О знаменитых иноземных полководцах

XX. Тимолеонт

1. Тимо­ле­онт, корин­фя­нин. По обще­му при­зна­нию это был чело­век, несо­мнен­но, выдаю­щий­ся. Не знаю, кому еще уда­ва­лось сде­лать то, что выпа­ло на долю ему одно­му, ибо он сна­ча­ла осво­бо­дил пора­бо­щен­ное тира­ном оте­че­ство, в кото­ром родил­ся, а затем, послан­ный на помощь сира­ку­зя­нам, сокру­шил их про­дол­жи­тель­ное раб­ство и при­хо­дом сво­им воз­вра­тил в пер­во­на­чаль­ное состо­я­ние всю Сици­лию, истер­зан­ную мно­го­лет­ней вой­ной и угне­тен­ную вар­ва­ра­ми. При этом он пре­тер­пел раз­ные пово­роты судь­бы, про­явив в сча­стье, кото­рое счи­та­ет­ся испы­та­ни­ем труд­ней­шим, боль­ше бла­го­ра­зу­мия, чем в несча­стье. Так, когда брат его Тимо­фан, избран­ный корин­фя­на­ми пол­ко­вод­цем, с помо­щью наем­ни­ков уста­но­вил тира­нию¹, Тимо­ле­онт, имея воз­мож­ность разде­лить с ним власть, укло­нил­ся от соуча­стия в пре­ступ­ле­нии, пред­по­чтя инте­ре­сам бра­та сво­бо­ду граж­дан, и счел за бла­го под­чи­нять­ся зако­нам роди­ны, а не повеле­вать ею. Рас­суж­дая таким обра­зом, он под­гото­вил убий­ство бра­та-тира­на с помо­щью жре­ца-гада­те­ля и одно­го сво­его и брат­ни­на род­ст­вен­ни­ка, за кото­рым была заму­жем их род­ная по отцу и мате­ри сест­ра. Сам же он не толь­ко не под­нял на бра­та руку, но не поже­лал даже видеть его кро­ви, ибо когда про­ис­хо­ди­ло убий­ство, он сто­ял в сто­роне и кара­у­лил, чтобы какой-нибудь тело­хра­ни­тель не подо­спел на помощь. По-раз­но­му отнес­лись люди к это­му слав­ней­ше­му дея­нию Тимо­ле­он­та. Неко­то­рые счи­та­ли, что он осквер­нил род­ст­вен­ные узы, завист­ли­во ума­ляя его доб­лест­ную заслу­гу. А мать его после это­го дела не впу­сти­ла сына в дом и не захо­те­ла его видеть, с пре­зре­ни­ем поно­ся его как бра­то­убий­цу и нече­стив­ца. Все это дове­ло его до тако­го состо­я­ния, что ино­гда у него воз­ни­ка­ло жела­ние покон­чить с собой, дабы смерть изба­ви­ла его от лице­зре­ния небла­го­дар­ных людей².

2. Меж­ду тем в Сира­ку­зах был убит Дион, и горо­дом сно­ва овла­дел Дио­ни­сий³. Про­тив­ни­ки его попро­си­ли у корин­фян помо­щи и затре­бо­ва­ли пол­ко­во­д­ца для веде­ния вой­ны. Послан­ный туда Тимо­ле­онт с уди­ви­тель­ным успе­хом изгнал Дио­ни­сия из всех обла­стей Сици­лии. Он мог бы лишить тира­на жиз­ни, но не поже­лал это­го, пре­до­ста­вив ему воз­мож­ность бла­го­по­луч­но уда­лить­ся в Коринф, посколь­ку корин­фяне часто поль­зо­ва­лись помо­щью обо­их Дио­ни­си­ев⁴. Он хотел, чтобы сохра­ни­лась память об этом бла­го­де­я­нии, счи­тая, что осо­бен­но слав­на та победа, в кото­рой про­яви­лось боль­ше мило­сер­дия, чем жесто­ко­сти; к тому же ему хоте­лось, чтобы граж­дане не толь­ко слы­ша­ли, но и виде­ли соб­ст­вен­ны­ми гла­за­ми, как низ­вел он могу­ще­ст­вен­но­го мужа с вели­ко­го пре­сто­ла к жал­кой доле. После отъ­езда Дио­ни­сия он сра­жал­ся с Гике­том, быв­шим про­тив­ни­ком тира­на, кото­рый отло­жил­ся не из нена­ви­сти к тира­нии, но пото­му, что желал ее сам; это вид­но из того, что по изгна­нии Дио­ни­сия он не захо­тел отка­зать­ся от вер­хов­ной вла­сти. Одолев его, Тимо­ле­онт раз­бил у р. Кри­ми­са боль­шое кар­фа­ген­ское вой­ско, и кар­фа­ге­ня­нам, кото­рые обла­да­ли Сици­ли­ей в тече­ние мно­гих лет, при­шлось доволь­ст­во­вать­ся воз­мож­но­стью сохра­нить за собой Афри­ку. И еще он захва­тил в плен ита­лий­ско­го пол­ко­во­д­ца Мамер­ка, могу­ще­ст­вен­но­го и воин­ст­вен­но­го мужа, при­быв­ше­го в Сици­лию на помощь тира­нам⁵.

3. Покон­чив со всем этим, он заме­тил, что дли­тель­ная вой­на при­ве­ла к запу­сте­нию не толь­ко сель­ские обла­сти, но и горо­да. И вот сна­ча­ла он собрал, сколь­ко мог, сици­лий­цев, а затем при­гла­сил посе­лен­цев из Корин­фа, посколь­ку вна­ча­ле Сира­ку­зы были осно­ва­ны корин­фя­на­ми. Ста­рым граж­да­нам он воз­вра­тил их иму­ще­ство, новым роздал опу­сто­шен­ные вой­ной вла­де­ния, вос­ста­но­вил раз­ру­шен­ные сте­ны горо­дов и забро­шен­ные свя­ти­ли­ща, вер­нул горо­дам сво­бо­ду и зако­ны⁶. После оже­сто­чен­ной вой­ны он уста­но­вил на всем ост­ро­ве столь глу­бо­кий мир, что на него смот­ре­ли как на осно­ва­те­ля сици­лий­ских горо­дов, забы­вая о тех людях, кото­рые выве­ли их в самом нача­ле. Сира­куз­скую же кре­пость, воз­веден­ную Дио­ни­си­ем ради гос­под­ства над горо­дом, он снес до осно­ва­ния. Раз­ру­шил он так­же и про­чие укреп­ле­ния тира­нов, поста­рав­шись, чтобы как мож­но мень­ше сохра­ни­лось сле­дов раб­ства. И так вели­ко было могу­ще­ство Тимо­ле­он­та, что он мог бы повеле­вать сици­лий­ца­ми даже про­тив их воли, они же все пита­ли к нему такое при­стра­стие, что никто не воз­ра­зил бы, если бы он при­сво­ил себе цар­ский сан. А он хотел, чтобы его люби­ли, а не боя­лись, и поэто­му сло­жил свои пол­но­мо­чия при пер­вой же воз­мож­но­сти и до самой смер­ти про­жил в Сира­ку­зах как про­стой граж­да­нин. Посту­пил он так не без рас­че­та, ибо то, чего дру­гие цари доби­ва­лись с помо­щью вла­сти, он полу­чил бла­го­да­ря сво­ей попу­ляр­но­сти. Все долж­но­сти были ему доступ­ны, и все обще­ст­вен­ные дела в Сира­ку­зах вер­ши­лись толь­ко по тем поста­нов­ле­ни­ям, кото­рые одоб­ря­лись Тимо­ле­он­том. Ничей совет нико­гда не мог одо­леть его мне­ния или даже срав­нить­ся с ним, и объ­яс­ня­ет­ся это не толь­ко бла­го­во­ле­ни­ем граж­дан, но и муд­ро­стью Тимо­ле­он­та.

4. Достиг­нув солид­но­го воз­рас­та, он, ничем не болея, утра­тил зре­ние и весь­ма тер­пе­ли­во пере­но­сил это несча­стье, так что никто не слы­шал от него жало­бы, а он участ­во­вал в част­ной и обще­ст­вен­ной жиз­ни не мень­ше преж­не­го. Когда в теат­ре шло Народ­ное Собра­ние, он при­ез­жал туда по болез­ни на пар­ной упряж­ке и гово­рил пря­мо из повоз­ки то, что счи­тал нуж­ным. Никто не почи­тал такое поведе­ние за гор­дость. Когда же он слы­шал, как его пре­воз­но­сят, то повто­рял толь­ко одно: он-де вся­че­ски бла­го­да­рит и хва­лит богов за то, что имен­но ему поже­ла­ли они вру­чить вер­хов­ное коман­до­ва­ние, когда соиз­во­ли­ли воз­ро­дить Сици­лию. Пола­гая, что все чело­ве­че­ские дела вер­шат­ся по воле богов, он соорудил у себя дома часо­вен­ку богине Слу­чай­но­сти и бла­го­го­вей­но возда­вал ей поче­сти.

5. Выдаю­ще­му­ся душев­но­му бла­го­род­ству это­го чело­ве­ка соот­вет­ст­во­ва­ли уди­ви­тель­ные слу­чаи из его жиз­ни. Напри­мер, все круп­ные сра­же­ния он вел в свой день рож­де­ния, так что вся Сици­лия празд­но­ва­ла этот день. А когда некий Лафи­стий, чело­век дерз­кий и небла­го­дар­ный, хотел вызвать его в суд, заяв­ляя, что тяга­ет­ся с ним на закон­ном осно­ва­нии, и сбе­жа­лось мно­же­ство людей, соби­рав­ших­ся оста­но­вить наг­ле­ца кула­ка­ми, Тимо­ле­онт попро­сил всех не делать это­го, заме­тив, что сам он пере­нес вели­кие труды и опас­но­сти для того, чтобы и Лафи­стий, и любой дру­гой граж­да­нин мог­ли посту­пать подоб­ным обра­зом: ведь суть сво­бо­ды состо­ит в том, чтобы каж­дый поль­зо­вал­ся зако­ном по сво­е­му усмот­ре­нию. Потом один чело­век, похо­жий на Лафи­стия, по име­ни Деменет, стал поно­сить дела Тимо­ле­он­та в Народ­ном Собра­нии, воз­во­дя на него кле­ве­ту, а тот ска­зал, что лишь теперь испол­ни­лись его моле­ния, ибо он все­гда про­сил бес­смерт­ных богов, чтобы ему уда­лось вос­ста­но­вить в Сира­ку­зах такую сво­бо­ду, при кото­рой любой граж­да­нин мог бы без­на­ка­зан­но гово­рить, что ему взду­ма­ет­ся. Когда Тимо­ле­онт скон­чал­ся⁷, сира­ку­зяне похо­ро­ни­ли его на обще­ст­вен­ный счет в гим­на­зии, кото­рый назы­ва­ет­ся Тимо­ле­он­то­вым, и вся Сици­лия участ­во­ва­ла в этом тор­же­стве.