Жизнеописания августов

М. Л. Гаспаров

ПОСЛЕСЛОВИЕ

с.326 Эта кни­га охва­ты­ва­ет пол­то­ра века исто­рии Рим­ской импе­рии — со 117 по 284 г. н. э. На это вре­мя при­хо­дят­ся две очень непо­хо­жие друг на дру­га эпо­хи в исто­рии вели­ко­го государ­ства, про­сти­рав­ше­го­ся от Рей­на и Дуная до Саха­ры и от Атлан­ти­че­ско­го оке­а­на до Евфра­та. Пер­вая из них — это так назы­вае­мый «золо­той век» импе­рии, вре­мя прав­ле­ния дина­стии Анто­ни­нов (117—180 гг. — Адри­ан, Анто­нин Пий, Марк Авре­лий), пери­од мир­но­го сотруд­ни­че­ства импе­ра­то­ров и сенат­ской зна­ти, спо­кой­ст­вия в про­вин­ци­ях, зати­шья на гра­ни­цах. Вто­рая пада­ет на так назы­вае­мый «кри­зис III века» (от Мак­си­ми­на до Нуме­ри­а­на, 235—284 гг.). Она — пол­ный кон­траст: импе­ра­то­ры став­лен­ни­ки сол­дат­чи­ны, каж­дая армия выдви­га­ет сво­его узур­па­то­ра, меж­ду ними ведут­ся непре­рыв­ные граж­дан­ские вой­ны, про­вин­ции разо­ре­ны, с севе­ра втор­га­ют­ся гер­ман­цы, с восто­ка — пер­сы. Меж­ду эти­ми эпо­ха­ми лежит как бы пере­ход­ный пери­од — прав­ле­ние дина­стии Севе­ров: Сеп­ти­мий, Кара­калл, Гелио­га­бал, Алек­сандр (193—235 гг.), — граж­дан­ских войн еще нет, но импе­рия уже стис­ну­та воен­ным кула­ком. Оста­нав­ли­ва­ет­ся повест­во­ва­ние на поро­ге новой эпо­хи вре­мен­но­го укреп­ле­ния импе­рии — когда импе­ра­то­рам Дио­кле­ти­а­ну (284—305 гг.) и Кон­стан­ту^[1] (306—337 гг.) уда­лось вос­ста­но­вить отно­си­тель­ное един­ство дер­жа­вы еще на сто­ле­тие.

Из несколь­ких посвя­ти­тель­ных обра­ще­ний сле­ду­ет, буд­то бы имен­но эти импе­ра­то­ры пору­чи­ли напи­сать био­гра­фии сво­их пред­ше­ст­вен­ни­ков шести исто­ри­кам: Элию Спар­ти­а­ну, Юлию Капи­то­ли­ну, Вул­ка­цию Гал­ли­ка­ну, Элию Лам­при­дию, Тре­бел­лию Пол­ли­о­ну и Фла­вию Вопис­ку. Мы ниче­го не зна­ем о них, боль­ше они ниче­го не напи­са­ли, и име­на их боль­ше нигде не упо­ми­на­ют­ся. Мане­ра изло­же­ния и стиль у них оди­на­ко­вы — все они пишут, как один чело­век. Поэто­му в совре­мен­ной нау­ке этих авто­ров при­ня­то назы­вать scrip­to­res his­to­riae Augus­tae, «сочи­ни­те­ли исто­рии Авгу­стов» (имя «Август» ста­ло к это­му вре­ме­ни титу­лом пра­вя­ще­го импе­ра­то­ра). Загла­вие «Вла­сте­ли­ны Рима», под кото­рым напе­ча­та­на сей­час эта кни­га, — услов­ное.

Поче­му имен­но импе­ра­тор­ские био­гра­фии ста­ли фор­мой опи­са­ния рим­ской исто­рии? Совсем не пото­му, что этот жанр луч­ше помо­гал ее понять. Для это­го луч­ше подо­шел бы тра­ди­ци­он­ный тип лето­пи­си, год за годом осве­щаю­щей собы­тия, про­ис­хо­див­шие во всех кон­цах импе­рии. Рим­ско­му плеб­су было не так уж важ­но, кто его тешил хле­бом и зре­ли­ща­ми, а жите­ли про­вин­ций — кто их угне­тал нало­га­ми и разо­рял меж­до­усоб­ны­ми вой­на­ми. с.327 У импе­ра­то­ра Адри­а­на мог быть дур­ной харак­тер, но чув­ст­во­ва­ла это толь­ко его семья и близ­кое окру­же­ние, а не Рим, не Ита­лия, не сре­ди­зем­но­мор­ская дер­жа­ва. Одна­ко чита­те­лям свой­ст­вен­но любо­пыт­ство, а поли­ти­че­ской про­па­ган­де — пла­кат­ное упро­ще­ние. Про­па­ган­да чет­ко дели­ла пра­ви­те­лей на хоро­ших (миротвор­цев) и пло­хих (мятеж­ни­ков). А испол­ни­те­ли ста­ра­тель­но рас­пи­сы­ва­ли био­гра­фии пер­вых эпи­зо­да­ми высо­ко­го бла­го­род­ства, а вто­рых — самы­ми низ­ко­проб­ны­ми сплет­ня­ми. Если спле­тен недо­ста­ва­ло, их выду­мы­ва­ли.

Осно­ва­те­лем жан­ра импе­ра­тор­ских био­гра­фий был писа­тель Све­то­ний Тран­квилл — он упо­мя­нут в жиз­не­опи­са­нии импе­ра­то­ра Адри­а­на. При Адри­ане он выпу­стил свое сочи­не­ние «Жизнь две­на­дца­ти цеза­рей» (от Юлия Цеза­ря до убий­ства Доми­ци­а­на в 96 г. н. э.). Все био­гра­фии были выстро­е­ны по одной схе­ме: про­ис­хож­де­ние пра­ви­те­ля, путь к вла­сти, внут­рен­няя поли­ти­ка, зре­ли­ща для наро­да, вой­ны, семей­ная жизнь, фаво­ри­ты, внеш­ность и при­выч­ки, смерть и погре­бе­ние. Эти руб­ри­ки запол­ня­лись рос­сы­пью как мож­но более ярких фак­тов, харак­те­ри­зу­ю­щих импе­ра­то­ра сна­ча­ла с хоро­шей сто­ро­ны, а потом с дур­ной (или наобо­рот). Фак­ты эти Све­то­ний не выду­мы­вал, а чер­пал одни из при­жиз­нен­ных пане­ги­ри­ков импе­ра­то­ру, дру­гие из пам­фле­тов про­тив него, а мел­кие зани­ма­тель­ные подроб­но­сти добав­лял сам из разыс­ка­ний в государ­ст­вен­ных архи­вах. Сто лет спу­стя вслед ему напи­сал жиз­не­опи­са­ния сле­дую­щих «две­на­дца­ти цеза­рей» (до Гелио­га­ба­ла) важ­ный чинов­ник Марий Мак­сим. Они не сохра­ни­лись, ссыл­ки на них есть в нашей кни­ге, авто­ры ее счи­та­ют его писа­те­лем нена­деж­ным, у кото­ро­го «исто­рия пере­ме­ша­на со сказ­ка­ми», но сами сле­ду­ют в сво­ем обра­ще­нии с исто­ри­ей имен­но за ним. У них есть ссыл­ки на писа­те­лей, кото­рые нико­гда не суще­ст­во­ва­ли, цита­ты из доку­мен­тов, вымыш­лен­ные от нача­ла до кон­ца, фан­та­сти­че­ские гене­а­ло­гии, при­ду­ман­ные име­на и т. д. В пер­вых био­гра­фи­ях (посвя­щен­ных Анто­ни­нам) боль­ше надеж­но­сти, под конец — боль­ше выду­мок. Вос­ста­но­вить источ­ни­ки, кото­ры­ми поль­зо­ва­лись «сочи­ни­те­ли исто­рии Авгу­стов», отде­лить заим­ст­во­ван­ные ими вымыс­лы от их соб­ст­вен­ных, — дело спор­ное и труд­ное, и вхо­дить в эти подроб­но­сти мы не будем.

Сто лет назад немец­кий исто­рик Г. Дес­сау обра­тил вни­ма­ние на то, что неко­то­рые назва­ния долж­но­стей в нашей кни­ге соот­вет­ст­ву­ют не тому вре­ме­ни, кото­рое опи­сы­ва­ет­ся, а гораздо более позд­не­му — уже после Дио­кле­ти­а­на и Кон­стан­ти­на; и что неко­то­рым вымыш­лен­ным пер­со­на­жам даны име­на с таким рас­че­том, чтобы они каза­лись достой­ны­ми пред­ка­ми вель­мож­ных родов, выдви­нув­ших­ся толь­ко в кон­це IV в. Он сде­лал вывод, что посвя­ще­ния шести авто­ров Дио­кле­ти­а­ну и Кон­стан­ти­ну — фик­ция, такая же, как мно­гое дру­гое в этой кни­ге, напи­са­на же она была зна­чи­тель­но поз­же, в 390-х годах, и по-види­мо­му, одним авто­ром. Веро­ят­но, неиз­вест­ный сочи­ни­тель взял­ся за свою работу всерь­ез, но столк­нул­ся в ней с труд­но­стя­ми, непри­выч­ны­ми для диле­тан­та, и стал решать их с помо­щью соб­ст­вен­ной изо­бре­та­тель­но­сти. с.328 Даль­ше — боль­ше, и нако­нец, он решил снять с себя ответ­ст­вен­ность, при­пи­сав свои измыш­ле­ния шести выду­ман­ным же исто­ри­кам про­шло­го. При кни­ге, несо­мнен­но, было какое-то общее пред­и­сло­вие, до нас не сохра­нив­ше­е­ся; может быть, там сочи­ни­тель и рас­ска­зы­вал, как он буд­то бы нашел в архи­вах писа­ния таких-то ста­рин­ных исто­ри­ков, заин­те­ре­со­вал­ся, поре­шил их издать и т. д.

Столь сме­лая гипо­те­за, разу­ме­ет­ся, вызва­ла спо­ры, затя­нув­ши­е­ся до наших дней. Боль­шин­ство уче­ных при­мкну­ли к позд­ней дати­ров­ке, пред­ло­жен­ной Дес­сау; мень­шин­ство дер­жат­ся тра­ди­ци­он­ной ран­ней дати­ров­ки; отдель­ные уче­ные пред­по­ла­га­ют середин­ную дату, 360-е годы. Еди­но­гла­сие до сих пор не достиг­ну­то и когда в 1957—1960 гг. этот пере­вод «Сочи­ни­те­лей исто­рии Авгу­стов» печа­тал­ся в жур­на­ле «Вест­ник древ­ней исто­рии», то автор одной из пред­по­слан­ных ему ста­тей, Е. М. Шта­ер­ман, скло­ня­лась к ран­ней их дати­ров­ке, а автор дру­гой, А. И. Дова­тур, к позд­ней.

Пусть чита­те­ля наше­го изда­ния это не сму­ща­ет. Для него важ­но одно — не при­ни­мать за чистую моне­ту все, что гово­рит­ся на этих стра­ни­цах. Перед ним не столь­ко исто­рия, сколь­ко исто­ри­че­ский роман. Отде­лять в нем по кру­пи­цам фак­ты от вымыс­лов — это труд­ная забота спе­ци­а­ли­стов-исто­ри­ков. Мы наме­рен­но не вхо­дим в эти подроб­но­сти и огра­ни­чи­ва­ем­ся самым малым ком­мен­та­ри­ем. Пусть то, что писа­лось как исто­ри­че­ский роман, и чита­ет­ся как исто­ри­че­ский роман. Этот жанр ведь тоже рож­ден антич­но­стью. Был нра­во­учи­тель­ный роман Ксе­но­фон­та о вос­пи­та­нии муд­ро­го Кира Пер­сид­ско­го; был безы­мян­ный гре­че­ский роман о ска­зоч­ных подви­гах Алек­сандра Вели­ко­го; в III в. н. э. ритор Фило­страт напи­сал роман о муд­ре­це и чудотвор­це Апол­ло­нии Тиа­н­ском, дей­ст­во­вав­шем при Нероне и Доми­ци­ане; к этой тра­ди­ции при­мы­ка­ют и «Вла­сте­ли­ны Рима» с той лишь раз­ни­цей, что они исполь­зу­ют в каче­стве мате­ри­а­ла более све­жие собы­тия и ста­ра­тель­нее сти­ли­зу­ют­ся под «насто­я­щую» исто­рию.

Так и чита­ли эту кни­гу на про­тя­же­нии веков — как зани­ма­тель­ное и поучи­тель­ное чте­ние. На рус­ский язык она была впер­вые пере­веде­на еще в любо­зна­тель­ном XVIII в. («Шесть писа­те­лей исто­рии об Авгу­стах», СПб., 1775. Ч. 1—2). В поло­жи­тель­ном XIX в. о ней не вспо­ми­на­ли. В пору рево­лю­ций и контрре­во­лю­ции XX в. она ожи­ла вновь. Поэт Вале­рий Брю­сов, мно­го и усерд­но зани­мав­ший­ся позд­ней антич­но­стью, зимой 1917—1918 гг. чита­ет цикл пуб­лич­ных лек­ций о паде­нии Рим­ской импе­рии, цели­ком строя харак­те­ри­сти­ку кри­зи­са III в. на дан­ных «сочи­ни­те­лей исто­рии Авгу­стов», хотя отлич­но пони­ма­ет их нена­деж­ность. В при­мы­каю­щей к это­му цик­лу лек­ции «Урок исто­рии» он, сжа­то и почти цитат­но пере­ска­зы­вая опи­са­ния бед­ст­вий вре­ме­ни их жиз­не­опи­са­ний Гор­диа­нов, Мак­си­ма и Баль­би­на, Гал­ли­е­нов и «30 тира­нов», зада­ет рито­ри­че­ский вопрос: «Напи­са­но ли это вче­ра или это — про­ро­че­ства, когда-то выстав­лен­ные каким-то про­зор­лив­цем?» — и про­дол­жа­ет: «Забы­тая “Исто­рия Авгу­стов” для наших дней при­об­ре­та­ет совер­шен­но новое зна­че­ние: если ее не сто­и­ло читать в тече­ние 1600 лет, с.329 то теперь наста­ло вре­мя снять с пол­ки эту книж­ку, стрях­нуть с нее пыль и поло­жить к себе на стол. Био­гра­фи­ям импе­ра­то­ров, состав­лен­ным… око­ло 300 г. по Р. Х., при­шла пора сде­лать­ся “настоль­ной” кни­гой рус­ско­го чита­те­ля в году по Р. Х. 1918». Оста­вим Вале­рию Брю­со­ву гипер­бо­лизм его сти­ля; но решим­ся пред­по­ло­жить, что эпо­ха, оправ­ды­ваю­щая инте­рес рус­ско­го чита­те­ля к исто­рии этих «Вла­сте­ли­нов Рима», еще не при­шла к сво­е­му кон­цу.