SÉRVUS (РАБ)

(ГРЕЦИЯ). Гре­че­ское δοῦ­λος, подоб­но латин­ско­му ser­vus, соот­вет­ст­ву­ет обыч­но­му зна­че­нию наше­го сло­ва «раб». Раб­ство суще­ст­во­ва­ло прак­ти­че­ски во всей Гре­ции, и Ари­сто­тель (Po­lit. I. 3) пишет, что пол­ное домо­хо­зяй­ство — это такое, кото­рое состо­ит из рабов и сво­бод­ных (οἰκία δὲ τέ­λειος ἐκ δού­λων καὶ ἐλευ­θέρων), и опре­де­ля­ет раба как живое орудие и иму­ще­ство (Ὁ δοῦ­λος ἔμψυ­χον ὄργα­νον, Ethic. Ni­com. VIII. 13; ὁ δοῦ­λος κτῆ­μά τι ἔμψυ­χον, Po­lit. I. 4.) По-види­мо­му, ни один из гре­че­ских фило­со­фов нико­гда не воз­ра­жал про­тив раб­ства как амо­раль­но­го явле­ния; Пла­тон, опи­сы­вая свое иде­аль­ное государ­ство, жела­ет лишь, чтобы гре­ки не пора­бо­ща­ли гре­ков (de Rep. V. p. 469), а Ари­сто­тель отста­и­ва­ет спра­вед­ли­вость это­го инсти­ту­та на осно­ва­нии раз­ли­чия наро­дов и разде­ля­ет чело­ве­че­ство на сво­бод­ных (ἐλεύθε­ροι) и рабов по при­ро­де (οἱ φύ­σει δοῦ­λοι); выяс­ня­ет­ся, что в послед­нюю кате­го­рию он вклю­ча­ет всех вар­ва­ров в гре­че­ском смыс­ле сло­ва и, сле­до­ва­тель­но, счи­та­ет их раб­ство поз­во­ли­тель­ным.

Сооб­ща­ет­ся, что в самые древ­ние вре­ме­на в Гре­ции не было рабов (He­rod. VI. 137; Phe­rec­rat. ap. Athen. VI. p. 263, b), но в поэ­мах Гоме­ра они встре­ча­ют­ся, хотя и дале­ко не так рас­про­стра­не­ны, как в более позд­ние вре­ме­на. Обыч­но это плен­ни­ки, взя­тые на войне (δο­ριάλω­τοι), кото­рые слу­жат сво­им победи­те­лям, но мы чита­ем так­же о покуп­ке и про­да­же рабов (Od. XV. 483). Одна­ко в это вре­мя их дер­жа­ли в основ­ном в бога­тых домах.

У гре­ков суще­ст­во­ва­ло два вида раб­ства. Одна раз­но­вид­ность воз­ни­ка­ла, когда вторг­ше­е­ся пле­мя заво­е­вы­ва­ло жите­лей стра­ны и низ­во­ди­ло его до состо­я­ния кре­пост­ных или неволь­ни­ков: они насе­ля­ли и возде­лы­ва­ли ту зем­лю, кото­рую при­сво­и­ли их хозя­е­ва, и пла­ти­ли им опре­де­лен­ную аренд­ную пла­ту. Кро­ме того, они сопро­вож­да­ли сво­их гос­под на войне. Их нель­зя было про­дать за пре­де­лы стра­ны или раз­лу­чить с семья­ми, они мог­ли при­об­ре­тать соб­ст­вен­ность. Тако­вы илоты в Спар­те [HELO­TES], пене­сты в Фес­са­лии [PENES­TAE], вифин­цы в Визан­тии, кал­ли­ки­рии в Сира­ку­зах, мари­ан­ди­ны в Герак­лее Пон­тий­ской, афа­миоты на Кри­те [COS­MI]. Дру­гой вид раб­ства пред­став­ля­ли домаш­ние рабы, при­об­ре­тен­ные путем покуп­ки (ἀργυ­ρώνη­τοι или χρυ­σώνη­τοι, см. Isocr. Pla­tae. p. 300, ed. Steph.), кото­рые явля­лись пол­ной соб­ст­вен­но­стью сво­их хозя­ев и кото­ры­ми мож­но было рас­по­ря­жать­ся как любы­ми дру­ги­ми това­ра­ми и дви­жи­мым иму­ще­ст­вом: это были δοῦ­λοι в узком смыс­ле сло­ва, раз­но­вид­ность рабов, суще­ст­во­вав­шая в Афи­нах и Корин­фе. В тор­го­вых горо­дах рабы были весь­ма мно­го­чис­лен­ны, так как выпол­ня­ли работу ремес­лен­ни­ков и масте­ро­вых совре­мен­ных горо­дов. В более бед­ных рес­пуб­ли­ках, имев­ших мало капи­та­лов или вовсе их не имев­ших и суще­ст­во­вав­ших за счет сель­ско­го хозяй­ства, рабов было мало: так, сооб­ща­ет­ся, что в Фокиде и Лок­риде сна­ча­ла не было домаш­них рабов (Athen. VI. p. 264, c; Clin­ton, F. H. vol. II. pp. 411, 412). Боль­шин­ство рабов было при­об­ре­тен­ны­ми, срав­ни­тель­но немно­гие рож­да­лись в доме сво­его хозя­и­на, — отча­сти пото­му, что рабынь было очень мало по срав­не­нию с раба­ми, а отча­сти пото­му, что сожи­тель­ство рабов не одоб­ря­лось, ибо счи­та­лось, что рабов дешев­ле поку­пать, чем выра­щи­вать. Раб, рож­ден­ный в доме гос­по­ди­на, назы­вал­ся οἰκότ­ριψ, в отли­чие от при­об­ре­тен­но­го, кото­рый назы­вал­ся οἰκέ­της (Am­mon. and Suid. s. v.). Если раба­ми были и отец, и мать, то их ребен­ка назы­ва­ли ἀμφί­δουλος (Eus­tath. ad Od. II. 290); если роди­те­ли были οἰκότ­ρι­βες, то ребен­ка назы­ва­ли οἰκοτ­ρί­ϐαιος (Pol­lux. III. 76).

В гре­че­ском нацио­наль­ном пра­ве было при­знан­ное пра­ви­ло: лица, взя­тые в плен на войне, ста­но­вят­ся соб­ст­вен­но­стью заво­е­ва­те­ля (Xen. Cyr. VII. 5. § 73), но у гре­ков суще­ст­во­ва­ла прак­ти­ка пре­до­став­ле­ния сво­бо­ды лицам сво­ей нацио­наль­но­сти при усло­вии упла­ты выку­па. Вслед­ст­вие это­го прак­ти­че­ски все рабы в Гре­ции, за исклю­че­ни­ем выше­упо­мя­ну­тых кре­пост­ных, были вар­ва­ра­ми. Из слов Тимея (ap. Athen. VI. p. 265, b), по-види­мо­му, сле­ду­ет, что пер­вы­ми заня­лись рабо­тор­гов­лей хиос­цы, у кото­рых рабов было боль­ше, чем где бы то ни было, за исклю­че­ни­ем Спар­ты (по срав­не­нию с чис­лом сво­бод­ных жите­лей) (Thuc. VIII. 40). В ран­нюю эпо­ху в Гре­ции огром­ное коли­че­ство рабов добы­ва­ли пира­ты, похи­щав­шие людей на побе­ре­жье, но основ­ные постав­ки, види­мо, шли из гре­че­ских коло­ний в Малой Азии, имев­ших обшир­ные воз­мож­но­сти для их при­об­ре­те­ния в соб­ст­вен­ной обла­сти и во внут­рен­ней Азии. Зна­чи­тель­ное чис­ло рабов про­ис­хо­ди­ло из Фра­кии, где роди­те­ли часто про­да­ва­ли сво­их детей (He­rod. V. 6).

В Афи­нах, как и в дру­гих государ­ствах, суще­ст­во­вал посто­ян­ный рынок рабов, назы­вав­ший­ся κύκ­λος (Har­poc­rat. s. v.), пото­му что рабы сто­я­ли по кру­гу. Ино­гда их про­да­ва­ли с тор­гов и в этих слу­ча­ях, види­мо, ста­ви­ли на камень, назы­вав­ший­ся πρατὴρ λί­θος (Pol­lux, III. 78); как дела­ет­ся при про­да­же рабов и в Севе­ро-Аме­ри­кан­ских Соеди­нен­ных Шта­тах; такая же прак­ти­ка была и в Риме, отсюда фра­за ho­mo de la­pi­de em­tus [AUC­TIO]. Рынок рабов в Афи­нах, види­мо, работал по опре­де­лен­ным уста­нов­лен­ным дням, обыч­но в послед­ний день меся­ца (ἔνη καὶ νέα или νου­μηνία, Aris­toph. Eguit. 43, и Schol.). Цены на рабов, есте­ствен­но, раз­ли­ча­лись в зави­си­мо­сти от их воз­рас­та, силы и уме­ний. «Из слуг, — пишет Ксе­но­фонт (Mem. II. 5. § 2), — напри­мер, один сто­ит мины две, дру­гой — пол­ми­ны, тре­тий — с.1035 пять мин, а иной — и десять; а Никий, сын Нике­ра­та, гово­рят, купил управ­ля­ю­ще­го для сереб­ря­ных руд­ни­ков за талант». Бёкх (Publ. Econ. of Athens, p. 67, &c., 2d ed.) собрал мно­го дета­лей, свя­зан­ных с цена­ми на рабов; он вычис­лил сто­и­мость обыч­но­го руд­нич­но­го раба как 125—150 драхм. Вла­де­ние любым мастер­ст­вом ока­зы­ва­ло огром­ное вли­я­ние на цену раба. Из трид­ца­ти двух или трид­ца­ти трех ору­жей­ни­ков, при­над­ле­жав­ших отцу Демо­сфе­на, неко­то­рые сто­и­ли пять, неко­то­рые шесть, а самые деше­вые — более трех мин; а два­дцать его рабов, про­из­во­див­ших ложа, все вме­сте сто­и­ли 40 мин (in Aphob. I. p. 816). Зна­чи­тель­ные сум­мы пла­ти­ли за кур­ти­за­нок и кифа­ри­сток; обыч­ной их ценой было два­дцать и трид­цать мин (Ter. Adelph. III. 1. 37, III. 2. 15, IV. 7. 24; Phorm. III. 3. 24): Неэра была про­да­на за трид­цать мин (De­mosth. c. Neaer. p. 1354. 16).

Чис­ло рабов в Афи­нах было очень вели­ко. Соглас­но пере­пи­си, про­из­веден­ной при архон­те Демет­рии Фалер­ском (309 г. до н. э.), в Атти­ке было 21000 сво­бод­ных граж­дан, 10000 мете­ков и 400000 рабов (Cte­sic­les, ap. Athen. VI. p. 272, c): здесь раб­ское насе­ле­ние так силь­но пре­вы­ша­ет по чис­лен­но­сти сво­бод­ное, что неко­то­рые авто­ры вооб­ще отвер­га­ют эти сведе­ния (Nie­buhr, Hist. of Ro­me, vol. II. no­te 143), а дру­гие пред­по­ла­га­ют иска­же­ние чис­ла и счи­та­ют, что вме­сто 400000 сле­ду­ет читать 40000 (Hu­me, Es­says, vol. I. p. 443). Бёкх и Клин­тон (F. H. II. p. 391), одна­ко, с неко­то­рым осно­ва­ни­ем отме­ча­ют, что при под­сче­те граж­дан и мете­ков целью явля­лось уста­нов­ле­ние их поли­ти­че­ской и воен­ной силы, поэто­му была про­из­веде­на пере­пись толь­ко совер­шен­но­лет­них муж­чин, тогда как при под­сче­те рабов, являв­ших­ся соб­ст­вен­но­стью, необ­хо­ди­мо было учесть всех лиц, состав­ляв­ших эту соб­ст­вен­ность. Бёкх при­ни­ма­ет отно­ше­ние сво­бод­ных жите­лей к рабам в Атти­ке как при­мер­но один к четы­рем, Клин­тон — как несколь­ко боль­шее, чем три к одно­му, но, как бы ни оце­ни­вать эти вычис­ле­ния, неоспо­рим тот факт, что раб­ское насе­ле­ние Атти­ки намно­го пре­вы­ша­ло сво­бод­ное: во вре­мя лакеде­мон­ской окку­па­ции Деке­леи туда бежа­ло более 20000 афин­ских рабов (Thuc. VII. 27). В Корин­фе и на Эгине их чис­ло было столь же вели­ко: соглас­но Тимею, в Корин­фе было 460000 рабов, а соглас­но Ари­сто­те­лю — 470000 (Athen. l. c.), но эти огром­ные циф­ры, осо­бен­но в слу­чае Эги­ны, сле­ду­ет отно­сить толь­ко к ран­ним вре­ме­нам, до того, как Афи­ны взя­ли под свой кон­троль гре­че­скую тор­гов­лю.

В Афи­нах даже бед­ней­ший граж­да­нин имел раба для веде­ния домаш­не­го хозяй­ства (Aris­toph. Plut. init.), и в каж­дом скром­ном доме мно­же­ство рабов зани­ма­лось все­воз­мож­ны­ми обя­зан­но­стя­ми в каче­стве пека­рей, куха­рок, порт­ных и пр. Чис­ло рабов, при­над­ле­жа­щих одно­му лицу, нико­гда не было столь вели­ко, как в Риме вре­мен позд­ней рес­пуб­ли­ки и импе­рии, но все же оно было очень зна­чи­тель­но. Пла­тон (de Rep. IX. p. 578) пря­мо пишет, что неко­то­рые люди име­ют пять­де­сят рабов и даже боль­ше. При­мер­но столь­ко рабов было у отца Демо­сфе­на (in Aphob. I. p. 823); у Лисия и Поле­мар­ха — 120 (Lys. in Era­tosth. p. 395), у Филе­мо­нида — 300, у Гип­по­ни­ка — 600, у Никия — 1000 рабов толь­ко в руд­ни­ках (Xen. de Vect. IV. 14, 15). Читая о лицах, обла­дав­ших столь боль­шим чис­лом рабов, сле­ду­ет иметь в виду, что они были заня­ты в раз­лич­ных мастер­ских, руд­ни­ках или пред­при­я­ти­ях; чис­ло рабов, содер­жав­ших­ся для удо­вле­тво­ре­ния част­ных нужд гос­по­ди­на или его домо­хо­зяй­ства, веро­ят­но, нико­гда не было очень вели­ко. И этим опре­де­ля­ет­ся важ­ное раз­ли­чие меж­ду гре­че­ски­ми и рим­ски­ми раба­ми: труд пер­вых рас­смат­ри­вал­ся как сред­ство извле­че­ния при­бы­ли из денег, вло­жен­ных в покуп­ку раба, тогда как вто­рые глав­ным обра­зом зани­ма­лись выпол­не­ни­ем поже­ла­ний сво­его гос­по­ди­на и его семьи, удо­вле­тво­ря­ли его тще­сла­вие и стрем­ле­ние к рос­ко­ши. Так, Афи­ней (VI. p. 272, e) отме­ча­ет, что мно­гие рим­ляне име­ют 10000 или 20000 рабов и даже более, но, при­бав­ля­ет он, не ради полу­че­ния дохо­да, как бога­тый Никий.

Рабы труди­лись либо на сво­их хозя­ев, либо на себя самих (в послед­нем слу­чае они долж­ны были пла­тить хозя­е­вам опре­де­лен­ную сум­му в день); или хозя­е­ва отда­ва­ли их вна­ем — либо в руд­ни­ки и на дру­гие работы, либо как наем­ных слуг на жало­ва­нии (ἀπο­φορά). Кора­бель­ные греб­цы обыч­но были раба­ми (Isoc­rat. de Pa­ce, p. 169, ed. Steph.); то обсто­я­тель­ство, что моря­ки с «Пара­ла» были сво­бод­ны­ми, отме­ча­ет­ся как необыч­ное (Thuc. VIII. 73). Эти рабы при­над­ле­жа­ли либо государ­ству, либо част­ным лицам, сда­вав­шим их вна­ем государ­ству за опре­де­лен­ную сум­му. Пред­став­ля­ет­ся, что мно­гие люди содер­жа­ли огром­ные брига­ды рабов толь­ко для того, чтобы сда­вать их вна­ем, и счи­та­ли это при­быль­ным вло­же­ни­ем капи­та­ла. Мно­же­ство рабов тре­бо­ва­лось в руд­ни­ках, и в боль­шин­стве слу­ча­ев арен­да­то­ры руд­ни­ков вынуж­де­ны были нани­мать рабов, не имея доста­точ­но средств, чтобы купить столь­ко рабов, сколь­ко им было нуж­но. Из фраг­мен­та Гипе­рида, сохра­нен­но­го Судой (s. v. Ἀπε­ψηφί­σατο), мы узна­ём, что одно­вре­мен­но в руд­ни­ках и на сель­ских работах было заня­то не менее 150000 рабов. Обыч­но в руд­ни­ки отправ­ля­ли толь­ко наи­худ­ших рабов: они работа­ли в цепях и мас­со­во уми­ра­ли из-за нездо­ро­во­го возду­ха (Böckh, On the Sil­ver Mi­nes of Lau­rion). Невоз­мож­но точ­но под­счи­тать, какую нор­му при­бы­ли обыч­но полу­чал рабо­вла­де­лец. Трид­цать два или трид­цать три ору­жей­ни­ка, при­над­ле­жав­ших отцу Демо­сфе­на, еже­год­но при­но­си­ли 30 мин чистой при­бы­ли, а их покуп­ная цена была 190 мин; два­дцать рабов, про­из­во­див­ших ложа, при­но­си­ли при­быль в 12 мин, а их покуп­ная цена состав­ля­ла 40 мин. (De­mosth. in Aphob. I. p. 816). Коже­вен­ни­ки Тимар­ха при­но­си­ли сво­им хозя­е­вам два, а над­смотр­щи­ки — три обо­ла в день (Ae­schin. in Tim. p. 118): Никий пла­тил один обол в день за каж­до­го наня­то­го им руд­нич­но­го раба (Xen. Vect. IV. 14). Есте­ствен­но, нор­ма при­бы­ли от покуп­ной цены рабов была высо­ка, так как их сто­и­мость уни­что­жа­лась воз­рас­том, а умер­ших нуж­но было заме­нять новы­ми при­об­ре­те­ни­я­ми. Кро­ме того, соб­ст­вен­ни­ку гро­зи­ла боль­шая опас­ность побе­га рабов, когда при­хо­ди­лось пре­сле­до­вать их и объ­яв­лять награ­ды за их воз­вра­ще­ние (σῶστρα, Xen. Mem. II. 10. § 1, 2; Plat. Pro­tag. p. 310). Анти­ген Родос­ский впер­вые орга­ни­зо­вал стра­хо­ва­ние рабов. За еже­год­ный взнос в восемь драхм за каж­до­го раба, нахо­див­ше­го­ся в армии, он обя­зал­ся воз­ме­стить пол­ную сто­и­мость раба в слу­чае его побе­га (Pseu­do-Arist. Oecon. c. 35). Рабы, трудив­ши­е­ся на полях, под­чи­ня­лись над­смотр­щи­ку (ἐπίτ­ρο­πος), кото­ро­му с.1036 часто дове­ря­ли управ­ле­ние всем поме­стьем, тогда как хозя­ин про­жи­вал в горо­де; домаш­ние рабы под­чи­ня­лись управ­ля­ю­ще­му (τα­μίας), рабы­ни — эко­ном­ке (τα­μία) (Xen. Oecon. XII. 2, IX. 11).

В отли­чие от спар­тан­ских ило­тов и фес­са­лий­ских пене­стов, афин­ские рабы не слу­жи­ли в армии; бит­вы при Мара­фоне и Арги­ну­сах, когда афи­няне воору­жи­ли рабов (Pau­san. I. 32. § 3; Schol. ad Aris­toph. Ran. 33), были исклю­че­ни­ем из обще­го пра­ви­ла.

Пра­ва вла­дель­ца по отно­ше­нию к рабу ничем не отли­ча­лись от его прав на любую дру­гую соб­ст­вен­ность; их мож­но было отда­вать и брать в заклад (Dem. in Pan­tae­net. p. 967, in Aphob. p. 821, in One­tor. I. p. 871). Одна­ко в целом поло­же­ние гре­че­ских рабов было луч­ше, чем поло­же­ние рим­ских, за исклю­че­ни­ем, пожа­луй, Спар­ты, где, соглас­но Плу­тар­ху (Lyc. 28), было самое луч­шее место для сво­бод­но­го и самое худ­шее — для раба (ἐν Λα­κεδαίμο­νι καὶ τὸν ἐλεύθε­ρον μά­λισ­τα ἐλεύθε­ρον εἶναι, καὶ τὸν δοῦ­λον μά­λισ­τα δοῦ­λον). Осо­бен­но в Афи­нах, по-види­мо­му, рабам пре­до­став­ля­лась неко­то­рая сте­пень сво­бо­ды и снис­хож­де­ния, кото­рой они нико­гда не име­ли в Риме (Ср. Plut. de Gar­rul. 18; Xe­noph. de Rep. Ath. I. 12). При поступ­ле­нии ново­го раба в афин­ский дом суще­ст­во­вал обы­чай раз­бра­сы­вать сла­до­сти (κα­ταχύσ­μα­τα), как дела­лось в честь ново­брач­ных (Aris­toph. Plut. 768, и Schol.; De­mosth. in Steph. p. 1123. 29; Pol­lux, III, 77; He­sych. and Sui­das, s. v. Κα­ταχύσ­μα­τα).

Жизнь и лич­ность раба были защи­ще­ны зако­ном: чело­век, бью­щий раба или дур­но с ним обра­щаю­щий­ся, мог быть при­вле­чен к суду (ὕϐρεως γρα­φή, Dem. in Mid. p. 529; Ae­schin. in Tim. p. 41; Xen. de Rep. Ath. I. 10; Athen. VI. p. 267, f; Meier, Att. Proc. p. 322, &c.); кро­ме того, раба нель­зя было каз­нить без закон­но­го при­го­во­ра (Eurip. Hecub. 287, 288; An­tiph. de caed. He­rod. p. 728). Он даже мог полу­чить убе­жи­ще от жесто­ко­сти сво­его гос­по­ди­на в хра­ме Тесея и там потре­бо­вать, чтобы его про­да­ли (πρᾶ­σιν αἰτεῖσ­θαι, Plut. Thes. 36; Pol­lux, VII. 13; Meier, Att. Proc. p. 403, &c.). Но лич­ность раба не счи­та­лась столь же свя­щен­ной, как лич­ность сво­бод­но­го: его про­ступ­ки кара­лись телес­ным нака­за­ни­ем, кото­рое для сво­бод­но­го было край­ней мерой нака­за­ния (Dem. in Ti­mocr. p. 752); его при­ся­га не при­ни­ма­лась во вни­ма­ние и в судах его все­гда допра­ши­ва­ли под пыт­кой.

Несмот­ря на мяг­кое, в целом, обра­ще­ние с раба­ми в Гре­ции, их вос­ста­ния были неред­ки (Plat. Leg. VI. p. 777); но в Атти­ке они обыч­но сво­ди­лись к вос­ста­ни­ям руд­нич­ных рабов, с кото­ры­ми обра­ща­лись суро­вее, чем с про­чи­ми. В одном слу­чае они пере­би­ли стра­жу, захва­ти­ли укреп­ле­ния Суния и оттуда зна­чи­тель­ное вре­мя опу­сто­ша­ли стра­ну (Athen. VI. p. 272, f).

Ино­гда в Афи­нах отпус­ка­ли рабов, хотя и не так часто, как в Риме; но кажет­ся сомни­тель­ным, что когда-либо хозя­ин был обя­зан отпу­стить раба про­тив сво­ей воли за опре­де­лен­ную сум­му денег, — как счи­та­ют неко­то­рые авто­ры на осно­ва­нии слов Плав­та (Ca­sin. II. 5. 7). Воль­ноот­пу­щен­ни­ки (ἀπε­λεύθε­ροι) не ста­но­ви­лись граж­да­на­ми, как в Риме, но пере­хо­ди­ли в поло­же­ние мете­ков. Они обя­за­ны были чтить быв­ше­го гос­по­ди­на как патро­на (προσ­τά­τες) и выпол­нять по отно­ше­нию к нему опре­де­лен­ные обя­зан­но­сти, пре­не­бре­же­ние кото­ры­ми поз­во­ля­ло предъ­явить им судеб­ный иск (δί­κη ἀποσ­τα­σίου), в резуль­та­те кото­ро­го они мог­ли быть вновь про­да­ны в раб­ство [LIBER­TUS, p. 705, a; APOS­TA­SIOU DIKE].

О государ­ст­вен­ных рабах в Афи­нах см. DEMO­SII.

По-види­мо­му, в Афи­нах суще­ст­во­вал налог на рабов (Xen. de Vect. IV. 25), Бёкх (Publ. Econ. pp. 331, 332, 2d ed.) пола­га­ет, что он состав­лял три обо­ла в год за каж­до­го раба.

Кро­ме источ­ни­ков, про­ци­ти­ро­ван­ных в этой ста­тье, чита­тель может обра­тить­ся к Pe­ti­tus, Leg. Att. II. 6. p. 254, &c.; Rei­ter­meier, Ge­sch. der Scla­ve­rei in Grie­chen­land, Berl. 1789; Lim­burg-Brouwer, His­toi­re de la Ci­vi­li­sa­tion des Grecs, vol. III. p. 267, &c.; Göttling, de No­tio­ne Ser­vi­tu­tis apud Aris­to­te­lem, Jen. 1821; Her­mann, Lehrbuch der griech. Staat­salt. § 114 и осо­бен­но Becker, Cha­rik­les, vol. II. p. 20, &c.

SÉRVUS, SÉRVI­TUS (РАБ, РАБСТВО)

(РИМ). «Раб­ство есть уста­нов­ле­ние пра­ва наро­дов, в силу кото­ро­го лицо под­чи­не­но чужо­му вла­ды­че­ству вопре­ки при­ро­де» («Ser­vi­tus est con­sti­tu­tio juris gen­tium qua quis do­mi­nio alie­no contra na­tu­ram sub­jici­tur». Flo­rent. Dig. 1. tit. 5 s. 4). Гай тоже счи­та­ет власть (po­tes­tas) хозя­и­на над рабом пра­вом наро­дов (juris gen­tium) (I. 52). Рим­ляне пола­га­ли сво­бо­ду есте­ствен­ным состо­я­ни­ем, а раб­ство — состо­я­ни­ем, про­ти­во­по­лож­ным есте­ствен­но­му. Вза­и­моот­но­ше­ния раба и гос­по­ди­на у рим­лян выра­жа­лись тер­ми­на­ми Ser­vus и Do­mi­nus; а власть хозя­и­на над рабом и его выго­да от него — тер­ми­ном Do­mi­nium. Тер­мин Do­mi­nium или «вла­де­ние», по отно­ше­нию к рабу, ука­зы­вал на раба как про­сто на вещь или пред­мет соб­ст­вен­но­сти, и раб, наряду с дру­ги­ми пред­ме­та­ми соб­ст­вен­но­сти, вхо­дил в класс ман­ци­пи­ру­е­мых вещей (Res Man­ci­pi). Сло­во Po­tes­tas озна­ча­ло так­же власть гос­по­ди­на над рабом, и то же самое сло­во исполь­зо­ва­лось для обо­зна­че­ния вла­сти отца над детьми. Пер­во­на­чаль­но гра­ни­цы меж­ду вла­стью отца и вла­стью гос­по­ди­на (Pat­ria и Do­mi­ni­ca Po­tes­tas) были очень узки­ми, но сын имел неко­то­рые закон­ные пра­ва, отсут­ст­во­вав­шие у раба. Гос­по­дин не имел Po­tes­tas над рабом, если он имел толь­ко «nu­dum jus Qui­ri­tium in ser­vo» («голое пра­во кви­ри­тов на раба»); необ­хо­ди­мо, чтобы раб при­над­ле­жал ему как мини­мум in bo­nis (Gai­us, I. 54).

Соглас­но стро­гим прин­ци­пам рим­ско­го пра­ва, след­ст­ви­ем отно­ше­ний гос­по­ди­на и раба было то, что гос­по­дин мог обра­щать­ся с рабом как угод­но: он мог про­дать его, нака­зать и убить. Одна­ко пози­тив­ная нрав­ст­вен­ность и соци­аль­ное обще­ние, все­гда суще­ст­во­вав­шие меж­ду гос­по­ди­ном и раба­ми, облег­ча­ли раб­ское состо­я­ние. Тем не менее, мы чита­ем об актах вели­кой жесто­ко­сти, совер­шен­ных хозя­е­ва­ми в кон­це рес­пуб­ли­ки и нача­ле импе­рии, и для защи­ты рабов был издан закон Пет­ро­ния. Пер­во­на­чаль­ное пра­во жиз­ни и смер­ти над рабом, кото­рое Гай счи­та­ет частью пра­ва наро­дов, было огра­ни­че­но поста­нов­ле­ни­ем Анто­ни­на, уста­но­вив­шим, что если чело­век убил сво­его раба без доста­точ­ной при­чи­ны (si­ne cau­sa), то дол­жен запла­тить такой же штраф, как за убий­ство чужо­го раба. Это поста­нов­ле­ние отно­си­лось к рим­ским граж­да­нам и всем под­дан­ным Рим­ской Импе­рии (Gai­us, I. 52, &c.). Это же поста­нов­ле­ние запре­ща­ло жесто­кое обра­ще­ние хозя­ев с раба­ми, уста­но­вив, что с.1037 если жесто­кость хозя­и­на невы­но­си­ма, он может быть при­нуж­ден к про­да­же раба, а раб имел пра­во жало­вать­ся вла­стям (Se­nec. de Be­nef. III. 22). Указ Клав­дия поста­но­вил, что если хозя­ин бро­са­ет на про­из­вол судь­бы боль­ных рабов, то они полу­ча­ют сво­бо­ду; этот указ про­воз­гла­сил так­же, что если хозя­ин уби­ва­ет таких рабов, то под­ле­жит обви­не­нию в убий­стве (Suet. Claud. 25). Было уста­нов­ле­но так­же (Cod. 3. tit. 38 s. 11), что при про­да­же или разде­ле соб­ст­вен­но­сти нель­зя разде­лять таких рабов, как муж и жена, роди­те­ли и дети, бра­тья и сест­ры.

Раб не мог заклю­чать брак. Его сожи­тель­ство с жен­щи­ной явля­лось Con­tu­ber­nium; не при­зна­ва­лось ника­кой закон­ной свя­зи меж­ду ним и его детьми. Одна­ко кров­ное род­ство счи­та­лось пре­пят­ст­ви­ем для бра­ка после осво­бож­де­ния; так, воль­ноот­пу­щен­ник не мог женить­ся на сво­ей сест­ре-воль­ноот­пу­щен­ни­це (Dig. 23. tit. 2 s. 14).

Раб не мог иметь соб­ст­вен­но­сти. Он не мог при­об­ре­тать соб­ст­вен­ность, а его при­об­ре­те­ния при­над­ле­жа­ли хозя­и­ну, и Гай счи­та­ет это уста­нов­ле­ни­ем пра­ва наро­дов (I. 52). Раб мог при­об­ре­тать соб­ст­вен­ность для сво­его хозя­и­на путем ман­ци­па­ции (Man­ci­pa­tio), тра­ди­ции (Tra­di­tio), сти­пу­ля­ции (Sti­pu­la­tio) или любым дру­гим спо­со­бом. В отно­ше­нии этой спо­соб­но­сти раба брать и неспо­соб­но­сти дер­жать его поло­же­ние при­рав­ни­ва­лось к поло­же­нию сына семей­ства (fi­lius­fa­mi­lias), и он рас­смат­ри­вал­ся как лицо. Если некто имел «голое пра­во кви­ри­тов» (Nu­dum Jus Qui­ri­tium) на раба, кото­рый при­над­ле­жал дру­го­му лицу In bo­nis, то при­об­ре­те­ния это­го раба ста­но­ви­лись соб­ст­вен­но­стью того, чьим он был In bo­nis. Если некто доб­ро­со­вест­но (bo­na fi­de) вла­дел чужим рабом или сво­бод­ным чело­ве­ком, то при­об­ре­те­ния раба при­над­ле­жа­ли ему лишь в двух слу­ча­ях: он имел пра­во на все, что раб при­об­ре­тал из соб­ст­вен­но­сти вла­дель­ца или с исполь­зо­ва­ни­ем ее (ex re ejus); и он имел пра­во на все, что раб при­об­ре­тал сво­им соб­ст­вен­ным трудом (ex ope­ris suis); этот же закон отно­сил­ся к рабам, на кото­рых вла­де­лец имел лишь пра­во узуф­рук­та (Ususfruc­tus). Все про­чие при­об­ре­те­ния таких рабов или сво­бод­ных людей при­над­ле­жа­ли их соб­ст­вен­ни­кам или им самим, в зави­си­мо­сти от того, были ли они раба­ми или сво­бод­ны­ми (Ulp. Frag. tit. 19). Если раба назна­ча­ли наслед­ни­ком, то он мог при­нять наслед­ство толь­ко с согла­сия хозя­и­на и при­об­ре­тал наслед­ство для хозя­и­на; точ­но так же раб при­об­ре­тал для хозя­и­на и легат (Gai­us, II. 87, &c.).

Через сво­его раба хозя­ин мог так­же при­об­ре­сти вла­де­ние (Pos­ses­sio) и, таким обра­зом, начать узу­ка­пию (Usu­ca­pion), при­об­ре­те­ние в соб­ст­вен­ность на осно­ва­нии дав­но­сти (Gai­us, II. 89); но для того, чтобы при­об­ре­сти вла­де­ние через раба, хозя­ин дол­жен был вла­деть рабом, поэто­му нель­зя было при­об­ре­сти вла­де­ние через зало­жен­но­го раба [PIG­NUS]. Bo­nae fi­dei pos­ses­sor, то есть, вла­де­лец, счи­таю­щий раба сво­ей соб­ст­вен­но­стью, мог при­об­ре­сти вла­де­ние через него в тех же слу­ча­ях, что и соб­ст­вен­ность; сле­до­ва­тель­но, зало­го­дер­жа­тель не мог при­об­ре­сти вла­де­ние через зало­жен­но­го раба, хотя и вла­дел им доб­ро­со­вест­но (bo­na fi­de), ибо эта bo­na fi­des — не та, что под­ра­зу­ме­ва­ет­ся в выра­же­нии bo­nae fi­dei pos­ses­sor. Узуф­рук­ту­а­рий при­об­ре­тал вла­де­ние через раба в тех же слу­ча­ях, что и доб­ро­со­вест­ный вла­де­лец (Sa­vig­ny, Das Recht des Be­sit­zes, p. 314, ed. 5).

Рабы не толь­ко зани­ма­лись обыч­ны­ми домаш­ни­ми обя­зан­но­стя­ми и поле­вы­ми работа­ми, но так­же исполь­зо­ва­лись как пред­ста­ви­те­ли или аген­ты сво­их хозя­ев в управ­ле­нии их дела­ми [INSTI­TO­RIA ACTIO, &c.] и как масте­ро­вые, ремес­лен­ни­ки и во всех отрас­лях про­мыш­лен­но­сти. Лег­ко пред­ста­вить себе, что в этих обсто­я­тель­ствах, тем более, что рабам часто дове­ря­ли иму­ще­ство в круп­ных мас­шта­бах, долж­на была воз­ник­нуть прак­ти­ка, поз­во­ля­ю­щая рабу счи­тать часть его при­об­ре­те­ний сво­ей: это был его пеку­лий (Pe­cu­lium), тер­мин, при­ме­ни­мый так­же к тем при­об­ре­те­ни­ям сына семей­ства, кото­рые отец поз­во­лил ему счи­тать сво­и­ми [PAT­RIA POTES­TAS]. Соглас­но стро­го­му зако­ну, пеку­лий был соб­ст­вен­но­стью хозя­и­на, но соглас­но обы­чаю, он счи­тал­ся соб­ст­вен­но­стью раба. Ино­гда хозя­ин и раб дого­ва­ри­ва­лись о том, что раб выку­пит­ся на сво­бо­ду ценой сво­его пеку­лия, когда он достигнет опре­де­лен­ной сум­мы (Ta­cit. Ann. XIV. 42, и при­ме­ча­ние Лип­сия). Если хозя­ин отпус­кал раба при жиз­ни, то счи­та­лось, что пеку­лий пре­до­став­лял­ся вме­сте со сво­бо­дой, если толь­ко он не был явным обра­зом удер­жан (Dig. 15. tit. 1. s. 53, de Pe­cu­lio). В отно­ше­нии пеку­лия меж­ду хозя­и­ном и рабом мог­ли заклю­чать­ся сдел­ки зай­ма, хотя, соглас­но обще­му прин­ци­пу рим­ско­го пра­ва, эти сдел­ки не дава­ли ни одной из сто­рон пра­ва на судеб­ный иск (Gai­us, IV. 78). Если после осво­бож­де­ния раба хозя­ин выпла­чи­вал ему долг, воз­ник­ший выше­опи­сан­ным спо­со­бом, то уже не мог вер­нуть его (Dig. 12. tit. 6. s. 64). Если на пеку­лий раба при­тя­за­ли креди­то­ры, то долг раба хозя­и­ну учи­ты­вал­ся в первую оче­редь и вычи­тал­ся из пеку­лия. Закон изме­нил­ся настоль­ко, что в слу­чае есте­ствен­ных обя­за­тельств (na­tu­ra­les ob­li­ga­tio­nes), как назы­ва­ли их рим­ляне, меж­ду хозя­и­ном и рабом, вме­сто раба мог быть при­вле­чен пору­чи­тель; так­же он мог при­вле­кать­ся, если креди­тор был посто­рон­ним.

Есте­ствен­ное обя­за­тель­ство мог­ло воз­ник­нуть из сде­лок раба с дру­ги­ми лица­ми, а не хозя­и­ном, но хозя­и­на такие сдел­ки не затра­ги­ва­ли; хозя­ин был свя­зан дей­ст­ви­я­ми и сдел­ка­ми раба толь­ко тогда, когда исполь­зо­вал раба как аген­та или орудие — в этом слу­чае хозя­ин мог под­ле­жать Ac­tio EXER­CI­TO­RIA или INSTI­TO­RIA (Gai­us, IV. 71). Конеч­но, если раб дей­ст­во­вал по при­ка­зу хозя­и­на, то хозя­ин мог быть при­вле­чен к суду [JUS­SU, QUOD, &c.] Если раб или сын семей­ства вел дела, исполь­зуя свой пеку­лий, с ведо­ма хозя­и­на или отца, то пеку­лий и все про­из­веден­ное с его помо­щью под­ле­жа­ли разде­лу меж­ду креди­то­ра­ми и хозя­и­ном или отцом по сораз­мер­но­сти тре­бо­ва­ний (pro ra­ta por­tio­ne), а если кто-то из креди­то­ров жало­вал­ся, что полу­чил мень­ше сво­ей доли, то имел пра­во воз­будить tri­bu­to­ria ac­tio про­тив хозя­и­на или отца, кото­ро­му закон давал пра­во рас­пре­де­ле­ния меж­ду креди­то­ра­ми (Gai­us, IV. 72, &c.). Хозя­ин не отве­чал ни за что, кро­ме сум­мы пеку­лия, и его соб­ст­вен­ные тре­бо­ва­ния удо­вле­тво­ря­лись в первую оче­редь (Dig. 14. tit. 4. de Tri­bu­to­ria Ac­tio­ne). Ино­гда раб мог иметь в сво­ем под­чи­не­нии дру­го­го раба, кото­рый вла­дел пеку­ли­ем по отно­ше­нию к нему, подоб­но тому, как пер­вый раб вла­дел пеку­ли­ем по отно­ше­нию к сво­е­му хозя­и­ну. На этой прак­ти­ке было осно­ва­но раз­ли­чие меж­ду раба­ми-орди­на­ри­я­ми и вика­ри­я­ми (Ser­vi Or­di­na­rii и Vi­ca­rii; Dig. 15. tit. 1. s. 17). Одна­ко закон счи­тал эти вто­ро­сте­пен­ные пеку­лии состав­ны­ми частя­ми основ­но­го пеку­лия. Эдикт тре­бо­вал, чтобы в слу­чае смер­ти, про­да­жи или осво­бож­де­ния раба любой иск в отно­ше­нии пеку­лия предъ­яв­лял­ся в тече­ние года (Dig. 15. tit. 2. s. 1, где содер­жит­ся текст эдик­та). Если раб или сын семей­ства заклю­чал сдел­ки с.1038 без ведо­ма и согла­сия сво­его хозя­и­на или отца, то хозя­и­ну или отцу мож­но было предъ­явить иск по пово­ду такой сдел­ки, если уда­ва­лось дока­зать, что он извлек из нее выго­ду. Это назы­ва­лось Ac­tio de in rem Ver­so (Dig. 15. tit. 3), и было фак­ти­че­ски тем же самым иском, что и De Pe­cu­lio. «Пере­шед­шим в иму­ще­ство отца или гос­по­ди­на» («in rem pat­ris do­mi­ni­ve ver­sum») назы­ва­лось то, что обра­ти­лось к его выго­де. Напри­мер, если раб зани­мал десять сестер­ци­ев и выпла­чи­вал их креди­то­рам гос­по­ди­на, то гос­по­дин обя­зан был вер­нуть этот долг, а заи­мо­да­вец имел пра­во предъ­явить ему иск De in rem ver­so. Если раб выпла­чи­вал креди­то­рам гос­по­ди­на какую-то часть одол­жен­ной сум­мы, то хозя­ин был дол­жен заи­мо­дав­цу ту сум­му, кото­рая была израс­хо­до­ва­на таким обра­зом, а если осталь­ную часть раб рас­тра­тил, то хозя­ин отве­чал по это­му обя­за­тель­ству в пре­де­лах раб­ско­го пеку­лия, но с уче­том того, что из общей сум­мы пеку­лия сна­ча­ла вычи­тал­ся долг раба гос­по­ди­ну. Этот вопрос решал­ся оди­на­ко­во для пеку­лия сына и раба. Таким обра­зом, как отме­ча­ет Гай (IV. 73), Ac­tio De pe­cu­lio и De in rem ver­so — это один иск, име­ю­щий два осуж­де­ния.

След­ст­ви­ем отно­ше­ний раба и гос­по­ди­на было то, что гос­по­дин не при­об­ре­тал ника­ких прав про­тив раба вслед­ст­вие его пре­ступ­ле­ний. Дру­гие лица мог­ли при­об­ре­тать пра­ва про­тив раба вслед­ст­вие его пре­ступ­ле­ний, но не мог­ли реа­ли­зо­вать эти пра­ва в судеб­ном иске до тех пор, пока раба не осво­бож­да­ли (Gai­us, IV. 77). Одна­ко они име­ли пра­во предъ­явить иск хозя­и­ну раба за поне­сен­ный ущерб, и если хозя­ин не выпла­чи­вал убыт­ки, то дол­жен был выдать раба [NOXA]. Раб был защи­щен от вреда, при­чи­нен­но­го дру­ги­ми лица­ми. Если раба уби­ва­ли, то хозя­ин мог либо пре­сле­до­вать убий­цу за уго­лов­ное пре­ступ­ле­ние, либо предъ­явить иск о воз­ме­ще­нии убыт­ков по зако­ну Акви­лия (Gai­us, III. 213) [AQUIL­LIA LEX; INJU­RIA]. Так­же хозя­ин имел пра­во предъ­явить иск перед пре­то­ром в двой­ном раз­ме­ре (prae­to­ria ac­tio in dup­lum) тем, кто раз­вра­щал его раба (ser­vus, ser­va) и скло­нял его к дур­но­му поведе­нию (Dig. 11. tit. 3. s. 1, где при­веде­ны сло­ва эдик­та): in dup­lum озна­ча­ло двой­ной раз­мер оце­нен­но­го ущер­ба. Так­же он имел пра­во предъ­явить иск лицу, совер­шив­ше­му пре­лю­бо­де­я­ние с его рабы­ней (Dig. 47. tit. 10. s. 25).

По зако­ну бег­ло­го раба (fu­gi­ti­vus) нель­зя было при­нять или дать ему убе­жи­ще; его укры­ва­тель­ство назы­ва­лось Fur­tum. Хозя­ин имел пра­во пре­сле­до­вать его где угод­но, и все долж­ност­ные лица обя­за­ны были ока­зы­вать ему помощь в воз­вра­ще­нии раба. Раз­лич­ные зако­ны име­ли целью вос­пре­пят­ст­во­вать побе­гам рабов, поэто­му бег­ло­го раба нель­зя было закон­но про­дать. Воз­вра­ще­ние бег­лых рабов ста­ло биз­не­с­ом опре­де­лен­но­го рода людей, назы­вав­ших­ся Fu­gi­ti­va­rii. Побег раба нико­им обра­зом не вли­ял на пра­ва гос­по­ди­на на него (Dig. 11. tit. 4. De fu­gi­ti­vis: этот вопрос регу­ли­ро­вал­ся зако­ном Фабия и по мень­шей мере дву­мя поста­нов­ле­ни­я­ми сена­та, см. так­же Var­ro, de Re Rust. III. 14; Flo­rus, III. 19, и при­ме­ча­ние в изда­нии Дуке­ра).

Чело­век мог быть рабом либо по пра­ву наро­дов (Jure Gen­tium), либо по граж­дан­ско­му пра­ву (Jure Ci­vi­li). Рож­ден рабом по пра­ву наро­дов был тот чело­век, мать кото­ро­го явля­лась рабы­ней в момент его рож­де­ния (Gai­us, I. 82); ибо, соглас­но нор­ме зако­на, поло­же­ние того, кто не был зачат в закон­ном бра­ке (Jus­tae Nup­tiae), долж­но было отсчи­ты­вать­ся с момен­та рож­де­ния. Раб, рож­ден­ный в доме хозя­и­на, назы­вал­ся Ver­na. Одна­ко нор­мой рим­ско­го пра­ва было и то, что ста­тус лица, зача­то­го в закон­ном бра­ке, отсчи­ты­вал­ся с момен­та зача­тия. В более позд­ний пери­од было уста­нов­ле­но пра­ви­ло, соглас­но кото­ро­му даже ребе­нок, рож­ден­ный рабы­ней, счи­тал­ся сво­бод­ным, если мать была сво­бод­ной в любое вре­мя меж­ду зача­ти­ем и рож­де­ни­ем (Pau­lus, S. R. II. tit. 24; Dig. 1. tit. 5. s. 5). Суще­ст­во­ва­ли раз­лич­ные слу­чаи детей, рож­ден­ных от сво­бод­но­го и раба, для кото­рых пози­тив­ный закон уста­нав­ли­вал, долж­ны ли дети быть сво­бод­ны­ми или раба­ми (Gai­us, I. 83, &c.) [SENA­TUS­CON­SUL­TUM CLAU­DIA­NUM].

Чело­век ста­но­вил­ся рабом, попав в плен на войне, — тоже по пра­ву наро­дов [PRAE­DA]. Воен­но­плен­ных про­да­ва­ли как соб­ст­вен­ность каз­ны или рас­пре­де­ля­ли меж­ду сол­да­та­ми по жре­бию (Wal­ter, Ge­schich­te &c. p. 50, no­te 35, 1st ed.). В свя­зи с обы­ча­ем про­да­вать плен­ни­ков с вен­ком на голо­ве встре­ча­ет­ся выра­же­ние «sub co­ro­na ve­ni­re, ven­de­re» (Gell. VI. 4; Liv. V. 22; Cae­sar, B. G. III. 16).

Чело­век мог стать рабом соглас­но пози­тив­но­му пра­ву, Jure Ci­vi­li, раз­ны­ми спо­со­ба­ми. Это про­ис­хо­ди­ло с укло­нив­ши­ми­ся от цен­за (In­cen­si) [CAPUT] и воен­ной служ­бы (Cic. pro Cae­ci­na, 34). В опре­де­лен­ных слу­ча­ях чело­век ста­но­вил­ся рабом, если поз­во­лял про­дать себя как раба, чтобы обма­нуть поку­па­те­ля, и сво­бод­ная жен­щи­на, сожи­тель­ст­ву­ю­щая с рабом, мог­ла быть низ­веде­на в то же поло­же­ние [SENA­TUS­CON­SUL­TUM CLAU­DIA­NUM]. В импе­рии было уста­нов­ле­но, что лица, при­суж­ден­ные к смер­ти, рабо­те в руд­ни­ках или сра­же­нию с дики­ми зве­ря­ми, теря­ли сво­бо­ду, а их иму­ще­ство под­ле­жа­ло кон­фис­ка­ции, сле­до­ва­тель­но, заклю­ча­ет Гай, они лиша­лись пра­ва состав­ле­ния заве­ща­ния (Tes­ta­men­ti fac­tio; Dig. 28. tit. 1. s. 8). Но ранее тако­го зако­на не было. Чело­век, при­суж­ден­ный к этим нака­за­ни­ям, хотя и терял сво­бо­ду, но не имел гос­по­ди­на, поэто­му остав­лен­ные ему наслед­ства и лега­ты были про­сто недей­ст­ви­тель­ны, ибо такой чело­век был «рабом нака­за­ния, а не цеза­ря» («poe­nae ser­vus, non Cae­sa­ris»; Dig. 34. tit. 8. s. 3). Чело­век не мог поте­рять сво­бо­ду по пра­ву узу­ка­пии (дав­но­сти) (Gai­us, II. 48). Соглас­но древ­не­му зако­ну, чело­век, ули­чен­ный в кра­же (ma­ni­fes­tus fur), под­ле­жал уго­лов­но­му нака­за­нию (ca­pi­ta­lis poe­na) и при­суж­дал­ся (ad­di­ce­ba­tur) тому, чье иму­ще­ство украл; но пред­став­лял­ся спор­ным вопрос о том, ста­но­вил­ся ли чело­век вслед­ст­вие при­суж­де­ния рабом или пере­хо­дил в состо­я­ние осуж­ден­но­го (Gai­us, III. 189).

Соглас­но рас­по­ря­же­нию или сенат­ско­му поста­нов­ле­нию Клав­дия (Sue­ton. Claud. 25), воль­ноот­пу­щен­ник, не испол­ня­ю­щий сво­их обя­зан­но­стей перед патро­ном, воз­вра­щал­ся в преж­нее состо­я­ние раб­ства. Но во вре­ме­на Неро­на это не было нор­мой зако­на (Ta­cit. Ann. XIII. 27; см. при­ме­ча­ния Эрне­сти и Лип­сия к это­му фраг­мен­ту и PAT­RO­NUS, LIBER­TUS).

Состо­я­ние раб­ства пре­кра­ща­лось при осво­бож­де­нии (MANU­MIS­SIO). Оно пре­кра­ща­лось так­же раз­лич­ны­ми пози­тив­ны­ми уста­нов­ле­ни­я­ми, либо при воз­на­граж­де­нии раба, либо при нака­за­нии хозя­и­на. При­ме­ром пер­во­го явля­ет­ся сила­ни­ан­ское поста­нов­ле­ние сена­та (SENA­TUS­CON­SUL­TUM SILA­NIA­NUM), а раз­лич­ные после­дую­щие поста­нов­ле­ния дава­ли сво­бо­ду рабам, выдав­шим винов­ни­ков опре­де­лен­ных пре­ступ­ле­ний (Cod. Theod. tit. 21. s. 2). Сво­бо­ду так­же мож­но было полу­чить на осно­ва­нии пра­ва дав­но­сти (Praescrip­tio Tem­po­ris). После уста­нов­ле­ния хри­сти­ан­ства сво­бо­ду с неко­то­ры­ми огра­ни­че­ни­я­ми мож­но было при­об­ре­сти, ста­но­вясь мона­хом или духов­ным лицом (Nov. 5. c. 2. и 123. c. 17. 35); но если этот чело­век покидал с.1039 мона­стырь ради мир­ской жиз­ни или стран­ст­во­вал по горо­дам и селам, то мог быть воз­вра­щен к преж­не­му раб­ско­му состо­я­нию^[1].

Суще­ст­во­ва­ли рабы, при­над­ле­жав­шие государ­ству и назы­вав­ши­е­ся Ser­vi Pub­li­ci (Plaut. Capt. II. 2. 85): они име­ли пра­во на состав­ле­ние заве­ща­ний (tes­ta­men­ti fac­tio) в раз­ме­ре поло­ви­ны соб­ст­вен­но­сти (Ulp. Frag. tit. 20), в свя­зи с чем пред­став­ля­ет­ся, что их рас­смат­ри­ва­ли в несколь­ко ином све­те, чем рабов част­ных лиц.

В рес­пуб­ли­ке во вре­мя рево­лю­ции неред­ко про­воз­гла­ша­ли сво­бо­ду рабов, чтобы побудить их при­со­еди­нить­ся к вос­ста­нию (Plut. Mar. c. 41, 42)^[2]; но эти дей­ст­вия были нере­гу­ляр­ны­ми, они не мог­ли быть оправ­да­ны и слу­жить при­ме­ром для под­ра­жа­ния. После нача­ла аме­ри­кан­ской рево­лю­ции лорд Дамнор, послед­ний бри­тан­ский губер­на­тор Вир­джи­нии, после­до­вал это­му дур­но­му при­ме­ру.

Пред­ше­ст­ву­ю­щий отчет опи­сы­ва­ет закон­ное поло­же­ние рабов по отно­ше­нию к их хозя­е­вам. Оста­ет­ся опи­сать исто­рию раб­ства у рим­лян, про­да­жу и сто­и­мость рабов, раз­лич­ные клас­сы, на кото­рые они под­разде­ля­лись, и в целом обра­ще­ние с ними.

Рабы суще­ст­во­ва­ли в Риме в самые древ­ние вре­ме­на из тех, о кото­рых мы име­ем какие-либо сведе­ния, но, по-види­мо­му, при царях и в ран­ней рес­пуб­ли­ке они не были мно­го­чис­лен­ны. Раз­лич­ной тор­гов­лей и ремес­ла­ми зани­ма­лись глав­ным обра­зом кли­ен­ты пат­ри­ци­ев, а неболь­шие дере­вен­ские хозяй­ства боль­шей частью возде­лы­ва­лись сила­ми соб­ст­вен­ни­ка и его семьи. Но по мере того, как терри­то­рия рим­ско­го государ­ства рас­ши­ря­лась, пат­ри­ции завла­де­ва­ли круп­ны­ми участ­ка­ми обще­ст­вен­ной зем­ли (ager pub­li­cus), ибо у рим­лян суще­ст­во­вал обы­чай лишать заво­е­ван­ный народ части его зем­ли. Веро­ят­но, обра­бот­ка этих участ­ков тре­бо­ва­ла боль­ше рабо­чих рук, чем мог­ло без задерж­ки пре­до­ста­вить сво­бод­ное насе­ле­ние, и, посколь­ку сво­бод­ных часто отзы­ва­ли с их работ для служ­бы в армии, эти зем­ли прак­ти­че­ски пол­но­стью ста­ли обра­ба­ты­вать­ся с помо­щью раб­ско­го труда (cf. Liv. VI. 12). Рабов мож­но было лег­ко и деше­во при­об­ре­сти путем вой­ны или тор­гов­ли, и вско­ре их чис­ло ста­ло так вели­ко, что бед­ней­ший класс сво­бод­ных людей прак­ти­че­ски пол­но­стью лишил­ся работы. Такое поло­же­ние вещей было одним из глав­ных аргу­мен­тов, исполь­зо­ван­ных Лици­ни­ем и Грак­ха­ми для огра­ни­че­ния раз­ме­ра обще­ст­вен­ной зем­ли, кото­рой мог вла­деть один чело­век (Ap­pian, B. C. I. 7, 9, 10); и извест­но, что рога­ции Лици­ния пред­у­смат­ри­ва­ли, чтобы в каж­дом поме­стье было заня­то опре­де­лен­ное коли­че­ство сво­бод­ных людей (Ap­pian, B. C. I. 8). Но это поста­нов­ле­ние, веро­ят­но, при­нес­ло мало поль­зы: зем­ли по-преж­не­му прак­ти­че­ски пол­но­стью обра­ба­ты­ва­лись раба­ми, хотя в кон­це рес­пуб­ли­ки Юлий Цезарь попы­тал­ся до неко­то­рой сте­пе­ни испра­вить такое поло­же­ние дел, уста­но­вив, что треть пас­ту­хов все­гда долж­на состо­ять из сво­бод­ных людей (Suet. Jul. 42). На Сици­лии, постав­ляв­шей Риму столь огром­ное коли­че­ство зер­на, чис­ло сель­ско­хо­зяй­ст­вен­ных рабов была гро­мад­ным: при­тес­не­ния, кото­рым они под­вер­га­лись, два­жды дове­ли их до откры­то­го вос­ста­ния, а их чис­лен­ность поз­во­ли­ла им неко­то­рое вре­мя про­ти­во­сто­ять рим­ской вла­сти. Пер­вая из этих раб­ских войн нача­лась в 134 г. до н. э. и закон­чи­лась в 132 г. до н. э.; вто­рая нача­лась в 102 г. до н. э. и про­дол­жа­лась почти четы­ре года.

Одна­ко после того, как вошло в прак­ти­ку исполь­зо­ва­ние боль­ших групп рабов для обра­бот­ки зем­ли, чис­ло рабов, являв­ших­ся лич­ной при­слу­гой, еще мно­го лет оста­ва­лось малень­ким. По-види­мо­му, зажи­точ­ные люди обыч­но име­ли толь­ко одно­го при­слу­жи­вав­ше­го им раба (Plin. H. N. XXXIII. 1 s. 6), кото­ро­го обыч­но назы­ва­ли име­нем гос­по­ди­на с при­со­еди­нен­ным к нему сло­вом por (то есть, маль­чик, puer)^[3], как Гаи­пор, Луци­пор, Мар­ци­пор, Квин­ти­пор и т. д.; поэто­му Квин­ти­ли­ан, задол­го до кото­ро­го рос­кошь умно­жи­ла чис­ло лич­ных слуг, гово­рит (I. 4 § 26), что таких имен боль­ше не суще­ст­ву­ет. Когда Катон в долж­но­сти кон­су­ла напра­вил­ся в Испа­нию, то взял с собой толь­ко трех слуг (Apul. Apol. p. 430, ed. Ouden). Но в позд­ней рес­пуб­ли­ке и импе­рии чис­ло домаш­них рабов зна­чи­тель­но воз­рос­ло, и в каж­дой вли­я­тель­ной семье суще­ст­во­ва­ли отдель­ные рабы для удо­вле­тво­ре­ния всех потреб­но­стей домаш­ней жиз­ни. Счи­та­лось постыд­ным не иметь зна­чи­тель­но­го чис­ла рабов. Так, Цице­рон, опи­сы­вая убо­же­ство домаш­не­го хозяй­ства Пизо­на, гово­рит: «Тот же повар, тот же смот­ри­тель: пека­ря в доме нет» («Idem co­quus, idem at­rien­sis: pis­tor do­mi nul­lus»; in Pis. 27). Пер­вый вопрос, зада­вав­ший­ся отно­си­тель­но чье­го-либо состо­я­ния, был: «Сколь­ко име­ет рабов?» («Quot pas­cit ser­vos?»; Juv. III. 141). Гора­ций (Sat. I. 3. 12) види­мо, гово­рит о деся­ти рабах как о наи­мень­шем чис­ле, подо­баю­щем чело­ве­ку в удо­вле­тво­ри­тель­ных обсто­я­тель­ствах, и высме­и­ва­ет пре­то­ра Тул­лия, кото­ро­му в пути от тибур­тин­ской вил­лы до Рима при­слу­жи­ва­ло не более пяти рабов (Sat. I. 6. 107). Огром­ное коли­че­ство плен­ни­ков, захва­чен­ных в посто­ян­ных вой­нах рес­пуб­ли­ки, и рост богат­ства и рос­ко­ши на войне уве­ли­чи­ли чис­лен­ность рабов до непо­мер­но­го раз­ме­ра. Утвер­жде­ние Афи­нея (VI. p. 272, e), что очень мно­гие рим­ляне вла­де­ли деся­тью и два­дца­тью тыся­ча­ми рабов и даже более, веро­ят­но, явля­ет­ся пре­уве­ли­че­ни­ем, но воль­ноот­пу­щен­ник вре­мен Авгу­ста, поте­ряв­ший в граж­дан­ских вой­нах мно­го иму­ще­ства, оста­вил после смер­ти 4116 рабов (Plin. H. N. XXXIII. 10. s. 47). Две сот­ни рабов у одно­го чело­ве­ка были неред­ким явле­ни­ем (Hor. Sat. I. 3. 11), а Август поз­во­лил даже изгнан­ни­кам брать с собой два­дцать рабов или воль­ноот­пу­щен­ни­ков (Dion Cass. LVI. 27). Ремес­лен­ные работы, ранее нахо­див­ши­е­ся в руках кли­ен­тов, теперь пол­но­стью выпол­ня­лись раба­ми (Cic. de Off. I. 42): есте­ствен­ный ход собы­тий, ибо там, где рабы выпол­ня­ют опре­де­лен­ные обя­зан­но­сти или зани­ма­ют­ся опре­де­лен­ны­ми ремес­ла­ми, такие обя­зан­но­сти или ремес­ла будут счи­тать­ся уни­зи­тель­ны­ми для воль­ноот­пу­щен­ни­ка. Не сле­ду­ет забы­вать, что игры в амфи­те­ат­ре тре­бо­ва­ли огром­но­го коли­че­ства рабов, обу­чен­ных для этой цели [GLA­DIA­TO­RES]. Подоб­но сици­лий­ским рабам, в Ита­лии в 73 г. до н. э. гла­ди­а­то­ры вос­ста­ли про­тив сво­их угне­та­те­лей и, под талант­ли­вым руко­вод­ст­вом Спар­та­ка, раз­би­ли рим­скую кон­суль­скую армию и были поко­ре­ны лишь в 71 г., когда, как сооб­ща­ет­ся, 60000 из них пало в бит­ве (Liv. Epit. 97).

В импе­рии были при­ня­ты раз­лич­ные поста­нов­ле­ния, упо­мя­ну­тые выше (с. 1036, a), чтобы огра­ни­чить жесто­кость хозя­ев по отно­ше­нию к рабам; но рас­про­стра­не­ние хри­сти­ан­ства более все­го вело к улуч­ше­нию их поло­же­ния, хотя дол­гое вре­мя рабо­вла­де­ние вовсе не осуж­да­лось как про­тив­ное хри­сти­ан­ской спра­вед­ли­во­сти. Хри­сти­ан­ские авто­ры, впро­чем, вну­ша­ли долг обра­щать­ся с ними так, как мы бы хоте­ли, чтобы обра­ща­лись с нами (Clem. Alex. Pae­da­gog. III. 12), но до вре­мен Фео­до­сия бога­тые люди по-преж­не­му мог­ли дер­жать две или с.1040 три тыся­чи рабов (Chry­sost. vol. VII. p. 633). Юсти­ни­ан мно­гое сде­лал, чтобы при­бли­зить окон­ча­тель­ное исчез­но­ве­ние раб­ства, но чис­ло рабов вновь уве­ли­чи­лось в резуль­та­те наше­ст­вия вар­ва­ров с севе­ра, кото­рые не толь­ко при­ве­ли соб­ст­вен­ных рабов, в основ­ном сла­вян (отсюда наше сло­во Sla­ve), но и низ­ве­ли мно­гих жите­лей заво­е­ван­ных про­вин­ций до поло­же­ния рабов. Но все раз­лич­ные клас­сы рабов посте­пен­но сли­лись в класс Adscrip­ti Gle­bae или сред­не­ве­ко­вых кре­пост­ных.

Основ­ные источ­ни­ки при­об­ре­те­ния рабов рим­ля­на­ми были ука­за­ны выше. В рес­пуб­ли­ке одним из глав­ных ресур­сов были взя­тые на войне плен­ные, кото­рых про­да­ва­ли кве­сто­ры (Plaut. Capt. Prol. 34, и I. 2. 1, 2) с вен­ка­ми на голо­вах (см. выше, p. 1038, b) и обыч­но на месте пле­не­ния, так как следить за огром­ным мно­же­ст­вом плен­ных было неудоб­но. Вслед­ст­вие это­го рабо­тор­гов­цы при­об­ре­та­ли их почти бес­плат­но. В лаге­ре Лукул­ла рабы одна­жды про­да­ва­лись по цене четы­ре драх­мы за каж­до­го^[4]. В огром­ных мас­шта­бах велась так­же рабо­тор­гов­ля, и после паде­ния Корин­фа и Кар­фа­ге­на ее глав­ным рын­ком был Делос. Сооб­ща­ет­ся, что, когда Сре­ди­зем­но­мо­рьем завла­де­ли кили­кий­ские пира­ты, в один день было вве­зе­но и про­да­но 10000 рабов (Strab. XIV. p. 668). Мно­же­ство рабов про­ис­хо­ди­ло из Фра­кии и стран на севе­ре Евро­пы, но основ­ные постав­ки шли из Афри­ки и осо­бен­но из Азии, так как мы часто чита­ем о рабах-фри­гий­цах, лидий­цах, кап­па­до­кий­цах и т. д.

Дея­тель­ность рабо­тор­гов­цев (man­go­nes) счи­та­лась недо­стой­ной ува­же­ния и чет­ко отде­ля­лась от дея­тель­но­сти куп­цов (man­go­nes non mer­ca­to­res sed ve­na­li­cia­rii ap­pel­lan­tur, «про­даю­щие рабов назы­ва­ют­ся рабо­тор­гов­ца­ми, а не куп­ца­ми»; Dig. 50. tit. 16. s. 207; Plaut. Trin. II. 2. 51); но она была очень при­быль­на и часто поз­во­ля­ла соста­вить огром­ные состо­я­ния. Рабо­тор­го­вец Тора­ний, жив­ший при Авгу­сте, был хоро­шо извест­ным лицом (Suet. Aug. 69; Mac­rob. Sat. II. 4; Plin. H. N. VII. 12 s. 10). Мар­ци­ал (VIII. 13) упо­ми­на­ет еще одно­го извест­но­го рабо­тор­гов­ца сво­его вре­ме­ни по име­ни Гар­ги­ли­ан.

Рабов часто про­да­ва­ли на аук­ци­оне в Риме. Их поме­ща­ли либо на при­под­ня­тый камень (отсюда de la­pi­de em­tus, Cic. in Pis. 15; Plaut. Bacch. IV. 7. 17), либо на при­под­ня­тую плат­фор­му (ca­tas­ta, Ti­bull. II. 3. 60; Per­sius, VI. 77, Ca­sau­bon, ad loc.), так что каж­дый мог их увидеть и потро­гать, даже если не соби­рал­ся поку­пать. Обыч­но поку­па­те­ли забо­ти­лись о том, чтобы раздеть их (Se­nec. Ep. 80; Suet. Aug. 69), ибо рабо­тор­гов­цы при­бе­га­ли к тако­му же мно­же­ству уло­вок для сокры­тия лич­ных дефек­тов, как совре­мен­ные мошен­ни­ки, тор­гу­ю­щие лошадь­ми^[5]; ино­гда поку­па­те­ли обра­ща­лись за сове­том к вра­чам (Clau­dian, in Eut­rop. I. 35, 36). Осо­бен­но кра­си­вых и ред­ких рабов не выстав­ля­ли на обыч­ных рын­ках для все­об­ще­го обо­зре­ния, а пока­зы­ва­ли поку­па­те­лям наедине (ar­ca­na ta­bu­la­ta ca­tas­tae, Mart. IX. 60). Недав­но вве­зен­ным рабам ноги бели­ли мелом (Plin. H. N. XXXV. 17 s. 58; Ovid. Am. I. 8. 64), а при­ве­зен­ным с Восто­ка про­ка­лы­ва­ли уши (Juv. I. 104); извест­но, что это было зна­ком раб­ства у мно­гих восточ­ных наро­дов. Рынок рабов, как и все дру­гие рын­ки, нахо­дил­ся в юрис­дик­ции эди­лов, кото­рые в сво­их эдик­тах уста­но­ви­ли мно­го пра­вил, регу­ли­ру­ю­щих про­да­жу рабов. Харак­тер раба был опи­сан в свит­ке (ti­tu­lus), висев­шем у него на шее и являв­шем­ся гаран­ти­ей для поку­па­те­ля (Gell. IV. 2; Pro­pert. IV. 5. 51): про­да­вец обя­зан был чест­но заявить обо всех его недо­стат­ках (Dig. 21. tit. 1. s. 1; Hor. Sat. II. 3. 284), а в слу­чае пре­до­став­ле­ния лож­ной инфор­ма­ции — взять его назад в тече­ние шести меся­цев с момен­та про­да­жи (Dig. 21. tit. 1. s. 19 § 6) либо воз­ме­стить поку­па­те­лю убыт­ки, свя­зан­ные с при­об­ре­те­ни­ем худ­ше­го раба, чем было гаран­ти­ро­ва­но (Dig. 19. tit. 1. s. 13. § 4; Cic. de Off. III. 16, 17, 23). Одна­ко про­да­вец мог исполь­зо­вать общие сло­ва похва­лы, не будучи обя­зан­ным дока­зы­вать их (Dig. 18. tit. 1. s. 43; 21. tit. 1. s. 19). Глав­ное, что про­да­вец дол­жен был гаран­ти­ро­вать, — это здо­ро­вье раба, осо­бен­но отсут­ст­вие эпи­леп­сии, а так­же несклон­ность к воров­ству, побе­гу или само­убий­ству (Cic. de Off. III. 17). Нацио­наль­ность раба счи­та­лась важ­ной, и про­да­вец обя­зан был ее ука­зать (Dig. 21. tit. 1. s. 31. § 21). Рабам, про­да­вав­шим­ся без гаран­тии, при про­да­же наде­ва­ли на голо­ву шап­ку (pi­leus; Gell. VII. 4). Толь­ко что вве­зен­ных рабов, как пра­ви­ло, пред­по­чи­та­ли для обыч­ной работы; дол­го про­слу­жив­шие рабы счи­та­лись искус­ны­ми (ve­te­ra­to­res, Ter. Heaut. V. 1. 16), а дер­зость и бес­стыд­ство рабов, рож­ден­ных в доме хозя­и­на (ver­nae, см. выше, p. 1038), вошли в пого­вор­ку (Ver­nae pro­ca­ces, Hor. Sat. II. 6. 66; Mart. I. 42, X. 3).

Цены на рабов, конеч­но, зави­се­ли от их ква­ли­фи­ка­ции, но в импе­рии рост рос­ко­ши и паде­ние нра­вов при­ве­ли к тому, что поку­па­те­ли ста­ли пла­тить огром­ные сум­мы за кра­си­вых рабов или рабов, удо­вле­тво­ря­ю­щих их капри­зы и при­чуды. За евну­хов все­гда выру­ча­ли очень боль­шие сум­мы (Plin. H. N. VII. 39. s. 40), а Мар­ци­ал (III. 62, XI. 70) гово­рит о пре­крас­ных маль­чи­ках, про­да­вав­ших­ся за 100000 или 200000 сестер­ци­ев каж­дый (885l. 8s. 4d. и 1770l. 16s. 0d.)^[6]. Mo­rio или шут ино­гда про­да­вал­ся за 20000 сестер­ци­ев (Mart. VIII. 13). Рабы, обла­дав­шие каким-то уме­ни­ем, спо­соб­ным при­не­сти при­быль их хозя­е­вам, тоже сто­и­ли очень доро­го. Так, обра­зо­ван­ные люди и вра­чи часто име­ли высо­кую цену (Suet. de Ill. Gram.; Plin. H. N. VII. 39. s. 40), а так­же рабы, годя­щи­е­ся для сце­ны, как вид­но из речи Цице­ро­на за Кв. Рос­ция. Рабы­ни, спо­соб­ные при­не­сти сво­им хозя­е­вам при­быль путем про­сти­ту­ции, так­же были доро­ги: ино­гда за такую девуш­ку пла­ти­ли 60 мин (Plaut. Pers. IV. 4. 113). Во вре­ме­на Гора­ция спра­вед­ли­вой ценой за обыч­но­го хоро­ше­го раба, види­мо, было пять­сот драхм (око­ло 18l. в то вре­мя; Sat. II. 7. 43). В чет­вер­том веке раб, спо­соб­ный носить ору­жие, сто­ил 25 солидов или ауре­ев [AURUM, p. 182, a.] (Cod. Theod. 7. tit. 13. s. 13). При Юсти­ни­ане закон уста­нав­ли­вал сле­дую­щую сто­и­мость рабов: обыч­ные рабы и рабы­ни сто­и­ли 20 солидов за каж­до­го, дети млад­ше деся­ти лет — поло­ви­ну этой сум­мы, ремес­лен­ни­ки — 30 солидов, пис­цы (no­ta­rii) — 50 солидов, вра­чи или аку­шер­ки — 60 солидов, евну­хи млад­ше деся­ти лет — 30 солидов, евну­хи стар­ше это­го воз­рас­та — 50 солидов, евну­хи-ремес­лен­ни­ки — 70 солидов (Cod. 6. tit. 44. s. 3). Рабы­ни обыч­но сто­и­ли дешев­ле рабов, если толь­ко не обла­да­ли лич­ной при­вле­ка­тель­но­стью. Во вре­ме­на Мар­ци­а­ла шесть­сот сестер­ци­ев (око­ло 5l.) счи­та­лись слиш­ком с.1041 высо­кой ценой за девуш­ку-рабы­ню «не слиш­ком доб­рых нра­вов» (VI. 66); а во вре­ме­на Адри­а­на два аурея или солида счи­та­лись не настоль­ко низ­кой ценой за рабы­ню (an­cil­la), чтобы вызвать сомне­ния в том, что она попа­ла к про­дав­цу чест­ным путем (Dig. 47. tit. 2. s. 76). Мы виде­ли, что при Юсти­ни­ане закон­ная цена рабы­ни была рав­на цене раба; это мог­ло быть вызва­но тем, что постав­ки рабов ста­ли не столь изобиль­ны, как в преж­ние вре­ме­на, поэто­му для под­дер­жа­ния чис­лен­но­сти рабов при­хо­ди­лось при­бе­гать к есте­ствен­но­му вос­про­из­вод­ству. Но в рес­пуб­ли­ке и ран­ней импе­рии это дела­лось в очень огра­ни­чен­ных мас­шта­бах, так как счи­та­лось, что дешев­ле поку­пать рабов, чем выра­щи­вать.

Рабы под­разде­ля­лись на мно­го раз­лич­ных клас­сов: преж­де все­го на государ­ст­вен­ных и част­ных. Пер­вые при­над­ле­жа­ли государ­ству и общи­нам, и их поло­же­ние было пред­по­чти­тель­нее поло­же­ния обыч­ных рабов. Их реже про­да­ва­ли и мень­ше кон­тро­ли­ро­ва­ли, чем обыч­ных рабов; они так­же име­ли при­ви­ле­гию состав­ле­ния заве­ща­ния (tes­ta­men­ti fac­tio) в раз­ме­ре поло­ви­ны сво­его иму­ще­ства (см. выше, p. 1039, a), что свиде­тель­ст­ву­ет о том, что их рас­смат­ри­ва­ли в ином све­те, чем про­чих рабов. Поэто­му после взя­тия Ново­го Кар­фа­ге­на Сци­пи­он пообе­щал двум тыся­чам ремес­лен­ни­ков, взя­тых в плен и под­ле­жа­щих про­да­же в каче­стве обыч­ных рабов, что они ста­нут раба­ми рим­ско­го наро­да с надеж­дой на ско­рое осво­бож­де­ние, если помо­гут ему в войне (Liv. XXVI. 47). Государ­ст­вен­ных рабов исполь­зо­ва­ли для заботы о государ­ст­вен­ных зда­ни­ях (cf. Ta­cit. Hist. I. 43) и обслу­жи­ва­ния маги­ст­ра­тов и жре­цов. Так, эди­лы и кве­сто­ры име­ли под сво­им нача­лом мно­же­ство государ­ст­вен­ных рабов (Gell. XIII. 13), как и ноч­ные три­ум­ви­ры, исполь­зо­вав­шие их для туше­ния ноч­ных пожа­ров (Dig. 1. tit. 15. s. 1). Так­же их исполь­зо­ва­ли как лик­то­ров, тюрем­щи­ков, пала­чей, смот­ри­те­лей водо­про­во­дов и т. д. (cf. Gessner, De Ser­vis Ro­ma­no­rum pub­li­cis, Ber­lin, 1844).

Сово­куп­ность рабов, при­над­ле­жа­щих одно­му лицу, назы­ва­лась фами­лия (fa­mi­lia), но дво­их было недо­ста­точ­но для созда­ния фами­лии (Dig. 50. tit. 16. s. 40). Част­ные рабы дели­лись на город­ских (fa­mi­lia ur­ba­na) и сель­ских (fa­mi­lia rus­ti­ca); но город­ски­ми назы­ва­лись рабы, слу­жив­шие как в город­ском доме, так и на вил­ле или в сель­ской рези­ден­ции, так что сло­ва ur­ban и rus­tic харак­те­ри­зо­ва­ли ско­рее род заня­тий, чем место служ­бы (Ur­ba­na fa­mi­lia et rus­ti­ca non lo­co, sed ge­ne­re dis­tin­gui­tur, Dig. 50. tit. 16. s. 166). Таким обра­зом, город­ская фами­лия мог­ла сопро­вож­дать гос­по­ди­на на вил­лу и при этом не назы­вать­ся сель­ской из-за сво­его пре­бы­ва­ния в сель­ской мест­но­сти. Когда в доме было мно­го рабов, их часто дели­ли на деку­рии (Pet­ron. 47); но неза­ви­си­мо от это­го деле­ния они были орга­ни­зо­ва­ны в опре­де­лен­ные клас­сы, зани­мав­шие более высо­кий или более низ­кий ста­тус в зави­си­мо­сти от рода заня­тий. Эти­ми клас­са­ми были Or­di­na­rii, Vul­ga­res, Me­dias­ti­ni, и Qua­les-Qua­les (Dig. 47. tit. 10. s. 15), но неяс­но, вклю­ча­лись ли Li­te­ra­ti или обра­зо­ван­ные рабы в один из этих клас­сов. О рабах, назы­вав­ших­ся вика­рии (Vi­ca­rii), гово­рит­ся выше (p. 1037, b).

Or­di­na­rii, по-види­мо­му, были раба­ми, руко­во­див­ши­ми опре­де­лен­ны­ми участ­ка­ми домаш­не­го хозяй­ства. Их все­гда выби­ра­ли из тех, кто поль­зо­вал­ся дове­ри­ем хозя­и­на; обыч­но они име­ли опре­де­лен­ных рабов у себя в под­чи­не­нии. К это­му клас­су при­над­ле­жат ac­to­res, pro­cu­ra­to­res и dis­pen­sa­to­res, кото­рые встре­ча­ют­ся в сель­ских фами­ли­ях так же, как в город­ских, но в пер­вых почти ана­ло­гич­ны вили­кам. Это управ­ля­ю­щие или рас­по­ряди­те­ли (Co­lum. I. 7, 8; Plin. Ep. III. 19; Cic. ad Att. XI. 1; Suet. Galb. 12, Vesp. 22). К это­му же клас­су при­над­ле­жат рабы, отве­чаю­щие за раз­лич­ные запа­сы и соот­вет­ст­ву­ю­щие нашим эко­но­мам и дво­рец­ким; они назы­ва­лись cel­la­rii, pro­mi, con­di, pro­cu­ra­to­res pe­ni и т. д. [CEL­LA].

Vul­ga­res вклю­ча­ли огром­ную сово­куп­ность домаш­них рабов, выпол­няв­ших в доме опре­де­лен­ные обя­зан­но­сти и удо­вле­тво­ряв­ших домаш­ние нуж­ды хозя­и­на. Посколь­ку почти для каж­дой обла­сти домаш­не­го хозяй­ства суще­ст­во­вал отдель­ный раб или рабы, напри­мер, пека­ри (pis­to­res), пова­ра (co­qui), кон­ди­те­ры (dul­cia­rii), засоль­щи­ки (sal­men­ta­rii) и т. д., нет необ­хо­ди­мо­сти пере­чис­лять их по отдель­но­сти. В этот класс вхо­ди­ли так­же при­врат­ни­ки (Os­tia­rii), спаль­ни­ки [CUBI­CU­LA­RII], носиль­щи­ки (lec­ti­ca­rii) [LEC­TI­CA] и лич­ная при­слу­га любо­го рода.

Me­dias­ti­ni [MEDIAS­TI­NI].

Qua­les-Qua­les упо­ми­на­ют­ся толь­ко в Диге­стах (l. c.) и по-види­мо­му, явля­лись низ­шим клас­сом рабов, но неяс­но, чем они отли­ча­лись от Me­dias­ti­ni: Бек­кер (Gal­lus, vol. I. p. 125) пола­га­ет, что это был род рабов, qua­li­qua­li con­di­tio­ne vi­ven­tes (живу­щие в любых усло­ви­ях), но это не дает ника­ко­го пред­став­ле­ния об их обя­зан­но­стях или воз­мож­но­стях.

Li­te­ra­ti, обра­зо­ван­ные рабы, исполь­зо­ва­лись хозя­е­ва­ми в раз­ных целях: как чте­цы [ANAG­NOS­TAE], пере­пис­чи­ки или сек­ре­та­ри [LIB­RA­RII; AMA­NUEN­SIS] и т. д. Пол­ные пере­ч­ни всех обя­зан­но­стей, выпол­ня­е­мых раба­ми, при­веде­ны в работах Пиг­но­ри­уса, Попмы и Блей­ра, ука­зан­ных в кон­це ста­тьи.

Конеч­но, обра­ще­ние с раба­ми силь­но зави­се­ло от наклон­но­стей их хозя­ев, но в целом, по-види­мо­му, с ними обра­ща­лись более суро­во и жесто­ко, чем афи­няне. Пер­во­на­чаль­но хозя­ин мог исполь­зо­вать раба как поже­ла­ет: по-види­мо­му, в рес­пуб­ли­ке закон вооб­ще не защи­щал лич­ность или жизнь раба, но в импе­рии жесто­кость хозя­ев была до неко­то­рой сте­пе­ни огра­ни­че­на, как ска­за­но выше (с. 1036, b). Но в целом зако­но­да­тель­ные уста­нов­ле­ния, веро­ят­но, мало вли­я­ли на обра­ще­ние с раба­ми. В ран­нюю эпо­ху, когда рабов было мало, с ними обра­ща­лись более снис­хо­ди­тель­но, почти как с чле­на­ми семьи: они при­со­еди­ня­лись к хозя­е­вам в молит­вах и бла­го­да­ре­нии богов (Hor. Ep. II. 1. 142) и вме­сте с хозя­е­ва­ми при­ни­ма­ли уча­стие в тра­пе­зах (Plut. Co­riol. 24), хотя и не за тем же сто­лом, а на ска­мьях, поме­щен­ных в ногах ложа. Но с ростом чис­ла рабов и при­стра­стия хозя­ев к рос­ко­ши древ­няя про­стота нра­вов изме­ни­лась: рабам ста­ли выда­вать опре­де­лен­ное коли­че­ство пищи (di­men­sum или de­men­sum), рас­пре­де­ляв­ше­е­ся либо еже­ме­сяч­но (menstru­um, Plaut. Stich. I. 2. 3), либо еже­днев­но (dia­rium, Hor. Ep. I. 14. 41; Mart. XI. 108). Их основ­ной пищей было зер­но, назы­вав­ше­е­ся far; они полу­ча­ли четы­ре или пять моди­ев зер­на в месяц (Do­nat. in Ter. Phorm. I. 1. 9; Sen. Ep. 80) или один рим­ский фунт (lib­ra) в день (Hor. Sat. I. 5. 69). Кро­ме это­го они полу­ча­ли паек соли и мас­ла; Катон (R. R. 58) выда­вал сво­им рабам секс­та­рий мас­ла в месяц и модий соли в с.1042 год. Они полу­ча­ли так­же немно­го вина с допол­ни­тель­ны­ми разда­ча­ми в Сатур­на­лии и Ком­пи­та­лии (Ca­to, R. R. 57) и ино­гда фрук­ты, но ред­ко ово­щи. Вряд ли им когда-либо дава­ли мясо.

В рес­пуб­ли­ке рабам не доз­во­ля­лось слу­жить в армии, хотя после бит­вы при Кан­нах, когда стра­на нахо­ди­лась в столь гроз­ной опас­но­сти, государ­ство заку­пи­ло для армии 8000 рабов и впо­след­ст­вии осво­бо­ди­ло их за храб­рость (Liv. XXII. 57, XXIV. 14—16)^[7].

Про­ступ­ки рабов кара­лись жесто­ко и часто — крайне вар­вар­ски. Одним из наи­бо­лее мяг­ких нака­за­ний был пере­вод из город­ской в сель­скую фами­лию, где рабы долж­ны были трудить­ся в цепях или око­вах (Plaut. Most. I. 1. 18; Ter. Phorm. II. 1. 20). Их часто били пал­ка­ми или поро­ли кну­том (что опи­са­но в ста­тье FLAG­RUM), но это были столь каж­до­днев­ные нака­за­ния, что мно­гие рабы почти пере­ста­ли о них бес­по­ко­ить­ся, так, Хри­сал гово­рит (Plaut. Bac­chid. II. 3. 131):

«Si il­li sunt vir­gae ru­ri, at mi­hi ter­gum est do­mi». (В дерев­ню роз­ги, дома у меня спи­на.)

(Пере­вод с лат. А. Артюш­ко­ва)

Бег­лым рабам (fu­gi­ti­vi) и ворам (fu­res) ста­ви­ли на лбу клей­мо (stig­ma), поэто­му их назы­ва­ют no­ta­ti или inscrip­ti (Mart. VIII. 75. 9). Рабов нака­зы­ва­ли так­же, под­ве­ши­вая их за руки с гру­зом, при­вя­зан­ным к ногам (Plaut. Asin. II. 2. 37, 38), или отправ­ляя работать в эрга­стул или на мель­ни­цу [ERGAS­TU­LUM; MOLA]. Очень частым нака­за­ни­ем было ноше­ние фур­ки [FUR­CA]. Туа­лет рим­ских дам был страш­ным испы­та­ни­ем для рабынь: хозяй­ки часто вар­вар­ски нака­зы­ва­ли их за малей­шую ошиб­ку с при­чес­кой или дета­лью одеж­ды (Ovid. Am. I. 14. 15, Ar. Am. III. 235; Mart. II. 66; Juv. VI. 498, &c.).

Хозя­е­ва мог­ли застав­лять сво­их рабов трудить­ся столь­ко часов в день, сколь­ко поже­ла­ют, но обыч­но им пре­до­став­ля­ли выход­ные в дни государ­ст­вен­ных празд­ни­ков. В част­но­сти, в празд­ник Сатур­на всем рабам дава­лись осо­бые поблаж­ки; о них рас­ска­за­но в ста­тье SATUR­NA­LIA.

Спе­ци­аль­ной одеж­ды для рабов не суще­ст­во­ва­ло. Одна­жды в сена­те пред­ло­жи­ли уста­но­вить спе­ци­аль­ный костюм для рабов, но пред­ло­же­ние было откло­не­но, так как сочли опас­ным демон­стри­ро­вать рабам их чис­лен­ность (Sen. de Clem. I. 24). Рабам-муж­чи­нам не раз­ре­ша­лось носить тогу или бул­лу, рабы­ням — сто­лу, но в осталь­ном они оде­ва­лись при­мер­но так же, как бед­ня­ки: в тем­ную одеж­ду (pul­la­ti) и сан­да­лии (cre­pi­dae) (Ves­tis ser­vi­lis, Cic. in Pis. 38).

Одна­ко рабы не были лише­ны пра­ва на погре­бе­ние, ибо рим­ляне счи­та­ли раб­ство обще­ст­вен­ным учреж­де­ни­ем, поэто­му смерть, по их мне­нию, уни­что­жа­ла раз­ли­чие меж­ду раба­ми и сво­бод­ны­ми. Ино­гда рабов даже хоро­ни­ли вме­сте с хозя­е­ва­ми, и встре­ча­ют­ся над­пи­си, посвя­щен­ные богам Манам рабов (Dis Ma­ni­bus). Види­мо, погре­бе­ние раба счи­та­лось обя­зан­но­стью хозя­и­на, так как извест­но, что чело­век, похо­ро­нив­ший чужо­го раба, имел пра­во по суду взыс­кать с его хозя­и­на издерж­ки на похо­ро­ны (Dig. 11. tit. 7. s. 31). В 1726 г. воз­ле Аппи­е­вой доро­ги были обна­ру­же­ны скле­пы рабов, при­над­ле­жав­ших Авгу­сту и Ливии; там най­де­но мно­же­ство над­пи­сей, кото­рые про­ил­лю­ст­ри­ро­ва­ны Бьян­ки­ни и Гори и дают нам мно­го инфор­ма­ции о раз­лич­ных клас­сах рабов и их раз­но­об­раз­ных заня­ти­ях. В окрест­но­стях Рима най­де­ны так­же дру­гие гроб­ни­цы это­го же вре­ме­ни.

(Pig­no­rius, de Ser­vis et eorum apud Ve­te­res Mi­nis­te­riis; Pop­ma, de Ope­ris Ser­vo­rum; Blair, An En­qui­ry in­to the Sta­te of Sla­ve­ry amongst the Ro­mans, Edin­burgh, 1833; Becker, Gal­lus, vol. I. p. 103, &c.).