ГЛАВА I

ЭТРУССКИЙ ПОРТРЕТ

[с.10] В середине 1-го тысячелетия до н.э. этруски были наиболее высоко развитым народом центральной и северной Италии. Они появились на ее территории в начале 1-го тысячелетия. Вопрос об их происхождении до сих пор остается не решенным; наиболее правдоподобно, что они пришли с востока, из Малой Азии. К VI веку до н.э. этруски образовали союз двенадцати городов и усилились настолько, что подчинили своей власти окрестные племена, в том числе на короткое время и Рим; последние римские цари были этрусками. Но и после изгнания этрусков, когда ставший республикой Рим начал осуществлять завоевательную политику, постепенно подчиняя себе племена центральной Италии — Лациума и Кампании, Этрурия сохранила господствующее положение в культурном отношении. Античные авторы сообщают, что древнейшие произведения искусства Рима, такие, как знаменитая Капитолийская волчица, были созданы этрусскими скульпторами, а первые римские храмы были построены этрусскими архитекторами. Еще в конце VI века до н. э. в Риме работали этрусский скульптор Вулка, изготовивший статую Юпитера для Капитолийского храма, и другие скульпторы. Этрусское искусство достигло своего наивысшего расцвета в VI—III веках до н.э. Даже после покорения Этрурии в III веке Римом сохраняется ее культурное и художественное преобладание на всей территории центральной Италии. Упадок этрусского искусства начинается во II веке до н.э., и только в I веке до н.э. оно полностью теряет специфические черты, растворяясь в выступающем на первое место искусстве Рима. Но до этого времени творчество этрусков определяло художественное лицо древней Италии, и италийский скульптурный портрет вплоть до II века до н.э. был, по существу, портретом этрусским.

Проблема происхождения скульптурного портрета Этрурии тесно связана с религиозными воззрениями древних этрусков. Религия этого загадочного народа древней Италии, как и его происхождение, история и культура в целом, известна еще недостаточно. О том, что в религии этрусков культ мертвых играл чрезвычайно большую роль, свидетельствуют роскошные гробницы, снабженные богатыми погребальными дарами. Важное место в культе мертвых, несомненно, занимала идея [с.11] сохранения внешнего облика умершего, может быть, как залога его потустороннего бессмертия (по аналогии с религией Древнего Египта). У этрусков уже в раннее время вместилище праха умершего — урна, хранившая пепел сожженного тела, снабжалась изображением человеческого лица. Много подобных урн найдено на некрополе одного из крупных центров Этрурии — Кьюзи. Древнейшие урны из Кьюзи имеют форму сосуда, закрытого круглой крышкой. Они изготовлялись из бронзы и глины. Уже в VIII—VII веках до н.э. крышки украшались масками, схематично и примитивно передающими человеческое лицо. Незначительное число таких бронзовых масок сохранилось до наших дней — примером их служит маска из Кьюзи первой половины VII века до н.э.

илл. 1

илл. 2

Бронзовые маски прикреплялись к урнам с помощью специальных отверстий. Глиняные урны имитировали этот обычай: так, крышка урны из Кьюзи, датирующаяся около 600 года до н.э., украшена рельефной глиняной маской. Урны с масками существовали недолго, уже в VII веке их сменяют канопы — урны, крышки которых исполнены в виде человеческой головы. Сами канопы воспринимаются как тела умерших. Ручки сосуда нередко имеют форму рук. Главное внимание уделено лицу. Этим головам нельзя отказать в большой выразительности, несмотря на лаконизм и обобщенность изображения.

илл. 3

Характерно, что у подавляющего большинства глиняных голов VI века до н.э. подчеркнуто живые, глядящие широко открытыми глазами лица, как, например, на урне из Четоны, хранящейся в Археологическом музее во Флоренции. Лишь один раз, на урне второй половины VII века до н.э. из Солайи, мы видим действительно мертвое лицо, с плотно сомкнутыми глазами. Обычно же большие глаза с вырезанными зрачками оживляют эти крепкие, округлые или угловатые головы, прямо сидящие на слегка расширяющейся книзу шее. Крупные, грубоватые черты лица, большой нос, плотно сжатый рот с узкими губами хорошо сочетаются с жесткими волосами, переданными прямыми линиями, прочерченными в глине.

илл. 4

Хорошими образцами таких голов являются крышка канопы из Кьюзи начала VI века до н. э. или крышка того же времени в Государственном Эрмитаже. Головы каноп похожи друг на друга и дают представление о сильных, сдержанных и суровых создателях этих изображений. Они, конечно, не могут считаться портретами в нашем смысле слова, но в них есть явное стремление к конкретности изображения и полное отсутствие идеализации.

Начиная с VI века до н. э. в Этрурии широко распространяются каменные и терракотовые саркофаги и урны — пеплохранилища, на крышках которых изображаются возлежащие усопшие.

илл. 6

Одним из наиболее ранних является саркофаг супружеской четы из Черветри (Рим, вилла Джулиа): он датируется второй половиной VI века до н.э. Супруги изображены возлежащими в позе пирующих на крышке саркофага — сюжет, широко распространенный в этрусском искусстве. Несомненно, на эту скульптуру оказало большое влияние греческое архаическое искусство. Но этрусские скульптуры отличаются более свободными и живыми жестами и позами. Головы и лица возлежащей на ложе супружеской [с.12] четы исполнены гораздо тщательнее, чем их тела. Намечается интерес к человеческому лицу, характерный для этрусского искусства, который в результате приводит к созданию портрета.

В начале IV века до н.э. наряду с идеализированными, созданными

илл. 5

под влиянием греческого искусства произведениями в погребальной скульптуре этрусков появляются индивидуализированные изображения умершего. Примером может служить саркофаг из Кьюзи (Лувр); на его крышке представлен пирующий в окружении гениев смерти умерший с характерным удлиненным лицом, близко посаженными глазами и резкими складками по сторонам рта.

Однако для проблемы развития этрусского скульптурного портрета многочисленные погребальные памятники интересны меньше, чем немногие дошедшие до нас образцы монументальной скульптуры.

Один из первых этрусских скульптурных портретов — бронзовая голова мальчика (Флоренция, Археологический музей). Совершенство ее является доказательством существования каких-то более ранних несохранившихся памятников.

илл. 12

В правильном лице мальчика с широко открытыми глазами, спокойно смотрящими вдаль, сильны черты обобщенности, отражающей воздействие греческого искусства позднеклассического времени. Но передача волос, падающих длинными прядями на лоб, кубическое построение головы — чисто местные, этрусские особенности, восходящие к головам древних каноп. В асимметричном положении глаз и ушей, в легкой кривизне рта заметно стремление передать индивидуальные черты. В этом прекрасном произведении этрусского искусства отсутствует протокольно точная передача деталей, но своеобразное сочетание детской наивности и ранней серьезности передано очень убедительно. Ввиду близости к искусству поздней классики и по аналогии с другими этрусскими произведениями голова мальчика должна датироваться, очевидно, концом IV — началом III века до н.э.

Немного позднее создан шедевр этрусского портрета — так называемая голова Брута, находящаяся во дворце Консерваторов в Риме¹⁰.

илл. 7

Большинство исследователей считает ее произведением этрусского скульптора. Кого именно она изображает — действительно ли старшего Брута, первого консула Римской республики, как пытались утверждать на основании некоторого сходства головы с его изображениями на монетах второй половины I века до н.э., или другого республиканского деятеля, или, быть может, этрусского или римского магистрата, — в конце концов, несущественно. Несомненно, это портрет незаурядной личности, исполненный с большой художественной силой. Сохранились инкрустированные из пластинок слоновой кости и темного камня глаза, сообщающие лицу удивительную живость. Голова с плотно прилегающими недлинными прядями волос слегка наклонена вперед. Сурово смотрят из-под нависающих бровей глаза. Худощавое лицо, прорезанное глубокими морщинами, принадлежит человеку, прожившему нелегкую жизнь, но не привыкшему отступать перед трудностями.

Трактовка лица «Брута» индивидуальна, но скульптор стремится к большему: здесь впервые в италийском портрете сделана попытка [с.13] передать характер человека. Несомненна тесная связь «Брута» с греческими портретами раннеэллинистического времени, такими, как портрет Демосфена работы Полиевкта, датирующийся временем около 280 года до н.э. От этрусского искусства в голове «Брута» элементы конкретности, индивидуальности. Среди немногих сохранившихся до настоящего времени шедевров раннеиталийского портрета это, пожалуй, единственный по силе выразительности — ни один другой не достигает такой высоты исполнения.

Бронзовая мужская голова из Бовианум Ветус в Самниуме, хранящаяся в Национальной библиотеке в Париже,

илл. 10

изображает человека средних лет с грубоватыми, но энергичными чертами лица, быть может, полководца времени первой Пунической войны. В ней заметно стремление к передаче индивидуального облика человека — широкий нос, маленькие глаза, мясистая нижняя часть лица, на которой точками обозначена бритая борода. Техника исполнения волос и бровей близка технике портрета «Брута»; очевидно, эту голову следует датировать лишь немного более поздним временем.

илл. 8

Те же тенденции проявляются и в бронзовой голове юноши из Фьезоле (Лувр, II в. до н.э.). По своему построению она напоминает голову мальчика из Флоренции, но низкий лоб, большой рот, массивный подбородок сообщают ей определенный индивидуальный характер, лишая элементов идеализации, присутствующих в флорентийской голове.

В связи с процессом формирования искусства портрета следует упомянуть распространяющиеся с конца IV века до н.э. вотивные головы, сделанные из глины. Они далеко не столь совершенны, как портреты, исполненные в бронзе. Оттиснутые в форме, они являлись серийными

илл. 9

работами, но детали прорабатывались от руки, что позволяло придавать им индивидуальный характер. Голова юноши из Лациума в Мюнхене, конца III века до н.э., является хорошим образцом такого рода произведений. Ей нельзя отказать в большой выразительности: несомненно, индивидуальны широко расставленные пластически исполненные глаза и мягко моделированный чуть асимметричный рот.

Целый ряд изображений умерших на каменных и терракотовых саркофагах и урнах IV—II веков до н.э. также показывает рост элементов конкретизации и индивидуализации внешнего облика людей. Эти изображения отличаются удивительным разнообразием при сохранении традиционной, установившейся еще в VI веке до н.э.

илл. 13

позы возлежащего на ложе. В одних передано благодушное спокойствие, как, например, в фигуре пирующего этруска на крышке погребальной урны в музее Кьюзи, в других — печаль и тоска прощания с жизнью, чисто физическое страдание. Они не похожи друг на друга и создают целую галерею типов, отличающихся большой конкретностью деталей, стремлением изобразить наиболее характерные черты; выделение этих черт переходит в конце концов в грубовато-насмешливую карикатуру. Самый яркий пример ее — известный саркофаг начала I века до н.э. из Вольтерры, скульптуры которого кажутся злой пародией на благородные произведения этрусского искусства VI—V веков до н.э.

илл. 14

Огромные головы [с.14] возлежащих на клине супругов увенчивают непропорционально маленькие, слабо расчлененные тела. Подчеркнуто безобразны их вульгарные лица. Этот саркофаг относится ко времени потери Этрурией самостоятельности. Он является свидетельством того, как последние этрусские художники восприняли требования римского искусства.

На рубеже II и I веков до н.э. было создано произведение, с одинаковым правом считающееся и этрусским и римским, завершающее ряд этрусских портретов и открывающее новый ряд — портретов римских.

илл. 15

Речь идет о знаменитой статуе Оратора — Arringatore, — найденной в Тразименском озере в 1566 году и хранящейся в Археологическом музее Флоренции. На кайме одежды сохранилась этрусская надпись, сообщающая, что статуя воздвигнута в честь Авла Метелла. Очевидно, это этрусская скульптура, изображающая римского или этрусского магистрата в обычной для должностного лица позе оратора. Призывая своих слушателей к вниманию, он протягивает вперед правую руку — жест, который станет традиционным и будет многократно повторен в римских произведениях. Покрой и длина тоги, характерные для раннего времени, подтверждают датировку этого памятника около 100 года до н.э. Особенно интересно лицо; утрата инкрустированных глаз лишила его известной доли выразительности. Тем не менее это портретное изображение конкретного человека, не очень значительного, некрасивого.

илл. 16

Голова слегка приподнята, он как бы приготовился начать свою речь. Округлое лицо с полными щеками прорезано морщинами; глубокие складки залегли по сторонам носа, неправильной формы рот слегка приоткрыт. Небрежно перекинутая через плечо тога, спадающая складками, обрисовывает его начавшую полнеть фигуру. В ней также нет ничего торжественного, величавого. В этой скульптуре нет элементов идеализации образа, свойственной греческому портрету. Прозаическая точность воспроизведения натуры — характерная особенность раннеримского портрета — проявляется здесь впервые с такой откровенностью и ясностью.

илл. 11

У других народов, населявших Италию в 1-м тысячелетии до н.э., скульптурный портрет не получил столь высокого развития, как у этрусков. Однако и в таких невысокого качества произведениях, как голова из Палестрины (II в. до н.э.) работы местного мастера, хранящаяся в музее Палестрины, заметны тенденции к передаче индивидуальных черт изображенного лица, отсутствие идеализации.

Таким образом, на территории древней Италии к I веку до н.э. были созданы, прежде всего этрусскими мастерами, основы дальнейшего развития скульптурного портрета, осуществленного уже римскими скульпторами. Разумеется, римский портрет нельзя считать прямым продолжением этрусского — это качественно новое явление, новый этап в развитии античного портрета. Но традиции этрусского искусства оказались основой, на которой выросло искусство Рима.

ПРИМЕЧАНИЯ:

10. Голова известна еще с 1564 г. Бюст является работой XVI в.
Наиболее распространенная, хотя и не общепринятая дата портрета «Брута» — первая половина III в. до н.э. Эта дата подтверждается следующим соображением — в III в., как сообщает Варрон, в Риме распространяется обычай брить бороды, и после середины этого века мы уже не встречаем, за редкими исключениями, изображений бородатых людей. [назад]