О знаменитых иноземных полководцах

I. Мильтиад

1. Афи­ня­нин Миль­ти­ад, сын Кимо­на, как никто дру­гой почи­тал­ся сре­ди сооте­че­ст­вен­ни­ков за древ­ность рода, сла­ву пред­ков и соб­ст­вен­ную скром­ность. Когда он был в таком воз­расте, что сограж­дане уже не толь­ко воз­ла­га­ли на него надеж­ды, но были уве­ре­ны, что он станет таким чело­ве­ком, каким ожи­да­ли его видеть, — слу­чи­лось так, что афи­няне реши­ли отпра­вить коло­ни­стов на Хер­со­нес¹. После того, как опре­де­ли­лось боль­шое чис­ло посе­лен­цев, и мно­го наро­ду поже­ла­ло при­нять уча­стие в этом пред­при­я­тии, выбор­ные от коло­ни­стов отпра­ви­лись за ора­ку­лом в Дель­фы — посо­ве­то­вать­ся с Апол­ло­ном о назна­че­нии под­хо­дя­ще­го вождя. Дело в том, что пере­се­лен­цам пред­сто­я­ло сра­жать­ся с фра­кий­ца­ми, кото­рые хозяй­ни­ча­ли в тех кра­ях. На запрос послов Пифия пове­ле­ла избрать началь­ни­ком Миль­ти­а­да, пря­мо назвав его имя; в слу­чае испол­не­ния это­го нака­за пред­ве­щал­ся успех все­го дела. По сло­ву ора­ку­ла Миль­ти­ад поса­дил отбор­ный отряд на кораб­ли и отплыл в сто­ро­ну Хер­со­не­са. Достиг­нув Лем­но­са, он решил под­чи­нить насе­ле­ние это­го ост­ро­ва вла­сти афи­нян и пред­ло­жил лем­нос­цам, чтобы они поко­ри­лись доб­ро­воль­но. Те под­ня­ли его на смех и отве­ти­ли, что они при­мут его пред­ло­же­ние тогда, когда он при­плы­вет из дома на Лем­нос по вет­ру акви­ло­ну. Ветер же этот, иду­щий из север­ных кра­ев, дует навстре­чу плы­ву­щим из Афин. Не имея вре­ме­ни задер­жи­вать­ся, Миль­ти­ад воз­об­но­вил наме­чен­ный путь и достиг Хер­со­не­са.

2. Быст­ро раз­гро­мив там силы вар­ва­ров, он завла­дел желан­ной обла­стью, воз­двиг в удоб­ных местах кре­по­сти, а всех при­веден­ных с собою сол­дат наде­лил зем­лей и обо­га­тил добы­чей от частых набе­гов. В этом деле сослу­жи­ли ему служ­бу и удач­ли­вость его, и муд­рость, ибо, одолев со сво­и­ми доб­лест­ны­ми вои­на­ми вра­же­ское вой­ско, он уста­но­вил для них спра­вед­ли­вей­шие поряд­ки и сам решил остать­ся тут же. При этом он занял у них поло­же­ние царя, не при­ни­мая лишь цар­ско­го име­ни, и достиг это­го не столь­ко бла­го­да­ря вла­сти коман­дую­ще­го, сколь­ко вслед­ст­вие сво­ей спра­вед­ли­во­сти. С неосла­бе­вае­мым усер­ди­ем слу­жил он и родине сво­ей, Афи­нам, и пото­му сохра­нял за собой бес­смен­ную вер­хов­ную власть не толь­ко по жела­нию тех, с кото­ры­ми высе­лил­ся, но и по воле послав­ших его. Устро­ив таким обра­зом дела на Хер­со­не­се, он воз­вра­тил­ся на Лем­нос и потре­бо­вал сда­чи горо­да соглас­но дого­во­ру: ведь лем­нос­цы обе­ща­ли сдать­ся, если он при­плы­вет к ним из дому по север­но­му вет­ру, а дом его теперь, — гово­рил он, — нахо­дит­ся на Хер­со­не­се. Карий­цы, насе­ляв­шие тогда Лем­нос, никак не рас­счи­ты­ва­ли на такой обо­рот дела, одна­ко, при­няв в рас­чет не столь­ко свое обе­ща­ние, сколь­ко уда­чи про­тив­ни­ка, не осме­ли­лись сопро­тив­лять­ся и поки­ну­ли ост­ров. С рав­ным успе­хом Миль­ти­ад под­чи­нил вла­сти афи­нян и дру­гие ост­ро­ва, име­ну­е­мые Кикла­да­ми².

3. В то же самое вре­мя пер­сид­ский царь Дарий, пере­ведя вой­ско из Азии в Евро­пу, пошел вой­ной на ски­фов. На р. Истр он соорудил мост, чтобы пере­пра­вить армию на ту сто­ро­ну, а охра­ну это­го моста на вре­мя сво­его отсут­ст­вия пору­чил знат­ным мужам, при­шед­шим вме­сте с ним из Ионии и Эолии, — тем самым, кото­рые бла­го­да­ря ему ста­ли бес­смен­ны­ми пра­ви­те­ля­ми сво­их горо­дов³. Он счи­тал, что лег­че все­го удер­жит в сво­ей вла­сти насе­ле­ние Азии, гово­ря­щее на гре­че­ском язы­ке, вве­рив над­зор над горо­да­ми сво­им дру­зьям, не име­ю­щим в слу­чае его пора­же­ния ни малей­шей надеж­ды на сохра­не­ние сво­его бла­го­ден­ст­вия. В чис­ле этих дру­зей, охра­няв­ших мост, был и Миль­ти­ад. Когда гон­цы один за дру­гим ста­ли при­но­сить вести о пора­же­нии Дария и о пре­сле­до­ва­нии его ски­фа­ми, Миль­ти­ад при­нял­ся убеж­дать хра­ни­те­лей моста, что нель­зя упус­кать пре­до­став­лен­ный судь­бою слу­чай осво­бо­дить Гре­цию. Ведь если Дарий со все­ми пере­пра­вив­ши­ми­ся с ним вой­ска­ми погибнет, то не толь­ко Евро­па изба­вит­ся от опас­но­сти, но и гре­че­ское пле­мя, насе­ля­ю­щее Азию, осво­бо­дит­ся от гос­под­ства пер­сов и от стра­ха перед ними. При­чем сде­лать это лег­ко! Если они раз­ру­шат мост, то царь в ско­ром вре­ме­ни погибнет или от вра­же­ско­го меча, или от голо­да. Мно­гие согла­си­лись с этим сове­том, но Гести­ей из Миле­та вос­про­ти­вил­ся заду­ман­но­му делу. Он гово­рил, что раз­ный инте­рес у тол­пы народ­ной и у них, обла­даю­щих вер­хов­ной вла­стью, посколь­ку гос­под­ство их зиждет­ся на мощи Дария. Если она рухнет, то и они поте­ря­ют власть и поне­сут нака­за­ние от сограж­дан. Вот поче­му он про­те­сту­ет про­тив обще­го реше­ния, пола­гая, что для них же будет полез­нее, если могу­ще­ство пер­сид­ских царей укре­пит­ся вновь. Боль­шин­ство согла­си­лось с этим мне­ни­ем, и тогда Миль­ти­ад, не сомне­вав­ший­ся, что совет его, извест­ный слиш­ком мно­гим, дой­дет до ушей царя, поки­нул Хер­со­нес и сно­ва пере­се­лил­ся в Афи­ны⁴. Замы­сел его, хотя и не осу­щест­влен­ный, досто­ин вели­кой сла­вы, ибо общую сво­бо­ду он поста­вил выше, чем лич­ную власть.

4. А Дарий по воз­вра­ще­нии из Евро­пы в Азию внял уго­во­рам дру­зей, кото­рые сове­то­ва­ли ему под­чи­нить Гре­цию, и сна­рядил флот из 500 кораб­лей. Началь­ни­ка­ми флота он поста­вил Дати­са и Арта­фер­на, пре­до­ста­вив им 200 тыс. пехо­тин­цев и 10 тыс. всад­ни­ков, при­чи­ной же похо­да выста­вил свою враж­ду к афи­ня­нам, с помо­щью кото­рых ионий­цы овла­де­ли Сар­да­ми и пере­би­ли его гар­ни­зон⁵. Цар­ские пол­ко­вод­цы при­ве­ли флот к Эвбее, тот­час взя­ли Эре­трию и, захва­тив в плен всех граж­дан это­го горо­да, отпра­ви­ли их в Азию к царю. Оттуда они дви­ну­лись на Атти­ку и выса­ди­ли свои вой­ска на Мара­фон­ском поле, рас­по­ло­жен­ном при­бли­зи­тель­но в миле от горо­да. Афи­няне, потря­сен­ные столь вели­кой и близ­кой бедой, обра­ти­лись за помо­щью не к кому ино­му, как к лакеде­мо­ня­нам: гон­ца Фидиппа из раз­ряда так назы­вае­мых «ско­ро­хо­дов» посла­ли в Лакеде­мон с вестью, что афи­няне нуж­да­ют­ся в ско­рей­шей помо­щи, а в самих Афи­нах были избра­ны десять пол­ко­вод­цев для коман­до­ва­ния вой­ском, в том чис­ле Миль­ти­ад. Сре­ди этих вое­на­чаль­ни­ков шел горя­чий спор, обо­ро­нять­ся ли за город­ски­ми сте­на­ми или высту­пить навстре­чу про­тив­ни­ку и дать ему бой⁶. Один Миль­ти­ад наста­и­вал на немед­лен­ном выступ­ле­нии в поле: тогда граж­дане, видя, как пола­га­ют­ся на их муже­ство, вос­пря­нут духом, а вра­ги, заме­тив, что с ними наме­ре­ны бить­ся даже малы­ми сила­ми, утра­тят свою прыть.

5. В это вре­мя ни один город не ока­зал помо­щи Афи­нам — толь­ко Пла­теи, при­слав­шие тыся­чу вои­нов⁷. После их при­бы­тия чис­ло бой­цов достиг­ло 10 тыс., и эта малень­кая армия горе­ла уди­ви­тель­ным бое­вым духом. Из-за ее настро­е­ния Миль­ти­ад полу­чил пре­вос­ход­ство над сво­и­ми това­ри­ща­ми: под­чи­нив­шись его сове­ту, афи­няне выве­ли вой­ско из горо­да и раз­би­ли в удоб­ном месте лагерь. И вот, выстро­ив­шись на дру­гой день⁸ в бое­вом поряд­ке у под­но­жия горы, на доволь­но пере­се­чен­ной мест­но­сти (во мно­гих местах здесь рос­ли оди­ноч­ные дере­вья), они всту­пи­ли в сра­же­ние, рас­счи­ты­вая, что бла­го­да­ря при­кры­тию высо­кой горы и дре­вес­но­му ряду, мешаю­ще­му кон­ни­це, мно­го­чис­лен­ные вра­ги не смо­гут их окру­жить. Датис пони­мал, что поле боя неудоб­но для пер­сов, одна­ко, пола­га­ясь на чис­лен­ность сво­его вой­ска, жаж­дал скре­стить ору­жие, счи­тая к тому же, что разум­нее сра­зить­ся до под­хо­да лакеде­мон­ской под­мо­ги. Итак, он поста­вил в строй 100 тыс. пехо­тин­цев и 10 тыс. всад­ни­ков и начал бит­ву. В этом сра­же­нии афи­няне про­яви­ли несрав­нен­ную доб­лесть, раз­гро­мив деся­ти­крат­но силь­ней­ше­го вра­га и наведя на пер­сов такой страх, что те бежа­ли не в лагерь, а на кораб­ли. Не было еще на све­те более слав­ной победы. Нико­гда еще такая малая куч­ка бой­цов не сокру­ша­ла столь мощ­но­го воин­ства.

6. В свя­зи с этой победой не лиш­ним будет поведать и о награ­де Миль­ти­а­да, дабы чита­тель лег­че уяс­нил общие свой­ства всех наро­дов. Напри­мер, у нас, рим­лян, поче­сти были вна­ча­ле скром­ны и ред­ки и пото­му — высо­ко цени­мы, теперь же возда­ют­ся всем под­ряд и не поль­зу­ют­ся ува­же­ни­ем. Мож­но заме­тить, что так же обсто­я­ло дело неко­гда и у афи­нян; ибо тому само­му Миль­ти­а­ду, кото­рый спас от раб­ства Афи­ны и всю Гре­цию, ока­за­ли сле­дую­щую честь: когда в так назы­вае­мом Пест­ром пор­ти­ке была напи­са­на кар­ти­на, изо­бра­жаю­щая Мара­фон­скую бит­ву, то сре­ди деся­ти пол­ко­вод­цев на пер­вом плане изо­бра­зи­ли Миль­ти­а­да, обо­д­ря­ю­ще­го вои­нов и подаю­ще­го знак к сра­же­нию. Но впо­след­ст­вии тот же самый народ, полу­чив вер­хов­ную власть и раз­вра­тив­шись подач­ка­ми пра­ви­те­лей, поста­но­вил воз­двиг­нуть 300 ста­туй Демет­рию Фалер­ско­му⁹.

7. После Мара­фон­ско­го сра­же­ния афи­няне опять пору­чи­ли Миль­ти­а­ду флот из 70-ти кораб­лей для нака­за­ния ост­ро­вов, помо­гав­ших вар­ва­рам. Коман­дуя эти­ми сила­ми, мно­гие ост­ро­ва он сно­ва при­вел к пови­но­ве­нию, а неко­то­рые заво­е­вал¹⁰. Сре­ди про­чих не при­нял его мир­ных пред­ло­же­ний ост­ров Парос, гор­дый сво­и­ми богат­ства­ми. Тогда Миль­ти­ад сса­дил вой­ско с кораб­лей, окру­жил город осад­ны­ми соору­же­ни­я­ми и совер­шен­но лишил его про­до­воль­ст­вен­но­го снаб­же­ния, а затем, соорудив «чере­па­хи» и винеи, при­дви­нул­ся к сте­нам. Когда город был уже почти взят, одна­жды ночью неиз­вест­но поче­му заго­ре­лась вда­ли на мате­ри­ке роща, види­мая с ост­ро­ва. Узрев этот огонь, и горо­жане и оса­ждаю­щие при­ня­ли его за сиг­нал, подан­ный цар­ски­ми моря­ка­ми. По этой при­чине и парос­цы воз­дер­жа­лись от сда­чи, и Миль­ти­ад, опа­са­ясь при­бы­тия цар­ско­го флота, сжег осад­ные соору­же­ния и воз­вра­тил­ся в Афи­ны с тем же чис­лом кораб­лей, с каким отбыл в поход — к вели­ко­му него­до­ва­нию сограж­дан. Тогда ему было предъ­яв­ле­но обви­не­ние в измене: яко­бы он мог взять Парос, но бро­сил дело и поки­нул ост­ров пото­му, что полу­чил от царя взят­ку. В это вре­мя Миль­ти­ад не мог защи­щать­ся, хво­рая от ран, полу­чен­ных при оса­де горо­да, так что за него высту­пал на суде брат его Сте­са­гор¹¹. Рас­смот­рев дело, суд снял обви­не­ние, гро­зив­шее смер­тью, одна­ко нало­жил денеж­ный штраф, раз­мер кото­ро­го опре­де­ли­ли в 50 талан­тов, истра­чен­ных на содер­жа­ние флота. Посколь­ку Миль­ти­ад не мог запла­тить такие день­ги немед­лен­но, его заклю­чи­ли в тюрь­му, и там встре­тил он свой конец¹².

8. Хотя обви­ни­ли его из-за Паро­са, при­чи­на осуж­де­ния была иная: пом­ня о быв­шей неза­дол­го до того тира­нии Писи­стра­та¹³, афи­няне боя­лись вся­ко­го сво­его вли­я­тель­но­го граж­да­ни­на; им каза­лось, что Миль­ти­ад, часто зани­мав­ший те или иные долж­но­сти, не выне­сет поло­же­ния част­но­го чело­ве­ка, посколь­ку при­выч­ка долж­на была воз­будить в нем жаж­ду вер­хов­ной вла­сти. Ведь за все вре­мя жиз­ни сво­ей на Хер­со­не­се он был там бес­смен­ным пове­ли­те­лем и назы­вал­ся тира­ном, хотя и спра­вед­ли­вым, посколь­ку полу­чил власть не наси­ли­ем, а по жела­нию сво­их под­чи­нен­ных, и сохра­нял ее бла­го­да­ря мило­сер­дию. Тира­на­ми же назы­ва­ют­ся и счи­та­ют­ся пра­ви­те­ли, обле­чен­ные посто­ян­ной вла­стью в государ­ствах иско­ни сво­бод­ных. А Миль­ти­ад отли­чал­ся и высо­кой чело­веч­но­стью, и уди­ви­тель­ной обхо­ди­тель­но­стью (так что любой самый про­стой чело­век имел к нему сво­бод­ный доступ), поль­зо­вал­ся боль­шим авто­ри­те­том во всех ино­зем­ных государ­ствах, обла­дал знат­ным име­нем и вели­чай­шей воин­ской сла­вой. Учи­ты­вая все это, народ решил, что луч­ше Миль­ти­а­ду поне­сти неза­слу­жен­ную кару, чем афи­ня­нам жить в стра­хе.