Жизнеописания августов

XXI. Максим и Бальбин

I. (1) После гибе­ли в Афри­ке Гор­ди­а­на стар­ше­го и его сына, когда взбе­шен­ный Мак­си­мин шел на Рим, чтобы учи­нить рас­пра­ву за то, что Гор­диа­ны были про­воз­гла­ше­ны Авгу­ста­ми, сенат, пре­ис­пол­нен­ный стра­ха, собрал­ся за семь дней до июнь­ских ид¹, в день игр в честь Апол­ло­на, в хра­ме Согла­сия², ища спо­со­ба про­ти­во­дей­ст­во­вать яро­сти это­го под­лей­ше­го чело­ве­ка. (2) Два кон­су­ля­ра, выдаю­щи­е­ся мужи Мак­сим и Баль­бин (боль­шин­ство исто­ри­ков умал­чи­ва­ет о Мак­си­ме и вме­сто него вво­дит имя Пуп­пи­е­на³, хотя и Дексипп⁴ и Арри­ан⁵ гово­рят, что после Гор­диа­нов были избра­ны и про­ти­во­по­став­ле­ны Мак­си­ми­ну Мак­сим и Баль­бин), из кото­рых один сла­вил­ся сво­ей доб­ротой, а дру­гой — доб­ле­стью и стро­го­стью, вошли в курию, при­чем на их лицах отра­жал­ся осо­бен­ный страх по пово­ду при­бли­же­ния Мак­си­ми­на. В то вре­мя как кон­сул докла­ды­вал о раз­ных дру­гих делах, тот, кому пред­сто­я­ло выска­зать пер­вым свое мне­ние, начал так: (3) «Вы зани­ма­е­тесь мело­ча­ми, и в самое горя­чее вре­мя мы рас­суж­да­ем в курии чуть ли не о бабьих делах. (4) Какая нуж­да гово­рить о вос­ста­нов­ле­нии хра­мов, об укра­ше­нии бази­ли­ки, о Тици­а­но­вых тер­мах⁶, о построй­ке амфи­те­ат­ра⁷, когда нам гро­зит Мак­си­мин, кото­ро­го вы перед этим вме­сте со мной объ­яви­ли вра­гом, когда погиб­ли два Гор­ди­а­на, кото­рые были нашей опо­рой, и в насто­я­щее вре­мя нет ника­кой защи­ты, бла­го­да­ря кото­рой мы мог­ли бы спо­кой­но дышать. Ну же, отцы сена­то­ры, назначь­те новых госуда­рей! Что вы мед­ли­те? Бере­ги­тесь: пока каж­дый из вас порознь охва­чен стра­хом, вы буде­те раздав­ле­ны, выка­зы­вая ско­рее тру­сость, неже­ли доб­лесть».

II. (1) После это­го при общем мол­ча­нии Мак­сим, кото­рый был и стар­ше лета­ми⁸ и про­слав­лен сво­и­ми заслу­га­ми, доб­ле­стью и стро­го­стью, стал выска­зы­вать свое мне­ние, наста­и­вая на том, что сле­ду­ет избрать двух импе­ра­то­ров. Тогда Век­ций Сабин⁹ из рода Уль­пи­ев, испро­сив у кон­су­ла раз­ре­ше­ние высту­пить и пре­рвать гово­рив­ше­го, начал так: (2) «Я знаю, отцы сена­то­ры, что при необыч­ном поло­же­нии долж­на появить­ся такая твер­дость духа, чтобы реше­ния схва­ты­ва­лись на лету, а не отыс­ки­ва­лись, боль­ше того — сле­ду­ет воз­дер­жи­вать­ся от бес­ко­неч­ных речей и выска­зы­ва­ний там, где дело не допус­ка­ет про­мед­ле­ния. (3) Пусть каж­дый из вас поза­бо­тит­ся о соб­ст­вен­ной голо­ве, поду­ма­ет о сво­ей жене и детях, об отцов­ских и дедов­ских состо­я­ни­ях; все­му это­му гро­зит Мак­си­мин, чело­век по при­ро­де неисто­вый, дикий, лютый, став­ший еще более диким по этой, как ему кажет­ся, — вполне закон­ной при­чине. (4) Он, рас­по­ла­га­ясь во всех местах лаге­рем, устрем­ля­ет­ся в бое­вом поряд­ке¹⁰ к Риму, а вы про­во­ди­те дни в заседа­ни­ях и сове­ща­ни­ях. (5) Не нуж­но длин­ных речей: надо избрать импе­ра­то­ра, нет — надо избрать госуда­рей, чтобы один ведал внут­рен­ни­ми дела­ми, дру­гой — воен­ны­ми, чтобы один оста­вал­ся в Риме, дру­гой шел с вой­ска­ми^[1] навстре­чу раз­бой­ни­кам. (6) Я назо­ву госуда­рей, вы утвер­ди­те их, если вам угод­но; если же нет — пока­жи­те луч­ших: (7) Мак­сим и Баль­бин, из кото­рых один так велик в воен­ном деле, что блес­ком сво­ей доб­ле­сти он воз­ве­ли­чил свой незнат­ный род, а дру­гой столь сла­вен сво­им высо­ким про­ис­хож­де­ни­ем, что явля­ет­ся необ­хо­ди­мым для государ­ства ввиду мяг­ко­сти сво­его нра­ва и без­упреч­но­сти сво­ей жиз­ни, кото­рая с дет­ских его лет вся про­шла в заня­ти­ях нау­ка­ми и лите­ра­ту­рой. (8) Вот вам, отцы сена­то­ры, мое мне­ние, может быть, более опас­ное для меня, чем для вас, но и для вас не совсем без­опас­ное, если вы не избе­ре­те госуда­ря­ми либо дру­гих лиц, либо этих». (9) После это­го разда­лись еди­но­душ­ные воз­гла­сы: «Вер­но! Спра­вед­ли­во! Мы все соглас­ны с мне­ни­ем Саби­на! (10) Мак­сим и Баль­бин Август^[2], да хра­нят вас боги! Боги сде­ла­ли вас госуда­ря­ми, боги да сохра­нят вас! Обез­опась­те сенат от раз­бой­ни­ков, вам мы пору­ча­ем вой­ну про­тив раз­бой­ни­ков! (11) Да погибнет обще­ст­вен­ный враг Мак­си­мин с сыном, пре­сле­дуй­те обще­ст­вен­но­го вра­га! Вы счаст­ли­вы бла­го­да­ря суж­де­нию сена­та, государ­ство счаст­ли­во бла­го­да­ря вашей вла­сти! (12) Что воз­ло­жил на вас сенат, выпол­няй­те реши­тель­но! Что воз­ло­жил на вас сенат — охот­но при­ми­те!»¹¹.

III. (1) При таких и иных воз­гла­сах Мак­сим и Баль­бин ста­ли импе­ра­то­ра­ми. (2) Вый­дя из сена­та, они сна­ча­ла под­ня­лись на Капи­то­лий и совер­ши­ли жерт­во­при­но­ше­ние¹². (3) Затем они созва­ли народ к рост­рам. После их выступ­ле­ния с речью по пово­ду реше­ния сена­та и их избра­ния рим­ский народ вме­сте с вои­на­ми, кото­рые слу­чай­но собра­лись сюда, закри­чал: «Мы все про­сим Гор­ди­а­на в Цеза­ри!». (4) Этот послед­ний был вну­ком Гор­ди­а­на — от сына¹³⁽¹⁾, кото­рый был убит в Афри­ке. Мно­гие гово­рят, что ему шел четыр­на­дца­тый год¹⁴. (5) Его тот­час под­хва­ти­ли и, соглас­но поста­нов­ле­нию сена­та, како­го до тех пор не быва­ло (так как в тот же день уже ранее было выне­се­но поста­нов­ле­ние сена­та), вве­ли в курию и про­воз­гла­си­ли Цеза­рем.

IV. (1) Пер­вым пред­ло­же­ни­ем госуда­рей было — про­воз­гла­сить дво­их Гор­диа­нов боже­ст­вен­ны­ми. (2) Неко­то­рые, одна­ко, счи­та­ют, что про­воз­гла­шен был один, имен­но стар­ший, но я пом­ню, что в кни­гах, кото­рые с доста­точ­ны­ми подроб­но­стя­ми напи­сал Юний Корд, я читал о при­чис­ле­нии их обо­их к богам; (3) ведь если стар­ший окон­чил жизнь, уда­вив­шись в пет­ле, то млад­ший погиб на войне, так что он, во вся­ком слу­чае, заслу­жи­ва­ет боль­ше­го ува­же­ния, так как его унес­ла вой­на. (4) После этих пред­ло­же­ний долж­ность пре­фек­та Рима была воз­ло­же­на на Саби­на, чело­ве­ка серь­ез­но­го, чьи нра­вы соот­вет­ст­во­ва­ли нра­вам Мак­си­ма, а долж­ность пре­фек­та пре­то­рия — на Пина­рия Вален­та. (5) Но мне хочет­ся — преж­де чем гово­рить об их дея­ни­ях — крат­ко ска­зать об их нра­вах и про­ис­хож­де­нии, но ска­зать не так, как это со все­ми подроб­но­стя­ми изло­жил Юний Корд, а так, как это дела­ли Све­то­ний Тран­квилл и Вале­рий Мар­цел­лин; с дру­гой сто­ро­ны, Курий Фор­ту­на­ци­ан, напи­сав­ший исто­рию все­го это­го вре­ме­ни, кос­нул­ся лишь немно­гих вопро­сов, зато Корд — столь мно­гих, что зача­стую опи­сы­вал мно­же­ство ничтож­ных и низ­ких вещей.

V. (1) Отцом Мак­си­ма был Мак­сим, про­сто­людин, по сло­вам неко­то­рых — куз­нец, по сло­вам дру­гих — тележ­ный мастер. (2) Мак­сим родил­ся у него от его жены по име­ни При­ма. У Мак­си­ма было чет­ве­ро бра­тьев — маль­чи­ков и четы­ре сест­ры — девоч­ки; все они погиб­ли преж­де воз­му­жа­ния¹⁵. (3) Когда родил­ся Мак­сим, орел, гово­рят, бро­сил боль­шой кусок говяди­ны в их камор­ку, имев­шую в потол­ке узкое отвер­стие; так как этот кусок мяса лежал и никто из рели­ги­оз­но­го стра­ха не решал­ся при­кос­нуть­ся к нему, орел опять под­нял его и отнес в бли­жай­шее свя­ти­ли­ще, посвя­щен­ное Юпи­те­ру Хра­ни­те­лю. (4) В то вре­мя в этом не усмот­ре­ли зна­ме­ния, но дока­за­тель­ст­вом тому, что это слу­чи­лось не без осно­ва­ния, слу­жи­ло про­воз­гла­ше­ние его импе­ра­то­ром. (5) Все свое дет­ство он про­вел в доме сво­его дяди Пина­рия, кото­ро­го он, став импе­ра­то­ром, немед­лен­но повы­сил, назна­чив его пре­фек­том пре­то­рия. (6) У грам­ма­ти­ка и рито­ра он зани­мал­ся недол­го, зато все­гда выра­ба­ты­вал в себе воин­скую доб­лесть и суро­вость. (7) Он был воен­ным три­бу­ном, коман­до­вал мно­ги­ми воин­ски­ми под­разде­ле­ни­я­ми, а потом испол­нял долж­ность пре­то­ра, поль­зу­ясь сред­ства­ми Пес­цен­нии Мар­цел­ли­ны¹⁶, кото­рая при­ня­ла его к себе и вос­пи­та­ла как сына. (8) Затем он был про­кон­су­лом Вифи­нии, вслед за тем — Гре­ции, а в тре­тий раз — Нар­бо­ны. (9) Кро­ме того, послан­ный в каче­стве лега­та, он раз­бил в Илли­ри­ке сар­ма­тов, а пере­веден­ный оттуда на Рейн доволь­но счаст­ли­во вел дело про­тив гер­ман­цев. (10) После это­го он заслу­жил одоб­ре­ние как самый бла­го­ра­зум­ный, спо­соб­ный и стро­гий пре­фект Рима¹⁷. (11) На осно­ва­нии все­го это­го сенат, несмот­ря на то, что это было непоз­во­ли­тель­но, вру­чил ему, чело­ве­ку незнат­но­го рода, импе­ра­тор­скую власть как нечто заслу­жен­ное⁽²⁾, при­чем все при­зна­ва­ли, что в то вре­мя в сена­те не было чело­ве­ка более под­хо­дя­ще­го, кому подо­ба­ло бы при­нять зва­ние госуда­ря.

VI. (1) Ввиду того, что мно­гие жела­ют знать даже мел­кие подроб­но­сти, я ска­жу, что он был жаден до еды, очень уме­рен в употреб­ле­нии вина, чрез­вы­чай­но ред­ко при­бе­гал к уте­хам Вене­ры, в сво­ей домаш­ней и обще­ст­вен­ной жиз­ни все­гда отли­чал­ся суро­во­стью, так что даже заслу­жил про­зва­ние угрю­мо­го. (2) Выра­же­ние его лица было серь­ез­ное и брюзг­ли­вое; ростом он был высок, телом — очень здо­ров, нрав имел над­мен­ный, но был спра­вед­лив и нико­гда не бывал до кон­ца жесто­ким и неми­ло­сти­вым. (3) Когда его про­си­ли, он все­гда про­щал и гне­вал­ся толь­ко в тех слу­ча­ях, когда дей­ст­ви­тель­но сле­до­ва­ло гне­вать­ся. (4) Он нико­гда не участ­во­вал в интри­гах, был тверд в сво­их суж­де­ни­ях и не верил боль­ше дру­гим, чем само­му себе. (5) Поэто­му и сенат очень любил его, и народ боял­ся его — тем более что народ знал, какую тре­бо­ва­тель­ность про­яв­лял он в быт­ность свою пре­фек­том, и пони­мал, что, став импе­ра­то­ром, он может быть еще стро­же.

VII. (1) Баль­бин был очень знат­но­го рода, два­жды был кон­су­лом, был пра­ви­те­лем бес­ко­неч­но­го чис­ла про­вин­ций. (2) В каче­стве граж­дан­ско­го адми­ни­ст­ра­то­ра он управ­лял Ази­ей, Афри­кой, Вифи­ни­ей, Гала­ти­ей, Пон­том, Фра­ки­я­ми и Гал­ли­я­ми, ино­гда коман­до­вал вой­ском¹⁸, но в делах воен­ных отли­чал­ся менее, чем в граж­дан­ских; одна­ко сво­ей доб­ротой, пол­ной без­упреч­но­стью и порядоч­но­стью он снис­кал себе огром­ную любовь. (3) По его сло­вам, он при­над­ле­жал к очень древ­ней фами­лии и вел свое про­ис­хож­де­ние от Баль­ба Кор­не­лия Тео­фа­на¹⁹, кото­рый полу­чил пра­во граж­дан­ства бла­го­да­ря Гнею Пом­пею, так как у себя на родине он при­над­ле­жал к выс­шей зна­ти и был исто­ри­ком. (4) Роста он был так­же высо­ко­го, собою был вид­ным, отли­чал­ся чрез­мер­ной склон­но­стью к наслаж­де­ни­ям. Ему помо­га­ло его огром­ное богат­ство: он и бла­го­да­ря сво­им пред­кам был богат, и сам мно­гое собрал путем насле­до­ва­ния. (5) Он сла­вил­ся сво­им крас­но­ре­чи­ем и выде­лял­ся бла­го­да­ря сво­е­му даро­ва­нию сре­ди поэтов сво­его вре­ме­ни²⁰. (6) Он был жаден до вина, еды и утех Вене­ры, оде­вал­ся изящ­но; у него не было недо­стат­ка в каче­ствах, делав­ших его желан­ным в гла­зах наро­да. Был он любе­зен и сена­ту. (7) Вот что мы узна­ли о жиз­ни того и дру­го­го. Нако­нец, неко­то­рые счи­та­ли, что их сле­ду­ет сопо­ста­вить друг с дру­гом так, как Сал­лю­стий²¹ сопо­став­ля­ет Като­на и Цеза­ря: один из них был строг, дру­гой — мило­стив; один — добр, дру­гой — непре­кло­нен; один ни в чем не про­яв­лял щед­ро­сти, дру­гой в изоби­лии вла­дел вся­ки­ми сред­ства­ми.

VIII. (1) Вот все, что каса­ет­ся их нра­вов и про­ис­хож­де­ния. Итак, после того как им были назна­че­ны все импе­ра­тор­ские поче­сти и зна­ки отли­чия²², после того как они полу­чи­ли три­бун­ские пол­но­мо­чия, про­кон­суль­ские пра­ва, досто­ин­ство вели­ко­го пон­ти­фи­ка, а так­же про­зва­ние отца оте­че­ства, они всту­пи­ли во власть. (2) В то вре­мя как они совер­ша­ли жерт­во­при­но­ше­ние на Капи­то­лии, рим­ский народ выска­зал­ся про­тив вру­че­ния импе­ра­тор­ской вла­сти Мак­си­му. Про­стые люди боя­лись его стро­го­сти, кото­рую они счи­та­ли в выс­шей сте­пе­ни при­ят­ной сена­ту и в выс­шей сте­пе­ни враж­деб­ной себе. (3) Вслед­ст­вие это­го они, как мы ска­за­ли, потре­бо­ва­ли про­воз­гла­ше­ния госуда­рем юно­го Гор­ди­а­на, кото­рый немед­лен­но и стал госуда­рем. Народ поз­во­лил им прой­ти на Пала­тин в сопро­вож­де­нии воору­жен­ной сви­ты не рань­ше, чем они нарек­ли вну­ка Гор­ди­а­на име­нем Цеза­ря²³. (4) После все­го это­го были совер­ше­ны свя­щен­но­дей­ст­вия, даны наро­ду теат­раль­ные пред­став­ле­ния и цир­ко­вые игры и устро­е­ны гла­ди­а­тор­ские бои, и Мак­сим — после про­из­не­сен­ных на Капи­то­лии обе­тов — был отправ­лен на вой­ну про­тив Мак­си­ми­на с огром­ным вой­ском; пре­то­ри­ан­цы, одна­ко, оста­лись в Риме. (5) Сле­ду­ет вкрат­це ска­зать о том, откуда повел­ся обы­чай²⁴, чтобы отправ­ля­ю­щи­е­ся на вой­ну импе­ра­то­ры устра­и­ва­ли гла­ди­а­тор­ские бои и охоты. (6) Мно­гие гово­рят, что древ­ние при­но­си­ли такую жерт­ву про­тив вра­гов для того, чтобы кро­вью граж­дан, про­ли­той в сво­его рода бит­вах, насы­ти­лась Неме­зида, то есть некая сила Судь­бы²⁵. (7) Дру­гие же в сво­их сочи­не­ни­ях пере­да­ют — и я счи­таю это более прав­до­по­доб­ным, — что гото­вив­ши­е­ся идти на вой­ну рим­ляне долж­ны были видеть бит­вы, раны, ору­жие и обна­жен­ных людей, напа­даю­щих друг на дру­га, — чтобы на войне не боять­ся воору­жен­ных вра­гов и не при­хо­дить в ужас от ран и кро­ви.

IX. (1) После отправ­ле­ния Мак­си­ма на вой­ну в Риме оста­ва­лись пре­то­ри­ан­цы²⁶. (2) Меж­ду ними и наро­дом воз­ник­ли такие раздо­ры, что дело дошло до внут­рен­ней вой­ны, бо́льшая часть горо­да Рима была сожже­на, хра­мы осквер­не­ны, все ули­цы зали­ты кро­вью, так как Баль­бин, чело­век очень мяг­кий, не мог пре­кра­тить раздо­ров. (3) Он вышел к наро­ду, про­тя­ги­вая руку каж­до­му в отдель­но­сти, и его чуть было не уда­ри­ли кам­нем, а неко­то­рые гово­рят даже, что его уда­ри­ли пал­кой. (4) Ему не уда­лось бы пре­кра­тить бес­по­ряд­ки, если бы он не вывел к наро­ду оде­то­го в пур­пур мало­лет­не­го Гор­ди­а­на²⁷, поса­див его на шею очень высо­ко­го чело­ве­ка. Увидав его, народ и вои­ны до такой сте­пе­ни уми­ли­лись, что из люб­ви к нему поми­ри­лись меж­ду собой. (5) Нико­гда никто в таком воз­расте не был так любим, как он — за заслу­ги деда и дяди, кото­рые поло­жи­ли свою жизнь в Афри­ке за рим­ский народ, борясь про­тив Мак­си­ми­на. Так силь­но у рим­лян вос­по­ми­на­ние о доб­рых делах²⁸.

X. (1) Итак, после отправ­ле­ния Мак­си­ма на вой­ну сенат разо­слал по всем обла­стям кон­су­ля­ров, быв­ших пре­то­ров, быв­ших кве­сто­ров, быв­ших эди­лов, а так­же быв­ших три­бу­нов — с целью побудить каж­дую город­скую общи­ну заготов­лять хлеб, ору­жие, сред­ства защи­ты и поза­бо­тить­ся о сте­нах, для того чтобы Мак­си­мин исто­щал свои силы под каж­дым отдель­ным горо­дом. (2) Было тогда же при­ка­за­но все доб­ро с полей соби­рать в горо­да, чтобы обще­ст­вен­ный враг не мог ниче­го най­ти. (3) Кро­ме того, во все про­вин­ции были посла­ны тай­ные аген­ты и был дан пись­мен­ный при­каз счи­тать вра­гом вся­ко­го, кто будет помо­гать Мак­си­ми­ну. (4) Меж­ду тем в Риме вто­рич­но воз­ник­ли раздо­ры меж­ду наро­дом и вои­на­ми²⁹. (5) Баль­бин издал тыся­чу декре­тов³⁰, никто не слу­шал его; вете­ра­ны уда­ли­лись в пре­то­ри­ан­ский лагерь, вме­сте с сами­ми пре­то­ри­ан­ца­ми, а народ начал оса­ждать их. (6) Они нико­гда не согла­си­лись бы на при­ми­ре­ние, если бы народ не пере­ре­зал водо­про­вод­ные тру­бы³¹. (7) Одна­ко в горо­де, преж­де чем было сооб­ще­но, что туда идут уми­ротво­рен­ные вои­ны, были сорва­ны с крыш чере­пи­цы, и весь быв­ший в домах скарб выбро­шен нару­жу. (8) Таким обра­зом погиб­ла бо́льшая часть горо­да и богат­ства мно­гих людей. Дело в том, что к вои­нам при­со­еди­ни­лись с целью гра­бе­жа раз­бой­ни­ки, знав­шие где что мож­но най­ти.

XI. (1) В то вре­мя как все это про­ис­хо­ди­ло в Риме, Мак­сим, или Пуп­пи­ен, в Равен­не гото­вил­ся — с огром­ным сна­ря­же­ни­ем — к войне, испы­ты­вая силь­ней­ший страх перед Мак­си­ми­ном, по пово­ду кото­ро­го он очень часто гово­рил, что ведет вой­ну не с чело­ве­ком, а с цик­ло­пом. (2) Но под Акви­ле­ей³² Мак­си­мин потер­пел силь­ную неуда­чу и был убит сво­и­ми же³³, голо­вы его и его сына были при­не­се­ны в Равен­ну, а оттуда ото­сла­ны Мак­си­мом в Рим. (3) В этом месте не сле­ду­ет умол­чать о пре­дан­но­сти акви­лей­цев рим­ля­нам: гово­рят, они даже исполь­зо­ва­ли воло­сы жен­щин в каче­стве тетив для пус­ка­ния стрел. (4) Как толь­ко была при­не­се­на голо­ва Мак­си­ми­на, Баль­бин, кото­рый испы­ты­вал еще боль­ший страх, обра­до­вал­ся настоль­ко, что немед­лен­но заклал гека­том­бу³⁴. (5) Гека­том­бой назы­ва­ет­ся такое жерт­во­при­но­ше­ние: устра­и­ва­ют в одном месте сто дер­но­вых алта­рей и перед ними про­ис­хо­дит закла­ние ста сви­ней и ста овец. (6) Если это жерт­во­при­но­ше­ние совер­ша­ет импе­ра­тор, то уби­ва­ют сто львов, сто орлов и дру­гих подоб­но­го рода живот­ных по сто штук. (7) Гово­рят, что это дела­ли и гре­ки, когда они стра­да­ли от моро­вой язвы; извест­но, что такое жерт­во­при­но­ше­ние совер­ша­ли мно­гие импе­ра­то­ры.

XII. (1) Закон­чив все это, Баль­бин с вели­чай­шей радо­стью стал ждать Мак­си­ма, воз­вра­щав­ше­го­ся из Равенн­ской обла­сти с невреди­мым вой­ском и сила­ми — (2) ввиду того, что Мак­си­мин был побеж­ден жите­ля­ми Акви­леи и неболь­шим коли­че­ст­вом быв­ших там вои­нов под началь­ст­вом послан­ных сена­том кон­су­ля­ров Кри­спи­на³⁵ и Мено­фи­ла³⁶. (3) Сам Мак­сим подо­шел к Акви­лее для того, чтобы оста­вить в без­опас­но­сти и непри­кос­но­вен­но­сти все эти места вплоть до Альп³⁷ и обез­вредить вся­кие остат­ки вар­вар­ских отрядов, кото­рые сто­я­ли на сто­роне Мак­си­ми­на. (4) Нако­нец, к Мак­си­му было отправ­ле­но в каче­стве послов два­дцать сена­то­ров³⁸ — их име­на назва­ны у Кор­да (в их чис­ле было чет­ве­ро кон­су­ля­ров, восемь быв­ших пре­то­ров и восемь быв­ших кве­сто­ров) — с вен­ка­ми и поста­нов­ле­ни­ем сена­та, в кото­ром ему назна­ча­лись кон­ные золо­че­ные ста­туи. (5) Этим поста­нов­ле­ни­ем был несколь­ко недо­во­лен Баль­бин, кото­рый гово­рил, что Мак­сим потрудил­ся мень­ше, чем он: ведь сам он пре­кра­тил дома столь круп­ные рас­при, а Мак­сим сидел в без­дей­ст­вии в Равен­не. (6) Но тако­ва сила жела­ния, что Мак­си­му уже за одно то, что он отпра­вил­ся про­тив Мак­си­ми­на, была при­пи­са­на и самая победа, хотя в то вре­мя, как она была одер­жа­на, он ниче­го еще не знал о ней. (7) Итак, взяв с собой вой­ско Мак­си­ми­на, Мак­сим при­был в Рим с необык­но­вен­ной пыш­но­стью и огром­ным коли­че­ст­вом людей, при­чем вои­ны печа­ли­лись о том, что они поте­ря­ли того импе­ра­то­ра, кото­ро­го сами выбра­ли, а име­ют тех, кото­рых избрал сенат. (8) И этой печа­ли нель­зя было скрыть: она ясно была напи­са­на на лицах отдель­ных людей; да и в речах их уже не было сдер­жан­но­сти, хотя Мак­сим часто гово­рил перед вои­на­ми, что сле­ду­ет забыть все про­шлое, роздал боль­шое жало­ва­ние и ото­слал вспо­мо­га­тель­ные вой­ска в те места, какие они сами выбра­ли. (9) Но нет воз­мож­но­сти дер­жать в узде вои­нов, если их души пол­ны нена­ви­сти. Услы­хав воз­му­тив­шие их воз­гла­сы сена­та, вои­ны еще боль­ше озло­би­лись про­тив Мак­си­ма и Баль­би­на и ста­ли еже­днев­но обду­мы­вать меж­ду собой, кого бы им объ­явить импе­ра­то­ром.

XIII. (1) Вот какой вид име­ло поста­нов­ле­ние сена­та, вызвав­шее него­до­ва­ние вои­нов. Когда — при вступ­ле­нии Мак­си­ма в Рим — навстре­чу ему вышли Баль­бин, Гор­диан, рим­ский сенат и народ, сна­ча­ла разда­ва­лись общие воз­гла­сы, кото­рые не затра­ги­ва­ли вои­нов. (2) Затем пошли в сенат, где после того, что обыч­но быва­ет во вре­мя празд­неств, — было ска­за­но: «Так дей­ст­ву­ют разум­но избран­ные госуда­ри, а госуда­ри, избран­ные нера­зум­ны­ми, так поги­ба­ют»; — а ведь было извест­но, что Мак­си­ми­на сде­ла­ли импе­ра­то­ром вои­ны, Баль­би­на же и Мак­си­ма — сена­то­ры. (3) Услы­шав об этом, вои­ны ста­ли него­до­вать еще силь­нее, пре­иму­ще­ст­вен­но про­тив сена­та, кото­рый, каза­лось, спра­вил свой три­умф над вои­на­ми. (4) Баль­бин с Мак­си­мом на радость рим­ско­му сена­ту и наро­ду очень разум­но управ­ля­ли горо­дом³⁹: сена­ту ока­зы­ва­лось очень боль­шое ува­же­ние; они изда­ва­ли пре­вос­ход­ные зако­ны, тер­пе­ли­во выслу­ши­ва­ли тяж­бы, внес­ли отмен­ный порядок во все то, что отно­сит­ся к воен­но­му делу. (5) Все уже было гото­во для того, чтобы Мак­сим отпра­вил­ся про­тив пар­фян⁴⁰, Баль­бин — про­тив гер­ман­цев, а юный Гор­диан оста­вал­ся в Риме⁴¹; вои­ны же, искав­шие удоб­но­го слу­чая убить госуда­рей, не нахо­дя его на пер­вых порах, так как гер­ман­цы сопро­вож­да­ли Мак­си­ма и Баль­би­на, — все боль­ше при­хо­ди­ли в ярость.

XIV. (1) Были несо­гла­сия⁴² меж­ду Мак­си­мом и Баль­би­ном, но скры­тые, о кото­рых мож­но было ско­рее дога­ды­вать­ся, чем видеть их. Дело в том, что Баль­бин пре­зи­рал Мак­си­ма как чело­ве­ка незнат­но­го, а Мак­сим тре­ти­ро­вал Баль­би­на как чело­ве­ка сла­бо­го. (2) Бла­го­да­ря это­му вои­нам пред­ста­вил­ся удоб­ный слу­чай: они пони­ма­ли, что мож­но лег­ко убить несо­глас­ных меж­ду собой импе­ра­то­ров. Нако­нец, во вре­мя теат­раль­ных пред­став­ле­ний, когда мно­го вои­нов и при­двор­ных было заня­то, и в Пала­тин­ском двор­це оста­лись одни госуда­ри с гер­ман­ца­ми, вои­ны про­из­ве­ли на них напа­де­ние⁴³. (3) В то вре­мя как вои­ны про­из­во­ди­ли такое смя­те­ние и Мак­си­му дано было знать, что от их буй­ной тол­пы едва ли мож­но спа­стись, если не вызвать гер­ман­цев, а гер­ман­цы слу­чай­но были с Баль­би­ном в дру­гой части Пала­тин­ско­го двор­ца, Мак­сим посы­ла­ет к Баль­би­ну людей с прось­бой при­слать ему охра­ну. (4) Тот, одна­ко, подо­зре­вая, что Мак­сим про­сит их с целью напра­вить их про­тив него, Баль­би­на, так как он думал, что Мак­сим стре­мит­ся к еди­но­вла­стию, сна­ча­ла заста­вил его ждать, затем дело дошло до столк­но­ве­ния меж­ду ними. (5) Пока они — во вре­мя это­го мяте­жа — пре­пи­ра­лись друг с дру­гом, появи­лись вои­ны, сорва­ли с них цар­ские одеж­ды, выве­ли их с оскорб­ле­ни­я­ми из Пала­тин­ско­го двор­ца и хоте­ли пота­щить их, почти совсем рас­тер­зан­ных, по горо­ду в лагерь. (6) Узнав о том, что под­хо­дят гер­ман­цы с целью защи­тить импе­ра­то­ров, вои­ны уби­ли их обо­их и бро­си­ли на пол­пу­ти. (7) Меж­ду тем Цезарь Гор­диан, под­ня­тый на руки вои­на­ми, был про­воз­гла­шен ими импе­ра­то­ром, то есть Авгу­стом, так как нико­го дру­го­го в дан­ное вре­мя у них не было; при этом вои­ны изде­ва­лись над сена­том и наро­дом и немед­лен­но уда­ли­лись в свой лагерь. (8) Гер­ман­цы же, чтобы не сра­жать­ся без вся­ко­го пово­да, так как их импе­ра­то­ры были уби­ты, ушли за город, где нахо­ди­лись их това­ри­щи.

XV. (1) Таков был конец хоро­ших импе­ра­то­ров⁴⁴, недо­стой­ный как их жиз­ни, так и нра­вов: ведь не было нико­го более храб­ро­го, чем Мак­сим, или Пуп­пи­ен, ни более лас­ко­во­го, чем Баль­бин, что мож­но было понять из хода само­го дела: ведь сенат, имея воз­мож­ность выби­рать, не выбрал бы пло­хих. (2) К это­му при­со­еди­ня­ет­ся еще и то, что они про­шли испы­та­ние, зани­мая мно­го долж­но­стей, соеди­нен­ных с поче­том и вла­стью: один из них был два раза кон­су­лом и пре­фек­том Рима, дру­гой — два раза кон­су­лом⁴⁵ и пре­фек­том, импе­ра­то­ра­ми они ста­ли, имея мно­го лет от роду, были любез­ны сена­ту, а так­же наро­ду, кото­рые, одна­ко, слег­ка уже поба­и­ва­лись Мак­си­ма. (3) Такие сведе­ния мы собра­ли отно­си­тель­но Мак­си­ма, глав­ным обра­зом — из про­из­веде­ний гре­че­ско­го писа­те­ля Геро­ди­а­на. (4) Мно­гие, одна­ко, гово­рят, что у Акви­леи Мак­си­мин был побеж­ден не Мак­си­мом, а импе­ра­то­ром Пуп­пи­е­ном и что послед­ний был убит вме­сте с Баль­би­ном, так что они опус­ка­ют имя Мак­си­ма. (5) И тако­во неве­же­ство или недоб­ро­со­вест­ность этих спо­ря­щих меж­ду собой исто­ри­ков, что мно­гим хочет­ся, чтобы Мак­си­мом назы­вал­ся тот же, кото­рый назы­вал­ся и Пуп­пи­е­ном, хотя Геро­ди­ан, опи­сав­ший совре­мен­ные ему собы­тия, назы­ва­ет его Мак­си­мом, а не Пуп­пи­е­ном, да и гре­че­ский писа­тель Дексипп гово­рит, что после дво­их Гор­диа­нов импе­ра­то­ра­ми были избра­ны и про­ти­во­по­став­ле­ны Мак­си­ми­ну Мак­сим и Баль­бин и что Мак­си­мин был побеж­ден Мак­си­мом, а не Пуп­пи­е­ном. (6) К тому же писа­те­ли про­яв­ля­ют неве­же­ство, гово­ря о том, что маль­чик Гор­диан был пре­фек­том пре­то­рия⁴⁶: мно­гие не зна­ют, что Гор­ди­а­на часто носи­ли на шее, чтобы пока­зать вои­нам. (7) Мак­сим и Баль­бин были импе­ра­то­ра­ми один год⁴⁷, тогда как Мак­си­мин с сыном были импе­ра­то­ра­ми, по сло­вам неко­то­рых, три года, а по сло­вам дру­гих — два года⁴⁸.

XVI. (1) Еще и теперь пока­зы­ва­ют в Риме дом Баль­би­на на Кари­нах⁴⁹, огром­ный и вну­ши­тель­ный, кото­рый и до сих пор явля­ет­ся соб­ст­вен­но­стью его семьи. (2) Мак­сим, кото­ро­го боль­шин­ство счи­та­ет Пуп­пи­е­ном, был чело­ве­ком совсем неиму­щим, но в выс­шей сте­пе­ни доб­лест­ным. (3) При них кар­пы сра­жа­лись про­тив мезий­цев, нача­лась вой­на со ски­фа­ми⁵⁰, про­изо­шел в это вре­мя и раз­гром Ист­рии, или, как гово­рит Дексипп, Ист­рий­ской общи­ны. (4) Дексипп очень хва­лит Баль­би­на и гово­рит, что он сме­ло вышел навстре­чу вои­нам и был убит, дока­зав, что он не боял­ся смер­ти; он гово­рит о нем, что он был обу­чен вся­ким нау­кам. О Мак­си­ме же он гово­рит, что это был совсем не такой чело­век, каким его опи­са­ло боль­шин­ство гре­че­ских писа­те­лей. (5) Кро­ме того, он добав­ля­ет, что нена­висть акви­лей­цев к Мак­си­ми­ну была столь вели­ка, что они сде­ла­ли тети­вы для сво­их луков из волос сво­их жен­щин и так пус­ка­ли стре­лы. (6) Дексипп и Геро­ди­ан, кото­рые изло­жи­ли эту исто­рию госуда­рей, гово­рят, что Мак­сим и Баль­бин были госуда­ря­ми, избран­ны­ми сена­том и про­ти­во­по­став­лен­ны­ми Мак­си­ми­ну после гибе­ли в Афри­ке дво­их Гор­диа­нов и что вме­сте с ними был выбран маль­чик Гор­диан. (7) Но у боль­шин­ства рим­ских писа­те­лей я не нахо­жу име­ни Мак­си­ма, а вме­сте с Баль­би­ном встре­чаю импе­ра­то­ра Пуп­пи­е­на; гово­рят даже, буд­то этот же Пуп­пи­ен сра­жал­ся с Мак­си­ми­ном у Акви­леи, при­чем упо­мя­ну­тые исто­ри­ки утвер­жда­ют, что Мак­сим и не сра­жал­ся с Мак­си­ми­ном, а сидел в Равен­не и там услы­шал об одер­жан­ной победе; как мне кажет­ся, Пуп­пи­ен — тот же, кого назы­ва­ют Мак­си­мом.

XVII. (1) Ради это­го я при­со­еди­нил сюда еще бла­годар­ст­вен­ное пись­мо⁵¹, напи­сан­ное кон­су­лом того вре­ме­ни о Пуп­пи­ене и Баль­бине, в кото­ром он выра­жа­ет радость по пово­ду того, что они — после бес­чест­ных раз­бой­ни­ков — вос­ста­но­ви­ли государ­ст­вен­ный строй: (2) «Пуп­пи­е­ну и Баль­би­ну Авгу­стам Клав­дий Юли­ан. Как толь­ко я узнал, что по реше­нию Юпи­те­ра все­бла­го­го и вели­чай­ше­го, бес­смерт­ных богов и сена­та и с согла­сия все­го рода чело­ве­че­ско­го вы при­ня­ли власть над государ­ст­вом для спа­се­ния его от пре­ступ­ле­ния без­бож­но­го раз­бой­ни­ка и для управ­ле­ния им соглас­но рим­ским зако­нам, без­упреч­ней­шие вла­ды­ки и непо­беди­мые Авгу­сты, то, хотя я узнал об этом не из боже­ст­вен­ных писем, а из сенат­ско­го поста­нов­ле­ния, кото­рое пере­слал мне мой сото­ва­рищ свет­лей­ший Цельз Эли­ан, я поздра­вил город Рим, на бла­го кото­ро­го вы избра­ны, поздра­вил сенат, былое досто­ин­ство кото­ро­го вы вос­ста­но­ви­ли в награ­ду за выска­зан­ное им отно­си­тель­но вас осуж­де­ние^[3], поздра­вил Ита­лию, кото­рую вы мощ­но защи­ти­ли от опу­сто­ше­ния вра­га­ми, поздра­вил про­вин­ции, кото­рые были рас­тер­за­ны нена­сыт­ной жад­но­стью тира­нов и кото­рым вы вер­ну­ли надеж­ду на спа­се­ние, поздра­вил, нако­нец, самые леги­о­ны и вспо­мо­га­тель­ные вой­ска, кото­рые повсе­мест­но на зем­ле почи­та­ют ваши обра­зы за то, что они изба­ви­лись от преж­не­го позо­ра и теперь в вашем лице обре­ли достой­ный облик рим­ских госуда­рей. (3) Ввиду это­го нико­гда не было голо­са столь могу­че­го, речи столь удач­ной, даро­ва­ния столь пло­до­твор­но­го, чтобы быть в состо­я­нии выра­зить достой­ным обра­зом общее сча­стье. (4) Сколь вели­ко оно и како­во оно — мы мог­ли понять по пер­вым шагам ваше­го прав­ле­ния: ведь вы вер­ну­ли нам рим­ские зако­ны, упразд­нен­ную спра­вед­ли­вость и мило­сер­дие, кото­рое было совер­шен­но уни­что­же­но, жизнь, нра­вы, сво­бо­ду и надеж­ду на пре­ем­ст­вен­ность и наслед­ни­ков. (5) Все это и пере­чис­лить труд­но, не гово­ря уже о том, чтобы изло­жить шаг за шагом в выра­же­ни­ях соот­вет­ст­ву­ю­ще­го досто­ин­ства. (6) Ведь то, что вы воз­вра­ти­ли нам жизнь, на кото­рую пося­гал этот пре­ступ­ный раз­бой­ник, рас­пу­стив по всем про­вин­ци­ям сво­их пала­чей, откры­то заяв­ляя о сво­ем гне­ве про­тив бли­ста­тель­но­го сосло­вия, — как могу я это выра­зить или подроб­но изло­жить? (7) Тем более что — ввиду сво­ей посред­ст­вен­но­сти — я не могу не толь­ко выра­зить чув­ство обще­го сча­стья, но даже и соб­ст­вен­ную радость моей души, когда я вижу перед собой тех Авгу­стов и госуда­рей рода чело­ве­че­ско­го, от кото­рых, как от моих ста­рин­ных цен­зо­ров, я до сих пор желал полу­чить выра­жае­мое посто­ян­ным ува­же­ни­ем одоб­ре­ние моим нра­вам и скром­но­сти; хотя то и дру­гое, наде­юсь, удо­сто­ве­ре­но в свиде­тель­ствах преж­них госуда­рей, одна­ко ваши­ми суж­де­ни­я­ми я гор­дил­ся бы как име­ю­щи­ми боль­шое^[4] зна­че­ние. (8) Боги пусть доста­вят и в буду­щем будут достав­лять такое сча­стье рим­ско­му миру. Ведь глядя на вас, я могу желать толь­ко того, о чем молил богов победи­тель Кар­фа­ге­на⁵², имен­но — чтобы они сохра­ни­ли государ­ство в том состо­я­нии, в каком оно было тогда, так как дру­го­го, луч­ше­го, нель­зя было най­ти. (9) Так и я молю, чтобы они сохра­ни­ли вам государ­ство в том состо­я­нии, в какое вы при­ве­ли его, когда поло­же­ние его было еще шат­ким».

XVIII. (1) Это пись­мо дока­зы­ва­ет, что Пуп­пи­ен и есть тот, кого боль­шин­ство назы­ва­ет Мак­си­мом. (2) В рас­ска­зах об этих вре­ме­нах у гре­ков нелег­ко най­ти имя Пуп­пи­е­на, а у рим­лян — имя Мак­си­ма, и то, что было совер­шен­но^[5] про­тив Мак­си­ми­на, счи­та­ет­ся то делом Пуп­пи­е­на, то делом Мак­си­ма.