Перевод С. А. Ошерова, комментарии Е. Г. Рабинович.
В основу настоящего перевода положено издание: Seneca’s Tragedies with an English transl. by Frank J. Miller, Лондон, 1916, в свою очередь опирающееся на издание Фридриха Лео (Senecae tragoediae rec. et emend. F. Leo, Berolini, 1879, vol. II), однако смягчает гиперкритические принципы издателя. Переводчик везде, где возможно, возвращался от редакторских исправлений к чтению рукописей, не оговаривая эти случаи в примечаниях.
Содержащиеся в рукописи средневековые «предуведомления» к трагедиям, помещаемые после списка действующих лиц, переведены
Иллюстрация из издания: Сенека. Нравственные письма к Луцилию. Трагедии. М., «Худож.
OCR: Halgar Fenrirsson.
Образцом для Сенеки была «Медея» Еврипида, у него встречаются даже текстуальные совпадения с ней; но возможно использование и других, не дошедших до нас драматических обработок, в частности «Медеи» Овидия, которая считалась одной из лучших латинских трагедий. Фон трагедии образует известный миф об аргонавтах — о том, как царь фессалийского Иолка Пелий послал своего племянника Ясона за золотым руном в понтийскую Колхиду к царю Эету, как с помощью Эетовой дочери Медеи Ясон укротил огнедышащих быков, затем посеял в землю драконьи зубы и сумел истребить выросших из этих зубов воинов, затем усыпил стража руна — дракона и так похитил золотое руно, а затем бежал вместе с Медеей. Медея спасла его и от погони, убив своего брата Абсирта и разбросав его разрубленное тело на пути преследователей, а затем (уже в Греции) спасла и от царя Пелия, уговорив царских дочерей убить отца и, разрубив на части, сварить — якобы для возвращения молодости. От мести Акаста, сына Пелия, Ясон и Медея бегут в Коринф; здесь начинается действие трагедии.
МЕДЕЯ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Медея Кормилица Креонт Ясон Вестник Сыновья Медеи Хор жителей Коринфа |
Вы, боги брака, ты, рожениц страждущих Пусть на свадьбу царей счастье дарящие
Боги вышних небес, боги пучин придут, Пусть сберется народ благоговеющий! Пусть, высоко подняв голову, шествует 60Первым белый телец — жертва Юпитеру. Телку снега белей неподъяремную Ты, Луцина, прими. Ты, что удерживать Можешь властью своей руку кровавую Марса, мир даровав царствам воинственным, В чьих не сякнет руках рог изобилия, Нежным даром тебя, кроткая, мы почтим. Также ты, что несешь факел законный свой, Нам благое яви знаменье, мрак прогнав, И сюда поспеши шаткою поступью, 70В плетенице из роз вкруг головы хмельной. Вестник ночи и дня, ты в небеса всегда Слишком поздно, звезда, всходишь для любящих: Жадно юные ждут жены и матери, Чтоб скорее блеснул твой серебристый луч. Наша дева затмит красой
Юных внучек Кекроповых И которых город без стен На Тайгетских растит хребтах, Закаляя, как юношей, 80И кого Аонийский ток Иль священный поит Алфей. Также, вождь Эсонид, и ты Ярче блещешь красой, чем сын Злобных молний, кто тиграми Колесницу свою запряг, Чем треножники движущий Строгой девы-лучницы брат, Чем кулачный славный боец С близнецом своим — конником. 90Пусть всегда, о боги, молю, Побеждает она всех жен, Превосходит он всех мужей! Стоит ей в хоровод женский вступить, тотчас
Пред ее красотой меркнет краса подруг. Так сияние звезд гасит светило дня, Так скрывается сонм частый Плеяд, когда, Меж рогов золотых светом заемным весь Круг заполнив, взойдет Феба в простор небес. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Так в багряном соку тирском меняет цвет 100Белоснежная ткань, так на заре пастух, Окропленный росой, видит рассветный жар. Ты, что бросил теперь ложе фасийское, Где привык ты ласкать нехотя, с ужасом Исступленной жены груди немилые, Счастлив с лучшею будь из эолийских дев: Добровольно тебе тесть отдает ее. Нынче, юноши, нам шутки дозволены: Пусть на песни в ответ песенки вольные Раздаются — дано редко язвить господ. 110Ты, лучезарнейший бог, светоносный отпрыск Лиея, — Увы! Коснулись слуха песни брачные.
Не верю, до сих пор беде не верю я! Лишив меня отца, престола, родины, Здесь, на чужбине, бросить одинокую 120Неужто мог Ясон? Меня, злодействами Огонь и волны для него смирившую? Иль мнит он: все преступное исчерпано? Мой исступленный ум в смятенье мечется От мысли к мысли: где же путь к отмщению? Когда б имел он брата! А жена? Жену Убить! За все, что я терплю, не мало ли? Коль средь пеласгов знают иль средь варваров О преступленье, мне досель неведомом, — Его свершить должна я! Укрепит твой дух 130Мысль о злодействах прежних: о похищенном Руне, о спутнике сестры чудовищной, Мечом разъятом, по морю разбросанном — Отцу для погребенья, — и о Пелии, В котле кипящем. Часто убивала я, Бесчестно проливала кровь — не яростью, А лишь любовью движима злосчастною! Но что Ясон мог сделать, коль над ним теперь Чужая власть? На меч мог грудью броситься — И должен был! Уймись, обида гневная! 140Речей не надо злобных. Если можно, пусть Живет он, мой, как раньше. Если ж нет, то пусть Живет, Медею помня, сохранив мой дар. Во всем Креонт виновен: он разбил мой брак Своей надменной властью, мать лишил детей, Союз, скрепленный многими залогами, Разрушил; все, что должен, он заплатит мне Один. Золою дом его рассыплется, Увидит вихрь огня и дыма черного Малея, что дорогой кружной шлет суда. 150Молю, молчи! Вверяй лишь тайным жалобам
Свою печаль. Кто боль от ран мучительных Выносит терпеливо, молча, с твердостью, Тот и воздаст: опасен только скрытый гнев, В словах излившись, мстить бессильна ненависть. Кормилица
Гнетет фортуна робких — храбрый страшен ей.
160Похвальна доблесть, лишь когда есть место ей.
О нет! Не может доблесть неуместной быть.
Не чаю, где исход, на что надеяться.
Кто ничего не чает — не отчается. Но страшен царь.
Медея
Отец мой, вспомни, тоже царь.
Войска…
Медея
Не страшны, пусть хоть из земли взойдут.
Кормилица
170Погибнешь!
Медея
Смерть зову.
Кормилица
Беги!
Медея
Закаялась.
Медея!
Медея
Стану ею.
Кормилица
Дети…
Медея
Вспомни — чьи.
Бежать ты не решилась?
Медея
Отомщу сперва.
Пошлют погоню.
Медея
Задержать сумею их.
Фортуна все отнимет, но не мужество.
Чу, дверь скрипит. Кто из дворца выходит там? Креонт, надменный властью над пеласгами. Входит Креонт.
Колхидянка, Эета дочь зловредная,
180До сей поры мой город не покинула? Готовит что-то. Кто коварных рук ее Не устрашится? Жалость ей неведома! Скорей железом выжечь язву грозную Хотел я, но на просьбы зятя по́ддался. Что ж, пусть живет. Ее не трону. Только пусть Уйдет, от страха нас избавив. Вот она — Меня словами хочет встретить гневными. Эй, слуги! Не давайте ей приблизиться, Молчать заставьте! Пусть она научится 190Царю повиноваться. (Медее)
За что меня караешь ты изгнанием?
Невинная! За что казнят, не ведает!
Коль ты судья, то выслушай, коль царь — вели.
Пусть царь неправ — его веленье выполнишь.
Но прочной не бывает власть неправая.
Ступай в Колхиду.
Медея
Кто увез, тот пусть вернет.
Когда решилось дело, поздно речь держать.
Несправедливо даже справедливое
200Решенье, коль судья сторон не выслушал. Как трудно в сердце гнев умерить вспыхнувший,
Как все, кто держит жезл рукой спесивою, Считают царским долгом до конца идти, Об этом во дворце своем узнала я. Хоть я сейчас погребена несчастьями, Просительница брошенная, жалкая, Но все ж и я отцом гордилась царственным 210И славный род от Солнца происходит мой. В краю, где вьются Фасиса излучины, За Понтом Скифским, где вода болотная, Стекая в море, влагу опресняет в нем, Где из-за Фермодонта рать безмужняя, Щитами прикрываясь луновидными, Грозит полям, — там царства моего отца. Там я блистала, царской кровью гордая, Со мною брака домогались юноши, Каких теперь невесты домогаются. 220Фортуна все взяла — дала изгнание. На власть не полагайся! Воле случая Могущество подвластно. Лишь одно дано Вершить царям, чего не унесут года: Несчастным помогать, приют молящему Давать надежный. Из Колхиды вывезла Я лишь одно: красу и славу Греции, Детей богов, опору всех ахейских царств. Я их спасла! Орфея вам вернула я, Чье пенье движет скалы и леса влечет, 230Я отдала вам Кастора и Поллукса, И Бореадов, и Линкея зоркого, Который видит за морем сокрытое, И всех минийцев. О вожде вождей молчу: Ничем вы за него мне не обязаны. Всех вам дарю я — одного беру себе. Что ж, нападай, в злодействах обвиняй меня, — Не отопрусь. Но есть на мне одна вина: Та, что Арго спасла я. Стыд девический, Отца я предпочла бы — и пеласгов край 240Погиб, вождей лишившись. Пал бы прежде всех Твой зять, быков впрягая огнедышащих. Пусть мне не даст фортуна тяжбу выиграть, — В том, что спасла героев, не раскаюсь я, А тем, что я в награду за вину взяла, Владеешь ты. Хоть осуди преступницу, Но грех верни мне. Признаюсь, опасна я, — Ты это знал, Креонт, когда, щеки твоей Касаясь, о защите умоляла я. Прошу опять: несчастьям дай приют моим, 250Из города изгонишь — в царстве где-нибудь Мне место дай, глухое и безвестное. Я не из тех, чей жезл силен жестокостью,
Пятою гордой не топчу униженных; Тому, я мню, есть ясное свидетельство: Дочь отдал я за бедного изгнанника, Который в страхе ждет, что вдруг потребует Его на казнь Акаст, Иолком правящий, За то, что был погублен старец немощный — Его родитель дряхлый — и что кознями 260На преступленье дочерей толкнула ты, Отца разъявших тело из любви к отцу. Коль порознь ваши тяжбы будут слушаться, То обелит себя Ясон: невинною Он кровью не запятнан и не брал меча — Лишь издали глядел на ваше сонмище. Ты, ты одна злодейства все задумала, Ты сочетаешь с женскою порочностью Мужскую твердость и к молве презрение. Ступай, мой край очисть, возьми смертельные 270С собой отравы, всех избавь от ужаса, В другой земле отныне искушай богов! Велишь уйти? Верни корабль изгнаннице
И спутника верни мне: с ним я прибыла — И без него должна бежать? Боишься ты Войны — так вместе изгони нас. Можно ли Винить нас порознь? Пелий для него убит! А брошенный отец, а брат растерзанный, Хищенье, бегство (новобрачных этому Мужья доныне учат) — не мои они. 280Не для меня все зло, что совершала я. Ступай! Речами время не затягивай!
Спеши! Я их в объятья, как отец, приму.
Я заклинаю счастьем ложа царского,
Грядущими надеждами и прочностью Престола, прихотям судьбы подвластного, — Отсрочку дай хоть малую изгнаннице, — Дозволь — быть может, перед смертью — матери 290Детей обнять. Креонт
Для новых козней просишь срок.
Страшны ли козни, если срок так короток?
Для зла злодею долгий срок не надобен.
Ты и для слез не дашь несчастной времени?
Креонт
Но головой ответишь мне,
Коль прежде, чем над миром светлый Феб взойдет, Ты с Истма не уйдешь. Меня же свадебный 300Зовет обряд, к молитвам Гименей зовет. Уходит.
Слишком дерзостен был, кто первый посмел
На утлой ладье взбороздить простор, Кто легким жизнь доверил ветрам, Кто, в морях проложив ненадежный путь, Между жизнью провел и гибелью грань — Слишком тонкую грань из хрупких досок. Встарь никто не следил за бегом светил 310И от звезд, что эфир испещряют ночной, Пользы не знал. Дожденосных тогда Гиад не умел избегать корабль, И Оленской Козы опасных лучей, И Повозки в краю студеном небес, За которой бредет старик — Волопас. Тогда ни Борей, тогда ни Зефир Не имели имен. Но Тифий дерзнул над простором морей Поднять паруса и новый закон 320Указал ветрам: то они должны Полотна надуть, словно полную грудь, То, канат отпустив, боковой порыв Мореходы хотят поймать и крепят У средины ли мачт, у вершины ли мачт Перекладины рей, когда алчность велит Им любое ловить дуновенье ветров, И плещется ткань парусов в вышине, Горя багрецом. Застали отцы беспорочный век, 330Когда козней и зла не ведал никто. Каждый праздно жил у своих берегов, Становясь стариком на ниве родной, И, малым богат, только то имел, Что снимал с полей отчизны своей. Разделенный мир воедино собрав, Попрала закон с Пелиона сосна, Повелела морям удары терпеть, И к страхам людей прибавился страх Перед далью морской. 340Но кару понес нечестивый челн: Долго он плыл из страха в страх. То две горы, затворы зыбей, Сшибались, сойдясь с обеих сторон, И грохот их был как небесный гром, И преграды кропил, и взметался до туч 345aОстановленный понт; Бледный Тифий, забыв всю дерзость свою, Уронил бразды из слабеющих рук, С онемевшей умолк кифарой Орфей, И голос в тот миг утратил Арго. 350То он миновал Сицилийский Пелор, И дева, чей стан опоясали псы, Оскалила вдруг все пасти свои. Страхом в тот миг кого не сковал Напасти одной стозвучный лай? То злая чума Авзонийских вод Звонкой песней своей улестила волну; Лишь фракийский Орфей пиерийской струной Ту, что пеньем своим привыкла суда Удерживать, сам хоть с трудом, но повлек 360Сирену вослед. Что же было пловцам Наградой за все? Золотое руно И Медея, зло пучины страшней, — Для первой ладьи достойный груз. Но смирились теперь моря и любой Приемлют закон, и не нужен Арго, Что был слажен самой Паллады рукой, Славный веслами челн, несущий царей: Любая баржа повсюду плывет, Нигде никаких нет больше границ, 370На новой встают земле города, Ничто на своих не оставил местах Мир, открытый путям, Индийцев поит студеный Аракс, Из Рейна перс и Альбиса пьет, Пролетят века, и наступит срок, Когда мира предел разомкнет Океан, Широко простор распахнет земной, И Тефия нам явит новый свет, И не Фула тогда будет краем земли. 380 Кормилица
(вслед удаляющейся Медее)
Зачем ты в дом торопишься, питомица?
Не поддавайся гневу и порыв сдержи! Нет, как менада, богом одержимая, В беспамятстве несется, вдохновенная, По кручам Нисы или Пинду снежному, — Так и Медея в исступленье мечется, И на лице все признаки безумия: Жар на щеках, и вздохи учащенные, Улыбки, и потоки слез обильные, И вскрики: чувства в ней противоборствуют. 391Не знает, на кого всю тяжесть гнева ей 390Обрушить; стонет, угрожает, сетует. Куда прорвется ярость, наводнившая Ей сердце? Замышляется немалое Злодейство; превзойдет она сама себя. Приметы гнева знаю. Ждет нас страшное. О, пусть напрасным страх мой боги сделают! (самой себе)
Ты меру ищешь ненависти? Пусть она
Сравняется с любовью. Свадьбу царскую Без мести ли оставлю? Встречу ль в праздности 400День, что такой ценой был дан и выпрошен? Доколе небо в равновесье держится, Доколе мир проходит неизменный круг, И нет числа песчинкам, и за солнцем день, За ночью звезды следуют, и Аркт сухой От волн бежит, и реки бег стремят к морям, Дотоле гнев мой карой не насытится И будет возрастать. Что звери дикие, Что Сцилла, что Харибда, авзонийские Вбирающая воды и сиканские, 410Что Этна — гнет титана? Что угрозы их? Ни пенистый поток, ни море бурное, Ни понт, взметенный Кором, ни раздутое Ветрами пламя силой не сравняются С моей враждой, все пред собою рушащей. Боится он Креонта? Фессалийских войск? Но истинной любви боязнь неведома. Он сдался, уступая принуждению; Не мог прийти к жене, слова последние Сказать ей. Нет, боится он и этого. 420Мог тестя упросить он, чтоб отсрочили Изгнанье — но двоих родившей матери Один дается день. О, я не жалуюсь На краткий срок: такое этот день свершит, Что все века запомнят. На богов пойду, Низвергну все! Кормилица
Медея
Прежде чем увижу всех
Со мной поверженными — нет покоя мне. Влечь за собой — вот счастье погибающих. Упорством умножаются опасности:
430Бедой чреват раздор со власть имущими. Уходит.
Входит Ясон.
О тяжкий рок мой, о судьба суровая
И горькая всегда, щадит ли, гонит ли! К спасенью средства, что страшней опасностей, Мне посылают боги: если верность я Хочу хранить жене, достойной верности, То жизнь отдам. А захочу сберечь ее — Отбросить нужно верность. Из отеческой Любви я сдался, не из страха: нам вослед Убиты будут дети. Коль живет еще 440На небе справедливость, я взываю к ней! Детьми лишь побежден отец. И матери, Хоть сердце в ней неукротимо дикое, О детях думать, не о ложе следует. Решил мольбой смягчить я душу гневную. Увидела меня. Вскочила в бешенстве. Меня встречает ненавистью взор ее. Бегу, Ясон, бегу! Менять пристанище
Не внове мне, причина только новая: Лишь ради мужа прежде убегала я. 450Уйду, твой дом покину, как велишь ты мне, Лишь укажи куда. В Колхиду, к Фасису, Где мой отец? Или на берег, залитый Абсирта кровью? Край какой укажешь мне? Какое море? Устье ли Понтийское, Где через Симплегады я отряд царей Вела домой, бежав за соблазнителем? Иолк ли, дол Темпейский и Фессалию? Закрыла я себе пути, которые Тебе открыла. Ты приговорил меня 460К изгнанью — так назначь страну изгнания! Мне царский зять велит — иду. Пытай меня — Я заслужила. Пусть казнит соперницу Вражда царей, пусть руки скрутят путами, Пусть заточат во тьме пещеры каменной — Я худшего достойна. Благодарности Не знаешь ты! Но вспомни огнедышащих Быков, и пашни урожай воинственный, И страх перед неукротимым пламенем, И по веленью моему безжалостно 470Друг друга истребивших землеродных рать! Прибавь и Фриксово руно желанное, Бессонного дракона, погруженного В неведомый дотоле сон, и брата смерть — В одном злодействе злодеяний множество, — И дочерей, моей волшбой обманутых, 476Разъявших старца, чтобы вновь не ожил он. 478Так заклинаю будущим детей твоих, Надежным кровом, дланью, для тебя не раз 480Запятнанной, пережитыми страхами, Волной и небом, что союз скрепили наш, — Верни, что должен, сжалься, если счастлив сам. 477Я царство ради царств чужих покинула, Из тех богатств, что скифами награблены У всех народов вплоть до жаркой Индии [У нас дома уж не вмещают золота, Им украшают рощи]*, — в бегство я взяла Лишь брата, но и он тебе пожертвован, Как и отец, и родина, и девственность. Изгнаннице верни ее приданое! 490 Ясон
А я считала карой милость царскую.
Беги, пока возможно: тяжек гнев царей.
Ясон
Медея
Ясон
В которых не виновен я.
Виновен ты во всем, что совершила я.
Так я в твоих повинен злодеяниях?
500Ты, ты; кому на пользу преступление,
Тот и преступник. Пусть хулят жену твою, Ты защищай: в твоих глазах невинною Должна я быть, ради тебя виновная, Жизнь не мила, когда позором куплена.
Жизнь не мила? Что ж за нее ты держишься?
Медея
Ясон
510 Медея
Да не придет тот день, когда смешается
С высоким родом гнусный род и братьями Сизифа внуки станут внукам Фебовым. Медея
Моим моленьям внял Креонт.
Что для тебя мне сделать?
Медея
Преступление.
Цари и здесь, и там…
Медея
Ясон
520 Медея
Любой фортуны выше я была всегда.
Грозит Акаст.
Медея
Грознее враг другой — Креонт.
Беги от них обоих. Я не требую, Чтоб ты напал на тестя, чтобы братскую Ты пролил кровь — невинным уходи со мной. Мне скипетр царский страшен.
Медея
Не желанен ли?
530 Ясон
Не дли речей, чтоб нас не заподозрили.
Юпитер всемогущий! Прогреми с небес
И, в руку взяв карающую молнию, Ее метни сквозь тучи, потряси весь мир! Не выбирай, не целься, пусть твоя стрела Падет в меня или в него: кого она Сразит, тот и виновен, — не заблудится Меж нас огонь твой. Ясон
К здравым воротись речам
И кротким мыслям. Есть у тестя что-нибудь, Чем можно облегчить тебе изгнание, — 540Всего проси! Медея
Не раз богатства царские
Презрела я, ты знаешь. Лишь детей дозволь Мне взять в изгнанье, чтобы на груди у них Могла я плакать. Ты себе других родишь. Признаюсь: внять мольбе твоей мне хочется,
Но не велит любовь. Такое вынести Меня и тесть мой не заставит царственный. В них жизни смысл, лишь в них душа сожженная Находит утешенье. Нет, скорей отдам Дыханье, руки, очи! Медея
(в сторону)
Так он любит их?
550Попался! Знаю место уязвимое. (Ясону)
Но ты позволишь мне перед изгнанием
В последний раз обнять их, наставленья дать? Мне дорого и это. И еще прошу: В обиде если что не так я молвила, Забудь о том. Хочу я, чтобы добрую Хранил ты память обо мне. А гневных слов Не вспоминай. Ясон
Они из сердца изгнаны.
Прошу и я: дух усмири безудержный, Будь кроткой. Беды облегчит спокойствие. Уходит.
560 Медея
Ушел. Возможно ль? Нрав мой позабыл Ясон,
Мои злодейства? Я ушла из памяти? Нет, не уйду! Все силы призови теперь, Всю хитрость. Дали плод злодейства прежние: Злодейством уж ничто тебе не кажется. Нет места козням: ждут их. Так рази туда, Где и не ждут удара. До́лжно сделать мне Все, что Медея в силах, все, что свыше сил. Входит кормилица.
Кормилица, скорбей моих наперсница,
Участница всех бед! Исполнить замысел 570Мне помоги: есть плащ у нас, бессмертных дар; В залог от Солнца роду дан Эетову, Красою царства был он. Есть убор еще Из золота с камнями самоцветными — Им волосы повязывают. Пусть убор И плащ невесте дети отнесут мои, Заране злыми зельями напитанный. Гекату призовем обрядом пагубным — Готовь алтарь, пусть в доме загудит огонь. Не с такой пожар полыхает силой,
580И летит копье, и бушует ветер, Как в груди жены, когда муж обманет, Злоба пылает. Не с такой, когда гонит Австр ненастный Не с такой валы мчит, врываясь в море, Где слепым огнем загорится ярость, Смилуйтесь, вину отпустите, боги! Юноша дерзнул колесницей вечной Торный выбрав путь, не заплатишь много, Те, кто взял ладьи дерзновенной весла, Покарало всех, оскорбившись, море: Кто певучей был порожден Каменой, Пал Нептунов сын от руки Алкида, Пал Анкей, сражен разъяренным вепрем. Идмон, хоть и знал наперед судьбину, Оилей умрет средь пучин от молний; 670 Кормилица
Трепещет дух, боится зла великого.
Сама себя все пуще распаляет боль, Взрастая, обретает силу прежнюю. Я видела и раньше, как богам грозит Медея и колеблет небо в ярости, — Но большее сегодня замышляется. В беспамятстве ушла в тайник свой гибельный, Свои богатства извлекла и даже то, Чего сама боялась долго, — множество Страшнейших пагуб, тайных, скрытых, спрятанных. 680С мольбой святынь рукой коснувшись левою, Она зовет все язвы, что рождаются В песках ливийских и в снегах нетающих На Тавре, стужей северною скованном, Всех чудищ — и из нор на заклинания Ползет к ней нечисть, чешуей одетая. Вот тело бесконечное влачит змея, Кого ужалить ищет и тройной язык Нацеливает, но, волшбой смирённая, Вся цепенеет и ложится, кольцами 690Свернувшись. «Нет, ничтожно то оружие И слабо зло, что дольняя родит земля; Отыщем в небе яды. Час настал, пора Подняться мне над кознями обычными. Спустись ко мне с небес, змея, подобная Реке огромной, двух зверей стеснившая В могучих петлях — большего и меньшего (Сияет первый нам, второй — сидонянам). Пусть Змеедержец руки разомкнет и даст Отравы нам, пусть на мои заклятия 700Сойдет Пифон, враг близнецов божественных, Пусть Гидра приползет со всеми гадами, Рукою Геркулеса умерщвленными, И ты приди, Колхиды страж покинутой, Впервые под мое уснувший пение!» Прикликав змей породу многовидную, Медея сносит вместе все зловредное Былье, что Эрикс вырастил утесистый И кровью Прометея утучненные Хребты Кавказа под снегами вечными, 711И яд, каким парфянских стрел напитаны, 710Мидийских и арабских жала острые; Берет отравы, что под небом сумрачным В лесах Герцинских ищут жены свевские; Все, что растет весною, в пору новых гнезд, И осенью, когда, морозом скованы, Лишаются леса убора пышного, Все, что цветет цветами смертоносными, Все, что родит и копит сок губительный В корнях переплетенных, — все ей надобно. 720Одни растенья гемонийский дал Афон, Другие — Пинд или хребты Пангейские, Где нежный цвет серпом кровавым срезан был, А третьи многоводным Тигром вспоены, Или Дунаем, иль волнами теплыми Гидаспа, самоцветами богатого, Иль Бетисом, что имя дал стране, где он Течет лениво в море Гесперийское. Одни перед восходом Феба срезаны Стальным серпом, другие — в полночь темную, 730А третьи ногтем под заклятья сорваны. Берет Медея травы смертоносные, Из гадов выжимает яд, и свежие Птиц внутренности гнусных: сердце филина, Совы ушастой печень. По отдельности Раскладывает яды: сила хищная Огня в одних, в других скрыт холод медленный, Над ядом заклинанья столь же страшные Твердит. Но вот шаги ее послышались, Запела. Мир дрожит от первых слов ее. Входит Медея, поющая заклинанья.
740 Медея
Вне́мли мне, народ безмолвный, и богов загробных сонм, Обычай наш блюдя, простоволосая,
Босая, обошла я рощи тайные, Из облаков сухих я ливни вызвала, Вернула море вспять, и побежденные Валы свои обратно Океан погнал. Попрала я законы мироздания: Средь звезд сияло солнце и Медведицы Коснулись моря. Ход времен смешала я: 760От чар моих цвела пустыня знойная И урожай зимой Церера видела. К истокам Фасис бурный бег направил свой, И многоустый Истр смирил течение, Вдоль берегов скользя волной ленивою. Чу, загремел прибой, все море вздыбилось, Хоть ветер и молчит; и роща древняя Листы по моему веленью сбросила, Сам Феб остановился, путь прервав дневной, Гиады от моей волшбы колеблются, — 770Пора, о Феба! К таинствам приди своим! Тебе кровавых девять плетениц плету,
Узлы скрепивши змеями. Тебе — Тифона члены, посягавшего Низвергнуть власть Юпитера. Вот кровь, что перед смертью Деянире дал Коварный перевозчик Несс. А этот пепел взял с костра Этейского: Впитал он Геркулесов яд. Вот любящей сестры, жестокой матери 780Алфеи головня лежит. Вот эти перья гарпия оставила, От Зета убегавшая, А эти с крыльев стимфалид, лернейскою Стрелой сраженных, падали. Но алтари звучат, дрожат треножники — Ты здесь, о благосклонная! Вижу Тривии здесь проворных коней, Не тех, что она, кругла и ясна, Догоняет всю ночь, но тех, на каких, 790Опечалив лик, натянув повода, На мучительный зов фессалийских чар Приближалась к земле. Пусть же тьму озарит Печальным лучом тусклый светоч твой. Новый ужас пролей в сердца людей, Пусть в помощь тебе, Диктинна, звучит Драгоценная медь — коринфский сплав. Для тебя обряд мы правим святой На кровавой траве, для тебя горит 800Полночным огнем мрачный факел, с костра Погребального взят, для тебя чело Запрокинула я и плач начала, Для тебя, словно чин похоронный блюдя, Распустила власы, их повязкой стянув, Для тебя сотрясла я печальную ветвь, Ее омочив в стигийской воде, Обнажила грудь, священным ножом Стала руки терзать. Пусть каплями кровь Течет на алтарь; привыкай, моя длань, Железо держать и любимую кровь 810Терпеть научись: священный сок Пролила я из ран. Коль пеняешь ты, что так часто звала Персеида, тебя, — о прощенье молю; Причина одна тому, что твой Многократно лук призывала я, Одна лишь: Ясон. Ты сама напитай для Креусы плащ, Чтоб, едва она возьмет этот дар, До мозга костей проскользнул огонь, 820Который теперь, таясь до поры, В желтом золоте скрыт. Мне его Прометей, Утробой своей искупивший вину, Подарил, научив, как силу его Искусно скрывать. И Мульцибер дал Мне тонкий огонь, что серой покрыт; И жар сберегла я тех пламенных стрел, От которых сгорел родич мой Фаэтон. У меня в руках и Химеры дар, У меня и огонь, что похитила я Из зева быка830 и, с желчью его Медузы смешав, повелела хранить Сокрытое зло. О Геката, острей сделай яды мои И семя огня, что таится в дарах, Помоги сохранить. Пусть на ощупь, на взгляд Будут кротки они, но в жилы и в грудь Жгучий жар вольют, чтобы плавилась плоть, И дымился костяк, и невесты коса Затмила, горя, брачный факел ее. 840Вняли нашей мольбе: трижды дерзкой звучал Гекаты лай и священным огнем Трижды подал знак яркий факел мне. (Кормилице)
Кормилица приводит детей.
Ступайте, сыновья злосчастной матери,
Чтоб вашим видом, просьбами, подарками Смягчить царевну-мачеху. Но вновь ко мне Вернитесь: вас в последний раз обнять хочу. Дети уходят. Медея входит в дом.
Входит вестник.
|
Появляется Ясон, следом, на его зов, — вооруженные коринфяне.
Кто, верные, скорбит о царских бедствиях, (выходит на кровлю)
Престол, отца и брата — все вернула я, Вон там, над скатом кровли, там стоит она! Твоих детей готовься схоронить, Ясон, Ясон
Я молю тебя Тебя в больное место поражу клинком. Ясон
Довольно наказала ты Медея
Если бы насытиться Кончай же дело! Больше не прошу тебя Нет, насладись, обида, местью медленной. Меня убей! Медея
Ты просишь пожалеть тебя! Все кончено. Отдать мне больше нечего Лети среди эфира беспредельного: |
ПРИМЕЧАНИЯ
На такую взглянуть стоит лишь юноше, Вмиг румянец ему алый зальет лицо. |