О знаменитых иноземных полководцах

IV. Павсаний

1. Спар­та­нец Пав­са­ний был вели­ким чело­ве­ком*, но в раз­ных жиз­нен­ных обсто­я­тель­ствах про­яв­лял себя по-раз­но­му, ибо обла­дал как бли­ста­тель­ны­ми доб­ро­де­те­ля­ми, так и тяж­ки­ми поро­ка­ми. Слав­ней­шим его делом ста­ла бит­ва при Пла­те­ях. Тогда под его нача­лом неболь­шое гре­че­ское вой­ско обра­ти­ло в бег­ство цар­ско­го сатра­па Мар­до­ния, мидий­ца родом, цар­ско­го зятя, одно­го из пер­вых сре­ди пер­сов по храб­ро­сти и уму, сто­яв­ше­го во гла­ве 200 тыс. пехо­тин­цев, ото­бран­ных им пого­лов­но, и 20 тыс. всад­ни­ков, при­чем в сра­же­нии пал и сам пол­ко­во­дец. Воз­гор­див­шись этой победой, Пав­са­ний начал силь­но воду мутить и вели­кие замыс­лы горо­дить. Но сна­ча­ла ему дали отпор, и слу­чи­лось это, когда он отпра­вил в Дель­фы золо­той тре­нож­ник из добы­чи со сти­хотвор­ной над­пи­сью, кото­рая гла­си­ла, что под его пред­во­ди­тель­ст­вом вар­ва­ры были уни­что­же­ны при Пла­те­ях и что в честь этой победы он пре­под­но­сит дар Апол­ло­ну. Спар­тан­цы соскреб­ли эти стро­ки и напи­са­ли толь­ко назва­ния государств, участ­во­вав­ших в раз­гро­ме пер­сов¹.

2. После это­го сра­же­ния Пав­са­ний был послан во гла­ве обще­гре­че­ско­го флота на Кипр и на Гел­лес­понт изгнать из тех кра­ев вар­вар­ские гар­ни­зо­ны. Спра­вив­шись удач­но и с этой зада­чей, он стал дер­жать­ся еще более высо­ко­мер­но и начал пре­сле­до­вать цели еще более дерз­кие. Так, овла­дев Визан­ти­ем, он захва­тил в плен мно­го знат­ных пер­сов, сре­ди кото­рых были и цар­ские род­ст­вен­ни­ки, и тай­но отпра­вил этих послед­них к Ксерк­су, при­тво­рив­шись, буд­то они бежа­ли из тюрь­мы; вме­сте с ними отпу­стил он эритрей­ца Гон­ги­ла, пору­чив ему пере­дать царю пись­мо, в кото­ром, как сооб­ща­ет Фукидид, было напи­са­но сле­дую­щее: «Пав­са­ний, спар­тан­ский пол­ко­во­дец, любез­но отсы­ла­ет к тебе захва­чен­ных в Визан­тии плен­ни­ков, узнав, что они твои род­ст­вен­ни­ки, и сам жела­ет пород­нить­ся с тобой. Поэто­му, если ты не про­тив, дай ему в жены твою дочь². Если ты это сде­ла­ешь, он обе­ща­ет сно­ва, с тво­ей помо­щью, под­чи­нить тво­ей вла­сти и Спар­ту, и всю осталь­ную Гре­цию. Если ты хочешь, чтобы осу­ще­ст­ви­лось что-нибудь из того, что он пред­ла­га­ет, пошли к нему вер­но­го чело­ве­ка, с кото­рым он мог бы дого­во­рить­ся». Царь, чрез­вы­чай­но обра­до­вав­ший­ся спа­се­нию столь мно­гих весь­ма близ­ких себе людей, тот­час отправ­ля­ет к Пав­са­нию Арта­ба­за³ с пись­мом, в кото­ром осы­па­ет его хва­ла­ми и про­сит исполь­зо­вать все сред­ства для испол­не­ния обе­щан­но­го, заве­ряя, что в слу­чае уда­чи не отка­жет ему ни в чем. Удо­сто­ве­рив­шись в бла­го­во­ле­нии царя, Пав­са­ний начал дей­ст­во­вать более реши­тель­но и тем самым воз­будил у лакеде­мо­нян подо­зре­ние. После это­го его ото­зва­ли домой, суди­ли, осво­бо­ди­ли от обви­не­ния, гро­зя­ще­го смер­тью, но оштра­фо­ва­ли. К флоту по этой при­чине его назад не посла­ли⁴.

3. Одна­ко вско­ре он по соб­ст­вен­ной воле вер­нул­ся к армии и явно обна­ру­жил там свои замыс­лы — не столь­ко ковар­ные, сколь­ко безум­ные, ибо тогда он отри­нул оте­че­ские обы­чаи и даже самый образ жиз­ни и одеж­ду пере­ме­нил. Он поль­зо­вал­ся цар­ской утва­рью и носил мидий­ские наряды, тас­кал за собой тело­хра­ни­те­лей из мидий­цев и егип­тян, зада­вал рос­кош­ные пиры по пер­сид­ско­му обы­чаю, вызы­вав­шие него­до­ва­ние при­сут­ст­ву­ю­щих, не допус­кал к себе посе­ти­те­лей, гор­до отве­чал, жесто­ко коман­до­вал. В Спар­ту воз­вра­щать­ся он не хотел, но уда­лил­ся в Коло­ны, рас­по­ло­жен­ные в обла­сти Тро­ады, и там леле­ял пла­ны, пагуб­ные как для роди­ны, так и для него само­го. Про­ведав об этом, спар­тан­цы напра­ви­ли к нему послов с жез­лом, на кото­ром по их обы­чаю было напи­са­но, что если он не вер­нет­ся домой, то его осудят на смерть. Эта весть сму­ти­ла Пав­са­ния, но, наде­ясь, что и на этот раз удаст­ся отвра­тить опас­ность с помо­щью денег и вли­я­ния, он воз­вра­тил­ся на роди­ну. Толь­ко он явил­ся домой, как эфо­ры бро­си­ли его в тем­ни­цу, ибо по спар­тан­ским зако­нам эфор мог так обой­тись с царем⁵. Из тюрь­мы он все-таки осво­бо­дил­ся, но из подо­зре­ния тем не менее не вышел. Во-пер­вых, сохра­ни­лось мне­ние, что он заклю­чил союз с пер­сид­ским царем. Во-вто­рых, есть некий род людей, назы­вае­мых илота­ми; мно­же­ство их обра­ба­ты­ва­ет поля лакеде­мо­нян и несет раб­скую служ­бу. Подо­зре­ва­ли, что их он тоже под­би­ва­ет к бун­ту, пре­льщая надеж­дой на сво­бо­ду. Но посколь­ку ника­ко­го оче­вид­но­го дока­за­тель­ства этих пре­ступ­ле­ний не было, то обви­нять его было не из чего; судить же тако­го высо­ко­по­став­лен­но­го и слав­но­го мужа на осно­ва­нии подо­зре­ний счи­та­ли непри­лич­ным, пред­по­чи­тая подо­ждать, пока все не рас­кро­ет­ся само собой.

4. Одна­жды некий юно­ша Арги­лий⁶, кото­ро­го Пав­са­ний преж­де страст­но любил, при­няв от него пись­мо к Арта­ба­зу, усо­мнил­ся, нет ли в посла­нии чего-нибудь о нем самом, посколь­ку никто из преж­них гон­цов, направ­лен­ных по тому же делу в ту же сто­ро­ну назад не воз­вра­тил­ся. Осла­бив шну­ров­ку и сняв печать, он убедил­ся, что, доста­вив пись­мо на место, неиз­беж­но погибнет. Были там и сведе­ния, касаю­щи­е­ся того, о чем усло­ви­лись меж­ду собой Пав­са­ний и пер­сид­ский царь. Это пись­мо Арги­лий пере­дал эфо­рам. Нель­зя не отме­тить здесь спар­тан­ской доб­ро­со­вест­но­сти, ведь даже такое свиде­тель­ство не побуди­ло эфо­ров аре­сто­вать Пав­са­ния: они сочли, что силу сле­ду­ет при­ме­нить толь­ко после того, как он сам себя выдаст. Итак, они ука­за­ли донос­чи­ку, что ему сле­ду­ет делать. Есть на мысе Тенар храм Неп­ту­на, непри­кос­но­вен­ность кото­ро­го ува­жа­ют все гре­ки. Донос­чик бежал туда и сел на алтарь. Рядом с алта­рем сооруди­ли под­зем­ную камор­ку, из кото­рой было слыш­но все, о чем гово­ри­ли с Арги­ли­ем. Сюда спу­сти­лись несколь­ко эфо­ров. Едва узнав, что Арги­лий бежал в укры­тие, Пав­са­ний в смя­те­нии явил­ся туда и, обна­ру­жив, что юно­ша сидит на алта­ре, отда­вая себя под защи­ту бога, спро­сил его о при­чине тако­го вне­зап­но­го поступ­ка. Тот и поведал ему, что он вычи­тал в пись­ме. Испу­гав­шись еще боль­ше, Пав­са­ний взмо­лил­ся, чтобы бег­лец мол­чал и не выдал того, кто сде­лал ему столь­ко добра, обе­щая юно­ше щед­рую награ­ду, если тот про­стит его и помо­жет выпу­тать­ся из это­го дела.

5. Убедив­шись во всем, эфо­ры реши­ли, что удоб­нее будет аре­сто­вать его в горо­де. Туда они и напра­ви­лись одно­вре­мен­но с Пав­са­ни­ем, кото­рый воз­вра­щал­ся в Лакеде­мон в надеж­де, что Арги­лий его про­стил. На пути его уже гото­вы были схва­тить, но он понял, что попал в запад­ню по выра­же­нию лица одно­го эфо­ра, кото­рый хотел ему помочь. Итак, опе­ре­див пре­сле­до­ва­те­лей на несколь­ко шагов, он ускольз­нул в храм Минер­вы, име­ну­е­мый Мед­но­дом­ной. Эфо­ры тот­час зава­ли­ли две­ри хра­ма, заграж­дая ему выход, и разо­бра­ли кры­шу, дабы он ско­рее умер под откры­тым небом. Гово­рят, что в то вре­мя была еще жива мать Пав­са­ния и что эта пре­ста­ре­лая жен­щи­на, узнав о его пре­ступ­ле­нии, одной из пер­вых при­нес­ла камень к поро­гу хра­ма, чтобы заму­ро­вать сына. В кон­це кон­цов, он был выне­сен из свя­ти­ли­ща полу­мерт­вым и тут же испу­стил дух. Так позор­ная смерть Пав­са­ния омра­чи­ла его вели­кую воин­скую сла­ву. Неко­то­рые пред­ла­га­ли захо­ро­нить его тело там, где погре­ба­лись каз­нен­ные, но боль­шин­ство не согла­си­лось, и его похо­ро­ни­ли в сто­роне от того места, где он умер. Поз­же по реше­нию Дель­фий­ско­го бога он был извле­чен из зем­ли и погре­бен там, где скон­чал­ся.