Римская история

Книга VII

Война с Ганнибалом

I. 1. В этом сочи­не­нии изла­га­ет­ся, что кар­фа­ге­ня­нин Ган­ни­бал, вторг­шись из Ибе­рии в Ита­лию, испы­тал от рим­лян в тече­ние шест­на­дца­ти лет, кото­рые он там непре­рыв­но вое­вал, пока кар­фа­ге­няне, под­вер­га­ясь опас­но­сти в сво­ем соб­ст­вен­ном горо­де, не при­зва­ли его в свои вла­де­ния, а рим­ляне не изгна­ли его. Какая же у Ган­ни­ба­ла была истин­ная при­чи­на втор­же­ния и какой внеш­ний пред­лог, в выс­шей сте­пе­ни точ­но пока­за­но в Ибе­рий­ском сочи­не­нии; одна­ко я опи­шу это и здесь для напо­ми­на­ния.

2. Гамиль­кар, кото­рый был про­зван Бар­кой, отец это­го Ган­ни­ба­ла, был началь­ни­ком войск кар­фа­ге­нян в Сици­лии, когда рим­ляне и кар­фа­ге­няне сра­жа­лись друг с дру­гом из-за это­го ост­ро­ва¹. Ввиду рас­про­стра­нив­ше­го­ся мне­ния, что он пло­хо вел дела, он под­вер­гал­ся пре­сле­до­ва­ни­ям со сто­ро­ны вра­гов и, боясь исхо­да суда, устро­ил так, что до сда­чи отче­та о сво­их дей­ст­ви­ях он был выбран пол­ко­вод­цем про­тив нома­дов. Ока­зав­шись же полез­ным в этой войне и убла­готво­рив вой­ско гра­бе­жа­ми и подар­ка­ми, он повел его без раз­ре­ше­ния общи­ны кар­фа­ге­нян к Гадей­рам и пере­пра­вил­ся через про­лив в Ибе­рию², откуда он стал посы­лать бога­тую добы­чу в Кар­фа­ген, убла­готво­ряя народ, чтобы, если воз­мож­но, он не сер­дил­ся на него за коман­до­ва­ние в Сици­лии, а так как он при­об­рел боль­шую область, сла­ва его была вели­ка, и он вну­шил кар­фа­ге­ня­нам жела­ние овла­деть всей Ибе­ри­ей, как буд­то это было лег­ким делом. Закин­фяне³ же и все дру­гие элли­ны, быв­шие в Ибе­рии, при­бе­га­ют к помо­щи рим­лян, и кар­фа­ге­ня­нам опре­де­ле­на гра­ни­ца их вла­де­ний в Ибе­рии: они не долж­ны пере­хо­дить реки Ибе­ра; и это было впи­са­но в дого­вор меж­ду рим­ля­на­ми и кар­фа­ге­ня­на­ми⁴. После же это­го, орга­ни­зо­вав нахо­дя­щу­ю­ся под вла­стью кар­фа­ге­нян Ибе­рию, Бар­ка гибнет, пав в каком-то сра­же­нии⁵, и пол­ко­вод­цем после него ста­но­вит­ся Гасдру­бал, зять Бар­ки. Послед­не­го на охо­те уби­ва­ет⁶ какой-то слу­га⁷, гос­по­ди­на кото­ро­го Гасдру­бал каз­нил.

3.⁸ Третьим после них пол­ко­вод­цем в борь­бе с ибе­ра­ми про­воз­гла­ша­ет­ся вой­ском вот этот Ган­ни­бал, счи­тав­ший­ся воин­ст­вен­ным и опыт­ным в воен­ных делах; он был сыном Бар­ки и бра­том жены Гасдру­ба­ла; он был очень юным и еще как под­ро­сток посто­ян­но нахо­дил­ся при отце и зяте. И народ кар­фа­ге­нян поста­но­вил вру­чить ему коман­до­ва­ние⁹. Таким обра­зом, Ган­ни­бал, о кото­ром я пишу даль­ше, ста­но­вит­ся пол­ко­вод­цем кар­фа­ге­нян в обла­сти ибе­ров; когда же вра­ги Бар­ки и Гасдру­ба­ла ста­ли пре­сле­до­вать их дру­зей и пре­зи­ра­ли это­го Ган­ни­ба­ла, как еще слиш­ком моло­до­го, Ган­ни­бал, пола­гая, что это нача­ло похо­да про­тив него, и счи­тая, что лич­но он будет в без­опас­но­сти, если его оте­че­ство будет испы­ты­вать страх, стал при­хо­дить к мыс­ли вверг­нуть их в какую-либо вели­кую вой­ну. Он пред­по­ла­гал, как это и ока­за­лось на деле, что вой­на меж­ду рим­ля­на­ми и кар­фа­ге­ня­на­ми будет дли­тель­ной, ему же при­не­сет вели­кую сла­ву сама попыт­ка, даже если бы слу­чи­лось, что он потер­пит в ней неуда­чу; гово­ри­ли, что когда он был еще маль­чи­ком, отец заста­вил его поклясть­ся у алта­рей, что он нико­гда не пере­станет вредить рим­ля­нам. Ввиду все­го это­го он заду­мал в нару­ше­ние дого­во­ра перей­ти Ибер, и для того, чтобы иметь пред­лог, он под­го­во­рил неко­то­рых высту­пить обви­не­ни­ем про­тив закин­фян¹⁰. Напи­сав об этом тот­час же в Кар­фа­ген и при­ба­вив, что рим­ляне тай­ком воз­буж­да­ют Ибе­рию к отпа­де­нию от них, он полу­чил от кар­фа­ге­нян раз­ре­ше­ние дей­ст­во­вать, как он най­дет нуж­ным. И вот, перей­дя Ибер, он до осно­ва­ния раз­ру­шил город закин­фян, вслед­ст­вие чего был нару­шен дого­вор меж­ду рим­ля­на­ми и кар­фа­ге­ня­на­ми, заклю­чен­ный ими после вой­ны в Сици­лии.

4.¹¹ Все, что сде­ла­ли в Ибе­рии сам Ган­ни­бал и быв­шие после него дру­гие пол­ко­вод­цы кар­фа­ге­нян и рим­лян, изла­га­ет­ся в кни­ге об Ибе­рий­ских вой­нах¹²; навер­бо­вав допол­ни­тель­но как мож­но боль­ше вои­нов из кельт­ибе­ров, ливий­цев и дру­гих наро­дов и пере­дав наблюде­ние за Ибе­ри­ей бра­ту сво­е­му Гасдру­ба­лу, он пере­шел через Пире­ней­ские горы в стра­ну кель­тов, ныне назы­вае­мую Гала­ти­ей¹³, ведя с собой девя­но­сто тысяч пехо­тин­цев, до две­на­дца­ти тысяч всад­ни­ков и трид­цать семь сло­нов. Из гала­тов одних под­ку­пив, дру­гих уго­во­рив, иных же при­нудив силой, он про­шел через их стра­ну. Подой­дя к Аль­пий­ским горам и не нахо­дя ни одной доро­ги, по кото­рой он мог бы прой­ти или под­нять­ся на горы (так как они очень отвес­ны), он все же, испол­нен­ный сме­ло­сти, взо­брал­ся и на них; силь­но стра­дая от глу­бо­ко­го сне­га и холо­да, рубя и под­жи­гая лес, золу же поли­вая водой или уксу­сом и став­шие вслед­ст­вие это­го лом­ки­ми ска­лы раз­би­вая желез­ны­ми колу­на­ми, он про­ло­жил себе таким обра­зом доро­гу, по кото­рой и теперь ходят через горы и кото­рая назы­ва­ет­ся про­хо­дом Ган­ни­ба­ла. Посколь­ку у него уже ощу­щал­ся недо­ста­ток в про­до­воль­ст­вии, он стал торо­пить­ся, при­чем ему уда­ва­лось скрыть все это от рим­лян до тех пор, пока он не при­был в Ита­лию; с трудом лишь на шестой месяц, после того как он дви­нул­ся из Ибе­рии, поте­ряв мно­гих, он спу­стил­ся с гор на рав­ни­ну.

II. 5. Пере­дох­нув немно­го, он напал на Тав­ра­сию, город кель­тов. Взяв его штур­мом, он для устра­ше­ния осталь­ных кель­тов пере­бил плен­ных и, при­дя к реке Эрида­ну, ныне назы­вае­мо­му Падом, где рим­ляне вое­ва­ли с кель­та­ми, име­но­вав­ши­ми­ся бой­я­ми¹⁴, стал лаге­рем. Рим­ский кон­сул Пуб­лий Кор­не­лий Сци­пи­он¹⁵, вое­вав­ший с кар­фа­ге­ня­на­ми в Ибе­рии, узнав о втор­же­нии Ган­ни­ба­ла в Ита­лию, тоже¹⁶ оста­вив сво­его бра­та Гнея Кор­не­лия Сци­пи­о­на для устрой­ства дел в Ибе­рии, пере­плыл в Тирре­нию; дви­нув­шись оттуда и соби­рая по доро­ге сколь­ко мог союз­ни­ков, он успел рань­ше Ган­ни­ба­ла подой­ти к Паду¹⁷. Он отпра­вил в Рим Ман­лия¹⁸ и Ати­лия¹⁹, кото­рые вое­ва­ли с бой­я­ми, так как в при­сут­ст­вии кон­су­ла им уже не пола­га­лось коман­до­вать; сам же, взяв от них вой­ско, стал выст­ра­и­вать его для сра­же­ния с Ган­ни­ба­лом. Когда про­изо­шел бой²⁰ лег­ко­во­ору­жен­ных и всад­ни­ков, рим­ляне, окру­жен­ные ливий­ца­ми, бежа­ли в лагерь и с наступ­ле­ни­ем ночи уда­ли­лись в силь­но укреп­лен­ную Пла­цен­цию, перей­дя Пад по мостам и раз­ру­шив их за собой. В свою оче­редь и Ган­ни­бал, пере­ки­нув мосты через реку, пере­шел ее.

6. Это дело, совер­шив­ше­е­ся почти непо­сред­ст­вен­но после пере­хо­да Аль­пий­ских гор, сра­зу под­ня­ло у живу­щих там кель­тов сла­ву Ган­ни­ба­ла как непо­беди­мо­го пол­ко­во­д­ца и чело­ве­ка, поль­зу­ю­ще­го­ся бле­стя­щим сча­стьем. Так как это были вар­ва­ры, а кро­ме того испол­нен­ные к нему бла­го­го­вей­ным стра­хом, Ган­ни­бал, счи­тая, что их мож­но обма­нуть по этим двум при­чи­нам, каж­дый день менял оде­я­ние и при­чес­ку волос, посто­ян­но при­бе­гая все к новым и новым²¹ выдум­кам; когда он про­хо­дил сре­ди наро­дов, кель­ты, видя его то ста­ри­ком, то юно­шей, то чело­ве­ком сред­них лет, посто­ян­но меня­ю­щим свой облик, удив­ля­ясь, счи­та­ли, что он при­ча­стен боже­ст­вен­ной при­ро­де.

Вто­рой кон­сул Сем­п­ро­ний²², будучи в это вре­мя в Сици­лии и узнав о про­ис­ше­ст­вии, при­был на кораб­лях к Сци­пи­о­ну и стал лаге­рем на рас­сто­я­нии соро­ка ста­ди­ев²³ от него. Они наме­ре­ва­лись на сле­дую­щий день всту­пить в сра­же­ние. Меж­ду про­тив­ни­ка­ми про­те­ка­ла река Тре­бия, кото­рую рим­ляне пере­шли до рас­све­та, погру­зив­шись по грудь, а это было вре­мя зим­не­го солн­це­сто­я­ния, шел дождь и было холод­но. Ган­ни­бал же велел вой­ску отды­хать до вто­ро­го часа дня²⁴ и толь­ко тогда вывел его в сра­же­ние.

7. Бое­вой строй обо­их войск был сле­дую­щий: кон­ни­ца и того и дру­го­го кон­су­ла²⁵ зани­ма­ла кры­лья по обе сто­ро­ны фалан­ги пехо­тин­цев. Ган­ни­бал про­тив всад­ни­ков поста­вил сло­нов, а про­тив фалан­ги (τῇ δὲ φά­λαγ­γι)²⁶ — пехо­тин­цев; всад­ни­кам же он велел дер­жать­ся спо­кой­но поза­ди сло­нов, пока он сам не даст им како­го-либо при­ка­за. Когда все всту­пи­ли в бой, кони рим­лян бро­си­лись прочь от сло­нов, не выно­ся ни вида их, ни запа­ха. Пехо­тин­цы же, хотя они и были изму­че­ны и вялы от холо­да, пере­хо­да через реку и бес­сон­ни­цы, одна­ко сме­ло напа­ли на зве­рей, ста­ли нано­сить им раны, а неко­то­рым даже под­ре­за­ли жилы и уже заста­ви­ли вра­же­ских пехо­тин­цев отсту­пать. Увидев это, Ган­ни­бал дал кон­ни­це при­каз зай­ти вра­гам в тыл. Так как рим­ские всад­ни­ки толь­ко что были рас­се­я­ны сло­на­ми и пехо­тин­цы оста­лись одни, при­чем попа­ли в тяже­лое поло­же­ние и боя­лись окру­же­ния, ото­всюду нача­лось бег­ство в лаге­ри. И неко­то­рые рим­ские вои­ны погиб­ли, настиг­ну­тые, как пехо­тин­цы, всад­ни­ка­ми, дру­гие — вслед­ст­вие под­няв­ших­ся вод реки: так как солн­це рас­то­пи­ло снег, река тек­ла гро­мад­ным пото­ком и нель­зя было ни стать вслед­ст­вие глу­би­ны, ни плыть вслед­ст­вие тяже­сти ору­жия. Сле­дуя за ними и закли­ная их оста­но­вить­ся, будучи сам ранен²⁷, Сци­пи­он едва не погиб и с трудом спас­ся в Кре­мо­ну, уне­сен­ный туда на руках. Неда­ле­ко от Пла­цен­ции была неболь­шая сто­ян­ка для кораб­лей, напав на кото­рую Ган­ни­бал поте­рял четы­ре­ста вои­нов и сам был ранен²⁸. С это­го вре­ме­ни все ста­ли на зим­ние квар­ти­ры: Сци­пи­он в Кре­моне и Пла­цен­ции, Ган­ни­бал — око­ло Пада.

8. Рим­ляне, нахо­див­ши­е­ся в горо­де, узнав о про­ис­шед­шем и в тре­тий раз уже потер­пев пора­же­ние око­ло Пада (ведь еще до Ган­ни­ба­ла они были побеж­де­ны бой­я­ми), ста­ли соби­рать дру­гое вой­ско из сво­ей среды с тем, чтобы с нахо­дя­щи­ми­ся око­ло Пада было три­на­дцать леги­о­нов, и от союз­ни­ков потре­бо­ва­ли вновь вои­нов в двой­ном коли­че­стве. Уже тогда леги­он у них имел пять тысяч пехо­тин­цев и три­ста всад­ни­ков²⁹. Из этих одних они посла­ли в Ибе­рию, дру­гих — в Сар­ди­нию, так как и там шла вой­на, третьих — в Сици­лию. Но боль­шин­ство вели про­тив Ган­ни­ба­ла выбран­ные после Сци­пи­о­на и Сем­п­ро­ния кон­су­ла­ми Гней Сер­ви­лий и Гай Фла­ми­ний³⁰. Из них Сер­ви­лий, поспе­шив­ший к Паду, при­нял коман­до­ва­ние от Сци­пи­о­на (Сци­пи­он, назна­чен­ный про­кон­су­лом, отплыл в Ибе­рию)³¹, Фла­ми­ний же с трид­ца­тью тыся­ча­ми пехо­тин­цев и тре­мя тыся­ча­ми всад­ни­ков³² охра­нял Ита­лию, рас­по­ло­жен­ную внут­ри Апен­нин­ских гор, кото­рую одну и сле­до­ва­ло бы назвать соб­ст­вен­но Ита­ли­ей. Апен­ни­ны выхо­дят из середи­ны Альп по направ­ле­нию к морю, и все то, что лежит напра­во от них, явля­ет­ся насто­я­щей Ита­ли­ей, то же, что нале­во и скло­ня­ет­ся к Ионий­ско­му³³ морю, теперь и это — Ита­лия, пото­му что и Тирре­ния³⁴ста­ла теперь Ита­ли­ей, но одни из ее обла­стей, по обе сто­ро­ны Ионий­ско­го полу­ост­ро­ва, насе­ле­ны элли­на­ми, а осталь­ные — кель­та­ми, теми, кото­рые впер­вые напав на Рим, сожгли город. Когда же, изго­няя их, Камилл пре­сле­до­вал кель­тов до Апен­нин­ских гор, они, как мне кажет­ся, пере­ва­лив через эти горы, вме­сто сво­ей роди­ны посе­ли­лись у Ионий­ско­го моря; и эту часть стра­ны еще и теперь так назы­ва­ют — Галат­ская Ита­лия³⁵.

9. Итак, рим­ляне разде­ли­ли зна­чи­тель­ные свои воен­ные силы на мно­го частей и вели одно­вре­мен­но вой­ну в раз­ных местах; заме­тив это, Ган­ни­бал с нача­лом вес­ны, ускольз­нув от про­тив­ни­ков (ἄλ­λους)³⁶, стал опу­сто­шать Тирре­нию и посте­пен­но при­бли­жал­ся к Риму. Когда он стал под­хо­дить бли­же, рим­лян охва­тил страх, так как у них не было бое­спо­соб­но­го вой­ска. Одна­ко из остав­ших­ся граж­дан они воору­жи­ли восемь тысяч, во гла­ве их поста­ви­ли Цен­те­ния, одно­го из выдаю­щих­ся част­ных лиц, так как ника­ко­го началь­ства не было нали­цо, и посла­ли его в стра­ну омбри­ков³⁷ к Плей­стин­ско­му³⁸ озе­ру, чтобы он занял узкие про­хо­ды, кото­рые пред­став­ля­ют собой бли­жай­шую доро­гу к Риму. В то же вре­мя и Фла­ми­ний, охра­няв­ший с трид­ца­тью тыся­ча­ми войск внут­рен­нюю Ита­лию, заме­тив быст­ро­ту Ган­ни­ба­ла, быст­ро, не давая отды­ха вой­ску, пере­ме­нил свою пози­цию. Отча­сти боясь за город, да и сам будучи неопыт­ным в воен­ном деле, избран­ный на эту высо­кую долж­ность³⁹ бла­го­да­ря заис­ки­ва­ни­ям перед наро­дом, он торо­пил­ся всту­пить в сра­же­ние с Ган­ни­ба­лом.

10. Послед­ний, заме­тив его поспеш­ность и неопыт­ность, укрыл­ся за неко­ей горой и озе­ром⁴⁰ и, скрыв лег­ко­во­ору­жен­ных и всад­ни­ков в гор­ном про­хо­де, раз­бил лагерь. Фла­ми­ний, увидя его на рас­све­те, немно­го при­оста­но­вил­ся, давая вой­ску отдох­нуть от мар­ша, пока он укре­пит лагерь, после же это­го тот­час повел их, стра­дав­ших от бес­сон­ни­цы и тяже­ло­го труда, в бит­ву. Но когда появи­лись из заса­ды вра­ги, Фла­ми­ний, ока­зав­шись в середине меж­ду горой, озе­ром и вра­га­ми, погиб и сам, и с ним два­дцать тысяч вои­нов. Осталь­ных в чис­ле деся­ти тысяч, бежав­ших вме­сте в какое-то укреп­лен­ное местеч­ко, помощ­ник Ган­ни­ба­ла Магар­бал, тоже имев­ший вели­чай­шую сла­ву как пол­ко­во­дец, не имея воз­мож­но­сти лег­ко захва­тить их силой и не счи­тая нуж­ным сра­жать­ся с отча­яв­ши­ми­ся, убедил сло­жить ору­жие, обе­щав отпу­стить, куда они хотят. Когда они сло­жи­ли ору­жие, он, взяв их, без­оруж­ны­ми при­вел к Ган­ни­ба­лу. Тот же, ска­зав, что Магар­бал не был упол­но­мо­чен без него заклю­чать такой дого­вор, тех из плен­ных, кото­рые были из чис­ла союз­ни­ков, про­явив чрез­вы­чай­ную доб­роту, отпу­стил домой, стре­мясь таким чело­ве­ко­лю­би­ем при­влечь их горо­да, тех же, кото­рые были из рим­лян, стал содер­жать в око­вах⁴¹. Отдав добы­чу участ­во­вав­шим вме­сте с ним в похо­де кель­там, чтобы и их при­влечь этой выго­дой, он дви­нул­ся даль­ше, в то вре­мя как сто­яв­ший в обла­сти Пада пол­ко­во­дец Сер­ви­лий, узнав уже о про­изо­шед­шем, с соро­ка тыся­ча­ми поспе­шил в Тирре­нию⁴², а Цен­те­ний с восе­мью тыся­ча­ми занял уже уще­лье.

11. Ган­ни­бал, увидев перед собой Плей­стин­ское озе­ро и над ним гору и Цен­те­ния, овла­дев­ше­го гор­ным про­хо­дом меж­ду ними, стал ста­ра­тель­но рас­спра­ши­вать про­вод­ни­ков, нет ли како­го-либо обход­но­го пути. Когда они ска­за­ли, что тор­ной доро­ги ника­кой нет, но все толь­ко кру­чи и уще­лья, он все же послал этим путем лег­ко­во­ору­жен­ных и с ними Магар­ба­ла, чтобы ночью обой­ти гору. При­ки­нув, что они мог­ли уже обой­ти гору, Ган­ни­бал напал на Цен­те­ния с фрон­та⁴³. Когда с обе­их сто­рон начал­ся бой⁴⁴, Магар­бал, про­явив осо­бое рве­ние (πά­νυ προ­θύ­μως), пока­зал­ся на вер­шине горы над ними и под­нял бое­вой клич. Тот­час же нача­лось бег­ство рим­лян и изби­е­ние попав­ших в окру­же­ние: три тыся­чи пало, восемь­сот попа­ло в плен; осталь­ным с трудом уда­лось бежать. Быв­шие в горо­де, узнав о слу­чив­шем­ся и испу­гав­шись, как бы Ган­ни­бал немед­лен­но не подо­шел к горо­ду, ста­ли сно­сить кам­ни на сте­ну и воору­жать ста­ри­ков; испы­ты­вая же недо­ста­ток в ору­жии, они ста­ли брать из свя­ти­лищ взя­тое как добы­чу в преж­них вой­нах ору­жие, висев­шее в них как укра­ше­ние; и, как это быва­ло в мину­ты край­ней опас­но­сти, они выбра­ли дик­та­то­ром Фабия Мак­си­ма⁴⁵.

III. 12. Но Ган­ни­бал, кото­ро­го бог отвра­тил от это­го наме­ре­ния, повер­нул опять к Ионий­ско­му морю и, идя по побе­ре­жью, все пре­да­вал опу­сто­ше­нию, заби­рая боль­шую добы­чу. Кон­сул Сер­ви­лий, сле­дуя парал­лель­но за ним, при­был в Ари­мин, нахо­дясь на один день пути от Ган­ни­ба­ла; там он задер­жал свое вой­ско и обо­д­рил дру­же­ст­вен­ных еще кель­тов, пока дик­та­тор Фабий Мак­сим⁴⁶, при­быв туда, не ото­слал Сер­ви­лия в Рим, так как по избра­нии дик­та­то­ра тот не был уже ни кон­су­лом, ни пол­ко­вод­цем, сам же, сле­дуя по пятам за Ган­ни­ба­лом, не всту­пал с ним в сра­же­ние, хотя тот часто его вызы­вал на это, но не поз­во­лял Ган­ни­ба­лу оса­ждать какой бы то ни было город, сто­ро­жа и мешая ему. Так как стра­на была опу­сто­ше­на, то Ган­ни­бал стал испы­ты­вать недо­ста­ток в про­до­воль­ст­вии, и, опять обхо­дя ее, каж­дый день выст­ра­и­вал вой­ско в бое­вом поряд­ке, вызы­вая на бой про­тив­ни­ка. Но Фабий не всту­пал с ним в сра­же­ние, хотя Мину­ций Руф, кото­рый был у него началь­ни­ком кон­ни­цы, пори­цал его и даже писал в Рим дру­зьям, что Фабий мед­лит со сра­же­ни­ем вслед­ст­вие сво­ей тру­со­сти. Когда Фабий вре­мен­но отлу­чил­ся в Рим ради каких-то жерт­во­при­но­ше­ний, Мину­ций, началь­ст­вуя над вой­ском, завя­зал как-то бит­ву с Ган­ни­ба­лом и, счи­тая, что он победил, тем реши­тель­нее напи­сал доне­се­ние в Рим сена­ту, обви­няя Фабия, что он не хочет победить. И сенат поста­но­вил, когда Фабий уже вер­нул­ся в лагерь, чтобы началь­ник кон­ни­цы имел с ним оди­на­ко­вую власть⁴⁷.

13. И вот они, поде­лив вой­ско, рас­по­ла­га­лись лаге­ря­ми близ­ко друг от дру­га, при­чем каж­дый оста­вал­ся при сво­ем мне­нии: Фабий счи­тал, что Ган­ни­ба­ла надо исто­щить про­мед­ле­ни­ем и попы­тать­ся не испы­ты­вать от него ника­ких пора­же­ний, Мину­ций — что надо решить дело бит­вой. Когда Мину­ций всту­пил в бит­ву, Фабий, пред­видя, что слу­чит­ся, поста­вил свое вой­ско непо­движ­но побли­зо­сти и вои­нов Мину­ция, обра­щен­ных в бег­ство, при­ни­мал под свою защи­ту, вои­нов же Ган­ни­ба­ла, пре­сле­до­вав­ших бегу­щих, оттес­нил. Фабий этим облег­чил для Мину­ция постиг­шее его несча­стье, нисколь­ко не питая на него зла за кле­ве­ту⁴⁸. Мину­ций же, сознав свою неопыт­ность, сло­жил власть и свою часть вой­ска пере­дал Фабию⁴⁹, кото­рый счи­тал, что для вступ­ле­ния в бит­ву с чело­ве­ком, кото­рый явля­ет­ся масте­ром воен­но­го дела, есть одно толь­ко обсто­я­тель­ство: необ­хо­ди­мость. Об этом впо­след­ст­вии часто вспо­ми­нал Август, кото­рый и сам не любил быст­ро решать­ся на сра­же­ния, пред­по­чи­тая поль­зо­вать­ся ско­рее искус­ст­вом, чем сме­ло­стью. Фабий опять, как и преж­де, сто­ро­жил Ган­ни­ба­ла и мешал ему опу­сто­шать стра­ну, не всту­пая с ним в сра­же­ние всем вой­ском, но напа­дая толь­ко на рас­се­яв­ших­ся отдель­ны­ми отряда­ми фура­жи­ров и вполне опре­де­лен­но зная, что ско­ро Ган­ни­бал будет испы­ты­вать недо­ста­ток про­до­воль­ст­вия.

14. Когда оба вой­ска при­бли­зи­лись к узко­му гор­но­му про­хо­ду⁵⁰, кото­ро­го Ган­ни­бал не пред­видел, Фабий, послав впе­ред четы­ре тыся­чи вои­нов, занял его, а сам с осталь­ны­ми стал лаге­рем на укреп­лен­ном хол­ме с дру­гой сто­ро­ны. Ган­ни­бал же, когда заме­тил, что он попал в середи­ну меж­ду Фаби­ем и теми, кото­рые сте­рег­ли тес­ни­ны, почув­ст­во­вал страх, как нико­гда рань­ше: он не видел ника­ко­го дру­го­го про­хо­да — все состо­я­ло из отвес­ных и непро­хо­ди­мых скал, и он не наде­ял­ся победить Фабия или сто­я­щих у тес­нин ввиду укреп­лен­но­сти их пози­ций. Нахо­дясь в таком без­вы­ход­ном поло­же­нии, Ган­ни­бал пере­ре­зал быв­ших у него чис­лом до пяти тысяч плен­ных, чтобы они в момент опас­но­сти не под­ня­ли вос­ста­ния, быкам же, кото­рые у него были в лаге­ре (а их было боль­шое коли­че­ство), к их рогам он при­вя­зал факе­лы и, с наступ­ле­ни­ем ночи зажег­ши эти факе­лы, дру­гие огни в лаге­ре поту­шил и велел хра­нить глу­бо­кое мол­ча­ние, самым же сме­лым из юно­шей при­ка­зал гнать быков со всей поспеш­но­стью вверх на те кру­тиз­ны, кото­рые были посе­редине меж­ду лаге­рем Фабия и уще­льем. Быки, под­го­ня­е­мые гнав­ши­ми их, а так­же из-за огня, кото­рый их жег, обе­зу­мев, изо всех сил лез­ли на кру­тиз­ны, потом пада­ли и сно­ва лез­ли.

15. Рим­ляне и с той и с дру­гой сто­ро­ны, видя, что в лаге­ре Ган­ни­ба­ла тем­но и тихо, а в горах мно­го вся­ких огней, не мог­ли, как это быва­ет ночью, точ­но понять, что про­ис­хо­дит. Фабий подо­зре­вал здесь какую-то хит­рость Ган­ни­ба­ла, но не мог раз­га­дать ее, дер­жал вой­ско непо­движ­но, счи­тая, что ночью все подо­зри­тель­но, сто­яв­шие же в тес­ни­нах пред­по­ло­жи­ли, чего и хотел Ган­ни­бал, а имен­но что он, попав в затруд­ни­тель­ное поло­же­ние, бежит, про­би­ва­ясь вверх по кру­чам; поэто­му они поки­ну­ли свои места и бро­си­лись туда, где появ­лял­ся огонь, рас­счи­ты­вая захва­тить там Ган­ни­ба­ла, кото­ро­му при­хо­ди­лось пло­хо. Как толь­ко Ган­ни­бал увидел, что они спу­сти­лись из тес­нин, он быст­ро бро­сил­ся в эти тес­ни­ны с самы­ми быст­ры­ми из сво­их вои­нов, без све­та в пол­ном мол­ча­нии, чтобы остать­ся неза­ме­чен­ным; захва­тив их и укре­пив­шись там, он дал знак тру­бой, и лагерь отве­тил ему гром­ким кри­ком, и вне­зап­но всюду появил­ся огонь. Толь­ко тогда рим­ляне заме­ти­ли обман; осталь­ное же вой­ско Ган­ни­ба­ла и те, кото­рые гна­ли быков, без­бо­лез­нен­но про­шли к тес­ни­нам. Собрав их, он дви­нул­ся даль­ше. Так, сверх ожи­да­ния, Ган­ни­бал тогда уце­лел и сам и спас свое вой­ско, и, дви­нув­шись в Геро­нию⁵¹, нахо­див­шу­ю­ся в Япи­гии, кото­рая была пол­на хле­бом, взял ее и, имея все­го в изоби­лии, спо­кой­но зимо­вал.

16. Фабий, и после это­го про­дол­жая при­дер­жи­вать­ся сво­ей так­ти­ки, сле­до­вал за ним и стал лаге­рем на рас­сто­я­нии деся­ти ста­дий от Геро­нии, имея меж­ду собой и Ган­ни­ба­лом реку Ауфид⁵². Так как окон­чи­лись шесть меся­цев, на кото­рые рим­ляне выби­ра­ют дик­та­то­ров, то кон­су­лы Сер­ви­лий и Ати­лий⁵³ вер­ну­лись к испол­не­нию сво­их обя­зан­но­стей и при­бы­ли в лагерь, а Фабий отбыл в Рим⁵⁴. В тече­ние этой зимы у Ган­ни­ба­ла и у рим­лян были посто­ян­ные стыч­ки меж­ду лег­ко­во­ору­жен­ны­ми; и в них рим­ляне ока­зы­ва­лись более счаст­ли­вы­ми, более храб­ры­ми. Ган­ни­бал все­гда сооб­щал кар­фа­ге­ня­нам о про­ис­хо­дя­щем, пре­уве­ли­чи­вая свои успе­хи, но тогда, так как у него погиб­ло мно­го вои­нов, он почув­ст­во­вал недо­ста­ток в людях и про­сил вой­ска и денег. Но вра­ги, пре­сле­до­вав­шие злы­ми насмеш­ка­ми все начи­на­ния Ган­ни­ба­ла, и тогда язви­тель­но отве­ти­ли, что они не пони­ма­ют, в чем дело, ведь побеж­даю­щие не про­сят денег, но посы­ла­ют их на роди­ну, а Ган­ни­бал про­сит, гово­ря в то же вре­мя, что побеж­да­ет. Под их вли­я­ни­ем кар­фа­ге­няне не посы­ла­ли ему ни вой­ска, ни денег, и Ган­ни­бал, опла­ки­вая это, писал в Ибе­рию сво­е­му бра­ту Гасдру­ба­лу, убеж­дая его в нача­ле лета с вой­ска­ми, какие толь­ко он может набрать, и день­га­ми вторг­нуть­ся в Ита­лию и опу­сто­шить север­ные ее части, чтобы вся она была пре­да­на раз­граб­ле­нию и рим­ляне были ими постав­ле­ны в тяже­лое поло­же­ние с обе­их сто­рон.

17. В таком поло­же­нии были дела Ган­ни­ба­ла, рим­ляне же, глу­бо­ко уязв­лен­ные раз­ме­ра­ми пора­же­ния Фла­ми­ния и Цен­те­ния⁵⁵, как пре­тер­пев­шие нечто недо­стой­ное их и про­тив­ное разу­му и ужас­ное, и вооб­ще не желая пере­но­сить вой­ну, кото­рая велась на их терри­то­рии, пол­ные гне­ва про­тив Ган­ни­ба­ла, набра­ли в Риме четы­ре леги­о­на вои­нов и ото­всюду соби­ра­ли союз­ни­ков, направ­ляя их в Япи­гию⁵⁶. Они выбра­ли кон­су­ла­ми за воен­ную сла­ву Луция Эми­лия, перед тем вое­вав­ше­го с илли­рий­ца­ми, а за заис­ки­ва­ние перед наро­дом — Терен­ция Варро­на, кото­рый с обыч­ным для него тще­сла­ви­ем давал им мно­го обе­ща­ний. А когда кон­су­лов про­во­жа­ли на вой­ну, их про­си­ли решить вой­ну бит­вой и не исто­щать государ­ство дол­го затя­нув­шей­ся вой­ной, непре­рыв­ной воен­ной служ­бой, денеж­ны­ми взно­са­ми, голо­дом и бес­пло­ди­ем опу­сто­шен­ной зем­ли⁵⁷. Они, взяв с собой вой­ско, нахо­див­ше­е­ся в Япи­гии, и имея все­го семь­де­сят тысяч пехо­тин­цев и шесть тысяч всад­ни­ков, ста­ли лаге­рем око­ло одной дерев­ни, назы­вае­мой Кан­на­ми⁵⁸. Ган­ни­бал раз­бил лагерь напро­тив рим­лян⁵⁹. Будучи по при­ро­де воин­ст­вен­ным и не выно­ся без­дей­ст­вия, осо­бен­но в это вре­мя, под дав­ле­ни­ем недо­стат­ка во всем, Ган­ни­бал посто­ян­но выст­ра­и­вал вой­ско для бит­вы, боясь, как бы наем­ни­ки не пере­бе­жа­ли из-за неупла­ты жало­ва­нья или не раз­бре­лись, добы­вая про­до­воль­ст­вие. Поэто­му он вызы­вал непри­я­те­лей на сра­же­ние.

18. Точ­ка зре­ния кон­су­лов была сле­дую­щей: Эми­лий пола­гал, что надо мед­лить, исто­щая Ган­ни­ба­ла, кото­рый не будет в состо­я­нии даль­ше выдер­жать вслед­ст­вие недо­стат­ка про­до­воль­ст­вия, и не всту­пать в сра­же­ние с пол­ко­вод­цем и вой­ском, вышко­лен­ным вой­на­ми и сча­стьем⁶⁰, Терен­ций же, как и пола­га­ет­ся чело­ве­ку, заис­ки­ваю­ще­му перед наро­дом, пола­гал, что надо пом­нить о том, что нака­зал им народ, когда они отправ­ля­лись на вой­ну, и воз­мож­но ско­рее решить вой­ну бит­вой. К мне­нию Эми­лия при­со­еди­нял­ся кон­сул про­шло­го года Сер­ви­лий, еще остав­ший­ся при вой­ске, к Терен­цию же — все нахо­див­ши­е­ся в вой­ске сена­то­ры и так назы­вае­мые всад­ни­ки⁶¹. Они спо­ри­ли друг с дру­гом, а Ган­ни­бал, напав на вышед­ших за сеном или дро­ва­ми, при­твор­но сде­лал вид, что он побеж­ден, и вот во вре­мя послед­ней стра­жи⁶²дви­нул всю мас­су вой­ска, как буд­то решил отсту­пить. Видя это, Терен­ций вывел вой­ско, чтобы пре­сле­до­вать бегу­ще­го Ган­ни­ба­ла, хотя Эми­лий и тогда отго­ва­ри­вал его от это­го наме­ре­ния. Но так как он не послу­шал­ся, Эми­лий сам по себе стал про­из­во­дить пти­це­га­да­ния⁶³, как это в обы­чае у рим­лян, и, послав к нахо­див­ше­му­ся уже в пути Терен­цию, ска­зал, что день ока­зы­ва­ет­ся небла­го­при­ят­ным. Тот вер­нул­ся, боясь пока­зать, что он не пови­ну­ет­ся пти­це­га­да­ни­ям, но на гла­зах все­го вой­ска рвал на себе воло­сы и него­до­вал, как лишен­ный победы вслед­ст­вие зави­сти сво­его сото­ва­ри­ща. И все вой­ско него­до­ва­ло вме­сте с ним.

IV. 19. Потер­пев неуда­чу в сво­ей попыт­ке, Ган­ни­бал тот­час же вер­нул­ся в лагерь, чем и открыл свой ковар­ный план; одна­ко и это не научи­ло Терен­ция отно­сить­ся с подо­зре­ни­ем ко всем дей­ст­ви­ям Ган­ни­ба­ла, но, как он был в ору­жии⁶⁴, ворвав­шись в пре­то­рий⁶⁵, к тому же в при­сут­ст­вии чле­нов сена­та, при­ми­пи­ла­ри­ев (τα­ξιάρ­χων) и воен­ных три­бу­нов, он обви­нял Эми­лия, что тот вос­поль­зо­вал­ся пти­це­га­да­ни­я­ми как пред­ло­гом и лишил Рим явной победы, укло­нив­шись из-за тру­со­сти или завидуя ему из-за сопер­ни­че­ства. Когда он так кри­чал, охва­чен­ный гне­вом, сто­яв­шее вокруг палат­ки вой­ско слу­ша­ло и поно­си­ло Эми­лия. Послед­ний напрас­но при­во­дил разум­ные дово­ды нахо­дя­щим­ся внут­ри палат­ки, но так как на сто­ро­ну Терен­ция, кро­ме Сер­ви­лия, ста­ли все осталь­ные, он усту­пил. И на сле­дую­щий день он сам выстро­ил вой­ска, пред­во­ди­тель­ст­вуя ими, ибо Терен­ций усту­пил ему это пра­во. Ган­ни­бал это заме­тил, но тогда не вышел про­тив них (так как еще не сде­лал над­ле­жа­щих рас­по­ря­же­ний для бит­вы), на сле­дую­щий же день оба вой­ска спу­сти­лись в рав­ни­ну. Рим­ляне были постро­е­ны в три ряда, отсто­я­щих друг от дру­га на неболь­шое рас­сто­я­ние, при­чем каж­дая часть их име­ла пеших в цен­тре, а лег­ко­во­ору­жен­ных и всад­ни­ков — с обе­их сто­рон. Пол­ко­вод­цы же сто­я­ли так: в цен­тре Эми­лий, на левом флан­ге Сер­ви­лий, Терен­ций же — с теми, кото­рые сто­я­ли на пра­вом флан­ге, каж­дый имел при себе по тыся­че отбор­ных всад­ни­ков, чтобы они помо­га­ли попав­шим в затруд­ни­тель­ное поло­же­ние. Так постро­и­лись рим­ляне.

20. Ган­ни­бал, зная преж­де все­го, что в этой мест­но­сти регу­ляр­но око­ло полу­дня начи­нал дуть юго-восточ­ный ветер, поды­мав­ший тучи пыли, занял такое место, где ветер дул бы им в спи­ну; затем он зара­нее поме­стил в заса­ду на холм, порос­ший кустар­ни­ком и изре­зан­ный овра­га­ми, всад­ни­ков и лег­ко­во­ору­жен­ных, кото­рым при­ка­зал, когда фалан­ги⁶⁶ столк­нут­ся и завя­жет­ся горя­чее дело и когда начнет дуть ветер, ока­зать­ся в тылу у непри­я­те­лей. А пяти­стам кельт­ибе­рам он велел вдо­ба­вок к длин­ным мечам надеть под одеж­ду дру­гие, более корот­кие мечи, ска­зав, что он сам, когда нуж­но, даст знак, что им делать. Все вой­ско и он разде­лил на три части и всад­ни­ков поста­вил на флан­гах широ­ко рас­тя­ну­тым стро­ем, чтобы, если будет воз­мож­ность, окру­жить вра­гов. На пра­вом кры­ле он поста­вил бра­та сво­его Маго­на, на дру­гом — пле­мян­ни­ка Ган­но­на; середи­ну же он занял сам, так как ему была извест­на опыт­ность Эми­лия. С ним было две тыся­чи отбор­ных всад­ни­ков, а Магар­бал, имея тыся­чу дру­гих, остал­ся в резер­ве, чтобы помочь, если увидит, что свои попа­ли где-нибудь в затруд­ни­тель­ное поло­же­ние. Дей­ст­вуя так, он затя­ги­вал вре­мя до вто­рой поло­ви­ны дня (ἐς δευ­τέραν πα­ρέτει­νεν ὥραν)⁶⁷, ожи­дая, чтобы поско­рее начал­ся ветер.

21. Когда и на той и на дру­гой сто­роне все было при­веде­но в над­ле­жа­щий порядок, пол­ко­вод­цы объ­ез­жа­ли ряды, вооду­шев­ляя сво­их, и напо­ми­на­ли: о роди­те­лях, детях и женах, о быв­ших рань­ше пора­же­ни­ях, и гово­ря, что в этой бит­ве будет решать­ся вопрос об их спа­се­нии; Ган­ни­бал же напо­ми­нал о преж­них победах над эти­ми же людь­ми, гово­ря, что позор­но поз­во­лить побеж­ден­ным победить сво­их победи­те­лей. Когда же зазву­ча­ли тру­бы и фалан­ги под­ня­ли крик, спер­ва лег­ко­во­ору­жен­ные стрел­ки, пращ­ни­ки и кам­не­ме­та­те­ли с обе­их сто­рон, выбе­жав на середи­ну, нача­ли меж­ду собой сра­же­ние, после же них дви­ну­лись в бой и фалан­ги. Мно­го тут было и кро­ви и поту, так как с обе­их сто­рон сра­жа­лись с вооду­шев­ле­ни­ем. В это вре­мя Ган­ни­бал дает знак всад­ни­кам окру­жить вра­же­ские фалан­ги, но рим­ские всад­ни­ки, хотя их было мень­ше, чем вра­гов, храб­ро сопро­тив­ля­лись им и, рас­тя­нув свой строй так, что он стал очень тон­ким, тем не менее бились очень реши­тель­но, и осо­бен­но те, кото­рые сто­я­ли на левом флан­ге по направ­ле­нию к морю. Поэто­му Ган­ни­бал и Магар­бал вме­сте пусти­ли на них тех всад­ни­ков, кото­рых име­ли вокруг себя, счи­тая, что они сво­им ужас­ным вар­вар­ским кри­ком устра­шат про­тив­ни­ков. Но те и этих встре­ти­ли твер­до и без стра­ха.

22. Посколь­ку и эта попыт­ка потер­пе­ла неуда­чу, Ган­ни­бал дал знак пяти­стам кельт­ибе­рам⁶⁸. Они, выбе­жав из строя, бро­си­лись к рим­ля­нам и про­тя­ги­ва­ли им щиты, копья и мечи, кото­рые были у них на виду, как буд­то они были пере­беж­чи­ка­ми. Сер­ви­лий, похва­лив их, тот­час взял у них ору­жие и поста­вил их назад в одной, как он думал, одеж­де; он не счи­тал целе­со­об­раз­ным свя­зы­вать пере­беж­чи­ков на гла­зах вра­гов и не подо­зре­вал их, видя их в одних хито­нах, да и вре­ме­ни под­хо­дя­ще­го не было сре­ди тако­го напря­же­ния боя. Дру­гие отряды ливий­цев, под­няв силь­ный крик, сде­ла­ли вид, что они бегут к горам. Этот крик был зна­ком для скры­вав­ших­ся в овра­гах, чтобы они бро­си­лись на пре­сле­дую­щих. И тот­час же лег­ко­во­ору­жен­ные и всад­ни­ки пока­за­лись из заса­ды; одно­вре­мен­но под­нял­ся силь­ный и удуш­ли­вый ветер, с тучей пыли, дуя в лицо рим­лян; и это меша­ло им более все­го видеть, что дела­ет­ся впе­ре­ди у вра­гов. И уда­ры копий и стрел у рим­лян во всех отно­ше­ни­ях были сла­бее из-за про­тив­но­го вет­ра, у вра­гов же уда­ры были более мет­ки­ми, так как ветер под­тал­ки­вал бро­сае­мое ими ору­жие. Рим­ские же сол­да­ты, не видя ниче­го перед собой, не мог­ли ни укло­нять­ся от уда­ров, ни сами как сле­ду­ет бро­сать, стал­ки­ва­ясь друг с дру­гом; их ряды при­хо­ди­ли в пол­ное заме­ша­тель­ство.

23. Тогда, видя, что насту­пил ука­зан­ный им момент, те пять­сот кельт­ибе­ров, выта­щив из-за пазух корот­кие мечи, уби­ли пер­вы­ми тех, поза­ди кого они сто­я­ли; затем, схва­тив их более длин­ные мечи, щиты и копья, они напа­ли по всей линии, устрем­ля­ясь от одних на дру­гих, не щадя себя; и они-то и про­из­ве­ли глав­ным обра­зом наи­боль­шее изби­е­ние, так как сто­я­ли поза­ди всех. Боль­шие и ужас­ные беды пора­зи­ли тогда рим­лян: с фрон­та их тес­ни­ли вра­ги, с флан­гов они были окру­же­ны быв­ши­ми в заса­де и изби­ва­лись непри­я­те­ля­ми, пере­ме­ши­вав­ши­ми­ся с ними. Они не мог­ли повер­нуть­ся про­тив послед­них из-за насту­пав­ших на них с фрон­та, да и узнать их было не лег­ко, так как у них были рим­ские щиты. Сверх все­го про­че­го рим­ля­нам осо­бен­но меша­ла пыль, так что они даже не мог­ли понять, что про­ис­хо­дит, но, как быва­ет при заме­ша­тель­стве и стра­хе, им все пред­став­ля­лось в боль­ших раз­ме­рах: им каза­лось, что и быв­ших в заса­де было гораздо боль­ше, так­же и отно­си­тель­но пяти­сот: хотя они зна­ли, что их пять­сот, но им каза­лось, что все рим­ское вой­ско окру­же­но всад­ни­ка­ми и пере­беж­чи­ка­ми; и вот, повер­нув тыл, они бес­по­рядоч­но побе­жа­ли; пер­вы­ми те, кото­рые были на пра­вом флан­ге, при­чем Терен­ций сам пока­зал им при­мер к бег­ству; после же них — сто­яв­шие на левом флан­ге, началь­ник кото­рых Сер­ви­лий бро­сил­ся к Эми­лию, и око­ло них собра­лись все луч­шие из всад­ни­ков и пехо­тин­цев, око­ло деся­ти тысяч.

24. Пол­ко­вод­цы, а за ними все, кото­рые были на конях, соско­чив с коней, ста­ли сра­жать­ся пеши­ми, окру­жен­ные всад­ни­ка­ми Ган­ни­ба­ла. И мно­го бле­стя­щих подви­гов совер­ши­ли они, будучи опыт­ны­ми и храб­ры­ми и, нахо­дясь в без­на­деж­ном поло­же­нии, напа­дая на вра­гов, испол­нен­ные гне­ва; их истреб­ля­ли ото­всюду, и, разъ­ез­жая вер­хом вокруг них, Ган­ни­бал то под­стре­кал сво­их, при­зы­вая покон­чить с этим остат­ком, чтобы довер­шить свою победу, то сты­дил и упре­кал, что, победив такое мно­же­ство, они не могут одо­леть немно­гих. Рим­ляне же, пока с ними были Эми­лий и Сер­ви­лий, и нано­ся сами уда­ры и тер­пя боль­шой урон, все же оста­ва­лись в строю; когда же пали их пол­ко­вод­цы, они, силь­ным натис­ком про­бив­шись через середи­ну вра­гов, ста­ли раз­бе­гать­ся в раз­ные сто­ро­ны, одни — в лаге­ри, кото­рых было два, куда уже собра­лись бежав­шие до них; и всех их ока­за­лось око­ло пят­на­дца­ти тысяч: Ган­ни­бал, окру­жив лагерь, при­ста­вил к ним стра­жу; дру­гие — око­ло двух тысяч — бежа­ли в Кан­ны. Эти две тыся­чи сда­лись Ган­ни­ба­лу. Немно­гие бежа­ли в Кану­сий, а осталь­ные в оди­ноч­ку рас­сы­па­лись по лесам.

25. Таков был конец бит­вы Ган­ни­ба­ла и рим­лян при Кан­нах, начав­шей­ся немно­го позд­нее вто­ро­го часа⁶⁹, закон­чив­шей­ся же неза­дол­го до двух часов ночи⁷⁰; она еще и ныне извест­на у рим­лян как вели­кое бед­ст­вие, так как в эти часы у них погиб­ло пять­де­сят тысяч⁷¹, боль­шое чис­ло было взя­то в плен живы­ми, погиб­ли мно­гие и из сена­то­ров и с ними все воен­ные три­бу­ны и цен­ту­ри­о­ны, а из самих пол­ко­вод­цев два луч­ших. Самый же худ­ший, быв­ший винов­ни­ком это­го несча­стия, как толь­ко нача­лось бег­ство, сам пер­вый скрыл­ся. Рим­ляне, воюя уже два года с Ган­ни­ба­лом в Ита­лии, поте­ря­ли из сво­их граж­дан и из союз­ни­ков до ста тысяч чело­век.

26. Ган­ни­бал, одер­жав столь бле­стя­щую и ред­кую победу, при­ме­нив в один день четы­ре стра­те­ги­че­ские хит­ро­сти: силу вет­ра, при­твор­ный пере­ход пере­беж­чи­ков, при­твор­ное бег­ство и скры­тую в овра­гах заса­ду, тот­час же после боя отпра­вил­ся осмат­ри­вать уби­тых и, видя уби­ты­ми луч­ших из сво­их дру­зей, засто­нал и, запла­кав, ска­зал, что ему не нуж­но дру­гой такой победы. Гово­рят, что и до него такие же сло­ва ска­зал Пирр, царь Эпи­ра, кото­рый тоже одо­лел рим­лян в Ита­лии с подоб­ны­ми же поте­ря­ми⁷². Из бежав­ших с поля бит­вы те, кото­рые собра­лись в боль­шем лаге­ре, вече­ром, выбрав себе пред­во­ди­те­лем Пуб­лия Сем­п­ро­ния, про­рва­лись силой через охра­ну, постав­лен­ную Ган­ни­ба­лом, но заснув­шую от уста­ло­сти, и око­ло полу­но­чи быст­ро дошли до Кану­сия в чис­ле око­ло деся­ти тысяч; пять тысяч же собрав­ши­е­ся в мень­шем лаге­ре, на сле­дую­щий день были взя­ты в плен Ган­ни­ба­лом. Терен­ций, собрав остат­ки вой­ска, попы­тал­ся под­бо­д­рить уби­тых отча­я­ни­ем и, поста­вив им началь­ни­ком Сци­пи­о­на, одно­го из воен­ных три­бу­нов, быст­ро уехал в Рим.

V. 27. В Риме же, когда при­шло изве­стие о несча­стий, неко­то­рые на ули­цах опла­ки­ва­ли сво­их близ­ких, назы­вая их по име­нам, и с воп­ля­ми ожи­да­ли, что они сами вот-вот будут взя­ты в плен, жен­щи­ны с детьми моли­лись в хра­мах, чтобы нако­нец пре­кра­ти­лись эти несча­стия для государ­ства, маги­ст­ра­ты жерт­во­при­но­ше­ни­я­ми и обе­та­ми ста­ра­лись уми­ло­сти­вить богов, умо­ляя их, если над государ­ст­вом за что-нибудь тяго­те­ет их гнев, чтобы они удо­вле­тво­ри­лись про­ис­шед­шим. Сенат послал в Дель­фы Квин­та Фабия, исто­ри­ка этих собы­тий⁷³, чтобы вопро­сить о насто­я­щем поло­же­нии дел; с раз­ре­ше­ния хозя­ев сенат осво­бо­дил до вось­ми тысяч рабов⁷⁴ и велел всем нахо­дя­щим­ся в горо­де гото­вить ору­жие и луки; даже при таком поло­же­нии дел сена­ту уда­лось собрать неко­то­рое коли­че­ство вои­нов из союз­ни­ков. Клав­дия Мар­цел­ла, кото­рый дол­жен был плыть в Сици­лию, сенат, пере­ме­нив реше­ние, напра­вил на вой­ну с Ган­ни­ба­лом. Мар­целл дал часть флота сво­е­му сото­ва­ри­щу Фурию⁷⁵ и послал его в Сици­лию; сам же, ведя рабов и тех, кого и сколь­ко он мог собрать из граж­дан или союз­ни­ков, все­го до деся­ти тысяч пехо­тин­цев и две тыся­чи всад­ни­ков, дви­нул­ся в Теан и следил, что соби­ра­ет­ся делать Ган­ни­бал.

28. Когда Ган­ни­бал дал плен­ным поз­во­ле­ние отпра­вить в Рим послов отно­си­тель­но их уча­сти: не захотят ли нахо­дя­щи­е­ся в горо­де выку­пить их за день­ги. Выбран­ных плен­ны­ми трех послов во гла­ве с Гне­ем Сем­п­ро­ни­ем заста­вил поклясть­ся в слу­чае отка­за рим­лян вер­нуть­ся к нему. Род­ст­вен­ни­ки взя­тых в плен, обсту­пив зда­ние сена­та, заяв­ля­ли, что каж­дый из них выку­пит род­ных за свои день­ги, и умо­ля­ли сенат раз­ре­шить им это, и народ вме­сте с ними пла­кал и про­сил; из сена­то­ров одни не счи­та­ли пра­виль­ным при столь боль­ших несча­сти­ях вредить государ­ству поте­рей еще столь­ких граж­дан, осво­бож­дать рабов и пре­не­бре­гать воз­мож­но­стью осво­бо­дить сво­бод­ных⁷⁶, дру­гие же пола­га­ли, что не сле­ду­ет такой жало­стью при­учать сол­дат к бег­ству, но застав­лять или, сра­жа­ясь, побеж­дать, или уми­рать, чтобы не мог­ло сло­жить­ся убеж­де­ние, что бег­лец может заслу­жить жалость даже со сто­ро­ны сво­их близ­ких. Было при­веде­но мно­го при­ме­ров из про­шло­го для дока­за­тель­ства обо­их мне­ний, и сенат не раз­ре­шил род­ст­вен­ни­кам выку­пить плен­ных, пола­гая, что при мно­гих пред­сто­я­щих еще опас­но­стях не при­не­сет поль­зы на буду­щее про­яв­лен­ное в насто­я­щее вре­мя чело­ве­ко­лю­бие; жесто­кость же, пусть бы она каза­лась и печаль­ной, будет полез­на для буду­ще­го, а в насто­я­щее вре­мя сме­ло­стью реше­ния пора­зит Ган­ни­ба­ла. Итак, Сем­п­ро­ний и быв­шие с ним двое из плен­ных вер­ну­лись к Ган­ни­ба­лу. Неко­то­рых из плен­ных Ган­ни­бал тогда про­дал, неко­то­рых же, охва­чен­ный гне­вом, велел убить, запрудил их тела­ми реку и по тако­му мосту пере­шел через нее. Всех же тех, кто при­над­ле­жал к сена­то­рам или вооб­ще к знат­ным, он заста­вил всту­пить друг с дру­гом в еди­но­бор­ство, отцов с сыно­вья­ми, бра­тьев с бра­тья­ми, не упус­кая ни одно­го слу­чая про­явить пре­зри­тель­ную жесто­кость, при­чем ливий­цы были зри­те­ля­ми это­го зре­ли­ща.

29. После это­го, при­дя в область, под­власт­ную рим­ля­нам, он опу­сто­шил ее и подо­дви­нул осад­ные маши­ны к Пете­лии⁷⁷. Пете­ли­нов было немно­го, но они сме­ло вме­сте с жена­ми высту­пи­ли про­тив Ган­ни­ба­ла и совер­ши­ли мно­го слав­ных подви­гов. Они посто­ян­но сжи­га­ли его маши­ны, при­чем их жены сра­жа­лись не менее муже­ст­вен­но, чем они. Ста­но­вясь после каж­до­го боя все мало­чис­лен­нее, они боль­ше все­го стра­да­ли от голо­да. Заме­тив это, Ган­ни­бал окру­жил их лини­ей укреп­ле­ний и поста­вил Ган­но­на⁷⁸ во гла­ве оса­ды. Оса­жден­ные, посколь­ку их бед­ст­вен­ное поло­же­ние ста­ло затя­ги­вать­ся, сна­ча­ла выгна­ли бес­по­лез­ных для сра­же­ний людей в про­стран­ство за сво­и­ми укреп­ле­ни­я­ми и смот­ре­ли на них, изби­вае­мых Ган­но­ном, без печа­ли, счи­тая, что, уми­рая, они полу­ча­ют луч­шую долю. На этом же осно­ва­нии и осталь­ные, доведен­ные до пол­но­го исто­ще­ния, сде­ла­ли вылаз­ку про­тив вра­гов, при­чем они и тогда совер­ши­ли мно­го слав­ных подви­гов, но, не будучи в силах из-за отсут­ст­вия пищи и сла­бо­сти даже вер­нуть­ся в город, они все были истреб­ле­ны ливий­ца­ми. Ган­нон взял город, при­чем из него бежа­ли при этих обсто­я­тель­ствах те немно­гие, кото­рые мог­ли бежать. Рим­ляне, вос­хи­щен­ные их рас­по­ло­же­ни­ем к себе и неве­ро­ят­ной реши­мо­стью, ста­ра­тель­но собра­ли их, рас­се­яв­ших­ся по раз­ным местам, и в коли­че­стве око­ло вось­ми­сот чело­век вер­ну­ли и посе­ли­ли после этой вой­ны вновь на их родине.

30.⁷⁹ Так как всад­ни­ки-кельт­ибе­ры, кото­рые слу­жи­ли наем­ни­ка­ми у Ган­ни­ба­ла, бле­стя­ще сра­жа­лись, то рим­ские пол­ко­вод­цы в Ибе­рии, попро­сив у горо­дов, быв­ших под их вла­стью, столь­ко же (το­σούσ­δε)⁸⁰ дру­гих всад­ни­ков, посла­ли их в Ита­лию в про­ти­во­вес тем, кото­рые были там у Ган­ни­ба­ла; они, встре­ча­ясь с сопле­мен­ни­ка­ми, посколь­ку они ста­ли лаге­рем близ­ко от Ган­ни­ба­ла, при­вле­ка­ли их на свою сто­ро­ну. Когда мно­гие из них пере­шли к рим­ля­нам, как пере­беж­чи­ки, или про­сто бежа­ли, то и остав­ши­е­ся не были вер­ны Ган­ни­ба­лу, подо­зре­вае­мые им и сами подо­зре­вая его. Вот с это­го-то вре­ме­ни дела у Ган­ни­ба­ла и пошли хуже.

31. Есть город в Дав­нии — Арги­рип­пы (Ἀργύ­ριπ­πα)⁸¹, кото­рый, как гово­рят, осно­вал Дио­мед Аргос­ский. Некто Дасий, счи­тав­ший­ся потом­ком Дио­меда, чело­век неустой­чи­вый в сво­их убеж­де­ни­ях и недо­стой­ный Дио­меда, после того как рим­ляне потер­пе­ли око­ло Канн боль­шое пора­же­ние, побудил оте­че­ство отло­жить­ся от рим­лян к ливий­цам⁸². Тогда же, когда у Ган­ни­ба­ла дела пошли пло­хо, он тай­но вер­хом съездил в Рим и, введен­ный в сенат, ска­зал, что может⁸³ испра­вить ошиб­ку и вновь при­влечь город на сто­ро­ну рим­лян. Сена­то­ры же чуть его не уби­ли и тот­час же выгна­ли из горо­да. Он же, боясь и их и Ган­ни­ба­ла, ски­тал­ся по стране, а его жену и детей Ган­ни­бал сжег живы­ми, а Арги­рип­пы, так как нашлись дру­гие, сдав­шие их, Фабий Мак­сим⁸⁴ взял ночью и, пере­бив всех ливий­цев, кото­рых нашел там, поста­вил в горо­де гар­ни­зон.

VI. 32.⁸⁵ А Тарент, в кото­ром рим­ляне дер­жа­ли гар­ни­зон, вот каким обра­зом пре­дал Коно­ней⁸⁶. Коно­ней при­вык зани­мать­ся охотой и, все­гда при­но­ся что-либо началь­ни­ку рим­ско­го гар­ни­зо­на Ливию⁸⁷, сде­лал­ся поэто­му его при­я­те­лем. Так как в стране шла вой­на, он ска­зал, что долж­но охо­тить­ся ночью и ночью при­но­сить добы­чу. Поэто­му, так как ночью ему отпи­ра­ли ворота, он, усло­вив­шись с Ган­ни­ба­лом и взяв у него вои­нов, одних скрыл в какой-то зарос­ли, вбли­зи горо­да, дру­гим велел сле­до­вать за собой на неболь­шом рас­сто­я­нии, а третьим, оде­тым охот­ни­ка­ми, — подой­ти вме­сте с ним, надев пан­ци­ри и мечи под одеж­ду. Дав им нести на шестах каба­на, ночью он подо­шел к воротам. Когда сто­ро­жа, как обыч­но, откры­ли ему ворота, вошед­шие вме­сте с ним тот­час же уби­ли открыв­ших ворота, а сле­до­вав­шие за Коно­не­ем спеш­но ворва­лись с ними, при­ня­ли тех, кото­рые вышли из зарос­ли, и откры­ли ворота Ган­ни­ба­лу. Он, вой­дя внутрь, быст­ро овла­дел осталь­ным горо­дом и, при­влек­ши на свою сто­ро­ну тарен­тин­цев, оса­дил акро­поль, еще охра­ня­е­мый рим­ским гар­ни­зо­ном.

33. Вот каким обра­зом Коно­ней пре­дал Тарент; рим­лян, кото­рые зани­ма­ли акро­поль, было до пяти тысяч, и к ним при­со­еди­ни­лись неко­то­рые из тарен­тин­цев; так­же началь­ник гар­ни­зо­на в Мета­пон­те⁸⁸ при­был сюда с поло­ви­ной сво­его гар­ни­зо­на; у них был боль­шой запас стрел и орудий, так что они мог­ли лег­ко со стен отра­жать Ган­ни­ба­ла. Но и у Ган­ни­ба­ла все­го это­го было в боль­шом коли­че­стве. Итак, под­ведя баш­ни, ката­пуль­ты и чере­па­хи, он рас­ка­чал неко­то­рые из стен, сер­па­ми, при­вя­зан­ны­ми к кана­там, сорвал зуб­цы и обна­жил сте­ну. Рим­ляне, пус­кая кам­ни в маши­ны, мно­гие из них уни­что­жи­ли, пет­ля­ми отво­ди­ли сер­пы, и, часто и вне­зап­но делая вылаз­ки, они все­гда воз­вра­ща­лись после того, как вно­си­ли какой-либо бес­по­рядок в ряды вра­гов и из них мно­гих уби­ва­ли. Одна­жды, заме­тив, что под­нял­ся силь­ный ветер, одни ста­ли бро­сать со сте­ны зажжен­ные факе­лы, пак­лю и смо­лу на маши­ны, а дру­гие, сверх того сде­лав вылаз­ку, подо­жгли их. Отка­зав­шись от этой попыт­ки, Ган­ни­бал обло­жил город укреп­ле­ни­я­ми, кро­ме той части, кото­рая под­хо­ди­ла к морю, так как это было невоз­мож­но. И, пере­дав Ган­но­ну⁸⁹ руко­вод­ство оса­дой, он уда­лил­ся в область япи­гов.

34. У тарен­тин­цев есть гава­ни, обра­щен­ные к севе­ру, если въез­жать с моря через про­лив⁹⁰, при­чем про­лив этот запи­рал­ся моста­ми⁹¹; тогда они были в руках рим­ско­го гар­ни­зо­на, кото­рый сам полу­чал про­до­воль­ст­вие с моря, а тарен­тин­цам пре­пят­ст­во­вал снаб­жать­ся таким обра­зом. Поэто­му тарен­тин­цы испы­ты­ва­ли недо­ста­ток в про­до­воль­ст­вии, пока, при­дя к ним, Ган­ни­бал не научил их, пере­ко­пав про­ез­жую доро­гу, кото­рая шла по середине горо­да от гава­ней к южно­му морю, сде­лать, таким обра­зом, дру­гой про­ход. Сде­лав это, они ста­ли полу­чать про­до­воль­ст­вие, и, так как рим­ский гар­ни­зон не имел кораб­лей, тарен­тин­цы сво­и­ми три­эра­ми, под­плы­вая⁹² под сте­ну, осо­бен­но когда не было силь­но­го вет­ра, вреди­ли рим­ля­нам: под­во­зив­ше­е­ся им про­до­воль­ст­вие они отни­ма­ли, и рим­ляне ста­ли испы­ты­вать в нем недо­ста­ток. И когда фурий­цы⁹³ посла­ли им на кораб­лях хлеб и три­э­ры для охра­ны кораб­лей, тарен­тин­цы и быв­шие с ними ливий­цы, узнав об этом и устро­ив заса­ду, захва­ти­ли все кораб­ли и с этим хле­бом, и с сами­ми людь­ми. Когда фурий­цы ста­ли часто посы­лать посоль­ства и про­си­ли осво­бо­дить захва­чен­ных в плен, тарен­тин­цы ста­ра­лись при­хо­див­ших к ним при­влечь на сто­ро­ну Ган­ни­ба­ла. И Ган­ни­бал всех фурий­цев, кото­рых он имел плен­ни­ка­ми, тот­час осво­бо­дил. Они же силой заста­ви­ли сво­их сограж­дан открыть ворота Ган­но­ну. И вот фурий­цы, желая сохра­нить Тарент для рим­лян, неза­мет­но сами ока­за­лись под вла­стью кар­фа­ге­нян; быв­ший же в горо­де рим­ский гар­ни­зон тай­но уплыл в Брен­те­сий⁹⁴.

35.⁹⁵ Мета­понт­цы же, когда их началь­ник гар­ни­зо­на ушел в Тарент, уведя поло­ви­ну сво­их вои­нов, пере­би­ли осталь­ных, уже мало­чис­лен­ных, и при­со­еди­ни­лись к Ган­ни­ба­лу. При­со­еди­ни­лась и Герак­лея⁹⁶, лежав­шая меж­ду мета­понт­ца­ми и фурий­ца­ми⁹⁷, ско­рее от стра­ха, чем созна­тель­но. Дела Ган­ни­ба­ла вновь ста­ли луч­ше. В сле­дую­щем году и неко­то­рые из лука­нов отпа­ли от рим­лян; про­кон­сул Сем­п­ро­ний Гракх⁹⁸, дви­нув­шись про­тив них, вое­вал с ними. Некий лукан, из тех, кото­рые еще оста­ва­лись под вла­стью рим­лян, по име­ни Фла­вий (Φλάουιος)⁹⁹, счи­тав­ший­ся дру­гом и гостем Грак­ха, решив пре­дать его, убедил его прий­ти в какое-то местеч­ко, чтобы заклю­чить дого­вор с пол­ко­во­д­ца­ми лука­нов: яко­бы они рас­ка­я­лись и хотят дать и полу­чить обе­ща­ния в вер­но­сти. Ниче­го не подо­зре­вая, Гракх после­до­вал за ним с трид­ца­тью всад­ни­ка­ми. Когда же его окру­жи­ло боль­шое чис­ло нома­дов, появив­ших­ся из заса­ды, и Фла­вий уска­кал к ним, Гракх, поняв его пре­да­тель­ство, спе­шив­шись и совер­шив мно­го подви­гов, был изруб­лен со все­ми сво­и­ми спут­ни­ка­ми, кро­ме тро­их: их одних взял в плен Ган­ни­бал, хотя он при­ло­жил мно­го уси­лий, чтобы взять живым рим­ско­го про­кон­су­ла. Хотя он так недо­стой­но попал в заса­ду, но все же, вос­хи­щен­ный доб­ле­стью его кон­чи­ны, Ган­ни­бал похо­ро­нил (ἔθα­ψε) его¹⁰⁰, а кости послал рим­ля­нам. После это­го сам он про­вел лето в обла­сти япи­гов и ста­рал­ся собрать поболь­ше хле­ба

36. Когда же рим­ляне реши­ли напасть на капу­ан­цев, Ган­ни­бал послал Ган­но­на¹⁰¹ с тыся­чью пехо­тин­цев и тыся­чью всад­ни­ков, чтобы он ночью вошел в Капую. Он и вошел неза­мет­но для рим­лян, и они с наступ­ле­ни­ем дня, как толь­ко увида­ли на сте­нах более мно­го­чис­лен­ных защит­ни­ков, поня­ли про­ис­шед­шее и тот­час ото­шли от горо­да, но спер­ва собра­ли еще не сжа­тый хлеб капу­ан­цев и дру­гих кам­пан­цев. Когда кам­пан­цы ста­ли на это пла­кать­ся, Ган­ни­бал ска­зал, что он име­ет мно­го хле­ба в Япи­гии, и велел, послав за ним, брать, сколь­ко они хотят. Они же посла­ли не толь­ко вьюч­ных живот­ных и муж­чин, но и жен­щин и детей, чтобы носить хлеб, не боясь уже ниче­го во вре­мя пути, так как в их область пере­шел из обла­сти япи­гов Ган­ни­бал и стал лаге­рем у реки Кало­ра¹⁰², близ Бене­вен­та, жите­лей кото­ро­го одних боя­лись капу­ан­цы, так как те еще оста­ва­лись союз­ни­ка­ми рим­лян. Но тогда, в при­сут­ст­вии Ган­ни­ба­ла, капу­ан­цы пре­зи­ра­ли всех.

37.¹⁰³ Слу­чи­лось, что Ган­ни­бал, так как его вызвал Ган­нон, ушел в область лука­нов, оста­вив боль­шую часть сна­ря­же­ния в лаге­ре у Бене­вен­та с малой охра­ной; тогда один из рим­ских кон­су­лов, коман­до­вав­ших вой­ска­ми, — а их было два, Фуль­вий Флакк и Клав­дий Аппий¹⁰⁴ — узнав об этом, напал на кам­пан­цев, пере­но­сив­ших хлеб, и, так как они к это­му были не при­готов­ле­ны, мно­гих пере­бил, а хлеб отдал жите­лям Бене­вен­та; он взял и лагерь Ган­ни­ба­ла и все заготов­лен­ное в нем раз­гра­бил и, так как Ган­ни­бал был еще в обла­сти лука­нов, окру­жил рвом Капую и за рвом обвел всю Капую по кру­гу сте­ной. Сде­лав вне это­го укреп­ле­ния дру­гое, про­стран­ство меж­ду ними рим­ляне сде­ла­ли лаге­рем. Стен­ные высту­пы у них были обра­ще­ны одни в сто­ро­ну оса­ждае­мых капу­ан­цев, дру­гие — в сто­ро­ну под­сту­паю­щих извне, при­чем вид это­го лаге­ря был напо­до­бие боль­шо­го горо­да, име­ю­ще­го в середине мень­ший. От внут­рен­ней сте­ны кру­го­во­го укреп­ле­ния до Капуи рас­сто­я­ние было самое боль­шее два ста­дия¹⁰⁵; на этом про­стран­стве каж­дый день, когда луч­шие вои­ны обе­их сто­рон вызы­ва­ли друг дру­га, про­ис­хо­ди­ло мно­го столк­но­ве­ний и схва­ток, мно­го еди­но­борств, как в теат­ре, окру­жен­ном сте­на­ми. Некий капу­а­нец, по име­ни Таврея¹⁰⁶, убе­гал во вре­мя еди­но­бор­ства от одно­го из рим­лян — Клав­дия Асел­ла¹⁰⁷, избав­ля­ясь от опас­но­сти, пока Аселл, натолк­нув­шись на сте­ны капу­ан­цев и не имея воз­мож­но­сти на пол­ном ска­ку повер­нуть коня, не ворвал­ся стре­ми­тель­но через вра­же­ские ворота в Капую и, про­ска­кав через весь город, не выско­чил через дру­гие ворота к рим­ля­нам, сто­яв­шим на дру­гой сто­роне.

38.¹⁰⁸ И так он спас­ся, совер­шен­но неве­ро­ят­ным обра­зом. Ган­ни­бал же, обма­нув­шись в успе­хе дела, из-за кото­ро­го он был вызван в область лука­нов, обра­тил­ся к Капуе, счи­тая очень важ­ным, чтобы такой боль­шой и удач­но рас­по­ло­жен­ный город не ока­зал­ся под вла­стью рим­лян. Напав на кру­го­вое укреп­ле­ние, но ниче­го не достиг­нув и не пред­став­ляя, каким обра­зом мож­но послать в город или хлеб, или вой­ско, так как никто из тех, кто нахо­дил­ся в горо­де, не мог к нему вый­ти из-за укреп­ле­ния, охва­ты­вав­ше­го город со всех сто­рон, он спеш­но дви­нул­ся со всем вой­ском на Рим, узнав, что и рим­ляне уже стра­да­ют от голо­да, а так­же наде­ясь, что этим он отвле­чет рим­лян от Капуи или сам сде­ла­ет нечто боль­шее, чем осво­бож­де­ние Капуи. Стре­ми­тель­ным похо­дом прой­дя зем­ли мно­гих враж­деб­ных наро­дов, из кото­рых одни не мог­ли его удер­жать, а дру­гие не дела­ли даже попыт­ки сопро­тив­лять­ся ему, он стал лаге­рем в трид­ца­ти двух ста­ди­ях¹⁰⁹ от Рима на реке Аниене¹¹⁰.

39. Город при­шел в такое смя­те­ние, как нико­гда рань­ше; сво­его вой­ска у них не было ника­ко­го (все, какое было, нахо­ди­лось тогда в Кам­па­нии), тогда как вне­зап­но на них напа­ли столь боль­шое вра­же­ское вой­ско и пол­ко­во­дец доб­лест­ный и счаст­ли­вый, не тер­пев­ший пора­же­ний. Одна­ко те из спо­соб­ных носить ору­жие, кото­рые были в горо­де, ста­ли охра­нять ворота, ста­ри­ки под­ня­лись на сте­ну, жен­щи­ны и дети под­но­си­ли кам­ни и стре­лы. Быв­шие в полях бегом соби­ра­лись в город. Крик, плач, моле­ния и вза­им­ные под­бад­ри­ва­ния сме­ша­лись в общий гул. Были из них и такие, кото­рые, вый­дя из горо­да, ста­ли раз­ру­шать мост на Анио. Неко­гда рим­ляне, укре­пив один малень­кий горо­док в обла­сти айка­нов¹¹¹, назва­ли его от сво­ей мет­ро­по­лии Аль­бой¹¹²; со вре­ме­нем вслед­ст­вие небреж­но­сти про­из­но­ше­ния или пор­чи язы­ка или для отли­чия от алба­нов они ста­ли назы­вать их аль­бе­се­я­ми (Ἀλβη­σέας)¹¹³. Из этих вот аль­бе­се­ев тогда бегом при­мча­лись в Рим две тыся­чи чело­век, чтобы вме­сте пере­жить опас­ность, и, как толь­ко они при­бы­ли, они воору­жи­лись и ста­ли охра­нять ворота. Такое рве­ние из всех коло­ний про­явил один толь­ко этот малень­кий горо­док, подоб­но тому, как и к афи­ня­нам в бит­ве при Мара­фоне малень­кий город пла­тей­цев при­шел на помощь, чтобы при­нять уча­стие в защи­те от гро­зив­шей тогда опас­но­сти¹¹⁴.

40. Из рим­ских пол­ко­вод­цев Аппий остал­ся у Капуи, так как каза­лось, что он и один суме­ет взять Капую, а Фуль­вий Флакк¹¹⁵, дви­нув­шись дру­ги­ми, чем Ган­ни­бал, путя­ми с неве­ро­ят­ной быст­ро­той, стал лаге­рем про­тив Ган­ни­ба­ла, имея меж­ду собой и им реку Аниен. Ган­ни­бал, най­дя мост раз­ру­шен­ным, а Фуль­вия засев­шим про­тив него на дру­гом бере­гу, решил обой­ти реку у ее исто­ков. Фуль­вий шел парал­лель­но с ним по дру­го­му бере­гу, но Ган­ни­бал и здесь его обма­нул, оста­вив всад­ни­ков-нома­дов, кото­рые по ухо­де войск пере­шли Аниен и ста­ли опу­сто­шать поля рим­лян. Ока­зав­шись у само­го Рима и устра­шив его, они, как им было при­ка­за­но, вер­ну­лись к Ган­ни­ба­лу. Сам же он, когда обо­шел исто­ки реки и до Рима оста­лось неда­ле­ко, как гово­рят, ночью с тре­мя тело­хра­ни­те­ля­ми тай­но осмот­рел город, и, несмот­ря на то, что он заме­тил недо­ста­ток вой­ска и охва­тив­шее всех смя­те­ние, он повер­нул обрат­но к Капуе¹¹⁶: или бог, как и в дру­гих слу­ча­ях, и тогда отнял у него разум, или испу­гав­шись доб­ле­сти и сча­стья это­го горо­да, или, как он сам гово­рил сове­то­вав­шим ему напасть на город, не желал кон­чать вой­ны из стра­ха перед кар­фа­ге­ня­на­ми, ибо тогда ему при­шлось бы сло­жить коман­до­ва­ние. Ведь вой­ско Фуль­вия ни в какой сте­пе­ни не мог­ло рав­нять­ся с вой­ском Ган­ни­ба­ла. Фуль­вий сле­до­вал за ухо­див­шим Ган­ни­ба­лом, мешая ему запа­сать фураж и осте­ре­га­ясь под­верг­нуть­ся напа­де­нию из заса­ды.

VII. 41. Выждав без­лун­ную ночь и заме­тив, что Фуль­вий вече­ром не успел постро­ить сте­ны, но, выко­пав ров, оста­вив про­ме­жут­ки вме­сто ворот и сде­лав вме­сто сте­ны насыпь, успо­ко­ил­ся, Ган­ни­бал тай­но послал на есте­ствен­но укреп­лен­ный холм, под­ни­мав­ший­ся над рим­ским лаге­рем, всад­ни­ков, кото­рым ска­зал, чтобы они вре­мен­но дер­жа­лись спо­кой­но, пока рим­ляне не нач­нут зани­мать холм, как сво­бод­ный от людей, и, поса­див на сло­нов индий­цев, при­ка­зал им про­рвать­ся в лагерь Фуль­вия через про­ме­жут­ки, остав­лен­ные для ворот, а, как толь­ко смо­гут, и через насы­пи. И, при­ка­зав неко­то­рым тру­ба­чам и гор­ни­стам сле­до­вать за ними на неболь­шом рас­сто­я­нии, он при­ба­вил к это­му, что, когда они ока­жут­ся внут­ри лаге­ря, одни долж­ны, раз­бе­жав­шись, про­из­ве­сти воз­мож­но боль­ше смя­те­ния, чтобы пока­за­лось, что их очень мно­го, дру­гие же кри­чать по-латы­ни, что Фуль­вий, пол­ко­во­дец рим­лян, при­ка­зы­ва­ет, оста­вив лагерь, взой­ти на близ­ле­жа­щий холм¹¹⁷. Тако­ва была воен­ная хит­рость Ган­ни­ба­ла, и в нача­ле это­го пред­при­я­тия все шло так, как он заду­мал; и сло­ны вошли, затоп­тав сто­ро­жей, и тру­ба­чи дела­ли свое дело, и смя­те­ние, неожи­дан­но охва­тив­шее рим­лян, под­ни­мав­ших­ся со сна в тем­но­те ночи, было ужа­саю­щим, слы­ша же от гово­рив­ших по-латы­ни, что при­ка­за­но бежать на холм, они гото­вы были это выпол­нить.

42. Фуль­вий же, все­гда ожи­дая какой-нибудь заса­ды и подо­зре­вая что-либо подоб­ное во всех дей­ст­ви­ях Ган­ни­ба­ла, или по врож­ден­ной ему рас­суди­тель­но­сти, или осе­нен­ный боже­ст­вен­ным наи­ти­ем, или полу­чив точ­ные сведе­ния от плен­ни­ка, Фуль­вий поспеш­но поста­вил три­бу­нов на доро­гах, вед­ших к хол­му, чтобы задер­жи­вать тех, кото­рые по ним уже нес­лись туда, и разъ­яс­нять им, что этот при­каз дал не рим­ский пол­ко­во­дец, а Ган­ни­бал, устро­ив­ший там заса­ду. Сам же он, поста­вив на насы­пях через корот­кие про­ме­жут­ки стра­жей, чтобы никто не вторг­нул­ся извне, ходил по лаге­рю вме­сте с дру­ги­ми и гром­ко сооб­щал, что все обсто­ит спо­кой­но и что тех, кото­рые вошли вме­сте со сло­на­ми, немно­го. Он велел повсюду зажечь факе­лы и раз­ве­сти кост­ры, и тогда ста­ла ясной мало­чис­лен­ность вошед­ших, так что рим­ляне, совер­шен­но про­ник­нув­шись к ним пре­зре­ни­ем и перей­дя от преж­не­го стра­ха к гне­ву, лег­ко пере­би­ли их, так как они были без­оруж­ны и немно­го­чис­лен­ны. Сло­ны, не имея сво­бод­но­го про­стран­ства, чтобы повер­нуть­ся, запу­ты­ва­лись меж­ду пала­ток и бара­ков; в узком про­стран­стве огром­ные их тела пред­став­ля­ли пре­крас­ную цель для уда­ров; в кон­це кон­цов, стра­дая от ран, при­дя в ярость (ἀγα­νακ­τοῦν­τες)¹¹⁸, не имея воз­мож­но­сти бро­сить­ся на вра­гов, они ски­ну­ли с себя сво­их вожа­ков, затоп­та­ли их в бешен­стве и с ревом и, совер­шен­но обе­зу­мев, вырва­лись из лаге­ря. Так Фуль­вий Флакк бла­го­да­ря разум­ной твер­до­сти и искус­ству, встре­тив­шись с вне­зап­ной заса­дой, обо­шел Ган­ни­ба­ла и сохра­нил свое вой­ско, все­гда бояв­ше­е­ся коз­ней Ган­ни­ба­ла¹¹⁹.

43. Потер­пев неуда­чу в сво­ей попыт­ке, Ган­ни­бал, перей­дя в область лука­нов, зази­мо­вал; и этот сви­ре­пый воин пре­дал­ся непри­выч­ной для него рос­ко­ши и любов­ным наслаж­де­ни­ям. И тот­час у него за малое вре­мя все пере­ме­ни­лось. Фуль­вий воз­вра­тил­ся в Капую к сво­е­му сото­ва­ри­щу-пол­ко­вод­цу, и оба ста­ли уси­лен­но тес­нить капу­ан­цев, торо­пясь взять город зимой, пока Ган­ни­бал отсут­ст­во­вал. Капу­ан­цы же, посколь­ку запа­сы про­до­воль­ст­вия были у них исчер­па­ны и неот­куда было под­вез­ти дру­гие, отда­ли себя в руки кон­су­лов; сда­лись им и те из ливий­цев, кото­рые сто­я­ли как гар­ни­зон, с сами­ми пол­ко­во­д­ца­ми, Ган­но­ном (не тем, кото­рый был в Лука­нии)¹²⁰ и Боста­ром¹²¹. Рим­ляне поста­ви­ли в горо­де свой гар­ни­зон и сколь­ко ни нашли пере­беж­чи­ков, у всех у них отру­би­ли руки; из ливий­цев знат­ных посла­ли в Рим, осталь­ных про­да­ли. Из самих капу­ан­цев, наи­бо­лее винов­ных в отпа­де­нии они каз­ни­ли, у осталь­ных отня­ли толь­ко зем­лю: вся она вокруг Капуи очень пло­до­род­на, так как это рав­ни­на. Так Капуя вновь пере­шла в руки рим­лян, и этим у ливий­цев для веде­ния вой­ны в Ита­лии было отня­то боль­шое пре­иму­ще­ство.

44.¹²² В обла­сти брут­ти­ев, кото­рая состав­ля­ет часть Ита­лии¹²³, один чело­век из заня­то­го ливий­ца­ми горо­да Тисии¹²⁴, при­вык­ший все­гда гра­бить и достав­лять добы­чу началь­ни­ку гар­ни­зо­на, а вслед­ст­вие это­го став­ший ему во всех отно­ше­ни­ях при­я­те­лем и почти сото­ва­ри­щем по вла­сти, стра­дал, видя, как сол­да­ты гар­ни­зо­на насиль­ни­ча­ют над его оте­че­ст­вом. Поэто­му, стол­ко­вав­шись с рим­ским вое­на­чаль­ни­ком и дав и полу­чив от него клят­вы в вер­но­сти, он вся­кий раз при­во­дил в кре­пость как плен­ных несколь­ких рим­ских сол­дат, а их ору­жие при­но­сил как добы­чу. Когда их ока­за­лось доволь­но мно­го, он осво­бо­дил и воору­жил их, уни­что­жил гар­ни­зон ливий­цев и ввел дру­гой от рим­лян. Когда немно­го позд­нее мимо них про­хо­дил Ган­ни­бал, сол­да­ты рим­ско­го гар­ни­зо­на, пора­жен­ные стра­хом, бежа­ли в Регий, а тиси­а­ты пре­да­ли себя Ган­ни­ба­лу. Винов­ни­ков отпа­де­ния Ган­ни­бал сжег, а в горо­де поста­вил дру­гой гар­ни­зон.

45. В горо­де япи­гов Сала­пии¹²⁵, под­власт­ном ливий­цам, было два чело­ве­ка, выдаю­щих­ся из чис­ла дру­гих родом, богат­ст­вом и могу­ще­ст­вом, но во мно­гом отлич­ных друг от дру­га. Из них Дасий сто­ял на сто­роне ливий­цев, а Бла­тий — на сто­роне рим­лян. Пока дела Ган­ни­ба­ла про­цве­та­ли, Бла­тий без­дей­ст­во­вал; когда же дела рим­лян ста­ли поправ­лять­ся и мно­гие из их вла­де­ний они вновь вер­ну­ли, Бла­тий стал убеж­дать сво­его вра­га объ­еди­нить­ся с ним в заботах толь­ко об оте­че­стве, чтобы не потер­петь чего-нибудь ужас­но­го, если рим­ляне возь­мут силой их город. Тот, сде­лав вид, что согла­ша­ет­ся, донес об этом Ган­ни­ба­лу. И судил их Ган­ни­бал, при­чем Дасий обви­нял, Бла­тий защи­щал­ся и гово­рил, что он под­верг­ся наве­ту вслед­ст­вие враж­ды; уже и рань­ше пред­видя это, Бла­тий дерз­нул про­из­не­сти такую речь перед вра­гом, счи­тая, что его обви­ни­те­лю не будет веры вслед­ст­вие их вза­им­ной враж­ды. Ган­ни­бал, пола­гая, что не долж­но ни остав­лять тако­го дела без вни­ма­ния, ни сра­зу пове­рить ска­зан­но­му вра­гом обви­ня­е­мо­го, ото­слал их, чтобы само­му с собой обду­мать это дело. Так как выход был очень узким, Бла­тий неза­мет­но для дру­гих ска­зал Дасию: «Не будешь, при­я­тель, спа­сать оте­че­ство?» Дасий же, немед­лен­но закри­чав, сооб­щил это Ган­ни­ба­лу.

46. Тогда Бла­тий, жалу­ясь и этим еще более вызы­вая к себе дове­рие, ска­зал, что он явля­ет­ся жерт­вой заго­во­ра хит­ро­го вра­га. «Этот», ска­зал он, «тепе­реш­ний ковар­ный замы­сел осво­бож­да­ет меня и от преж­не­го подо­зре­ния, если какое-нибудь было. Ведь кто и преж­де мог бы дове­рить вра­гу такое дело, и теперь, если рань­ше он и посту­пил необ­ду­ман­но, вновь во вто­рой раз решил­ся бы ска­зать то же самое чело­ве­ку, недо­стой­но­му дове­рия, высту­пив­ше­му обви­ни­те­лем в этом самом деле, пере­жи­вая еще опас­ность, нахо­дясь под судом и отри­цая свою винов­ность, и при этом еще ска­зать в суде, где мно­гие мог­ли слы­шать, да и обви­ни­тель рав­ным обра­зом тот­час же сооб­щил бы это? И если бы даже он вне­зап­но ока­зал­ся», гово­рил он, «бла­го­рас­по­ло­жен­ным и дру­же­ст­вен­ным, то в чем он мог бы ока­зать­ся мне полез­ным в борь­бе за оте­че­ство? Чего бы я тре­бо­вал от него, кото­рый ничем не может помочь?» Мне кажет­ся, что Бла­тий, опять пред­видя все, что слу­чи­лось, шеп­нул на ухо Дасию эту фра­зу и вызвал к нему еще боль­шее недо­ве­рие; вслед­ст­вие это­го и Ган­ни­бал стал мень­ше дове­рять ска­зан­но­му преж­де Даси­ем. Но даже и теперь, избег­нув суда, Бла­тий не пере­стал пере­убеж­дать вра­га, одно­вре­мен­но пре­зи­рая его, как став­ше­го недо­стой­ным дове­рия во всех отно­ше­ни­ях. Дасий же вновь сде­лал вид, что согла­ша­ет­ся, и про­сил ука­зать ход заду­ман­но­го отпа­де­ния. Ниче­го не опа­са­ясь, Бла­тий ска­зал: «Я спеш­но уеду в один из рим­ских лаге­рей» (ука­зав ему один из самых дале­ких) «и, взяв вой­ско, при­ве­ду сюда; ибо началь­ник того вой­ска мне друг; ты же оста­вай­ся у меня здесь и наблюдай за внут­рен­ней жиз­нью горо­да».

47. Так он ска­зал и тот­час же быст­ро уехал, тай­но от Дасия, не в тот, на кото­рый он ука­зал, лагерь, а в Рим, куда доро­га была коро­че. Дав сена­ту залож­ни­ком сына, он попро­сил тыся­чу всад­ни­ков, с кото­ры­ми спеш­но воз­вра­тил­ся, пред­видя, что́ долж­но про­изой­ти. Дасий, не видя вра­га в сле­дую­щие дни, решил, что тот выпол­ня­ет то, о чем он ему сооб­щил, как буд­то уже вполне дове­ряя ему. Итак, сочтя, что дей­ст­ви­тель­но Бла­тий отпра­вил­ся в тот более отда­лен­ный лагерь, Дасий быст­ро отпра­вил­ся к Ган­ни­ба­лу, рас­счи­ты­вая, что суме­ет вер­нуть­ся рань­ше его; при этом он ска­зал: «теперь я пре­дам тебе Бла­тия с полич­ным, когда он будет вво­дить в город вой­ско». Изло­жив про­изо­шед­шее и взяв несколь­ко вои­нов, он с поспеш­но­стью вер­нул­ся в род­ной город, пола­гая, что Бла­тий еще дале­ко. Но тот был уже в горо­де, толь­ко что туда при­был, и, пере­бив гар­ни­зон из ливий­цев, быв­ший немно­го­чис­лен­ным, сте­рег, чтобы никто не вышел из горо­да; все осталь­ные ворота он запер, те же, через кото­рые дол­жен был вой­ти Дасий, одни оста­вил откры­ты­ми. И часть сте­ны, кото­рая при­ле­га­ла к ним, он всю при­вел в такое состо­я­ние, чтобы она не вызы­ва­ла подо­зре­ния; внут­ри же все было так пере­ры­то рва­ми, чтобы ворвав­ши­е­ся за ворота не мог­ли раз­бе­жать­ся по все­му горо­ду. Когда Дасий увидел ворота откры­ты­ми, он обра­до­вал­ся, сочтя, что он пред­у­предил вра­га, и, пол­ный весе­лья, въе­хал в город. Бла­тий же, закрыв ворота, убил его и въе­хав­ших с ним, оттес­нив их в узкое про­стран­ство, так что вслед­ст­вие рвов они не име­ли воз­мож­но­сти бежать. Лишь немно­гие из них, пере­ско­чив через сте­ну, бежа­ли.

VIII. 48. Так Бла­тий одо­лел Дасия, три­жды при­ме­нив про­тив него ковар­ство¹²⁶. В то вре­мя Фуль­вий¹²⁷, рим­ский кон­сул, оса­ждал Эрдо­нию¹²⁸, вече­ром неза­мет­но для него сюда подо­шел Ган­ни­бал и, став побли­зо­сти, велел не зажи­гать огней и хра­нить мол­ча­ние. Око­ло рас­све­та, когда к тому же под­нял­ся туман, он послал всад­ни­ков напасть на рим­ский лагерь. Рим­ляне ста­ли их отра­жать, прав­да, с неко­то­рым смя­те­ни­ем, как толь­ко что встав­шие от сна, но храб­ро, так как виде­ли перед собой немно­гих, откуда-то к ним явив­ших­ся. Ган­ни­бал же с пехотой обо­шел город по дру­гую сто­ро­ну, чтобы одно­вре­мен­но и осмот­реть место и вну­шить надеж­ду нахо­дя­щим­ся внут­ри, пока во вре­мя обхо­да, или пред­видя это, или слу­чай­но, он не столк­нул­ся с рим­ля­на­ми и не окру­жил их. Тот­час же попав под пере­крест­ные уда­ры, они, без­жа­лост­но изби­вае­мые вра­га­ми, поги­ба­ли в боль­шом коли­че­стве; было уби­то из них до вось­ми тысяч и сам кон­сул Фуль­вий. Осталь­ные, вско­чив на какую-то насыпь перед лаге­рем, храб­ро отби­ва­ясь, сохра­ни­ли ее и поме­ша­ли Ган­ни­ба­лу взять лагерь¹²⁹.

49. После это­го рим­ляне опу­сто­ша­ли сто­ро­ну отпав­ших япи­гов, Ган­ни­бал же — область кам­пан­цев, пере­шед­ших на сто­ро­ну рим­лян, кро­ме одной Ател­лы¹³⁰. Жите­лей ее он пере­се­лил в Фурии, чтобы изба­вить их от бед­ст­вий вой­ны, кото­рую вели брут­тии, лука­ны и япи­ги. Рим­ляне посе­ли­ли в Ател­лу¹³¹ изгнан­ных из Нуце­рии¹³² и, напав на еще под­власт­ную Ган­ни­ба­лу Авло­нию¹³³, взя­ли ее и, делая набе­ги, опу­сто­ша­ли зем­лю брут­ти­ев. Тарент, где гар­ни­зо­ном коман­до­вал Кар­та­лон¹³⁴, они оса­ди­ли с суши и с моря¹³⁵. Так как кар­фа­ге­нян в налич­но­сти было мало, Кар­та­лон взял в гар­ни­зон брут­ти­ев. Началь­ник этих брут­ти­ев был влюб­лен в жен­щи­ну, брат кото­рой, нахо­дясь в вой­ске рим­лян, устро­ил через сест­ру, чтобы началь­ник сдал­ся рим­ля­нам, когда они под­ве­дут осад­ные маши­ны к той части сте­ны, где он коман­до­вал. Вот каким обра­зом рим­ляне взя­ли Тарент, место, весь­ма важ­ное для веде­ния вой­ны и на зем­ле и на море.

50. Ган­ни­бал торо­пил­ся к Тарен­ту, но узнав, что он взят, очень огор­чен­ный, отпра­вил­ся в Фурии, а оттуда в Вену­сию¹³⁶, где про­тив него ста­ли лаге­рем Клав­дий Мар­целл¹³⁷, захва­тив­ший Сици­лию, быв­ший тогда в пятый раз кон­су­лом, и Тит Кри­спин¹³⁸; но они не реши­лись начать бит­ву¹³⁹. Но Мар­целл, увидев, как нома­ды заби­ра­ют какую-то добы­чу, и счи­тая, что этих гра­би­те­лей мало, быст­ро напал на них с тре­мя­ста­ми всад­ни­ков, пол­ный к ним пре­зре­ния, при­чем сам он шел впе­ре­ди, будучи отва­жен в бит­вах и все­гда гото­вый на опас­ность. Но когда вне­зап­но появи­лось мно­го ливий­цев, ото­всюду напав­ших на него, те из рим­лян, кото­рые были в тылу, пер­вы­ми бро­си­лись бежать. Мар­целл же, счи­тая, что они сле­ду­ют за ним, про­дол­жал храб­ро сра­жать­ся, пока, пора­жен­ный дро­ти­ком, не был убит¹⁴⁰. Ган­ни­бал, став око­ло его тела, когда увидел раны, кото­рые все были на груди, похва­лил его как вои­на, но упрек­нул как пол­ко­во­д­ца. Сняв с его руки пер­стень с печа­тью, он тор­же­ст­вен­но пре­дал его тело сожже­нию, а кости ото­слал сыну в лагерь рим­лян.

51. Гне­ва­ясь на сала­пи­нов¹⁴¹, Ган­ни­бал поспеш­но, преж­де чем смерть Мар­цел­ла ста­ла мно­гим извест­на, запе­ча­тал пись­ма Мар­цел­ла печа­тью и послал отне­сти это пись­мо рим­ско­го пере­беж­чи­ка, кото­рый дол­жен был сооб­щить, что за ним идет вой­ско Мар­цел­ла и что Мар­целл велит его при­нять. Но жите­ли Сала­пии толь­ко что полу­чи­ли пись­мо Кри­спи­на, разо­слав­ше­го всем уве­дом­ле­ние, что печа­тью Мар­цел­ла овла­дел Ган­ни­бал. Итак, вест­ни­ка, чтобы, оста­ва­ясь, он не узнал, что они хотят сде­лать, они ото­сла­ли, обе­щав сде­лать то, что при­ка­за­но, сами же, воору­жив­шись, ожи­да­ли на сте­нах оче­ред­но­го ковар­ства. Когда подо­шел Ган­ни­бал с нома­да­ми, кото­рых он воору­жил рим­ским ору­жи­ем, они при помо­щи воен­но­го при­спо­соб­ле­ния под­ня­ли ворота, как буд­то дей­ст­ви­тель­но раду­ясь при­бы­тию Мар­цел­ла, и, при­няв внутрь столь­ко, сколь­ко они лег­ко мог­ли одо­леть, они вновь при помо­щи того же при­спо­соб­ле­ния опу­сти­ли ворота. Вошед­ших они уби­ли, а сто­яв­ших еще вне стен они свер­ху ста­ли пора­жать и нано­сить им раны. И, потер­пев неуда­чу в этой вто­рой попыт­ке взять город, Ган­ни­бал ото­шел¹⁴².

52.¹⁴³ В это вре­мя и Гасдру­бал, брат Ган­ни­ба­ла, с вой­ском, кото­рое он набрал в обла­сти кельт­ибе­ров, пере­шел в Ита­лию и, так как кель­ты при­ня­ли его дру­же­люб­но, пере­шел Аль­пий­ские горы, прой­ден­ные ранее Ган­ни­ба­лом, в два меся­ца, а до того эта доро­га потре­бо­ва­ла у Ган­ни­ба­ла шесть меся­цев. Он вторг­ся в Тирре­нию, ведя с собой сорок восемь тысяч пехо­тин­цев, восемь тысяч всад­ни­ков и пят­на­дцать сло­нов. Он отпра­вил бра­ту пись­мо, изве­щая, что он при­был. Так как пись­мо было пере­хва­че­но рим­ля­на­ми, то кон­су­лы Сали­на­тор и Нерон¹⁴⁴, узнав из пись­ма коли­че­ство его вой­ска, соеди­ни­ли вме­сте все свои силы и ста­ли про­тив него лаге­рем у горо­да Сен (Σή­νας)¹⁴⁵. Гасдру­бал, вовсе не желая сра­жать­ся, но торо­пясь соеди­нить­ся с бра­том, укло­нял­ся от боя. И ночью, сняв­шись с лаге­ря, он дви­гал­ся по болотам и топям око­ло труд­но пере­хо­ди­мой реки, пока с наступ­ле­ни­ем дня рим­ляне не захва­ти­ли вои­нов Гасдру­ба­ла, нахо­дя­щих­ся в бес­по­ряд­ке и уста­лых от бес­сон­ни­цы и уси­лий, и мно­гих из них вме­сте с началь­ни­ка­ми, когда они еще соби­ра­лись и стро­и­лись, пере­би­ли, и в чис­ле их само­го Гасдру­ба­ла; мно­гих они взя­ли в плен¹⁴⁶ и осво­бо­ди­ли Ита­лию от вели­ко­го стра­ха, так как Ган­ни­бал стал бы для них непо­беди­мым, если бы при­со­еди­нил к сво­е­му и это вой­ско.

53. Мне кажет­ся, что бог воз­на­гра­дил рим­лян за пора­же­ние при Кан­нах этой победой, кото­рая неда­ле­ко отсто­я­ла от него по вре­ме­ни и в неко­то­ром отно­ше­нии была ему рав­но­цен­ной, так как в обо­их слу­ча­ях погиб­ли пол­ко­вод­цы и коли­че­ство погиб­ше­го вой­ска было очень близ­ко и в том и в дру­гом слу­чае; и плен­ных было мно­го, оди­на­ко­во и в той и в дру­гой бит­ве; в обо­их слу­ча­ях непри­я­те­ли овла­де­ли лаге­рем и бога­ты­ми запа­са­ми про­тив­ной сто­ро­ны. Так попе­ре­мен­но Рим испы­тал и сча­стье и несча­стье. Из кельт­ибе­ров же те, кото­рые бежа­ли из это­го пора­же­ния, одни ушли домой, дру­гие — к Ган­ни­ба­лу.

54. Ган­ни­бал был тяже­ло пора­жен вне­зап­ной гибе­лью бра­та и столь боль­шо­го вой­ска из-за незна­ком­ства с доро­га­ми. Имея уже четыр­на­дцать лет непре­рыв­ных трудов с тех пор, как он начал вое­вать с рим­ля­на­ми в Ита­лии, выби­тый ото­всюду, что он захва­тил рань­ше, он уда­лил­ся в область брут­ти­ев, наро­да, кото­рый один остал­ся ему под­власт­ным, и, ожи­дая новых войск, кото­рые долж­ны были прий­ти из Кар­фа­ге­на, без­дей­ст­во­вал. И дей­ст­ви­тель­но они [т. е. кар­фа­ге­няне] посла­ли ему сто «круг­лых» гру­зо­вых судов, на кото­рых были хлеб, вой­ско и день­ги, но так как ни один корабль с вес­ла­ми их не сопро­вож­дал, ветер занес их в Сар­ди­нию, и вое­на­чаль­ник Сар­ди­нии, выплыв про­тив них на длин­ных¹⁴⁷ кораб­лях, два­дцать из них пото­пил, шесть­де­сят захва­тил; осталь­ные кар­фа­ге­няне бежа­ли в Кар­фа­ген. Поэто­му Ган­ни­бал, еще более испы­ты­вая недо­ста­ток во всем и отка­зав­шись от надеж­ды на помощь от кар­фа­ге­нян, так как даже Магон¹⁴⁸, наби­рав­ший наем­ни­ков сре­ди кель­тов и лигу­ров, ему не посы­лал ниче­го, но выжидал, как в буду­щем сло­жат­ся дела, пред­видя, что он [т. е. Ган­ни­бал] не смо­жет боль­ше оста­вать­ся в Ита­лии, — стал отно­сить­ся без вни­ма­ния даже к самим брут­ти­ям, став­шим ему почти что чужи­ми, накла­ды­вал на них очень боль­шие побо­ры и пере­се­лил их из укреп­лен­ных горо­дов в рав­ни­ны, как соби­раю­щих­ся отпасть от него; мно­гих из людей, обви­нив, он каз­нил, чтобы при­сво­ить их иму­ще­ство.

IX. 55. В таком поло­же­нии он нахо­дил­ся, в Риме же были выбра­ны кон­су­ла­ми Лици­ний Красс и Пуб­лий Сци­пи­он, заво­е­вав­ший Ибе­рию¹⁴⁹, из них Красс стал лаге­рем про­тив Ган­ни­ба­ла в обла­сти япи­гов, Сци­пи­он же убеж­дал народ, что они нико­гда не изба­вят­ся ни от кар­фа­ге­нян, ни от Ган­ни­ба­ла, кото­рые мучат и исто­ща­ют их в Ита­лии, если рим­ское вой­ско не перей­дет в Ливию и не поста­вит кар­фа­ге­нян перед опас­но­стью у себя дома. Настой­чи­во им это дока­зав и убедив коле­бав­ших­ся, Сци­пи­он сам был выбран пол­ко­вод­цем для похо­да в Ливию и тот­час отплыл в Сици­ли­он. Собрав там вой­ско и обу­чив его, он вне­зап­но отплыл в Лок­ры, нахо­дя­щи­е­ся в Ита­лии, охра­ня­е­мые гар­ни­зо­ном Ган­ни­ба­ла; истре­бив этот гар­ни­зон и пере­дав город Пле­ми­нию¹⁵⁰, сам пере­пра­вил­ся в Ливию. Пле­ми­ний, про­явив по отно­ше­нию к локрам вся­ко­го рода рас­пу­щен­ность, оскор­би­тель­ность обра­ще­ния и жесто­кость, огра­бил, нако­нец, и свя­ти­ли­ще Фер­се­фо­ны. Рим­ляне каз­ни­ли в тюрь­ме¹⁵¹ его и его дру­зей, участ­во­вав­ших в его пре­ступ­ле­ни­ях, их иму­ще­ство отда­ли локрам, чтобы поме­стить в сокро­вищ­ни­цу боги­ни и, разыс­кав все дру­гое из укра­ден­но­го, что мог­ли, осталь­ное воз­ме­сти­ли богине из сво­его обще­ст­вен­но­го каз­на­чей­ства.

56.¹⁵² В то же самое вре­мя Красс при­влек на свою сто­ро­ну от Ган­ни­ба­ла Кон­сен­тию¹⁵³, боль­шой город брут­ти­ев, и шесть дру­гих. И так как в Риме от Зев­са¹⁵⁴ были страш­ные зна­ме­ния, десять мужей¹⁵⁵, посмот­рев Сивил­ли­ны кни­ги, ска­за­ли, что в Песи­нунт во Фри­гии, где фри­гий­цы почи­та­ют Матерь богов, на этих днях нечто упа­дет с неба и что это долж­но при­вез­ти в Рим. Немно­го вре­ме­ни спу­стя было дано знать, что там упа­ло изо­бра­же­ние боги­ни, и оно было достав­ле­но в Рим. И ныне празд­ник Мате­ри богов справ­ля­ет­ся в тот день, в кото­рый изо­бра­же­ние было тогда при­ве­зе­но. Гово­рят, что корабль, кото­рый вез его, завяз­нув в иле реки Тиб­ра, ника­ки­ми сред­ства­ми не мог быть сдви­нут с места, пока, после того как про­ри­ца­те­ли ска­за­ли, что он пой­дет толь­ко в том слу­чае, если его пота­щит жен­щи­на, чистая от обще­ния с чужи­ми мужа­ми, Клав­дия Квин­та¹⁵⁶, на кото­рой тяго­те­ло обви­не­ние в пре­лю­бо­де­я­нии, но кото­рая еще не под­верг­лась суду, хотя ее рос­кош­ная жизнь и как буд­то бы вполне под­твер­жда­ла его, не обра­ти­лась к богине с боль­шой молит­вой отно­си­тель­но сво­ей невин­но­сти¹⁵⁷ и не при­вя­за­ла лен­ту сво­его голов­но­го убо­ра к кораб­лю. И боги­ня после­до­ва­ла. Клав­дия, таким обра­зом, вме­сто позор­ней­шей сла­вы полу­чи­ла самую луч­шую; но рим­ля­на­ми и до слу­чая с Клав­ди­ей Сивил­ли­ны кни­ги при­ка­за­ли при­вез­ти изо­бра­же­ние из Фри­гии рука­ми луч­ше­го у них; они отпра­ви­ли счи­тав­ше­го­ся тогда луч­шим у них Сци­пи­о­на, про­зви­щем Наси­ку¹⁵⁸; это был сын Гнея Сци­пи­о­на, началь­ст­во­вав­ше­го в Ибе­рии и пав­ше­го в ней, двою­род­ный брат Сци­пи­о­на, отняв­ше­го геге­мо­нию у кар­фа­ге­нян и пер­во­го про­зван­но­го Афри­кан­ским. Так яви­лась в Рим боги­ня, бла­го­да­ря луч­шим мужам и женам¹⁵⁹.

57. Когда в Ливии кар­фа­ге­няне ста­ли посто­ян­но тер­петь пора­же­ния от это­го само­го Сци­пи­о­на, все из брут­ти­ев, кото­рые узна­ли это, отпа­ли от Ган­ни­ба­ла и одни изби­ва­ли, дру­гие изго­ня­ли его гар­ни­зо­ны. Не имев­шие же воз­мож­но­сти сде­лать ни того, ни дру­го­го, тай­но отправ­ля­ли послов к сена­ту, ука­зы­вая на свою необ­хо­ди­мость под­чи­нять­ся Ган­ни­ба­лу и на свое жела­ние перей­ти на сто­ро­ну рим­лян. Ган­ни­бал при­был с вой­ском в Пете­лию¹⁶⁰, кото­рую еще не зани­ма­ли пете­ли­ны; изгнав их, он еще рань­ше пере­дал город брут­ти­ям. Он обви­нял их, что они отпра­ви­ли послов в Рим; когда же они отри­ца­ли это, он при­тво­рил­ся, что верит им, «а чтобы», ска­зал он, «вы не нахо­ди­лись даже под подо­зре­ни­ем», он пере­дал наи­бо­лее вли­я­тель­ных нома­дам, чтобы сте­речь каж­до­го из них отдель­но, у насе­ле­ния же ото­брал ору­жие, а рабов, воору­жив, поста­вил стра­жа­ми горо­да. При­хо­дя и в дру­гие горо­да, он посту­пал подоб­ным обра­зом. Выбрав из фурий­цев три тыся­чи наи­бо­лее рас­по­ло­жен­ных к кар­фа­ге­ня­нам и пять­сот дру­гих из дере­вень, осталь­ных он дал вой­ску на раз­граб­ле­ние. Оста­вив в горо­де силь­ный гар­ни­зон, он пере­се­лил эти три тыся­чи пять­сот в Кротон, счи­тая, что город рас­по­ло­жен очень удач­но, и сде­лав его себе каз­но­хра­ни­ли­щем и исход­ным пунк­том для похо­дов на дру­гие горо­да.

58.¹⁶¹ Когда же кар­фа­ге­няне ста­ли при­зы­вать его воз­мож­но ско­рее прий­ти на помощь оте­че­ству, кото­рое нахо­дит­ся в опас­но­сти вслед­ст­вие наступ­ле­ния Сци­пи­о­на, и, чтобы он не мед­лил, посла­ли к нему началь­ни­ка флота Гасдру­ба­ла¹⁶², Ган­ни­бал, хотя и был охва­чен и скор­бью и гне­вом, дав­но испы­тав по опы­ту недо­ве­рие и небла­го­дар­ность кар­фа­ге­нян к сво­им началь­ни­кам, и вме­сте с тем боял­ся обви­не­ния за эту вой­ну, как пер­вый напав­ший на рим­лян в Ибе­рии¹⁶³, одна­ко решил ввиду необ­хо­ди­мо­сти сле­до­вать за Гасдру­ба­лом и стал гото­вить мно­го кораб­лей, так как Ита­лия обла­да­ла пре­крас­ным лесом. Пре­не­бре­гая под­власт­ны­ми ему еще горо­да­ми, как чужи­ми, он решил все их раз­гра­бить и, обо­га­тив вой­ско, рас­по­ло­жить его к себе на слу­чай наре­ка­ний на него в Кар­фа­гене. Но, сты­дясь сам нару­шать дого­во­ры, он посы­лал началь­ни­ка флота Гасдру­ба­ла под пред­ло­гом осмот­ра гар­ни­зо­нов. Тот же, вхо­дя в каж­дый город, при­ка­зы­вал жите­лям его, чтобы они и их рабы, взяв сколь­ко могут, уда­ли­лись из горо­да, а осталь­ное отда­вал на раз­граб­ле­ние. Неко­то­рые из них, узнав об этом, напа­да­ли на сол­дат гар­ни­зо­нов, преж­де чем при­хо­дил Гасдру­бал, и быва­ло, что кое-где побеж­да­ли горо­да, а кое-где сол­да­ты гар­ни­зо­на, и про­ис­хо­ди­ли повсе­мест­ная рез­ня, наси­лие над жен­щи­на­ми, увод в плен деву­шек и все, что быва­ет в горо­дах, взя­тых во вре­мя вой­ны.

59. Сам же Ган­ни­бал, зная, что вое­вав­шие вме­сте с ним из ита­ли­ков были хоро­шо обу­че­ны, убеж­дал их мно­ги­ми обе­ща­ни­я­ми отпра­вить­ся с ним на вой­ну в Ливию. Из них бояв­ши­е­ся нака­за­ния за свои пре­ступ­ле­ния по отно­ше­нию к род­ным горо­дам, после­до­ва­ли за ним, охот­но покидая род­ную зем­лю, те же, кото­рые ничем не погре­ши­ли про­тив роди­ны, коле­ба­лись. И вот, собрав тех, кото­рые тре­бо­ва­ли, чтобы их оста­ви­ли, под пред­ло­гом, что он хочет им нечто ска­зать или побла­го­да­рить за про­шлое, или дать ука­за­ние на буду­щее, он вне­зап­но окру­жил их воору­жен­ным вой­ском и при­ка­зал сво­им выбрать себе из них, сколь­ко они хотят, рабов. Когда одни выбра­ли, дру­гие же сты­ди­лись пора­бо­щать себе сво­их бое­вых това­ри­щей, совер­шив­ших вме­сте с ними столь­ко подви­гов, Ган­ни­бал велел всех остав­ших­ся пере­бить, чтобы такие храб­рые люди не ока­за­лись полез­ны­ми для рим­лян. Он пере­ре­зал у них сверх того и до четы­рех тысяч коней и мно­же­ство вьюч­ных живот­ных, не имея воз­мож­но­сти увез­ти все это в Ливию.

60. После это­го, поса­див все вой­ско на кораб­ли, он ожи­дал попу­т­но­го вет­ра, оста­вив на зем­ле немно­гих для охра­ны. Пете­ли­ны и с ними дру­гие ита­лий­цы напа­ли на них и, пере­ре­зав неко­то­рых из них, убе­жа­ли. И вот Ган­ни­бал отплыл в Ливию, после того как он целых шест­на­дцать лет опу­сто­шал Ита­лию, заста­вил людей испы­ты­вать тыся­чи бед­ст­вий и часто дово­дил их до край­ней опас­но­сти, а под­власт­ным ему и союз­ни­кам чинил наси­лие как вра­гам; да ведь и рань­ше руко­во­дясь в обра­ще­нии с ними не столь­ко рас­по­ло­же­ни­ем к ним, сколь­ко поль­зой для себя, он и теперь, не имея боль­ше ниче­го, чем бы он мог вос­поль­зо­вать­ся от них, отнес­ся к ним бес­сер­деч­но, как к вра­гам.

61. Когда Ган­ни­бал отплыл, сенат всем дру­гим наро­дам Ита­лии, кото­рые пере­шли на его сто­ро­ну, про­стил про­шлое и объ­явил амни­стию, и толь­ко у брут­ти­ев, кото­рые до кон­ца были более всех пре­да­ны Ган­ни­ба­лу, он отнял мно­го земель и ору­жие, какое еще оста­ва­лось, после того как ото­брал у них Ган­ни­бал, и на буду­щее вре­мя сенат запре­тил брут­ти­ям слу­жить в вой­сках, как людям, кото­рые не явля­ют­ся сво­бод­ны­ми, но велел сле­до­вать в каче­стве слуг за кон­су­ла­ми и пре­то­ра­ми, отправ­ля­ю­щи­ми­ся для управ­ле­ния наро­да­ми¹⁶⁴, для выпол­не­ния государ­ст­вен­ных работ в каче­стве слу­жи­те­лей. Таков был конец втор­же­ния Ган­ни­ба­ла в Ита­лию¹⁶⁵.