий удер­жи­вал свое вой­ско внут­ри лаге­ря, не зная, где и какая ему гро­зит опас­ность, Сци­пи­он же, взяв десять отрядов всад­ни­ков¹⁸⁷, повел их с зажжен­ны­ми факе­ла­ми, пред­у­предив ночью не всту­пать в сра­же­ние, но, все вре­мя разъ­ез­жая вокруг с огнем, созда­вать впе­чат­ле­ние мно­го­чис­лен­но­го вой­ска и наво­дить страх, что вот-вот они напа­дут; опа­са­ясь напа­де­ния с двух сто­рон, кар­фа­ге­няне в испу­ге бежа­ли в город. И это было при­чис­ле­но к заслу­гам Сци­пи­о­на. При всех его дей­ст­ви­ях все­гда он был на устах у всех, как един­ст­вен­ный достой­ный сво­его отца Пав­ла, поко­рив­ше­го македо­нян, и Сци­пи­о­нов, в чис­ло кото­рых он был при­нят по усы­нов­ле­нию.

102. Когда Мани­лий дви­нул­ся к Нефе­ри­су¹⁸⁸ про­тив Гасдру­ба­ла, Сци­пи­он был про­тив это­го, видя, что вся мест­ность покры­та кру­ти­з­на­ми, уще­лья­ми и зарос­ля­ми и что воз­вы­шен­но­сти уже заня­ты вра­га­ми. Когда же они ока­за­лись в трех ста­ди­ях от Гасдру­ба­ла и надо было спу­стить­ся в рус­ло како­го-то пото­ка, чтобы затем, под­ни­ма­ясь, напасть на Гасдру­ба­ла, Сци­пи­он тогда силь­но воз­ра­жал и сове­то­вал повер­нуть назад, гово­ря, что про­тив Гасдру­ба­ла нуж­ны и дру­гое вре­мя и дру­гие сред­ства. Когда дру­гие три­бу­ны из зави­сти к нему воз­ра­жа­ли, гово­ря, что это похо­же ско­рее на тру­сость, чем на бла­го­ра­зу­мие, если, увидев вра­гов, они уйдут назад, и что в этом слу­чае вра­ги, испол­нив­шись к ним пре­зре­ния, напа­дут на них с тылу, он внес дру­гое пред­ло­же­ние — поста­вить лагерь перед этим пото­ком, чтобы в слу­чае победы вра­гов они име­ли место для отступ­ле­ния, тогда как теперь у них нет даже места, куда бы они мог­ли укрыть­ся. Но они ста­ли изде­вать­ся и над этим его пред­ло­же­ни­ем, а один даже гро­зил бро­сить меч, если будет коман­до­вать не Мани­лий, а Сци­пи­он. И вот Мани­лий, вооб­ще чело­век неопыт­ный в воен­ном деле, стал пере­хо­дить реч­ку, и, когда он пере­шел, навстре­чу ему дви­нул­ся Гасдру­бал, и с обе­их сто­рон про­изо­шло страш­ное побо­и­ще. Нако­нец, Гасдру­бал, под­няв­шись в какое-то укреп­ле­ние, где с ним ниче­го нель­зя было сде­лать, засел в нем, чтобы напасть на ухо­дя­щих. Рим­ляне, уже рас­ка­и­ва­ясь в сво­ем поступ­ке, ухо­ди­ли до пото­ка еще в строю, но так как река была труд­но пере­хо­ди­ма и бро­дов было мало и они были неудоб­ны, то поне­во­ле они при­шли в бес­по­рядок. Видя это, Гасдру­бал про­из­вел на них тогда бле­стя­щее напа­де­ние и пере­бил их боль­шое чис­ло, так как они не столь­ко защи­ща­лись, сколь­ко дума­ли о бег­стве. Пали и из три­бу­нов трое, кото­рые уго­ва­ри­ва­ли кон­су­ла на это сра­же­ние.

103. В это вре­мя Сци­пи­он стре­ми­тель­но повел на вра­гов три­ста всад­ни­ков, кото­рых он имел при себе, и всех дру­гих, кото­рых успел собрать, разде­лив их на две части; они долж­ны были попе­ре­мен­но бро­сать дро­ти­ки и тот­час отсту­пать, а потом вновь насту­пать и опять быст­ро отска­ки­вать назад. Ведь им так было при­ка­за­но, чтобы одна их поло­ви­на попе­ре­мен­но насту­па­ла и, бро­сив копья, отъ­ез­жа­ла назад, дви­га­ясь как бы по кру­гу. Так как это про­ис­хо­ди­ло часто и без вся­ко­го пере­ры­ва, ливий­цы, непре­рыв­но пора­жае­мые, обра­ти­лись про­тив Сци­пи­о­на и менее ста­ли наседать на пере­хо­дя­щих реку, так что те успе­ли перей­ти поток. После них и Сци­пи­он пере­ско­чил со сво­и­ми всад­ни­ка­ми на дру­гой берег, прав­да, с трудом, пора­жае­мый копья­ми вра­гов. В нача­ле это­го тяже­ло­го боя четы­ре¹⁸⁹ отряда (σπεῖ­ραι)¹⁹⁰, отре­зан­ные вра­га­ми от реки, вбе­жа­ли на какой-то холм; их оса­дил Гасдру­бал, при­чем рим­ляне об этом не зна­ли до тех пор, пока сами не оста­но­ви­лись. Когда же они это узна­ли, они недо­уме­ва­ли, что делать, при­чем одни счи­та­ли нуж­ным про­дол­жать отступ­ле­ние и не под­вер­гать опас­но­сти всех (ἅπαν­τες)¹⁹¹ из-за немно­гих, Сци­пи­он же про­дол­жал утвер­ждать, что, начи­ная какое-либо дело, надо быть бла­го­ра­зум­ным, когда же опас­но­сти под­вер­га­ют­ся столь­ко вои­нов и знач­ков (ση­μείων)¹⁹², надо при­бег­нуть к отча­ян­ной дер­зо­сти. Он ска­зал, что, взяв с собой несколь­ко отрядов всад­ни­ков, он при­ведет назад оса­жден­ных или с радо­стью погибнет вме­сте с ними. Взяв запа­сов на два дня, он тот­час отпра­вил­ся в путь, хотя вой­ско очень боя­лось, что он сам не вер­нет­ся. Подой­дя к хол­му, где нахо­ди­лись оса­жден­ные, он стре­ми­тель­но занял холм, лежав­ший напро­тив пер­во­го и отде­лен­ный от него одной толь­ко узкой лощи­ной. Тогда ливий­цы ста­ли уси­лен­но напа­дать на оса­ждае­мых и дела­ли им (πρὸς αὐτοὺς ἐνε­νεύκε­σαν)¹⁹³ зна­ки, что Сци­пи­он не может ока­зать помо­щи после тяже­ло­го пути. Но Сци­пи­он, увидев, что подош­вы этих хол­мов идут вдоль лощи­ны, окру­жая ее, не упу­стил тако­го бла­го­при­ят­но­го момен­та и, быст­ро пере­ва­лив через эту воз­вы­шен­ность, ока­зал­ся над непри­я­те­ля­ми. Они, заме­тив, что их окру­жа­ют, побе­жа­ли в бес­по­ряд­ке. Сци­пи­он не стал их пре­сле­до­вать, поз­во­лив им уйти без потерь, так как они были зна­чи­тель­но мно­го­чис­лен­нее.

104. Таким обра­зом Сци­пи­он спас и этих быв­ших в отча­ян­ном поло­же­нии. Когда вой­ско изда­ли увиде­ло его сверх ожи­да­ния живым и спас­шим дру­гих, оно под­ня­ло гром­кий крик, пол­ный радо­сти. Все про­ник­лись мыс­лью, что ему помо­га­ет то же боже­ство, кото­рое и деду его Сци­пи­о­ну¹⁹⁴, счи­та­лось, пред­у­ка­зы­ва­ло буду­щее. И вот Мани­лий вер­нул­ся в лагерь око­ло Кар­фа­ге­на, поне­ся силь­ное воз­мездие за то, что он не послу­шал­ся Сци­пи­о­на, отго­ва­ри­вав­ше­го его от похо­да. Так как все печа­ли­лись, что пав­шие не погре­бе­ны, и осо­бен­но скор­бе­ли о воен­ных три­бу­нах, Сци­пи­он, осво­бо­див одно­го из плен­ных, послал его к Гасдру­ба­лу и убеж­дал похо­ро­нить три­бу­нов. Тот же, осмот­рев тру­пы и най­дя три­бу­нов по их перст­ням (из нахо­дя­щих­ся на воен­ной служ­бе три­бу­ны носят золотые, а те, кто ниже их — желез­ные коль­ца), похо­ро­нил их, или счи­тая это дело достой­ным чело­ве­ка и общим зако­ном во вре­мя вой­ны, или уже испол­нен­ный ува­же­ния к сла­ве Сци­пи­о­на и ста­ра­ясь заслу­жить его рас­по­ло­же­ние. На рим­лян, воз­вра­щав­ших­ся с похо­да на Гасдру­ба­ла, так как вслед­ст­вие пора­же­ния они шли в бес­по­ряд­ке, напал Фамея; когда же они вхо­ди­ли в лагерь, кар­фа­ге­няне, выбе­жав из горо­да, напа­ли на них и кое-кого из обоз­ных слу­жи­те­лей уби­ли.

XVI. 105.¹⁹⁵ В это вре­мя и сенат послал в рим­ский лагерь упол­но­мо­чен­ных, чтобы они все раз­уз­на­ли и подроб­но доло­жи­ли ему; перед ними и Мани­лий, и воен­ный совет, и остав­ши­е­ся в живых из три­бу­нов, посколь­ку ввиду подви­гов исчез­ла зависть, свиде­тель­ст­во­ва­ли в поль­зу Сци­пи­о­на, рав­но и все вой­ско, а сверх все­го это­го — самые его дела, так что, вер­нув­шись, послы повсюду рас­про­стра­ни­ли сла­ву об опыт­но­сти и сча­стье Сци­пи­о­на и о при­вя­зан­но­сти к нему вой­ска. Сенат радо­вал­ся это­му, но ввиду мно­гих поне­сен­ных неудач послал к Мас­са­нассе и про­сил его ока­зать воз­мож­но боль­шую помощь про­тив Кар­фа­ге­на. Но послы не заста­ли уже Мас­са­нассу в живых; слом­лен­ный ста­ро­стью и болез­нью, имея мно­гих побоч­ных детей, кото­рые полу­чи­ли от него боль­шие подар­ки, и трех закон­ных, ни в чем не похо­жих друг на дру­га по сво­им поступ­кам, он позвал к себе Сци­пи­о­на вслед­ст­вие друж­бы с ним и с его дедом, чтобы тот ему дал совет отно­си­тель­но детей и цар­ства. Сци­пи­он тот­час отпра­вил­ся к нему, но неза­дол­го до того, как он при­был, Мас­са­насса скон­чал­ся, заве­щав сыно­вьям слу­шать­ся Сци­пи­о­на, как бы он ни разде­лил меж­ду ними наслед­ство.

106. Ска­зав так, Мас­са­насса умер¹⁹⁵. Это был чело­век, счаст­ли­вый во всех отно­ше­ни­ях. Бог дал ему вер­нуть себе отцов­ское цар­ство, кото­рое было у него отня­то кар­фа­ге­ня­на­ми и Сифа­ком, и раз­дви­нуть его на огром­ное про­стран­ство по кон­ти­нен­ту от пре­де­лов мавру­си­ев¹⁹⁶, жив­ших у Оке­а­на, до Кире­на­и­ки. Боль­шое про­стран­ство зем­ли он обра­тил в куль­тур­ные поля; рань­ше нома­ды по боль­шей части пита­лись тра­вой, так как они не уме­ли обра­ба­ты­вать зем­лю; он оста­вил огром­ные сокро­ви­ща в день­гах и боль­шое, хоро­шо обу­чен­ное вой­ско; из чис­ла сво­их вра­гов Сифа­ка он соб­ст­вен­но­руч­но взял в плен; Кар­фа­ген он оста­вил рим­ля­нам настоль­ко ослаб­лен­ным, что мог счи­тать­ся винов­ни­ком его раз­ру­ше­ния. Он был боль­шо­го роста и до глу­бо­кой ста­ро­сти физи­че­ски очень силен; до самой смер­ти он при­ни­мал уча­стие в боях и вер­хом на коня садил­ся без помо­щи стре­мян­но­го. Более все­го о его несо­кру­ши­мом здо­ро­вье свиде­тель­ст­ву­ет то, что, хотя у него рож­да­лось и уми­ра­ло мно­го детей, нико­гда у него не было в живых менее деся­ти и, уми­рая девя­но­ста лет, он оста­вил после себя четы­рех­лет­не­го ребен­ка. Так вот, будучи столь пре­клон­но­го воз­рас­та и отли­ча­ясь таким здо­ро­вьем, Мас­са­насса скон­чал­ся. Его побоч­ные дети, кро­ме полу­чен­но­го ранее, полу­чи­ли еще дары, назна­чен­ные им Сци­пи­о­ном. Закон­ным же детям Сци­пи­он отдал цар­ские сокро­ви­ща, государ­ст­вен­ные дохо­ды и титул царя в общее вла­де­ние; все же осталь­ное он разде­лил так, чтобы оно соот­вет­ст­во­ва­ло жела­нию каж­до­го из них; Миципсе, кото­рый был стар­шим, но очень любил мир, он пре­до­ста­вил пре­иму­ще­ст­вен­но перед дру­ги­ми вла­деть горо­дом Цир­той и цар­ским двор­цом в нем; Голос­се же, кото­рый был воин­ст­вен­ным и вто­рым по воз­рас­ту, он пору­чил ведать вопро­са­ми о войне и мире; Маста­на­бе же, кото­рый был млад­шим и отли­чал­ся спра­вед­ли­во­стью, он пору­чил суд над под­дан­ны­ми и раз­бор их тяжб.

107. Так поде­лил Сци­пи­он и цар­ство и иму­ще­ство Мас­са­нассы меж­ду его сыно­вья­ми; Голос­су со вспо­мо­га­тель­ны­ми вой­ска­ми он тот­час взял с собой. Высле­жи­вая глав­ным обра­зом тай­ные заса­ды Фамеи, кото­рые при­чи­ня­ли наи­боль­шие непри­ят­но­сти рим­ля­нам, Голос­са их отго­нял. Как-то в бур­ную зим­нюю пору Сци­пи­он и Фамея ока­за­лись друг про­тив дру­га на про­ти­во­по­лож­ных сто­ро­нах непро­хо­ди­мо­го овра­га, где про­те­кал бур­ный поток, так что они не мог­ли при­чи­нить друг дру­гу ника­ко­го вреда. Боясь, как бы впе­ре­ди не было какой-либо заса­ды, Сци­пи­он в сопро­вож­де­нии тро­их сво­их дру­зей выехал впе­ред и стал осмат­ри­вать мест­ность. Увидя его, Фамея, в свою оче­редь, выехал впе­ред с одним из сво­их дру­зей. Наде­ясь, что тот хочет что-либо ска­зать ему, Сци­пи­он поска­кал еще даль­ше впе­ред тоже с одним из сво­их дру­зей. И, когда они сбли­зи­лись настоль­ко, что мог­ли уже друг дру­га слы­шать, и нахо­ди­лись дале­ко впе­ре­ди кар­фа­ге­нян¹⁹⁷, Сци­пи­он ска­зал: «Что же ты не забо­тишь­ся о соб­ст­вен­ном спа­се­нии, если ниче­го не можешь сде­лать для обще­го?». На это Фамея отве­тил: «А какое для меня может быть спа­се­ние, когда кар­фа­ге­няне нахо­дят­ся в таком поло­же­нии, а рим­ляне потер­пе­ли от меня столь­ко бед­ст­вий». На это Сци­пи­он ска­зал: «Я руча­юсь, если толь­ко я досто­ин дове­рия и если я имею вли­я­ние, что со сто­ро­ны рим­лян тебе будет и спа­се­ние и про­ще­ние и кро­ме того бла­го­дар­ность». Фамея же, выска­зав похва­лу Сци­пи­о­ну, как наи­бо­лее из всех заслу­жив­ше­му дове­рия, ска­зал: «Обду­маю и, когда сочту воз­мож­ным, дам тебе знать».

108. На этом они разо­шлись. Мани­лий, сты­дясь той неуда­чи, кото­рую он потер­пел в войне про­тив Гасдру­ба­ла, вновь дви­нул­ся в Нефе­рис, захва­тив с собой про­до­воль­ст­вия на пят­на­дцать дней. При­бли­зив­шись к это­му месту, он раз­бил лагерь, укре­пив его валом и рвом, как сове­то­вал Сци­пи­он в про­шлом похо­де. Но, не достиг­нув ника­ко­го успе­ха, он вновь был охва­чен еще боль­шим сты­дом и стра­хом, как бы Гасдру­бал опять не напал на них, когда они нач­нут отсту­пать. Когда он был в таком без­вы­ход­ном поло­же­нии, кто-то из вой­ска Голос­сы при­нес Сци­пи­о­ну пись­мо. Сци­пи­он же пока­зал его кон­су­лу, как оно было запе­ча­тан­ным. Когда они его вскры­ли, они про­чли: «В такой-то день я зай­му такой-то холм. При­хо­ди с кем хочешь и пере­до­вой стра­же ска­жи, чтобы они при­ня­ли того, кто при­дет ночью». Вот что сооб­ща­ло это пись­мо, в кото­ром не было имен, но Сци­пи­он понял, что оно было от Фамеи. Но Мани­лий все-таки боял­ся за Сци­пи­о­на, как бы тут не было обма­на со сто­ро­ны чело­ве­ка, само­го опыт­но­го в устрой­стве засад. Видя уве­рен­ность Сци­пи­о­на, он согла­сил­ся отпра­вить его, пору­чив ему пере­дать Фамее твер­дое обе­ща­ние непри­кос­но­вен­но­сти, но не уточ­нять фор­мы бла­го­дар­но­сти, ска­зав, что рим­ляне сде­ла­ют все, что пола­га­ет­ся. Но на самом деле не потре­бо­ва­лось и тако­го заяв­ле­ния. Когда Фамея при­шел в услов­лен­ное место, он ска­зал, что в вопро­се о соб­ст­вен­ной сво­ей непри­кос­но­вен­но­сти он вполне дове­ря­ет Сци­пи­о­ну, дав­ше­му ему обе­ща­ние, а выра­же­ние бла­го­дар­но­сти он пре­до­став­ля­ет рим­ля­нам. Ска­зав это, на сле­дую­щий день он выстро­ил свое вой­ско для бит­вы и, спе­шив­шись, вме­сте с началь­ни­ка­ми кон­ных отрядов вышел в про­ме­жу­ток меж­ду вой­ска­ми, как буд­то для того, чтобы обсудить с ними какой-то дру­гой вопрос. Тут он ска­зал им: «Если воз­мож­но еще помочь родине, я готов на это вме­сте с вами; если же ее поло­же­ние тако­во, какое мы видим теперь, мне кажет­ся, что нуж­но поду­мать о лич­ном спа­се­нии; и я полу­чил уже твер­дое обе­ща­ние непри­кос­но­вен­но­сти и для себя и для тех из вас, кого я сумею убедить. Вре­мя теперь вам самим выби­рать, что для вас будет полез­но». Так он ска­зал. Неко­то­рые из началь­ни­ков со сво­и­ми отряда­ми пере­шли на сто­ро­ну рим­лян, и было их при­бли­зи­тель­но до двух тысяч двух­сот всад­ни­ков¹⁹⁸; дру­гим же поме­шал перей­ти Ган­нон, по про­зви­щу Левк¹⁹⁹.

109. Когда Сци­пи­он воз­вра­щал­ся вме­сте с Фаме­ей, все вой­ско вышло ему навстре­чу и про­слав­ля­ло Сци­пи­о­на при­вет­ст­вен­ны­ми кли­ка­ми, как три­ум­фа­то­ра. Мани­лий был очень дово­лен и, счи­тая, что в этом слу­чае его отступ­ле­ние нико­им обра­зом не может пока­зать­ся позор­ным, и, сверх того, пола­гая, что пора­жен­ный этим Гасдру­бал не будет его пре­сле­до­вать, тот­час же снял­ся с лаге­ря ввиду недо­стат­ка про­до­воль­ст­вия: ведь шел уже сем­на­дца­тый вме­сто пред­по­ло­жен­ных пят­на­дца­ти дней это­го похо­да. Три дру­гие дня долж­ны были уйти на воз­вра­ще­ние в очень тяже­лых усло­ви­ях. Тогда Сци­пи­он, взяв с собой Фамею и Голос­су и всад­ни­ков того и дру­го­го и при­со­еди­нив к ним неко­то­рых ита­лий­ских всад­ни­ков, спеш­но отпра­вил­ся с ними на рав­ни­ну, назы­вае­мую «Боль­шой Овраг»; он набрал там мно­го добы­чи и про­до­воль­ст­вия и ночью со всем этим вер­нул­ся к вой­ску. Мани­лий же, узнав, что на сме­ну ему при­был Каль­пур­ний Писон²⁰⁰, послал впе­ред в Рим Сци­пи­о­на с Фаме­ей. Вой­ско про­во­жа­ло уез­жав­ше­го Сци­пи­о­на до само­го кораб­ля и воз­но­си­ло молит­вы богам, чтобы он вер­нул­ся в Ливию кон­су­лом, счи­тая, что ему одно­му суж­де­но взять Кар­фа­ген. Как бы нис­по­слан­ное боже­ст­вом сре­ди них укре­пи­лось такое мне­ние, что один толь­ко Сци­пи­он заво­ю­ет Кар­фа­ген. И мно­гие об этом писа­ли в Рим сво­им род­ным. Сенат воздал хва­лу Сци­пи­о­ну, а Фамее как почет­ный пода­рок дал пур­пур­ное оде­я­ние с золо­той застеж­кой, коня с золо­той сбру­ей, пол­ное воору­же­ние и десять тысяч сереб­ря­ных драхм. Дали ему так­же сто мин сереб­ра в изде­ли­ях, палат­ку и пол­ное обо­рудо­ва­ние и пообе­ща­ли ему еще боль­ше, если в даль­ней­шем ходе вой­ны он ока­жет им свое содей­ст­вие. Он, пообе­щав им сде­лать это, отплыл в Ливию к рим­ско­му вой­ску.

110. С наступ­ле­ни­ем вес­ны при­был кон­сул Каль­пур­ний Писон и с ним Луций Ман­цин²⁰¹ в каче­стве началь­ни­ка флота. Они не напа­да­ли ни на кар­фа­ге­нян, ни на Гасдру­ба­ла, но напа­да­ли на дру­гие горо­да; попы­тав­шись оса­дить с суши и с моря Аспиду²⁰², они потер­пе­ли неуда­чу; одна­ко Писон взял дру­гой (ἑτέ­ραν)²⁰³ город, нахо­див­ший­ся побли­зо­сти, и раз­гра­бил его, при­чем жите­ли его обви­ня­ли Писо­на в том, что он нару­шил дого­вор. Оттуда он дви­нул­ся к Гип­па­гре­там²⁰⁴. Это был зна­чи­тель­ный город с укреп­ле­ни­я­ми, кре­по­стью, гава­ня­ми и вер­фя­ми, хоро­шо устро­ен­ны­ми Ага­фо­к­лом²⁰⁵, сици­лий­ским тира­ном. Он лежал меж­ду Кар­фа­ге­ном и Ути­кой, и жите­ли его зани­ма­лись гра­бе­жом, пере­хва­ты­вая то про­до­воль­ст­вие, кото­рое на кораб­лях под­во­зи­лось мимо них рим­ля­нам; вслед­ст­вие это­го город силь­но раз­бо­га­тел. Каль­пур­ний рас­счи­ты­вал ото­мстить им и лишить их по край­ней мере при­бы­ли. Одна­ко он бес­по­лез­но оса­ждал его целое лето, а оса­жден­ные гип­па­гре­тий­цы, два­жды сде­лав вылаз­ку, при­чем на помощь им при­шли кар­фа­ге­няне, сожгли все его осад­ные маши­ны. Не достиг­нув ниче­го, Каль­пур­ний уда­лил­ся на зимов­ку в Ути­ку²⁰⁶.

111. Так как у кар­фа­ге­нян и вой­ско Гасдру­ба­ла было цело и невреди­мо и сами они в сра­же­нии око­ло Гип­па­грет ока­за­лись силь­нее Писо­на, так как на их сто­ро­ну пере­шел от Голос­сы нуми­ди­ец Бити­ас с восе­мью­ста­ми всад­ни­ков, и пото­му что они виде­ли, что дети Мас­са­нассы, Миципса и Маста­на­ба, толь­ко обе­ща­ют рим­ля­нам под­держ­ку ору­жи­ем и день­га­ми, сами же мед­лят, выжидая все вре­мя гряду­щих собы­тий, — ввиду все­го это­го они вос­пря­ну­ли духом и без­бо­яз­нен­но обхо­ди­ли всю Ливию, захва­ты­вая под свою власть стра­ну, а на собра­ни­ях в горо­дах высту­пая про­тив рим­лян со мно­ги­ми оскор­би­тель­ны­ми реча­ми. Как на дока­за­тель­ство тру­со­сти рим­лян, они ука­зы­ва­ли на две их неуда­чи под Нефе­ри­сом и на то пора­же­ние, кото­рое они понес­ли под Гип­па­гре­та­ми, а так­же на то, что они не смог­ли взять само­го Кар­фа­ге­на, хотя он был лишен ору­жия и укреп­ле­ний. Они отпра­ви­ли так­же послов к Миципсе и Маста­на­бе и к неза­ви­си­мым мавру­си­ям, при­зы­вая их на помощь и ука­зы­вая, что вслед за сами­ми кар­фа­ге­ня­на­ми рим­ляне при­бе­рут к рукам и их. Дру­гих послов они отпра­ви­ли в Македо­нию к тому, кто счи­тал­ся сыном Пер­сея²⁰⁷ и вел с рим­ля­на­ми вой­ну, и убеж­да­ли его твер­до про­дол­жать вой­ну, обе­щая, что у него не будет недо­стат­ка ни в кораб­лях, ни в день­гах из Кар­фа­ге­на. И вооб­ще, воору­жив­шись, они уже боль­ше не дума­ли о чем-либо незна­чи­тель­ном, но мало-пома­лу у них рос­ло и вооду­шев­ле­ние, и сме­лость, и воен­ное сна­ря­же­ние. Со сво­ей сто­ро­ны, и Гасдру­бал, вед­ший воен­ные дей­ст­вия вне стен Кар­фа­ге­на, два­жды победив Мани­лия, почув­ст­во­вал гор­дость. Стре­мясь полу­чить коман­до­ва­ние над вой­ском внут­ри стен горо­да, он стал лож­но обви­нять перед сове­том ста­рей­шин Гасдру­ба­ла²⁰⁸, началь­ни­ка горо­да, что он пре­да­ет инте­ре­сы кар­фа­ге­нян Голос­се, так как он был его пле­мян­ни­ком. Когда это было ска­за­но пуб­лич­но, обви­ня­е­мый ока­зал­ся в затруд­не­нии, что ему отве­чать, как это быва­ет при неожи­дан­но­сти, они же, закидав его ска­мей­ка­ми, уби­ли его.

XVII. 112. Когда в Рим было сооб­ще­но о неуда­че Писо­на и о при­готов­ле­ни­ях кар­фа­ге­нян, народ стал него­до­вать, боясь все уси­ли­ваю­щей­ся вой­ны, столь зна­чи­тель­ной, непри­ми­ри­мой и близ­кой; они ведь не наде­я­лись ни на какое при­ми­ре­ние, так как они впер­вые реши­лись нару­шить дого­вор²⁰⁹. Вспом­нив же о недав­них подви­гах Сци­пи­о­на, слу­жив­ше­го в Ливии еще воен­ным три­бу­ном, и срав­ни­вая их с насто­я­щим поло­же­ни­ем, гово­ря друг дру­гу о сооб­ще­ни­ях, кото­рые они полу­ча­ли из лаге­ря от дру­зей и близ­ких, они вос­пы­ла­ли жела­ни­ем послать кон­су­лом про­тив Кар­фа­ге­на Сци­пи­о­на²¹⁰. И вот насту­пи­ли выбо­ры вла­стей²¹¹, и Сци­пи­он (так как зако­ны нико­им обра­зом не поз­во­ля­ли ему по воз­рас­ту быть кон­су­лом) высту­пил, доби­ва­ясь долж­но­сти эди­ла²¹², но народ избрал его кон­су­лом. Хотя это было про­ти­во­за­кон­но и кон­су­лы предъ­яви­ли им закон, запре­щаю­щий это, они настой­чи­во про­си­ли и тре­бо­ва­ли и кри­ча­ли, что по зако­нам Тул­лия²¹³ и Рому­ла народ пол­но­вла­стен в выбо­рах вла­стей и в том, чтобы при­знать не име­ю­щим или име­ю­щим силу вся­кий из зако­нов отно­си­тель­но них, какой он хочет. Нако­нец, один из народ­ных три­бу­нов ска­зал, что он лишит кон­су­лов пра­ва про­во­дить выбо­ры, если они не согла­сят­ся с наро­дом. И сенат согла­сил­ся²¹⁴ с народ­ны­ми три­бу­на­ми отме­нить этот закон и по про­ше­ст­вии одно­го года вновь его вос­ста­но­вить, подоб­но тому как и лакеде­мо­няне, осво­бо­див под дав­ле­ни­ем необ­хо­ди­мо­сти от бес­че­стия взя­тых в плен при Пило­се²¹⁵, ска­за­ли: «Пусть на сего­дня спят зако­ны». Так Сци­пи­он, ища эдиль­ства, был выбран кон­су­лом, и его кол­ле­га Друз стал тре­бо­вать, чтобы он с ним бро­сил жре­бий отно­си­тель­но Ливии, и наста­и­вал до тех пор, пока один из народ­ных три­бу­нов не внес пред­ло­же­ния, чтобы реше­ние о коман­до­ва­нии вой­ском было пере­да­но наро­ду; и народ выбрал Сци­пи­о­на²¹⁶. Ему дано было вой­ско по набо­ру, кото­рое воз­ме­ща­ло бы сво­ей чис­лен­но­стью погиб­ших, а так­же пра­во взять с собой из союз­ни­ков столь­ко доб­ро­воль­цев, сколь­ких суме­ет убедить, и отпра­вить пись­ма к царям и горо­дам, кото­рым сочтет нуж­ным, напи­сав их от име­ни рим­ско­го наро­да. И дей­ст­ви­тель­но, таким обра­зом, он полу­чил вспо­мо­га­тель­ные вой­ска от горо­дов и царей.

113.²¹⁷ И вот Сци­пи­он, устро­ив все это, отпра­вил­ся в Сици­лию, а из Сици­лии пере­плыл в Ути­ку. Тем вре­ме­нем Каль­пур­ний Писон оса­ждал (ἐπο­λιόρ­κει)²¹⁸ горо­да внут­ри стра­ны, Ман­цин же, при­став к Кар­фа­ге­ну и видя, что одна часть сте­ны остав­ле­на без вни­ма­ния, там, где шли непре­рыв­ной лини­ей труд­но про­хо­ди­мые отвес­ные ска­лы, из-за чего это место и было охра­ня­е­мо не так тща­тель­но, возы­мел надеж­ду неза­мет­но под­ве­сти лест­ни­цы к стене. И, дей­ст­ви­тель­но, он их при­ста­вил, и неко­то­рые из сол­дат сме­ло взо­шли на сте­ну. Так как их было еще мало, кар­фа­ге­няне, отне­сясь к ним с пре­зре­ни­ем, откры­ли ворота, выхо­див­шие на эти ска­лы, и бро­си­лись на рим­лян. Но рим­ляне, обра­тив их в бег­ство и пре­сле­дуя, вме­сте с ними ворва­лись в город через ворота. Когда под­нял­ся крик, как при победе, Ман­цин вне себя от радо­сти, будучи и в осталь­ном быст­рым и лег­ко­мыс­лен­ным, а с ним и все осталь­ные, оста­вив кораб­ли, с кри­ка­ми устре­ми­лись к стене, нево­ору­жен­ные и почти голые. Так как бог уже скло­нял­ся к зака­ту, рим­ляне, захва­тив²¹⁹ какое-то укреп­лен­ное место у стен, оста­но­ви­лись на отдых, испы­ты­вая затруд­не­ния с про­до­воль­ст­ви­ем; Ман­цин стал звать Писо­на и началь­ни­ков ути­кий­цев помочь ему, под­вер­гаю­ще­му­ся опас­но­сти, и спеш­но доста­вить про­до­воль­ст­вие. И он был уже готов к тому, что с зарей он будет выбит кар­фа­ге­ня­на­ми и сбро­шен на ост­рые уте­сы.

114. Сци­пи­он же вече­ром при­был в Ути­ку и око­ло полу­но­чи, встре­тив­шись с теми, кому писал Ман­цин, тот­час же велел тру­ба­чу тру­бить поход, а вест­ни­кам собрать к морю тех, кото­рые при­бы­ли с ним из Ита­лии, и моло­дых из ути­кий­цев; более пожи­лым он велел носить про­ви­ант на три­э­ры. Осво­бо­див несколь­ких плен­ных из кар­фа­ге­нян, он отпу­стил их с тем, чтобы они дали знать кар­фа­ге­ня­нам, что при­был Сци­пи­он. К Писо­ну же он посы­лал всад­ни­ков одно­го за дру­гим, вызы­вая его вер­нуть­ся воз­мож­но ско­рее. Сам он отбыл в послед­нюю ноч­ную стра­жу²²⁰, при­ка­зав, когда кораб­ли при­бли­зят­ся к сте­нам Кар­фа­ге­на, стать пря­мо на палу­бах, чтобы пока­зать­ся вра­гам в боль­шем чис­ле. Так вот дей­ст­во­вал Сци­пи­он; что же каса­ет­ся Ман­ци­на, то, когда вме­сте с зарей кар­фа­ге­няне напа­ли на него со всех сто­рон, он с теми пятью­ста­ми вои­на­ми, кото­рых одних имел воору­жен­ны­ми, окру­жил нево­ору­жен­ных, кото­рых было три тыся­чи, и полу­чая из-за них (δι’ ἐκεί­νων)²²¹ мно­го ран и оттес­нен­ный на самую сте­ну, уже едва не был сбро­шен с уте­сов, как вдруг появи­лись кораб­ли Сци­пи­о­на, в стре­ми­тель­ном беге поды­мая высо­кие вол­ны, все пол­ные сто­яв­ших пря­мо леги­о­не­ров; для кар­фа­ге­нян, узнав­ших об этом через плен­ни­ков, их при­бы­тие не было неожи­дан­но­стью, для рим­лян же, не знав­ших об этом, Сци­пи­он при­нес неожи­дан­ное спа­се­ние. Когда кар­фа­ге­няне немно­го отсту­пи­ли, Сци­пи­он при­нял на свои кораб­ли быв­ших в опас­но­сти рим­лян. Ман­ци­на Сци­пи­он тот­час послал в Рим (так как вме­сте с ним при­был Серран, пре­ем­ник Ман­ци­на по коман­до­ва­нию фло­том), а сам стал лаге­рем неда­ле­ко от Кар­фа­ге­на. И кар­фа­ге­няне, отой­дя от стен впе­ред на пять ста­ди­ев²²², воз­ве­ли про­тив Сци­пи­о­на лагерь, и в этот лагерь к ним при­был Гасдру­бал, коман­до­вав­ший внеш­ним вой­ском, и началь­ник кон­ни­цы Бити­ас, при­ведя с собой шесть тысяч пехо­тин­цев и до тыся­чи всад­ни­ков; это были вои­ны, опыт­ные бла­го­да­ря про­дол­жи­тель­ной служ­бе и упраж­не­ни­ям.

115. Сци­пи­он не видел у вои­нов, нахо­див­ших­ся под коман­дой Писо­на, ника­кой при­выч­ки к поряд­ку и дис­ци­плине, но что они при­уче­ны Писо­ном к лено­сти, жад­но­сти и гра­бе­жам и что им сопут­ст­ву­ют мно­же­ство мел­ких тор­гов­цев, кото­рые, сле­дуя за вой­ском ради добы­чи, дела­ли набе­ги вме­сте с более храб­ры­ми, выхо­див­ши­ми на гра­бе­жи без при­ка­за­ния, хотя закон во вре­мя вой­ны счи­та­ет дезер­ти­ром вся­ко­го, ухо­дя­ще­го даль­ше, чем мож­но слы­шать звук тру­бы, так как, какое бы несча­стье ни слу­чи­лось с ними, все ста­вит­ся в вину пол­ко­вод­цу, а все, что они награ­бят, дает им новый повод к ссо­рам и бедам; ведь мно­гие, гор­дые тем, что они награ­би­ли, начи­на­ли пре­зи­рать това­ри­щей по палат­ке (συσ­κή­νων)²²³ и при­бе­га­ли к недоз­во­лен­ным побо­ям, ране­ни­ям и чело­ве­ко­убий­ствам. Заме­тив это и не наде­ясь когда-либо одо­леть вра­гов, если не одо­ле­ет сво­их соб­ст­вен­ных вои­нов, Сци­пи­он созвал их на собра­ние и, взой­дя на высо­кий три­бу­нал²²⁴, стал упре­кать их так:

116. «Я, вои­ны, слу­жив­ший вме­сте с вами под началь­ст­вом кон­су­ла Мани­лия, дал дока­за­тель­ство — и вы тому свиде­те­ли — пови­но­ве­ния, кото­ро­го теперь я, будучи пол­ко­вод­цем, тре­бую от вас, имея пра­во при­ме­нить к непо­ви­ну­ю­щим­ся край­ние нака­за­ния, но счи­тая полез­ным сна­ча­ла пого­во­рить с вами. Вы сами зна­е­те, что дела­е­те; зачем мне гово­рить о том, чего я сты­жусь. Вы боль­ше раз­бой­ни­ча­е­те, чем вою­е­те; вы бега­е­те из лаге­ря как дезер­ти­ры, а не охра­ня­е­те его как стра­жа; вы боль­ше похо­жи на веду­щих ради выго­ды куп­лю и про­да­жу, чем на веду­щих оса­ду; вы хоти­те рос­ко­ше­ст­во­вать еще воюя, не будучи пока еще победи­те­ля­ми. Пото­му-то поло­же­ние вра­гов из столь без­на­деж­но­го и уни­жен­но­го, каким я его оста­вил, под­ня­лось до тако­го могу­ще­ства, и наш труд вслед­ст­вие такой рас­пу­щен­но­сти стал мно­го тяже­лее. Если бы я видел, что при­чи­ны это­го заклю­ча­ют­ся в вас, я тот­час стал бы вас нака­зы­вать; но так как я счи­таю в том винов­ным дру­го­го, я теперь про­щаю вам совер­шен­ное вами до сих пор. Я лич­но при­шел не для того, чтобы гра­бить, но чтобы победить, не для того, чтобы соби­рать день­ги до победы, но чтобы сна­ча­ла окон­ча­тель­но сокру­шить вра­гов. Уйди­те из лаге­ря сего­дня все, если не хоти­те быть вои­на­ми, кро­ме тех, кото­рые полу­чат от меня пра­во остать­ся. Из тех, кото­рые уйдут из лаге­ря, я раз­ре­шу вер­нуть­ся толь­ко тем, кото­рые при­не­сут с собой про­до­воль­ст­вие, и при этом сол­дат­ское, про­стое. Да и для этих будет назна­чен опре­де­лен­ный срок, в тече­ние кото­ро­го они рас­по­рядят­ся име­ю­щим­ся у них, и о про­да­же это­го поза­бо­тим­ся я и кве­стор²²⁵. И да будет это ска­за­но для тех, кто явля­ет­ся излиш­ним²²⁶ для вой­ска, вам же, зачис­лен­ным в вой­ско, да будет еди­ным все­об­щим при­ме­ром во всех делах мой образ дей­ст­вия и мой труд. Настро­ив себя таким обра­зом, вы не буде­те испы­ты­вать недо­стат­ка в энер­гии и не лиши­тесь награ­ды. И теперь, в момент, когда мы под­вер­га­ем­ся опас­но­сти, надо трудить­ся, а нажи­ву и рос­кошь отло­жить до более под­хо­дя­ще­го вре­ме­ни. Это пред­пи­сы­ваю я, и это же при­ка­зы­ва­ет закон; пови­ну­ю­щим­ся это при­не­сет вза­мен мно­го хоро­ше­го, а не пови­ну­ю­щим­ся при­дет­ся рас­ка­и­вать­ся».

XVIII. 117. Ска­зав это, Сци­пи­он тот­час выгнал мно­же­ство бес­по­лез­ных людей и с ними все лиш­нее, бес­по­лез­ное и слу­жив­шее толь­ко для рос­ко­ши²²⁷. Когда таким обра­зом вой­ско было очи­ще­но и ему был вну­шен спа­си­тель­ный страх, оно быст­ро ста­ло выпол­нять при­ка­за­ния. Тогда Сци­пи­он попы­тал­ся тай­ком напасть в одну ночь в двух местах на так назы­вае­мые Мега­ры²²⁸. Мега­ры — очень боль­шое пред­ме­стье в горо­де, опо­я­сан­ное сте­ной; про­тив него он послал одну часть сво­его вой­ска, а с дру­гой сто­ро­ны дви­нул­ся сам с топо­ра­ми, лест­ни­ца­ми и рыча­га­ми, сде­лав обход в два­дцать ста­ди­ев²²⁹ без малей­ше­го шума, в глу­бо­ком мол­ча­нии²³⁰. Когда он зна­чи­тель­но при­бли­зил­ся, свер­ху заме­ти­ли это и со стен раздал­ся крик, на кото­рый он пер­вый и его вой­ско, а затем и послан­ные на дру­гую сто­ро­ну отве­ти­ли очень гром­ким кри­ком, так что в пер­вый момент кар­фа­ге­няне были пора­же­ны стра­хом, когда такое коли­че­ство вра­гов вне­зап­но ночью появи­лось у них на обо­их флан­гах. Одна­ко про­тив сте­ны, хотя он и пытал­ся ее штур­мо­вать, сде­лать он ниче­го не мог; тогда он велел юно­шам посме­лее под­нять­ся на баш­ню одно­го част­но­го лица, поки­ну­тую им, нахо­див­шу­ю­ся вне сте­ны и по высо­те быв­шую рав­ной стене; под­няв­ши­е­ся на баш­ню юно­ши дро­ти­ка­ми про­гна­ли быв­ших на сте­нах, а затем, нало­жив на про­лет меж­ду баш­ня­ми и сте­ной шестов и досок и пере­бе­жав по ним на сте­ны, спрыг­ну­ли в Мега­ры и, раз­бив малень­кие ворота, впу­сти­ли Сци­пи­о­на. Он вошел туда с четырь­мя тыся­ча­ми вои­нов, и тот­час же нача­лось поспеш­ное бег­ство кар­фа­ге­нян в Бир­су²³¹, как буд­то бы весь осталь­ной город был взят. Под­нял­ся раз­но­го­ло­сый крик, неко­то­рые попа­да­ли в плен, нача­лось смя­те­ние, так что даже те, кото­рые сто­я­ли лаге­рем вне стен горо­да, поки­ну­ли укреп­ле­ние и побе­жа­ли с осталь­ны­ми в Бир­су. Так как это пред­ме­стье, Мега­ры, было заня­то ого­ро­да­ми, бога­то пло­до­вы­ми дере­вья­ми ран­них сор­тов и пол­но (κα­τάπ­λεων)²³² тер­нов­ни­ком и заго­род­ка­ми из еже­ви­ки и раз­но­го вида акан­та²³³, а так­же раз­лич­ны­ми глу­бо­ки­ми кана­ла­ми с водой, шед­ши­ми во всех направ­ле­ни­ях, то Сци­пи­он побо­ял­ся, как бы это место не ока­за­лось непро­хо­ди­мым и опас­ным для пре­сле­дую­ще­го вой­ска, глав­ным обра­зом ввиду того, что сол­да­ты не зна­ли про­хо­дов. Поэто­му Сци­пи­он, опа­са­ясь, как бы под при­кры­ти­ем ночи не была устро­е­на какая-либо заса­да, отсту­пил.

118. С наступ­ле­ни­ем дня, него­дуя на напа­де­ние на Мега­ры, Гасдру­бал тех из плен­ных рим­лян, кото­рые были у него, вывел на сте­ну, откуда рим­ля­нам долж­но было быть хоро­шо вид­но то, что долж­но было совер­шить­ся, и стал кри­вы­ми желез­ны­ми инстру­мен­та­ми у одних выры­вать гла­за, язы­ки, жилы и поло­вые орга­ны, у дру­гих под­ре­зал подош­вы, отру­бал паль­цы или сди­рал кожу с осталь­но­го тела и всех еще живых сбра­сы­вал со сте­ны и со скал. Он заду­мал посту­пить так, чтобы исклю­чить для кар­фа­ге­нян воз­мож­ность при­ми­ре­ния с рим­ля­на­ми. Он хотел таким обра­зом при­ве­сти кар­фа­ге­нян к убеж­де­нию, что их спа­се­ние толь­ко в бит­ве, но вышло для него совер­шен­но обрат­ное тому, что он заду­мал: созна­вая себя как бы соучаст­ни­ка­ми этих без­бож­ных дея­ний, кар­фа­ге­няне почув­ст­во­ва­ли ско­рее страх, чем готов­ность сра­жать­ся, и воз­не­на­виде­ли Гасдру­ба­ла, отняв­ше­го у них надеж­ду на про­ще­ние. И осо­бен­но совет гром­ко него­до­вал на него, как на совер­шив­ше­го столь кро­ва­вые и злоб­ные поступ­ки при столь вели­ких несча­сти­ях роди­ны. Он же, аре­сто­вав, убил и неко­то­рых из чле­нов сове­та и, дей­ст­вуя уже во всем так, чтобы вну­шить страх, стал ско­рее тира­ном, неже­ли пол­ко­вод­цем, пола­гая, что он будет иметь без­опас­ность толь­ко в том слу­чае, если будет им стра­шен и, таким обра­зом, труд­но уяз­вим.

119. Меж­ду тем Сци­пи­он сжег укреп­лен­ный лагерь вра­гов, кото­рый нака­нуне они поки­ну­ли, убе­гая в город, и, овла­дев всем пере­шей­ком, пере­ко­пал его от моря до моря, нахо­дясь от вра­гов при­бли­зи­тель­но на рас­сто­я­нии поле­та стре­лы. Вра­ги напа­да­ли на него, так что ему при­хо­ди­лось вести дело на про­тя­же­нии два­дца­ти пяти ста­ди­ев²³⁴ по фрон­ту, одно­вре­мен­но и работая и сра­жа­ясь. Когда эта работа у него была окон­че­на, он стал рыть дру­гой такой же ров, нахо­див­ший­ся побли­зо­сти от пер­во­го, обра­щен­ный к мате­ри­ку. При­ба­вив к ним еще два боко­вых рва, так, чтобы все око­пан­ное про­стран­ство пред­став­ля­ло из себя четы­рех­уголь­ник, он окру­жил его ост­ры­ми колья­ми. Кро­ме этих стол­бов, осталь­ные рвы он укре­пил пали­са­дом, а вдоль того, кото­рый был обра­щен к Кар­фа­ге­ну, он воз­двиг и сте­ну на про­тя­же­нии всех два­дца­ти пяти ста­ди­ев высотой в две­на­дцать футов²³⁵, не счи­тая зуб­цов и башен, кото­рые были рас­по­ло­же­ны на стене на опре­де­лен­ном рас­сто­я­нии; шири­на же сте­ны была не менее поло­ви­ны ее высоты. В середине была выстро­е­на из кам­ня очень высо­кая баш­ня, а над ней над­стро­е­на дере­вян­ная четы­рех­этаж­ная, откуда мож­но было видеть, что про­ис­хо­дит в горо­де. Соорудив это в тече­ние два­дца­ти дней и ночей, при­чем труди­лось все вой­ско, попе­ре­мен­но то работая, то воюя, то отды­хая за пищей и сном, он ввел вой­ско в это укреп­ле­ние.

120. Это соору­же­ние слу­жи­ло Сци­пи­о­ну одно­вре­мен­но и лаге­рем и очень длин­ным укреп­ле­ни­ем про­тив вра­гов. Выхо­дя отсюда, он отни­мал у кар­фа­ге­нян про­до­воль­ст­вие, кото­рое к ним под­во­зи­лось по суше; ведь, если не счи­тать одно­го это­го пере­шей­ка, Кар­фа­ген со всех осталь­ных сто­рон был окру­жен водой. И это ста­ло для них пер­вой и глав­ней­шей при­чи­ной голо­да и бед­ст­вий; ведь посколь­ку все насе­ле­ние с полей пере­се­ли­лось в город, а из-за оса­ды они не мог­ли сами выплы­вать в море, да и ино­зем­ные куп­цы из-за вой­ны не часто у них появ­ля­лись, то жили они толь­ко тем про­до­воль­ст­ви­ем, кото­рое полу­ча­ли из Ливии; немно­гое ино­гда под­во­зи­лось и по морю, когда была хоро­шая пого­да, боль­шая же часть — по суше; после того, как под­воз с суши пре­кра­тил­ся, они ста­ли тяж­ко стра­дать от голо­да. Бити­ас же, кото­рый был у них началь­ни­ком кон­ни­цы и дав­но был послан за хле­бом, не решал­ся ни подой­ти к укреп­ле­нию Сци­пи­о­на, ни про­бить­ся силой через него и, достав­ляя про­до­воль­ст­вие в отда­лен­ное место, дале­ким обхо­дом посы­лал его на кораб­лях, хотя суда Сци­пи­о­на сто­я­ли на яко­ре у Кар­фа­ге­на, бло­ки­руя его; но они сто­я­ли не непре­рыв­но и не тес­но друг к дру­гу, как это и есте­ствен­но в море, не име­ю­щем гава­ней и обиль­ном под­вод­ны­ми ска­ла­ми, око­ло же само­го горо­да они не мог­ли сто­ять на яко­ре, так как на сте­нах сто­я­ли кар­фа­ге­няне и вол­не­ние здесь было осо­бен­но силь­но вслед­ст­вие скал. Отсюда гру­зо­вые суда Бити­а­са, а ино­гда и какой-либо посто­рон­ний купец, ради нажи­вы охот­но идя на опас­ность, реша­лись быст­ро туда про­ско­чить; выждав силь­но­го вет­ра с моря, они мча­лись на рас­пу­щен­ных пару­сах, так что даже (ἔτι)²³⁶ три­э­ры не мог­ли пре­сле­до­вать гру­зо­вые суда, кото­рые нес­лись по вет­ру на пару­сах. Одна­ко это слу­ча­лось ред­ко и толь­ко тогда, когда с моря был силь­ный ветер; но даже и то про­до­воль­ст­вие, кото­рое при­во­зи­ли кораб­ли, Гасдру­бал рас­пре­де­лял толь­ко меж­ду трид­ца­тью тыся­ча­ми вои­нов, кото­рых он ото­брал для бит­вы, а на осталь­ную мас­су насе­ле­ния не обра­щал вни­ма­ния; поэто­му оно осо­бен­но стра­да­ло от голо­да.

121. Заме­тив это, Сци­пи­он заду­мал закрыть им вход в гавань²³⁷, обра­щен­ный к запа­ду и нахо­див­ший­ся неда­ле­ко от суши. Он стал про­кла­ды­вать в море длин­ную насыпь, начи­ная от той косы, кото­рая была меж­ду боло­том и морем и назы­ва­лась язы­ком, про­дви­гая ее в море и пря­мо к вхо­ду в гавань. Эту насыпь он делал из боль­ших кам­ней, плот­но при­ле­гав­ших друг к дру­гу, чтобы ее не снес­ло вол­не­ние. Шири­на этой насы­пи навер­ху была два­дцать четы­ре фута²³⁸, а в глу­бине у осно­ва­ния — в четы­ре раза шире. Когда он начал работу, кар­фа­ге­няне пре­зри­тель­но сме­я­лись над ней, счи­тая ее дли­тель­ной и боль­шой и, быть может, вооб­ще неис­пол­ни­мой; но с тече­ни­ем вре­ме­ни, когда такое боль­шое вой­ско со всем пылом не пре­кра­ща­ло работы ни днем, ни ночью, они испу­га­лись и ста­ли рыть дру­гой про­ход на дру­гой сто­роне гава­ни, обра­щен­ный к откры­то­му морю, куда нель­зя было про­ве­сти ника­кой насы­пи вслед­ст­вие глу­би­ны моря и сви­ре­пых вет­ров. Рыли все: и жен­щи­ны и дети, начав изнут­ри, тща­тель­но скры­вая, что они дела­ют; вме­сте с этим они стро­и­ли кораб­ли из ста­ро­го леса, пен­те­ры и три­э­ры, не теряя ни бод­ро­сти, ни сме­ло­сти. И все это они так тща­тель­но скры­ва­ли, что даже плен­ные не мог­ли чего-либо опре­де­лен­но­го сооб­щить Сци­пи­о­ну, кро­ме того, что в гава­нях и днем и ночью непре­рыв­но слы­шен силь­ный стук, но с какой целью, они не зна­ли, пока кар­фа­ге­няне, когда все было при­готов­ле­но, не откры­ли на заре новое устье и не выплы­ли на пяти­де­ся­ти кораб­лях типа три­эр, кер­ку­рах²³⁹, мио­па­рах²⁴⁰ и мно­гих дру­гих мень­ших, гроз­но сна­ря­жен­ных для устра­ше­ния вра­гов.

122. И вне­зап­но обра­зо­вав­ший­ся про­ход и флот, появив­ший­ся в этом про­хо­де, настоль­ко испу­га­ли рим­лян, что если бы кар­фа­ге­няне тот­час напа­ли сво­и­ми кораб­ля­ми на кораб­ли рим­лян, остав­лен­ные без вни­ма­ния, как это быва­ет во вре­мя осад­ных работ, так что на них не было ни моря­ков, ни греб­цов, то они завла­де­ли бы всем мор­ским лаге­рем рим­лян. Теперь же (так как суж­де­но было Кар­фа­ге­ну быть взя­тым) они выплы­ли тогда толь­ко для пока­за и, гор­до посме­яв­шись над рим­ля­на­ми, вер­ну­лись назад. На тре­тий день после это­го они выстро­и­лись для мор­ской бит­вы. В свою оче­редь рим­ляне, успев при­ве­сти в порядок и кораб­ли и все осталь­ное, выплы­ли навстре­чу им. И с той и с дру­гой сто­ро­ны разда­лись кри­ки и сло­ва поощ­ре­ния и про­яви­лась вся энер­гия греб­цов, корм­чих и вои­нов, так как кар­фа­ге­няне толь­ко на это сра­же­ние воз­ла­га­ли надеж­ду на спа­се­ние, а рим­ляне — на окон­ча­тель­ную победу. Поэто­му до середи­ны дня с обе­их сто­рон было мно­го нане­се­но уда­ров и ране­ний. В этой бит­ве мел­кие быст­ро­ход­ные суда ливий­цев, под­плы­вая к ниж­ней части рим­ских судов, кото­рые были круп­ны­ми, то про­би­ва­ли кор­му, то пере­ру­ба­ли руль и вес­ла и при­чи­ня­ли мно­го дру­гих раз­ных повреж­де­ний, быст­ро под­плы­вая и быст­ро убе­гая. Когда сра­же­ние оста­ва­лось еще нере­шен­ным и день стал скло­нять­ся к вече­ру, кар­фа­ге­няне реши­ли отсту­пать, ни в коем слу­чае не вслед­ст­вие пора­же­ния, но откла­ды­вая сра­же­ние на сле­дую­щий день.

123. Их быст­ро­ход­ные суда, будучи мень­ше дру­гих, отсту­пи­ли рань­ше и, заняв вход в гавань, тол­ка­лись друг о дру­га из-за сво­ей мно­го­чис­лен­но­сти и окон­ча­тель­но заго­ро­ди­ли устье. Вслед­ст­вие это­го подо­шед­шие боль­шие кораб­ли были лише­ны воз­мож­но­сти вой­ти в гавань и укры­лись у широ­кой насы­пи, кото­рая была с дав­них вре­мен выстро­е­на перед сте­ной для раз­груз­ки тор­го­вых судов; во вре­мя этой вой­ны на ней было постро­е­но неболь­шое укреп­ле­ние, и чтобы вра­ги не мог­ли при слу­чае устро­ить на ней лагерь, так как она была доволь­но широ­кой. И вот к этой насы­пи бежа­ли кораб­ли кар­фа­ге­нян и, не имея воз­мож­но­сти прой­ти в гавань, оста­но­ви­лись, вытя­нув­шись в одну линию носа­ми про­тив вра­гов; под­плы­вав­ших вра­гов одни отра­жа­ли с этих кораб­лей, дру­гие же — с насы­пи, а иные — с укреп­ле­ния. Для рим­лян было делом лег­ким под­плыть и удоб­но сра­жать­ся со сто­я­щи­ми непо­движ­но суда­ми, но отступ­ле­ние, так как их кораб­ли были длин­ны­ми, мед­лен­но пово­ра­чи­вав­ши­ми­ся, ока­за­лось для них мед­лен­ным и труд­ным; поэто­му в этом сра­же­нии они потер­пе­ли столь­ко же, сколь­ко вра­ги (так как когда они пово­ра­чи­ва­ли, они под­вер­га­лись уда­рам со сто­ро­ны кар­фа­ге­нян). Нако­нец, пять судов сиде­тов²⁴¹, кото­рые по друж­бе после­до­ва­ли за Сци­пи­о­ном, бро­си­ли яко­ря на боль­шом рас­сто­я­нии от кар­фа­ген­ских кораб­лей и, при­вя­зав­шись к ним длин­ны­ми кана­та­ми, ста­ли на вес­лах под­плы­вать к кар­фа­ге­ня­нам; нане­ся удар носом сво­его кораб­ля, они отсту­па­ли, соби­рая канат на кор­му, и, опять устрем­ля­ясь к бере­гу так, что вол­ны шуме­ли под вес­ла­ми, они вновь ухо­ди­ли кор­мой впе­ред. Тогда весь флот, видя выдум­ку сиде­тов и под­ра­жая ей, стал силь­но вредить вра­гам. Дело окон­чи­лось с наступ­ле­ни­ем ночи, и суда кар­фа­ге­нян, те, кото­рые еще уце­ле­ли, бежа­ли в город.

124. С наступ­ле­ни­ем дня Сци­пи­он сде­лал напа­де­ние на насыпь, так как она была удоб­ным опор­ным пунк­том для напа­де­ния на гавань. Итак, раз­би­вая тара­на­ми воз­веден­ное на этой насы­пи укреп­ле­ние и под­ведя мно­го осад­ных машин, он часть его обра­тил в раз­ва­ли­ны. Но кар­фа­ге­няне, хотя и стра­да­ли от голо­да и раз­лич­ных бед­ст­вий, ночью сде­ла­ли вылаз­ку на осад­ные маши­ны рим­лян, но не по суше (так как туда не было про­хо­да) и не на кораб­лях (море здесь было мел­ко­вод­но); вой­дя наги­ми в море, где их никто не ожи­дал, неся неза­жжен­ные факе­лы, чтобы не быть заме­чен­ны­ми изда­ли, одни из них шли, погру­жен­ные по шею, а дру­гие плы­ли, пока, нако­нец, достиг­нув машин, они не зажгли огонь; ока­зав­шись заме­чен­ны­ми, они понес­ли боль­шие поте­ри, так как, будучи обна­жен­ны­ми, полу­ча­ли мно­го ран, но и вра­гам нанес­ли боль­шой урон бла­го­да­ря сво­ей безум­ной храб­ро­сти. Несмот­ря на то, что в их груди и лица вон­за­лись нако­неч­ни­ки стрел и копья, они не отсту­па­ли, бро­са­ясь, как дикие зве­ри, под уда­ры, пока не зажгли машин и не обра­ти­ли в бег­ство при­веден­ных в смя­те­ние рим­лян. Ужас и смя­те­ние охва­ти­ли весь рим­ский лагерь и страх, како­го преж­де нико­гда не было, вслед­ст­вие бешен­ства голых вра­гов, так что сам Сци­пи­он, испу­гав­шись воз­мож­ных послед­ст­вий, стал объ­ез­жать со всад­ни­ка­ми места за этой косой и при­ка­зал даже бить сво­их, если они не пре­кра­тят бег­ства. И было несколь­ко таких, кото­рые были ране­ны и уби­ты, пока боль­шин­ство не было загна­но силой в лагерь, где они и пере­но­че­ва­ли воору­жен­ны­ми, боясь отча­ян­ной реши­мо­сти вра­гов. Кар­фа­ге­няне же, сжег­ши маши­ны, вновь пере­пра­ви­лись к себе домой.

125. С наступ­ле­ни­ем дня кар­фа­ге­няне, так как их уже не бес­по­ко­и­ли маши­ны вра­гов, вос­ста­но­ви­ли упав­шую часть укреп­ле­ния и воз­ве­ли на нем мно­го башен на опре­де­лен­ном рас­сто­я­нии друг от дру­га. Рим­ляне же, выстро­ив дру­гие маши­ны, ста­ли воз­во­дить насы­пи по всей линии про­тив башен. Они бро­са­ли на баш­ни факе­лы из сос­но­вых лучин и серу в сосудах и смо­лу; несколь­ко башен они сожгли и, обра­тив в бег­ство кар­фа­ге­нян, пре­сле­до­ва­ли их. Место, где они бежа­ли, было настоль­ко скольз­ким от запек­шей­ся недав­но обиль­но про­ли­той кро­ви, что рим­ляне поне­во­ле пре­кра­ти­ли пре­сле­до­ва­ние убе­гав­ших. Завла­дев всей насы­пью, Сци­пи­он укре­пил ее рвом и воз­вел сте­ну из кир­пи­чей не ниже сте­ны вра­гов и на неболь­шом рас­сто­я­нии от них. Когда у него было выстро­е­но это укреп­ле­ние, он послал в него четы­ре тыся­чи вои­нов, чтобы они без­на­ка­зан­но бро­са­ли во вра­гов копья и дро­ти­ки. Ока­зав­шись на одном уровне с вра­га­ми, они ста­ли мет­ко пора­жать их. Так про­шло все лето.

126. Когда нача­лась зима, Сци­пи­он решил спер­ва уни­что­жить те силы кар­фа­ге­нян, кото­рые были у них вне горо­да, и их союз­ни­ков, откуда им посы­ла­лось про­до­воль­ст­вие. Разо­слав в раз­ных направ­ле­ни­ях дру­гих сво­их коман­ди­ров, он сам дви­нул­ся на Нефе­рис про­тив Дио­ге­на, быв­ше­го после Гасдру­ба­ла началь­ни­ком гар­ни­зо­на в Нефе­ри­се, водой, а Гая Лелия²⁴² послал кру­гом по суше. При­быв туда, он стал лаге­рем на рас­сто­я­нии двух ста­ди­ев²⁴³ от Дио­ге­на и, оста­вив Голос­су²⁴⁴ напа­дать непре­рыв­но на Дио­ге­на, сам отпра­вил­ся к Кар­фа­ге­ну; затем он посто­ян­но кур­си­ро­вал меж­ду Нефе­ри­сом и Кар­фа­ге­ном, все вре­мя наблюдая за ходом собы­тий. Когда два про­ле­та стен меж­ду баш­ня­ми у Дио­ге­на рух­ну­ли²⁴⁵, при­был Сци­пи­он и, послав тыся­чу отбор­ных вои­нов в заса­ду в тыл Дио­ге­ну, сам с дру­ги­ми тре­мя тыся­ча­ми, выбрав и их по доб­ле­сти, стал насту­пать через раз­ва­ли­ны про­ле­тов, ведя их не сра­зу тол­пой, но отряда­ми очень близ­ко один за дру­гим, чтобы пер­вые, даже очень тес­ни­мые вра­га­ми, не мог­ли бежать из-за сле­дую­щих за ними и на них напи­рав­ших. Когда под­нял­ся боль­шой крик и раз­вер­ну­лось сра­же­ние все ливий­цы устре­ми­лись сюда, вои­ны из этой тыся­чи, как им было при­ка­за­но, поль­зу­ясь тем, что никто не заме­тил их и даже не подо­зре­вал, что они тут нахо­дят­ся, сме­ло напа­ли на укреп­ле­ние, раз­ру­ши­ли вал и пере­лез­ли внутрь кре­по­сти. Как толь­ко пер­вые из них ока­за­лись внут­ри, они быст­ро были заме­че­ны, и ливий­цы побе­жа­ли, счи­тая, что вошед­ших не столь­ко, сколь­ко они виде­ли, но мно­го боль­ше. Голос­са, нале­тая на них с боль­шим чис­лом нома­дов и со сло­на­ми, про­из­вел боль­шое изби­е­ние, так что погиб­ло, вме­сте с нево­ен­ны­ми, до семи­де­ся­ти тысяч, в плен было взя­то до деся­ти тысяч, убе­жа­ло око­ло четы­рех тысяч. После лаге­ря взят был и город Нефе­рис, оса­ждав­ший­ся Сци­пи­о­ном дру­гие два­дцать два дня при очень тяже­лых усло­ви­ях: зимой и в холод­ной мест­но­сти. Эта победа име­ла очень боль­шое зна­че­ние для взя­тия само­го Кар­фа­ге­на. Ведь это вой­ско достав­ля­ло им [оса­жден­ным] про­до­воль­ст­вие, и, взи­рая на этот лагерь, ливий­цы чув­ст­во­ва­ли при­лив уве­рен­но­сти. Когда же Нефе­рис был взят, то и осталь­ные укреп­лен­ные пунк­ты Ливии сда­лись пол­ко­во­д­цам Сци­пи­о­на или без труда были взя­ты. Кар­фа­ге­няне лиши­лись про­до­воль­ст­вия и ниче­го не полу­ча­ли морем ни из Ливии, пере­шед­шей уже в чужие руки, ни из дру­го­го како­го-либо места, как из-за самой вой­ны, так и из-за бур­ной зим­ней пого­ды.

XIX. 127.²⁴⁶ Когда нача­лась вес­на, Сци­пи­он стал оса­ждать Бир­су, а из гава­ней так назы­вае­мый Котон²⁴⁷. Ночью Гасдру­бал сжег часть Кото­на, кото­рая была четы­рех­уголь­ной. Пред­по­ла­гая, что Сци­пи­он еще (ἔτι) сюда²⁴⁸ сде­ла­ет напа­де­ние, и когда все вни­ма­ние кар­фа­ге­нян было направ­ле­но в ту сто­ро­ну, Лелий неза­мет­но с дру­гой сто­ро­ны Кото­на под­нял­ся на круг­лую его часть. Кар­фа­ге­няне испу­га­лись кри­ка, под­няв­ше­го­ся как бы при одер­жан­ной уже победе, рим­ляне же, не обра­щая ни на что вни­ма­ния, рва­лись уже со всех сто­рон под­нять­ся на сте­ны, набра­сы­вая на про­ме­жут­ки²⁴⁹ бал­ки, мосты машин и дос­ки, посколь­ку защит­ни­ки осла­бе­ли от голо­да и нрав­ст­вен­но при­шли в отча­я­ние. Когда была взя­та сте­на вокруг Кото­на, Сци­пи­он занял нахо­див­шу­ю­ся побли­зо­сти пло­щадь. Не имея воз­мож­но­сти сде­лать что-либо боль­шее, так как насту­пил вечер, он вме­сте со все­ми про­вел ночь воору­жен­ным. С наступ­ле­ни­ем дня Сци­пи­он вызвал четы­ре тыся­чи дру­гих све­жих вои­нов, кото­рые, вой­дя в свя­ти­ли­ще Апол­ло­на, где сто­я­ло его позо­ло­чен­ное изо­бра­же­ние и его ниша, покры­тая золоты­ми пла­стин­ка­ми, весом в тыся­чу талан­тов, ста­ли гра­бить и реза­ли золо­то ножа­ми, не обра­щая вни­ма­ния на при­ка­зы началь­ни­ков, пока не поде­ли­ли добы­чи, и толь­ко тогда обра­ти­лись к делу.

128. Глав­ное вни­ма­ние Сци­пи­о­на было обра­ще­но на заво­е­ва­ние Бир­сы: это было самое укреп­лен­ное место горо­да, и очень мно­гие бежа­ли в нее. С пло­ща­ди в нее вели три вхо­да, и со всех сто­рон их окру­жа­ли мно­го­чис­лен­ные шести­этаж­ные дома; рим­ляне, пора­жае­мые отсюда, захва­ти­ли пер­вые из домов и отра­жа­ли с них зани­мав­ших бли­жай­шие. И вся­кий раз, как им уда­ва­лось их одо­леть и про­гнать, они, набра­сы­вая брев­на и дос­ки на про­ме­жут­ки меж­ду дома­ми, пере­хо­ди­ли по ним как по мостам. В то вре­мя как эта вой­на шла навер­ху, на кры­шах, дру­гая раз­вер­ты­ва­лась на узких ули­цах со встреч­ны­ми вра­га­ми. Все было пол­но сто­нов, пла­ча, кри­ков и все­воз­мож­ных стра­да­ний, так как одних уби­ва­ли в руко­паш­ном бою, дру­гих еще живых сбра­сы­ва­ли вниз с крыш на зем­лю, при­чем иные пада­ли на пря­мо под­ня­тые копья, вся­ко­го рода пики или мечи. Но никто ниче­го не под­жи­гал из-за нахо­див­ших­ся на кры­шах, пока к Бир­се не подо­шел Сци­пи­он. И тогда он сра­зу под­жег все три узкие ули­цы, вед­шие к Бир­се, а дру­гим при­ка­зал, как толь­ко сго­рит какая-либо часть, очи­щать там путь, чтобы удоб­нее мог­ло про­хо­дить посто­ян­но сме­ня­е­мое вой­ско.

129. И тут пред­став­ля­лось зре­ли­ще дру­гих ужа­сов, так как огонь сжи­гал все и пере­киды­вал­ся (κα­ταφέ­ρον­τος)²⁵⁰ с дома на дом, а вои­ны не поне­мно­гу раз­би­ра­ли дома, но, нава­лив­шись всей силой, вали­ли их цели­ком. От это­го про­ис­хо­дил еще боль­ший гро­хот, и вме­сте с кам­ня­ми пада­ли на середи­ну ули­цы впе­ре­меш­ку и мерт­вые и живые, боль­шей частью ста­ри­ки, дети и жен­щи­ны, кото­рые укры­ва­лись в потай­ных местах домов; одни из них ране­ные, дру­гие полу­обо­жжен­ные испус­ка­ли отча­ян­ные кри­ки. Дру­гие же, сбра­сы­вае­мые и падав­шие с такой высоты вме­сте с кам­ня­ми и горя­щи­ми бал­ка­ми, лома­ли руки и ноги и раз­би­ва­лись (κα­τασ­πασ­σό­μενοι) насмерть²⁵¹. Но это не было для них кон­цом муче­ний; вои­ны, рас­чи­щав­шие ули­цы от кам­ней, топо­ра­ми, секи­ра­ми и крю­чья­ми уби­ра­ли упав­шее и осво­бож­да­ли доро­гу для про­хо­дя­щих войск; одни из них топо­ра­ми и секи­ра­ми, дру­гие ост­ри­я­ми крю­чьев пере­бра­сы­ва­ли и мерт­вых и еще живых в ямы, таща их, как брев­на и кам­ни, или пере­во­ра­чи­вая их желез­ны­ми оруди­я­ми: чело­ве­че­ское тело было мусо­ром, напол­няв­шим рвы. Из пере­тас­ки­вае­мых одни пада­ли вниз голо­вой и их чле­ны, высо­вы­вав­ши­е­ся из зем­ли, еще дол­го кор­чи­лись в судо­ро­гах; дру­гие пада­ли нога­ми вниз, и голо­вы их тор­ча­ли над зем­лею, так что лоша­ди, про­бе­гая, раз­би­ва­ли им лица и чере­па, не пото­му, чтобы так хоте­ли всад­ни­ки, но вслед­ст­вие спеш­ки, так как и уби­раль­щи­ки кам­ней дела­ли это не по доб­рой воле; но труд­ность вой­ны и ожи­да­ние близ­кой победы, спеш­ка в пере­дви­же­нии войск²⁵², кри­ки гла­ша­та­ев, шум от труб­ных сиг­на­лов, три­бу­ны и цен­ту­ри­о­ны с отряда­ми, сме­няв­шие друг дру­га и быст­ро про­хо­див­шие мимо, все это вслед­ст­вие спеш­ки дела­ло всех безум­ны­ми и рав­но­душ­ны­ми к тому, что они виде­ли²⁵³.

130. В таких трудах у них про­шло шесть дней и шесть ночей, при­чем рим­ское вой­ско посто­ян­но сме­ня­лось, чтобы не устать от бес­сон­ни­цы, трудов, изби­е­ния и ужас­ных зре­лищ. Один Сци­пи­он без сна непре­рыв­но при­сут­ст­во­вал на поле сра­же­ния, был повсюду, даже питал­ся мимо­хо­дом, меж­ду делом, пока, устав и выбрав себе какой-либо момент, он не садил­ся на воз­вы­ше­нии, наблюдая про­ис­хо­дя­щее. Еще мно­го шло опу­сто­ше­ний, и каза­лось, это бед­ст­вие будет еще боль­шим, когда на седь­мой день к Сци­пи­о­ну обра­ти­лись, при­бе­гая к его мило­сер­дию, неко­то­рые, увен­чан­ные вен­ка­ми Аскле­пия; свя­ти­ли­ще Аскле­пия было наи­бо­лее зна­ме­ни­тое и бога­тое из всех дру­гих в кре­по­сти²⁵⁴; взяв оттуда молит­вен­ные вет­ви, они про­си­ли Сци­пи­о­на согла­сить­ся даро­вать толь­ко жизнь желаю­щим на этих усло­ви­ях вый­ти из Бир­сы; он дал согла­сие всем, кро­ме пере­беж­чи­ков. И тот­час вышло пять­де­сят тысяч чело­век вме­сте с жена­ми по откры­то­му для них узко­му про­хо­ду меж­ду сте­на­ми. Они были отда­ны под стра­жу, а все пере­беж­чи­ки из рим­лян, при­бли­зи­тель­но девять­сот чело­век, отча­яв­шись в сво­ем спа­се­нии, бежа­ли в храм Аскле­пия вме­сте с Гасдру­ба­лом, женой Гасдру­ба­ла и дву­мя его малень­ки­ми детьми. Оттуда они упор­но про­дол­жа­ли сра­жать­ся ввиду высоты хра­ма, выстро­ен­но­го на отвес­ной ска­ле, к кото­ро­му и во вре­мя мира под­ни­ма­лись по шести­де­ся­ти сту­пе­ням. Но когда их стал изну­рять голод, бес­сон­ни­ца, страх и утом­ле­ние и так как бед­ст­вие при­бли­жа­лось, они поки­ну­ли огра­ду хра­ма и вошли в самый храм и на его кры­шу.

131. В это вре­мя неза­мет­но для дру­гих Гасдру­бал бежал к Сци­пи­о­ну²⁵⁵ с молит­вен­ны­ми вет­вя­ми. Сци­пи­он поса­дил его у сво­их ног и пока­зал пере­беж­чи­кам. Когда они увиде­ли его, они попро­си­ли дать им мину­ту спо­кой­ст­вия и, когда она была дана, гром­ко осы­пая Гасдру­ба­ла вся­че­ской бра­нью и упре­ка­ми, подо­жгли храм и сго­ре­ли вме­сте с ним. Гово­рят, что жена²⁵⁶ Гасдру­ба­ла, когда огонь охва­тил храм, став напро­тив Сци­пи­о­на, укра­шен­ная насколь­ко мож­но в несча­стии, и поста­вив рядом с собой детей, гром­ко ска­за­ла Сци­пи­о­ну: «Тебе, о рим­ля­нин, нет мще­ния от богов, ибо ты сра­жал­ся про­тив враж­деб­ной стра­ны. Это­му же Гасдру­ба­лу, ока­зав­ше­му­ся пре­да­те­лем оте­че­ства, свя­ти­лищ, меня и сво­их детей, да ото­мстят ему и боги Кар­фа­ге­на, и ты вме­сте с бога­ми». Затем, обра­тив­шись к Гасдру­ба­лу, она ска­за­ла. «О, пре­ступ­ный и бес­со­вест­ный, о, трус­ли­вей­ший из людей! Меня и моих детей похо­ро­нит этот огонь; ты же, какой три­умф укра­сишь ты, вождь вели­ко­го Кар­фа­ге­на? И како­го толь­ко нака­за­ния ты не поне­сешь от руки того, в ногах кото­ро­го ты теперь сидишь». Про­из­не­ся такие оскор­би­тель­ные сло­ва, она заре­за­ла детей, бро­си­ла их в огонь и сама бро­си­лась туда же.

132. С таки­ми сло­ва­ми, гово­рят, умер­ла жена Гасдру­ба­ла, как дол­жен был бы уме­реть сам Гасдру­бал. И Сци­пи­он, как гово­рят, видя, как этот город, про­цве­тав­ший семь­сот лет со вре­ме­ни сво­его осно­ва­ния, власт­во­вав­ший над таким коли­че­ст­вом зем­ли, ост­ро­ва­ми и морем, имев­ший в изоби­лии ору­жие, и кораб­ли, и сло­нов, и день­ги, наравне с вели­чай­ши­ми дер­жа­ва­ми, но мно­го пре­взо­шед­ший их сме­ло­стью и энер­ги­ей, видя, как этот город, лишен­ный и кораб­лей и вся­ко­го ору­жия, тем не менее в тече­ние трех лет про­ти­во­сто­ял такой войне и голо­ду, а теперь окон­ча­тель­но обре­чен на пол­ное уни­что­же­ние, — видя все это, Сци­пи­он запла­кал и откры­то стал жалеть сво­их вра­гов. Дол­гое вре­мя он пре­бы­вал, погру­зив­шись в соб­ст­вен­ные мыс­ли и созна­вая вме­сте с тем, что поло­же­ние горо­дов, наро­дов и дер­жав, так же как и отдель­ных людей, долж­но изме­нять­ся по воле боже­ства и что то же потер­пел и Или­он, неко­гда счаст­ли­вый город, потер­пе­ли дер­жа­вы асси­рий­цев и мидян и быв­шая после них вели­чай­шая дер­жа­ва пер­сов и так недав­но еще бли­став­шее цар­ство македо­нян; нако­нец, у него или созна­тель­но, или пред­у­преж­дая его мыс­ли, вырва­лись такие сло­ва:

Когда Поли­бий откро­вен­но спро­сил его (ведь он был учи­те­лем Сци­пи­о­на), что хотел он ска­зать эти­ми сло­ва­ми, он, гово­рят, не таясь, сознал­ся, что име­ет в виду свою роди­ну, за кото­рую он боял­ся, смот­ря на измен­чи­вость чело­ве­че­ской судь­бы.

133. И это запи­сал Поли­бий, сам слы­хав­ший²⁵⁸ это. После раз­ру­ше­ния Кар­фа­ге­на Сци­пи­он раз­ре­шил вой­ску опре­де­лен­ное чис­ло дней гра­бить все, кро­ме золота, сереб­ра и хра­мо­вых посвя­ще­ний, после же это­го, раздав всем награ­ды за доб­лесть, кро­ме погре­шив­ших про­тив хра­ма Апол­ло­на, он послал вест­ни­ком победы в Рим самый быст­рый корабль, укра­сив его взя­той добы­чей, а так­же послал в Сици­лию, объ­явив, чтобы сици­лий­цы яви­лись опо­знать и увез­ти к себе все обще­ст­вен­ные посвя­ще­ния в хра­мы, кото­рые кар­фа­ге­няне, воюя, захва­ти­ли; это осо­бен­но при­влек­ло к нему рас­по­ло­же­ние наро­да, так как с могу­ще­ст­вом он соче­тал милость. Рас­про­дав остав­шу­ю­ся добы­чу, он соб­ст­вен­но­руч­но, под­по­я­сав­шись по древ­не­му обы­чаю, сжег ору­жие, маши­ны, ненуж­ные кораб­ли, посвя­тив их Аре­су и Афине.

134. Рав­ным обра­зом, и в Риме, лишь толь­ко увида­ли корабль и узна­ли позд­ним вече­ром о победе, все выбе­жа­ли на ули­цы и всю ночь про­ве­ли вме­сте, раду­ясь и обни­ма­ясь, как буд­то толь­ко теперь они ста­ли сво­бод­ны­ми от стра­ха, толь­ко теперь почув­ст­во­ва­ли, что могут без­опас­но власт­во­вать над дру­ги­ми, толь­ко теперь уве­ри­лись в твер­до­сти сво­его государ­ства и одер­жа­ли такую победу, какую нико­гда рань­ше не одер­жи­ва­ли. Ведь они созна­ва­ли, что и ими сами­ми совер­ше­но мно­го бле­стя­щих дел, мно­го совер­ше­но и их отца­ми в вой­нах про­тив македо­нян, ибе­ров, и недав­но еще про­тив Антио­ха Вели­ко­го, и в самой Ита­лии; но ни одной дру­гой вой­ны они не зна­ли такой близ­кой, как бы у сво­их две­рей, и такой страш­ной для них самих вслед­ст­вие храб­ро­сти, ума и сме­ло­сти вра­гов, осо­бен­но опас­ной вслед­ст­вие их ковар­ства. Они напо­ми­на­ли друг дру­гу, что пере­нес­ли они от кар­фа­ге­нян в Сици­лии, Ибе­рии и в самой Ита­лии в тече­ние шест­на­дца­ти лет, когда Ган­ни­бал сжег у них четы­ре­ста горо­дов и в одних бит­вах погу­бил три­ста тысяч чело­век и часто под­сту­пал к само­му Риму, под­вер­гая его край­ней опас­но­сти. Думая об этом, они так были пора­же­ны победой, что не вери­ли ей, и вновь спра­ши­ва­ли друг дру­га, дей­ст­ви­тель­но ли раз­ру­шен Кар­фа­ген; всю ночь они раз­го­ва­ри­ва­ли о том, Как у кар­фа­ге­нян было отня­то ору­жие и как они тот­час про­тив ожи­да­ния сде­ла­ли дру­гое, как были отня­ты кораб­ли и они вновь выстро­и­ли флот из ста­ро­го дере­ва; как у них было закры­то устье гава­ни и как они в тече­ние немно­гих дней выры­ли дру­гое устье. У всех на устах были рас­ска­зы о высо­те стен, вели­чине кам­ней и том огне, кото­рый вра­ги не раз бро­са­ли на маши­ны. Одним сло­вом, они пере­да­ва­ли друг дру­гу собы­тия этой вой­ны, как буд­то толь­ко что их виде­ли сво­и­ми соб­ст­вен­ны­ми гла­за­ми, помо­гая жеста­ми тому, что они хоте­ли пред­ста­вить сло­ва­ми. И им каза­лось, что они видят Сци­пи­о­на, быст­ро появ­ля­ю­ще­го­ся повсюду на лест­ни­цах, у кораб­лей, у ворот, в бит­вах. Так про­ве­ли рим­ляне ночь.

135. С наступ­ле­ни­ем дня были совер­ше­ны жерт­во­при­но­ше­ния и тор­же­ст­вен­ные про­цес­сии богам по отдель­ным три­бам и, кро­ме того, устро­е­ны состя­за­ния и раз­лич­ные зре­ли­ща. Сенат из сво­его чис­ла послал десять знат­ней­ших, чтобы они вме­сте со Сци­пи­о­ном орга­ни­зо­ва­ли Ливию на бла­го рим­лян; они реши­ли, чтобы все, что еще оста­лось от Кар­фа­ге­на, Сци­пи­он раз­ру­шил, и запре­ти­ли кому бы то ни было засе­лять это место; они про­кля­ли того, кто вновь засе­лит это место, осо­бен­но Бир­су и так назы­вае­мые Мега­ры, но всту­пать на эту зем­лю они не запре­ти­ли²⁵⁹. Было реше­но так­же раз­ру­шить все без исклю­че­ния горо­да, кото­рые сра­жа­лись, помо­гая кар­фа­ге­ня­нам; всем же тем, кото­рые помо­га­ли рим­ля­нам²⁶⁰, они дали каж­до­му часть заво­е­ван­ной зем­ли, и преж­де все­го осо­бен­но ути­кий­цам они дали зем­лю до само­го Кар­фа­ге­на и до Гип­по­на²⁶¹ с дру­гой сто­ро­ны. На всех осталь­ных они нало­жи­ли подать как позе­мель­ную, так и пого­лов­ную, оди­на­ко­во на муж­чин и на жен­щин. Они реши­ли еже­год­но посы­лать им пре­то­ра²⁶². И вот они, поста­но­вив это, отплы­ли в Рим, Сци­пи­он же про­дол­жал выпол­нять решен­ное, при­нес жерт­вы и устро­ил состя­за­ния в честь победы. Когда же у него все было закон­че­но, он отплыл в Рим и спра­вил самый бле­стя­щий из всех быв­ших три­умф с боль­шим коли­че­ст­вом золота, ста­туй и хра­мо­вых при­но­ше­ний, кото­рые кар­фа­ге­няне за дол­гое вре­мя и при посто­ян­ных победах свез­ли со все­го све­та в Ливию. Этот три­умф сов­пал с тем вре­ме­нем, когда справ­лял­ся в тре­тий раз три­умф над Македо­ни­ей, так как был взят в плен Анд­риск, про­зван­ный псев­до-Филип­пом²⁶³, и когда в пер­вый раз Мум­мий²⁶⁴ спра­вил три­умф над Элла­дой. И про­изо­шло это в тече­ние сто­ше­сти­де­ся­той²⁶⁵ олим­пи­а­ды.

136. Спу­стя неко­то­рое вре­мя, когда в Риме народ­ным три­бу­ном был Гай Гракх и были вол­не­ния вслед­ст­вие недо­стат­ка про­до­воль­ст­вия, было реше­но послать в Ливию шесть тысяч коло­ни­стов, но когда гра­ни­цы этой коло­нии были наме­че­ны на месте Кар­фа­ге­на, вол­ки выта­щи­ли и засы­па­ли все эти погра­нич­ные зна­ки²⁶⁶. И тогда сенат воз­дер­жал­ся от это­го посе­ле­ния. Спу­стя неко­то­рое вре­мя, когда Гай Цезарь, кото­рый позд­нее стал пожиз­нен­ным дик­та­то­ром, пре­сле­до­вал Пом­пея в Егип­те, и из Егип­та дви­нул­ся про­тив дру­зей Пом­пея в Ливию, он, гово­рят, став лаге­рем око­ло Кар­фа­ге­на и видя в сно­виде­нии боль­шое вой­ско про­ли­ваю­щим сле­зы, взвол­но­вал­ся и тот­час себе на память запи­сал, что сле­ду­ет засе­лить Кар­фа­ген. После неболь­шо­го про­ме­жут­ка вре­ме­ни, когда он вер­нул­ся в Рим и бед­ня­ки про­си­ли его о зем­ле, он поста­но­вил отпра­вить одних в Кар­фа­ген, а дру­гих в Коринф. Но он ско­ро погиб от руки вра­гов в зда­нии рим­ско­го сена­та, сын же его Юлий Цезарь, про­зван­ный Авгу­стом, най­дя это ука­за­ние в запи­сях отца, осно­вал нынеш­ний Кар­фа­ген, очень близ­ко от преж­не­го, осте­ре­га­ясь про­кля­той зем­ли древ­не­го горо­да. Я нахо­жу, что он послал туда посе­лен­ца­ми самое боль­шее три тыся­чи рим­лян, осталь­ных же собрал из окрест­ных жите­лей. Так рим­ляне овла­де­ли Ливи­ей, быв­шей под вла­стью кар­фа­ге­нян, раз­ру­ши­ли Кар­фа­ген и вновь осно­ва­ли его спу­стя сто два года^[1] после раз­ру­ше­ния.